«НЕТ ЛИ ВЕСТЕЙ О ЛАПЕРУЗЕ?»

Жан-Франсуа Гало де Ла Перуз, родившийся близ города Альби в семье земельных собственников и высоких должностных лиц, в пятнадцать лет поступил в гардемарины. Восемнадцати лет, во время первого сражения у Киберона, он попал в плен к англичанам и после войны при обмене военнопленными был освобожден. В 1764 году его произвели в чин лейтенанта, а три года спустя он получил командование транспортным судном «Адур». С 1773 по 1777 год длится его плавание в Ост-Индию, откуда он возвращается в чине капитан-лейтенанта. Командуя фрегатом «Амазонка», Лаперуз захватил английский корвет и каперское судно. В 1780 году, произведенный в капитаны первого ранга, он добавляет к своим трофеям два английских фрегата. Карьера более чем удачная, просто блестящая, завоевала ему уважение адмиралов и даже министра, но еще не привлекла взора более высоких лиц. Королю этот отличный военный моряк станет известен благодаря одному его гуманному поступку.

В 1782 году морским министром был маркиз де Кастри, который никак не мог примириться с потерей Канады, а поскольку Франция продолжала воевать с Англией, Кастри хотел уничтожить некоторые укрепления врага в Гудзоновом заливе.

– Пошлите туда господина де Лаперуза.

Лаперуз отплыл из Франции с тремя кораблями и отлично выполнил поручение. Первым, прежде чем его успели сжечь или разрушить, сдался форт Принц Уэльский. Та же участь постигла и форт Йорк.

Введенный в курс событий, Людовик XVI не одобрил инициативы министра. Какую пользу может принести эта операция? Никакой. Зато следует опасаться кровавой расплаты. Король велел Кастри явиться во дворец:

– Сударь, – заявил он ему без обиняков, – какой скверный способ вести войну, это мне решительно не нравится!

И Людовик XVI приказал дать подробный отчет о событиях. Король узнал, что Лаперуз, проявив большое личное мужество, показал себя затем и очень гуманным человеком. Он хорошо обращался с английскими пленными, а вернув им свободу, снабдил продовольствием и даже оружием, чтобы они могли эвакуироваться, не опасаясь нападения индейцев. В секретных бумагах Харна, коменданта второго форта, Лаперуз нашел описание плавания вдоль северного побережья Америки. Там были карты, планы и совершенно новые сведения. Победитель не забрал эти документы, а вернул автору, взяв с него слово опубликовать их по возвращении в Лондон. Эта подробность настолько понравилась королю, что, задумав после заключения Версальского мира снарядить научную морскую экспедицию, он хотел, чтобы командовал ею непременно Лаперуз.

Предписания, данные им капитану, были ясны и подробны. Франции необходимо было «развивать отечественную торговлю и расширять морские плавания французов». Лаперузу вменялось в обязанность завоевать расположение вождей далеких племен как хорошим отношением, так и подарками, определить, какие товары из Европы могут им больше всего понравиться и что они предложат в обмен. Король собственноручно начертал заключительные слова: «При любых обстоятельствах господин де Лаперуз будет обращаться к разным народам, какие он посетит во время своего плавания, с большой мягкостью и человечностью. Если бы экспедиция смогла закончиться, не потеряв ни одного человека, его величество восприняло бы это как одну из самых больших ее удач».

Маршрут кругосветного плавания, предписанный Лаперузу, превосходил все, что было известно до той поры: из Бреста идти к Канарским островам, обогнуть мыс Горн, сделать остановку на острове Пасхи, затем на Сандвичевых островах, идти вдоль американского берега на север, снова спуститься к югу; от американского побережья направиться в Японию и достичь Китая; вдоль азиатского берега идти на север, потом снова повернуть к югу и плыть до Новой Голландии (Австралии); вернуться во Францию через Молуккские острова, Иль-де-Франс (остров Маврикий) и мыс Доброй Надежды. Людовик XVI думал проявить щедрость, назначая для завершения кругосветного плавания четыре года. Удивительно, что Лаперуз почти уложился в эти сроки.

1 августа 1785 года он вышел из Бреста с двумя фрегатами – «Буссоль», которым командовал он лично, и «Астролябия». Этот корабль вел капитан Флерио де Лангль. Всего в экспедиции было 242 человека, 17 из них ученые и художники. Чтобы не оставлять короля в неведении, была разработана программа доставки вестей.

Уже в октябре с Канарских островов вернулся математик Гаспар Монж, плывший только до Тенерифе, и привез отчеты о наблюдениях Ламанона и Ламартиньера.

В феврале 1787 года в Версаль прибыла важная корреспонденция, отправленная из Монтерея (в испанской Калифорнии) и содержавшая несколько писем. В первом письме Лаперуз приносил королю Франции извинения за небольшую задержку почты. «За четырнадцать месяцев мы обогнули мыс Горн, проплыли вдоль всего американского берега до горы Сент-Эли; исследовали этот берег с большой тщательностью и 15 сентября прибыли в Монтерей. Мы устраивали стоянки на разных островах Южного моря и прошли по параллели Сандвичевых островов пятьсот лье с востока на запад. Я простоял сутки на острове Мауи и прошел новым проходом, который англичане не смогли обследовать».

В менее официальных посланиях, прибывших с той же почтой, подробности были красочнее. Когда «Астролябия» и «Буссоль» вышли из Магелланова пролива, сообщалось там, их встретило целое стадо китов, этих властелинов моря, «хором выпускавших фонтаны». Стоянка в заливе Консепсьон, в Чили, была предлогом для описания совершенно очаровательных, как уверяли корреспонденты, чилийских дам. 8 апреля подошли к острову Пасхи. Мужчины там ходили обнаженными, женщины были лишь слегка прикрыты. Удивительно, что гигантские статуи не возбудили у французов большого любопытства: «Это не идолы, а скорее могильные памятники». Никого не заинтересовало, как перевозились и возводились эти тяжелые глыбы. Отношения с туземцами сложились превосходные, главным образом благодаря тому, что Лаперуз не допускал никаких наказаний за воровство. Напротив, при отъезде французы оставили на острове коз, овец, свиней и посеяли на вулканической почве семена апельсинов, лимонов, моркови, кукурузы, капусты и хлопка. Как уже говорилось, эти добрые дела не были потом забыты.

Остров Мауи был одним из Сандвичевых островов, на котором бедный Кук не успел побывать. Следуя в точности наказам короля, Лаперуз постарался составить акт о владении этой землей. «Никогда на ней не было европейцев, но она орошена потом населяющих ее людей и служит могилой их предкам».

Сообщение заканчивается на оптимистической ноте, чтобы порадовать Людовика XVI: «До сего времени не пролито ни капли туземной крови, на «Буссоли» нет ни одного больного. Погиб только слуга на «Астролябии». К сожалению, в той же важной почте было еще одно письмо, написанное позднее и совсем не такое утешительное. «Буссоль» и «Астролябия» вошли в естественную, еще не исследованную гавань в южной части Аляски. «Представьте себе водный бассейн, – писал Лаперуз, – такой глубины, что ее нельзя измерить в середине, окруженный очень высокими крутыми горами, покрытыми снегом. Я ни разу не видел, чтобы хоть единый порыв ветерка рябил поверхность этих вод. Волновалась она только от падения огромных кусков льда, которые обрушиваясь, производят шум, разносящийся далеко по горам». В середине бухты зеленые, покрытые лесом острова. В знак гостеприимства туземцы размахивают кусками белого меха. «Мы уже считали себя самыми счастливыми из мореплавателей, но в это время нас поджидала большая беда, которой нельзя было предвидеть».

Двухмачтовая парусная лодка с «Астролябии» и шлюпка поменьше с «Буссоли» получили задание определить глубину бухты. Проплывая между островами, тридцать моряков высадились на одном из них, чтобы поохотиться. «Столько же ради удовольствия, как и ради пользы». И вот шлюпка вернулась одна, а ее командир рассказал о случившемся несчастье. Вынесенная из прохода приливной волной, «катившейся со скоростью трех или четырех миль в час», двухмачтовая лодка была выброшена на подводные скалы и разбилась. Двадцать один человек, в том числе шесть офицеров, погибли. Все они были молодые люди, самому старшему из них всего тридцать три года. «Не постыжусь признаться, – писал Лаперуз, – что с тех пор, как это случилось, мои сожаления сто раз сопровождались слезами». Бухту назвали Гаванью Французов (теперь залив Литуйа), а на серединном острове возвели памятник с такой надписью:

У входа в гавань

погиб двадцать один отважный моряк

кто бы вы ни были

пролейте с нами слезы.

На пути в Монтерей Лаперуз, подавив свою скорбь, составил для министра обстоятельную записку о торговле пушниной. На крайнем севере Америки моряки Кука находили шкурки выдры, котика и другую пушнину, которую местные жители отдавали почти даром, за дешевые безделушки. Меха были проданы потом в Китае по очень дорогой цене. Людовик XVI полагал, что и французы могли бы заняться подобной коммерцией.

В конце августа 1787 года в Версаль поступили новые вести от Лаперуза. Почта была передана в Макао на один французский корабль 3 января. Личная корреспонденция, лежавшая отдельно, содержала дневник плавания до самой стоянки в Макао и карту северо-западного побережья Америки, которая была, как писал командир, «несомненно самой точной из всех, какие составлялись до сих пор». Лаперуз сообщал об открытии островов Неккер и Ла-Басс, о заходе «на один из островов к северу от Марианских, откуда направился в Китай». В первых числах августа он рассчитывал быть на Камчатке, от нее идти к Алеутским островам, а потом плыть, «не теряя не минуты», в южное полушарие.

В октябре 1787 года фрегат «Проворный», прибывший из Манилы, доставил новую почту. Из этих писем стало известно мнение Лаперуза о китайском правительстве, «самом несправедливом, самом притесняющем и подлом на свете». В Маниле, на Филиппинских островах, еще одно обстоятельство вызвало негодование великого путешественника: «Беда грозит уничтожить остатки благополучия – налог на табак!»

Минет целый год, прежде чем придет сообщение о том, что Лаперуз лишь немного ошибся в намеченных сроках и что в сентябре он был на Камчатке. Почту на этот раз доставил Лессепс, вице-консул в России. Везли ее через Сибирь на собачьих упряжках, на телеге и даже на спине верблюда.

К географическим сводкам путевых заметок были приложены секретные сведения, одно из которых касалось Формозы: «Остров Формоза[16] имеет очень важное значение, и та страна, которая им завладеет, сможет с помощью угрозы добиться от Китая всего, что пожелает».

7 сентября 1787 года в Авачинской бухте, в Петропавловске, «Буссоль» была встречена выстрелами из пушек. Это был салют и приветствие Лаперузу. Комендант русской крепости получил из Версаля, сухопутным транспортом, депеши, предназначенные французскому капитану. Там было и сообщение о присвоении ему звания командира эскадры, подписанное 2 ноября 1786 года.

Теперь стало известно, что оба фрегата ушли в южное полушарие. Вестей от них не ожидалось до самой остановки на Иль-де-Франс, намеченной на декабрь 1788 года. Людовик XVI был удивлен, получив 5 июня 1789 года почту из Новой Голландии (Австралии), отправленную английским капитаном, заходившим в Ботанический залив. 26 января 1788 года туда прибыл Лаперуз после задержавшего его в пути трагического происшествия, о котором он давал подробный отчет.

Еще раз переплыв почти весь Тихий океан, корабли подошли в начале декабря к архипелагу Мореплавателей и сделали стоянку на острове Мауна. Появились туземцы, опоясанные водорослями наподобие мифологических морских богов. Красивые женщины ходили обнаженные. Поведение островитян не было воинственным. Моряки смогли получить кокосы, гуаяву, бананы, кур и свиней. Лаперузу эта краткая стоянка показалась идиллической, мастерство местных жителей привело его в восторг: «Я был удивлен до крайности, когда увидел там большую плетеную постройку. Лучший архитектор не мог бы дать более изящного изгиба краям эллипса, завершающего эту хижину».

Перед отплытием Флерио де Лангль вышел на берег присмотреть за нарядом матросов, запасавших пресную воду, и прихватил с собой разные мелкие подарки, чтобы оставить у туземцев хорошее воспоминание о французах. Островитяне устроили из-за них драку, самые сильные и решительные захватили почти все. Те, кому ничего не досталось, винили за это не своих соседей, а дарителей. Они начали бросать камни, что было очень опасно. Флерио де Лангль мог бы дать команду открыть огонь, но, помня наставления короля, предпочел отдать приказ вернуться на корабль. В него попал камень, и он пошатнулся. По прошествии девяти лет вновь разыгрывалась сцена смерти Кука. Когда сопровождавшие его моряки хотели защитить капитана, их намокшие ружья оказались бесполезными. Двенадцать человек, в том числе и Флерио де Лангль, были убиты.

За два с половиной года экспедиция, которой Людовик XVI желал такого мирного плавания, потеряла тридцать четыре человека. Английский капитан сообщил, что «Буссоль» и «Астролябия» покинули Ботанический залив 10 марта 1788 года, за четыре месяца до его собственного отплытия.

– Подождем следующей почты, – с грустью сказал король.

Вестей от Лаперуза так и не дождались. Их не было.

События, потрясшие Францию[17], объясняют, почему так поздно начались поиски Лаперуза. А предприняты они были по инициативе Парижского общества естествоиспытателей, обратившегося к Национальному собранию, которое признало – в феврале 1791 года – «необходимость спасения Лаперуза и его моряков». Только спустя еще семь месяцев из Бреста отплыли два корвета под командованием контр-адмирала д'Антркасто. Прошло уже три с половиной года с тех пор, как «Буссоль» и «Астролябия» покинули Ботанический залив.

Никому не хотелось верить в смерть Лаперуза и его спутников. Может быть, для собственного успокоения предпочитали думать о них как о пропавших без вести, заброшенных на какой-нибудь далекий остров. Командир эскадры продолжал числиться в ведомостях морского флота, и мадам де Лаперуз продолжала аккуратно получать жалованье своего мужа.

В то время как д'Антркасто готовился к экспедиции, переименовав «Форель» в «Поиск», а свою «Дюранс» в «Надежду» – эти названия больше отвечали целям его плавания, – он получил ценные для себя известия. Английский капитан Джордж Оуэн, вернувшийся из Бомбея, узнал там, что к северу от Новой Гвинеи, в архипелаге Адмиралтейства, обнаружены обломки какого-то французского корабля. Д'Антркасто решил направиться туда.

На стоянке у мыса Доброй Надежды еще одно известие придало ему уверенности: другой англичанин, капитан Хантер, уверял, что как раз на одном из островов Адмиралтейства видел людей в форме французских моряков, подававших ему сигналы. Сильное волнение помешало подойти к берегу. Добросовестный д'Антркасто делал остановки всюду, где только рассчитывал обнаружить следы случайного пребывания «Буссоли» и «Астролябии», но ничего не нашел.

Майской ночью 1793 года вахтенный матрос заметил остров по левому борту. При свете звезд видна была пена разбивавшихся о подводные скалы волн. Антркасто, уже заболевший лихорадкой, которая сведет его вскоре в могилу, взглянул на карту: островка на ней не было. Не задумываясь, капитан пошел дальше. Однако ему захотелось дать этому островку название. Поставив точку под 11°40' южной широты и 164°37' восточной долготы, он написал: остров Поиск, по названию своего корвета. Если б не его болезненное состояние, капитан, быть может, догадался бы осмотреть этот атолл. Тогда он смог бы написать: остров Находка, и не пришлось бы ждать 1827 года, чтобы раскрыть тайну Лаперуза.

21 июля 1793 года тело Брюни д'Антркасто со всеми почестями опустили в море неподалеку от берегов Новой Бретани. Ровно за шесть месяцев до того голова короля Франции скатилась на эшафот. Садясь на повозку, которая должна была доставить его на площадь Революции (бывшая площадь Людовика XV, в будущем площадь Согласия), Луи Капет – исторический факт – спросил своего палача:

– Нет ли вестей о Лаперузе?

Вестей не было.

Тридцать четыре года спустя другой фрегат с тем же названием «Поиск», только на английском языке, поскольку на судне развевался британский флаг, подошел к атоллу Ваникоро, который после смерти д'Антркасто никто не называл островом Поиск. Командир судна Питер Диллон много лет исследовал Коралловое море. В этих краях для него больше не было тайн – кроме одной, в которую он-то и хотел проникнуть.

На острове Тикопия, где он пробыл несколько месяцев, туземцы продали ему за хорошую цену гарду от эфеса шпаги. На ней был выгравирован герб. Питеру Диллону показалось, что это герб Лаперуза. Имя великого мореплавателя знали все моряки мира. Долго плававший в этих морях Диллон говорил на многих местных наречиях, и он стал расспрашивать жителей острова Тикопия. Они ему сообщили, что в последние годы к ним привозили серебряные ложки, топоры, чайные чашки те немногие рыбаки, которые отваживались уплывать к далекому атоллу Ваникоро. Жители этого островка, продавая свои сокровища, рассказали историю двух французских кораблей, которые когда-то, очень давно, сели на мель у их берегов. Одни утверждали, что моряки с кораблей утонули, другие – что они были убиты.

Питер Диллон хотел немедленно отправиться к Ваникоро, но судовладельцы ждали его в Пондишери, и он не посмел отклониться от своего курса. По прибытии Диллон рассказал обо всем, что слышал, показал гарду шпаги и обратился к Ост-Индской компании с просьбой послать его на место предполагаемого кораблекрушения. Просьба его была удовлетворена. В 1827 году из Пондишери под его командованием вышло судно «Поиск». На борту судна находился официальный представитель Франции Эжен Шеньо.

7 июля подошли к острову Ваникоро. Добиться признания туземцев удалось не сразу, но в конце концов они обо всем рассказали. Много-много лун назад к ним прибыли направляемые Духами два судна, и одно из них разбилось на рифах. «Наши предки хотели видеть этих Духов вблизи, но те направляли в них огненные шарики, несущие смерть». Потом боги дали благословение стрелам, и предки смогли перебить всех Духов с корабля.

Другое судно, рассказали туземцы, выбросилось на песчаный пляж. Его вели невоинственные Духи, они раздавали подарки. Их вождь, у которого, как и у других, впереди над лицом выступал из двух пальм длинный нос, разговаривал с луной посредством палки. Другие Духи, стоявшие на одной ноге, день и ночь охраняли лагерь, где за деревянными загородками их друзья строили из обломков большой лодки лодку поменьше. Все «одноножки» беспрестанно потрясали железными палками. Через пять лун после прибытия Духи уплыли на своей маленькой лодке.

Как потом догадались, рассказ изобиловал сложными оборотами и своевольными прикрасами. Питеру Диллону удалось объяснить некоторые выражения рассказчиков: «длинные носы» были треуголками, «палка, служившая для разговоров с луной» – подзорная труба, «одноножки» – часовые, неподвижно стоявшие на часах, а «железные палки» – их ружья. На дне моря, совсем недалеко от берега, обнаружили бронзовые пушки и корабельный колокол, на котором можно было разобрать надпись: «Меня отлил Базен, Брест 1785». Выудили якоря и бронзовые мортиры. Туземцы продали Диллону дощечку с вырезанной на ней королевской лилией, подсвечник с гербом (это был, как потом узнали, герб Колильона, одного из натуралистов Лаперуза) и другие мелкие предметы, которые заносились в подробную опись, составленную в присутствии Шеньо.

В апреле 1828 года капитан Диллон прибыл в Калькутту. Там его ждало новое поручение: лично доставить собранные предметы королю Франции. В феврале 1829 года он приехал в Париж. Карл X сразу принял его, пожаловал ему орден Почетного легиона, назначил 10000 франков в качестве вознаграждения и 4000 франков пожизненной пенсии. По крайней мере одного человека крушение Лаперуза сделало счастливым.

В то самое время, когда Питер Диллон покупал на острове Тикопия гарду шпаги, из Тулона вышел капитан второго ранга Дюмон-Дюрвиль, официально назначенный для поисков «Буссоли» и «Астролябии», о которых тогда еще ничего не было известно.

Любой портрет Жюля Себастьяна Сезара Дюмон-Дюрвиля позволяет понять, что характер у этого человека был нелегкий. Он сам рассказывал, как в детстве ему хотелось, чтобы мать называла его волком, позднее товарищи по лицею в Кане прозвали его медведем, а потом офицеры – совой. Несмотря на зоологические прозвища, это был мужчина с хорошей внешностью. В двадцать шесть лет он женился на молодой девушке по имени Адель, необыкновенная красота которой была, по его словам, «лишь самым малым ее достоинством».

В 1819 и 1820 годах он принимал участие в научных экспедициях в Черном и Эгейском морях и по возвращении получил крест Святого Людовика за сообщение о найденной на острове Милос прекрасной, хотя и безрукой статуе Венеры, которую потом купило французское правительство. Затем назначенный помощником капитана корвета «Раковина» под командованием Дюпре Дюмон-Дюрвиль исследует берега Новой Гвинеи и Новой Зеландии, проливов Торреса и Кука, изучая попутно разные языки в Океании. В общем за тридцать два месяца он семь раз пересекал экватор и прошел 25000 миль пути без всяких неприятных происшествий.

24 апреля «Раковина» вернулась во Францию, а через пять месяцев Дюмон-Дюрвиль был произведен в капитаны второго ранга и получил орден Почетного легиона. «Это был момент такого полного удовлетворения, что оно не могло ни возрасти, ни продлиться», – писал он. Но счастье его омрачилось неожиданной смертью старшего сына. «Напрасно моя чудесная Адель, забывая себя, старалась меня утешить. Я заболел, врачи объявили, что мне необходимо море, чтобы сменить обстановку и пресечь страдания». Вскоре Дюмон-Дюрвиль представил Карлу X новый план кругосветного плавания.

Как раз в это время распространился слух, что американский капитан обнаружил у полинезийских туземцев крест Святого Людовика и французские медали, которые вполне могли попасть туда с «Астролябии» или «Буссоли». И вот Дюмон-Дюрвиль отправляется в плавание на «Раковине», переименованной по этому случаю в «Астролябию», получив двойное задание: расширение научных сведений о Полинезии и поиски следов своего знаменитого предшественника.

Выйдя из Тулона 25 апреля 1826 года, вторая «Астролябия» обогнула мыс Доброй Надежды при разбушевавшемся море (Дюмон-Дюрвиль измерял волны почти 30-метровой высоты), пересекла Индийский океан, прошла через архипелаги Океании в Тихий океан, достигла Новой Зеландии, поднялась к северу до острова Тонгатапу, вернулась на юг до Земли Ван-Димена, где в декабре 1827 года бросила якорь под стенами Хобарт-Тауна. За это время были составлены новые карты, сделаны анатомические таблицы, собраны образцы минералов, но судьба Лаперуза оставалась все такой же загадочной.

Несколько упавший духом Дюмон-Дюрвиль стал разбирать почту из Франции, ожидавшую его на этой стоянке. Просматривая уже довольно старый номер «Ла Газетт», он обнаружил статью, где некий Диллон рассказывал историю серебряной гарды от эфеса шпаги, принадлежавшей якобы Лаперузу и привезенной с какого-то атолла Ваникоро.

Читая эти строки, Дюмон-Дюрвиль не мог знать, что Диллон тем временем отправился на Ваникоро и забрал то, что осталось от экспедиции Лаперуза. Дюмон-Дюрвиль отдает приказ о немедленном отплытии, и через несколько недель форштевень новой «Астролябии» уже рассекал воды, в которых некогда плавала и затонула ее предшественница.

Французам было трудно перевести осторожные, неясные и противоречивые объяснения туземцев, но вещественные доказательства были убедительны. «Наши люди, – записал Дюмон-Дюрвиль, – увидели на дне моря, на глубине трех или четырех саженей, якоря, пушки, пушечные ядра и особенно большое количество свинцовых пластинок. Я отправил баркас, приказав поднять со дна хотя бы один якорь и одну пушку, чтобы привезти их во Францию как неопровержимое доказательство крушения наших несчастных соотечественников».

Туземцы вроде бы говорили, что несколько лун назад приезжали белые люди искать обломки, но Дюмон-Дюрвиль не был уверен, что правильно истолковал их слова. Зато у него была уверенность, что он выполнил свое второе задание и может объявить всему миру, где по крайней мере погиб Лаперуз.

Вблизи того места, где разбились корабли, был возведен памятник, очень простая прямоугольная призма высотой десять футов, увенчанная пирамидой. Когда ясным мартовским утром 1829 года от острова отплывала «Астролябия», на берегу собралось сотни две туземцев. Самые старшие среди них были свидетелями трагических событий и, может быть, даже сыграли в них жестокую роль, но более подробные расспросы были бесполезны. Гром пушечных выстрелов на «Астролябии», прозвучавших как последний долг погибшим, распугал всех людей на берегу.

Обратное плавание было долгим и опасным, длилось оно целый год, и вот наконец «Астролябия» причалила в Марселе. Дюмон-Дюрвиль привез с собой 65 новых карт, более 7000 образцов растений, столько же минералов, 10000 анатомических таблиц, многочисленные зарисовки и, самое главное, как думал командир корабля, – разгадку тайны гибели Лаперуза. С огромным разочарованием узнал он о недавнем приезде в Париж англичанина Диллона и о том, что его принял Карл X. Вещи, привезенные Диллоном, находились, вероятно, в Морском музее, так что пушка и якорь, поднятые с таким великим трудом, будут не таким уж важным добавлением. По окончании плавания ни Дюмон-Дюрвиль, ни его спутники не были вознаграждены. «Глубоко опечаленный, уязвленный в самых своих сокровенных чувствах, я отстранился от дел».

Надеясь, что его коллеги будут менее неблагодарны, Дюмон-Дюрвиль представил свою кандидатуру в Академию наук. За него было подано шесть голосов, против – сорок девять. Вместо него прошла какая-то бесцветная личность, теперь совершенно забытая.

Думая, и не без оснований, что причиной этого провала был правительственный нажим, Дюмон-Дюрвиль обратил все свое зло против короля и вступил в открытую оппозицию. Когда Карл X отрекся от престола, забаллотированный на выборах в Академию наук сразу предложил Временному правительству свои услуги, чтобы сопровождать свергнутого монарха в его изгнание в Англию. Месть – блюдо, которое едят холодным. Следует отметить, что, по свидетельству современников, Дюмон-Дюрвиль вкушал его с достоинством.

При Луи-Филиппе мореплаватель снова смог отправиться в море, и открытие, увенчавшее его усилия, никто не может оспорить; оно прославило его навеки. 21 января 1840 года, в день 47-й годовщины со дня смерти Людовика XVI, Южный континент, в который со времен плаваний Кука уже никто больше не верил, появился вдруг перед взором моряков «Астролябии». Но это была не обширная чудесная страна, о какой мечтали поколения ученых и мореплавателей, а бесплодные скалы, едва различимые среди окружающих их льдов.

Увидев эту землю, Дюмон-Дюрвиль произнес слова, которые Лебретон, корабельный писарь, постарался записать:

– Мои дорогие отважные спутники! Да здравствует король и да здравствует Франция! Здесь нас не опередит ни один исследователь. Франция господствует на Южном полюсе. Эта обширная, непригодная для жизни человека земля будет носить французское имя, которое мне дороже всего, имя моей замечательной спутницы жизни. Господа, приветствуем Аделию!

Дюмон-Дюрвиль не так уж ошибся в своей восторженной речи. Сейчас на Земле Адели расположены важные научные станции. Во время этого плавания, длившегося почти четыре года, командир «Астролябии» открыл еще одну южную землю, названную им Землей Луи-Филиппа, и, кроме того, собрал множество научных сведений, так что на сей раз труды его увенчались успехом. Он был произведен в контр-адмиралы, а Географическое общество единодушно избрало его своим членом и, чтобы сгладить прежние обиды, присудило ему Большую золотую медаль.

Теперь, в возрасте пятидесяти одного года, он был наконец вознагражден. 8 мая 1842 года, за две недели до празднования своего 52-летия, он предпринял новую экспедицию, на этот раз с женой Аделью и сыном. Речь шла о поездке в Версаль – для человека, совершавшего кругосветные плавания, путь ничтожный, но в нем была прелесть открытия оригинального способа сообщения, так как ехать предстояло по недавно законченной линии железной дороги «Левый берег».

Начало было прекрасным. Удобно устроившись в первом классе второго «от головы» вагона, они пересекали поля, проезжали среди холмов Медона. Деревья в лесу были покрыты нежной зеленью. Станция Бельвю вполне заслуживала свое название[18]. Поезд как раз отошел от этой станции, когда произошла катастрофа. Оглушительный грохот, страшное сотрясение: у паровоза сломалась ось и взорвался котел. Все вагоны сошли с рельсов. Огонь и струи пара обволокли три головных вагона. Спасавшие не смогли к ним приблизиться. Какой-то пассажир четвертого класса, без труда выйдя из своего вагона в конце поезда, пошел вдоль линии вперед. По его уверениям, он долго слышал мужской голос из второго вагона, умолявший: «Спасите мою жену! Спасите моего сына!»

Когда огонь был погашен, с большим трудом удалось собрать обугленные останки знаменитого капитана второй «Астролябии».

Ни Питеру Диллону, ни Дюмон-Дюрвилю не удалось полностью выяснить обстоятельств гибели Лаперуза. Атолл Ваникоро раскрыл свои последние тайны не профессиональному мореплавателю, а известному вулканологу Гаруну Тазиеву. Он отправился туда в 1959 году с бригадой отлично оснащенных водолазов. Лагуна отдала последние остатки: шесть якорей, пушки, ядра, латунные гвозди. Был найден серебряный рубль с изображением русского царя Петра I. Кому могла принадлежать такая монета, кроме участника экспедиции Лаперуза, единственной в XVIII веке экспедиции, достигшей берегов Сибири и плававшей затем в южных морях?

Гарун Тазиев расспросил самого старого человека на Ваникоро, и тот поведал ему очень ясную устную легенду, дошедшую через четыре поколения. В ней говорилось о двух больших кораблях и о том, как погибло много белых людей...