История Гражданской войны еще не написана. Гражданская война представляла собой явление фантастическое, невиданное в мировой истории и противоречащее всем законам тактики и стратегии. В Первой мировой войне командира, приказавшего пехоте атаковать крепость с неподавленной артиллерией и пулеметами, отдали бы под суд или заключили в психбольницу. А красная пехота в 1919 г. взяла неповрежденными неприступные башенные батареи Красной Горки, а в марте 1921 г. – Кронштадтские форты. На Южном фронте полк красных мог сдаться в полном составе белым и в том же виде (без расформирования) быть включенным в Добровольческую армию. На Восточном фронте в психическую атаку на красных ходила дивизия воткинских рабочих с красными знаменами и под звуки «Интернационала».

Летом 1919 г. деникинское командование спланировало уникальную операцию – совместную атаку двух бронепоездов и танков. Попав под огонь бронепоездов и увидев ромбообразные английские танки МК.V, красноармейцы бросили окопы и кинулись бежать. Белая пехота поднялась во весь рост и тоже бросилась бежать… в разные стороны: офицеры – в направлении красных, а нижние чины – в противоположном. Позже и советские, и эмигрантские историки предпочли забыть о первом в мире взаимодействии танков и бронепоездов.

Чего только не было на Гражданской войне… Была даже парусная пиратская эскадра.

К ноябрю 1917 г. на Каспии имелась старая царская флотилия в составе двух современных дизельных канонерских лодок «Карс» и «Ардаган» и десятка сторожевых и транспортных судов. Флотилия базировалась на Баку. Части царской армии, находившиеся в это время на территории Турции и Персии и на Кавказе, в течение 1917 г. попросту разбежались, но большинство моряков остались на кораблях флотилии. Произошло это по двум причинам: во-первых, иной морской силы, способной противостоять «Карсу» и «Ардагану», ни у кого не было, а во-вторых, почти у всех оставшихся матросов в Баку были семьи, дома и прочее имущество. Поэтому Каспийская флотилия простояла в Баку с 1917 г. по май 1920 г., не вмешиваясь в Гражданскую войну.

С 1917 г. на Кавказе и в Закавказье царил хаос – малые и большие народы заявляли о «незалежности». В Закавказье вторглись турки. И вот в середине 1918 г. на Каспии создаются еще две флотилии. По приказу Ленина и Троцкого в Астрахань с Балтики были направлены десятки эшелонов с матросами, пушками, снарядами, дальномерами и т.д. В местных мастерских танкеры (на Каспии их тогда называли наливными шхунами), грузопассажирские суда и ледоколы стали переделывать в крейсера и канонерские лодки, а большие баржи – в плавбатареи. Кроме того, начиная с июня 1918 г. и по 1920 г. на Каспий с Балтийского флота было отправлено 16 эсминцев и миноносцев, четыре подводные лодки, свыше десятка сторожевых судов и минных заградителей. Подводные лодки доставляли по железной дороге в Саратов, а оттуда – на буксире по Волге в Астрахань. Остальные суда прошли по Неве, Ладоге, Онеге, Мариинской системе каналов и Волге.

В свою очередь англичане заняли персидский порт Энзели на южном берегу Каспийского моря и создали там довольно сильную флотилию. Дело в том, что большая часть морского торгового флота из-за нестабильности в Баку и реквизиций большевиков в Астрахани ушла в Персию, тем более что в Энзели жили сотни русских, были торговые фактории и т.д. С некоторой натяжкой можно сказать, что Энзели был персидским Харбином, то есть полурусским городом.

Англичане мобилизовали дюжину русских наливных шхун и грузопассажирских судов и вооружили их своими морскими пушками калибра 152–102 мм, а также 40-мм зенитными автоматами Виккерса. Командный состав был английским, включая несколько русских морских офицеров. Артиллерийская прислуга и палубные команды – английские матросы. Штурманы, механики и трюмные команды остались от прежних владельцев, и англичане им хорошо платили. До весны 1919 г. на этих «крейсерах» развевались Андреевские флаги. Так что с точки зрения международного права британская флотилия была пиратской.

Несколько слов стоит сказать о специфике северной части Каспийского моря и особенностях выхода судов из Волги в Каспий. Северная часть Каспия (между устьем реки Терек и полуостровом Мангышлак) очень мелкая, максимальная глубина там не превышала 6 сажен (12,8 м). Речь, понятно, идет не о 2005-м, а о 1918 годе. Часто в местах с глубиной 6 футов (1,82 м) по всему горизонту не видно земли. Северная часть Каспия ближе к Астрахани замерзала в ноябре и до середины марта была покрыта сплошным льдом.

Прошу извинения у читателя за скучные сведения из отечественной географии, но приводить их приходится, поскольку у большинства наших маститых историков-маринистов, в том числе у уважаемого С.С. Бережного, боевые корабли приходят с Балтики в Астрахань в декабре, январе и феврале.

Морские суда, в мирное время шедшие к Астрахани, обычно подходили к так называемому 12-футовому рейду (12 футов – 3,65 м), находившемуся на параллели поселка Лагань[48] в 14 км к востоку. Там морские суда притыкались носом к отмели и начинали перегрузку товаров на мелкосидящие колесные речные пароходы или баржи.

При большом или среднем уровне воды корабли с осадкой в 10 футов могли по очень узкому каналу, всего в несколько саженей шириной и длиной до 25 миль, под проводкой лоцмана войти в Волгу. Понятно, что в военное время условия плавания были совершенно другими. Красные сняли часть бакенов, а оставшиеся переставили. Даже если бы канал был найден и обвехован, то о маневрировании в нем не могло быть и речи. А если корабль сел бы в канале на мель, то он сразу же превратился бы в неподвижную мишень. При падении же воды, зависящей преимущественно от северо-западных ветров, и при наличии течения корабль мог быть окончательно потерян. Все это привело к тому, что дальше 12-футового рейда глубокосидящие корабли белых при наличии красного флота не продвигались. Даже стоянка на этом рейде была не всегда возможна, так как при северо-западных ветрах уровень воды очень быстро падал, и корабли могли сесть на мель на рейде. Англичане никогда не подходили ближе чем на 20 миль к 12-футовому рейду, чтобы под килем оставалось хотя бы 2–3 фута воды.

Астраханские большевики задавили поборами купечество и ремесленников, национализировали рыбацкие лодки и снасти, а 20 февраля 1918 г. упразднили Астраханское казачье войско. В результате 10 марта 1919 г. в городе началось восстание. Повстанцы захватили несколько кварталов и склад саперного батальона. По приказу С.М. Кирова эсминцы «Москвитянин» и «Финн» открыли по городу огонь из 102/60-мм орудий. Было разрушено несколько церквей. К вечеру 12 марта восстание удалось подавить.

На 15 февраля 1919 г. личный состав Астрахано-Каспийской флотилии составлял 2900 моряков и около 630 вольнонаемных. Корабельный состав подразделялся на три отряда: Северный речной отряд, Южный речной отряд и Морской отряд. Северный отряд действовал выше Царицына совместно с частями 10-й армии. Южный речной отряд вместе с частями 11-й армии оборонял Волгу на участке Царицын – Астрахань. Морской отряд вел боевые действия против английской и белогвардейской флотилий Каспийского моря.

24 апреля 1919 г. Ленин телеграфировал на имя Реввоенсовета Отдельной 11-й армии:

«Обсудите непременно:

первое – нельзя ли ускорить взятие Петровска для вывоза нефти из Грозного;

второе – нельзя ли завоевать устье Урала и Гурьева для взятия оттуда нефти, нужда в нефти отчаянная. Все стремления направьте к быстрейшему получению нефти».[49]

25 апреля красные узнали, что противник морем подвозит к Гурьеву снаряды и продовольствие для уральских войск. Реввоенсовет республики потребовал от командования энергичных мер для прекращения связи противника с Гурьевом.

Ленин, получив сведения о свободном сообщении интервентов с уральскими белыми войсками, телеграфировал Реввоенсовету 11-й армии: «“Ардаган” и “Карс” из Баку прошли в Гурьев безнаказанно… Это возмутительно и заставляет даже подозревать либо измену, либо злостный саботаж. Требуем от Вас строжайшего контроля…».[50]

Откуда Ильич взял, что мирно стоявшие в Баку «Карc» и «Ардаган» ходили в Гурьев, – можно только гадать. Но малые суда действительно ходили по этому маршруту. Так, пароходы «Эдисон» (1802 брт) и «Самед Ага» (1474 брт) с экипажами прибыли с первым эшелоном деникинцев и перебросили из Петровска в Гурьев военные грузы, в том числе броневики. Старшим командиром в рейс пошел капитан 2 ранга Пышнов. На обратном пути, идя вне видимости берегов и обнаружив на горизонте дымы, он не изменил курса, чем ввел в заблуждение красные миноносцы, посчитавшие в свою очередь, что видят английские военные суда. Это стало известно белым от захваченных впоследствии в плен красных матросов.

20 апреля корабли красной флотилии вышли на Астраханский (12-футовый) рейд. Несмотря на усиленную подготовку к кампании, сразу же выявилось множество технических и организационных недостатков. Радиосвязь и воздушная разведка из-за устаревшей материальной части и слабой подготовки летчиков работали плохо. Сказывался некомплект специалистов, малая практика в плавании и ведении учебных стрельб.

Замечу, что англичане не догадались или не захотели заминировать 12-футовый рейд, чтобы лишить красных возможности выходить в Каспийское море. Они лишь устроили с начала апреля 1919 г. дежурство своих судов у острова Чечень. 19 апреля крейсер «Азия» вступил в перестрелку с красным пароходом, а 23 апреля аналогичная стычка произошла у крейсера «Вентюр». В обоих случаях пароходы Астрахано-Каспийской флотилии быстро уходили из зоны огня, а англичане их не преследовали.

В ночь на 29 апреля Астрахано-Каспийская флотилия начала боевые действия. Речной отряд флотилии в составе вооруженных пароходов «Каспий» (флаг командира отряда), «Коммунист», «Спартаковец» и «Адлер» вышел в море с целью захватить форт Александровский. Через рыбаков и по радио гарнизону форта красные предъявили следующий ультиматум: «Перед вами стоят моряки Советской России. Пришли к вам не как к врагам, а как к оторванным сынам свободной России, и предлагаем вам, во избежание всяких неприятностей для вас, прекратить всякое сношение по радио и передать местному населению, что нами не будет причинено никакого вреда, если с их стороны не будет сопротивления. В противном случае будет открыт огонь и вы объявлены будете врагами Советской России». Вскоре был получен ответ: «Никакого сопротивления вам оказано не будет. Выслана делегация от форта Александровского и степного населения».

Десантный отряд, высаженный под командованием командира и комиссара корабля «Спартаковец», разоружил гарнизон и занял форт. Белое командование скрылось.

Овладев фортом, красные моряки немедленно приступили к организации маневренной базы. Днем корабли стояли на якоре без специального охранения, а ночью на подходах к стоянке выставлялись дозоры. Дозорная служба и близкая разведка велись ежедневно, что служило для предупреждения внезапного появления противника.

Так как белые и интервенты еще не знали о захвате форта Александровский, то его радиостанция продолжала получать радиограммы из Баку и Петровска, дававшие красным ценные сведения об оперативной обстановке и намерениях противника. В числе прочих была перехвачена радиограмма о том, что на судне «Лейла» из Петровска в Гурьев направляется делегация во главе с генералом Гришиным-Алмазовым.

Пассажирский пароход «Лейла» (машина мощностью 200 л.с, скорость 12 узлов), несмотря на войну, принадлежал частному владельцу и не был вооружен. До форта Александровского «Лейлу» конвоировали «Президент Крюгер»[51] и «Вентюр»[52]. Не доходя 20 миль до форта, командующий английскими морскими силами командор Норрис заявил, что «Лейла» может идти дальше самостоятельно, «так как ей никакой опасности больше не угрожает».

5 мая в 12 ч. 35 мин. эсминец «Карл Либкнехт» перехватил «Лейлу». Генерал Гришин-Алмазов и его адъютант застрелились, а остальные члены делегации были взяты в плен. К большевикам попали важные оперативные документы Деникина. Пароход был включен в состав Астрахано-Каспийской флотилии и 11 июля 1919 г. переименован в «Товарищ Петров».

Из-за отсутствия грамотных офицеров и полнейшей расхлябанности команд два выхода Астрахано-Каспийской флотилии в мае 1919 г. оказались неудачными. Поход отряда судов к Петровску (Махачкале) с целью его обстрела сорвался из-за неполадок в машинах эсминца «Москвитянин» и крейсера «Ильич».

На 18 мая 1919 г. был назначен набег на остров Чечень. Согласно плану, одна группа в составе миноносцев «Дельный», «Деятельный» и «Расторопный» с катерами-истребителями должна была идти прямым курсом на остров Чечень с расчетом быть на параллели Чеченя в 3 часа ночи. Задачей группы была атака на суда, находившиеся у Чеченя, и обстрел радиостанции, бензинового бака и батареи. По окончании атаки группа должна была идти на соединение с главными силами, а «Дельный» – остаться наблюдать за дальнейшими действиями противника. Вторая группа, состоявшая из миноносцев «Яков Свердлов», «Карл Либкнехт» и бригады крейсеров, обеспечивала набег, а на рассвете, получив сведения от миноносцев первой группы, должна была нанести удар всеми силами по флоту противника, вышедшему из базы, и занять остров. Подводная лодка «Макрель» занимала боевую позицию у острова Кулалы возле восточного побережья Каспия.

Между тем англичане, получив известие о взятии большевиками форта Александровский, решили провести воздушную разведку. 13 мая, погрузив на борт два гидросамолета типа «Шорта» (№9080 и №9082), гидрокрейсер «Аладир Усейнов»[53] отплыл к острову Чечень, куда прибыл к вечеру того же дня. На следующий день на воду был спущен № 9080 с экипажем в составе капитана Садлера и лейтенанта Кингема. Их разведывательный полет вдоль северного побережья, длившийся 3,5 часа, не принес результатов – противника обнаружить не удалось. Соответственно не нашлось подходящих целей и для взятых с собой бомб (по одной в 230, 100 и 65 фунтов). Летчики лишь обстреляли из турельного пулемета «Льюис» несколько деревень на побережье.

В 16 часов «Аладир Усейнов», подняв на борт гидросамолет, вернувшийся из разведки, отплыл от острова Чечень и на рассвете следующего дня взял курс на остров Купали, чтобы встретиться с остальными кораблями английской флотилии.

15 мая при приближении к форту Александровскому в море были замечены корабли большевиков, выходящие из гавани. Британская флотилия, в состав которой входили также вооруженные деникинские пароходы, устремилась навстречу противнику, который, бросив две баржи, поспешно скрылся в гавани. Эти баржи были уничтожены пушечным огнем с кораблей «Президент Крюгер» и «Эмиль Нобель».[54] Сильное волнение на море и дождь не позволили использовать авиацию в последующие два дня.

В 5 часов утра 17 мая англичане все-таки попытались поднять в воздух свои гидросамолеты. Однако при спуске на воду «Шорта» № 9080 из-за сильной качки были повреждены о борт корабля правая законцовка крыла и поплавок. «Шорт» №9082 спустили удачно, но машина не смогла взлететь из-за сильного волнения. Во время подъема она также получила повреждения.

«Аладир Усейнов» в сопровождении корабля «Эммануил Нобель» направился в Петровск и прибыл туда утром 18 мая. Здесь поврежденный «Шорт» № 9082 отправили на берег для серьезного ремонта, вместо него на борт был взят № 9079. Ремонт № 9080 удалось осуществить своими силами, и к вечеру 18 мая гидрокрейсер вновь вышел из Петровска под охраной «Эммануила Нобеля». Оба корабля присоединились к основным силам флотилии в 20 милях от острова Чечень.

По данным красных поход к Чеченю был запланирован на 18 часов на 18 мая, но за час до намеченного срока в районе базы появился английский самолет. Пришлось несколько задержаться, чтобы не дать разведке противника обнаружить выход кораблей.

15 мая с 12-футового рейда в форт Александровский вышли транспорт «Алекбер» с шаландой «Усейн Абат» на буксире и транспорт «Баку» со шхуной «Дербент» под конвоем эсминца «Яков Свердлов». В 17 милях от форта Александровский конвой встретил «Президента Крюгера» и «Вентюр» (мичман Лишин[55] утверждает, что это было в 40 милях от Александровского). Немедленно шаланда «Усейн Абат» и шхуна «Дербент» были брошены, а транспорты «Алекбер» и «Баку» с эсминцем «Яков Свердлов» укрылись в Тюб-Караганском заливе. Брошенные суда, груженные 35 тыс. пудов угля и 250 саженями дров, англичане потопили артиллерийским огнем, предварительно сняв с них команды и документы. Риторический вопрос – неужели советский эсминец не мог снять людей с судов, чтобы не оставлять их на расправу белым? Чтобы оправдать свою трусость, военморы донесли о шести английских кораблях. А может, в глазах троилось? Любопытно, что Лишин, находившийся на «Крюгере», даже не упоминает об эсминце, видимо, красные драпанули, лишь увидев дымы на горизонте.

А теперь перейдем к самому большому сражению на Каспии в ходе Гражданской войны – к бою в Тюб-Караганском заливе.

К 18 мая в Тюб-Караганском заливе были сосредоточены следующие силы Астрахано-Каспийской флотилии: бригада крейсеров – «III Интернационал», «Красное Знамя», «Ильич», «Пролетарий»; отряд минных судов – эсминцы «Карл Либкнехт», «Москвитянин», «Яков Свердлов», «Дельный», «Деятельный», «Расторопный»; речной отряд – «Каспий», заградитель «Демосфен»; дивизион подводных лодок – «Макрель», «Минога», их база пароход «Ревель»; дивизион катеров-истребителей – «Смелый», «Счастливый», «Пылкий», «Беспокойный», «Жуткий», «Дерзкий», «Пронзительный», плавучая батарея № 2, вооруженная 152-мм орудиями; отряд транспортов – «Баку» (угольщик, на нем флаг начальника отряда), «Мехти» (мастерская), «Алекбер» (снаряды), «Туман» (снаряды), «Мартын» (минный); гидрографические суда – «Красно-водск», «Николай Зубов», «Терек»; вспомогательные суда – «Бакинец», «Ряжск», «Крейсер», «Лейла», «Гельма»; водяная баржа «Рюрик»; продовольственные базы – «Зороастр», Баржа № 2, угольная шаланда «Рыбачка». В форту находился десант в 400 красноармейцев.

На 12-футовом рейде стояли плавбатарея № 1, вооруженная 152-мм орудиями, вспомогательное судно «Игнатий», дозорное судно «Воля».

18 мая бригада крейсеров под флагом командующего флотом на «III Интернационале», отряд минных судов, за исключением эсминца «Москвитянин», оставленного из-за повреждения механизмов, и шесть катеров-истребителей вышли из Тюб-Караганского залива для операции под островом Чечень. Как уже говорилось, операция провалилась.

На рассвете 20 мая с гидрокрейсера «Аладир Усейнов», находившегося в 20 милях от форта Александровского, на воду был спущен «Шорт-184» № 9080 с экипажем из пилота 2-го лейтенанта Томпсона и наблюдателя лейтенанта Бикнелла. Летчики выполнили разведывательный полет над фортом и сбросили на плавбатарею № 2 и эсминец «Москвитянин» по одной 230-, 100– и 60-фунтовой бомбе с высоты 2500 футов (914 м), однако прямых попаданий замечено не было. Несмотря на сильный зенитный огонь, самолет вернулся без повреждений. Данные разведки подтвердили наличие в гавани кораблей красных.

Следующими стартовали 2-й лейтенант Моррисон и лейтенант Пратт на «Шорте» № 9079. Однако во время взлета на высоте 200 футов при выполнении виража внезапно «обрезал» мотор. Самолет упал в воду. Летчикам удалось выбраться из кабины и удержаться на полузатонувшем «Шорте» до подхода катера, команда которого доставила их на «Усейнов». Бомбить пристань и корабли красных вновь отправились Садлер с Кингемом на «Шорте» № 9080, но из-за перебоев в работе мотора экипаж возвратился, не выполнив задания. Выяснилось, что примесь воды в бензине вызвала плохую работу карбюратора.

К этому времени на рейде форта Александровского оставались следующие корабли красных: «Каспий» (флаг начальника отряда), эсминец «Москвитянин», заградитель «Демосфен», подводные лодки «Минога» и «Макрель» с их базой пароходом «Ревель», шесть катеров-истребителей, возвратившихся из рейда, плавбатарея № 2, транспорты «Баку» (флаг начальника отряда транспортов), «Мехти», «Алекбер», «Туман», «Мартын», вспомогательные суда «Бакинец, «Ряжск», «Крейсер», «Лейла», «Гельма», водяная баржа «Рюрик», продбаза «Зороастр», баржа № 2, шхуна «Рыбачка» с углем.

20 мая из Петровска вышел отряд английских судов в составе «Президента Крюгера», «Вентюра», «Азии», «Эммануила Нобеля», «Славы», «Зороастра», «Биби Эйбата» и «Виндзора Кастла». Отряд, шедший кильватерной колонной, на рассвете подошел к форту Александровскому.

Любопытно, что в своем отчете от 30 мая 1919 г. командующий Астрахано-Каспийской флотилией С.Е. Сакс говорит о двух неприятельских эскадрах: «21 мая в 12 ч. 30 мин. на западе показались 6 неприятельских кораблей в строе кильватера курсом северо-восток, причем на горизонте видна была вторая эскадра в 5 кораблей, шедших по направлению к северу мористее первой эскадры. В первой эскадре, направляющейся к Тюб-Караганскому заливу, были замечены следующие суда: “Президент Крюгер”, “Вентюр”, “Боткинский завод”, “Слава”, “Гаджи Гаджи” и “Азия”».

Мичман Лишин находился на флагманском корабле «Президент Крюгер». «Утро было совершенно ясное и тихое, – вспоминает Лишин. – Только вдали держался легкий туман, постепенно рассеивающийся. По мере нашего приближения к форту стали вырисовываться высокие берега слева от нас. Высота берега над водой достигала здесь около 12 сажен. Не успели мы еще подойти до предела видимости городка в глубине бухты, как из-под высокого берега к нам понеслось три большевицких вооруженных катера…

Поведение большевицких катеров сразу показало, что ими командовали не офицеры. Идя без всякого строя, вразброд, они не решились подойти даже на свой собственный пушечный выстрел, и когда они открыли беспорядочную стрельбу по нам, снаряды их дали большие недолеты. Катера крутились между нами и берегом, то приближаясь к нам, то удаляясь, то поворачивая прямо на нас, то идя параллельным курсом. При этом они все время меняли свои скорости. Мы же продолжали идти все тем же строем и курсом, постепенно сближаясь с высоким берегом. На огонь катеров мы не отвечали.

Вдруг на кромке высокого берега, ясно вырисовавшись на фоне неба, показалась игрушечная по виду благодаря дальности расстояния полевая батарея, несущаяся карьером. Ясно было видно, как батарея развернулась, построилась, и вскоре море вокруг нас стало пестриться разрывами – то совсем близкими, то далекими.

Большевицкие катера, дав полный ход, направились в форт, идя под берегом.

Через некоторое время мы увидели справа по носу, кабельтовых в пятидесяти, низко лежащий на воде длинный силуэт, оказавшийся вооруженной четырьмя шестидюймовыми орудиями баржой, стоящей на якорях. Эта плавучая батарея при нашем приближении открыла огонь, и ее снаряды, не дав в “Крюгер”, шедший головным, ни одного попадания, ложились, однако, хорошо, обдавая нас каскадами воды и осколков. Баржа стреляла вдоль всей кильватерной колонны наших кораблей. Наконец “Крюгер”, а за ним и все наши корабли открыли бортовой огонь по полевой батарее на высоком берегу, а затем “Крюгер” открыл огонь и по барже. Начался бой».

Сразу уточню: Лишину показалось, что на барже четыре 152-мм пушки. На самом деле плавбатарея № 2 (бывшая наливная баржа «Святополк» длиной 105,7 м, шириной 17,2-м и с осадкой 2,4 м) несла только две 152/45-мм пушки Кане.

Версия же Сакса существенно отличается от повествования Лишина: «В 13 час. 15 мин. “Москвитянин”, а затем и заградитель “Демосфен” снялись с якоря, и, выйдя из бухты на траверз Верхнего Тюб-Караганского маяка, эсминец “Москвитянин” открыл огонь по неприятелю, а потом, после поворота эскадры противника на юг, когда эскадра вторично появилась, открыл огонь и “Демосфен”. Маневрируя между нордовыми вехами и самим входом в бухту, “Москвитянин” и “Демосфен” отстреливались от неприятеля, а подлодка “Макрель” и три истребителя вышли в море.

Неприятель открыл огонь в 14 ч. 20 мин. с дистанции более 70 кабельтовых пятью кораблями, так как шестой корабль отделился от эскадры и скрылся на юге. По наблюдению, произведенному с марса эсминца “Москвитянин”, было замечено, что после второго выстрела миноносца, когда корабли неприятеля повернули все на юг и почти скрылись за горизонтом, один из кораблей подошел к другому как бы для оказания помощи и в дальнейшем уже принимали участи в бою только пять кораблей».

Судя по всему, «Москвитянин» и «Демосфен» пытались прорваться, а не вступить в бой. Из донесения командира заградителя «Демосфен» Р. Фреймана следует, что «расстояние до противника было с лишком 70 кабельтовых» (12,8 км), после чего оба корабля повернули назад. «Москвитянин» подошел к Соляной пристани, и вся его команда бежала на берег. «Не находя удобного места, где приставать и стрелять по неприятелю, стали носом к “Ревелю” и продолжали стрелять по неприятелю, который шел кильватерным строем, держа курс бухты. Неприятельский снаряд попал в “Ревель” и сейчас же последовал сильный пожар. Орудия “Демосфена” были расстреляны чуть не докрасна. Подошел на “Крейсере” начальник отряда и приказал стрелять по “Каспию”, по-видимому, чтобы потопить его. С кормового орудия было дано 4 выстрела, но попаданий не было, благодаря расстрелянной пушке».

Около 15 часов «Ревель» и «Демосфен» запылали, а их команды также оказались на берегу.

В 14 ч. 25 мин. английский снаряд попал в плавбатарею № 2 и вызвал на ней пожар. Следующий снаряд уничтожил баржу.

Вновь перехожу к версии Лишина: «Мы продолжали идти тем же строем, не меняя скорости (около семи узлов), в направлении форта Александровска. Вскоре полевая батарея на высоком берегу получила несколько эффективных попаданий, снялась и переменила место. Вновь пристрелявшись, она дала попадание в “Крюгер”: снаряд разорвался в ванной каюте, разворотил все помещение, прилегающий коридор, повредил переборку моей каюты, разнес в щепы трап на мостик (с мостика я, кстати, за мгновение перед этим спустился по этому самому трапу, чтобы проверить действие брандспойтов, работавших на полную уже по боевой тревоге) и перебил брандспойт, проходивший по палубе вдоль кают. Благодаря тому, что этот брандспойт был перебит, вода из перебитого места немедленно хлынула в место взрыва, и пожара не последовало. У нас был один легкораненый. Больше попаданий в “Крюгер” за все время боя не было, что можно объяснить только очень плохой стрельбой большевиков.

Несколько позже попадания в “Крюгер” шедший третьим или четвертым “Эммануил Нобель” внезапно рыскнул в стороны и застопорил ход; в него попал шестидюймовый снаряд с баржи. Вслед за этим “Нобель” получил еще второе шестидюймовое попадание. Мы несколько замедлили ход, но “Нобель” скоро оправился и вошел в строй. Наш курс оставался тем же.

Теперь уже ясно стали видны строения в глубине бухты и суда, стоящие грудой у пристаней. Отдельных кораблей не было возможности разобрать. Эти корабли долгое время безмолвствовали, но когда они открыли огонь, стрельба их была беспорядочной. От стенки они так и не отошли.

Впоследствии оказалось, что еще некоторые наши корабли получили попадания, но эти попадания иначе как бессистемными назвать было нельзя. Море вблизи и вдали от наших кораблей кипело разрывами, но ясно было, что большевики не способны корректировать своей стрельбы, так как одновременно стреляли их орудия из трех разных направлений, по разным целям, и одни мешали пристрелке других. Никакой согласованности или общего управления огнем не было.

Огонь “Крюгера” был перенесен в кучу кораблей у берега. Наши попадания были ясно видны. Разрывы наших снарядов подымались в этой куче один за другим. Скорострельность английских орудий “Крюгера” была прекрасной, и прислуга работала, как часовой механизм. Остальные корабли не имели возможности открыть огонь по куче большевицких кораблей, так как эти последние были у нас прямо на носу, а наши корабли шли за “Крюгером” в кильватерной линии. Их единственным объектом (второстепенным по обстановке боя) могла в этой стадии быть только полевая батарея, и она была вскоре уничтожена.

На линии между кучей судов в глубине бухты и баржой – плавучей батареей, находившейся теперь еще более справа от нас, несколько вдали от материка, стоял на якоре какой-то пароход. В бинокль была ясно видна беготня на нем. Орудий на нем не было видно, и огня он не открывал. Впоследствии мы узнали, что этот пароход был гружен пятьюдесятью минами заграждения.

В расстоянии кабельтовых 30 от кучи кораблей в глубине бухты “Крюгер” изменил курс на 90 градусов вправо. Остальные корабли, оставаясь в кильватере, тоже сделали поворот. Теперь все корабли могли уже работать бортовым огнем по главным целям и, повинуясь указаниями крюге-ровского артиллериста, стали забрасывать болыневицкие корабли снарядами. Стрельба оказалась действительной: то здесь, то там в куче большевицких кораблей стали вспыхивать пожары, вспыхнул пожар и на пароходе, груженном минами заграждения, на который перенес свой огонь “Крюгер”. В баржу уже раньше попало несколько крюгеровских снарядов. Теперь ей пришлось плохо: она только кое-как отвечала одним орудием, но через короткое время прекратила огонь совсем. В бинокль было ясно видно, что она сильно скренилась и осела.

Идя тем же строем и ходом, мы постепенно стали удаляться и наконец вышли из боя.

На “Крюгере” оставалось около 50 снарядов, приблизительно такое же количество оставалось на каждом из других наших кораблей.[56]

На горизонте показалась “Волга”, шедшая к нам. Вскоре она вошла в строй, но ее торпедные катера не были спущены на воду и не были отправлены в форт Александровск доканчивать разрушение, хотя погода для катеров была идеальная и вполне допускала их использование в благоприятных для их действий условиях. Возможно, конечно, что командор полагал, что произведенные нами разрушения достаточно полные. Если так, то уже следующий день показал ошибочность подобного предположения.

Вдали маячил еще высокий берег, остальное сливалось в полоску. Вдруг в сторону форта Александровска поднялся колоссальный белый столб, раз в пять превышающий высоту берега. Глухо донесся звук страшного взрыва, подобного которому ни в каких боях не приходилось слышать: это пароход с минными заграждениями взлетел на воздух.

Адмирал Колчак во время этой части моего доклада ему 13 июля 1919 года в его кабинете в Омске забросал меня вопросами: «Почему командор в первой части боя, до поворота, шел кильватерной колонной, а не развернутым строем? Почему ушли, имея возможность закончить бой как следует? Ведь большевики еще отвечали, а вы не могли быть уверены, что вами нанесено решительное поражение. Почему не послали “Си-Эм-Би”? Почему “Волга” с шестидюймовыми орудиями и полным запасом снарядов не была использована хотя бы в последней стадии боя?»…

…Отойдя от форта Александровска миль на двадцать, наша флотилия перестроилась в две кильватерные колонны. Начались сигнальные доклады о полученных повреждениях, об убитых и раненых. “Нобель” получил повреждение машины, но не существенное, и смог быстро его исправить. Остальные его повреждения, как и полученные другими кораблями, не затрагивали жизненных частей и были надводными. Убитых и раненых было немного. К сожалению, я не отметил количества, но оно, во всяком случае, не превышало пятнадцати человек. Никто из офицеров не пострадал…

…В середине дня, идя курсом на Петровск, наша флотилия остановилась для погребения убитых. Грустная, торжественная и величественная церемония. По ее окончании флотилия разделилась: поврежденные корабли, кроме “Крюгера”, пошли на Петровск и Баку, другие были отправлены к о. Чечень, а “Крюгер” и “Вентюр”, вступивший нам в кильватер, пошли крейсировать в район форта Александ-ровска, на юг от него, вне видимости берегов».

Возвращаюсь к отчету Сакса: «От пожара “Ревеля” и “Демосфена” произошел взрыв транспорта “Туман”, стоявшего рядом с “Ревелем”, и сгорело посыльное судно “Гельма”, а также обгорела подлодка “Минога”. Подлодка “Минога” была, однако, вскоре выведена из пожара с помощью буксира.

Около 18 час. неприятель, уже бывший на траверзе Верхнего Тюб-Караганского маяка и обстреливавший транспорты с 30–40 кабельтовых, совершенно неожиданно повернул и стал уходить из бухты в море. Командир “Миноги” в своем донесении высказывает предположение, что отход неприятеля вызван обнаружением им перископа “Макрели”».

Позже советские историки начали расписывать подвиг «Макрели», обратившей в бегство английскую эскадру.

Уже после отхода эскадры (то есть, по версии Сакса, после 18 часов) прилетел неприятельский аэроплан. А по английским данным, летчики Садлер и Кингем вылетели в 15 ч. 15 мин. и вернулись к «Аладиру Усейнову» через 2 ч. 40 мин. «Шорт» сделал несколько кругов над гаванью, летчики сбросили бомбы и обстреляли корабли и город из пулемета, после чего произвели фотографирование горящих кораблей и построек. Приняв № 9080 на борт, «Усейнов» ушел к югу на ночную стоянку.

День 22 мая стал самым результативным для английских летчиков. В этот день три экипажа совершили пять налетов на порт форта Александровский. Первыми взлетели Моррисон и Пратт в 5 ч. 30 мин., но их бомбардировка была безрезультатной. Вылетевшие через два часа Томпсон и Бикнелл заявили об одном попадании в торпедный катер. Третьими в 9 ч. 30 мин. вылетели Садлер и Кингем, полет этот чуть было не сорвался. Перегруженный бомбами (по одной 230-, 100– и 65-фунтовой и две 16-фунтовки) «Шорт» никак не мог поднять хвост из воды. Пришлось вернуться и уменьшить нагрузку. Теперь самолет нес одну 230-фунтовую и четыре 16-фунтовых бомбы. «Шорт» № 9080 наконец взлетел в 10 ч. 45 мин. и удачно сбросил 230-фунтовку на крупный корабль, стоявший у причала. Затем Садлер и Кингем снизились до 2500 футов и сбросили 16-фунтовые бомбы, потопив несколько рыбацких лодок. Они также обстреляли из пулемета транспортные суда. Сделав фотографии, летчик заметил, что давление масла падает, к тому же пулемет «Льюис» заело. Садлер взял курс на свой гидрокрейсер и благополучно вернулся к нему. Четвертый и пятый вылеты Морриса и Пратта на «Шорте» №9080 в 14 ч. 45 мин. и Томпсона и Бикнелла в 16 ч. 30 мин. особых успехов не принесли. Садлер и Кингем попытались подняться еще раз в 18 часов, но надвигавшийся туман заставил их вернуться.

После ухода англичан красные военморы стали возвращаться на покинутые суда. Транспорты, стоявшие вблизи горевших судов, были отведены на середину бухты и поставлены на якорь. После этого на «Москвитянине» для обсуждения дальнейшего плана действий собрался военный совет. Военморы решили оставить форт Александровский, «Красноводску» и «Тереку» взять на буксир по одной подводной лодке, а отряду транспортов взять на буксир катера-истребители. Береговой десант и команды с погибших кораблей решили рассадить по транспортам, «кто где приспособится», и всем идти ночью на 12-футовый рейд.

Однако с выставленного на горе наблюдательного поста при заходе солнца заметили английские суда: пять на западе от бухты, три к востоку от острова Кулалы и два – к западу от Кулалы. Так как береговой десант (400 человек) не мог быть рассажен по транспортам ранее 2 часов ночи, начальник речного отряда решил отложить поход на сутки, посчитав недостаточным для прорыва трех часов темноты при наличии кораблей противника вокруг бухты.

В ночь с 21 на 22 мая из бухты на 12-футовый рейд вышли только подлодка «Макрель», транспорт «Алекбер» с катером-истребителем на буксире и еще четыре катера-истребителя. В назначенное место этот караван прибыл в 15 ч. 30 мин. 22 мая, взяв от Тюб-Караганского мыса на восток около 40 миль, причем в море с судов заметили пять силуэтов неприятельских кораблей.

С утра 22 мая красные начали подготовку к уходу из форта Александровского. Матросы починили кое-как поврежденные котлы на «Каспии», а командиры сделали все распоряжения к прибытию и посадке на суда десанта.

В 7 часов утра в небе появился английский аэроплан, сбросивший три бомбы на «Мехти», «Москвитянина» и «Каспий», стоявшие у стенки, но попаданий не добился. В течение всего дня было еще 5 налетов гидропланов, причем каждый раз англичане сбрасывали по три бомбы, целясь в те же суда. Во время четвертого налета при разрыве бомб, упавших за кормой «Москвитянина», миноносец скрылся под водой, остались видны только концы труб и мачты.

В 8 часов вечера 22 мая началась посадка на суда десанта и команд с погибших кораблей. С наступлением темноты, в 21 ч. 30 мин., вышла на 12-футовый рейд подлодка «Минога». В 23 ч. 40 мин. «Миногу» накрыл густой туман, рассеявшийся только около полудня следующего дня. Подлодка шла вслепую, определив свое место лишь по глубинам на Средне-Жемчужной банке, однако около 14 часов 23 мая благополучно прибыла на 12-футовый рейд.

В 23 часа 22 мая все суда с исправными машинами снялись с якоря и покинули бухту форта Александровского. Выйдя на траверз мыса Тюб-Караганского, суда повернули на запад, придя на траверз острова Святого, легли на север, затем повернули на северо-запад, оставив северную оконечность острова Кулалы в 30 милях, и 24 мая в 8 часов утра благополучно прибыли на 12-футовый рейд.

Из Тюб-Караганского залива удалось вывести «Каспий» (флаг начальника речного отряда), подводные лодки «Миногу» и «Макрель», транспорты «Баку» (флаг начальника отряда транспортов), «Алекбер», «Мехти», «Мартын», пять катеров-истребителей, гидрографические суда «Красноводск», «Николай Зубов», «Терек», вспомогательные суда «Бакинец», «Ряжск», «Крейсер» и «Лейла».

23 мая красные эсминцы «Финн» и «Эмир Бухарский» вышли в море на разведку и встретили крейсер «Президент Крюгер». Началась перестрелка, показавшая превосходство русских 102/60-мм пушек над английскими 102-мм пушками Mk.9 – англичане не доставали до эсминцев. Однако красные военморы стреляли «в белый свет как в копеечку».

Как только на горизонте показался «Аладир Усейнов», эсминцы быстро ретировались в Астрахань.

Эту главу вполне можно было назвать «Бой в Тюб-Кара-ганском заливе как зеркало русской Гражданской войны». Документы обеих сторон опровергают миф советской пропаганды о героических революционных матросах. Ведь если бы красные выставили боевое охранение на подступах к форту Александровскому, они могли бы заранее развернуть свою эскадру в открытом море и если не уничтожить, то нанести серьезный урон английской эскадре. Увы, «клёш-ники» проспали противника, а потом драпанули на берег.

Однако и англичане имели возможность полностью уничтожить суда большевиков, но не сделали этого из политических соображений. «Владычице морей» нужна была не победа Деникина, а продолжение Гражданской войны и дальнейший распад государства Российского.

Между тем Деникин не оставлял намерения создать на Каспии свой флот. 7 марта 1919 г. он назначил командующим флотилией 46-летнего капитана 1 ранга Аполлинария Ивановича Сергеева, бывшего командира линкора «Императрица Екатерина Великая», а флаг-капитаном штаба – 42-летнего капитана 1 ранга Константина Карловича Шуберта.

12 апреля эшелон с личным составом флотилии двинулся из Екатеринодара в Петровск. В эшелоне ехали 42 морских офицера (из них 30 офицеров флота, 11 инженеров-механиков и один корабельный инженер), 3 кондуктора флота, 40 старослужащих матросов разных специальностей и 5 волонтеров. В эшелоне также везлись снаряды (в основном для канонерок «Карс» и «Ардаган»), патроны, пулеметы, винтовки, ручные гранаты, ракеты, сигнальные флаги, обмундирование и консервы.

Поскольку горцы перерезали сообщение с Петровском, эшелон повернул на Куляр, но остановился в нескольких километрах от него у взорванного моста. В конце концов отряд «добровольцев» вышел на берег Каспийского моря у пристани Старо-Теречной.

Капитан 1 ранга Шуберт с двумя мичманами на парусном баркасе кое-как добрался до Петровска. Там он поднялся на борт «Президента Крюгера» и приступил к переговорам с командором Норрисом, командовавшим британской эскадрой. Шуберт рассказал, что русское командование нашло своевременным восстановить Каспийскую флотилию, чтобы прекратить большевикам доступ из дельты Волги в Каспий. Поскольку Норрис получил приказ из Лондона не допускать создания белой флотилии на Каспии, переговоры закончились провалом.

Раз англичане категорически отказались предоставить деникинцам паровые суда, то капитан 1 ранга Сергеев решил создать на Каспии… парусный флот! Приказом № 138 по Каспийской флотилии (пока еще не существующей) от 14 мая 1919 г. Сергеев назначил К. Шуберта начальником экспедиции особого назначения. Замечу, что Шуберт, находясь в 1902–1903 гг. в учебном отряде судов Балтийского флота, прошел под парусами более 11 тысяч миль в Атлантике.

В «экспедиции» состояли парусные рыбачьи шхуны, называемые на Каспии рыбницами. Морские рыбницы представляли собой парусные деревянные суда длиной от 11,4 до 17 м и шириной от 4,7 до 5,7 м. На них не только ловили рыбу, но и производили ее немедленный засол.

Всего у Шуберта имелось девять двухмачтовых рыбниц, из них семь вооруженных и две транспортные. Экипажи рыбниц наполовину состояли из азербайджанцев, наполовину из каспийских рыбаков, были два-три кондуктора флота, несколько старых матросов военного флота, юнкера и гимназисты. О том, что большевики допекли рыбаков разного рода реквизициями, я уже упоминал. Экипаж шхуны состоял в среднем из 12 человек, а во всем отряде было около сотни. Люди были вооружены винтовками и ручными гранатами, главным же вооружением являлись семь пулеметов разных систем.

Паруса и такелаж судов были приведены в образцовое состояние. Компасные картушки имели самое примитивное устройство: вырезаны из картона и надеты на булавку. Ночью они освещались свечой в фонаре. Лагов не было, а лоты заменялись длинными фуштоками, которыми в случае надобности и нащупывалось дно. Шуберт располагал лишь единственной общей картой Каспийского моря.

Лучшими навигационными инструментами были глаза и память рыбаков, с детства плававших в этих водах. Шуберт писал: «Эти отличные люди были здесь как у себя дома. Ночью и в свежую погоду они разбирались отлично.

Вообще можно сказать, что они удивительно счастливо совмещали в себе качества дисциплинированных солдат и отличных моряков. Высокие, стройные, русые бородачи, нередко старообрядцы, эти люди были прекрасными образцами чистой славянской расы. Большинство их отбывало в свое время воинскую повинность в гвардейских и гренадерских полках, откуда они вынесли прекрасную выправку, дисциплину и преданность Царю и России. Эти качества в соединении с привычкой к морю, зоркостью, бесстрашием и лихой расторопностью создали бесподобный военно-морской личный состав, оказавший мне незаменимые услуги в моем необычайном парусном плавании. Мы с ними сошлись отлично, и верили они мне безгранично…

15 мая состоялся первый выход отряда парусных судов из Петровска. На следующий день отряд подошел к острову Чечень. На маяке острова белые установили наблюдательный пост. Хлеба было мало, зато осетрины и черной икры – в избытке. Шуберт писал: «В дальнейшем эти лакомства нам успели осточертеть».

У командира рыбницы № 4 мичмана князя Александра Милькамановича оказался поэтический дар, и он сочинил песню на мотив «Стеньки Разина»:

Из-за острова на взморье,
Там, где вольная вода,
Выплывали боевые
Кости Шуберта суда.

В ночь на 30 мая отряд снялся с. якоря и направился к бухте Березяки. Ночью отряд подвергся нападению красного парохода, вооруженного артиллерией. Шуберт приказал подпустить его поближе, а потом со всех рыбниц был открыт ружейно-пулеметный огонь. Пароход отошел. В отряде было двое раненых.

Позже Шуберт от пленных узнал подробности боя. После поражения у форта Александровского суда большевиков не рисковали выходить в открытое море, но в пределах так называемого 9-футового рейда (2,74 м) творили что хотели. Они постоянно грабили рыбачьи флотилии, возвращавшиеся домой с лова осетрины, для чего в море высылался сторожевой вооруженный пароход. Такие флотилии, состоявшие обычно из десятка шхун одной компании, выбирали старосту, который определял место лова, заботился об общей безопасности, делил пойманную рыбу. Обычай этот походил на существующий на рыболовных флотилиях Немецкого моря, во время ловли сельдей на Доггербанке. В случае удачного лова на шхуне старосты поднимался белый флажок.

В ночь боя отряда Шуберта с большевиками был выслан колесный волжский пароход «Елизавета» (построен в 1887 г. в Швеции, 22,7 – 6,7 – 0,7 м; 100 л.с; 10,3 уз.), вооруженный одной 47-мм пушкой и двумя пулеметами. Он стоял с застопоренной машиной мили на три севернее бухты Березяки.

На пароходе с большим удовольствием заметили флотилию рыбацких шхун и при свете луны различили даже на передней развевающийся белый флаг – брейд-вымпел Шуберта. Тотчас же был дан холостой выстрел, по которому шхуны должны были убирать паруса и покорно ожидать реквизиции. Большевики сильно удивились, когда увидели, что их выстрел не произвел никакого действия и шхуны продолжали идти дальше. Тогда с парохода начали обстреливать отряд, стараясь бить по головной рыбнице. Когда белые открыли огонь, то первыми же выстрелами по «Елизавете» был подбит пулемет и убит пулеметчик. Военморы со страху решили, что это англичане, и быстро ретировались подобру-поздорову.

Вскоре Шуберту удалось установить связь с генералом Д.П.Драценко, командиром 1-й конной дивизии, наступавшей на Астрахань. Драценко прислал в отряд две 76-мм горные пушки обр. 1909 г. и офицера-артиллериста. Среди рыбаков нашлись плотники, которые на двух самых крупных рыбницах (№ 6 и № 7) сделали на баке прочные настилы, и на них были поставлены пушки. Чтобы во время качки они не скатились за борт, под лафетные колеса подбили клинья, кроме того, лафеты обмотали вокруг средней части запасными якорными канатами, которые затем пропустили в дыру, просверленную в палубе, и закрепили в трюме. Так как колесные лафеты таким образом при стрельбе лишались возможности откатываться, то вся пушка после выстрела подпрыгивала на месте, и, чтобы не продавить палубу, цепям была дана некоторая слабина. Учебные стрельбы в море дали положительные результаты.

От Драценко Шуберт узнал о существовании флотилии штабс-капитана Склянина. Он родился в Астрахани в семье рыбопромышленника и хорошо знал дельту.

Подавляющее большинство астраханских рыбаков было настроено против советской власти. Они неплохо зарабатывали и при «проклятом царизме», а местное начальство брало «по чину» и не лезло в их дела.

Склянин набрал отряд рыбаков и на рыбницах начал воевать с большевиками. Действовал он очень лихо, но всегда избегал белого начальства, за что Шуберт прозвал его «зеленым».

Флибустьеры Склянина контролировали значительную часть дельты Волги. Они захватывали и топили небольшие пароходы и баржи, на суше и в протоках уничтожали отряды матросов и чекистов, проводивших реквизиции среди местного населения.

Наконец Шуберт решил высадить десант у села Лагань. 11 июля отряд вышел по направлению к Лагани. Внезапно на горизонте показался пароход. Белые начали готовиться к бою. Но с парохода просигналили: «Пароход взят у большевиков и послан в ваше распоряжение. Мичман Скорописов». Оказалось, что пароход действительно был взят белой конницей недалеко от Лагани. Большая часть людей была пересажена на этот пароход, а рыбницы взяты на буксир и потянулись за ним в виде длинного хвоста. Оркестр поместился на мостике, отряд расцветился флагами и в таком виде, при стечении всех жителей Лагани, к вечеру вошел в канал и встал у села около плавучей пристани.

Вскоре отряд Шуберта захватил у красных еще два небольших парохода, парусно-моторную шхуну и три моторных катера.

Большевики, естественно, узнали о «белом парусном флоте». Астраханские газеты запестрели статьями о «деревянном флоте». Одни газеты бахвалились и изрыгали обычные насмешки и ругательства, другие, наоборот, ставили белый отряд в пример красным войскам и писали, что «деревянным флотом управляют железные люди».

Лихие «бригантины» Шуберта мерещились военморам во всех протоках. В Москву полетело донесение: «В ночь на 28 мая подлодка “Макрель” была атакована лайбой, выпустившей безрезультатно мину Уайтхеда (торпеду. – А.Ш. )». Надо ли говорить, что никаких торпед у Шуберта, а тем более у Склянина, отродясь не бывало.

От многочисленных перебежчиков белое командование отлично знало о ситуации в Астрахани. Командующий Астрахано-Каспийской флотилией С.Е. Сакс был смещен, а вместо него командующим назначен недавно вернувшийся из английского плена Ф.Ф. Раскольников. Вместе с ним прибыла целая группа офицеров царского флота – капитан 2 ранга В.М. Альтфатер, капитан 2 ранга В.А. Унковский, георгиевский кавалер и преподаватель артиллерийского класса в Кронштадте, бывший флагманский артиллерист Черноморской минной бригады старший лейтенант В.Б. Ловенецкий и гвардейского экипажа старший лейтенант Г.П. фон Рейер и т.д. Шуберт пришел в ярость, узнав, что вместе с ними прибыл и его двоюродный брат мичман А.А. Сиденснер, сын полного адмирала Сиденснера. Мичман командовал у красных отрядом катеров-истребителей.

11 июня 1919 г. Раскольников отправил телеграмму в Москву в Реввоенсовет Е.А. Беренсу: «Принял флотилию в расстроенном состоянии».

А пока Раскольников будет приводить флотилию в порядок, мы вернемся к парусному отряду Шуберта. Он придумал довольно оригинальный план: «Помериться с большевиками силами в открытом бою я пока не смел и думать. Располагая несколькими миноносцами 2-го и 3-го ранга, переправленными к Астрахани из Балтики, враг был настолько сильнее меня, с моими жалкими шхунами и несколькими захваченными пароходами, что при первой же схватке от нас полетели бы перья. Меня только удивляло, почему красные до сих пор не выходят в море для активных операций, и я приписывал это недостаткам их личного состава. Мой отряд спасало мелководье, на котором не могло быть места более глубоко сидящим Миноносцам. Я решил поэтому не входить в достаточно глубокий волжский фарватер, а продолжать действовать на мелководье и, если возможно, бесчисленными побочными мелкими рукавами осуществить обход неприятеля с севера. Зная, что красные суда стоят в реке, в разных местах ошвартовавшись к берегу, я полагал возможным захватить их с сухого пути с помощью высаженного десанта и при содействии жителей местных сел. Я хотел таким путем получить в свои руки хотя бы один миноносец, чтобы наши силы немножко сравнялись. В этом случае я не сомневался в дальнейших успехах. Поэтому я наметил своей ближайшей целью село Воскресенское.

В своем тысячелетнем течении Волга вынесла в Каспий обширную низкую косу – целый полуостров, посреди которого и протекал ее главный судоходный рукав. Эта коса образовала с северо-западным матерым берегом большой залив, на берегу которого расположились четыре богатых рыбачьих села. На южной оконечности косы стоял высокий маяк Четырехбугорный с белым проблесковым огнем. Непосредственно к нему примыкало с севера село того же имени. Еще выше лежало село Вихрамеево. Далее, на северном берегу залива, на так называемой Бирючьей косе, расположилось село Рынок. Выходя на юг к морю, оно упиралось другой северной стороной в один из побочных рукавов Волги. Наконец, на западном берегу залива находилось село Воскресенское. Моей задачей было укрепиться в этих селах и, захватив маяк, установить оттуда наблюдение за устьями Волги, стараясь одновременно привлечь на свою сторону население и искать обходных каналов для выхода к реке мимо главного ее фарватера».

14 июня Шуберт послал вперед обе рыбницы, вооруженные пушками. Они должны были провести разведку и связаться с партизанами штабс-капитана Склянина. На следующий день вошли в канал (на протоке Волги) основные силы отряда. Шуберт держал свой флаг на пароходе «Екатерина», имея на буксире две рыбницы. За ним шел пароход «Ретвизан», тоже с двумя рыбницами.

При подходе к селу Воскресенскому отряд был встречен колокольным звоном и трехцветными русскими флагами. После того как суда отряда пришвартовались у пристани Воскресенского, Шуберт получил доклад командиров пушечных рыбниц. Прибыв в Воскресенское, обе рыбницы двинулись на веслах вдоль самого берега к селу Рынок. Им удалось благополучно передать на берег ящики с ружьями и патронами, а также связаться со Скляниным.

В это время были замечены подходящие с моря три красных парохода. Обе рыбницы подтянулись вплотную к берегу и изготовились к стрельбе. Между тем пароходы, подойдя, насколько им позволяла осадка, стали на якорь и, обстреляв село, стали свозить десант, видимо, желая покончить с отрядом Склянина. На две безобидные рыбницы красные не обратили никакого внимания. Как только десант стал приближаться к берегу, обе рыбницы открыли огонь из пушек. Эффект был поразительный, поскольку большевикам и в голову не могло прийти, что на рыбницах могут быть пушки. Шлюпки с десантом повернули и под дружным огнем с берега и с рыбниц устремились обратно к своим пароходам. Красные больше не пытались высадить десант. Десантники спешно погрузились на пароходы, те снялись с якоря и ушли в море.

5 июля Шуберт получил сведения, что у Четырехбугорного маяка на фарватере у острова стоят красные миноносцы «Деятельный» и «Расторопный», и решил их захватить. План захвата состоял в следующем: в местный рыбачий поселок острова должны были доставить при помощи рыбаков большое количество спирта. Жители поселка обещали устроить пирушку с танцами и обильным возлиянием. В это время рыбницы с переодетыми офицерами и матросами Шуберта, вооруженными ручными гранатами и пистолетами, должны были врасплох захватить миноносцы, перебив оставшихся на них большевиков. Для выполнения этого плана был сформирован специальный отряд из офицеров и специалистов-матросов для увода миноносцев, стоявших под парами.

Все было готово к началу операции, но осуществить ее не удалось, так как в конце дня два английских гидросамолета спугнули миноносцы, они ушли и более не возвратились.

Тем временем группа генерала Драценко не только не получила подкрепления, но даже на много дней потеряла связь с командованием Добровольческой армии. Число же красных частей, защищавших Астрахань, постоянно увеличивалось. В результате генералу Драценко пришлось отступить, при этом его Ширванский полк перебил офицеров и перешел на сторону красных.

Отряду Шуберта тоже пришлось покинуть Воскресенское и отойти к Лагани. 10 июля пароход «Ретвизан» был отправлен в Петровск за топливом и боеприпасами.

27 июля несколько красных пароходов приблизились к Лагани. Силы были неравны, и Шуберт решил отступить. Белых выручили местные жители, указавшие очень извилистый и мелкий побочный канал, который, проходя через густые заросли высокого камыша, выводил в море значительно южнее села. Там смогли пройти рыбницы, моторный катер и даже па-русно-моторная шхуна. Пароход «Екатерина» попытался пробиться сквозь строй красных судов, но был вынужден вернуться. «Екатерина» была сожжена вместе с пароходом «Сыновья».[57] Команды обоих пароходов ушли каналом на рыбницах.

30 июля отряд парусных и моторных судов капитана Шуберта закончил свой поход в Петровске.

Капитан Шуберт после развала белой Каспийской флотилии сумел добраться до Крыма, где был назначен Врангелем командиром дредноута «Генерал Алексеев». С 1921 г. он жил в Сербии, а позже – во Франции. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Что касается каспийского «флибустьера» Склянина, то, связавшись с обществом «Мемориал», я узнал, что в Гражданскую войну красные расстреляли свыше десятка Скляниных, но коренным астраханцем являлся только один из них – Иван Павлович, родившийся в 1883 г. 30 сентября 1920 г. особый отдел приговорил его к расстрелу «за контрреволюцию». На следующий день приговор был приведен в исполнение. В 2000 г. Ивана Склянина реабилитировали.

Есть и одно косвенное подтверждение тождественности «флибустьера» Ивану Павловичу Склянину. Я нашел сведения, что в 1895 г. астраханский купец Павел Герасимович Склянин был главным жертвователем на постройку старообрядческого Воскресенского храма в Астрахани.

Остальные подробности жизни И.П. Склянина хранятся в архивах ФСБ Астраханской области.

Нашим последним корсаром стал Федор Раскольников – типичный авантюрист революционного времени. Федор Ильин – такова была его настоящая фамилия, родился в 1892 г. в богатой обывательской семье в Петербурге. В 1900 г. он поступил в реальное училище, а через 9 лет – в Петербургский политехнический институт.

В институтские годы Федор опубликовал несколько статей в большевистской прессе. В 1915 г. был призван во флот, но воевать ему не хотелось, и он нашел лазейку – пошел на курсы гардемаринов. С началом революции бросил учебу и отправился в Кронштадт делать революцию, приняв новую фамилию – Раскольников.

В начале августа 1918 г. белочехи заняли Казань. В Москве началась паника. Исправлять ситуацию в Свияжск едет председатель Реввоенсовета Троцкий вместе со своей метрессой Ларисой Рейснер.

Троцкий вызывает в Свияжск Раскольникова, хорошо знакомого ему по событиям 1917 г., и назначает его командующим Волжской флотилией.

В сентябре 1918 г. Раскольников сходится с Рейснер, работавшей в политотделе флотилии.

В 1933 г. бывший пулеметчик, а позже член Союза писателей Всеволод Вишневский сделает Ларису Рейснер прототипом своей героини в пьесе «Оптимистическая трагедия», ставшей классикой соцреализма.

Но реальная Рейснер не имела ничего общего с сорокалетней матерой коммунисткой в кожанке и с маузером за поясом. Ларисе было еще неполных 23 года, в партию она вступила в 1918 г. Никаких комиссарских кожанок никогда не носила, а одевалась очень дорого и элегантно, обожала меха и бриллианты. По ее указанию моряки флотилии грабили барские поместья и наиболее ценные женские вещи и украшения тащили в свой политотдел, где заведовала Рейснер. Начальник политотдела ни в чем себе не отказывала. А логика была такая: «Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».

Лариса делает своей резиденцией роскошно отделанную яхту «Межень», на которой ранее плавала по Волге императорская чета. Как-то старый матрос показал Рейснер надпись на окне кают-компании, нацарапанную алмазом бывшей императрицей, – Алекс. Не долго думая, наш комиссар алмазом своего перстня зачеркнула имя императрицы и рядом размашисто написала – Лариса.

В ноябре 1918 г. Раскольников отправляется на Балтику, где принимает командование Особым отделом Балтийского флота. Там он 26 декабря 1918 г. сдает англичанам эсминец «Спартак» и оказывается в плену. Троцкий настолько ценил своего выдвиженца, что, используя дипломатические каналы, добился обмена Раскольникова на 17 (!) английских офицеров.

Так в июле 1919 г. Раскольников вновь оказался на Волге, но на сей раз в Астрахани. Троцкий назначил его командующим Астрахано-Каспийской флотилией.

К этому времени в Англии пришли к власти лейбористы, которые решили отозвать британские войска из России. Осенью 1919 г. наконец-то англичане передали свою флотилию белым. Однако в конце 1919 г. Добровольческая армия обратилась в бегство на всех фронтах. В марте красные занимают Петровск – единственную базу белой флотилии на Каспии.

Белая флотилия уходит в Баку, но мусаватистское правительство боится ее принять, и эскадра уходит в персидский порт Энзели.

28 апреля 1920 г. происходит событие, невероятное с точки зрения военной стратегии, но типичное для Гражданской войны. Четыре красных бронепоезда обращают в бегство Азербайджанскую армию и врываются в Баку.

1 мая 1920 г. командующий Морскими Силами Советской России Немитц[58], еще не зная о занятии флотилией Баку, дал директиву Раскольникову о захвате персидского порта Энзели: «Очищение Каспия от белогвардейского флота должно быть выполнено во что бы то ни стало. Так как для достижения этой цели потребуется десант на персидской территории, то он и должен быть совершен вами. Вы известите при этом ближайшие персидские власти о том, что десант предпринят военным командованием исключительно для выполнения боевого задания, которое возникло только потому, что Персия не в состоянии разоружить белогвардейские суда в своей гавани и что персидская территория остается для нас неприкосновенной и будет очищена немедленно по выполнении боевого задания. Это извещение должно исходить не от центра, а только от вас».[59]

Эта директива была согласована с Лениным и Троцким. Нарком иностранных дел Чичерин предложил хитрый ход – считать высадку в Энзели личной инициативой Раскольникова, а в случае осложнений с Англией «повесить на него всех собак», вплоть до объявления его мятежником и пиратом.

Ситуация с белой флотилией, стоявшей в Энзели, была очень сложной в правовом отношении. С одной стороны, Персия – формально независимое государство, придерживавшееся формального и фактического нейтралитета в Гражданской войне в России. Белые суда, пришедшие в Энзели, были интернированы в полном соответствии с международным правом. К примеру, точно так же были интернированы в китайских портах несколько русских кораблей в 1904–1905 гг., и японцы их не посмели тронуть.

Но с другой стороны, большинство судов, ушедших в Энзели, раньше были танкерами, и они были более чем необходимы для перевозки нефти из Баку в Астрахань. Не было никакой гарантии, что белые суда в нужный момент не будут вооружены и не начнут крейсерские операции на Каспии. Наконец, согласно Туркменчайскому миру (от 10 февраля 1828 г.), Персия вообще не имела права содержать на Каспии военный флот. В начале XX века было несколько прецедентов – высадок русских десантов в Энзели. Процитирую «Военную энциклопедию»: «Постоянные волнения и беспорядки в Персии за последние годы заставляли очень часто наших дипломатических представителей обращаться за содействием к Каспийской флотилии; своз десанта в Энзели, в Решт, в район Астрабада и других пунктах побережья сделался обычным явлением».

14 мая 1920 г. в Баку Раскольников издает совершенно секретный приказ по флотилии: «Оставшиеся в распоряжении противника суда в настоящее время интернированы в бухте Энзели, охраняемой английскими войсками численностью до 2000 чел. Для защиты бухты с моря на берегу, за восточной окраиной города, установлены 6-дюймовые (152-мм. – А.Ш. ) батареи; вход в бухту, кроме того, охраняется плавучей батареей “Коротость”, вооруженной двумя 6-дюймовыми пушками и находящейся у южной оконечности канала.

С целью не допустить возможности противнику вновь воссоздать боевую силу на море и в корне обеспечить за нами господство на Каспийском море необходимо захватить в свои руки все находящиеся в Энзели плавучие средства.

Поэтому флоту и десотрядам приказываю произвести операцию захвата вооруженной силой города и бухты Энзели путем высадки десанта и дальнейших комбинированных действий его с боевыми судами по следующему плану: десотряды под прикрытием боевых судов высаживаются в районе Кумаль-Кавру, прерывают сообщения Энзели с Рештом и, продвигаясь вдоль шоссе, стремительным натиском овладевают береговыми укреплениями у Энзели. Одновременно производится бомбардировка этих укреплений с моря, а за 2 часа до момента высадки десанта флотом производится путем обстрела района Качалал-Энзели демонстрация. В то же время кавдивизион, вышедший из Ленкорани и продвигающийся вдоль побережья, подходит к г. Энзели с запада.

Для высадки в районе Кумаль-Кавру назначаю 1-й, 2-й и 3-й десотряды под командой воёнмора Кожанова. Для перевозки десанта назначаю пароходы “Березань”, “М. Колесников” и “Паризиен”. Посадку десанта на суда произвести в г. Баку в день, который будет указан дополнительно. Суда с десантом совершают переход по морю совместно с флотом. По занятии г. Энзели предписываю военмору Кожано-ву тотчас же принять меры к обороне города со стороны моря и выставить заставы по направлению к г. Решту. В случае получения сведений о движении отрядов Кучук-хана выслать ему поддержку.

Кавдивизиону выступить из Ленкорани с расчетом перейти границу Персии в момент появления наших судов у Энзели, о чем будет сообщено по радио через крейсер “Пролетарий”. Для обеспечения продвижения кавдивизиона распоряжением военмора Кожанова назначается одна рота из состава десотрядов, которая на пароходе “Греция” и под охраной крейсера “Пролетарий” совершает переход вдоль побережья, высаживаясь в случае надобности при столкновениях кавдивизиона с противником в тылу у последнего. Высадка этой роты производится по указанию военмора Калмыкова, назначаемого командующим кавдивизионом и этой ротой. На крейсер же “Пролетарий” возлагается, кроме охраны парохода “Греция”, также и поддержка артогнем высадившихся людей.

Для демонстрации в районе Качалал-Энзели назначаю эсминцы “Дельный”, “Деятельный” и “Расторопный”. Обстрел упомянутого района произвести по моему особому приказанию. Командование назначенными для демонстрации судами возлагаю на военмора Чирикова.

Для борьбы с береговыми и плавучими батареями назначаю крейсеры “Роза Люксембург” и “Пушкин” под общим командованием военмора Гаврилова.

Для прикрытия высадки десанта в районе Кумаль-Кавру назначаю канлодки “Карс” и “Ардаган” и крейсер “Бела Кун”, на которые возлагается задача содействовать артогнем продвижению десанта вдоль берега. Командование обеими канлодками возлагаю на военмора Славянского.

Общее руководство всей операцией оставляю за собой. Буду находиться на эсминце “Карл Либкнехт”».

Рано утром 18 мая в соответствии с планом Раскольникова флотилия подошла к Энзели. Морякам открылась панорама города и его окрестностей. Предоставлю слова командиру «Деятельного»: «Левее (к востоку) – пологий песчаный пляж от селения Кивру до предместий Казьяна с медленным, ленивым накатом прибоя от очень пологой зыби, почти незаметной для глаза. Вплотную за ним голые и невысокие дюны, через которые параллельно берегу пролегает шоссе и линии проводов на Решт. Единственная дорога то скрывается, то как на ладони. Сейчас пустынна.

Мы ожидали на подступах к Казьяну увидеть окопы или пулеметные гнезда, занимаемые по тревоге, но за дальностью расстояния рассмотреть их не могли.

Прямо на юг – после виноградников сплошной парк или лес, сквозь кроны которого выглядывают черепичные крыши или красные стены кирпичных домов. Это Казьян, район учреждений, мастерских и складов, рыболовных и путейских концессий российских фирм и министерств, еще в 1918 году захваченных интервентами и превращенных в военный городок английских войск. В парке Казьяна разбит лагерь для колониальных батальонов сикхов и гурков. Лучшие дома (бывшие Лианозова) занимает штаб и офицеры войск его величества. Тут же главная радиостанция, верхушки мачт которой торчат над деревьями. Со стороны залива Мурдаб должна быть стенка и пристань с посыльными судами и катерами. Где-то здесь же склад бензина и керосина (в бидонах), но местоположение его неизвестно, как неизвестны позиции батарей или других укреплений. Движения не видно.

Правее (к западу) – отделенный от Казьяна проливом (служащим и входным фарватером), находится город и порт Энзели. Резиденция губернатора провинции Гилян, консульства, портовое управление, таможни, банки, множество контор, жилых домов и лавок, несколько пристаней и стенок с близрасположенными складами и пакгаузами. Большинство судов (больше двадцати) стоит тесно кормой к городской стенке, отдав якоря в заливе. Видны только мачты и трубы. На окраине – склады импортных фирм, также занятые английским снабжением и запасами. Дальше – небольшой сухопутный аэродром, вернее площадка, оборудованная интервентами.

Все три наблюдаемых приморских участка отделены от гористого хинтерланда низменной болотистой равниной или лиманом Мурдаб, непосредственного фона в глубине они не имеют и потому кажутся расположенными как бы на острове, сзади которого на очень большом удалении начинается гористая местность. Там город Решт и высокие перевалы, выводящие к Тегерану. Это путь оккупантов и завоевателей, но это же и единственный путь их отступления. Где-то под Рештом нависают отряды Мирзы и Кучук-хана».

Береговые батареи англичан молчали. 18 мая в 7 ч. 15 мин. флотилия была уже в 60 кабельтовых от Энзели. Здесь корабли разделились. Четыре эсминца – «Карл Либкнехт», «Деятельный», «Расторопный» и «Дельный» – повернули на запад для обстрела района Копурчаль, чтобы отвлечь внимание противника от места высадки десанта. Вспомогательный крейсер «Роза Люксембург» в охранении сторожевого катера «Дерзкий» направился к югу для обстрела района Казьяна. Транспорты в сопровождении отряда артиллерийской поддержки (вспомогательный крейсер «Австралия», канонерские лодки «Карс» и «Ардаган», тральщик «Володарский») направились к населенному пункту Кивру для высадки десанта.

В 7 ч. 19 мин. эсминцы открыли артиллерийский огонь по району Копурчаль. В 7 ч. 25 мин. вспомогательный крейсер «Роза Люксембург» начал артобстрел Казьяна, где находился штаб английских войск. Вскоре после начала артобстрела по радио был направлен ультиматум командующему английскими войсками о сдаче порта Энзели со всеми находящимися там русскими кораблями и имуществом.

Около 8 часов вспомогательный крейсер «Австралия» и канонерки начали артподготовку высадки десанта вблизи Кивру, в 12 км к востоку от Энзели.

Любопытно, что один из первых 130-мм снарядов крейсера «Роза Люксембург» взорвался в помещении британского штаба. Английские офицеры выпрыгивали из окон буквально в нижнем белье. Просвещенные мореплаватели просто-напросто проспали советскую флотилию. Время в Волжско-Каспийской флотилии и у англичан различалось на 2 часа, и первые выстрелы «Карла Либкнехта» для красных прозвучали в 7 ч. 19 мин. утра, а для англичан в 5 ч. 19 мин. (по второму поясному времени). Кто ж воюет в 5 часов утра? Порядочные джентльмены должны еще спать.

А теперь обратимся к воспоминаниям другой стороны. А. Ваксмут писал: «В одно прекрасное утро мы проснулись от орудийных выстрелов и падения снарядов среди порта и среди наших кораблей. Взобравшись на мачты, мы увидели в море массу кораблей, стрелявших по Энзели. В английском штабе – полная растерянность, ни одна из батарей красным не отвечала. Оказывается, от этих батарей англичане бежали чуть не в одном белье. Через некоторое время мы увидели, как лейтенант Крислей сел на один из наших быстроходных катеров, поднял белый флаг и вышел в море к красным. Мы поняли, что англичане плохая защита, и решили действовать сами, то есть нам надо было уходить. Чем дальше мы уйдем, тем в большей будем безопасности.

Энзели соединен с Рештом единственной дорогой, идущей по перешейку между озером и морем, а также пароходиками, ходящими между Энзели и Пирбазаром на другом конце озера.

Мы погрузили на многочисленные шлюпки больных и не могущих идти и кое-какое имущество. Шлюпки пошли прямо через озеро на Пирбазар, а остальные, человек пятьдесят – шестьдесят, забрав с собой каждый что мог, во главе с Бушеном отправились посуху по дороге в Решт. Офицеры (почти все, человек двести) имели револьверы; патронов же было всего штук двенадцать – двадцать на человека.

Обстрел вскоре прекратился – видимо, парламентер достиг своей цели. Пройдя с полверсты, мы встретили цепи английских войск – говорят, что впереди красные. Бушен выслал вперед английских цепей 12 человек с винтовками искать, нет ли прохода; вернулись и доложили, что действительно дорога занята красными и весь перешеек ими перерезан. Остается единственный путь – через озеро, но средств никаких. К счастью, видим: какие-то два пароходика направляются из Энзели через озеро; на нескольких рыбницах мы выходим им навстречу и силой останавливаем. Оказывается, что англичане отправляют каких-то армян, находящихся на их иждивении; почти все наши садятся на эти пароходы, и мы к вечеру добираемся до Пирбазара. С пароходов ясно виден красный корабль, стоящий по другую сторону перешейка. Почему он в нас не стрелял – неизвестно.

Всю ночь мы шли из Пирбазара пешком и утром пришли в Решт, где и расположились лагерем в саду и доме русского консульства. На следующий день в Решт вошли и все английские войска, и часть наших, запоздавших и прошедших мимо большевиков вместе с англичанами, переодевшись в английскую форму. Англичане все бросили, все их склады были разграблены персами, уважение к ним было потеряно, и вся ситуация в Персии повернулась так, что мы стали гордиться своими русскими, хоть и нашими врагами».

Комментарии тут, я думаю, совсем излишни!

Однако, если честно сказать, наши военморы при высадке десанта действовали не самым лучшим способом. «“Володарский”, приткнувшись раза два носом к берегу для разведки глубин, отошел к ближайшему транспорту. После сигнала подошедшего “Карла Либкнехта”, приняв на борт около двух взводов, тральщик начал высаживать бойцов первого броска прямо в воду, на глубинах в половину человеческого роста, стреляя при этом через их головы из своей носовой 75-мм пушки по ближайшим британским пулеметам.

В это время транспорты “Березань”, “Колесников” и “Паризиен”, став на якоря, спустили все свои шлюпки, которые, будучи набиты десантниками до предела, двинулись на веслах к пляжу. Никакого порядка при этом не было. Над всем царил единый, общий порыв – возможно скорее добраться до берега и сцепиться с англичанами раньше других.

Суматоха и беспорядок увеличились, когда первые шлюпки, с ходу врезавшиеся в берег, были залиты набегавшей с кормы прибойной волной. Для наблюдавших картину высадки с транспортов “накат” казался совершенно безобидным, каким и был на самом деле, но для тех, кто имел только волжский опыт и не умел проходить прибой, отдавая с кормы стоп-анкер, эта волна явилась причиной “криминала”. Прибой развернул опустевшие шлюпки лагом, затопил часть из них, перевернул и после нескольких ударов о грунт оставил лежать в песке с расшитыми днищами и уже совершенно не пригодными к употреблению.

Только теперь выяснилось, что в первые шлюпки попрыгали с транспортов главным образом десантники, которые сами же взялись за весла, а те немногие гребцы из команд транспортов, которым удалось попасть на шестерки и вельботы, добравшись до пляжа, не захотели возвращаться и приняли участие в борьбе за береговую полосу. Приняв морскую ванну, они через минуту уже перебежками старались пробиться к шоссейной дороге, совершенно забыв о шлюпках».[60]

В итоге большая часть шлюпок и катеров была брошена у берега. Темп высадки резко замедлился. Однако из-за паники у англичан это не имело серьезных последствий.

В 8 ч. 55 мин. к красным был послан парламентер – лейтенант Крислей на белогвардейском торпедном катере английского производства. Но на крейсере «Австралия» не заметили белого флага и, решив, что это – торпедная атака[61], артогнем заставили катер повернуть назад.

Примерно в 10 часов утра из-за Энзелийского мола выскочил еще один катер. На нем был большой белый флаг. Первым его заметил штурман Арвид Буш и с трудом удержал комендоров эсминца «Деятельный» от открытия огня. Надо ли говорить, что у англичан не положено было по штату иметь белый флаг. Что же они использовали в качестве его – до сих пор не ясно. Очевидцы кардинально расходятся во мнениях. Командир канонерки «Ленин» К.И. Самойлов утверждал, что катер парламентера имел впереди вместо флага прикрепленный белый китель. Б.П. Гаврилов, бывший главарт и один из флагманов флотилии в своих воспоминаниях пишет: «…из гавани выскочил быстроходный катер с громадным белым флагом размером с простыню…» В.А. Снежинский в 1950-х годах утверждал, что «…на носовом флагштоке катера развевались дамские панталоны…»

Так или иначе, но капитан пехоты Джон Крачлей явился на переговоры, и на несколько часов было заключено перемирие. Однако в 12 ч. 40 мин. красные суда вновь ненадолго открыли огонь. К вечеру был подписан окончательный вариант перемирия.

Персидский губернатор Энзели на грязном буксирчике подошел к «Карлу Либкнехту» и поднялся на его борт. От имени персидского правительства он приветствовал Красный флот. На улицах Энзели постепенно стали появляться красные флаги.

В результате занятия Энзели были захвачены большие трофеи: крейсера «Президент Крюгер», «Америка», «Европа», «Африка», «Дмитрий Донской», «Азия», «Слава», «Милютин», «Опыт» и «Меркурий», плавбаза торпедных катеров «Орленок», авиатранспорт «Волга» с четырьмя гидропланами, четыре английских торпедных катера, десять транспортов, свыше 50 орудий, 20 тысяч снарядов, свыше 20 радиостанций, 160 тысяч пудов хлопка, 25 тысяч пудов рельсов, до 8 тысяч пудов меди и другое имущество.[62]

Захват Энзели вызвал большой шум в британской прессе. Так, 27 мая 1920 г. газета «Таймс» сообщала: «Страна открыта большевизму, весь английский престиж теперь поставлен на карту, захват персидского порта Энзели является громадной угрозой, которая может заронить искру в легко воспламеняющийся материал, рассеянный по всему Среднему Востоку».

Однако британское правительство не рискнуло вступить в вооруженный конфликт с Советской Россией.

Захваченные в Энзели суда постепенно стали переводить в Баку. Из сводки штаба Волжско-Каспийской флотилии от 23 мая 1920 г.: «Прибыл в Баку из захваченных в Энзели транспортов противника “Талмуд” с 60 000 пудов керосина; отправлены из Энзели в Баку (из захваченных) транспорты: “Ага Мелик” с 15 000 пудов ваты, “Волга” (бывший «Аладир Усейнов». – А.Ш. ) с двумя гидропланами на борту и “Армения” с 21 000 пудов хлопка».[63]

В заключение стоит сказать несколько слов о дальнейшей судьбе нашего корсара.

С июня 1920 г. по 27 января 1921 г. Раскольников командовал Балтийским флотом, довел его до полного развала, и дело кончилось Кронштадтским мятежом. Троцкий отправил Раскольникова с глаз долой – полпредом в Афганистан. Там он с треском провалил несколько спецопераций, и британское правительство потребовало его отзыва. В 1924–1930 гг. Раскольников служит редактором журнала «Молодая гвардия» и директором издательства «Московский рабочий». С 1928 г. он председатель Главного репертуарного комитета. На этом посту Федор Федорович настрочил несколько доносов на Михаила Булгакова и запретил его пьесы. В конце концов Раскольникова в 1930 г. отправили полпредом в Эстонию, а затем в Данию и Болгарию. Будучи послом в Болгарии, Раскольников получал рассылаемые советскими библиотеками списки книг, подлежащих уничтожению, против фамилий авторов которых значилось: «Уничтожить все книги, брошюры и портреты». В 1937 г. он нашел в таком списке и свою книгу «Кронштадт и Питер в 1917 году».

Вскоре Раскольников получил указание начальства вернуться в Москву. Нетрудно было догадаться, что полпреда ждали не в НКИД, а в НКВД. Федор Федорович решил стать невозвращенцем. 1 апреля 1938 г. он уехал из Софии в отпуск, но отправился не в СССР, а во Францию.

В 1939 г. Раскольников опубликовал в западной прессе заявления «Как меня сделали врагом народа» и «Открытое письмо Сталину». В том же 1939 году он был заочно приговорен в СССР к высшей мере наказания.

В августе 1939 г. Раскольников в связи с психическим заболеванием был помещен в частную психиатрическую больницу в Ницце, где и умер 12 сентября 1939 г. при таинственных обстоятельствах. По одной из версий он выбросился из окна.

В 1963 г. Постановлением Верховного суда СССР приговор 1939 года был отменен, а Ф.Ф. Раскольников полностью реабилитирован. Суд счел правомерным отказ Раскольникова вернуться в СССР в связи с тем, что ему на родине грозило судебное преследование.

Однако реабилитация Раскольникова после устранения Н.С. Хрущева в октябре 1964 г. вызвала многочисленные споры в руководстве СССР. В результате Раскольников не был даже упомянут в энциклопедиях «Великая Октябрьская социалистическая революция» (издана в 1977 г.) и «Гражданская война и военная интервенция в СССР» (издана в 1983 г.). Адмирал И.С. Исаков в книге «Каспий, 1920 год» упоминает Раскольникова без фамилии, по должности «комфлота», и на всякий случай – абсолютно нейтрально.

Лично я не хочу винить авторов этих трудов. Виноват же в анекдотичных реабилитациях наш советский суд – «самый гуманный суд в мире». В самом деле, руководствуясь реабилитацией Раскольникова как прецедентом, любой русский дипломат, агент спецслужб или иной чиновник может считать себя вправе отказаться вернуться на родину, если решит, что дома ему грозит судебное преследование.

Строго говоря, Костя Шуберт и Федор Раскольников были последними корсарами старой России. История же русского пиратства на них не закончилась, а лишь прервалась на 70 лет. С 1992 г. начался бум пиратства на территории бывшего СССР. Захватывались боевые надводные корабли и подводные лодки, сухогрузы, траулеры, авиалайнеры. Но это уже другая эпоха и тема другого рассказа.