Заключение

МИФ И РЕАЛЬНОСТЬ. ДАНТЕ И ФЛОРЕНЦИЯ

Присутствуя в Риме на юбилее 1300 года, флорентийский хронист Джованни Виллани задумал написать «Хронику», в которой есть примечательное высказывание: «…наш город Флоренция, дочь и творение Рима, переживающая стремительный подъем, предназначена для великих дел, тогда как Рим клонится к упадку». Так началось сотворение мифа о Флоренции, доведенного до высших пределов флорентийскими писателями эпохи Ренессанса, прославлявшими свой город, как Новые Афины. Виллани еще сдержан в выражении переполняющей его гордости, но и он не упускает ни единой возможности, чтобы сравнить могущество Флоренции с мощью других городов и королевств. Так, описывая свой город в 1338 году, хронист уверяет, что его доходы превышают фискальные поступления короля Роберта Неаполитанского, королей Сицилии или Арагона. Путешественник, впервые увидевший с расстояния трех миль от города «богатые сооружения и роскошные дворцы» Флоренции, думает, не к Риму ли он приближается. Говоря о Данте, Виллани без тени сомнения называет его самым великим из писателей, которых Флоренция дала Италии.

Но именно Данте был тем редким флорентийцем, который не разделял общих восторгов. Разумеется, у него были причины для обиды. Но его злопамятность не знает границ. Среди семидесяти девяти персонажей, помещенных им в «Ад», тридцать два — флорентийцы. Зато в «Чистилище» флорентийцев всего трое, а в «Раю» — двое, один из которых прадед поэта. Откуда эта неумолимая суровость? Флоренция, считает он, при жизни двух или трех последних поколений стала вместилищем гордыни, зависти и жадности (Ад, VI, 74–75; XV, 68). Это те самые грехи, олицетворения которых — лев, рысь и волчица — появляются в первой песне «Ада», не дают взобраться на холм спасения. Данте клеймит бесстыдство, роскошь, половые извращения, лицемерие, несправедливость, политическое легкомыслие, неодолимую тягу к нововведениям, непостоянство, раздоры и ненависть — вплоть до финансового могущества города и его символа, золотого флорина:

…проклятый цветок,
Чьей прелестью с дороги овцы сбиты,
А пастырь волком стал в короткий срок.

(Рай, IX, 130–132)

Эта бескомпромиссная неприязнь к родному городу питалась и неуступчивостью, которую флорентийцы проявили в отношении политических планов императора Генриха VII, и поддержкой, которую они оказывали папам, в коих Данте видел лишь алчных, продажных, растленных князей.

Между дифирамбами хрониста и проклятиями поэта историку не составит труда найти нечто среднее — это восхищение городом, исключительная роль которого в итальянской истории вполне отчетливо обозначилась, благодаря достигнутым огромным успехам, уже в эпоху Данте.