Глава 10

Тем утром, когда горожане напали на наш лагерь, с Кэйт приключилась незамысловатая история. Еще в темноте парни рассеялись вдоль изгороди, чтобы проверить ее сохранность. Обнаружив несколько проломов, они починили их и появились вновь у костра с первыми проблесками зари.

— Моя лошадь стояла уже под седлом, — начала Кэйт свой рассказ, — поскольку я всегда держу оседланных лошадей для себя и каждого из ребят, так, на всякий случай. Неожиданно с запада раздался громоподобный нарастающий звук. Мы осмотрелись и увидели над долиной облако пыли, которое быстро двигалось в нашу сторону. И тут Харви Нугент спас мне жизнь: он просто схватил меня, закинул в седло и, заорав «Стампедэ! Скачи!», огрел лошадь нагайкой. Та сорвалась с места и понесла. Оглянувшись, я успела заметить взбесившееся стадо. Ведомые страхом бизоны неслись во весь опор, приближаясь к лагерю.

— Что стало с остальными? Им удалось спастись?

— Не знаю. Моя лошадь унесла меня оттуда, и я проскакала несколько миль, прежде чем опять взяла ее под контроль. Но к тому времени было уже слишком поздно что-нибудь предпринимать. И меня ранили.

— Кто в тебя стрелял?

— Я заметила человека с ружьем, когда обернулась. Он стоял совершенно открыто на холме за долиной, откуда появилось стадо. Поднявшаяся пыль не достигала его позиции, и я видела его так же хорошо, как вижу тебя сейчас. Он поднял ружье, прицелился и выстрелил. Между нами было добрых триста ярдов. Но если он достаточно хорошо разглядел мишень, чтобы прицелиться с такого расстояния, то наверняка знал, что стреляет в женщину.

— На таком расстоянии ты не могла узнать его.

— О, я его узнаю! — Кэйт посмотрела на меня. — Он хотел меня убить. Жаждал найти меня на земле, перемолотой копытами животных, потому что после этого никто даже не заподозрил бы, что в меня стреляли.

— Как же ты его узнаешь?

Лишь на мгновение Кэйт засомневалась.

— На нем был черный с белым кожаный жилет из шкур гольштинских коров.

Гольштинцы — молочная порода, и я сомневаюсь, что к западу от Миссури можно встретить и дюжину таких животных. Определенно, они не попадались мне в Техасе, хотя и не хочу утверждать, что там их нет совсем. Но шанс увидеть второй такой жилет в этой области выходил за пределы разумного.

Безбрежное, ярко-голубое небо накрывало серовато-зеленую равнину, и, куда ни бросишь взгляд, кругом волновалось бескрайнее неспокойное море высокой травы, покрывавшееся рябью при каждом прикосновении ветра.

— Ты не заметила чего-нибудь еще, что помогло бы опознать убийцу? — спросил я, когда мы пересекли степь.

— Он показался мне худощавым… Но, возможно, я ошибаюсь — слишком велико было расстояние.

Эту женщину, ехавшую рядом со мной, я любил. Я любил ее… Как долго? С самого первого момента нашей встречи. Однако за все проведенное вместе время я не нашел способа сказать ей об этом, ни разу не заговорил о любви. Я боялся, что не найду нужных слов выразить овладевшие мною чувства, а еще больше страдал от неуверенности в том, захочет ли она вообще меня слушать. Я редко общался с женщинами и всегда испытывал при этом приступ косноязычия.

Теперь же, когда мы ехали с ней бок о бок, все мои мысли устремились только к ней.

Мне доставляло удовольствие видеть профиль ее прекрасного лица против света, и я частенько позволял себе эту маленькую радость, когда мы вместе работали или отдыхали. Сильная, смелая, красивая, Кэйт, казалось, была создана для того, чтобы стать матерью сыновей такой земли, как Биг-Бэнд.

Ей, так же как и мне, подходила по духу наша дикая страна. Попав сюда, она поняла, что наконец обрела свой настоящий дом, и любила этот край любовью дочери: все самые далекие его уголки от перевала Голова Лошади в Пекосе до Эль-Пасо-дель-Норте, от Форт-Девиса до Ойанага в Лайатаса.

Здесь каждое название совершенно по-особому ласкало наш слух: Гладкая скала, пик Ухо Мула, Черная гора, Желтый холм и Голубая страна. Загон Левой Руки, Западня Банта, горы Чинати. Прекрасные уединенные места — Солитарио, гора Дикой Лошади, ущелье Марискал — она знала так же хорошо, как и я.

Мы ехали вместе, пристально осматривая застывшие холмы в поисках источников или образовавшихся после вчерашнего дождя водоемов. Она трудно переживала свое горе, а у меня в груди нарастало смятение перед тем, что старая жизнь, возможно, безвозвратно ушла в прошлое.

С тех пор как индейцы разрушили родительский очаг, я уже нигде и никогда не чувствовал себя дома. Несмотря на чуткое отношение ко мне семьи Джима Сазертона, я был там чужим. От одиночества не избавило меня и возвращение в Америку.

Осенью 1858 года, покинув Англию, я в Сант-Джозефе купил билет на поезд до Соленого озера — двадцать один день пути. Состав останавливался через несколько часов, чтобы дать мулам напиться и попастись. Конечно, быстрее было бы добраться на перекладных с частой сменой лошадей, но мне нравилась такая неспешная езда и постепенное вживление в этот особый, уже немного забытый мир.

На Соленом озере я вышел на платформу и немедленно погрузился в атмосферу золотой лихорадки, захлестнувшей город. Почти все свои деньги я потратил на покупку лошади и вьючного мула и отправился через перевал на прииск Черри-Крик.

Первой же ночью ко мне подошел рослый старатель и, пристально разглядывая мое лицо, спросил:

— Эй, послушай, не ты ли тот парнишка, который пристрелил Моргана Рича?

Все головы сразу повернулись к нам, поскольку в то время много говорили о «нехороших людях», то есть о тех, с кем лучше не связываться. Золотодобытчики обожали до хрипоты спорить, кто из их кумиров самый меткий и быстрый стрелок. Их личные качества обсуждались как достоинства беговых лошадей на торгах. В этих краях Морган Рич был известной фигурой.

— Давняя история, — ответил я и повернулся, чтобы уйти.

— Да ладно, не скромничай! — запротестовал он, схватив меня за руку. — Пойдем, выпьем! Угощаю!

— Я не пью. — И это было почти правдой.

— Считаешь меня недостойным выпить с тобой? — пошел в атаку парень. — Если ты думаешь, что я тебя испугался…

— Уверен, что нет, — успокоил я и ушел.

На рассвете мой конь уже скакал далеко от лагеря, унося меня прочь.

На том все бы и кончилось, но две ночи спустя судьба столкнула меня с тощим мрачным типом со скользкими глазками, который узнал меня и громко заорал:

— А, вот ты где, так называемый мужчина, который сбежал от Макклауда в Черри-Крик.

— Ты лжешь, — тихо, но внятно произнес я, — и если Макклауд заявлял о чем-нибудь подобном, он тоже лгал.

— Я не позволю тебе так со мной разговаривать!

Вот как обернулось дело, и выхода у меня не было, потому что, спусти сейчас эту ссору на тормозах, я навсегда закрепил бы за собой славу труса.

— Трепать языком просто. Ты, кажется, забыл, что у тебя есть револьвер, — передал я ему инициативу.

Мой шаг пришелся ему не по душе. Думая, что я блефую, он неожиданно для себя оказался в положении, в которое никак не хотел попасть, — получил однозначный вызов. Теперь смерть заглядывала ему в лицо, как битая карта на столе…

Всего лишь обыкновенный болтун, парень не желал драться, но своим дурацким поступком сделал выбор за нас двоих. Судьба загнала нас к барьеру, у которого никто не стремился оказаться. Теперь он должен был драться или, как трус, покрыть свое имя позором. Рьяно, отчаянно схватился мой противник за револьвер.

И я убил его.

Не хотел! Но таковы были правила в то время в той стране, где мы жили. День еще не закончился, и мне пришлось уходить. На сей раз я ехал в Санта-Фе.

Позже, в Остине, вступил в рейнджеры и целых два года патрулировал границы, защищая интересы закона.

Война началась внезапно, неожиданно для меня. Избегая стычек, я часто отлучался в служебные объезды по территории и неделями находился вдалеке от источников новостей. Но когда до меня дошло это известие, я ушел в отставку и отправился на Север, чтобы вступить в кавалерию федералов. Так я попал к капитану, сейчас уже полковнику-лейтенанту, Эдвардсу, высокому строгому холостяку, такому же одинокому, как и я, и так же искренне влюбленному в ту непокоренную страну, из которой я приехал. Мы часто подолгу разговаривали об Англии и Европе, где он вырос, о Техасе и индейцах.

Мой опыт рейнджера, познания в искусстве разведки заслужили его высокую оценку, и он убедил в этом остальных. Я прошел комиссию и стал кавалеристом Фила Шеридана.

При первой встрече Шеридан отнесся ко мне довольно холодно.

— Ты техасец? — с пренебрежением спросил он.

— Да, сэр, — ответил я. — И когда война закончится, опять стану им. Такого деления не признаю. Я пришел защищать Федерацию, сэр.

— Я тоже, — был ответ.

Войну мне довелось закончить в чине капитана с надеждой на будущее не больше, чем у отстрелянного патрона.

Оказавшись в Мексике, я встретил своего старого врага, бежавшего от техасского правосудия. Он добился успеха в Чихуахуа и состоял в браке с девушкой из видной мексиканской семьи. К сожалению, он умел быстрее говорить, чем доставать свой револьвер, хотя и яростно пытался преуспеть в последнем. Лучше бы он меньше болтал или выбирал слова поучтивее.

Высокий симпатичный мексиканец мельком взглянул на тело, а затем на меня.

— Он мне никогда не нравился, — заметил он, — но… Если у тебя нет быстрой лошади, я одолжу.

Его весьма тактичное предложение оказалось как нельзя кстати.

— Я куплю что-нибудь выпить? — предложил я.

— Конечно… — улыбнулся мой новый друг, — только в другой раз… и к северу от границы.

Иными словами, следовало поторопиться с отъездом.

Я сел на лошадь, когда Полярная звезда уже сияла в небе, и направился в Техас.

Несколько дней спустя на вымокшей при переправе через Рио-Гранде лошади въехал в жизнь Кэйт Ланди.

И теперь Кэйт, крикнув: «Смотри, Кон!» — вернула меня из воспоминаний.

Судя по огромному облаку пыли, кто-то кратчайшим путем несся нам наперерез — либо стадо бизонов, либо большой отряд всадников.

Я быстро развернул лошадь и галопом погнал ее вниз по ущелью в противоположном направлении. Кэйт не отставала.

Страшный грохот нарастал с молниеносной быстротой. Мы сделали небольшой маневр в сторону от накатывающейся лавины и перешли на шаг. Всадники проскакали мимо по дну ущелья в каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас… но нас не заметили.

Только Макдональд со своей компанией мог так спешить в Хикамор.

Когда мы выбрались из ущелья, я не поехал по следам отряда. Кэйт становилось все хуже. Она держалась в седле только благодаря своему характеру. Надо было что-то решать.

— Куда мы направляемся, Кон? На Хикамор в другую сторону.

Я не мог ее обманывать.

— Ты не доедешь до Хикамора. Потеряешь сознание и упадешь с лошади. Мы возвращаемся в город.

— В город?

— Тебе нужна помощь. Там есть доктор и кровать. Я позабочусь, чтобы она тебе досталась.

Некоторое время она молчала, а затем сказала:

— Кон, они убьют тебя там. За тобой, а возможно, и за мной идет охота.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — возразил я. — Их лучшие бойцы ушли с отрядом на запад, к Хикамору, а твоя рука в плохом состоянии. Тебе нужен хороший уход. И ты его получишь.

— Рана не глубокая…

— От замасленной пули? Которая неизвестно где до этого побывала? Рану необходимо промыть, обработать.

Подъезжая к городу, мы предприняли все меры предосторожности, и нас никто не заметил, пока наши лошади не вышли на центральную улицу.

Джон Блэйк преградил нам дорогу.

— Здравствуй, Джон, — остановил я коня. — Ты не поехал вместе с остальными?

— Я начальник полицейского участка города, а не наемник.

— Приятно слышать. А где доктор?

Он взглянул на Кэйт, и я заметил, как посуровело его лицо. Он резко повернулся.

— Сюда… Док у себя в кабинете.

Доктор поднял голову, когда мы вошли. Его глаза сразу остановились на Кэйт. Он бросился к ней и подхватил как раз в тот момент, когда она начала терять сознание.

Мы усадили ее в кресло, и полицейский отвернулся к окну. Его профиль казался высеченным из камня. Наконец он взял себя в руки и задал вопрос:

— Что произошло? Несчастный случай, мэм?

— Нет, Джон Блэйк, — четко произнесла Кэйт, — выстрел был сделан с твердым намерением убить меня, и совершил это человек, который прекрасно знал, кто я такая.

— Вы узнали его?

— Он носит кожаный жилет, черный с белым кожаный жилет.

Блэйк не скрывал своего удивления и повернулся ко мне:

— Что за человек? Ты видел?

— Его видела только Кэйт, и то издалека. Меня там не было. Она говорит, что он худощавый. Но если ему удалось сделать прицельный выстрел, наверное, не сомневался, в кого стреляет. К тому же ни один из наших погонщиков не использует дамское седло.

Доктор Мак-Уайт промывал темную, опухшую руку Кэйт. Рана кровоточила.

— Джон, — предупредил я, — человека в жилете мне придется найти. — Он молчал, и растерянное выражение его лица озадачило меня. — Тебе известно, кому принадлежит жилет?

— Нет.

— Значит, выясню.

— Не стоит, — настаивал и даже почти просил он. — Оставь, Кон. Она ранена неопасно, с ней все будет хорошо.

На веранде застучали сапоги, и дверь резко распахнулась. Линда Макдональд появилась в дверях. За ее спиной стояла дюжина вооруженных горожан.

— Вот они! — воскликнула она. — Я вам говорила, что парочка здесь!

— Эй, ты, бросай оружие! — обратился ко мне их лидер, лицо которого показалось мне знакомым. Да, в тот день около банка он стоял рядом с Талькотом.

Джон Блэйк встал между нами.

— Что с тобой, Барроуз? Дюри привел миссис Ланди… она ранена.

— Ну и что? Он один из них, мы его повесим. И ее тоже, — добавил он вызывающе.

— Только дождитесь, пока меня уволят из полиции, — спокойно парировал Блэйк.

Линда Макдональд наскочила на него.

— Мой отец всегда говорил, что вы перебежите на их сторону. Вы никогда не нравились ему. — Ее лицо вспыхнуло, глаза заблестели. — И он поручил мне… — Линда, без сомнения, восхищалась собой. В известном смысле ее устами отец отчитывал сейчас великого Джона Блэйка, и девушка упивалась его могуществом и славой. -… Объявить, что вы уволены!

— Что?! — воскликнул Джон Блэйк.

— Это правда, Джон, — подтвердил Барроуз. — Макдональд сказал мне, что оставляет право принимать решение Линде. Если вы попытаетесь помешать нам, то будете уволены.

Барроуз тоже получал удовольствие, делая свое заявление. Этот ничтожный человек наслаждался возможностью свергнуть гиганта, который так долго воплощал в себе силу его города.

— Ты больше здесь не закон, Блэйк. Ты уволен.

Кэйт приподнялась на локте.

— Вам, кажется, нужна работа, Джон? Могу предложить место.

Он сомневался.

— Нет, — наконец ответил он, — я ничего не смыслю в коровах.

— Тогда возьмите телеграмму. — Кэйт протянула ему листок. — Как только началась заварушка, я послала запрос. Если кто и мог удержать зыбкий мир, то только вы. Проблема в том, что я задержала ее, не отдала сразу. Оправдание — я не видела вас. Но и не искала, за что вы можете меня осудить.

Он взял телеграмму и быстро прочитал.

— Вы понимаете, что здесь сказано? Это развязывает мне руки! Никаких ограничений!

— Так и должно быть, господин судебный исполнитель. Вот почему я использовала все свои связи, чтобы получить для вас это назначение. Мне не нужны никакие поблажки с вашей стороны, так же как я не хотела бы их по отношению к любому другому.

Барроуз переводил взгляд с одного на другого, силясь постичь происходящее.

— Но Джон не судебный исполнитель, — возмутился он. — Его уволили.

Глаза Линды Макдональд зло блеснули.

— Может, еще скажете, что он главный судебный исполнитель Соединенных Штатов? А, миссис Ланди?

— Да, это так, — спокойно ответила Кэйт.

Джон Блэйк повернулся к Линде.

— Мисс Макдональд, где ваш кожаный жилет?