"Естественная история Оренбургского края" и сейчас читается с непередаваемым интересом. Она поражает читателя глубиной освещения и разнообразием затронутых вопросов, всесторонним, тонким знанием природы Оренбургского края.

Эверсманн всю свою жизнь посвятил изучению природы той части нашей страны, которая долгое время была известна под названием Оренбургского края.

Ф. Н. Мильков(1) 10 октября 1820 года из Оренбурга вышел огромный караван, состоящий из 700 верблюдов. Охраняемый конными казаками, пехотинцами и двумя пушками, караван взял курс на юго-восток в бескрайнюю даль казахских степей. Возглавлял караван действительный статский советник Министерства иностранных дел, известный дипломат, писатель и археолог Александр Федорович Негри (1784–1854). Так начался поход знаменитой "миссии Негри" в Бухарское ханство. Она была снаряжена с целью изучения возможности расширения торговых связей России с Бухарским ханством. Посольство это тщательно готовилось царским правительством. В состав миссии вошли в качестве статистика офицер генерального штаба Е. К. Мейендорф, топографы Вальховский и Тимофеев, натуралисты X. Г. Пандер и Э. А. Эверсманн, переводчик и секретарь П. Яковлев, священник Будрин.

Маршрут экспедиции проходил через реки Бердянку, Битлису, Карабутак, Илек, Мугоджарские горы. По старой караванной дороге караван посольства пересек пески Больших и Малых Барсуков, Сапаккумов, Приаральских Каракумов. 19 ноября путешественники миновали Сырдарью. По Кызылкумам экспедиция прошла бухарской караванной дорогой через русла Кувандарьи и Жанадарьи, урочище Кызылкак, родники Юзакудук, пески Бетпак, поселения Кагатан, Вафкенд и 20 декабря достигла города Бухары.

Посольство пробыло в среднеазиатском ханстве 3 месяца и 22 марта 1821 года оставило Бухару, вернувшись обратно в Оренбург в мае той же дорогой. Экспедицией была выполнена топографическая съемка всего пути, определено 5 астрономических пунктов, составлена карта в масштабе 50 верст в дюйме. Участники экспедиции Мейендорф, Пандер и Эверсманн оставили подробные описания маршрута.

В 1826 году Е. К. Мейендорф издал в Париже отчет об экспедиции в трех книгах. Первая из них описывает переход через киргизские степи. Автор приводит много этнографических сведений о казахах, их нравах, обычаях, кочевках, быте, способах охоты на сайгу и кабана. Во второй книге Мейендорф систематизировал сведения о странах Средней Азии, определил границы, горы, климат, речную сеть региона. На основании расспросов путешественник сделал вывод об усыхании Аральского моря. И, наконец, в третьей книге Мейендорф описал города Бухарского и других ханств Средней Азии, коснулся вопросов истории края, внутренней и внешней торговли. К своему труду Е. К. Мейендорф приложил карту маршрута, на которую впервые достоверно были нанесены многие реки и элементы рельефа.

Другой участник "миссии Негри" Христиан Генрих Пандер (1794–1886) впоследствии стал известным эмбриологом и палеонтологом, членом Академии наук. К труду Мейендорфа, изданному в Париже, была приложена работа X. Пандера "Естественноисторическая (натуральная) история Бухары. Описание страны, заключенной между Оренбургом и Бухарой" — о геологии и рельефе Киргизской степи, о растительности и животном мире края.

Автором третьего крупного сочинения о "миссии Негри" был Эдуард Эверсманн, издавший в 1823 году в Берлине и Лондоне книгу "Путешествие из Оренбурга в Бухару". В первой части этой книги записи ведутся в форме дневника. Здесь можно найти этнографические сведения о казахах, описание их кочевок, очень интересные данные по геологии и полезным ископаемым края, предположение о соединении в древнейшее время Каспийского и Аральского морей с Балтийским. Остатками этого периода в истории развития ландшафтов края Эверсманн считал многочисленные песчаные массивы и озера. Геологические образования, слагающие Арало-Каспийский бассейн, исследователь делил на две основные категории: новейшие формации (песчаники, мергели, известняки, пески и глины), заполняющие низменные пустынные районы бассейна — , и древние (зеленокаменные породы, порфиры, змеевики), образующие Мугоджары и другие горные массивы края. Во второй части своей книги ученый подробно описывает Бухарское ханство. В совокупности труды участников "миссии Негри" содержали много этнографических и исторических данных о крае между Оренбургом и Бухарой. В них впервые были приведены достоверные географические сведения об этих землях. И не случайно результаты экспедиции получили высокую оценку ученых. "Эверсманн и Пандер были, собственно, первые натуралисты, посетившие Бухару и доставившие настоящие научные сведения, — писал ботаник В. И. Липский. — Вообще всей этой экспедиции мы обязаны обширными ценными трудами"(2).

Столь же большое значение придавал результатам этой экспедиции видный исследователь природы Казахстана геолог И. В. Мушкетов (1850–1902): "Итак, посольство Негри, благодаря участию в нем натуралистов, значительно расширило наши естественно исторические и географические сведения о Туркестане, а первые научные геологические результаты этой экспедиции настолько полны, что и до сих пор еще имеют большое значение…"(3).

Участие естествоиспытателей в посольстве Негри открыло новый этап в истории географических исследований Западного Казахстана и всего Арало-Каспийского края. Пандер и Мейендорф никогда больше не посещали Оренбургский край, зато для Эдуарда Эверсманна путешествие в Бухару стало началом его сорокалетней (1820–1860 годы) плодотворной деятельности по изучению местной природы.

Эдуард Эверсманн был выходцем из Германии. Он родился 23 января 1794 года в деревне Верингхаузен близ города Хаген в Вестфалии. В 1814 году защитил диссертацию на степень доктора философии и свободных искусств. В 1816 году 22-летний Эверсманн защитил вторую диссертацию на степень доктора медицины и повивального искусства в Дерптском университете. В том же году он приехал на Южный Урал в Златоуст, к своему отцу — строителю оружейного завода. В Златоусте Эверсманн прожил до 1820 года, где служил "главным медицинским чиновником" на оружейном заводе.

С юных лет Эверсманн проявлял интерес к изучению природы. Уже в Златоусте он совершал экскурсии в окрестностях города, коллекционируя живые и неживые "произведения природы". Вместе с тем Эверсманн вынашивал мечту о путешествии в страны Центральной Азии.

Вскоре о 25-летнем докторе из Златоуста становится известно оренбургскому губернатору Эссену. Во время личной встречи с ним Эверсманн выразил горячее желание "отправиться из Троицка или Оренбурга при купеческом караване в Бухарию и, проникнув в любопытнейшие области независимой Татарии, возвратиться…"(4).

Необходимо пояснить, что в те времена открыто попасть в Бухарию европейскому ученому было невозможно — он непременно был бы принят за шпиона и убит. Поэтому Эверсманн в совершенстве изучает татарский язык и другие восточные наречия, отпускает "татарскую" бороду с тем, чтобы иметь вид восточного купца. Осуществить свой замысел Эверсманну удается вместе с уже упомянутым посольством Негри в 1820–1821 годах.

Личные качества Эверсманна способствовали становлению его как ученого-естествоиспытателя. В ответе на запрос губернатора Эссена начальник златоустовских заводов А. Фурман дал такую характеристику Эверсманну: "Нравственность его во всех отношениях похвальна: он правил самых честных и прямых, и можно быть уверену, что никогда не позволит себе изменить истине, справедливости и чести; следовательно, сохранит и вверенные ему тайны и по возможности будет стараться выполнять данные ему поручения. В мыслях он не переменчив, но, напротив, характера твердого и постоянного, и если за какое дело взялся, то никакими препятствиями и затруднениями в проследовании оного до конца не удерживается". В другом письме Фурман отмечает некоторые недостатки в характере Эверсманна, — отмечая, что он несколько крутого нрава и не имеет ловкости и гибкости, свойственных светскому человеку. "Ему не легко сообразоваться с чужою волею, и он охотнее следует своей собственной" (выделено нами. — А. Ч.). И далее Фурман отмечает, что Эверсманн "несколько занят своими знаниями и умом…". Думается, что эти "отрицательные" черты характера молодого Эверсманна лишь добавляли ему целеустремленности и упорства в достижении намеченной цели.

Но от планов дальнейшего путешествия в Кашгарию и Тибет Эверсманну пришлось отказаться. В Бухаре на него написали донос, в котором его представили хану русским шпионом, скрывавшимся под видом купца. Правитель Бухары Кайдар-хан дал указание убить Эверсманна на границе ханства. По счастливой случайности об этом стало известно начальнику военного конвоя миссии. Эверсманну пришлось вернуться вместе с миссией в Оренбург.

Первые же исследования, опубликованные в 1823 году, принесли молодому ученому широкую известность. А необычный характер путешествия, связанный с риском для жизни, сделал его героем в оренбургских кругах. "Надо иметь большое мужество и горячую любовь к науке, чтобы, рискуя жизнью, играть роль купца и одновременно записывать в дневнике геологические наблюдения, собирать животных и растения в коллекции"(5), — писал об этом путешествии Ф. Н. Мильков.

Вскоре после возвращения в Оренбург Эверсманн женится на дочери генерала Мансурова — участника суворовских походов в Западную Европу — и становится крупным оренбургским помещиком. Лето он обычно проводил в имении жены в селе Спасском на берегу реки Большой Ик в Предуралье (ныне Саракташского района Оренбургской области). Сохранился дом Эверсманна, некоторые постройки бывшей усадьбы и старинный парк с огромными соснами. Краеведами здесь создан музей.

В 1828 году Эверсманн становится профессором кафедры ботаники и зоологии Казанского университета. Но путешествовать по Оренбургскому краю он не прекращает всю свою жизнь.

Зимой 1825–1826 года ученый участвует в военно-топографической экспедиции Ф. Ф. Берга, во время которой изучает плато Устюрт, северное побережье Каспийского и Аральского морей. В следующем, 1827 году вместе с Г. С. Карелиным совершает экскурсии по Общему Сырту и Рын-пескам.

Весной 1829 года для пополнения коллекций Казанского университета Эверсманн отправляется в дальнее путешествие по прикаспийским степям. Вместе с аптекарем Клаусом и студентом-медиком Людвигом он посещает Индерские горы, низовья речек Большой и Малый Узени, горы Бестау и Чапчачи, низовья Волги. Обратный путь пролегал вдоль берега Каспия до Гурьева. Здесь натуралист обследует уральскую дельту и далее едет вдоль Урала. Этому путешествию Эверсманн посвятил специальную работу, изданную в Казани(6).

В 1830 году исследователь вновь отправляется в путь. На этот раз его маршрут проходит по правобережью Волги до Камышина. Отсюда он следует через донские и калмыцкие степи до Пятигорска.

С годами Эверсманн сокращает свои экспедиции, но нередко на собственные денежные средства посылает для сбора коллекций в разные районы Казахстана своих помощников. Особенно больших успехов в этих поездках достиг препаратор Павел Романов. В 30-40-е годы он по заданию Эверсманна побывал в Мугоджарах, низовьях Урала, на Мангышлаке, с 1840 по 1844 год трижды выезжал в Восточный Казахстан, в 1847 году — на Южный Урал, а в 1848 — на побережье Аральского моря. В итоге у Эверсманна образовались богатейшие коллекции животных и, в особенности, насекомых, которых у него было более 50 тысяч экземпляров, отнесенных к 11 252 видам.

Последние два десятилетия своей жизни ученый посвятил систематизации и обработке собранного материала. В этом трудоемком деле он обнаруживает глубокие знания по биологии всех групп животных (млекопитающих, птиц, рептилий и насекомых) и растений. Эверсманн описал несколько сот новых для науки видов животных (главным образом, бабочек) и ряд растений. В "Записках Казанского университета" естествоиспытателем были опубликованы десятки научных работ, посвященных описанию фауны южноуральских и западно-казахстанских степей. "Особенность научных трудов Эверсманна, — писал В. Г. Гептнер, — заключается в том, что после него ни один зоолог не знал избранной территории с такой глубиной, полнотой и разносторонностью, как Эверсманн"(7).

Главными трудами жизни этого ученого стали три тома "Естественной истории Оренбургского края", изданные соответственно в 1840, 1850 и 1866 годах. Научная деятельность Эверсманна получила всеобщее признание. В 1842 году он был избран членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. В 1853 году ему присваивается звание заслуженного профессора. В течение многих лет Эверсманн сотрудничал с Московским обществом испытателей природы, которое регулярно публиковало в своих трудах зоологические работы ученого.

Умер Эверсманн 14 апреля 1860 года в Казани.

В 1836 году оренбургский военный губернатор В. А. Перовский обратился к Эверсманну с просьбой написать книгу о природе края. И уже в следующем году ученый закончил первую часть этой книги, которую он озаглавил "Вступление в подробную естественную историю Оренбургской губернии, или общий взгляд на край Оренбургский в отношении к произведениям природы". В 1840 году Перовский издает в Оренбурге первую часть "Естественной истории Оренбургского края" тиражом 1200 экземпляров.

"План книги моей очень прост, — пишет в предисловии к книге Эверсманн, — я намерен обозначить подробно и систематически все произведения природы, животных, растения и ископаемые, все, что удалось мне собрать или видеть самому или, по крайней мере, о чем знаю положительно и достоверно, что оно принадлежит к числу оренбургских произведений"(8).

Описание природы края Эверсмани начинает с климата и погоды. Ученый кратко, но очень точно характеризует основные особенности сезонов года. Вот некоторые места из климатического очерка Эверсманна:

"В марте начинается оттепель; в южных степях тонкий слой снега вскоре исчезает вовсе, на севере снег лежит гораздо дольше. Вообще снег тает скоро, хотя большей частью вовсе без дождя при ясной погоде, одной теплотой солнечных лучей. Огромное количество снега, накопляющегося в продолжение зимы, быстро, в течение немногих недель, обращается в воду; ручьи и реки разливаются, броды исчезают; небольшие ручьи превращаются в быстрые, судоходные для барок и стругов потоки.

…Едва только снег сошел и земля размякла, как уже вся природа снова оживает. Злаки и насекомые внезапно просыпаются от продолжительного зимнего сна своего и развиваются с необычайной быстротой, будто предчувствуя, что жизнь их будет коротка, что летний зной вскоре иссушит и испалит степи до последних жизненных соков.

…Осень вообще бывает ясная, приятная; летние жары спадают, образуются утренники, которые постепенно усиливаются, между тем как дни стоят теплые и совершенно ясные"9.

В специальной главе Эверсманн описывает марево или степной мираж: "В знойные летние дни встречаем мы нередко в степях столь обыкновенное там явление — марево. Привычный глаз кочевого обитателя степей глядит на обманчивый призрак бессмысленно и равнодушно; но захожего путника это явление изумляет. Он видит среди сухой, ровной, голой степи, дальше или ближе, очаровательные места, обширные воды, опушенные лесами, кустарником, и все это возникает по окраине кругозора или даже, отделившись от него вовсе, рисуется по небосклону… Чаще всего, впрочем, марево представляется путнику в виде воды: он убежден, что видит перед собою в нескольких верстах обширное озеро, которое, однако же, вскоре расплывается перед ним туманом" (10).

Здесь же Эверсманн дает правильное научное объяснение этому оптическому явлению, происходящему из-за искривления световых лучей при необычном распределении плотности слоев нагретого воздуха.

Самым замечательным научным достижением автора "Естественной истории…" явилось то, что он, как бы предваряя будущие работы В. В. Докучаева, впервые рассматривает геологическое строение, рельеф, почвы и растительность во взаимосвязи и взаимообусловленности. Подразделяя Оренбургский край на три основные полосы, Эверсманн впервые применяет ландшафтный подход, присущий современной географической науке.

"Первая полоса, — пишет Эверсманн, — заключает в себя большей частью лесистые и гористые места, вторая — северные и восточные степи, плодоносные, покрытые большим или меньшим слоем чернозема; третья полоса заключает в себя южные и юго-западные степи, вовсе лишенные тука (перегноя А. Ч.). Последние можно еще разделить на глинистые и солонцеватые степи (у кайсаков — каткил), собственно на солончаки, соленые грязи (у кайсаков — сур) и, наконец, на песчаные степи, пески (у кайсаков — кум). Разделение это основано на самой природе и важно для определения распространения растений и животных. Само собою, однако же, разумеется, что в природе на самом деле нет положительных и точных пределов и что переход одной полосы в другую совершается только исподволь"(11).

Выделенные полосы соответствуют основным ландшафтным зонам края: 1) горным и предгорным лесам Южного Урала и Приуралья; 2) черноземным степям Заволжья, Общего Сырта и Приуралья; 3) полупустыням Северного Прикаспия и Приаралья.

При описании первой полосы — "лесистой и гористой" — Эверсманн подробно характеризует Уральский хребет и часть Общесыртовской возвышенности. Он отмечает разницу в геологическом строении западных и восточных склонов гор, выделяет особенности отдельных хребтов, доказывает связь Уральских гор со "степным хребтом Мугоджарами". Можно сказать, что Эверсманн дал первый подробный геолого-орографический очерк Южного Урала и Общего Сырта.

Очень интересные сведения Эверсманн приводит о растительном покрове "гористой полосы". Он отмечает, что на скалистых холмах "всегда встречаешь редкие и замечательные растения". При этом Эверсманн имеет в виду эндемичный и реликтовый характер флоры Уральских гор.

Главную причину безлесья приуральских степей Эверсманн видел "в чрезвычайной сухости воздуха при сильном летнем зное и собственно в недостатке воды. В горах жара сноснее, — пишет далее ученый, — в земле и в воздухе более влаги, и потому леса там растут хорошо. Где уже есть однажды леса, там всегда более влажности как в земле, так и в самом воздухе; если же еще притом место гористо, или хотя холмисто, то всегда бывают и родники" (12).

Вслед за своим знаменитым предшественником П. И. Рычковым Эверсманн придает большое значение необходимости сохранения лесной растительности в крае: "Если в стране, обильной водою, вырубить и истребить леса, то источники иссякнут; эта давно известная истина в полной мере подтверждается в Оренбургской губернии. Леса поддерживают влажность и, наоборот, влажность питает леса; в степях нет ни того, ни другого…" (13).

Эверсманн обращает внимание на широкое распространение лесов вдоль степных рек и правильно объясняет причины этого: "В Оренбургской губернии и даже далее в Сибири луговые пойменные леса известны под названием уремы; где разливы широки, там и урема бывает немалого объема. Разливы или поемы эти здесь вообще гораздо значительнее, чем в других местах Европы, по той причине, что здесь весна бывает, как говорится, дружнее: снег, накопившийся в продолжение пяти месяцев, растаяв в течение немногих недель, также внезапно превращает небольшие ручьи в стремительные потоки"(14).

Эверсманн высказывает замечательные мысли о разведении лесов в степи: "Если бы когда-нибудь вздумали разводить в степях здешних лес, то, кажется, было бы необходимо засеять степь сперва акацией и спустя уже пять или шесть лет, когда акация порядочно подрастет, может быть, и удалось бы развести по промежуткам, под тенью акации, другие породы деревьев" (15).

Интересные мысли высказал Эверсмаьгн о садоводстве в приуральских степях: "Плодовые деревья вообще в Оренбургском крае растут дурно; причиною этому, вероятно, разные обстоятельства: 1) чрезвычайно знойное лето и засухи; 2) непомерная зимняя стужа; 3) теплая, так называемая дружная весна, при сильных утренниках и 4) необыкновенная сухость воздуха"(16). Вместе с тем Эверсманн считает возможным более широкое развитие садоводства в крае, приводит примеры, когда "неутомимое старание человека превозмогает большие препятствия".

Знакомство с "Естественной историей…" убеждает, что Эверсманн был крупнейшим знатоком природы степной зоны. Он глубоко и тонко чувствовал особенности степных ландшафтов и в их описании достиг совершенства.

Строго научное определение степей, данное Эверсманном, может быть помещено в современную энциклопедию: "Степью вообще мы называем довольно обширное, более или менее плоское и сухое пространство земли, поросшее только низкими в сухменных местах прозябающими растениями. Изредка встречаем и кустарник; но понятие о степи вообще исключает присутствие лесов" (17).

Изучая главный тип почвы степей — чернозем, Эверсманн за полстолетия до В. В. Докучаева пришел к правильным выводам о его происхождении. При жизни Эверсманна широкое распространение имел взгляд на чернозем как на морской ил, или образование, возникшее из болот и тундр. Признавая, что степи в прошлом покрывались морскими бассейнами, он пишет: "По мере того как вода сбывала, илистая почва порастала свойственными ей травами, и именно, прежде всего солянками; вода продолжала более и более сбывать обширные илистые степи, кои в течение веков, а может быть тысячелетий, от ежегодно умирающей и возобновляющейся растительности покрылись слоями тука, или чернозема. Таким образом, почва сделалась способною питать и другие растения; травы начали расти роскошнее, и через это самое образование чернозема ускорилось" (18).

Не осталось без внимания ученого и такое свойство степных почв, как зависимость их мощности от абсолютной высоты" Он первым в литературе отмечает, что с высотой мощность черноземов увеличивается, а в низкой степи, напротив, плодородный слой становится более тонким.

Заслуги Э. А. Эверсманна перед почвоведением, а тем более в деле изучения почв Оренбургского края неоспоримы: "…Работы… проф. Эверсманна в главном настолько верны природе и настолько рельефно передают общий характер почв Заволжского края, что дальнейшие исследования этой территории будут только подтверждать упомянутую почвенную схему и обставлять ее новыми и более детальными подробностями"(19). Эти слова принадлежат великому Докучаеву, который признавал приоритет Эверсманна в установлении зависимости мощности чернозема от абсолютной высоты местности и высоко оценивал его гипотезу наземного происхождения чернозема.

Отличительным признаком "плодоносных степей" Эверсманн считал два вида ковылей — перистый и тырсу. Первый из них, "будучи повиднее, покрасивее, покрывает степи долгим, пушистым пером своим в мае и июне, второй зреет в июле и августе, у него перо простое, непушистое: где только растет ковыль, там должен уродиться и хлеб".

Вслед за степями Эверсманн описывает полупустынную зону Западного Казахстана, которую он называет "голой степью (у кайсаков каткиль)". Главную особенность "голых степей" Эверсманн видит в распространении полыней, которые "растут здесь несравненно реже, не так густо, как на степях северных, стоят в одиночку, почва ими не покрывается, и голый ил или глина придает степи унылый и пустынный вид"(20). Нужно отметить, что именно эти диагностические признаки применяются в настоящее время при выделении зоны полупустынь.

Но Эверсманн не ограничивается простым выделением полосы "голых степей". Внутри этой полосы он подробно описывает ландшафты солонцов, солончаков, которые бывают сухие или мокрые (соры или соленые грязи), песчаных массивов. Здесь же следуют описания соленого озера Индер и Индерских гор, Камыш-Самарских озер, других примечательных ландшафтов края. Особенно ценным является то, что сам Эверсманн неоднократно лично обследовал эти объекты.

Эверсманн первым в литературе обратил внимание на зависимость растительного покрова от состава подстилающих пород. В частности, описывая Рын-пески, он замечает, что песчаные земли богаты водою и сохраняют влагу в течение всего лета: "Когда в остальной части степи все травы давно уже усохли, то они в Нарыне стоят еще в цвету и в зелени".

Степи, лежащие к востоку от реки Урал, Эверсманн описывает в отдельной главе. Здесь он характеризует зауральские возвышенности, Мугоджары и бескрайние степи в бассейнах Илека, Сагиза, Эмбы вплоть до Аральского моря. Для обозначения южноуральских разрушенных гор он впервые применяет название "Киргизский Урал". Это название, в современном звучании — "Казахский Урал", нужно признать удачным для обозначения южных отрогов Уральских гор, лежащих в пределах Актюбинской области.

Заслуживает внимания геологическая характеристика земель "кайсаков Малой Орды". Большой знаток южноуральских минералов, Эверсманн отмечает десятки обнажений и других выходов горных пород, по которым устанавливает геологическое строение всего этого обширного края. Он отмечает многие месторождения полезных ископаемых, в особенности строительного камня, известняков, а также открытое им еще в 1820 году месторождение угля в бассейне реки Узунбурт.

В работе Эверсманна мы находим, пожалуй, первое описание природы Больших и Малых Барсуков — песчано-степных массивов к северу от Аральского моря, а также Приаральских Каракумов, Мугоджар. Вот, например, как описывает Эверсманн Мугоджары: "Степной хребет этот нигде не достигает значительной высоты, вероятно, он нигде не возвышается более 2000 футов над поверхностью моря (высшая точка горы Большой Боктыбай — 657 м. — А. Ч.). Северная половина его поросла во многих местах березой и осиной… Но вообще эти горы голы, не лесисты, или поросли по одним только оврагам одинокими березами, а южнее нет даже и этих. Горы местами круты, скалисты, а местами уже покрыты степной почвой" (21)

Большой интерес представляют описания Эверсманном побережий Аральского и Каспийского морей. Изучая береговую линию Каспия, он приходит к замечательным выводам о динамике приморских ландшафтов в условиях отступления моря. Ученый образно представляет этот процесс в следующей последовательности: первоначально на отмелях укореняются камышовые заросли, затем они заносятся песком и превращаются в остров. Разрастаясь, такой остров постепенно соединяется с сушей, образуя мыс, "а несколько таких мысов подряд образуют заводи, заливы и протоки. Из такой беспрерывной связи протоков, заводей, мысов и островов, болотистых и поросших камышами, состоит весь северо-восточный берег Каспия, от устьев Урала и до ста верст ниже устья Эмбы. Таким образом берега постепенно расширяются, оттесняя море все далее и далее; мысы постепенно смыкаются, из залива образуется горькое озеро, вода в нем испаряется, озеро пополняется только притоками снеговой и дождевой воды, берега его постепенно более и более зарастают и, наконец, остается одна лишь соленая лужа, или грязный весною солончак. Солянки, пробивающиеся сперва по одним только берегам, распространяются по всей поверхности озера, перерабатывая и разлагая по растительно-химическим законам самую почву, и превращают, наконец, солончаки в степь. Само собою разумеется, что все это совершается не годами, а столетиями"(22).

Доказательства для своей теории Эверсманн находит в рассказах и преданиях казахов, которые уверяли его в том, что море отступает, небольшие озера высыхают, что места, некогда поросшие камышами, ныне находятся далеко от воды.

В заключение первой части "Естественной истории…" Эверсманн дает прекрасное описание Устюрта — возвышенного плато, расположенного между Мангышлаком и Аральским морем. До Эверсманна бытовало ложное мнение о существовании на Устюрте мифических "туманных гор".

"Уст-Урт, плоская, высокая и ровная степь между двумя морями, возвышается от поверхности их футов на 700. Почти со всех четырех сторон равнина эта окружена крутыми, обрывистыми берегами или окраинами, той же высоты, известными вообще у кайсаков под названием чинка… Поднявшись на Уст-Урт, видишь перед собою плоскую, голую степь, коей почва, вполне сходная с остальною, низменной степью, состоит из песчанистой, соленой глины. Здесь встретишь те же сухие и мокрые солонцы и даже почти ту же самую растительность, как и внизу"(23), — так характеризует Эверсманн возвышенное плато между Каспием и Аралом, что позволяет его считать как географа первооткрывателем Устюрта.

Ученый дал совершенно правильное объяснение происхождения чинка, уступа, которым обрамлен Устюрт: "Чинк повсюду представляет вид обрушившейся и обвалившейся кручи: всюду по нему есть лощины, овраги, мысы и перед ним разбросаны невысокие мергелевые холмы и сопки, бывшие некогда с ним в связи… Не подлежит сомнению, что вся нынешняя возвышенность Уст-Урта в то время, как море стояло гораздо выше, составляла полуостров, связанный с твердой землей в одном только месте, а именно там, где прилегают ныне пески Барсуки. Весь чинк был некогда морским берегом, чем часть его осталась и доныне, а рассыпанные перед ним плоские сопки составляли некогда острова, или были оторваны от чинка стремлением воды"(24).

Отличительной чертой "Естественной истории Оренбургского края" является исключительное новаторство ее автора. Эверсманн не имел предшественников в научном описании южных и юго-восточных районов Оренбургского края, Урало-Эмбенского междуречья, Мугоджар, Приаралья, северо-восточного Прикаспия и Устюрта.

"Вторая и третья части "Естественной истории…" Эверсманна были посвящены описанию млекопитающих и птиц Оренбургского края. Эти книги принесли естествоиспытателю славу выдающегося зоолога. По словам В. Г. Гептнера, "едва ли кто-нибудь из его современников сделал столько для изучения животного мира России… Одна из причин того, что о фауне Урала и Приуралья до сего времени западные энтомологи знают больше, чем о фауне других частей СССР, заключается именно в том, что здесь работал Эверсманн"(25).

Эверсманн впервые выполнил систематическое описание растений и животных степного края, раскинувшегося между Уралом, Каспием и Аральским морем. Его работы положили начало флористическому, фаунистическому и экологическому изучению западноказахстанских степей, полупустынь и пустынь.

Ученый впервые обращает внимание на то, что "большой весенний путь с юга на Западную Сибирь и осенью обратно, на юг и юго-запад, пролегает по направлению южной половины реки Урал. Урал, как единственная река, по которой типа может осенью достигнуть моря и весною снова возвратиться на север, минуя безопасно голые и пустынные степи, служит убежищем и сборным местом всех перелетных птиц здешнего края, почему прибрежные рощи и луга этой весною и осенью заслуживают в полной мере внимания естествоиспытателя".

Зоологические и зоогеографические исследования Эверсманна имеют сейчас большое значение для изучения изменений фауны края за последние 100–150 лет. Труды Эверсманна позволяют нам судить о былом распространении в крае таких животных, как тигр, барс, северный олень, кабан, сайгак, дрофа, стрепет и многие другие. Навсегда исчез тарпан, доживавший свой век во времена Эверсманна. Значительно изменилась экология ряда степных животных. Например, суслик в то время не считался вредителем сельскохозяйственных полей, так как имея для себя достаточные площади нераспаханных степей, "не копал себе норы в пахотных полях".

Длительный период систематических естественноисторических исследований в Оренбургском крае, продолжавшийся четыре десятилетия, выделяет Эверсманна из числа других, случайных, путешественников. Степи Приуралья и полупустыни Арало-Каспия были объектом постоянного внимания естествоиспытателя. Эверсманн не изменил своим интересам до конца жизни, что позволило ему вписать ярчайшую страницу в историю географического изучения Оренбургского края и стать его естествоиспытателем — энциклопедистом XIX века подобно тому, как стал им в XVIII веке Петр Иванович Рычков.

На предыдущих страницах было приведено немало цитат из главного труда Эверсманна — "Естественной истории Оренбургского края". Сделано это по двум причинам. Во-первых, в связи с тем, что многие описания и мысли естествоиспытателя не утратили своего значения и до наших дней, а во-вторых, потому, что они не нуждаются в авторизованном переизложении, поскольку были переведены с немецкого языка на русский и отредактированы одним из лучших знатоков русского языка знаменитым лексикографом Владимиром Ивановичем Далем (1801 — 1872).

Интересы и дарования В. И. Даля отличались широтой и разнообразием. Врач по образованию, он был способным инженером, пытливым натуралистом, выдающимся этнографом, популярным писателем, автором монументального "Толкового словаря живого великорусского языка", составившего эпоху в русской лексикографии.

С июля 1833 года началась восьмилетняя служба Даля в качестве "чиновника особых поручений при оренбургском военном губернаторстве"(26). "Во всю жизнь я искал случая поездить по Руси", — признавался Даль в своей автобиографической записке. Служба в Оренбурге предоставила ему широкие возможности для путешествий по обширному степному краю. Он совершал поездки в Уральск, Гурьев, Букеевскую орду, в низовья Большого и Малого Узеней, на Эмбу. В 1839 году Даль участвовал в походе В. А. Перовского в Хиву. За восемь лет Даль, подобно Эверсманну и Карелину, изъездил Оренбургский край вдоль и поперек.

В поездках Даль проявляет живой интерес к природе степного края, к собиранию различных "естественных" произведений. Его коллекция животных и растений края известны Петербургской Академии наук, которая в 1838 году избрала его своим членом-корреспондентом по классу естественных наук.

За годы, проведенные в Оренбурге, Даль хорошо изучил быт и нравы местных жителей. В его повестях "Бикей и Мауляна" и "Майна" подробно и красочно описаны различные стороны жизни казахского народа. В беллетристических произведениях В. И. Даля, выступавшего под псевдонимом Казака Луганского, содержатся сведения по истории и географии Оренбургского края. Особенно примечателен в этом отношении очерк Даля "Уральский казак". В образе гурьевского казака Маркиана Проклятова писатель мастерски изобразил рядового члена казачьей общины, воина и рыболова: "Морозу он не боится потому, что мороз крепит… жару не боится потому, что жар костей не ломит; воды, сырости, дождя не боится, потому как говорит, что сызмала к мокрой работе, по рыбному промыслу приобвык, что Урал — золотое дно, серебряная покрышка- кормит и одевает его, стало быть, на воду сердиться грех — это дар божий, тот же хлеб". В очерке приводится красочное описание осенней плавни, багренья и аханного рыболовства.

В Оренбурге Даль ведет большую культурно-общественную работу. Вместе с ссыльным поляком Фомой Заном он участвует в организации зоологического музея, или, как он официально назывался, "музеума естественных произведений Оренбургского края".

Вероятнее всего, уже в 1837 году В. И. Даль получил приказание от губернатора В. А. Перовского перевести "Естественную историю Оренбургского края" с немецкого на русский язык, что он и исполнил "во всех отношениях, с особенным удовольствием". В примечании переводчика Даль пишет: "Независимо от всегдашнего желания сделать угодное своему начальнику, личные отношения мои к сочинителю и привязанность к предмету сочинения заставили меня заняться делом со всевозможным старанием. Придерживаясь, сколько мог и умел, смысла и духа подлинника, я избегал нерусских выражений и оборотов, старался передать русские названия предметов и, наконец, по разрешению и желанию сочинителя, осмелился присовокупить от себя несколько примечаний"(27).

На примечаниях Даля к книге Эверсманна считаю необходимым остановиться подробнее. Привлекают внимание дополнения Даля к главе о климате и погоде Оренбургского края. В примечаниях он описывает два типа буранов: "буран снизу", с которого начинается всякая метель, и "буран сверху" — особенно опасный и гибельный для людей и животных. "Люди замерзают в нескольких десятках сажен от жилья, — пишет Даль — иногда почти на улицах сел и деревень, выбившись из сил и почти не сходя с мест, а плутая все вкруговую. Скот бежит по ветру, забегает без остановки за сотню верст и нередко прямо без оглядки в пропасти и крутояры, где погибает". Далее переводчик приводит данные о том, что в 1827 году казахи Внутренней орды лишились во время жестокого бурана 10500 верблюдов, 280500 лошадей, 75480 голов рогатого скота и 101 200 овец(28).

Интересно также упоминание Даля о "летних буранах", "которые иногда бывают жарки до нестерпимости, точно будто бы ветер дует на все из раскаленной печи. При порывистом ветре это очень чувствительно, вас обдает жаром при каждом ударе ветра, и надобно отворачивать лицо под ветер"(29). В "летних буранах" Даля хорошо угадываются знойные обжигающие суховеи, столь характерные для Западного Казахстана и степей Оренбуржья.

Даль снабжает небольшими примечаниями раздел о степных палах. Он пишет, что палы запрещены законами, "но привычка упорно борется с рассудком и всякое бедствие скоро забывается". В связи с этим Даль приводит случай 1836 года в Троицком уезде, когда огромный пал, шириною 50 верст, пробежал по степи и сжег 300 кибиток казахов, более 20 тысяч голов скота и погубил 70 человек(30).

Оснащая перевод наиболее удачными русскими словами, Даль широко ссылался на местную терминологию. Любопытно, например, его примечание о слове "сырт", которое "у татарских народов, а в иных местах и у русских крестьян и казахов, означает собственно возвышенность, составляющую разделение воды. Не худо бы, кажется, принять слово это для общего употребления"(31). Нужно отметить, что этот термин сейчас широко применяется для обозначения различных и географических объектов края.

Характеристику поймы реки Урал Даль дополняет прекрасным описанием процесса формирования ее русла. Учитывая исключительную хрестоматийную ценность этого описания, приведем его полностью:

"По той же причине в здешнем краю бывают весной два разлива: первый, меньший, непосредственно по вскрытии рек, от ближайшей снеговой воды, текущей кругом с берегов; второй, гораздо значительнейший, две-три недели позже от так называемой простолюдинами земляной воды: это также снеговая вода, набежавшая уже с гор, где оттепель бывает позднее. Второй разлив идет иногда огромною водою и заливает луга на ширину нескольких верст в течение немногих часов. При этом разливе гибнет множество животных и в особенности зайцев. Замечу еще одно обстоятельство: реки, текущие с гор, не исключая и самого Урала, чрезвычайно извилисты и каждогодно, весною, покидают местами частицы своего старого русла и прокладывают себе новый путь, отчего и образуются здесь так наз. старицы, в которых обыкновенно еще многие годы стоит вода. Если один конец этой старицы глухой, между тем как другой сообщается еще, более или менее, с самою рекою, то старица получает название ерика. Ерики бывают иногда в несколько верст длины. Река переменяет русло свое таким образом: на погибе или на повороте течение ударяет почти прямо в берег, подмывает его все более и более, образует крутой обрыв, между тем как оно же наносит отбоем ил и песок на противоположный этому прогибу берег или мыс. Если два таких поворота случатся в близком один от другого расстоянии и река, следовательно, обтекает полуострова, то удар течения станет подмывать перешеек с обеих сторон; наконец, вода прорывается прямо, напролом, через уничтоженный перешеек и покидает дугообразную часть русла своего и самый полуостров на другом, противоположном берегу. Оба берега реки Урала изрыты по всем направлениям такими старицами, и случалось, что целые станицы, или часть их, должно было переносить на безопасное место под подмываемого бурливою рекою прибрежья"(32).

Сам участник Хивинского похода, Даль дополняет книгу Эверсманна сведениями о водном режиме песчаных массивов Приаралья и приводит некоторые сведения о природе этого края, известные ему из личных наблюдений.

Прекрасно выполненный перевод "Естественной истории…", несомненная широкая осведомленность Даля о природе Оренбургского края и, наконец, сами примечания, сделанные, кстати, очень корректно и ненавязчиво, позволяют считать его в какой-то мере соавтором этой прекрасной книги. Сам факт того, что мы читаем книгу Эверсманна в переводе В. И. Даля, дает основание считать ее не только замечательным естественнонаучным, но и литературным памятником.

В предисловии к "Естественной истории…" Эверсманн написал: "Покуда не будет у нас издано порознь Естественная история разных частей огромной русской империи, дотоле нельзя и ожидать подобного творения в отношении к целому государству. Да принесет каждый, что у него есть, что успел собрать: я приношу свое". Так представлял свою роль оренбургский естествоиспытатель в общем благородном деле изучения и описания естественных ресурсов России, и эту высокую миссию он с успехом выполнил.