Глава 6

Атаки «бьюфортов» на «Шарнхорст» и «Гнейзенау»

Разумно было предположить, что благодаря системе интенсивного разведывательного патрулирования любая попытка немецких кораблей выйти из Бреста будет засечена. Поэтому основные силы «бьюфортов» базировались в Сент-Эвале, прямо напротив Бреста. Эти самолеты контролировали территорию от Бреста до полуострова Шербур. Однако в момент обнаружения корабли уже вышли за радиус действия самолетов Сент-Эваля. Кроме того, машины не были готовы к атаке еще несколько часов. Для перелета из Сент-Эваля в Менстон необходимо было пройти практически все южное побережье, и поэтому массовая атака всеми имеющимися «бьюфортами» могла быть организована лишь в конце второй половины дня.

Перед Джубертом встал вопрос: или-или. Либо оставить «бьюфорты» на острове Торни и в Колтишелле для координированной атаки вместе с самолетами из Сент-Эваля и позволить конвою уходить все дальше и дальше на север. В добавление ко всему погода могла окончательно испортиться, что лишь добавляло напряжения к и без того нелегким часам раздумий, во время которых «бьюфорты» бездействовали. Либо нужно нарушить один из основных принципов взаимодействия военно-воздушных сил и разбить имеющиеся силы на маленькие подразделения «бьюфортов», позволив каждому вести атаку независимо от других в свое время.

Тактика нанесения удара силами торпедоносцев против цели такого типа тщательно разрабатывалась в течение многих лет. Но тактика это одно, а практика – совсем другое. Число экипажей, прошедших полную подготовку для нанесения торпедного удара, включая массовые атаки, можно было сосчитать на пальцах одной руки. Но и у них не было опыта под интенсивным огнем. При имеющихся погодных условиях одной эскадрилье или даже одному звену трудно нанести сконцентрированный удар. Здравый смысл подсказывал необходимость отказа от общепринятых принципов ради нужд конкретного момента.

С истечением времени вся ситуация могла измениться. «Бьюфорты» могли оказаться в положении центрального форварда, бьющего не с той ноги. Пока он будет переносить вес с одной ноги на другую, шанс будет упущен. Уж лучше ударить по мячу сразу.

Когда поступило сообщение о положении немецких кораблей, ближайшими «бьюфортами» оказались семь машин 217-й эскадрильи на острове Торни, составлявшие новую эскадрилью. Джуберт принял решение использовать это подразделение первым для нанесения предварительного торпедного удара, чтобы причинить хоть какой-то урон кораблям и замедлить их движение. В случае удачи это даст дополнительное время двум основным силам «бьюфортов» из Сент-Эваля и Колтишелла занять позицию для нанесения своей атаки.

Командир 217-й эскадрильи не вернулся после бомбового налета четыре дня назад, и командование принял ведущий эскадрильи Джордж Тейлор, награжденный крестом «За боевые подвиги в воздухе». Именно он получил приказ Джуберта о нанесении 217-й эскадрильей упреждающего удара.

«В Канале находятся три больших вражеских торговых судна, – сообщили ему. При этом шифровальщик по известным только ему причинам опустил названия боевых кораблей, превратив их в торговые. Тейлору доложили о нужной позиции. – Скорость от восьми до десяти узлов. Вам предписывается послать все имеющиеся самолеты незамедлительно для нанесения торпедного удара. Как быстро вы сможете подняться в воздух?».

В распоряжении Тейлора находилось семь самолетов, но только четыре из них были вооружены торпедами. Эти четыре машины базировались в Менстоне и были приданы несколько дней назад для работы с истребителями для нанесения ночных торпедных ударов по кораблям противника в Канале. Для этой цели их рации были заменены на специальную радиотелефонную аппаратуру. Остальные три самолета были оснащены бомбами, и для замены вооружения им потребуется примерно час. В любом случае у одной из этих машин имелись неполадки в электропроводке, для исправления которых потребуется также не менее часа.

– Мы сможем подняться в воздух примерно через полтора часа, сэр.

– Это поздно. Почему вы не можете подняться сейчас же?

Тейлор рассказал о необходимости перевооружения и неполадках в электропроводке.

– Так, но у вас есть четыре оснащенные торпедами машины, готовые к действию. Поднимите их в воздух первыми. Затем пошлите за ними остальные, когда будут готовы.

– Я бы предпочел выполнять задание всей эскадрильей, – сказал Тейлор. – Считаю, что нам лучше удастся массированная атака и у нас будет больше огневой мощи для защиты.

– Сожалею, Тейлор, мы не можем согласиться с такой задержкой. Все готовые машины должны подняться в воздух незамедлительно. Остальные пусть следуют за ними как можно скорее. Это очень важно. Приказываю провести встречу над Менстоном в 13.40 с истребителями прикрытия и сразу же направиться в район цели. Все понятно?

Тейлор повторил указание и приказал всем экипажам собраться. Сначала он сам намеревался повести эскадрилью, но, получив приказ отправить одну группу самолетов вперед, решил остаться и проконтролировать работу по подготовке к полетам оставшихся машин. У него не было ни одного офицера, которому он мог бы перепоручить выполнение этих функций.

В силу необходимости время встречи было установлено в приказном порядке, и, когда первые четыре «бьюфорта» поднялись в воздух в 13.25, они уже явно опаздывали примерно на двадцать минут на встречу над Менстоном. Ведущим был пилот Том Карсон, русоволосый молодой человек с открытым лицом, стройный и опрятный, с небольшой бородкой. Время взлета, как обычно, было сообщено по телефону в штаб командования, и, когда там поняли, что «бьюфорты» опаздывают, было принято решение направить радиосообщения «бьюфортам» и истребителям прикрытия с приказом миновать Менстон и направиться непосредственно в район цели. В этих сообщениях содержалась также информация о новом курсе, о позиции и скорости кораблей, которая в тот момент составляла 27 узлов. Обоим подразделениям эти приказы были посланы нормальным способом – по радиотелефону (голосом) «спитфайрам» и по рации (сигналы Морзе) «бьюфортам». Однако Карсон вел четыре «бьюфорта», которые лишь недавно вернулись после совместных операций из Менстона. Они все еще были оснащены радиотелефонным оборудованием, установленным взамен их обычной рации. В результате «спитфайры» отправились непосредственно к цели, а Карсон, частота радиотелефона которого отличалась от частоты «спитфайров», не получив послания, продолжил свой полет к Менстону.

Четыре «бьюфорта» достигли Менстона в 14.00 и начали кружить над аэродромом. При приближении они заметили стоявшие на земле «спитфайры» и посчитали, что истребители сопровождения ожидают их. Но перед этими «спитфайрами» была поставлена совершенно другая задача, не имевшая ничего общего с «бьюфортами». Карсон со своим подразделением еще некоторое время кружил над аэродромом, не понимая бездействия «спитфайров». В конечном счете после прибытия еще одного самолета, пилотируемого сержантом звена Марком Баннингом из Канады, дальнейшее барражирование над аэродромом осложнилось, и Карсон принял решение взять курс на цель.

Карсон выходил на позицию, которую определили для него два часа назад с учетом скорости 8-10 узлов. Таким образом, он шел в точку примерно в 50 милях к югу от действительной. Можно только пожалеть, что Карсон не понял эту маленькую ошибку в тот момент, ту шутку, которую сыграла с ним судьба. Если бы он получил радиосообщение от группы, то вышел бы непосредственно в нужную точку и непременно определил бы «три торговых корабля».

Какое-то время Карсон и Баннинг кружили на некотором расстоянии от французского берега, но, находясь слишком далеко от кораблей, не имели никаких шансов засечь их и даже установить радиоконтакт. Поэтому, ничего не обнаружив, они повернули обратно в Менстон, где и приземлились благополучно в 15.35.

Пока Карсон и Баннинг искали фиктивную цель в неправильно определенной позиции, остальные пять самолетов с острова Торни шли своим курсом. Оставшиеся три самолета, пилотируемые лейтенантом Финчем, пилотом Стюартом и сержантом Раутом, поднялись в воздух в 14.30, ровно на час позже, уже получив точную информацию о составе, курсе и скорости конвоя противника. В соответствии с приказом они совершили круг над Менстоном и отправились к цели. Им пообещали прикрытие, но не сопровождение истребителей, и поэтому они не стали терять время над Менстоном и легли на курс в 15.00. Оставив самолеты с острова Торни у себя в тылу, они таким образом превратились в авангард. В это время на аэродроме Менстона Олдридж и Ли, пилоты двух «бьюфортов», которые откололись от Карсона при барражировании над аэродромом час назад, впервые получили точную информацию о характере цели, новые инструкции и взлетели снова самостоятельно через несколько минут после подразделения Финча. Когда Карсон и Баннинг приземлились в Менстоне в 15.35, другие пять «бьюфортов» уже приближались к цели.

Подходя к расчетной позиции конвоя, Финч и три его самолета обнаружили, что видимость ухудшается. Финч решил, что каждый пилот будет атаковать самостоятельно, выбрав свою собственную цель. Каждый самолет его подразделения был оснащен радаром, и поэтому им не составляло труда обнаружить немецкий конвой, мелькавший яркими точками на экране.

Из всех пилотов «бьюфортов», атаковавших в этот день немецкий конвой, Финч вел себя наиболее отчаянно, импульсивно и даже безрассудно, полностью презирая опасность. Всего несколько недель назад он вместе с Олдриджем получил крест «За боевые подвиги в воздухе» – бомбардировку восьми торговых судов, двигавшихся под сильным прикрытием вдоль голландского берега. Финч вел подразделение из трех самолетов, где Олдридж был третьим номером. Приблизившись к самому крупному кораблю, Финч обстрелял его из пулемета и сбросил четыре бомбы, находясь на высоте мачт корабля. Три бомбы попали точно в цель, а взрыв одной из них здорово тряхнул самого пилота. Идя последним, повторяя маневр ведущего и имея перед собой ясную цель, поскольку второй номер был подбит и рухнул в море в нескольких ярдах перед ним, Олдридж также сбросил свои бомбы на корабль, но при этом потерял конец крыла, зацепив им за мачты корабля, так как слишком поздно направил машину вверх. Когда наземная команда узнала о продвижении боевых кораблей противника, все говорили, что если кому и удастся поразить их, то это будет Финч. А уж наземная команда знала положение дел.

Три «бьюфорта» вышли на цель под углом 90 градусов с левого фланга. Перед ними был «Гнейзенау», шедший медленно в середине огромного строя кораблей. Никаких признаков «Шарнхорста» не было видно.

Делая поворот, чтобы избежать атаки «сордфишей», «Шарнхорст» вышел за пределы узкого, расчищенного от мин канала. Маневр позволил кораблю успешно избежать атаки, но, возвращаясь обратно в расчищенный канал, корабль наскочил на мину.

Повреждения «Шарнхорста» были весьма серьезными, огни погасли, рация не работала, и, оставляя за собой масляный шлейф, корабль остановился. Пока он зализывал свои раны, «Гнейзенау» и «Принц Евгений» прошли мимо.

Стюарт и Раут видели, как Финч, помахав крыльями, пошел в атаку с поворотом влево, целясь в борт «Гнейзенау». Миноносцы прикрытия начали ставить дымовую завесу, и оба пилота потеряли из виду своего ведущего. Потом они увидели, почему немецкий конвой не открывал огонь.

– Впереди два «Мессершмита-109»!

Немецкие истребители оказались между «бьюфортами» и конвоем и тут же открыли огонь с близкого расстояния из всех своих пушек и пулеметов. Оба самолета получили повреждения, но продолжали свой путь. Немецкие истребители ушли вверх, чтобы избежать лобового столкновения, и резко развернулись для захода в хвост «бьюфортам». Стюарт и Раут находились теперь примерно на расстоянии 2000 ярдов от корабля, который наметили в качестве цели – «Принца Евгения».

Слева Финч собирался сбросить свою торпеду, первую торпеду по таким кораблям в открытом море. Это был первый удар «разящих сил» Джуберта. Но главная атака «бьюфортов» была еще впереди.

Летчики видели, как Финч подошел близко к цели перед тем, как сбросить торпеду. Больше его никто не видел.

В это время Стюарт и Раут мчались по направлению к «Принцу Евгению», стараясь завершить атаку до того, как «Мессершмиты-109» успеют зайти им в хвост. Немецкий крейсер продолжал двигаться в фарватере. Прицеливаясь, Стюарт решил взять допуск чуть больше половины корпуса корабля впереди. Несмотря на усилия миноносцев и дымовую завесу, он ясно видел корабль во всю длину его корпуса. Нажав на кнопку, он почувствовал, как торпеда пошла.

– У тебя на хвосте два «109-х»!

Кабина вздрогнула, когда заработали кормовые пулеметы. Стюарт открыл дроссели и взял вверх с поворотом вправо. Шум, напоминающий падение градин на железную крышу, дал понять, что немецкие истребители на этот раз попали в цель. Стюарт искал укрытие, но облака находились высоко над ним. Он ощутил себя человеком, попавшим под дождь без зонта. Из него сделают решето еще до того, как ему удастся найти укрытие. Он снова направил машину вниз, петляя, как заяц. Кормовые пулеметы продолжали работать.

– Один из них падает!

Пулеметы продолжали яростно рокотать, но уже не из падающего самолета, а из того, который заходил в хвост. Трассеры летели мимо кабины со всех сторон и падали в море впереди, подобно метеоритам. Неожиданно Стюарт увидел, как земля устремилась к нему из тумана снизу. Он резко взял вправо, и в тот же момент кормовой пулемет снова яростно заработал.

– Готов! Похоже, я его сбил! Он падает!

Вернувшись домой, они насчитали двенадцать пробоин в корпусе «бьюфорта». Одна из пуль пробила пропеллер, серьезно пострадал стабилизатор хвоста. Экипаж получил благодарность за первый сбитый «109-й». Никто не пострадал. Стрелок Стюарта видел, как торпеда шла к цели, но никто не знал ее дальнейший ход, так как все отвлеклись на атаку истребителя.

Вслед за Стюартом Раут атаковал самостоятельно, действуя под постоянным прессингом истребителей. Он вел свой «бьюфорт» на высоте 60 футов, сконцентрировавшись на сбросе и не обращая никакого внимания на то, что творилось вокруг. Даже получив осколочное ранение в руку, он держал указательный палец на спусковой кнопке. Радист, в этот момент стоявший у бортовых пулеметов, получил ранение в руку и ногу. Стрелок был ослеплен осколками от попадания пули в плексигласовую крышу его башни. Раут продолжал удерживать «бьюфорт» на прежнем курсе. Когда по его оценке расстояние до «Принца Евгения» составляло меньше полумили, он сбросил торпеду. После этого он повернул вправо, и ему показалось, что, куда бы он ни сунулся, всюду ему преграждал путь миноносец. Целую минуту он летел в замешательстве, несколько раз меняя курс, но каждый раз попадал под заградительный огонь кораблей сопровождения. На его «бьюфорт» пришлось несколько попаданий, внутри самолета вспыхнул огонь. Кабина наполнилась удушающим запахом горящей резины. Забыв о ранениях, радист и стрелок яростно боролись с пламенем и наконец победили его. Пробыв десять минут внутри эскорта эсминцев, самолет наконец вырвался наружу, постоянно находясь под заградительным огнем. Как ни удивительно, но машина продолжала лететь. Когда им наконец удалось оторваться, Раут взял курс на Менстон. Они находились далеко в стороне, но в конечном счете им все же удалось благополучно приземлиться.

Олдридж и Ли в двух «бьюфортах», которые оторвались от группы Карсона и приземлились в Менстоне, достигли района цели примерно в 15.40, сразу же после первых атак, проведенных Финчем, Стюартом и Раутом. Атака этих трех экипажей напрямую повлияла на отпор, который встретили Олдридж и Ли. Им не досаждали истребители. Более того, облачность над немецким конвоем сгустилась, затруднив работу истребителей. Олдридж и Ли находились уже практически внутри эскорта миноносцев, когда заметили головной корабль – «Гнейзенау». Оба самолета атаковали вместе и сбросили торпеды с расстояния 1500 ярдов. Две торпеды шли ровным курсом, однако плотный туман не позволил экипажам проследить их дальнейший путь.

Когда тринадцать самолетов 42-й эскадрильи из Лошара приземлились в Колтишелле, Вильямсу и Клиффу тут же сообщили о прорыве кораблей.

– Все заняты в совместной атаке в группе, – сказали им. – Быстро завтракайте и идите за указаниями.

За завтраком Вильяме и Клифф обсуждали щекотливую проблему: кто поведет эскадрилью. У Вильямса был богатый опыт торпедной работы в подразделении «сордфишей», но он был мало знаком с «бьюфортами» и 42-й эскадрильей, у него даже не было своего экипажа. Клифф служил в эскадрилье уже несколько месяцев и успел познакомиться со всеми людьми.

Вильямc сомневался. Сегодня ему представился шанс, который выпадает рядовому офицеру, может быть, раз в жизни. Но сейчас нужно было забыть о личных амбициях и принять решение, справедливое для всей эскадрильи. При такой погоде, с незнакомым экипажем, вести целую эскадрилью, а возможно, и не одну…

Двое мужчин внимательно изучали друг друга, не тронув завтрак, один с надеждой, убежденный в своей правоте, другой – весь в сомнениях и уже чувствуя уколы зависти. Наконец Вильямc прервал молчание:

– Хорошо. Поведешь ты.

Клифф встал из-за стола:

– Пойду позвоню командованию. Узнаю, что нам предстоит, и потом соберу экипажи.

– Сколько самолетов вооружено торпедами?

– Когда мы начали, было одиннадцать. При заходе мы потеряли Маннинга. Значит, осталось десять. Может быть, Маннинг еще вернется, но на данный момент – десять. Моя машина выведена из строя, и мне придется лететь с кем-то другим. В итоге мы имеем девять – три звена по три машины.

– Я соберу потерявшихся и постараюсь связаться с мобильным торпедным соединением, – сказал Вильямc. – Мы поднимем в воздух твои девять машин, а затем я постараюсь организовать второй удар с оставшимися пятью.

Клифф отправился назад в оперативную комнату и позвонил командованию. Его соединили непосредственно с командующим авиацией.

– Привет, Клифф. В настоящий момент корабли находятся в Дуврском проливе. Вы проведете встречу над Менстоном в 14.45 с подразделением бомбардировщиков «хадсон», которые пойдут первыми и отбомбятся до того, как вы вступите в игру, чтобы отвлечь внимание от вашей атаки. Истребители подключатся к вам в Менстоне и будут сопровождать вас и «хадсоны». После атаки возвращайтесь в Норт-Коатс. Все понятно?

Клифф был торпедистом с 1936 года и всегда четко придерживался установленных правил.

– Нам нужно повредить или потопить корабли?

– Что?

– Какой будет приказ: повредить или потопить?

Этот вопрос первым пришел в голову Клиффу. А заключался он в следующем: сконцентрировать удар всех девяти машин на одной цели либо разбить силы для индивидуальных атак на все три корабля с целью нанести им максимальный ущерб и замедлить скорость движения всего конвоя. Клифф знал, что где-то имеются и другие подразделения «бьюфортов», а поскольку, похоже, идея о массовой атаке отпала, другие подразделения могут подключиться позже.

– Боже мой, офицер, корабли вышли из Бреста. Разве этого мало? Отправляйтесь и атакуйте все, что увидите. В море находится только противник. Вылетайте скорее и сделайте все возможное.

– Мы действуем совместно с каким-либо еще подразделением «бьюфортов»?

– Нет. «Бьюфорты» с острова Торни использовались для первого удара, мы не можем ждать подхода «бьюфортов» с Сент-Эваля. К сожалению, мы не можем указать вам более точную позицию. Самое важное, чтобы вы скорее поднялись в воздух и сделали все возможное. Желаю удачи.

Клифф медленно положил трубку на рычаг. Слова командующего кружились у него в голове, как в центрифуге, которая время от времени выбрасывала из себя одно или другое слово. В результате в его голове запечатлелась лишь последняя фраза: «…корабли вышли из Бреста… Вылетайте скорее и сделайте все возможное».

Покинув контрольную башню, он побежал к Вильямсу.

– Нам предстоит встреча над Менстоном в 14.45, – сказал Клифф.

– Я соберу экипажи, – ответил Вильяме. – Кого ты берешь с собой?

– Я возьму офицеров-пилотов. Им предстоит принять собственное решение, все должно сработать точно.

Девять экипажей были вызваны по громкой связи, и Клифф проинструктировал их на площадке перед аэродромной вышкой.

– Наша цель – немецкие линкоры «Шарнхорст», «Гнейзенау», а также «Принц Евгений». – Клифф сделал паузу, посмотрев на лица собравшихся, и не заметил в них никаких изменений. – Они идут по Каналу в сопровождении более тридцати миноносцев и других кораблей.

Молчание продолжалось секунду или две, а потом последовал взрыв смеха, и Клифф оказался среди множества удивленных и улыбающихся лиц. «Лосось» и «Счастливчик» [6], да они давно лежат заваленные тысячами бомб в Бресте! Кого Клифф пытается обмануть?

Клиффу пришлось повысить голос, чтобы его стали воспринимать серьезно. Когда люди поняли, что он говорит правду, вокруг воцарилось молчание. Он повторил экипажам, что ему сообщил командующий. «Хадсоны» с грузом своих бомб пойдут первыми. В Менстоне их встретит прикрытие истребителей. После атаки самолетам предстоит вернуться в Норт-Коатс. В море никого нет, кроме неприятеля. Им необходимо поразить эти корабли.

Еще до общего инструктажа Клифф приказал Джонни Динсдейлу, плотно сбитому весельчаку из Новой Зеландии, и другому командиру звена вести свой клин справа от него, а Чарли Петту, который однажды уже вел свой клин за Реем Ловиттом при атаке «Лютцова», – слева. Теперь он объяснил пилотам их позиции, а затем описал план атаки.

Хотя командующий обрисовал план действий лишь в общих чертах, Клифф решил, что ситуация требует разделения сил, чтобы у каждой группы была своя собственная цель. Арифметика была самой простой: три корабля – три группы. Самолеты пойдут с фланга, и каждая группа займется своим кораблем. Он рассказал экипажам о своем плане и сказал в заключение:

– Корабли идут под прикрытием истребителей, поэтому не зевайте. Мы заходим с фланга, после атаки уходим вправо и перегруппируемся. Посадка в Норт-Коатс.

Мобильное торпедное подразделение не успело прибыть вовремя, и Вильямсу и Клиффу пришлось отлаживать торпеды самостоятельно на проход на глубине 18 футов. Этим утром торпеды были проверены и отлажены в Лошаре и, без сомнения, должны сработать правильно.

Девять «бьюфортов» взлетали отдельно в период между 14.20 и 14.30, построились над аэродромом и взяли курс на Менстон. Вторая половина дня оказалась сумрачной. Видимость продолжала ухудшаться, когда они пролетали над устьем Темзы. Однако при приближении к Менстону посветлело, и в небе перед собой они увидели многочисленные «хадсоны» и «спитфайры», кружившие, словно запряженные в одну огромную карусель, на высоте 2000 футов над аэродромом Менстона. Клифф провел свои «бьюфорты» прямо над центром аэродрома, а затем присоединился к общей карусели в левом кругу, но на высоте примерно 1500 футов, следя за «хадсонами», которые ожидали их перед тем, как лечь на курс. Он пытался выстроить свои самолеты за «хадсонами», но каждый раз они отрывались и пытались построиться за «бьюфортами». Клифф пришел к выводу, что во время брифинга была допущена какая-то ошибка, и в конце концов оставил свои попытки.

Ни один из самолетов не пытался выйти из круга, и через некоторое время Клифф начал нервничать. Теперь уже пятнадцать или шестнадцать «хадсонов», двадцать или тридцать истребителей, не считая его «бьюфортов», кружились в этом бесцельном и бесконечном водовороте, словно чего-то ожидая. Единственное, к чему это приведет, думал Клифф, у истребителей кончится горючее, и он позвал своего штурмана Макдональдса.

– Мы можем связаться с ними по радиотелефону?

– Приказано соблюдать радиотишину, сэр. Лучше этого не делать.

Круг становился все более тесным. Прошло примерно полчаса, нетерпение Клиффа сменилось раздражением. В Канале, далеко отсюда, немецкие корабли уходили прочь.

Клиффу было сказано, что кучка «бьюфортов» из Торни использовалась для выполнения головной задачи. «Бьюфорты» из Сент-Эваля могут прибыть слишком поздно. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что удар 42-й эскадрильи может быть единственной надеждой остановить эти корабли.

– Надо воспользоваться радиотелефоном.

– Слушаюсь, сэр.

– Алло, ведущий «хадсон». Алло, ведущий «спитфайр». Говорит ведущий «бьюфорт». Чего мы ждем? Конец связи.

Ответа не последовало. Может быть, лучше связаться с контрольным пунктом Менстона? Но когда он сделал это, ответа опять же не последовало.

– Менстон – это аэродром истребителей, – сказал Тесье, его стрелок. – Они работают на другой частоте. Если им не приказали переключиться на нашу частоту, они нас не услышат.

– Думаю, это же относится и к «спитфайрам» и «хадсонам»?

– По всей видимости, сэр.

– О господи!

Клифф посмотрел на часы. Половина третьего. С него достаточно. В качестве эксперимента он развернулся на 180 градусов и полетел по кругу справа. Весь строй истребителей и бомбардировщиков проделал то же самое.

Клифф крикнул своему штурману:

– Видишь? Может, они и дальше будут делать то, что делаю я. Я больше не могу ждать. Дай мне курс на голландский берег к югу от Ден-Хелдера.

Макдональдс сообщил Клиффу курс, и тот развернулся в нужном направлении. Они имели лишь примерное представление, где могут находиться сейчас корабли. Все, что оставалось Клиффу, – фиксировать свою позицию в нескольких милях к северу от максимально возможной, по его расчетам, точки продвижения кораблей. Вряд ли они ушли дальше на север, чем Ден-Хелдер. Если по прибытии туда он не увидит корабли, они смогут повернуть направо и пойти в северо-западном направлении по следу кораблей, пока не настигнут их.

Клифф начал снижаться, и, когда «бьюфорты» пересекли береговую линию, они находились лишь в нескольких футах над поверхностью воды. Таким образом, они останутся незамеченными немецкими радарами.

– Кто-нибудь идет за нами?

– За нами идут все! – возбужденно отозвался Тесье.

Однако им только казалось, что истребители следуют за ними. Лишь пять «хадсонов» шли тем же курсом.

Как только Менстон остался позади, погода начала портиться. Густая облачность начиналась от 100 футов, и эскадрилья прорвалась сквозь нее, словно поезд через тоннель. Видимость в просветах между сгустками тумана варьировалась от 2 миль до 500 ярдов. Чтобы обнаружить корабли, придется изрядно потрудиться.

Через десять минут полета этим курсом Тесье позвал пилота из башни:

– Я только что видел «спитфайры» над нами.

– Будем надеяться, что они останутся там, когда мы придем на место, – ответил Клифф.

Он придерживался своего плана, и, когда было пройдено две трети пути до голландского берега, Клифф заметил очертания кораблей в тумане слева. Он почти сразу же опознал миноносец. Корабль шел полным ходом.

Клифф незамедлительно приказал по радиотелефону:

– Не атаковать, не атаковать!

Однако слева от него Петт уже оторвался и делал заход на миноносец.

– Они здесь, ведущий! – крикнул Петт.

Он не слышал приказа Клиффа и через секунду исчез в тумане и низкой облачности. Оказавшись в одиночестве, Петт развернулся, признал в корабле, который он преследовал, миноносец, повернул обратно и попытался присоединиться к эскадрилье. Однако он не нашел ни свои, ни немецкие корабли и, потратив некоторое время на бесполезные поиски, вернулся в Норт-Коатс один, так и не сбросив свою торпеду. Миноносец, который он чуть было не атаковал, оказался кораблем британских ВМС, «Ворчестером», который возвращался после смелой торпедной атаки на немецкий конвой. Завидев «бьюфорты», шедшие в тумане прямо на них на низкой высоте и отвернувшие в сторону в последний момент, матросы миноносца предположили, что торпеда была фактически выпущена по ним, но торпеда Петта все еще висела под фюзеляжем его самолета, когда он приземлился в Норт-Коатс.

Ошибочный заход Петта на миноносец вполне можно оправдать в той суматохе. Ему же было сказано: «В море только враг». Фактически же пять британских миноносцев из Харвика, единственные имевшиеся в наличии силы, перехватили немецкий конвой и провели торпедные атаки, воспользовавшись условиями плохой видимости. Но даже в этой ситуации ни одному из миноносцев не удалось подойти к цели ближе чем на 2500–3000 ярдов, и ни один из них не поразил цель.

Немцы тоже были в замешательстве. Сперва считалось, что «Шарнхорст», натолкнувшись на мину, получил столь серьезные повреждения, что его следовало отбуксировать в голландский порт. Но спустя примерно три часа корабль опять был на ходу. В это время Силиакс, Рейнике и контролер истребителей переместились на головной миноносец. Но у него тоже начались неполадки с двигателем, и германский адмирал снова решил перейти на другой корабль. Когда эти три старших офицера переезжали на катере с одного миноносца на другой, оба корабля подверглись атаке наших бомбардировщиков. Без всякой защиты адмирал и начальник его штаба сидели на катере, сильно качавшемся от взрывов. Моментом позже, к их радости и раздражению, «Шарнхорст» снова на полной скорости прошел мимо своих командиров, не подозревая об их печальной судьбе. Во время перемещения с одного корабля на другой их бомбардировал «Дорнье-217». Отсюда следует, что не только у англичан спутались все планы.

Тем временем Клифф вместе с оставшимися восемью «бьюфортами» летели в направлении голландского берега во все более и более ухудшавшихся погодных условиях. За пять миль до берега они повернули вправо, что должно было привести их прямиком к немецкому конвою. Во время поворота Клифф мельком увидел берег, который тут же скрылся в тумане. Он был прав, когда настоял на том, что эскадрилью следовало вести ему. Полет был крайне сложным, но он полностью доверял своему экипажу. В такой день у него было достаточно своих забот, чтобы не отвлекаться на какие-то мелочи.

Он видел, как остальные «бьюфорты» также развернулись и последовали за ним тем же курсом. Восемь самолетов, включая его собственный, летели, выстроившись в шеренгу, словно на параде.

Клифф вертел головой то влево, то вправо, подсчитывая свои «бьюфорты». Когда же он снова устроился в своем кресле, то неожиданно увидел прямо перед собой миноносец.

– Это наш или их?

Миноносец сам ответил на его вопрос, открыв заградительный огонь и включив зенитные прожекторы, направленные на «бьюфорты». Впереди показался еще один миноносец сопровождения. Клифф опустил нос своего «бьюфорта» вниз, стараясь лететь еще ниже, и остальные повторили его маневр. Через секунду должны были показаться большие корабли.

– Вот они!

Клифф взглянул в ту сторону, куда указывал палец Макдональдса, и сразу же увидел огромный серый корпус прямо перед собой, немножко слева, возможно, в трех милях. Несмотря на долгие часы, проведенные за изучением силуэтов кораблей, Клифф не мог с точностью сказать, что это за корабль. Но ему удалось рассмотреть тяжелые надстройки, усеченные контуры труб и орудийные башни. Стало понятно, что это один из больших кораблей. Лишь гораздо позже Клифф понял, что это был «Гнейзенау». Как только они приблизились, из тумана показался второй большой корабль, примерно в миле позади «Гнейзенау». Впоследствии он узнал, что это был «Принц Евгений». «Шарнхорста» нигде не было видно.

В соответствии с изначальным планом атаки предполагалось, что самолеты подойдут к этим трем кораблям с фланга. Но сейчас перед ними находились только два больших корабля.

– Выполняйте индивидуальные атаки! – крикнул Клифф. – Ведущие звеньев, выбирайте себе цель. Я захожу на головной корабль.

Заградительный огонь кораблей сопровождения становился все более точным. Клифф взял влево, Берчли и Арчер последовали за ним. Он заметил, как ведомое Динсдейлом подразделение прошло прямо под ним и ушло на широкий разворот для атаки на второй корабль, на «Принца Евгения».

Нортон и Ги, слева от Клиффа, оказались в этот момент еще дальше влево от больших кораблей. Когда Клифф отдал приказ об индивидуальных атаках, Нортон и Ги решили сделать левый разворот и атаковать головной корабль со стороны голландского берега. Таким образом, они не только на некоторое время вышли из-под огня кораблей сопровождения, большинство из которых охраняло крейсеры со стороны моря, но это также означало, что атака на «Гнейзенау» будет осуществлена с обоих флангов одновременно.

Когда восемь пилотов совершали свой маневр, каждому пришлось отвернуть практически прочь от цели для того, чтобы, развернувшись, занять нужную позицию для торпедной атаки, и каждый с большим трудом смог снова найти большие корабли в сером тумане на фоне серого моря. Клифф, Берчли и Арчер атаковали первыми. Когда они мчались над водой к головному кораблю, декорации вокруг внезапно сменились, словно бесцветный свинцовый холст превратился в расцвеченную всеми огнями и движениями картину. Крупные орудия линкоров посылали в них 11-дюймовые снаряды, которые шлепались в воду перед ними, словно утки, иногда пролетая рикошетом над самолетами, иногда поднимая огромные столбы воды, обдававшие машины солеными брызгами. Все цвета заградительного огня и трассеров – от розового до желтого, от бирюзового до ярко-зеленого – осыпали со всех возможных сторон их самих и другие подразделения «бьюфортов», которые, судя по огромным серебряным всплескам воды от падающих бомб вокруг кораблей, находились непосредственно над ними. У Клиффа сложилось впечатление, что все виды самолетов, которые он когда-либо видел, кружились в небе, сея смерть. В меркнущем свете уходящего дня выстрелы орудий вспыхивали, подобно спичкам на переполненном футбольном стадионе. Три или четыре ярко горящих факела, упавших в море, представляли собой самолеты, которые уже больше никогда не взлетят. Взяв машину под жесткий контроль, Клифф приготовился к сбросу. Он отключил свой мозг от раздираемого на части мира вокруг и сосредоточился на огромном плотном корпусе судна перед ним. Прицелившись в точку на полкорпуса впереди немецкого линкора, он подождал, когда по его оценке расстояние составит 1200 ярдов, и выпустил торпеду.

Палуба «Гнейзенау» выскочила на него из тумана, когда он резкими движениями рукояти управления круто развернул самолет. Ему более ничего не оставалось, как плотно прижаться к креслу и облететь корму корабля на минимальной высоте. Внезапно до него дошло, что он все еще летел со скоростью 140 узлов, забыв открыть дроссели после сброса торпеды. Клифф взялся за дроссели, не отрывая взгляда от «Гнейзенау». Ему показалось, что он никогда не видел такой отполированной палубы. Через секунду корабль оказался уже позади, и тут ему по ушам ударила громкая дробь пулемета.

– Что, черт возьми, происходит?

– Они стреляют по нас, и мне захотелось им ответить. – Тесье выпустил очередь из кормового пулемета по палубе линкора.

Клифф, держа дроссели открытыми, уходил вверх с поворотом влево.

– Двое других там?

– Арчера подбили, у Берчли все в порядке. Они оба идут за нами.

Когда оба австралийца увидели сброс Клиффа, они тут же сбросили свои торпеды почти одновременно. Но когда пилоты начали маневр для выхода из-под огня, снаряд с «Гнейзенау» разбил плексигласовый верх кабины Арчера, осколки полетели внутрь фюзеляжа, серьезно ранив хвоcтового стрелка и наполнив самолет дымом и пылью. Наполовину ослепленный, Арчер поднял нос «бьюфорта» вверх и сохранил контроль над машиной. Он повел самолет влево, вслед за Клиффом, но, узнав о ранении стрелка, взял курс на Менстон, где и приземлился благополучно. При отходе от «Гнейзенау» заградительный огонь все еще был интенсивным, и Клифф с Берчли разошлись в разные стороны. В конечном итоге они добрались до Норт-Коатс независимо друг от друга. Все три торпеды вошли в воду ровно и пошли по направлению к цели, однако никто не видел взрывов. «Гнейзенау» вернулся на прежний курс.

Звено справа от Клиффа, ведомое Джонни Динсдейлом, было вынуждено пролететь мимо половины конвоя, перед тем как развернуться для атаки на второй корабль – «Принц Евгений». При этом они постоянно находились в зоне заградительного огня кораблей сопровождения. Крейсер охраняли четыре миноносца, и для проведения атаки Динсдейлу предстояло прорваться со своим звеном сквозь их огонь. Несмотря ни на что, трем самолетам все же удалось это сделать, и Динсдейл выпустил торпеду с расстояния примерно 1000 ярдов. Керр сбросил торпеду чуть позже, а торпеду Дьюхерста заклинило. Его стрелок следил за торпедой Динсдейла и видел, как она прошла в 200 ярдах от «Принца Евгения». Он потерял ее из виду, когда Дьюхерст резким поворотом влево выходил из-под огня. И снова атака не принесла никаких результатов.

Когда Нортон и Ги, слева от Клиффа, взяли влево в надежде отойти от голландского берега, их снова атаковали «Мессершмиты-109». Радист Ги был ранен, и Френсис, его штурман, отправился назад к боковым пулеметам. Нортон и Ги разделились и в окружавшей обоих пилотов суматохе потеряли из виду «Гнейзенау». Летчики у пулеметов продолжали метко отстреливаться. Видимость возле побережья была особенно ограниченной, и истребителям, которые все еще представляли большую опасность, не удалось сбить Нортона и Ги с курса. Ги был самым серьезным и одним из самых умелых членов эскадрильи, не пил и мало интересовался женщинами. Многие считали его немного устаревшим, педантичным и, возможно, весьма суетливым. Из-за этих особенностей своего характера он получил прозвище Тетушка, которое приклеилось к нему еще со времен «бьюфортов». Однако все признавали в нем потенциальные качества лидера. Нортон тоже был умелым пилотом и собрал вокруг себя опытный экипаж. Его радист Даунинг служил радистом у Ловитта во время атаки на «Лютцов». И все же эти два пилота, уйдя от немецких истребителей, снова выйдя на конвой и определив на этот раз «Принца Евгения», прорвавшись сквозь заградительный огонь, сбросили свои торпеды с тем же отрицательным результатом, что и остальная эскадрилья.

Кошмарный сон для всех пилотов-торпедоносцев: слишком частые позорные промахи.

Карсон и Баннинг из 217-й после своего ошибочного взлета в начале второй половины дня, когда их послали на поиск «трех больших торговых судов», приземлились в Менстоне, где, в свою очередь, впервые узнали о реальном характере цели. Невероятно, как они смогли пропустить такую большую группу кораблей. Если же учесть, что указанная им скорость 8-10 узлов была на двадцать узлов меньше, чем действительная скорость конвоя, то в результате они оказались на много миль дальше к югу. Баннингу нужна была дозаправка. Ведомый самолет всегда потребляет больше горючего, чем лидер, из-за постоянных изменений положения дросселя, необходимых для соблюдения дистанции. Карсон посчитал, что у него достаточно горючего в баках для повторного полета. Кроме того, он был сильно рассержен. Он мог только посмеяться, вспомнив о себе и Баннинге над Каналом, высматривающих в тумане ложную цель, в то время как «Лосось» и «Счастливчик» уходили прочь. Все оказалось напрасно. Пилота раздражало недостаточное, по его словам, доверие к экипажам эскадрильи. Зачем было скрывать правду на этой стадии? Возможно, командование опасалось, что экипажи могут вылететь и сбросить свои рыбки в открытом море, а потом вернуться и рассказывать небылицы. Боже мой, кто же поверит в эти рассказы о враге. Скорее всего, кто-то из группы командования был слишком увлечен игрой в секретность, доведя ее до абсурда. В любом случае это бессмысленная трата времени и усилий, и ему следует сделать все возможное, чтобы компенсировать эту ошибку.

Он находился на земле в Менстоне только двадцать две минуты. Без трех минут три он снова взлетел и взял курс на цель. На этот раз он их найдет.

Сорок пять минут спустя Карсон достиг предполагаемой позиции немецкого конвоя. Стояла середина февраля, без четверти пять, и день уже начал угасать. Шел дождь, видимость была никудышной. Карсон вел поиск с помощью радара и вскоре засек немецкие корабли. Когда он нашел конвой, было почти пять часов. Расплывчатые силуэты «Гнейзенау» и «Принца Евгения» были еле различимы на фоне серого моря. Дождь яростно хлестал по стеклу кабины, а густые облака делали видимость обрывочной.

На некоторое время он полностью потерял корабли из виду, но спорадическая стрельба орудий помогла ему запомнить их позицию. Пилот сделал разворот на два больших корабля, все еще видя лишь редкие вспышки выстрелов 11– или 8-дюймовых орудий. Когда он находился примерно в 2000 ярдов от корабля, который выбрал в качестве цели, взмывший к небу фонтан воды под ним подбросил левое крыло с неудержимой силой. «Бьюфорт» перевернулся брюхом вверх, словно жук, все еще нервно сжимающий в своих лапах торпеду. Не успел Карсон вернуть контроль над машиной, как второй взрыв снова подбросил крыло вверх, и самолет совершил вынужденный кувырок.

– Бомбы! Это взрывы бомб!

Когда Карсон наконец выровнял самолет, «Гнейзенау» находился уже менее чем в миле перед ним. Следующая серия бомб может его прикончить. Он нажал кнопку сброса торпеды, выждал несколько нескончаемых секунд, а затем дал газ и резко взмыл вверх. Заградительный огонь был плотным и точным, его левое крыло было все в пробоинах. На секунду Карсону показалось, что мотор заглох. Неожиданно перед ним открылась четкая картина «Гнейзенау» и его надстроек, но тут же туман, облака и дым снова поглотили корабль, и ни он сам, ни его экипаж не смогли проследить ход торпеды. В сгущающемся сумраке им удалось уйти от истребителей, они успешно оторвались и вернулись на остров Торни.

Примерно в то же время, когда Карсон брал курс на возвращение домой, Баннинг, дозаправив свой самолет, снова вылетел из Менстона. Хотя дневной свет уже почти погас и немецкий конвой был окутан дождем, туманом и низкими облаками, Баннинг без труда обнаружил корабли с помощью радара. Условия для торпедной атаки были почти безнадежными, но, несмотря на это, Баннинг, воспользовавшись просветом, начал заход на «Гнейзенау». Глаза немецких канониров уже привыкли к сумраку, и Баннингу пришлось лететь сквозь интенсивный огонь. Ему никогда раньше не приходилось сбрасывать торпеды, но на брифинге ему велели лететь на высоте 70 футов со скоростью 150 миль в час и целиться в точку впереди корабля. Немецкий конвой уже вышел за границу действия своих истребителей, и Баннингу удалось проследить ход торпеды. Пути корабля и торпеды сходились. Баннинг, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Но когда торпеда прошла уже две трети пути, «Гнейзенау» резко взял влево, и через секунду Баннинг понял, что в результате этого маневра торпеда безрезультатно пройдет мимо. От обиды у него стоял ком в горле и кровь стучала в висках, но ему ничего не оставалось, как набрать высоту и взять курс на базу.

Девяти «бьюфортам» 42-й и семи самолетам 217-й эскадрильи, так же как и «сордфишам», не удалось замедлить движение вперед германского конвоя. До сих пор ни одного попадания не было зарегистрировано. В течение второй половины дня помимо торпедоносцев почти 250 бомбардировщиков провели атаки тремя отдельными волнами. В распоряжении командования бомбардировочной авиации в это время насчитывалось около 300 самолетов, 250 из которых считались подходящими для этого типа операций. Несколько «веллингтонов» не смогли подняться в воздух из-за снега на аэродромах, в результате чего общее число самолетов сократилось до 242. В это число вошли 100 бомбардировщиков, которым был дан специальный приказ находиться в двухчасовой готовности. Эти силы бомбардировщиков, хотя и незначительные по сравнению с имевшимися несколькими месяцами ранее, все еще представляли значительную угрозу с точки зрения бомбовой нагрузки. Даже если только одному самолету из десяти удалось бы поразить цель, скорость конвоя, несомненно, замедлилась бы. Но плотная облачность в Канале никогда не поднималась выше 1000 футов и зачастую опускалась ниже 500. Погодные условия постоянно ухудшались. Большинству из 242 бомбардировщиков удалось приблизиться к немецкому конвою, но только каждый шестой произвел бомбометание. Многие вообще не нашли корабли. Тем, кто все же обнаружил их, не удалось провести атаку, несмотря на повторные попытки набрать достаточную высоту, так как каждый раз они оказывались в облаках и теряли корабли из виду. По мнению экипажей, единственным достоинством такой погоды было то, что она защищала их от неприятельских истребителей и в большой степени от заградительного огня. Как стало известно, из 242 бомбардировщиков только 39 машин сбросили бомбы на немецкие корабли, но ни одно попадание не было зарегистрировано. 188 самолетов либо не смогли засечь цель, либо были не в состоянии атаковать в таких условиях. 15 бомбардировщиков не вернулись на базу.

Последняя надежда возлагалась на двенадцать «бьюфортов» из Сент-Эваля.

Этот день в Сент-Эвале начался прозаически. Один самолет отправился на рутинное патрулирование в Бискайский залив. Однако само их географическое положение заставляло экипажи Сент-Эваля постоянно помнить об опасности, которую представляли собой эти три корабля, стоявшие на якоре в гавани Бреста. Когда корабли выйдут в море, а это обязательно должно произойти в один из ближайших дней, «бьюфорты» Сент-Эваля окажутся на передней линии. Независимо от того, направятся ли корабли в Атлантику или пойдут вверх по Каналу, «бьюфортам» Сент-Эваля придется нанести первый удар. В такой напряженной атмосфере экипажам Сент-Эваля приходилось выполнять их повседневные задачи.

Персонал 86-й эскадрильи, составлявший основную силу «бьюфортов» в Сент-Эвале, состоял главным образом из новобранцев, недавно прошедших оперативную подготовку. Эскадрилья была сформирована в Норт-Коатс сразу же после того, как 22-я эскадрилья перебазировалась на остров Торни, и несколько месяцев это подразделение считалось неоперативным, а потом полуоперативным. Среди других эскадрилий «бьюфортов» это подразделение выполняло роль Золушки. Репутацию, какую имела в Норт-Коатс 22-я эскадрилья, новобранцам было трудно заслужить. Но затем последовал длительный период преобразований, подготовки и торпедной практики, в то время как другие эскадрильи множили свои успехи. Словно усиливая их комплекс неполноценности, канадская эскадрилья «Хадсонов-407», расположенная там же, использовала все свои возможности для приумножения числа ночных вылетов для бомбардировки кораблей противника у Фризских островов. Во время этого тренировочного периода, когда 86-я эскадрилья отрабатывала свой оперативный уровень, она потеряла несколько экипажей: с одними происходили несчастные случаи, другие же необъяснимо не вернулись из учебных полетов над Северным морем. Эскадрилья была еще более ослаблена в результате перемещения полностью подготовленных экипажей на континент в последние месяцы 1941 года. (Некоторые из этих экипажей прославили себя в составе 39-й эскадрильи, действовавшей на Среднем Востоке.)

Эскадрилья стала оперативной в ноябре 1941 года, и в последующие месяцы ее авангард под командованием Чарльза Флада переместили в Сент-Эваль по плану общей перегруппировки, когда 22-я была перебазирована для заморских действий. Перемещение завершилось в январе. Эскадрилья провела свою первую торпедную атаку 2 февраля по 5000-тонному танкеру, шедшему в сопровождении двух вооруженных траулеров. В деле участвовали три экипажа. Один самолет атаковал танкер, два других не вернулись с задания. На следующий день эскадрилья потеряла еще один самолет. Три экипажа под командованием Флада нанесли дерзкий и успешный бомбовый удар по порту Гернси. Чувство неполноценности почти полностью исчезло.

В Сент-Эвале также находились шесть экипажей 217-й эскадрильи и запасное подразделение 22-й эскадрильи, включая шесть экипажей, возвратившихся из отпуска. В этот момент там находилось тринадцать готовых к вылету самолетов, за минусом одного, отправленного на патрулирование в Бискайский залив. (Джуберт впоследствии заявил, что если бы он знал о действиях неприятеля, то никогда бы не отправил этот самолет на задание.)

Из двенадцати самолетов в шести находились экипажи 86-й эскадрильи, в трех – экипажи 217-й и в трех – вернувшиеся из отпуска экипажи из 22-й. Наземная команда и административный состав 22-й эскадрильи отбыли из Ливерпуля в один и тот же день.

Готовность данных двенадцати экипажей находилась на разных стадиях. Старший пилот 217-й Этеридж только что вернулся после тренировочного полета. Экипажи 22-й эскадрильи пытались организовать ранний завтрак и надеялись не покидать аэродром во второй половине дня. Когда они ждали подачи пищи, заговорила система оповещения:

– Следующим экипажам собраться срочно в оперативной комнате…

Услышав свое имя из громкоговорителя, каждый пилот ощущал учащение пульса, и воображение начинало рисовать различные картины.

– На этом, похоже, наш завтрак закончился.

– Нам повезло, что мы успели побывать в отпуске…

– Тебя вызывают, парень. Ты что, не слышишь?

– Ну давай, расскажи мне, где идет война.

Они сложили тарелки и приборы на столе и отправились к аэродромной вышке.

Самолетам надлежало отправиться на остров Торни двумя звеньями по шесть машин под командованием Чарльза Флада. В их число вошли Этеридж и экипажи 22-й эскадрильи для укрепления подразделения опытными людьми. О выходе кораблей сообщили только офицерам, предупредив о необходимости хранить молчание. Нижестоящие пилоты и члены экипажей знали только то, что им предстоит отправиться на остров Торни и, возможно, придется наносить удар оттуда.

«Бьюфорты» поднялись в воздух примерно в час и приземлились на острове Торни через девяносто минут. Теперь предстояло дозаправить самолеты. Пилоты и штурманы получили инструктаж в оперативной комнате. Стрелков инструктировали в сигнальной комнате. Подразделение было разбито на три звена по три машины. Этеридж оказался в звене левого фланга, которое поведет командир звена, лейтенант Вайт из 22-й эскадрильи, третьим был также член 22-й эскадрильи сержант Фрикер. Этериджу надлежало держаться Вайта, а Вайту, в свою очередь, следовать за Фладом, который поведет единственный самолет, оснащенный радаром. Никакой встречи с истребителями сопровождения над Колтишеллом не предусматривалось.

Когда пилоты и штурманы вышли из оперативной комнаты, похожие на мешки в своих летных куртках, спасательных жилетах и летных ботинках, обвешанные планшетами, они встретились со стрелками. Секунду экипажи толпились в замешательстве, а затем отправились к своим самолетам, разбираясь по экипажам. Стрелкам сообщили частоты – операция будет контролироваться по радиотелефону из Чатема. Они все еще оставались в неведении относительно своих целей.

– Что все-таки происходит?

– Большие мальчики вышли погулять.

Тот факт, что стрелкам ничего не было сообщено, был воспринят без комментариев, как естественный ход событий.

– Большие мальчики? – повторили стрелки с сомнением, стараясь разглядеть правду в этой загадочной и целеустремленной манере походки пилотов, которую они хорошо знали. Их глаза смотрели вперед, но ничего не видели. Вероятно, в таком же состоянии приговоренный шел на смерть. В конечном итоге он мог делать это даже с желанием, чтобы все поскорее закончилось.

– Большие мальчики? Так что же мы здесь делаем?

– Нужно скорее вернуться в Сент-Эваль.

– Не нужно – они рядом, здесь, у голландского побережья.

– Что? – Долго таившееся сомнение вырвалось наружу.

– Что-о-о-о?

– Чего они тут потеряли?

– Кто-то проспал все на свете!

Затем послышались слова сержанта из одной известной эскадрильи:

– Этого бы не случилось, если бы 22-я находилась здесь.

Никто, тем более служащие 86-й и 217-й, не желал в данный момент спорить по этому вопросу.

– Наверное, Гитлер узнал, что 22-я перебазировалась.

– По-другому он о них вообще бы не узнал.

– Эти гады знают обо всем.

Нам явно не дано вернуться после этого задания.

Экипажи разошлись по своим самолетам.

Они взлетели сразу же после четырех часов, примерно полчаса спустя после безуспешной атаки Клиффа и девяти «бьюфортов» 42-й эскадрильи. Им предстояла встреча в пять часов над Колтишеллом.

После вылета Клиффа на аэродроме в Колтишелле подполковник Вильямс, командующий 42-й эскадрильей, обнаружил, что нет никакой надежды на прибытие мобильного торпедного подразделения в Колтишелл до темноты. Таким образом, для нанесения второго удара у него оставался только один самолет, вооруженный торпедой, и тот в нерабочем состоянии. Переместить торпеду с одного самолета на другой без соответствующей аппаратуры и специалистов было невозможно. Поэтому были предприняты все возможные действия для починки имеющегося самолета. Пилоту, офицеру Вильсону, и его экипажу было приказано находиться в полной готовности. (Через три месяца штурману самолета, сержанту Эндрюсу, пришлось сыграть такую же решающую роль в аналогичной операции против «Принца Евгения».)

Вильямс еще помнил о Маннинге, канадце, который исчез по пути из Лошара этим утром. Маннинг и его экипаж без карт и рации, необходимой для сверки координат, пролетел над сушей, стараясь обнаружить Колтишелл. В конечном итоге они наши Хоршам-Сент-Фейт возле Нарвика и приземлились там, чтобы заполучить карту. Маннинг со штурманом отправились к аэродромной вышке, но обнаружили ее полностью разоренной. Все, что им удалось добиться от контролера, у которого было достаточно своих собственных проблем, это взмах руки и информация о том, что Колтишелл в «пяти минутах там».

Потеряв еще час на изучение каждого аэродрома в поисках «бьюфортов», они приземлялись на трех аэродромах, откуда их, словно назойливую муху, погнали дальше, и в конечном итоге нашли Колтишелл. Тут наконец им и рассказали, по какому поводу весь шум.

Маннинг получил инструкции отправиться с экипажем в столовую на чай и вернуться через полчаса. В это время его самолет будет дозаправлен. Ему и Вильсону было приказано взлететь в 17.15 и построиться над аэродромом, присоединившись к 86-й эскадрилье, которая, как было сказано, проведет встречу над аэродромом как раз в это время (время указывалось 17.15).

– Мы не знаем, куда они полетят и кого будут атаковать, – сказал им контролер в Колтишелле. – Следуйте за 86-й эскадрильей и атакуйте цель, которую они выберут.

Маннинг и Вильсон удивленно переглянулись и направились к своим самолетам. В 17.10 последние два вооруженные «бьюфорта» 42-й эскадрильи стояли с заведенными моторами в начале взлетной полосы Колтишелла.

В то время как Маннинг и Вильсон занимали позиции для взлета, Флад и его подразделение, состоявшее из двенадцати «бьюфортов», летели над аэродромом. Шум приближающегося подразделения заглушал для Маннинга и Вильсона рокот их собственных моторов, которые они прогревали в начале взлетной полосы. Развернувшись против ветра, они неожиданно услышали грохот моторов, взглянули вверх и увидели летящее прямо над ними подразделение.

Пилоты этого подразделения всматривались в небо в поисках истребителей сопровождения. Если они и видели два «бьюфорта», разворачивающиеся против ветра, для них это ничего не значило. Они искали истребители. Экипажи разговаривали по внутренней связи.

– Где же эти истребители?

– Откуда они должны появиться?

– Ты видишь хоть один из них?

– Никаких признаков. Пара «бьюфортов» на аэродроме, и это все.

– Либо они прекрасно замаскированы, либо их вообще здесь нет.

Даже вдоль побережья видимость была плохая, и общие погодные условия были исключительно неприятными. Через полчаса станет темно. Немецкие корабли уже должны находиться к северу от Амстердама. Флад еще раз провел «бьюфорты» над аэродромом и лег на курс.

Маннинг и Вильсон тут же взлетели, но взлетная дорожка была направлена в сторону материка. К тому времени, когда они повернули на восток, двенадцать «бьюфортов» уже растворились в дымке позднего вечера. У этих двух экипажей не было никакой информации о местонахождении цели, никаких указаний, кроме как следовать за 86-й. После короткого и бесполезного преследования они вернулись и приземлились в Колтишелле.

Одному из двенадцати самолетов подразделения Флада пришлось вернуться из-за неполадок в электропроводке, но в остальных одиннадцати «бьюфортах» сидели решительные люди. Они ничего не знали об атаках других эскадрилий «бьюфортов». Они даже не догадывались, что представляют собой последнюю надежду этого злополучного дня. Однако по курсу, скорости и позиции, указанным им, люди догадывались, что немецкие корабли уходят более или менее невредимыми. Этим людям нельзя было отказать в решимости нанеси удар. Если им чего-то и не хватало, так это опыта торпедометания. Лишь Этериджу и трем пилотам 22-й эскадрильи приходилось ранее делать это.

Ко времени, когда подразделение достигло предполагаемой позиции немецкого конвоя, было почти без четверти шесть. Невидимый закат за ними отбрасывал бесцветное сияние в миллион свечей, которое на уровне моря превращалось в темноту. Оператор радара Флад не мог установить никакого контакта. Затем поступило радиосообщение о том, что один из кораблей может находиться в 30 милях к юго-западу от основного конвоя. Это был получивший повреждения «Шарнхорст». Флад начал снижаться к расчетному пути вражеских кораблей. В пять минут седьмого они засекли четыре немецких минных тральщика. Каждый тральщик выпускал тройные красные опознавательные ракеты, расцвечивающие море яркими цветами и мешавшие видеть в темноте. Затем начался заградительный огонь.

Флад дал сигнал рассредоточиться, и каждый экипаж начал поиск линкоров. Им удалось обнаружить только миноносцы. Ливень, снежная вьюга и облака защищали немецкий конвой и приводили «бьюфорты» в замешательство. Многие экипажи не могли ничего рассмотреть. Отдельные самолеты продолжали кружить перед минными тральщиками в надежде обнаружить основные силы противника. Но даже если им удавалось засечь корабли, было невозможно удержать их необходимое время в поле зрения для проведения торпедных атак. Большая часть подразделения пришла к выводу, что шанс провести эффективную атаку упущен, и взяла курс на базу.

Когда Вайт, ведущий звена на левом фланге Флада, отлетел на поиски линкоров, Этеридж и Фрикер попытались следовать за ним, но вскоре потеряли его из виду, разошлись сами и остались в одиночестве. Фрикер начал обследовать территорию впереди с востока на запад, с запада на восток и опять с востока на запад, миля за милей, ища конвой. Один раз его стрелок заметил корабль сопровождения, но когда Фрикер развернулся, уже ничего не было видно. Они понимали, что находятся где-то с краю от немецкого конвоя, но никак не могли найти направления к центру. Они вели поиск по квадратам, но ничего не смогли обнаружить и наконец поняли, что в таких погодных условиях это просто невозможно, и повернули домой. Не уверенные в своей позиции и не имея возможности получить помощь по рации из-за переполненного эфира, они направились к Восточной Англии, чтобы затем вдоль берега дойти до острова Торни. Неожиданно они услышали «писк» по радиотелефону и увидели заградительный аэростат так близко, что протяни руку, и они могли бы использовать его в качестве боксерской груши. Они оказались в устье Темзы. Полчаса спустя показались пирсы Брайтона, которые послужили пилотам ориентиром. Горючего в баках почти не осталось. Наконец их встретили прожекторы, которые отвели их прямиком в Торни. Экипажи потерпели неудачу, им не удалось даже найти немецкий конвой, к тому же они заблудились по дороге домой. Они считали себя худшими экипажами береговой авиации. Но после приземления они обнаружили, что были единственным экипажем, помимо командира эскадрильи, который вернулся в Торни. (Другие приземлились на многочисленных аэродромах по всей стране.) На следующее утро они сделали свой доклад и отправились в Сент-Эваль поездом через Лондон, волоча свои парашюты по лондонской подземке, без шлемов, но все еще в летной форме.

Оставшись в одиночестве, Этеридж мог видеть лишь разрывы заградительного огня, блистающие в дымке вокруг него. Корабли оставались невидимыми. Он знал, что находится где-то возле голландского берега, и понимал, что, если ему удастся сделать привязку к побережью, он снова сможет взять курс в район цели и получит шанс приблизиться к немецким кораблям под нужным углом и занять позицию для атаки, если только заметит мачты кораблей. Этого будет достаточно. Через минуту штурман сообщил, что они летят над побережьем. Территория была пустой и плоской. Никто не проявлял к ним никакого интереса. Но когда они развернулись, чтобы взять ориентир, «бьюфорт» неожиданно оказался в зоне заградительного огня. В свете разрывов они увидели нечеткие очертания зенитной батареи, стоящей одиноко на песке, подобно средневековой крепости. Этеридж взял курс на конвой, и снова первым признаком того, что он находится над кораблями, стали разрывы заградительного огня в облаках над ним и вокруг. Еще два раза Этеридж повторял свой трюк с привязкой к голландскому берегу и возвращению к конвою. Каждый раз его обстреливали береговые батареи и сами корабли, но он не мог их разглядеть. Когда же он приблизился к кораблям в третий раз, его «бьюфорт» пострадал от зенитного огня. Гидравлическая система была повреждена, радист ранен, и рация выведена из строя. Этеридж понял, что ему придется оставить свои попытки. Все было безнадежно. Лучшим выходом из ситуации станет благополучное возвращение.

Штурман дал ему направление на Норфолк – ближайший путь домой. Там было достаточно аэродромов, ровная территория, и там все уже привыкли к ночным возвращениям самолетов бомбардировочной авиации. Как только самолет пересек линию берега, Этеридж узнал Ловесторф. Он включил навигационные огни, и вскоре прожектор указал им путь. К этому подключились другие прожекторы, которые и довели их до аэродрома. Этеридж попытался выпустить шасси, но вскоре оставил эту идею. Лучше приземляться на брюхо. Штурман узнал аэродром Хоршам-Сент-Фейта – покрытое травой поле, идеальное для этой цели. Этеридж сделал правильный заход и стал выравнивать машину. Но за несколько секунд до того, как самолет коснулся земли, он вдруг вспомнил, что не сбросил торпеду. Было уже поздно что-либо предпринять. Без подкрылков он уже не мог поднять машину. В любом случае ему вряд ли удастся освободиться от торпеды. Все, что оставалось, – это сидеть плотно и ждать ослепляющей вспышки, а потом темноты. Но торпеда упростила их приземление, подобно лыже на замороженном аэродроме. Самолет получил лишь незначительные повреждения – небольшие царапины на брюхе и согнутый пропеллер. И это все.

Этериджу тоже пришлось делать доклад на следующий день. За свое упорство он был награжден крестом «За боевые подвиги в воздухе».

Вайта, ведущего звено Этериджа, Матьюсона, ведущего звено справа, Финча из звена «сордфишей», семнадцать самолетов истребительной авиации и пятнадцать бомбардировщиков больше никто никогда не видел.

Последняя атака «бьюфортов» на «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принца Евгения», как и все предпринятые до того попытки, закончилась неудачей.

Успешный проход немецких кораблей рассматривался и рассматривается немцами как большая победа, а британцами как позор. Новость об этом была встречена в Британии всеобщей печалью и возмущением. Разборкой дела занялся суд. Впервые за двести пятьдесят лет вражеские корабли прошли по Английскому каналу, и простые англичане, воспитанные с сознанием неуязвимости этого пути, не могли понять, как это все могло случиться.

Ну и как же это произошло?

Во-первых, военно-морские силы из-за выполнения многочисленных задач в других регионах и вражеского доминирования в европейских прибрежных водах от Норвегии до Бискайского залива не имели возможности участвовать в деле в полной мере и выделили для этого только несколько миноносцев и торпедных катеров. Но даже эти небольшие силы напугали немцев и послужили одной из причин принятия их решения выйти из Бреста в темноте и пройти через пролив в дневное время, когда атаки легких военно-морских судов против хорошо защищенного конвоя имели меньше шансов на успех.

Во-вторых, тут сказалась слабость наших ударных сил.

В-третьих, стояла плохая погода.

Именно эти факторы и оказались решающими. По поводу различных ошибок было много сказано и написано. Ошибки, несомненно, были и о неизбежности их можно было поспорить, но весьма сомнительно, чтобы какая-нибудь из них реально повлияла на исход дела.

Корабли явно не могли пройти весь путь незамеченными. Их должны были засечь во время ночного патрулирования. Радиус действия дневных патрулей следовало распространить дальше на запад. (Если бы экипажи патрульных самолетов знали, что выход кораблей неминуем, то, невзирая на все допустимые ошибки, они были бы вдвойне бдительней.) Но предположим, что в какое-то время, ночью или ранним утром, корабли были обнаружены. Есть ли причины считать, что исход был бы другим?

Хотя корабли были обнаружены только спустя тринадцать часов после выхода в море, против них были использованы все силы бомбардировочной авиации. Еще до темноты самолеты морской авиации «сордфиши» нанесли свой удар, из двадцати восьми имеющихся «бьюфортов» шестнадцать провели атаку, хотя и безуспешную, еще до того, как ухудшающиеся погодные условия сделали их работу невозможной. Можно предположить, что в случае участия в выполнении этого задания остальных двенадцати самолетов результаты могли быть менее плачевными.

Взаимодействие истребителей с ударными силами ВВС оставляло желать лучшего. Все списывают на отсутствие заблаговременного предупреждения. Может быть, это произошло из-за отсутствия интенсивной подготовки? А имелась ли в эти сумбурные месяцы 1941-го – начала 1942 года возможность провести такую подготовку? Можно ли было значительно улучшить взаимодействие, если бы оповещение было сделано несколькими часами ранее? Можно лишь сказать, что, по всей вероятности, это позволило бы «сордфишам» провести атаку силами всех пяти эскадрилий и, вероятно, дало бы возможность бомбардировщикам сбросить несколько бронебойных бомб в лучших погодных условиях, которые превалировали в начале дня. Насколько эффективным мог быть близкий эскорт «сордфишей», продемонстрировали истребители, которые участвовали в этом деле. В любом случае есть свидетельства того, что большинство, а может быть, и все «сордфиши» были сбиты заградительным огнем.

Бомбардировщики могли нанести кораблям лишь поверхностные повреждения без применения бронебойных бомб, которые следовало сбрасывать по крайней мере с высоты 4000 футов. Но большую часть дня облачность была на высоте 1000 футов и ниже, а бомбардировщики еще не были оснащены приборами для слепого бомбометания. Итак, большинство бомбардировщиков несли обычные бомбы, которые не могли пробить броню кораблей, и вся надежда возлагалась лишь на то, что их взрывы причинят хоть какой-то урон противнику. Лишь несколько самолетов несли бронебойные бомбы в надежде на то, что разрывы в облаках позволят им провести атаку с большой высоты. Однако ни одна из этих бомб не попала в цель. Погодные условия мешали прицельному бомбометанию. Даже при наличии у нас необходимых для этого самолетов погода не позволяла работать пикирующим бомбардировщикам. Галланд заявлял, что плохая погода благоприятствует Королевским ВВС, основывая свое мнение на том, что экипажи бомбардировщиков предпочитают укрываться в облаках, которые считаются анафемой для истребителя. Но реальность состоит в том, что погода позволила бомбардировщикам выполнить лишь вторичную роль в этой операции. В то же время она играла им на руку, так как при такой облачности сбить бомбардировщик довольно сложно.

В таких условиях основной ударной силой стали «бьюфорты», но в сравнении с бомбардировщиками их количество было незначительным. В противоположность бомбардировщикам, которые ищут и атакуют наземные цели, торпедоносец вынужден ждать, пока не появится подходящая цель. Было бы неэкономичным содержать большие силы торпедоносцев, достаточные для решения любой такой ситуации.

Но какими бы незначительными ни были их силы для ведения морских операций, какими бы неопытными ни были большинство экипажей, какой бы слабо разработанной ни была их тактика, они являлись единственной силой, способной нанести серьезные повреждения кораблям. Но даже если было бы достаточно времени, чтобы скоординировать удар «бьюфортов», а их экипажи обладали бы достаточным опытом, при такой плохой видимости и низкой облачности имелось мало возможностей нанести достаточно сконцентрированный удар. (Можно было избежать смены командира одной эскадрильи и потерю лидера другой при выполнении гораздо меньшей задачи четырьмя днями ранее, однако на этот момент экипажи были вполне довольны своими командирами, о чем свидетельствует проявленная ими храбрость.)

А что же произошло с торпедами? Даже если сделать скидку на погодные условия, которые в любом случае были ненамного хуже тех, при которых экипажи «бьюфортов» обычно действовали при патрулировании, как же торпедоносцам не удалось попасть в такие огромные цели?

Ни один из пилотов ранее не торпедировал цель, движущуюся с такой скоростью. У них просто не было опыта работы с такими быстроходными целями. Общеизвестно, что определить расстояние на поверхности воды очень сложно, и даже за две мили от таких крупномасштабных целей создается впечатление, что они нависают над низко летящим самолетом. Несмотря на отчеты экипажей, по немецким сообщениям, большинство торпед было выпущено с расстояния по крайней мере в милю. В такой ситуации торпеда, движущаяся со скоростью 40 узлов, достигает цели через полторы минуты. А поскольку корабли двигались со скоростью больше 30 узлов, они за это же время покрывали примерно 1500 ярдов. Длина линкоров составляла 741 фут – примерно 250 ярдов. Поэтому для поражения цели с фланга при неизменном курсе торпедисту следует прицеливаться в точку, находящуюся перед кораблем на расстоянии длины его корпуса, умноженной в шесть раз. Даже с расстояния в полмили – а ни одному самолету не удалось подойти так близко – торпеду следует нацеливать в точку, находящуюся впереди носа корабля на расстоянии длины его корпуса, умноженной втрое. Неудивительно, что ни один корабль не был поражен. Таким образом, торпеды проходили за кормой быстро идущих кораблей, которые при атаке одной торпедой вполне могли избежать встречи с ней посредством изменения курса.

Смогли бы «бьюфорты» достичь больших результатов, если бы были предупреждены заранее?

Что было потеряно в результате того, что командование держало все экипажи в неведении?

На протяжении всей войны безопасность и разведка выполняли большую роль. Мы надеялись получить определенный запас времени между обнаружением выхода кораблей и их проходом через Канал. Этого времени должно было хватить для инструктирования экипажей самолетов. Немцы также скрывали правду от всех своих служащих, однако это не нарушило каким-либо значительным образом их действий. Вряд ли мы что-либо потеряли, если бы все с самого начала знали правду, хотя, возможно, враг тоже не оставил бы незамеченными наши подготовительные мероприятия. Неадекватные на практике, на бумаге они выглядели более значительными.

Экипажи «сордфишей» знали, для чего они находятся в Менстоне, но и они, подобно «бьюфортам», потерпели фиаско. По сравнению с «бьюфортами» их потери можно объяснить большей уязвимостью этих самолетов и тем фактом, что их атака происходила как раз в тот момент, когда враг мог собрать максимум сил для обороны как в воздухе, так и на море.

Можно лишь спорить о том, насколько знание предстоящих событий, какими бы опасными они ни были, стимулируют храбрость и самоотверженность. Можно аргументировать и противоположную точку зрения.

Считается, что в этой операции военно-воздушные силы потерпели поражение. Но как таковые эти силы и не применялись. Было задействовано большое число самолетов, но когда речь идет об использовании военно-воздушных сил, то вряд ли имеется в виду только их количество. Вместе с тем потопление «Принца Уэльского» и «Репалса» всего за два месяца до этого подталкивает на некоторые сравнения. Смысл этого урока сводится к тому, что воздушная атака на линейные корабли может принести успех лишь в том случае, если их оборону можно прорвать. В том же случае если заградительный огонь не смолкает, а истребителям не оказывается никакого сопротивления, то такую атаку можно назвать по крайней мере сомнительной и опасной.

И все же британская общественность имела право негодовать по поводу прохода немецких кораблей через Дуврский пролив в дневное время. Адмиралтейство и министерство ВВС, обладавшие разведывательными данными, неизвестными для широкой публики, сами были удивлены не меньше. Все это произошло, несмотря на тот факт, что с глобальной точки зрения на весь ход войны островитяне опасались этого события еще за шесть месяцев до того, как такие планы возникли в голове противника.

Этот прорыв стал яркой демонстрацией преимуществ того, кто первым наносит удар, даже если его неотвратимость уже давно предсказана. Как продемонстрировали позже события, связанные с захватом Европы, даже если об очередной операции известно задолго, ее боятся и всячески готовятся к ней, тот, кто ее начнет, имеет шанс на успех.

Выход кораблей позволил бомбардировочной авиации сконцентрироваться наконец на бомбардировках Германии. Те бомбы, которые не упали в корабли, упали на германскую землю. И когда, всего шестнадцать дней спустя, «Гнейзенау» пострадал от двух прямых попаданий, потеряв девяносто человек команды, при налете бомбардировщиков на Киль, это словно стало ответом на претензии адмиралтейства. «Наши бомбардировщики продемонстрировали, что мы можем положиться на них в деле нанесения ущерба противнику». «Гнейзенау» больше никогда не выходил в море.

«Шарнхорст», наскочивший еще на одну мину по пути в Вильгельмсхавен, тоже вышел из строя на несколько месяцев. А 23 февраля «Принц Евгений» на пути из Киля в Тронхейм был торпедирован подводной лодкой «Трайдент», потеряв при этом двадцать футов кормы вместе с рулем. Однако оба эти корабля снова вернулись в строй и принесли нам много хлопот позже в северных широтах.

Сам адмирал Редер потом признавал, что германские ВМС, «одержав тактическую победу, потерпели стратегическое поражение». Это довольно приятный для британцев итог. В своей телеграмме Черчиллю Рузвельт сообщает, что, по его мнению, «локализация всех немецких кораблей в Германии значительно облегчает решение нашей общей морской проблемы в Северной Атлантике». Находясь в Бресте, эти корабли угрожали всем направлявшимся на восток атлантическим конвоям, заставляя обеспечивать последние конвоем военных судов. Они явно напрасно оставили свою позицию, преграждавшую наши жизненно важные коммуникации. Однако потопление «Шарнхорста» или «Принца Евгения» явилось бы огромным вкладом в пересмотр баланса морских сил в пользу наших последующих русских конвоев. Прорыв немецких кораблей стал нашим серьезным поражением, и прежде всего поражением торпедоносцев. Им больше не предоставлялось такого шанса.

Адаптированный к нашим понятиям вывод Редера скорее напоминает оправдание команды, выбывшей из соревнований: «Ну хорошо, зато теперь мы сможем сконцентрироваться на игре в лиге». В тот момент нам не удалось убить двух зайцев.

Но даже если бы нас предупредили о выходе кораблей за двадцать четыре часа, «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц Евгений» наверняка бы прорвались. Ни в коем случае не приуменьшая германские достижения, которые на все времена останутся неосторожной, но впечатляющей демонстрацией силы их оружия, у нас не было никаких шансов предотвратить этот проход при тех погодных условиях и использовании тех сил, которые имелись тогда в распоряжении нашего командования.