И иных бояр и дворян, и детей боярских взяша в опришнину, а иным повеле быти в земских. А грады также раздели, и многих выслаша из городов, кои взял в опришнину, и из вочин и ис поместей старинных.

(Пискарёвский летописец. XVII век)

Москвичи надолго запомнили небывалый царский эксперимент по основанию «опричного» государственного устройства. «…Попущением Божием за грехи наши возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом. И иных бояр и дворян, и детей боярских взяша в опришнину, а иным повеле быти в земских», — предварял рассказ о том, как «большая беда зачалася», неизвестный составитель Пискарёвского летописца в середине XVII века^{1}.

В опричнину Иван Грозный забрал ряд городов на западе, юге и в центре страны. В неё вошли территории, пограничные с Великим княжеством Литовским: Вяземский, Козельский, Белёвский, Лихвинский, Малоярославецкий, Медынский, частично Перемышльский уезды. В центре опричными стали Суздальский и Можайский уезды. В опричнину попали и земли Аргуновской волости Переславль-Залесского уезда вокруг Александровской слободы. Отдельные волости были отписаны и в других местах, в том числе и неподалеку от Москвы: Гжель, Олешня и Хотунь на Лопасне (на границе с Дмитровским и Коломенским уездами), Гусевская волость и сельцо Муромское Владимирского уезда, Домодедовская волость на реке Пахре с заливными лугами, окрестности озёр Селигер (волость Вселуки) и Ладожского (погост Ладожский порог на Волхове), где ловили рыбу для царского стола.

Вошли в опричные владения платившие большие налоги северные земли с черносошным или дворцовым крестьянским населением. Поморские волости и уезды — Устюг, Двинской край, Вологодский уезд, Каргополь, Вага и Галич, Пинега с Мезенью, а также дворцовый Юрьевецкий уезд на Волге, Плёсская волость и Буйгород — должны были составить финансовую базу опричнины. Соляная торговля Севера (Соль Вычегодская) и Северо-Запада России (Старая Русса), Заонежья (Каргополь), Заволжья (Солигалич) и Нижегородчины (Балахна) давала основной доход опричной казне.

В дальнейшем территория опричнины расширялась: «…которые городы поимал в опришнину; а вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех, понеже опришнину повеле учинити себе особно». В самом начале 1567 года царь забрал в опричнину Костромской уезд — тамошние дворяне во главе с князем Василием Рыбиным-Пронским участвовали в подаче коллективной челобитной об отмене опричнины. Челобитчики были брошены в тюрьму и биты палками, а главные зачинщики крамолы казнены: «…про тех государь сыскал, что они мыслили над государем и над государскою землею лихо». Но мнительный царь решил не только примерно покарать главных «изменников», но и окончательно произвести «перебор людишек» во всём уезде, тем более что костромичи ранее уже вызывали его гнев. Оттуда родом были недавний глава правительства Алексей Адашев и его «сродники» Ольговы, Путиловы и Туровы — они первыми лишились земель в Костроме. Других костромских дворян Иван IV отправил в ссылку в Казань, а их конфискованные земли стал раздавать для испомещения опричникам. Теперь этот процесс был завершён: примерно треть местных дворян была выселена, остальные попали на опричную службу, что увеличило численность опричного корпуса сразу на 400–500 человек.

К концу того же года в опричнину были взяты те земли Боровского уезда, которые не входили в удел Владимира Андреевича Старицкого, у которого двоюродный брат отобрал Старицу (она стала одной из любимых резиденций Ивана IV). В 1568/69 году в опричнину была включена часть Белозерского уезда; в XVII веке местные жители вспоминали, что «царь Иван Васильевич изволил белозерских помещиков и вотчинников всех из Белоозера перевести в ыные городы, а их поместья и вотчины изволил взять на себя государь».

«Лета 7077 (1569) генваря в 21 день взял царь и государь князь великий Иван Васильевич Ростов град и Ярославль в опришнину». Тогда же в царский удел вошло и Пошехонье. Под самый конец опричнины, после разгрома Новгорода, Иван Грозный включил в неё Бежецкую и Обонежскую пятины Новгородской земли и Торговую сторону самого города, вслед за чем начался вывод новгородских помещиков с этих территорий. Последним, кажется, попал в опричнину подмосковный Дмитров.

В опричнину могли брать не только целые уезды и волости, но и их куски, например часть Ржевского (другая была по-прежнему подведомственна земскому «Тверскому дворцу») и Клинского уездов, а также часть новгородской Шелонской пятины. Царь не раз распоряжался приписать к дворцовым волостям отдельные сёла и деревни опальных или просто чем-либо приглянувшиеся ему земли ни в чём не повинных владельцев. Так, в Углицком уезде он взял «в свою царскую светлость в опришнину» вотчину дворян Раковых. По челобитью самих «дворцовых мужиков» в Тарусе «в опришнину» попало поместье Т. Г. Хомякова, а к опричному дворцовому селу Чаронде Белозерского уезда были приписаны несколько деревень, принадлежавших Кирилло-Белозерскому монастырю. В опричнине же ведались земельные владения особо приближённых обителей. В жалованной грамоте опричному Симонову монастырю от 18 февраля 1566 года на село Дикое Вышгородского уезда говорилось, что монастырских людей судит сам царь или боярин «в опришнине». В 1565/66 году несколько сёл Шаровкина монастыря были отмежёваны «к опришнему городу к Белеву»^{2}.

Сообщая в своем «Послании» о переселении костромских «детей боярских», Таубе и Крузе отметили, что те «должны были тронуться в путь зимой, среди глубокого снега», а «если кто-либо из горожан в городах или крестьян в сёлах давал приют больным хотя бы на один час, то его казнили без всякой пощады». Возможно, последнее утверждение является преувеличением, однако за известными опричными казнями разворачивалась масштабная трагедия: сотни семей бывших владельцев — не только князей Рюриковичей, но и обычных провинциальных дворян — выселялись на окраины либо в «иные города». По царскому указу они покидали свои обжитые владения и родовые усадьбы и вынуждены были отправляться в далёкие и незнакомые места, где предстояло заново устраивать свою жизнь. Даже если такой переселенец получал равноценное возмещение и не пострадал в опричные времена, то это не означало, что новые владения оставались за ним навечно.

Когда грозное время миновало, последовали обратные переселения; к тому же иные из поневоле переехавших стремились всеми правдами и неправдами вернуть свои родовые земли. Не случайно составители писцовых наказов первой половины XVII века предписывали чиновникам следить за тем, чтобы «которые вотчины у вотчинников иманы в опричнину и раздаваны были в поместья», не захватывались прежними хозяевами.

Если и для более поздних и спокойных времён формула «два переезда равны одному пожару» кажется справедливой, то трудно даже представить, в каких условиях совершалась эта процедура в XVI веке. Сначала в тихую провинцию являлся вестник несчастья — царский гонец. Такой вестник, как рассказывали новгородские мужики, привёз «заповедную грамоту и высыльную в великое говино (говенье, то есть пост. — И.К., А.Б.) в лети 7070 осмом (1570) году, а велили опришных высылать из жемщины». Затем по разбитым дорогам в распутицу, зной или мороз, на телегах или санях (на которых много не увезёшь) семьи «детей боярских» и их холопы с домашним скарбом тащились десятки и сотни вёрст в незнакомые места, где их никто не ждал. Измерить прямой ущерб от таких массовых переселений уже никто не сможет. Но дело не только в хлопотах, потерях и болезнях. Каково было отцу семейства сознавать, что родовое гнездо без всякой вины отбирается и переходит неведомо к кому? Кроме того, ему предстояло обивать пороги приказов, чтобы подавать челобитные, проходить верстание поместными окладами, получать грамоты и льготы на землю да ещё сплошь и рядом самостоятельно «приискивать» подходящее поместье, если он не хотел месяцами ждать полагавшиеся по царскому указу «деревни». Иногда дьяки так и заявляли просителям, а те потом говорили, что царь «велел против тое вотчины в ыных городех дати, где приищем». Нам известны жестокие подробности опричных казней, но источники не сохранили описания мытарств тысяч дворянских фамилий, вынужденных покидать родные места. Проблемы господ отражались и на крестьянах: кто знает, как будет себя вести новый хозяин и чего от него ждать?

В обычной российской неразберихе едва ли удавалось строго отделить опричных овец от земских козлищ. Удачливые новые опричники могли сохранить свои владения в земщине, а на новом месте захватить понравившееся имение «без государева указу». Но судьба улыбалась и кое-кому из земских — они сумели оставить за собой вотчины на землях, взятых в опричнину. К примеру, это удалось Андрею Тимофеевичу Михалкову. В наследство от тестя он получил два села в Костромском и Угличском уездах с условием заплатить долги и сделать вклады в Троице-Сергиев монастырь по душам тестя и двух его сыновей. «И те вотчины в опришнину были взяты и розданы в роздачю, — сообщал впоследствии владелец. — И я о тех вотчинах бил челом государю, что я за те вотчины по духовной тестя своего и шурьев своих дал по их душам 300 рублев. И государь теми вотчинами меня пожаловал и в грамоте велел написать, что те вотчины мне и сыну моему Ивану и в род неподвижно за мою за литовскую службу, что я был посылан в Литву». Из этого следует, что потерявший было вотчины Михалков не был опальным (иначе он бы их не вернул), а практика допускала изъятия из общего правила, запрещавшего земским владеть землями в опричных уездах. Опричники, в свою очередь, имели владения не только в составе государева «удела», но и в земских уездах. Так, в земском Рузском уезде вотчины или поместья были у опричников С. А. Черкасского, Г. Д. Ловчикова, В. П. Яковлева, Я. Ф. Волынского, О. ПМ. и Д. М. Щербатых и Д. Б. Салтыкова.

Кто-то из земских, как костромской служилый вотчинник Фёдор Протасьев, получал новые владения сполна, да ещё и в столичном уезде, и по-прежнему в вотчину. В январе 1568 года Протасьеву была дана грамота на владение «в Московской уезд во Жданской стан в половину деревни Медведкова Кортуновского, в половину селищя Солгина, в половину селищя Долгана, в полдеревни Гаврилкова на Медведкове враге, к ней же припущена в пашню селище Денисовское, в полдеревни Люлина на враге на Люлинъском, что была та половина деревень и пустошей в поместье за Васильем за Левонтьевым сыном Степанова, и Василей то поместье отказал, всем крестьяном, которые в тех полудеревнях и на полуселищях на Васильеве Степанова половине живут. Пожаловал есми теми полудеревнями и полуселищи Федора Григорьева сына Протасьева против его костромские вотчины, против пашни ста дватцати пяти чети, против села двусот тритцати пяти копен, к белозерской его вотчине ко штисот к пятинатцати четвертям, что ему дана против костромские ж вотчины. А по книгам московских писцов писма Ондрея Лодыгина с таварищи лета 7059-го в тех полудеревнях и на селищях на Васильеву Степанова половину пашни добрые земли восмьдесят пять чети да перелогу четырнатцать чети, и обоего пашни и перелогу девяносто девять чети с осминою в поле, а в дву по тому ж, сена двесте тритцать копен, лесу пашенного дватцать семь чети в поле, а в дву по тому ж»^{3}.

Другие не могли этого сделать годами. Если учесть, что опричники наделялись землей по повышенным нормам, то сданных ими в казну поместий не хватало для раздачи всем высланным. Поэтому для наделения стали использоваться государственные («чёрные») земли. Так, в Каширском уезде «чёрные» земли раздавались «детям боярским», выселенным из Суздаля; костромичам достались «чёрные» земли во Владимирском и Ярославском уездах, что едва ли радовало местных мужиков. Если и этих территорий недоставало, власти использовали родовую собственность тех «детей боярских», которые продолжали жить в земских уездах и которых опричные переселения как будто не должны были затрагивать. Так, в 1567/68 году в Рязанский уезд был послан писец Степан Иванович Колединский, который отписал у местных вотчинников половину земель и раздал их в поместья «иных городов веденцом», то есть переселенцам, ведь иначе они не могли нести службу.

Недавно в Рязанском архиве был обнаружен документ, который позволяет судить о масштабах таких переселений. В 1568 году писец Кузьма Морин и подьячий Михаил Васильев составляли «отдельные книги» о наделении землёй костромских «детей боярских», переведённых в Бежецкую пятину Новгородского уезда. В них перечислены сотни дворянских родов: Алядиковы, Аминевы, Базаровы, Баскаковы, Батинские, Бестужевы, Бритвины, Буланины, Волынцевы, Грамотины, Дуловы, Елизаровы, Карцовы, Коптевы, Коробьины, Кричевы, Кушинские, Лихаревы, Львовы, Люткины, Немировы, Немчиновы, Нудомовы, Норины, Овцыны, Писемские, Ратковы, Рожновы, Строевы, Чашниковы, Щастинские, Шипиловы — всего 310 фамилий. Одни из них, даже переселившись, продолжали и позднее, в начале XVII века, служить (то есть участвовать в смотрах и собираться в походы) по Костроме; другие утратили связи с «городом».

Эти же книги показывают, что переселение было долгим и трудным делом: от времени взятия Костромы в опричнину до перевода костромских «детей боярских» в Новгородский уезд прошло около полутора лет. За это время многие землевладельцы успевали пройти все необходимые процедуры и получить царские грамоты на земли в Новгородчине. Испомещение провинциальных дворян происходило по государеву наказу, определявшему размеры их будущих владений: «…в половину окладов живущего, а другая пустая в Бежецкой пятине»; таким образом, они получали неравноценное возмещение.

Одновременно прежние владельцы также отправлялись в указанные государем места. В тех же «отдельных книгах» перечислялись владения одного из «добрых» костромских дворян «четвёртой статьи», сумевшего получить значительное по размерам и не запустошённое поместье, а также «льготные лета»:

«За Замятней за Иевлевым сыном Чеглокова в Деревской пятины в Тухолском погосте Андреевское поместье Михайлова сына Ямского, да его братанича Фетковеского Петрова сына Ямского ж, Якушевские деревни Скачелского усадишо сельцо Новинка на речке на Нивке: двор помещиков, да крестьянских четыре двора, пашни 27 четвертей в поле, земля худа, сена 15 копен, лесу пашенного три десетины обжа; деревня Глинки: 1 двор, пашни 7 четвертей с осминою в поле, земля худа, сена нету; деревня другие Глины, Заболотье то ж: 1 двор крестьянской; деревня Скластино на речке на Нише: двор староста Гриша Степанов, да Митка Степанов, да Фетка приходец; деревня Удоба на речке на Нише: четыре двора, да двор пуст; <деревня> Высокуша 1 двор.

За Замятнею ж, в Локоцком погосте в Закирье великого Каметни, Петровское додаточное поместье Колычёва деревня Белогново: 2 двора; деревня Дроздове: 1 двор; деревня Зуручье: 3 двора крестьянских; в деревни вопчей в Панкине двор пуст.

За Замятнею ж за Чеглоковым в Бежецкой пятине в Ыванове половине Морозова в Кузмодемьянском погосте Юрьевское поместье Никитина сына Кульчова, а наперет того были те деревни Михалитцкого монастыря на погосте у Петра Святаго: усадище двор помещиков, двор люцкой, оба пусты, пашни перелогом 58 чети в поле, земля худа, сена на реке на Песи 100 копен, лесу пашеннаго 2 десятины, да непашенного ж 2 десятины 5 обеж. Да в селе ж церковных дворов: двор поп, двор понамарь, двор просвирница; пустошь Пожарищо, пашни и перелогом 26 чети в поле, земля худа, сена на реки на Песи 30 копен, лесу пашенного и непашеннаго 3 десятины 2 обжи…

И всего ему отделено селцо да восмь деревень, а в них двор помещиков, да крестьянских 17 дворов, а людей в них 30 человек, пашни 148 чети, да перелогу 20 чети, а пустого село, а в нем два дворы пусты, да пять пустошей и с вопчими пашни перелогом 132 чети и обоего живущего и пустого в обеех пятинах в Бежецкой и в Деревской сел и деревень, и пустошей 15 и с вопчими пашни перелогу 300 четвертей в поле, в дву потому ж, земля худа, сена 449 копен, лесу пашенного и непашенного 162 десятины, а обеж 22 обжи с чети обжи и в том числе живущего 10 обеж с четью, а пустого 12 обеж. И на переложную землю на пустые обжи дано Замятии лготы на 6 лет от лета 7076 (1568. — И.К., А.Б.) февраля до лета 7082 февраля, а в те ему лготные лета с переложные земли с пустых обеж дани и ямских, и приметных денег, и посошные службы, и всяких государевых податей, и наместнича, и волостелина, и тиуня корму и всяких волосных розметов не давати, и ямчюжного, городового и засечного дела не делати».

Другим прежним костромским, а ныне новгородским землевладельцам повезло меньше: «Посник Иванов сын Тарусинов, Богдан Угримов сын Алядиков, Образец, да Сунгур, да Иван Степановы дети Безтужева с товарыши, и всего по версталному списку в девятой статьи детей боярских костромич 99 человек. И ис того числа изпомещено костромич 41 человек, отпущено в Деревскую пятину из Бежецкой пятине 9 человек, а не изпомешено 49 человек». Последним, наверное, пришлось ещё долго ждать положенных им семидесяти четвертей. Быстрее удавалось управиться тем, у кого в Новгородской земле имелись родственники, способные «приискать» поселенцам владения, — таких даже отпускали в соседние пятины «для родства». Сколько пришлось им мыкаться, неизвестно. Но и тем, кто устроился за прошедшие полтора года на новом месте, пустить корни не удалось: в 1571 году Бежецкая пятина попала в опричнину, а её землевладельцы, в том числе и бывшие костромичи, были вновь выселены — теперь на западные границы государства^{4}.

Так случалось и в других местах. Князь Роман Гундоров в 1565 году лишился своей родовой стародубской вотчины и получил возмещение по соседству во Владимирском уезде — волость Вешкирц. Но и она была отобрана в опричнину, а князю было дано бывшее поместье опричника И. Ф. Воронцова в Московском уезде, составленное из «чёрных», «псарских», «бортных» и «конюшенной» деревень. Можайский вотчинник Яков Молчанов сын Кишкин и его сыновья в 1565 году, когда Можайск был взят в опричнину, получили «против» их отобранных вотчин земли в Белозерском уезде. Кишкины перебрались в выменянную Грозным у князя Владимира Андреевича Старицу, но потеряли имение во второй раз, когда Старица была забрана в «государев удел». Пришлось отцу и сыновьям опять ехать в новую вотчину — уже в Белозерском уезде, которую они поспешили от греха подальше продать в октябре 1567 года.

Массовые перемещения служилых людей имели и другие последствия. Владельцы старинной родовой собственности часто (хотя и не всегда) получали взамен не вотчины, а поместья, а значит, могли лишиться владения за служебную провинность. Земли же, отобранные у не взятых в опричнину владельцев, — а часто это были именно родовые вотчины, — также раздавались опричникам уже как условные владения. Грозный царь не собирался лишать своих дворян земель и крестьян, но хотел, чтобы на этих землях сидели послушные холопы. Кроме того, расширяя «особную» территорию, царь увеличивал опричное войско и ослаблял позиции недовольных его правлением. Не случайно свой рассказ об опричных переселениях немец Штаден заключил словами: «Так убывали в числе земские бояре и простой люд. А великий князь, сильный своими опричниками, усиливался всё более».

Даже если бывшие ростовские и ярославские князья, которых царь не захотел взять в опричнину, не превращались в помещиков, а получали в обмен на свои земли новые вотчины, даже если они не исключались из состава правящей элиты — «государева двора», они всё равно теряли былой политический вес. Разбросанные по городам и весям Московского государства бывшие родственники и соседи по имению утрачивали прежнюю сплочённость, земельные перетасовки препятствовали складыванию прочных уездных дворянских корпораций. Князь Курбский в 70-х годах XVI века, сочиняя свою «Историю о великом князе Московском», размышлял о причинах казней и гонений, которые Иван IV обрушил на своих вельмож, и пришел к выводу, что царь губил их, потому что они имели «отчины великие». Но, может быть, связь событий была иной: царь отбирал у ростовских и ярославских князей их родовые вотчины как раз для того, чтобы лишить их прежнего влияния на местах.

Едва ли надолго затягивавшиеся переселения способствовали повышению боеготовности и воинского духа «детей боярских», тем более что у земцев не было возможности улучшить своё материальное положение за счёт царских милостей или грабежа добра «изменников», которой могли пользоваться опричники. Рвались налаженные связи между прежними соседями; в составе дворянских сотен теперь служили вместе люди незнакомые, а часть вчерашних друзей-соседей становилась опричниками. Всё это не могло не сказаться отрицательно на боеспособности армии, но в азарте утверждения собственного «самодержавства» государь как будто этого не замечал. Таким образом, он «раскалывал» не только Думу, приказный аппарат и церковь (в опричнине были свои монастыри), но и основную массу служилых людей, чтобы привлечь их часть на свою сторону и предотвратить сопротивление.

В каком-то смысле этот замысел удался — но он имел и другие, не предусмотренные Иваном IV последствия. Произвольная конфискация собственности в сочетании с опричными порядками вызывала и у рядовых «детей боярских», и у знатных вотчинников ощущение нестабильности и тревогу за судьбу семей. При отсутствии защиты со стороны закона и самого государя единственной гарантией если не постоянного, то хотя бы временного сохранения родового достояния оставался его вклад в монастырь, тем более что, будучи записан в поминальный синодик, он обещал и спасение души, «доколе святая обитель стоит». Со второй половины 1560-х годов владения монастырей стали быстро расти за счет земель бояр и прочих служилых людей. Те передавали обители свои вотчины, а взамен либо получали право пожизненно пользоваться своей бывшей землей и доходами с неё, либо, постригшись в монахи, находили приют среди братии. Царь и его опричники, занятые другими делами, долго не обращали внимания на происходящее, и лишь в конце своего правления Иван IV стал принимать меры против роста церковных владений.

Казначей Никита Фуников-Курцев в год своей казни продал значительную часть своих вотчин Троице-Сергиеву монастырю за огромную сумму в 1400 рублей: «Се аз, царев и великого князя казначей Никита Офонасьевич Фуников с своим сыном с Михайлом продали есмя в дом живоначальные Троици и чюдотворцом Сергию и Никону впрок без выкупа Троецкому Сергиева монастыря архимариту Феодосью да келарю[6] старцу Артемью Мятлеву и всей братье свою вотчину в Московском уезде в Сосенском стану Саларево, да того же села деревни: деревню Раево, да деревню Биберово, да деревню Филатово; впрок без выкупа свою вотчину куплю в Володимерском уезде в Санниче село Ваганово, а в нем церковь Покров пречистыя Богородица в верх, да придел Христовы мученицы Парасковеи, да теплоя церковь чюдотворец Сергей, да деревну Бурдукова, да деревню Завражье, а припущены те деревни в пашню к тому ж селу к Ваганову, со всем с тем, что к тому селу и к деревням истари потягло, куды ис того села и з деревень плуг, и соха, и коса, и топор ходил, и в земле половину хлеба, и рженого и яровова, и со всеми угодьи по старине, как было за мною, за Никитою, и за моим сыном, за Михаилом…»^{5} Эти вотчины им покупались и выменивались (надо думать, служба в казначеях приносила немалую выгоду) в течение многих лет, и их единовременную продажу можно объяснить только стремлением в предчувствии опалы перевести недвижимость в деньги, которые можно спрятать. Удалось ли воспользоваться семье этими средствами, неизвестно, но сам казначей был сварен заживо в июле 1570 года.

Другие землевладельцы по разным причинам не верили, что полученные ими взамен прежних новые вотчины останутся за ними, и стремились их продать: «Се яз Мясоед Семенов сын Вислово купил есми у Михаила у Яковлева сына Путилова его вотчину в Белозерском уезде в Надпорожском стану в волости в Робозере деревню Власову Гору на речке на Возме да деревню Ново у Качеозера, обе те деревни з дворы и с пашнею и с покосы и с лесы и со всякими угодьи к со всем с тем, что к тем деревням исстари потягло, куды ходил плуг и коса и топор. А дал есми ему на той вотчине 80 рублев денег да пополнка конь рыж. А купил есми тое вотчину собе и своим детем впрок без выкупа. А мне, Михаилу, ту вотчину государь царь и великий князь пожаловал против моей старинные костромские вотчины; да и государеву цареву и великого князя ввозную грамоту на ту белозерскую вотчину яз Михайло отдал Мясоеду ж…» Этот же московский дьяк Мясоед Вислый «купил есми у Ивана да у Василья у Яковлевых детей Молчанова сына Кишкина их вотчину в Белозерском уезде в Надпорожском стану в волости в Робоозере деревню Белобоковскую да деревню Зуеву пусту, починок Булдеев на речке на Сомсоре, обе те деревни и починок з дворы и с пашнею и с покосы и с лесы и со всякими угодьи и со всем с тем, что к тем деревням и к починку изстари потягло, куды ходил плуг и коса и топор. А дал есми Ивану да Василью на той их вотчине 50 рублев денег да пополнка мерин сер. А купил есми ту вотчину себе и своим детем впрок без выкупа. А Ивану да Василью ту вотчину государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии пожаловал против их старинные можайские вотчины деревни Левоновы; да и государеву цареву и великого князя ввозную грамоту на ту белозерскую вотчину яз Иван да Василей отдали Мясоеду ж…»^{6}.

Ушлый дьяк Константин (он же Мясоед) Семёнович Вислый, по-видимому, знал белозерские места, поскольку в молодости был там городовым приказчиком. За годы службы в Дворцовом приказе, в Разбойной избе и других учреждениях он отстроил богатый дом в Москве, накопил состояние, пускал его в оборот, давая деньги в долг боярам и дьякам. Можно полагать, что опытный бюрократ намётанным глазом распознавал среди толкавшихся по приказам просителей потенциальных «клиентов» и не упускал случая скупить имения вотчинников, нуждавшихся в деньгах или не веривших в сохранность своих владений, чтобы с выгодой перепродать их Кирилло-Белозерскому монастырю. Одновременно как человек благочестивый он раздавал по церквам иконы в драгоценных окладах, жертвовал колокола и даже завещал после смерти продать его дом вместе с находившимся в нём имуществом, а вырученные деньги раздать по монастырям^{7}.

Вскоре так и случилось. Бездетный дьяк был женат, видимо, на молодой и красивой женщине, которая стала невольной причиной гибели мужа. Шлихтинг рассказывал, что царь приказал похитить жену Вислого и повесить её перед дверями дома дьяка, а в июле 1570 года незадолго до массовой казни на Поганой Луже опричники отрубили голову и самому Мясоеду: «Виновники убийства приносят головы обоих к тирану со словами: „Великий князь, исполнено, как ты приказал“. Тот, ликуя, восклицает: „Гойда, гойда[7]!“ — и остальная толпа палачей вторит его возгласу».

Можно полагать, что и рядовым опричникам переезды и переселения по царскому указу давались нелегко — однако у них были возможности компенсировать это неудобство за счёт «изменников» и прочих земских.

Чтобы ходить в походы и исполнять прочие обязанности, дворяне XVI века должны были иметь владения — поместья и вотчины, доходы с которых позволяли им «подняться» на службу. Присоединение к Москве Новгорода, Твери, Рязани нередко сопровождалось «выводом» местной знати и конфискациями её земель (в Новгороде было конфисковано около миллиона десятин), на которых «испомещались» московские выходцы, в том числе из низших слуг великокняжеского дворца и вчерашних холопов. Эти дворяне-помещики в то время ещё не имели фамилий и записывались в документах как «псарь Данилко», «дьяк Ермола», «истопник Антон». Но рядом с ними владения получали и младшие члены знатных семей: родовые владения князей и бояр дробились при наследовании, разорялись и продавались. Поэтому нельзя противопоставлять знатных бояр-вотчинников и дворян-помещиков: в России XVI века нередко один и тот же землевладелец имел и вотчину, и поместье. Уже дед Грозного, «государь всеа Русии» Иван III стал ограничивать право своих вассалов «отъезжать» со службы: в договоры с ними вносились условия, что в таком случае они теряют свои вотчины. С московских слуг стали брать клятвы — «поручные записи», в которых они обязывались великому князю и его детям «служити до своего живота, а не отъехати… ни х кому».

На владение поместьем выдавалась особая «ввозная» грамота — подобная той, что получил только что ставший новгородским помещиком Семён Огарёв. Грамота уведомляла крестьян, что у них появился помещик, а самого нового владельца предупреждала: «А что из тех обеж[8] Семен возьмет себе или своим людям на пашню, и ему с тех обеж на крестьянах своих доходов не имати. А что прибавит на крестьян своего дохода, и он в том волен, только бы не было пусто… А доспеет пусто, и Семену платити великих князей дань и посошная служба самому, а от великих князей в том быти ему в опале». Так государство разрешало помещику заводить свою барскую пашню и «прибавлять» крестьянские повинности — с условием, чтобы он не разорил крестьян и не «запустошил» поместья. Грамоты второй половины XVI века уже прямо указывают крестьянам, чтобы они помещика «слушали во всем, и пашню на него пахали, и оброк ему денежной и хлебной платили, чем он вас изоброчит».

Естественно, высший слой московской знати был лучше обеспечен землёй и рабочими руками. Многие из представителей княжеских и боярских фамилий сохранили родовые земли и владели сотнями крестьянских дворов. Правда, громадных латифундий в то время не было, а обширные владения состояли из десятков разбросанных по разным уездам вотчин. В боярских усадьбах жили десятки, а иногда и сотни слуг-холопов, составлявших «двор» хозяина.

Не самый богатый опричный боярин Алексей Басманов имел вотчины: под Москвой — пустошь Смолинскую заводь, в Переславском уезде — село Елизарово с деревнями, в Дорогобужском — село Тучково, в Кашинском — село Сенькино с деревнями, в Волоцком — село Ильинское; там же — поместье, село Никольское с деревнями, а ещё одно, село Бухалово, в Костромском уезде. Опричному думному дворянину Ивану Воронцову и его брату Василию принадлежали подмосковные вотчины (два села с сорока четырьмя деревнями и пустошами, 12 отдельных деревень и два починка), село Олявидово с двадцатью семью деревнями, тринадцатью пустошами и двумя починками в Дмитровском уезде и два села в Ярославском уезде, а также земли в Ростовском, Боровском, Мещерском и Переславльском уездах — всего почти четыре тысячи четвертей.

Стоявшие ниже рядовые члены «государева двора» также владели приличными вотчинами и поместьями и имели возможность для карьерного роста и получения прибавки к полагавшимся им земельному и денежному окладам. Опричному голове (офицеру) Григорию Полеву принадлежали доставшиеся от родителей четыре пустоши и село Быково с деревнями в Волоцком уезде. Его племянник Богдан владел в Московском уезде родовой вотчиной из шести деревень с пустошами и приобретённым в 1567/68 году сельцом с деревней и пустошью с 212 четвертями земли. Другую свою вотчину — сельцо с двумя селищами, пятью деревнями и двумя пустошами в Дмитровском уезде — Б. И. Полев продал после опричнины за 400 рублей. К немуже перешло бывшее поместье князя Л. Щербатого в Вяземском уезде и еще одно, общей площадью в 398 четвертей «доброй земли». Кроме того, у него имелось 99 четвертей в Кашинском уезде и 166 в Старицком, а всего 663 четверти поместной земли.

Представители славного рода Пушкиных в опричнине никаких ответственных постов не занимали. Евстафий Михайлович Пушкин владел подмосковным селом с пятью деревнями и пустошью, общей площадью около 250 четвертей; на оброке у него было «порозжее» поместье с 120 четвертями земли. У его брата Ивана имелись две подмосковные вотчины общей площадью почти 500 четвертей в совместном владении с третьим братом Леонтием^{8}.

Владения же большинства провинциальных служилых людей были небольшими: в середине XVI века новгородские помещики в среднем имели 20–25 крестьянских дворов; при этом поместье могло не представлять собой целостный комплекс земель, а состоять из различных по размерам «дач» в разных частях уезда. «Дача» же могла не соответствовать полагавшемуся окладу, так как фонд пригодных для раздачи земель не поспевал за ростом числа самих помещиков. Так, дворянину-опричнику Ивану Хлопову из 300 четвертей положенного поместья дали только 100; хорошо, что у него имелась ещё приличная вотчина в 360 четвертей в Коломенском уезде. На их положении сразу же сказывались неурожаи, военные опустошения и чрезвычайные поборы. В отсутствие владельца крестьяне нередко уходили; к тому же у бедных и неродовитых помещиков их сманивали, а то и насильно увозили «сильные люди» из числа московской придворной знати.

На деле у многих «детей боярских» после голодных лет или эпидемии вообще не оставалось мужиков. «Крестьян ни единого человека, служить невмочь», — слёзно жаловались в челобитных служилые, которые пахали пашню «своими руками» и являлись на смотры «бесконны и безодежны, в лаптях» и пахали пашню «своими руками». Часто такая дворянская беднота предпочитала даже «похолопиться» за знатного боярина и стать его «послужильцем» или приказчиком в вотчине.

Обустройство господского двора зависело от того, жил ли там сам владелец. Если село было хозяйской резиденцией, то в нём появлялся господский двор. Выглядел он в XVI столетии не слишком презентабельно, состоял из деревянных клетей и изб, сочетавшихся в разных вариантах. Избы обычно отапливались, другие помещения (горницы), где жили летом и хранили одежду, печей не имели. В богатом суздальском вотчинном селе Васильевском недалеко от церкви стоял боярский двор со следующими постройками: двумя горницами (одна с комнатой, «а у комнаты на красных столбах чердачок», другая без комнаты), между ними «двои сени», «повалуша с кровлями», «мыльня на земле с сенями». На том же дворе имелись три житницы, в одной из которых, кроме зерна, хранились овечья шерсть, пивной медный котёл, «кубик перепусной с трубой» (перегонный куб для курения «хлебного вина»), коробы новгородские, медная и оловянная посуда. На боярском дворе располагались конюшня и сенник под одной кровлей, погреб с напогребницей, поварня. Во дворе находилось три улья. Двор был огорожен «городьбой в заборе». Княжеский двор Б. К Черкасского в Рязанском уезде был окружён бревенчатыми стенами («круг двора острог рублен»). Рядом находился «конюшенный двор, а на нем живут конюхи, да люцких 18 дворов да крестьянских 100 дворов». За «городьбой» стоял двор приказчика (изба, две клети, мыльня). Во Владимирском уезде в конце XVI века в вотчине братьев Никиты и Козьмы Рагозиных в деревне Яковлеве был двор боярский, «а на дворе хором: изба боярская с передсеньем, да против ея клеть да изба лютцкая, да 3 житницы, да мылня с передсеньем, да погреб, да онбар, да 2 канюшни плетеные». Рядом на холопьем («лютцком») дворе были построены две избы, две клети, четыре «стаи животинные» плетёные (коровники и овчарни), овин и две мякинницы. Неподалёку располагались боярские и людские хмельники^{9}.

Кроме деревянного барского дома, почти не отличавшегося внешним видом от крестьянских домов, в провинциальной помещичьей усадьбе той поры имелись служебные помещения — «холопьи дворы», конюшни, скотный двор. «Двор большой, на дворе хором две горницы с комнаты да повалуша, сени одны, поварня, другая поварня естовная, две житницы, дворец конюшенной, на нем четыря конюшни, да сенник, да челяденной двор, на нем два подклета, да изба, да за двором пять дворъцов люцких…» — так выглядела довольно богатая псковская усадьба князя Ивана Бабичева в селе Озерцы Которского погоста, описанная после его гибели в 1572 году. На дворе стояли 14 построек жилого и хозяйственного назначения, но все они были пусты: к тому времени сделали своё дело опричный эксперимент, затяжная война, повышение налогов и чума. В 1584 году в Коломенском уезде А. С. Лашинский заложил свою «куплю», деревню Полубояриново, при которой находился «двор боярской, а на дворе хором: горница с комнатою, да повалушка, да две житницы, да мыльня, да поварня». В деревне было три крестьянских двора, каждый с избами и клетями.

Таким образом, те, кого школьные учебники называют на западный манер «феодалами», на деле представляли собой служилые «чины», сильно различавшиеся по статусу и доходам. Попытайся кто-то объяснить, к примеру, боярину князю Ивану Петровичу Шуйскому, что он и его коллеги по Боярской думе являются «братьями по классу» с каким-нибудь рязанским «сыном боярским» Ивашкой Вострой Саблей, он бы не понял да еще и возмутился бы: как можно сравнивать его, представителя «честно́го» рода, с безвестным служилым человеком, может быть, вчерашним холопом или конюхом! А в глазах помещика «богатины»-бояре выглядели главной причиной его бедности и тягостей службы, и эти настроения как раз упрочивали царскую власть в её борьбе против «вольностей» и притязаний аристократии.

Выше уже шла речь о том, что наступление опричнины сопровождалось выселениями земцев из опричных уездов и раздачей их бывших владений опричникам. В распоряжении исследователей нет доказательств, подтверждающих полные переселения земцев с территорий, вошедших в опричнину^{10}, тем не менее во многих случаях произошла смена владельцев, причём порой новым хозяином становился родственник старого. Так, Сахар Константинович Писемский в 1566/67 году потерял в Костромском уезде родовую вотчину на реке Письме — сельцо Фатьяново: государь передал её служившему в опричнине Фёдору Андреевичу Писемскому. Ставший впоследствии опричником Иван Семёнович Черемисинов, будучи ещё земским, потерял свою вотчину в Суздальском уезде, но, видимо, получил за неё хорошее возмещение, так как нет сведений о том, что бывший хозяин и его опричник-сын пытались её вернуть.

Служба в опричнине могла существенно поправить имущественное положение человека. Крупными вотчинниками стали к концу столетия князья Хворостинины. Духовная грамота младшего из братьев, опричного головы Фёдора Хворостинина, свидетельствует, что у него «к баткову благословению селцу Грибищеву з деревенями в додачю» имелось село Городище с деревнями в Костромском уезде и с 1400 четвертей пахотной земли. Кроме того, у Ф. И. Хворостинина были вотчины в Боровском (сельцо Головенское с деревнями), Переел авском (село Богородское с деревнями), Ростовском (село Павлово с деревнями) уездах; в Бежецком Верхе к нему перешла за долг вотчина брата Петра — сёла Баскаково и Александровское с деревнями. В Костромском уезде он купил у сестры село Романово с деревнями, а в Троице-Сергиев монастырь дал вкладом село Малышево — притом князь был при разделе отцовского наследства обделён братьями, которые «завладели насилством» сёлами Заозерьем и Ново-Клинцовым с деревнями в Переславском уезде с общим количеством земли свыше 1200 четвертей.

Князь-опричник раздал в монастыри 550 рублей по своей душе (при жизни и по духовной). Большую часть вотчин он в завещании называл «государевым жалованием», и находились они именно в опричных уездах; возможно, это было достойное возмещение за потерянные в земщине владения^{11}.

Новые имения на Новгородчине получил весельчак-опричник и думный дворянин Василий Грязной. «По государеву цареву и великого князя Ивана Васильевичя всия Руси грамоте, от государевых царевых и великого князя дияков… такова ввозная <грамота> дана Василью Григорьевичю Грязного на Федорово поместье Скуратова сына Грибакина… в Шелонскую пятину, в Которской погост по отделным книгам губного старосты Ляцкого стану Обакши Труфанова: в селцо Бершевичи, а в нем: церковь Егорей Страстотерпец да придел Никола Чюдотворец, двор болшой и пашни на 6 обеж, священник… дьячок… да проскурница… да людцких пят дворов пусты; в деревню в Милятино: двор Олекса Ортемов да Сашко Семенов на обжу с третью, двор Самон Остафьев да Ждан Самсонов на обжу с третью, двор Куземка Исаков да брат его Данилко на обжу с третью, двор Самсоновской пустой на обжу с третью, двор Прохновской пустой на обжу с третью, двор Поташкинской пустой на обжу с третью, двор бобылской, непашенной; в деревню в Егощу… в деревню в Клин… в деревню в Керково… в деревню в Деревенку на реке на Плюсе… в деревню в Березову… в деревню в Страки… в деревню в Пастороне… в деревню в Лозе… И теми… селцы и деревнями пожаловал царь и великий князь Василья Григорьевичя Грязново против старого его поместья… а Семейку Лодыгина пожаловал государь в его оклад… из поместья Грязного. И вы б все крестьяни, которые в тех селцех и деревнях живут и вперед учнут жити, Василья Григорьевичя Грязново и его приказщика слушали и пашню его пахали и оброк ему хлебной и денежной платили, чем вас Василей Григорьевич изоброчит», — перечисляла его владения ввозная грамота от 10 октября 1572 года, выданная опричным дьяком Семёном Мишуриным^{12}.

Вместе с Грязным земли в Новгородском уезде получили и другие видные опричники: дьяк Пётр Григорьев, окольничий Василий Умной Колычёв, родственник Малюты Скуратова Богдан Бельский. Последний, будучи человеком «молодым» и по возрасту, и по служебному положению (служил всего лишь рындой «с рогатиной»), в опричнине стремительно разбогател — приобрёл вотчины Василия Воронцова, брата казнённого опричного думного дворянина Ивана Воронцова, и в 1579 году смог дать в Иосифо-Волоколамский монастырь огромный вклад в 500 рублей. В этот же монастырь и в Троицу его холопы делали вклады по 50 рублей — такую сумму на помин души иные дворяне собирали всю жизнь.

Вместе с начальством жаловали и рядовых. Весной 1572 года во взятой в опричнину Бежецкой пятине Новгорода впервые вводился во владение отцовским и дедовским поместьем Иван Злобин сын Базаров — потомок боярских послужильцев вольного Новгорода, ставших московскими помещиками. Поместье состояло из усадища и тринадцати деревень, составлявших 19,5 обжи, и семи деревень новой придачи (15,5 обжи), а всего он имел 35 обеж земли среднего качества. Придача к старому поместью была не в лучшем состоянии: лишь в одной из семи деревень имелось два крестьянских двора с одной обжей живущей пашни. Во всём же поместье из тридцати пяти крестьянских дворов 14 были жилыми и имели 10,75 обжи пашни, а 21 двор с 23,25 обжи лежали впусте.

Базаров был в это время «новиком», а потому и получил не всё отцовское хозяйство, а только 20 обеж из прежних тридцати пяти — остальное ему ещё предстояло заслужить. Правда, интересы юного опричника были учтены — при разделе ему оставили лучшие деревни как из старого поместья, так и из придачи. В результате поместье Ивана Базарова состояло из усадища с обжей пашни, кроме этого, его человек пахал в деревне Хирово еще 0,5 обжи. Находящиеся в деревнях 15 крестьян с четырнадцати крестьянских дворов пахали 9,25 обжи и платили хозяину оброк в размере четверти ржи, четверти овса и 2 алтынов денег с каждой обжи.

Так Иван Злобин сын начал свою карьеру — доход выходил небольшим, но прожить было можно. Однако он служил успешно и к началу 1580-х годов вышел в люди — был повёрстан как «сын боярский первой статьи» окладом в 450 четвертей (45 обеж). Он вернул себе ту часть поместья, которая была у него отписана на государя в 1572 году, а затем присмотрел по соседству хороший участок земли, принадлежавший умершим земцам Бобровым, и подал челобитную: «Государю царю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси бьет челом холоп твой государев из Бежицкие пятины Иванец Базаров. Пожаловал еси, государь, меня холопа своего, велел учинити поместьеца за мною на пол-пятаста четвертей, и меня, государь, твоего жалования не дошло в мой оклад ста четвертей. Православный царь государь, пожалуй меня, холопа своего, в Бежицкой пятине, в Прокопьевском погосте на Белой пустошми по своей государевой грамоте, што были за земце за Олферком да за Злобою за Бобровыми полушесты обжами; а их, государь, в животе не стало; а те, государь, пустоши к моему поместьишку смежно и в однем погосте. Государь царь, пожалуй».

Государь просьбу «холопа» исполнил, и владелец сумел за 10–15 лет развернуть на разорённой Новгородчине барское хозяйство с масштабной заготовкой и продажей сена силами «беспашенных» бобылей, во множестве бродивших в округе и живших работой «меж двор». В двух своих «усадищах» Иван Злобин завёл барщину, которую пахали его «люди». В усадьбе имелся солидный скотный двор: четыре служилых коня, восемь рабочих лошадей, восемь жеребят, четыре коровы, пять телят, 12 овец-стариц, баран, семь коз, три козла и семь племенных свиней. В житницах лежали обмолоченные рожь, овёс, греча и пшеница, на сеновале и в стогах хранилось сено на 20 возов. Во второй усадьбе под надзором приказчика Гриши Кузьмина по прозвищу Всячина находились новый помещичий двор с избой, клетью, житницей, сушилом на погребе, двор приказчика, три двора людских, семь дворов крестьянских с одиннадцатью крестьянами, среди которых двое были овчинниками, и четыре двора бобылей. В этом «усадище» помещичьи люди пахали на барина 57,5 четверти (5,75 обжи), из которых три обжи пахал приказчик; сена косили 650 копен. Здесь же приказчик Всячина курил вино, так как на этом усадище имелся медный винный котёл с трубами. На помещичьем дворе стояли два служилых коня, четыре пашенных лошади, жеребец, три жеребёнка, три коровы, четыре телёнка, десять овец-стариц и семь коз. Там же хранились запасы хлеба, гороха и сена. Барская запашка составляла теперь 90 процентов против 12,8 процента в 1572 году и не облагалась налогами. Оборотистый хозяин не только поднимал имение, но и службу не забывал: занял пост полкового головы и выполнял свои обязанности исправно, так что к началу 90-х годов XVI века получил новые земельные владения и имел по 14 рублей в год государева жалованья как служилый человек «первой статьи»^{13}.

Впрочем, милости доставались не всем. Другой бравый командир Константин Поливанов сверх поместья в 450 четвертей в Можайском уезде ничего не выслужил. Иные же благодаря влиянию родственников на короткое время «взлетали» по служебной лестнице — и столь же стремительно сходили с исторической сцены и исчезали со страниц документов. Так случилось с целым захудалым родом Вяземских, появившимся в опричнине. Александр Иванович Глухов-Вяземский стал первым воеводой передового полка. Андрей Иванович Зайцев-Вяземский до опричнины был одним из самых мелких служилых людей, но в походе из Новгорода в Литву в сентябре 1567 года выступал уже первым головой и дворянином «в стану у государя». Василий Иванович Вяземский из «Литвы дворовой» по Костроме в опричнине дослужился до окольничего. Имя Дмитрия Ивановича Лисицы-Вяземского до опричнины вообще не встречается в перечнях служилых людей, а в 1567 году он стал вторым воеводой большого полка под Калугой. Семён и Тимофей Ивановичи Вяземские даже не упоминаются в опричных разрядах, но зато в 1565/66 году они получили конфискованные поместья в опричном Суздальском уезде. Затем все Вяземские потеряли в опале и чины, и земли — от былого богатства остались крохи в виде нескольких малоземельных и запустевших поместий.

Васюк Грязной владел своим новым новгородским поместьем меньше года: в марте 1573 года его «сельцами» и деревнями «пожаловал государь царь и великий князь Михаила Тимофеева Плещеева (сына опричника. — И.К., А.Б.) противо старого его поместья». Правда, новый хозяин тоже скоро расстался с поместьем — оно было «по государеве грамоте отдано Назарью да Григорью Василчиковым», родственникам очередной царицы Анны Васильчиковой. «А во Дворец те вотчины пойманы были у деда моего князя Юрья Темкина, как была на родителей моих опала блаженные памети при государе царе и великом князе Иване Васильевиче всеа Русии, с ыными родовыми нашими ростовскими вотчинами. И из Дворца отданы были в поместье боярину князю Федору Шестунову», — вспоминал в 1627 году об утрате дедовских вотчин князь Михаил Тёмкин-Ростовский^{14}.

Другие служилые люди надеялись не только на царские щедроты. Сын безграмотного царского печатника (хранителя государственной печати, то есть главы приказного аппарата) Пётр Романович Пивов купил «впрок без выкупу» у ярославского клана Мотовиловых немалую вотчину — село Фефилово с одиннадцатью деревнями, четырьмя починками и многочисленными угодьями — всего за 300 рублей и лошадь впридачу^{15}. Похоже, что ярославцы не имели возможности отказаться от предложения сына «сильного человека».

Иван Васильевич Головленков был при опричном дворе в малом чине поддатни «к доспеху» или «к шелому». Отличился же он тем, что в 1569/70 году незаконно завладел в Белозерском уезде отписанными на государя вотчинами высланных в земщину Семого и Нечая Васильевых детей Ергольских и Андрея Иванова сына Бурухина. Под конец жизни он, видимо, оказался замешан в серьёзном деле, так что под именем «старца Иосифа» был посажен в тюрьму Соловецкого монастыря закованным в «железа».

Демид Иванович Черемисинов в 1570 году в качестве «государева посланника» приезжал в Новгород, чтобы отправить оттуда полученную в результате «правежа» казну, — но и себя при этом не забыл: его люди вывозили крестьян из временно бесхозных поместий Шелонской пятины. Предприимчивый опричник впоследствии скупил большое количество земель в Юрьев-Польском уезде, но добытое богатство впрок не пошло — в 1596 году он попал в опалу и имения были конфискованы^{16}.

Сходным образом вели себя и другие опричники. К примеру, в Водской пятине Новгорода «мужики» Юрия Нелединского захватили крестьян своего господина, вышедших было в Юрьев день к другому помещику, Русину Волынскому: «у старосты и у целовальников выбили и вывезли их в опришнюю» и не вернули, хотя имение и было отписано на государя^{17}.

Такие брошенные новыми опричниками владения также приходили в упадок: «…деревня Фатьяниха, 5 обеж, пуста, непахана и некошена, пашни было сеялось на обжу и с отхожею пашнею по 4 четверти, а в дву по тому ж, сена по 5 копен на обжу. А была та деревня в поместьи за Ондреем за Веригиным сыном Благова, и Ондрей взят в государеву опришнину… деревня Пески, 6 обеж, пуста, непахана и некошена, пашни было сеялося в поле и с отхожею пашнею на обжу по 5 четвертей, а в дву по тому ж, сена закоси было по 4 копны на обжу. А была та деревня в поместьи за Степаном за Фендриковым сыном Благова, и Степан взят в опришнину». Та же судьба постигла в 1571 году и земли их соседей в Лосицком погосте Шелонской пятины — Ивана Лугвенева, Петра Шулепникова, Василия Хлопова^{18}.

С объявлением той или иной территории опричной начиналось перераспределение собственности. Во взятом в опричнину Переславском уезде крупнейшими вотчинниками оставались потомки смоленских князей Заболотские; в первой половине XVI века представители этой фамилии занимали видное служебное положение. В первые же годы опричнины Фёдор Заболотский был сослан в Казань, а затем казнён вместе с родственниками Игнатием и Богданом — их имена записаны в синодиках опальных Ивана IV. Оставшиеся в живых их «однородцы» отдавали свои владения с десятками деревушек, починков и пустошей Троице-Сергиеву монастырю. Другие вотчины рода перешли в руки опричников или близких к царю лиц; так, принадлежавшее Д. В. Заболотскому сельцо Селково досталось дьяку Андрею Щелкалову, который и дал эту вотчину вкладом в тот же Троицкий монастырь. Некий Григорий Литвинов отписал этой обители ещё одну бывшую вотчину Заболотских — полсельца Боярского с деревнями и пустошами. Так монастырские акты отражают гибель старых вотчин, чьи владельцы оказались в числе опальных. Но их новые хозяева не были уверены в прочности своих приобретений, и в течение короткого времени большая часть владений Заболотских перешла к Троице-Сергиеву монастырю.

Другие местные землевладельцы — Конковы, Клобуковы, Новосельские, Макаровы, Михалковы, Уполовниковы — также отдавали вотчины монастырям. Имена некоторых из них встречаются в синодиках опальных Ивана Грозного; другие непосредственно во времена опричнины не пострадали, но отнюдь не оптимистично смотрели в будущее. Члены дворянских фамилий — Скрипицыны, Обуховы, Сусловы — обусловливали вклады возможностью пострижения в обители, чтобы спокойно прожить остаток своих дней в её стенах.

Большое село Хребтово (900 четвертей пашни), принадлежавшее казнённому вместе с родичами боярину Владимиру Морозову, досталось сопернику братьев Щелкаловых дьяку И. М. Висковатому, но было отобрано и у него и отдано В. И. Тёмкину-Ростовскому и В. Я. Щелкалову. Василий Щелкалов в 1568/69 году вложил свою долю в Троице-Сергиев монастырь, а оставшуюся часть князь-опричник Тёмкин-Ростовский отдал дьяку Никите Аксентьевичу Парфеньеву в качестве штрафа за убийство его сына. Несчастный отец сразу же пожертвовал эту вотчину в Троице-Сергиев монастырь.

Переславскими вотчинниками были попавшие в опричнину Басмановы-Плещеевы и их родственники Дмитрий Бутурлин и Иван Собакин. Однако служебные успехи не спасали род от опал и казней. При опале А. Д. Басманова «вотчина… у него взята была и отдана в раздачю в иной род князю Петру Тутаевичу Шейдякову, а не Плещеевым»; только внуку основателя опричнины царь велел отдать «те… отца их вотчины, которые были в раздаче». Отбирались земли и у других Плещеевых, даже не бывших в опале. Опричник Иван Дмитриевич Плещеев пробыл 12 лет «без съезду» на службе в Юрьеве Ливонском, а его родовая вотчина была взята «на государя»; взамен он получил село в Медынском уезде. В синодиках опальных записаны имена пятерых Бутурлиных: Василия, Григория, Ивана, Стефана и сына опричного окольничего Леонтия Дмитриевича. Последний вместе с братом Романом, предчувствуя конец своей служебной карьеры, успел в 1570/71 году отдать в Троицкий монастырь село Богородское с деревнями при условии пострижения. Погиб и их сосед по имению, сын Ивана Григорьевича Собакина. В отличие от Бутурлиных Собакины не успели или не смогли отдать вотчину в монастырь, и она была конфискована.

Вероятно, что-то получил в Переславском уезде сам Малюта Скуратов. Выдав дочь замуж за Дмитрия Шуйского, опричник дал ей в приданое тамошнюю вотчину на 660 четвертей земли.

Опричники Ловчиковы в 1571/72 году дали в Троицкий монастырь пустошь Махру в Верхдубенском стане для поминовения душ родителей. Годом раньше крупный вклад туда же сделала дочь Ярца Нармацкого Ирина. Монастырские власти обязывались «беречи» вкладчицу, пока она жива, а после её смерти должны были получить остаток её вотчины. Брат Ирины, Семён, был опричником и постельничим и в конце 1570-го или начале 1571 года «выбыл» — возможно, был казнён. В 1579/80 году опричник Иван Иванович Бобрищев-Пушкин подарил Троице приданое своей жены — селище Терпилково.

Всего за 1560–1570-е годы монастыри получили только в одном Переславском уезде не менее полсотни земельных вкладов, в том числе не менее сорока — от средних вотчинников, не говоря уже о денежных вкладах, которые для Троицы составили сумму более чем в 30 тысяч рублей. Оборотной же стороной образования богатых монастырских вотчин стало разрушение векового местного вотчинного мира с его соседскими связями. В поисках сильного защитника землевладельцы расставались «впрок без выкупа» с родовыми землями, чтобы сохранить хотя бы часть прав на них, спасти свою жизнь в рядах монастырской братии или, в худшем случае, обеспечить спасение души, записав имя вкладчика и его родни в монастырский синодик^{19}.

В Вяземском уезде появилось 170 фамилий новых помещиков, преимущественно опричников: Борисовы-Бороздины, Барятинские, Воейковы, Головленковы, Истленьевы, Ловчиковы, Овцыны, Полевы, Ртищевы, Сабуровы, Толстые, Шуйские, а также «дворовые» и, возможно, опричные Татищевы и Фофановы; менее чем за 40 лет состав землевладельцев уезда обновился примерно на 75 процентов. В опричном же Можайском уезде утвердились в качестве местных землевладельцев опричники Блудовы, Измайловы, Пушкины, Черемисиновы; в Малоярославецком уезде земли выселенных местных помещиков и вотчинников получили такие видные опричники, как Бутурлины, князья И. Ф. Гвоздев-Ростовский, В. А. Борец-Охлябинин и П. И. Хворостинин, И. И. Очин-Плещеев, И. Д. и К. Д. Поливановы, дьяк У. Львов; крупная малоярославецкая вотчина перешла в качестве приданого от Малюты Скуратова его зятю Борису Годунову.

Перетряска целого слоя землевладельцев в условиях длительной войны не могла не сказаться на их положении. По тем уездам, где это можно проследить документально, количество землевладельцев сократилось. Так, в Вязьме в середине XVI века согласно писцовым книгам было около 430 помещиков, а в конце столетия осталось 350; состав малоярославецких землевладельцев сократился с 200 до 145 человек.

Опричнина нанесла удар по вотчинному землевладению в Костромском уезде. Десятки доопричных вотчинных фамилий в конце XVI века здесь уже не встречаются. Даже вернувшимся в родной уезд после опричнины далеко не всегда удавалось вернуть свои старые вотчины — теперь они получали земли уже как помещики. Немало бывших вотчинных владений в 1590-х годах пустовали (они значатся в писцовых книгах как «старые порозжие земли»): либо они так и не обрели хозяев, либо опричные переселенцы «опустошили и пометали» свои новые владения, а претендовать на них было уже некому.

Крестьянам приходилось ещё хуже. Писцовые книги наиболее пострадавшей от военных действий и опричных экзекуций Новгородчины периода 1570-х годов, по словам исследователя, «походят на громадные кладбища, среди которых кое-где бродят ещё живые люди. Не только отдельные деревни и поместья — целые погосты иногда стоят пусты. Земля поросла лесом; хоромы развалились»^{20}. Только треть прежней пашни числилась «в живущем» и обрабатывалась, остальные две трети лежали впусте. Документы не говорят о причинах «пустоты» — они лишь бесстрастно указывают: «а крестьяне вымерли», «а те деревни все пусты и хоромы развалились», «в той деревни крестьяне вымерли», «соборяне все вымерли», «и те земци те обжи покинули и сошли в Ругодивскую слободу и в Божие поветрие все перемерли», «жильцы вымерли», «в трех дворех 3 крестьянина восмдесятом (7080-м, то есть 1572-м. — И.К., А.Б.) году померли поветреем, а в семдесят девятом году ярь сеена рожь и ярь жата, а к восмдесятому году рожь сеена». Так же скупо сообщали писцы и о судьбе помещиков: «и Федора <Тыртова> в животе не стало», «и Дмитрея <Тыртова> в животе не стало», «и Еремея <Румянцева> в животе не стало в поветрие», «деревни порожних поместей, а помещиков тем деревням крестьян не ведают».

Опричные переселения, конфискации, казни и «правежи» тяжким бременем легли на деревню, и без того отнюдь не процветавшую, тем более в условиях длительной Ливонской войны.

«В лете 7070 пятом был мор в Новгороде в Великом от Госпожина заговенья да до Николина дни осеннего и далее, а мерло многое множество людей, мужей и жен и детей и черньцов и черниц, тако же и по селам и в Старой Русе; а во Пскове начало мерети тое же осени. Того же лета явися знаменье в Юрьевщине в ливонском: два месяца на небеси, в нощи, и ударилися вместе, и один у другого хвост отшиб, и тот месяц отшибеной хвост приволок к себе, и знати стало на месяцы том как перепояска.

Того же лета, генваря в начале, ходиша воевати в немецкие городки, что за Литву задалися, ис Колывана свейскои воевода Клаустень с свейскими людми, и воевали четыре городки литовьские, Рую да Малотель, да третей Буртники, а четвертый Лимбаш, тот и взяли, лестници приставливая, а людей в нем литовских взяли и побили осмъсот человек, и волостей воевали много. Тое же зимы на феврале приходиша литовские люди ж жемоцким старостою и с маистром и с немцы, на свейских немец городков и на колываньские волости воевати, и воеваша много. И был промеж ими бой Литве с свейскими, и побиша Литва свейских немец много, мало их убежало.

Того же лета были на весне литовские люди под Ригою городом под немецким, и рижани от них отседелися, а города им не здали; пошли от города прочь безделны, потеряв людей своих много. Того же лета поставиша два городка в Полотчине, Сокол и Улоу, а третей почаша делать на озере именем Копье. И которые люди московскиа присланы на блюдение делавцов, князь Петр Серебряных да князь Василей Дмитриевич Палицкого, и литовскиа люди пригнав изгоном, на зори, да многих прибили, а князя Василья Палицких убили, а князь Петр Серебряных убегл в Полоцко» — такое описание повседневной жизни северо-западных русских земель зимой и весной 1567 года даёт псковский летописец^{21}.

В этих условиях и крестьяне, и их господа часто меняли или теряли свои земли. Иногда сами опричники отдавали новые владения в монастырь, как это сделал Василий Воронцов: «Се яз Василей Федорович Воронцов дал есми в дом Живоначалные Троицы и Пречистой Богородице и великим чюдотворцом Сергею и Никану и архимариту Памве з братьею вотчину свою в Дмитровском уезде в Повелском стану село, Олявидово з деревнями и со всеми угодьи и с лесы и с луги и с пожнями с отхожими, а к селу деревень по реке по Дубне и по реке по Веле, с мелницею и с рыбною ловлею и с новою придачею, что государь пожаловал те деревни в вотчины нашие место села Николского в Пошехонье, с лесы и с луги и с пожнями и со всеми угодьи, куды по старым межам ходил плуг и соха и коса и топор, и с селищи с отхожими, с олевидовскими и с новоприбылными, и со всеми угодьи изстари ж, по старым межам, куды ходил плуг и соха и коса и топор; а в селе храм Живоначалные Троица да в приделе чюдотворец Сергей, а деревень к селу: пустошь Шестаковская, деревня Жаре, деревня Олехово на речке на Шибахте…» Вместе с перечисленными владениями ещё четыре десятка деревень и пустошей «с отхожими пожнями по реке по Дубне, по берегу реки Дубны и реки берег реке Дубны… по реке по Веле с пожнями и с пустошми и с мелницею, обе стороны реки Вели береги, и со всеми угодьи, куды ходил плуг и соха и коса», были вложены Воронцовым «по своей душе и по своих родителех, впрок без выкупа для вечнаво покоя»^{22}.

В отличие от брата Ивана Василий Воронцов не был казнён, но отдал в монастырь не только полученную от государя чужую вотчину, но и свою родовую. Впрочем, предусмотрительный опричник «взял есми с того села из деревень здачи у келаря у старца Еустафья Головкина да у старца Варсунофья у Якимова 700 рублев денег», что может говорить не о благочестии, а о замаскированной продаже земли, которую в любой момент могли отнять. Другие опричники также отдавали в обители на помин собственные вотчины, как Дмитрий Иванович Годунов и его младший родственник Борис Фёдорович, отписавшие в марте 1572 года родному костромскому Ипатьевскому монастырю «искони вечное» сельцо Прискоково «по наших душах в наследье вечных благ вовеки»^{23}. Вероятно, в последний год существования опричнины будущее казалось им непредсказуемым.

Многие утерявшие земли вотчинники и спустя 40 лет помнили о своих родовых владениях. Ещё в 1610 году князь И. А. Солнцев-Засекин пытался вернуть «старинную прародительскую вотчину», которая была у его семьи «взята в опришнину при царе Иване и отдана в поместье ярославцу сыну боярскому Ивану Андрееву сыну Долгово Сабурову»; характерно, что истец сам получил спорное сельцо Гавшинское с деревнями в поместье после того, как потерял свою вотчину и был выслан «из Ярославля вон».

Многие дворяне также были наделены землями в других уездах в виде компенсации за конфискованные вотчины и поэтому утратили право на возврат этих имений. Процесс возвращения вотчин растянулся на десятилетия. Не надеясь на царскую милость, то есть возврат владений законным путём, служилые люди после Смуты самовольно, явочным порядком вселялись в свои прежние доопричные вотчины, оставленные их новыми владельцами вследствие разорения в Смутное время. Они рассчитывали впоследствии записать эти земли за собой в писцовые книги и таким образом вновь утвердиться на них. Такие случаи были распространены, поскольку они специально оговаривались в проекте наказа писцам, составленном в 1682/83 году, то есть через 110 лет после окончания опричнины. Но московское правительство даже спустя многие годы после смерти Грозного признавало законность земельных переселений и не стремилось к пересмотру их результатов^{24}.

Опричнина оказала глубокое воздействие на судьбы русского дворянства. За время существования этого режима пострадали многие представители аристократии, однако опричная гроза миновала крупнейшие княжеско-боярские фамилии Мстиславских, Воротынских, Бельских, Шуйских, Глинских, Одоевских, Романовых-Юрьевых, которые составляли цвет Боярской думы. Именно поэтому сразу же после смерти Ивана Грозного, при его сыне Фёдоре, управление страной перешло в руки боярского совета. В конце XVI века в списках служилых людей по-прежнему сохранялись ростовские, суздальские, оболенские, ярославские, стародубские корпорации служилых князей. Княжеские владения и после опричнины оставались в среднем крупнее некняжеских. Составленная в 1678 году роспись владений членов Боярской думы показывает, что многие из титулованных бояр и окольничих даже в последней четверти XVII столетия имели земли на территории своих бывших княжеств, как, например, Оболенские в одноимённом уезде.

Зато рядовые помещики и вотчинники пострадали от ударов опричной политики даже больше, чем знатные бояре, поскольку были экономически более слабыми. Значительная часть (вероятно, не менее половины) помещиков и вотчинников сменила в последней трети XVI века свои земли и таким образом рассталась с соседями, что нарушило традиционные местные связи служилых людей с «однородцами», друзьями, фамильными монастырями и храмами. Под влиянием опричных переселений была разрушена прежняя территориальная структура «государева двора» — деление на москвичей, галичан, «можаичей» и т. д. Произошла консолидация верхушки дворянства в особую замкнутую чиновно-сословную группу «дворян московских», которые обособлялись от уездных корпораций, несли службу по «московскому списку» и противопоставлялись остальной части дворянства — городового (провинциального).

Сложившаяся к концу XVI века замкнутая чиновно-сословная структура «государева двора» закрепляла господство знати и ограждала представителей московской аристократии от проникновения в их среду выходцев из провинции. После опричнины уже не родовые, а жалованные государем вотчины составляли основу земельных богатств таких фамилий, как Годуновы и Романовы. Утратившая значительную часть родовых земель и прежнее влияние на местах княжеско-боярская знать не была способна противостоять самодержавной власти. Лишённые связей с уездами и чуждые местным интересам, представители верхушки «государева двора» проводили на местах политику правительства в качестве воевод и приказных судей, ущемляя сословные интересы прочих групп населения — они-то и выступили против московской знати и приказной бюрократии во времена Смуты.

Примечания:

Глава вторая Опричные земли

¹ ПСРЛ. Т. 34. С. 190.

² О расширении опричной территории см.: Садиков П. А. Указ. соч. С. 157–191; Зимин А. А. Указ. соч. С. 307–311; Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 210–211.

³ Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. М., 1998. Т. 2. С. 315.

⁴ См.: Козляков В. Н. Новый документ об опричных переселениях // Архив русской истории. Вып. 7. М., 2002. С. 204–211.

⁵ Цит. по: Кобрин В. Б. Из истории земельной политики в годы опричнины // Исторический архив. 1958. № 3. С. 158–160.

⁶ Цит. по: Садиков П. А. Из истории опричнины // Исторический архив. М.; Л., 1940. Т. 3. С. 218–219.

⁷ См.: Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. С. 131–134.

⁸ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. М., 2008. С. 32–33, 63, 68, 74.

⁹ См.: Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI–XX вв. М., 2001. С. 64–66.

¹⁰ См.: Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV–XVI вв.). М., 1985. С. 149.

¹¹ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 87–88.

¹² Цит. по: Самоквасов Д. Я. Новооткрытые документы Московского государства XV–XVII вв. М., 1905. С. 52.

¹³ См.: Абрамович Г. В. Новгородское поместье в годы экономического кризиса последней трети XVI в. // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1974. С. 9–16.

¹⁴ Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. Т. 2. С. 435.

¹⁵ См.: Антонов А. В. Ярославские монастыри и церкви в документах XVI–XVII вв. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 44–45.

¹⁶ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 38, 91–92.

¹⁷ См.: Самоквасов Д. Я. Архивный материал. М., 1909. Т. 2. Ч. 2. С. 49.

¹⁸ См.: Новгородские писцовые книги. СПб., 1905. Т. 5. С. 509.

¹⁹ См.: Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси XV–XVI вв.: Переяславский уезд. М., 1966. С. 186–196.

²⁰ Загорский В. Ф. Землевладение Шелонской пятины // Журнал Министерства юстиции. 1909. № 10. С. 194.

²¹ Псковские летописи. М.; Л., 1955. Т. 2. С. 249.

²² Цит. по: Садиков П. А. Из истории опричнины. С. 251.

²³ См.: Антонов А. В. Указ. соч. // Русский дипломатарий. Вып. 7. М., 2001. С. 97.

²⁴ См.: Павлов А. П. Земельные переселения в годы опричнины: К вопросу о практической реализации указа об опричнине 1565 г. // История СССР. 1990. № 5. С. 89–99.

Глава третья «Начальные люди» опричнины

¹ ПСРЛ.Т. 13. С. 395.

² См.: Володихин Д. Вечно второй. Боярин Басманов, отец опричнины // Родина. 2009. № 5. С. 63.

³ Там же. С. 65.

⁴ См.: Колобков В. А. Указ. соч. С. 305–307, 316, 346; Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 48.

⁵ См.: Михайлова И. Б. Пётр Зайцев и Василий Грязной: две судьбы, два пути в опричнину // Университетский историк: Альманах. СПб., 2003. Вып. 2. С. 129–130.

⁶ Цит. по: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 33.

⁷ Цит. по: Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. С. 73.

⁸ См.: Баранов К. В. Ростовские предки опричников // История и культура Ростовской земли: Материалы конференции 1993 г. Ростов, 1994. С. 80–85.

⁹ См.: Богатырёв С. Н. Ближняя дума в третьей четверти XVI в. // Археографический ежегодник за 1993 год. М., 1995. С. 101–106.

¹⁰ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 23.

¹¹ См.: Граля И. Иван Михайлов Висковатый: Карьера государственного деятеля в России XVI в. М., 1994. С. 373–380.

¹² Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 46–47.

¹³ См.: Штаден Г. Указ. соч. Т. 1.С. 143, 145.

¹⁴ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 24.

¹⁵ См.: Там же. С. 33; Штаден Г. Указ. соч. Т. 1.С. 143; Зимин А. А. Указ. соч. С. 443.

¹⁶ Цит. по: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 80.

¹⁷ См.: Скрынников Р. Г. Опричный террор. Л., 1969. С. 136.

¹⁸ Цит. по: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 93.

¹⁹ См.: Сокуров В. Н. Кабардинцы в составе государева двора (XVI–XVII вв.) // Государев двор в истории России XV–XVII столетий: Материалы международной научно-практической конференции 30 октября — 1 ноября 2003 г. Владимир, 2006. С. 304.

²⁰ См.: Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в.: Очерки истории. СПб., 2006. С. 221.

²¹ Опись архива Посольского приказа 1626 года. М., 1977. Ч. 1. С. 257.

²² См.: Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С. 99.

²³ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 45–47.

²⁴ Цит. по: Садиков П. А. Из истории опричнины. С. 255.

²⁵ См.: Скрынников Р. Г. Опричный террор. С. 147–148.

²⁶ См.: Эскин Ю. М. Опричнина и местничество // Анфологион. Славяне и их соседи: власть, общество, культура в славянском мире в средние века. К 70-летию Б. Н. Флори. М., 2008. С. 352.

²⁷ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 54–55.

²⁸ ПСРЛ. Т. 34. М., 1978. С. 229.

²⁹ См.: Шокарев С. Ю. Переписка Ивана IV Грозного с Василием Грязным и русско-крымские взаимоотношения второй четверти XVI в. // Москва — Крым: Историко-публицистический альманах. М., 2000. № 1.С. 142–162.

³⁰ См.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 54.

³¹ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 42.

³² См.: Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. С. 308–312.

³³ См.: Богатырёв С. Н. Путила Михайлов: поместный дьяк и опричный казначей // Реализм исторического мышления: Чтения, посвященные памяти А. Л. Станиславского. М., 1991. С. 38–39; Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 72.

³⁴ Штаден Г. Записки о Московии. Т. 1. С. 71, 73, 91, 92.

Глава четвёртая Опричный корпус

¹ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 19.

² Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 35.

³ Там же. С. 36.

⁴ См.: Список опричников Ивана Грозного / Подг. и предисл. Аль Даниил // Рукописные памятники. Б.м., 2003. Вып. 7.

⁵ См.: Зимин А. А. Указ. соч. С. 345–346; Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. С. 100–103.

⁶ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 35.

⁷ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 21–98.

⁸ См.: Сокуров В. Н. Указ. соч. С. 305.

⁹ Штаден Г. Указ. соч. Т. 1. С. 405, 409.

¹⁰ См.: Хорошкевич А. Л. Генрих Штаден и опричнина в Москве // Немцы в общественной и культурной жизни Москвы. XVI — начало XX в. М., 1999. С. 18.

¹¹ См.: Штаден Г. Указ. соч. Т. 1. С. 175, 177, 377, 383, 389, 395, 415, 425, 427.

¹² Там же. С. 411.

¹³ Цит. по: Беляев Л. А. Лиценциат при дворе Ивана Грозного // Российская археология. 1997. № 1. С. 149.

¹⁴ Штаден Г. Указ. соч. Т. 1. С. 363, 365.

¹⁵ См.: Колобков В. А. Воспоминания очевидцев об опричнине Ивана Грозного в коллекции «Россика» // Коллекция «Россика» в Российской национальной библиотеке: Вопросы раскрытия. СПб., 2002. С. 29.

¹⁶ См.: Граля И. Супершпион и ренегаты // Родина. 2004. № 12. С. 62–63.

¹⁷ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 49–50.

¹⁸ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 33.

¹⁹ См.: Граля И. Супершпион и ренегаты. С. 62.

²⁰ См.: Горшков И. Д. Опричнина Ивана Грозного в описаниях современников-иностранцев: Автореф. дисс. канд. ист. наук Ярославль, 2000. С. 15–16.

²¹ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 50.

²² См.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 55–56.

²³ Горсей Д. Записки о России. XVI — начало XVII в. / Вступ. ст., пер. и коммент. А. А. Севастьяновой. М., 1990. С. 74–75.

²⁴ См.: Таймасова Л. Ю. «Дело Бомелиуса» // Новый исторический вестник. 2009. № 1 (19). С. 134–142.

²⁵ См.: Епифанов П. П. Оружие и снаряжение // Очерки русской культуры XVI в. М., 1977. Ч. 1. С. 346–348.

²⁶ См.: Там же. С. 305–307; Русская историческая библиотека. Т. 31. СПб., 1914. С. 285, 286; Денисова М. М. Поместная конница и её вооружение в XVI–XVI вв. // Антология научных трудов Государственного исторического музея. М., 2002. Ч. 2. С. 23–34.

²⁷ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 62–67.

²⁸ См.: Там же. С. 80–81.

²⁹ Цит. по: Скрынников Р. Г. Опричный террор. С. 136.

³⁰ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 27–28.

³¹ См.: Зуев М. И. Константин Дмитриевич Поливанов — опричник и воин (из материалов к Псковскому биографическому словарю) // Земля Псковская, древняя и современная: Тезисы докладов к научно-практической конференции. Псков, 1994. С. 121–126.

³² См.: Виноградов А. Судьба резидента // Родина. 2004. № 12. С. 71–73.

³³ Цит. по: Горсей Д. Указ. соч. С. 130.

³⁴ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 50.

³⁵ Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. 2. Ч. 2. С. 279.

³⁶ См.: Клюшников Ю. Аркебуза Шекспира // http://magazines.russ.ru/ural/2005/2/klul1.html.

³⁷ См.: Микулин Н. Б. Г. И. Микулин — государственный деятель конца XVI — начала XVII в. // Вопросы истории. 2000. № 3. С. 135–138; Солодкин Я. Г. К биографии Григория Микулина // Вопросы истории. 2000. № 9. С. 172–173.

Глава пятая Опричный обиход

¹ Цит. по: Легенды и были Александровской слободы. Владимир, 2006. С. 34.

² Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 39–40.

³ См.: Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 190–191.

⁴ См.: Романенко Е. В. Повседневная жизнь русского средневекового монастыря. М., 2002. С. 234–237.

⁵ Цит. по: Михайлова И. Б. «И весёлый пир пошёл…» // Родина. 2004. № 12. С. 103.

⁶ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 40–41.

⁷ Там же. С. 26–27.

⁸ См.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 39.

⁹ См.: Чумиков А. Осада Ревеля // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских (далее — ЧОИДР). 1891. Кн. 2. Отд. 5. С. 32.

¹⁰ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 16–17.

¹¹ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 39–40.

¹² См.: Легенды и были Александровской слободы. С. 19, 21.

¹³ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 27.

¹⁴ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 38.

¹⁵ См.: Абрамович Г. В. Указ. соч. С. 25.

¹⁶ Цит. по: Кром М. М. Защита Яганова, или «Тот ли добр, который что слышав, да не скажет» // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. Вып. 5. М., 2003. С. 94.

¹⁷ Штаден Г. Указ. соч. Т. 1. С. 137, 374–375.

¹⁸ Там же. С. 409.

¹⁹ См.: Хорошкевич А. Л. Повседневный быт москвичей в середине XVI в. (по материалам Стоглава) // Человек XVI столетия. М., 2000. С. 205–209.

²⁰ См.: Сукина Л. Б. «С кабаком и скоморохами»: Девиантное поведение русского человека XVI–XVII вв. в церкви и во время религиозных праздников // Вестник Российского университета дружбы народов. История. 2008. № 3. С. 75.

²¹ См.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подг. текста Я. С. Лурье, Ю. Д. Рыкова. Л., 1979. С. 8, 104, 403, 406.

²² См.: Богатырёв С. Н. Поведение Ивана Грозного и моральные нормы русского общества XVI в. // Studia Slavica Finlandiensia. Vol. 11. Helsinki, 1994. P. 11–12.

²³ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 42–43.

²⁴ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 80.

²⁵ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 43–44.

²⁶ См.: Штаден Г. Указ. соч. Т. 1.С. 133, 135.

²⁷ Цит. по: Самоквасов Д. Я. Архивный материал. Т. 2.Ч. 2. С. 106.

²⁸ Хрестоматия по истории СССР. XVI–XVI вв. М., 1962. С. 166.

²⁹ См.: Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. С. 155–156.

Глава шестая Опричнина и православная церковь

¹ См.: Шмеман А., прот. Догматический союз: Вступительная лекция в курс истории Византийской церкви, прочитанная 11 октября 1945 г. // Ретроспективная и сравнительная политология: Публикации и исследования. М., 1991. Вып. 1. С. 105–118.

² Цит. по: Моисеева Г. Н. Старинная редакция «Писания» митрополита Макария Ивану IV // Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (далее — ТОДРЛ). Т. 16. М.; Л., 1960. С. 470.

³ См.: Мейендорф И. Ф., прот. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV в. Париж, 1990. С. 181–186, 189–203, 223–231.

⁴ См.: ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 160; Алексеев Ю. Г. Государь всея Руси. Новосибирск, 1991. С. 66.

⁵ См., например: Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. М., 1869. Т. 3. С. 619–620.

⁶ См.: Живов В. М. Двоеверие и особый характер русской культурной истории // Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 311.

⁷ См.: Тихон, еп. Сочинения. 2-е изд. СПб., 1825. Т. 3. С. 322–355.

⁸ См., например: Мейендорф И. Ф., прот. Предисловие // Дворкин А. Л. Иван Грозный как религиозный тип: Статьи и материалы. Нижний Новгород, 2005. С. 11–12.

⁹ Древнерусские полемические сочинения против протестантов. Ответ царя Иоанна Васильевича Грозного Яну Роките / Публ. А. Н. Попова // ЧОИДР. 1878. Кн. 2. С. 29–31 (буквенная пагинация).

¹⁰ См.:Дуйчев И. Византия и византийская литература в посланиях Ивана Грозного // ТОДРЛ. Т. 15. М._; Л., 1958. С. 159.

¹¹ Соборная грамота о белом клобуке // Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1848. Т. 1. № 174. С. 331–333.

¹² Стоглав // Российское законодательство X–XX вв. Т. 2. М., 1985. С. 260.

¹³ См.: Макарий (Булгаков), митр. История Русской церкви. Кн. 4. М., 1996.4.1. С. 161–163.

¹⁴ Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Т. 1. № 193. С. 557.

¹⁵ Житие и подвизи, и от части чудес исповедание, иже во святых отца нашего и исповедника Филиппа, митрополита Московскаго и всея Росии // Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия. С. 583–584.

¹⁶ См.: Панченко А. М., Успенский Б. А. Иван Грозный и Петр Великий: концепция первого монарха. Статья первая // ТОДРЛ. Т. 37. Л., 1983. С. 73–74.

¹⁷ Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. А. И. Малеина, А. В. Назаренко. М., 1988. С. 141.

¹⁸ См.: Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия. С. 300–301; Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 43.

¹⁹ Мейерберг А. Путешествие в Московию / Пер. А. Н. Шемякина // Утверждение династии. М., 1997. С. 70.

²⁰ См.: Первый канон Антиохийского поместного собора // Правила Св. Поместных соборов с толкованиями. 2-е изд. М., 1912. Вып. 1.С. 110–113.

²¹ См.: Мейендорф И. Ф., прот. Византия и Московская Русь. С. 254, 270, 276.

²² См.: Новый летописец // ПСРЛ. Т. 14. М., 2000. С. 65–66 (первая пагинация); Скрынников Р. Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси IX–XVII вв. СПб., 2000. С. 338–339.

²³ См.: Арсений Елассонский. Мемуары из русской истории / Пер. А. А. Дмитриевского // Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 184.

²⁴ См.: Новый летописец. С. 69–70.

²⁵ См.: Скрынников Р. Г. Крест и корона. С. 367.

²⁶ См.: Смирнов П., свящ. Иоаким, патриарх Московский. М., 1881. С. 62.

²⁷ См.: Шушерин И. Житие святейшего патриарха Никона. СПб., 1784. С. 206–223.

²⁸ См.: Курбский А. М. Сочинения. Т. 1: Сочинения оригинальные / Изд. Г. З. Кунцевича // Русская историческая библиотека. Т. 31. СПб., 1914. Стб. 301.

²⁹ См.: Федотов Г. П. Святой Филипп, митрополит Московский. Париж, 1928. С. 82–83.

³⁰ Карташев А. В. Очерки по истории Русской церкви. Париж, 1958. Т. 1.С. 448.

³¹ См.: Хорошкевич А. Л. «Измена» Пимена и поход Ивана Грозного на Новгород // Великий Новгород в истории средневековой Европы. М., 1999. С. 225–231.

³² Гваньини А. Описание Московии. / Пер. Г. Г. Козловой. М., 1997. С. 117.

³³ Цит. по: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 365.

³⁴ См.: Там же. С. 400; Буланин Д. М. Пимен (по прозвищу Чёрный) — архиепископ Новгородский и Псковский // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1989. Вып. 2. Ч. 2. С. 186–187.

³⁵ Курбский А. М. Указ. соч. Т. 1. Стб. 159.

³⁶ Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / Подг. текста Я. Н. Любарского. СПб., 1992. С. 34.

³⁷ Михаил Пселл. Хронография / Пер., вступ. ст. и коммент. Я. Н. Любарского. М., 1978. С. 94.

³⁸ См.: Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов. Летопись великого логофета Георгия Акрополита. Рязань, 2003. С. 19.

³⁹ Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. 1. № 154. С. 270.

⁴⁰ См.: Макарий (Булгаков), митр. История Русской церкви. Кн. 4. Ч. 1.С. 174.

⁴¹ См.: Дергачёв В. В. Вселенский синодик в древней и средневековой России //Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2001. № 1 (3). С. 25.

⁴² См.: Синодик // Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. М., 1788. Ч. 6. № 20. С. 473–480.

⁴³ См.: Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. С. 90–104.

⁴⁴ См.: Послания Ивана Грозного / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.;Л., 1951. С. 162–192.

⁴⁵ См.: Stroev P. Verzeichnisse der Hierarchen und Vorsteher der klöster der Russischen Kirche / Nachol. heraus, und eingel. von F. B. Poljakov. Köln; Wien, 1990. S. 906.

⁴⁶ Сказание о зачатии Свинскаго монастыря во граде Брянске // Древняя российская вифлиофика. 2-е изд. М., 1791. Ч. 19. № 5. С. 290.

⁴⁷ См.: Булычев А. А. Из истории русско-греческих церковных и культурных взаимоотношений 2-й половины XIV столетия (судьба святителя Дионисия Суздальского) // Вестник церковной истории. М., 2006. № 4. С. 95.

⁴⁸ См.: Рабинович М. Г. Одежда русских XIII–XVII вв. // Древняя одежда народов Восточной Европы: Материалы к историко-этнографическому атласу. М., 1986. С. 71–73, 84, 102, 105.

⁴⁹ См.: Булычев А. А. Потомки «мужа честна» Ратши: Генеалогия дворян Каменских, Курицыных и Волковых-Курицыных. М., 1994. С. 10–11.

⁵⁰ См.: Полный православный богословский энциклопедический словарь. М., 1992. Т. 2. Стб. 1862–1863.

⁵¹ См.: Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 4 // Ключевский В. О. Сочинения. М., 1958. Т. 4. С. 40–41.

⁵² См.: Любарский Я. Н. Сочинения Продолжателя Феофана. С. 257.

⁵³ См.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 340; Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 11.

⁵⁴ См.: Лукичёв М. Д., Эскин Ю. М. Панихидный приказ // Государственность России: Словарь-справочник. М., 2001. Кн. 3. С. 291.

⁵⁵ См.: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 15–18; Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 343–345; Описи Царского архива XVI в. и архива Посольского приказа 1614 года / Под ред. С. О. Шмидта. М., 1960. С. 44, 96.

⁵⁶ См.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 342, 346–352; Леонид (Кавелин), иеромон. Обозрение рукописей и старопечатных книг в книгохранилищах монастырей, городских и сельских церквей Калужской епархии // ЧОИДР. 1865. Кн. 4. С. 14 (шестая пагинация).

⁵⁷ Митрофан, инок. Как живут наши умершие и как будем жить и мы по смерти. 3-е изд. СПб., 1885. Т. 1. С. 160.

⁵⁸ Подробнее о правилах чтения синодиков за богослужением см.: Афанасий (Сахаров), еп. О поминовении усопших по Уставу Православной Церкви. Киев, 2006. С. 470–502.

⁵⁹ См., например: Митрофан, инок. Указ. соч. С. 170–171.

⁶⁰ См.: Российский государственный архив древних актов. Ф. 1183. Оп. 1. 1904 г. № 247. Л. 25.

⁶¹ См.: Булычев А. А. Между святыми и демонами. С. 544. Прим. 119.

⁶² См.: Поссевино А. Московия // Поссевино А. Указ. соч. С. 50–51.

⁶³ Там же. С. 51. Ср.: Петрей де Ерлезунда П. История о Великом княжестве Московском / Пер. А. Н. Шемякина // О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 263.

⁶⁴ Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 263.

⁶⁵ См.: Суворов Н. Тетрадь, а в ней имена писаны опальных при царе и великом князе Иване Васильевиче всеа Руси // ЧОИДР. 1859. Кн. 3. Отд. 5. С. 90.

⁶⁶ См.: Пентковский А. М. Типикон патриарха Алексия Студита в Византии и на Руси. М., 2001. С. 329–330; Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. М., 1997. Т. 1. С. 451.

⁶⁷ См.: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 530–533, 535–544.

⁶⁸ Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 7.

⁶⁹ Там же. С. 18.

⁷⁰ См.: Алексеев А. И. Роспись главам древнейшего Синодика московского Богоявленского монастыря // Опыты по источниковедению. Древнерусская книжность. Вып. 4. СПб., 2001. С. 26.

⁷¹ См.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 352; Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 529.

⁷² См.: Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки. М., 1869. Отд. 3. Ч. 1. № 403. С. 397–398.

⁷³ См.: Steindorf L. Memoria in Altrußland: Untersuchungen zu den Formen christlicher Totensorge. Stuttgart, 1994. S. 228; Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителей: Сборник сведений, касающихся преимущественно практической деятельности отечественного духовенства. М., 1993. Т. 1. С. 652–653.

⁷⁴ См.: Буганов В. И. К изучению Синодика опальных царя Ивана Грозного 1583 г. // Архив русской истории. М., 1993. Вып. 3. С. 149–156; он же. Валаамский список царского синодика 1583 г. // Вопросы истории. 1993. № 3. С. 190–191; Алексеев А. И. Поминальная практика в Московской Руси и в Великом княжестве Литовском (опыт сравнительной характеристики) // Белорусский сборник: Статьи и материалы по истории и культуре Белоруссии. Вып. 1. СПб., 1998. С. 91–92.

⁷⁵ См.: Буганов В. И. Валаамский список царского синодика 1583 г. С. 191.

⁷⁶ См.: Steindorf L. Op. cit. S. 228. № 428.

⁷⁷ См.: Штайндорф Л. Вклады царя Ивана Грозного в Иосифо-Волоколамский монастырь // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2002. № 2 (8). С. 95.

⁷⁸ См.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 353.

⁷⁹ См.: Там же. С. 325–326.

⁸⁰ См.: Зеленин Д. К. К вопросу о русалках (культ покойников, умерших неестественною смертью, у русских и у финнов) // Зеленин Д. К. Избранные труды: Статьи по духовной культуре 1901–1913. М., 1994. С. 242.

⁸¹ См.: Триодь постная. М., 1589. Л. 21 об., 22 об., 24 об.

⁸² См.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 326.

⁸³ Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 264–265.

Глава седьмая Опричный террор

¹ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 40.

² Там же. С. 41.

³ Штаден Г. Записки немца-опричника / Пер. И. И. Полосина; сост. и коммент. С. Ю. Шокарева. М., 2002. С. 107.

⁴ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 47.

⁵ Там же. С. 38.

⁶ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 43–44.

⁷ См.: Каппелер А., Скрынников Р. Г. Забытый источник по истории России эпохи Ивана Грозного // Отечественная история. 1999. № 1. С. 137.

⁸ Пискарёвский летописец // ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 190.

⁹ См.: Хант П. Личная мифология Ивана IV о собственной царской харизме // Новгородский исторический сборник. Вып. 9 (19). СПб., 2003. С. 277–279.

¹⁰ Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Подг. текста Я. Н. Щапова. М., 1976. С. 23.

¹¹ См.: Чин на очищение церкви, егда пес вскочит в церковь или от неверных внидет кто // Требник мирской. М., 1639. Л. 57 (третья фолиация).

¹² См.: Мильков В. В. Древнерусские апокрифы // Памятники древнерусской мысли: Исследования и тексты. СПб., 1999. Вып. 1. С. 676.

¹³ Панченко А. М., Успенский Б. А. Указ. соч. С. 74.

¹⁴ Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 116.

¹⁵ См.: Власова М. Н. Новая АБЕВЕГА русских суеверий: Иллюстрированный словарь. СПб., 1995. С. 195.

¹⁶ Цит. по: Курбский А. М. Указ. соч. Т. 1.Стб. 102–103, 156.

¹⁷ Временник Ивана Тимофеева / Подг. текста, пер. и коммент. О. А. Державиной; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л, 1951. С. 12–13.

¹⁸ См.: Макаров М. Н. Русские предания. М., 1838. Кн. 1. С. 39.

¹⁹ См.: Махов А. Е. HOSTIS ANTIQUUS. Категории и образы средневековой христианской демонологии: Опыт словаря. М., 2006. С. 361, 362.

²⁰ См.: Дашкевич В. Я. До питания про заложних тварин в уявленнях украïнського народу // Украïнцi: народнi вiрування, повiр'я, демонологiя. 2-е вид. Киïв, 1992. С. 531.

²¹ Цит. по: Мильков В. В. Указ. соч. С. 534–535, 539–541, 548–550, 552, 586, 590, 592.

²² См.: Стихи духовные / Сост. Ф. М. Селиванов. М., 1991. № 59. С. 192–193; № 63. С. 197–198, 200, 202; Голубиная книга / Сост., вступ. ст., прим. Л. Ф. Солощенко, Ю. С. Прокошина. С. 104, 109–110.

²³ См.: Стихи духовные. № 84. С. 234–235.

²⁴ См.: Левкиевская Е. Е. Славянский оберег: Семантика и структура. М., 2002. С. 8, 124–125, 140–141, 178–179, Валенцова М. М., Виноградова Л. Н. Мести, метение // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. М., 2004. Т. 3. С. 231.

²⁵ См.: Афанасьев А. Н. Религиозно-языческое значение избы славянина // Афанасьев А. Н. Народ-художник Миф. Фольклор. Литература. М., 1986. С. 67; он же. Ведун и ведьма // Он же. Происхождение мифа: Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. М., 1996. С. 59.

²⁶ Народная проза. / Сост. С. Н. Азбелева // Библиотека русского фольклора. Т. 12. М., 1992. № 115. С. 496–497.

²⁷ Народные русские сказки А. Н. Афанасьева / Подг. текста и прим. В. Я. Проппа. М., 1957. Т. 2. № 185. С. 28–29.

²⁸ Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. Петрозаводск, 1864. Ч. 3. № 36. С. 221.

²⁹ См.: Лихачёв Д. С. Канон и молитва Ангелу Грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного) // Рукописное наследие Древней Руси: По материалам Пушкинского Дома. Л., 1972. С. 10–27.

³⁰ Добиаш-Рождественская О. А. Культ св. Михаила в латинском Средневековье V–XIII вв. Пг., 1917. С. 392.

³¹ См.: Власова М. Н. Указ. соч. С. 209; Великорусские сказки Пермской губернии: Сборник Д. К. Зеленина / Сост., подг. текста, послесл. и коммент. Т. Г. Берегулевой-Дмитриевой. № 31 (28). М., 1991. С. 166.

³² См.: Дополнения к Софийской Второй летописи по списку из библиотеки Воскресенского Новоиерусалимского монастыря // ПСРЛ. Т. 6. СПб., 1853. С. 279.

³³ См.: Курбский А. М. Указ. соч. Т. 1. Стб. 125.

³⁴ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 69; Гваньини А. Указ. соч. С. 123.

³⁵ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 48, 77.

³⁶ Новгородская Третья летопись // ПСРЛ. Т. 3. СПб., 1841. С. 257.

³⁷ См.: Ульфельдт Я. Указ. соч. С. 338.

³⁸ Новгородская Третья летопись. С. 258. Фольклорную версию событий см.: Легенды. Предания. Бывальщины / Сост. Н. А. Криничная. М., 1989. С. 99; Народная проза. № 45. С. 81.

³⁹ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 115.

⁴⁰ См.: Там же. С. 117; Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 2 51.

⁴¹ Ульфельдт Я. Указ. соч. С. 300–301.

⁴² Русская реляция, составленная Матиасом Шубертом в форме песни «Пошли нам, Господи, милость Свою» / Пер. Л. М. Николаева // Юстен П. Посольство в Московию 1569–1572 гг. СПб., 2000. С. 195.

⁴³ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 49; Гваньини А. Указ. соч. С. 149.

⁴⁴ См.: Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 254.

⁴⁵ См.: Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 55; Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 434, 544.

⁴⁶ Курбский А. М. Указ. соч. Т. 1.Стб. 123.

⁴⁷ См.: Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 56; Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 461.

⁴⁸ См.: Флетчер Д. О государстве Русском / Пер. М. А. Оболенского. СПб, 1905. С. 61.

⁴⁹ См.: Московский летописец // ПСРЛ. Т. 34. М, 1978. С. 226.

⁵⁰ Горсей Д. Указ. соч. С. 62.

⁵¹ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 77.

⁵² ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. М., 2000. С. 244.

⁵³ Маржерет Ж. Состояние Российской империи: Ж Маржерет в документах и исследованиях: Тексты, комментарии, статьи. М., 2007. С. 129.

⁵⁴ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 129, 131.

⁵⁵ Дневник Марины Мнишек / Пер. В. Н. Козлякова. СПб., 1995. С. 92.

⁵⁶ Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 244.

⁵⁷ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 38; Гваньини А. Указ. соч. С. 127.

⁵⁸ Гваньини А. Указ. соч. С. 151.

⁵⁹ См.: Пискарёвский летописец. С. 191.

⁶⁰ См.: Зимин А. А. Опричнина. М., 2001. С. 263; Граля И. Иван Михайлов Висковатый. С. 382–384. Прим. 11.

⁶¹ См.: Лущихин Н. Н. Гидрографическая сеть // Природа города Москвы и Подмосковья. М.; Л., 1947. С. 98–99; Дик Н. Е., Соловьев А. И. Рельеф и геологическое строение // Там же. С. 52.

⁶² См.: Смирнов И. И. Восстание Болотникова 1606–1607. М.; Л., 1951. С. 84–85. Прим. 4.

⁶³ См.: Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. / Пер. А. А. Морозова. М., 1937. С. 81.

⁶⁴ Сказание Авраамия Палицына / Подг. текста, коммент. О. А. Державиной, Е. В. Колосовой. М.; Л., 1955. С. 112.

⁶⁵ Дневник Марины Мнишек. С. 59.

⁶⁶ См.: Там же. С. 79.

⁶⁷ См.: Буссов К. Московская хроника. 1584–1613 / Пер. под ред. С. А. Акулянц. М.; Л., 1961. С. 147; Новый летописец. С. 77.

⁶⁸ Масса И. Указ. соч. С. 173.

⁶⁹ Цит. по: Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 165.

⁷⁰ См.: Бахрушин С. В. Московский мятеж 1648 г. // Сборник статей в честь М. К. Любавского. Пг., 1917. С. 747.

⁷¹ Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича / Подг. текста, вступ. ст., коммент., словник Г. А. Леонтьевой. М., 2000. С. 127.

⁷² Лущихин Н. Н. Гидрографическая сеть. С. 105.

⁷³ См.: Рейтенфельс Я. Сказание светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии / Пер. А. Станкевича // Утверждение династии. С. 306.

⁷⁴ Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Подг. текста, вступ. ст., коммент. С. К. Шамбинаго. М., 1938. № 45. С. 222–223.

⁷⁵ См.: Анисимов Е. В. Дыба и кнут: Политический сыск и русское общество в XVIII в. М., 1999. С. 535–536, 548.

⁷⁶ См.: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 536.

⁷⁷ Дневник Марины Мнишек. С. 117.

⁷⁸ Гваньини А. Указ. соч. С. 151.

⁷⁹ См.: Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 56.

⁸⁰ См.: Горсей Д. Указ. соч. С. 67.

⁸¹ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 22.

⁸² Курбский А. М. Указ. соч. Т. 1. Стб. 148.

⁸³ См.: Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия. С. 463.

⁸⁴ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 51.

⁸⁵ Цит. по: Альшиц Д. Н. Неизвестные послания Ивана Грозного // ТОДРЛ. Т. 12. М.; Л., 1956. С. 429.

⁸⁶ Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993. С. 367, 369.

⁸⁷ Лев Диакон. История / Пер. М. М. Копыленко. М., 1988. С. 73.

⁸⁸ Иоанн Киннам. Указ. соч. С. 386–387.

⁸⁹ См., например: Чеховський I. Г. Демонологiчнi вiрування i народний календар украïцiв Карпатського регiону. Чернiвцi, 2001. С. 166.

⁹⁰ См.: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей / Пер., предисл., прим. М. Л. Гаспарова. М., 1991. С. 57.

⁹¹ Лев Диакон. Указ. соч. С. 78.

⁹² См.: Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в. М., 1979. С. 27–28; Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь. 2-е изд. М., 1983. С. 301.

⁹³ См.: Герберштейн С. Записки о Московии. С. 88, 192.

⁹⁴ ПСРЛ. Т. 13. С. 123.

⁹⁵ См.: Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 22.

⁹⁶ Гваньини А. Указ. соч. С. 105.

⁹⁷ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 41.

⁹⁸ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 73.

⁹⁹ См.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 40–41.

¹⁰⁰ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 127.

¹⁰¹ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 40.

¹⁰² См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 103, 113, 119, 121; Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 49.

¹⁰³ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 139.

¹⁰⁴ Цит. по: Новгородская Четвёртая летопись // ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. М., 2000. С. 240–241.

¹⁰⁵ Рогожский летописец // ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 51 (первая пагинация).

¹⁰⁶ Цит. по: Гваньини А. Указ. соч. С. 145.

¹⁰⁷ См.: Горсей Д. Указ. соч. С. 62.

¹⁰⁸ Гваньини А. Указ. соч. С. 105.

¹⁰⁹ Дневник Марины Мнишек. С. 56.

¹¹⁰ Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII в. 1601–1608: Сборник документов / Сост. Р. В. Овчинников и др. М., 2003. № 185. С. 325.

¹¹¹ См.: Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 67.

¹¹² См.: Матвеев А. А. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. М., 1997. С. 377, 379–380, 385; Тихомиров М. Н. Записки приказных людей конца XVII в. // Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 263–264.

¹¹³ Цит. по: Тихомиров М. Н. Записки приказных людей конца XVII в. С. 264–265.

¹¹⁴ См.: Там же. С. 263.

¹¹⁵ Сильвестр Медведев. Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве / Предисл. и прим. А. Прозоровского. М., 1894. С. 55.

¹¹⁶ См.: Бартошек М. Римское право: Понятия, термины, определения. М., 1989. С. 97, 229, 248.

¹¹⁷ См.: Нарбеков В. Номоканон константинопольского патриарха Фотия с толкованием Вальсамона. Казань, 1899. Ч. 2. С. 171, 313.

¹¹⁸ Кормчая. М., 1653. Л. 353 (вторая фолиация).

¹¹⁹ Рогожский летописец. Стб. 120.

¹²⁰ См.: Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 56.

¹²¹ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 47.

¹²² Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 259.

¹²³ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 127, 129.

¹²⁴ Псковская Третья летопись по второму Архивскому списку // ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. М., 2000. С. 262.

¹²⁵ См.: Веселовский С. Б.Указ. соч. С. 361.

¹²⁶ Цит. по: Гваньини А. Указ. соч. С. 133.

¹²⁷ Горсей Д. Указ. соч. С. 66–67.

¹²⁸ Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 259.

¹²⁹ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 127; Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 259.

¹³⁰ См.: Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 159, 171.

¹³¹ См.: Там же. С. 164.

¹³² См.: Там же. С. 165–166; Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). М., 1982. С. 99–100.

¹³³ См.: Успенский Б. А. Указ. соч. С. 162–163; Иванов В. В., Топоров В. Н. Медведь // Мифология народов мира. М, 1992. Т. 2. С. 128–129, Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа. М., 2003. С. 107–108.

¹³⁴ См.: Гура А. В. Указ. соч. С. 163; Иванов В. В., Топоров В. Н. Указ. соч. С. 129.

¹³⁵ См.: Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа. С. 453.

¹³⁶ См.: Гура А. В. Указ. соч. С. 164, 166, 173; Афанасьев А. Н. Ведун и ведьма. С. 84; Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа. С. 453.

¹³⁷ См.: Курбский А. М. Указ. соч. Т. 1.Стб. 155.

¹³⁸ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 42.

¹³⁹ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 45.

¹⁴⁰ Гваньини А. Указ. соч. С. 103.

¹⁴¹ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 48.

¹⁴² Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 49.

¹⁴³ См.: Smilyanich М. A. Tentative d'explication de la personnalité d'Ivan le Terrible // Revue des études slaves. Paris, 1969. Vol. 48. P. 118 ff.

¹⁴⁴ См.: Каравашкин А. В., Филюшкин А. И. События и лица Священной истории в посланиях Ивана Грозного и Андрея Курбского (опыт герменевтического комментария) // Русская религиозность: Проблемы изучения. СПб., 2000. С. 90.

¹⁴⁵ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 48.

¹⁴⁶ См.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 48–49.

¹⁴⁷ Новгородская Третья летопись. С. 258–259.

¹⁴⁸ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 50.

¹⁴⁹ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 49-

¹⁵⁰ Донесения Иоганна де Родеса о России середины XVII в. / Публ. Н. А. Бондарко, С. В. Лобачёва, Г. В. Селезнёва // Русское прошлое: Историко-документальный альманах. Кн. 9. № 2. СПб., 2001. С. 19–20, 25.

¹⁵¹ Московский летописный свод конца XV в. // ПСРЛ. Т. 25. М., 2004. С. 213.

¹⁵² См.: Walewskij A. Historya Wyzwolonej Rzeczy Pospolitej, wpadającéj pod jarmo Domowe za panowania Jana Kaźmierza (1655–1660). Krakow, 1872. Т. 2. S. XLVII–XLVIII.

¹⁵³ Новгородские летописи. Рязань, 2002. Т. 2. С. 383.

¹⁵⁴ См.: Артамонов В. А. Устрашение гетманщины: Катастрофа резиденции Мазепы // Родина. 2009. № 7. С. 31–32.

¹⁵⁵ См.: Ерёмина В. И. Ритуал и фольклор. Л., 1991. С. 46.

¹⁵⁶ См.: Левкиевская Е. Е. Славянский оберег. С. 98.

¹⁵⁷ См.: Гваньини А. Указ. соч. С. 101.

¹⁵⁸ См.: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 354.

¹⁵⁹ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 72.

¹⁶⁰ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 50.

¹⁶¹ Гваньини А. Указ. соч. С. 105.

¹⁶² См.: Скрынников Р. Г. Царство террора С. 386. Прим. 59.

¹⁶³ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 64–65; Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 49.

¹⁶⁴ Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 49.

¹⁶⁵ Гваньини А. Указ. соч. С. 115.

¹⁶⁶ См.: Петрей де Ерлезунда П. Указ. соч. С. 244–245.

¹⁶⁷ См.: Шокарев С. Ю. Русский средневековый некрополь. На материалах Москвы XIV–XVII вв. // Культура памяти: Сборник научных статей. М., 2003. С. 146.

¹⁶⁸ См.: Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992. С. 82–83; Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества. Т. 1. С. 200.

¹⁶⁹ См.: Гальковский Н. М. Указ. соч. Т. 1. С. 197–201; Шокарев С. Ю. Русский средневековый некрополь. С. 146–147.

¹⁷⁰ Цит. по: Горский А. В., Невоструев К. И. Указ. соч. Отд. 3. Ч. 1. С. 401–402.

¹⁷¹ Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 45, 56, 60.

¹⁷² См.: Паламарчук П. Г. Сорок сороков: Краткая иллюстрированная история всех московских храмов. М., 1994. Т. 2. С. 124–125.

¹⁷³ См.: Зеленин Д. К. Избранные труды: Очерки русской мифологии. М, 1995. С. 97.

¹⁷⁴ Цит. по: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 80–82. См. также: Гваньини А. Указ. соч. С. 149; Пискарёвский летописец. С. 191.

¹⁷⁵ См.: Веселовский С. Б. Указ. соч. С. 325.

¹⁷⁶ См.: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 382–383.

¹⁷⁷ Федотов Г. П. Русская религиозность. Ч. 2 // Федотов Г. П. Собрание сочинений. Т. 11. М., 2004. С. 89.

¹⁷⁸ См.: Штаден Г. Записки немца-опричника. С. 72.

¹⁷⁹ См.: Новое известие о России времени Ивана Грозного. С. 78; Гваньини А. Указ. соч. С. 141.

Послесловие

¹ См.: Легенды и были Александровской слободы. С. 19.

БИБЛИОГРАФИЯ

Аль Д. Иван Грозный: От легенд к фактам. СПб., 2005.

Библиотека Ивана Грозного: Реконструкция и библиографическое описание / Сост. Н. Н. Зарубин; подг. к печ. и доп. А. А. Амосов; под ред. С. О. Шмидта. Л., 1982.

Булычев А. А. Между святыми и демонами: Заметки о посмертной судьбе опальных царя Ивана Грозного. М., 2005.

Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963.

Володихин Д. М. Митрополит Филипп. М., 2009 (серия «ЖЗЛ»).

Зимин А. А. Опричнина. 2-е изд, испр. и доп. М., 2001.

Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. М, 2008.

Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного. СПб., 2004.

Легенды и были Александровской слободы. Владимир, 2006.

Морозова Л., Морозов Б. Иван Грозный и его жёны. М., 2005.

Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. М.; Л, 1950.

Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992.

Флоря Б. Н. Иван Грозный. 3-е изд. М., 2009 (серия «ЖЗЛ»).

Примечания на страницах

¹ Царь Иван шёл по стопам своего отца. Установленные в западном портале того же собора Тверские врата происходят на самом деле не из Твери. Когда-то они тоже стояли в Новгородской Софии, а в XIV веке украсили собой главный, Троицкий, собор Пскова. В 1510 году, после ликвидации Василием III независимости этой северной республики, почётный трофей был отвезён в слободу. (Здесь и далее, кроме оговорённых случаев, примечания авторов.)

² С конца XV до конца XVII столетия год на Руси начинался с 1 сентября. (Прим. ред.)

³ Четверть — здесь: русская единица измерения объёма сыпучих тел. В XVI веке четверть ржи составляла четыре пуда (65,52 килограмма) зерна или 3,5 пуда муки (57,33 килограмма). (Прим. ред.)

⁴ Согласно словарю В. И. Даля, одно из значений слова «меженина» — засуха. Другие словари толкуют его как недостаток чего-либо, чаще всего хлеба. Возможно, его происхождение связано с тем, что в засушливые годы, когда был недород хлеба, приходилось употреблять в пищу что попало, «перемежать» еду. (Прим. ред.)

⁵ Пресечение династии не смог предотвратить и брак царевича Фёдора. Второй сын государя был человеком слабым и к отправлению государственных дел явно неспособным: как выяснил прибывший ко двору в 1581 году иезуит Антонио Поссевино, «его телосложение не соответствует возрасту» и «ему не разрешается показываться перед посланцами иностранных государей». Но в 1580 году отец женил его на Ирине Фёдоровне — сестре молодого и ещё не известного в ту пору опричника Бориса Годунова. Этот брак позволил способному стряпчему сделать придворную карьеру и стать в последние годы царствования одним из близких к Ивану Грозному людей.

⁶ Келарь (греч. амбарный) — монах, ведавший хозяйством обители: кухней, кладовой и т. п. (Прим. ред.)

⁷ По свидетельству современников, это было одно из любимых присловий Грозного в моменты наивысшей радости.

⁸ Обжа — единица поземельного обложения в новгородских землях в XV–XVII веках, взыскивавшаяся с пахаря, имевшего одну лошадь. Размер обжи зависел от качества земли и других природных условий и в среднем составлял 15 десятин. (Прим. ред.)

⁹ Ахитофель — библейский персонаж, советник царя Давида. Когда возглавляемый им и царским сыном Авессаломом заговор против царя был раскрыт, Ахитофель повесился. (Прим. ред.)

¹⁰ Мухояр (араб.) — старинная пёстрая ткань из смеси льна, шерсти, хлопка, окрашивавшихся в пряже. (Прим. ред.)

¹¹ Правёж (от др. — рус. править — взыскивать) — способ исполнения судебного решения, принуждение ответчика к уплате долгов и пошлин, при котором его ежедневно били батогами. Иван IV в 1555 году указал стоять на правеже пропорционально долгу; при долге в 100 рублей время правежа составляло месяц. (Прим. ред.)

¹² Четверть (четь) — здесь: мера земельной площади, половина десятины; десятина составляла 1,0925 гектара. (Прим. ред.)

¹³ Пономарь (парамонарь, от др. — греч. приставник, привратник) — служитель православной церкви, не имеющий священнического сана, в чьи обязанности входит звонить в колокола, петь на клиросе и прислуживать при богослужении.

¹⁴ Гак (от нем. Haken — «соха») — единица налогообложения на территории Ливонии (современных Эстонии и Латвии). Самым распространённым был так называемый крестьянский гак, составлявший в Северной Эстонии в среднем 8–12 гектаров посевной площади.

¹⁵ В литературе встречаются также варианты Эльберфельд и Эльферфельд; Штаден называл своего оппонента Эльверфельдтом.

¹⁶ Минея (от греч. «месячный») — общее название нескольких церковнослужебных и четьих (предназначенных для чтения) книг. Минеи месячные (служебные) содержат службы святым на каждый день года. (Прим. ред.)

¹⁷ Повечерие (от греч. «после вечери, ужина») — в православном обряде часть суточного богослужения. Великое повечерие совершается в праздничные дни, соединяясь с заутреней в составе праздничной всенощной; малое повечерие должно служиться вслед за вечерней.

¹⁸ Стоглавый собор — церковный собор с участием царя Ивана IV и представителей Боярской думы, заседавший в Москве в январе — феврале 1551 года, получивший свое название от сборника решений, поделённого безвестными составителями на сто глав (в некоторых списках — на 101). Собор провозгласил неприкосновенность церковных имуществ и исключительную подсудность духовных лиц церковному суду.

¹⁹ «Горячее вино» — водка, высокоградусный спиртной напиток, полученный в результате перегонки и обладающий способностью гореть.

²⁰ Кварта (от лат. quarta — «четверть») — единица измерения объёма в англоязычных странах, равная четверти галлона. Кварта вина составляла от 0,95 литра до 1,1 литра (так называемая старая кварта).

²¹ Куколь (лат. cucullus — капюшон) — монашеский головной убор в виде остроконечного капюшона с краями, опускающимися на плечи и спину.

²² Базилиане — общее название нескольких католических монашеских орденов византийского обряда, следующих общежительному уставу, создание которого приписывается святому Василию Великому.

²³ Шпильман (от нем. spielen — играть и Mann — человек) — средневековый бродячий актёр (поэт, певец, музыкант, танцор, акробат) в немецкоговорящих странах.

²⁴ Кравчий (от кроить) — придворный чин Московского государства, впервые упоминаемый в 1514 году. Его носитель служил государю в торжественных случаях за обеденным столом — резал (кроил) жаркое и пироги, командовал подававшими блюда стольниками, в торжественные дни рассылал кушанья и напитки с царского стола по домам бояр и других чинов. Обычно эту должность занимали члены наиболее знатных фамилий. (Прим. ред)

²⁵ Епитимия (греч. запрещение) — церковное наказание, налагаемое духовником на согрешившего верующего.

²⁶ Симфония (греч.) — созвучие. (Прим. ред.)

²⁷ По широко распространённому среди восточных славян убеждению, каждому человеку при рождении отпускается свой срок жизни либо до глубокой старости, либо до естественной смерти от болезни. В противном случае усопшие не попадают сразу на «тот свет», а доживают за гробом положенный им срок земной жизни, превращаясь в весьма опасных «заложных» покойников. Обычно они обитают в местах своей гибели или близ собственных могил (если кто-то из таких нечистых мертвецов был погребён), сохраняя присущие им при жизни характер, привычки и поведение. Способность передвигаться в пространстве позволяла «заложным» покойникам являться живым людям, причём, как правило, с недобрыми намерениями, поскольку с момента вынужденной смерти они находятся в полном распоряжении у нечистой силы. Последнее обстоятельство проясняет причины регулярного повторения сельским населением Европейской и Азиатской России, Украины и Восточной Белоруссии даже в конце XIX века на могилах «заложных» мертвецов обереговых обрядов, имитировавших участие в ритуале погребения в виде символических приношений веток, клочьев сена, камней, щепок, тряпиц. Суеверный народ приписывал им способность вызывать особо опасные для будущего урожая весенние заморозки, засуху, другие природные катаклизмы. Страх перед подобными покойниками был столь велик, что крестьяне совершенно не отличали скончавшегося насильственным образом иноверца-чужестранца от погибшего православного соплеменника; более того, они, по замечанию видного русского этнографа и фольклориста Д. К Зеленина, вообще не интересовались обстоятельствами нечаянной гибели и поведением перед ней умершего. Подобную эмоциональную отстранённость можно понять, проанализировав различие между христианским и языческим мировосприятием. «В языческом же представлении о грехе, — пишет современная исследовательница Е. Е. Левкиевская, — личная воля вообще не играет роли. Здесь важно только одно: укладываются ли поступки человека (в том числе и его смерть) в рамки нормы или нет, даже если сам человек в этом не виноват. С точки зрения язычника, смерть в результате самоубийства и смерть в результате несчастного случая — это одинаково „неправильная“ смерть, потому что и в том и в другом случаях человек не прожил положенный ему срок жизни, а значит, не может перейти в иной мир и становится „заложным“ покойником, опасным для живых». Именно поэтому в народном сознании «заложными» мертвецами считались и ногайский воин, застреленный из пищали при отражении набега кочевников на курские земли, и вологодский разбойник Аника, осмелившийся поднять руку на странника-богомольца и надругаться над священными реликвиями, и погребённый в одном из курганов на границе Великолуцкого и Торопецкого уездов «храбрый витязь, богатырь славный, павший в честном бою за веру христианскую».

²⁸ Когда фортуна отвернулась от Михаила, Юрий Данилович приложил все силы, чтобы физически извести своего политического соперника. В результате интриги московского князя и ордынского вельможи Кавгадыя Михаил Ярославич был умерщвлён с санкции хана Узбека 22 ноября 1318 года. Убийцы набросились на несчастного, сидевшего в узилище с деревянной колодой на шее, «повергоша на землю, бияху его нещадно ногами… и извлече ножь, удари в ребра святаго, в десную (правую. — И.К., А.Б.) страну и, обращая ножь семо и овамо (туда и сюда. — И.К., А.Б.), отреза честное и непорочное сердце его». Ранее, в конце 1305 года, в Москве Юрий лишил жизни пленного рязанского князя Константина Романовича. По наговору Ивана Калиты страшно «скончали» свои дни в Орде тверской князь Александр Михайлович с сыном Фёдором: 28 октября 1339 года хан Узбек повелел казнить обоих через «резание по суставом». Впрочем, и политические оппоненты московских князей вели себя не лучше: в конце зимы 1316 года под Торжком по заключении мирного соглашения тверской князь Михаил Ярославич вероломно захватил младшего брата правителя Москвы, новгородского князя Афанасия с боярами и отправил их заложниками в Тверь.

²⁹ В этом смысле Грозный был отнюдь не одинок. Через 70 лет после его кончины самый настоящий удел едва не создал другой русский царь — Михаил Фёдорович Романов. В первой половине 1640-х годов он был готов отдать в «вечное владение» графу Вальдемару Шлезвиг-Гольштейнскому обширные территории Суздальского и Ярославского уездов в случае его женитьбы на любимой царской дочери Ирине. Лишь успешная интрига высших сановников государства во главе с дворецким А. М. Львовым, поддержанных архиереями, помешала претворению этого проекта в жизнь.

³⁰ Ярким примером подобного вмешательства может служить инцидент, произошедший в Царьграде в августе 1347 года, когда император Иоанн Кантакузин своей грамотой упразднил Галицкую митрополию, учрежденную патриархом Иоанном Калекой. Патриаршему Синоду ничего не оставалось, как утвердить императорский декрет, придав ему вид церковного постановления.

³¹ Освящённый собор — орган церковного управления, в работе которого принимали участие архиереи, настоятели, а иногда и старшая братия монастырей. Белое духовенство могло быть представлено на нём царским духовником и другими старшими священниками соборных храмов Московского Кремля.

³² Клобук (тюрк, колпак) — часть облачения мантийного монаха или епископа, головной убор, имеющий символическое значение «шлема спасения» и «покрывала послушания». Состоит из камилавки (цилиндра с обрезанными краями) и прикреплённого к ней покрывала из шёлка или других материалов, заканчивающегося тремя длинными концами, спускающимися по плечам и спине до пояса, знаменующими Троическую благодать. (Прим. ред.)

³³ Антиминс (греч. и лат. вместопрестолие) — четырёхугольный плат из шёлковой или льняной материи с зашитыми в него частицами святых мощей и изображением положения во гроб Христа. Может заменять престол при богослужении и освещается архиереем. (Прим. ред.)

³⁴ «Книга степенная царского родословия» — исторический свод, составленный в 1560–1563 годах под руководством митрополита Макария духовником царя Андреем (будущим митрополитом Афанасием), содержит изложение событий отечественной истории от призвания варягов до 1563 года. Излагая исторический путь Руси, автор отказался от привычного распределения материала по летописным погодным статьям, а расчленил его на 17 разделов-«степеней», соответствующих поколениям русских великих князей от Владимира Святославича до Ивана Грозного. В символическом понимании «степени» означали ступени, ведущие к Богу. В центре каждой степени находится биография великого князя, рядом с которой помещены жизнеописания митрополитов и святых, живших в это время. Такой взгляд на события прошлого подчеркивал выдающуюся роль митрополии в объединении русских земель и созидании единой Московской державы.

³⁵ Подобная же щепетильность была свойственна в молодые годы и царю Петру I (кстати, большому почитателю Ивана IV). Так, явно памятуя о том, что был крещён чудовским архимандритом Иоакимом Савёловым 29 июня 1672 года, Пётр, при всём неприятии идеологии «грекофильствующего традиционализма», которой придерживался его креститель, никогда не позволял себе публичных прямых выпадов против Иоакима, когда тот занял первосвятительский престол, тогда как следующего патриарха, Адриана, чьи взгляды отличались куда меньшим радикализмом, монарх-реформатор прилюдно оскорблял и третировал, выказывая полнейшее неуважение к его сединам и высокому духовному сану.

³⁶ Судя по вкладу в Троице-Сергиев монастырь «по матерее своей княгине Ксении», Кирилл принадлежал к одному из княжеских родов. Вероятно, постриг он принял в Троице-Сергиевом монастыре, а в 1566 году стал его архимандритом.

³⁷ В «Диалоге о чудесах» монаха-цистерцианца XIII века Цезария Гейстербахского описывается встреча в уединённом месте по пути в Рим недавно умершего кардинала Иордана с его живым слугой, нотарием Пандольфом. Взору последнего предстала удивительная картина: скончавшийся князь церкви, который при жизни был известен своей невероятной жадностью, несовместимой со строгим орденским уставом, босым шёл на Суд Христов в сопровождении двух бесов и кавалькады всадников, восседавших на лошадях лицом к хвостам.

³⁸ «Жидовствующие» — приверженцы еретического направления в русской духовной жизни XV–XVI веков, отрицавшие божественную ипостась Христа и, соответственно, триединство Бога, а также монашество и духовную иерархию; не признававшие таинство Евхаристии и почитание икон. Одним из ересиархов, перенёсшим это учение из Литвы на Русь, принято считать «жидовина» Схарию, приехавшего в Великий Новгород в 1471 году в свите князя Михаила Александровича.

³⁹ Ктитор (от греч. основатель, создатель) — лицо, на средства которого построен или убран (драгоценной утварью, богослужебными книгами, иконами, фресками) православный храм. В эпоху Средневековья ктитор превращался в настоящего «хозяина» церкви или монастыря, способного активно влиять едва ли не на все сферы их повседневной жизни. (Прим. ред.)

⁴⁰ Служба празднику Торжества православия была установлена в Греции в IX веке в память окончательной победы над врагами православия — иконоборцами. Она олицетворяет собой торжество церкви над всеми когда-либо существовавшими ересями и расколами; в ней утверждается не только православное учение об иконопочитании, но и все догматы и постановления семи Вселенских соборов, возносятся славословия всем живущим и усопшим «верным чадам Христовой церкви». Особое место в службе занимают чины поминовения праведников (в особенности пострадавших за веру) и анафематствования отступников и еретиков. (Прим. ред.)

⁴¹ Руга — согласно словарю В. И. Даля, «церковная земля и угодья, отведённые на содержанье всего причта; годичное содержанье попу и причту от прихода, деньгами, хлебом и припасами, по уговору или по положенью». Возможно, термин происходит от слова ружить — «вооружать», «снабжать». (Прим. ред.)

⁴² Тарханная (несудимая) грамота — правовой акт, освобождавший от основных государственных налогов и дававший право её обладателю находиться под исключительной царской юрисдикцией.

⁴³ В общежительном монастыре (киновии) монахи не могут иметь личного имущества, получая содержание из принадлежащей обители коллективной собственности. Помимо участия в совместном богослужении, все без исключения насельники обязаны принимать пищу в специально отведённом для этого помещении — трапезной, довольствуясь одинаковыми для всех блюдами. Киновийный уклад отличается особенно суровой дисциплиной. Другой формой организации обители является особножительный монастырь (идиоритма), где иноки по собственному разумению организовывают свой келейный быт, ограничивая удовлетворение своих потребностей лишь размером личных средств. Братия такой обители собирается вместе только в храме во время отправления церковных служб. На Руси преобразование идиоритмы в киновию почти всегда происходило крайне болезненно, принимая иногда форму открытого сопротивления насельников новым порядкам.

⁴⁴ Дядя Василия Васильевича, князь Галицкий и Звенигородский Юрий Дмитриевич, рассчитывавший после смерти брата занять престол Владимирско-Московского великого княжества, имел все основания быть недовольным изменением порядка престолонаследования. Если раньше власть переходила к старшему в семье мужчине, которым в данном случае был брат скончавшегося правителя, то теперь наследником стал сын покойного. Полагая такую «новину», по меньшей мере, несправедливой, Юрий готовился к борьбе за великое княжение и поэтому пристально следил за тем, чтобы никто из обиженных его венценосным племянником не остался без поддержки из Галича и Звенигорода. Так, заметив взаимное отчуждение между митрополитом Киприаном и Василием Дмитриевичем, с одной стороны, и властями Троице-Сергиева монастыря — с другой, он немедля проявил участие в делах обители. Тот факт, что этот едва ли не самый известный и авторитетный монастырь Северо-Восточной Руси находился на территории Серпуховско-Боровского удельного княжества, только стимулировал интерес к нему Юрия Галицкого. Около 1398 года Юрий пригласил одного из любимых учеников Сергия Радонежского, Савву, дабы тот стал духовником княжеской семьи, а также основал под августейшим патронатом монастырь в местности Сторожи под Звенигородом. Более того, когда сожжённая в 1408 году войсками татарского эмира Едигея Троицкая обитель лежала в руинах, именно галицко-звенигородский князь помог тамошним инокам восстановить её, без какой-либо финансовой помощи со стороны Василия I. Юрий превратился в частого паломника и самого щедрого ктитора Троице-Сергиева монастыря, о чем его насельники не забыли в годы разразившейся вскоре феодальной войны (1425–1453). В феврале 1446 года власти обители не препятствовали захвату и выдаче князю Ивану Андреевичу Можайскому, союзнику их благодетелей из Галицкого дома, московского великого князя Василия II, столь неосмотрительно забывшего о том, кто был истинным ктитором Троицы.

⁴⁵ Пролог — житийный сборник, появившийся на Руси в самом начале принятия христианства и ведущий свое происхождение от византийских месяцесловов, имеет календарный характер: жития святых расположены в нём в соответствии с днями их церковной памяти. Пролог был переведён как необходимое пособие при богослужении, но уже в домонгольское время пополнился множеством назидательных рассказов и поучений, благодаря чему превратился в своеобразную православную энциклопедию. Уставное чтение — сборники произведений нравоучительного характера, предназначавшиеся для коллективного и индивидуального чтения в положенное церковным уставом время и по определённому им порядку в дополнение к служебным книгам и устной проповеди. (Прим. ред.)

⁴⁶ Патерисса (от греч. «патер» — отец) — архиерейский жезл, символ управления паствой, увенчанный крестом и рукоятью в виде поперечной, несколько изогнутой перекладины, иногда имеющей форму змеиных голов, что знаменует мудрость пастырской власти. К нему обычно привешивается златошвейный плат-сулок для оборачивания рукояти. Архиерей совершает с посохом входы и выходы, а в остальное время его держит служка (жезлоносец, или посошник), не опираясь на него и не касаясь земли. Посохи без змеевидной перекладины и сулка даются архимандритам и игуменам как знак их власти над обителью. (Прим. ред.)

⁴⁷ Подобные выходки, задевающие епископат, позволяли себе и иные православные монархи эпохи Средневековья и раннего Нового времени. По свидетельству Жития Стефана Нового, описывающего события второй трети VIII века, византийский басилевс Константин V Копроним нарёк некоего чернеца-расстригу «папой веселия», сделав его участником «гнусных процессий». Спустя столетие ещё дальше зашёл император Михаил III Травл: вступив в конфликт с константинопольским патриархом Игнатием, он произвёл одного из своих приближённых, мима с весьма красноречивым прозвищем Грил — Свинья, в шутовского лжепатриарха. Затем басилевс, выбрав из числа товарищей Грила по ремеслу 11 «митрополитов», объявил себя двенадцатым архиереем с титулом «архиепископа Колонии». Как видим, Михаил Травл не останавливался даже перед откровенным кощунством, если не богохульством, сотворив карикатуру не только на патриарший «синод», но и на Христа с Его двенадцатью учениками-апостолами. Поведя настоящую войну против Игнатия, он, казалось бы, пытался бороться с самой церковью. Так, в компании мимов-«епископов» во главе с лжепатриархом император участвовал в попытках сорвать богослужение в храме, для чего подстрекал своих клевретов теребить струны кифар, чтобы какофония их звуков заглушила возгласы священнослужителей и пение хора. С ещё бо́льшим пылом Михаил занялся устройством шутовских крестных ходов, в ходе которых и сам он, и его приспешники, играя на музыкальных инструментах, кощунственно выкрикивали «похабные слова», перемежаемые грубыми выпадами по адресу предстоятеля и клириков Вселенского патриархата. Печальным апофеозом выходок басилевса стало его участие в пародии на таинство евхаристии. На этот раз император и его неразлучные спутники-мимы наполнили украшенные драгоценными каменьями и жемчугом золотые и серебряные потиры (чаши для Святых Даров) горчицей и перцем «и с громким хохотом, срамными словами и отвратительным мерзким кривлянием передавали» те сосуды «себе подобным».

⁴⁸ В Москве в местности Кокуй на берегу речки Яузы располагалась Немецкая слобода, в которой жили иностранцы, состоявшие на русской службе.

⁴⁹ Дикирий и трикирий — особые подсвечники, соответственно с двумя и тремя свечами, принадлежность архиерейского богослужения.

⁵⁰ Например, во Вселенском синодике кремлёвского Успенского собора XVII века таким образом оказался записан 61 человек, а в выборке из подобного памятника, названной Синодиком по убиенным во бранех (около 1661/62 года), — уже 126. Впрочем, известны и противоположные примеры. В Мазуринском списке Синодика в Неделю Торжества православия Успенского собора конца XV века все павшие воины были записаны исключительно под крестильными именами (иногда, правда, в уменьшительной форме). Так же поступили и организаторы повсеместного церковного поминовения служилых людей «по отечеству», убиенных во время псковского мятежа 1650 года.

⁵¹ Скудельница (гноище, божедом, буевище, убогий дом) — погребение, расположенное за оградой православного погоста, «в поле», «на пустом месте»; зачастую место выбиралось в заболоченных низинах, наподобие знаменитого Скудельничего поля у городских стен Великого Новгорода. Название, возможно, происходит либо от слова «скудость», либо от слова «скидель» — глиняная посуда; первоначально им обозначали глинистое место, непригодное для пашни, откуда брали сырьё для изготовления гончарных изделий. После истощения слоя глины яму использовали для погребения странников, нищих, инородцев и умерших в эпидемиях.

⁵² Мясопустная неделя — здесь: предпоследнее воскресенье перед Великим постом, в которое по уставу заканчивается употребление в пищу мяса. Этот день посвящен напоминанию о Страшном суде. (Прим. ред.)

⁵³ Имеется в виду богослужение по предписаниям двух уставов (типиконов) — Студийского, составленного константинопольским патриархом Алексием Студитом, и Иерусалимского, созданного в лавре святого Саввы Освященного. На Руси Студийский устав активно использовался вплоть до первой четверти XV века, когда был вытеснен Иерусалимским; однако в некоторых отечественных иноческих обителях студийское богослужение сохранилось и после перехода на новый типикон.

⁵⁴ Даже спустя почти три столетия, в середине XVIII века, дискуссия по сей животрепещущей проблеме не потеряла актуальности. Российское правительство считало государственным преступником всякого, кто осмелился бы публично объявить казнённого, «якобы он был в терпении и страдании, причем следует почитать оного за святого».

⁵⁵ В данном случае имеются в виду футляры для лука. (Прим. ред.)

⁵⁶ Описавший эту историю А. Шлихтинг, вероятно, имел в виду серебряные талеры Священной Римской империи, вес которых по Эслингенскому монетному уставу 1524 года был узаконен в 29,43 грамма (27,41 грамма чистого серебра).

⁵⁷ В русском роду князей Мосальских не было человека с таким именем, но А. А. Зимину удалось обнаружить упоминание о литовском «полонянике» князе Матвее Мосальском, находившемся в России в 1566 году.

⁵⁸ В этом случае Иван IV, по-видимому, хотел инсценировать погребальную церемонию (как известно, на Руси покойника везли на погост на санях). Если верить сообщению составленной за несколько лет до описываемых событий Книги степенной царского родословия, похожая участь постигла останки «окаянных» Кучковичей — убийц Андрея Боголюбского (1157–1174): после казни палачи зашили их тела в рогожные кули, положили в короба, которые затем были подожжены и горящими сброшены в Поганое озеро.

⁵⁹ Квалифицированная (от лат. qualiflcare — определять, устанавливать качество) судебная экзекуция предусматривает назначение установленной законом разновидности наказания за совершение определённого вида преступления.

⁶⁰ Весьма вероятно, что немцы-опричники имели в виду М. И. Колычёва, погибшего в Москве в один день с боярином Фёдоровым.

⁶¹ Одобрение правительством регентши царевны Софьи Алексеевны кровавого кошмара, учинённого взбунтовавшимися «воинскими людьми» 15–17 мая 1682 года, превратило внесудебную расправу в подобие государственного наказания преступников. Более того, дав согласие на сооружение на месте массовых убийств столпа с «медными лужоными» досками, на которых был выбит текст, оправдывавший майскую резню, и выдав печатные жалованные грамоты, освобождавшие мятежников от судебного преследования, светская власть, в сущности, приняла на себя ответственность за произошедшее. Впрочем, уже в ноябре 1682-го — январе 1683 года была проведена кампания по изъятию всех списков июньской жалованной грамоты, а ещё раньше «по просьбе» самих стрельцов был разрушен обелиск, прославлявший «заводчиков» и активных участников кровавых майских беспорядков.

⁶² Кормчая книга (от ц. — сл. кормчий — рулевой) — сборник церковных и светских законов, руководство при управлении церковью и церковном суде, русская переработка византийского Номоканона, составленного в VI веке константинопольским патриархом Иоанном Схоластиком. (Прим. ред.)

⁶³ Как известно, Дмитрий происходил из семьи, известной своим церковным и культурным грекофильством. Его отец, великий князь Константин Васильевич, породнился с византийским аристократическим родом армянского происхождения Гавров-Таронитов. При активном участии Константина Новгород (наряду с Великим Новгородом, Ростовом Ярославским и Тверью) превратился в центр византийского церковного и культурного влияния в Северо-Восточной Руси. Именно великий князь Константин выступил в роли ктитора-соучредителя нижегородской Вознесенской Печерской обители, первоначальником которой стал выученик балканских монахов архимандрит Дионисий, пользовавшийся в великокняжеской семье непререкаемым авторитетом. Очевидное грекофильство Бориса Городецкого позволяет говорить о попытке организовать на берегу Волги римско-греческую obicere bestiis — конечно, с налётом местного колорита.

⁶⁴ Меделянская собака (от Mediolanus — Милан) — миланский дог, одна из самых крупных пород очень сильных травильных и боевых гладкошерстных собак, ведущая происхождение от древних ассирийских псов, отличавшихся особенной злостью и употреблявшихся для охоты на крупного зверя. Её боевые качества позволяли брать не только волка, но даже медведя или тура. (Прим. ред.)

⁶⁵ Не исключено, что речь идёт о весьма дорогой и почётной «вире» — наградных золотых и серебряных монетах, обычно жаловавшихся за воинское мастерство и мужество, предшественниках современных орденов.

⁶⁶ Мочажина (мочаг) — мокрое, непросыхающее место.

Иллюстрации

Глава вторая Опричные земли

¹ ПСРЛ. Т. 34. С. 190.

² О расширении опричной территории см.: Садиков П. А. Указ. соч. С. 157–191; Зимин А. А. Указ. соч. С. 307–311; Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 210–211.

³ Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. М., 1998. Т. 2. С. 315.

⁴ См.: Козляков В. Н. Новый документ об опричных переселениях // Архив русской истории. Вып. 7. М., 2002. С. 204–211.

⁵ Цит. по: Кобрин В. Б. Из истории земельной политики в годы опричнины // Исторический архив. 1958. № 3. С. 158–160.

⁶ Цит. по: Садиков П. А. Из истории опричнины // Исторический архив. М.; Л., 1940. Т. 3. С. 218–219.

⁷ См.: Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. С. 131–134.

⁸ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избранные труды. М., 2008. С. 32–33, 63, 68, 74.

⁹ См.: Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI–XX вв. М., 2001. С. 64–66.

¹⁰ См.: Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV–XVI вв.). М., 1985. С. 149.

¹¹ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 87–88.

¹² Цит. по: Самоквасов Д. Я. Новооткрытые документы Московского государства XV–XVII вв. М., 1905. С. 52.

¹³ См.: Абрамович Г. В. Новгородское поместье в годы экономического кризиса последней трети XVI в. // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1974. С. 9–16.

¹⁴ Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII в. Т. 2. С. 435.

¹⁵ См.: Антонов А. В. Ярославские монастыри и церкви в документах XVI–XVII вв. // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 44–45.

¹⁶ См.: Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. С. 38, 91–92.

¹⁷ См.: Самоквасов Д. Я. Архивный материал. М., 1909. Т. 2. Ч. 2. С. 49.

¹⁸ См.: Новгородские писцовые книги. СПб., 1905. Т. 5. С. 509.

¹⁹ См.: Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси XV–XVI вв.: Переяславский уезд. М., 1966. С. 186–196.

²⁰ Загорский В. Ф. Землевладение Шелонской пятины // Журнал Министерства юстиции. 1909. № 10. С. 194.

²¹ Псковские летописи. М.; Л., 1955. Т. 2. С. 249.

²² Цит. по: Садиков П. А. Из истории опричнины. С. 251.

²³ См.: Антонов А. В. Указ. соч. // Русский дипломатарий. Вып. 7. М., 2001. С. 97.

²⁴ См.: Павлов А. П. Земельные переселения в годы опричнины: К вопросу о практической реализации указа об опричнине 1565 г. // История СССР. 1990. № 5. С. 89–99.

⁶ Келарь (греч. амбарный) — монах, ведавший хозяйством обители: кухней, кладовой и т. п. (Прим. ред.)

⁷ По свидетельству современников, это было одно из любимых присловий Грозного в моменты наивысшей радости.

⁸ Обжа — единица поземельного обложения в новгородских землях в XV–XVII веках, взыскивавшаяся с пахаря, имевшего одну лошадь. Размер обжи зависел от качества земли и других природных условий и в среднем составлял 15 десятин. (Прим. ред.)