О том, что такое рыцарский герб, наверняка каждый имеет представление — хотя бы по книгам и фильмам. Доблестный рыцарь Уильфред Айвенго из романа Вальтера Скотта, например, выехал на арену турнира в Ашби с нарисованным на щите молодым дубом, вырванным с корнем. Была под таким рисунком и короткая надпись на испанском языке — «Desdishado», — что означало «Лишенный наследства».

У каждого из его противников тоже, разумеется, был собственный герб. Рисунки на их щитах были самыми разными: у барона Фрон де Бефа — черная бычья голова, а у Бриана де Буагильбера даже два герба на двух разных щитах: один представлял собой обычный герб рыцарей Ордена Храма, к которому принадлежал де Буагильбер — два рыцаря, едущих на одном коне, что символизировало бедность и смирение, а на втором щите — ворон, держащий в когтях череп.

Напомним, время действия романа относится к концу XII века. К этому времени рыцарские гербы прочно вошли в обиход. Причиной их распространения стали крестовые походы с их битвами невиданными доселе масштаба. Яркие отличительные рисунки на щитах должны были помогать закованным в железо воинам узнавать друг друга на далеком расстоянии, отличать соратников от врагов.

Правда, сам такой обычай родился, разумеется, не на пустом месте. И за века до крестовых походов древние народы выбирали себе какие-либо символы, как отличительные знаки. У готов, скажем, таким символом был полумесяц или крест. У франков — крест над кругом. У англов — мифический дракон или опять-таки крест в сопровождении птиц, шаров. У датчан — ворон, у саксов — лев или роза.

Однако именно рыцарские крестовые походы положили начало созданию особой геральдической символики, все более усложнявшейся и и превратившейся в конце концов в особый своеобразный язык, понятный многим, пожалуй, побольше, чем обыкновенная грамота, если учесть, что далеко не каждый в эпоху средневековья, включая и знатнейших сеньоров, мог бы похвастаться тем, что умеет читать и писать.

В эпоху крестовых походов рисунки-символы стали подбираться так, чтобы был в них определенный смысл, связанный с личностью или жизненными вехами каждого из носителей герба.

Так, например, рыцари, только отправляющиеся на Восток, включали в свой герб изображения маленьких перелетных птиц, показывая этим, что и они сами, подобно птицам, странствуют и не имеют дома. Если же птицы были показаны на гербе без клюва или лапок, это означало, что рыцарь получил в битвах за освобождение Гроба Господня тяжелые раны. На участие в крестовых походах указывали и кресты самых замысловатых форм, и раковины, которые составляли непременную принадлежность одежды пилигримов, отправляющихся в Святую Землю.

Такими символами на своих гербах знать гордилась и многие века спустя. Они указывали на древность рода и героические деяния предков.

Во времена крестовых походах на рыцарских гербах появились и различные цвета. Например, голубой. Голубые красители до этого в Европе были неизвестны, привезли их с Востока. Да и происхождение самого геральдического термина — эмаль, — которым стали обозначать вообще любой цвет на гербе, тоже связано с Востоком. Дело в том, что цвета в самом деле наносились на щит посредством эмалевых красок, а такой вид росписи применяли в ту пору только в Персии, Византии и Аравии. Да и само слово «эмаль» персидское; правда, поначалу оно обозначало только один синий цвет и лишь потом стало относиться и к любому другому.

С течением времени герб обретал все большее значение и для самого его владельца, и для всех окружающих. Гербовые знаки появились не только на щитах, но и на рыцарских шлемах. Герб заменял визитную карточку, удостоверение личности. По гербу можно было судить о знатности рода, о поколениях предков. Гербы уже нельзя было избирать произвольно: они специально составлялись с учетом всех заслуг и даровались своим подданным королями и владетельными сеньорами. Они стали наследственными, переходили от отца к сыну. В конце концов гербами стали украшать не только щит и шлем, но и гобелены, одежды, стены домов, причем, раз поначалу они были только на настоящих щитах и шлемах, то и в рисунок любого герба обязательно входил рыцарский щит, а позже и шлем, и наконец появились дополнительные геральдические украшения — щитодержатели, гербовые мантии, девизы.

Повсеместное распространение гербов требовало, конечно, какого-то упорядочения, специального свода правил для составления гербов, их применения и толкования. Так появилась геральдика или, как иначе называли ее в средневековье — блазон, особая научная дисциплина, описывающая и изучающая гербы.

Нужны были и люди, специалисты, владеющие геральдическими знаниями и применяющие их на практике. Такими стали в средние века герольды. По-сути, они были церемониймейстерами, стоящими, правда, на разных ступенях иерархической лестницы, при дворах королей и крупных феодалов, распорядителями на всевозможных торжествах и рыцарских турнирах.

Очень непростой, даже головоломной наукой все больше и больше становилась геральдика.

Усложнялись фигуры на щитах, самым разнообразным способом делилось поле щита, знаки сочетались между собой в бесконечном числе вариантов, так что со временем, в XV веке, появились и специальные трактаты по геральдике, порой весьма запутанные и туманные. Но до сих пор наука о гербах служит немалым подспорьем историкам, помогая датировать какие-либо предметы или рукописи, снабженные гербами, удостоверять их подлинность, географическую принадлежность.

И особенно тесно развитие геральдики оказалось связанным с рыцарскими турнирами, их торжественным, строго соблюдавшимся регламентом и этикетом. Даже само слово «блазон» — помните? — второе название геральдики, ведет происхождение от немецкого глагола, обозначающего «трубить в рог», потому что каждый рыцарь именно так возвещал о своем прибытии на турнир.

Сами же турниры стали одной из самых главных составных частей рыцарских времен, наряду с поклонением Прекрасной Даме, строительством укрепленных замков, крестовыми походами и рыцарскими Орденами. Они были и развлечением для их участников и зрителей, и звеном, соединяющим мирную и военную жизнь рыцаря. Турниры становились важнейшими событиями, которые запечатлевались в хрониках, и о которых слагались стихи, воспевающие рыцарскую доблесть и мастерство владения оружием.

Состязания рыцарей в конном и пешем единоборстве, а также всеобщей турнирной битве, устраивали постоянно и повсеместно и короли, и крупные сеньоры, и простые бароны. Сам же обычай показательных военных состязаний относится еще к до рыцарским временам.

Такие поединки описаны, например, в древнегерманской «Песне о Беовульфе». Историк Нитгарт, племянник Карла Великого, рассказывает в оставленной им хронике, как в 844 году воины, сопровождавшие Людовика Немецкого и его брата Карла во время их встречи в Страсбурге разбились на две равные по численности партии и устроили показательный бой, причем и оба короля приняли в нем участие.

Первым же, кто установил для подобной военной игры определенные правила, был, как свидетельствуют летописи, французский рыцарь XI века Готфрид де Прельи.

К XII веку обычай рыцарских турниров стал распространяться в Англии; правда, поначалу он встретил некоторое противодействие со стороны короля Генриха II. Зато его сын, король Ричард Львиное Сердце, сам не раз выезжавший на турнирную арену, разрешил рыцарские состязания в пяти графствах своего королевства.

В Италии турниры стали известны тоже с XII века. Состязались рыцари разных городов, например, Пизы и Кремоны. Позже о блестящих турнирных поединках рассказывал в «Божественной комедии» Данте.

С течением времени и в разных странах заметно менялись и условия этих военных игр, и применявшееся на них оружие, и приемы ведения боя. Обычно мы представляем, что во время конного поединка рыцарь держал копье под мышкой, однако первоначально всадник поднимал копье над головой, на вытянутой руке. Поначалу турнирное вооружение ничем не отличалось от боевого, но с XIV века оно становится более тяжелым и массивным. Это позволяло противникам демонстрировать специально для зрителей более эффектные приемы боя, не опасаясь серьезных ран и увечий. Побежденным признавался тот, кто был выбит из седла. Если же у обоих ломались копья, вооружались запасными и съезжались снова, или же начинался пеший поединок на тупых мечах.

В Германии с конца XV века вошел в обычай конный поединок без копий, но на палицах. Это в свою очередь заставило усовершенствовать турнирный шлем, сделать его гораздо крепче и тяжелее.

В зависимости от того, как устраивался турнир, по-разному он и назывался. Случались «странствующие» турниры, когда два рыцаря встречались где-нибудь случайно или намеренно, и вступали в «спортивный» поединок, иногда и вовсе обходясь без зрителей. Но, конечно, гораздо пышнее и торжественнее проходили турниры «по приглашению». На них особую роль играли герольды и очень большое значение придавалось гербам участников.

Такие турниры устраивались по любому подходящему поводу: посвящение в рыцари, свадьба дочери, заключение мира с врагом. Устроитель рассылал письма-приглашения самым знатным из соседей. Но любой достойный рыцарь мог принять участие в турнире и без особого приглашения, не говоря уж о зрителях.

Когда весть о предстоящем турнире разносилась по всей округе, во всех замках начинались спешные приготовления: отпирались сундуки, откуда извлекались самые дорогие наряды, готовились лучшие доспехи, выезжались самые крепкие и выносливые кони. Каждый из рыцарей, намереваясь принять участие в турнире, хотел перещеголять всех роскошью нарядов и вооружения, многочисленностью и пышностью свиты. Каждый с нетерпением ждал предстоящего празднества, потому что у каждого были свои определенные цели.

Для иных из рыцарей турнир был прекрасной возможностью явить миру свои воинские доблести, обратить на себя внимание всего блестящего общества, прославиться.

Единственным желанием других было заслужить благосклонность дамы своего сердца, избрать ее в случае победы королевой любви и красоты.

Ну, а у рыцарей победнее надежды были более материальными — взять хорошую добычу в виде доспехов и коня побежденного противника или же денежный выкуп за них, а стоили и боевой конь, и вооружение очень дорого, иной раз целую деревню надо было продать или заложить, чтобы экипироваться надлежащим образом.

В назначенный день гости съезжались к месту турнира со всех сторон. Бывало, знатного сеньора сопровождали сотни оруженосцев и пажей, а также музыканты, слуги и десятки рыцарей свиты. В замке устроителя турнира могли разместиться далеко не все желающие, приходилось устраиваться в ближайшем городке, а то и просто в шатрах, раскинутых под открытым небом.

Город, до этого обычно тихий и сонный, неузнаваемо преображался. На улицах толпились оруженосцы и слуги, стены домов были завешаны пестрыми тканями, у окон развевались знамена и выставлены были рыцарские щиты с гербами, по которым можно было узнать, кто именно здесь остановился.

На городском рынке необыкновенно оживлялась торговля, нарасхват раскупалась дичь, рыба, домашняя птица, пряности. Некоторые торговцы привозили свои товары издалека, не сомневаясь, что они обязательно найдут сбыт. Оживление царило и в лавках менял, где на золотые монеты менялись драгоценные камни, дорогая посуда, украшения. Съезжались в городок и певцы, акробаты, фокусники, бродячие актеры, вожаки дрессированных медведей. Звуки рогов и труб, бряцание оружия, нескончаемый гомон толпы заглушались звоном колоколов соседних церквей.

Вечером того дня, что предшествовал турниру, обычно состязания проводили юные оруженосцы — на том же, заранее приготовленном турнирном поле, которое называлось ристалищем, но с еще более безопасным оружием, чем рыцарские турнирные копья и мечи. Случалось, иные из отличившихся оруженосцев удостаивались особой чести — их прямо на ристалище посвящали в рыцари, и они получали позволение принять участие в самом турнире.

В ночь перед турниром почти никто не спал. Повсюду в окрестностях пылали костры, на городских улицах мелькали огоньки факелов. Все были на ногах задолго до того, как трубил со стены замка рог, возвещающий о наступлении утра. После церковной службы все устремлялись к арене, обсуждая на ходу доблести бойцов, собирающихся принять участие в турнире, и гадая, кто еще из окрестных рыцарей прибудет к месту состязания в самый последний момент.

В зависимости от места проведения турниры имели некоторые различия. В Германии, например, правила устройства турниров были более строгими и определенными, чем во Франции. Немецкие рыцари, имевшие право быть включенными в турнирные списки, загодя разделялись на четыре больших турнирных общества — Прирейнское, Баварское, Швабское, Франконское. Все вместе они носили название Рыцарства Четырех Стран.

Каждая местность, соответствующая одному из обществ, поочередно устраивала свой турнир и избирала для этого своего старшину, который назывался королем турнира и был вместе с тем его главной судьей. Он же избирал трех дам, которые должны были выдавать рыцарям оружие, и трех других для раздачи наград. Одна из дам была замужней, вторая — юной девицей, третья — вдовой.

Требования же, которые предъявлялись к рыцарям, желающим принять участие в турнире, были почти одинаковы во всех западноевропейских странах. Рыцарь должен был доказать знатное происхождение в двух поколениях со стороны и матери, и отца, а доказывалось это наследственным гербом на щите и отличительными украшениями на шлеме.

Правда, со временем такие строгие ограничения стали ослабляться — к турнирам допускались и рыцари, пусть не столь знатные, но известные храбростью и умением владеть оружием. Но как бы то ни было, каждый прибывший на турнир рыцарь допускался к участию в нем только после рассмотрения его права на совете специально избираемых турнирных судей.

Если кто-то оказывался виновным в недостойном рыцаря поступке, и это могло быть доказано в присутствии судей, рыцарь лишался права выехать на ристалище. Это распространялось и на уличенных в хуле против Господа, в оскорблении дамы, в нарушении данного слова, и на каждого, кто покинул собрата по оружию в сражении.

Высокое значение рыцарского достоинства поддерживалось и еще одним правилом — никто не мог быть допущен к участию в турнире, если был виновен в вероломном нападении на противника.

Однако и для рыцаря, признанного советом турнирных судей безупречным во всех отношениях, предварительные испытания еще не заканчивались. Теперь он передавал свой флаг и гербовый щит герольдам, а те устраивали из знамен и гербов своеобразную выставку на главной городской площади, располагая их в строго определенном порядке.

Выше всех помещались гербы знатнейших лиц, ниже — баронов, и наконец в самом низу — простых рыцарей. Такая выставка служила как бы программой предстоящего состязания, но вместе с тем, устраивая ее, герольды обсуждали подлинность каждого из представленных гербов. Лицам не рыцарского происхождения выставление гербов было строго воспрещено, и уличенные в таком обмане должны были заплатить штраф в виде вооружения и боевого коня — в пользу герольдов. В обязанности герольдов входила еще и такая: давать любопытным зрителям необходимые объяснения, если чей либо герб из выставленных прежде был им не знаком.

Но не всегда объявлялись во всеуслышание имена всех рыцарей, пожелавших принять участие в турнире и выдержавших предварительные испытания. Иногда позволялось скрывать свои имена совсем юным рыцарям, страшившимся поражения и позора, а также в тех случаях, если рыцарь до поры предпочитал хранить инкогнито, будучи в неприязненных отношениях с устроителем турнира.

Случалось даже и так, что турнир становился своеобразным маскарадом — рыцари появлялись на нем в фантастическом вооружении, заимствованном у каких-либо легендарных или исторических личностей. В Англии, например, однажды проводился турнир, где одна сторона рыцарей олицетворяла легендарного короля Артура и его паладинов Круглого Стола, а другая — Карла Великого и его воинов.

Поле для турнира — ристалище — обносили деревянной оградой в один или два ряда или вместо нее протягивали веревки. Первоначально поле было круглым, но с течением времени обрело более удобную продолговатую форму. Вокруг поля устраивались деревянные ложи для прекрасных дам, а также судей турнира. Ложи украшались дорогими тканями и коврами, а самая роскошная, под балдахином, убранная цветами, стрелами, изображениями пылающих сердец, предназначалась для королевы любви и красоты, которую предстояло назвать будущему победителю.

Хоть и присутствовали на турнирах специально назначаемые судьи, однако высшими судьями были прекрасные дамы. Любую жалобу против кого-либо из участников рассматривали именно они, и решение не подлежало обжалованию.

Однако чаще всего дамы передавали право решения одному из рыцарей, которого сами избирали, и в знак такого отличия он назывался почетным рыцарем. При этом он украшал конец своего копья лентой или каким-то другим знаком благоволения, полученным от дам. Этот символ власти мгновенно прекращал любые споры, если они случались между участниками турнира.

Открывая рыцарское состязание, герольды громко оглашали его правила и объявляли, каким будет приз предстоящего состязания. Если вновь вернуться к тому турниру, в котором принимал участие рыцарь Айвенго, то Вальтер Скотт приводит условия полностью:

"Пять рыцарей-зачинщиков вызывают на бой всех желающих. Каждый рыцарь, участвующий в турнире, имеет право выбрать себе противника из числа пяти зачинщиков. Для этого он должен только прикоснуться копьем к его щиту. Прикосновение тупым концом означает, что рыцарь желает состязаться тупым оружием, то есть копьями с плоскими деревянными наконечниками или «оружием вежливости», — в таком случае единственной опасностью являлось столкновение всадников. Но если бы рыцарь прикоснулся к щиту острием копья, это значило бы, что он желает биться насмерть, как в настоящих сражениях.

После того, как каждый из участников турнира преломит копье по пяти раз, принц объявит, кто из них является победителем в состязании первого дня, и прикажет выдать ему приз — боевого коня изумительной красоты и несравненной силы. Вдобавок к этой награде победителю предоставлялась особая честь самому избрать королеву любви и красоты.

В заключение объявлялось, что на другой день состоится всеобщий турнир; в нем смогут принять участие все присутствующие рыцари. Их разделят на две равные партии, и они будут честно и мужественно биться, пока принц Джон на подаст сигнала к окончанию состязания. Вслед за тем избранная накануне королева любви и красоты, увенчает рыцаря, которого принц признает наиболее доблестным из всех, лавровым венком из чистого золота..."

Такие условия вполне достоверны. Но, пожалуй, следует сделать одну оговорку: все-таки был сэр Вальтер Скотт прежде всего романистом, создателем драматических коллизий. В подавляющем большинстве случаев, хотя, конечно, всякое бывало за долгую турнирную историю, поединки на ристалище представляли собой состязания в искусстве владеть оружием, управлять боевым конем, а не смертный бой.

Помимо объявленных призов, дамы и девицы часто жертвовали в виде награды за рыцарскую доблесть собственные золотые или серебряные украшения. А сам главный приз мог быть весьма ценным — один из самых дорогих за всю историю рыцарских турниров получил в 1468 году Лоренцо Медичи, правитель Флоренции: шлем из серебра, украшенный серебряной фигуркой Марса. Кроме того, каждый рыцарь, одержавший победу над другим, получал в качестве трофея его вооружение и коня.

Как правило, устроители турниров проявляли особую учтивость по отношению к иноземным рыцарям-участникам. Так однажды на турнире в Смитфилде, в Англии, при Ричарде II, королева объявила наградой золотую корону, если победителем станет иностранец, и дорогой браслет, если им окажется англичанин.

Рыцари выезжали к ристалищу блестящей кавалькадой, вместе с ними были и самые знатные особы, благородные дамы и девицы, — словом, открывал турнир весь цвет рыцарства и женской красоты. Обычно дамы подбирали и соответствующие случаю костюмы — нередко они украшались золотыми и серебряными поясами, на которых висели легкие мечи.

На самом ристалище младшие герольды внимательнейшим образом осматривали вооружение участников. Оружие, не соответствующее установленному турнирному образцу, немедленно отвергалось. Копья были безопасны, так как снабжались тупыми наконечниками, турнирные мечи тоже были затуплены и укорочены. Иногда даже они делались не из стали, а из китовой кости, обтянутой кожей.

Но случалось, несмотря на все меры предосторожности, турнирные состязания и в самом деле переходили границы дозволенного. На них прорывалась иногда национальная рознь, брало свое, бывало, уязвленное самолюбие рыцаря, отвергнутого прекрасной дамой ради другого, более счастливого соперника. Известно, что на турнире в Нейссе близ Кельна, происходившем в 1240 году, были убиты более 60 рыцарей, хотя на нем было разрешено только турнирное оружие.

Чтобы избежать кровопролития, в конце концов от рыцарей, помимо соблюдения всех прочих формальностей, стали требовать и особую клятву, что явились они на турнир с единственной целью совершенствования в военном искусстве, а не для сведения счетов с кем-нибудь из соперников.

В Англии к концу XIII века был издан специальный королевский указ, дозволяющий употреблять на турнирах лишь уширенный тупой меч и запрещающий применение острого меча, кинжала, боевой булавы. Зрителям же, наблюдающим за состязаниями, вовсе запрещалось иметь при себе какое-либо оружие, чтобы излишние эмоции не могли выплеснуться через край. Так что буйный темперамент английских футбольных болельщиков, ставший притчей во языцех для всей Европы, родился, оказывается, не на пустом месте...

Но вот заканчивался тщательный осмотр вооружения, и если все было в порядке, рыцари по сигналу герольдов удалялись в свои шатры, чтобы приготовиться к поединку. По второму кличу герольдов они садились на коней и выезжали на поле. Теперь специально назначенные судьи осматривали, правильно ли были оседланы кони турнирных бойцов.

Наступала короткая пауза, на какой-то миг все замирало — и в ложах для дам и почетных гостей, и на скамьях для простонародья. Участники турнира ждали знака почетного рыцаря к началу состязания.

Рыцарские поединки бывали «один на один» или же в них принимали участие по несколько бойцов с каждой стороны. Тогда они выстраивались в шеренги друг напротив друга, и каждый должен был схватиться с определенным противником. Наконец почетный рыцарь подавал знак начала турнира, и звучал третий клич герольдов. Тотчас веревки, разделявшие рыцарей, опускались, и они устремлялись один на другого в оглушительном реве труб.

За каждым из рыцарей следовали его оруженосцы, готовые поправить ему доспехи, подать, когда будет необходимость, запасное вооружение, или поднять своего господина с земли, если противник окажется удачливее и выбьет его из седла.

Одна первая встреча противников редко решала судьбу поединка. Рыцари съезжались снова и снова, преломляя копья, всадники и кони опрокидывались, чаша весов успеха склонялась то на одну, то на другую сторону. Громко гремели трубы, рыцари выкликали имена своих прекрасных дам, кричали, переживая за своих любимцев, зрители.

Турнирные судьи тем временем зорко следили за действиями каждого из противников. Успехом считалось, если рыцарь сломил копье, попав в туловище противника между седлом и шлемом. Чем выше приходился удар, тем выше его и оценивали. Если рыцарь ломал копье, угодив прямо в шлем противника, это считалось особенным проявлением мастерства. Ну, а рыцарь, выбитый из седла, лишался возможности принять участие в следующей схватке.

Случались во время турниров и судейские споры. Так, например, однажды в Неаполе рыцарь ударил противника копьем с такой силой, что с того слетели щит и шлем и треснули латы. Однако при этом он и сам пострадал, упав с коня. Судьи долго решали, кого назвать победителем, и в конце концов решили, что проиграл тот, кто упал на арену, потому что умелое управление боевым конем считалось одной из основных военных доблестей рыцаря.

Поэтому менее постыдным на турнире считалось упасть вместе с конем, чем быть выбитым из седла. Тот, кто красиво и твердо держал копье, хоть оно и не ломалось от крепкого удара, заслуживал большей похвалы, чем тот, кто наносил меткий удар, но при этом плохо управлял конем.

Состязание прекращалось, когда все рыцари успевали в полной мере проявить свою храбрость и воинское искусство. Устроитель турнира опускал свой жезл, и герольды давали сигнал к окончанию турнира.

Теперь почетных гостей и участников ждал пир. Рыцари вступали в зал, где были накрыты столы, под громкие звуки труб, облаченные в яркие одежды, и занимали места под знаменами со своими гербами. Самым храбрым и отличившимся рыцарям отводились и самые почетные места.

В разгар пиршества делался перерыв, и герольды торжественно представляли дамам самых достойных рыцарей. При этом та из дам, что была выбрана победителем королевой любви и красоты, раздавала призы коленопреклоненным рыцарям и обращалась к каждому из них с особой похвальной речью. Звучали на пиру и песни менестрелей, прославлявших подвиги храбрых рыцарей.

Обычно турнир не заканчивался одним-единственным днем. На следующий день на поле, как и накануне турнира, снова выходили оруженосцы, но на этот раз на конях и вооружении своих господ. Наконец, на утро третьего дня зрители собирались посмотреть на бой, где рыцари сражались вместе со своими оруженосцами. Такой бой походил на настоящую битву в миниатюре.

Вот так и проходили грандиозные рыцарские праздники, надолго оставляя о себе память. Имена участников, победителей, дам, избранных в то или иное время королевами любви и красоты, почетных гостей, заносились в летописи, да иногда и сами рыцари-участники турнира или его устроители брались за перо.

Многими подробностями, любопытными деталями организации и хода рыцарского турнира, историки обязаны, например, Рене Анжуйскому, властелину Прованса.

Будучи тонким ценителем поэзии и искусства, а также страстным поклонником и непременным участником рыцарских турниров и других романтических развлечений своего времени, он написал обстоятельное сочинение о рыцарстве, которое снабдил и собственноручными изящными миниатюрами, где показаны различные сцены из рыцарской жизни. В этой книге подробно описан и блестящий турнир, который он сам и устроил. Его знатными участниками были герцоги Бретанский и Бурбонский; Рене Анжуйский детально рассказывает о ходе турнира, его церемониале, вооружении участников...

Хоть и стали турниры самыми грандиозными праздниками рыцарских времен, но все же находились у них и влиятельные противники.

Папа Иннокентий III в 1140 и папа Евгений III в 1313 году восставали против турниров из-за случавшихся на них смертельных случаев и даже, бывало, отлучали тех, кто принимал в них участие, от Церкви. Однако турнирам суждено было существовать еще долгие годы и даже пережить сами рыцарские времена. Они проводились и в XVI веке, когда рыцари окончательно уступили место на поле боя пехоте, артиллерии и легко вооруженной коннице. Их устраивали в Париже и Карл VI, и Франциск I, старавшийся возродить при своем дворе романтический дух рыцарской эпохи.

Последний из рыцарских турниров состоялся в 1559 году и закончился трагедией: по нелепой случайности обломок копья смертельно ранил французского короля Генриха 11. Когда спустя 11 дней король умер, турниры были навсегда запрещены...

Уходила в прошлое вместе с рыцарскими турнирами и особая общность людей, называемых герольдами. Но они оставляли в истории очень заметный след: ни кто иной способствовал тому, что столь важную роль стал играть в средние века рыцарский герб, трансформировавшийся с течением времени в гербы цехов, городов, государств, дошедший таким образом и до наших дней.

Геральдика, разнообразная и сложная, стала образным и всеобщим языком эпохи. Она наложила свой отпечаток на средневековый быт буквально во всех его проявлениях.

Отразилась она, например, на костюме.

В одежде знатных господ стали преобладать цвета, присутствующие на их гербе. В жизнеописании короля Людовика IX Святого рассказывается, что на торжественном празднестве в его честь множество оруженосцев носили одежды с изображением хозяина празднества графа Пуатье. В описании другого праздника, устроенного графом де Немюром в 1187 году, упоминается, что представители Фландрии и Брабанта были в красных одеждах, усеянных золотыми леопардами, а прибывшие из Вермандуа — в зеленых, с золотыми орлами.

К концу царствования Людовика IX уже и женщины благородного происхождения стали носить платья с изображениями гербов: справа герб мужа, а слева свой собственный. Обычай тут же был подхвачен и в других европейских странах.

Позднее у знати вошло в обычай украшать своими гербами дверцы карет, конскую упряжь, ошейники собак...

Гербы стали использоваться на печатях знатных лиц. При этом сама их форма нередко принимала очертания современного им боевого щита. Древние печати имели форму так называемого нормандского щита. Когда в конце XIII века вошел в моду треугольный щит, то и печати стали такими же.

Появились гербы на монетах. Во Франции это впервые случилось в XII веке, при Людовике VII. Эмблемой французского королевского дома издавна была лилия — она и перешла на монеты. Число лилий менялось с течением времени: на золотой монете времен Людовика IX их шесть, на монетах времен Филиппа VI лилиями усеяно все поле гербового щита, при Карле V число лилий сокращается до трех.

Поскольку многие из крупных феодалов получали от королей право чеканить собственную монету, неудивительно, что на «местных» деньгах тоже появились родовые гербы. Монеты ходили на обширных территориях, и гербы сеньоров постепенно становились и гербами их владельцев — герцогств или графств и находившихся на их землях городов.

В архитектуру тоже быстро вошла геральдика: изображения гербов стали обычным делом для средневекового зодчества, появляясь в виде скульптур со щитами или барельефов на зданиях дворцов, в замках. Гербами, правда, не родовыми, а доморощенными, стали украшать свои дома и богатые горожане, купцы, ремесленники. В Германии такие украшения стали называться домовыми щитами и были распространены настолько, что часто по ним получали названия целые улицы средневековых городов.

Дома знатных людей украшались гербами особенно щедро. Геральдические знаки можно было найти на расписных стеклах окон, ставнях, дверях, карнизах, на мебели, коврах, кубках, обеденной посуде, переплетах книг.

Нередко в замках сеньоров на стенах главного зала помещались гербы всех родственников, а также вассалов и друзей.

Среди всего этого множества изображений гербов немало подлинных художественных шедевров. Собственно, для воспроизведения герба в любом виде всегда приходилось использовать средства какого-то из видов прикладного искусства — живописи, скульптуры, зодчества. А ведь трудились, бывало, над рисунками гербов и такие мастера, как сам Альбрехт Дюрер, великий художник Германии...

Современные исследователи делят историю поразительного по масштабам проникновения гербовых знаков буквально во все сферы средневековой жизни на три периода.

В первом, с XI по XIII век, один только боевой рыцарский щит нес на себе самом герб.

Во втором периоде, с XIII по XV век, к щиту, как носителю герба, добавился рыцарский шлем со своими гербовыми знаками.

И наконец в третьем периоде щит и шлем применительно к геральдике рассматриваются уже не как предметы вооружения, на которых носят геральдические знаки, а сами становятся отвлеченными понятиями-символами и обязательными составными частями изображения любого герба. Однако к ним добавляются и другие детали — щитодержатели, мантия, девиз...

Впрочем, более обстоятельный разговор о составных частях герба пойдет впереди, а пока — вновь вспомним герольдов. Дело в том, что кроме огромной роли в повсеместном распространении гербовых знаков и утверждения их значимости, к заслугам герольдов относится и разработка теории герба. Основополагающие ее постулаты можно найти во множестве средневековых трактатов.

Теория эта достаточна сложна, запутана, замысловата, порой противоречива, но без нее никак не была бы возможной практическая работа по толкованию, описанию существующего герба или созданию нового. А вдобавок она поразительно любопытна, и для современного человека полна неожиданными открытиями.

Прежде всего, конечно, надо найти в ней точную формулировку: что же это такое, собственно говоря, — герб?

Согласно строгому определению, гербами называются особые фигуры или символические изображения, представленные на основании известных, строго регламентированных правил, и служащие постоянными отличительными знаками.

Гербом, пожалованным определенному лицу или роду, никто другой не мог пользоваться, если не получал на это дозволения владельца герба, или же лишь с позволения высшей власти и только в тех случаях, когда на этом основывалось законное притязание.

Если случалось, что гербы, принятые двумя разными фамилиями, оказывались совершенно сходными, то применялись специальные различительные методы — менялись гербовые цвета или добавлялись какие-нибудь дополнительные знаки.

Трактаты по теории геральдики начали появляться в ту пору, когда гербовые знаки распространились уже повсеместно; поэтому и содержащиеся в них формулировки выходят далеко за рамки одних лишь рыцарских гербов.

Все гербы подразделялись на отдельные роды, причем первостепенное значение имели государственные гербы, представляющие собой геральдические эмблемы земель, вошедших в состав государства. Гербы эти нередко служили вместе с тем и личными эмблемами коронованных особ, стоящих во главе государства.

Местные гербы — это те, что присвоены городам, областям, епископствам. Гербы сообществ принадлежали различным корпорациям, духовным или светским, цехам, научным учреждениям. И наконец — гербы фамильные или родовые, переходящие по наследству лицам одного рода. Кроме того, в Западной Европе были известны и так называемые личные гербы, принадлежащие епископам и другим высшим духовным сановникам.

Но разделение различных видов гербов было и еще гораздо более сложным.

Особняком стояли союзные или брачные гербы, состоящие из соединенных гербов лиц, заключивших брачный союз. Известны наследственно-владельческие гербы, которые принимались вместе с полученным по наследству владением, и присоединялись к основному гербу.

Распространены были и гербы притязания, демонстрирующие претензии на какое-либо спорное владение. Столетняя война Англии и Франции началась с того, что английский король Эдуард III, претендующий на французский престол, изменил английский герб: рассек и пересек поле щита, оставив во второй и третьей его четвертях традиционных английских леопардов, а в первой и четвертой поместил по три французские золотые лилии на лазоревом поле.

А когда король датский Христиан II в 1520 году стал одновременно и королем шведским, то присоединил к своему гербу и герб Швеции: три золотые короны в голубом поле. Эта эмблема оставалась в гербе Дании и тогда, когда Швеция вновь отделилась от нее.

Кстати говоря, несмотря на поражение в Столетней войне, Англия до 1800 года включала в свой герб французские лилии. Точно так же испанские короли включали в свой герб символические знаки Португалии и Иерусалимского королевства, короли Сардинии — герб Кипра...

Есть у гербов притязания и еще одно, более галантное название: когда страна в действительности уже не претендует на чужие земли, но сохраняет их геральдические знаки, то ее герб может называться... гербом воспоминаний.

Существовало очень большое количество гербов покровительства или пожалования.

Они даровались каким-либо государем, как знак покровительства или особого отличия, и по большей части представляли собой дозволение помещать в гербе рода герб самого государя. Так, например, в гербе древнего французского рода д`Эстенов были пожалованные королевские лилии, как память того, что один из рыцарей этого рода спас жизнь королю Филиппу II Августу в битве при Бувине в 1214 году.

Любопытна история герба Арагона. Когда-то он представлял собой золотой щит без всяких фигур на нем, но в одной из битв, как гласит предание, король, став свидетелем геройских подвигов Готфрида Арагонского, омочил четыре пальца в крови из его раны и провел сверху вниз по его щиту. С тех пор в гербе Арагона по золотому полю проходили четыре червленых столба...

Интересен и герб Христофора Колумба, который пожаловали ему испанский король Фердинанд и королева Изабелла вместе с титулом вице-короля открытых из за океаном земель. Герб делился на четыре части; в верхних помещались королевские эмблемы Кастилии и Леона, в правой нижней части зеленое поле изображало море с пятью серебряными островами, а в левой на голубом поле были пять золотых якорей. Герб увенчивался шлемом, украшенным земным шаром с католическим крестом, а девиз был лаконичен и точен: «Для королевств Кастилии и Леона Колумб открыл Новый Свет».

Разделялись гербы и по своему происхождению. Они могли быть исконными, — относящимися к самым древним временам, к началу обычая употреблять гербы, и впоследствии узаконенными безо всяких специальных актов, по одному только общему молчаливому признанию их действительности. А более поздние гербы, начиная с XIV века, назывались пожалованными по грамоте. Их даровали короли или самые могущественные из сеньоров, а в Германии — специально уполномоченные на это лица, относящиеся к высшей знати.

Были гербы, называемые гласными или именными. Это означало, что их эмблемы прямо указывали на фамилию владельца. Так, скажем, испанская фамилия «Торрес» переводится, как «башня» — на ее родовом гербе и была изображена башня. А немецкая фамилия Дахенгаузен дословно значит «крыша дома» — здесь герб «зашифровывает» ее изображением шахматной доски с красной верхней частью, которая символизирует крышу, а сами шахматные клетки — дом.

Однако и самые простые, обыденные предметы из природы или домашнего быта смело вводились в гербы, если они по своему значению или звучанию соответствовали какой-нибудь фамилии. Например, фамилия Буессо обозначает почти буквально «три хлебные кадки», фамилия Шабо — «речные бычки», Оша — «испуганная кошка», Эрисе — «три ежика». Такие эмблемы и присутствуют на гербах людей с этими фамилиями.

Вводились в геральдику гласных гербов и предметы из морского, военного быта. «Три золотых палицы» звучит по-французски почти точно так же, как фамилия Мае, «золотая мачта» созвучна произношением с фамилией Дюма.

Существовали и так называемые полугласные гербы. В этом случае эмблемы на них указывали на фамилию владельца не прямо, а лишь косвенно, и немало надо было приложить смекалки, чтобы ее отгадать. Примером может служить немецкая фамилия Спиллер — она созвучна со словом «игрок», и гербовым знаком ее стала опять-таки шахматная доска.

Особый род в геральдике составляли гербы, называвшиеся загадочными: такие, в которых намеренно были допущены нарушения какого-либо геральдического правила, бросающиеся в глаза — например, помещать эмаль на эмаль или металл на металл. Подобное нарушение непременно вызывало вопрос — по какой причине оно было сделано?

Таким способом увековечивалось какое-либо достопамятное событие или чей-нибудь подвиг в истории рода. Пример такого герба — герб предводителя крестоносцев во время первого крестового похода Готфрида Бульонского. После взятия Иерусалима его сподвижники настояли на том, чтобы он включил в свой герб крест. Золотой крест с четырьмя маленькими крестиками был помещен в серебряном поле. Но и золото, и серебро называются в геральдике «металлами» — в том-то и состояло нарушение, приковывающее к себе внимание, что металл был помещен на металл...

В гербе знатнейшего французского рода Монморанси — прямо противоположное нарушение: в золотом поле помещен серебряный крест. Такой герб напоминает о том, что родоначальник герцогов Монморанси был первым знатным лицом в языческой Галлии, принявшей христианство.

Но к какому роду или виду не относился бы герб, он мог быть вдобавок или полным, или видоизмененным. Полностью, без дополнений или «сокращений», герб переходил к старшему в роде и сохранялся таким во всех старших поколениях. На гербах младших членов рода видоизменялись фигуры или цвета. Герб мог, наконец, меняться и в том случае, если его владелец был уличен в каких-либо неблаговидных поступках.

Еще в те времена, когда герб был только на боевом щите, рыцари хранили обычай срезать правый угол щита у того, кто проявлял трусость. Нижнюю часть щита укорачивали тому, кто убивал сдавшегося ему на милость пленника. Такой обычай перешел потом и на сами гербы — однажды, например, французский король Людовик IX Святой распорядился, чтобы его приближенный Жан д`Авен, жестоко оскорбивший свою мать, изменил герб. Изображение льва на нем сохранялось, но лев утратил когти и длинный высунутый язык...

Такова вкратце общая классификация гербов. Каждый из них составлялся из отдельных деталей. Главной, основной частью любого герба был щит. Однако, согласно строгим правилам, не всякий щит, пусть и с изображением какой-либо эмблемы, может быть назван геральдическим. Таковым считается лишь тот, что имеет очертания, более или менее соответствующие настоящему боевому щиту, и при этом удобен для помещения на нем гербового изображения.

Насчитывается больше десятка типов различных геральдических щитов: древний, иначе называющийся варяжским, испанский, итальянский, французский, английский, византийский, немецкий, а также закругленный, ромбический, квадратный.

Поле гербового щита определенным образом окрашивалось. Иной раз щит и сам по себе, безо всякой дополнительной символики, мог служить гербом. Он мог иметь только какой-либо один цвет, обозначающий эмаль, металл или мех. Герб испанского рода Прадо, к примеру, представлял собой щит зеленого цвета, а немецкого рода Боссенштейн — золотой. Но в разделении цветов щита на эмали, металлы и меха тоже надо было уметь разбираться.

Пошло оно от обычая украшать различным образом настоящие боевые щиты. Покрывать щиты эмалевыми красками, напомним, стали в эпоху крестовых походов. Поэтому несколько геральдических цветов так и стали называться эмалями; правда, иногда их именовали и финифтями. Каждому цвету придавался определенный смысл: красное поле обозначало кровь, пролитую за церковь или государя, синее поле — небо, черное — печаль...

Правда, надо оговориться, что в геральдике разных стран на этот счет нет единства, и цвета могут толковаться по-разному.

Был в старину и обычай украшать щит драгоценными металлами — золотом и серебром. Отсюда и «металлы» на гербе: желтый цвет обозначал золото, а белый серебро. Непреложное геральдическое правило гласило, что в сложных гербах нельзя было помещать металл на металл, а эмаль на эмаль — только наоборот, — но в загадочных гербах такое правило иногда сознательно нарушалось.

Мехами боевые щиты украшали еще древние германцы. В средние века для этой цели служили, как правило, дорогие меха горностая или белки. Особыми символами эти меха обозначались и на щите герба.

Знаком меха горностая были расположенные рядами на белом, серебряном поле черные фигурки, напоминающие крестики, но кончающиеся книзу тремя черными кончиками. Такие фигурки отдаленно напоминали горностаевые хвостики.

Горностаевый мех всегда был отличительным признаком высшей власти, недаром он с давних времен использовался для подбивки мантий королей и герцогов. Символом власти он служил и на гербе.

Беличий мех обозначался маленькими шкурками белого и серо-голубого цветов, расположенными попеременно. Был и другой способ обозначения — волнистыми линиями. И третий — в виде так называемых «железных шапочек», образующих своеобразный узор на поле гербового щита.

Уже с помощью одних только эмалей, металлов и мехов можно было создать герб. Но с помощью деления щитового герба на части, позволяющего применять различные сочетания эмалей, мехов и металлов, с использованием разного рода геральдических и негеральдических фигур, можно было разрабатывать нескончаемые варианты отличных друг от друга гербов. Здесь тоже были выработаны определенные законы, у каждого деления, каждой фигуры было собственное название, и можно было наделять их каким-либо символическим смыслом.

Различались части и самого щита. Причем они рассматривались не с наружной стороны, а со стороны носителя герба. Таким образом правая для того, кто смотрит на герб, часть называлась левой, и наоборот. Если двумя воображаемыми продольными и двумя поперечными линиями разделить щит на девять частей, то у каждой из них, а также у разных их сочетаний, будет свое название.

Три верхних горизонтальных части именовались верхним или головным краем. Три противоположных нижних — подножием или оконечностью.

Три вертикальные правые части щита именовались правым или передним боковым краем. Противоположные вертикальные части составляли левый или задний боковой край.

Правый верхний угол был самым почетным местом щита и назывался правой стороной главы. Противоположный левый верхний угол — левой стороной главы.

Были на щите и правый нижний угол, и левый нижний угол. Центральная часть называлась сердцем щита. Три средние вертикальные части составляли так называемое место столба. Три средние горизонтальные — середину щита.

Случалось, что в сердце гербового щита помещался еще и малый, дополнительный щиток. Он назывался средним или сердцевым щитом. Если же и этот, сердцевый щит нес на себе еще один, совсем маленький, то он назывался просто средним, а сердцевым становился меньший щит.

Весь щит, разделенный на части, назывался сложным, в отличие от простого, неделенного. У всех разделяющих линий были свои названия, и подразделялись они на различные виды и классы.

Главных делений щита было четыре. Первое, по вертикальной линии, опущенной из середины верхнего края на нижний, называлось рассечением. Продольная горизонтальная линия, соединяющая середины боковых сторон щита, именовалась пересечением.

Диагональ, проведенная из правого верхнего угла к левому нижнему, получила название скошения справа. Скошением слева называлась диагональ, проведенная от верхнего левого угла к нижнему правому.

Такие деления могли быть единственными на гербовом щите, могли сочетаться между собой. Пересечение и рассечение, проведенные одновременно, образовывали четвероугольное или четверочастное деление щита. Скошение справа и скошение слева вместе разбивали щит на четыре треугольника — с вершинами, сходящимися в его сердце. Такое разделение именовалась Андреевским крестом.

А в том случае, когда одновременно проводились все четыре главные деления, щит разбивался на восемь треугольников.

Однако фигур деления на щите могло быть великое множество. Это достигалось тем, что главным делящим линиям придавались различные уклонения, причем равномерно в обе стороны, в виде уступов, ступеней, зубцов, заострений, волн.

Соответственно и деление щита на части называлось ступенчатым, зубчатым, двойным зубчатым, скошенным зубчатым, уширенно-зубчатым, заостренно-зубчатым, крестовидно-зубчатым, закругленно-зубчатым, вызубренно-зубчатым, зубовидным, пламевидным, зазубренным, облачным, облаковидным, листовидным, зетаообразным, крюковидным...

Но хоть и замысловаты у всех этих делений названия, а именуются они тем не менее простыми — именно потому, что образуются четырьмя главными делящими линиями. Однако гораздо больше в геральдике составных делений, получающихся от проведения нескольких дополнительных линий. Тут тоже действовало строгое правило: однородные линии проводились на равном расстоянии одна от другой, и кроме того, вертикальные — на равном расстоянии от краев щита, а диагональные — от углов.

И еще одна тонкость — деления разделялись на истинные и неистинные. Если, несмотря на всю свою замысловатость, площади различных употребленных в гербе эмалей, мехов и металлов составляли в целом равные доли, деление щита признавалось истинным. Если же какой-то цвет имел преимущество над другими, деление называлось неистинным.

Особую роль на щите играли геральдические фигуры. Они опять-таки подразделялись на две группы — почетные и второстепенные.

Согласно строгому определению, «геральдическая фигура в точном значении этого слова есть одноцветное меньшее место в гербовом щите, имеющее определенную ширину и простирающееся по направлению линий деления, или же заменяя собой таковые линии, перпендикулярно, горизонтально или вкось через щит, от одного края или угла его к противоположному. При этом такая фигура всегда выделяется на щитовом поле, имеющем другой цвет, и представляет нечто отдельное от него».

Говоря же проще, почетные геральдические фигуры образуются направлениями простых и составных линий деления и выделяются на щите только цветом.

Насчитывается этих фигур не так уж и много: глава, оконечность, пояс, столб, кайма, перевязи левая и правая, стропило и различные виды крестов — андреевский, вилообразный, укороченный, якоревидный, костыльный. Почетные фигуры называются еще и константными — постоянными. Произошло это потому, что их величина и положение на щите остаются неизменными — их нельзя ни увеличить, ни уменьшить, ни повысить, ни понизить.

Основой для образования второстепенных геральдических фигур служат те же константные. Второстепенные производятся путем их уменьшения, удвоения, утроения, урезания, — так появились, например, столбики, брусья, пояски, ромбовые поля... Всего же таких фигур насчитывается до нескольких сотен.

И наконец особую и весьма многочисленную группу составляют фигуры, называемые негеральдическими. Они в свою очередь подразделяются на естественные, — взятые из жизни или природы, искусственные, — созданные человеческим трудом, и фантастические, — такие, что могут быть созданы только воображением. К таким относились всякого рода мифические существа — драконы, единороги, грифоны...

Но, кстати говоря, разделение фигур на щите на геральдические и негеральдические никак их не противопоставляет, не ставит по значению первые над вторыми. То же самое относится и к почетным и второстепенным геральдическим фигурам. Негеральдические фигуры могли занимать на щите и больше места, чем геральдические, и больше значить для владельца герба, подчеркивая его личные достоинства, какие-то важные события из истории его рода, или обстоятельства, связанные с его положением.

Вспомним щит, с которым Айвенго выехал на турнир. На нем была одна-единственная негеральдическая фигура, относящаяся к естественным негеральдическим фигурам. Дуб, вырванный с корнем, означал то, что отец Айвенго Седрик Роттервудский изгнал своего сына из дома и лишил его наследства...

На гербах средневековья встречалось великое множество естественных негеральдических фигур.

На них изображали людей в разных положениях, одеждах, как мужчин, так и женщин — чаще всего рыцарей, королей, монахов, шутов. Часто встречались лики святых — эти фигуры изображались обычно как бы смотрящими из щита.

Обычным делом были также изображения лишь отдельных частей человеческих фигур — головы, туловища без рук, только рук или ног. Очень распространенной в гербах была рука в железной рыцарской перчатке, держащая обнаженный меч или какое-то другое оружие.

Рука с вытянутыми указательным и средним пальцами называлась «клянущейся». Точно такая же рука с вытянутыми пальцами, но окруженная нимбом или спускающаяся с облаков, получила название «благословляющей десницы», причем подразумевалась, конечно, Божья десница. Две руки, вложенные одна в другую, назывались «руками верности».

Характерны для гербов также сердца, пронзенные стрелами, глаза, всегда изображающиеся смотрящими вперед. Иной раз многочисленные глаза занимали все поле щита.

Но особенно разнообразными и в огромных количестве были изображения разных животных. Они запечатлевались в разных позах, разной окраски, целиком и частями, стоящими на задних лапах, лежащими, бегущими, взлетающими, если изображались птицы...

Чаще всех других, однако, встречались лев и орел, — царь зверей и царь птиц. Но почти столь же широко использовались изображения оленя, вепря, медведя, козерога, лисицы, собаки, коня, быка, слона. Из птиц — журавля, аиста, цапли, петуха, павлина, страуса, пеликана, лебедя.

Изображения рыб тоже были очень распространены. Нередко гербы украшали змеи, раки.

Очень многочисленными были на гербах самые разные растения, а также отдельные их части — стволы, ветви, листья, лепестки цветов. Распространенной гербовой эмблемой была роза, причем она нередко использовалась как гласный герб — многие фамилии происходили от названия этого цветка. А в Англии роза стала и символом долгой феодальной войны между династиями Ланкастеров и Йорков, оспаривающих друг у друга права на английский престол. В гербе Ланкастеров была алая роза, в гербе Йорков — белая. Жестокая, кровавая междоусобица, продолжавшаяся тридцать лет, с 1455 по 1485 год, унесшая множество жизней, осталась в истории под поэтическим названием «Войны Алой и Белой розы».

Знаменит и цветок лилии, которую, как символ расцвета, включили в свой герб французские короли. Случилось это в 1179 году при короле Людовике VII.

Естественными, но не относящимися к живому миру фигурами были нередко встречающиеся на гербах изображения солнца, звезд, огня, облаков, гор, волн...

Однако более оригинальными и гораздо более свойственными геральдике оказались фантастические фигуры, — те, что можно было создать лишь при помощи воображения.

Среди них — многочисленные крылатые львы, двойные или двуглавые орлы, грифы — фантастические звери, верхняя часть которых позаимствована у орла, а нижняя у льва.

Распространенными были драконы самых разных видов. Они изображались коронованными, с человеческими головами, вооруженными мечами или копьями, огнедышащими, со львиными ногами, выпущенным языком. Попадались единороги, кентавры, химеры — фантастические существа, состоящие из женской головы и груди, львиных туловища и лап и змеиного хвоста, сирены — женщины с двумя рыбьими хвостами, саламандры в языках пламени...

Но и самые обычные, вполне земные предметы нередко выбирались в качестве геральдических эмблем. Например, постройки — башни, стены, ворота, храмы. Ворота могли быть открытыми и закрытыми; открытые символизировали гостеприимство.

Часто эмблемы каким-нибудь образом связывались с морем, мореплаванием. Среди них были корабли, паруса, мачты, морская гладь или волны, якоря.

Самую же большую группу среди предметов искусственных, созданных человеческим трудом, составляли те, что относились к утвари, орудиям ремесла и — особенно — к рыцарскому быту. Связаны они были и с охотой, и с пирами, с музыкой, как, например, охотничьи рога, кубки, струны, барабаны, арфы, лиры.

Так же многочисленны молоты, топоры, ножи, ножницы для стрижки овец, плуги, ключи, замки, столы, стулья. Любили украшать гербы предметами одежды, обувью, головными уборами...

Существовали строго определенные правила и на тот случай, если совершенно одинаковых фигур было на гербе несколько, в то время, как единичная фигура размещалась по середине щита. Если фигур было неопределенное число, причем некоторые не только касались краев щита, но даже как бы выходили за его площадь, оставляя видимой лишь какую-то свою часть, то поле щита получало название усеянного или усыпанного. Часто щит «усеивали» крестами, цветами, птицами.

Две фигуры помещались одна возле другой или друг над другом. Три могли располагаться и в один ряд, и друг над другом, или две сверху, одна внизу. Четыре фигуры ставились по две в ряд. Пять могли размещаться тремя разными способами: два ряда по две и одна внизу; три в ряд и по одной сверху и снизу — в виде креста; одна в центре и четыре по углам, как андреевский крест.

Фигур могло быть и шесть, и семь, и восемь. Если они располагались, следуя направлению какой-либо геральдической фигуры, при описании герба так и указывалось — подобно столбу, подобно поясу или перевязи справа, слева, крестообразно...

Обращены фигуры тоже были по-разному — или в одну сторону, или в разные, или друг к другу. При этом требовалось, чтобы они распределялись по щиту красиво и симметрично, соответствуя его форме.

Конечно, всем этим геральдические правила и головоломные тонкости далеко не исчерпываются. Их было великое множество; чтобы усвоить их, научиться ими пользоваться, требовались долгие годы учения.

Полностью ими владели лишь герольды, стоящие на самой верхней ступени иерархической лестницы своего сословия — так называемые гербовые короли. Они возводились в это звание в торжественной церемонии, получая корону, скипетр и золотую цепь, как знаки высокого достоинства. Гербовые короли были окружены почетом и уважением. Служа какому-то монарху или рыцарскому ордену, они пользовались гостеприимством и неприкосновенностью при любом западноевропейском дворе даже во время войны.

Второй важнейшей составной частью герба, как и щит, был геральдический шлем.

Появился он, как эмблема, позже щита, да и войдя в употребление, присутствовал не на каждом гербе. Шлем, как и щит, символизировал участие в войнах, турнирах, поэтому включался лишь в те гербы, что принадлежали воинам. Шлем не приличествовал женским гербам, да и щит, кстати говоря, был на них одной определенной формы — ромбический.

Исключение составил лишь герб с рыцарским щитом (но без шлема), пожалованный Карлом VII Жанне д`Арк. Читался он так: «На лазоревом поле золотой меч, сопровождаемый двумя золотыми цветками лилий и поддерживающий золотую корону». Смысл такого герба и объяснять не надо, но можно напомнить, что включение королевских символов в чей-нибудь герб (в этом случае королевских лилий), было высшей почестью, какую мог оказать монарх.

Разумеется, к гербовому шлему тоже относилось великое множество геральдических правил.

Строго определялись размеры — от двух третей до половины гербового щита. Шлем должен был иметь цвет полированной стали, иногда с украшениями из золота и серебра. В гербах высшей знати шлем мог быть целиком золотым или серебряным.

Располагался шлем над серединой верхнего края щита. Если же щит на гербе был наклонен, шлем помещался над тем углом, что был выше.

Согласно общему правилу, на гербе должен помещаться лишь один шлем. Однако при соединении на одном щите разных гербов, шлемов могло быть больше. Тогда они изображались уменьшенными и помещались по почету: главный, относящийся к основному гербу, стоял над правым, почетным углом щита. Если шлемов было три, главный располагался в центре, а следующий по значению — справа.

Все больше и больше с течением времени усложнялся герб. Один из мелких немецких князей, например, включил в свой герб... семь рыцарских шлемов с различными украшениями — перьями, крыльями, рогами. В герб стали включать и корону, обозначающую достоинство владельца. Хоть на деле короны одевали в торжественных случаях лишь короли и герцоги, символическую геральдическую корону имели на гербе и графы, бароны, простые рыцари. Различались они количеством зубцов, украшенных драгоценными камнями: рыцарю полагалось пять, барону семь, графу девять зубцов.

Гербы позднего средневековья совсем уж не похожи на те, что были прежде. Появились на них нашлемники — особые украшения в виде тех же крыльев, рогов, перьев. железных перчаток, человеческих и звериных фигурок, которыми украшали боевые шлемы. Еще одной деталью стал намет — ткань, покрывающая шлем и свисающая с него в виде небольшого плаща.

Важной составной частью герба стали щитодержатели — человеческие, звериные или фантастические существа, помещенные по разным сторонам щита, который они как бы держат или несут. Видимо, вошли такие символы в геральдику, потому что на турнирах и в самом деле оруженосцы носили за рыцарем его щит.

Щитодержатели могли быть одинаковыми, могли быть разными. На английском королевском гербе, например, справа щит поддерживал коронованный золотой лев в синем вооружении, а слева серебряный единорог с золотой короной и длинной золотой цепью на шее...

На развевающейся длинной ленте помещался на гербе девиз — короткое изречение. Девизы были самыми разными. Иногда они представляли собой просто имя, иногда боевой клич. Нередко смысл девиза понятен был только самому владельцу герба.

И наконец весь герб был размещен на фоне горностаевой мантии, ниспадающей по бокам складками.

Соединенные все вместе, эти знаки представляли собой очень сложную, запутанную картину. В королевском французском гербе есть, например, и две короны — одна в качестве нашлемника, другая венчает собой весь герб, и два щитоносца в виде ангелов, и флаги с лентами, и орденские кресты на золотых цепях. А ведь сам рыцарский щит, первооснова герба, очень лаконичен и прост — три королевских лилии на лазоревом поле...

Давным-давно миновали романтические рыцарские времена, нет больше герольдов, умеющих объяснить смысл любого герба. Однако и сегодня феодальный герб немало может рассказать сведущему и человеку. Прежде всего, совсем не так уж сложно, как кажется, определить, к какой стране он относится.

Дело в том, что хоть и существовали в средневековой геральдике достаточно общие законы, а все же у каждой из западноевропейских стран были свои отличительные особенности. Пожалуй, в этом можно сравнить геральдику с архитектурой средневековой Европы. Общее направление развития совпадало, но везде находятся собственные черты, соответствующие местным вкусам и привычкам, творческой фантазии, свойственной тому или иному народу.

Во Франции, скажем, заметна тщательная разработка геральдических символов. А свойственная французскому народу известная склонность к пышности, роскоши, сказывается в том, что на гербах преобладают металлы и меха. Часто фигуры, обозначающие меха, усеивают все поле щита. Шлемы на гербах почти всегда снабжены решетчатыми забралами, иногда позолоченными или посеребренными.

В старинных французских гербах преобладающим цветом щитового поля был лазоревый — в подражание королевскому цвету. В бургундских гербах распространен был красный цвет — опять-таки в подражание герцогам Бургундским. А особое почитание бургундскими рыцарями Святого Андрея выразилось в том, что часто главной геральдической фигурой был Андреевский крест.

В рыцарских гербах центральных провинций Франции часто встречались такие геральдические фигуры, как глава и перевязь. А гербы Прованса были совершенно не похожи на гербы всех других французских провинций. Объясняется это тем, что большая часть прованской знати ведет происхождение из Италии или Испании. Поэтому и на родовых гербах часто встречаются знаки, больше свойственные итальянскому и испанскому рыцарству — башни, стены, звезды.

В нормандских гербах очень распространены были кресты и раковины, потому что многие рыцари этого края принимали участие еще в самом первом крестовом походе. Столбы и каймы свойственны рыцарям Лангедока, а львы и леопарды преобладают на гербовых щитах Гюйена и Пикардии, как память о том, что этими краями долго владели англичане.

Гласные гербы, намекающие на имя владельца, больше всего были распространены в Италии. Испанцы и португальцы любили делить гербы на большое число частей и усложнять их самыми разнообразными сочетаниями геральдических фигур с крестами, звездами, полумесяцами и фигурками животных. Кроме того на гербах испанских рыцарей распространены были изображения котлов, кружек и цепей. Шахматные фигуры, полумесяцы и звезды обозначали победы над маврами, одержанные в ночных сражениях. В гербах Бискайи, Каталонии и Наварры часто встречались волки.

Свои характерные особенности были у английских гербов — щиты на них чаще всего заостренные, с выступающими верхними углами. Фигуры на щитах обычно были не геральдическими, а взятыми из природы.

Особенно свойственными древней английской геральдике были фигуры леопардов, изображения розы, рукавов одежды, водосточных труб, пересеченных горизонтальной чертой. Позже в гербах появились многочисленные фигуры, связанные с морем и мореплаванием — корабли, паруса, маяки, весла, якоря. Щитодержателями часто служили матросы, тритоны, русалки.

В германских гербах знаки пышности, роскоши встречались гораздо реже, чем в других странах, и свойственны были только высшей знати. Преобладали обыкновенные фигуры, а не геральдические. Особенно свойственны германским гербам пышные украшения-нашлемники.

А о чем еще могут сегодня поведать древние гербы? О многом: о том, как менялись и перекраивались границы государств, о завоеванных и потерянных владениях, о заключающихся и распадающихся союзах, о намерениях владетельных особ, о важных событиях, причем, возможно, и о совершенно неизвестных пока историкам, и даже о быте давно минувших времен. Так что еще не раз исследователи будут обращаться в своих изысканиях к геральдике...

Нам же пришла пора вспомнить один, связанный с геральдикой обычай — украшать гербами ворота и стены домов и замков. Дело в том, что о рыцарских замках и пойдет речь в следующей части книги.

Вот представьте — рыцарь подъезжает к воротам, трубит в рог... Из бойницы выглядывает стражник, поднимается на цепях мост через ров с водой, убирается железная решетка, и рыцарь въезжает под низкие башенные своды...

Сейчас и мы за ним последуем.