|
||||
|
|
Глава IVЕгипет — родина книги К словам разумных ты ищи пути,(Фирдоуси, Шах-Наме, Вступление) «Я видел битого… обрати сердце твое вослед писаниям. Видел я (и) освобожденного от работ. Смотри, неграмотность — ничто, она равносильна зависимости. Прочти заключение (книги) Кемит, и ты найдешь высказывание такое в нем: “Что касается писца в месте его всяком, что от столицы, то никогда не обнищает он в нем. Он (сам) в состоянии удовлетворить нужды другого, если тот выходит (из присутствия) недовольным… И поэтому я желаю, чтобы ты возлюбил письмо более, чем мать твою, и поэтому я желаю, чтобы привлекла польза его внимание твое…”». Таково начало поучения, «составленного корабельным лучником сыном Дуауфа Ахтоем по имени, для сына его Пиопи по имени, в то время, как он (то есть отец) плыл на юг в Столицу, чтобы отдать его (то есть сына) в школу писаний, в среду детей вельмож, первых в столице»[50]. Этот литературный памятник, написанный в жанре, особенно популярном на Востоке, дошел до нас в многочисленных копиях, восходящих к оригиналу эпохи Среднего царства. В нем превозносится и всячески прославляется искусство писца, противопоставляемое всем другим профессиям. Невзгоды, связанные с этими профессиями, описаны в крайне мрачных красках, поэтому «Поучение» иногда называется египтологами «сатирой на ремесла». Нет сомнения, что автор его выражал установившиеся в определенных кругах взгляды. Это подтверждается и другими памятниками литературы Египта, в одном из которых мы, например, находим такое обращение к писцу: «Сладостны и изобилуют имуществом письменный прибор твой и твой свиток папируса. Сердце твое (будет) спокойным ежедневно. Заметь себе это»[51]. Грубо утилитарный, крайне натуралистический характер увещеваний, которые заключены в упомянутом «Поучении», позволяют нам, тем не менее, получить вполне отчетливое представление о привилегированном положении египетских писцов, и вообще всех, кто был связан с образованием и книжным делом. Грамотность, сама по себе бывшая делом достаточно сложным, открывала доступ к высоким государственным постам. Огромный бюрократический аппарат государства фараонов требовал множества грамотных чиновников, хорошо знавших делопроизводство, формы документации хозяйственной и иной отчетности, которая тщательно регламентировалась. Многочисленные жреческие ассоциации, сосредоточенные при храмах и строившиеся по строгому иерархическому принципу, также были связаны с искусством письма. При храмах существовали библиотеки, в которых хранились многочисленные свитки: среди них были книги не только религиозного, но и светского характера. Писцы древнего Египта сидели на корточках со скрещенными ногами, держа в левой руке лист папируса, на котором писали правой. Таким мы видим египетского писца изображенным на фресках гробниц; сохранились также статуи, изображающие египетских писцов в этой характерной позе. Писали на папирусе тонким тростниковым стержнем сечением от 1.5 до 2.5 мм, и длиной от 17 до 23 см. Конец этого стержня отбивался или разжевывался так, что образовал своего рода кисточку: в зависимости от поворота, ею можно было вести тонкую или толстую линию. Эти стержни хранились у писца в достаточном количестве в письменном приборе, который египетский писец носил через плечо. Прибор этот состоял из длинной дощечки с полым вместилищем для стержней и двумя углублениями, в одном из которых разводилась черная, а в другом — красная тушь (обычно этот письменный прибор называется палеткой). Черная тушь изготовлялась из сажи, разводившейся в жидком растворе гумми (камеди, древесного клея); красная тушь разводилась подобным же образом, но содержала в себе сурик. Мешочек с порошками для приготовления туши привязывался ремешком к палетке. Изображение письменного прибора в иероглифической письменности служило обозначением существительного «писец», глагола «писать» и других родственных понятий. Кроме красной и черной туши, использовались и другие цвета, но уже не для письма, а для рисования (египетские книги иллюстрировались).
Письменный прибор древнеегипетского писца, состоящий из продолговатого футляра для тростниковых стержней, мешочка с порошком для разведения туши и палетки с двумя углублениями (для красной и черной туши). Красная тушь применялась для выделения заголовков и особо важных мест книги. Этот обычай переняли греческие и римские писцы, и отсюда происходит термин «рубрика» (от латинского слова «рубер» — красный), а также термин «красная строка». Первопечатные книги продолжили эту традицию — сорокадвухстрочная библия Иоганна Гутенберга также содержит заголовки, выделенные красные цветом. С III в. до н. э. в Египте, а затем и во всех других странах древнего мира, где писали на папирусе, начинает применяться в качестве орудия письма калам — особым образом, наподобие гусиного пера очинённый тростниковый стержень, расщепленный на конце. Затупляющийся от продолжительного применения конец калама оттачивался пемзой. Камышовая кисточка, которой египтяне писали ранее, была мягкой и позволяла исписывать лист папируса без учета направления его волокон. Этого уже нельзя было сделать каламом. Он использовался для письма и в средние века, особенно на Востоке. Еще в XV веке Алишер Навои писал свои стихи каламом:
Статуя Неферихи, сидящего в позе писца (ок. 2300 г. до н. э.). Лейпциг, Египтологический музей. Я сталью острой очинил калам(Смятение праведных, LXIII)[52].) Позднее, в римскую эпоху, форма письменного прибора изменилась. Писцы этого времени носили уже чернильницы цилиндрической формы, обычно бронзовые, украшавшиеся узорами. Такая чернильница чаще всего состояла из двух соединенных вместе цилиндрических сосудов с крышками, для черной и красной туши, прикрепленных к пеналу, в котором: хранились каламы (пенал этот обычно носили заткнутым за пояс). Качество египетской туши было великолепным — несмотря на то, что многие папирусы пролежали в песках Египта тысячелетия, тушь сохранила свой цвет и яркость.
Египетский ларец для хранения папирусных свитков, принадлежавший Иинеферти (времени XIX династии). Каир, Египетский музей. Палетки или изображения их укладывались в могилу покойнику даже в тех случаях, когда этот человек при жизни не был писцом[53]. Усопший сам в некоторых случаях именовался палеткой бога Тота, считавшегося изобретателем письма и его покровителем[54]. Искусство письма было божественным откровением и знаки иероглифической письменности именовались «слово божье»:
Священным был и письменный прибор, именовавшийся почему-то «останками Осириса»[55].
Бог письма Тот, выписывающий иероглиф «Маат» (Истина). Позади него изображен письменный прибор. Около 1085 г. до н. э. Лейден, Музей Ван Оудхеден Фигура бога Тота, обычно изображавшегося в виде человека с головой ибиса («ибиокефал») украшала канцелярии чиновников и места, где хранились свитки папируса, вместе с изображением богини Сешат, покровительницы библиотек. Бог Тот сам считался писцом «Эннеады богов» (P. Anastasi, V, 9, 2). Греки отождествляли египетского бога Тота с Гермесом. Существование школ писцов в Египте известно нам со времени Среднего Царства. По-видимому, они делились на высшие и низшие. К первым принадлежали школы при дворах номархов, где будущие писцы обучались и воспитывались в окружении местной знати. Вначале они учились писать на осколках глиняной посуды (греки называли эти осколки «острака») и обломках известняка, и лишь позднее переходили к письму на папирусе. Искусству письма надо было обучаться продолжительное время: иероглифов было очень много (их насчитывают до 700). Помимо этого существовали сложные правила орфографии и каллиграфии; для овладения иероглифическим письмом требовался и талант рисовальщика — письмо оказывалось тесно связанным с живописью. После овладения основами орфографии и каллиграфии будущие писцы переходили к переписыванию связных текстов, которые могли иметь как религиозное, так и светское содержание. Изящное слово ценилось высоко в те времена, и ученики, по-видимому овладевали и основами риторики. Они должны были заучить большое число стереотипных формул, употреблявшихся в документах разнообразного характера, и приобрести запас знаний в тех науках, которые уже существовали в древнем Египте — географии, математике и др. Для усовершенствования географических знаний, а также для того, чтобы ухо будущего писца привыкло к звучанию иноземных названий, в школах эпохи Нового царства читали и переписывали текст некоего писца Хори, в котором этот писец обращался к другому, по-видимому, фиктивному, лицу. В тексте указанный выше писец подвергал сомнению знания географии ближайших к Египту стран, на которое лицо, к которому текст был обращен, могло претендовать (Папирус Анастаси, I). Перед нами, таким образом, древнейшее школьное упражнение в географии, изложенное в виде диалога с воображаемым адресатом: «…Я хочу говорить с тобой о другом чужеземном городе, который называется Библос. Каков он? Кто его богиня? Расскажи мне о Бейруте, о Сидоне и Сарепта. Где протекает река Литани? Как выглядит Уцу? Говорят и о другом городе на море, это гавань Тир, туда везут воду на судах… В этом городе больше рыбы, чем песка… Идем, отправимся по дороге южнее области Акко. Где проходит дорога Ахшаф? Перед вратами какого города? Растолкуй мне, что это за гора Усер? Как выглядит ее вершина?…» и т. п.[56] Выше уже говорилось о том, что в гробницу покойнику укладывался письменный прибор, палетка: к этому следует еще добавить, что иногда вместе с палеткой помещали и «школьные тетради», то есть те памятники письменности, по которым учились начинающие писцы. В некоторых гробницах древних египтян исследователи находят небольшую библиотечку для легкого чтения, начертанную на обломках известняка — заключающую в себе выдержки из популярных повестей, стихотворные отрывки, тексты священных гимнов и т. п.[57]
Фрагмент древнеегипетской книги, содержащей так называемое «Поучение Птаххотпа». Более светлая часть верхней строки в оригинале написана красной тушью. Около XIV в. до нашей эры. Выразительные слова о значении письма и книги мы находим в одном из папирусов Нового царства (Pap. Chester-Beatty, IV, Rs. 3, 5): «Человек умирает, и тело его становится прахом: и все жившие в одно время с ним становятся пылью. Но книги доставляют ему вечную жизнь в устах читающего. Книга полезнее, чем дом архитектора, чем часовня Запада (гробница. — В. Б.). Она лучше, чем мощная крепость или поминальная стела в храме… Люди ушли и имена их были бы забыты. Но книги хранят о них живую память»[58]. Посещавших Египет греков поражало огромное количество находившихся здесь в обращении книг. Жрецы Египта старались подчеркнуть их божественное происхождение. Писатель поздней античности неопифагореец Ямвлих в своем сочинении «О тайных книгах» (VIII, 1) передает слова египетского писателя и жреца Манефона, утверждавшего, будто Гермес (то есть бог Тот) написал 36 525 сочинений. Манефон был эллинизированным египтянином и стремился в своих сочинениях систематизировать события тысячелетней истории своей страны. Неизвестно, что лежит в основе колоссальной цифры, указанной Манефоном, но во всяком случае она дает косвенное представление о богатстве египетской литературы. Но при этом необходимо оговориться, что понятие «литература» не вполне применимо к древнеегипетской письменности. Достаточно сказать, что значительная часть ее (по крайней мере, из числа тех, что сохранились до нашего времени) была предназначена не для живых, а для мертвых. Религиозная литература была представлена необычайно широко — собрания молитв и гимнов, уставы жреческих коллегий, описания разнообразных обрядов, тексты, читавшиеся при различных ритуальных процессиях, сборники магических формул и т. п. Вряд ли будет большим преувеличением, если мы скажем, что древнеегипетская книга была порождена нуждами религиозной обрядности, в которой главенствующее место занимал заупокойный культ. Но даже если книги были чисто научного содержания — как, например, сочинения по геометрии, астрономии, медицине и т. п. — они все равно находились в ведении жрецов. Среди всего безбрежного моря древнеегипетских книг были избранные, имевшие особое значение. Писатель Климент Александрийский, живший во II в. н. э. и выступавший в своих произведениях просвещенным посредником между язычеством и христианством, говорит о 42 «Гермесовых книгах». Это — несомненно египетский канон, так как число 42 имело священный характер у египтян и шло, по-видимому, от 42 египетских номов — традиционных областей, на которые делился Египет. Древним египтянам представлялось, что и в загробном царстве их ожидают 42 судьи. Нам трудно судить сейчас, в какой мере утверждение Климента Александрийского соответствует действительности. Но до нас дошел каталог храмовых книг храма в Эдфу, вырезанный на стене того помещения храма, где хранились книги. Известный египтолог Герман Кеез полагает, что это была лишь подручная библиотека жрецов, предназначенная для повседневного употребления[59]. Среди этих книг мы встречаем следующие названия:
В перечне Климента Александрийского упоминаются книги, употреблявшиеся жрецами в соответствии с их рангом в сложной иерархической системе египетского жречества. Это и гимны богам, и правила жизни царя, и сочинения по астрономии и т. п. Все книги были священными, вне зависимости от предмета, которому были посвящены. Особое распространение в храмовых библиотеках имели магические книги, число которых превышало две трети от общего количества[61]. Египетская литература переживает период высокого расцвета в эпоху Среднего царства (2100–1750 гг. до н. э.). Литературный язык этого времени надолго становится классическим. Но на формирование литературы Нового царства (1580–1071 гг. до н. э.) сильное влияние оказала уже стихия живого народного языка, и здесь мы находим произведения на разговорном египетском языке. Характерной чертой египетских книг является стремление автора остаться в тени — он не стремится связать созданное им произведение со своим именем. Конечно, авторы существовали: но они полагали, что если припишут свой труд какому-нибудь великому деятелю прошлого — фараону, принцу или даже самому богу Тоту, — это будет лучшей гарантией долговечности их произведения. Если разделить по жанрам все сохранившиеся памятники египетской литературы (необходимо оговориться, что термин «жанр» может быть здесь употреблен только условно), можно выделить следующие основные типы[62]:
Самые древние тексты религиозно-магического содержания начинаются «текстами пирамид»: это откровения, относящиеся к заупокойному культу фараонов Древнего царства (3000–2400 гг. до н. э.), начертанные на стенах погребальных камер. Во времена фараонов — строителей пирамид писали много. Мы встречаем среди прочих придворных должностей и начальника царского Дома Писаний, хранившего одновременно и государственный архив. Сохранилась гробница вельможи времени IV династии (2930–2750 гг. до н. э.) Шепсескафа. Помимо прочих титулов, он обладал званием хранителя «Дома Писаний». В этом «Доме Писаний» хранились акты и документы государственного архива, а также и другие книги; кроме того, здесь обучались письму молодые люди, готовившиеся к чиновнической карьере. Шепсескаф был видным вельможей, позднее его пост занял его сын Имери, изображенный рядом с ним на стене гробницы. Это два самых древних библиотекаря в мире. В эпоху Среднего царства «Тексты пирамид» сменяются «текстами саркофагов» и служат тем же целям. Наибольшее количество папирусов дал Фиванский некрополь, расположенный близ древних Фив. Среди них преобладают памятники времени расцвета Фив (от конца Среднего царства до конца Нового царства 1580–1071 гг. до н. э.). В 1895 г. в одной из гробниц близ Рамессея, относящейся, как полагают, ко времени XIII династии, Квибелл открыл остатки одной из самых древних в мире частных библиотек. Здесь было найдено около 20 папирусов, среди которых оказались светские и религиозные книги. Среди светских книг мы встречаем здесь «Повесть о красноречивом поселянине», «Повесть Синухэ» и некоторые другие. Особенно интересен иератический папирус, на котором записана режиссура какого-то коронационного обряда (в чем он состоял, можно только догадываться). Царь, постоянно упоминаемый в папирусе, — это Сенусерт I, но есть основания полагать, что сочинение восходит к более раннему времени. Весь текст состоит из отрывистых указаний и реплик, очень трудных для понимания: особенно непонятна терминология. Это было целое представление, и оно красочно изображается на 30 рисунках, воспроизводящих самые главные сцены. Рисунки эти помещены под текстом — таким образом, в этом папирусе мы сталкиваемся с древнейшей иллюстрированной книгой[64]. Одной из самых больших древнеегипетских книг, сохранившихся до нашего времени, является знаменитый «Папирус Эберс», относящийся к XVII в. до н. э. и содержащий медицинский текст. Его величина — 20.3 м при ширине в 0.3 м. Знатные египтяне хранили свои книги в специальных ящиках, на крышке которых писалось название произведения. До нас дошел своеобразный «экслибрис» царя Аменофиса (Аменхотепа) III — маленькая светло-голубая фаянсовая плитка с темно-голубой надписью. Здесь названы владельцы книг (Аменофис и царица Тия) и начертан титул книги: «Книга о сикоморе и оливковом дереве». Самой распространенной древнеегипетской книгой, которая чаще всего попадается в гробницах, является так называемая «Книга мертвых»[65]. Погребальная камера именовалась у египтян «домом вечности»: туда помещалось множество предметов, необходимых, по их мнению, усопшему, в том числе продукты питания и одежда. Вместе с прочими вещами на грудь мумии (под сложенные руки, иногда между ногами) помещался свиток папируса, содержавший текст «Книги мертвых». Эта книга представляет собой огромный сборник магических формул, который египтологи для удобства исследования разбили на 180 «глав». Магические формулы должны были обеспечить усопшему благожелательный прием владык загробного царства и особенно царя его, Осириса. С помощью начертанных на папирусе заклинаний покойник воскресает, оживает в Осирисе, обретая божественную силу, все радости потустороннего (и земного) мира становятся ему доступными. Порядок отдельных «глав» складывался исторически, и некоторые части «Книги мертвых», как, например, гимны богу Ра или Осирису, появились сравнительно поздно. Первые слова первой главы — pr. t m hrw, «выход днем» (имелся в виду выход на солнце, воскресение усопшего, в виде человека, животного или птицы) — служили, по сути дела, у египтян названием всей книги. Многие главы сопровождаются рисунками, также имевшими магическое значение. Один из наиболее роскошных экземпляров «Книги мертвых», восходящий ко времени XVIII династии, хранится в Лувре. Исследовавший его французский ученый Де Руже заметил, что этот текст был заранее изготовлен в книжной мастерской, причем для имени усопшего было оставлено пустое место. Лицо, купившее папирус, должно было вписать это имя и затем уложить папирус в гробницу в качестве спасительного талисмана. Таким образом, мы имеем в этом случае древнейший экземпляр «многотиражного издания», рассчитанного на массового покупателя — с той только разницей, что издание было рассчитано не на живых, а на мертвых. Характерно, что некоторые образцы «Книги мертвых» носят на себе следы неоднократного употребления — по-видимому, эти тексты были похищены из гробницы, имя усопшего было в них смыто, и затем экземпляр был продан новому «потребителю». Мы видим здесь, как страсть к наживе побеждает религиозные чувства даже у древних египтян, выдававшихся среди народов древности своей приверженностью к традиционным обрядам и суевериям. «Книга мертвых» — может быть, первая книга в истории человечества, предназначенная для массового производства и продажи, в самых разнообразных редакциях и вариантах, иногда очень кратких. Иллюстрации, которыми богато украшались «Книги мертвых», служили добавлением к тексту — рисунок воспроизводил соответствующее описание. Место, которое эти рисунки занимали, не всегда соответствовало тексту, который ими иллюстрировался. Главный рисунок изображал суд Осириса. Мы видим здесь бога загробного царства сидящим на троне в царской одежде, посреди зала суда. Перед ним возвышаются огромные весы, на которых взвешивается сердце покойного, отягощенное грехами. На одной чаше весов покоится сердце, на другой — страусовое перо, символизирующее истину (эту сцену иногда называют греческим термином «психостасия» — взвешивание души). При весах работают шакалоголовый бог подземного царства Анубис и сокологоловый бог Хор, а перед весами на пьедестале восседает львиноподобное чудовище — «пожиратель», которое должно пожрать усопшего, если он не выдержит загробного испытания и суда. Душу покойного вводят в зал суда богини Хатхор и Маат, впереди стоит ибисоголовый бог Тот, держа в далеко вытянутых руках свиток папируса и камышовый стержень: он ведет протокол судебного заседания. Другая ипостась бога Тота в виде павиана принимает также деятельное участие в процедуре суда, сидя на самой верхушке весов. Перед фигурой Осириса из цветка лотоса поднимаются четыре сына бога Хора, ведающие разными частями сущности усопшего: Имсети, Хепи, Дуау-Мут-ф, Кебех-сену-ф[66]. Ведущую роль в ритуале суда играет бог Тот, вступающийся за душу покойника. «Бог Тот как бог письменности и секретарь Эннеады ведет протокол суда, как изобретатель мер и числа, в виде кинокефала заведывает весами, причем его роль милостивого покровителя покойника иногда берет верх над функцией справедливого прототипа египетского чиновника и покровителя точных наук: он позволяет себе перетягивать весы в пользу покойника»[67]. Вступаясь за душу покойного, Тот восклицает: «О вы, которые возвышаете превосходные души дома Осириса! Возвысьте душу (имярек) с вами в дом Осириса, да видит он, как видите вы, да слышит он, как слышите вы, да стоит он, как стоите вы, да сидит он, как сидите вы. О, дающие хлеб, пиво душам превосходным в доме Осириса, дайте хлеб, пиво (имярек) вместе с вами! О, отверзающие пути, открывающие дороги душам превосходным в доме Осириса, отверзьте пути, откройте дороги душе Осириса (имярек) вместе с вами к дому Осириса, да войдет он и не будет задержан, да выйдет он в мире из дома Осириса и не будет возбрано ему, не будет ему положено преграды. Да выйдет он хвалимым и изыдет любимым, правогласый вместе с вами: процветает он в доме Осириса, да не будет найдено в нем недостатка, когда будет он находиться на весах, свободный от порока»[68]. Хотя «Книга мертвых» складывалась на протяжении многих столетий, египетские жрецы стремились приписать определенные части ее каким-то авторам. В одном месте этой книги мы читаем: «Речение это найдено в Шмун под ногами его величества возвышенного бога на скале из верхнеегипетского гранита, записанное божьим словом, во времена его величества царя Верхнего и Нижнего Египта Микерина священного, принцем Хар-Дедеф. Он нашел это речение, когда занимался ревизией храмов»[69]. Близко примыкает к «Книге мертвых» группа текстов, которые принято называть «путеводителем по загробному царству». Это — «Книга о двух путях блаженного усопшего», «Книга Амдуат», «Книга врат», «Книга пещер», «Книга проникновения в вечность». Все они также были предназначены для нужд погребального обряда и должны были обеспечить усопшему благополучное проникновение в загробное царство или какую-то часть его. Многие из них, как, например, «Книга о двух путях», были снабжены иллюстрациями, схематически воспроизводящими пути и водные преграды, которые должен будет преодолевать усопший, изображающими чудовища, которые встретятся усопшему на его пути, или ворота, через которые он должен будет пройти («Книга врат»). «Книга врат» и «Книга Амдуат» отличаются еще тем, что часть текста в них зашифрована — вероятно, для усиления магического эффекта. Иногда «Книга Амдуат» оказывается состоящей из одних иллюстраций. Характерно, что в загробном царстве течет свой Нил, представляющий собой продолжение земного Нила, и по этому Нилу, текущему в потустороннем мире, плывет бог Ра вместе с другими богами и богинями, а также блаженными усопшими. По берегам потустороннего Нила расположены области, соответствующие земным областям Египта, но населены они чудовищами — как, например, страшный змей Апоп. Его связывает своими заклинаниями Исида и другие богини и т. д.
Папирус с текстом книги Амдуат (около X в. до н. э.). Берлин, Государственный Музей. Но было бы ошибкой сводить все богатство древнеегипетской литературы к перечисленным выше религиозно-магическим сочинениям, дошедшим до нас в столь большом количестве. Последнее обстоятельство определяется тем, что подавляющее большинство папирусов обнаружено учеными в гробницах, и это не могло не сказаться на их содержании. Наряду с религиозной литературой существовала и светская, предназначенная для живых людей. Древнейшим сохранившимся до нашего времени образцом такой «светской» египетской книги является «Папирус Присс», названный так по имени французского ученого, купившего этот папирус в середине XIX века. На нем сохранился текст «Премудростей Птаххотпа», современника фараонов V династии (сейчас этот папирус хранится в Париже, в Библиотек Насьональ). Памятник представляет собой своеобразный «моральный катехизис», правила поведения, преподносимые «как нечто полезное для того, кто будет слушать, как вред для того, кто будет их преступать». Автор советует юноше, начинающему жизненный путь, не быть надменным: всего дается около 40 советов на разные случаи жизни, изложенных без всякой системы: правила поведения в обществе перемежаются с наставлениями, как вести себя на государственной службе. Характер наставлений грубо утилитарный, откровенно проповедуется низкопоклонство и угодничество («гни спину, и твой дом будет прочен и тебя наградят. Хорошо живется, когда начальство благоволит…»). Светские писатели эпохи Среднего царства — классического периода древнеегипетской литературы — пытаются осмыслить прошедшие века политических потрясений, смело ставят наиболее злободневные проблемы этики, политики, морали. Встречающиеся в это время имена авторов говорят уже о повышенном интересе к личности творца, не принадлежащего к великим мира сего. Увеличивается интерес к отдаленным странам, лежащим на периферии знакомого египтянам мира, и в связи с этим появляются первые произведения «приключенческого жанра» (разумеется, этот термин может быть употреблен только условно). Великолепным образцом такой литературы может служить «Повесть Синухэ». «Это настоящий роман, даже в нашем смысле слова, одна из любимейших книг в Египте, дошедшая до нас в нескольких списках и извлечениях разных эпох»[70]. Повесть относится ко времени XII династии, и воспроизводимая в ней обстановка вполне соответствует исторической действительности того времени. Написана она в форме автобиографической надгробной надписи (эта литературная форма сложилась еще в эпоху Древнего Царства). Иллюстрацией может служить автобиографическая надпись вельможи Уны, жившего при одном из фараонов VI династии. Эта надпись рисует нам живую картину военного и придворного быта, а также строительной деятельности времени конца Древнего царства, при фараонах Тети, Пиопи I и Меренра. В необыкновенно хвастливом тоне Уна перечисляет все высокие должности, которые он занимал при дворе, награды, которые он получал, и особенно гордится тем, что фараон подарил ему известняковый гроб. Саркофаг этот был доставлен ему на большом грузовом судне со всеми деталями и крышкой, которые подробно перечисляются. «Никогда не было сделано подобного ни одному другому слуге, так как я пользовался расположением его величества, так как я был угоден его величеству, так как его величество полагался на меня». Уна командовал войсками фараона, одержавшими ряд побед, и описание победоносного возвращения войска дано в надписи, в форме победной военной песни с постоянным рефреном: Вернулось это войско благополучно, «Повесть Синухэ» во многом напоминает эту надпись вельможи Уны. Автор повествует от первого лица, рассказывая о том, какую жизнь он вел в качестве придворного, и как однажды против своей воли он оказался свидетелем разговора, из которого узнал о заговоре против царя. Смертельно испугавшись, Синухэ бежал в Сирию («страну Ретену»). Сирийский князь радушно принял его и женил на старшей дочери, дав ему в управление лучшую землю, какую он мог выбрать. Синухэ провел в Сирии много лет. «Князь страны Ретену сделал меня на много лет начальником его войска; в какую сторону я бы ни делал набега и ни нападал, я прогонял ее жителей от пастбищ и колодцев, уносил все съестное, убивал людей моим мечом, моим луком, моими нашествиями, моими искусными планами. Я был угоден его сердцу; он полюбил меня. Он понял, что я храбр, и он поставил меня во главе детей своих, ибо видел крепость руки моей»[71]. Синухэ победил в единоборстве одного из туземных князей, снискав себе почет и уважение всех окружающих. Но подошла старость, и Синухэ стал думать о приближении смерти. Он стал мечтать о возвращении на родину, чтобы отойти в лучший мир на родной земле и быть похороненным по традиционному египетскому обряду. Обращаясь с молитвой к божеству, он просит, чтобы и после смерти ему дали возможность служить царице Египта: «Близко отшествие. Да отнесут меня во град вечности! Да буду я там служить владычице вселенной, да беседует она со мной о красоте детей своих и да будет проводить вечность при мне». Обо всем этом узнал фараон и прислал ему именной указ, текст которого дословно воспроизводится в повести. Помимо прочего, там говорилось: «Возвращайся в Египет, чтобы снова увидеть двор, при котором ты находился, поцеловать землю у двух великих врат, занять свое место среди приближенных. Ведь ты уже начал стареть, потерял мужество. Вспомни день погребения, отшествия к достоинству. Тебе будет посвящена ночь с благовонными маслами и погребальными пеленами из рук богини Таит, устроят для тебя торжественное шествие в день погребения, (сделают) чехол для мумии из золота, с головной частью — с украшениями из ляпис-лазури, небо будет над тобой, помещенным на салазки, причем быки повлекут тебя, а певцы пойдут впереди тебя, исполнят пляску “муу” у врат твоей гробницы». «Ты умрешь не на чужбине, не азиаты проводят тебя к могиле, тебя не завернут в баранью шкуру, тебе будет воздвигнуто каменное сооружение… Позаботься о своем теле и приди». Таков был этот указ фараона, содержащий формулы, ярко отражающие весь мир мыслей и надежд древнего египтянина, в жизни которого заупокойный культ занимал столь выдающееся место. Синухэ решил вернуться, и его возвращение описывается в следующих словах: «Когда рассвело, ранним утром пришли и позвали меня. Десять человек шло, десять человек ходило, сопровождая меня во дворец. Я коснулся челом земли между изваяниями (сфинксов). Царевичи, стоящие во вратах, вышли ко мне навстречу, а придворные чины (семеры), допущенные в Зал Разлития, указали мне путь к Зале Аудиенции. Я застал его величество на троне. Упав перед ним на живот, я потерял сознание, а этот бог обратился ко мне милостиво. Я был подобен человеку, которого схватили ночью. Душа моя ушла, члены мои ослабели, сердца не было в теле, и я не мог распознать жизни и смерти». Далее описываются царские милости, оказанные Синухэ, и прежде всего, конечно, подаренная ему гробница: «Была выстроена для меня каменная гробница в кругу гробниц. Каменщики, строители гробниц, отмерили пространство ее, начальники живописцев расписали ее, главные ваятели произвели скульптурные работы, начальники рабочих горы некрополя взяли на себя хлопоты по этому делу». Заканчивается повесть обычным колофоном писцов эпохи Среднего царства: «Доведено от начала до конца, как было найдено записанным»[72]. Повесть Синухэ читали и переписывали в школах писцов как образец классического стиля, хранили в домашних библиотеках как занимательное чтение, переписывали не только на папирусе, но даже черепках (острака). Такие черепки, относящиеся ко времени Нового царства, находят в большом количестве. Свиток, на котором записана «Повесть Синухэ» (№ 3022 Берлинского музея), имеет в длину 445 см, в высоту — 16 см. Это близко к стандартному размеру свитка папируса, указанному выше и обычно употреблявшемуся в греко-римскую эпоху. В заключение скажем несколько слов о том, как писался текст древнеегипетской книги. До XII династии (то есть до начала II тысячелетия до н. э.) текст в египетских памятниках письменности писался справа налево вертикальными колонками (только даты и заголовки писались горизонтально). Со времен XII династии писали обычно горизонтальными строками: встречаются папирусы, где текст идет колонками слева направо, но знаки в колонках написаны справа налево. Попадаются и такие колонки текста, которые как бы обращены друг к другу — текст одной написан справа налево, другой — слева направо. Эту манеру письма древних египтян отметил в качестве экзотической достопримечательности Геродот (II, 36): «Эллины пишут знаки своего письма и считают камешками, двигая рукой слева направо, египтяне же — справа налево».
Рельеф из гробницы Канинисут. Слева Канинисут и его сын, справа изображены в три яруса писцы с тростниковыми стержнями, палетками, свитками и разнообразными футлярами для книг. Около 2500 г. до нашей эры. Вена, Музей истории искусств. Если египетский писец должен был написать текст, каждый раздел которого начинался одинаковой фразой, он писал эту фразу только один раз, и во всех последующих случаях оставлял там, где эта фраза должна была стоять, пустое место. Применялись и другие способы избегать повторений одного и того же текста — так, если этот текст должен был стоять в колонках с вертикальным направлением знаков, этот повторяющийся текст писали горизонтально над несколькими вертикальными строками и т. д.[73] Текст в древнеегипетской книге мог быть написан иероглифами, знаками иератического письма (которое представляло собой курсивный вариант иероглифического), и позднее — знаками демотического письма, представлявшего собой дальнейшее развитие иератического (и одновременно — отражавшее позднюю стадию развития египетского языка). «Изобретение письма и соответствующей системы записей на бумаге имело величайшее значение для прогресса человечества — большее, чем любое иное достижение интеллектуального характера в истории развития общества. Важность этого изобретения была больше, чем все сражения, которые когда-либо были даны, и все конституции, которые когда-либо изобретались»[74]. Основной формой книги, выработанной на протяжении десятков веков истории древнеегипетской цивилизации, была форма книги-свитка. Она просуществовала до самого конца истории древнего Египта и более всего соответствовала материалу, из которого эта книга изготовлялась. Высокоразвитая цивилизация древнего Египта оказывала сильнейшее влияние на культуру окружавших его народов[75]. Поэтому следует считать вполне естественным, что вместе с другими достижениями и культурными завоеваниями древнего Египта они заимствовали у него и форму книги-свитка. Одними из первых сделали это древние греки, от которых культуру книги переняли древние римляне, и уже от последних — все остальные народы Европы[76]. Примечания:5 Печать в СССР в 1971 г., Статистические материалы, М., Книга, 1972, с. 5. 6 Lesne E. Les livres scriptoria et bibliotheques, du commencement du VIIIe. Lille, 1938, p. 10. 7 Нельзя считать простой случайностью, что русский глагол «писать» первоначально означал и «рисовать» (ср. выражения «писаная красавица», «писать картину»). 50 Перевод О. Д. Берлева (цит. по кн.: Хрестоматия по истории Древнего мира. Изд-во Саратовского ун-та, 1973, с. 11–12). 51 Коростовцев М. А. Писцы древнего Египта. М., 1962, с. 152. 52 Алишер Навои. Поэмы. М., «Худ. литература», 1972, с. 145. 53 В «Книге мертвых» (гл. 94) содержится «речение», с помощью которого усопший в загробном мире должен испросить для себя палетку и сосуд с тушью: «Я прихожу, оснащенный грамотами бога Тота… Подай мне сосуд с тушью! Подай мне палетку!.. Смотри, я писец…». 54 Покровителем писцов был также Имхотен, обожествленный мудрец, архитектор и государственный деятель, живший при одном из фараонов III династии. 55 Тураев Б. А. Египетская литература. М., 1920, с. 9. 56 Mohamed A. Hussein. Vom Papyrus zum Codex. Leipzig, 1973, S. 15. 57 Масперо Г. Во времена Рамсеса и Ассурбанипала. М., 1916, с. 194. 58 Leipoldt I., Morenz S. Heilige Schriften, Leipzig, 1953, S. 12; См. также Коростовцев М. А. Писцы древнего Египта, с. 163. 59 Kees H. Agypten, Munchen, 1933, S. 282. Вопрос о том, существовали ли библиотеки в древнем Египте, стал предметом научной дискуссии. В 1911 году Е. Ричардсон выпустил книгу (Richardson E. Some Old Egyptian Librarians, 1911. См. также Beginning of Libraries. Princeton, 1914, того же автора), в которой доказывал существование библиотекарей в древнем Египте. Несмотря на возражения Мюллера (Library Journal, v. XXXVII, 1912, p. 217) существование в Египте библиотек специального назначения (помимо частных) можно считать доказанным. См. Sperry I. A. Egyptian libraries, LIBRI, 1957, VII, p. 147–148. 60 Перевод названий Б. А. Тураева (Египетская литература. М., 1920, с. 11). 61 Там же, с. 14. 62 Вместе с тем, трудно согласиться с Кеезом, который пишет: «Создать историю египетской литературы, которая была бы чем-то большим, чем обзор случайно сохранившихся книг, или отдельными наблюдениями, высказанными в связи с определенными произведениями, сейчас еще невозможно, да и вряд ли когда будет возможно» (Kees H. Op. cit., S. 291). 63 Там же, с. 285. 64 Sethe K. Dramatische Texte zu altagyptischen Mysterienspielen, I und II: Der dramatische Ramesseumspapyrus (Untersuchung zur geschiechte und Altertumskunde Agyptens, Bd. 10, Leipzig, 1928). 65 Название «Книга мертвых» принадлежит выдающемуся египтологу Р. Лепсиусу, впервые издавшему ее по позднему списку на туринском папирусе Птолемеевской эпохи (Lepsius R. Das Todtenbuch der Agypter. Berlin, 1842). Обычно этот памятник цитируется по изданию Навилля 1886 г. (Navilie Ed. Das agyptische Todtenbuch der XVIII bis XX Dynastie, 3 Bde. Berlin, 1886). 66 Имсети был двойником, Хепи ведал сердцем, Кебех-сену-ф ведал мумией, Дуау-мут-ф ведал духом усопшего (Ср. Богословский Е. Саркофаг Воронежского музея. — ВДИ, 1973, 2, с. 88 прим.). 67 Тураев Б. А. Бог Тот. Лейпциг, 1898, с. 53. 68 Там же, с. 51. 69 Leipoldt I., Morenz S. Op. cit., S. 29. 70 Тураев Б. А. Египетская литература, с. 82. 71 Перевод здесь и в дальнейшем по изданию: Тураев Б. А. Рассказ египтянина Синухета. М., 1915. 72 Сходный колофон мы находим в конце свитка, содержащего «Сказку о потерпевшем кораблекрушение»: «Исполнено от начала до конца, как это было найдено записанным, писцом книг, персты которого превосходны, Амени Амено…» (Тураев Б. А. История древнего Востока, т. I, с. 251). 73 Mohamed A. Hussein. Op. cit., S. 18. 74 Breasted I. H. The conquest of civilization. N.-Y., 1926, p. 53. 75 Великий римский историк Тацит в своих «Анналах» (XI, 14) воздает должное древней египетской цивилизации, отмечая ее особо выдающиеся заслуги в создании системы письменности: «Египтяне первыми передали человеческую мысль с помощью рисунков, изображающих животных; эти древнейшие свидетельства человеческой памяти можно увидеть вырезанными на камнях. Таким образом, египтяне оказались изобретателями письма. Финикийцы, господствовавшие на море, привезли письменность в Грецию и приобрели славу ее создателей, хотя в действительности явились лишь ее распространителями». 76 «Египет, родина папируса, должен считаться и родиной книги» — писал Биссинг (Bissing F. W. Bucher und Bucherei im alten Agypten, SB, Munchen, Phil.-hist. Klasse, M., 1953, H. 8, S. 7). |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх |
||||
|
|
||||
