По морям и океанам

В Ленинград прибыли 1 ноября 1972 года. Семь часов утра, но в Арктическом и Антарктическом НИИ уже кипит работа. Во дворе — причудливая смесь цыганского табора и восточного базара. Он завален тюками, сундуками, стоит шум и гам. Много старых знакомых, от которых с удивлением узнаем, что назначенная на сегодня погрузка на корабль «Профессор Зубов» откладывается до 6 ноября — судно идет в Ревель за ракетами. Поскольку я в авиагруппе старший (Москаленко приезжает позже), начинаю заниматься расселением экипажей по гостиницам, где, как всегда, мест нет, и приходится идти на разные ухищрения, чтобы ребята не остались под открытым небом. Вначале удается устроить их в разных концах города, но через пару дней собираю всех в «Моряке». За это время сам я был прописан в четырех гостиницах. Ворох финансовых и организационных дел нарастает, как снежный ком, телефонные переговоры с Москвой становятся все нервнее, и, заканчивая работу, я каждый вечер с тоской вспоминаю Сергея Сергеевича Овечкина, нашего полярного «дядьку», который все эти заботы брал в свое время на себя. Ну, да, что теперь горевать...

Утром, при телефонном разговоре с отделом кадров в Москве, как гром среди ясного неба:

— Евгений Дмитриевич, руководство предлагает вам пойти командиром летного отряда в следующую экспедицию.

Ответ рождается сам собой:

— Дай-то, Бог, эту хорошо отработать. Вернемся к предложению руководства, когда снова окажемся дома.

— Хорошо. Подождем до апреля.

Традиционный прощальный ужин перед отплытием устраиваем не в ресторане, как было заведено по традициям «Полярки», а на квартире у друзей. Ребята держатся одной командой, а вот жены разделились, и мне приходится по очереди посещать и тех, и других. Я убедился: женщины, где их не посели, хоть на Луне, все равно через некоторое время что-нибудь не поделят и разругаются. Вспоминается опыт американцев, когда те привезли с собой в Антарктиду всего двух женщин. Но и там они умудрились стать врагами на всю жизнь. Да Бог с ними, главное, экипаж, кажется, подобрался неплохой.

Утром занимаем две каюты на корабле, и с души сваливается тяжесть, которую я ощущал все эти дни, — неопределенность закончилась. Нас провожают старые полярники — Виктор Якунин, Петр Астахов, который должен сменить начальника станции «Восток» и прилетит на самолете в декабре в Австралию, а в середине января мы будем встречать его в «Мирном», Владик Пигузов — начальник новой станции «Русская», он пойдет за нами на «Оби»... Проводы затягиваются до темноты, пока не заканчивает свою работу таможня. Наконец, отваливаем от причала. Нас провожают прощальными гудками стоящие на Неве корабли, в их реве какая-то тоска, но я ловлю себя на том, что ухожу в Антарктиду без душевных терзаний, скорее, с чувством облегчения. Странно, никогда бы не подумал, что прощание с домом, с Ленинградом, может быть окрашено не грустью, а едва ли не радостью. И вдруг я понимаю: «Я возвращаюсь не просто в Антарктиду, а к тому образу жизни и взаимоотношений между людьми, которые вошли в мою кровь и плоть в «Полярке». Выше этого я ничего не знал и не знаю. Поэтому и ухожу туда с легкостью...» Эта мысль расставляет все по своим местам, и я со спокойной душой иду в каюту — праздновать годовщину Октябрьской революции.

... Плаванье проходит в знакомом режиме. Пролив Эресуни. По телевидению — шведские и датские программы, построенные на свободе любви. Копенгаген. Замок датских королей, в котором, по преданию, жил Гамлет. Северное море. Шторм. Второго пилота, «крошку» весом за 100 кг — как пушинку выбрасывает из койки, гремят и звенят бутылки в пустых ящиках. На входе в Бискайский залив шторм стихает, и я отмечаю, что прохожу его в пятый раз без всяких приключений. Солнце появляется из-за туч, и вода становится похожей на темно-синий бархат с серебряным переливом — совсем, как на картинах Брюллова.

По левому борту проплывают Испания, португальский город Опорто, проходим траверз Гибралтарского пролива, затем Касабланки. Утро 15 ноября встречаем у Канарских островов и встаем на рейде Сайта-Крус, чтобы пополнить запасы овощей, фруктов и воды. Впереди — Сенегал. Загораем, строим бассейн на палубе. В Атлантике к вечеру «забредаем» в гости к нашим рыболовным флотилиям, чтобы взять топливо. Темно-синее небо усыпано яркими звездами размером с хороший кулак. Кругом необозримая, сверкающая сотнями огней рыболовных судов, водная гладь. Есть что-то космическое в этой картине. Объявляется конкурс: кто больше всех поймает рыбы. Десятки лесок, проводов, веревок, сверкнув в свете прожекторов, летят в океан. Вместо грузил — гайки, болты, любое железо, которое удалось отвернуть на корабле. Вместо блесен — металлические ложки для обуви, латунные шайбы... Поймали две бочки рыбы, но утром ее выбрасываем за борт — заражена какими-то паразитами. Пока «Профессор Зубов» заливает танки топливом, получаем приглашение провести волейбольный матч с командой рыболовной базы. «Наши» продули.

Потихоньку уделяемся от берегов Африки. 22 ноября около 15 часов проходим экватор. К удивлению и возмущению экспедиционного корпуса это событие не только не отметили традиционным праздником Нептуна, но даже гудка не дали. Видимо, это было продиктовано помполитом, которому бы не в море ходить, а фермой заведовать. Впрочем, на следующий день праздник все же состоялся — наш ропот достиг ушей тех, кому дана власть решать, что может и должно происходить на судне в таком плавании, как наше.

28 ноября с утра показался холмистый берег Южной Америки. Сильный ветер. В Монтевидео швартуемся рядом с военными кораблями. Город большой, красивый. Приехал наш консул. По его данным здесь живут 16 тысяч русских, не считая представителей других славянских народов. Разбиваемся на «тройки», «четверки» и сходим на берег. Автобусная экскурсия особого впечатления не производит, возможно, потому, что мы ничего не поняли из объяснений гида. Старые дамы — иммигрантки, говорящие по-русски, обещают конец света, полное отпущение грехов (за небольшую плату) и Евангелие (бесплатно).

В первый день зимы (по нашему календарю), наконец, отчаливаем и идем на встречу с китобойной базой «Юрий Долгорукий». Снова нужно топливо. Но по пути нам встретился танкер «Бугуруслан», «запитали» танки «Зубова» от него.

По непроверенным данным «Обь» вышла из Ленинграда. Будем надеяться, что она сразу же пойдет в «Мирный». Если этого не случится, возникнут проблемы с обеспечением станции «Восток». Судно начинает побалтывать — проходим ревущие сороковые широты, за ними неистовые пятидесятые, но нам, кажется, в этот раз повезло, потому что обошлось без серьезных бурь. Заметно холодает.

10 декабря утром подошли к станции «Беллинсгаузен». Ну что ж, в третий раз — здравствуй, Антарктида! Ловлю себя на том, что острота желания поглядеть другие земли слегка притупилась, и плаванье прошло для меня без особых эмоций. Антарктида тоже не вызывает особых восторгов, теперь я на нее смотрю оценивающе, как на достойного соперника: «Как-то мы с тобой поладим в этот раз?!»

«Профессор Зубов» близко к берегу подойти не может — мелководье, и снабжать необходимыми грузами станцию, начальником которой является старый знакомый по Арктике Артур Чилингаров, придется с помощью плашкоута. С чилийского судна, стоящего у другой стороны острова, прилетели два вертолета на поплавках. Выглянуло солнце, и вертолетчики, словно на авиапразднике, стали позировать нашим фотокинолюбителям, демонстрируя возможности своих машин.

Я с инженером по ГСМ Загаровым уехал на берег, Артур Чилингаров обещал познакомить нас с начальником чилийской станции. Мы хотим, чтобы он помог нам вместе с вертолетчиками облететь район «Беллинсгаузена» для определения пригодных взлетно-посадочных площадок для наших самолетов, которые, возможно, нам пригодятся в будущем. На берегу узнаем, что в первом же рейсе плашкоут в 200 м от судна сыграл «оверкиль» или, попросту говоря, перевернулся.

Это маленькое происшествие произвело удручающее впечатление на всю экспедицию, поскольку последствия его весьма печальны — ушел на дно строительный груз, сварочный аппарат, другое необходимое оборудование. Затею с облетом приходится отложить, да и погода ухудшается на глазах. Пошел дождь, навалился туман. Промокшие и промерзшие возвращаемся на корабль.

На следующий день погода еще больше ухудшилась, но мне с экипажем все же удалось попасть на берег, чтобы побродить по ближним сопкам, пособирать «камешки» — нашли жилу яшмы, окаменевшие деревья, мох, растущий прямо на гальке... Когда вернулись, увидели, как с французского исследовательского судна «Калипсо» перелетел на чилийский военный корабль вертолет, пилотируемый сыном Жака Ива Кусто. Блестящая посадка.

Снова уходим в океан. Появляются первые айсберги. Штормит. Ночь совсем короткая, зато сумеркам нет конца. Вот и кончается наше вынужденное безделье — завтра начну проводить занятия с экипажем. Не спится. Я почти физически ощущаю где-то справа по борту присутствие Антарктиды. Она тревожит, и я чувствую, как ко мне возвращается настороженность по отношению к ней. А я — то думал, что она забылась навсегда.

Чем ближе подходим к району работы, тем чаще общаюсь с двумя руководителями полетов, идущими на нашем судне, — Анатолием Федоровичем Головачевым и Романом Петровичем Ковригиным. В прошлом военные летчики, они похожи друг на друга тактичной сдержанностью в обращении, интеллигентностью, эрудицией в самых широких областях знаний. Кажется, мы подружимся. К тому же Ковригин не лишен поэтического дара, что в Антарктиде ценится высоко.

17 декабря меня пригласил на совещание Юрий Антониевич Израэль, начальник Госкомгидромета СССР.

К этому человеку я испытываю глубокое уважение за его острый ум, умение слушать собеседника независимо от того, какую должность он занимает и представителем какой профессии является. Внимателен к просьбам людей, умеет брать ответственность на себя и, принимая то или иное решение, не перекладывает неудачи, если они случаются, на плечи подчиненных. По всему чувствуется, что о нашей работе он осведомлен не понаслышке.

— Вопросы, предложения есть?

— У меня есть, — я встаю. — Попросите начальника экспедиции, чтобы «Обь» шла сразу в «Мирный», не заходя в «Молодежную».

— Почему?

— Даже при таком варианте, «Обь» не попадет в «Мирный» раньше второй половины января. Поэтому смену состава «Востока» и завоз груза придется вести в условиях низких температур. Если она зайдет в «Молодежную», эти работы выполнить будет еще труднее. Боюсь, мы просто не сможем выполнить программу по «Востоку», поскольку температура там станет слишком низкой и Ил-14 не сможет туда пробиться.

— Хорошо. Я переговорю с начальником...

На следующий день, 18 декабря, я получаю телеграмму от начальника экспедиции Павла Кононовича Сенько, с которым мне уже довелось зимовать в Антарктиде.

В ней расписан график работы нашего экипажа на весь период следования «Профессора Зубова» к «Мирному», то есть до начала полетов на «Восток». Судя по графику, все сроки работ трещат по швам, и нам отмерено всего 80 летных часов. Я уверен, что мы можем сделать больше.

К вечеру нас снова приглашает на совет Израэль. Похоже, я не ошибся — по отношению к нашему экипажу планы у него действительно наполеоновские: он хочет слетать в «Новолазаревскую», на японскую станцию «Сева», на «Восток», «Ленинградскую», американские «Амундсен-Скотт» и «Мак-Мердо», нашу «Русскую»... На «Беллинсгаузене» он уже был. Обсуждение этих проектов занимает полтора часа — Израэль «обсасывает» каждую деталь будущих полетов, пока не убеждается, что ни у экипажа, ни у него никаких неясностей не остается.

По-прежнему держим курс на восток. Спешим. Поэтому идем полным ходом даже ночью, хотя все чаще встречаются айсберги. Но мне не до их красот. Получили сообщение от командира отряда Москаленко, который идет в Антарктиду на «Наварине». Их судно уже в 140 километров от «Молодежной». Они выгрузили два вертолета, собрали и перелетели на берег. По моим рассчетам к «Наварину» мы подойдем вечером 22 декабря. Значит, на следующий день на вертолете и мы отправимся в «Молодежную» и постараемся сразу же облетать Ил-14. Хотя погода не радует, шторм в восемь баллов плотно зажал «Зубова» и отпускать в тихие воды не желает. Дождь сменяется снегом, резко похолодало, но у нас уже чемоданное настроение, и то, что творится за бортом, мало кого волнует. Составлены списки людей для перелета на берег, наш экипаж стоит в нем под первым номером. В каюте, как на

постоялом дворе. И откуда столько вещей набралось? В рюкзаки не умещаются, но выбрасывать ничего не хочется: нитки, веревки, фанера — все может пригодиться.

К вечеру нас снова вызвал к себе Израэль. Все его мысли уже о будущих полетах:

— Рассчеты сделали?

— Сделали, — я достаю приготовленные карты той части Антарктиды, куда он собирается лететь. — «Ленинградскую» и «Русскую» не достаем. Нужно делать промежуточные базы с запасом горючего, но для этого понадобятся дополнительные средства и время.

— Та-а-к, — Юрий Антониевич задумчиво потер переносицу, — а что с «Мак-Мердо» и «Амундсен-Скотт»?

— Технически полет выполнить возможно, но на Ил-14 риск большой. И тоже придется завозить на «Восток» дополнительный запас топлива, как на промежуточный аэродром.

— Ладно, спасибо. Утешили... — в его голосе лишь раздумье. Ночью горизонт посветлел. Корабль похож на растревоженный улей, больше половины пассажиров не спят и, чтобы «убить» время, играют во все, что можно: в шашки, шахматы, нарды, шишбеш, в «дурака», «козла»... И везде — болельщики. За день продвинулись к «Наварину» на 30 миль, осталось пройти 95. От захода до восхода солнца — 56 минут. Ночь — ярче июньского полдня в Москве. Заснуть невозможно — красота захода и восхода очаровывает настолько, что отказываешься верить глазам. Такого сочетания и чистоты красок не увидишь больше нигде в мире.

Утром 25 декабря меня вызвали на капитанский мостик — на подходе вертолет Кошмана с Москаленко на борту. Поскольку подходящей площадки для посадки вертолета нет, нашему экипажу предложили сойти на ближайшую льдину, откуда нас на подвеске поднимут в вертолет. Мы нужны на берегу позарез — обоим судам требуется ледовая разведка. Собрались, как по тревоге, но командир отряда решил все же поискать подходящую для посадки льдину. В результате только израсходовали топливо и ушли на берег. В конце концов корабль подходит к айсбергу. Обвязавшись веревкой, штурмую эту ледяную гору. Со мной руководители полетов и два матроса. Расчищаем две площадки, вызываем оба вертолета. Через сутки операция по выгрузке людей и оборудования завершается. Все, мы в Антарктиде, а корабль уходит в Австралию.