|
||||
|
Глава втораяГоды учения и странствий Гриша, младший сынок возницы Ефима Андреевича Распутина из Покровского, любил торчать в конюшне. Там он мог сидеть часами на маленькой низкой тумбе под лампой, смотреть широко раскрытыми светлыми детскими глазами на огромных животных и, сдерживая дыхание, прислушиваться к постукиванию копыт и похрапыванию лошадей. Гриша был шустрым, озорным, даже бесстрашным мальчиком, организатором всех озорных проказ крестьянских детей; но как только он в широченных и длинных полотняных штанах входил вслед за отцом или работником в конюшню, то сразу преображался: его детское личико приобретало вдруг выражение необыкновенной серьезности, взгляд становился напряженно-внимательным, фигурка приобретала мужскую осанку. Твердыми, размеренными шагами он шествовал вслед за взрослыми, исполненный такого чувства, как если бы он входил в святилище, где нужно вести себя тихо и серьезно, как в церкви. Для него было праздником, когда разрешали оставаться одному у лошадей. Очень тихо и осторожно проскальзывал он к лошади, становился на цыпочки, чтобы вытянутыми руками гладить и ласкать ее теплый круп. В такие минуты он был полон той нежности, которую не проявлял ни по отношению к родителям, ни по отношению к братьям и сестрам, ни к кому бы то ни было еще. Иногда он осторожно подбегал к дверям, выглядывал во двор, чтобы удостовериться, что никто не идет, с обезьяньей ловкостью взбирался на деревянную кормушку, хватался за железные подпорки яслей и смело вскакивал на спину лошади. Он прижимался горячей щекой к ее шее и вел долгую удивительную беседу на нежном языке, который был понятен только им двоим. Вечерять среди лошадей было наибольшей радостью для мальчика. Он любил тусклый свет большой, косо висевшей на стене жестяной лампы, тот необычный полумрак, в котором то здесь, то там высвечивались блестящий бок коня или куча соломы. Он с восхищением вдыхал запах стойла и никогда не уставал ласково прикасаться рукой или щекой к мерно вздымающемуся боку лошади. Да, он всегда считал конюшню самым лучшим местом, хотя обычно охотно бегал по лугам с другими крестьянскими мальчишками и с удовольствием наблюдал, как отец и другие рыбаки сидели на берегу Туры и удили рыбу. Любые развлечения он охотно отдал бы за своих лошадей, в которых видел молчаливых друзей и таинственных союзников. Это скоро привело к тому, что Гриша узнал о жизни, повадках лошадей гораздо больше, чем самые опытные старые возчики Покровского, и они, когда с их животными творилось что-то неладное, не однажды посылали за ним. Каким чудом предстала для него конюшня в тот вечер, когда отец впервые прочитал ему историю рождения младенца Иисуса из большой книги со множеством красивых картинок! С горящими глазами внимал Гриша каждому слову рассказа о святом Иосифе, Марии и о новорожденном младенце, что лежал в яслях, когда пришли трое волхвов, чтобы поклониться ему. С этого момента все в отцовской конюшне — большая деревянная кормушка и тускло светящаяся лампа — казалось исполненным таинственного значения, которое было понятно только ему и о котором он ни с кем не говорил. Стойло стало для мальчика еще в большей мере, чем раньше, собственным, удивительным миром, полным загадочных чудес. Однажды, когда старый Ефим ушел из дома, Гриша проскользнул в большую комнату, встал на стул и достал с карниза большую книгу с картинками, которую читал ему отец. Сгорая от нетерпения, листал он тяжелый фолиант с толстыми застежками, пока не нашел ту картинку, на которой в сине-, красно-, золотисто-желтых тонах были изображены стойло с яслями и младенцем Иисусом. С нетерпением ожидал он вечера, когда после ужина можно будет попросить отца почитать из этой книги. Сидя на коленях старого Ефима, он жадно рассматривал красивые картинки, в то время как отец читал, что происходило дальше с младенцем Иисусом, как он вырос и стал Спасителем мира. Каждый вечер Ефим Андреевич, уступая мольбам сына, брался за толстую книгу; вскоре Гриша знал наперечет все картинки, а через некоторое время уже и буквы не были для него немыми, бессмысленными значками. Слушая отца, наблюдая, как тот неуклюже водил пальцем от слова к слову, от строчки к строчке, он знакомился с буквами и учился искусству составления из них слов. Так и рос маленький Гриша в двух таинственных мирах одновременно: здесь была конюшня со всеми ее чудесами, а там — большая книга с красочными картинками и черными значками, которые медленно начинали говорить с ним понятным языком. Грише Распутину было 12 лет, когда в его жизни произошла неожиданная драма, последствия которой сказывались еще долгое время: он играл со своим старшим братом Мишей на берегу Туры, когда тот вдруг упал в воду. Недолго думая, маленький Гриша прыгнул вслед за братом, и оба мальчика неминуемо утонули бы, если бы их не спас проходивший мимо крестьянин. Миша заболел в тот же день воспалением легких в тяжелой форме и вскоре умер, а Гриша выжил, но от страшного потрясения у него началась сильная лихорадка. Наконец он пришел в себя, поправился, снова играл и возился с любимыми лошадьми, но что-то в нем изменилось: всегда такое румяное и пухлое детское личико стало теперь бледным, осунулось, и если к вечеру оно и разрумянивалось, то это был уже не здоровый румянец, а горячечный налет лихорадки. В поведении также произошли странные изменения, которые доставили родителям немало хлопот. Никто не мог сказать, чего ему все-таки недоставало, даже деревенский знахарь не мог дать совет. Вскоре у мальчика снова началась сильная лихорадка, многие недели он находился в полубессознательном состоянии. Не оставалось ничего другого, как поместить больного в «темную половину», темную часть большой кухни. В зимнее время, когда снаружи, по полям и деревенским улицам мела сибирская пурга, это было самое теплое и уютное место. Кроме того, в кухне любили собираться все живущие в доме, так что больной ребенок все время был под присмотром. В сумерки приходили соседи-крестьяне и усаживались на широких скамьях вокруг большой печи. Работники разливали водку и предлагали сибирские сладости, и до поздней ночи велись разговоры обо всем, что произошло в самой деревне, или о новостях, которые просочились в Покровское из соседних деревень. В один из таких вечеров разговаривали шепотом, так как Грише снова стало хуже; повернув бледное лицо к стене, он лежал безучастно в течение нескольких часов, что крайне озаботило родителей. Собравшиеся приглушенными голосами обсуждали важное происшествие. В прошедшую ночь было совершено преступление, сильно взволновавшее всех жителей Покровского: у одного из самых бедных возчиков украли из конюшни его единственную лошадь, и несчастному уже не на что было надеяться. Добросердечные крестьяне Покровского, и стар и млад, уже с утра отправились на поиски вора и его добычи, но все усилия были напрасны, ни в одном стойле деревни не удалось найти украденного коня. Устало и раздосадованно рассказывали крестьяне, принимавшие участие в поиске, о своих напрасных усилиях; все они были возмущены содеянным, так как в глазах этих сибирских возниц кража коня была самым подлым преступлением, страшнее и предосудительнее даже, чем убийство. Эти мужики, в чьих деревнях нередко появлялись ссыльные преступники из поселений, видели обычно даже в величайших грешниках «бедных, слабых братьев»; но для конокрада у них не было ни сочувствия, ни милосердия, его преступление считалось самым страшным. Поэтому собравшиеся в тот вечер в «темной половине» у Ефима Андреевича крестьяне кипели от ярости, тем более что в этот раз жертвой стал бедный возчик, хозяин единственной лошади. Анна Егоровна, жена Ефима, вынуждена была не раз просить говорить потише, когда возбуждение ее гостей слишком возрастало, указывая на больного ребенка. Снаружи стало совсем темно, и только лампа на столе отбрасывала матовый свет на мужиков, окруживших печь. И вдруг больной ребенок поднялся с места и пошел к крестьянам в белой, длинной до полу, рубашке, с мертвенно-бледными щеками и лихорадочно пугающим блеском в светло-голубых глазах. Прежде чем они успели прийти в себя от удивления, ребенок уже стоял перед ними, несколько секунд пристально смотрел перед собой, потом подскочил к крестьянину богатырского телосложения, обхватил его ноги, вскарабкался ему на плечи и сел верхом на спину. Затем он пронзительно закричал: — Ха, ха, Петр Александрович! Ты украл лошадь! Ты вор! Он зашелся безудержным детским смехом, трясясь всем телом от какого-то странного восторга, ударяя пятками в грудь крестьянина, как бы желая его пришпорить, и при этом кричал, что Петр Александрович и есть конокрад. Его тонкий детский голос звучал так пронзительно, глаза вспыхивали так странно, что всем присутствующим стало страшно. А они уж и не знали, как следует отнестись к обвинению мальчика, так как Петр Александрович был очень уважаемым и зажиточным человеком, который к тому же возмущался больше всех и с самого начала требовал беспощадного преследования преступника. Больше всего припадками ребенка были поражены старый Ефим и его жена. Если бы маленький Гриша не лежал уже долгое время в горячке, Ефим Андреевич тут же на месте как следует выпорол бы его, потому что умел поддерживать в доме строгий порядок. Анна Егоровна старалась сгладить неловкое положение и поспешила извиниться перед уважаемым Петром Александровичем. Остальные гости также попытались восстановить мир, и даже грубо оскорбленный Петр Александрович сделал в конце концов дружелюбное лицо и выразил сожаление о тяжелой болезни Гриши. Когда крестьяне начали расходиться, снова воцарилась прежняя мирная атмосфера. Несмотря на это, некоторые из гостей Ефима не могли забыть слов больного мальчика; они снова и снова вспоминали их, и вот то один, то другой не выдерживал, подымался среди ночи и, крадучись, пробирался во двор к Петру Александровичу. Там, в ночной темноте встретились мужики, охваченные беспокойным желанием установить истину. Вскоре их уже было много. Когда бесшумно подползли к воротам Петра Александровича, они вдруг увидели, как тот, так же крадучись, вышел из своего дома, осмотрелся вокруг, не видит ли кто его, и затем, думая, что он один, пошел к погребу в самом дальнем углу двора. Сразу же после этого крестьяне, к своему величайшему удивлению, увидели, как Петр Александрович вывел из чулана украденного коня и скрылся с ним в темноте. На следующий день рано утром крестьяне потянулись к дому Ефима и поведали, то и дело осеняя себя крестным знамением, призывая в свидетели святую Богородицу и святого Георгия, что маленький Гриша в лихорадке сказал правду и Петр Александрович действительно конокрад. Перебивая друг друга, они рассказывали, как следили за преступником, потом поймали и избили до потери сознания. Все они были теперь уверены, что Бог говорил устами больного мальчика. Что бы там ни толковали об этом «чуде», по-видимому, мальчик в лихорадке своим сильно обострившимся чутьем заметил нечто сомнительное в поведении и словах Петра Александровича. Еще во время его многочисленных посещений конюшен села Покровского человек этот показался ему подозрительным, что и подтолкнуло его потом к обвинению. Как бы то ни было, этот случай привел к тому, что позднее, когда Гриша поправился, местные крестьяне бросали на него странные взгляды, словно спрашивая себя, что же все-таки они об этом думают. Шло время. Гриша вырос и, как все другие крестьянские парни, проводил время в трактирах, увивался за девушками и в конце концов привык к распутной и праздной жизни. Иногда он усердно занимался крестьянской работой, а потом опять целыми днями пьянствовал. Он немного изменился после того, как на одной из «посиделок», на которые собирается деревенская молодежь, увидел красивую светловолосую Прасковью Федоровну Дубровину и влюбился в нее. Но когда темноглазая, стройная девушка стала его женой, Гриша не смог оставить распутный образ жизни и ввязывался снова во всякие грязные истории с собутыльниками и деревенскими девками. И тут произошло с ним второе странное событие, которое произвело на него огромное впечатление и о котором он рассказал только самому близкому другу — крестьянскому парню Михаилу Печеркину, когда однажды они вместе шли по берегу Туры, рассуждая об урожае, скотине, лошадях и девушках, а потом завели речь о Боге. Григорий, по рассказу Михаила, шел по полю за плугом, он как раз провел борозду до конца и хотел повернуть лошадь, как вдруг услышал за спиной чудесный хор, как если бы пел хор девушек из деревни. Обернувшись, он отпустил плуг, так как совсем близко увидел прекрасную женщину, Пресвятую Богородицу, качающуюся, как на качелях, в золотистых лучах послеобеденного солнца. В воздухе звучало торжественное пение тысячи ангелов, которому вторила Дева Мария. Это явление длилось всего несколько мгновений, потом исчезло. Потрясенный до глубины души, стоял Григорий посреди опустевшего поля, руки дрожали, он был не в состоянии продолжать свою работу. Когда вечером зашел в конюшню, чтобы посмотреть на коня, то почувствовал необъяснимую грусть. Что-то внутри подсказывало ему, что это знамение Божие, но одновременно чувствовал, что по высочайшей воле Создателя должен оставить лошадей, трактир, деревню, отца, жену и девушек. И он счел за лучшее никогда больше не думать об этом чудесном явлении и никому о нем не говорить. Кроме его друга Печеркина, никто тогда не услышал ни единого слова о том, что явилось крестьянскому парню Григорию и какие мысли и чувства в нем при этом пробудились. * * * * Повзрослев, Распутин продолжил дело своего отца и возил путешествующих и различные товары по длинным, прямым как стрела, дорогам в соседние деревни, иногда даже в Тобольск, в Тюмень и в другом направлении — в Верхотурье, лежащем у подножья богатого рудой Урала. Ведь только летом по Туре ходили пароходы мимо Покровского и совершали перевозки вниз по течению в Тюмень или вниз по Тоболу в Тобольск. Зимой путешественники приезжали на повозке или в санях, молодой возчик Григорий не раз перевозил их в отдаленные уезды Тобольской и Пермской губерний. Когда ему было 33 года, одна из таких поездок изменила его жизнь, случайная встреча направила его по совершенно новому духовному пути. Однажды он должен был перевезти монастырского послушника Милетия Соборовского, студента Духовной академии, в монастырь в Верхотурье. Во время поездки между кучером и его пассажиром завязалась беседа о вере и о церкви, причем послушник, к своему величайшему удивлению, должен был признать, что этот простой крестьянин превосходно разбирался в вопросах религии. Молодой богослов выказал живой интерес к вознице и не безуспешно попытался убедить его, как грешно отдавать в жертву праздному образу жизни такое дарование. Слова пассажира произвели на Распутина огромное впечатление; те мысли о Боге и вере, которым страстно предавался Григорий мальчиком, снова проснулись в нем, в душе ожили чувства, которые в течение многих лет подавлялись развратом и пьянством. В то же время то новое учение, которое принял Григорий от своего пассажира, не являлось в полной мере строгой церковной верой, которая ему, бедному и слабому грешнику, не оставляла ни малейшей надежды на искупление. Это было скорее радостное послание, провозглашавшее, что даже грешный человек еще здесь, на земле, может познать небесное блаженство, если только он следует определенным предписаниям тайной «истинной» божьей веры. В конце концов послушнику удалось убедить Распутина, чтобы по приезде в монастырь он не поехал бы сразу домой, как он это делал всегда, а остался в обители. Верхотурье было одной из тех странных сибирских монастырских общин, которая по своему положению, образу жизни ее обитателей больше походила на крестьянскую усадьбу, чем на место созерцательного вероисповедания. Монахи Верхотурья исправно выполняли все предписания монастыря, и даже с большим усердием, кроме того, они посвящали много времени сельским работам, обрабатывали свои наделы и предавались различным занятиям мирского характера. Поэтому Григорию не показалось трудным включиться в эту наполовину монастырскую, наполовину крестьянскую общину: он принимал участие в молитвах и покаяниях и вместе с монахами работал в поле. Вскоре он с удивлением заметил, что монастырское братство делилось на две группы, где одна играла роль заключенных, а другая как бы сторожила их, причем все это тщательно скрывалось, держалось в тайне, об этом говорили весьма неохотно. Постепенно Распутину удалось узнать, что было связано с этими монастырскими братьями, за которыми, незаметно для других, велись осторожный контроль и наблюдение: это были тайные или явные приверженцы еретических вероучений, «хлысты» и другие сектанты, которых сослали в Верхотурье, чтобы исправить и вернуть в лоно православной церкви. В течение долгого времени монастырь в Верхотурье являлся местом пребывания заблудших духовных лиц; снова и снова прибывали сюда из всех уголков Сибири мужчины. Верховное духовенство принимало их поначалу недоверчиво, но по истечении некоторого времени они, казалось, отходили от еретической веры. Теперь вспомнил Распутин о странных речах молодого послушника, который привел его сюда, вспомнил он, как сильно отличались поучения его пассажира от привычной церковной веры, и постепенно осознал, что тот пытался обратить его в сектантство. Скоро узнал Григорий, что эти высланные, отлученные монахи только внешне отказались от своих заблуждений, несмотря на то, что они строго следовали всем церковным догмам. Чем больше он сближался со своими братьями во время полевых работ или в редкие минуты отдыха, тем яснее понимал, что еретики не только не собирались отказываться от своих убеждений, но, более того, некоторые из «охраняющих» находились под влиянием сектантской веры, так что в конце концов весь монастырь в Верхотурье только внешне следовал указаниям православной церкви, на деле же являлся сектантским. Почти для всех монахов строгие религиозные церковные обряды не имели никакого значения, они вынуждены были их исполнять, чтобы не вступать в конфликт с властью, истинную веру каждый прятал в душе, о ней говорили только в кругу единомышленников, строго следуя приказу того самого Данилы Филиппыча, который более двухсот лет тому назад основал братство «божьих людей» — «хлыстов» и приказал своим сподвижникам: «Держите мои законы в тайне, не доверяйте их ни своему отцу, ни матери, будьте стойкими и молчите и под пыткой, и под пламенем, тогда вы войдете в Царствие Небесное и еще на земле познаете душевное блаженство». Самую большую силу черпала секта «хлыстов» в ореоле таинственности, и чтобы эту тайность сохранить, чтобы скрыть правду от всякого извращения, основатель нового учения предписывал своим последователям внешне точно следовать формам «фальшивой веры» православия, и даже с особым усердием. Так случилось, что не только монастырь в Верхотурье, несмотря на свои сектантские убеждения, внешне создавал впечатление правоверной общины, не только отдельные братья, по своим убеждениям принадлежавшие к секте «хлыстов», по форме еще ближе придерживались церковных обрядов, но и Распутин через короткое время был полностью вовлечен в секту и одновременно выполнял внешний распорядок монастыря с большим усердием. Скоро он, кающийся грешник, стал самым усердным богомольцем и послушником монастыря, в то время как тайно все глубже проникал в таинства «истинной веры» сектантства. Постепенно он узнавал от своих братьев, что обряды, молитвы в церкви нужны только неразбуженным, пребывающим в темноте косного бытия людям, что церковь и духовенство скрывают истинный путь к Богу, в то время как только ясновидцы тайного братства смогут вывести своих верующих на праведный путь, что учение церкви является земным и нуждается в просветлении, а слово «хлыстовцев-ясновидцев» дает это просветление прямо от Бога. Кто милостью Божией может общаться непосредственно со Святым Духом и Богом, тот не нуждается в учении и обрядах Церкви. Вначале и Данила Филиппыч тоже до своего прозрения усердно читал Евангелие и другие божественные книги, но позднее, после того как его посетила милость Божия, бросил все книги в Волгу, чтобы впредь искать смысл жизни в «золотой книге жизни». Так Распутин, послушник «хлыстовской веры», постепенно отдалился от православной догматики и был приобщен к тайному непосредственному божественному знанию. Вскоре и он увидел в православии лишь обилие пустых формальностей без какого-либо значения для спасения души и, положившись на Дух Святой, стал настоящим «сыном Божиим», то есть «последователем Христа», убежденным сторонником секты «хлыстов». И если даже он продолжал ходить причащаться или к исповеди и отбивал бесчисленные поклоны перед монастырскими иконами, то уже сознавал всю бессмысленность поиска божественного во внешней обрядности, ведь истинную божественность можно найти лишь в живых пророках. Как и для всех «хлыстов», эта «кажущаяся святость» не была для Распутина грехом и не находилась в противоречии с истинной богобоязнью. В глазах сектантов чистоту истинной веры можно было сохранить в тайне только показным следованием фальшивому учению. Надо было следовать открыто всем предписаниям православия и только так сохранить в своей душе чистую «истинную веру»; так развивалась «двойная религиозность», которая возрастала по мере усиления жестокого преследования церковными и светскими институтами империи любых отступлений от официального православия. Эта «истинная вера» «божьих людей», которой Распутин постепенно проникался, в то время как внешне становился строгим приверженцем православия, открыла ему мир единственных в своем роде обетов, надежд и возможностей. Хотя учение сектантов было не чем иным, как признанием того, что человек уже на земле, в любое время и в любом месте, может соединиться с Богом, что Господь находится все время среди людей, что то чудесное событие в Назарете, превращение в человека Божьего сына, не было чем-то исключительным в своем роде, что это постоянно повторяется. В своей приземленной жизни грешный человек может попасть к Богу, познать все величие Небес, если только он прежде умрет «полной тайны смертью Христа», той смертью в живом теле, за которой следует мистическое воскрешение. Кто однажды был рожден во плоти, носит в себе проклятие Адамово, остается в грехе и обречен на смерть. Только рожденный во второй раз в духе человек избегает законов смертности и в состоянии жить более высокой жизнью. «Хлысты» учили, что «тайную смерть» можно достичь только самоотречением и обязательной покорностью воле Святого Духа, умерщвлением всякой страсти, потому что возрождение возможно лишь в том случае, если прежний, грешный человек полностью побежден. Но кто уже однажды воскрес в тайне, способен делать чудеса, лечить больных, заглядывать в будущее, благодаря живущему в нем божественному духу, он может поднимать мертвых из могил, он обладает силой притягивать и отпускать, спасать грешные души из ада и посылать их на Небеса, раздавать награды и показания в день Страшного суда. Он возрождается обновленным существом, исполненным Святого Духа, который является одновременно Богом и человеком, новым Христом. С удивлением внимал Распутин учению о том, как Бог со времени Иисуса из Назарета много раз снова принимал человеческий облик и в образе ничтожного русского крестьянина ходил в народ; казалось, будто Господь особенно охотно находился на святой Руси, чтобы открыться в неотесанных русских людях. Бог-Отец сам появился на русской земле в повозке, окруженной ангелами, опустившись на гору во Владимирской губернии, в Стародубском уезде, принадлежащем Муромской волости, и воплотился в теле крестьянина Данилы Филиппыча, бывшего дезертира. С этого момента жил Господь в личине Данилы Филиппыча, странствовал по деревням Костромской губернии, говорил языком простого народа и указывал крестьянам истинный путь к спасению. И Христос, Бог-Сын, к этому времени снова появился на земле и выбрал также, как и сам Господь, тело грешного мужика для воплощения. Столетняя крестьянка из деревни Моксановка, также Владимирской губернии, бывшая посмешищем для жителей деревни, забеременела от столетнего старца. Иван Тимофеевич Суслов, ребенок этой странной пары, вырос в доме своих родителей, стал простым крестьянином, выпивал с деревенскими парнями, вел праздную жизнь до тех пор, пока Данила Филиппыч, олицетворение Господа на земле, не встретился с ним и не признал в нем своего сына Христа, призвав его в свой дом во Владимирской губернии. С благоговейным трепетом узнавал Распутин о том, как из этого простого крестьянского дома, где бок о бок жили Данила Филиппыч и Иван Суслов, Бог-Отец и Христос, вела прямая дорога на Небеса и как часто богобоязненные и просветленные крестьяне видели обоих чудо-людей, поднимающихся ввысь. Иван Суслов, Бог-Сын, выбрал двенадцать крестьян апостолами и бродил с ними вдоль берега Волги, пока царь Алексей Михайлович не приказал их схватить, привезти в Москву и распять Ивана Суслова на кремлевской стене, недалеко от Спасской башни; тем не менее, в субботу, на третий день после своей смерти, он поднялся из могилы и появился перед апостолами. Во второй раз он был схвачен охранниками, растерзан и распят, но после смерти вновь воскрес. В тот день, когда он был схвачен в третий раз и должен был быть казнен, царица родила сына Петра Алексеевича, которого позднее стали называть Петром Великим. Празднуя это радостное событие, царь выпустил Ивана Суслова из тюрьмы, и он прожил в Москве еще тридцать лет, пока, наконец, в возрасте ста лет во всем величии не был принят на Небеса, чтобы воссоединиться с Данилой Филиппычем, своим отцом. И после этого последнего вознесения Христос Спаситель появился на русской земле в облике человека. На этот раз он выбрал тело стрельца из Батуринского уезда, который поднял мятеж против Петра Великого и был за это сослан в Новгород. В скромном облике стрельца Прокопия Лупкина ходил Христос еще совсем недавно среди милых сердцу русских крестьян. Как только земная оболочка Прокопия Лупкина уснула вечным сном, Спаситель спустился в тело немого, казавшегося сумасшедшим крестьянина Андрея Петрова. Зимой и летом одетый только в одну рубаху, он блуждал по селам, что-то бормотал и бессмысленно дергался; но всезнающий крестьянский люд сразу же узнал в дураке Спасителя, пал перед ним на колени и вскричал: — Христос Андрюшка, благослови нас и спаси наши души! Так как крестьяне хорошо знали, что в тех, кто «тайной смертью умер и снова воскрес», не человек открывается, а Дух Божий, но проявление Святого Духа выше, чем то, что подвластно скромному человеческому разуму, поэтому слова и действия воскресших принимаются обычно за глупость или бессмыслицу. Но озаренный знает, что именно в кажущейся дурости проявляется Дух Божий, так как мудрость Божия не поддается познанию человеческим разумом и скрывается под маской безумия. Если уж рассказы обо всех чудесных воплощениях божественности в теле простых русских крестьян в большой степени будоражили фантазию Распутина, то история о новом возвращении Бога в образе прорицателя Радаева подействовала на него как озарение. Особенно то, что Радаев, который всего несколько десятилетий назад появился среди людей, в обычном понятии был опустившимся и еще более порочным грешником, чем Распутин. Радаев познал все плотские грехи и жил одновременно с тринадцатью женщинами в открытом разврате и праздности, но тем не менее, несмотря на все свои прегрешения, он стал великим пророком; его устами заговорил Святой Дух. Народ чтил в нем олицетворение Божие и слепо верил каждому его слову, верил, что все законы созданы для простых людей, а не для «праведника», устами которого говорит Святой Дух; он не подчинен никакой власти, никакому земному закону. Грехи Радаева не были грехами, потому что были даны ему Божиим Духом. Даже дурные поступки, которые он совершал таинственно воскрешенный, угоднее Господу, чем наилучшие и самые чистые дела простых людей; его грех не был грехом, все сделанное им зло и непотребство превращалось в ничто. Когда царские охранники говорили ему об его порочной жизни и призывали покаяться, Радаев гордо отвечал, воображая, что сам Бог говорит его устами: — Я не знаю, в чем я должен покаяться! Вы знаете мои грехи, но вы не знаете милость Божию во мне. Когда божественный пророк из-за беспутного разврата предстал перед мирским судом, он объяснил, что в нем творила сила Святого Духа и побуждала его ко всему, что он совершил. — Я хорошо знал, что я действовал вопреки закону и что мои поступки происходят по воле Господней. Поэтому все те женщины, которые согрешили со мной, принимаются Богом лучше и благосклоннее, чем те, что сопротивлялись мне и остались добродетельными. Потому что во мне возник Господь, принял плоть на себя и грешил во плоти, чтобы этим грех уничтожить. Только тот, кто унижен грехом, может в своем покаянии действительно стать угодным Богу; я унижал женщин, которые принесли в жертву свою невинность, так, чтобы они не были горды и тщеславны из-за своей добродетели. Что может сломать высокомерие, как не унижение грехом? Григорий Распутин слышал также, что и после смерти Радаева Спаситель многократно снова появлялся в облике русского крестьянина, часто — одновременно в нескольких местах среди верующих, что в любой деревне может жить перевоплотившийся Христос, говорить тем же языком, что и односельчане, носить те же одежды и часто быть даже неграмотным. Всюду, где собираются члены тайного братства — «божий люди» — на праздничные церемонии, спускается на общину Святой Дух и избирает земную оболочку самого достойного из них, чтобы позволить Христу возникнуть в новой плоти. Оказывается, совсем близко от русской земли находится небесный Рай божий, путь туда начинается совсем рядом, где-то среди деревень, в одном из тех домов, где собираются общины, чтобы в «корабле», в «ковчеге правдивых в живом теле» отправиться на Небеса. В этой вере нашел Распутин обещание всего того, к чему он так сильно стремился с раннего детства: теперь он видел путь, следуя по которому можно уже на земле, несмотря на свои слабости, познать Небесное блаженство, достичь святости. Если удастся ему однажды раскрыться Святому Духу и умереть «тайной смертью», никакой грех впредь не сможет уничтожить его и сбить с праведного пути, потому что тогда все, что бы он ни делал, будет освящаться божиим благословением. С этого момента все больше и больше овладевало Григорием Ефимовичем горячее стремление пройти по этому, открывавшемуся учением «хлыстов», пути до его завершения. Прежде чем Распутин покинул монастырь в Верхотурье, он решил отыскать святого старца Макария. Хижина этого отшельника находилась неподалеку от монастыря, никто не покидал кров, не испросив благословения святого старца. Не только монахи Верхотурья, но и мужчины, и женщины различных сословий приходили из ближайших окрестностей и издалека к отцу Макарию, если им пришлось перенести беду, пережить несправедливость или раскаяться в тяжелом проступке. Среди босоногих пилигримов, бредущих с хлебным мешком на спине и посохом в руке по бесконечным лесам и холмам, чтобы найти мудрого старца, были нищие и зажиточные крестьяне, горожане и аристократы, солдаты и офицеры. Никто не ушел из хижины отшельника, не услышав слова утешения, совета или назидания, отчего слава Макария распространялась по всей России. Распутин услышал от своих тайных собратьев по вере, что богобоязненный старец раньше был великим грешником, что для него не остались неизведанными ни одна страсть, ни одно чувственное упоение. Он прошел через все соблазны на свете, испытал все радости и отдавался любому искушению до тех пор, пока хоть капля греха оставалась в его крови, но затем, когда он очистился этими грехами, когда ни в его чувствах, ни в его мыслях не осталось ни малейшего зла, он принес смиренно в жертву Богу свое очищенное сердце, очищенную плоть и очищенный ум. Сначала, как рассказывали, он пришел в какой-то монастырь и многие годы самым строжайшим образом умерщвлял свою плоть, чтобы испытать ее в последний раз, удостовериться, способна ли она действительно служить одному Всемогущему. После того как он наконец уверился, что прежний человек в нем действительно умер «тайной смертью», он ушел в лес и обосновался в маленькой хижине, там он жил поныне свободный от всех мирских желаний, в «чистой радости Господней». С того момента он стал неподвластен земным слабостям, и даже железные цепи, в которые он заковал свое тело, не были больше для него тяжким грузом. Все земные ограничения не существовали больше для него: он слышал и видел теперь сквозь время и пространство, и мог заглянуть в человеческую судьбу. Он стал именно тем святым, которому можно было безоговорочно довериться, как если говорить с самим Богом, потому что старец, прошедший через все грехи и поборовший их, точно знал волю и намерения Всевышнего по отношению к его земным детям. Это и еще многое другое услышал Григорий Ефимович в Верхотурье о чудесном отце Макарии, и вот он решил испросить у старца совета. Встреча с отшельником должна была решить, вернется ли он снова к жене и детям, в круг развеселых гуляк, к лошадям или же должен будет посвятить свою жизнь той высшей цели, к которой призвала его божественная сила, когда он был еще мальчиком. Прежде чем Григорий собрался разыскать богобоязненного Макария, он пошел к ларю с реликвиями, где хранились мощи святого Симеона Верхотурского. Там в долгой и страстной молитве он получил силу и очистил душу перед встречей со старцем, и затем отправился в путь. Жил Макарии в густом лесу, и пришлось долго идти, чтобы добраться туда. Это была очень бедная хижина, в которой едва хватало места для одного человека; там старец проводил свою жизнь в бедности и отречении. Его худое, почти превратившееся в скелет тело было заковано в тяжелые цепи, которые слабый старик носил, казалось, с легкостью, взгляд его излучал радушие, и на бесцветных губах всегда играла легкая улыбка, голос стал уже таким слабым и тихим, что более походил на дыхание, но в нем все-таки было много теплоты и выразительности. Войдя в клетушку старца, Григорий тут же бросился на землю и покрыл поцелуями костлявые, закованные в железо руки старика. Затем он рассказал, что привело его сюда, ничего не утаивая и не приукрашивая. Он признался в своей грешной жизни, во всех злых помыслах, в плотской жажде, которая и в монастыре постоянно мучила его, рассказал и о тех странных явлениях, которые выпали на его долю. Он говорил о своей слабости и сомнениях, кои порою ему внушал внутренний голос, что он мог бы посвятить себя службе Богу, о том, как на него одновременно с этим часто находила тоска по жене, детям, по земному имуществу и по трактиру. Со смиренно склоненной головой исповедовался Распутин старцу, затем поднял голову и увидел, что Макарии мягко и понимающе улыбается ему, одновременно он почувствовал костлявую руку святого на своей голове, цепи тихо зазвенели. — Радуйся, сын мой, — заговорил отец Макарии восторженно, — потому что среди многих тысяч Господь избрал тебя! Тебе предстоит великое дело: оставь свою жену и детей, покинь лошадей, скройся, иди и странствуй! Ты услышишь, как говорит земля, и научишься понимать ее слова, только после этого возвращайся снова в мир человеческий и возвести всем, о чем говорит голос нашей святой русской земли! * * * * Из Верхотурья в Покровское Распутин вернулся только для того, чтобы проститься с семьей на долгое время. Отец Макарии послал его в странствие, и он сам познал, что внешние уроки покаяния и самобичевания — всего лишь первая ступень, подготовка к «настоящему пути». Чтобы пройти этот «внутренний путь», необходим также «путь внешний», странствия, пилигримство, так как для русского крестьянина обновление человека путем «тайной смерти» всегда связано с бродяжничеством в прямом смысле этого слова. Тот, кто отправляется странствовать, покидает все свое добро, родину и отчий дом, родителей и семью, оставляет все, что его связывало с родным клочком земли. Странствия являются одним из важнейших элементов русской мистической мысли: мужчины разного возраста однажды вдруг бросают работу в поле и во дворе, срываются и уходят, смешиваются с незнакомыми людьми и «умирают» для своих родных. Они отказываются от старого имени, сбрасывают одежду, сжигают документы и забывают родителей, жену и детей, они «уходят в странствие». Они никогда не пишут, никогда не дают о себе знать, годами их родные и друзья ничего о них не слышат. Они стали «странниками». Для всех сектантов, кто хочет пройти внутренний путь «тайной смерти», даже супружество превращается в невыносимые, почти проклятые оковы, потому что быть женатым означает для них быть сильно связанным с имуществом, домом, клочком земли. Строже всего этот своеобразный запрет на законный брак исполняется «хлыстами»: для них брак означает грех против Святого Духа и каждый «божий человек» обязан порвать с обвенчанной с ним женой или хотя бы воздерживаться от каких-либо супружеских отношений с ней. В то время как «хлысты» проклинают благословенный священником и этим в их глазах отмеченный печатью Антихриста законный брак, они допускают все другие формы любви, так как они не привязывают человека навечно к земле и дому. Каждый приверженец секты «хлыстов» вправе заменить «благословенную священником связь» на одну или несколько «духовных браков», одобренных самим Богом. Тысячи странствующих сектантов пересекают русскую империю во всех направлениях, либо бесцельно блуждая, следуя только своему внутреннему голосу, либо направляясь на поклонение святым местам христианской веры — в Афон, в Иерусалим или даже в Синайские горы. Почти в каждой русской деревне живут простые крестьяне, которые принадлежат к тайному братству «странников», в чьи обязанности входит предоставлять «скитальцам» убежище, чтобы скрыть их от властей. В усадьбах таких крестьян есть особое помещение, сарай, дворовая каморка без окон или подпол под избой, где странники, нуждающиеся в укрытии и отдыхе, находят приют. Бывает, что целые деревни привечают странников и в каждой избе готово подземное пристанище для «скитальцев». По мере того как «странник» перебирается из одной темной норы в другую, становится «подпольщиком», он постепенно избавляется от всего, что было присуще ему в его прежнем существовании. Вскоре никто уже не знает ни его настоящего имени, ни его прошлого, ни один человек не спрашивает, откуда он пришел и куда намеревается идти. Свободный от всех земных привязанностей, он живет только для своей души и предается богоугодным духовным молитвам. Постепенно он приобретает внешность странного существа, и крестьяне бывают счастливы, если он к ним приходит. Эти «подпольщики» необычайно почитаемы и чаще всего значительнее любого церковного попа. Когда странник чувствует, что для него время бродяжничества кончилось, он приобретает славу особенной святости: он становится «старцем», и со всех концов страны к нему стекаются верующие, чтобы попросить совета и благословения. Он полностью освободился от всего внешнего, в душе его потухло все то, что связывало его с фальшивым миром обмана. Его греховные чувства и мысли постепенно угасают, и в нем начинается чудесный процесс «тайного умирания». Распутин провел в странствиях многие годы своей жизни, и этот период стал необычайно важным для его полного развития. Во время странствий он внимательно и глубоко изучал русский народ, получил возможность расширить свои познания, так как в подполах изб он постоянно встречал людей разного сорта, которые, подобно ему, по воле души своей, поменяли привычную прежнюю жизнь на неспокойное существование «подпольщика». Во время странствий, постоянно преследуемый жандармами и попами, он научился незаметно наблюдать за людьми, угадывать их тайные намерения, замечать их слабости и особенности. Знакомясь с приверженцами различных сект, авантюристами, тесно общаясь с фанатиками и просто верующими в Бога, он проникал в глубочайшие тайники русской народной души, впитывал в себя чувства, мысли и желания крестьянства. Он соприкасался со «староверами», с теми фанатиками догм, которые возмущались церковной реформой, проведенной патриархом Никоном, и полагали, что кощунственное изменение написания божественного слова превратило его в орудие Антихриста и православная Церковь стала «блудницей Вавилонской». Другие сектанты немилосердно преследовались властями, потому что отказывались от военной службы, так как они твердо верили божьему слову, — «кто с мечом придет, тот от меча и погибнет» — и поэтому отвергали любую войну. Другие фанатичные крестьяне отказывались платить налоги, потому что не хотели отдавать свое добро в руки сатаны. Теперь они спасались бегством от властей и мечтали о приближении нового царства, четвертого великого века, когда Святой Дух завладеет землей, слуги Антихриста будут наказаны, а праведники возвышены. Сколь бы различны ни были представления этих сектантов о грядущем спасении, проповедовали ли они обновление человека путем искупления или же хотели заслужить милость Божию восстанием против грешного мира, их всех вместе связывало общее желание побороть старый греховный мир уже на земле и при жизни попасть в Царствие Небесное. Ни один из них не был доволен утешениями православной Церкви и не хотел терпеливо ждать спасения в той жизни; они все прониклись радостной надеждой встретиться с Богом еще до смерти. Крепкими узами, связывавшими «подпольщиков» в единое братство, была их скрытность от мира, сохранение в тайне своих надежд, веры, культа. В общении с бесчисленными пилигримами и странствующими монахами Распутин получил возможность постепенно углубить свое богословское образование и достичь того свободного владения текстами из Библии, которое позднее вызывало удивление даже у высших церковных сановников. Годы странствий сыграли важную роль в самообразовании, и едва ли не каждый эпизод его дальнейшей жизни может быть объяснен опытом этого паломничества и «подпольной» жизни. * * * * Но самым важным и решающим событием во время странствий Распутина было его действительное введение в «хлыстовские мистерии». То, что он уже по намекам понял в Верхотурье и что его тогда так глубоко захватило и притянуло, живо представало перед ним во время странствий по бесчисленным селам бескрайней русской империи. Теперь он своими глазами увидел маленькие укромные крестьянские комнаты, монастырские кельи или сараи, где происходила величайшая мистерия «чудесного превращения». Распутин действительно познал чудо «тайной смерти» вместе с «божьими людьми», нашел то совершенство, к которому он долгое время готовился, истязая плоть и странствуя, отказавшись от оседлости и земного имущества. Довольно необычным предстает это «мистическое действо хлыстов»: незаметная маленькая изба, в которой должно произойти чудо, внешне ничем не отличается от изб деревни; тот, кто переступает ее порог, видит простую обычную деревенскую комнату, у стен стоят грубо отесанные лавки, на середине — простой стол и два стула. В субботу вечером, когда «село красное солнышко», то один, то другой крестьянин проскальзывает в этот дом. Окна плотно занавешиваются, члены общины молча усаживаются на скамьи, мужчины справа, женщины слева; они сидят здесь так же, как обычно в своих домах садятся после полевых работ у самовара. Крестьяне, мужчины и женщины, которые заняли место на почетных стульях за столом, не отличаются от других членов общины. На них рубахи и юбки из грубой ткани, на грубых сапогах еще лежит уличная пыль. Но «божьи люди» сердцем чувствуют, что там, за столом, в образе двух простых крестьян находятся благословленные Богом существа. Вот начинается протяжное пение, напоминающее жалобы, церковные напевы, псалмы и народные песни, в которых высказывается страстное желание «хлыстов» приблизить Царство Небесное здесь, на земле. Постепенно пение становится все более экспансивным, восторженным, и теперь песнопения провозглашают появление Спасителя в окружении святых ангелов. После этого снимают одежды и обувь, каждый надевает рубаху из грубого полотна, как напоминание о чудесном воскресении Христа — Ивана Суслова, на измученном теле которого белое полотно превратилось в новую кожу. Одновременно надевание белой рубахи, «одежды усопших душ и ангелов», означает для «божьих людей», что сами они сменяют земную оболочку на духовную и превращаются в другие существа, наделенные особыми силами. В белых рубахах простого покроя при свете двенадцати восковых свечей они продолжают пение, которое становится все более страстным, возбужденным, пока наконец кто-нибудь не встанет и не начнет двигаться по кругу. Тогда и другие мужчины, и женщины выходят в круг, образуют пары и начинают что-то похожее на крестьянский хоровод, то идя друг за другом по кругу в такт песни, то неуклюже поворачиваясь на месте. Это длится недолго, и вскоре начинается простой хоровод, символизирующий как бы танец апостолов вокруг Христа, танец, о котором рассказывают тайные рукописи схороненной истинной веры. И, следуя этим писаниям, как апостолы, кружились в праздничном хороводе вокруг Иисуса, превращенного в человека Сына Божьего, одновременно и все небесные силы, солнце, луна и звезды кружились вокруг Иисуса. Вся вселенная танцует с восторженными сектантами до тех пор, пока не покажется в кругу Господь, не затрубит в золотой горн и не сообщит всему миру, что они свободны от всех грехов. Затем следуют другие формы танца: верующие то галопом, друг за другом, пересекают помещение, то снова ходят, пересекая комнату по диагонали, воздевая руки и умоляюще взывая к Святому Духу. Когда экстаз достигает предела, «божьи люди» начинают ощущать над головами хлопанье крыльев Святого Духа, и затем происходит великое превращение, в котором все земное становится небесным: лавки, стол, стулья, душная комнатушка в крестьянской избе — все это становится «ковчегом праведников», тем «кораблем», который перенесет общину через бушующее и волнующееся море оскверненного мира в царство блаженства. Мужик и баба на почетных местах за столом превращаются в Христа и Богоматерь, и они направляют «корабль» верующего братства в Царство Небесное. Теперь исполнилось предсказание, предвещающее новое чудо: всесильный Дух божий стал снова плотью. В полном экстазе «божьи люди» вопят: «Святой Дух снизошел к нам!» и повторяют этот вопль, пока языки не онемеют и по телу не разольется блаженное оцепенение. Хоровод прекращается, пение замолкает, и вот божественный кормчий поднимается со своего места. Он начинает говорить, голос звучит то низко и жутко, как звериный рык, то по-детски слабо, то радостно-ликующе. Но посвященные в мистерию «хлысты» понимают, что тот, кто говорит, то лепеча, то издавая громовой крик, то разражаясь смехом, то искажая лицо гримасой, управляется Святым Духом, они знают, что его устами вещает вновь возникший, снова ставший ребенком невинный человек. Наполненные счастливым благоговением, сектанты падают ниц перед божественным кормчим, плачут от счастья, осеняют себя крестом и внимают словам из уст прорицателя. Затем вновь начинаются танцы, еще более дикие, еще более необузданные, пока не забрезжит рассвет. Возбужденные голоса, топот ног и шуршание рубах сливаются в сплошной хаотический шум; лица и фигуры расплываются, длинные, белые, развевающиеся в бурном танце рубахи, становятся похожи на вращающиеся столбы, а на полу растекаются лужи от пота танцующих. Вдруг посреди неистового, все более убыстряющегося вращения «божьи люди» сбрасывают рубахи до пояса, полуголые сектанты друг за другом подходят к пророку, который ударяет их посохом, свитым из ивовых прутьев, чтобы таким образом освятить зачатие нового человека в теле адамовом. И так, уподобляясь Христу, сбросившему смертную оболочку, чтобы вновь воскреснуть в духе, скидывают и «хлысты», мужчины и женщины, во время бешеного танца полностью свои одежды. Скоро то один, то другой начинает дергаться в конвульсиях, без сознания опускается на пол; свет гаснет, женщины с распущенными волосами набрасываются на мужчин, обнимают их и страстно целуют. В «греховной свалке» катаются «божьи люди» по полу, совокупляются, не обращая внимания на возраст или родство. В этом диком экстазе земное сознание и собственная воля полностью отключаются, так как в «греховной свалке» действует не земное Я, а воля невидимого духа. Григорий Ефимович Распутин, чувственный, но при этом верующий крестьянин из Покровского, должен был здесь, посреди хлыстовских оргий, научиться постигать настоящий смысл этих странных мистерий возрождения через грех. Он решил, что истинная внутренняя жизнь выпадает на долю только того, кто в «греховной свалке» умеет разбудить в себе прежнего человека и вызвать его к борьбе, чтобы таким образом заставить его умереть в тайной мелодии греха и достичь «святого бесстрашия». Человеку не преодолеть связь с землей, пока он не уничтожит в себе последние остатки сомнений и высокомерие: аскетизм и добродетель. С того момента и Распутину казалось, что путь к истинной покорности и смирению идет только через «греховную свалку», отбрасывание последних условностей, глубочайшее самоуничижение в плотских грехах. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх |
||||
|