«Марс Обсервер»

«Марс Обсервер» был представлен в конце 80–х как станция следующего поколения после «Викинга». Миссия должна была стать первым за 20 лет беспилотным исследованием Марса с комплектом значительно усовершенствованных научных приборов. Однако исходные технические характеристики космической станции были весьма разочаровывающими для любого, кто искал решение проблемы Сидонии, начиная с того, что сначала в Миссии не была предусмотрена камера. Со временем проектировщики Миссии опомнились, и в конце концов было решено добавить камеру с разрешением один метр на пиксель и серой шкалой изображения. Это, однако, на самом деле было только началом проблем.

Человеком, который должен был конструировать, настраивать и регулировать камеру, стал бывший сотрудник JPL д–р Майкл Малин. В числе прочих интересных занятий Малин однажды участвовал в проекте по анализу снимков предполагаемого НЛО печально известного «контактера» Билли Мейера. В этом проекте Малин, в то время бывший адъюнкт–профессором Государственного университета Аризоны, пришел к заключению, что сомнительные снимки Мейера не были фальшивкой.

«Я нахожу сами фотографии правдоподобными, это качественные снимки», — прокомментировал он в свое время.

Изучение фотографий Мейера было организовано хорошо известным исследователем НЛО Венделом Стивенсом (подполковник ВВС США в отставке) и имело целью исследовать аналогичные случаи. С 1978–1983 гг. главным организатором проверок фотографий для Стивенса был Джим Дилеттосо, давний любитель НЛО, руководитель специальных проектов для APRO (Организация по исследованиям атмосферных феноменов), ведущей уфологической исследовательской группы в то время.

Дилеттосо был похож на человека эпохи Возрождения, делящего свое время между разработкой высококачественного оборудования для компьютерной обработки данных и основной работой — планированием туров для рок–группы Moody Blues. В работе по проверке фотографий стояло две основных задачи: первая — создание методологии анализа снимков (размер, расстояние, подделка, ошибки и т. д.); и вторая — тестовое фотографирование с применением этого процесса совместно с признанными экспертами.

Дилеттосо посетил множество производителей оборудования для обработки изображений, включая таких правительственных подрядчиков, как EG&EG and TRW, правительственные научно–исследовательские учреждения, такие как Служба геологии, геодезии и картографии США и JPL и некоторые университеты, известные своими возможностями по анализу и обработке изображений; среди них Южнокалифорнийский университет и Университет штата Аризона. Когда находился тот, кто мог быть полезен и представлял интерес и Дилеттосо чувствовал, что он может посотрудничать в таких довольно нестандартных проектах, которыми он занимался для Стивенса, Дилеттосо следовал очень строгим правилам отбора, вплоть до соображений безопасности для обеих сторон.

Все выбранные ученые давали подписку о неразглашении информации (что позднее обернулось головной болью для Стивенса и Дилеттосо, когда циничные «скептики» обращались к некоторым из этих ученых, чтобы удостовериться в их участии, а те, разумеется, это отрицали). Вопросами безопасности занимались Ли и Брит Элдеры из ведущей охранной фирмы того времени, Intercep Security. Ученых, которых Дилеттосо рекомендовал для привлечения к тестированию, тщательно проверяли перед тем, как начинать любое общение или инструктаж.

Когда «Вояжер» пролетал мимо Сатурна, Дилеттосо работал по контракту в JPL, где и познакомился с Ричардом С. Хоглендом, который также работал в лаборатории в качестве корреспондента, освещавшего эту миссию для журнала Американских авиалиний «Америкэн Вэй». Там же он встретил и д–ра Майкла Малина, в будущем — научного руководителя камер «Марс Обсервер».

Дилеттосо уже несколько раз встречался в лаборатории с Бобом Натаном (который помогал лаборатории разрабатывать предыдущее программное обеспечение для обработки изображений VIKAR) для того, чтобы тот проанализировал четыре «настоящих» фото Мейера и два «контрольных снимка». Это Натан направил Дилеттосо к Малину. Малин в то время работал в лаборатории, но собирался вскоре перейти в Университет Аризоны и занять место профессора на геологическом отделении. После первых встреч в лаборатории Дилеттосо договорился через несколько месяцев встретиться с Малином в Аризоне.

Малин работал над изучением вулканов, землетрясений и других проявлений геологических процессов, и в его работу по получению изображений входили спутниковые снимки, нанесенные на трехмерные топографические карты, а также компьютерное моделирование сейсмических процессов. Стивенс и Дилеттосо вновь обратились в лабораторию Малина в 1980 году с теми же четырьмя снимками Мейера и двумя контрольными снимками, которых больше никому не показывали. Малин оцифровал их и сделал предварительный анализ, когда снимки были у него, а дальнейшие исследования провел в последующие недели. Во время следующей встречи с Дилеттосо Малин сообщил, что он серьезно поработал с фотографиями. Говоря простыми словами, в результате своих исследований он не обнаружил на фото свидетельств наложения, или, как он называл, «монтажа». Письменного отчета он не давал, поскольку его и не просили этого делать. Впоследствии они никогда не пытались забрать или стереть фотографии, оцифрованные по системе Малина, поскольку полагали, что Малину будет полезно иметь эти фото и передавать их своим коллегам.

В 1985 г. Гэри Киндер писал книгу «Световые годы» о расследовании случая Мейера. Киндер взял у Малина интервью и включил в книгу его комментарии, которые были (с долей скепсиса) подтверждающими. (Туда также вошли и комментарии Малина о Дилеттосо, в целом поддерживающие последнего). Малин подтвердил, что не нашел свидетельств подделки, и сообщил об этом Киндеру, однако он не был уверен, что объекты на снимках являлись внеземными космическими аппаратами.

Если учесть ту враждебность, которую Малин впоследствии проявит к идеям об артефактах в Сидонии, интересно, что Малин даже признался Киндеру, что он протестировал фото Мейера, не говоря уж о том, что он не делал отрицательных заявлений о своих исследованиях. Если уж на то пошло, случай Мейера был гораздо более из ряда вон выходящим, чем что- либо из предлагавшегося Хоглендом, но при этом, в отличие от исследований Хогленда, по существу не фальсифицировался. Позднее Малин получил грант МакАртура и исчез из поля зрения вплоть до своего следующего появления на проекте «Марс Обсервер» в качестве человека за камерой.

Примечательно, что в течение ряда лет Дилеттосо регулярно общался с секретаршей и лаборанткой Малина в Университете штата Аризона, которая в 1990–х посещала его технологическую лабораторию в городе Темпе (штат Аризона) раз в несколько месяцев. Фактически она стала главным исследователем в области криптоархеологии, занимающейся поиском древних развалин на Земле. Она часто приносила Дилеттосо фото «артефактов», которые обнаружила на спутниковых снимках, и просила дать пояснения.

Нетрудно догадаться, что сама Барбара, вероятнее всего, не имела настоящей научной подготовки и занималась этим по указанию Малина. Поскольку сам Малин был геологом и не имел инженерных или археологических знаний, такое использование секретаря в качестве своего представителя давало ему возможность получить специальные знания по технике обнаружения артефактов на изображениях, которые должны были поступать с «Марс Обсервер» (а затем и с «Марс Глобал Сервейор»), не возбуждая подозрений об истинных намерениях относительно Сидонии. На самом деле это было отличным прикрытием. Малин решил отложить вынесение вердикта по наиболее впечатляющим аспектам истории Мейера, однако попытка ступить на этот скользкий путь показала, что он, как минимум, готов рассматривать необычные или даже странные заявления, наподобие истории Мейера. Однако в районе 1992 года все независимое сообщество по исследованию Марса хотело знать, каково мнение Малина по вопросу Сидонии и Лица. Малин немедленно заверил (невзирая на новое хобби Барбары), что не интересуется проверкой гипотезы Сидонии что можно было бы сделать, просто направив новую камеру на эти образования. Фактически он занял диаметрально противоположную позицию, чтобы предпринять минимальные усилия по повторному фотографированию Сидонии при случае. Поскольку камера имела устройство «по наведению на точку надира», т. е. она не могла быть повернута или перенацелена на отдельные объекты без изменения положения всего космического аппарата (соответственно использования драгоценного горючего), Малин утверждал, что во время научной миссии он в лучшем случае может получить «одну или две» случайные возможности навести камеру на отдельные объекты, такие как Лицо или «Д и М». Однако с улучшением технических характеристик «Марс Обсервер» становился более универсальным, в план миссии включалось дополнительное горючее для увеличения первоначальной двухлетней фазы проекта по получению научной информации.

Хогленд и д–р Стэнли МакДэниэл проанализировали точку зрения Малина и выяснили, что его заявление «об одной или двух возможностях» направить камеру на Лицо — это явное преуменьшение. Проконсультировавшись со специалистами, занимавшимися планированием миссии в лаборатории и ознакомившись с техническими характеристиками, они обнаружили, что во время обычной двухлетней фазы таких возможностей может быть более сорока. Почему же д–р Малин, если он был честен, недооценил возможности фотографирования более чем в двадцать раз? Хогленд и Торан почувствовали неладное и решили провести обходной маневр.

Для того чтобы направить камеру на образования в Сидонии, Хогленд и другие исследователи начали активно обращаться в НАСА и Конгресс и сделали одно весьма неприятное открытие. Ни в НАСА, ни в Конгрессе ничего не могли сказать о том, на что Майкл Малин направил камеру «Марс Обсервер». НАСА предприняло беспрецедентный шаг и решило продать права на все данные, которые соберет «Обсервер», самому Малину. Такая эксклюзивная мера давала Малину неограниченные полномочия, когда, и если, он решит обубликовать данные, полученные камерой. Этот контракт с частным подрядчиком не только ловко избавлял НАСА от всей ответственности за то, что фотографировалось при помощи оборудования и миссии, оплаченной налогоплательщиками США, но и давало Малину, если тот захочет, право на запрет на данные в течение полугода. Впервые в истории НАСА данные, поступающие от беспилотного космического зонда, не могли просматриваться «вживую», как это происходило в течение предыдущих тридцати с лишним лет в ходе миссий «Маринер», «Лунар Орбитер», «Сервейор», «Аполлон», «Викинг» и «Вояжер». Логика такого контракта была в лучшем случае странной. НАСА заявило, что для того чтобы в будущем частные подрядчики участвовали в космических проектах, подобных «Марс Обсервер», оно должно гарантировать «эксклюзивные права» частным подрядчикам и ученым, чтобы те могли первыми сделать научные работы по результатам собранных данных, «не соревнуясь с другими учеными, не принимавшими участия в проекте».

Разумеется, этого в любом случае не требовалось для того, чтобы предоставить Малину право скрыть данные, что он мог сделать в соответствии с параграфом, дававшим ему право удалить «артефакты» с любого или со всех изображений. В сущности, Малин мог выдать затемненный снимок, а затем просто заявить, что изображение заполнено «артефактами». Это также означало, что в течение полугода он мог делать со снимками буквально все, что угодно, и никто, даже НАСА, был не вправе ничего предпринять.

Малин даже переместил всю свою частную компанию «Космические научные системы Малина» (которая и выполняла контракт по камере для «Марс Обсервер») из Университета в Аризоне и Лаборатории реактивных двигателей (JPL) в Калифорнии в Сан–Диего (на 300 миль южнее JPL в Пасадене). Это надежно изолировало Малина от научного сообщества по изучению Марса. Посетители — другие ученые из сообщества или даже коллеги Малина по исследованиям программы «Марс Об- сервер» — вряд ли смогли бы «присоединиться» без извещения. Только для того, чтобы попасть в офис Малина, из JPL им пришлось бы ехать в течение четырех или пяти часов. А когда они попали бы туда, то, если у них не было предварительных указаний, они все равно ничего не нашли бы. По некоторым причинам, указателей места, где были (и есть) офисы компании Малина, никогда не было.

Любопытно, что в результате переезда Малин очутился прямо напротив здания одного из самых больших в мире «суперкомпьютеров» куда он мог буквально «вручную» приносить и забирать пленки с цифровым изображением.

Для Хогленда и других независимых исследователей это было весьма невыгодным. Проклятием Хогленда было то, что в финансируемой за счет общественности программе столь явно продавалось право общественности на информацию и кредит доверия к достоверности полученных данных. Все управление сосредотачивалось в руках человека, который абсолютно враждебно воспринимал саму идею простой проверки гипотезы Сидонии. Все полностью зависело от Малина, без всякого контроля со стороны, что позволяло ему не предоставлять и скрывать данные, обнародование которых заставило бы его выглядеть дураком.

В 1992 году, с приближением запуска «Марс Обсервера», в бой вступил МакДэниэл. Используя свои политические и академические связи, он с различных направлений оказывал давление на НАСА и JPL, вынуждая их письменно отвечать, почему нельзя направить камеру на Сидонию или на Лицо.

В ответ НАСА приводило различные противоречивые, если не ложные (по словам МакДэниэла), доводы, включая и ответ д–ра Малина. При каждом удобном случае МакДэниэл и Хогленд приводили свои аргументы и в конце концов вынудили представителя штаб–квартиры НАСА по связям с общественностью Дона Сэвейджа официально признать (в письме от штаб- квартиры), что пресловутые «опровергающие фото» никогда не существовали.

Миссия «Марс Обсервер» была проблемной с самого начала. Помимо политических дискуссий, бурливших вокруг вопроса Сидонии, имелся целый ряд таких технических неудач, что даже сторонний наблюдатель мог подумать, что миссию сглазили или просто кто- то не хочет, чтобы она состоялась. Даже в офисе проекта миссии путешествие «Марс Обсервер» на Красную планету назвали «травматическим».

В конце августа 1992 г. во время обычной проверки космического аппарата на стартовой площадке техники НАСА обнаружили грязь, каким- то необъяснимым образом оказавшуюся внутри защитной оболочки. Это были «металлические опилки, кусочки краски и различный мусор». НАСА предположило, что повреждение произошло, когда космический аппарат спешно отключали от внешней установки кондиционирования воздуха и герметизации оболочки полезной нагрузки, — меры, предпринятые для защиты от надвигающегося урагана «Эндрю». Однако агентство никогда не называло реальную причину загрязнения, выясненную в результате короткого расследования. Когда до периода запуска оставалась всего неделя, полезную нагрузку орбитальной ступени спешно сняли с площадки и забрали в «чистую комнату» — для разборки, проверки и возможной «быстрой чистки». Вот тогда техники программы сделали второе, еще более усложняющее дело открытие.

По словам менеджера проекта «Марс Обсервер» Дэвида Эванса, в процессе проверки НАСА обнаружило наличие неустановленного «постороннего вещества внутри блока камеры космического аппарата (Малина), из- за которого изображение становилось размытым и непригодным для разрешения вопроса Сидонии. По словам Эванса, поскольку блок камеры был герметичным, загадочное загрязнение камеры могло произойти только во время разборки и проверки камеры после того, как она в собранном виде прибыла от Малина, в самой чистой комнате» Лаборатории реактивных двигателей.

Понять, как могла произойти такая элементарная «ошибка», учитывая почти миллиардную стоимость миссии, очень трудно. Проверка чистоты оптики камеры является самой приоритетной задачей для миссии, у которой фотокамера служит основным научным инструментом. Если бы это странное «вазелиновое расплывание» линз не было обнаружено на мысе Канаверал (по счастливой случайности, благодаря урагану), «Марс Обсервер» стал бы большей проблемой, чем история с телескопом «Хаббл», К счастью, инженеры НАСА на мысе Канаверал («честные» инженеры) смогли вычистить космический аппарат и вернуть его на площадку к запуску, который состоялся 25 сентября.

Тем временем дирекция НАСА уже не просто настаивала на том, что по условиям контракта с Малином агентство предоставляет ему «право» направить или не направлять камеру на Сидонию по его собственному усмотрению (равно как и запрещать снимки и на законном основании изымать «артефакты» из данных); вдобавок научный сотрудник программы Бивен Френч заявил, что Лицо и другие объекты «слишком мелкие» для того, чтобы на них можно было в первую очередь нацелить камеру Малина. При этом объекты, на которые нацеливали камеры во время двух предыдущих миссий «Викинг», в отличие от Лица, которое имеет среднюю ширину, были шириной менее 15 футов.

В письмах, открытых дебатах и общественных форумах они продолжали настаивать, что решающее слово принадлежит Малину и они бессильны повлиять на него. Кроме того, утверждалось, что практика эксклюзивности является единственным способом получения научных результатов, при том, что до этого в истории агентства не было миссий — пилотируемых и беспилотных, где использовался бы такой статус частного подрядчика. Ранее налогоплательщики, за чей счет финансировались миссии, всегда владели их данными.

По мере приближения даты запуска политическое давление достигло устрашающего уровня; Хогленд выступал в прямом эфире на Си–эн–эн, напоминая зрителям обо всей этой странной истории даже тогда, когда космический аппарат стартовал. К счастью, сам запуск вроде бы прошел без сучка и задоринки. Однако затем случилось нечто странное — почти на 90 минут пропала вся связь с космическим аппаратом и с все еще не отсоединившейся второй ступенью. На 24–й минуте миссии, когда космический аппарат должен был отстрелить вторую ступень ракеты от первой ступени титанового стартового ускорителя и начать полет на Марс, вся радиосвязь и телеметрия вышли из строя. Самолет, находившийся над Индийским океаном, сообщил, что была замечена сверкающая красно–оранжевая вспышка, по времени совпадающая с отстреливанием ракеты. Учитывая, что космический аппарат ушел очень тихо, диспетчеры полета предположили худшее. Представьте, какое облегчение они испытали менее чем через час, когда «Марс Обсервер» вдруг вновь, по необъяснимым причинам, вышел на связь, будучи при этом явно поврежденным.

Что же именно произошло в течение этих 85 минут?

Невозможно ответить с полной уверенностью. Последующие попытки восстановить запись бортовой телеметрии во время «выпавшего промежутка» не дали абсолютно ничего. Затем, с третьей попытки, на несколько дней позже, был восстановлен нормальный поток информации. Имелась только одна проблема: в ходе двух первых попыток был получен сигнал несущей частоты и «тайм–код», указывающие, что запись была произведена, однако на пленке просто не было данных.

Как могли данные из пропущенного эпизода внезапно появиться на пленке, которая всего за несколько дней до этого была пустой? Это выглядело так, будто кто- то стер реальную запись, а через несколько дней загрузил подделанный «номинальный» поток информации. Инженеры из DSN (сеть станций связи, слежения и управления в дальнем космосе) настаивали на том, что они не могли что- то пропустить первых два раза. «Первых два раза на пленке не было никаких данных!» — в гневе заявлял менеджер сети станций связи Лаборатории реактивных двигателей.

Средства массовой информации, которые, разумеется, слабо понимали, насколько абсурдна ситуация, быстро забыли эту тему. Однако она вновь стала актуальной одиннадцать месяцев спустя. В это время, после относительно спокойного полета к Красной планете, «Марс Обсервер» приближался к своей цели, и споры по вопросу Сидонии обрели новую силу. Конечно же, Сидонию упоминали и в выпусках новостей. Благодаря публикации трехгодичного расследования по вопросу Сидонии д–ра МакДэниэла, Хогленд и другие независимые исследователи достигли определенных успехов, оказывая при помощи новых связей в политических кругах и СМИ давление на агентство. Затем, за несколько недель до выхода «Марс Обсервер» на орбиту и поступления доклада МакДэниэла в Конгресс и НАСА, агентство внезапно решило изменить планы. НАСА продемонстрировало готовность не только пересмотреть свою позицию по праву запрета на публикацию данных и прямую трансляцию видеоизображения с орбитальной ступени, но также заявило, что рассматривается радикально новый научный план.

Поскольку первые недели планировавшегося полета на орбите для проведения топографической съемки приходились на период солнцестояния как раз перед началом сезона пылевых бурь на Марсе, была вероятность, что до того как прибудут любые снимки Марса, а не только снимки Сидонии, пройдет месяц, НАСА решило попробовать применить «принудительный» маневр, который вывел бы космический аппарат на орбиту для топографической съемки почти на двадцать один день раньше. Однако в других документах и письмах в Конгресс НАСА почему- то прибавляло столько же дней на «проверку» и фазу калибровки по достижении указанной орбиты, что означало, что важных фото планеты не поступит, по крайней мере, вплоть до конца солнцестояния.

Для Хогленда и МакДэниэла внезапное промедление из- за ненужной фазы «калибровки» было очевидной уловкой. Если JPL хотела взять дополнительное время на «калибровку» приборов, явно отвергая преимущество «принудительного» маневра, зачем вообще прибегать к «принудительным мерам»? Ответ прост: таким образом, НАСА выигрывало для себя двадцать один день, чтобы секретно проверить любые участки Марса по своему усмотрению (разумеется, Сидонию), избегая требований публикации со стороны общественности или СМИ. Любое изображение, полученное в этот период, могло быть «официально» отвергнуто — поскольку космический аппарат просто «настраивался» и в действительности не собирал никаких научных данных.

Разумеется, Хогленд и МакДэниэл подняли шумиху, и НАСА внезапно оказалось под давлением со стороны различных источников, вынуждавших его демонстрировать снимки Сидонии вживую. Хогленд внес свою лепту, назначив пресс- конференцию в день, когда «Марс Обсервер» должен был выйти на орбиту вокруг Красной планеты. Брифинг планировался в Национальном пресс–клубе в Вашингтоне (округ Колумбия). Его должны были посетить ведущие специалисты, задействованные в независимом расследовании, в том числе д–р Марк Карлотто, д–р Том Ван Фландерн, д–р Дэвид Уэбб и архитектор Роберт Фиертек.

За четыре дня до включения тяги для выхода на орбиту и начала работ аппарата «Марс Обсервер» МакДэниэл представил свой итоговый отчет в НАСА, Конгресс, Белый дом и СМИ. Директор миссии Биван Френч получил персональный экземпляр отчета. В следующую пятницу, 22 августа 1993 г., были назначены дебаты Френча с Хоглендом на национальном телевидении, в передаче телеканала «Эй–би–си» «Доброе утро, Америка».

Как и в случае с д–ром Стивеном Сквайерсом, Хогленд в открытой дискуссии разбил Френча по всем направлениям. Получив целых шесть минут, вдвое больше обычно отводившегося для подобных вещей времени, Хогленд воспользовался возможностью и вдребезги разнес слабые и зачастую противоречивые аргументы Френча. Вынужденный защищать заранее проигрышную позицию — ведь НАСА умышленно предоставляет практически неограниченные права на данные, оплаченные американскими налогоплательщиками одному человеку, — Френч сдался под натиском Хогленда. Окончательное поражение было нанесено в конце, когда раздраженный ведущий Билл Риттер выступил против Френча. «Доктор Френч, почему бы вам просто не сделать снимки, опубликовать их и доказать, что эти люди ошибаются?» Как и следовало ожидать, у Френча не нашлось вразумительного ответа.

Затем, ровно в 23.00 по восточноевропейскому времени, как раз в тот момент, когда Хогленд громил Френча по национальному телевидению, специальный корреспондент «Ассошиэйтед Пресс» Ли Сигель сообщил, что ему позвонил представитель НАСА. НАСА информировало, что «Марс Обсервер» просто исчез около четырнадцати часов назад!

Маловероятно, что время этого сообщения — как раз после того, как научный специалист программы «Марс Обсервер» вчистую проиграл публичные дебаты главному критику и оппоненту агентства на национальном телевидении — это всего лишь совпадение. Почему Френч в ходе передачи не признал, что «Марс Обсервер» потерян? Вряд ли возможно, что он, научный специалист программы, более четырнадцати часов не знал, что «его» космический аппарат потерян.

Френч мог бы избежать лишних сложностей, просто объявив в «Добром утре, Америка», что с аппаратом «Марс Обсервер» возникли проблемы. Это сильно повлияло бы на ход передачи и переместило дискуссию по вопросу Сидонии и артефактов на задний план. Нетрудно догадаться, что произошло на самом деле — после того, как руководители НАСА (и их боссы) увидели, что в дискуссии о Сидонии Френч в прямом эфире потерял контроль над ситуацией, НАСА перешло к плану Б. Либо они перекрыли поток всей информации о миссии — из боязни, что могут показать нецензурированные снимки Сидонии, либо НАСА (напомним, официальное «оборонное агентство Соединенных Штатов…») просто полностью «засекретило» всю миссию. Поскольку в это время агентство находилось под пристальным вниманием, было практически невозможно провести исследования Марса секретно. При таком явлении наилучшим выходом было или избавиться от программы, или найти способ держать проведение предварительной разведки в секрете — не только от общественности и прессы, но также и от «честных» сотрудников самой лаборатории. НАСА выбрало именно этот сценарий, причем при довольно подозрительных обстоятельствах. Если «Марс Обсервер» официально потерян, агентство может провести детальное исследование, которое покажет ему, как лучше сделать фото «для общественности», чтобы привлечь минимальное внимание, или даже «отретушировать» снимки, чтобы они выглядели правдоподобно.

Для того чтобы выяснить причину выхода из строя космического аппарата, была создана комиссия. К сожалению, расследование было обречено на провал с самого начала по одной простой причине: отсутствовала техническая телеметрия, необходимая для анализа. В качестве еще одного неординарного шага, НАСА, по непонятным причинам, отдало приказ отключить основной поток данных перед совершением основных маневров для выхода на орбиту. В результате пропали данные последних наносекунд существования космического аппарата (если он в самом деле был потерян). Это существенно, поскольку, даже если бы произошел химический взрыв горючего, он, разумеется, шел бы намного медленнее скорости радиосигнала и процесс разрушения аппарата был бы записан. Эту запись можно было бы использовать для подробной реконструкции последних моментов и квалифицированного определения того, что произошло (если что- то произошло, разумеется). Вместо этого, из- за того что НАСА нарушило первое правило космических полетов — никогда не отключать радио, удовлетворительного ответа на вопрос о причине потери зонда так никогда и не было найдено. Невзирая ни на что, Хогленд и другие решили все равно провести пресс–конференцию во вторник, поскольку все еще имелся шанс, что связь будет восстановлена. Он также смог организовать демонстрацию против потенциального цензурирования Сидонии НАСА. Вместе со своим давним другом, коллегой по Западному побережью и сторонником независимого исследования Марса Дэвидом Лэверти, он смог собрать достаточно много людей прямо напротив Центра управления «Марс Обсервер» — в трех тысячах миль от Вашингтона, у Лаборатории реактивного движения. Местное и национальное телевидение показывали «народ», скандировавший лозунги против планировавшейся НАСА секретности в вопросе Сидонии, и, впервые в истории НАСА, лидирующий канал Си–эн–эн (и другие) вели освещение темы «история пропавшего «Марс Обсервера» в течение всего остального дня. Тем временем на Восточном побережье пресс- конференцию в Пресс–клубе также встретил хороший прием (если учитывать скептическое настроение присутствующих журналистов), за которым последовали различные сюжеты — в том числе разговор в студии с Робином МакНейлом в престижной программе PBS «Час новостей МакНейла», а также, через несколько дней, с Лари Кингом в программе Си–эн–эн «Лари Кинг Лайв». Однако в итоге это ничего не изменило, поскольку «Марс Обсервер» оставался «исчезнувшим».

У этой истории есть интересное послесловие.

Через несколько дней после возвращения из Вашингтона и брифинга в Пресс–клубе Хогленд обнаружил несколько сообщений на автоответчике. Четыре из них были особенно интригующими — от четырех разных людей, называвших себя «сотрудниками JPL». У всех было примерно одно сообщение: «Марс Об- сервер» по–прежнему «жив», однако «закрыт» из- за заговора в JPL». Анонимные голоса сообщали, что Хогленд и МакДэниэл «слишком надавили на JPL», и они (НАСА) не могли показать «вживую» правду о Сидонии, не имея возможности сначала проверить, что же это будет. По их словам, планировалось внезапно «найти» «Марс Обсервер» через несколько месяцев и вновь публично ввести его в эксплуатацию. Однако имелось одно условие: если подтвердятся предположения Хогленда и независимых исследователей, то: «вы больше никогда не услышите о «Марс Обсервере».

Хогленд так и не смог установить их личности, однако каждый из этих людей, вероятно, не знал о других, все имели технические знания и внутреннюю информацию о системе JPL и вполне могли быть теми, кем представлялись. Позднее выяснилось, что часть этой информации весьма интересна: один из этих людей заявлял, что, поскольку сеть станций связи, слежения и управления в дальнем Космосе использовалась для наблюдения за «Марс Обсервером», JPL не могла рисковать, принимая на Земле данные с «потерянного» космического аппарата при помощи антенн сети. Источник утверждал, что «они» будут использовать «альтернативные методы» для получения данных, не работая с сетью.

Несколько месяцев спустя другой анонимный источник сообщил Хогленду, что космический телескоп «Хаббл» использовался «для фотографирования НЛО» при помощи светоконцентрирующего устройства, называвшегося «высокоскоростной фотометр», и что приближающаяся миссия «по ремонту телескопа Хаббл» должна была секретно доставить груз с видеопленками происходившего. Еще один звонивший через несколько дней рассказал еще более удивительную историю о том, что Хаббл в будущем «Новом мировом порядке» будет использоваться как лазерный индикатор в облаках «для подделки Второго пришествия!». Хогленд мало верил в подлинность таких сообщений, однако они заставили его задуматься. Если предполагаемые источники из JPL были правы, как «Марс Обсервер» может скрытно присылать изображения Сидонии на Землю, не будучи обнаруженным? Если пользоваться DSN было «слишком рискованно», могли ли на самом деле использоваться иные средства передачи данных? После небольшого расследования он выяснил, что на космическом аппарате был второй инструмент — лазерный альтиметр, являвшийся предшественником прибора MOLA, установленного на аппарате «Марс Глобал Сервейор». Несомненно, этот мощный лазер можно было использовать для отправления потока информации очень узким инфракрасным лучом на Землю, буквально через миллионы миль, где один специальный прибор мог секретно его обнаружить и передать для надлежащей «аудитории» на Земле: это высокоскоростной фотометр «Хаббла».

Доказательств того, что это было сделано, Хогленд не получил, однако возник еще один интересный момент. Месяц спустя, когда для встречи с «Хабблом» и ремонта его поврежденной оптики был отправлен STS-61, по возвращении на Землю экипаж привез в Хьюстон только один блок оборудования — странным образом внезапно ставший «устаревшим» высокоскоростной фотометр.

Все это может показаться похожим на шпионский роман, однако факты показывают, что с миссией «Марс Обсервер» с самого начала происходило что- то подозрительное. Начиная с необъяснимого предстартового «саботажа» и загадочной потери сигнала почти на час (когда на космический аппарат мог быть дополнительно загружен набор указаний без ведома обычной команды запуска космического аппарата или диспетчеров полета) и вплоть до непродуманного «принудительного» отключения, повлекшего потерю космического аппарата (утаивавшуюся главой проекта до последней минуты, когда он проигрывал важные дебаты с Хоглендом), — в этой миссии, кажется, все шло не так.

Реальность же такова, что рассматриваемый вопрос, является ли то, что мы видим на Марсе, остатками древней внеземной цивилизации на поверхности Марса, — это самый главный вопрос за все два миллиона лет истории человеческой расы. Мысль о том, что НАСА или его работники в Пентагоне могли обеспокоиться и затеять две миссии только для того, чтобы иметь возможность тайно «первыми прикоснуться» к истине о Сидонии, кажется нелепой только если брать ее вне контекста. В контексте же, о котором идет речь, это не только правдоподобно, но, скорее всего, самое вероятное.

В конечном счете неудачи с «Марс Обсервером» было достаточно, чтобы Хогленд убедился, что «честная, но глупая» модель поведения НАСА больше не может восприниматься как реальная. Он оставил все мысли о том, что есть незаконспирированное объяснение непостоянного и неэтичного поведения агентства, и взялся за вопрос о тайнах и уловках в Сидонии.

Однако ему пришлось в определенном смысле поплатиться за это. За простое публичное признание того вывода, который сделал бы любой логично мыслящий человек, он навсегда был изгнан из сообщества независимых исследователей Марса, в создании которого он сыграл такую важную роль. Решение действовать одному, вопреки противодействию всех своих бывших коллег, поставило его перед одним главным вопросом — почему они сделали это? Что такого важного, такого опасного было в Сидонии, чтобы НАСА пошло на такой чрезмерный политический риск?

Поиск ответа на этот вопрос занял большую часть следующего десятилетия.