Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, заключенный 23 августа 1939 г., оказался одним из немногих, если не единственным «персонифицированным» историческим документом из новейшей истории Европы, крепко связанным в сознании жителей большинства западных стран с именами Гитлера и Сталина, хотя их подписей на этих бумагах и нет, если не считать автографа советского руководителя на одной из карт.

В немецкой печати можно встретить самые разные оценки этого договора. Некоторые, например, считают, что пакт о ненападении свидетельствует о «дружбе» или «идейной близости» между Гитлером и Сталиным. Причем, книги с такого рода «научными» интерпретациями свободно печатаются в современной России без соответствующего критического комментария. Очень распространена точка зрения, в соответствии с которой подписание этого договора и стало причиной Второй мировой войны. Следует, правда, признать, что серьезные историки в Германии не позволяют таких упрощенных подходов, однако и «несерьезных» авторов также хватает.

Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом какое-то время на Западе, в том числе и в ФРГ, предпочитали называть пактом Молотова-Риббентропа, а теперь уже по большей части его упоминают как пакт Гитлера-Сталина. Современных читателей уводят от конкретного содержания этого договора и конкретных исторических условий, в которых он заключался. При этом акцент делается на то, что это был пакт, заключенный «двумя диктаторами». Такой точки зрения придерживался, к примеру, популярный британский историк Алан Буллок, считавший, что подобного рода соглашение было возможно только между двумя правителями, которые ни перед кем не отчитывались при принятии важный решений. Не удивительно, что журнал «Der Spiegel» в нескольких своих номерах напечатал значительные выдержки из книги «Гитлер и Сталин» этого автора.

Такой же договор Германии с Польшей, заключенный в 1934 г., никому не приходит в голову называть «пактом Гитлера-Пилсудского», а Мюнхенский договор не содержит никаких ссылок на позорную роль Великобритании и Франции в этом деле. Кстати о диктатурах. Журнал «Der Spiegel» приводит данные проведенного Институтом Гэллапа накануне Второй мировой войны опроса общественного мнения Великобритании. По результатам исследования, 92 % граждан этой страны выступали за заключение военного союза с Советской Россией[452], чего правительство консерваторов под руководством Невилла Чемберлена долгое время предпочитало не замечать.

Договор о ненападении между Германией и Советской Россией достаточно активно обсуждается не только историками и средствами массовой информации. Недавно депутаты Бундестага решили со своей стороны каким-то образом откликнуться на приближающийся 70-летний юбилей этого соглашения.

Не обошлось в Германии и без неприятного конфуза. Осенью прошлого года, когда конфликт на южном Кавказе достаточно неожиданно актуализировал весь корпус международно-правовых соглашений в новейшей истории Европы, во время одной из многочисленных дискуссий на телевидении по поводу только что закончившегося военного конфликта член партии «зеленых» и эксперт по России Мариелуизе Бек перепутала в своем выступлении два договора — Брест-Литовский мирный договор и Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом.

В ходе этой дискуссии на втором канале германского телевидения фрау Бек не совсем поняла своего собеседника, говорившего как раз о Брест-Литовском договоре, по которому, напомним, под давлением Германии были отторгнуты от Советской России огромные территории. Судя по всему, депутату бундестага просто необходимо было как «эксперту по России» дать событиям соответствующую «политически корректную» оценку. Она намеревалась в привычном для многих немецких политиков и историков стиле привести «последний и неопровержимый» аргумент о империалистической направленности политики России. Для этого ей и нужно было упоминание пакта Гитлера-Сталина.

Ошибка депутата парламента и эксперта по России была бессознательной оговоркой «почти по Фрейду». Дело в том, что Брест-Литовский договор табуизирован в немецком общественном сознании. Договор был навязан кайзеровской Германией молодой Советской республике. Это был по-настоящему грабительский договор. Немцы цинично воспользовались слабостью России и вынудили ее согласиться на заведомо неприемлемые условия. Потери России в результате Первой мировой войны по условиям именно этого договора были чудовищны. При этом следует иметь в виду, что Германия и не думала предоставлять независимость отторгнутым у России обширным территориям. Берлин все хотел получить под свой контроль — и Финляндию, и Прибалтику, и Украину, и Белоруссию. Гитлеру, кстати, очень не нравился Версальский договор, но он был в восторге от Брест-Литовского.

Гитлера, как известно, в Брест-Литовске не было. Это очень неприятный факт для тех немецких историков, которые занимаются «политкорректной» интерпретацией своей истории. Им неприятно вспоминать о том, что у императора Вильгельма II и его генштаба были в отношении России почти такие же планы, как и у Гитлера.

Журнал «Der Spiegel» сообщил своим читателям в конце прошлого года, что американский политолог Збигнев Бржезинский сравнил действия России на Южном Кавказе с нападением Советского Союза на Финляндию. «Таким образом, — продолжает немецкий журнал, — конфликт России с Грузией превратился в конфликт между Россией и Западом»[453].

Министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский намеренно сравнил планы строительства газопровода «Северный поток» с пактом Гитлера-Сталина. «Польша, — заявил Сикорский, — особенно чувствительна в отношении всякого рода коридоров и договоренностей, заключаемых через ее голову. Это традиция Локарно. Это традиция Молотова-Риббентропа»[454]. Сикорский также добавил, что позиция канцлера Меркель, не желающей препятствовать строительству газопровода, подрывает основу «общеевропейской внутренней и внешней политики».

Большая группа современных немецких историков пытается представить дело таким образом, что подписание договора о ненападении между Германией и Советским Союзом 23 августа 1939 г. и стало основной причиной Второй мировой войны, в результате которой погибли десятки миллионов людей. Этот тезис настойчиво и не безуспешно пытаются внедрить в сознание немцев в том числе даже самые независимые и бравирующие своим критическим отношением к власти средства массовой информации Германии.

Дело в том, что толкование истории затрагивает весьма чувствительную область современного общества, его так называемое «национальное самосознание», структурными элементами которого могут служить не только исторические факты, но и всякого рода мифы и «политически корректные» интерпретации событий прошлого.

Среди современных немецких историков широкое распространение получил термин «историческая политика» или «политика в области истории» («Geschichtspolitik»), который указывает на то, как государство, в том числе и самые хваленые демократии, заинтересованы в том, чтобы быть, по мере возможности, единственной высшей инстанцией при толковании исторических событий. При этом история используются как эффективное средство политической борьбы для легитимации или намеренного осуждения прошедших событий.

Немецкий историк Эдгар Вольфрум (Wolfrum), например, считает, что во время Веймарской республики шла настоящая «гражданская война за воспоминания», основными темами которой были такие термины как «удар кинжалом в спину», активно использовавшийся в том числе и Адольфом Гитлером для дискредитации Веймарской республики. По мнению того же Вольфрума, немецкие историки во время Третьего рейха активно поддерживали власть и, по сути дела, являлись поставщиками «духовных боеприпасов» для национал-социалистов. Следует добавить, что все историки времен Третьего рейха сохранили свои места и в ФРГ.

Многим в Германии не нравится тот факт, что Советский Союз оказался победителем в борьбе против нацистской Германии. Так, например, газета «Die Welt» сокрушается по поводу того, что в 2005 г. тогдашний канцлер Германии отмечал в Москве «окончание Второй мировой войны» и «ни словом не обмолвился о пакте Гитлера-Сталина». «Этот пакт, — возмущенно продолжает газета, — не только закрепил раздел Польши между двумя тоталитарными державами XX века, но и вообще открыл национал-социалистической Германии путь к проведению войны на уничтожение»[455].

Так называемый «спор историков», начавшийся в Германии более двадцати лет назад, продолжается и по сей день. По сути дела, этот спор не является собственно спором историков — это жесткая политическая полемика по поводу недавней немецкой истории и ее последствий для национального самосознания современных немцев. Положивший начало этой полемике немецкий историк Эрнст Нольте продолжает отстаивать тезис о том, что «изначальное» зло — это большевистский режим в России, а национал-социализм был якобы только вынужденным ответом на этот исторический вызов.

Важно помнить, что полемика по поводу новейшей германской истории началась 8 июня 1986 г. с публикации статьи Нольте под названием «Прошлое, которое не проходит» в газете «Frankfurter Allgemeine Zeitung». Все эти жаркие споры проходят преимущественно на страницах газет и журналов, а также на телевидении. Таким образом, это не академическая дискуссия, а целенаправленная обработка общественного мнения страны с определенных политических позиций.

Сам инициатор «спора историков» Эрнст Нольте (Nolte) очень часто прибегает к отнюдь не научным аргументам, он намеренно пытается воздействовать на эмоции своих читателей, а не на их разум. Нольте полагает, что Гитлер был напуган пытками с использованием голодных крыс, которые, как он считает, применялись на Лубянке в годы Гражданской войны в России, и вообще он очень боялся какого-то «китайского ЧК». Именно поэтому он якобы и начал войну на уничтожение против Советской России. Действительно, Гитлер, узнав о капитуляции под Сталинградом командующего 6-й армией фон Паулюса, упоминает «клетку с крысами». Он сказал тогда, что фон Паулюса теперь повезут на Лубянку, испугают его голодными крысами и он «все подпишет». Однако из всего этого вовсе не следует, что Гитлер «испугался» и только поэтому напал на Советский Союз.

До сих пор многие исследователи ломают голову над тем, почему Нольте постоянно ссылается на какое-то мифическое «китайское ЧК». Некоторые историки даже проводили специальные исследования и пытались выяснить, сколько же этнических китайцев работало в Чрезвычайной комиссии. Однако, эта загадка не является такой уж неразрешимой, если вспомнить, к примеру, что Томас Манн умышленно называл евреев «киргизами», чтобы не прослыть антисемитом.

Анализируя причины и последствия договора о ненападении между Германией и Советским Союзом Нольте отмечает, что Гитлер, по его мнению, был больше «реалполитиком», нежели антикоммунистом. Действительно, завоевание «жизненного пространства» в России стало для фюрера германской нации в какой-то момент более важной задачей, чем физическое истребление евреев. Не случайно 22 августа 1939 г., то есть за день до подписания пакта о ненападении, Гитлер пригласил к себе в альпийскую резиденцию руководство вооруженных сил. Глядя на гору Унтерсберг, где по легенде ждал своего часа и великой битвы призрак Фридриха I Барбаросса, фюрер призвал своих офицеров «закрыть сердца для сострадания» и подготовиться к «жесточайшим действиям».

Готовя нападение на Польшу, Гитлер все время не терял из виду предстоящую войну с Советской Россией. Как справедливо замечает наиболее авторитетный немецкий историк Себастьян Хаффнер, Гитлер после окончания Первой мировой войны пришел к выводу, что Россия показала себя слабой в военном отношении и была побеждена. То есть она, как полагал фюрер немецкой нации, может быть побеждена также и в будущем. Именно поэтому Гитлер и говорит в «Майн кампф» об «указующем персте» в сторону России — этого «колосса на глиняных ногах», готового «рассыпаться в прах». «Конец еврейского владычества в России, — поучал Гитлер, — будет также концом России как государства». Таковы были последствия в том числе политического и дипломатического поражения Советской России, зафиксированные в статьях Брест-Литовского договора.

Нольте, как и многие другие немецкие историки ревизионистского направления, считает, что Советский Союз «открыл путь Германии к началу войны против Польши». «Это был, — продолжает Нольте, — пакт войны». Распространенность подобной точки зрения на Западе не делает, однако, этот тезис более убедительным. Но германский историк на этом не останавливается. «Это был пакт раздела, — продолжает он. — Это был пакт уничтожения». Нольте характеризует этот договор — пакт войны, пакт раздела и пакт уничтожения — как не имеющий параллелей в истории XIX и XX веков.

Здесь уместно было бы вспомнить, что Советский Союз не был приглашен в Мюнхен, где Великобритания и Франция заключили одностороннюю сделку с Гитлером. Черчилль справедливо заметил, что тогда все сделали вид, что Советский Союз вообще не существует, и за это пришлось тому же Западу заплатить дорогую цену. Нольте умышленно замалчивает тот факт, что 17 апреля 1939 г. Советский Союз еще раз выступил с предложением в адрес Великобритании и Франции о создании большой антигитлеровской коалиции. Даже консервативные британские военные круги поддержали эту идею.

Конечно, и Германия, и Советский Союз считали Версальский договор несправедливым, но это вовсе не означает, что эти две страны были друг на друга похожи. Гитлер, кстати, был далек от этого мнения, хотя и отмечал, что с приходом к власти Сталина Советская Россия становится «менее интернациональной» более «национальной», то есть больше думает об укреплении собственного государства, чем о мировой революции.

Советский Союз, конечно же, не планировал никакой войны на уничтожение, тогда как для Гитлера это было главной целью его жизни. При этом нельзя не заметить, что формулировка: «…в случае территориально-политического переустройства», содержащаяся в секретном протоколе, не предполагает, что именно Советский Союз начнет эти военные действия. Скорее советское руководство так интерпретировало это положение — если дело дойдет до военного конфликта в Европе, то в таком случае Москва будет претендовать на присоединение тех территорий, которые были отторгнуты у России в результате Первой мировой войны и будет вынуждена сделать это в интересах обеспечения своей собственной безопасности. Кстати говоря, Прибалтийскими государствами в это время были заключены с Советским Союзом военные соглашения.

Известно, что Гитлер сразу после нападения на Советский Союз признался итальянскому дуче, что сотрудничество с Россией очень удручало его, а после разрыва договора о ненападении он испытал огромную радость и «испустил вздох облегчения». «Я счастлив, что теперь эти душевные страдания закончились»[456]. Гитлер был в восторге от того, как англичане и французы, пытаясь натравить Германию на Россию, откровенно саботировали заключение договора о европейской безопасности, и это обстоятельство фюрер немецкого народа успешно использовал в своих интересах.

Великобритания и Соединенные Штаты по праву считали себя в этой ситуации третьей радующейся стороной. В Лондоне были хорошо информированы о ведущихся с начала 1939 г. переговорах между Германией и Советским Союзом. Германский атташе в Москве Ганс Херварт фон Биттенфельд (Bittenfeld) своевременно проинформировал об этом как англичан, так и французов. Самую подробную информацию о переговорах в Кремле он сразу же передал сотруднику MI6 Фитцрою Макклину (MacClean). Сам бывший атташе долго не признавался в совершении этого, с точки зрения многих своих коллег, «предательства». Только когда американский дипломат и бывший посол в Москве Чарльз Болен (Bohlen) издал в 1980 г. свои мемуары, в которых он упомянул о том, что молодой немец «Джонни» регулярно сообщал ему о переговорах между Германией и Советской Россией, об этом стало известно. По словам Херварта, американцы серьезно восприняли его предупреждения, и он надеялся на то, что они смогут повлиять на англичан и убедить их в большой опасности и пагубности проводимой по отношению к гитлеровской Германии политики «умиротворения». В министерстве иностранных дел Германии быстро вычислили, кем же был на самом деле этот «Джонни». Сделать это было не трудно, так как многие коллеги его так и называли. Однако, вопреки традиции этого ведомства, Херварта не заклеймили как предателя. В определенной мере это объяснялось тем, что он был достаточно тесно связан с графом фон дер Штауфенбергом — организатором покушения на Гитлера, совершенного 20 июля 1944 г. Кроме того, американцы очень активно позаботились о том, чтобы у их доверенного лица не возникли дополнительные проблемы.

Говоря о пакте о ненападении между Германией и Советским Союзом, следует иметь в виду, что Польша еще в самом начале 1934 г., то есть почти сразу после прихода нацистов к власти, заключила договор о ненападении с Германией. Но почему-то никто его не называет «пактом Гитлера-Пилсудского», хотя оснований для этого более чем достаточно. Помимо этого, Польша также подписала отдельное соглашение с министерством пропаганды Геббельса об отказе от враждебных по содержанию публикаций в печати, а также программ на радио и кинофильмов. Вообще можно говорить о том, что у Польши с гитлеровской Германией с 1934 по 1938 г. существовали очень тесные «партнерские отношения».

Было бы сильным преувеличением считать довоенную Польшу Пилсудского и «полковников-кавалеристов», пришедших ему на смену, демократическим государством. Но не это главное. Польша, как и Германия, ощущала себя в то время «государством без пространства», то есть ее внешняя политика была ориентирована на расширение своей территории в первую очередь на востоке, то есть за счет Советской России. Польша, получив по Версальскому договору территории императорской Германии и Российской империи, стала очень серьезно ставить вопрос о предоставлении ей именно на этом основании бывших колониальных владений Германии. Кроме того, поляки хотели полностью избавиться от своих сограждан еврейской национальности и переселить их, к примеру, на Мадагаскар, предварительно их в буквальном смысле ограбив. Как это ни странно, все эти предложения находили поддержку у покровителей Польши на международной арене. Сейчас трудно поверить в то, что колониальные державы, в первую очередь Англия, признавали — по крайней мере на словах — «обоснованность» польских требований и их колониальные претензии. Но это, конечно же, совсем не означало, что они были готовы выполнить все требования Польши.

Полковник Бек и другие члены польской военной хунты мало чем отличались от Пилсудского, а Бека вообще в Европе считали алкоголиком и хвастуном. Более того, полковника Бека недолюбливали и французы, заставившие его покинуть Францию, где он работал в качестве военного атташе, но имел слишком тесные отношения с блондинкой, работавшей на немецкую разведку.

Однако у полковника Бека было весьма сильное преимущество перед своими коллегами внутри страны. Перед своей смертью Пилсудский принял только Бека, и тем самым в определенной мере сделал его хранителем своего политического завещания.

Журнал «Der Spiegel» называет Польшу того времени «банановой республикой». Эта «банановая республика» по-своему пыталась решить и «еврейскую проблему» в своем государстве. Так, в декабре 1938 г. 117 депутатов сейма, то есть больше четверти от общего числа парламентариев, подписали заявление о необходимости скорейшего решения еврейского вопроса. По сообщениям газет того времени, депутаты сейма требовали радикального сокращения количества евреев в Польше. В Польше в это время проживали 3 миллиона евреев, что составляло около 10 % от общего населения этой страны. Польское правительство также последовательно проводило в это время политику, направленную на ущемление прав евреев в экономической, социальной и культурной областях.

В 1937 г. польская делегация, посетила Мадагаскар, который тогда находился под управлением Франции. Главная задача этой поездки состояла в том, чтобы посмотреть, насколько этот остров подходит для принудительной эвакуации туда польских евреев. В декабре того же года министр иностранных дел Польши полковник Йозеф Бек обсуждал этот вопрос со своим французским коллегой Ивоном Дельбосом. Французская сторона проявила на переговорах сдержанное понимание данного вопроса. Вопрос о Мадагаскаре полковник Бек обсуждал также и с министром иностранных дел Италии Чиано, который недвусмысленно поддерживал претензии Польши на колониальные владения в Африке за счет уступок Франции.

Англичане также готовы были выполнить большое количество требований поляков. Они согласились ежегодно разрешать эвакуацию в Палестину 50 тысяч евреев. Поляки выторговали для себя еще одно преимущество — богатые евреи, покидающие Польшу, должны были оставлять 80 % стоимости своего имущества в специально созданной для этой цели компании. Оставшиеся 20 % рассматривались как своего рода плата за возможность выехать из Польши. Размещенную в специальном фонде сумму можно было получить только в случае погашения «долга» перед польским правительством. Для этого надо было направлять в Польшу природные ископаемые из колониальных стран, а также другие ценные товары. По иронии судьбы Польша вскоре после нападения германских войск сама станет резервацией для евреев и других представителей «низших рас», в том числе и самих поляков.

В 1936 г. при поддержке правительства и католической церкви поляки успешно провели экономический бойкот, направленный против еврейского населения страны. Общественное мнение и правая пресса сурово осуждали тех поляков, которые не принимали участие в этих мероприятиях.

Центрами антисемитизма стали к середине 30-х гг. польские университеты. Студенческие организации выступали за введение принципа numeras clausus — то есть за количественное ограничение еврейских студентов. В результате этой борьбы аудитории в польских университетах были разделены на христианские и иудейские. За несколько лет польским властям удалось сократить процент еврейских студентов с 20 до 9,9. Отмечались также случаи еврейских погромов, в которых активно участвовала польская католическая молодежь. По данным польских газет того времени, в период с 1935 по 1936 г. еврейские погромы были отмечены в 150 польских городах. Их жертвами, по официальным данным, стали сотни евреев.

Однако, всех этих достаточно упрямых фактов недостаточно для бывшего министра иностранных дел Польши и к тому же историка Владислава Бартошевского. Корреспондент журнала «Der Spiegel» спросил его о том, не было ли в Польше накануне Второй мировой войны сторонников «этнических чисток». Очевидно, что речь в данном случае идет о гражданах Польши еврейской национальности. Ничтоже сумняшеся, Бартошевский заявляет, что это были только члены «фашистской партии», которая была в Польше запрещена. Для бывшего министра такое заявление еще простительно, но он представляет себя еще и историком. Или он просто защищает честь мундира полковника Бека?

Кстати, уже после окончания Второй мировой войны антисемитские настроения в Польше только усилились. Даже примас польской католической церкви Стефан Вышинский недвусмысленно посоветовал тогда польским евреям перебраться в Палестину, о чем и сообщила своим читателям немецкая «Frankfurter Allgemeine Zeitung»[457].

Этническую «зачистку территории» (Flurreinigung) Польши после ее оккупации проводили подразделения СС. Рейхсфюрер CC Гиммлер специально информировал по этому вопросу генерал-квартирмейстера Вагнера. Зачистка должна была начаться сразу после вывода регулярных войск и после передачи властных полномочий новым немецким гражданским институтам. Единственное, что останавливало немцев от самого радикального решения этнического вопроса — это возможная реакция на такого рода события со стороны мировой и в первую очередь британской общественности.

Пилсудский, заключая с Гитлером договор о ненападении, с усмешкой заявил, что теперь Польша будет «не закуской в меню Германии, а десертом», то есть последним блюдом. Пилсудский, отмечает журнал «Der Spiegel», был старым рубакой и искренне ненавидел Россию. Но он также ненавидел и демократию, а разогнанный им парламент (сейм) он просто назвал «борделем» (Hurenhaus).

Вообще заключение договора о ненападении с Советской Россией было для Гитлера исключительно неприятной необходимостью. Он даже не скрывал своих чувств от тех людей, с которыми встречался в те дни. Так, в беседе с известным швейцарским дипломатом, историком и комиссаром Лиги Наций в Данциге Карлом Буркхардтом (Burckhardt) фюрер, в частности, отметил: «Все, что я делаю, направлено против России. Если Запад слишком глуп или слишком слеп для того, чтобы это понять, то я буду вынужден заключить соглашение с русскими, развернуться и нанести удар по Западу, а после его поражения развернуться и, объединив мои возможности, напасть на Россию. Мне нужна также Украина, и тогда никто не сможет заставить нас голодать, как это было во время последней войны».

В августе того же года Гитлер еще раз встретился в своей альпийской резиденции с Буркхардтом и еще раз подчеркнул в разговоре с ним: «Мне ничего не нужно от Запада, ни сегодня, ни завтра… Но я должен иметь свободу рук на Востоке».

Хорошо известно, сообщает журнал «Der Spiegel», что полковник Бек в начале 1939 г. посетил Гитлера в Оберзальцберге, который предложил тогда Польше вместе напасть на Советский Союз, захватить Украину и поделить ее между собой. Условием для этого фюрер назвал передачу Данцига под полную юрисдикцию Германии. Второе условие — это решение вопроса с так называемым «польским коридором». Гитлер сказал Беку: «Германии нужен коридор через коридор», то есть Германии нужна экстерриториальная автомобильная и железная дорога, которая бы связала Берлин и Восточную Пруссию. 26 марта 1939 г., сразу после захвата немцами Мемеля (Клайпеды) полковник Бек заявил германскому послу Гансу-Адольфу фон Мольтке: «Если Гитлер прикоснется к Данцигу, то это будет война». И добавил: «Мы не чехи».

Когда фюреру сообщили о реакции поляков, у него случился приступ бешенства, он был вне себя от ярости. В этот момент его увидел адмирал Канарис, который еще долго после этого не мог прийти в себя и все время повторял, обращаясь к своему подчиненному: «Он сумасшедший, он сумасшедший, ты понимаешь это…».

В самый разгар «спора историков» в Германии журнал «Der Spiegel»[458] посвятил довольно большую статью В. Молотову. Естественно, автор не мог обойти вниманием и Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом. «Его подпись, — подчеркивает автор, — стоит под печально известным альянсом с Гитлером, открывшем дорогу ко Второй мировой войне и разделу Польши». Получается, что именно подписание этого документа и стало причиной начала боевых действий в Европе. Автор статьи почти слово в слово повторяет оценку этого договора Нольте, хотя, вроде бы, журнал «Der Spiegel» и не должен представлять это политическое направление. При этом можно не упоминать, что Гитлер задолго до этого принял решение о захвате обширных территорий на востоке «для германского плуга» при помощи, разумеется, «германского штыка».

Журнал приводит высказывание Молотова о главе внешнеполитического ведомства Третьего рейха того времени фон Риббентропе: «Мы были весьма довольны, когда на основании его болтовни мы поняли, что это не очень умный человек». Это, конечно же, забавно, так как хорошо известно, что немцы во время посещения Молотовым Берлина в ноябре 1940 г. почти открыто потешались над неуклюжестью и отсутствием светских манер у некоторых членов советской делегации.

Во время этого визита Молотов встречался также с государственным секретарем министерства иностранных дел Германии фон Вайцзеккером, отцом будущего президента ФРГ. Молотов произвел на фон Вайцзеккера хорошее впечатление. «Для нас также необходимо успокоение на востоке, поскольку летом здесь стало модным желать войны с русскими и рассматривать ее как необходимость». Это означает, что даже в руководстве внешнеполитического ведомства в 1940 г. еще не были известны планы фюрера относительно нападения на Советский Союз, однако сама идея нападения на Советский Союз стала уже популярной в обществе. Можно напомнить, что, в отличие от агрессии против Польши, военные действия против Советской России были начаты без специальной пропагандистской подготовки.

«Der Spiegel» обращает внимание своих читателей, что фон Вайцзеккер тогда же пришел к выводу о том, что Советскую Россию следует еще менее опасаться, чем это было в случае с Российском империей. Это также интересное замечание. Не следует ли из этого, что государственному секретарю и одному из самых информированных людей в стране совершенно ничего не было известно о подготовке Россией так называемой «превентивной войны» против Германии?

В начале 2005 г. журнал «Der Spiegel» посвящает серию статей так называемым «молниеносным войнам» Германии. Иначе военные операции Третьего рейха против Польши и Франции и назвать нельзя. Напомним, что Польша была завоевана за 37 дней, а Франция с ее хваленой армией — за 42 дня.

Говоря об оккупированной немцами части Польши, журнал «Der Spiegel» замечает, что эта часть страны была низведена «до уровня генерал-губернаторства». Некоторые немецкие авторы еще при этом добавляют — «как это было при царской России». На первый взгляд, все это соответствует историческим фактам. Но автор не говорит, для чего было создано это «генерал-губернаторство». А создано оно было как резервация для «расово-неполноценного» населения, то есть для славян, евреев, цыган и т. д. Немцы тщательного планировали физическое уничтожение людей на оккупированных ими территориях. Одних людей при этом убивали, других же обрекали на смерть в ближайшем будущем, то есть лишали медицинского обслуживания и полноценного питания. В этом была суть «негативной демографической политики», как ее достаточно точно назвала Ханна Арендт. Позднее все «неполноценные» в расовом отношении люди, включая всех поляков, подлежали уничтожению. Уже в 1942 г. Гиммлер издал распоряжение о «полной германизации» территории генерал-губернаторства. Это означало физическое истребление всего населения Польши, за исключением, конечно же, так называемых «фолькс-дойче», то есть тех, кто мог доказать свое «арийское» происхождение.

Несколько лет назад между Италией и ФРГ произошел скандал, вызванный отказом немецкого издательства «С. Н. Веск» напечатать книгу известного итальянского медиевиста Луччьяно Канфоры (Canfora) под названием «Краткая история демократии», посвященную актуальным вопросам современного государственного устройства. Главный редактор объяснил отказ напечатать книгу итальянского историка своим собственным «ответственным отношением к историческим фактам».

Главный редактор издательства Детлиф Фелькен (Felken) привлек для рецензирования рукописи немецкого историка Ганса Ульриха Велера (Wehler). Велеру больше всего не понравилось то, как Канфора представил договор о ненападении между Германией и Советской Россией. Аргументов немецкий историк, правда, не привел — он просто назвал позицию Канфоры по этому вопросу «возмутительной». Велеру, кроме того, не понравилось, как Канфора пытается «обелить» Сталина. Историк из Билефельда особо подчеркнул, что подход Канфоры представляет собой «не только крайне догматичное представление событий истории, но еще и настолько глупое, что оно вообще не может претендовать на то, чтобы иметь место в западной исторической науке». Велер, как сообщает мюнхенская газета «Sueddeutsche Zeitung», назвал книгу итальянского историка «коммунистическим памфлетом»[459].

Велер сам является автором четырехтомной «Истории германского общества». При чтении его книги иногда создается впечатление, что он достаточно избирательно подходит к фактам истории своей страны, а некоторые предпочитает просто обходить стороной.

К этому времени книга Канфоры уже была издана в Италии, Франции и Испании. В Италии, как и во многих других странах, мало кто сомневается в компетентности Канфоры как историка. Не всем немцам, конечно же, нравится, когда итальянский историк говорит о том, что система власти в Федеративной Республике Германии при Аденауэре была основана «на духе реваншизма, если не неприкрытого нацизма». Газета «Sueddeutsche Zeitung», конечно же поддерживает и Велера и Фелькена и настаивает на том, что такая книга не может быть издана в серии «Построение Европы». Однако автор этого проекта Жак Легофф (Le Goff) придерживался на этот счет совершенно иной точки зрения и настаивал на публикации этой книги в Германии.

Реакция Канфоры не заставила себя долго ждать. Он просто назвал вещи своими именами. По его мнению, позиция издательства «С. Н. Веск» — это чистой воды цензура, а такого рода запреты явно не способствуют укреплению культурных связей между Италией и Германией. Итальянский историк высказал предположение, что отклонившее его книгу издательство получило на этот счет указание свыше. «Я не знаю, есть ли у издательства «Beck» контакты с политиками — однако я думаю, что это очень возможно».

«Мы знаем, — пишет итальянский историк, — что русские чувствовали себя обманутыми перед лицом того, как умышленно непоследовательно англичане и французы вели переговоры. Они повторили решение Брест-Литовска, так сказать, в совершенно иной политической ситуации, выведя себя из надвигающейся войны, как они раньше вышли из антиимпериалистической войны. С течением времени, — продолжает автор, распространился миф о «разделе» Польши между Гитлером и Сталиным, как о еще одном эпизоде в длинной череде разделов. Однако правда состоит в том, что Польша в 1938–1939 гг. была истерически антисоветской, но сговорчивой в отношении гитлеровской Германии, ориентируясь на которую министр иностранных дел Польши Бек определял свое поведение (включая выход 11 августа 1939 г. из Лиги Наций). После Мюнхенского соглашения, заключенного в сентябре 1938 г., Польша приняла участие в разделе аннексированной Чехословакии и получила свою долю добычи в виде района Тешин».

Политику Польши накануне подписания германо-советского договора следующим образом описал авторитетный западный специалист по восточной Европе Хью Сетон-Уотсон в своей книге «Восточная Европа между войнами, 1918–1941» (1945). «Уверенные в своем контроле над армией и полицией, «тонко» натравливая друг на друга различные оппозиционные группировки, главари режима молились и желали того, чтобы этот кризис продлился как можно дольше, и в это время они понемногу готовились как внутри страны, так и вдоль своих границ». «Со своей стороны, — продолжает автор, — Советский Союз за счет этого договора вновь получил те территории, которые потерял по условиям того мира, который был ему навязан в 1918 г. Германией (эти потери не были исправлены Версальским договором)».

Главный редактор польского журнала «Политика» Адам Кржеминский (Krzeminski) был срочно призван для полного развенчания позиции Канфора, и его статью напечатали многие немецкие издания. Больше всего польского журналиста возмущает то, что итальянский историк не упоминает так называемого «секретного протокола». Однако это не совсем точно. Канфора как раз и говорит о том, что Советский Союз вернул себе те территории, которые у него были отторгнуты после окончания Первой мировой войны. Показательно, что сам Кржеминский обходит стороной вопрос о договоре о ненападении между Германией и Польшей. «Фелькен, — заявляет польский журналист, — абсолютно прав, называя приведенный выше пассаж из книги Канфоры «скандальным»». Конечно, здесь и речи быть не может о какой бы то ни было научной дискуссии. По сути, это попытка дискредитировать итальянского автора в назидание другим.

Некоторые немецкие историки также упрекают Канфору в том, то он ничего не сказал в своей книге о Катыни. Но можно было бы задать им самим вопрос, а почему они так мало пишут о трагедии в Быдгоще. В немецкой традиции эти события принято называть бромбергским «Кровавым воскресеньем», когда поляки жестоко расправились со своими соседями-немцами. Все это произошло 3 сентября 1939 г. Число жертв среди немецкого населения этого города по разным данным доходило до 5 тысяч человек. И это были нe военные, как в Катыни, а простые немцы, в том числе женщины и дети. Ответные действия зондеркоманд и вермахта были не менее жестокими, а число казненных поляков составило несколько тысяч. О точных данных говорить сложно, так как у немцев и у поляков совершенно разный взгляд на это «кровавое воскресенье».

Поляки в настоящее время активно продвигают тезис о том, что события в Бромберге были спровоцированы германскими диверсионными отрядами. Однако немецкий историк и уроженец Бромберга Хуго Расмус (Rasmus) уверен в том, что попытка представить то, что произошло в этом городе как «диверсию» вермахта не выдерживает никакой критики и представляет собой нечто похожее на немецкую легенду об «ударе ножом в спину» времен Первой мировой войны. Кстати, в польских учебниках действия «групп обороны» города Быдгощ представлены как «замечательный» пример проявления любви к своему отечеству.

Еще один пример селективного отношения к историческим событиям — освещение историками и журналистами массового убийства поляками евреев в Едбавне. Этот город был расположен в той части Польши, куда 17 сентября 1939 г. вошли советские войска. Исследователи говорят о том, что некоторые евреи из числа жителей города активно сотрудничали с советскими властями, что вызывало ненависть среди польского населения. Охота поляков за евреями велась уже с июля 1939 г. Однако ситуация обострилась, после нападения Германии на Советский Союз.

Сначала поляки убивали евреев в Едбавне и его окрестностях по одиночке — били палками, забивали камнями, отрубали головы, оскверняли трупы. 10 июля 1941 г. поляки собрали около 40 человек из числа оставшихся в живых евреев на центральной площади города. Им было приказано разбить установленный там памятник В. И. Ленину. Затем евреев заставили под пение советских песен вынести за город обломки этого памятника, которые были затем захоронены на еврейском кладбище. Во главе этой траурной колонны шел местный раввин. После этого всех этих евреев, в том числе женщин и детей, завели в пустой амбар, хладнокровно расстреляли, а тела закопали там же. Однако этим дело не ограничилось. К вечеру в этот амбар согнали остальных евреев из числа жителей Едбавне, включая женщин и детей, и сожгли их заживо. Общее количество жертв составило не менее 1600 человек.

Вообще консервативные круги в Польше делают немало усилий для того, чтобы представить Польшу в глазах мирового общественного мнения как страну «героев и жертв». События в Быдгоще и Едбавне плохо вписываются в эту искусственно создаваемую конструкцию.

В Катыни жертвами стали преимущественно военнопленные и приказ о их уничтожении был отдан сверху, это не была инициатива рядовых красноармейцев. Впрочем, и в отношении событий в Катыни еще немало вопросов. Не совсем ясно, почему там использовались немецкие боеприпасы. Кстати, данные о количестве жертв в немецких средствах массовой информации и книгах историков приводятся самые разные. Так, по мнению авторитетной газеты «Frankfurter Allgemeine Zeitung» речь идет о 4500 убитых польских военнослужащих. В других изданиях упоминается цифра 20, а бывший президент Польши Квасневский говорил о 22 тысячах.

Американский исследователь польского происхождения Ян Томаш Гросс, написавший книгу о событиях в Едбавне, подвергся яростным нападкам со стороны польских правых разного политического спектра. По слухам, уважаемый профессор после публикации книги предпочитает не появляться в Польше и предпочитает жить и работать в США. Кстати, книга Гросса «Соседи. Уничтожение еврейской общины в Едбавне, Польша» была опубликована в Польше только в 2000 г.

10 июля 2001 г. польские власти попытались провести траурную церемонию у нового памятника жертвам погромов в Едбавне. Местное население бойкотировало это мероприятие, на котором с покаянной речью выступил тогдашний президент Польши Квасневский. Оригинальным образом протестовали против этой церемонии и представители польского духовенства — они приказали звонить во все церковные колокола, чтобы таким образом помешать выступавшим. Католические священники в Едбавне, как указывает газета «Die Welt» настоятельно рекомендовали своей пастве не отвечать на вопросы журналистов, так как, по их мнению, «это может навредить Польше»[460].

Новый памятник жертвам погрома в Едбавне стыдливо умалчивает о преступниках. Официальная позиция польских властей состоит в том, что комиссия Национального института памяти проводит соответствующее расследование и еще не сделала на этот счет своего окончательного заключения.

Немцы прямо не участвовали в погроме в Едбавне. Но на месте преступления работало несколько немецких съемочных групп. Это наводит на мысль, что погром в этом городе был еще и скоординированной акцией, в которой сочетались плановые и спонтанные элементы. По мнению Гросса, поляки быстро поняли, что можно делать, наблюдая за действиями немцев на их территории. Они были уверены, что им за убийство евреев ничего не будет.

Немцы внимательно следят за тем, как поляки теперь вынуждены менять свои представления о самих себе, поскольку их национальное самосознание построено на том, что они только жертвы.

Газета «Die Welt» обращает внимание на то, что в Польше продается много других книг на эту тему, однако содержание их вызывает много вопросов. В одной из них говорится о том, что евреи в Едбавне умышленно покончили жизнь самоубийством, чтобы только навредить полякам[461].

Погром в Едбавне был далеко не единичным явлением. Уже после войны аналогичные события произошли в Кракове и Кельне. Жертвами этих расправ были в том числе и те евреи, которые активно сотрудничали с советской властью. Для некоторых групп польского населения одного этого факта было достаточно, чтобы лишить людей жизни, причем часто самым зверским и иезуитским способом.

Польское население Едбавне приветствовало наступающих солдат вермахта. Они наивно полагали, что немецкая оккупация принесет им свободу и достаток. Эта наивность была характерна в предвоенный период и для некоторых руководителей Польши того времени. Это, конечно, не означает, что представители правящей военной хунты были независимы в своих действиях. Однако деструктивная политика «отставных кавалеристов» не способствовала заключению договора о европейской безопасности.

Совсем уже неожиданно выступил на эту тему примас польской католической церкви архиепископ Иозеф Глемп. Как сообщает немецкий журнал «Focus», примас предложил и самим польским евреям покаяться за то, что они сотрудничали с советской властью[462]. «В конфликтах между евреями и поляками, — добавил Глемп, — не было речи об антисемитизме. Их (то есть евреев. — С. Д.) не любили (то есть поляки) за их странный фольклор». «Поляки, возможно, не такие антисемиты, как думают евреи, — заметил на этот счет варшавский раввин Микаэль Шудрих. — Но они значительно большие антисемиты, чем они сами думают» («Focus», 28/2001).

Бывший министр иностранных дел Польши Бартошевский, который в настоящее время является уполномоченным правительства Туска по отношениям с Германией и Израилем, подвергается у себя в стране, как сообщает мюнхенская газета «Sueddeutsche Zeitung», настоящей обструкции. Ему ставят в вину, что он в 2001 г., будучи министром иностранных дел, согласился с той точкой зрения, что поляки также участвовали в холокосте, то есть в физическом уничтожении евреев. Это, по мнению польских нациталистов, непростительно. Поляки, по их мнению, должны быть олько жертвами или героями.

Президент польского Института национальной памяти Януш Суртыка (Kurtyka) называет историка Гросса «вампиром от историографии». Большое раздражение в Польше вызвала вторая книга этого автора под названием «Страх», в которой также повествуется об антисемитизме в Польше уже после Второй мировой войны, Гросс рассказывает своим читателям в том числе и о «систематическом» антисемитизме в Польше в предвоенные годы, что достаточно неуклюже пытается отрицать Бартошевский. Все это явно противоречит той «политике в области истории», которую проводит в последнее время президент Польши Лех Качиньский.

Конечно, усилия многочисленных историков ревизионистского направления в Германии направлены преимущественно на граждан своей страны. Однако им не удается полностью контролировать все информационное пространство.

Недавно в немецком издании авторитетного французского еженедельника «Le monde diplomatique» была опубликована статья известного французского историка Анни Лакруа-Риц, посвященная договору о ненападении между Германией и Советским Союзом.

Профессор Сорбонского университета Лакруа-Риц обращает внимание на то, что сразу после войны под давлением американцев Советский Союз стали рассматривать на Западе как угрозу для Запада. Только в 1990-х гг. несколько британских историков, а также журналист Александр Верт (Werth) попытались переосмыслить международное положение Советского Союза перед началом Второй мировой войны. Все они, по мнению Лакруа-Риц, отмечают, что в результате британской политики «умиротворения», Мюнхенского договора и оккупации «остатков Чехословакии» Москва почувствовала себя в изоляции.

Французский историк напоминает, что 29 августа 1939 г. военно-воздушный атташе Франции старший лейтенант Люге (Luguet) сообщил в Париж о заключенном между Германией и Советским Союзом договоре и о секретном протоколе. По мнению будущего члена эскадрильи «Нормадия-Неман», Советский Союз надеялся создать таким образом «буферную зону». То есть для Люге военная целесообразность такого рода действий не вызывала сомнений.

После нападения Советского Союза на Финляндию — союзника Германии, французский генерал-коллаборационист Вейган (Weygand) и премьер-министр Даладье вообще призвали к военной операции против Советской России на севере, а затем и на Кавказе. Это говорит о том, что к началу реализации плана «Барбаросса» у Москвы не было никаких союзников, так как в Европе и в Америке больше всего боялись призрака коммунизма. Лакруа-Риц также указывает на то, что в Лондоне с удовлетворением встретили известие о заключении 12 марта 1940 г. мирного соглашения с Финляндией. Кроме того, в Москву был направлен Стеффорд Криппс (Cripps) — один из немногих в то время британских дипломатов, не без симпатии относившихся к Советской России, а Лондон в это время «благосклонно» относился к советской оккупации прибалтийских государств.

Что касается событий в Катыни, то Лакруа-Риц считает, что там были расстреляны 5 тысяч польских солдат и офицеров. «Вместе с тем, — продолжает автор, — Советы спасли от смерти более одного миллиона евреев, проживавших на оккупированных польских территориях, и не в последнюю очередь еще и потому, что успели заблаговременно эвакуировать их в 1941 г.».

Лакруа-Риц напоминает своим читателям о том, что так называемая «Восточная Галиция» была оккупирована поляками при помощи французов в 1920–1921 гг. Легитимность этого территориального захвата со стороны Польши вызывает, конечно же, большие сомнения. Французский историк категорически не согласна с тезисами Нольте и подчеркивает, что действия Москвы перед началом Второй мировой войны были направлены на то, чтобы не оказаться один на один с Германией.

В свою очередь журнал «Der Spiegel» опубликовал интервью с британским историком и профессором университета Кингз Колледж Ричардом Овери (Overy), которого по праву можно считать одним из наиболее квалифицированных специалистом по истории Второй мировой войны. Интересно, что журналисты этого издания попытались сразу подвести британского историка к мысли о том, что якобы Ленин оказал определяющее влияние на Гитлера. Овери согласился с тем, что Гитлер был знаком с некоторыми работами Ленина, некоторые их них были прочитаны им в Ландсбергской тюрьме (можно предположить, что их принес «отец» германской геополитики Хаусхофер. — С. Д.). Однако профессор Кингз Колледж категорически отказался поддержать сомнительный тезис историка Нольте о «русском» влиянии на Гитлера и о том, что ГУЛАГ был якобы более «изначальным», чем Аушвиц и послужил некоторым примером для фюрера. «Гитлер был продуктом германских обстоятельств», — подчеркнул Овери («Der Spiegel», 26.02.2006).

Заметим, кстати, что Овери и в этом интервью подтвердил, что он является противником тезиса о «превентивной» войне Германии против Советского Союза. Однако характерно, что журналисты из этого издания задали ему и этот вопрос. Тезис о «превентивной» войне очень выгоден некоторым германским политикам и обслуживающим их историкам. Однако иностранные историки не готовы жертвовать своей научной репутацией для того, чтобы поддерживать сомнительные конструкции некоторых германских коллег.

Что касается позиции журнала «Der Spiegel», то в самих вопросах уже прослеживается определенная политическая тенденция. Настойчиво британскому историку пытаются подбросить тезис о «двух диктаторах» и т. п. И вроде бы основания для этого есть. Овери сам назвал одну из своих последних книг «Два диктатора». Но ответы Овери явно разочаровали даже представителей этого «либерального» издания («либерального», если сравнивать с праворадикальными газетами и журналами. — С. Д.).

Сотрудники журнала «Der Spiegel» хорошо владеют приемами релятивации преступлений, совершенных немцами во время правления национал-социалистов, в том числе и так называемой «банализацией через сравнение». Уже в самом начале интервью с Овери ему навязывается тезис о том, что «две диктатуры» вели против друг друга кровопролитную войну. Но это совершенно не соответствует действительности. Это Германия вела против Советского Союза войну на уничтожение, а никакой идеологической близости между двумя странами не было.

На Западе часто звучат обвинения в адрес России в связи с тем, что долго не публиковались некоторые документы, в том числе и так называемые секретные протоколы. В определенной мере эти упреки можно признать справедливыми. Все эти «секретные приложения» уже давно можно было спокойно опубликовать. Там не содержится ничего, что могло бы хоть в какой-то мере скомпрометировать советское руководство. Германия, например, заключила договоры с Италией и Японией, и там тоже были секретные статьи. Главное, конечно же, не в самом факте существования секретных статей, а в том, как эти положения интерпретируются.

В последнее время произошло резкое ухудшение отношений между Германией и Польшей, причиной которого стало различное отношение в этих двух странах к событиям недавней истории. Немцы стали более критично относится к своим восточным соседям, что заставило их также обратиться к переоценке роли Польши в сложном комплексе международных отношений перед Второй мировой войной.

До сих пор многие на Западе не замечают или не хотят замечать гуманитарный аспект при обсуждении последствий заключения пакта о ненападении между Германией и Советским Союзом. Большое количество евреев, например, были эвакуированы из занятых Красной армией территорий Польши, и это спасло им жизнь. Даже журнал «Der Spiegel» обращает внимание своих читателей на то, что Чемберлену и другим европейским политикам нужно было в 1939 г. думать в первую очередь не о правах небольших государств, а о жизни миллионов людей. Но это не было сделано в тот момент. Не сделали в первую очередь из-за Польши, которую упрямо поддерживали, несмотря на ее, мягко говоря, неадекватную самооценку и поведение. Польша заняла деструктивную позицию, но ей не был предъявлен ультиматум, как это было с чехами после Мюнхена. Вместо этого Великобритания и Франция дали ей какие-то призрачные и ничем не обеспеченные гарантии безопасности. «Почему, — спрашивает своих читателей журнал, — Польшу не принудили к военному сотрудничеству с Советским Союзом?» Это можно было сделать, но этого в первую очередь Чемберлен предпочел не делать. Именно поэтому Черчилль и назвал Вторую мировую войну «необязательной».

Немецкий журнал также справедливо замечает, что поездка на корабле «City of Exeter» из Лондона в Ленинград членов британской и французской делегации, которая больше походила на увеселительное путешествие по Балтийскому морю, вызвала явное раздражение в советском руководстве. Скорость этой прогулочной лодки составляла всего 13 узлов, и само путешествие, начавшееся 5 августа, заняло почти пять дней. После этого члены делегаций уже поездом добирались до Москвы. Не внушал особого оптимизма и ранг направленной в советскую столицу миссии. Так, например, британскую делегацию возглавил адмирал Реджинал Дрэкс (Drax), больше занимавшийся протоколом при дворе английского короля Георга VI.

Не скрывая своего возмущения, журнал спрашивает, а могло ли советское руководство серьезно думать о заключении военного союза с Великобританией или Францией на фоне подобного «фарса»? Причем и политикам в Лондоне и Париже скорее всего было известно, что Гитлер готовит нападение на Польшу примерно на начало сентября. Можно согласиться с немецким журналом, который считает, что советское руководство справедливо считало «City of Exeter» «кораблем дураков».

На переговорах в Москве, как сообщает «Der Spiegel» Ворошилов сразу спросил адмирала Дрэкса о том, готовы ли Польша и Румыния разрешить проход советских войск по их территории. Дрэкс в ответ заявил, что поляки сами «будут умолять русских о помощи», как только немцы на них нападут. Это было очень сомнительное заявление британского церемониймейстера. Он скорее всего сам был уверен в том, что поляки скорее готовы будут подчиниться немцам, чем вступить в союзнические отношения с русскими. Интересно также, что точка зрения британского генштаба полностью совпадала с мнением российского руководства. Британские военные также считали, что Советская Россия может оказать эффективную поддержку только в том случае, если ее войска будут находиться на территории Польши и Румынии.

Автор публикации, намекая на преклонный возраст Чемберлена, напоминает своим читателям, что тот сильно ошибался в оценке военных потенциалов Польши и России и считал польскую армию более дееспособной, нежели советскую. Чемберлен был уверен, что Сталин «поставил к стенке своих лучших офицеров» и от советской армии можно в лучшем случае ожидать, что в случае войны ее солдаты будут «подносить полякам патроны».

Журнал обращает внимание своих читателей на то, что «кавалеристы» в польском руководстве продолжали настаивать на своем. Их умоляли англичане и французы разрешить в случае военного конфликта пройти по своей территории советским войскам. Полковник Бек был непреклонен. Он заявил, что у него нет ни малейшего желания «позволить ступить на священную польскую землю хотя бы одному русскому солдату, что бы ни произошло». Премьер-министр Франции Эдуард Даладье уже не мог всего этого вынести и поручил генералу Думенку договориться с русскими через голову поляков.

Еще один польский кавалерист маршал Рыдз-Смиглы добавил, что он предпочитает покориться немцам, но не русским. «С немцами для нас существует опасность потерять нашу свободу. А с русскими мы потеряем нашу душу». Маршал ошибался. Если бы не русские солдаты, освободившие Восточную Европу от гитлеровской оккупации, то поляков скорее всего вообще бы не было.

Факты говорят о том, что польское руководство было плохо информировано о планах Гитлера в отношении Польши. Конечно, многое до поры до времени держалось в секрете. Но не все. В то время даже в академической среде Германии, которая, по идее, должна была бы быть более гуманной, господствовали не менее кровожадные настроения. Вот один лишь пример — профессор Лейпцигского университета Отто Рехе (Reche) накануне нападения на Польшу откровенно заявил: «Нам нужны польские территории, но нам не нужны польские вши на нашей шкуре».

В Лондоне о деталях плана «Вейс», то есть плана нападения на Польшу, узнали 18 августа 1939 г. Об этом было проинформировано и польское руководство. Но и это не произвело на «необычного», как он сам себя называл, полковника Бека никакого впечатления. Журнал «Der Spiegel» приводит весьма уместное, как представляется, высказывание на этот счет маршала Ворошилова, сделанное им на переговорах в Москве с представителями Великобритании и Франции 14 августа: «Мы что должны сначала завоевать Польшу, чтобы затем предложить польскому народу свою помощь?». 21 августа эти переговоры были прерваны, но британская и французская делегации еще находились в Москве, когда в столицу Советского Союза прилетел министр иностранных дел Германии фон Риббентроп.

Хорошо известно, что полковник Бек был против любого союза с Советской Россией. Это возмущало, как отмечается в журнале, Черчилля. Британский политик тогда заявил: «Польша должна не только согласиться с союзом с Россией. Но также и три прибалтийских государства должны быть включены в этот союз» («Der Spiegel», 35/1989).

В заключение автор статьи подчеркивает, что Советский Союз в результате «четвертого раздела Польши» получил под свой контроль земли, населенные преимущественно украинцами и белорусами. Он также отодвинул свои границы на 300 километров на запад, и, может быть, именно эти дополнительные 300 километров и не позволили Гитлеру одержать запланированную молниеносную победу.

Примечания:

4

Очерки истории Российской внешней разведки: В 6 т. Т. 3: 1933–1944 гг. М.: Междунар. отношения, 1997. Прил. С. 463–464, 467

45

«Известия», 25 декабря 1989 г

46

Чубарьян А. О. Канун трагедии. Сталин и международный кризис. Сентябрь 1939 — июнь 1941 года. М.: Наука, 2008. С. 33

452

«Der Spiegel», 35/1989

453

«Der Spiegel», 34/2008

454

«Focus», 30.04.2006

455

«Die Welt», 25.03. 2007

456

«Der Spiegel», 07/1974

457

FAZ, 17.06.2008

458

№ 47/1986

459

«SZ», 17.11.2005

460

«Die Welt», 08.07.2001

461

«Die Welt», 08.07.2001

462

«Focus», 28/2001