Восток — дело тонкое...

От циклона мы оторвались, пройдя больше двухсот километров. Антарктида снова засияла, заулыбалась. Связались с японской станцией «Сева» — у них штиль, ярко светит солнце, все готово к нашему прилету. Я глянул на часы:

— Слава, когда к ним притопаем?

— Если не будет встречного ветра, к шестнадцати сорока будем над японцами.

Расчет штурмана оказался точным. Прошли над «Севой». Аккуратненькие домики, японцы в ярких курточках, вездеходики...

— Командир, они по-русски не понимают, — в голосе бортрадиста легкая растерянность, — по-английски тоже с трудом лопочут.

— Это с ними пусть Израэль разбирается, наше дело — доставить его к ним.

Прохожу над местом посадки, обозначенным японцами. Стоят транспаранты, торчат флажки — все, как положено, да и место вроде ровненькое. Прошли еще раз над этой полосой, торосы далеко, трещин тоже, вроде бы, нет. А в душу неизвестно почему, абсолютно без всякой причины, просачивается тревога. Прохожу еще раз, пониже. Все, кажется, в порядке — и флажки, и снежок блестит, и транспарантики на месте. Тогда, почему мне так неспокойно?

Кто-то трогает меня за плечо. Оглядываюсь — Израэль:

— Чего мы не садимся?

— Не нравится мне это место. Вроде ничего страшного не вижу, а не нравится.

Прохожу еще раз. Полутени какие-то на полосе. Или мне показалось?

— Толя, ты видел что-нибудь? — спрашиваю у второго пилота.

— Солнце низко, не пойму, что там...

— Уходим отсюда. Передаем по-русски вниз, что здесь мы садиться не будем. Просим указать другое место.

Кажется, нас поняли. Встречающие — бегом к вездеходам и на них рванули на другую сторону острова — западную. Высыпали там, машут, показывая, куда надо садиться, но с берега почему-то не сходят на лед.

«Декабрь, разгар лета, — я начинаю просчитывать вариант, который мне предлагают, — в Антарктиде таяние снега и льда начинается с западной стороны. Значит, лед здесь может уже ослабеть. Поглядим...» Прохожу над берегом. Точно. Камушки чернеют, уже обтаяли, ледок синенький, тонкий.

— Здесь тоже нельзя садиться. Передай им, что будем сами подбирать посадочную площадку.

Сделал еще один круг, отошел ближе к берегу с востока. Ага, кажется то, что нам надо, — между островом и материком полоска заснеженного льда.

— Садимся!

Машина мягко коснулась снега, прошуршала по нему, как по стационарному аэродрому, и замерла. Через несколько минут подъехали на своих вездеходах хозяева — веселые, счастливые, улыбающиеся. Вездеходики, как игрушки, японцы, как куколки, в своих разноцветных костюмах, в общем — все о кей!

Израэль тоже машет им приветственно рукой. Поставили стремяночку, Юрий Антониевич только ступил на нее, а она — р-раз — лопнула. Пришлось искать другие подручные способы покидать самолет. Выгрузились, разместились в вездеходиках, весело покатили к станции. А вот и та площадка, которую нам первой предлагали для посадки. Мне стало не по себе. Я увидел, как на мгновение словно «потухло» лицо Израэля. Дуксин по русской привычке лишь удивленно присвистнул. Да и было от чего сердцу упасть в какие-то глубины моего существа: там, где мы должны были сажать Ил-14, мирно лежали здоровенные надолбы, заснеженные, прикрытые настом, обкатанные ветрами и солнцем.

— Это что за лбы, командир? — тихо спросил меня Дарчук.

— Возможно, старые торосы. Видишь, какая длинная волна?

— «Ноги» они бы нам сразу пообрывали, — мрачно улыбнулся Дуксин, — а ведь мы просили дать микрорельеф, макрорельеф, длину полосы, толщину снега и льда.

— Плохо, значит, просили, — я попробовал защитить японцев. — Ты же видишь, самолетов у них здесь нет, значит, и авиаторов нет. Тогда, какой спрос?

Прием нам устроили по лучшим традициям, с соблюдением всех правил японской кухни. И есть пришлось бамбуковыми палочками, которых никто из нас до этого в руках никогда не держал. Помучались мы слегка, но все же голод заставил и палочки освоить. Правда, забегая вперед, скажу, что к ужину столы были сервированы и ножами, и ложками, и вилками.

Станция нам понравилась. Везде чисто, уютно. Оборудование — новейшее, склады забиты отличной одеждой, продуктами, напитками. Нигде ни одного замка, даже на пороховом складе. Только табличка на дверях: «Не курить!»

— Видишь, командир? — подтолкнул меня Дуксин, кивнув на табличку.

— Ну и что? — не понял я.

— А то, что табличка не на японском, а на английском. На нем они прекрасно объясняются, поверь мне, я английский хорошо знаю.

— Спишем это на то, что японцы в этом году «впервые» видят русских и для них мы — незнакомая цивилизация.

— Ладно, спишем, — улыбнулся Анатолий.

Перед ужином мы с Израэлем решили немного прогуляться к морю. Когда подошли ко второму месту, где нам рекомендовали приземлиться, я взял камень и бросил на лед. Он пробил его и ушел под воду. Израэль лишь молча пожал плечами...

А потом был теплый, веселый ужин, и расстались мы друзьями. Кинокамеры работали без отдыха до самого прощания.

Взлетели без приключений, пришли в «Молодежную», и тут, не знаю по чьей команде, нас вызвали из самолета, выстроили у трапа. А потом начались аплодисменты и речи — членов комиссии, американца Грэга Вейна, который тоже прилетел с нами, Юрия Антониевича Израэля.

— Слушай, командир — шепнул мне Дуксин, — у меня щеки сейчас полыхнут от смущения.

— Терпи и привыкай к славе, — улыбнулся я.

Мы получили благодарности от всех, кто имел власть их объявлять, а также — приглашение на встречу Нового года. На вечере мы почувствовали, что отношение к авиаторам резко изменилось: первые поздравления под бурные аплодисменты — нам, лучшие места — нам.

Когда веселье перекинулось и на другие подразделения, Петр Павлович Москаленко, который усадил меня рядом с собой, тихо сказал:

— Спасибо. Ты показал, что мы можем, а в экспедиции есть немало людей, которые начальству в рот смотрят. Я вижу — тяжело вам было, ты, по-моему, похудел?

— У японцев взвесился, шесть килограммов не досчитался.

— Ну, давай, нагуливай вес заново, — засмеялся он. — Тебе ведь еще рейсы к австралийцам и американцам надо сделать.

— Когда пойдем в «Мирный»?

— Как только позволит погода. Тот циклон, что прихватил вас в «Новолазаревской», завтра будет здесь. А теперь хватит о работе, встречай Новый год!