Глава девятая. Двухместная подводная лодка «Зеехунд»

В отличие от погружающейся лодки типа «Бибер» двухместное штурмовое средство «Зеехунд» представляло собой, правда, тоже небольшую, но зато самую настоящую подводную лодку. Хотя и в данном случае проектирование, строительство и испытание были осуществлены в предельно сжатые сроки (на всю работу было затрачено менее шести месяцев), конструкторам сразу же удалось создать удачный образец. Новое боевое средство применялось с января по апрель 1945 года в морском районе между Темзой и Шельдой и в проливе Па-де-Кале. Действуя в самых сложных условиях, «Зеехунды» успешно боролись с многочисленными сторожевыми кораблями союзников (миноносцами, корветами, траулерами и канонерскими лодками) и доказали свои превосходные качества. Почти каждому из 70 экипажей «Зеехундов», участвовавших в этот период в боевых действиях, довелось пережить редкие по своему драматизму события.

«Зеехунды» в отличие от обычных подводных лодок оказались малоуязвимыми со стороны авиации противника – самого опасного врага немецкого флота. И водители очень скоро усвоили, как вести себя и что можно позволить себе при внезапном налете вражеского истребителя-бомбардировщика. Наблюдая за самолетом, они видели, как он в свою очередь замечал их лодку, затем, не пошевелив пальцем для принятия мер защиты, ждали, пока он набирал высоту для атаки. Только когда самолет становился не более шмеля и вот-вот должен был начать пикирование, командир «Зеехунда» соскальзывал вниз на свое сиденье, задраивал над головой люк и заполнял носовую балластную цистерну. «Зеехунд» на полном ходу нырял под воду и через каких-нибудь 6-7 секунд был уже на глубине 5 м.

Это было решающее преимущество. Если учесть то обстоятельство, что подводная война прекратилась главным образом из-за увеличения количества самолетов, которые совершенно неожиданно атаковали своими бомбами и бортовыми огневыми средствами плавающие в надводном положении подлодки, то можно по достоинству оценить чрезвычайно короткую продолжительность погружения этой сверхмалой подводной лодки. Рекордное время погружения по тревоге у обычной подводной лодки водоизмещением 500 т равно 27 секундам, обычно же подводные лодки тратят на это 35-45 секунд. Юркий «Зеехунд», принимавший при погружении почти вертикальное положение, мог уйти под воду гораздо быстрее: рекордное время его погружения равнялось 4 секундам!

Под водой «Зеехунд» также ни на минуту не терял своей маневренности. Для надводного плавания на нем был установлен серийный 6-цилиндровый дизельный двигатель, а для подводного плавания – электромотор главного водоотливного насоса подводной лодки обычного типа. Независимо от этого в случае необходимости погружения по тревоге на полном ходу дизельный двигатель продолжал работать и под водой до тех пор, пока «Зеехунд» не опускался до глубины 10 м, а в исключительных случаях – 15 – 17 м. Это оказывалось возможным благодаря тому, что выхлопные газы выбрасывались через соответствующий клапан под давлением 2 ат. Только когда лодка достигала критической глубины 20 м, второй член экипажа (бортинженер) должен был по возможности быстрее закрыть клапан, так как здесь нужно было опасаться, что постоянно увеличивающееся давление воды превысит давление выхлопных газов и тогда вода ворвется в лодку и затопит двигатель.

Но откуда брал дизель воздух при работе в подводном положении? Он всасывал его из лодки, лишая тем самым экипаж самого необходимого в условиях подводного плавания. Теоретически было вполне возможно, что мотор выкачает из «Зеехунда» весь воздух, как выкачивают его из электрической лампочки. Тем не менее водители «Зеехундов» не беспокоились на сей счет и с уверенностью говорили: «Дизель не погубит нас».

Это было доказано еще в ходе испытания лодки, В тот самый момент, когда у людей начиналось усиленное сердцебиение, появлялся шум в ушах и начинала ощущаться нехватка воздуха, дизель также прекращал работу. Нехватка воздуха оказывала на него такое же действие, как и на двух членов экипажа. Поэтому они втроем составляли единое целое. Пока давление воздуха в лодке не опускалось ниже 550 миллибар, они могли жить: люди – дышать, мотор – работать. Как только давление становилось ниже этого уровня, и мотор и люди выходили из строя…

Конечно, на практике это случалось лишь в самых исключительных случаях, но все же такую возможность следовало учитывать. Обычно «Зеехунд» опускался с работающим дизелем до глубины 10 м, после чего бортинженер включал электродвигатель. Все это продолжалось секунды, так что дизель не успевал выкачать из лодки значительное количество воздуха.

Уже это одно доказывало, что «Зеехунд» обладал отличными качествами. Кроме того, он почти не отражал радиолокационных волн, и даже столь опасные для подводников глубинные бомбы практически весьма редко могли его поразить, так как самая сильная взрывная волна не находила на крохотном корпусе «Зеехунда» настоящего препятствия и только отбрасывала его под водой, как мячик, в сторону.

Так, например, «Зеехунд» под командованием лейтенанта Ливониуса выдержал удары 76 глубинных бомб, часть из которых разорвалась в непосредственной близости. Лодку, погрузившуюся на глубину более 60 м, бросало по дну из стороны в сторону, она получила множество небольших пробоин и в довершение всего лишилась возможности передвигаться, так как аккумуляторные батареи вышли из строя. Лишь гораздо позже, когда противник оставил «Зеехунд» в покое, Ливониусу удалось всплыть, используя благоприятное восходящее течение, которое подхватило и вынесло его лодку на поверхность. Экипаж имевшимися на борту средствами устранил наиболее серьезные повреждения, полученные лодкой во время атаки. Затем, откачав из лодки воду, Ливониус и его бортинженер, наконец, добились того, что дизель и электродвигатель вновь заработали. После этого они благополучно вернулись в базу, сумев на обратном пути выдержать еще атаку шести английских канонерских лодок.

Командир другого «Зеехунда» лейтенант Макс Хубер со своим бортинженером Зигфридом Эклофом, выйдя в марте 1945 года впервые на выполнение задания, потопили вражеское транспортное судно грузоподъемностью около 5 тыс. брт и, не подвергшись преследованию, благополучно вернулись в свою базу Эймёйден. Впрочем, если они думали, что так бывает всегда, они глубоко ошибались.

Эклоф рассказывает:

«Со всеми трудностями, связанными с пребыванием в «Зеехунде», нам довелось познакомиться уже во время второго нашего рейса… Всплыв ночью на поверхность воды, мы увидали неповторимое по красоте свечение моря. В кильватере за нами тянулась как бы огненно-зеленая борозда. На палубе и боевой рубке бриллиантами сверкали капельки воды. Вдруг военная действительность вновь напомнила нам о себе: впереди показался конвой. Эти корабли также оставляли позади себя широкие огненные борозды. Может быть, мы были ослеплены этим видением, во всяком случае атака не принесла нам успеха. То, что мы приняли за крупные корабли, расстояние до которых составляло, по нашему мнению, 600—800 м, оказалось в действительности небольшими судами, прошедшими в каких-нибудь 200 м от нас. Выпущенная торпеда, конечно, прошла мимо. «Зеехунд» пришлось резко отвернуть влево, чтобы вдобавок ко всему не оказаться под угрозой тарана. Досадуя на неудачу, мы погрузились и положили лодку на грунт.

Вдруг издалека до нас донеслись разрывы трех глубинных бомб. Мы в это время ели, и взрывы не прервали нашего занятия. Через полчаса снова раздались три взрыва, на этот раз немного ближе. Так повторялось регулярно через каждые 30 минут. В конце концов мы решили всплыть на поверхность, чтобы выяснить обстановку. Было уже светло, но над водой стоял густой, непроглядный туман. И снова раздались три подводных взрыва.

Наконец, около 10 часов утра туман рассеялся, и мы, ведя наблюдение из крохотной боевой рубки «Зеехунда», были скорее удивлены, чем напуганы открывшимся нашему взору зрелищем. На расстоянии около 2000 м мы заметили эсминец, который так же, как и мы, лежал в дрейфе. В это время как раз истекли очередные 30 минут после последних взрывов. Мы видели в бинокли, как англичане на эсминце делали приготовления, затем эсминец неожиданно дал полный вперед, и матросы на корме начали сбрасывать глубинные бомбы. Сначала мы увидели на воде белые круги, затем вверх поднялись водяные столбы грибовидной формы, и почти одновременно с этим раздались три взрыва.

«Ага, – подумали мы, – так вот как они действуют, когда накрывают нас».

Эсминец сразу же застопорил ход и снова лег в дрейф, видимо прослушивая глубину. Мы соображали, как незаметно приблизиться к нему, поскольку было уже совсем светло. Вдруг совершенно неожиданно эсминец тронулся с места, развернулся так, что нам осталась видна лишь палубная надстройка над высоким пенистым буруном. Он шел прямо на нас, он нас заметил!

Мы погрузились и отошли под водой в сторону. Через пять минут начали рваться первые бомбы. Они сразу же легли чертовски близко от нашей лодки. Первым разбился вдребезги термос с нашим чудесным чаем. Осколки его разлетелись по всей лодке и катались из стороны в сторону, с шумом стукаясь о бортовые стенки, когда «Зеехунд» двигался. Отвратительный скрип, издаваемый ими, был наверняка слышен наверху. Там на время все успокоилось. Но мы знали теперь, что это означает. Эсминец наверняка застопорил ход и прислушивался. Поэтому мы, осторожно положив лодку на грунт, также стали выжидать, не смея даже кашлянуть или переброситься несколькими словами. Через уже знакомые нам полчаса над нами вновь зашумели винты эскадренного миноносца. Было слышно, как он с шумом стронулся с места, и вслед за этим в воду начали падать бомбы. Три страшных удара обрушились на нашу лодку. Измерительные приборы разлетелись в куски, которые просвистели у нас над головой. Положение чертовски осложнилось, теперь нам было не до шуток. И вновь эта жуткая, гнетущая тишина над нами и вокруг нас…

Ожидание следующих взрывов было еще более тягостным, так как воздух в лодке быстро ухудшался. Мы не решались включать автоматическую вентиляционную установку, потому что она производила такой адский шум, что противник наверняка смог бы по нему определить наше точное местоположение. Но, хотя мы вели себя так тихо, словно находились уже в гробу, через 30 минут наверху опять началась хорошо знакомая нам возня: шум быстро удаляющихся винтов эсминца и затем сразу же оглушительные взрывы глубинных бомб.

На этот раз взрывная волна швырнула нас еще сильнее. Меня ударило о бортовую стенку, свет погас, кругом все трещало и скрипело, внутрь лодки прорвалась вода. Дело принимало чертовски серьезный оборот. Но если уж они нас все равно слышали, мы могли по крайней мере включить нашу вентиляционную установку. Она еще была в порядке. Тотчас же на нас сверху посыпались новые глубинные бомбы, сразу целая серия. Теперь противник больше не выжидал, он изменил свою тактику. Если нам сейчас не удастся быстро уйти, вся хваленая прочность «Зеехунда» не поможет нам. Но что мы могли сделать, ведь в лодке все было побито…

Я включил аварийный свет. Вода в лодке прибывала, амперметры и вольтметры были сорваны, магнитный компас лежал разбитый рядом с моим сиденьем. Манометр показывал давление воздуха 1500 миллибар, но это, конечно, было неверно, ибо такому давлению неоткуда было взяться. Прибор, несомненно, также вышел из строя и показывал то, что ему заблагорассудится.

В довершение всего наша лодка вдруг опрокинулась на бок и покатилась по дну. Сначала нам показалось, что кто-то зацепил ее тросами или сетью и тянет, как огромную рыбину. Лодка переворачивалась и тряслась, билась о камни, подпрыгивала и с грохотом катилась по морскому дну.

Но – о чудо! – эсминец не реагировал. Новой атаки глубинными бомбами не последовало. Вне всякого сомнения, нас подхватило глубинное течение, в то время как нашего преследователя, может быть, поверхностным течением уносило в противоположную сторону или он по каким-либо причинам вообще прекратил преследование. Во всяком случае, я понял, что мы можем использовать тащившее нас течение для того, чтобы, соответственно меняя положение рулей, всплыть по инерции на поверхность.

Мы одновременно схватились за рычаги наших параллельно соединенных рулей, но нас ждало новое разочарование: рычаги почти не двигались, Они заклинились. Следовательно, мы ко всему прочему еще потеряли управление.

Полтора часа я, обливаясь потом, работал в тесном отсеке и под конец совсем измучился. Обнаружив, что мой руль был в порядке, а руль командира вышел из строя, я в конце концов решил разъединить оба руля. Теперь, хотя и с большим трудом, мой руль поворачивался. Между тем глубинное течение кончилось. Лодка снова лежала на дне и не двигалась. Если бы теперь оказалось, что установка со сжатым воздухом вышла из строя или балластные цистерны получили такие повреждения, что будут пропускать воздух, то это могло означать лишь, что мы, несмотря ни на что, были пригвождены к морскому дну и обречены на гибель.

Я приступил к продуванию цистерн. Наш «Зеехунд» не подвел нас. Он начал стремительно всплывать, и мы, как в лифте, стали подниматься вверх. Вся вода, набравшаяся в лодку, устремилась в кормовые отсеки, так что лодка всплыла почти в вертикальном положении. И все-таки трудно передать чувство, охватившее нас при мысли, что нам вообще удалось выбраться на поверхность после такого преследования и обрушившихся на нас страшных ударов».

После всплытия на поверхность выяснилось, что повреждения на прочном корпусе были незначительными. вода, просочившаяся в лодку на большой глубине, где давление превышало 4 ат, была легко откачана, батареи снова дали ток, освободившийся от воды дизель завелся… Через некоторое время, когда «Зеехунд» снова был в порядке, если не считать разбитых приборов внутри лодки, и готов к плаванию, морские бойцы легли на обратный курс.

Спустя несколько часов они встретили на своем пути другой эсминец и даже атаковали его. Выпустив торпеду, они, согласно наставлению, немедленно погрузились – и это спасло их, так как через несколько секунд над лодкой чтото пронеслось, потом через 10 секунд снова и затем в третий раз. Это была их собственная торпеда! Вероятно, под действием взрывов глубинных бомб она превратилась в своего рода волчок. Так они едва не торпедировали самих себя.

Без дальнейших приключений Хубер и Эклоф вернулись назад в Эймёйден и были радостно встречены товарищами.

«Не по себе нам стало лишь на следующее утро, – рассказывает далее Эклоф, – когда нашу лодку извлекли из воды, для того чтобы произвести технический осмотр. Техники смотрели на нас как на вернувшихся с того света. А «Зеехунд»? Он поистине был больше похож на кучу лома, чем на подводную лодку. Внешняя облицовка была во многих местах сорвана, боевая рубка вдавлена внутрь на глубину 4 см. Прочный корпус превратился в конце концов в нечто похожее на помятое ведро, по которому прошли сотни ног в подбитых железными подковами сапогах. И, несмотря на это, он нас доставил целыми и невредимыми в нашу базу».

Нетрудно себе представить, что вера молодых морских офицеров и инженерного состава в своих «Зеехундов» после тех испытаний, которые перенесли Эклоф и Хубер, окрепла еще больше.

Когда в один из сентябрьских вечеров 1944 года первые «Зеехунды» были спущены на воду и стояли у причала в Нейштадте, что на Балтийском море, а их будущие водители жадно всматривались в них и оценивали, тогда еще никто не знал, на что способны эти сверхмалые подводные лодки. До этого молодые моряки неделями практиковались в вождении упомянутых в первой главе «Хехтов», однако их заключение об этой первой попытке создания малого штурмового средства гласило, что «Хехт» был безопасным… лишь для противника. Не повторится ли эта история и с «Зеехундом»? Ведь он также строился прямо с чертежной доски – времени для основательных испытаний просто-напросто не было. Как эти крохотные лодчонки будут вести себя в трудных условиях диверсионно-штурмовой операции?

До декабря 1944 года включительно длилось форсированное обучение парных экипажей. Именно в этот период водители уверовали в высокие качества нового средства. Их вера укрепилась еще больше, когда зимой 1944/45 года «Зеехунды» были перебазированы в Эймёйден (Голландия), откуда они ходили на задания вплоть до конца войны.

Однако в первой половине января среди водителей «Зеехундов», только что прибывших в Эймёйден, царило подавленное настроение. Им казалось, что все их надежды разом рухнули. И неудивительно: из первой флотилии в составе 18 «Зеехундов», вышедшей на задание в канун Нового года, назад вернулись только две лодки, остальные пропали без вести.

«Хотя этот факт был неопровержим, – говорится в одном из свидетельств о событиях тех дней, – он казался нам неправдоподобным и невероятным. Конечно, еще в период обучения имели место несчастные случаи и были жертвы. Но раньше они никогда не превышали допустимых пределов. Вернувшиеся с операции экипажи рассказали, что они попали в сильный шторм. Разбушевавшаяся стихия. – такова была, на наш взгляд, единственно возможная причина печальной участи, которая постигла первую вышедшую на выполнение задания флотилию «Зеехундов».

17 января при значительно более благоприятных метеорологических условиях стартовали еще 10 «Зеехундов». Водители знали, что с их выходом в море предпринимается «последняя попытка». Если и они понесут большие потери, то «Зеехунды» будут отправлены на доусовершенствование. Как уже было сказано, водители знали об этом, и все-таки они вышли в море, твердо веря в качества своих лодок, доказанные в ходе испытаний на Балтийском море. В течение трех суток все десять экипажей вернулись назад. Хотя никто из них и не доложил о потоплении судов противника, тем не менее было доказано, что это штурмовое средство могло действовать также в Северном море. Окончательно лед был сломан в первых числах февраля, когда «Зеехунд» под командованием лейтенанта Вилли Вольтера (бортинженер лейтенант Минетцкий) потопил у Грейт-Ярмута первое вражеское судно – транспорт грузоподъемностью 3 тыс. брт.

Начиная с этого дня до самого конца войны 40 «Зеехундов» – некоторые по три и даже четыре раза подряд – совершали рейсы в Па-де-Кале, пробираясь вплотную к английскому побережью. Уже упомянутая в главе о действиях «Биберов» поразительно точная осведомленность немецкой службы радиоразведки о движении вражеских кораблей позволяла оперативному штабу в Эймёйдене направлять «Зеехунды» против определенных конвоев союзников. Часто немцы еще накануне точно знали о составе конвоя, времени его выхода в море и его маршруте в один из континентальных портов. Но даже без этих данных водителям «Зеехундов» не составляло труда обнаруживать корабли противника. На всем протяжении морского пути Темза – Шельда, по которому вражеские конвои курсировали между Маргетом и Антверпеном, через каждые 2 мили был установлен светящийся буй, так что ночью этот путь был отлично виден издали, напоминая ярко освещенный роскошный проспект. «Зеехундам» оставалось лишь приблизиться к этой коммуникации и, притаившись, ожидать прохождения очередного конвоя противника.

Это довольно легкомысленное поведение союзников находит свое частичное оправдание в том, что англичане к тому времени обладали действительно подавляющим превосходством на море и в воздухе. Однако беспечность бывших противников Германии, выражавшаяся в том, что они надеялись исключительно на свои многочисленные сторожевые катера и самолеты, остается до сих пор непонятной. Ею в значительной мере и объясняются те большие успехи, которых добивались пробиравшиеся сюда, в самое «логово льва», немецкие «Зеехунды». Ибо что больше не удавалось обычным подводным лодкам, которые в любом положении – надворном и подводном – подвергались немедленной пеленгации, преследованию и уничтожению, что почти не удавалось торпедным катерам, которым приходилось вступать в жаркие схватки с английскими канонерскими лодками, – то делали бесстрашные экипажи «Зеехундов», торпедировавшие и потопившие множество транспортных судов с грузами для армий вторжения союзников в Западной Европе.

Первый командир флотилии «Зеехундов» капитан-лейтенант Раш вскоре уступил место капитану 3 ранга Бранди, который, еще будучи командиром подводной лодки, получил высшую награду за храбрость – «Рыцарский железный крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами». Теперь для нападения на противника высылались не целые флотилии «Зеехундов», а отдельные лодки, получавшие чаще всего какую-либо определенную, ограниченную задачу. Ведь экипажи «Зеехундов» все равно не могли оказывать друг другу взаимной поддержки, а опыт показал, что противник легче обнаруживал эти штурмовые средства, если они действовали группами.

Новый командир флотилии признавал достоверными сообщения о потопленных судах противника лишь в том случае, если время и место потопления, указываемые водителями «Зеехундов» в рапортах, совпадали с данными службы радиоразведки, которая подслушивала все радиопереговоры противника и из них черпала сведения о потерях флота союзников. По данным, проверенным таким образом, в общем тоннаже потопленных вражеских судов на долю действовавших в период с февраля по апрель 1945 года 40 «Зеехундов» приходилось 93 тыс. брт. Попадания же, непосредственно не наблюдавшиеся и косвенно не подтверждавшиеся, официального признания не получали. Лишь после войны из английских источников стало известно, что в действительности за этот период в районах действия «Зеехундов» было потоплено судов общим водоизмещением свыше 120 тыс. брт.

Одно лишь до сегодняшнего дня невозможно найти в данных о потерях флота союзников: действительно ли эскадренный миноносец «Ла Комбатант» (бывший корабль английских ВМС «Хэлдон») был потоплен «Зеехундом»?

Вечером 22 февраля 1945 года лейтенант Клаус Шпарбродт и бортинженер старшина Гюнтер Янке отправились на выполнение своего второго задания. У Схевенингена их дизель вышел из строя, и они сразу же решили вернуться на электродвигателе назад в Эймёйден. Там они установили, что засорилась топливная магистраль, и, устранив повреждение, утром 23 февраля снова вышли в море. Их задание гласило:

«Осуществить нападение на вражеский конвой или сторожевые суда в районе между Маргетом и Дувром».

Море было неспокойно, поэтому они шли с задраенным люком. Вдруг с высоты на них обрушились 2 истребителя-бомбардировщика. На погружение, по свидетельству Янке, ушло 6 секунд. Спустя 10 минут лодка осторожно всплывала на поверхность, но самолеты продолжали кружить в воздухе, поэтому пришлось продолжать движение под водой.

В дневнике Шпарбродта записано:

«В 20 час. мы вышли в указанный нам район. В 23 часа мы приблизились к светящемуся бую, по которому определили, что находимся у коммуникации Маргет – Дувр. Вдруг до нас донесся характерный рокот: две английские канонерские лодки заводили моторы. Они находились в засаде у мели ГудвинСандс. Мы положили лодку на грунт и до 4 час. утра 24 февраля не двигались, оставаясь на глубине 58 м. Начиная с этого времени мы каждый час всплывали на поверхность, чтобы выяснить обстановку, но каждый раз до нашего слуха доносился шум моторов, и мы спешили вновь опуститься на дно. Наконец, в 7 час. утра мы всплыли на поверхность как раз в тот момент, когда канонерские лодки быстро удалялись, взяв курс, вероятно, на Рамсгет.

На море царил полный штиль, поверхность воды была гладкой, точно зеркало. Идя на средней скорости, мы держали курс на Дамптонский буй, находившийся примерно в центре указанного нам района действий. Здесь, насколько нам было известно, коммуникация, которая вела в устье Шельды, ответвлялась от морского пути вдоль Па-де-Кале. Поэтому мы надеялись, что именно в этом месте у нас будет больше шансов встретить вражеский конвой и выпустить наши торпеды по наиболее важным целям.

Над водой стоял легкий туман, затруднявший наблюдение. Мы патрулировали на малом ходу. В начале одиннадцатого я различил сквозь сгущавшийся туман какое-то судно, которое, как нам показалось, стояло на месте, в то время как мы сами медленно приближались к нему.

В 10 час. 20 мин. мы погрузились и, зайдя под водой с солнечной стороны, пошли на сближение с вражеским судном. Янке вел лодку, как всегда, безукоризненно, так что она без малейших отклонений шла на перископной глубине».

Шпарбродт, между прочим, отмечает, что «Зеехунд» реагировал на малейшее перемещение веса внутри него. Наиболее ярко это проявлялось во время движения на перископной глубине. Как только командиру казалось, что перископ высовывается из воды чуть-чуть больше нормального, и он опасался, что это может их выдать, они с бортинженером наклонялись немного вперед на своих сиденьях, и лодка сразу же кренилась вперед и уходила немного глубже под воду. В противоположном случае они откидывались назад и достигали обратного эффекта. Морячки в шутку говорили, что достаточно перенести обыкновенную консервную банку с кормы на нос, чтобы обеспечить нужный уровень погружения. Столь чувствительной была эта сверхмалая подводная лодка.

«Теперь я отлично видел, что мы приближаемся к военному кораблю, – рассказывает дальше Шпарбродт, – хотя отчетливо вырисовывалась лишь носовая часть его, корма же расплылась в тумане. Я заметил длинный высокий бак с огромной пушкой наверху, среднюю надстройку, мачту и трубу, по всей вероятности лишь первую из нескольких, так как дальше ничего не было видно. Мне казалось, что на баке и надстройках я различил камуфляж. Это был по меньшей мере корвет, то есть цель, заслуживающая того, чтобы израсходовать на нее торпеду.

В 10 час. 27 мин. бортинженер доложил, что левая торпеда подготовлена к выстрелу. Я наблюдал за противником в перископ. Корабль был обращен к нам левым бортом и находился по пеленгу 80ш. Наблюдая за ним в течение минуты, я не установил никакого изменения пеленга.

Следовательно, он дрейфовал по течению, и наш «Зеехунд» – вместе с ним.

В 10 час. 28 мин. расстояние между нами и противником, по моим подсчетам, не превышало 600 м, и я подал команду: «Торпедой левого борта, огонь!» Янке нажал на расположенный рядом с его сиденьем спусковой рычаг. Мы услыхали, как за бортом взвыла торпеда и отделилась от корпуса лодки. Я включил секундомер и круто переложил руль на правый борт, намереваясь описать циркуляцию, чтобы снова выйти на прежний боевой курс. Прошло 50, 60, наконец, 70 секунд, но мы ничего не слышали. Должно быть, торпеда прошла мимо, но я твердо решил послать ей вслед и вторую.

Вдруг на 80-й секунде сквозь толщу воды до нас донесся глухой короткий удар. Следовательно, расстояние до корабля равнялось в действительности 850 м. В перископ было видно, как на самой середине между мостиком и трубой вражеского корабля поднялось облако дыма. Я велел продуть цистерны, и через несколько секунд мы были уже на поверхности воды. Затем я подозвал Янке к себе в боевую рубку. Мы успели увидеть лишь, как нос и огромный бак вражеского корабля поднялись высоко над водой, корабль со страшной быстротой осел на корму и скрылся под водой…»

После одержанной победы «Зеехунд» No 330 лег на грунт. Отметив победу сначала курятиной с рисом, затем банкой земляники, Шпарбродт и Янке получили на закуску еще 10 глубинных бомб, которые снова напомнили им о суровой действительности. Однако на этих десяти все и кончилось. Лодка пролежала на грунте до 16 час., затем прошла некоторое расстояние под водой и с наступлением темноты всплыла на поверхность. Шпарбродту и Янке удалось выпустить и вторую торпеду, но атака оказалась безуспешной, так как на этот раз вражеский корабль шел, вероятно, на очень большой скорости.

В 14 час. следующего дня Шпарбродт и Янке увидели хорошо знакомые и легко различимые на большом расстоянии очертания Эймёйденского чугунолитейного завода. Перед въездом в порт лодку еще раз потрясло на высоких прибрежных волнах. Шпарбродт привязал к перископу индивидуальный перевязочный пакет в качестве победного вымпела, с которым «Зеехунд» и вошел в порт. К шлюзу подбежали товарищи и радостно приветствовали вернувшихся. Капитан 3 ранга Бранди встретил командира лодки вопросом:

– Где вы выпустили свою торпеду?

– Примерно в 5 милях северо-восточнее банки Саут-Фолс, господин капитан, – ответил Шпарбродт.

– И когда?

– Вчера в 10 час. 28 мин.

Командир флотилии пожал ему руку и сказал:

– Тогда поздравляю вас с потоплением эскадренного миноносца!

Шпарбродт и Янке были обескуражены такой осведомленностью своего командира, который действительно располагал достоверными сведениями. Накануне около полудня немецкая служба радиоразведки перехватила следующую радиограмму англичан:

«Эскадренный миноносец «Ла Комбатант» торпедирован».

Место гибели корабля соответствовало данным Шпарбродта. Впрочем, до сегодняшнего дня об эсминце «Ла Комбатант» в списках морских потерь говорится лишь: «Затонул в результате попадания торпеды».

Последним заданием, которое пришлось выполнять «Зеехундам» перед концом войны, было снабжение отрезанной с суши и с моря «крепости Дюнкерк».

Вместо боевых торпед сверхмалые подводные лодки имели на борту так называемые «масляные торпеды», предназначавшиеся для того, чтобы несколько увеличить скудные пайки осажденных в крепости немецких солдат.

Первые три «Зеехунда» (командиры – старший лейтенант Куплер, лейтенант Шпарбродт и старший штурман Фрёнерт), которым удалось с хода преодолеть сложный участок между многочисленными песчаными отмелями у побережья, доставили в Дюнкерк, помимо прочих крайне необходимых вещей, 4,5 т пищевых жиров. Благодаря этому недельная норма жиров, которая выдавалась голодавшим солдатам в Дюнкерке, была увеличена с 20 до 40 г на человека. Можно себе представить, с какой радостью осажденные в крепости немецкие солдаты встретили шестерых моряков.

В сущности невоенный, «мирный» акцент этой последней операции «Зеехундов» еще больше подчеркивался характером груза, который три подводные лодки с особой заботой доставили на обратном пути в Эймёйден.

Каждая лодка имела на борту примерно по 4500 писем!

Ведь точно так же, как осажденные в крепости солдаты ждали продовольствия, их родные в Германии ждали писем от своих сыновей, братьев, отцов, мужей. Каждый немецкий солдат в Дюнкерке получил в эти дни право отправить одно письмо – и «Зеехунды» не подвели их и на сей раз. Таким образом, тысячи людей в эти тяжелые дни смогли получить долгожданную весточку с фронта.

Последние три «Зеехунда» были приведены в Дюнкерк молодыми новыми водителями. Они попали туда в самый разгар капитуляции. Лодки были затоплены или сели на мель в гавани, однако французы подняли их. И сегодня еще немало посетителей морского музея в Париже останавливается у стенда, где они выставлены.