Теперь можно поговорить о том, что же ели и пили охотники на мамонтов, обитавшие на Русской равнине много тысячелетий назад? Насколько разнообразен и обилен был их обеденный стол? Да и как готовили пищу в те отдаленные времена, когда люди еще не имели представления о керамике, об огнеупорном горшке, который можно поставить на костер, вскипятить в нем воду, сварить кашу или похлебку?.. Полное отсутствие такой посуды определяет, пожалуй, самое главное, самое принципиальное отличие палеолитической «кухни» и домашнего быта от кухни и быта более поздних эпох — с неолита до современности!

Как ни трудно представить себе теперь, но керамическая посуда, даже самая примитивная, появилась на Земле сравнительно недавно. Ее широкое распространение знаменует собой начало «нового каменного века» — неолита, причем древнейшие глиняные горшки стали лепить и обжигать на Японских островах около 11 тысяч лет назад (в период так называемой «культуры дземон»). К тому времени в Восточной Европе уже исчезли интересующие нас сообщества охотников на мамонтов. Так что констатируем заранее: посуды в современном смысле слова они не знали.

Однако стоит взглянуть на проблему иначе. Со школьных лет все мы знаем, что в палеолитических сообществах еду доставляла не только охота, но и собирательство. Из этнографии известно, что занимались им женщины и подростки, собиравшие ягоды и грибы, съедобные коренья и зерна, улиток и речные раковины… Порой, при отсутствии дичи, все это не просто обогащало пищевой рацион, но и спасало общину от голодной смерти.

Что же конкретного известно археологам о собирательстве охотников на мамонтов? Вроде бы, совсем немного. На их поселениях находят так называемые песты-терочники — специфические каменные орудия, предназначенные для растирания кореньев, злаков и орехов. Другой очень важной находкой являются бивневые мотыги, которыми пользовались для выкапывания корней и рыхления земли (наряду с не сохранившимися до наших дней «палками-копалками»). Кроме того, ученым известны гравированные на кости или сланцевых плитках изображения растений. Все это свидетельствует о развитом, усложненном собирательстве. Это последнее предполагает постоянный сбор и запасы различных дикорастущих растений и плодов, а также прекрасное знание и использование их свойств — и в кулинарных, и в медицинских, и в иных целях. Именно это, в конечном счете, привело к дальнейшему окультуриванию злаков: ведь за особо ценимыми растениями люди начинали специально ухаживать, даже высеивать их. Без такого переходного этапа трудно представить себе и возникновение земледелия.

Усложненное собирательство, безусловно, требовало наличия в домашнем обиходе самых разнообразных емкостей. Мы знаем об этом и по этнографическим данным (к примеру, австралийские аборигены вплоть до XIX—XX веков вовсе не употребляли глиняной посуды), и по находкам деревянных сосудов на более поздних памятниках, где дерево сохранилось либо в отложениях торфяников, либо в условиях вечной мерзлоты.

Конечно, всем этим плетеным или кожаным сумкам, деревянным корытцам и плошкам еще далеко до «настоящей» посуды. Но ведь само это понятие означает в широком смысле слова: «предметы, используемые для переноса, хранения и приготовления еды и питья». А первое появление предметов такого рода уходит корнями в куда более глубокую древность, чем неолит — едва ли не к самому началу истории человечества. В конце концов, даже некоторые шимпанзе используют для питья свернутые листья, из которых, как из губки, высасывают воду (чем не примитивная «чашка»?). Нельзя усомниться в том, что за сотни тысяч лет, прошедшие от возникновения человечества до появления культур охотников на мамонтов, люди накопили богатейший опыт по изготовлению такой «протопосуды».

Археологи располагают и более определенными данными о том, что люди верхнего палеолита имели самую разнообразную тару — кожаную, плетеную, деревянную, берестяную и костяную. К сожалению, в самих культурных отложениях той эпохи подобные вещи не сохраняются — за редчайшими исключениями. Так иногда на верхнепалеолитических стоянках находят небольшие чашечки, вырезанные из кости или выдолбленные из камня. Но все же, как правило, о наличии тары в палеолите ученые судят по косвенным данным. Например, на знаменитой стоянке Костенки 1/1, оставленной охотниками на мамонтов, пришедшими на Русскую равнину около 23 тысяч лет назад, довольно часто встречались «кладики» кремневых пластин. Эти находки так залегали в слое, как если бы раньше они находились в кожаных мешочках: кожа истлела, а взаимное положение вещей сохранилось. Кстати, некоторые костяные изделия, обнаруженные на том же поселении, очень напоминают собой бурдючные пробки.

В деревянных, берестяных и кожаных сосудах можно было хранить продукты. Вероятно, их широко использовали и при подаче еды «на стол». Однако варить в таких емкостях пищу было нельзя. Поэтому рацион эпохи палеолита поневоле ограничивался сырыми, жареными или запеченными в золе и глине блюдами. И все же полагаю, что «кухня» охотников на мамонтов была гораздо разнообразнее и вкуснее, чем это может показаться на первый взгляд.

Даже современное «собирательство» грибов, ягод и лесных орехов дает нашему городскому столу очень много. Что ж говорить о людях, чье знание природы, умение пользоваться ее дарами были совершенно не сопоставимы с теми убогими сведениями, которые еще остались у нас, «цивилизованных»! Мы и представить себе не можем того великого множества съедобных трав, которые употребляли в пищу люди верхнего палеолита. А их сочетания, а приправы к тому же мясу! И, наконец, — разнообразные способы обработки этих продуктов… Даже мы, давным-давно отошедшие от природы — и то знаем, как приготовить шашлык, каким образом печется картошка и чем это все отличается от куска мяса, обжаренного на вертеле над костром. Наиболее искушенные поведают, пожалуй, и о способах запекания в глине дичи или рыбы… Но опять-таки — способы приготовления пищи «в полевых условиях», которыми владели охотники на мамонтов, были несравненно богаче и разнообразнее этих, доставшихся нам «по наследству».

И еще об одном не стоит забывать: вкусы меняются! Пусть читатель, которого покоробит упоминание о личинках, улитках и речных моллюсках как предметах собирательства в архаических обществах, вспомнит про цены на мидии и устрицы в современных элитных гастрономах. Быть может, тогда он перестанет кичиться изысканным вкусом человека рубежа XX—XXI веков. Ведь дело тут только в привычке и способе приготовления — не более.

Напитки той далекой эпохи отнюдь не ограничивались простой родниковой водичкой. Молока в рационе охотников на мамонтов не было — ведь мамонтиху не так-то просто подоить! А вот разного рода травные настои — почему бы и нет?.. На многих верхнепалеолитических памятниках обнаруживаются обожженные булыжники, находившиеся далеко от очагов. Почему? Это станет понятным, если мы вспомним о традиционном в этнографии способе нагрева воды — с помощью раскаленных камней. Этот способ постоянно применялся на всем Земном шаре, и не только отсталыми народами. Те, кто видел фильм «Страсти по Андрею» («Андрей Рублев»), может быть, вспомнят, как один из героев фильма перетаскивает от костра раскаленные булыжники и бросает их в бочку с водой, один за другим. Конечно, при этом вода должна находиться в какой-то емкости:

…Прежде всего, он установил полные бурдюки в специально вырытые в полу ямы, обложенные шкурами и лапником, чтобы не дать воде затвердеть, плеснув предварительно из одного из них в долбленую деревянную колоду, примерно на треть ее объема. Подошел к очагу. Огонь сердится, грозится уснуть. Потерпи, сейчас покормлю, прежде только камни возьму!

Дрого выкатил из огня несколько камней; с помощью палки и куска шкуры перебросил их, один за другим, в колоду с водой. Поднялся пар. Пока вода грелась, дядя и племянник вдвоем покормили очаг. Затем Дрого снова подошел к колоде. Вода поднялась почти до краев. Горячая. Он бросил туда травы, оставленные Колдуном, и зашептал заклинания. Деревянной миской зачерпнул варево, подал Ойми.

— Отнеси матери. Осторожно: не обожгись…

А вот описание обыкновенного завтрака, имевшего место свыше двух десятков тысяч лет тому назад:

…В такое утро не хотелось возвращаться под кров. Почти все общинники завтракали у своих жилищ; холостая молодежь собралась у общих костров. Ватага детишек весело носилась по всему стойбищу.

— Айрис, соберите еду у входа.

Айрис и ее мать Айя расстелили лошадиную шкуру. Появились деревянные миски с грибами и ягодами прошлогоднего сбора, испеченные в золе лепешки, куски свежего жареного мяса, кожаный бурдюк с водой… конечно, свежей; дочь возвращалась от ручья, когда он покидал постель.

— Отец, мы тебя ждем!..

…Все расселись, скрестив ноги, на землю, подле разложенной шкуры. Хозяева — у входа в свое жилище, Мал, их гость, — напротив. По обычаю начали с подношения гостя: кусок закопченного оленьего окорока перешел от Мала к вождю, потом к Айе и Айрис. Перед тем, как передать окорок дальше, каждый откусил от него по куску, помогая себе острым кремневым отщепком. Пережевывая сочную, приправленную травами оленину, вождь подумал, что и в самом деле, нелегко найти такую хозяйку очага, которая будет подавать Малу столь же вкусное мясо, как это, приготовленное им самим!

Настал черед первого хозяйского угощения. Зажаренная лопатка молодого жеребца была с поклоном подана Малу. Съев кусок и произнеся традиционную благодарность, он с таким же поклоном передал ее Айе. От нее лопатка перешла к дочери, и, наконец, вернулась к вождю. Мясо запили водой, разлитой по деревянным плошкам. Теперь, когда гостевой ритуал был соблюден, можно есть и говорить более свободно…

…Казалось, Мал не замечает колебаний вождя. Он взял лепешку, посыпал ее грибным крошевом, добавил побеги дикого чеснока и с удовольствием откусил кусок.

— Айя, хозяйка! Мал благодарит от всего сердца. Такие превосходные лепешки и грибы я ем только у твоего очага.

— Благодарю, Мал, охотник. Но грибы готовила Айрис.

— О! — Мал внимательно посмотрел на девушку.

Своим слегка удлиненным лицом с крупными, но удивительно правильными чертами, своими глазами куньего цвета, она походила на мать. Наверное, много весен назад та была так же красива, и у нее были такие же густые, вьющиеся волосы.

— Я вижу, Айрис будет прекрасной хозяйкой очага! Наверное, не хуже, чем ее матъ,Айя.

— Я надеюсь! — девушка засмеялась, но покраснела…

…Айя вновь разлила по плошкам воду. Все встали, и вождь произнес традиционные слова:

— Арго, вождь детей Мамонта, благодарит предков и духов-покровителей. Пусть они и впредь будут столь же щедры к своей Родне!

Утренняя трапеза завершилась…

Так или примерно так протекали обычные трапезы охотников на мамонтов. Ну, а что же их праздники? Здесь, конечно, дело особое, как и у нас:

…Гудит высокое пламя пиршественного костра, посылая к летним звездам бесчисленные искры. Шипят на вертелах над очагами куски мяса, источающие дивный, возбуждающий аромат, от которого в начале пира текли слюни и сладко ныли желудки. Но сейчас есть почти никто уже не в силах; общинники опьянели от сытости. И не только от сытости: ходят по кругу деревянные миски с хмельным питьем. Открывшая пир ритуальная охотничья пляска давно окончена; теперь можно все, теперь пляшет кто хочет и как хочет; кто во что горазд. Даже детишки прыгают, толкаются, визжат возле большого костра вместе со взрослыми, под стук колотушек о раскрашенные кости мамонта — праздничные барабаны детей Сизой Горлицы, под крики, смех, улюлюканье тех, кому лень даже с места двинуться — не то, что плясать. Или невмоготу. От сытости.

Аймик не пляшет. Он сидит, скрестив ноги, — не в стороне, со всеми. Он глядит туда, где пляшут, улыбается и даже что-то выкрикивает время от времени. Как нужно, как другие. В руке костяной стержень с нанизанным куском хобота. Когда сползает улыбка, и нет сил ее вернуть, Аймик подносит его ко рту и рвет зубами давно остывшее, но мягкое и все еще сочное мясо, жует и глотает, не чувствуя его вкуса.

От костра чуть ли не бегом — громадная фигура Хайюрра. Он тащит за руки Малуту и Ату, а на плечах устроился Курри, его сынишка. Айюги не видно, должно быть, уже ушла. Все четверо веселы, все хохочут, а Курри так просто захлебывается от смеха, барабаня кулачонками по отцовскому темени. Подбежав, Хайюрр бросает Ату прямо на аймиковы колени, валит наземь Малуту и громогласно хохоча, падает сам рядом с Аймиком. Его сынишка с радостным визгом слетает с отцовских плеч и несколько раз перекувыркивается через голову, туда и обратно.

Отсмеявшись, Хайюрр смотрит на Аймика, хлопает его по плечу и слегка приобнимает.

— Не грусти, дружище! Такое — в последний раз! Завтра, как только Обряды закончим — душу из Рамира вытрясу! Чтобы до осени тебя усыновили! Впрямь — сколько можно?!

Ата, лежащая на коленях Аймика, заглядывает ему в лицо, проводит ладонью по его довольно-таки редкой бороде и спрашивает:

— Муж мой, ты как?

— Хорошо, все хорошо! — скалит он зубы. — Объелся, должно быть. Хочешь?

Он подносит ко рту жены свой уже опостылевший кусок жареного мамонтячьего хобота. Она мотает головой, рывком садится и, тут же забыв об Аймике, смотрит на пляшущих.

— Смотри, смотри! — дергает мужа за рукав, показывая другой рукой на двух стариков, выделывающих особенно замысловатые коленца. Заливается смехом и бьет в ладоши. Аймик вторит жене…

И все же при всех своих кулинарных достижениях охотники на мамонтов были не в состоянии сварить даже простейший суп, приготовить бульон, отварное мясо. Ведь для этого требовалась совершенно иная посуда — та, что вошла в обиход человека лишь несколько тысячелетий спустя. Таким образом, изготовление глиняной посуды явилось действительно великим изобретением, резко изменившим пищевой рацион и во многом повлиявшим на жизненный уклад. Но вот что поразительно: в целом ряде сообществ интересующих нас охотников на мамонтов люди уже «додумались» если не до изготовления керамической посуды, то, по крайней мере, до принципа изготовления керамики как таковой!

Строго говоря, называть керамику «обожженной глиной» не совсем верно. Керамика — это первое созданное человеком искусственное вещество, отсутствующее в природе. Да, основу его составляет глина, но по своим главным свойствам оно существенно отличается от этого исходного материала. Химически глина представляет собой смесь окиси алюминия, двуокиси кремния и воды. При подготовке к обжигу глина проходит предварительную подготовку, которая разрушает ее первичную структуру. Она разминается, размешивается в воде, в нее добавляются разные примеси — песок, толченые кости, древесный уголь и проч. При температуре свыше 400 градусов по Цельсию происходит химическая реакция: вода улетучивается навсегда, и возникает отсутствующий в природе безводный силикат, который уже не может размокнуть под воздействием влаги. В широком смысле слова «керамикой» следует называть не только керамическую посуду, но и любые изделия, полученные таким способом: статуэтки, черепицу, силикатные трубы и прочее.

Археологи установили: керамика как таковая была изобретена намного раньше неолитической эпохи! Ее изобрели в середине верхнего палеолита. По крайней мере, древнейшая в мире керамическая скульптура обнаружена на палеолитических стоянках Чехии — Павлов и Дольни Вестонице — где жизнь протекала приблизительно 27—26 тысяч лет назад. Найденные там скульптурки представляют собой изображения женщин и различных зверей — мамонтов, волосатых носорогов, медведей.

Люди, жившие на этих поселениях, принадлежали культурам охотников на мамонтов. Именно их потомки несколько тысячелетий спустя ушли на восток, на берега Дона и Оки. И здесь, на Русской равнине, в слое Костенок 1/1 и на Зарайской стоянке (возраст: около 22 тысяч лет назад), при раскопках были собраны многочисленные кусочки керамики. Однако на сей раз эти находки вполне бесформенны. Быть может, лишь один-два из них являются обломками каких-то фигурок. Кусочки обожженной глины находят и на других палеолитических поселениях. В знаменитой своими росписями Каповой пещере на Урале, в слое, датирующемся около 14 тысяч лет назад, даже обнаружена округлая чашечка из обожженной глины. На Енисее, в Майнинской стоянке (возраст ее 15 тысяч лет назад) найдена оригинальная фигурка человека. Глинистая порода, из которой она была сделана, была смешана с песком и размята перед обжигом, но сам обжиг очень плохой, неравномерный.

Палеолитическая керамика вызывает в научных кругах огромный интерес. Но, подобно многим другим изобретениям, сделанным «не ко времени», это великое открытие так и не получило дальнейшего развития и исчезло бесследно вместе с культурами, в которых возникло. Первооткрыватель и исследователь костенковской керамики, петербургский археолог Н. Д. Праслов допускает, что некоторые кусочки ее могли происходить от сплетенных из прутьев, а затем обмазанных глиной и обожженных сосудов. И все же непосредственно связывать палеолитическую керамику с началом массового производства керамической посуды невозможно. В дальнейшем это изобретение вновь оказалось забытым на целые тысячелетия.

Нет такого архаического общества, которое не знало бы хмельных напитков. Не спирта, разумеется, а различных продуктов брожения. О значении их в жизни древних людей, о характере их употребления мы узнаем, главным образом, из этнографии. В обычные, «рабочие» дни такие напитки никогда не употреблялись. Зато в праздники они, по обычаю, становились доступны всем — и мужчинам, и женщинам, и даже детям.

…В руках Хайюрра появляется деревянная миска с хмелюгой. Он делает несколько шумных глотков и хохочет от удовольствия.

— А ну, дай-ка сюда! — из-за плеча Аты протягивается волосатая ручища. Хайюрр забирает у Аймика мясо, а другой рукой ставит Ате на колени изрядно початую миску. Через мгновение весь оставшийся кусок хобота исчезает в щели, открывшейся вдруг в густой поросли его бороды и усов.

— М-м-м, ну и вкуснятина! — хохочет он, поглаживая свой живот. — Думал, — и куска не проглочу, да наплясался, выпил, — и снова жрать хочу!

Ата, едва пригубив, передает хмелюгу мужу.

Аймик пьет, не отрываясь, медленными глотками.

(Их хмелюга забористей нашей. Или просто здесь ее больше пьют, чем там, у детей Тигрольва?).

Наполовину опорожненная посудина уходит дальше, в чьи-то протянутые руки. Стучит барабан, стучит в висках, пляшут люди, пляшет пламя костра, пляшут звезды…

В архаических обществах всякое употребление хмельного обязательно было коллективным, освящалось ритуалом, традицией. Ни о каком «пьянстве в одиночку» в те далекие времена, вероятно, никто и не слыхивал. Досконально разбираясь в травах, люди верхнего палеолита знали, разумеется, и наркотики. Однако их применение тоже было под строгим «контролем» колдунов и происходило лишь по их слову. Как правило, наркотики употреблялись в ритуальных и медицинских целях. Ими могли одурманивать тех, кого готовили в жертву духам-покровителям. Как это происходило в действительности? Быть может, вот так?..

…Колдун одним прыжком развернулся лицом к Аймику. Какое-то время он смотрел в упор, и в его черных глазах, вдруг ставших огромными, светилась не только ненависть, но и те же тревога и любопытство.

Затянув что-то заунывное, колдун коротким приплясом обошел хижину. Раз… Другой… Третий… Каждый раз напев неуловимо менялся, и в него начали вплетаться иные звуки — то тягучие, то свистящие, давящие на уши… Круги сужались… Воздух плыл перед глазами Аймика, голова наливалась тяжестью, клонилась на грудь. Он пытался противиться колдунским чарам, встряхнуться… Тщетно!.. Невесть откуда пришел густой, обволакивающий, пряно-сладкий запах…

Все оборвалось внезапно, — то ли каким-то звуком, то ли настоящим ударом по голове, — и вот уже почти ночь, и в руках собравшихся, стоящих в два ряда, горят факелы, а колдун тянет за руку его, безвольного, в открывшийся проход. Аймик все видит и слышит, все понимает, но… почему-то трава под ногами странного белого цвета, она становится прозрачной, и они скользят по этой непонятной траве словно по поверхности ручья, словно по лунному лучу… Вдвоем, — остальные так и шли по обе стороны от этой тропы.

Миновали стойбище (словно вымершее; даже костры не горят)…

…Тропа тянется через равнину; она словно живая!.. Да это же толстые глупые рыбы щекочут своими губами его босые ступни! Аймик заливисто смеется; в самом деле, ведь это так смешно! Запрокидывает голову и видит, что Небесная Охотница тоже смеется вместе с ним. И от этого еще веселее…

…Черный узкий лаз. Пещера. Остановились у самого ее зева, и его Великий Поводырь говорит что-то внушительное…

…Аймик часто-часто кивает в ответ, не переставая улыбаться: да, да, он все понял он сам ляжет на жертвенный камень так приятно ждать и чувствовать как по всему телу растекается призывный взгляд Небесной Охотницы ведь ему туда к ней правда?..

Ноги и руки связаны. Его поднимают, и втискивают в узкий лаз, и толкают туда, в темноту…

Аймик, главный герой романа, в конце концов был спасен. Но того, кто каким-то невероятным образом раздобыл бы секрет колдуна и попытался бы с его помощью просто «оттянуться» на досуге, ждала неизбежная и мучительная смерть. Палеолитические сообщества не позволяли своим членам распоряжаться такой опасной вещью, как наркотики, по собственному усмотрению. В противном случае человечество, несомненно, вымерло бы задолго до прихода цивилизации.

И в заключение этой главы — одно небольшое замечание. Изобретение керамической посуды, а вместе с тем и переход к употреблению вареной пищи, имевшие место в эпоху неолита, — все это есть несомненный технический прогресс. Но вот что любопытно: первые следы кариеса у человека фиксируются именно на зубах неолитических черепов. Чем дальше, чем «прогрессивнее» развивалось человечество, чем изысканней становилось его кухня — тем шире распространялась в мире эта напасть. А вот зубы наших палеолитических предков могли быть сточены до корней, но никогда не бывали больными! Об этом недвусмысленно свидетельствует антропологический материал того периода.

Ну, что же, за все приходится платить, в том числе и за технический прогресс!