Древний, но вечно цветущий город — Флоренция

«Прекрасна Италия — и по дарам природы, и по созданиям истории. Она богата благами роскошного климата и плодородной почвы, украшена чудными картинами южного, неповторимо своеобразного, то величественного, то изящно-тонкого пейзажа… От веков античности (греко-римской цивилизации) до новейших времен она являлась носительницей высокой культуры…»^{1} Далеко не каждому посчастливилось собственными глазами видеть эту замечательную страну, но едва ли кому-то захочется поспорить с русским историком, словами которого — подлинным признанием в любви к Италии — мне хотелось бы начать предисловие к переводу книги его французского коллеги об одном из самых замечательных ее городов — Флоренции. Одного названия книги, пожалуй, достаточно, чтобы рука потянулась к ней. В сочетании же с именем величайшего и до сих пор не до конца понятого итальянца рождается интрига: Флоренция времен Данте?!

Флоренция, или, как ее называли в старину, Фьоренца, что значит «Цветущая», расположена в одной из самых живописных областей Италии — Тоскане, раскинувшейся в самом центре полуострова, с запада омываемой Тирренским морем, с востока ограниченной Апеннинскими горами, пологими уступами перетекающими в долину. Холмистая местность тут и там пересечена речками и речушками, впадающими в реку Арно — главный поток Тосканы, несущий свои воды в Тирренское море. Эта основная водная артерия области, обычно спокойная, в периоды бурных разливов становится грозной, несет разрушения и даже гибель прибрежным жителям. Недалеко от того места, где Арно, покинув горные кручи, резко меняет северное направление на западное, и расположилась по обоим его берегам Флоренция.

Когда история молчит, на помощь приходит легенда. Данте и его современники выводили происхождение родного города, с одной стороны, непосредственно от «матери городов итальянских» — Рима, Вечного города, а с другой — от этрусского поселения Фезулы, существующего и по сей день в качестве флорентийского предместья Фьезоле. Впрочем, как установили археологи, еще в X веке до н. э. на месте современной Флоренции существовало поселение культуры Вилланова, обитатели которого умели обрабатывать железо^{2}. С VIII века здесь появились племена этрусков, или тусков, давшие название этой области Италии (в античности и Средние века Тоскана называлась Этрурией, или тусцией). Этруски долго господствовали не только в Центральной, но также в Северной и Южной Италии. Они, как правило, не селились по берегам рек, предпочитали более безопасные вершины холмов, остерегаясь не столько наводнений, сколько людей. На одном из таких холмов и возникли Фезулы, обеспечившие свою безопасность стеной из больших каменных плит. Ее остатки до сих пор являются туристической достопримечательностью. Город богател за счет торговли. Не утратил он своего значения и после того, как в IV веке до н. э. Этрурия была покорена римлянами. Около 200 года до н. э. фезуланцы построили на берегу Арно гавань, вскоре ставшую центром оживленной торговли. «Нижние Фезулы», возможно, уже тогда были прозваны римлянами Флоренцией — в честь хозяйственного процветания края.

Однако «этрусская Флоренция» просуществовала недолго. В начале I века до н. э. Фезулы приняли участие в восстании италийских городов против Рима, потерпели поражение и подверглись жестокому наказанию — разрушению по приказу диктатора Суллы (впрочем, горные Фезулы, старый город, римляне пощадили). Но недолго берег Арно оставался незаселенным. В 59 году до н. э. по распоряжению Юлия Цезаря сюда была выведена колония римских граждан. На правом, низком берегу реки, чуть западнее уничтоженной фезуланской гавани, основали новый город, официальным наименованием которого стало: Colonia Julia Florentia — «Цветущая колония Юлия [Цезаря]». Эпитет Florentia и по сей день, вот уже более двух тысяч лет, остается его названием. Правильный квадрат римской колонии (новому городу придали строгую квадратную планировку военного лагеря с протяженностью каждой стороны около 500 метров) без труда прослеживается на плане разросшегося города: видны линия городских стен, места четырех ворот посередине каждой стороны квадрата и направление соединяющих их главных улиц, пересекавшихся под прямым углом в центре города, где располагалась главная площадь — форум (теперь здесь находится площадь Республики).

Во времена Римской империи Флоренция ничем не выделялась среди городов Италии, экономически процветавших, благоустроенных и пользовавшихся правом самоуправления. Она стояла на одной из оживленных дорог, которые вели из Рима во все стороны обширной державы, на Виа Кассиа, соединявшей столицу с Северной Италией. Уже в римские времена через Арно был переброшен мост в том месте, где сейчас находится построенный во времена Данте Понте Веккьо — Старый мост. Вероятно, во II–III веках во Флоренции появились христиане, это были греческие и восточные купцы и странники. В начале IV века город стал резиденцией епископа.

Конец античного периода в истории Флоренции ознаменовался жестокими потрясениями, связанными с нашествием варваров. По преданию, город особенно сильно пострадал от племени лангобардов («длиннобородых»), захватившего в VI веке Италию и отличавшегося непримиримой ненавистью к любым проявлениям древнеримской цивилизации. На какое-то время жизнь во Флоренции замерла, и город начал возрождаться лишь благодаря Карлу Великому, праздновавшему в нем Рождество 786 года. Можно сказать, что с этого праздника, собственно, и началась средневековая история Флоренции.

«Повседневная жизнь» — предельно широкий аспект для рассмотрения, включающий в себя практически все: экономику, политику, религию, культуру, быт. Именно такой всеохватной и получилась книга Пьера Антонетти, хотя автор неоднократно предупреждает читателей, что им предлагается не политическая история Флоренции, а история «повседневности», то есть преимущественно бытовая сторона жизни города. Рассказ о политических событиях действительно сведен до того минимума, без которого просто было бы невозможно понять повседневную жизнь флорентийцев. Впрочем, Антонетти, насколько можно судить по другим его работам^{3}, к политической истории питает меньший интерес, нежели к истории культуры и общества.

И все-таки почему автор решил изобразить повседневную жизнь Флоренции именно во времена Данте? Ведь этот период не был ни наиболее блистательным, ни самым героическим в истории города: последовавшая за ним эпоха гуманизма и Ренессанса бесспорно и по праву признается более славной. Разумеется, выбор автора продиктован прежде всего личностью Данте: интересно узнать, в какой обстановке жил и творил великий итальянский поэт. Даже, казалось бы, заурядный период в истории Флоренции предстанет перед читателями в ином свете, если связать его с такой знаковой фигурой. Однако важнее другое: эпоха Данте интересна тем, что она была переходной, рубежной между уходившим в прошлое Средневековьем и нарождавшимся Новым временем. Антонетти в своей книге хорошо показал, что в этот период, несколько расширительно именуемый «эпохой Данте» (захватывая несколько десятилетий до рождения поэта и столько же после его изгнания из родного города), Флоренция превратилась из заурядного, во всех смыслах второстепенного города в динамично развивающийся центр промышленности и торговли, в колыбель раннего капитализма.

Личность Данте — это личность человека на рубеже эпох: во многом он человек Средневековья, предчувствующий наступление новых времен — «Новой жизни», как он назвал автобиографическую повесть в прозе и стихах. Много сказано о «зашифрованности» его произведений, их двойном и тройном смысле (не случайны многочисленные пространные комментарии к ним). Общим местом стала характеристика Данте как «хвалителя былых времен». В этом качестве он проявляет себя в своем самом значительном произведении — «Божественной комедии», противопоставляя «добрые старые времена» новым порядкам, с которыми он не в силах примириться. Отсюда политический консерватизм Данте, его приверженность идее Священной Римской империи, с которой он связывал надежду на установление в Италии мира и порядка. Антонетти, на наш взгляд, слишком прямолинейно оценивает политические воззрения Данте как ретроградные и характеризует его политическую программу как музейный хлам. Необходимо учитывать, по крайней мере, следующее: Данте, как и другим его современникам, приходилось выбирать не между хорошим и лучшим, а меньшее из зол. С чем легче было примириться: с твердым порядком, установленным в Италии германским правителем, носившим титул римского императора, или с непрерывными междоусобными войнами, уносившими тысячи жизней и губившими создания рук человеческих? На этот вопрос каждый отвечает по-своему.

Что такое Священная Римская империя,^{4} в приверженности которой был столь непоколебим Данте? Имеет ли она отношение к Древней Римской империи? Самое непосредственное. Столицу некогда существовавшей Римской империи не зря прозвали Вечным городом: на протяжении веков казалось, что он был всегда и будет существовать вечно. Так относились и к империи. Хотя древняя римская держава рухнула под натиском варваров, ее традиция продолжала жить. Собственно, погибло не все государство, а только его западная часть — Западная Римская империя. Восточная же часть империи выстояла и под названием Византия просуществовала еще без малого тысячу лет. Авторитет византийского императора признавался и на Западе, где германскими племенами были созданы так называемые варварские королевства.

Одно из них, Франкское королевство, при короле Карле Великом усилилось настолько, что своим могуществом стало напоминать Римскую империю. Тогда и возникла мысль возродить ее. В этом особенно были заинтересованы папы римские, нуждавшиеся в императоре — защитнике церкви от внутренних и внешних врагов. На Рождество 800 года в церкви Святого Петра в Риме папа Лев III увенчал голову Карла Великого императорской короной. И сам Карл, и папа думали, что восстановили Римскую империю в целом, включая ее восточную часть. Однако Византия не признала новоявленного императора. Так появились две империи, каждая из которых считала себя наследницей державы Константина Великого, первого христианского государя.

Воссозданная Карлом Великим империя, названная по его имени Каролингской, оказалась недолговечной. Вскоре после его смерти центральная власть ослабела, начались феодальные смуты и борьба за господство. Все кончилось тем, что три его внука в 843 году поделили империю между собой, положив начало существованию Германии, Италии, Франции и других государств современной Европы. Несмотря на раздел, империя формально сохранялась, и старший из братьев носил титул императора, не обладая никакой властью вне доставшегося ему удела. Императорская корона и впредь передавалась по наследству, но авторитет и владения императоров, не выходившие за пределы Северной Италии, неудержимо убывали, пока и вовсе не сошли на нет. В начале X века эта корона оказалась никому не нужна. Империя опять угасла.

В Германии тогда правил король Генрих I по прозвищу Птицелов. Он сумел укрепить центральную власть и навести порядок в стране, за что подданные уважали его и называли императором. Правда, короноваться императорской короной в Риме он не успел. Мечту о возрождении Римской империи унаследовал вместе с королевством его сын Оттон I, которому и удалось осуществить задуманное: в воскресенье 2 февраля 962 года, в великий праздник Сретения Господня, в римской церкви Святого Петра он был торжественно увенчан императорской короной. Церемония коронации возвещала о возрождении Римской империи, к названию которой позднее добавили эпитет Священная.

Хотя воссозданная им империя была гораздо меньше Древней Римской и даже Каролингской империи, она просуществовала очень долго. В ее состав кроме самой Германии, короли которой были впредь императорами, входили также треть современной Италии, часть Франции и Бельгии, Австрия, Швейцария, Нидерланды и области западных славян. Это было многонациональное государство. Поскольку немцы составляли в нем большинство и играли главенствующую роль, а империя называлась Римской, решили исправить это несоответствие. В конце XV века к ее названию добавили еще два слова, и получилось очень длинное наименование — Священная Римская империя германской нации. Таково было официальное название, использовавшееся в документах, а в обыденной жизни государство называли Германией или просто Империей, и всем было ясно, о какой империи идет речь.

Императорская власть не давалась немецким королям просто так. Каждый из них во главе большого войска отправлялся в Италию за короной. Иногда хватало простой демонстрации силы, но зачастую приходилось усмирять противников в кровопролитной борьбе. Сам Оттон I около девяти лет провел в Италии, утверждая там свое господство. В Южной Италии немцам пришлось, кроме того, столкнуться с византийцами, издавна владевшими этой землей, и вторгавшимися туда арабами, или, как их тогда называли, сарацинами. Оттон II, сын основателя Священной Римской империи, потерпел от них в одной из битв сокрушительное поражение. Ему самому чудом удалось спастись — верхом на коне и вплавь по морю. Пострашнее сарацин оказался другой враг — эпидемии, косившие жителей севера, непривычных к жаркому климату Италии. Эта участь постигла и Оттона II: избежав смерти от оружия сарацин, он в возрасте всего 28 лет пал жертвой заразной болезни и был похоронен в Риме. Никто ни в Италии, ни в Германии не воспользовался безвременной кончиной императора для перемены власти. Восстали только славяне, жившие по берегам Балтийского моря и реки Эльбы. Они были покорены еще Генрихом Птицеловом и Оттоном I, и теперь возвратили себе свободу и независимость. Только спустя почти 200 лет немцы опять подчинят их, и теперь уже навсегда.

В свое время Оттон I, дабы уладить отношения с Византией и добиться от нее признания своей империи, женил сына-наследника на византийской царевне Феофано. Это была красивая и просвещенная девушка, принесшая в Германию высокую византийскую культуру и ученость. Единственного сына от этого брака назвали тоже Оттоном. Когда эпидемия унесла жизнь отца, ему не было и трех лет, однако созданный дедом порядок был столь прочен, что и младенца признали королем. Сначала за него правили мать и бабка, а когда Оттону III исполнилось 15 лет, он взял в свои руки бразды правления. Благодаря матери, он получил блестящее образование, в совершенстве владел древнегреческим и латинским языками, был сведущ в философии и других науках. Обретя в Риме императорскую корону, он поставил перед собой великую цель: воссоединить свою империю с Византией, а затем объединить всю Европу в составе христианской Римской империи. Но судьба не была к нему благосклонна. Едва приступив к исполнению замысла, Оттон III умер в возрасте неполных 22 лет, не оставив потомства.

В Священной Римской империи были два высших авторитета — сам император и папа римский. Они постоянно боролись за верховенство. Сильные императоры, как Оттон I, выходили из этой борьбы победителями. Оттон I защищал церковь, но при этом подчинил ее своей воле и поставил на службу интересам империи. Самовластно распоряжаясь делами церкви, он по своему усмотрению назначал и смещал епископов и аббатов. И даже самого папу римского не могли избрать без его согласия. Но бывало и по-другому. В середине XI века на германском престоле оказался малолетний король Генрих IV из новой королевской династии — Салической, или Франконской. Почувствовав, что властная рука ослабела, феодалы, не только светские, но и духовные, считавшиеся опорой короля, вышли из подчинения. В то же самое время в католической церкви проводились реформы, чтобы укрепить ее авторитет в народе. Для этого надо было прекратить обмирщение церкви, то есть падение нравов среди духовенства и подчинение ее светской власти. Эти преобразования осуществлялись под руководством папы Григория VII.

Между ним и повзрослевшим Генрихом IV, решившим вернуть королевской власти ее права, разгорелся конфликт, известный как борьба за инвеституру, то есть за право назначать епископов и аббатов. Кто обладал этим правом, тот контролировал церковь и имел важный источник доходов. Ни одна из сторон в этом споре не хотела уступать. Генрих IV созвал синод — съезд верного ему духовенства, на котором заявили о смещении папы римского. Но прошли те времена, когда король Германии распоряжался судьбами папского престола. Григорий VII отлучил Генриха IV от церкви, чем незамедлительно воспользовались его противники. Отлученного от церкви короля можно было не признавать. Феодалы потребовали от него примириться с папой, иначе они выберут нового правителя.

Не в силах подавить мятеж, Генрих IV уступил бунтовщикам. В условиях зимнего бездорожья он совершил труднейший переход через Альпы и прибыл с небольшой свитой (без военных отрядов, с которыми обычно приходили в Италию немецкие короли) к замку Каносса. Там, за мощными стенами нашел убежище Григорий VII. Трое суток король без еды и питья, в рубище раскаявшегося грешника на коленях умолял папу пустить его к себе. Наконец ворота замка открылись, и Генрих IV смиренно припал к ногам папы римского, целуя его бархатную туфлю. Наверное, Григорий VII понимал, что со стороны короля покаяние было лишь тактическим шагом. Прощая Генриха IV, он тоже делал тактический ход: дабы феодалы в Германии не возомнили слишком много о себе, пусть они получат назад нелюбимого короля, пусть в стране продолжаются раздоры — тем легче будет ему, папе, достигать своих целей.

Но на этот раз победителей не было — проиграли все. Вернувшись в Германию и кое-как водворив в стране порядок, Генрих IV снова пошел в Италию. На сей раз с ним было большое войско, предрешившее участь папы. Григорий VII бежал на юг Италии, где и умер спустя несколько лет, так и не увидев больше Рима. Но, отомстив папе, Генрих IV не смог победить в борьбе за инвеституру. Противостояние продолжалось еще много лет и закончилось тем, что императоры лишились права назначать епископов и аббатов. Рухнула созданная Оттоном I система, при которой церковь служила главной опорой королевской власти. Центральная власть в Германии все больше ослабевает, страна вступает в период феодальной раздробленности.

В этой борьбе империи с папством союзницей Григория VII выступала Матильда, владелица Тосканского маркграфства, в состав которого входила и Флоренция. Прежде, в эпоху Оттонов, маркграфы Тосканские были верными союзниками императоров, а Матильда, увлеченная идеей реформы церкви, совершила поворот в этой ставшей уже традиционной политике. Не имея законных наследников, она завещала свое маркграфство Церковному государству — светскому владению римских пап, однако папская власть в тот период была столь слаба, что не сумела удержать завещанную огромную территорию. Маркграфство Тосканское распалось, и Флоренция, равно как и ряд других городов Тосканы, обрела статус вольной, самоуправляющейся городской коммуны. Власть взяли в свои руки горожане (пополаны), успешно отбивавшие атаки феодалов — как светских, так и духовных. Городом правила коллегия консулов, избиравшихся из числа наиболее авторитетных и богатых граждан. Флорентийцы разрушили окрестные замки, а их обитателей насильно переселили в город.

Можно было бы ожидать, что в период этого ослабления императорской власти пошатнется и Священная Римская империя. Ничуть не бывало. Европа уже не представляла себя без империи. Правители других стран не подчинялись власти императора, но и не требовали упразднить ее. Более того, императору оказывали знаки уважения и даже формально признавали его верховенство. Не спорили и о том, кому должна принадлежать императорская корона. Уже стало традицией, что короноваться в Рим прибывали немецкие короли. Бороться за императорскую корону не было смысла, поскольку она не давала реальных преимуществ. Поддерживали сложившуюся традицию, полагая, что будет лучше, если продлится существование Священной Римской империи, сохранится заведенный порядок, освященный авторитетом церкви.

Тогда хоронить империю было рано, ей предстояло пережить героический период при императорах из династии Гогенштауфенов. Ее наиболее яркими представителями были Фридрих I Барбаросса, что значит Красная Борода, и его внук Фридрих II. Барбаросса получил свое прозвище от итальянцев, пораженных огненно рыжим цветом его бороды — именно она бросалась в глаза, не будучи скрытой боевыми доспехами. Барбаросса много лет провел в Италии, утверждая свою императорскую власть. У него было предостаточно врагов, от которых ему доводилось терпеть досадные поражения. И все же при нем империя была прочной, а сам он запомнился потомкам как сильный и справедливый правитель. И погиб он как рыцарь в Третьем крестовом походе.

Желая присоединить к империи Южную Италию, Барбаросса женил своего сына Генриха VI на королеве Сицилии Констанции. Однако тот, унаследовав императорскую корону и владения отца, после всего лишь семи лет правления умер в молодом возрасте, став жертвой очередной эпидемии. У его трехлетнего сына Фридриха почти не было надежды унаследовать отцовский престол. Когда через год умерла и мать, родственники отобрали у него и Сицилийское королевство.

Удивительна судьба этого человека. Потеряв из-за ранней смерти родителей права на престол, он нашел опекуна и воспитателя в лице папы римского Иннокентия III, одного из самых выдающихся деятелей средневековой Европы. С помощью того же папы он вернул себе Сицилийское и Германское королевства, а затем получил и императорскую корону. При Фридрихе II Священная Римская империя достигла своего наибольшего величия, олицетворением и живым воплощением которого был сам император. Его дворец на Сицилии, в городе Палермо, затмевал великолепием резиденцию любого европейского правителя. Однако внешний блеск империи маскировал ее внутреннее ослабление. Фридрих II совершил роковую ошибку, выпустив из рук власть в Германии, куда он лишь изредка наведывался. Там полновластными хозяевами стали князья. Все больше врагов появлялось у императора в Италии и других странах. Вскоре после его смерти пресеклась и династия Гогенштауфенов. Южную половину Италии захватили сначала французы, а затем испанцы, и она была навсегда потеряна для империи. Об этом очередном крушении императорской власти в Италии как факторе повседневной жизни Флоренции пишет и Антонетти, простодушно недоумевая, почему же не прекратились на Апеннинах кровавые распри — как будто итальянские города когда-то были едины в своей борьбе против иноземного императора.

Сама империя тогда, казалось, тоже погибла. Германия на 20 лет погрузилась в политические смуты. Феодалы не могли договориться, кто придет на смену вымершей династии. Наконец выбрали одного из своей среды — не из самых сильных, чтобы не был опасен князьям, привыкшим самовластно править в собственных владениях. В 1273 году новым немецким королем стал до того мало кому известный граф Рудольф Габсбург, ставший родоначальником одной из самых знаменитых европейских династий. Он оказался талантливым правителем. При нем в Германии воцарился порядок, какого давно не было. Народ любил и уважал Рудольфа I. И церковь видела в нем своего защитника, как когда-то в Карле Великом и Оттоне I. Папа римский предлагал Рудольфу I императорскую корону, однако тот не успел совершить традиционный поход в Рим для коронации, о чем горько сетовал Данте в своей «Божественной комедии», упрекая Рудольфа за то, что он пренебрег Италией, «садом» Священной Римской империи.

После смерти первого Габсбурга князья не пожелали видеть на престоле его сына. Он казался им слишком сильным правителем, способным положить конец княжеской вольнице. Они постарались не допустить, чтобы королевская власть в Германии укрепилась и стала наследственной. Им было выгодно, чтобы представители разных династий боролись за престол и давали им все новые и новые привилегии.

Но и эти зависимые от князей короли претендовали на императорский титул. Во главе войска они совершали трудные походы в Рим. В Италии у них были сторонники, традиционно поддерживавшие императоров и называвшиеся гибеллинами — от Вайблинген, названия одного из родовых замков Гогенштауфенов. Их противники, выступавшие против того, чтобы немецкие короли в качестве императоров Священной Римской империи хозяйничали в Италии, назывались гвельфами — от Вельфов, одного из княжеских родов Германии, с представителями которого враждовали Гогенштауфены. Вся средневековая история Италии наполнена соперничеством этих группировок. Зачастую в одном городе гвельфы и гибеллины вели между собой беспощадную борьбу. Если одерживали верх одни, то горе было другим. Именно так обстояли дела и во Флоренции времен Данте. Антонетти в своей книге нарисовал яркую картину борьбы этих группировок, сопровождавшейся массовыми казнями побежденных противников, разрушением их домов, конфискациями и изгнаниями. Когда эта борьба, многие десятилетия продолжавшаяся с переменным успехом, наконец завершилась изгнанием из города аристократической группировки гибеллинов, среди гвельфов, выражавших интересы торгово-промышленного населения города, произошел раскол на белых и черных — на сторонников императора и его противников, стремившихся найти поддержку у папы римского! Белый гвельф Данте вместе со своими единомышленниками потерпел поражение и в 1302 году подвергся вечному изгнанию из родного города, а затем был заочно приговорен к сожжению на костре. Народно-республиканский принцип во Флоренции восторжествовал над аристократически-монархическим. Из книги Антонетти читатель узнает много интересного об этой флорентийской демократии.

Повседневная жизнь Флоренции в эпоху, названную автором, как мы уже отмечали, несколько расширительно «временами Данте», рассматривается столь подробно, что к сказанному, кажется, нечего добавить. Антонетти по-настоящему увлечен темой своего исследования, влюблен в славный город и его обитателей. Фамилия исследователя позволяет предположить наличие у него итальянских корней, и в таком случае как будто становится понятной его любовь к Флоренции и, шире, к Италии — «исторической родине». Однако на протяжении книги мы не раз убеждаемся, что имеем дело с настоящим патриотом Франции: Пьер Антонетти не упускает случая отметить, что тот или иной предмет обихода, та или иная мода или культурное веяние флорентийцами заимствованы из Франции. Делается это с такой милой непосредственностью, что не приходит в голову усомниться в обоснованности авторского суждения. Напротив, автор настолько увлекает своим рассказом, что незаметно для себя проникаешься его энтузиазмом и уже ничто во Флоренции не кажется чрезмерным. Любить так любить — без оглядки. Остается лишь пожелать, чтобы французский патриот и вместе с тем поклонник Италии нашел как можно больше единомышленников в России. Патриоту не противопоказано восхищаться красотой, где бы она ни встречалась, в любых ее проявлениях.

В. Д. Балакин