Глава VI

«ПАУЗА ДОБРОЙ ВОЛИ»

Обещающее начало, проигнорированное Багдадом

«Пауза доброй воли» началась с сенсации. На следующий день после принятия Советом Безопасности резолюции 678 президент Буш на срочно созванной пресс-конференции объявил, что в целях мирного урегулирования кризиса он готов лично принять в Вашингтоне Тарика Азиза и, в свою очередь, направить, в Багдад Бейкера для переговоров с Саддамом Хусейном. Это был эффектный политический ход, который независимо от мотивов, которыми он был вызван, открывал дверь для прямого американо-иракского диалога. То, что инициатива исходила от США, психологически облегчало для Багдада ответную позитивную реакцию, ибо никто не мог в этом случае заподозрить его в слабости. Такой поворот должен был импонировать и эго самого Саддама Хусейна, если бы для него «спасение лица» на самом деле стояло на первом месте.

С нашей точки зрения инициатива Буша вполне укладывалась в рамки согласованной внутри «пятерки» линии на активную работу с Багдадом в период «паузы доброй воли». Соответственно, в опубликованном заявлении МИД СССР говорилось, что «в Советском Союзе приветствуют эту инициативу» и что «диалог между США и Ираком имел бы важное значение для нахождения практических подступов к разблокированию чрезвычайно опасной ситуации в Персидском заливе». «Решение Совета Безопасности, указывалось в заявлении, определяет временное пространство, в рамках которого возможен и необходим поиск политической, мирной развязки конфликта. И надо сделать так, чтобы этот шанс не был упущен, чтобы переломить ситуацию в сторону невоенного выбора».1

Реакция Багдада на резолюцию 678, к сожалению, не отличалась в лучшую сторону от реакции на предыдущие решения Совета Безопасности. С. Хусейн с ходу объявил, что «не намерен склониться перед несправедливостью». «Если война разразится, – говорилось в его телевизионном заявлении, – мы будем сражаться так, что арабы и мусульмане преисполнятся гордостью».2 30 ноября Совет революционного командования Ирака официально отверг резолюцию 678, объявив ее «незаконной» и «не имеющей юридической силы». «Аль-Таура» писала 2 декабря: «Великий Ирак под водительством Саддама Хусейна и благодаря тому, как он блестяще справляется с конфликтом, сохранит гордость и твердость, бросая вызов сборищу злодеев и тиранов». Под последним имелся в виду то ли Совет Безопасности, то ли антииракская коалиция в целом, то ли то и другое.

Но не по этим словесным эскападам, к которым в мире стали уже привыкать, хотелось судить об истинных намерениях иракского руководства. Ждали, что предпримет Багдад в ответ на предложение президента США. Оно предусматривало следующую схему действий – на неделе, начинающейся 10 декабря, в Вашингтоне примут Т. Азиза, а потом Бейкер «в подходящее для обеих сторон время» отправится в Багдад. Думаю, что такая последовательность выстраивалась исходя из предположения, что от переговоров с министром иностранных дел Ирака многого ждать не приходилось (об этом свидетельствовал опыт его двух визитов в Москву, да и Цянь Цичэнь во время упомянутой встречи «пятерки» 29 ноября, отталкиваясь от собственного опыта, предупреждал, что говорить с Т.Азизом бесполезно, так как серьезного обсуждения не получается, а переговоры надо вести напрямую с Саддамом Хусейном). Поэтому главные надежды, если таковые имелись, возлагались на поездку Бейкера в Багдад.

Однако все оказалось не так просто. Началось с того, что Багдад попробовал превратить двусторонние переговоры в трехсторонние за счет подключения к ним палестинцев, но, натолкнувшись на категорический отказ Вашингтона, отступил и согласился на то, чтобы они были чисто ирако-американскими. Потом возник спор вокруг тематики переговоров. Багдад хотел, чтобы обсуждение шло на базе иракской инициативы от 12 августа, что заведомо не подходило американцам. Однако окончательно шансы на переговоры были торпедированы невозможностью договориться по датам. Позиция Багдада в этой части однозначно прочитывалась как желание их максимально оттянуть: Бейкера соглашались принять только 12 января, то есть всего за три дня до истечения установленного Советом Безопасности срока «паузы доброй воли». Американцы предложили иракцам на выбор 15 различных более ранних дат, включая даже день Рождества (последняя дата – 3 января). Но Багдад встал намертво, мотивируя это тем, что в Ираке только сам президент решает, кого и когда ему принимать, и что для госсекретаря США у него найдется свободное время только 12 января.

14 декабря Дж. Буш объявил, что ввиду отсутствия договоренности о сроках визита Бейкера в Багдад откладывается и приезд Азиза. При этом президент выразил удивление тем, что находя по первому уведомлению время для приема Джона Коннели, Мухаммеда Али или Эдварда Хита, президент Ирака не может уделить час или два государственному секретарю США в течение всего периода между 20 декабря и 3 января. В ответ на следующий день С. Хусейн вообще отменил поездку Азиза, заявив, что если США хотят обсуждать только резолюции Совета Безопасности, то и ехать не за чем.

Все это говорило о том, что Багдад собирается проигнорировать резолюцию 678 точно так же, как он проигнорировал все предыдущие требования СБ уйти из Кувейта.

Я не исключаю, что инициатива Буша была расценена в Багдаде как доказательство того, что угроза военной акции со стороны США является блефом, что американская администрация сама ищет выход из ситуации, созданной военным присутствием США в зоне Залива. Так считать было, конечно, полнейшим заблуждением. Белый дом, Пентагон, Совет национальной безопасности США давно взяли курс на нанесение Ираку военного поражения. Единственное, что могло бы остановить реализацию планов, – это добровольный уход Ирака из Кувейта. Но и в этом случае, разумеется, Багдаду пришлось бы нести материальную ответственность за причиненный ущерб (это прямо вытекало из решения Совета Безопасности) и подвергнуться военным ограничениям. Ничто меньшее после всего, что произошло, не могло устроить Вашингтон, тем более арабские государства Залива. Вместе с тем Буш как политик, собиравшийся баллотироваться на второй президентский срок, не стал бы подвергать себя риску быть обвиненным в напрасной гибели американских солдат, если бы Багдад заявил о готовности мирно уйти из Кувейта. Руководство Ирака совершало очередной грубый просчет, истолковывая действия Буша как признак его колебаний и слабости.

В действительности инициатива Буша была ориентирована даже не столько на Ирак, сколько на американское общественное мнение. В первую очередь, она была призвана нейтрализовать оппозицию курсу республиканской администрации в конгрессе США, обе палаты которого в то время находились в руках демократической партии. Исходя из своих партийных интересов, демократы в сенате и палате представителей все сильнее критиковали Буша по различным поводам, в том числе и в связи с кувейтским кризисом. Демонстрируя готовность к переговорам с Саддамом Хусейном, Буш давал ответ тем критикам, кто упрекал его в чрезмерной жесткости, расточительности и ангажированности на военное решение. Если бы Саддам Хусейн хотел выручить Буша, он не мог бы действовать лучше. Его подчеркнутое высокомерие и пренебрежение по отношению к официальному Вашингтону выбивало почву из-под ног противников Буша, подогревало антисаддамовские настроения в США.

Двинув американские вооруженные силы в зону Залива, Буш опирался на свои полномочия президента и верховного главнокомандующего. Теперь, когда война стояла почти у порога, ему хотелось получить на нее санкцию законодательной власти. Эта санкция не была для него абсолютно необходимой, поскольку за всю историю США президенты около 200 раз применяли вооруженную силу, но из них лишь в пяти случаях с формальным объявлением войны. Однако, одна степень политического риска возникает, если Белый дом действует только сам по себе, и совсем другая, значительно меньшая, когда он опирается на поддержку Капитолия и в целом общественного мнения страны. Инициатива Буша была в своей основе, если пользоваться современной терминологией, типичной пиаровской операцией, причем очень успешной. И этот успех ей был обеспечен именно Багдадом. Политический рейтинг Буша уверенно пошел вверх.

В Москве были очень разочарованы и обеспокоены тем, что Багдад действовал так иррационально, упуская возможность завязать диалог со своим главным оппонентом. Для нас «пауза доброй воли» была заполнена не только решением вопросов выезда советских специалистов из Ирака, но и различного рода мероприятиями, нацеленными, как и раньше, на то, чтобы побудить Ирак мирно уйти из Кувейта.

Должен сказать, что получив от американцев в Хельсинки обязательство заняться арабо-израильским конфликтом, как только будет разрешен кувейтский кризис, советская дипломатия упорно держала эту тему на плаву, периодически возвращаясь к ней как в контактах с США, так и арабами, и западноевропейцами. Особенно это было присуще политической повестке дня самого Шеварднадзе, хотя американцев это заметно раздражало. Соглашаясь с необходимостью ближневосточного урегулирования, они высказывались в том смысле, что до окончания кувейтского кризиса любая активность на этом направлении будто бы станет восприниматься как уступка Саддаму Хусейну. В свою очередь советская сторона этот тезис последовательно отводила, доказывая политическую целесообразность серьезного обнадеживающего сигнала не только арабским верхам, но и арабским народным массам, за влияние на которые в то время шла активная борьба между противниками и сторонниками Саддама Хусейна.

В конце ноября во время встречи в Нью-Йорке Бейкер был вынужден пообещать Шеварднадзе, что на следующей их встрече в Хьюстоне можно будет сделать соответствующее совместное заявление. Но в Хьюстоне, где 10-12 декабря министры обсуждали широкий круг вопросов, Бейкер, несмотря на все давление на него со стороны Шеварднадзе, ушел от выполнения этого обещания. Не удалось договориться и о том, чтобы Совет Безопасности принял резолюцию по БВУ, продемонстрировав тем самым равный подход к урегулированию как кувейтского кризиса, так и палестинского и иных аспектов арабо-израильского конфликта. Госсекретарь давал лишь твердые заверения безотлагательно заняться арабо-израильскими делами сразу же после освобождения Кувейта (это обещание Бейкер выполнил). Думаю, что настойчивость министра иностранных дел напрасной не была.

Возвращаясь из США, Э.А. Шеварднадзе нанес визит в Турцию, куда его уже давно звали. Сверить лишний раз часы с нашим южным соседом, который к тому же граничит с Ираком, было в любом случае полезно. Я был доволен, что министру удалось посетить Анкару, поскольку сам в октябре заверял турок, что это будет сделано при первой же возможности. К сожалению, сорвалась планировавшаяся встреча Эдуарда Амвросиевича там же с Ясиром Арафатом (последнего турецкие власти попросту не пустили на свою территорию в знак недовольства позицией ООП в вопросе о Кувейте).

В Москву министр вернулся незадолго до открытия Четвертого съезда народных депутатов СССР, обещавшего быть бурным, так как внутренняя обстановка в стране к тому времени сильно накалилась. Но настоящей сенсацией стал второй день работы съезда – 20 декабря 1990 года.

Отставка Э.А. Шеварднадзе

19 декабря мне пришлось сильно задержаться на работе – готовили речь министра на завтрашнем заседании съезда, в которой, в связи с запросами депутатов, Эдуарду Амвросиевичу предстояло рассказать, что сделано в области внешней политики руководством страны и МИДом, как формируются внешние условия для развития страны. В таком выступлении нельзя было обойти проблемы Персидского залива, Ближнего Востока, Афганистана. В подготовке соответствующих разделов я и участвовал.

На следующее утро я лишь мельком и совершенно случайно видел министра, когда он шел в пальто по коридору в направлении лифта какой-то весь отрешенный и, как мне показалось, очень усталый. «На съезд, Эдуард Амвросиевич?» – спросил я. Он кивнул. «Ни пуха, ни пера», – исполнил я традиционное напутствие и получил столь же традиционный для таких случаев ответ. Я понимал, что на съезде его опять будут пытаться клевать и всецело ему сочувствовал. Но я и представить себе не мог, с каким уже принятым тяжелым, выстраданным решением он туда направлялся.

Эдуард Амвросиевич выступил на съезде совсем не с тем материалом, что готовил ему накануне мидовский аппарат. А с совершенно другой речью – коротким, но полным внутренней боли протестом против того, что творилось тогда в политической элите страны, которая, разбившись на несколько фракций, все глубже втягивалась во внутренние распри. При этом главным объектом атак все больше становился сам Горбачев и те, кто были его основной опорой в перестроечном процессе. Многие, пуская стрелы в Шеварднадзе, метили в Горбачева, хотя и у самого Эдуарда Амвросиевича хватало ярых противников и скрытых недоброжелателей. Выступая на съезде, Шеварднадзе назвал это настоящей травлей и был недалек от истины. Чаша его терпения переполнилась, и с трибуны съезда он заявил, что уходит в отставку. По-моему, это был первый случай в советской истории, когда член правительства такого ранга решился на публичный поступок протестного порядка.

Думаю, что отставки бы не случилось, если бы М.С. Горбачев хоть раз дал достойную отповедь наскокам на внешнюю политику правительства, поскольку в конечном счете это была его президентская внешняя политика, а не только политика МИДа. Но он предпочитал лавировать, держаться как бы «над схваткой» и в результате потерял сильную и, как теперь говорят, «знаковую» фигуру – политического тяжеловеса, способного по крайней мере говорить на равных с руководителями союзных республик, что тогда имело первостепенное значение. Кто знает, сохрани Горбачев Шеварднадзе в своей команде, и ново-огаревский процесс переговоров с республиканскими лидерами мог бы пойти получше, а там, глядишь, и до путча дело бы не дошло. Против Шеварднадзе интриговали прежде всего те из окружения Горбачева, кто через несколько месяцев организовал ГКЧП. Он им мешал.

Решение уйти в отставку Эдуард Амвросиевич принял в кругу семьи. Из мидовцев он посвятил в него только своих личных помощников Т.Г.Степанова и С.П.Тарасенко. Для всех заместителей министра, как, впрочем, и для Горбачева, это стало полнейшим сюрпризом. Я искренне жалел, что наша дипломатическая служба теряла своего руководителя, который за неполные шесть лет пребывания на посту министра завоевал у подавляющего большинства мидовцев чувства уважения и симпатии.

В вышедшей в США книге воспоминаний посла Мэтлока я встретил такие строки, относящиеся к моей встрече с ним у него в резиденции в тот самый день – 20 декабря: «Один из заместителей Шеварднадзе Александр Белоногов приехал на ланч, и мы атаковали его вопросами. Он утверждал, что не имел понятия об отставке министра, пока сам не узнал о ней из его речи. Я спросил, считает ли он, что Шеварднадзе можно уговорить пересмотреть решение. «Нет, насколько я его знаю», – был ответ. «Он не захочет, чтобы на него смотрели, как на способного к трюкачеству. Здесь затронута его честь». Конечно, каждому, кто действительно знал Шеварднадзе, этот вопрос показался бы глупым».3

«Шеварднадзе,– пишет Мэтлок,– достиг замечательного успеха в обеспечении внешнеполитических задач перестройки, но Горбачев находился теперь в очевидном отступлении на домашнем фронте. Я полагаю, что знал Шеварднадзе достаточно хорошо, чтобы сознавать, что он не из тех, кто сбегает. Совершенно очевидно, что он был чувствителен к критике, но он, конечно, отбивался бы, если бы была надежда победить. Он должно быть чувствовал, что Горбачев был готов принести его в жертву консерваторам, которые собирались вместе, чтобы совершить переворот».4 Приведя конкретные примеры из сферы советской внешней политики, когда президент СССР подставлял своего министра иностранных дел, Мэтлок не упоминает кувейтский кризис. Знаю, однако, что и это направление привносило временами свою дозу горечи из-за интриг, рождавшихся в кремлевских коридорах. Заявление Э.А. Шеварднадзе об отставке вызвало у народных депутатов СССР неоднородную реакцию: кое-кто радостно потирал руки, но большинство депутатов, видимо, все же осознало, что уход министра не должен создавать впечатление, что Москва меняет курс или не знает, что делать. 29 декабря съезд принял специальное постановление, одобряющее «политическую линию и практические шаги советского государственного руководства и правительства СССР в связи с кризисом в зоне Персидского залива, меры по обеспечению безопасности и возвращения из Ирака на родину советских граждан». «Съезд,– говорилось в постановлении,– подтверждает поддержку соответствующих резолюций Совета Безопасности ООН, принятых после вторжения Ирака в Кувейт, и особенно подчеркивает приверженность поиску в полном соответсвии с этими резолюциями мирного разрешения кризиса». «Съезд,– продолжаю я цитировать постановление,– обращается к руководству и народу Ирака с настоятельным призывом проявить чувство высокой ответственности за судьбы родины и международного мира, выполнить основанные на нормах цивилизованного общежития и законности требования мирового сообщества. Иракские войска должны уйти из Кувейта, а независимость этой страны и ее суверенитет должны быть восстановлены».

Таким образом, постановление высшего органа государственной власти СССР все ставило как должно на свои места, нейтрализуя в какой-то мере очень негативную реакцию в мире на отставку Э.А.Шеварднадзе. Радовались ей разве что в Багдаде, да еще кое-где.

На следующий день, 30 декабря, я официально вручил текст постановления съезда послу Ирака для передачи его в Багдад, подчеркнув, что его принятие высшим органом власти страны показывает важность, которую СССР придает проблеме урегулирования кризиса в Персидском заливе. В международных делах, говорил я, для нас сейчас нет более острой проблемы. Постановление отражает мысли и чувства советских людей в отношении сложившейся ситуации, является мандатом для наших дальнейших действий на этом направлении. В заключение выразил надежду, что «пауза доброй воли», предоставленная Ираку в соответствии с резолюцией 678, будет использована так, как это предполагалось Советом Безопасности, и что новый год будет годом мира, а не войны.

Мы продолжаем подталкивать США и Ирак к диалогу

Несмотря на то, что Багдад и Вашингтон так и не смогли договориться о поездках руководителей своих внешнеполитических ведомств для встреч с президентами США и Ирака, Москва не прекращала, однако, усилий по организации прямых американо-иракских контактов и действовала в этих целях одновременно и на иракском, и на американском направлении. Одна из задач делегации И.С. Белоусова состояла именно в том, чтобы подтолкнуть Багдад к гибкости и проявить интерес к переговорам с США, в возможность которых мы продолжали верить. Белоусов эту тему поднимал в беседе с Саддамом Хусейном, а находившийся в составе его делегации В.И. Колотуша обстоятельно говорил о том же с Тариком Азизом, убеждая, что занятая Багдадом позиция наносит ущерб его же собственным жизненным интересам.

2 января 1991 года наш посол в Багдаде В.В. Посувалюк имел продолжительный разговор с Саддамом Хусейном. Посол, отталкиваясь от постановления съезда, подчеркивал, что долг иракского руководства – проявить мудрость и мужество с тем, чтобы не дать разгореться вооруженному конфликту, использовать оставшееся до 15 января время для продуктивного диалога с США.

С.Хусейн, приветствуя решение руководства съезда направить в Ирак группу народных депутатов СССР, однако, упорно гнул свою линию. Вновь не обошлось без лекций об «исторических правах» на Кувейт. Заявляя, что в Ираке хотят сотрудничать с США как великой державой номер один и что до событий 2 августа одна треть иракской нефти шла в Америку, вину за все происшедшее С.Хусейн возлагал тем не менее на Вашингтон и Кувейт, из-за политики которых Багдад и был-де вынужден прибегнуть к силе оружия. Если же нам навяжут войну, говорил президент, то мы будем бороться до конца. Нас не пугает мощь Америки, хотя и понимаем, что людские и материальные потери будут огромными. И даже если американцы разрушат весь Ирак, мы будем продолжать борьбу, так как наш успех уже заложен в том, что борьба будет идти на территории Ирака.

Думал ли на самом деле так иракский руководитель или хотел остеречь через нас Вашингтон, можно только гадать. Посувалюк же, действуя в соответствии с имевшимися инструкциями, старался убедить С.Хусейна в настоятельной необходимости искать мирную развязку и ни в коем случае не ввязываться в военную схватку.

В этом же направлении провела в Багдаде работу группа народных депутатов СССР, встретившаяся с С.Хусейном. Усилия предпринимались и по многим другим линиям, в том числе через наши посольства в арабских, европейских и других странах. Принимая 3 января члена Исполкома ООП Абу Мазена, я просил его, чтобы влияние ООП и лично ее лидера Я. Арафата было максимально использовано в эти немногие остающиеся до окончания «паузы» дни для того, чтобы убедить Багдад принять нужное решение, так как, если там не справятся со своими амбициями, то обрекут свой народ на войну и, значит, на бедствия и страдания. Время же между тем сжималось, как шагреневая кожа.

Наша ли аргументация, излагавшаяся в Москве, Багдаде и Вашингтоне, подействовала, сходные ли шаги других государств или какие-то иные соображения и расчеты сыграли свою роль, – а они, безусловно, были у обеих сторон – но во всяком случае, когда 3 января Джордж Буш предложил, чтобы Бейкер и Азиз встретились на нейтральной почве в Женеве между 7 и 9 января, Саддам Хусейн дал на это согласие. Встреча была назначена на 9-ое.

МИД СССР приветствовал такое развитие. «С проведением прямого американо-иракского разговора, – говорилось в заявлении МИД СССР, – закономерно связываются надежды на разблокирование острокризисной ситуации в зоне Персидского залива на основе соответствующих резолюций Совета Безопасности ООН. Пауза доброй воли должна завершиться победой здравого смысла, принести уверенность и восстановление в зоне Персидского залива справедливости и стабильности».5

8 января послом СССР в Багдаде было передано еще одно обращение М.С. Горбачева к Саддаму Хусейну в связи с американо-иракской встречей, в котором в самой энергичной форме делался призыв не упустить этот шанс.

Женевская встреча Бейкер – Азиз

Шестичасовой разговор Бейкера и Азиза, однако, ничего не дал. Первыми разнесли миру эту нерадостную весть журналисты на основе того, что им сказали участники переговоров на своих раздельных пресс-конференциях. Поздно вечером в тот же день госсекретарь США проинформировал Шеварднадзе по телефону, а на следующий день – 10 января – в более подробном послании (после заявления о своей отставке Э.А. Шеварднадзе еще некоторое время продолжал функционировать в качестве министра, ожидая назначение себе преемника).

Как явствовало из этих сообщений, смысл того, что Бейкер сказал Азизу от имени президента Буша был простым: Ирак должен либо подчиниться воле межданародного сообщества и мирно уйти из Кувейта, либо его заставят это сделать силой. На этот счет не должно быть ни иллюзий, ни недопониманий. С американской стороны при этом подчеркивалось, что предпочтение твердо отдается мирному решению, подтверждалось, что США не нападут на Ирак, если он выполнит резолюции СБ ООН, что американские войска после этого уйдут из зоны Залива и что США поддерживают призыв, содержащийся в резолюции 660 к Ираку и Кувейту урегулировать свои разногласия мирным путем, но что это может иметь место только после вывода иракских войск. Исключая возможность прямой увязки ухода иракских войск из Кувейта с урегулированием арабо-израильского конфликта, госсекретарь подтвердил Азизу готовность заняться проблематикой БВУ сразу после ухода Ирака из Кувейта.

Бейкер, заявляя, что путь к миру все еще открыт и что выбор за Багдадом, одновременно старался довести до сознания собеседника катастрофические последствия для Ирака военного варианта решения, изложив возможности развернутых против Ирака многонациональных сил. При этом иракская сторона была предупреждена, что никакой патовой ситуации не возникнет: если война начнется, то она будет доведена до быстрого и решительного конца. Азиз также был предупрежден о тяжелых последствиях в случае любого применения Ираком химического или биологического оружия, терактов или уничтожения нефтяных сооружений.

Из сообщений следовало, что с иракской стороны не было проявлено никаких признаков готовности выполнить резолюции СБ. Азиз отказался принять письмо Джорджа Буша Саддаму Хусейну, расценив стиль письма как неприемлемый. Азиз заявил, что в действиях Ирака не было просчетов, что Ирак ожидает военных действий против него с самого начала, то есть со 2 августа, что иракское руководство полностью осознает, какие силы развернуты против Ирака и насколько эффективно оружие, которое будет применяться, но что оно уверено в том, что Ирак выйдет из войны победителем. Азиз также заявил, что в случае начала войны в нее будут вовлечены все страны региона, включая Израиль.

Так или примерно так выглядел по американской версии «сухой остаток» женевской встречи. Много времени на ней ушло на побочные темы: Азиз доказывал, что действия Ирака против Кувейта носили «оборонительный» характер; что резолюции 660 и 678 СБ недействительны, так как при принятии первой Ирак был, мол, представлен не постпредом, а лишь его заместителем, а вторая – поскольку ей не имеется-де прецедентов; что резолюции ЛАГ не имеют законной силы, так как не были приняты единогласно; что С.Хусейн никому – ни королю Фахду, ни президенту Мубараку, ни королю Хусейну, ни американскому послу – не давал заверений в том, что не предпримет военной акции против Кувейта; что в докладе «Международной амнистии» о жестокостях Ирака в Кувейте многое, якобы, преувеличено; что действия Ирака в Заливе предоставляют уникальный шанс для палестинского руководства и т.д. В конце встречи Бейкер уведомил о том, что 12 января США отзывают своих последних пять сотрудников из посольства в Багдаде, и напомнил, что Ираку хватило всего двух дней, чтобы ввести в Кувейт огромную группировку войск, которую теперь ему следовало бы вывести в обратном направлении. До истечения «паузы доброй воли» оставалось на момент разговора еще шесть дней.

Иракская сторона тоже проинформировала Москву о результатах женевской встречи, но акцентировка была иной (именно расстановка акцентов, а не суть). В беседе со мной посол Ирака Г.Д.Хусейн сказал, что Бейкер в ультимативной форме потребовал от Ирака выполнение всех 12 резолюций СБ ООН. Однако, несмотря на угрозы начать против Ирака военные действия, госсекретарю было заявлено, что Ирак не изменит свою позицию, что Багдад не спасует перед американскими угрозами и в случае войны будет готов наносить удары по американским интересам по всему миру. Посол вновь говорил об окончательности присоединения Кувейта к Ираку, а упомянув о согласии Багдада рассматривать вопрос о Кувейте только в рамках комплексного ближневосточного урегулирования, подчеркнул, что кувейтская проблема в этом случае должна решаться только в арабских рамках без какого бы то ни было вмешательства иностранных государств и, конечно, с учетом «исторических прав» Ирака на эту «провинцию».

Думаю, что читателю будет небезынтересно познакомиться с основным содержанием письма Буша Саддаму Хусейну, которое Тарик Азиз отказался принять от Бейкера. В нем говорилось:

«Мы стоим сейчас на грани войны между Ираком и миром. Это война, которая началась вашим вторжением в Кувейт; это война, которая может быть закончена только полным и безоговорочным выполнением Ираком резолюции 678 Совета Безопасности ООН…

Мы предпочитаем мирный исход. Однако, ничто меньшее, чем полное выполнение резолюции 678 Совета Безопасности ООН, не является приемлемым. Не будет никакого вознаграждения агрессии. Не будет и никаких переговоров. Принцип не может быть предметом компромисса. Однако, через полное выполнение Ирак сможет воссоединиться с международным сообществом. В более краткосрочном плане Ирак и иракский военный истэблишмент избегут разрушения. Но если вы не уйдете из Кувейта полностью и безоговорочно, вы потеряете больше, чем Кувейт. Вопрос стоит не о будущем Кувейта – он будет освобожден и его правительство восстановлено – а скорее, о будущем Ирака. Выбор делать вам…

Ирак уже ощущает воздействие санкций, установленных Организацией Объединенных Наций. Если случится война, то произойдет значительно большая трагедия для вас и вашей страны. Позвольте мне также отметить, что Соединенные Штаты не потерпят применение химического или биологического оружия или разрушение нефтяных промыслов и сооружений Кувейта. Американский народ потребует самого сильного, какой только возможен, ответа. Кроме того, вы будете нести непосредственную ответственность за террористические действия против любого члена коалиции. Вы, партия Баас, и ваша страна заплатят страшную цену, если вы отдадите приказ о такого рода безрассудных действиях.

Я пишу это письмо не для того, чтобы угрожать, а чтобы проинформировать. Я делаю это без чувства удовлетворения, поскольку народ Соединенных Штатов не находится в ссоре с народом Ирака. Г-н Президент, резолюция 678 Совета Безопасности ООН устанавливает период до 15 января этого года в качестве «паузы доброй воли» с тем, чтобы данный кризис мог закончиться без дальнейшего насилия. Будет ли эта пауза использована так, как задумано, или просто станет прелюдией к дальнейшему насилию, зависит от вас и только от вас. Я надеюсь, что вы тщательно взвесите свой выбор и выберете мудро, поскольку от этого зависит многое».6

В Москве искренне сожалели, что иракские руководители в очередной раз упустили отличный случай кончить дело миром и с достоинством уйти из Кувейта. Самоуверенность и заносчивость вновь сослужили им скверную службу.

Последние попытки предотвратить войну

11 января по инициативе М.С.Горбачева состоялся его телефонный разговор с Дж.Бушем, о чем было объявлено в прессе. Обычно МИД получал запись таких разговоров, что было совершенно необходимо для нормальной работы, но в данном случае система дала сбой. Возможно, сказалось и то, что после ухода Шеварднадзе в отставку решение текущих практических вопросов, связанных с Персидским заливом, заметно сместилось в Кремль, где ближайшими советниками у президента по этим делам были Е.М.Примаков и А.С.Черняев. К кому из них Горбачев прислушивался больше, не знаю. О чем в разговоре Горбачева с Бушем шла речь, мне стало известно лишь позже из публикации Е.М. Примакова «Война, которой могло не быть». Оказалось, что Горбачев тогда выражал готовность еще раз направить своего представителя в Багдад с предлагавшимся уже ранее так называемым «невидимым пакетом». А.С. Черняев в своем дневнике называет его «планом Примакова». Зная позицию США, не приходится удивляться, что наш посол в Вашингтоне А.А. Бесмертных, через которого в Белый дом по поручению Горбачева передавались детали «пакета», услышал следующее: США не возражают против поездки в Багдад советского представителя, но лишь для того, чтобы еще раз сказать С. Хусейну «уходи из Кувейта».7 В Кремле сочли (и правильно), что ничего путного из такой поездки не получится. Ведь все, что было нужно сказать с нашей стороны Багдаду, было уже сказано на разных уровнях, включая президентский, причем не раз. Не уверен, что вообще Кремлю стоило реанимировать упомянутый «невидимый пакет». Кроме настороженности у участников МНС он ничего вызвать не мог.

* * *

Шанс свернуть в последний момент с дороги к катастрофе все еще сохранялся. Его предоставлял визит в Багдад для встречи с Саддамом Хусейном Генерального секретаря ООН, возможность которого проговаривалась в «пятерке» еще в конце ноября. 9 января в телефонном разговоре Э.А.Шеварднадзе с Дж.Бейкером была достигнута договоренность еще раз попытаться предотвратить военную развязку, оказав всемерное содействие миссии Переса де Куэльяра в Багдад. 11 января о ней было официально объявлено в ООН. В тот же день МИД СССР выступил с заявлением. «Мы обращаемся ко всем сторонам, – говорилось в нем, – и особенно к Ираку с призывом осознать всю серьезность момента, проявить жизненно необходимое в такой ситуации чувство ответственности за судьбу региона, за судьбу своих народов». МИД подчеркивал: «должны быть предприняты самые энергичные политико-дипломатические усилия с тем, чтобы отвести район Персидского залива от пропасти военного конфликта, который будет иметь самые разрушительные последствия для живущих здесь народов, и в первую очередь иракского».8

У Переса де Куэльяра был обширный опыт отношений с иракцами, особенно в последние тяжелые для Багдада шесть лет ирако-иранской войны. Тогда усилия Генерального секретаря ООН по ее прекращению Багдад ценил. Однако предпринятая Генсеком 30 августа 1990 года попытка склонить Ирак к уходу из Кувейта была решительно отклонена. Встреча Куэльяра с Азизом проходила в Аммане. Там Азиз соглашался лишь на то, чтобы отпустить заложников, но не иначе как в обмен на обязательство не применять против Ирака силу. Вопрос же о Кувейте при этом вовсе выводился за скобки как якобы уже окончательно решенный. И вот теперь Генеральному секретарю ООН предстояло встретиться с С. Хусейном ради еще одного, теперь уже действительно последнего усилия избежать войны. Два с половиной часа длилась его беседа с президентом Ирака и три часа с Тариком Азизом. В ночь с 13 на 14 января он улетел из Багдада, не добившись ничего. По возвращении в Нью-Йорк Куэльяр сказал репортерам, что С. Хусейн не проявил ни малейшего желания уходить из Кувейта и что иракские власти не предложили ничего, что можно было бы рассматривать как шаг в сторону мира.9

Вечером 14 января Генеральный секретарь подробно доложил Совету Безопасности о своих безрезультатных разговорах в Багдаде. С иракской стороны своего рода послесловием к визиту в Багдад Генсекретаря ООН стало принятие 14 января парламентом страны решения отстаивать принадлежность Кувейта к Ираку всеми средствами, включая военные.

И тем не менее Перес де Куэльяр уже под самый занавес мирной паузы – вечером 15 января обратился к Саддаму Хусейну с настоятельным и, как о нем сказал тогдашний заместитель Генсека ООН по делам Совета Безопасности В.С. Сафрончук, «драматическим призывом» выполнить требования СБ. Действительно, обращение было составлено эмоционально, что вполне оправдывалось обстоятельствами. Смысловое же содержание обращения включало в себя следующее. Призвав президента Ирака «немедленно начать вывод войск из Кувейта», Куэльяр заверял, что «в случае начала этого процесса не будет совершено нападение ни на Ирак, ни на его вооруженные силы». Сам он выражал готовность инициировать направление наблюдателей ООН и, при необходимости, войск ООН для предотвращения инцидентов, поставить в Совете Безопасности вопрос о «пересмотре решений относительно санкций против Ирака», содействовать процессу вывода иностранных войск из региона и, наконец, сославшись на полученные им заверения правительств, обещал, что по разрешении настоящего кризиса «будут предприняты все усилия, чтобы заняться на всеобъемлющей основе арабо-израильским конфликтом, в том числе палестинским вопросом».10

Принципиально важным было также то, что это обращение Генсекретаря ООН было поддеражано всеми постоянными членами Совета Безопасности. Так что содержавшиеся в нем гарантии имели под собой значительно большую основу, чем просто личный и служебный авторитет самого Переса де Куэльяра. Однако Ирак проигнорировал и этот призыв, и эти вполне почетные для себя условия.

По мнению В.С.Сафрончука, Ирак относился к миротворческим усилиям Генерального секретаря ООН без должного внимания и уважения. Через несколько дней после начала военных действий Багдад направил Куэльяру письмо, составленное в незаслуженно обидных выражениях, а потом поступил и того хуже – опубликовал в иорданских газетах стенограмму разговора между Куэльяром и С. Хусейном, хотя разговор был сугубо конфиденциальный.11 Попросту говоря, Багдаду захотелось хоть как-то «насолить» Генсеку ООН. Но разве Перес де Куэльяр был виноват в том, что на Ирак обрушились бомбы и ракеты? Он как раз старался (в рамках своих возможностей, естественно), чтобы этого не случилось. Выбор сделал Багдад.

Полагаю, не требуется доказывать, что визит Куэльяра в Багдад и его последующее обращение предоставляли иракскому руководству уникальный шанс красиво выйти из-под уже нависшего удара. Как-никак призыв к Багдаду обращал даже не руководитель конкретного государства, а высшее должностное лицо главной всемирной организации, причем делал это и в Багдаде, и в Нью-Йорке. По любым, даже самым требовательным меркам этого было бы вполне достаточно, чтобы доходчиво объяснить народу Ирака, почему его войска покидают Кувейт. Но руководство Ирака считало по-другому.

В самые последние дни «паузы доброй воли» предпринимались и другие попытки решить дело миром. С весьма далеко идущей инициативой, встретившей даже прямую критику со стороны американцев и англичан, выступили французы, но и те вынуждены были признать, что Багдад остался к ней глух. Нулевой результат дали разговоры в Багдаде экспрезидента Никарагуа Даниэля Ортеги, а также премьер-министров Йемена и Ливии. Был проигнорирован и призыв к Багдаду Хафеза Асада.

Складывалось впечатление, что в Багдаде даже к концу «паузы доброй воли» продолжали считать, что антииракская коалиция не решится на военные действия, хотя, казалось бы, налицо были все признаки надвигавшейся войны. 12 января американские дипломаты, спустив предварительно флаг со здания посольства, покинули Багдад. Закрыли свои посольства в Багдаде и многие другие страны. К 15 января из 70 дипломатических представительств в Багдаде продолжали функционировать лишь единицы, причем в резко сокращенном составе (посольства СССР, Кубы, Югославии, некоторых арабских и африканских стран). Выводы напрашивались сами собой, но это никак не влияло на позицию иракского руководства. Она оставалась той, как ее определил Саддам Хусейн в речи перед активистами партии Баас 9 января: «Наши вооруженные силы и великий иракский народ готовы к решительной схватке, которая приведет к поражению сил агрессоров и неверных… Победа безоговорочно будет нашей… Мы не из тех, кто поддается давлению… Вы увидите, в какую западню попадут Соединенные Штаты. Если американцы только ввяжутся, мы заставим их плавать в собственной крови».12

Трудно судить, в какой мере эта бравада была напускной, а в какой выражала действительные ожидания иракских руководителей. Так или иначе свой выбор они сделали.

* * *

«Пауза доброй воли» истекла 15 января. На следующий день я докладывал ситуацию Верховному Совету СССР. Подробно рассказал обо всем, что предпринималось правительством СССР, ООН, а также другими государствами для нахождения мирного решения, и как все эти усилия разбивались о стену пренебрежения со стороны Багдада к советам друзей и требованиям мирового сообщества. Я не скрывал, что военная акция грядет. Депутаты уже довольно хорошо разбирались в обстановке, так как кризис в Персидском заливе был уже давно в центре всеобщего внимания и неоднократно фигурировал в повестке дня заседаний Верховного Совета. Последний раз это имело место всего лишь 12 января, когда я тоже должен был выступать в Верховном Совете на эту тему, но депутаты удовлетворились тогда сообщением председателя Комитета по международным делам А.С. Дзасохова.

У меня не сохранилось текста моего выступления 16 января в Верховном Совете. Поэтому воспроизвожу целиком то, что о нем было сказано в информации ТАСС:

«Смысл советской позиции по поводу конфликта в Персидском заливе – «побудить иракское руководство проявить мудрость и миролюбие, хотя бы минимальную гибкость в вопросе о Кувейте, отказаться от линии, ведущей к катастрофе». Об этом заявил заместитель министра иностранных дел СССР Александр Белоногов, выступая сегодня на заседании Верховного Совета СССР с информацией о положении в Заливе.

Дипломат отметил, что «ситуация в Персидском заливе по-прежнему определяется прежде всего тем, намерен или нет Ирак вывести свои войска из Кувейта, в этом – ключ к решению проблемы». Вместе с тем он считает, что «политическая развязка кувейтского кризиса по-прежнему блокируется предельно жесткой позицией Ирака».

Из поступившей в МИД СССР информции, в том числе о встречах с Саддамом Хусейном, продолжал Александр Белоногов, «складывается впечатление, что иракское руководство до конца не верит в действительный настрой администрации США, других участников коалиции прибегнуть к силе». В Багдаде, по-видимому, до сих пор считают, что все заявления руководителей США на этот счет не выходят за рамки психологической войны, попыток запугать Ирак, оказать на него давление. «Мы уверены, что это опасное заблуждение», – подчеркнул Белоногов.

Дипломат заявил, что советская сторона делает все для того, чтобы «предельно четко довести до сознания иракского руководства реалии обстановки, советская сторона предельно честна, откровенна и конструктивна в контактах с иракцами». «Саддаму Хусейну сказано, что у нас нет сомнений относительно полной боеготовности америкаецев, которые могут в любой момент после 15 января принять решение о применении силы», – сообщил он. А это, указал дипломат, «будет означать катастрофу в первую очередь для Ирака, иракского народа».

Советской руководство, отметил Александр Белоногов, просило Саддама Хусейна «не упускать шансы сохранить в регионе мир, прямо говорило, что если иракские войска будут выводиться из Кувейта, то на Ирак никто не нападет, ему будет гарантирована безопасность, он сможет сохранить свой экономический и иной потенциал, что после ухода из Кувейта откроется дорога к запуску механизма ближневосточного урегулирования». «Эта позиция советского руководства четко доведена до сведения руководства Ирака», – заявил Александр Белоногов».

Верховный Совет СССР, постановив принять к сведению мою информацию, призвал все вовлеченные в конфликт стороны продолжать поиски политического решения проблемы и поддержал в связи с этим «инициативу Генерального секретаря ООН от 15 января 1991 года, направленную на предотвращение войны в районе Персидского залива и предусматривающую, что после разрешения нынешнего кризиса будут предприняты все усилия для всеобъемлющего урегулирования арабо-израильского конфликта, включая палестинскую проблему».13 Электронные СМИ разнесли этот призыв советского парламента, который, я допускаю, оказался последним обращением к Багдаду перед тем, как настал черед оружия.

* * *

А в зоне Залива друг другу противостояли внушительные силы. К завершению «паузы доброй воли» антииракская коалиция насчитывала 28 государств, к концу войны – 37. В нее входили северо-американские, европейские, арабские, африканские, латино-американские, тихо-океанские и страны из различных регионов Азии, причем не только мусульманские. Степень и характер их участия в МНС были, понятно, очень различны. Более чем на две трети многонациональные силы состояли из военнослужащих США (в общей сложности, включая морские силы их было свыше полумиллиона человек), совокупный вклад остальных участников коалиции – 205 тысяч человек (Великобритания – 43 тысячи, Франция – 16 тысяч, Египет – 40 тысяч, Сирия – 15 тысяч, Кувейт – 7 тысяч, остальные страны Залива – 10 тысяч, Марокко – 1.3 тысячи человек и т.д.).14 Канада участвовала 3 военными кораблями и 1 эскадрильей; Аргентина – 2 кораблями; Чехословакия – частями химической защиты; Швеция – полевым госпиталем; Венгрия, Филиппины, Сьерра-Леоне и Сингапур – военно-медицинским персоналом. Участниками МНС в различных формах (в основном боевыми подразделениями, самолетами и кораблями) были также Австралия, Новая Зеландия, Италия, Испания, Бельгия, Голландия, Дания, Греция, Норвегия, Пакистан, Южная Корея, Бангладеш, Сенегал, Нигер, Польша, Румыния. В финансовом обеспечении МНС весомо участвовали Япония и Германия (каждая дала по несколько миллиардов долларов). В зоне Персидского залива коалиция сконцентрировала до 180 боевых кораблей, включая 6 американских авианосных соединений, около 1800 самолетов, 3000 танков и 2800 орудий.

Им противостояли вооруженные силы Ирака, включавшие в себя регулярные войска (750 тысяч человек), резервистов (480 тысяч человек), так называемую народную армию, насчитывавшую, как утверждалось, до 5 миллионов человек, а также 5.5 тысяч танков, 3.5 тысячи орудий, около 600 самолетов и вертолетов, несколько сотен ракет различных типов. Иракская группировка в Кувейте и прилегающих южных районах Ирака насчитывала до 500 тысяч человек, 4 тысячи танков и 2.7 тысячи орудий.

«Мать всех сражений», – как с подачи руководства страны иракская пропаганда заранее окрестила будущее военное столкновение, и на самом деле обещало быть нешуточным.