Глава шестая ОТ АЛЯСКИ ДО ГАВАЙЕВ

Но хлопот у него по-прежнему был полон рот — особенно с ежегодным «съездом» индейцев-тлинкитов. У них было в обычае каждую весну собираться оравой человек этак с тысячу в Ситхинском заливе — ловить селедку, когда ее косяки шли на нерест. Вот только первым вопросом на повестке дня отчего-то всякий раз вставало не мирное рыболовство, а нечто иное: не напасть ли снова на русских и не вырезать ли их поголовно? Сколько мехов и прочего добра бледнолицые у себя накопили…

В 1806 г. они совсем было собрались штурмовать Новоар-хангельск, прослышав, что там голодно и немало людей умерло от болезней, так что гарнизон ослаблен.

Сорвалось. В крепости находился Баранов, которого колоши всерьез боялись. Да вдобавок капитан стоявшего в Новоархан-гельске американского корабля Уиншип велел передать индейцам: если что, он нейтральным не останется, а поможет Баранову всеми пушками. Чуть позже колоши все же собрали три тысячи воинов — но Баранов успел за четыре дня построить вокруг крепости вторую деревянную стену, еще выше прежней. Находившийся там в это время Резанов писал, что, узнав об этом, «старшины и предводители разных народов передрались между собой от досады, что пропустили удобное время, и разъехались по проливам».

Он не знал, что колоши вовсе не передумали — они просто-напросто послали гонцов на юг к индейцам хайда, чтобы предложить совместный набег. Однако главный вождь Хайда был в дружеских отношениях с «великим шаманом» Барановым и отказался в этом участвовать.

На следующий год Баранов уплыл на Кадьяк, и колоши, ободренные его отсутствием, стали подтягиваться к Новоархангель-ску, запасшись мешками для трофеев. На сей раз положение спас Иван Кусков — он позвал в крепость одного из влиятельных вождей, напоил-накормил его как следует и надарил немало ценных подарков. Вождь решил в военные авантюры не ввязываться и уплыл со всеми своими людьми, наплевав на «краснокожую солидарность». Остальные тоже помаленьку разъехались.

В ноябре 1811 г. у берегов Камчатки погибла «Юнона». Из 22 членов экипажа спаслось только трое, погиб груз стоимостью в 22 тысячи рублей.

В 1815 г. на островах архипелага Александра индейцы (те же неугомонные колоши) захватили штурмана с корабля «Откровение». Привели его к кораблю, демонстративно приставили к груди ножи и потребовали выкуп — половину груза. Капитан По-душкин в ответ поступил решительно, в хорошем стиле приключенческих романов. Он заманил к себе на корабль двух местных вождей, на каковых и обменял штурмана. Человек был решительный. Позже он так описывал эту историю в письме к другу: «Получивши назад штурмана, велел я стрелку своему Зензи-ну застрелить тойона, его захватившего, который тогда весьма близко на берегу сидел, но, к несчастью, винтовка осеклась».

«Болховитинцы», что характерно, именуют историю с захватом индейских вождей «вероломством». Надо полагать, сами они смирнехонько отдали бы половину груза да еще мокасины индейцам почистили бы, «хранители общечеловеческих ценностей»…

В отличие от Подушкина, не склонного к дурной политкорректное™ (с нами по-плохому, а мы утирайся?!), флотский лейтенант Лазарев, состоявший на службе Компании, вел себя подобно нынешним перестройщикам. В 1815 г. в Новоархангель-ске объявился американский капитан Хант на бриге «Педлер», о котором Баранов получил сведения, что «бостонец» потихоньку продает местным индейцам порох. А потому, недолго думая, послал своих людей обыскать судно. Капитан стал артачиться, на борту брига завязалась драка меж его матросами и приказчиками РАК. Тогда Баранов с вооруженными промышленниками и фальконетами на двух баркасах буквально взял бриг на абордаж и устроил повальный обыск. Порох конфисковали, пушки брига заклепали. Точных доказательств так и не обнаружилось, но порох на бриге оказался именно того сорта и вида, что был недавно обнаружен у индейцев…

Помянутый лейтенант Лазарев отчего-то ужасно расстроился, видя такое обращение с «цивилизованными американцами», подплыл на шлюпке к бригу и стал добиваться от Баранова, чтобы тот обыск прекратил. Баранов ему, не мудрствуя лукаво, ответил: а не поплыл бы ты отсюды, пока я по тебе из пушки не дернул…

Через неделю он официальным приказом уволил Лазарева и приказал сдать корабль своему заместителю, а самому уехать в Охотск. Однако Лазарев и его офицеры приказ своего прямого начальства проигнорировали — и Лазарев самовольно увел корабль. Баранов в сердцах даже пару раз пальнул по удалявшемуся судну из пушки. Как ни пытался он потом наказать Лазарева, Морское министерство, давным-давно неприязненно настроенное к Компании, полностью его благородие оправдало…

Баранов тем временем продолжал на Кадьяке добычу медной руды. Из меди отливали котлы, которые в Калифорнии пользовались большим спросом.

Вы будете смеяться, но тут на Аляске вновь объявился Генри Барбер… Ага, вот именно. Дела обстояли так, что теперь над Барбером оставалось лишь злорадно посмеиваться. Его грешная и путаная жизнь близилась к концу.

Итак, 1807 г. Барбер привел на Кадьяк трехмачтовый корабль «Мирт» и предложил Баранову его купить вместе с грузом индейских товаров. На сей раз «Единорог» Барбера куда-то подевался вместе с разбойной командой (хочется верить, что где-то далеко от Аляски они наконец получили то, что заслужили).

Корабль был добротный, товары — хорошие. Но уж кто-кто, а Баранов знал Барбера как облупленного — и всерьез подозревал, что корабль этот прохвост, как обычно, раздобыл путями самыми неправедными. Сделка, конечно, состоялась, но из запрошенных Барбером сорока двух тысяч пиастров (пиастр, напоминаю, равнялся примерно полутора рублям) хитрый Баранов заплатил наличными только 950, а на остальное предложил выдать вексель, по которому Барбер получит всю сумму в Санкт-Петербурге.

Барбер, что любопытно, согласился без малейших возражений — должно быть, дела у него шли хуже некуда, и в карманах посвистывал ветер. Он взял вексель и уплыл в Охотск на русском судне «Ситха».

Возле Камчатки «Ситха» потерпела крушение. Груз погиб, но всем членам экипажа и пассажирам удалось спастись. Правда, при этом Барбер лишился всех своих бумаг, в том числе и драгоценного векселя. Он стал добиваться у камчатских служащих Компании дубликата. Те вполне резонно отвечали, что они никаких таких векселей Барберу не выписывали, а потому не могут восстановить бумагу, которой в глаза не видели. А верить на слово — пардон, увольте… Барбера и на Камчатке прекрасно знали.

Как поступил бы в подобном случае человек честный, которому нечего опасаться? Да просто-напросто вернулся бы к Баранову, чтобы тот выдал дубликат, — а как же еще? Но Барбер отчего-то на Кадьяк не торопился. Объяснение одно: опасался, что к тому времени к Баранову могут дойти известия, как на самом деле обстояло с «Миртом» и как он Барберу достался…

Так что Барбер, к всеобщему удивлению, отирался на Камчатке, понемногу трогаясь умом, — сохранились его бумаги, где он в лучших традициях мании преследования обвиняет решительно всех окружающих (в том числе и тишайшего иеромонаха Гедеона) в интригах, кознях и злонамеренных замыслах касательно его персоны. В конце концов «разбойник», как написали позже в отчете камчатские приказчики Компании, «впал в задумчивость» и застрелился. Самоубийц, какого бы они ни были вероисповедания, тогда закапывали, как собак, — где-нибудь на задворках, вне освященной земли кладбища. Так поступили и с Барбером. Лично мне его нисколечко не жалко — с какой стати? Как говорится, жил грешно и умер смешно…

А вскоре и в самом деле выяснилось, что «Мирт» вместе с товарами Барбер приобрел самым наглым обманом — взял его у кантонских купцов, пообещав рассчитаться мехами. Чего, конечно же, делать не собирался — из Санкт-Петербурга гораздо ближе до Англии, чем до далекого китайского Кантона…

Но самое интересное, что история на этом не закончилась. Через пару лет в Петербурге объявились некие наследники Бар-бера и подняли шум: Российско-Американская компания, вопили они, отказывается выплачивать денежки, которые осталась должна честному мореплавателю и порядочному бизнесмену, светлой памяти дяде Генри…

Кантонскую историю все в Компании к тому времени уже прекрасно знали, а потому отказались платить хоть копейку. В 1811 г. министр внутренних дел Козодавлев предписал рассчитаться с «добропорядочными англичанами», неведомо с какого перепугу — но Компания все же заволокитила дело. И волокитила еще двадцать девять лет — наследнички оказались настырными и крепкими, регулярно заявлялись в Питер за деньгами.

Комедия в том, что они все же получили пиастры сполна. Уже в 1840 г., когда в живых не осталось никого из прежнего руководства Компании, а также, надо полагать, обманутых кантонских купцов, и никто уже не помнил истинного положения дел… Им, обормотам, еще и проценты за все годы выплатили! Повезло…

Баранов уже давно нацелился на Калифорнию — особенно после успешной поездки туда Резанова. Русские всерьез собирались продвигаться к теплому югу.

Положение облегчалось тем, что Тихоокеанское побережье Северной Америки меж русскими владениями на Аляске и испанской Калифорнией оставалось в те времена классической ничейной территорией. Туда, на берега океана, еще не добрались ни янки, ни англичане из Канады — разве что отдельные отчаянные головушки забредали.

Еще до плавания «Юноны» в Калифорнии на борту американского корабля побывали подчиненные Баранова — Швецов и Тараканов. Позже Баранов стал заключать контракты с американскими капитанами, промышлявшими для него морского котика возле Калифорнии. Ну а потом русские послали и свои экспедиции. Интерес тут был в первую очередь не в пушном звере — планы были гораздо шире. Резанов совершенно справедливо полагал, что в Калифорнии стоит основать сельскохозяйственную колонию, которая снабжала бы Аляску зерном и прочими овощами-фруктами. Так выходило бы гораздо дешевле, чем закупать все необходимое продовольствие в Сибири или у испанцев.

В 1808 г. на юг двинулись два корабля под командованием Ивана Кускова: «Николай» штурмана Булыгина и «Кадьяк» штурмана Петрова.

Плавание «Николая» закончилось трагедией: он потерпел кораблекрушение в незнакомых водах. Двадцать один человек, экипаж и пассажиры, попали в плен к индейцам племени куилиут. Поначалу, выбравшись на берег, они какое-то время скитались по чащобе, страдая от лютого голода — ели кору, кожаные подошвы, съели свою единственную собаку. Индейцы захватили в плен несколько человек, в том числе жену Булыгина Анну Петровну (аляскинскую то ли алеутку, то ли индеанку).

Дальше начинается приключенческий роман — правда, довольно грустный. Булыгин, не теряясь, захватил какую-то знатную индеанку и попытался обменять ее на жену… но Анна отказалась возвращаться, советуя мужу и всем остальным сдаться индейцам. Происхождение сказалось.

Путешественники сдались. Вождь, у которого они оказались, к пленным относился, в общем, хорошо, но все же это былораб-ство — пленников продавали, меняли, дарили, Булыгина с женой то соединяли, то разлучали. Когда Анна Петровна умерла, ее последний хозяин попросту велел выкинуть тело в лес. Потом умер и Булыгин, а позже — еще семь человек. Через два года оставшихся в живых выкупил и отвез на Кадьяк американский капитан Бораун.

«Кадьяку», на котором находился Кусков, повезло гораздо больше. Он добрался до залива Бодега, где долго ждал «Николая». За это время пять человек с судна стали «невозвращенцами». Да вдобавок испанцы напали на кусковских разведчиков-алеутов и нескольких человек убили. По тогдашнему обыкновению Кусков закопал в разных местах две железных доски с крестом и надписью «Земля российского владения» и в конце концов вернулся на Кадьяк.

В Петербург ушел подробный отчет Баранова, в котором он излагал все выгоды для России от устройства в Калифорнии поселения — но подчеркивал, что ввиду «малолюдства» не в состоянии своими силами обустроить «прочную колонию» и предлагал «для государственной пользы нужно сие поселение сделать казенным». Румянцев его поддержал перед императором.

Однако «плешивый щеголь», по своему обыкновению, откровенно дурковал. С одной стороны, он особым указом установил строгий государственный контроль за РАК, поскольку, по мнению царя, она существовала не только для обогащения акционеров, но «вообще для целого Государства». Мысль здравая, но, с другой стороны, какую бы то ни было государственную помощь самодержец оказать не хотел. Контролировать и указывать — бога ради, с превеликой охотой. Помочь хотя бы рублем — ничего подобного, обойдутся, это ж частное предприятие, пусть сами и выкручиваются… Ну не придурок ли?

Одним словом, происходящее как нельзя лучше соответствовало сцене из рок-оперы, где хор безликих чиновников в ответ на дельные предложения Резанова уныло гнусавит:

Мудрый граф, вы глядите вдаль, но умнее нас госуда-арь… Чай, не мокнете под дождем, подождем…

Здесь Вознесенский полностью в согласии с исторической правдой. «Мудрый» государь заботиться о Русской Америке категорически не хотел. Ему гораздо приятнее было «играть роль» в большой европейской политике: чинные переговоры с собратьями-монархами вести, послания сочинять, одним словом, лезть затычкой в каждую европейскую дырку. Англичане на его месте (что они блестяще доказывали во всех частях света, как только получали к тому возможность) давным-давно бы на месте Плешивого и целую эскадру военных фрегатов послали бы к калифорнийским берегам, и регулярные войска там высадили бы, и денег подкинули из казны, и людей переселяли бы во множестве…

А вот Баранову поступило из Петербурга официальное известие, что «государство в невозможности находится употребить на сие издержек». А «мудрый» государь «отказывая в настоящем случае производить от казны на Албионе поселение предоставляет Правлению на волю учреждать оное от себя, обнадеживая во всяком случае монаршим своим заступлением».

Можно только представить, какие слова произносил про себя Баранов, прекрасно понимая, что из «монаршего заступника» шубы не сошьешь и корабли с его помощью не построишь…

Ну что поделаешь? Пришлось, напрягая невеликие силы, «учреждать оное от себя»…

В середине мая (считается приблизительно, что — пятнадцатого) 1812 г. Кусков, прибывший в Калифорнию на шхуне «Чириков», заложил там поселение: четырехугольная стена из крепких деревянных плах высотой около пяти метров, размером 120 на 100 метров, две башни с 12 небольшими пушками. 11 сентября состоялось торжественное открытие с поднятием флага, пушечной и ружейной пальбой. Выбор названия решили определить жребием: под икону Спасителя положили несколько бумажек, и кто-то, перекрестившись, вытянул записочку со словом «Росс». Так крепость и назвали: форт Росс.

Губернатор обеих Калифорний в восторг от соседства русских не пришел, наоборот, изволил разгневаться и издал кучу грозных распоряжений: Кускову предписывалось немедленно убираться восвояси со всеми своими людьми, а окрестным испанцам и индейцам — не вступать с пришельцами в какие бы то ни было торгово-экономические отношения, иначе его высокопревосходительство ужас как рассердится.

Кусков грозное послание откровенно проигнорировал, с видом заправского Ивана-дурачка отделываясь наивными посланиями: мол, ну что уж теперь, живем мы тут, что поделаешь, мы люди мирные и деликатные, решили торговлишку какую-никакую завесть, так что не гневайся, милостивец, мы на многое не претендуем, нам бы хлебца кусок да водицы глоток, да лежанку где-нито притулить…

Местные, как испанцы, так и индейцы, тоже с редкостным единодушием наплевали на грозные губернаторские указы — по вполне понятным причинам. Вы, надеюсь, помните, что всякую мелочь, от иголок до тележных колес, к ним везли за тридевять земель по дикой цене? Ну, местные ж не дураки, чтобы добровольно отказываться покупать у русских все необходимое за гораздо меньшие деньги…

Тем более что у губернатора не было за душой ничего, кроме пера и чернильницы. Ближайший гарнизон, в Сан-Франциско, составлял всего-то семьдесят человек, из которых большая часть были чуть ли не стариками (теми самыми, что служили по 30 лет от невозможности устроиться где-либо еще). А когда в гавань заходили иностранные корабли, то чтобы встретить их полагающимся пушечным салютом, начальник гарнизона — исторический факт! — порох выпрашивал у их же капитанов. Где уж тут с такой «армией» было воевать с Россом, где обосновались жилистые мужики, набившие руку в схватках с колошами. К тому же в далекой Новой Испании уже громыхали революционные события — тамошние жители всерьез собирались освободиться от власти Мадрида, шли настоящие бои, горели города…

К тому же, строго говоря, Кусков заложил Форт Росс на ничейной территории, которая принадлежала не испанцам, а индейцам. А индейцы против появления русских ничего не имели, усматривая в них неплохой противовес испанцам.

Кончилось все тем, что королевский министр иностранных дел дон Луйанд отписал губернатору, что Его Величество повелевает «закрыть глаза» на все происходящее, в конфронтацию не вступать, торговле не препятствовать, русских не притеснять — авось проблема как-нибудь со временем сама собой рассосется. А правление РАК ситуацию мастерски использовало в своих интересах, напоминая Мадриду, что испанцы и русские — союзники в войне против тирана Бонапарта, так что дружить нужно теснее…

Меж Аляской и фортом Росс установилось регулярное сообщение. Среди прочих в торговле с Калифорнией участвовал сын Баранова Антипатр. К 1814 г. Кусков увеличил артиллерию Росса до сорока пушек, построил около форта не менее 50 домов, кузницу, конюшню, мельницу, кожевенный завод, молочную ферму… и даже небольшую судостроительную верфь. Там он построил множество небольших корабликов для плавания по рекам (которые у него охотно покупали и испанцы) и четыре небольших брига: «Румянцев», «Булдаков», «Волга» и «Кяхта». Бриги плавали не только на Кадьяк, но и на Гавайские острова.

В 1816 г. в Калифорнию на корабле «Рюрик» приплыл знаменитый впоследствии путешественник О. Коцебу (который, помимо прочего, встречался и с братьями Кончиты, а значит, не мог не сообщить им о смерти Резанова вторично). Испанцы вновь попытались дипломатическим путем выставить русских из Калифорнии, но — снова сорвалось. Испании срочно потребовались военные корабли, чтобы перевезти войска во взбунтовавшиеся колонии — и Россия им продала одиннадцать судов. После этого волшебным образом все претензии к обосновавшимся в Калифорнии русским были сняты. Детали этой сделки навсегда останутся тайной, документы о ней загадочным образом тогда же исчезли из испанских архивов — а потом историки всерьез подозревают, что Петербург продал корабли не только за деньги, но и за обещание оставить форт Росс в покое. Что крайне похоже на правду: Мадриду в тот момент гораздо страшнее были мексиканские самостийники, чем русское поселение…

В сентябре 1817 г. капитан-лейтенант Гагенмейстер (будущий начальник Росса) встретился с индейскими вождями и составил протокол, который я просто обязан, думается мне, привести целиком.

«Тысяча восемьсот семнадцатаго года сентября 22 дня в крепость Росс явились по приглашению начальники индейцев Чу-гу-ан, Амат-тан, Гемм-ле-ле с другими. Приветствие их переведенное имело содержание благодарность за приглашение.

Капитан-лейтенант Гагенмейстер приносил им от имени Российско-Американской компании благодарность за уступку Компании земли на крепость, устроении и заведении, которые на местах, принадлежавших Чу-гу-ану, называемых жителями Мэд-жэ-ны, и сказав, «что надеется, что не будут иметь причин жалеть о соседстве русских.

Выслушав переведенное ему, отвечал Чу-гу-ан, равно и второй Амат-тан, коего жилище также не в дальнем расстоянии:

"Что очень довольны занятием сего места русскими, что они живут теперь в безопасности от других индейцев, кои прежде делывали на них нападения — что безопасность та началась только от времени заселения".

После сего приятнаго отзыва сделаны были тоенам и прочим подарки, а на главного, Чу-гу-ана, возложена медаль серебряная, украшенная Императорским российским гербом и надписью "Союзныя России", и объявлено, что таковая дает ему право на уважение русских почему без оной приходить к ним недолжно, и налагает на его обязанность привязанности и помощи, есть ли случай того потребует, на что как он, так и прочие объявили готовность, принося благодарность за прием.

По угощении, при выходе из крепости, выпалено в честь главному тоэну из одной пушки.

Что в присутствии нашем точно таковой был отзыв главных тоэнов свидетельствуем мы нижеподписавшиеся.

Крепость Росс. Сентября 22 дня 1817-го года.

Подлинной подписали: флота капитан-лейтенант и кавалер Гагенмейстер, штаб-лекарь надворный советник Кернер, коммерции советник, начальствующий в крепости Росс Иван Кусков, штурманский помощник 14-го класса Кислаковский, Компании комиссионер Кирилл Хлебников, коммерческий штурман Прокофий Туманин.

Правитель канцелярии Зеленский».

Индейские вожди по неграмотности оставили на договоре отпечатки пальцев. Впоследствии русские со здоровым цинизмом при каждом очередном протесте испанцев предъявляли им этот документ, с простодушным видом вопрошая: а вы-то тут при чем? Земля это не ваша, а индейская, у индейцев мы ее и купили… Политическую географию, в общем, знать надо, благородные доны!

Между прочим, прибывший в эти места первым штурман Тараканов (по-индейски «Талакани») купил территорию будущей крепости Росс за сущую безделицу: три одеяла, три пары брюк, два топора, три мотыги и бусы. Как видим, цены на землю в Калифорнии были невысокие. Местный губернатор, кстати, один из благородных донов, тоже удовольствовался скромными подарками: всего-то метр тонкого алого сукна, две шляпы и шесть дюжин пуговиц…

В том же году Гагенмейстер завез из Перу виноградную лозу, которая в благоприятном калифорнийском климате великолепно прижилась. Лет через пятнадцать фруктовый сад Росса насчитывал 400 деревьев и 700 виноградных лоз, были разбиты цветники с розами.

Но не будем забегать вперед. К началу 1820-х годов крепость и селение Росс выглядели настоящим хозяйством: вышеупомянутые мастерские и верфи, более 50 огородов, поля, засеянные пшеницей и рожью, более двух тысяч голов коров, лошадей, коз, овец и свиней, сады с яблонями, вишнями и персиками. За шесть лет люди Кускова добыли около девяти тысяч котиков.

В 1823 г. очередную попытку выставить русских сделал самозваный император Мексики Августин I. Об этой колоритнейшей личности уже как-то подзабыли, а зря, история интересная…

Когда Мексика добилась независимости от испанской короны, там началось нечто, откровенной шизофренией напоминающее нашу незабвенную перестройку. Совпадения порой такие, что дух захватывает…

У нас вместо реального дела устроили долгие и ожесточенные дискуссии: оставить тело Ленина в Мавзолее или вынести? Как будто это как-то могло помочь обустроить страну…

Так вот, в Мексике началось совершенно с того же. После провозглашения независимости занялись не насущными делами, а обсуждением, надо полагать, самого животрепещущего вопроса: как быть с мавзолеем Кортеса? Ага, мавзолеем при госпитале Иисуса, где гроб Кортеса покоился с 1794 г.

Тамошние интеллигенты, перестройщики, либералы громогласно заявили, что Кортес — «символ позорного подчинения Испании», «агент колонизаторов». Дурной юмор ситуации в том, что такие эпитеты в адрес конкистадоров употребляли не индейцы (которых никто не спрашивал и вообще не собирался пока что предоставлять им какие бы то ни было права), а не кто иной, как креолы. В других странах «креолами» именовались потомки от браков европейцев с туземцами, но в Мексике креолами звались чистокровные испанцы, родившиеся не в метрополии, а уже в колониях, то есть правнуки тех самых солдат Кортеса, не имевшие в жилах ни капли индейской крови. Каково? Чисто-кровнейшие испанцы требовали уничтожить мавзолей Кортеса как символ «позорной испанской колонизации»…

Шизофрения, конечно. В точности как у нас лет пятнадцать назад, когда главными борцами с коммунизмом оказались члены ЦК КПСС, а главным критиком КГБ — генерал означенного ведомства…

В общем, на день провозглашения независимости, 16 сентября, в 1823 г. назначили торжественное разрушение мавзолея и принародное сожжение останков Кортеса на главной площади. Хорошо еще, что среди министров нашелся один вменяемый человек, дон Аламан. С четырьмя помощниками он ночью, в глубочайшей тайне убрал из мавзолея урну с прахом Кортеса и замуровал ее в стену, где она благополучно и покоилась более ста двадцати лет, аж до 1947 года…

Годом ранее полковник колониальной армии, креол Августин Итурбиде (этакий мексиканский Калугин, такая же сволочь), решив, что он в принципе ничем не хуже Бонапарта, решил на полном серьезе стать императором. В первые годы революции он самым жесточайшим образом подавлял освободительное движение, но потом договорился с теми вожаками повстанцев, которых не успел перевешать, сочинил программу, где обещал всем без исключения чертову уйму благ, созвал армию и занял Мехико. После чего по примеру Бонапарта провозгласил себя императором Августином Первым.

Именно он отослал в крепость Росс ультимативное требование немедленно очистить территорию, каковое торжественно передал его посланник, особа духовного звания.

В Россе видывали лилипутов и покрупнее. Ссориться с духовной особой не стали, а по примеру прошлых лет начали с простодушным видом тянуть время, объясняя, что отпишут в Петербург, дождутся ответа оттуда, потому как люди они подневольные и такие дела без начальства решать не рискнут… Одним словом, заходите через полгодика, авось что-нибудь да определится.

Духовная особа заикнулась было о мерах принуждения — но, глядя на суровые лица аляскинских мужиков, поперхнулась и смиренно удалилась восвояси…

Избранная русскими тактика выжидания в очередной раз закончилась успехом. Мексиканской монархии не получилось. Император Августин I просидел на престоле менее года, а потом неблагодарные подданные его безжалостно свергли, заявив, что Мексике монархия совершенно ни к чему и нет никакого смысла менять испанского монарха на императора собственной выделки. Прихватив казну, император бежал в Европу, где ему отчего-то оказывали все почести, какие полагаются коронованной особе. Интересная деталь: в Европе он чуточку изменил свой монарший титул и звался теперь «Император Августин Первый и Последний». В чем оказался пророком." монархия в Мексике категорически не прижилась, когда через тридцать лет англичане с французами, нагрянув с армией, попытались вновь учредить в Мексике империю и посадить на трон младшего брата австрийского императора, горячие мексиканские парни новоиспеченного монарха цинично расстреляли.

Как допрежь того расстреляли и Итурбиде. Послонявшись с годик по Европе, он, должно быть, затосковал по трону и короне, вернулся в Мексику, собрал кое-какой отряд и попытался восстановиться на престоле. Мексиканцы его быстренько прикончили…

И в Мексике настал вовсе уж полный и законченный бардак. По необозримым просторам страны в превеликом множестве шатались со своими «армиями» всевозможные «президенты», «диктаторы» и «вожди нации». Тот, кому хватило денег навербовать сотню головорезов, мигом производили себя в полковники, а если удавалось собрать человек пятьсот, тут уж, дело ясное, не назвать себя генералом было просто стыдно. Посреди всей этой неразберихи Калифорния без особого шума фактически стала независимым государством, отложившись от далекой Мексики, чтобы не иметь ничего общего с тамошней неразберихой. Посреди всеобщего хаоса попросту не нашлось реальной организованной силы, которая смогла бы калифорнийскую самостийность пресечь, — ну кому бы пришло в голову тащиться через высокие горы и обширные пустыни завоевывать обратно далекий край, где и поживиться-то толком нечем? (До открытия калифорнийского золота оставалось еще четверть века, и никто не подозревал о таившихся в земле богатствах.)

Легко догадаться, что в таких условиях русские поселенцы уже могли не опасаться никого и ничего. Наоборот, это свежеиспеченная вольная Калифорния всерьез опасалась, что ее целиком займут битые жизнью подчиненные Баранова… Российско-Американской компании…

Тут в начале 1824 г. разразилось восстание индейцев, разрушивших несколько испанских миссий. Теперь русским пришлось срочно спасать «шишпанцев», снабжая их порохом и ружьями (конечно, не задаром, а по нормальной рыночной цене). Обитатели Росса не поддались на уговоры иных индейских вождей соединиться в братском союзе для полного уничтожения испанцев — справедливо полагая, что краснокожие, уничтожив испанцев, рано или поздно и за них самих примутся. А потому белым следовало держаться заодно…

Что интересно, во главе одного из индейских отрядов, действовавших против испанцев, оказался русский Прохор Егоров, беглый из Росса. В советские времена о нем писали часто и охотно, выставляя «борцом за права угнетенных индейцев».

В действительности означенный Прохор, никаких сомнений, был одним из тех отморозков, любителей совершенно вольной жизни, какие встречались среди абсолютно всех европейских народов, осваивавших заморские территории. Я уже писал, что уже среди солдат Кортеса нашлись буйные головушки, которые в поисках совершеннейшей свободы бежали к индейцам с аркебузами и лошадьми. Таких примеров масса, и «борьба за свободу угнетенных» тут совершенно ни при чем. Вольной волюшки хотелось, вот и все.

Между прочим, советские историки, не будь дураки, старательно умалчивали, что в конце концов Прохора Егорова пристукнули вовсе не испанцы, как следовало бы ожидать, а те самые «угнетенные» индейцы, за свободу которых он якобы боролся. То ли награбленное в испанских поселках не поделили, то ли очередь к пленной сеньорите. В общем, укокошили краснокожие своего белого приятеля…

Да, вот, кстати, к вопросу о беглых наших соотечественниках. Еще капитан-лейтенант Головнин, плывя в 1808 г. на Камчатку, в городе Кейптаун встретил субъекта, именовавшегося «Ганц-Русс» и выдававшего себя за француза. При ближайшем знакомстве очень быстро выяснилось, что никакой это не француз, а бывший нижегородский житель Ванька Степанов, неведомыми путями угодивший в Южную Африку. Правда, в отличие от Егорова, советская историческая наука означенного Ваньку не смогла произвести в воины-интернационалисты, поскольку за права негров он в Африке не боролся, а прозаически торговал курами, картофелем, зеленью и изюмом…

Оставим пока что Калифорнию (о которой мы узнаем еще много интересного) и обратим взор к еще более далеким и экзотическим краям — Гавайским островам.

С русскими гавайцы впервые познакомились в июне 1804 г., когда там останавливались «Надежда» и «Нева». В то время Гавайями уже давно правил король Камеамеа Первый, он же Камеамеа Великий. Иностранные авторы порой сравнивают его с Наполеоном и Петром I, но правильнее, думается мне, сопоставлять все же с Бисмарком. Бисмарк создал из множества немецких государств Германскую империю. Камеамеа точно так же объединил все Гавайские острова под своим единоличным правлением.

Сначала, к концу восемнадцатого столетия, там процветала система, больше всего напоминавшая европейский феодализм. Отличия были разве что в местном колорите, а вот схожесть — поразительная.

На каждом крупном острове имелся свой верховный правитель, примерно соответствовавший королю. Правителю подчинялись алии, нечто вроде европейских герцогов, каждый из них возглавлял крупную общину, которой диктаторски руководил. Чуточку ниже стояли благородные воины, ну а ниже всех, естественно, помещалось гавайское простонародье, которому никаких прав не полагалось.

Оторвитесь на минуту от чтения и посмотрите на приведенный в Приложении портрет короля Камеамеа, сделанный американским художником с натуры. И вы наверняка согласитесь, что человек был суровый, решительный, не склонный к сантиментам и гуманизму… Не зря главой своего «герцогства» он стал в двадцать лет, что само по себе примечательно.

Родился он в 1754 г. В 1778-м был свидетелем убийства Кука (сам вроде бы не участвовал). Именно этот визит европейцев, впервые в жизни увиденные европейские корабли и пушки произвели в голове молодого «герцога» некий переворот. Дали толчок. Натолкнули на конкретные мысли. Придали пассионарность, как выражался в подобных случаях Лев Гумилев (правда, этого предмета мы не будем касаться еще и оттого, что никто, кроме Гумилева, этой самой пассионарности не видел, и ее наличие никакая научная аппаратура зафиксировать не в состоянии).

Камеамеа сначала, справившись с конкурентами и верховным правителем, стал царить над всем островом Гавайи — а потом начал завоевывать и все остальные. В чем и преуспел. Кроме парочки северных островков, где доживал век один из бывших «королей», Камеамеа уже к концу XVIII века полностью контролировал Гавайский архипелаг.

В 1794 г. на Гавайи приплыл уже упоминавшийся английский капитан Джордж Ванкувер — и очень быстро убедил короля принять британскую «крышу». Камеамеа согласился без всякого сопротивления: мужик был умный и циничный, наверняка прекрасно соображал, что прожить вовсе без «крыши» не получится, что одними белыми можно преспокойно заслоняться от всех прочих.

Обрадованный Ванкувер торжественно поднял британский флаг и водрузил на пальме медную доску с соответствующей надписью. Гораздо меньше ему повезло в попытках ввести на Гавайях христианство. Камеамеа (наверняка ухмыляясь про себя) предложил капитану простой и эффективный способ доказать, что христианство превыше местного язычества: мол, пусть Ванкувер вместе с местным верховным жрецом поднимутся на самую высокую гору и бросятся вниз головой. Кто останется жив, веру того Камеамеа и признает истинной.

Ванкувер, естественно, отказался (чему, есть подозрения, и гавайский жрец был страшно рад). Сыграть во Владимира Крестителя ему не довелось.

Но самое интересное и поразительное — то, что Англия, вы не поверите, отказалась от Гавайев, когда в Лондоне выслушали отчет Ванкувера. Насколько я знаю, это единственный пример добровольного отказа британцев от обнаруженной их капитаном территории. Дело тут, разумеется, не в благородстве (сие английским лордам не свойственно), а в чисто практических причинах. Особой пользы в завладении Гавайями Англия для себя не видела, к тому же увязла по горло в войне с Наполеоном. Да и освоение Австралии требовало массу усилий, людей и средств. Так что Гавайи, лежавшие вдалеке от «сферы жизненных интересов» Британской империи, остались независимыми. Судьба медной доски капитана Ванкувера мне неизвестна — скорее всего, гавайские умельцы ее переплавили на разные поделки.

Забегая вперед, скажу, что созданная Камеамеа монархия не распалась с его смертью (что порой случалось в других местах), а осталась единым государством, сохранявшим независимость до конца девятнадцатого века, пока не стала штатом США (к слову, дворец гавайских королей был электрифицирован раньше, чем вашингтонский Белый дом).

К началу девятнадцатого столетия Камеамеа I прочно держал в руках все крупные острова, за исключением двух самых северных, свою армию вооружил ружьями, купил у американцев 15 одномачтовых судов и одно трехмачтовое, пригласил белых советников и судостроителей, развивал сельское хозяйство. Словом, мало уже походил на классический типаж «туземного царька».

О Баранове он узнал от общих знакомых, американских капитанов. Один из них, штурман Кларк, от мореплавания отошел, поселился с семьей на Гавайях, завел там хозяйство и стал у Камеамеа кем-то вроде консультанта (король как раз осуществлял обширную программу создания собственного флота, для чего разрешал подданным наниматься на иностранные суда, чтобы набрались европейского опыта). Через Кларка Баранов и получил известие, что Камеамеа хочет торговать с Русской Америкой: готов поставлять плоды хлебного дерева, зерно, канаты и свиней, а сам нуждается в холсте, железе и лесе для судостроения (на Гавайях появились собственные судоверфи).

В следующем, 1806 г., из Калифорнии на Гавайи по собственной инициативе плавал служащий Компании Сысой Слободчи-ков, обменял на меха продовольствие. Камеамеа принял его благосклонно и даже передал Баранову шлем и плащ из птичьих перьев — какие на Гавайях носили исключительно лица «благородного» сословия.

Еще через два года командир «Невы» лейтенант Гагенмей-стер (тот самый, что позже подписывал в Калифорнии договор с индейскими вождями), привез с Гавайев соль и сандаловое дерево. Тамошние места так ему понравились, что он предлагал купить на Гавайях землю — а то и захватить изрядные территории. По его мнению, достаточно было отправить десятка два русских с парой пушек, чтобы основать настоящую колонию.

Правление Компании к этой идее отнеслось одобрительно — но сам Баранов, соразмеряя силы, был против. Да и правительство отказало Гагенмейстеру в поддержке: дело явственно попахивало авантюрой. В результате Русская Америка и Гавайи поддерживали нерегулярные, хотя и постоянные торговые связи, тем дело на несколько лет и ограничилось.

Но потом на горизонте объявился незабвенный доктор Шеф-фер, который втравил русских уже в настоящую, полномасштабную авантюру, а заодно надолго сбил с толку иных современных исследователей. До сих пор в научно-популярных (и не особенно научных, но залихватски написанных) книгах попадается утверждение, будто в первой четверти XIX века некий «король всех Гавайев» перешел в русское подданство, но бездарная царская администрация упустила эту великолепную возможность завладеть архипелагом.

На самом деле ничего даже отдаленно похожего никогда не происходило. Тот, с кем Шеффер вел переговоры, вовсе не был королем всех Гавайев, поскольку таковым справедливо числился как раз Камеамеа I, а уж он-то с русскими никаких договоров о подданстве отроду не подписывал…

Но давайте по порядку. Баварец по происхождению Георг Шеффер, «доктор медицины, хирургии и повивального искусства», с 1809 г. состоял на службе в русской московской полиции, в качестве врача участвовал в кампаниях против Наполеона, а потом поступил на службу в Российско-Американскую компанию, опять-таки врачом. Именно его Баранов на свою голову и отправил на Гавайские острова, точнее говоря, на остров Кауаи, где потерпел кораблекрушение корабль Компании «Беринг» и, согласно поступившей к Баранову информации, местный правитель вознамерился завладеть грузом (который оценивался ни много ни мало в сто тысяч рублей).

Почему Баранов поручил именно Шефферу эту миссию, догадаться нетрудно: немец родом, учился в Европе, знает несколько языков — чем не кандидатура в чрезвычайные и полномочные послы? При дикой кадровой нехватке Шеффер смотрелся сушим кладом.

Посмотрите на прилагаемую карту. На островах Кауаи и Ни-ихау пока что сидел король Каумуалии, формально независимый, а на деле державшийся исключительно благодаря тому, что у Камеамеа не доходили до него руки…

Положение усугубилось тем, что Баранов по обычной своей властности дал Шефферу не самые вегетарианские инструкции: если король Каумуалии будет артачиться, показать ему военную силу, а там, если обстановка позволит, и вовсе взять данный остров «под государя нашего». Шеффер отплыл на американском судне, а следом для возможной поддержки отправился корабль Компании «Открытие».

События воспоследовали бурные… Шеффер пришел от Гавайев в неописуемый восторг. В его распоряжении оказалось не только «Открытие», но и бриг Компании «Ильмена». И медика, отнюдь не по-баварски пылкого и темпераментного, что называется, понесло…

Переговоры с Камеамеа ему откровенно не удались: хитрый король (к тому же подзуживаемый американцами, которые видели в русских опасных конкурентов) на пышные фразы не скупился, но выдал лишь разрешение на устройство фактории, и не более того. В какие-либо другие межгосударственные отношения вступать не спешил, вполне вероятно, опасаясь попасть под очередную «крышу»…

Тогда Шеффер несолоно хлебавши отправился к Каумуалии — а уж тот мгновенно сообразил, что в лице бледнолицего пришельца судьба предоставляет ему нешуточный шанс подложить свинью сатрапу Камеамеа и вырваться из-под его тяжелой руки…

Пройдоха-королек и фантазер-доктор спелись моментально. И стали вместе строить планы один фантастичнее другого. Именно Каумуалии и подмахнул бумагу о переходе в российское подданство. И все бы ничего, но в своем надиктованном Шефферу послании императору Александру Каумуалии просил принять под российский скипетр не только те два острова, которые реально контролировал, но и еще несколько других — Каумуалии вроде бы имел на них какие-то «династические права», но в данный конкретный момент эти острова прочно держал Камеамеа… Словом, это было примерно так, как если бы году в 1910-м эмир бухарский мало того что подписал договор о переходе в английское подданство, но еще и передал бы англичанам на бумаге Оренбург. Можно представить, как остро отреагировали бы в Петербурге и как скоро вправили бы эмиру мозги посредством Туркестанского военного округа…

А Шеффера и Каумуалии несло уже на пару. Король обещал доктору пятьсот человек бравых воинов для военной экспедиции против Камеамеа, заранее разрешая строить на «спорных» островах крепости и военные порты. Шеффер, в свою очередь, договорился, что Каумуалии передаст Компании в собственность половину острова Оаху (напоминаю, реальным хозяином там был Камеамеа!), а также собирался завести многочисленные «фабрики». Оба фантазера упоенно делили шкуру неубитого медведя — а ведь медведь был живехонек, суров и полон сил…

Это-то и был «договор с королем всех Гавайев»! Вдобавок Шеффер оторвался от реальности настолько, что… присвоил Каумуалии звание российского морского офицера, о чем выдал собственноручно написанную бумагу. Кем он себя считал, уже решительно непонятно…

Авантюра раскручивалась. Шеффер заложил на Кауаи сразу три крепости и начал их строить с помощью людей короля. Принялся разбивать сады, строить фактории, собрался из крохотной гавани сделать большой порт. Восхищенный король в честь сподвижника переименовал Ганнарейскую долину в Шефферов-скую… Дело закипело.

Вот только умный Баранов, получив восторженные отчеты доктора, быстро сообразил, что это — чистейшей воды авантюра, не способная привести ни к чему хорошему. Шеффер тем временем на деньги Компании купил для другана-короля шхуну и дал американцам заказ на большой вооруженный корабль — оба твердо решили воевать против супостата Камеамеа со всем усердием.

До Камеамеа, конечно, быстро дошли слухи об этаких сюрпризах, и он рассвирепел не на шутку. Тут появился совершающий кругосветное путешествие русский бриг «Рюрик» под командованием О. Коцебу. Решив сгоряча, что это и есть первое судно той грозной эскадры, которой всех пугал неугомонный Шеффер, Камеамеа выслал к «Рюрику» свой спецназ — 400 отборных молодцов с современными ружьями…

Каких-либо столкновений, слава богу, не произошло. Коцебу встретился с Камеамеа, они оба друг другу понравились и быстро нашли общий язык. Коцебу убедил короля, что Шеффер, собственно говоря, никого не представляет и руководствуется лишь собственными фантазиями.

Дела Шеффера пошли из рук вон скверно. Камеамеа отобрал У Шеффера разрешение на устройство фактории на Оаху. Коцебу поддерживать отказался. Баранов слал грозные письма, объявляя, что никаких таких «вооруженных кораблей» он покупать не разрешает и вообще не намерен тратить деньги Компании на авантюры. Каумуалии получил от Камеамеа мягкое отеческое увещевание с просьбой прекратить глупости. Зная Камеамеа, есть все основания предполагать, что звучало оно примерно так: «Если не перестанешь дурковать, на пальме за ноги повешу!» Королек струхнул и от всех своих наполеоновских планов отказался.

Шеффер какое-то время не сдавался. Он собрал всех имевшихся в его распоряжении служащих Компании и закатил пылкую речь с призывом взяться за оружие и «показать, что русская честь не так дешево продается» (в устах этнического баварца, ставшего русским служащим всего семь лет назад, это, согласитесь, звучало чуточку комично). И отправил Баранову очередное пафосное послание, сообщив, что занимает остров Кауаи «именем нашего великого государя» и просит Аляску оказать срочную вооруженную помощь.

Баранов ему уже в открытую посоветовал не валять дурака и подобру-поздорову возвращаться на Кадьяк. Только тогда всеми покинутый доктор понял наконец, что все его планы рухнули. Но уплыть было не на чем, единственное судно Компании, каким Шеффер располагал, было в таком состоянии, что едва не пошло на дно на рейде Гонолулу.

Тут, к счастью, на Гавайи зашел американский корабль, капитана которого Шеффер когда-то лечил. Тот в благодарность и увез на Кадьяк Шеффера со всеми служащими Компании… Таков был печальный итог гавайской авантюры. Даже того груза, на спасение которого Шеффер и был послан, вернуть не удалось. Убытки Компании от всего этого цирка насчитывали двести тысяч рублей — именно столько Шеффер потратил без всякой пользы.

Провал этой авантюры у нас до сих пор списывают на «происки американцев». Безусловно, они приложили руку — конкуренция, знаете ли. Но не кто иной, как плававший с Коцебу естествоиспытатель и писатель А. Шамиссо, оценивавший события именно с русской стороны, тогда же писал, что главная причина — не в «завистливой бдительности» американцев или англичан, а в характере гавайцев — народа воинственного и находившегося под управлением крутого короля Камеамеа, не склонного подчиняться кому бы то ни было. Он и без подзуживания американцев пришел в ярость, когда Каумуалии с Шеффером без его согласия принялись распоряжаться островами, которые Камеамеа с таким трудом завоевывал…

Шеффер объявился в Петербурге, где начал бомбардировать своими прожектами высшие инстанции, в том числе императора. Однако в столице к тому времени уже разобрались в реальном положении дел и доктору резонно ответили: прочность заключенного с Каумуалии соглашения представляется весьма сомнительной…

Доктора снова несло! Он, напирая на свое участие в войнах с Бонапартием, предложил новый проект: захватить все Гавайские острова, для чего якобы достаточно двух-трех военных судов и некоторого количества солдат. Командовать этой операцией он брался сам: «Хотя я и не воинского звания, однако ж оружие мне довольно известно и притом имею столько опытности и мужества, чтобы отважить мою жизнь для блага человечества и пользы России».

Ну тут даже и отвечать не стали… Тем более что к тому времени на Гавайях произошли изменения: Камеамеа умер, а его сын Лиолио совершенно бескровно сверг Каумуалии с престола и отвез на остров Оаху, где бывший король жил почетным пленником. (Он даже женился на вдове Камеамеа, что его положения нисколечко не изменило.)

Российско-Американская компания, видя, что возмещения убытков от Шеффера не дождешься (откуда у него такие деньги?), махнула рукой, занесла двести тысяч в графу безвозвратных убытков, а Шеффера потихоньку уволили.

Самое примечательное, что упрямый баварец, в отличие от многих других авантюристов и фантазеров, не пропал! Он перебрался в Бразилию и сделал там неплохую карьеру при дворе бразильского императора, получив в конце жизни графский титул и несколько орденов.

Честно вам признаюсь: у меня совершенно нет желания ни смеяться над доктором Шеффером, ни награждать его какими-то обидными эпитетами. Фантазер, авантюрист, прожектер без малейшей связи с реальностью… Но дело-то в том, что он не для себя старался, а, судя по сохранившимся свидетельствам, искренне считал себя горячим патриотом новой родины, России, стремился присоединить «райские острова» не для собственной выгоды, а для блага державы. Другими словами, им двигали самые благородные чувства — а потому этот упрямый баварец заслуживает некоторого уважения… Мужик в принципе был неплохой, так что Бог ему судья…

Вторую — и последнюю — попытку присоединить к России Гавайские острова предпринял осенью того же 1819 г. уже не служащий Компании, а официальный консул Российской империи в Маниле Добелл. Побывав на Гавайях и ознакомившись с проектами Шеффера, он загорелся той же идеей. Предложил Петербургу еще более масштабную авантюру: отправить на Гавайи русскую военную эскадру с пятью тысячами солдат и моряков при трех сотнях казаков — и захватить Гавайи.

Представляю себе донских казаков, с гиканьем несущихся мимо гавайских вулканов… Затея Добелла вообще не рассматривалась всерьез, и никакого ответа он из инстанций не дождался.

России Гавайские острова были попросту не нужны. Не случайно даже англичане вопреки своему обыкновению именно от них отказались. Если Аляска для России могла принести немалую пользу как источник мехов и полезных ископаемых, а Калифорния — в качестве аляскинской «житницы» (и опять-таки тамошних природных богатств), то зачем, собственно, Гавайи? Никаких серьезных стратегических задач перед русским флотом в той части света попросту не было. Просто так, «шоб було»? Это не государственный подход.

Не случайно столь авторитетный знаток проблемы, как М. И. Муравьев, ставший после Баранова правителем Русской Америки, выражался совершенно недвусмысленно: «Я, право, не знаю, чем Сандвичевы острова нам могут быть полезны, а паче при нынешних обстоятельствах. Шеффер сыграл смешную комедию, за которую Компания очень дорого заплатила, и я не думаю, чтобы можно было возобновить ее; иметь же просто пристанище на пути и там запастись свежей провизией никакого препятствия нет и не будет».

Да и для регулярной торговли, по мнению Муравьева, не было условий: «Чтобы иметь торговлю с Сандвичевыми островами, сперва надо знать, что мы можем продавать им. И что можем брать в замену своих товаров? Торговля с Калифорнией для хлеба и доставки пушных товаров в Россию — вот статья, на что нужно обратить внимание и сим ограничиться».

Баранов в общем придерживался того же мнения. Не зря с 1807 по 1825 г. на Гавайях побывало всего 9 торговых кораблей Компании — этого было вполне достаточно.

Вот такова историческая правда, а не байки о «переходе Гавайев в российское подданство», не имеющие ничего общего с давними событиями…

Чтобы подробнее рассказать о Баранове, нужно еще упомянуть о том случае, когда смерть ему грозила не от индейских стрел, а со стороны своих же…

Зимой 1808 г. в Новоархангельске потихоньку сложился кружок недовольных суровым правителем. Баранов, конечно, был не ангел и за прегрешения и проступки карал жестоко. Правда, и «оттянуться» после окончания удачного сезона позволял. Механизм был давным-давно отработан. Весь «личный состав» делился на две партии. Одна несколько дней гулеванила, потребляя ром и водку ведрами, а другая, трезвехонькая, днем и ночью с оружием в руках длительно охраняла крепость. Когда первые, отгуляв свое, опохмелившись и отболев, оказывались способными держать оружие с надлежащей сноровкой, теперь уже их ставили на стены, а «вторая смена» принималась радостно откупоривать бутылки и резать селедочку…

Обиженных, разумеется, хватало — тем более что баранов-ские ближайшие помощники не в институте благородных девиц воспитывались и порой давали повод к ненависти. В общем, составился заговор. Возглавили его приказчик Наплавков, за какие-то прегрешения сосланный из Сибири в Америку, и его приятель Попов. Наплавков, отбывавший ссылку вначале на Камчатке, знал случившуюся там сорок лет назад историю: ссыльный поляк Беньовский в 1770 г., подобрав сообщников, захватил корабль и уплыл на нем в Юго-Восточную Азию, откуда перебрался во Францию. Дружки Наплавкова, кроме того, явно вздыхали о былых временах казачьей вольницы: Попова, не имевшего к казачеству никакого отношения, они провозгласили «хорунжим», а свои собрания устраивали на манер знаменитого «казачьего круга».

Вот только эта затея мало напоминала «борьбу с тиранией» — планы заговорщиков больше напоминали пиратские. Они намеревались убить самого Баранова, его сына и дочь, живших в доме правителя штурмана Васильева и американского капитана Кларка, а потом при необходимости перерезать всех, кто станет им противиться. Захватить судно, погрузить на него весь запас пушнины из крепости, взять аж тридцать «туземных девок» и уплыть куда-нибудь в Полинезию, где снега не бывает, а фрукты произрастают круглый год. С «классовой борьбой», таким образом, эти замыслы имеют мало общего.

Вот только сразу три заговорщика, очевидно, убоявшись грандиозности предприятия, потихонечку побежали к Баранову и все ему выдали. Правитель — как обычно, в кольчуге под кафтаном и с двумя пистолетами за поясом — нагрянул с вооруженными людьми на сходку заговорщиков, где те как раз сочинили на бумаге «смертельное обязательство», под которым всем следовало подписаться. Никто не решился сопротивляться, даже вооруженный саблей и пистолетом Наплавков. Баранов всех быстренько повязал, засадил в кандалы и отправил «на материк», где Наплавкова с Поповым законопатили в сибирскую каторгу, а прочих — в ссылку.

В 1816 г. Компания учредила собственные «деньги» для Русской Америки — разноцветные кусочки тюленьей кожи с печатью РАК, номиналом в 25 и 50 копеек, 1, 5 и 10 рублей. План этот в свое время предлагал еще Резанов.

Стоит рассказать и о монахе Германе, который когда-то принимал участие в бунте против Баранова. Со временем Герман опамятовался, никаких утопических прожектов более не строил. Он ушел на остров Еловый и построил там скит, где жил сначала один, а потом с «убогими и обиженными, сиротами и вдовами», которые стекались к нему отовсюду. Он завоевал всеобщее уважение праведной жизнью, а впоследствии был причислен к лику святых. Когда отец Герман умер в 1836 г., алеуты говорили, что в небе стоял огненный столб — по их верованиям, такое происходило, когда умирал «великий шаман».

Даже в наши дни православные Аляски ежегодно совершают паломничество на Еловый остров. Возле бывшего скита Германа построен небольшой монастырь «Новый Валаам»…

Итак, мы вновь в Русской Америке… Осенью 1818 г. «эра Баранова» подошла к концу. Баранов, состарившись, и сам давно уже просил его сменить. Преемником стал капитан-лейтенант Гагенмейстер. В Новоархангельске более восьми месяцев продолжалась передача дел — опись недвижимого имущества, товаров и капиталов.

Результаты оказались фантастическими. Совершенно нетипичными для Российской империи, издавна привыкшей к нечистоплотности на руку власть имущих.

Баранов, прослуживший в Русской Америке двадцать восемь лет, оказался бескорыстнейшим. Ворочавший миллионами правитель копейки не присвоил. «При сдаче дел все компанейское имущество, считавшееся налицо, найдено не только в совершеннейшем порядке, но даже в количестве, превышавшем значащееся по описям». Размеры нежданного превышения впечатляют, ожидали найти имущества на 4 800 000 рублей, а его обнаружилось на семь миллионов. Все недоброжелатели, много лет распространявшие слухи, что Баранов тишком обогащается, моментально прикусили языки…

Впечатляет?

Все, что Баранов зарабатывал, он жертвовал на школы, больницы и церкви, а причитающиеся ему паи (говоря по-современному, дивиденды) использовал, чтобы поддержать не только родственников, но и многочисленных друзей.

Современные историки категоричны: если бы вместо Баранова правителем был кто-то другой, слабее, Русская Америка могла потерпеть крах уже давно: потому что были годы (я имею в виду не календарные даты, а протяженность по времени), когда на Аляску просто-напросто не поступали товары для торговли с туземцами и платежа им. И ситуацию вытягивал Баранов, любыми способами — вплоть до того, что посылал алеутов ловить во множестве сусликов, из сусличьих шкурок шили одежду, а уже ее использовали на мену с «дикими» и зарплату… Наконец, другой человек мог бы и не справиться с воинственными тлинкитами. И АЛЯСКУ ПРИШЛОСЬ БЫ БРОСИТЬ???…

И тем не менее не Баранов ушел, а его «ушли». Уволили в отставку «для упреждения дальнейших беспорядков» — которые, в общем, случались в последние годы правления Баранова. Но все равно, с человеком, отдавшим Компании жизнь и энергию без остатка, могли бы и деликатнее…

Из Русской Америки его выпихнули — очередной печальный пример человеческой неблагодарности. Семидесятидвухлетний больной старик хотел одного — поселиться где-нибудь и спокойно доживать свой век. Знакомые американские капитаны (среди них хватало и неплохих парней, представлявших полную противоположность Барберу) звали в Нью-Йорк или Бостон. На острове Гавайи у Баранова были земельные участки, подаренные Камеамеа (единственная материальная ценность, какую он имел в жизни). Наконец, возле Новоархангельска бывшие подчиненные принялись обустраивать ему дом.

Но Гагенмейстер и объявившийся на Аляске Головнин буквально вытолкали Баранова в Россию, упирая, что выполняют инструкции Компании: Баранов обязан лично явиться в Петербург и представить дирекции финансовый отчет.

Баранов отплыл на корабле Гагенмейстера «Кутузов» (Гагенмейстер отнюдь не горел желанием взваливать на свои плечи тяжкий груз по управлению Русской Америкой и буквально через несколько дней «правления» уступил пост зятю Баранова лейтенанту Яновскому).

Интересная деталь: в толпе провожающих смирнехонько стоял и махал рукой тот самый тойон Котлеан, который в свое время попортил Баранову немало крови. Котлеан давно уже вел мирную обывательскую жизнь — возможно, дважды за короткий срок избежав виселицы (барберовской и барановской), пришел к выводу, что не стоит и далее бегать с томагавком по лесам… По некоторым свидетельствам, именно Котлеану Баранов подарил на память свою знаменитую кольчугу.

Когда приплыли на Яву, Баранов заболел. Более месяца пролежал в гостинице. Почувствовав себя лучше, объявил, что готов продолжать путь. 16 апреля 1819 г. он умер на корабле. Рядом до последнего момента находился герой баталий с индейцами лейтенант Подушкин. Это произошло в море, в Зондском проливе, неподалеку от Принцевых островов, Баранова похоронили в море. Могилы на суше у него нет. Памятника, впрочем, тоже.

Их было трое — Шелихов, Резанов, Баранов. Именно они создали Русскую Америку и жили ее заботами до своего последнего вздоха.

В сундучке Баранова обнаружилась лишь одежда, несколько безделушек и пара акций Компании. Это было все, что он накопил за долгую жизнь.

Король Камеамеа пережил его лишь на двадцать два дня.

В 1823 г. умер основатель Русской Калифорнии Иван Кусков. Уволенный со службы в 1821 г., он после этого прожил недолго. Так частенько случается: люди бурной судьбы, оказавшись на покое, форменным образом чахнут… Перефразируя Пастернака, можно сказать: их губило отсутствие бури. В штиль они просто-напросто не могли, не умели и не хотели жить.

Российский историк царских времен писал о Баранове: «С уходом этого великого человека кончился героический период деятельности на Тихом океане».

Позволю себе развить и дополнить эту мысль: кончился не просто героический период, а восемнадцатый век. Все эти люди были воспитаны именно восемнадцатым веком: причудливым столетием, сочетавшим романтику и зверство в самых неожиданных переплетениях. Все в этом столетии было ярким, исполненным размаха: битва и казни, заговоры и аферы, любовные романы и мирные свершения…

Вот вам английский пират Уильям Дампир — самый настоящий пират, можно бы сказать, патентованный… Был юнгой на торговом судне, солдатом, надсмотрщиком на плантации, лесорубом, потом подался на знаменитый остров Тортугу и под черным флагом топил и грабил кого попало. А вдобавок — восемнадцатый век! — писал книги, проводил океанографические, метеорологические, этнографические наблюдения, за что его приняли в Королевское научное общество, серьезное научное учреждение, куда кого попало не пускали…

И подобных живых парадоксов в восемнадцатом столетии не перечесть. Наши создатели Русской Америки — из их числа. Век девятнадцатый при всех его технических достижениях и научных открытиях все же будет начисто лишен этой шалой романтики, он, если угодно, весь какой-то канцелярский. Его преступления — серые, унылые, убого-кровавые, аферы — банальное воровство. Характеры потускнели, романтика куда-то пропала, все, чего ни коснись, стало гораздо скучнее…

Что интересно, вся троица — Шелихов, Резанов, Баранов — окончили жизнь вдали от Московии, скучного кусочка страны, начинавшего приобретать лишь этнографическое значение (алеутская жена Баранова, Анна Григорьевна Разказчикова, к слову, поселилась в ските старца Германа).

В одном им всем невероятно повезло: они ушли из жизни, так и не узнав, что самодержец всея Руси Александр Павлович в 1824 г. подпишет соглашение с США, а в 1825 г. с Англией — соглашения, столь явно вредившие Русской Америке, что перед их текстами и сегодня остолбеневаешь в тягостном недоумении…

5. Властитель слабый и лукавый…

На первый взгляд соглашения эти выглядели крайне благолепно: устанавливались точные границы сфер влияния, а торговые отношения вроде бы должны были принять самый что ни на есть цивилизованный характер. Вот то-то и оно, что — «вроде бы»!

Без торговли с американскими и английскими кораблями Русская Америка попросту не могла бы существовать. Другое дело, как организовать эту торговлю. Не было бы ничего плохого в том, отведи российские власти для торговли какой-то конкретный порт — скажем, Новоархангельск. Как это практиковали в своих заморских владениях прочие державы.

Перед иностранцами распахнули Русскую Америку, как пьяный сторож распахивает настежь ворота богатого склада!

Слава богу, англичане с американцами не получили права вести в водах Русской Америки промысел пушного зверя. Но вот все остальное…

Теперь и британцы, и янки могли ловить рыбу в русских водах, а кроме того, законнейшим образом торговать с туземными жителями Русской Америки. А это означало, что они отныне смогут в обход русских вывозить с Аляски драгоценные меха, подрывая тем самым русскую пушную торговлю. Предусматривалось, правда, что настрого запрещается поставлять туземцам спиртное, оружие (огнестрельное и холодное), а также поpox и боеприпасы. Но в том-то и потаенный вред, что теперь русским настрого запрещалось задерживать и обыскивать корабли даже тех капитанов, которые в нарушение соглашения привозили спиртное и ружья! Категорически запрещалось условиями соглашения. В это трудно поверить, но так и было.

Иными словами, Русская Америка была теперь отдана на добрую волю иностранных капитанов. Если они торговали честно — вывозили мех. Если контрабандой провозили ром и оружие — не было никакой возможности схватить мошенника за шиворот.

Так в соглашении и значилось: из торга исключаются «всякие спиртовые напитки, огнестрельное и белое (т. е. холодное. -А. Б.) оружие, порох и военные снаряды всякого рода». Но тут же оговаривалось, что это запрещение не может «служить предлогом или быть истолковано в том виде, что оно дает право корабли осматривать и задерживать, или товары захватывать, или, наконец, принимать какие-либо меры принуждения»…

Покойный Барбер наверняка плясал от радости возле жаро-венки, если только черти-надсмотрщики позволяли… Такой вольной волюшки шаставшие у русских берегов контрабандисты прошлых лет и в сладких фантазиях представить себе не могли!

Формально и русские, и американцы пользовались равными правами: «граждане Соединенных Штатов не могут приставать в тех местах, где находится российское селение, без позволения тамошнего правителя или начальника, а равным образом и российские подданные не могут приставать без позволения к селениям Соединенных Штатов на северо-западном берегу».

Фокус весь в том, что на «северо-западном берегу» (т. е. Тихоокеанском побережье Северной Америки) не было ни единого «американского селения»! И ни единого английского, кстати, тоже — только неподвластная ни Лондону, ни Вашингтону Калифорния, крепость Росс и селения индейцев, ни в чьем подданстве не состоящих. Это не «равные права», а шулерский трюк. На практике это означало, что американцы и англичане получают полный доступ в Русскую Америку, а русским благородно позволяется и дальше действовать в ничейных землях… Любому, знающему предмет не понаслышке, было ясно, что будет продолжаться не только контрабанда спиртного и оружия, но и хищнический промысел пушного зверя в русских водах — поскольку, напоминаю, всякие обыски, задержание кораблей и прочие проверки отныне категорически запрещались. Или кто-то полагает, что субъекты типа Барбера, узнав о подписании «цивилизованного» соглашения, устыдятся своего авантюризма и добровольно откажутся нарушать законы? Нет, серьезно, кто-то в такое поверит?

Англичане, вдобавок ко всему, получали еще больше преимуществ, чем янки, — они могли теперь свободно плавать по всем рекам, которые, впадая в Тихий океан, протекают по русской территории. Они вообще-то требовали еще и открыть Новоар-хангельск «на вечные времена», но это даже для Александра было чересчур, и соглашения с США и Великобританией были заключены на 10 лет.

Если бы английская разведка в свое время похитила Александра I где-нибудь в Париже и заменила хорошо подготовленным двойником-британцем, то и тогда, наверное, вред интересам России оказался бы гораздо меньшим…

Вина лежит исключительно на Александре. Иные наши национал-патриоты привычно вешают всех собак на министра иностранных дел Нессельроде, у которого не все безупречно с «пятым пунктом», но это, простите, чушь. Во-первых, Нессельроде тем и знаменит, что он всю свою долгую службу был не более чем безупречным исполнителем, начисто лишенным привычки своевольничать (не случайно, будучи во главе МИД все царствование Николая I, он не замечен ни в одном деянии, послужившем бы во вред государственным интересам России: Николай велел быть государственником, и министр старательно в этом направлении работал), во-вторых, именно Нессельроде постарался, чтобы крепость Росс не попала под какие-либо юридические крючки соглашения, а осталась за русскими. В-третьих, именно Нессельроде поначалу и намеревался открыть для торговли с англичанами и янки один только Новоархангельск — но те пожаловались государю императору, и он от маразматического своего ума решил наделить просителей еще более приятными привилегиями…

Именно что — маразматик плешивый. Меня, случается, частенько упрекают в использовании в отношении исторических деятелей прошлого совершенно ненаучных терминов и эпитетов. Но вот в данном конкретном случае я, видит бог, совершенно ни при чем. Не кто-нибудь, а биограф Александра I, его двоюродный внук, член императорской фамилии, великий князь Николай Михайлович, писал, что Александр с 182 J г. часто пребывал в состоянии как психоза, так и маразма… Убедительный источник, нет?

Разумеется, сразу же начались протесты — еще до официальной ратификации соглашений. Адмирал Мордвинов (с которым мы ближе познакомимся в следующей главе) как раз и предлагал открыть для иностранцев один только Новоархангельск, «с удержанием воспрещения иметь им непосредственный торг с дикими». Александр соизволил сказать о проекте Мордвинова несколько ласковых слов… в день подписания соглашения! Конечно, не приняв проект во внимание.

Директора Российско-Американской компании писали императору дельные вещи: «Предприимчивые граждане Соединенных Штатов, влекомые надеждой верных выгод, в самое короткое время покроют судами все места, доставляющие богатый промысел или посредством ловли, или посредством торговли». «Компания имеет полную причину опасаться, что не только в 10 лет, но гораздо в кратчайшее время иностранцы, при неисчислимых своих средствах и преимуществах, доведут ее до совершенного уничтожения».

Справедливо указывалось, что русские промышленники, живущие не сегодняшним днем, а будущим, на промыслах бьют только самцов, оставляя маток для размножения — «но американцы в чужих водах, куда допускаются на срочное время, не только не будут иметь причины соблюдать сию осторожность, но устремятс к совершенному искоренению зверей и того достигнут».

Все это было оставлено без внимания. Между прочим, Александр сам был акционером Русско-Американской компании, а значит, вдобавок ко всему, старательно гробил предприятие, приносившее доход в том числе ему и его семье… Шизофрения, как и было сказано.

Более того. В феврале 1825 г. Главное правление Компании, намеренное осваивать и континентальную часть Аляски, предписало начать строительство нескольких крепостей «по Медной реке от морского берега внутрь земли». То есть — обезопасить дорогу к богатым месторождениям меди.

Александр J отреагировал незамедлительно. Опять-таки в ущерб российским интересам: «С высочайшим повелением предписать Компании, чтобы она тотчас отменила построение крепостцов, а будет сделано уже распоряжение, послала бы об отмене нарочного, при том заметить Компании, что самое требование ее не соответствует ни обстоятельствам тамошнего края, ни же правилам, Компании предоставленным; сверх того, призвав директоров, сделать им строжайший выговор за неприличность касаемого предложения, так и выражений, с тем, чтобы они беспрекословно повиновались распоряжениям и видам правительства, не выходя из границ купеческого сословия».

Другими словами, Компанию целеустремленно и недвусмысленно не пускали в глубь материка, принуждая оставаться на узкой прибрежной полосе. Во всех прочих странах Европы, заинтересованных в заморских территориях, власти поступали как раз наоборот, лишь поощряя своих купцов, предпринимателей и путешественников хозяйственно прихватывать все, до чего только могут дотянуться…

Смешно, но уже после ратификации соглашения с британцами Александр через своих министров обратился к Англии со смиренной просьбой чуточку пересмотреть сухопутные границы в Америке меж русскими и британскими владениями — тогда, мол, «император усмотрел бы в принятии этого предложения доказательство особенного к нему расположения со стороны британского правительства».

Британское правительство недвусмысленно дало понять, что никакого такого особенного расположения к императору не испытывает — дело было сделано, к чему и далее улыбаться российскому придурку? Александр утерся.

И к берегам Русской Америки, как и следовало ожидать, потянулись неисчислимые американские и британские ловцы удачи, выменивая на ром и ружья драгоценные шкуры. Рома на Аляску хлынуло такое море разливанное, что индейцы оказались не в состоянии с ним справиться самостоятельно и принялись в большом количестве продавать «огненную воду» служащим Компании… Задерживать и досматривать суда контрабандистов Компания, напоминаю, была не вправе. Дошло до того, что на «индейских территориях» отличное английское ружье можно было приобрести дешевле, чем в самой Англии — такая там случилась «затоварка». Не без ехидства следует отметить, что раздобытые у англичан и американцев ружья воинственные тлинкиты частенько использовали против них же, а не только против русских. Были случаи, когда гибли американские и английские суда со всеми экипажами…

В 1835 г., когда истек срок действия соглашений, Николай I, заботившийся о пользе России, возобновлять их не стал. Но все эти десять лет, пока они действовали, вред Русской Америке причинялся нешуточный.

Легко догадаться, что в Российско-Американской компании к государю императору Александру Павловичу любви не питали ни малейшей. Как, впрочем, не питали ее и «капитаны» зарождающейся российской промышленности, чьи интересы Плешивый прямо-таки подкосил другими своими нововведениями в области экономики.

И вскоре, такое впечатление, была сделана попытка выйти все же из высочайше предписанных «границ купеческого сословия»…