3

Наконец наша квартира была готова и мы получили ключ. Теперь нужно было позаботиться о мебели. Родители Сережи помогли нам немного: дали стол и буфет в столовую, книжный шкаф, письменный стол и кресло к нему. Мама дала нам немного постельного белья и серебряные ложки, остальное мы купили сами. Мебель в магазинах довольно дорогая, но мы раньше начали собирать для нее деньги и поэтому смогли купить все необходимое сразу: три кровати, кушетку для няньки, шкаф для белья и одежды и посуду. Ростовский фарфоровый завод выпускал хорошую и сравнительно недорогую посуду, так что Сережа пошел в магазин и сразу купил полные обеденный и чайный сервизы на шесть человек. Мне особенно понравился чайный сервиз — белые чашечки из тонкого фарфора с нарисованными фиалками. Наш буфет сразу наполнился и стал красивым.

Недавно в городе открылся магазин полотняных изделий. В нем продавались, по очень дорогой цене, всякого рода рукоделия. В этом магазине я купила себе занавески на окна: по суровому полотну вышитые вручную гирлянды фиолетовых ирисов.

Как только обставили квартиру, мы пригласили Лизу и Игоря.

— Вам немало придется платить за лишнюю жилую площадь, — сказал Игорь осматривая квартиру — у вас по крайней мере в два раза больше площадь, чем вам полагается, а ведь за каждый лишний метр горсовет берет чертовски дорого!

— Нет, мне полагается отдельная комната, кабинет, — сказал Сережа. — Отдельного кабинета мы выделить не смогли, но зато спальня оказалась такой большой, что когда я отхватил половину ее себе для кабинета, все же осталось достаточно места, чтобы поставить за ширмами три кровати и шкаф.

— А что это у вас так неаккуратно покрашены стены? Вон, под окнами, штукатурка видна.

— Стахановцы строили! Между подоконником и стеной были оставлены большие щели, как бойницы в старинных замках. Я их замазал цементом, а покрасить не успел. То же самое было и в уборной, вокруг канализационной трубы можно было просунуть руку прямо в подвал; так как подвал оказался под нами чужой, я и те щели замазал. Иначе можно было бы таскать уголь в комнату не выходя наружу.

— Теперь вам остается только привезти Наташу от бабушки.

— В субботу я еду за ней и за нянькой.

— Как это ваша няня согласилась оставить свою семью в Краснодаре и приехать с вами сюда? — спросила Лиза.

— Она даже рада переехать в большой город. У нее нет семьи, муж умер, остались два сына, один уже взрослый, студент, а другой маленький мальчишка. Они живут вместе где-то в Сибири. Мне было бы очень жаль, если бы Давыдовна не согласилась переехать вместе с нами. Она настоящая нянька: прежде чем выйти замуж, она несколько лет жила у богатых людей как няня и хорошо знает, как нужно ухаживать за ребенком, а кроме того, за то время, что она живет у нас, она была под неусыпным наблюдением Сережиной мамы, очень требовательной к чистоте и дисциплине.

В воскресенье вечером я пошла на вокзал встретить Наташу и няньку. И на другой день пошла зарегистрировать няньку в местном профсоюзе. Меня тщательно расспрашивали, действительно ли я нуждаюсь в ее услугах. Мне и Давыдовне предложили подписать договор, в котором перечислялись ее и мои обязанности. Я должна регулярно платить ей договоренную зарплату — тридцать рублей в месяц, предоставить ей жилище, выдавать ей спецодежду: одно платье и пару ботинок в год, каждую неделю давать выходной день, когда удобно мне, каждый год платный двухнедельный отпуск, отпускать на профсоюзные собрания. В ее обязанности входил полный уход за ребенком, а также уборка квартиры. Ее обязанности по договору превосходили то, что она делала на самом деле. Она была очень медлительна и скоро так запустила квартиру, что мне пришлось каждую неделю брать поденщицу для генеральной чистки. В своей квартире мы не стирали, все белье отдавалось прачке на дом.

В выходные дни, по воскресеньям, Давыдовна исчезала на целый день, уходила рано утром и приходила только к вечеру, видимо, боялась, что если она будет сидеть дома, ее заставят смотреть за ребенком. Нам тоже это было очень удобно. Хоть один день в неделю мы могли свободно говорить и делать что хотим без наблюдателя со стороны.

Я не могла себе представить, где она может проводить целый день, особенно зимой в чужом городе. Однажды вечером я ее спросила:

— Давыдовна, как вы провели сегодняшний день?

— Ходила в кино.

— Что же вы, целый день просидели в кино?

— Нет. Утром ходила по магазинам, смотрела, что продается, потом съела котлету и выпила стакан чая в кафе, потом пошла в кино.

— И вы каждое воскресенье ходите в кино?

— Почти каждое. А недавно, у нас в союзе, я познакомилась с очень хорошими людьми. Он работает на заводе, а она дворничиха в большом доме, так я иногда хожу к ним.

— Давыдовна, последнее воскресенье вы ушли из дома не затопив печки. Вы, как и мы, живете здесь, и тепло нужно и вам; я хочу, чтобы в воскресенье, как и в другие дни, печку растапливали вы, а я буду смотреть за ней в течение дня и квартира будет теплой, когда вы возвратитесь вечером.

— А чего за печкой смотреть? Подсыпал один раз и все!

— Все равно, это тоже работа.

Печку растопить было, конечно, не трудно, но перед этим нужно было выбрать золу и просеять оставшийся в золе уголь, и я не хотела делать эту грязную работу.

На Сельмаше я наконец закончила свою работу в качестве контролера и перешла на "площадку брака". Это действительно была площадка, открытая со всех сторон, но накрытая крышей. В углу небольшая комната — конторка. В моем распоряжении трое рабочих: сварщик, слесарь и подручный. Я уговорилась с начальником цеха, что моей основной задачей будет установление причин брака и его исправление, например, заварка, где это возможно, неправильно расточенного отверстия, шпоночного желобка и т.п. Когда же я начала работать, то оказалось, что я должна буду вести и учет брака: где и как он сделан, и каждую неделю докладывать об этом начальнику цеха. Эта последняя обязанность оказалась страшно неприятным и скандальным делом. За брак по его вине рабочий нес наказание и поэтому каждый стремился замаскировать свой брак или отказаться от него. Вскоре мне сделалось ясно, что основная масса брака получалась из-за спешки. За работу платили, как и везде, сдельно, к тому же молодые рабочие, стараясь попасть в стахановцы, в спешке портили детали.

Я работала только в дневную смену. Приходя на работу утром, я иногда буквально не могла пройти в конторку — вся площадка бывала завалена испорченными узлами и деталями. Сначала я не могла понять: почему днем брака бывало сравнительно мало, а утром я находила его целые горы? Потом один из моих рабочих подсказал мне отгадку: рабочие старались сделать брак безличным и, когда это было возможно, передавали его товарищам по смене, прося отправить его на площадку ночью. Я думаю, начальники смен знали об этом, им такое положение было более удобно. Раньше, когда не было меня, они следили друг за другом, не позволяя брак из предыдущей смены подбрасывать к ним, так как они за него отчитывались, теперь же все были довольны, что можно сбыть с рук брак, а также и ответственность за него, по крайней мере все пытались это сделать. Моя роль часто сводилась к роли прокурора. Я не могла зарегистрировать брака, не указав, на каком участке он был сделан, и, по правилам, начальник смены должен был присылать испорченные детали с сопроводительной запиской — никаких записок в наваленной за ночь куче не было. Особенно много неприятностей доставляли трещины в мелких чугунных деталях: трещину, сделанную во время монтажа, никто "не замечал", пока узел не приходил к контролеру, контролер браковал узел и тогда, чтобы не тратить времени на разборку узла в цеху, его потихоньку тащили на площадку брака. Мне не пришлось долго проработать в цехе, чтобы узнать, что если брак сделан не по вине рабочего, а, скажем, из-за нестандартного материала, или же по вине другого цеха, меня обязательно вызовут на рабочее место или пришлют брак с запиской; если же вина рабочего, то подбросят.

Поработав пару недель, я доложила начальнику цеха о положении на моем участке.

— Товарищ начальник, я фактически превращена в сыщика! Все время я разыскиваю, кто сделал брак. Заниматься исправлением или анализировать причины брака у меня совершенно нет времени. Почему бы не оставить как было прежде: чтобы отчет о браке давал только начальник смены?

— Начальник смены и так отчитывается за тот брак, что он вам присылает с записками. Вы же помогаете находить бракоделов, пытающихся скрыться.

— Но это совсем не та работа, на которую меня взяли. Для этой работы нужен не инженер-исследователь, а сыщик!

— Вас взяли для борьбы с браком. То, что вы делаете, есть способ борьбы с браком.

И начальник цеха, и я, и начальники смен отлично понимали, что главные причины брака — это стахановщина и сдельщина, но говорить об этом было нельзя. По официальной фразеологии, стахановщина — это высшая форма социалистического труда!

Сережа, видя, как я беспокоюсь, говорил:

— Уйди ты с этой работы. Есть десятки других мест, где ты будешь более спокойна и удовлетворена работой.

— Если я уйду, это будет значить, что я не справилась с работой. Обидно! Кроме того, мне нравится техническая сторона работы.

— Но ты же не можешь быть удовлетворена другой частью работы, розыском. Вы ведь боретесь не с причиной, а со следствием. Безнадежная задача!