Теперь могут писать ложь

— Лазарь Моисеевич, здравствуйте! Я вас поздравляю с Новым годом, желаю здоровья.

— Спасибо. Вас тоже поздравляю и желаю вам успеха в вашем творческом труде.

— Спасибо. Как у вас дела?

— Ну, дела мои известны вам.

— Работа подвигается немножко?

— Так что работа, так сказать…

— Пишут много сейчас, надо подумать над этим.

— Да, да.

— Наверно, не со всем вы согласны?

— Конечно, не согласен. Ну, могут писать ложь, теперь кто угодно. Самое главное, мы социализм построили, они пытаются его развалить.

Вот это обидно.

Нет, за социализм надо бороться. Обязательно.

— У меня плохо со зрением стало, — жалуется Каганович. Потерял зрение. Сильно. Не могу читать.

— Может, к кому-то из глазников… Федоров…

— Нет, я пока не собираюсь. Врачи говорят по-разному. Одни говорят — нужна операция, другие — нет.

— Операцию я б не стал делать. Это опасно.

— Вот именно. В моем возрасте опасно.

— Вообще в любом опасно.

— Верно, верно. А как вы живете?

— Ничего. Пишу книжку о Вячеславе Михайловиче.

— Серьезно?

— Хочу написать то, что он рассказывал о сталинском руководстве.

— Вам большое спасибо.

— Есть моменты, по которым я бы хотел вас спросить.

Молотов был немножко отстранен в последние годы от Сталина и не все знал. Как умер Сталин? Он себя неплохо чувствовал?

— Я вам расскажу сейчас по телефону: он себя, по — моему, неважно чувствовал, но так ничего, неплохо. Я тоже последнее время у него меньше бывал. Там у него бывали больше всех Хрущев, Маленков и Берия. Да, больше всего они…

— А Булганин тоже, пишут?

— Нет, неверно. Неверно.

— В основном, эта троица?

— Троица, да.

(О Булганине мне вспоминается эпизод, полученный тоже, как говорится, из первых рук. Дело было после войны, готовились к очередному параду, а министром обороны стал Булганин, не умевший ездить на коне. Парады на автомобилях еще не принимали, и пришлось Николаю Александровичу учиться ездить верхом. За этим занятьем его застал Сталин. Посмотрел и сказал:

— Ты сидишь на лошади, как начальник военторга!

В чем-чем, а в меткости определений и чувстве юмора Сталину трудно отказать. И как ни сложен его образ, этот камушек из мозаики не выбить. А выбьешь — сразу станет заметно. Ф. Ч.)

— То же самое мне и Вячеслав Михайлович говорил. Я ему однажды принес книжку Авторханова «Загадка смерти Сталина». На Западе вышла, вы, наверно, слышали.

— Да слышал, знаю я его. Жульническая книга.

— Еще много разговоров о храме Христа Спасителя. Чуть ли не вы сами его взрывали!

— Но-о-о! Я могу вам подробно рассказать об этом деле, но только не по телефону, конечно.

— Говорят, вроде Киров первый предложил взорвать?

— Тоже вранье. Я не знаю, может быть, он и предлагал, я не слышал этого. Но вообще я вам расскажу. Это ведь были предложения организации архитекторов. Еще в двадцать втором году они внесли предложение… чтобы, так сказать, взорвать. Эта идея фигурировала среди архитекторов и дошла до ЦК. Я-то лично сомневался в этом деле. Вначале.