М. И. Мельтюхов

Советский Союз и политический кризис 1939 года

В условиях краха Версальско-Вашингтонской системы международных отношений обострилась борьба великих держав за свои интересы. Мюнхенское соглашение, изменившее равновесие сил в Европе в пользу Германии, англо-германская, а затем и франко-германская декларации о ненападении свидетельствовали об усилении тенденции создания временного единого фронта европейских великих держав. Англия и идущая в ее фарватере Франция пытались радикально модернизировать Версальскую систему международных отношений на новых «мюнхенских» принципах баланса сил между великими державами Европы, что позволило бы Лондону и далее сохранять ведущее влияние в мировой политике. Однако этот английский план не слишком привлекал правящие элиты других великих держав. Постоянные англофранцузские уступки воспринимались германским руководством как признак слабости западных союзников и только укрепляли его стремление продемонстрировать силу и независимость от благосклонности Запада. Схожую позицию занимала Италия, все более сближавшаяся с Германией и надеявшаяся усилить свои позиции на Балканах и в Средиземноморье. При этом Рим пытался играть роль посредника между Лондоном, Парижем и Берлином, но категорически отказывался от участия в войне с неясным исходом. Закулисным, но влиятельным противником английского плана создания Мюнхенской системы международных отношений были и США, владевшие значительной частью германской промышленности и видевшие в Англии своего главного конкурента. Понятно, что срыв этих английских планов и эскалация кризиса в Европе вынудили бы Лондон пойти на уступки Вашингтону.

Противником английской политики «умиротворения» был и Советский Союз, который стремился вернуться в Европу в качестве великой державы и в перспективе окончательно освободить человечество от «загнивающего капитализма». В этих условиях главной задачей внешней политики Москвы было недопущение консолидации великих держав Европы без своего участия. Для этого СССР должен был постараться улучшить отношения со своими непосредственными западными соседями, а также тщательно отслеживать взаимоотношения Англии, Франции, Германии и Италии, чтобы использовать имеющиеся между ними противоречия в своих интересах. Отсутствие согласия между великими державами существенно снижало шансы на реализацию английской мюнхенской политики, а многополюсная система международных отношений неизбежно порождала запутанную многостороннюю игру на противоречиях соперников.

Уточнение тактики советской дипломатии, начавшееся с осени 1938 г., нашло свое выражение на страницах журнала «Большевик», где была опубликована статья В. Гальянова «Международная обстановка второй империалистической войны». Под этим псевдонимом скрывался заместитель наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкин. Статья дает общее представление о внешнеполитической доктрине Советского Союза, которая исходила из того, что Вторая мировая война уже началась, поскольку во второй половине 1930-х гг. был предпринят ряд военных акций, изменивших обстановку в мире. Эти события разделили главные капиталистические державы на агрессоров (Германия, Италия, Япония) и тех, кто попустительствует агрессии (Англия, Франция, США). Хотя это попустительство наносит ущерб интересам западных держав, оно является политикой, направленной на столкновение агрессоров и Советского Союза, который представляет собой оплот революции и социального прогресса. Англия и Франция идут на уступки Германии и Италии, поскольку опасаются краха фашистских режимов, на смену которым может прийти большевизм.

Анализируя международную ситуацию, автор показывал слабость и конфликтность германо-итало-японского блока, экспансия которого идет по пути наименьшего сопротивления. Поэтому в первую очередь агрессоры угрожают интересам Англии, Франции и США, но не спешат портить отношения с СССР, хотя и ведут антисоветскую пропаганду. Германия будет и далее проводить политику шантажа и угроз, объектом которой на этот раз, скорее всего, станет Франция, сделавшая все, чтобы ослабить советско-французский договор 1935 г. Степень верности капиталистических стран своим обязательствам была продемонстрирована летом 1938 г., когда только Советский Союз был готов оказать помощь Чехословакии. По мере нарастания кризиса капитализма происходит усиление СССР, на стороне которого находятся симпатии всего прогрессивного человечества. Как отмечал автор, «фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию». «Конец этой второй войны ознаменуется окончательным разгромом старого, капиталистического мира», когда «между двумя жерновами — Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, — в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы»[157].

Схожие идеи прозвучали в выступлении кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП(б) и первого секретаря Ленинградского обкома А. А. Жданова на ленинградской партийной конференции 3 марта 1939 г., в котором он, напомнив, что СССР является «державой самой сильной, самой независимой», заявил, что в силу этого фашизм — «это выражение мировой реакции, империалистической буржуазии, агрессивной буржуазии» — угрожает главным образом Англии и Франции. В этих условиях Англии очень хотелось бы, чтобы «Гитлер развязал войну с Советским Союзом», поэтому она старается столкнуть Германию и СССР, чтобы остаться в стороне, рассчитывая «чужими руками жар загребать, дождаться положения, когда враги ослабнут, и забрать». По мнению Жданова, этот несложный маневр разгадан Москвой, которая будет «копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом»[158]. Эти материалы важны тем, что они дополняют характеристику международной ситуации, данную генеральным секретарем ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным в Отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVIII съезду партии 10 марта, в котором были сформулированы задачи советской внешней политики в условиях начала новой империалистической войны и стремления Англии, Франции и США направить германо-японскую агрессию против СССР.

Советский Союз должен был «проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками; всемерно укреплять боевую мощь» своих вооруженных сил и «крепить международные связи дружбы с трудящимися всех стран, заинтересованными в мире и дружбе между народами». Из контекста речи становится ясно, что «поджигателями» войны являются Англия, Франция и США, проводящие политику невмешательства[159].

Переломным моментом в развитии событий в Европе стали действия Германии по устранению с политической карты Чехо-Словакии. 14 марта Словакия под давлением Берлина провозгласила независимость, а 15 марта германские войска вступили в Чехию, на территории которой был создан Протекторат Богемия и Моравия. Первоначально реакция Англии и Франции была довольно сдержанной, но по мере возбуждения общественного мнения они ужесточили свою позицию и 18 марта, как и СССР, выразили протест действиями Германии, из Берлина были отозваны «для консультаций» английский и французский послы. США также не признали аннексии и заморозили чехословацкие активы в своих банках. То же формально сделала и Англия, но чехословацкое золото было тайно возвращено в Прагу[160].

Слухи об угрозе германского нападения на Румынию дали Англии повод 18 марта запросить Советский Союз, Польшу, Грецию, Югославию и Турцию об их действиях в случае германского удара по Румынии. В свою очередь эти страны запросили Лондон о его намерениях, а Москва предложила созвать для обсуждения ситуации конференцию с участием СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции. 21 марта Англия выдвинула контрпредложение о подписании англо-франко-советско-польской декларации о консультациях в случае агрессии. Обсуждение этого предложения Лондона выявило, что Польша не хочет подписывать документ, если под ним будет стоять подпись советского представителя. В свою очередь Москва, опасаясь толкнуть Варшаву в объятия Берлина, не собиралась подписывать этот документ без участия Польши. В итоге к концу марта 1939 г. вопрос о декларации отпал[161].

Тем временем 22 марта был подписан германо-литовский доовор о передаче Мемеля (Клайпеды) Германии и ненападении[162]. 3 марта были подписаны германо-словацкий договор о гарантии и охране и германо-румынское экономическое соглашение, знаительно укрепившие влияние Берлина в Центральной и Юго-Восточной Европе[163]. Еще в октябре 1938 г. Германия предложила Польше согласиться с включением Данцига в состав Третьего Рейха, разрешить постройку экстерриториальных шоссейной и железной дорог через «польский коридор» и вступить в Антикоминтерновский пакт. Со своей стороны Берлин был готов продлить на 25 лет соглашение 1934 г. и гарантировать существующие германо-польские границы. Однако продолжавшиеся германо-польские переговоры по этому вопросу все очевиднее заходили в тупик. Не желая быть младшим партнером Третьего рейха, Варшава 26 марта окончательно отказалась принять германское предложение о территориальном урегулировании, а 28 марта заявила, то изменение статус-кво в Данциге будет рассматриваться как нападение на Польшу. В этих условиях германское руководство тало склоняться к военному решению польского вопроса.

28 марта СССР заявил о своих интересах в Эстонии и Латвии. Тем временем в ходе начавшихся 27 марта военных переговоров Англия и Франция договорились, что в случае войны они будут вести оборонительные операции и экономическую блокаду Германии, действия ВВС ограничатся только военными объектами, варианты помощи Польше даже не рассматривались. Пытаясь не допустить перехода Польши в лагерь Германии, добиться ее согласия на гарантию границ Румынии и сдержать германскую экспансию, Англия 31 марта пошла на односторонние гарантии независимости Польши. При этом Лондон не отказался от содействия германо-польскому урегулированию. Однако Польша все же отказалась дать гарантии границ Румынии, полагая, что западная поддержка позволит и дальше лавировать между Берлином и Москвой[164].

1 апреля Берлин пригрозил расторгнуть англо-германское военно-морское соглашение 1935 г., если Лондон не прекратит политику «окружения Германии». В тот же день СССР уведомил Англию, что поскольку вопрос о декларации отпал, «мы считаем себя свободными от всяких обязательств». На вопрос, намерена ли Москва впредь помогать жертвам агрессии, был дан ответ, «что, может быть, помогать будем в тех или иных случаях, но что мы считаем себя ничем не связанными и будем поступать сообразно своим интересам»[165]. Контакты с польским послом в Москве 1–2 апреля вновь показали советской стороне, что Польша не готова к антигерманскому сотрудничеству[166]. 4 апреля было опубликовано Сообщение ТАСС, в котором указывалось, что вопреки заявлениям французских газет Советский Союз не брал на себя обязательств «в случае войны снабжать Польшу военными материалами и закрыть свой сырьевой рынок для Германии»[167]. В тот же день, ориентируя советского полпреда в Германии об общих принципах советской политики, нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов отметил, что «задержать и приостановить агрессию в Европе без нас невозможно, и чем позднее к нам обратятся за нашей помощью, тем дороже нам заплатят»[168]. Одновременно советская сторона предложила Польше заранее договориться о советской помощи[169].

4-6 апреля в ходе англо-польских переговоров стороны дали друг другу взаимные гарантии независимости, а также «было достигнуто согласие, что вышеупомянутая договоренность не помешает ни одному из правительств заключать соглашение с другими странами в общих интересах укрепления мира»[170]. Польское руководство было уверено, что нормализация советско-германских отношений невозможна, и надеялось, что англо-польское сближение укрепит франко-польский союз и заставит Германию нормализовать отношения с Англией и Польшей. Однако, по мнению Берлина, сближение Варшавы с Лондоном свидетельствовало о нарастании неуступчивости Польши и требовало именно военного решения этой проблемы. Двойная игра Англии и Франции в отношении Германии также убеждала германское руководство в незначительном риске в случае войны с Польшей[171]. 5 апреля Германия усилила дипломатическое давление на Польшу. Одновременно в соответствии с утвержденной Гитлером 11 апреля «Директивой о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.» началось конкретное военное планирование. Теперь Германия была озабочена локализацией будущего конфликта и 11 апреля зондировала Советский Союз на предмет улучшения отношений, но советская сторона предпочла занять выжидательную позицию.

В тот же день Англия запросила СССР, чем он может помочь, в случае необходимости, Румынии. 11 апреля в письме советскому полпреду во Франции Литвинов отметил, что Лондон и Париж стремятся получить от Москвы одностороннее обязательство защищать Польшу и Румынию, полагая, что поддержка этих стран отвечает советским интересам. «Но мы свои интересы всегда сами будем сознавать и будем делать то, что они нам диктуют. Зачем же нам заранее обязываться, не извлекая из этих обязательств решительно никакой выгоды для себя?» Нарком выразил озабоченность английскими гарантиями Польше, которые могли в определенных условиях принять антисоветскую направленность[172]. 13 апреля Франция подтвердила франко-польский союзный договор 1921 г., а 14 апреля предложила СССР обменяться письмами о взаимной поддержке в случае нападения Германии на Польшу и Румынию на основе советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г. Одновременно Париж приглашал Москву внести собственное предложение о сотрудничестве. В тот же день Англия предложила Советскому Союзу заявить о поддержке своих западных соседей в случае нападения на них. 17 апреля Москва предложила Лондону и Парижу заключить договор о взаимопомощи и выразила дипломатический протест Берлину, который после оккупации Чехии стал препятствовать выполнению советских военных заказов чешскими предприятиями. При этом стороны прозондировали намерения друг друга. В тот же день Польша и Румыния подтвердили, что их союзный договор направлен только против СССР[173].

18 апреля польская сторона довела до сведения Германии, что она «может быть уверена, что Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России». Тем самым, Польша вновь доказывала, что «она является европейским барьером против большевизма» и окажет влияние на Англию, чтобы та не пошла на соглашение с Советским Союзом без учета интересов Варшавы[174]. 22 апреля польская сторона сообщила Москве, что она отклонила германские предложения, «ни в коем случае не допустит влияния Германии» на свою внешнюю политику и, как и СССР, заинтересована в независимости стран Прибалтики[175]. 25 апреля Париж предложил Москве взять на себя обязательство помочь Англии и Франции в случае их вступления в войну и обеспечить тем самым себе англо-французскую поддержку. 29 апреля Париж уточнил свое предложение в том смысле, что в случае вступления Англии, Франции или Советского Союза в войну с Германией они обязуются помогать друг другу[176]. Тем временем 26 апреля Лондон неофициально уведомил Берлин, что советское предложение принято не будет[177]. 28 апреля Германия расторгла англо-германское морское соглашение 1935 г. и договор о ненападении с Польшей 1934 г., заявив при этом о готовности к переговорам о новом соглашении. 30 апреля германская сторона неофициально информировала Францию, что либо Лондон и Париж убедят Польшу пойти на компромисс, либо Берлин будет вынужден наладить отношения с Москвой[178].

Естественно, советское руководство тщательно отслеживало развитие событий на международной арене и, в частности, позицию Варшавы. Так же как и Англия, СССР старался избегать всего, что могло бы толкнуть Польшу на уступки Германии. Вместе с тем, Москва негативно оценивала нежелание Варшавы взаимодействовать с Советским Союзом в коллективных действиях против агрессии и антисоветскую направленность польско-румынского союзного договора. Однако Польша вновь подтвердила Румынии, что ее принципиальное отношение к Советскому Союзу не изменилось[179]. Конечно, основное внимание Москва уделяла начавшимся в середине апреля 1939 г. переговорам с Англией и Францией относительно договора о взаимопомощи и контактам с Германией, играя на противоречиях которых можно было обеспечить свои интересы[180].

3 мая, когда стало ясно, что Англия и Франция не приняли советское предложение, вместо Литвинова народным комиссаром иностранных дел был назначен В. М. Молотов, по совместительству оставшийся главой СНК СССР[181]. Отставка Литвинова была положительно воспринята не только в Берлине, но и в Варшаве. Уже 5 мая Германия заявила об удовлетворении требований Советского Союза относительно возобновления поставок из Чехии. В тот же день, выступая в сейме, министр иностранных дел Польши Ю. Бек заявил о готовности к равноправным переговорам с Германией, тогда как предыдущие германские предложения содержали «недостаточные компенсации»[182]. По мнению Берлина, это выступление свидетельствовало, что Польшу не удастся разложить изнутри, как Чехословакию. Вместе с тем до сведения Германии было доведено, что выступление Бека — «это только дипломатическая игра», т. к. Польша не может согласиться на передачу Данцига Германии, иначе правительство потеряет власть над страной. Более того, англо-французские гарантии вовсе не меняют польскую политику в отношении Германии. «Если бы Польша… вступила в соглашение с Советским Союзом, то тогда и только тогда имелись бы основания для утверждения об изменении внешней политики. Но Польша отказывалась участвовать в такой комбинации в прошлом и продолжает делать это теперь». Просто в данный момент Бек, стараясь удержаться у власти, не мог открыто продолжать политику сотрудничества с Германией[183].

8 мая в Москву поступил английский ответ на советское предложение трехстороннего пакта, в котором Советскому Союзу предлагалось помочь Англии и Франции, если они вступят в войну в силу взятых на себя обязательств в отношении Польши и Румынии. По мнению английского руководства, союз с СССР перекрыл бы путь к англо-германской договоренности, что могло привести к войне, а этого Лондон стремился избежать, поэтому английское предложение не содержало упоминаний о помощи Москве. 10 мая германское руководство решило активизировать зондажи СССР, но в ходе контактов 9, 15 и 17 мая советская сторона отмечала, что именно от Берлина зависит улучшение двусторонних отношений. Тем временем новые советско-польские контакты 8, 10 и 11 мая показали, что Варшава не собирается сближаться с Москвой и привлекать ее к решению европейских проблем[184].

11 мая в передовой статье газеты «Известия» анализировались изменения международной ситуации в последние недели. По мнению газеты, остановить агрессию может только союз Англии, Франции и СССР, но эта позиция советского руководства не находит поддержки в Лондоне и Париже, которые не хотят равноправного договора с Москвой. В статье утверждалось, что Советский Союз не имеет пактов о взаимопомощи ни с Англией, ни с Францией (?!), ни с Польшей[185]. 14 мая советская сторона вновь предложила своим западным партнерам заключить договор о взаимопомощи с военной конвенцией и дать гарантии малым странам Центральной и Восточной Европы. В тот же день Англия неофициально предложила Германии углубить экономические переговоры[186].

17 мая по разведывательным каналам Москва получила информацию о намерениях Германии разгромить Польшу, если та не примет германские предложения, и «добиться нейтралитета» СССР[187]. Советское руководство было заинтересовано в ее проверке и в отслеживании позиции Варшавы в отношении Берлина. Со своей стороны СССР вновь напоминал Польше о готовности договориться о размерах советской помощи[188]. 30 мая Бек заявил, что «следовало бы еще раз сделать попытку разумного компромисса» с Германией[189]. Советская сторона прекрасно понимала, что Польша ищет соглашения с Германией, которое не выглядело бы «как капитуляция»[190], а также и то, что по мере углубления кризиса шансы Советского Союза получить более приемлемые предложения от заинтересованных сторон будут только возрастать.

Тем временем в мае 1939 г. Польша предложила Франции подписать декларацию о том, что «Данциг представляет жизненный интерес для Польши», но Париж уклонился от этого. В ходе переговоров Польши с Францией (14–19 мая) и Англией (23–30 мая) западные страны не скупились на общие обещания помощи Варшаве в случае германского нападения. Однако это было заведомым обманом, поскольку никаких наступательных действий на западе Германии англо-французское командование не предусматривало вообще[191]. Еще 4 мая Англия и Франция договорились, что «судьба Польши будет определяться общими результатами войны, а последние в свою очередь будут зависеть от способности западных держав одержать победу над Германией в конечном счете, а не от того, смогут ли они ослабить давление Германии на Польшу в самом начале»[192]. Более того, уже 20–25 мая Лондон предложил Парижу план передачи Данцига Германии. 27 мая Англия обратилась к Польше с просьбой в случае обострения ситуации вокруг Данцига не предпринимать никаких действий без консультации с Лондоном и Парижем. 30 мая Варшава ответила согласием, но указала, что возможна ситуация, когда будут необходимы быстрые действия[193].

20 мая германская сторона предложила СССР возобновить экономические переговоры, а советская сторона намекнула на необходимость подведения под советско-германские отношения «политической базы», то есть Германии следовало внести конкретные предложения. В тот же день Берлин получил из Лондона сведения о трудностях на англо-франко-советских переговорах, а Франция зондировала Германию на предмет улучшения отношений. Поэтому 21 мая германское руководство решило не торопить события в Москве. 22 мая Германия и Италия подписали «Стальной пакт». 23 мая, выступая перед военными, Гитлер заявил, что для возвращения в число «могущественных государств» следует расширить «жизненное пространство» и создать продовольственную базу на востоке Европы на случай дальнейшей борьбы с Западом. Этому препятствует позиция Польши, которая сближалась с Западом, не могла служить серьезным барьером против большевизма и являлась традиционным врагом Германии. Поэтому следовало «при первом же подходящем случае напасть на Польшу», обеспечив нейтралитет Англии и Франции[194].

24 мая Англия решила какое-то время поддерживать переговоры с Советским Союзом, и 27 мая Москва получила новые англо-французские предложения, предусматривавшие заключение договора о взаимопомощи на 5 лет, консультации в случае необходимости, но упоминавшие в качестве механизма осуществления договоренностей процедуру, установленную Уставом Лиги Наций, которая к этому моменту показала свою несостоятельность. Этот шаг Англии, в свою очередь, подтолкнул Германию 30 мая вновь попытаться уточнить в Москве, что означает фраза о «политической базе», но советская сторона предпочла занять позицию выжидания[195].

31 мая в выступлении Молотова на III сессии Верховного Совета СССР прозвучала критика позиции Англии и Франции, которые на переговорах с Москвой лишь демонстрировали уступки и не хотели дать гарантии странам Прибалтики. Поэтому «пока нельзя даже сказать, имеется ли у этих стран серьезное желание отказаться от политики невмешательства, от политики непротивления дальнейшему развертыванию агрессии. Не случится ли так, что имеющееся стремление этих стран к ограничению агрессии в одних районах не будет служить прикрытием к развязыванию агрессии в других районах?» Советскому Союзу следовало соблюдать осторожность и не дать втянуть себя в войну. В этих условиях, отметил Молотов, «мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей» с Германией и Италией, не исключено, что германо-советские экономические переговоры могут возобновиться[196]. Тем самым Москва стремилась оказать давление как на Англию и Францию, так и на Германию.

2 июня возобновились советско-германские экономические контакты, а Москва вручила Лондону и Парижу новый проект договора. Эстония и Латвия высказались против гарантий их независимости со стороны Англии, Франции и СССР и 7 июня заключили с Германией договоры о ненападении. 6–7 июня Англия и Франция договорились вести переговоры с Советским Союзом методом «круглого стола» в Москве. Одновременно Париж сообщил Москве, что Польша не против англо-франко-советского договора, но «быть четвертым не хочет, не желая давать аргументы Германии», и «надеется на расширение торговли с СССР»[197]. 8 июня Москва согласилась на предложение Берлина возобновить экономические переговоры. Советская сторона вновь намекала на необходимость создания «политической базы», ожидая, что Германия сделает конкретное предложение, но Берлин не спешил.

9 июня Варшава уведомила Лондон, что «не может согласиться на упоминание Польши в англо-франко-советском договоре о взаимопомощи. Принцип оказания Советским Союзом помощи государству, подвергшемуся нападению, даже без согласия этого последнего мы считаем в отношении Польши недопустимым, в отношении же прочих государств — опасным нарушением стабилизации и безопасности в Восточной Европе. Установление объема помощи Советов, по нашему мнению, возможно единственно путем переговоров между государством, подвергшимся нападению, и СССР»[198]. Понятно, что подобные заявления не улучшали советско-польских отношений. Если в ходе советско-польских торговых переговоров в начале 1939 г. Польша не пошла на урегулирование вопроса о транзите, и он был отложен на будущее, то теперь советская сторона 9 июня отказалась от его обсуждения[199].

12 июня Москва уведомила Лондон, что без гарантий странам Прибалтики не пойдет на подписание договора. 13 июня Англия зондировала Германию на предмет переговоров по вопросам свертывания гонки вооружений, экономического соглашения и колоний. 14 июня в Москву прибыл заведующий отделом Центральной Европы МИД Англии У. Стрэнг, получивший задание затягивать переговоры, избегая вместе с тем создавать впечатление, что Лондон настроен против соглашения. На следующий день советской стороне был передан новый английский проект, и англо-франко-советские переговоры стали более регулярными. 16 июня СССР вновь предложил Англии и Франции дать гарантии странам Прибалтики, или заключить тройственный договор без гарантий третьим странам[200].

14 июня советский полпред в Берлине в беседе с болгарским послом получил сведения о тех проблемах, которые Германия, вероятно, будет готова обсудить с Москвой. Экономические контакты 17 и 25 июня завершились неудачей, поскольку Берлин посчитал советские требования слишком высокими. 21 июня последовало новое англо-французское предложение СССР, в ответ на которое Москва 22 июня вновь предложила заключить простой трехсторонний договор. 26 июня от итальянских дипломатов советская сторона узнала о наличии «плана Шуленбурга», предполагавшего поэтапное улучшение советско-германских отношений на основе германского содействия нормализации советско-японских отношений, заключения договора о ненападении или гарантии Прибалтики и заключения широкого торгового соглашения. 27 июня Англия опять зондировала Германию на предмет переговоров. 28 июня Берлин вновь заявил о необходимости нормализации советско-германских отношений, но Москва так и не услышала конкретных предложений, поскольку Гитлер запретил торопить события[201].

29 июня в газете «Правда» появилась статья члена Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданова, в которой отмечалось, что англо-франко-советские переговоры «зашли в тупик», поскольку Англия и Франция «не хотят равного договора с СССР». Именно Лондон и Париж затягивают переговоры, что «позволяет усомниться в искренности» этих стран, не желающих дать гарантии странам Прибалтики и стремящихся возложить на Советский Союз «всю тяжесть обязательств». Скорее всего, Англия и Франция хотят «лишь разговоров о договоре» с тем, чтобы облегчить себе путь для сделки с агрессором. Естественно, что без учета советских интересов Москва не пойдет на подписание договора, поскольку «не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками»[202]. В тот же день в выступлении министра иностранных дел Англии Э. Галифакса прозвучала мысль о возможности переговоров с Германией по вопросам, которые «внушают миру тревогу». К этим вопросам он отнес «колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, «жизненном пространстве», об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев»[203].

1 июля в ходе переговоров с Советским Союзом Англия и Франция согласились дать гарантии странам Прибалтики, предложили перенести список гарантируемых держав в секретный протокол и дали свою формулировку «косвенной агрессии». В тот же день Москва намекнула Берлину, что «ничто не мешает Германии доказать серьезность своего стремления улучшить свои отношения с СССР»[204]. 3 июля Советский Союз отказался дать гарантии Нидерландам, Люксембургу и Швейцарии и выдвинул свою формулировку «косвенной агрессии». В тот же день Берлин предложил Москве договориться о будущих судьбах Польши и Литвы. 4 июля СССР информировал Италию, что пойдет на договор с Англией и Францией только тогда, когда они примут все советские условия, и вновь заявил, «что ничто не мешает германскому правительству доказать на деле серьезность и искренность своего стремления улучшить отношения с СССР»[205]. 7 июля Германия решила возобновить экономические контакты с Советским Союзом на советских условиях, о чем 10 июля было заявлено Москве. 8 июля Англия и Франция отметили, что договор в целом согласован, но началась дискуссия по советскому определению «косвенной агрессии», которое было 9 июля еще более расширено. Одновременно Москва выразила готовность дать гарантии Нидерландам и Швейцарии при условии заключения двусторонних советско-польского и советско-турецкого договоров о взаимопомощи. 10 июля Англия решила попытаться достичь компромисса с СССР на базе взаимных уступок, но «обеспечить свободу рук, чтобы можно было заявить России, что мы не обязаны вступать в войну, так как мы не согласны с ее интерпретацией фактов». Однако выяснилось, что Москва не идет на уступки по этому вопросу и настаивает на одновременном заключении политического договора и военной конвенции, хотя и согласна на парафирование договора[206].

Весной-летом 1939 г. Англия и Франция старались достичь соглашения с Германией, используя для давления на Берлин угрозу сближения с Советским Союзом. При этом они не желали иметь Москву в качестве равноправного партнера. Как откровенно заявил 4 июля английский министр иностранных дел Галифакс, «наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией»[207]. Не случайно в конце июля 1939 г. Англия довела до сведения Германии, что переговоры с другими странами «являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель — соглашение с Германией»[208]. Понятно, что Англия и Франция не собирались соглашаться с тем, что Советский Союз наряду с ними получит право определять, когда Германия действует как агрессор. Именно этим и объяснялась бесплодная дискуссия по вопросу об определении «косвенной агрессии». В итоге взаимной подозрительности и неуступчивости сторон англо-франко-советские переговоры к середине июля 1939 г. фактически провалились.

Опасаясь англо-германо-японского сговора, СССР пошел на уступки в ходе возобновившихся с 18 июля в Берлине экономических переговоров. 19 июля английское руководство решило никогда не признавать советской формулировки «косвенной агрессии», но пойти на военные переговоры для того, чтобы затруднить советско-германские контакты и усилить позицию Англии в отношении Германии. Франция более осторожно отнеслась к военным переговорам до заключения политического соглашения. Выполняя задачу изоляции Польши, Германия 22 июля решила возобновить политические зондажи СССР, который в тот же день заявил о возобновлении экономических переговоров с Берлином. 23 июля в очередной беседе с англо-французскими представителями Молотов отметил, что «три правительства уже достигли достаточного согласия по основным вопросам, чтобы перейти к изучению конкретных военных проблем». 25 июля Лондон и Париж сообщили Москве о согласии на предложенные ею военные переговоры[209].

Тем временем продолжались неофициальные англо-германские контакты, в ходе которых Англия 18, 20–21 июля предложила Германии широкую программу политического (отказ от агрессии в международных делах, взаимное невмешательство), экономического (вопросы снабжения сырьем, торговой, валютной политики и колоний) и военного (взаимное ограничение вооружений) сотрудничества. Со своей стороны Германия предложила Англии раздел сфер влияния в мире, потребовала возврата колоний и отмены Версальского договора. Но 21 июля об этих контактах узнала Франция и, опасаясь англо-германского сближения за свой счет, передала эти сведения в прессу. Появившиеся 24 июля публикации не добавили доверия Англии со стороны ее партнеров. Несмотря на шумиху в прессе, 29 июля Лондон вновь неофициально предложил Берлину раздел «сфер интересов» и невмешательство в дела друг друга. Со своей стороны Англия прекращала бы переговоры с СССР, а Германия согласилась бы на сотрудничество с Англией, Францией и Италией, предоставление автономии Протекторату и на всеобщее сокращение вооружений. В ходе франко-германской переписки в июле 1939 г. Франция неоднократно заявляла, что поддержит Польшу в случае нападения на нее, но при этом конфиденциально проинформировала Германию, что эти заявления предназначаются лишь для успокоения французской и польской общественности[210].

24 июля Германия в очередной раз зондировала СССР, предлагая учесть советские интересы в Прибалтике и Румынии в обмен на отказ Москвы от договора с Англией. 26 июля Германия предложила Советскому Союзу согласовать интересы в Восточной Европе. 27 июля Англия, Франция и СССР оговорили подготовительный период для военных переговоров в 8-10 дней, но компромиссная формула по «косвенной агрессии» так и не была найдена, а советская сторона отказалась опубликовать коммюнике о согласовании политического договора. 29 июля Москва высказалась за улучшение отношений с Германией и пожелала узнать германские предложения поподробнее. Опасаясь неблагоприятного для себя исхода военных переговоров в Москве, Берлин увеличивал ставки, думая о разделе Польши и Прибалтики. 31 июля в английском парламенте от имени правительства было заявлено, что соглашение об определении «косвенной агрессии» не было достигнуто, так как якобы СССР предлагал формулу, посягающую на независимость стран Прибалтики. 2 августа было опубликовано Сообщение ТАСС с опровержением этого заявления. В тот же день советская сторона выразила свое недовольство и по дипломатическим каналам, а Англия и Франция предложили, чтобы в случае возникновения не подпадающих под их определение обстоятельств, они стали бы поводом для проведения консультаций между договаривающимися сторонами[211].

Будучи вынужденными согласиться на ведение военных переговоров с Советским Союзом до заключения политического договора, Англия и Франция стремились использовать их для дальнейшего давления на Германию, чтобы склонить ее к компромиссу. Не случайно состав англо-французских военных делегаций был не слишком представительным, а их инструкции предусматривали, что «до заключения политического соглашения делегация должна… вести переговоры весьма медленно, следя за развитием политических переговоров»[212]. Французская делегация имела полномочия только на ведение переговоров, а английская делегация вообще не имела письменных полномочий[213]. Английское правительство не желало в результате переговоров с СССР «быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться сколь возможно более общими формулировками»[214]. Таким образом, для англо-французской стороны речь шла о ведении бесплодных переговоров, которые следовало затянуть на максимально долгий срок, что могло, по мнению Лондона и Парижа, удержать Германию от начала войны в 1939 г. и затруднить возможное советско-германское сближение.

Со своей стороны советское руководство, будучи в целом осведомлено о подобных намерениях Англии и Франции, назначило представительную военную делегацию, обладавшую всеми возможными полномочиями. Были разработаны варианты военного соглашения, которые можно было смело предлагать партнерам, не опасаясь, что они будут приняты. 7 августа был разработан четкий «сценарий» ведения военных переговоров. Прежде всего следовало выяснить полномочия сторон «на подписание военной конвенции». «Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и «почтительно» спросить, для каких целей направило их правительство в СССР. Если они ответят, что они направлены для переговоров», то следовало выяснить их взгляды на совместные действия Англии, Франции и Советского Союза в войне. Если же переговоры все-таки начнутся, то их следовало «свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а так же через Румынию», выдвинув этот вопрос в качестве условия подписания военной конвенции. Кроме того, следовало отклонять любые попытки англо-французских делегаций ознакомиться с оборонными предприятиями СССР и воинскими частями Красной армии[215]. Понятно, что в этих условиях военные переговоры были обречены на провал и использовались сторонами для давления на Германию.

Тем временем 2–3 августа Германия вновь предложила улучшить отношения с Советским Союзом на базе разграничения интересов сторон в Восточной Европе, но уклонилась от внесения конкретного предложения. По мнению Берлина, следовало заключить экономическое соглашение, расширить культурно-научный обмен и перейти к дружественным политическим отношениям. 4 августа Москва согласилась продолжить обмен мнениями с Германией, но прежде следовало подписать экономический договор. 2 августа на переговорах с Англией и Францией СССР вновь подтвердил свою неизменную позицию по определению «косвенной агрессии», а 7 августа Стрэнг уехал из Москвы, что означало окончание политических переговоров. 8-10 августа Советский Союз получил сведения о том, что интересы Германии распространяются на Литву, Западную Польшу и Румынию без Бессарабии, но, в случае соглашения с Берлином, Москва должна будет отказаться от договора с Англией и Францией. 11 августа советское руководство согласилось на постепенные переговоры по этим проблемам в Москве. 13 августа Германия уведомила СССР, что согласна вести переговоры в Москве, но просила ускорить их начало[216].

Тем временем 3 августа Англия вновь предложила Германии заключить договор о ненападении, соглашение о невмешательстве и начать переговоры по экономическим вопросам. При этом Германия должна была не допустить нового витка напряженности в Европе[217]. Это было самое щедрое предложение Лондона, открывавшее перед Германией широкие перспективы, которое также усилило в Берлине мнение, что Англия не выступит в поддержку Польши. Однако германское руководство посчитало, что это, скорее всего, английский блеф с целью оттянуть время, и 20 августа отказалось рассматривать столь широкое предложение до решения данцигского вопроса, который, как было заявлено Лондону, является «последним требованием» по пересмотру Версальского договора. Однако «после урегулирования данцигского вопроса Гитлер намерен выдвинуть предложения по общему урегулированию, в которых он намерен пойти настолько далеко, насколько это возможно, чтобы удовлетворить желания Англии. Гитлер будет готов предложить Англии союз»[218]. В ходе секретной встречи Геринга 7 августа с английскими бизнесменами Лондону было сделано предложение договориться на базе признания германских интересов на Востоке[219].

Получив из Рима сведения о том, что, несмотря на напряженность в германо-польских отношениях, до 1942–1943 гг. войны не будет, Бек полагал, что любые действия Германии — «это блеф Гитлера, он старается запугать Польшу и тем самым вынудить ее пойти на уступки. Гитлер не начнет войну». Поэтому было решено занять жесткую позицию в обострившихся польско-данцигских отношениях. В итоге власти Данцига пошли на нормализацию ситуации. Понятно, что Варшава увидела в этом подтверждение правильности своей твердой линии, а пресса заговорила о поражении Гитлера. 9 августа Германия предупредила Польшу, что ее дальнейшее вмешательство в дела Данцига приведет к ухудшению германо-польских отношений. Со своей стороны Польша заявила, что отвергает любое вмешательство Германии в польско-данцигские отношения и будет в дальнейшем расценивать его как акт агрессии. События вокруг Данцига вызвали неудовольствие Лондона и Парижа, с которыми Варшава и не подумала проконсультироваться[220].

9 августа Англия заявила Германии, что прекращение односторонних действий Берлина в Европе привело бы к успокоению общественного мнения и позволило бы «обсудить проблемы умиротворения. Британское правительство имеет живейшее желание, чтобы это время наступило, и тогда оно пойдет очень далеко для достижения этой цели»[221]. 11 августа зондажи были возобновлены через комиссара Лиги Наций в Данциге К. Буркхарда, встретившегося с согласия Англии, Франции и Польши с Гитлером, который высказал ряд угроз в адрес Польши и заявил, что Германия хочет мира и переговоров с Англией, но без участия Франции. Если Запад будет мешать походу против СССР, то Германии придется разбить его в первую очередь. Получив эти сведения, Англия стала ожидать дальнейших германских предложений, которые так и не поступили, так как ставка Гитлера на войну блокировала многие выгодные Германии предложения Лондона[222]. 12 августа Гитлер отдал приказ о начале сосредоточения и развертывания вермахта для операции против Польши и назначил «день X» на 26 августа[223].

14 августа в Берлин поступило новое неофициальное английское предложение о разделе сфер интересов (Германии — Восточная Европа, Англии — ее империя), решении колониального вопроса, общеевропейском урегулировании и взаимном разоружении. Соответственно, Германия должна перестать поддерживать Испанию, дать автономию Протекторату и отказаться от самостоятельной экспансии[224]. В тот же день в ходе совещания с военными Гитлер заявил о своем решении начать войну с Польшей, поскольку «Англия и Франция не вступят в войну, если ничто не вынудит их к этому»[225]. 16 августа английское министерство авиации неофициально уведомило Берлин, что возможен вариант, когда Англия объявит войну, но военные действия вестись не будут, если Германия быстро разобьет Польшу, а английские ВВС не станут бомбить незащищенные города[226]. Все эти английские зондажи усиливали у германского руководства уверенность в том, что Англия пока не готова к войне и в этих условиях следует не связывать себе руки соглашением с ней, а воевать.

В ходе начавшихся 12 августа в Москве военных переговоров советская сторона 14 августа подняла вопрос о проходе Красной армии через территорию Польши и Румынии, который, видимо, рассматривался советским руководством своеобразным индикатором намерений западных партнеров. Хотя Англия и Франция прекрасно знали отрицательное отношение Польши к этой проблеме, было решено еще раз запросить ее и попытаться найти некую компромиссную формулу, которая позволила бы продолжить переговоры с СССР. Однако Варшава категорически отказалась от какого-либо соглашения с Москвой. В это время Англия и Франция все еще не были уверены в том, что Германия будет воевать с Польшей. 18–20 августа Польша была готова обсудить германские условия территориального урегулирования, но Берлин, взявший курс на войну, уже не интересовало мирное решение вопроса. Англию тоже не устраивала перспектива перехода Польши в лагерь Германии. В итоге германо-польские переговоры так и не состоялись. Со своей стороны Лондон и Париж отказались от давления на Варшаву относительно вопроса о проходе Красной армии на польскую территорию[227]. В свою очередь Москва была озабочена тем, что для Англии «Польша — форпост против СССР. Англия воевать не будет и Польше не поможет»[228].

Тем временем 15 августа Берлин выразил готовность направить в Москву для переговоров министра иностранных дел. В ответ советская сторона согласилась обсудить проблемы гарантий странам Прибалтики, нормализации советско-японских отношений и договора о ненападении. 17 августа Германия приняла все советские предложения и вновь просила ускорить переговоры путем приезда И. фон Риббентропа в Москву. В ответ СССР предложил сначала подписать экономический договор, а затем подтвердить договор о нейтралитете 1926 г. или заключить договор о ненападении с протоколом о взаимных интересах. 19 августа было подписано советско-германское экономическое соглашение, Берлин сообщил о своем согласии «учесть все, чего пожелает СССР», и вновь настаивал на ускорении переговоров. Советская сторона передала Германии проект договора о ненападении и дала согласие на приезд Риббентропа 26–27 августа. 21 августа Берлин предложил Лондону принять 23 августа Геринга для переговоров, а Москве — Риббентропа для подписания договора о ненападении. И СССР, и Англия ответили согласием! Исходя из необходимости прежде всего подписать договор с Советским Союзом, Гитлер 22 августа отменил полет Геринга в Лондон. Пока же английское руководство, опасаясь сорвать визит Геринга, запретило мобилизацию. 22 августа советская пресса сообщила о предстоящем визите Риббентропа в Москву, одновременно СССР информировал Англию и Францию, что «переговоры о ненападении с Германией не могут никоим образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры»[229].

22 августа Гитлер вновь выступил перед военными и заявил, что вмешательство Англии и Франции в германо-польский конфликт маловероятно, а с СССР будет заключен договор, что снизит угрозу экономической блокады Германии. В этих условиях стоит рискнуть и разгромить Польшу, одновременно сдерживая Запад[230]. Занятый локализацией похода в Польшу, Гитлер рассматривал «договор (с СССР) как разумную сделку. Разумеется, по отношению к Сталину надо всегда быть начеку, но в данный момент он (Гитлер) видит в пакте с советским лидером шанс устранить Англию из конфликта с Польшей»[231]. Уверенный в том, что ему это удастся, Гитлер в первой половине дня 23 августа, когда Риббентроп еще летел в Москву, отдал приказ о нападении на Польшу в 4.30 утра 26 августа[232]. 23 августа гауляйтер Данцига был провозглашен главой города, что было нарушением его статута, но с протестом выступила лишь Польша, тогда как члены Лиги Наций промолчали. В тот же день Париж заявил, что поддержит Варшаву, но Верховный совет национальной обороны решил, что никаких военных мер против Германии предпринято не будет, если она сама не нападет на Францию. 23 августа Гитлеру было передано письмо премьер-министра Англии, сообщавшего о том, что в случае войны Англия поддержит Польшу, но при этом демонстрировавшего готовность к соглашению с Германией[233]. В Англии все еще ожидали визита Геринга, и лишь 24 августа стало ясно, что он не приедет.

Тем временем 23 августа в Москву прибыл Риббентроп, и в ходе переговоров со Сталиным и Молотовым в ночь на 24 августа были подписаны советско-германский договор о ненападении и секретный дополнительный протокол, определивший сферы интересов сторон в Восточной Европе. К сфере интересов СССР были отнесены Финляндия, Эстония, Латвия, территория Польши к востоку от рек Нарев, Висла и Сан, а также Бессарабия[234]. Благодаря этому соглашению Советский Союз впервые за всю свою историю добился признания своих интересов в Восточной Европе со стороны великой европейской державы. Москве удалось ограничить возможности дипломатического маневрирования Германии в отношении Англии и Японии, что во многом снижало для СССР угрозу общеевропейской консолидации на антисоветской основе и крупного конфликта на Дальнем Востоке, где в это время шли бои на Халхин-Голе с японскими войсками. Конечно, за это Москве пришлось взять на себя обязательства отказаться от антигерманских действий в случае возникновения германо-польской войны, расширить экономические контакты с Германией и свернуть антифашистскую пропаганду.

24 августа Германия уведомила Польшу, что препятствием к урегулированию конфликта являются английские гарантии. В тот же день Франция порекомендовала Польше воздержаться от применения силы, а ограничиться дипломатическими средствами, если Данциг объявит о присоединении к Германии. Опасаясь, что Варшава пойдет на уступки и сближение с Берлином, Англия 25 августа подписала с Польшей договор о взаимопомощи, но военного соглашения заключено не было, поскольку Лондон не собирался оказывать реальную военную помощь Варшаве. Это была все та же политика давления на Берлин с целью добиться нормализации англо-германских отношений. В тот же день Германия уведомила Англию, что «после решения польской проблемы» она предложит всеобъемлющее соглашение сотрудничества и мира, вплоть до гарантий существования и помощи Британской империи. Но вечером 25 августа в Берлине стало известно об англопольском договоре, а Италия известила об отказе участвовать в войне. В итоге в 19.30 Гитлер отменил нападение на Польшу, и армию удалось удержать буквально в последний момент. Однако приказ о проведении с 26 августа общей мобилизации отменен не был, и она спокойно продолжалась до 31 августа[235].

Подписав договор о ненападении с Германией, советская сторона 25 августа заявила англо-французским военным миссиям, что в изменившейся ситуации военные переговоры «теряют всякий смысл». Правда, в тот же день Франции было сообщено, что договор 1935 г. все еще остается в силе, а политические переговоры с западными странами могли бы быть продолжены. Советское руководство было готово рассмотреть любые предложения Англии и Франции, если они согласятся на советские условия, но Лондон и Париж решили не идти на уступки СССР, который втайне от них осмелился предпочесть какие-то собственные интересы «общему делу» защиты западных демократий, и в ночь на 26 августа их военные миссии покинули Москву[236].

26 августа западные союзники порекомендовали Польше дать приказ войскам воздерживаться от вооруженного ответа на германские провокации, а на следующий день предложили ей организовать взаимный обмен населением с Германией. Англия, Франция и Польша все еще не были уверены, что Германия решится воевать, поскольку считалось, что англо-польский договор удержит ее от войны. 26 августа из Лондона в Берлин поступили сведения, что Англия не вмешается в случае германского нападения на Польшу или объявит войну, но воевать не будет[237]. 28 августа Англия отказалась от германских предложений о гарантии империи, порекомендовав Берлину начать прямые переговоры с Варшавой. Лондон полагал, что «если урегулирование нынешнего кризиса ограничится возвращением Данцига и участков «коридора» Германии, то, как нам кажется, можно найти, в пределах разумного периода времени, решение без войны»[238]. Если бы германо-польские «переговоры привели к соглашению, на что рассчитывает правительство Великобритании, то был бы открыт путь к широкому соглашению между Германией и Англией»[239]. Лондон вновь предупредил Берлин, что в случае войны поддержит Польшу, но при этом обещал воздействовать на нее в пользу переговоров с Германией.

Во второй половине дня 28 августа Гитлер установил ориентировочный срок наступления на 1 сентября. 29 августа Германия дала согласие на прямые переговоры с Польшей на условиях передачи Данцига, плебисцита в «польском коридоре» и гарантии новых границ Польши Германией, Италией, Англией, Францией и СССР. Прибытие польских представителей на переговоры ожидалось 30 августа. Передавая эти предложения Англии, Гитлер надеялся, что «он вобьет клин между Англией, Францией и Польшей»[240]. В тот же день Берлин уведомил Москву о предложениях Англии по урегулированию германо-польского конфликта и о том, что Германия настаивает на сохранении договора с СССР, союза с Италией и не будет участвовать в международной конференции без Советского Союза, вместе с которым следует решать все вопросы Восточной Европы[241].

30 августа Англия вновь подтвердила свое согласие воздействовать на Польшу, при условии, что войны не будет и Германия прекратит антипольскую кампанию в печати. В этом случае Лондон был согласен на созыв в будущем международной конференции. В этот день вермахт все еще не получил приказа о нападении на Польшу, поскольку ожидалось, что Англия пойдет на уступки и тогда наступление будет отсрочено до 2 сентября, причем в этом случае «войны уже не будет совсем», поскольку «приезд поляков в Берлин = подчинению»[242]. 30 августа Англия получила точные сведения о предложениях Германии по урегулированию польской проблемы, но не известила о них Польшу, а, надеясь еще отсрочить войну, в ночь на 31 августа уведомила Берлин об одобрении прямых германо-польских переговоров, которые должны были начаться через некоторое время. Рано утром 31 августа Гитлер подписал Директиву № 1, согласно которой нападение на Польшу должно было начаться в 4.45 утра 1 сентября. Лишь днем 31 августа германские предложения об урегулировании кризиса были переданы Англией Польше с рекомендацией положительно ответить на них и ускорить переговоры с Германией. Однако Варшава оказалась не готова к прямым переговорам с Берлином. В тот же день Италия предложила Германии посреднические услуги в урегулировании кризиса, но, получив отказ, уведомила Англию и Францию, что не будет воевать[243]. 1 сентября Германия напала на Польшу, и война пришла в центр Европы. 3 сентября в нее вступили Англия и Франция.

Таким образом, начало политического кризиса 1939 г. в Европе активизировало внешнюю политику всех великих держав и резко расширило возможности внешнеполитического маневрирования Советского Союза. Шли тайные и явные англо-франко-советские, англо-германские и советско-германские переговоры, происходило оформление англо-франко-польской и германо-итальянской коалиций. Поскольку в благожелательной позиции СССР были заинтересованы и Англия с Францией, и Германия, Москва получила возможность выбирать, с кем и на каких условиях договариваться. В своих расчетах советское руководство исходило из того, что нарастание кризиса или возникновение войны в Европе — как при участии СССР в англо-французском блоке, так и при сохранении им нейтралитета — открывало новые перспективы для усиления советского влияния на континенте. Союз с Лондоном и Парижем делал бы Москву равноправным партнером со всеми вытекающими из этого последствиями, а сохранение Советским Союзом нейтралитета в условиях ослабления обеих воюющих сторон позволяло ему занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависит исход войны. Продолжая действовать в рамках идеи «коллективной безопасности», советское руководство попыталось добиться заключения союза с Англией и Францией. Однако англо-франко-советские переговоры показали, что западные державы не готовы к равноправному партнерству с Москвой.

В европейской политике сложился своеобразный «заколдованный круг». Советский Союз стремился к соглашению с Англией и Францией, которые предпочитали договоренность с Германией, а она, в свою очередь, добивалась нормализации отношений с Москвой. Определенную роль в срыве англо-франко-советских переговоров сыграла и позиция восточноевропейских соседей СССР, которые заявляли Англии и Франции о своей незаинтересованности в гарантии их независимости с участием советской стороны. Подобный ход переговоров наряду с угрозой англо-германского соглашения заставил Москву более внимательно отнестись к германским предложениям о нормализации двусторонних отношений. Подписанный 23 августа 1939 г. советско-германский договор о ненападении стал большим успехом советской дипломатии. Использовав склонность Германии к соглашению, советское руководство сумело добиться серьезных уступок со стороны Берлина. Советскому Союзу удалось на определенное время остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Восточной Европе и более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах. При этом следует подчеркнуть, что советско-германский договор о ненападении не был детонатором войны в Европе. Ведь вместо честного выполнения своих союзнических обязательств перед Варшавой Англия и Франция продолжали добиваться соглашения с Германией, что фактически подтолкнуло ее к войне с Польшей.

Примечания:

1

Rzeczpospolita. 2005. 28 wrz.

2

Документ рассекречен в Архиве внешней разведки РФ

15

Документ из Секретного Бюллетеня ТАСС от 23 марта 1939 г. рассекречен в Архиве внешней разведки РФ

16

Сиполс В. Я. Тайны дипломатические. М.: Ин-т рос. истории РАН, 1997. С. 39

17

The Charge in Lithuania (Guffler) — to the Secretary of State // Foreign Relations of the United States: The Soviet Union, 1933–1939. Wash., D.C.: The GPO, 1952. P. 936

18

Nolte E. Der europaeische Buergerkrieg, 1917–1945: Nationalsozialismus und Bolschevismus. В.: Propilaeen, 1997. S. 310–311

19

Киссинджер Г. Дипломатия. M.: Ладомир, 1997. С. 298, 302

20

АВП РФ. Ф. 7. Оп. 4. инд. № 19. П. 27. Л. 25

21

Coquin F-X. «Europe». Jan-Fev. 2006; Narotchnitskaia N. Que reste-t-il de notre victoire? Russie-Occident: le malentendu. P.: Editions des Syrtes, 2008

22

К. Хэлл, госсекретарь США с 1933 по 1944 г., оставил потомкам назидание: «Мы всегда должны помнить, что своей героической борьбой против Германии русские, очевидно, спасли союзников от сепаратного мира. Такой мир унизил бы союзников и открыл двери для следующей тридцатилетней войны». Хэлл не привязывает эту констатацию к конкретному событию или дате. Все говорит за то, что идея сепаратной сделки долго висела в воздухе, и камнем преткновения оказались устойчивость нацистского «нового порядка» и неудачи с покушениями на фюрера

23

К. Вебер, немецкий философ и писатель, 1767–1832 гг.

24

Стариков Н. Кто заставил Гитлера напасть на Сталина. Питер. 2008. С. 235–236

157

Гольянов В. Международная обстановка второй империалистической войны // Большевик. 1939. № 4. С. 49–65

158

Наджафов Д. Г. Начало Второй мировой войны. О мотивах сталинского руководства при заключении пакта Молотова-Риббентропа // Война и политика, 1939–1941. М., 1999. С. 89–90

159

Год кризиса, 1938–1939: Документы и материалы. В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 258–264

160

Там же. С. 272–274, 289–291; Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась Вторая мировая война. Сокр. пер. с англ. М.,1972. С. 160–196; Севастьянов Г. Н. Европейский кризис и позиция США, 1938–1939. М., 1992. С. 177–178

161

Документы и материалы по истории советско-польских отношений (далее — ДМИСПО). Т. 7. М., 1973. С. 57–64, 66, 68, 69;

Год кризиса. Т. 1. С. 314–315, 317–319, 324–327, 335–337, 339;

Документы внешней политики СССР (далее — ДВП). Т. 22. Кн. 1. М.,1992. С. 216;

Иванов А. Г. Агрессоры и умиротворители. Гитлер, Муссолини и британская дипломатия. М., 1993. С. 158–160;

Карлей М. Д. 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны. Пер. с англ. М., 2005. С. 143–159

162

Akten zur deutschen auswaertigen Politik. Serie D. Bd.5. Baden-Baden. 1953. S. 435–441; Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938–1939. Пер. с нем. М.,1990. С. 109–112

163

Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939–1941 гг. М., 2000. С. 200–201; Чемпалов И. Н. К истории заключения германо-румынского экономического соглашения 1939 года // Новая и новейшая история. 1959. № 1. С. 147–149; Язькова А. А. Румыния накануне Второй мировой войны 1934–1939 гг. М., 1963. С. 263

164

ДМИСПО. Т. 7. С. 29–30; Год кризиса. Т. 1. С. 75–77, 79–80, 85–86, 93–94, 117, 118, 130–137, 163–164, 168–177, 191–192, 194–196, 200–201, 210, 288, 293–294, 295, 296–297, 308–310, 341–342, 350–351;

Некрич A.M. Политика английского империализма в Европе (октябрь 1938 — сентябрь 1939). М., 1955. С. 289–303;

Фомин В. Т. Агрессия фашистской Германии в Европе 1933–1939. М.,1963. С. 560–566, 571–575;

Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 112–118, 120–122, 125;

Мосли Л. Указ. соч. С. 201–218;

Кимхе Д. Несостоявшаяся битва. Пер. с англ. М., 1971. С. 42–46;

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 85–89, 109–112;

Иванов А. Г. Указ. соч. С. 153–154, 163–164;

Сиполс В. Я. Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной войны. 1939–1941. М., 1997. С. 43;

Случ С. З. Польша в политике Третьего рейха накануне Второй мировой войны // Россия-Польша-Германия в европейской и мировой политике XVI–XX вв. М., 2002. С. 326;

Карлей М. Д. Указ. соч. С. 132–135

165

Год кризиса. Т. 1. С. 355

166

ДМИСПО. Т. 7. С. 71–75, 78–80;

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. 1937–1939. В 2 т. М.,1981. Т. 2. С. 62–64

167

Известия. 1939. 4 апреля; ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 246

168

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 252–253

169

Год кризиса. Т. 1. С. 357–359

170

Там же. С. 361

171

Захариас М. Предпосылки и мотивы политики Ю. Бека в 1939 году // Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия. М., 2001. С. 219–230

172

Год кризиса. Т. 1. С. 370–372, 373–378

173

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 69–72;

Год кризиса. Т. 1. С. 379–383, 384–387, 389; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 55

174

ДМИСПО. Т. 7. С. 88–89; Год кризиса. Т. 1. С. 389–390; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 55

175

Год кризиса. Т. 1. С. 394–395

176

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 74;

Год кризиса. Т. 1. С. 399, 413–414;

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 119–127;

Карлей М. Д. Указ. соч. С. 167–183

177

Вишлев О. В. «Большая политика»: март-май 1939 года (к предыстории советско-германского договора о ненападении)//Россия и Германия. Вып. 2. М., 2001. С. 222

178

Год кризиса. Т. 1. С. 378–379; Мосли Л. Указ. соч. С. 218–221; Фомин В. Т. Указ. соч. С. 567–571

179

Год кризиса. Т. 1. С. 314–315; ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 320–321; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 57

180

Некрич A.M. Указ. соч. С. 322–401;

Сиполс В. Я. Дипломатическая борьба накануне Второй мировой войны. 2-е изд., дораб. и доп. М., 1989;

Волков СВ., Емельянов Ю. В. До и после секретных протоколов. М., 1989;

Альтернативы 1939 г. М., 1989;

Политический кризис 1939 г. и страны Центральной и Юго-Восточной Европы. М.,1989;

1939 год. Уроки истории. М.,1990;

Фляйшхауэр И. Указ. соч.;

Севостьянов Г. Н. Указ. соч. С. 136–374;

Предвоенный кризис 1939 года в документах. М., 1992;

Сиполс В. Я. Тайны дипломатические. С. 17–114;

Карлей М. Д. Указ. соч. и др.

181

Год кризиса. Т. 1. С. 424; Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 129–139

182

Фомин В. Т. Империалистическая агрессия против Польши в 1939 г. М., 1952. С. 107–109;

Гришин Я. Я. Диктатор внешней политики. Казань. 2001. С. 238–241

183

Фомин В. Т. Империалистическая агрессия против Польши… С. 109–110; Год кризиса. Т. 1. С. 498–500

184

Год кризиса. Т. 1. С. 435–436, 437–439, 441–442, 444, 448–449, 465–466; Т. 2. С. 394, прим. 111;

Дембски С. Советский Союз и вопросы польской политики равновесия в преддверии пакта Риббентропа-Молотова 1938–1939 годы // Отечественная история. 2001. № 2. С. 79–80

185

Год кризиса. Т. 1. С. 451–454

186

СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны (сентябрь 1938 г. — август 1939 г.): Документы и материалы. М., 1971. С. 396–398; Год кризиса. Т. 1. С. 461–463

187

РГВА. Ф.9. Оп. 29. Д. 493. Л. 145–154, 159, 178–179;

Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 216–219;

Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. М., 2008. С. 81–84

188

ДМИСПО. Т. 7. С. 111–112, 115–116; ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 393, 418

189

ДМИСПО. Т. 7. С. 114–115

190

Год кризиса. Т. 1. С. 496–497, 498; Т. 2. С. 112–113; Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 160–161

191

История Второй мировой войны 1939–1945 гг. В 12 т. Т. 2. М., 1974. С. 353;

Мосли Л. Указ. соч. С. 246–248;

Кимхе Д. Указ. соч. С. 55–67;

Фомин В. Т. Агрессия фашистской Германии в Европе 1933–1939. С. 595–596;

Фомин В. Т. Империалистическая агрессия против Польши в 1939 г. С. 95–100

192

История международных отношений и внешней политики СССР. Т. 2. М., 1962. С. 17

193

Некрич A.M. Указ. соч. С. 310–311;

Дембски С. Указ. соч. С. 78;

ДМИСПО. Т. 7. С. 112–114

194

Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. В 2 т. М., 1973. Т. 1. С. 132–137;

Год кризиса. Т. 1. С. 493–495;

Ушаков В. Б. Внешняя политика гитлеровской Германии. М.,1961. С. 161–164

195

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 94–95;

Год кризиса. Т. 1. С. 482–484, 508–513, 518–522;

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 155–156;

Фалин В. М. Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов. М., 2000. С. 102–103

196

Год кризиса. Т. 1. С. 523–527

197

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 427

198

ДМИСПО. Т. 7. С. 120–121

199

Там же. С. 40;

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 450–151;

Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. С. 162–163

200

Год кризиса. Т. 2. С. 5–6, 15–17, 27–28, 31–36;

Фалин В. М. Указ. соч. С. 103

201

Год кризиса. Т. 2. С. 29–30, 38–40, 45–18, 61–62, 64–67

202

Там же. С. 71–73

203

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 378

204

ДВП. Т. 22. Кн.1. С. 516;

Год кризиса. Т. 2. С. 75–80

205

Год кризиса. Т. 2. С. 80–82, 84–85, 400, прим. 135;

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 207

206

Год кризиса. Т. 2. С. 88–94, 102–105;

Фалин В. М. Указ. соч. С. 103–104

207

Сиполс В. Я. Тайны дипломатические. С. 28–29

208

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 193–198

209

Год кризиса. Т. 2. С. 117, 122–125, 134

210

Там же. С. 95–97, 127–134, 135, 147–152; Мосли Л. Указ. соч. С. 248–253; Кимхе Д. Указ. соч. С. 94–97; Севостьянов Г. Н. Указ. соч. С. 272–276; Карлей М. Д. Указ. соч. С. 236–240

211

Правда. 1939. 2 августа; Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2. С. 390;

Год кризиса. Т. 2. С. 153–154, 136–139, 141–142, 145

212

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 168

213

Год кризиса. Т. 2. С. 192–193;

Карлей М. Д. Указ. соч. С. 241–247

214

Там же. С. 169;

Челышев И. А. СССР-Франция: трудные годы 1938–1941. М., 1999. С. 131–133

215

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 386

216

Год кризиса. Т. 2. С. 153–163, 175, 177, 178–180, 182–183, 184–188, 209;

Европа в международных отношениях 1917–1939. М., 1979. С. 393–395;

Челышев И. А. Указ. соч. С. 134–141

217

Год кризиса. Т. 2. С. 163–168

218

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 318–321

219

Там же. С. 205–211;

Безыменский Л. А. «Второй Мюнхен»: замысел и результаты (из архивов Форин-офиса) // Новая и новейшая история. 1989. № 4. С. 93–110; №. 5. С. 143–160

220

Мосли Л. Указ. соч. С. 258–259, 278–282;

Некрич A.M. Указ. соч. С. 405;

Фомин В. Т. Империалистическая агрессия против Польши в 1939 г. С. 129–131

221

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 201–204

222

Безыменский Л. А. Августовское предложение Гитлера Лондону// Международная жизнь. 1989. № 8. С. 40–50

223

Белов Н. фон. Я был адъютантом Гитлера. 1937–1945 // Новая и новейшая история. 2001. № 4. С. 174;

Белов Н. фон. Я был адъютантом Гитлера. 1937–1945. Пер. с нем. Смоленск. 2003. С. 222–223

224

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 248–249;

Год кризиса. Т. 2. С. 248–250

225

Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск 1939–1942 гг. В 3 т. Т. 1. Пер. с нем. М., 1968. С. 33–40

226

Год кризиса. Т. 2. С. 250–252

227

ДМИСПО. Т. 7. С. 144–146, 160–165, 166, 176;

Год кризиса. Т. 2. С. 191–208, 210–229, 235–246, 255–269, 292–293, 294–301, 305–311, 316–318;

Мосли Л. Указ. соч. С. 299–302;

Гришин Я. Я. Указ. соч. С. 257–261;

Карлей М. Д. Указ. соч. С. 260–261;

Фомин В. Т. Указ. соч. С. 86;

Малафеев К. А. Позиция французских правящих кругов на англо-франко-советских военных переговорах 1939 года // Из истории классовой борьбы и международных отношений Новейшего времени. Рязань. 1974. С. 26–53;

Сиполс В. Я. Указ. соч. С. 76–77

228

Парсаданова B.C. Польша, Германия и СССР между 23 августа и 28 сентября 1939 года // Вопросы истории. 1997. № 7. С. 15–16

229

Год кризиса. Т. 2. С. 229–233, 269–273, 274–278, 280–291, 302–303, 304–305;

Мосли Л. Указ. соч. С. 298–302

230

Дашичев В. И. Указ. соч. Т. 1. С. 138–140, 384–385;

Вторая мировая война: Два взгляда. М., 1995. С. 89–94

231

Новая и новейшая история. 2001. № 4. С. 177;

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 294

232

Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 59–61

233

Год кризиса. Т. 2. С. 313–314

234

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 319–321

235

Год кризиса. Т. 2. С. 323–326;

Документы и материалы кануна Второй мировой войны. Т. 2. С. 336–338;

Фляйшхауэр И. Указ. соч. С. 316;

Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 64–66;

Мосли Л. Указ. соч. С. 315–321;

Некрич A.M. Указ. соч. С. 412–428;

Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Пер. с нем. Т. 1. М., 1956. С. 81–86; Т.2. М., 1958. С. 10–13, 20

236

ДВП. Т. 22. Кн. 1. С. 669;

Год кризиса. Т. 2. С. 327–328;

Сиполс В. Я. Указ. соч. С. 112–113

237

Фомин В. Т. Империалистическая агрессия против Польши… С. 141–148;

Мосли Л. Указ. соч. С. 329;

Кимхе Д. Указ. соч. С. 117–128

238

Мосли Л. Указ. соч. С. 329

239

Фомин В. Т. Империалистическая агрессия против Польши… С. 135

240

Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 79

241

Год кризиса. Т. 2. С. 338;

Мосли Л. Указ. соч. С. 322–347;

Кимхе Д. Указ. соч. С. 129–140

242

Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 83–84

243

Год кризиса. Т. 2. С. 339–344, 354–355;

Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 1. С. 84–86;

Фомин В. Т. Указ. соч. С. 148–152, 154–155;

Гришин Я. Я. Указ. соч. С. 264