Введение

Как можно было не подумать об этом раньше? Ведь если и существовал когда-либо специалист по повседневности, то им конечно же был Зигмунд Фрейд. Кто, как не он, сделал ее предметом своих научных исследований? Воспитанный на достижениях современной ему науки и в ту пору еще не подвергавший их сомнению, Фрейд не побоялся пойти своим собственным путем. Занимаясь лечением людей, страдающих нервными расстройствами, он стал доискиваться до причин их навязчивых сновидений и непонятной забывчивости, разного рода ошибок и детских страхов, смешных и нелогичных поступков, переживаний и иллюзий. Тщательно анализируя мельчайшие факты повседневной жизни своих пациентов, чему раньше никто не придавал значения, Фрейд открыл миру новую реальность.

Если другие совершали открытия, высчитывая массу звезд, измеряя черепа или финансовые потоки, то Зигмунд Фрейд создал свое учение, вслушиваясь в с трудом произносимые, стыдливые и бессвязные признания человеческих существ. И прежде всего – прислушиваясь к самому себе. Он построил свою теорию на опыте собственной интимной жизни. Подобно поэту или романисту, он описывал перипетии своих дней и ночей, все то, что обычно считается недостойным внимания, и как ученый искал в этом приметы другого мира – мира психики, мира бессознательного, гипотезу о существовании которого сам же и выдвинул.

Трудно восстановить сегодня в подробностях, как в процессе общения Фрейда с его пациентами зарождалось новое учение. Рассказ о светской жизни, которую на стыке девятнадцатого и двадцатого веков вел избранный круг венцев и приезжавших к Вену иностранцев, не может дать ответа на этот вопрос, поскольку именно обыденная жизнь этих людей с их сновидениями, любовными переживаниями и страхами стала почвой для появления первых ростков психоанализа. Прошло уже более столетия с тех пор, как необычный доктор решился превратить частную жизнь в предмет своих исследований, которые он считал научными, а силу слов – в средство избавления от недуга. За непроизвольным жестом, нечаянно слетевшим с губ словом, безрассудной мыслью, неожиданным сравнением, которые обычно воспринимаются людьми как случайность, обмолвка, необдуманный поступок или рассеянность, Фрейд видел проявления открытого им мира бессознательного. Разного рода анекдотические ситуации, на каждом шагу встречающиеся в повседневной жизни, стали для него источником нового знания.

Потрескивание дров в изразцовой печурке возле кушетки в приемной доктора, запах его любимых легких сигар, переливающаяся всеми цветами радуги полутьма кабинета, заснеженные улицы и витрины кафе, где пациенты коротали время в ожидании приема, открывавшая им дверь симпатичная горничная – все эти детали, которые читатель найдет на страницах моей книги, взяты из воспоминаний посетителей Фрейда. Но мое повествование об удивительном докторе и окружавших его людях не является строго документальным. Это художественное произведение. Представьте себе, что лечившиеся у Фрейда Дора, Эмма, дама, прищелкивающая при разговоре, словно токующий глухарь, Маленький Ганс, американская поэтесса Хилда Дулиттл, да и сам доктор превратились в персонажей некой фантастической истории, этакого «фрейдистского романа». У каждого из них была своя глава в летописи психоанализа и своя веточка на «генеалогическом древе» новой общности людей, связанных не узами крови, а узами психики. При желании мы все можем считать себя их прямыми потомками.

Итак, моя книга не является биографией создателя психоанализа, это и не теоретическое эссе об истоках его учения, скорее это приглашение моим читателям совершить прогулку. Прогулку вместе с человеком по фамилии Фрейд . А сопровождать нас в ней будут те, кто приходил когда-то к нему, чтобы улечься на его покрытой восточными коврами кушетке.

Правда, сквозь приоткрытую дверь кабинета доктора лишь немногим секретам удалось просочиться наружу. Зигмунд Фрейд, великий мастер по сбрасыванию покровов, все же никогда не отказывался до конца от маски стыдливости. Говорить о своей интимной жизни для него всегда было тягостно. Он скидывал покровы и вновь их накидывал, называл вещи своими именами и прятал за завесой недосказанности. Спальня родителей должна надежно хранить тайну ночи. Возможно, человеку, чтобы жить, просто необходимо что-то оставлять невысказанным, потому что слова далеко не всегда могут верно передать самое сокровенное. Мудрость заключается в том числе и в умении вовремя замолчать.