Послесловие

Более четырёх столетий отделяют нас от бурного царствования Ивана Грозного. После него наступила Смута, произошли крутые Петровские реформы, случились невиданные потрясения XX столетия. Но за всеми этими катаклизмами возвышается и по-прежнему притягивает взгляды фигура первого российского царя. Конечно, XVI век — время становления Московской державы, чьими непосредственными преемниками стали и Российская империя, и Советский Союз, и вновь обретшая старинный герб нынешняя Российская Федерация. И всё-таки есть в том времени ещё что-то, как будто смятенный дух царя Ивана всё не может обрести покой и время от времени смущает умы потомков: то толкает их на поиски загадочной царской библиотеки, то является объектом длящихся десятилетиями учёных дискуссий с порой явным политическим подтекстом, то предстаёт в кинофильме в виде харизматичной личности или обсуждается с телеэкрана в проекте «Имя Россия» и входит, хотя и последним, в десятку победителей, обойдя при этом Екатерину Великую и царя-реформатора Александра II, то подвигает неумеренных почитателей на требование его канонизации. Учёные же продолжают спорить о цели и смысле странного и ужасного царского детища — опричнины.

Иное дело — сами опричники. За пределами исторических изысканий их имена мало кому известны и особого интереса у публики не вызывали, за исключением, пожалуй, Малюты Скуратова и Бориса Годунова. Первый стал своеобразным символом опричнины, хотя не был ни её основателем, ни руководителем; второй же известен не службой в опричнине, а в качестве «убийцы» царевича Дмитрия и первого выборного царя, открывшего дорогу Смуте.

Основная же масса опричников остаётся «за кадром» в виде толпы беспощадных слуг. Такими, собственно, они и были запечатлены в памяти современников. «И бысть в людех ненависть на царя от всех людей. И биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти. И присташа ту лихие люди, ненавистники добру, сташа вадити великому князю на всех людей, а иные по грехом словесы своими погибоша».

Тем не менее одни из них окружали государя, пользовались его доверием и, очевидно, подсказывали ему те или иные решения, которые затем выполнялись уже руками других членов опричнины. В результате многолетних исследований нам известны сейчас многие (если не все) командиры опричного корпуса, их служебные «подвиги», награды, вотчины — и бесславный конец их карьеры, отчасти заслуженный. «Начальные люди» опричнины скоро разочаровали своего повелителя: они оказались столь же алчными, как и те, с чьими злоупотреблениями призваны были бороться; так же стремились к чинам и почестям, интриговали, заискивали и устраняли соперников на пути к царским милостям.

Но о рядовых опричного воинства мы по-прежнему знаем очень мало, в лучшем случае — их имена, размер жалованья, наличие поместья. Мы можем представить, как они одевались, каким образом воевали, какими были их владения. Но люди того времени не вели дневников и не делились с друзьями и знакомыми своими проблемами в переписке, а большинство вообще были неграмотными. Скудость источников не даёт возможности узнать, что они думали, чувствовали и переживали. Осознавал ли кто-то из них, хотя бы отчасти, предназначенную им царём миссию охраны великого православного царства во главе с не ограниченным в своих действиях монархом — или просто радовался внезапному зачислению в опричнину, видя в нём возможность подняться по чиновной лестнице и получить деревню побогаче? Действительно ли они считали свои жертвы изменниками, бездумно выполняли приказы — или, пользуясь случаем, подводили под следствие и казнь невинных и вымещали злобу на соседях?

Едва ли это когда-нибудь будет доподлинно известно. Можно, пожалуй, полагать, что одним, более приближенным к государю, приходилось задумываться. Для них иллюзия опричного «братства» с царём-игуменом была разрушена казнью государевых любимцев, вчерашних начальников или сослуживцев, когда в 1572 году в Новгороде «царь православной многих своих детей боярских метал в Волхову реку, с камением топил». Их не могло не насторожить, что противниками объявлялись не только «ленивые богатины» — бояре, но и всероссийский митрополит Филипп, и новгородские посадские люди с жёнами и детьми, и простые мужики из северных деревушек, которые умирали от опричных сабель или на жестоком «правеже».

Других же кипящие у трона страсти могли поначалу не затронуть — зачисленные в опричнину провинциальные «дети боярские» едва ли сильно интересовались придворными делами. Они, как и прежде, в составе своей сотни ходили в походы или несли «береговую» службу, вели своё нехитрое хозяйство. Им куда важнее было получить справное поместье в опричном уезде и посадить на землю пленников-холопов. Но и на них могла обрушиться беда по воле очередного царского приспешника или самого государя, как это случилось во время карательной экспедиции по вотчинам боярина И. П. Фёдорова-Челяднина: «…весь крупный и мелкий скот и лошадей, собранных в одном месте…приказал рассечь на куски, а некоторых и пронзить стрелами, так-то он не пожелал оставить живым в каком-либо месте даже маленького зверька. Поместья и кучи хлеба он зажигал и обращал в пепел. Он приказывал убийцам насиловать у него на глазах жён и детей тех, кого он убивал, и обращаться с ними по своему произволу, а затем умерщвлять».

Как и в иные времена, кто-то не мудрствуя, а то и не без выгоды для себя исполнял любые приказы. Тем более что сам великий государь возвысил их, верных слуг, над прочими подданными именно для того, чтобы творить его волю, которая, полагал Иван IV, есть исполнение воли Божьей, а потому не подлежит суду человеческому. Сформулированная царём-писателем идея, что лишь единоличная, сильная, ничем не ограниченная власть монарха может сохранить государство, укрепить и защитить его от внешних и внутренних врагов, с этого времени прочно заняла важное место в сознании русского общества и отнюдь не исчезла из него до наших дней.

Кого-то царские повеления могли смущать — и тогда надо было спасать душу щедрым вкладом в монастырь. Так же поступал и сам царь, радуясь, когда «церковные пороги — насколько хватает наших сил и разума и верной службы наших подданных — светятся всякими украшениями, достойными Божьей церкви, всякими даяниями». Думается, не один опричник томился и стремился покаяться подобно тому, как это делал сам государь в каноне архангелу Михаилу: «Осквернивше душу злыми похотми и теплыми слезами не омывше и милостынею не очистивше, страшного посланника не поминающе, мы же тя, ангеле, по достоянию величаем. Бога нам поведаешь, святый ангеле, и душу мою окаянную ис тела изимаеши, и плоть разтлиши и гробу предаешь, молим ти ся, святый ангеле, изми душу мою от сети ловящих, тя величаем. От Бога посланному, всех ангел пристрашен еси, святый ангеле, не устраши мою душу убогую, наполнену злосмрадия, и очисти, и представи ю престолу Божию непорочну».

Однако, облегчив душу, государь вновь принимался карать изменников. Как человек он признавал себя «грешником» и «блудником», но как государь, кажется, никогда не ставил под сомнение своё право «воспитывать» подданных любыми средствами; они же как истинные христиане должны были подчиняться и безропотно принимать смерть по царской воле, которую вершили опричники. Но при этом Иван Грозный сначала делал их избранными слугами и снимал с них, орудия установления божественной справедливости, ответственность — а затем подвергал «перебору» и опале, как и прочих лукавых холопов. Сейчас нельзя утверждать, что заговоры и «измены» бояр против царя существовали в действительности; но он сам был искренне уверен, что окружён предателями, и даже просил политического убежища в Англии, куда предполагал бежать с немногими верными людьми и сокровищами.

Едва ли такое отношение укрепляло дух опричной «братии» — скорее, наоборот, разрушало опричное сообщество и расшатывало нравственные нормы его членов. После того как опричное войско не сумело преградить путь коннице крымского хана Девлет-Гирея, которая летом 1571 года прорвалась к самой Москве и сожгла её, царь перестал доверять своему окружению, объединил земскую и опричную армию, казнил руководство опричнины. После победы над татарами под Серпуховом опричнина была официально отменена. Однако в 1575 году царь вновь разделил свое государство на «земщину» и «двор». Деление на земскую и «дворовую» службу, на земские и «дворовые» уезды сохранялось до конца его царствования, хотя массовых репрессий больше не было.

Жестокими мерами царь подавил всякую оппозицию своей власти, но внутри- и внешнеполитическое положение страны стремительно ухудшалось. Эпидемия чумы и неурожаи на рубеже 1560–1570-х годов привели к разорению многих крестьянских хозяйств и дворянских владений, чему способствовали и произвол при взимании налогов, и прямые грабежи опричников. Писцовые книги начала 80-х годов XVI столетия свидетельствуют о том, что во многих уездах сильно сократилась пашня, а население вымерло или разбежалось, так что «церкви Божии стояли без пения». Мужики бежали «от царевых податей», «от того, что земля худа», «от опричнины», «от помещикова воровства», «от помещиковой подати», «от помещиковой худобы», «ушли с голода», «от мора», «от поветрия». Опричнина — это не только казни и произвол, но и непосильный фискальный гнёт: по имеющимся сопоставимым данным, налоги с «земских» территорий превышали опричные в два раза. Казни воевод и разорение поместий делали армию небоеспособной: дворян в конце 1570-х годов надо было бить кнутом, чтобы заставить отправиться на службу в полки, и Ливонская война оказалась в итоге проиграна.

Социально-экономический кризис, сокращение налоговых поступлений и слабость армии привели к тому, что при проведении по отдельным уездам новой переписи земель в начале 1580-х годов крестьянам было запрещено уходить из вотчин и поместий. Так с введением «заповедных лет» (отменой Юрьева дня) началось двухсотлетнее становление системы крепостного права — ликвидация личных прав крестьян в России.

Однако все эти хорошо известные историкам факты как будто не сказываются на популярности фигуры Ивана IV и притягательности сюжетов, относящихся к его правлению и особенно к временам опричнины. Народные песни, сложенные на Новгородчине про царя, разорившего в 1570 году город и его окрестности, повествуют только о том, как он наказывал изменников и награждал верных слуг. Грозный государь сочно выписан в «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» М. Ю. Лермонтова. Да и граф А. К. Толстой в «Князе Серебряном» (1863) изображал Ивана жестоким, но величественным владыкой, а не аморальным садистом.

К образу Ивана Грозного неоднократно обращалось «главнейшее из искусств». В 1944 году была закончена работа над фильмом гениального Сергея Эйзенштейна с великим Николаем Черкасовым в роли царя. За первую серию, вышедшую в прокат в январе 1945 года, съёмочная группа получила Сталинскую премию, а вторая серия была запрещена после её просмотра «вождём народов» из-за очевидной ассоциации опричнины со сталинским режимом и вышла на экран только в сентябре 1958 года.

Режиссёр Геннадий Васильев в 1991 году снял картину «Царь Иван Грозный» по мотивам повести толстовского «Князя Серебряного». Наконец, почти одновременно в 2009 году появились телесериал «Иван Грозный» Андрея А. Эшпая и фильм «Царь» Павла Лунгина, действие которого происходит в 1566–1569 годах, в разгар опричнины.

Умный историк Николай Михайлович Карамзин, понимавший, что прошлое существует в культурной памяти народа не только в качестве научного знания, тонко подметил: «История в некотором смысле есть священная книга народов, главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности, скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству, дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего… Вымыслы нравятся, но для полного удовольствия должно обманывать себя и думать, что они истина». Так и ужасы опричнины не задержались в народной памяти; она преображала грязное и унизительное в трагическое. А потому первый русский царь остался в массовом сознании жестоким и ужасным, но в то же время грозным и величественным героем. Одна из легенд о царе Иване повествует о том, что одно из селений в окрестностях Стефано-Махрищского монастыря, неподалёку от Александровской слободы, пользовалось дурной славой из-за чёрствого отношения к нищим и страждущим. Прослышавший об этом Иван Грозный пришёл туда, переодевшись в рубище. Обойдя всю деревню, «погорелец» не обрел приюта ни в одном доме. Лишь на окраине, в ветхой избушке бобыля, ему дали кров. Наутро, облачившись в царское одеяние, государь повелел сжечь деревню дотла, а её жителей-погорельцев отправить скитаться по России, для бобыля же выстроить хоромы и передать эту землю ему во владение. Так в этом предании воплотилась народная вера в царя-заступника, карающего за неправедные дела^{1}.

Отражённый свет царского величия упал и на его слуг. Так появились образы лихого Малюты и удалых бойцов-молодцов в поэме Лермонтова и народной песне о Кострюке-Мастрюке. Часто опричнина использовалась в качестве исторического фона, на котором разворачивались драматические события.

В 1843 году известный автор исторических романов «Ледяной дом» и «Последний Новик» И. И. Лажечников написал историческую драму в стихах «Опричник», которая из-за цензурных препон была опубликована только в 1859-м. На её основе была создана одноимённая опера П. И. Чайковского, премьера которой состоялась 12 апреля 1874 года в Петербурге в Мариинском театре, а год спустя — в Большом театре в Москве. С тех пор опера входила в репертуар многих театров страны. Последняя её постановка была осуществлена в Большом театре в 1999 году. Действие, в центре которого находится любовная история с трагическим концом, происходит в Александровской слободе осенью 1572 года. Главный герой, чтобы жениться на любимой девушке, обращается за помощью к Фёдору Басманову и по его совету вступает в опричнину, дав клятву о беспрекословном подчинении царю. Иван Грозный, желая проверить верность нового опричника, на свадьбе требует к себе новобрачную; неподчинение героя влечёт за собой его казнь.

Премьера оперы Н. А. Римского-Корсакова по драме Л. А. Мея «Царская невеста» состоялась в Москве 22 октября 1899 года. Её сюжет строится на возможном факте отравления Марфы Собакиной, а в числе главных персонажей — опричники Григорий Грязной и Малюта Скуратов, Марфа и её родственники.

Далёкие потомки «тирана Васильевича» были снисходительны к памяти его верных слуг и сподвижников. В 1856 году со стапелей архангельской верфи сошёл военный «винтовой клипер», получивший название «Опричник». В 1861 году в штормовых волнах Индийского океана на полпути между Зондским проливом и мысом Доброй Надежды корабль потерпел крушение, при котором погиб весь его экипаж. Кораблю и морякам был поставлен памятник в Кронштадте, а имя «Опричник» получили залив на северо-западе Японского моря, бухта на этом же побережье между мысами Рифовый и Сигнальный и бухта в заливе Чихачёва. В 1881 году в состав Балтийского флота вошёл парусно-паровой крейсер 2-го ранга с тем же названием, который с 1897 года использовался как учебный корабль Морского корпуса.

Ныне это название можно встретить разве что на ресторанной вывеске. Открытый в 2008 году ресторан «Опричник», позиционирующий себя как заведение старорусской кухни, приглашает посетителей «отобедать в обстановке боярского терема эпохи Ивана Грозного», а его персонал грозится «встретить и накормить супами да ухой, рыбными и мясными закусками, сладкими пирогами да блинами разнообразными».

В поэме «Наша древняя столица», созданной в 1947 году и посвященной 800-летию Москвы, Н. П. Кончаловская конечно же не могла обойтись без сюжетов, связанных с опричниной:

Там Грозный выстроил дворцы,
Ряды палат просторных,
Где всё вершили молодцы
В своих кафтанах чёрных.

…

Измену грызла пёсья пасть,
Метла врагов сметала,
И каждый, каждый мог пропасть,
И сколько пропадало!

Даже отпетые опричные злодеи часто по законам жанра окружены романтическим флёром. В «Клятве опричника» (2003) современной поэтессы Майи Будзинской речь идёт об опале отца и сына Басмановых:

«В царя окруженье не кротостью мы
Средь прочих вельмож отличались!
То ведают мрачные стены тюрьмы,
Что смотрят на нас из клубящейся тьмы…
Величием мы упивались,

Следя, чтобы в царской душе не угас
Огонь подозрения лютый, —
И все трепетали, завидевши нас,
Басмановых имя звучало подчас
Страшнее, чем имя Малюты!»

После того как Фёдор Басманов в доказательство верности присяге по требованию царя убивает отца, на него снисходит раскаяние:

«Что сделал я, Господи! Батюшка мой!
Нет в свете страшней преступленья!
Греми ж, гром небесный, над грешной главой!
О Боже! Низвергни мя в ад огневой
На вечные, злые мученья!»

…

Кинжал прозвенел, и опричник младой,
Померкшим окинувши взглядом
Тюрьму и шепнув со смиренной мольбой:
«Помедли, отец, — я иду за тобой!», —
Пал с мёртвым родителем рядом.

В реальности некоторые приспешники Ивана Грозного были корыстными и жестокими холопами; иные же, в том числе большинство рядовых опричников, — обычными представителями служилого сословия, мало чем отличавшимися от своих товарищей по оружию из земщины. Но, возможно, служба грозному царю на самом деле способствовала проявлению не лучших человеческих качеств.

Примечания:

Послесловие

¹ См.: Легенды и были Александровской слободы. С. 19.

БИБЛИОГРАФИЯ

Аль Д. Иван Грозный: От легенд к фактам. СПб., 2005.

Библиотека Ивана Грозного: Реконструкция и библиографическое описание / Сост. Н. Н. Зарубин; подг. к печ. и доп. А. А. Амосов; под ред. С. О. Шмидта. Л., 1982.

Булычев А. А. Между святыми и демонами: Заметки о посмертной судьбе опальных царя Ивана Грозного. М., 2005.

Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963.

Володихин Д. М. Митрополит Филипп. М., 2009 (серия «ЖЗЛ»).

Зимин А. А. Опричнина. 2-е изд, испр. и доп. М., 2001.

Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. М, 2008.

Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного. СПб., 2004.

Легенды и были Александровской слободы. Владимир, 2006.

Морозова Л., Морозов Б. Иван Грозный и его жёны. М., 2005.

Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. М.; Л, 1950.

Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992.

Флоря Б. Н. Иван Грозный. 3-е изд. М., 2009 (серия «ЖЗЛ»).

Примечания на страницах

¹ Царь Иван шёл по стопам своего отца. Установленные в западном портале того же собора Тверские врата происходят на самом деле не из Твери. Когда-то они тоже стояли в Новгородской Софии, а в XIV веке украсили собой главный, Троицкий, собор Пскова. В 1510 году, после ликвидации Василием III независимости этой северной республики, почётный трофей был отвезён в слободу. (Здесь и далее, кроме оговорённых случаев, примечания авторов.)

² С конца XV до конца XVII столетия год на Руси начинался с 1 сентября. (Прим. ред.)

³ Четверть — здесь: русская единица измерения объёма сыпучих тел. В XVI веке четверть ржи составляла четыре пуда (65,52 килограмма) зерна или 3,5 пуда муки (57,33 килограмма). (Прим. ред.)

⁴ Согласно словарю В. И. Даля, одно из значений слова «меженина» — засуха. Другие словари толкуют его как недостаток чего-либо, чаще всего хлеба. Возможно, его происхождение связано с тем, что в засушливые годы, когда был недород хлеба, приходилось употреблять в пищу что попало, «перемежать» еду. (Прим. ред.)

⁵ Пресечение династии не смог предотвратить и брак царевича Фёдора. Второй сын государя был человеком слабым и к отправлению государственных дел явно неспособным: как выяснил прибывший ко двору в 1581 году иезуит Антонио Поссевино, «его телосложение не соответствует возрасту» и «ему не разрешается показываться перед посланцами иностранных государей». Но в 1580 году отец женил его на Ирине Фёдоровне — сестре молодого и ещё не известного в ту пору опричника Бориса Годунова. Этот брак позволил способному стряпчему сделать придворную карьеру и стать в последние годы царствования одним из близких к Ивану Грозному людей.

⁶ Келарь (греч. амбарный) — монах, ведавший хозяйством обители: кухней, кладовой и т. п. (Прим. ред.)

⁷ По свидетельству современников, это было одно из любимых присловий Грозного в моменты наивысшей радости.

⁸ Обжа — единица поземельного обложения в новгородских землях в XV–XVII веках, взыскивавшаяся с пахаря, имевшего одну лошадь. Размер обжи зависел от качества земли и других природных условий и в среднем составлял 15 десятин. (Прим. ред.)

⁹ Ахитофель — библейский персонаж, советник царя Давида. Когда возглавляемый им и царским сыном Авессаломом заговор против царя был раскрыт, Ахитофель повесился. (Прим. ред.)

¹⁰ Мухояр (араб.) — старинная пёстрая ткань из смеси льна, шерсти, хлопка, окрашивавшихся в пряже. (Прим. ред.)

¹¹ Правёж (от др. — рус. править — взыскивать) — способ исполнения судебного решения, принуждение ответчика к уплате долгов и пошлин, при котором его ежедневно били батогами. Иван IV в 1555 году указал стоять на правеже пропорционально долгу; при долге в 100 рублей время правежа составляло месяц. (Прим. ред.)

¹² Четверть (четь) — здесь: мера земельной площади, половина десятины; десятина составляла 1,0925 гектара. (Прим. ред.)

¹³ Пономарь (парамонарь, от др. — греч. приставник, привратник) — служитель православной церкви, не имеющий священнического сана, в чьи обязанности входит звонить в колокола, петь на клиросе и прислуживать при богослужении.

¹⁴ Гак (от нем. Haken — «соха») — единица налогообложения на территории Ливонии (современных Эстонии и Латвии). Самым распространённым был так называемый крестьянский гак, составлявший в Северной Эстонии в среднем 8–12 гектаров посевной площади.

¹⁵ В литературе встречаются также варианты Эльберфельд и Эльферфельд; Штаден называл своего оппонента Эльверфельдтом.

¹⁶ Минея (от греч. «месячный») — общее название нескольких церковнослужебных и четьих (предназначенных для чтения) книг. Минеи месячные (служебные) содержат службы святым на каждый день года. (Прим. ред.)

¹⁷ Повечерие (от греч. «после вечери, ужина») — в православном обряде часть суточного богослужения. Великое повечерие совершается в праздничные дни, соединяясь с заутреней в составе праздничной всенощной; малое повечерие должно служиться вслед за вечерней.

¹⁸ Стоглавый собор — церковный собор с участием царя Ивана IV и представителей Боярской думы, заседавший в Москве в январе — феврале 1551 года, получивший свое название от сборника решений, поделённого безвестными составителями на сто глав (в некоторых списках — на 101). Собор провозгласил неприкосновенность церковных имуществ и исключительную подсудность духовных лиц церковному суду.

¹⁹ «Горячее вино» — водка, высокоградусный спиртной напиток, полученный в результате перегонки и обладающий способностью гореть.

²⁰ Кварта (от лат. quarta — «четверть») — единица измерения объёма в англоязычных странах, равная четверти галлона. Кварта вина составляла от 0,95 литра до 1,1 литра (так называемая старая кварта).

²¹ Куколь (лат. cucullus — капюшон) — монашеский головной убор в виде остроконечного капюшона с краями, опускающимися на плечи и спину.

²² Базилиане — общее название нескольких католических монашеских орденов византийского обряда, следующих общежительному уставу, создание которого приписывается святому Василию Великому.

²³ Шпильман (от нем. spielen — играть и Mann — человек) — средневековый бродячий актёр (поэт, певец, музыкант, танцор, акробат) в немецкоговорящих странах.

²⁴ Кравчий (от кроить) — придворный чин Московского государства, впервые упоминаемый в 1514 году. Его носитель служил государю в торжественных случаях за обеденным столом — резал (кроил) жаркое и пироги, командовал подававшими блюда стольниками, в торжественные дни рассылал кушанья и напитки с царского стола по домам бояр и других чинов. Обычно эту должность занимали члены наиболее знатных фамилий. (Прим. ред)

²⁵ Епитимия (греч. запрещение) — церковное наказание, налагаемое духовником на согрешившего верующего.

²⁶ Симфония (греч.) — созвучие. (Прим. ред.)

²⁷ По широко распространённому среди восточных славян убеждению, каждому человеку при рождении отпускается свой срок жизни либо до глубокой старости, либо до естественной смерти от болезни. В противном случае усопшие не попадают сразу на «тот свет», а доживают за гробом положенный им срок земной жизни, превращаясь в весьма опасных «заложных» покойников. Обычно они обитают в местах своей гибели или близ собственных могил (если кто-то из таких нечистых мертвецов был погребён), сохраняя присущие им при жизни характер, привычки и поведение. Способность передвигаться в пространстве позволяла «заложным» покойникам являться живым людям, причём, как правило, с недобрыми намерениями, поскольку с момента вынужденной смерти они находятся в полном распоряжении у нечистой силы. Последнее обстоятельство проясняет причины регулярного повторения сельским населением Европейской и Азиатской России, Украины и Восточной Белоруссии даже в конце XIX века на могилах «заложных» мертвецов обереговых обрядов, имитировавших участие в ритуале погребения в виде символических приношений веток, клочьев сена, камней, щепок, тряпиц. Суеверный народ приписывал им способность вызывать особо опасные для будущего урожая весенние заморозки, засуху, другие природные катаклизмы. Страх перед подобными покойниками был столь велик, что крестьяне совершенно не отличали скончавшегося насильственным образом иноверца-чужестранца от погибшего православного соплеменника; более того, они, по замечанию видного русского этнографа и фольклориста Д. К Зеленина, вообще не интересовались обстоятельствами нечаянной гибели и поведением перед ней умершего. Подобную эмоциональную отстранённость можно понять, проанализировав различие между христианским и языческим мировосприятием. «В языческом же представлении о грехе, — пишет современная исследовательница Е. Е. Левкиевская, — личная воля вообще не играет роли. Здесь важно только одно: укладываются ли поступки человека (в том числе и его смерть) в рамки нормы или нет, даже если сам человек в этом не виноват. С точки зрения язычника, смерть в результате самоубийства и смерть в результате несчастного случая — это одинаково „неправильная“ смерть, потому что и в том и в другом случаях человек не прожил положенный ему срок жизни, а значит, не может перейти в иной мир и становится „заложным“ покойником, опасным для живых». Именно поэтому в народном сознании «заложными» мертвецами считались и ногайский воин, застреленный из пищали при отражении набега кочевников на курские земли, и вологодский разбойник Аника, осмелившийся поднять руку на странника-богомольца и надругаться над священными реликвиями, и погребённый в одном из курганов на границе Великолуцкого и Торопецкого уездов «храбрый витязь, богатырь славный, павший в честном бою за веру христианскую».

²⁸ Когда фортуна отвернулась от Михаила, Юрий Данилович приложил все силы, чтобы физически извести своего политического соперника. В результате интриги московского князя и ордынского вельможи Кавгадыя Михаил Ярославич был умерщвлён с санкции хана Узбека 22 ноября 1318 года. Убийцы набросились на несчастного, сидевшего в узилище с деревянной колодой на шее, «повергоша на землю, бияху его нещадно ногами… и извлече ножь, удари в ребра святаго, в десную (правую. — И.К., А.Б.) страну и, обращая ножь семо и овамо (туда и сюда. — И.К., А.Б.), отреза честное и непорочное сердце его». Ранее, в конце 1305 года, в Москве Юрий лишил жизни пленного рязанского князя Константина Романовича. По наговору Ивана Калиты страшно «скончали» свои дни в Орде тверской князь Александр Михайлович с сыном Фёдором: 28 октября 1339 года хан Узбек повелел казнить обоих через «резание по суставом». Впрочем, и политические оппоненты московских князей вели себя не лучше: в конце зимы 1316 года под Торжком по заключении мирного соглашения тверской князь Михаил Ярославич вероломно захватил младшего брата правителя Москвы, новгородского князя Афанасия с боярами и отправил их заложниками в Тверь.

²⁹ В этом смысле Грозный был отнюдь не одинок. Через 70 лет после его кончины самый настоящий удел едва не создал другой русский царь — Михаил Фёдорович Романов. В первой половине 1640-х годов он был готов отдать в «вечное владение» графу Вальдемару Шлезвиг-Гольштейнскому обширные территории Суздальского и Ярославского уездов в случае его женитьбы на любимой царской дочери Ирине. Лишь успешная интрига высших сановников государства во главе с дворецким А. М. Львовым, поддержанных архиереями, помешала претворению этого проекта в жизнь.

³⁰ Ярким примером подобного вмешательства может служить инцидент, произошедший в Царьграде в августе 1347 года, когда император Иоанн Кантакузин своей грамотой упразднил Галицкую митрополию, учрежденную патриархом Иоанном Калекой. Патриаршему Синоду ничего не оставалось, как утвердить императорский декрет, придав ему вид церковного постановления.

³¹ Освящённый собор — орган церковного управления, в работе которого принимали участие архиереи, настоятели, а иногда и старшая братия монастырей. Белое духовенство могло быть представлено на нём царским духовником и другими старшими священниками соборных храмов Московского Кремля.

³² Клобук (тюрк, колпак) — часть облачения мантийного монаха или епископа, головной убор, имеющий символическое значение «шлема спасения» и «покрывала послушания». Состоит из камилавки (цилиндра с обрезанными краями) и прикреплённого к ней покрывала из шёлка или других материалов, заканчивающегося тремя длинными концами, спускающимися по плечам и спине до пояса, знаменующими Троическую благодать. (Прим. ред.)

³³ Антиминс (греч. и лат. вместопрестолие) — четырёхугольный плат из шёлковой или льняной материи с зашитыми в него частицами святых мощей и изображением положения во гроб Христа. Может заменять престол при богослужении и освещается архиереем. (Прим. ред.)

³⁴ «Книга степенная царского родословия» — исторический свод, составленный в 1560–1563 годах под руководством митрополита Макария духовником царя Андреем (будущим митрополитом Афанасием), содержит изложение событий отечественной истории от призвания варягов до 1563 года. Излагая исторический путь Руси, автор отказался от привычного распределения материала по летописным погодным статьям, а расчленил его на 17 разделов-«степеней», соответствующих поколениям русских великих князей от Владимира Святославича до Ивана Грозного. В символическом понимании «степени» означали ступени, ведущие к Богу. В центре каждой степени находится биография великого князя, рядом с которой помещены жизнеописания митрополитов и святых, живших в это время. Такой взгляд на события прошлого подчеркивал выдающуюся роль митрополии в объединении русских земель и созидании единой Московской державы.

³⁵ Подобная же щепетильность была свойственна в молодые годы и царю Петру I (кстати, большому почитателю Ивана IV). Так, явно памятуя о том, что был крещён чудовским архимандритом Иоакимом Савёловым 29 июня 1672 года, Пётр, при всём неприятии идеологии «грекофильствующего традиционализма», которой придерживался его креститель, никогда не позволял себе публичных прямых выпадов против Иоакима, когда тот занял первосвятительский престол, тогда как следующего патриарха, Адриана, чьи взгляды отличались куда меньшим радикализмом, монарх-реформатор прилюдно оскорблял и третировал, выказывая полнейшее неуважение к его сединам и высокому духовному сану.

³⁶ Судя по вкладу в Троице-Сергиев монастырь «по матерее своей княгине Ксении», Кирилл принадлежал к одному из княжеских родов. Вероятно, постриг он принял в Троице-Сергиевом монастыре, а в 1566 году стал его архимандритом.

³⁷ В «Диалоге о чудесах» монаха-цистерцианца XIII века Цезария Гейстербахского описывается встреча в уединённом месте по пути в Рим недавно умершего кардинала Иордана с его живым слугой, нотарием Пандольфом. Взору последнего предстала удивительная картина: скончавшийся князь церкви, который при жизни был известен своей невероятной жадностью, несовместимой со строгим орденским уставом, босым шёл на Суд Христов в сопровождении двух бесов и кавалькады всадников, восседавших на лошадях лицом к хвостам.

³⁸ «Жидовствующие» — приверженцы еретического направления в русской духовной жизни XV–XVI веков, отрицавшие божественную ипостась Христа и, соответственно, триединство Бога, а также монашество и духовную иерархию; не признававшие таинство Евхаристии и почитание икон. Одним из ересиархов, перенёсшим это учение из Литвы на Русь, принято считать «жидовина» Схарию, приехавшего в Великий Новгород в 1471 году в свите князя Михаила Александровича.

³⁹ Ктитор (от греч. основатель, создатель) — лицо, на средства которого построен или убран (драгоценной утварью, богослужебными книгами, иконами, фресками) православный храм. В эпоху Средневековья ктитор превращался в настоящего «хозяина» церкви или монастыря, способного активно влиять едва ли не на все сферы их повседневной жизни. (Прим. ред.)

⁴⁰ Служба празднику Торжества православия была установлена в Греции в IX веке в память окончательной победы над врагами православия — иконоборцами. Она олицетворяет собой торжество церкви над всеми когда-либо существовавшими ересями и расколами; в ней утверждается не только православное учение об иконопочитании, но и все догматы и постановления семи Вселенских соборов, возносятся славословия всем живущим и усопшим «верным чадам Христовой церкви». Особое место в службе занимают чины поминовения праведников (в особенности пострадавших за веру) и анафематствования отступников и еретиков. (Прим. ред.)

⁴¹ Руга — согласно словарю В. И. Даля, «церковная земля и угодья, отведённые на содержанье всего причта; годичное содержанье попу и причту от прихода, деньгами, хлебом и припасами, по уговору или по положенью». Возможно, термин происходит от слова ружить — «вооружать», «снабжать». (Прим. ред.)

⁴² Тарханная (несудимая) грамота — правовой акт, освобождавший от основных государственных налогов и дававший право её обладателю находиться под исключительной царской юрисдикцией.

⁴³ В общежительном монастыре (киновии) монахи не могут иметь личного имущества, получая содержание из принадлежащей обители коллективной собственности. Помимо участия в совместном богослужении, все без исключения насельники обязаны принимать пищу в специально отведённом для этого помещении — трапезной, довольствуясь одинаковыми для всех блюдами. Киновийный уклад отличается особенно суровой дисциплиной. Другой формой организации обители является особножительный монастырь (идиоритма), где иноки по собственному разумению организовывают свой келейный быт, ограничивая удовлетворение своих потребностей лишь размером личных средств. Братия такой обители собирается вместе только в храме во время отправления церковных служб. На Руси преобразование идиоритмы в киновию почти всегда происходило крайне болезненно, принимая иногда форму открытого сопротивления насельников новым порядкам.

⁴⁴ Дядя Василия Васильевича, князь Галицкий и Звенигородский Юрий Дмитриевич, рассчитывавший после смерти брата занять престол Владимирско-Московского великого княжества, имел все основания быть недовольным изменением порядка престолонаследования. Если раньше власть переходила к старшему в семье мужчине, которым в данном случае был брат скончавшегося правителя, то теперь наследником стал сын покойного. Полагая такую «новину», по меньшей мере, несправедливой, Юрий готовился к борьбе за великое княжение и поэтому пристально следил за тем, чтобы никто из обиженных его венценосным племянником не остался без поддержки из Галича и Звенигорода. Так, заметив взаимное отчуждение между митрополитом Киприаном и Василием Дмитриевичем, с одной стороны, и властями Троице-Сергиева монастыря — с другой, он немедля проявил участие в делах обители. Тот факт, что этот едва ли не самый известный и авторитетный монастырь Северо-Восточной Руси находился на территории Серпуховско-Боровского удельного княжества, только стимулировал интерес к нему Юрия Галицкого. Около 1398 года Юрий пригласил одного из любимых учеников Сергия Радонежского, Савву, дабы тот стал духовником княжеской семьи, а также основал под августейшим патронатом монастырь в местности Сторожи под Звенигородом. Более того, когда сожжённая в 1408 году войсками татарского эмира Едигея Троицкая обитель лежала в руинах, именно галицко-звенигородский князь помог тамошним инокам восстановить её, без какой-либо финансовой помощи со стороны Василия I. Юрий превратился в частого паломника и самого щедрого ктитора Троице-Сергиева монастыря, о чем его насельники не забыли в годы разразившейся вскоре феодальной войны (1425–1453). В феврале 1446 года власти обители не препятствовали захвату и выдаче князю Ивану Андреевичу Можайскому, союзнику их благодетелей из Галицкого дома, московского великого князя Василия II, столь неосмотрительно забывшего о том, кто был истинным ктитором Троицы.

⁴⁵ Пролог — житийный сборник, появившийся на Руси в самом начале принятия христианства и ведущий свое происхождение от византийских месяцесловов, имеет календарный характер: жития святых расположены в нём в соответствии с днями их церковной памяти. Пролог был переведён как необходимое пособие при богослужении, но уже в домонгольское время пополнился множеством назидательных рассказов и поучений, благодаря чему превратился в своеобразную православную энциклопедию. Уставное чтение — сборники произведений нравоучительного характера, предназначавшиеся для коллективного и индивидуального чтения в положенное церковным уставом время и по определённому им порядку в дополнение к служебным книгам и устной проповеди. (Прим. ред.)

⁴⁶ Патерисса (от греч. «патер» — отец) — архиерейский жезл, символ управления паствой, увенчанный крестом и рукоятью в виде поперечной, несколько изогнутой перекладины, иногда имеющей форму змеиных голов, что знаменует мудрость пастырской власти. К нему обычно привешивается златошвейный плат-сулок для оборачивания рукояти. Архиерей совершает с посохом входы и выходы, а в остальное время его держит служка (жезлоносец, или посошник), не опираясь на него и не касаясь земли. Посохи без змеевидной перекладины и сулка даются архимандритам и игуменам как знак их власти над обителью. (Прим. ред.)

⁴⁷ Подобные выходки, задевающие епископат, позволяли себе и иные православные монархи эпохи Средневековья и раннего Нового времени. По свидетельству Жития Стефана Нового, описывающего события второй трети VIII века, византийский басилевс Константин V Копроним нарёк некоего чернеца-расстригу «папой веселия», сделав его участником «гнусных процессий». Спустя столетие ещё дальше зашёл император Михаил III Травл: вступив в конфликт с константинопольским патриархом Игнатием, он произвёл одного из своих приближённых, мима с весьма красноречивым прозвищем Грил — Свинья, в шутовского лжепатриарха. Затем басилевс, выбрав из числа товарищей Грила по ремеслу 11 «митрополитов», объявил себя двенадцатым архиереем с титулом «архиепископа Колонии». Как видим, Михаил Травл не останавливался даже перед откровенным кощунством, если не богохульством, сотворив карикатуру не только на патриарший «синод», но и на Христа с Его двенадцатью учениками-апостолами. Поведя настоящую войну против Игнатия, он, казалось бы, пытался бороться с самой церковью. Так, в компании мимов-«епископов» во главе с лжепатриархом император участвовал в попытках сорвать богослужение в храме, для чего подстрекал своих клевретов теребить струны кифар, чтобы какофония их звуков заглушила возгласы священнослужителей и пение хора. С ещё бо́льшим пылом Михаил занялся устройством шутовских крестных ходов, в ходе которых и сам он, и его приспешники, играя на музыкальных инструментах, кощунственно выкрикивали «похабные слова», перемежаемые грубыми выпадами по адресу предстоятеля и клириков Вселенского патриархата. Печальным апофеозом выходок басилевса стало его участие в пародии на таинство евхаристии. На этот раз император и его неразлучные спутники-мимы наполнили украшенные драгоценными каменьями и жемчугом золотые и серебряные потиры (чаши для Святых Даров) горчицей и перцем «и с громким хохотом, срамными словами и отвратительным мерзким кривлянием передавали» те сосуды «себе подобным».

⁴⁸ В Москве в местности Кокуй на берегу речки Яузы располагалась Немецкая слобода, в которой жили иностранцы, состоявшие на русской службе.

⁴⁹ Дикирий и трикирий — особые подсвечники, соответственно с двумя и тремя свечами, принадлежность архиерейского богослужения.

⁵⁰ Например, во Вселенском синодике кремлёвского Успенского собора XVII века таким образом оказался записан 61 человек, а в выборке из подобного памятника, названной Синодиком по убиенным во бранех (около 1661/62 года), — уже 126. Впрочем, известны и противоположные примеры. В Мазуринском списке Синодика в Неделю Торжества православия Успенского собора конца XV века все павшие воины были записаны исключительно под крестильными именами (иногда, правда, в уменьшительной форме). Так же поступили и организаторы повсеместного церковного поминовения служилых людей «по отечеству», убиенных во время псковского мятежа 1650 года.

⁵¹ Скудельница (гноище, божедом, буевище, убогий дом) — погребение, расположенное за оградой православного погоста, «в поле», «на пустом месте»; зачастую место выбиралось в заболоченных низинах, наподобие знаменитого Скудельничего поля у городских стен Великого Новгорода. Название, возможно, происходит либо от слова «скудость», либо от слова «скидель» — глиняная посуда; первоначально им обозначали глинистое место, непригодное для пашни, откуда брали сырьё для изготовления гончарных изделий. После истощения слоя глины яму использовали для погребения странников, нищих, инородцев и умерших в эпидемиях.

⁵² Мясопустная неделя — здесь: предпоследнее воскресенье перед Великим постом, в которое по уставу заканчивается употребление в пищу мяса. Этот день посвящен напоминанию о Страшном суде. (Прим. ред.)

⁵³ Имеется в виду богослужение по предписаниям двух уставов (типиконов) — Студийского, составленного константинопольским патриархом Алексием Студитом, и Иерусалимского, созданного в лавре святого Саввы Освященного. На Руси Студийский устав активно использовался вплоть до первой четверти XV века, когда был вытеснен Иерусалимским; однако в некоторых отечественных иноческих обителях студийское богослужение сохранилось и после перехода на новый типикон.

⁵⁴ Даже спустя почти три столетия, в середине XVIII века, дискуссия по сей животрепещущей проблеме не потеряла актуальности. Российское правительство считало государственным преступником всякого, кто осмелился бы публично объявить казнённого, «якобы он был в терпении и страдании, причем следует почитать оного за святого».

⁵⁵ В данном случае имеются в виду футляры для лука. (Прим. ред.)

⁵⁶ Описавший эту историю А. Шлихтинг, вероятно, имел в виду серебряные талеры Священной Римской империи, вес которых по Эслингенскому монетному уставу 1524 года был узаконен в 29,43 грамма (27,41 грамма чистого серебра).

⁵⁷ В русском роду князей Мосальских не было человека с таким именем, но А. А. Зимину удалось обнаружить упоминание о литовском «полонянике» князе Матвее Мосальском, находившемся в России в 1566 году.

⁵⁸ В этом случае Иван IV, по-видимому, хотел инсценировать погребальную церемонию (как известно, на Руси покойника везли на погост на санях). Если верить сообщению составленной за несколько лет до описываемых событий Книги степенной царского родословия, похожая участь постигла останки «окаянных» Кучковичей — убийц Андрея Боголюбского (1157–1174): после казни палачи зашили их тела в рогожные кули, положили в короба, которые затем были подожжены и горящими сброшены в Поганое озеро.

⁵⁹ Квалифицированная (от лат. qualiflcare — определять, устанавливать качество) судебная экзекуция предусматривает назначение установленной законом разновидности наказания за совершение определённого вида преступления.

⁶⁰ Весьма вероятно, что немцы-опричники имели в виду М. И. Колычёва, погибшего в Москве в один день с боярином Фёдоровым.

⁶¹ Одобрение правительством регентши царевны Софьи Алексеевны кровавого кошмара, учинённого взбунтовавшимися «воинскими людьми» 15–17 мая 1682 года, превратило внесудебную расправу в подобие государственного наказания преступников. Более того, дав согласие на сооружение на месте массовых убийств столпа с «медными лужоными» досками, на которых был выбит текст, оправдывавший майскую резню, и выдав печатные жалованные грамоты, освобождавшие мятежников от судебного преследования, светская власть, в сущности, приняла на себя ответственность за произошедшее. Впрочем, уже в ноябре 1682-го — январе 1683 года была проведена кампания по изъятию всех списков июньской жалованной грамоты, а ещё раньше «по просьбе» самих стрельцов был разрушен обелиск, прославлявший «заводчиков» и активных участников кровавых майских беспорядков.

⁶² Кормчая книга (от ц. — сл. кормчий — рулевой) — сборник церковных и светских законов, руководство при управлении церковью и церковном суде, русская переработка византийского Номоканона, составленного в VI веке константинопольским патриархом Иоанном Схоластиком. (Прим. ред.)

⁶³ Как известно, Дмитрий происходил из семьи, известной своим церковным и культурным грекофильством. Его отец, великий князь Константин Васильевич, породнился с византийским аристократическим родом армянского происхождения Гавров-Таронитов. При активном участии Константина Новгород (наряду с Великим Новгородом, Ростовом Ярославским и Тверью) превратился в центр византийского церковного и культурного влияния в Северо-Восточной Руси. Именно великий князь Константин выступил в роли ктитора-соучредителя нижегородской Вознесенской Печерской обители, первоначальником которой стал выученик балканских монахов архимандрит Дионисий, пользовавшийся в великокняжеской семье непререкаемым авторитетом. Очевидное грекофильство Бориса Городецкого позволяет говорить о попытке организовать на берегу Волги римско-греческую obicere bestiis — конечно, с налётом местного колорита.

⁶⁴ Меделянская собака (от Mediolanus — Милан) — миланский дог, одна из самых крупных пород очень сильных травильных и боевых гладкошерстных собак, ведущая происхождение от древних ассирийских псов, отличавшихся особенной злостью и употреблявшихся для охоты на крупного зверя. Её боевые качества позволяли брать не только волка, но даже медведя или тура. (Прим. ред.)

⁶⁵ Не исключено, что речь идёт о весьма дорогой и почётной «вире» — наградных золотых и серебряных монетах, обычно жаловавшихся за воинское мастерство и мужество, предшественниках современных орденов.

⁶⁶ Мочажина (мочаг) — мокрое, непросыхающее место.

Иллюстрации

Послесловие

¹ См.: Легенды и были Александровской слободы. С. 19.