Глава IX

ФИНАЛ АВАНТЮРЫ

Наземная фаза «Бури в пустыне»

Наземная операция началась на рассвете 24 февраля. В этот же день было обнародовано заявление советского правительства, в котором выражалось сожаление, что был упущен реальнейший шанс на мирный исход конфликта, на достижение целей, определенных резолюциями СБ ООН, без дальнейших человеческих жертв и материальных разрушений. Однако, говорилось в заявлении, сработал инстинкт военного решения. Чтобы этот инстинкт не завел слишком далеко, Москва высказалась за то, чтобы Совет Безопасности незамедлительно занялся рассмотрением сложившейся ситуации. Совет собирался, его председатель проводил консультации, но дело стояло, так как три из пяти постоянных членов Совета были одновременно ведущими участниками антииракской коалиции, добавившей к воздушной войне против Ирака теперь и наземную.

Не буду вдаваться в военную сторону вопроса. Ограничусь тем, что наземная фаза «Бури в пустыне» была отменно спланирована, отлично организована и очень эффективно осуществлена несмотря на то, что она проводилась войсками большого числа государств и что эти войска обучались по различным уставам, имели далеко неодинаковый уровень подготовки и оснащения, а личный состав войск говорил на нескольких десятках различных языков.

Операцией руководили два сокомандующих – американский генерал Норман Шварцкопф и саудовский генерал Халед Ибн Султан. В подчинении первого находились войска США и ряда европейских государств, второго – в основном войска арабских и других мусульманских стран. При формальном равенстве положения сокомандующих ведущая роль принадлежала Шварцкопфу, в распоряжении которого была основная ударная боевая сила. Как видно из воспоминаний, опубликованных обоими генералами, в их личных взаимоотношениях не все было гладко (видимо, давала себя знать известная американская бесцеремонность и напористость), но, судя по результатам, со своей задачей оба справились хорошо, никаких серьезных накладок в ходе операции не случилось.

Свои нюансы в планировании и проведении операции вносила и политика. Правительства арабских государств – участников МНС не хотели, чтобы их войска вступали на территорию Ирака. Поэтому их использование ограничивалось только территорией непосредственно Кувейта. Отсюда и распределение командных ролей: генерал Халед сосредоточился на кувейтском театре военных действий, где и предстояло воевать арабам; у Шварцкопфа же были более широкие задачи, поскольку его войска, особенно авиация, были задействованы на всех направлениях удара. Приходилось учитывать и другие факторы. Например, сирийская танковая дивизия имела на вооружении танки «Т-62». Поскольку аналогичные были и у иракцев, сирийцев поставили во второй эшелон, чтобы в ходе наступательных боев не произошло путаницы. Думаю, что в двадцатом веке не было ни одного сражения, в котором одновременно участвовали бы войска столь большого числа государств, как это было в ходе наземной операции по освобождению Кувейта.

Через четыре часа после ее начала с эмоциональным обращением к иракским вооруженным силам выступил Саддам Хусейн, призвавший «не давать пощады» врагу. В переданном по багдадскому радио первом военном коммюнике говорилось, что «наступление противника полностью провалилось» и что его солдаты «плавают в крови». В другом коммюнике, переданном через 15 часов после начала наземной операции, было сказано, что «силы агрессии не смогли достичь ни одной из своих объявленных целей. Они понесли большие потери в результате тяжелых ударов защитников права и веры».1

На самом деле картина была совершенно обратной. Наступление союзников развивалось стремительно, неудержимо и почти без потерь. Деморализованные неделями бесконечных бомбежек, испытывая полнейшую незащищенность от ударов с воздуха и чувство обреченности, иракские войска в Кувейте не выдержали ударов наступающих танковых частей коалиции и американской морской пехоты. Оборона была прорвана, началось беспорядочное отступление, перешедшее вскоре фактически в бегство. Контратаки были редкими и безуспешными. Спасая свои жизни, иракские солдаты сдавались в плен тысячами.

Одновременно генерал Шварцкопф, скрытно до этого перегруппировавший свои основные силы на левый фланг, нанес мощный боковой удар и начал быстрое продвижение вглубь Ирака по дуге в направлении Басры, создавая угрозу окружения всех иракских войск, находившихся в Кувейте и приграничной к нему зоне. Возникал огромный «котел», заставляя иракских штабистов, наверное, вспомнить о Сталинграде. Чтобы не попасть в окружение, некоторые иракские части, в том числе и Республиканской гвардии, были вынуждены спешно сниматься с занимаемых позиций и отступать. Обстановка складывалась явно не так, как рассчитывало руководство Ирака. Весь ход событий военной кампании разительно контрастировал с картинами, которые тот же Тарик Азиз рисовал нам в Москве во время своих визитов, начиная с сентябрьского. «Матерь всех сражений», которая, как уверяла багдадская пропаганда, должна была закончиться неизбежной победой Ирака над «силами зла», все больше приобретала противоположный смысл. Об этом невольно думалось, когда в своем кабинете на седьмом этаже мидовского здания я наблюдал по телевизору репортажи «Си-Эн-Эн» о ходе наземной операции.

Скорее прекратить огонь

Для дипломатической инициативы, как правило, нужна какая-то стартовая площадка в виде события, политического импульса или чего-то в этом духе. Через двое суток после начала наземных боев такая стартовая площадка появилась.

26 февраля по поручению руководства я собрал пресс-конфиренцию, на которой заявил:

«Хочу довести до вашего сведения, что сегодня ночью в Посольство СССР в Багдаде прибыл министр иностранных дел Ирака Т. Азиз, который передал нам послание С. Хусейна. В послании сообщалось о решении иракского руководства немедленно вывести все свои войска из Кувейта в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 660. В послании С. Хусейна указывалось, что приказ об отводе войск отдан и вывод их уже начался. Подчеркивалось, что срок осуществления вывода будет очень коротким. (Чтобы читателю было понятнее дальнейшее, добавлю, что С. Хусейн в этом послании настоятельно просил Горбачева добиться через Совет Безопасности немедленного прекращения огня. Но прямо говорить журналистам об этой просьбе я счел не вполне уместным и потому продолжал так). Мы исходим из того, что этот новый шаг руководства Ирака удовлетворит все стороны. Хочу сообщить вам, что сразу же, как только в Москве стало известно о получении послания Саддама Хусейна, мы официально уведомили США о том, что Ирак начал выполнять резолюцию Совета Безопасности ООН 660. Одновременно мы дали указание представителю СССР при ООН предложить срочно созвать Совет Безопасности с тем, чтобы он незамедлительно решил вопрос о прекращении огня. Мы считаем, что все происходящее представляет очень важный момент в развитие ситуации и что разум и совесть подсказывают, что им надо надлежащим образом воспользоваться с тем, чтобы положить конец кровопролитию. Для этого созданы все необходимые условия.»

Естественно, посыпались вопросы. Первый касался сроков, насколько они будут сжаты. Я дал такой ответ: «Бесспорно одно: прекращение огня создаст необходимые условия для того, чтобы сроки были минимальными. Понятно, что одно дело осуществлять отвод войск в условиях, когда продолжаются военные действия, когда идут бомбардировки, артналеты, ракетные удары. Это все, естественно, дезорганизует нормальный процесс отвода. Другая ситуация наступит, если будет объявлено о прекращении огня на земле, в воздухе, на море. Разумеется, все это максимально ускорило бы реализацию той задачи, которую с самого начала поставило перед собой мировое сообщество – добиться освобождения и восстановления Кувейта как независимого суверенного государства».

Поскольку в некоторых вопросах звучало утверждение, что иракское заявление неполностью отвечает резолюциям СБ, мне пришлось прокомментировать эти заходы. Я сказал: «Что касается заявлений о том, что в позиции, которую объявил Ирак, есть какие-то изъяны, то, думаю, при желании можно найти много причин, а тем более предлогов для того, чтобы оставаться глухим к призывам, которые раздаются во многих арабских странах относительно необходимости как можно скорее прекратить огонь. Мы исходим из того, что сейчас позиция стала предельно ясной, никаких условий Ирак не выдвигает, он готов, как официально заявляется Багдадом, в максимально сжатые сроки осуществить вывод своих войск из Кувейта. Мы в этом смысле не видим каких-либо изъянов позиции, которые давали бы основания оттягивать прекращение огня».

Корреспондент английской «Дейли экспресс» поинтересовался, почему Советский Союз выступает сейчас как бы в роли представителя Ирака. На это я среагировал так: «Мы выступаем с нормальных, общечеловеческих, гуманитарных позиций. Каждый час военных действий уносит все больше и больше человеческих жизней. Через какое-то время можно будет подвести итоги операции, и тогда станет ясно, сколько их поглотил огонь войны, сколько погибло военнослужащих, сколько погибло гражданских лиц. Для нас очевидно, что во всеобщих интересах – прекратить военные действия, если весомых реальных причин для их продолжения уже больше нет».

Канадский журналист, отметив, что военным в ходе наземной битвы удалось достичь за два дня то, чего дипломатии не удалось в течение многих месяцев, не без ехидства спросил: не оправдывает ли это инстинкт военного решения. Ответил ему так: «Мы убеждены, что усилия, которые предпринимал Советский Союз с самого начала, когда после 2 августа возникла ситуация, усилия, которые наше руководство предпринимало после того, как 17 января начались военные операции, а также усилия, которые предпринимались им после начала наземных операций, были абсолютно оправданы – морально и политически. Мы стремились как можно скорее принести мир на земли Кувейта и Ирака, разумеется, при условии выполнения резолюций Совета Безопасности. Военные методы разрешения конфликтов, разумеется, очень и очень радикальны. Они могут порой резко ускорять ход событий. Вопрос, однако, упирается в то, какую цену при этом приходится платить за тот или иной успех. А цена высока, потому что она выражается в человеческих жизнях. В этом смысле мы всегда главный упор делаем на тех возможностях, которые открывают дипломатия, политическая работа. И, как вы знаете, советское руководство, президент СССР М.С. Горбачев действительно очень много делают для того, чтобы приблизить час восстановления независимости и суверенитета Кувейта».

Непростой в той ситуации вопрос подкинул мне венгерский журналист, спросивший, не считает ли советское руководство важным разоружить иракскую армию, как это произошло с Германией после Второй мировой войны. Мой ответ был таким: «В настоящее время очень трудно судить о том, в каком состоянии находятся вооруженные силы Ирака. Но если вчитаться в резолюции Совета Безопасности, изучить мандат, который в них сформулирован, вы не найдете там никаких положений, которые касались бы каких-либо ограничений в отношении Ирака. Этим на данном этапе нам всем и нужно руководствоваться. Бесспорно, что Советский Союз – это ни для кого не секрет – выступает за то, чтобы Ирак в послекризисный период занял достойное место в регионе. На наш взгляд, если занять такую позицию, когда к Ираку, к иракскому народу стали бы относиться как к изгою, то это было бы серьезным просчетом, потому что это порождало бы как раз те настроения, которые бы и стали питательной почвой для всякого рода реваншистских настроений. Мы хотим видеть Ирак сильным, миролюбивым и процветающим государством. Точно так же, как мы хотим, чтобы миролюбивыми, процветающими и сильными были и его соседи».

Было много и других вопросов и, соответственно, моих ответов, но завершая пресс-конференцию, я еще раз выразил надежду на то, что будет проявлен предельно ответственный подход со стороны участников многонациональных сил, и прежде всего со стороны тех, кто представлен в этих многонациональных силах наиболее крупными воинскими контингентами, для того чтобы принять единственное правильное в нынешних условиях решение – решение о завершении военных действий.2

В Багдаде тянут до последнего… и капитулируют

В этот и последующие дни мне пришлось много заниматься Советом Безопасности, куда в значительной мере сместилась политическая работа по прекращению войны. На состоявшемся по нашей инициативе в ночь с 25 на 26 февраля официальном закрытом заседании Совета Безопасности Ю.М. Воронцов проинформировал членов Совета о существе обращения С. Хусейна к президенту СССР и предложил принять решение о прекращении огня. Но необходимой поддержки предложение не получило. Рассмотрение вопроса было поэтому продолжено на неофициальном заседании, где окончательно стало ясно, что обращение С. Хусейна к советской стороне считается недостаточным – нужно прямое обращение к Совету Безопасности, причем требуется официальное согласие Ирака со всеми 12 резолюциями Совета, а не только первой из них. Так считали не только США, Англия и Франция, но и большинство членов Совета, а также ведущие арабские участники МНС.

Как уже бывало в прошлом, обстановку в Совете Безопасности и на этот раз подпортила сама иракская сторона. Ее представитель при ООН Анбари упорно продолжал отказывать Кувейту в статусе суверенного государства, настаивая, что это всего лишь «географическое понятие». А говоря о позиции правительства Ирака в отношении урегулирования конфликта, он не шел дальше известных шести пунктов, оглашенных Азизом в Москве, хотя с тех пор военные события уже ликвидировали по сути их основу – добровольный вывод иракских войск из Кувейта.

Но дело было даже не столько в отстававшей от жизни позиции иракского представителя при ООН, хотя и она основательно выбивала почву из-под наших стараний в Совете Безопасности прекратить огонь. Главным препятствием явилось выступление 26 февраля по багдадскому радио самого Саддама Хусейна. Джордж Буш назвал это заявление «возмутительным». Приведу для ясности лишь один пассаж из речи арабского лидера: «О доблестные иракские мужчины, о славные иракские женщины! Кувейт есть часть вашей страны, отторгнутая от нее в прошлом. Обстоятельства сегодня повелели так, что Кувейт останется в том состоянии, в каком он останется после вывода наших сражающихся сил из него… Иракцы будут помнить и не забудут, что 8 августа 1990 года Кувейт стал частью Ирака законно, конституционно и фактически… Каждый должен помнить, что ворота Константинополя открылись перед штурмующими мусульманами не с первой попытки…»3

Как видит читатель, там не было и намека на отказ Багдада от притязаний на Кувейт. По существу утверждалось обратное: дайте, мол, только срок, и Кувейт снова будет иракским, как когда-то христианский Константинополь пал в конце концов под ударами турок. Это заявление и общий задиристый тон речи – там ситуация подавалась как победная для Ирака, а иракцы призывались праздновать победу над коалицией из тридцати государств, дали президенту США повод заявить, что коалиция будет продолжать осуществлять военные действия с прежней интенсивностью.

Поскольку обстановка в Совете Безопасности вокруг прекращения огня складывалась тупиковая, Москва через посла СССР в Багдаде честно проинформировала о ней иракское руководство. Но нужных решений оно опять не приняло. Там предпочли пойти лишь на частичную подвижку. В ночь с 26 на 27 февраля Азиз и Хаммади попросили наше посольство передать иракскому постпреду при ООН письмо Азиза на имя Генерального секретаря ООН и председателя Совета Безопасности (им в феврале был представитель Зимбабве), где говорилось, что полный вывод иракских войск из Кувейта будет завершен в течение нескольких часов и что Ирак согласен наряду с резолюцией 660 выполнить еще две резолюции СБ – 662 и 674, но при условии принятия Советом резолюции о немедленном прекращении огня и признания утратившими силу свои резолюции 661, 665 и 670. Одновременно поступило обращение Саддама Хусейна к президенту СССР с просьбой предпринять самые энергичные меры для прекращения огня. При этом отмечалось, что решение об упомянутом признании Ираком резолюций Совета Безопасности принято, в том числе, и в «знак уважения к Советскому Союзу», его усилиям по восстановлению мира. Такая констатация, конечно, была приятным контрастом по сравнению с полугодом критики со стороны Багдада линии Советского Союза в кувейтском кризисе. К сожалению, конъюнктурность этого реверанса не вызывала сомнений.

Откликаясь на просьбу Багдада, его обращение к Генсекретарю ООН и председателю СБ было передано адресатам через постпреда Ирака со всей возможной быстротой, но, как и следовало ожидать, это новое обращение эффекта не возымело. Попытка Багдада торговаться с Советом, ставить ему условия была решительно отклонена. Председатель Совета вновь попросил СССР сообщить Багдаду, что требуется безоговорочное признание им всех без исключения 12 резолюций СБ. Это мы и сделали, испытывая понятную досаду по поводу того, что каждый час промедления увеличивает масштабы поражения Ирака. На третьи сутки после начала операции уже нельзя было больше говорить об оганизованном сопротивлении иракских вооруженных сил. Оно рухнуло по всему фронту. МНС стали полным хозяином положения, причем американские войска уже заняли примерно 15 процентов иракской территории.

Видимо уяснив, что деваться некуда, что война проиграна и что продолжение союзниками наступательных операций может привести иракский режим к полному краху, Багдад подчинился требованиям Совета Безопасности. Вечером 27 февраля постпред Ирака Анбари передал председателю Совета Безопасности новое письмо Т. Азиза. В нем было сказано: «Имею честь официально информировать Вас, что правительство Ирака согласно полностью выполнить резолюцию Совета Безопасности ООН 660 и все последующие резолюции Совета». Министр просил информировать об этом членов СБ и распространить письмо в качестве официального документа Совета Безопасности.4

В Москве была ночь (с 27 на 28 февраля), когда Дж. Бейкер позвонил А.А.Бессмерных и сообщил, что с учетом согласия Ирака выполнить все резолюции Совета Безопасности и состоявшегося освобождения Кувейта многонациональные силы прекращают с 8 часов утра по иракскому времени военные действия против Ирака.

Через некоторое время после звонка Бейкера президент Буш из своего Овального кабинета в Белом доме обратился к американскому народу с сообщением о достигнутом успехе. Отдавая должное вооруженным силам США, президент вместе с тем подчеркнул, что ни одна страна не может рассматривать эту победу только как свою собственную, что это и победа Кувейта, и всех партнеров по коалиции, и Объединенных Наций, и человечества в целом. Теперь от Ирака зависит, – заявил Буш, – станет ли приостановка военных действий постоянным прекращением огня. Для этого Ирак должен:

ѕ  немедленно освободить всех военнопленных и граждан третьих стран и передать тела погибших;

ѕ  освободить всех задержанных кувейтян;

ѕ  сообщить кувейтским властям размещение и характер наземных и морских мин;

ѕ  полностью соблюдать все соответствующие резолюции ООН, в том числе отменить августовское решение об аннексии Кувейта и признать обязанность Ирака выплатить компенсацию за потери, ущерб и повреждения, причиненные его агрессией;

ѕ  выделить своих военачальников для решения совместно с военным руководством МНС конкретных вопросов прекращения огня; при этом Ирак предупреждается, что в случае открытия им огня по союзным военным или запуска ракет против любой страны союзные войска будут свободны возобновить военные действия.

Буш напомнил, что всегда высказывался в том смысле, что конфликт возник не с народом Ирака, а с его руководством, в первую голову с Саддамом Хусейном. Так остается и теперь. Коалиция прибегла к войне как к крайнему средству и надеется, что придет время, когда Ираком будут руководить люди, готовые жить в мире с соседями. Буш высказался за то, чтобы Совет Безопасности ООН занялся подготовкой урегулирования с Ираком. Сохранение вопроса в рамках Совета Безопасности отвечало и нашей линии.

Примерно через три часа после выступления Буша багдадское радио передало сообщение, извещавшее о том, что Ирак «одержал победу» и что президент США «был вынужден пойти на прекращение огня», в связи с чем иракским войскам отдан приказ прекратить боевые действия.

Почему Буш остановил наступление

Почему все-таки президент Буш отдал приказ о прекращении огня, хотя наступательные действия союзников развивались очень успешно? Потом, год или два спустя в адрес Буша будет немало критики со стороны некоторых американских кругов, зачем-де он не использовал тогда благоприятную ситуацию и «не разделался» полностью с Саддамом Хусейном. Его упрекали в половинчатости, непоследовательности, нерешительности и прочих «слабостях». И до сих пор, каждый раз, когда Багдад, пытаясь высвободиться из-под контроля ООН, начинает действовать вразрез со своими международными обязательствами, недовольство тогдашней позицией Буша проявляется вновь и вновь.

А была ли у президента США в феврале 1991 года возможность действовать иначе? Если и была, то довольно все-таки ограниченная, разве что позволить генералу Шварцкопфу вести военные действия несколько лишних суток, как первоначально и планировалось. В действительности, после освобождения Кувейта и официальных обязательств Ирака выполнить все 12 резолюций Совета Безопасности у Буша не было альтернативы, кроме как объявить о прекращении огня. Остановимся на этом чуть подробнее. Рассмотрим обстановку под несколькими углами.

Начнем с военного. Коалиция одержала убедительную победу, но это не значит, что вооруженные силы Ирака были уничтожены или даже полностью разгромлены. В Кувейте были сосредоточены к тому же не сильнейшие, а, пожалуй, менее подготовленные части иракской армии. Их как бы заранее отдавали на заклание, ожидая изнурительных затяжных кровопролитных боев за Кувейт. Наиболее боеспособные части были расположены к северу от Кувейта или вообще оттянуты ближе к Багдаду и меньше пострадали от войны. Особенно это касается элитной Республиканской гвардии. В распоряжении Багдада оставалось еще свыше 20 боеспособных дивизий. Поэтому продление войны было чревато ростом американских потерь, поскольку в самом Ираке, в отличае от Кувейта, действовали именно войска США. Кроме того, до сих пор основные военные операции в Ираке развертывались на открытых пустынных пространствах, где абсолютное господство США в воздухе создавало для американских сухопутных войск громадное преимущество перед иракскими частями. В городах же это преимущество почти полностью исчезало. Американское командование отлично понимало, с каким количеством потерь для него были бы сопряжены городские бои. Поэтому-то вступление войск МНС в иракские города вообще не планировалось. Не были МНС ориентированы и на сколько-нибудь масштабную и длительную оккупацию иракской территории. Они не располагали для этого ни надлежащим оккупационным аппаратом, ни крупными людскими ресурсами для радикального расширения зоны контроля. Вдобавок в тылу американских войск оказались отдельные вполне боеспособные иракские части, что и доказала танковая дивизия «Хаммурапи», когда попыталась с боями вырваться из окружения. Думается, именно эти соображения и побудили Шварцкопфа согласиться с Белым домом, когда оттуда последовал зондаж на предмет досрочного сворачивания операции «Буря в пустыне».

Теперь обратимся к правовому и политическому углам. Достижение официальных целей кампании – освобождение Кувейта – исчерпало мандат, который пришедшие на помощь Кувейту государства получили от ООН на основании резолюции СБ 687. Дальнейших правовых оснований для вооруженных действий против Ирака у МНС не осталось. И с этим Вашингтон (при всем его потребительском цинизме отношения к ООН) не мог не считаться тем более, что Совету Безопасности предстояло продолжать заниматься кризисом в Персидском заливе.

Американцы столкнулись и с трудностями политического порядка. Их ближайшие арабские союзники – Саудовская Аравия и Египет, которые были наиболее последовательными сторонниками перехода к наземной операции, после достигнутого успеха первыми же начали требовать и ее прекращения. Американцы поняли, что возникнет риск развала коалиции, если к арабам не прислушаться. Не могли в Вашингтоне не учитывать и такой фактор, как рост антиамериканских настроений в арабском мире в связи с теми разрушениями, которым Ирак был подвергнут в ходе воздушной войны. Затягивание наземной операции грозило и в этом плане отрицательными для США последствиями, тем более на фоне, когда войска арабских стран не вышли за пределы Кувейта.

И, наконец, значение советского фактора. Позиция Москвы Вашингтон раздражала, но не считаться с нею полностью там тоже не могли. Сошлюсь в этой связи на Дж. Бейкера. Он так пишет о тех днях: «Советы яростно боролись за сворачивание наземной войны. А теперь появились и настоящие опасения, что они могут расколоть коалицию, призвав Совет Безопасности остановить продолжающееся смертоубийство».5 Так что наши усилия не были напрасными.

Внутриполитические соображения тоже подсказывали Бушу целесообразность поскорее «вернуть американских парней домой», не делать из них оккупантов, не заставлять их сидеть в 40-градусной жаре. Всякая затяжка была чревата дополнительными потерями людей, ослаблением того политического эффекта, которого США и лично Буш уже достигли в борьбе за освобождение Кувейта и обуздание Ирака.

Выше я упомянул смену настроений в Саудовской Аравии. Она была вызвана прежде всего опасениями, что чрезмерное ослабление Ирака может привести к его дезинтеграции и в результате появлению на границе с Саудовской Аравией самостоятельного шиитского государства, ориентирующегося на иранский фундаментализм. Поэтому при всей специфике отношения Эр-Рияда к режиму Саддама Хусейна там опасались последствий его падения. Его хотели «поставить на место», ввести над ним меры международного контроля, но не сокрушить. Учитывался при этом и израильский фактор. Опасения по части «ливанизации» Ирака были и у самого Вашингтона.

Хочу добавить несколько слов об отношении к Саддаму Хусейну и его режиму. В правящих кругах ведущих стран Запада у него не было поклонников. И Буш, и английский премьер-министр Мейджор не раз даже публично заявляли, что случись что с С. Хусейном, слез по нему никто лить не станет. Но и специальной цели добиться тем или иным способом его физического устранения, думаю, ни в Вашингтоне, ни в Лондоне не ставили.

Полагаю, что неоднократные заявления С. Хусейна насчет того, что война есть плод некоего заговора лично против него, безосновательны. Ведь когда иракские шииты на юге и иракские курды на севере вскоре после прекращения огня подняли восстание против Саддама Хусейна, американские войска спокойно наблюдали за тем, как Республиканская гвардия танками и вертолетами расправлялась с восставшими, причем кроваво и беспощадно. А ведь если бы руководство США захотело, американским ВВС хватило бы дня, чтобы с самого же начала остановить расправу. Но это не вписывалось в геополитику Вашингтона. В тех условиях для целостности Ирака С. Хусейн и его режим были объективно нужны. Из этого союзники и исходили.

В принципе США, конечно, были бы не против, чтобы С. Хусейн исчез с политической арены и в Ираке вместо баасистской власти установилась власть военных. После того, как основные силы восставших на севере и юге Ирака были разгромлены и угроза распада Ирака потеряла остроту, Буш фактически призвал иракских военных избавиться от С. Хусейна, но те на это не пошли. Однако коалиция не считала, что она остается от этого так уж сильно внакладе, ибо сам факт сохранения в Ираке режима, который за десять лет развязал два крупных военных конфликта, давал основание – во избежание новых попыток экспансии – установить над Ираком меры особого контроля. Так что Саддам Хусейн в этом смысле в чем-то даже устраивал коалицию. Показательно также, что когда президент Ирана Хашеми-Рафсанджани публично призвал иракцев сбросить режим С. Хусейна, то никакой поддержки со стороны коалиции этот шаг Тегерана не встретил. Скорее, наоборот, насторожил. Предпринятые же Соединенными Штатами и некоторыми другими странами меры по сдерживанию репрессивных действий Багдада против курдов и шиитов осуществлялись уже практически «под занавес» восстаний и преследовали не столько политические, сколько гуманитарные цели по требованию общественности самих же западных стран.

В первые дни после войны

В Москве объявление о прекращении военных действий было встречено с большим облегчением. А.А. Бессмертных на пресс-конференции 28 февраля назвал его крупным и важным событием, чем оно, безусловно, и являлось. Он заявил, что мы приветствуем освобождение Кувейта, восстановление его независимости, суверенитета и территориальной целостности, возвращение в страну его законного правительства. Впервые международное сообщество, – отметил министр, – проявило свою единую волю перед лицом захвата одного государства другим. Завершение военного конфликта является результатом коллективных усилий всех государств, которые приняли участие в поиске урегулирования и которые сочли возможным объединиться для того, чтобы предотвратить появление в будущем конфликтов подобного рода, захвата одних стран другими. В создании этого исторического прецедента приняли участие многие государства, в том числе Советский Союз, который последовательно проводил линию на политическое решение. Каждая страна, участвовавшая в этом движении, по мнению министра, может претендовать на успех своей политики и одновременно ни одна из них не должна утверждать, что именно она этот успех обеспечила. Коснулся министр и советско-иракских отношений. Он отметил, что они в течение кризиса претерпели изменения. От отношений близкой дружбы и сотрудничества в самых разных областях они перешли в довольно своеобразные отношения, когда Советский Союз выступил на стороне сил, которые стремились к тому, чтобы Ирак вывел свои войска из Кувейта. Однако наши отношения с Ираком, как было подчеркнуто, будут развиваться и дальше. Начнется новая эпоха. Все мы извлекли из этого конфликта серьезный урок, который будет учитываться, и не только в плане международных усилий, но и конкретных связей с конкретными государствами зоны Персидского залива.

Круг задач, который предстояло решать, очерчивался советской стороной следующим образом:

ѕ  полностью исключить возобновление каких-либо военных действий в зоне конфликта;

ѕ  начать в Совете Безопасности глубокое рассмотрение вопросов окончательного политического урегулирования ирако-кувейтского конфликта;

ѕ  начать разработку и согласование посткризисного устройства в регионе, имея в виду создание системы безопасности, которая гарантировала бы недопущение в этом регионе военных столкновений на будущее;

ѕ  заняться вместе с арабскими государствами, Израилем, со всеми сторонами в конфликте урегулированием ближневосточной проблемы, являющейся первоисточником нестабильности в регионе, отсутствия доверия и гонки вооружений.

28 февраля состоялось последнее на моей памяти заседание президентской Комиссии по Персидскому заливу. Горбачева на ней по какой-то причине не было. Речь шла о развитии событий и наших текущих задачах: подготовке к предстоящему приезду в Москву Дж. Бейкера и как это использовать для активного продвижения наших идей и планов, касающихся урегулирования в регионе, о возвращении советского посольства в Кувейт; о подготовке некоторых политических шагов в отношениях с арабскими странами и некоторых других вопросах.

Кувейтский кризис подходил, таким образом, к концу. В общей сложности он длился почти семь месяцев, из которых первые пять с половиной ушли на уговоры Багдада, а следующие полтора – на то, чтобы заставить его силой сделать то, что он обязан был предпринять с самого начала – уйти из Кувейта. Наземная фаза «Бури в пустыне» продолжалась ровно 100 часов. Она была рассчитана на пару суток больше, но они не потребовались.

На следующий день (это была пятница, 1 марта) я пригласил в МИД посла Кувейта А.Ю. Дуэйджа. Он весь лучился от радости и не скрывал своих эмоций. Впервые за семь месяцев мы встретились в моем кабинете не для сугубо деловой беседы, не для обмена информацией о событиях то печальных, то более приятных, а чтобы поздравить друг друга с долгожданным и успешным завершением тягостной эпопеи, начавшейся 2 августа.

Но и на этот раз не обошлось без официальной части. По поручению президента СССР я просил передать эмиру Кувейта и кувейтскому народу наши поздравления в связи с освобождением страны и восстановлением ее суверенитета, территориальной целостности и независимости. Мы понимаем, – сказал я, – какие чувства испытывает сегодня народ Кувейта – радость по поводу освобождения родины и одновременно глубокую горечь при виде причиненных разрушений. Впереди большая работа по восстановлению страны, залечиванию ран, нанесенных агрессией. Однако мы уверены, что правительство и народ Кувейта успешно справятся с нелегкими задачами, опираясь в том числе на сочувствие и поддержку международного сообщества, которые так ярко проявились в тяжелые дни оккупации.

Я передал также личные поздравления и приветствия министра иностранных дел СССР его кувейтскому коллеге и напомнил, что во время его визита в страну М.С. Горбачев пригласил эмира посетить Советский Союз с официальным визитом. Теперь, когда Кувейт вновь свободен, пора переводить этот вопрос в практическую плоскость. По поручению советского руководства я изложил послу некоторые конкретные соображения на этот счет.

Дуэйдж, сославшись на состоявшийся у него накануне телефонный разговор с наследным принцем, премьер-министром Кувейта, выразил большую благодарность Советскому Союзу за участие в усилиях по освобождению страны. Мы хорошо понимаем, – сказал он, – что если бы не благородная позиция Советского Союза, который ясно выступил в поддержку всех 12 резолюций СБ по Кувейту, наша страна не была бы освобождена в столь короткий срок. Посол отметил, что он и другие сотрудники посольства глубого тронуты чувствами симпатии и солидарности с кувейтским народом, которые они постоянно ощущали со стороны советских людей. Особую благодарность он высказал в адрес руководства МИД и сотрудников Управления стран Ближнего Востока и Северной Африки – и последнее мне было приятно слышать, поскольку мы оба знали, как много нашим арабистам пришлось потрудиться в течение семимесячной несменяемой вахты.

Радость посла, как и всех кувейтян, конечно, омрачалась тяжелыми разрушениями, нанесенными их стране. В воздухе стоял удушающей запах горящей нефти: иракцы подожгли около 800 нефтяных скважин, на тущение которых потребовалось несколько месяцев. Небо над страной еще долго оставалось даже днем темным от дыма и копоти. В столице не было электричества. Систему водоснабжения иракцы тоже разрушили перед своим уходом. Восстанавливать надо было практически все. Предстояла гигантская работа по возрождению страны.

На пути к окончательному политическому урегулированию кризиса

2 марта Совет Безопасности одиннадцатью голосами при одном против (Куба) и трех воздержавшихся (Китай, Индия, Йемен) принял резолюцию 686. Она была целиком посвящена новой ситуации, возникшей после прекращения огня, и нацелена на его закрепление и подготовку условий для окончательного политического урегулирования. Как убедится читатель, у Советского Союза не было оснований сомневаться в необходимости и полезности этой резолюции. Консультации по ее содержанию мы вели и в Нью-Йорке, и в Москве (А.А. Бессмертных по этому поводу беседовал с Мэтлоком и по телефону с Бейкером). В этой резолюции Совет официально принял к сведению три следующих обстоятельства:

ѕ  письма министра иностранных дел Ирака, в которых подтверждается согласие Ирака полностью выполнить все 12 резолюций СБ и немедленно освободить военнопленных;

ѕ  приостановление наступательных боевых операций силами Кувейта и государств-членов, сотрудничающих с Кувейтом в соответствии с резолюцией 678 (так на языке ООН именовались МНС);

ѕ  намерение упомянутых государств как можно скорее прекратить свое военное присутствие в Ираке.

Совет потребовал, чтобы Ирак в порядке выполнения ранее принятых резолюций СБ

ѕ  немедленно аннулировал свои действия, направленные на аннексию Кувейта (имелись в виду принятые Ираком на этот счет законы и другие установления);

ѕ  признал в принципе свою ответственность в соответствии с международным правом за любые убытки, ущерб или повреждения, причиненные Кувейту или третьим государствам, а также их гражданам и корпорациям в результате вторжения и незаконной оккупации Кувейта Ираком;

ѕ  немедленно освободил всех граждан Кувейта и третьих стран, удерживаемых Ираком, и возвратил останки умерших;

ѕ  немедленно начал возвращение Ираком всей кувейтской собственности.

В резолюции Совета также содержались требования к Ираку организационно-военного порядка, а именно, чтобы он

ѕ  назначил военных начальников для встречи с командующими МНС с целью урегулирования военных аспектов прекращения военных действий;

ѕ  обеспечил немедленно доступ ко всем военнопленным, их освобождение и возвращение останков погибших;

ѕ  представил всю информацию и содействие в выявлении иракских мин и других взрывчатых устройств.

И, наконец, Совет Безопасности обратился ко всем государствам-членам ООН и международным организациям с просьбой оказать содействие в восстановлении Кувейта.

Надо сказать, что в эти первые мирные дни Советский Союз, помимо участия в подготовке этой резолюции, обеспечивал связь между Багдадом и ООН, а также способствовал организации контактов на месте в Ираке между командованием МНС и иракским руководством. В дальнейшем нужда в таком содействии отпала, но на первом этапе оно было крайне нужным.

Т.Азиз официально подтвердил принятие Ираком резолюции 686.

3 марта генерал Норман Шварцкопф и его саудовский сокомандующий генерал-лейтенант Халед Ибн Султан разместились в центре стола, установленого под тентом на занятой союзниками иракской авиабазе Сафван вблизи границы с Кувейтом. Напротив сели замначальника генштаба вооруженных сил Ирака генерал-лейтенант Султан Хашим Ахмад и командир третьего корпуса генерал-лейтенант Салах Абуд Махмуд. Они подписали документ, излагавший уловия прекращения огня и порядок дальнейшего взаимодействия. Так был официально положен конец 42 дням воздушной и наземной операций, принесших одной стороне (коалиции) триумф, другой (Ираку) – поражение. Правда, иракская пропаганда так не считала, утверждая, что, напротив, победа осталась за Ираком. Последствия этой «победы» иракскому народу предстояло расхлебывать еще многие годы.

5 марта по багдадскому радио было объявлено, что Ирак согласился признать недействительной аннексацию Кувейта и вернуть ему трофейное имущество, включая золото, валюту, авиалайнеры, сокровища кувейтского музея и другие вывезенные ценности. Так было продолжено выполнение Багдадом требований ООН, в том числе изложенных в резолюции 686.

Меня в этот день в Москве не было, я находился в Вене, где встретился с министром иностранных дел Австрии А. Моком. С января 1991 года Австрия стала членом, а в марте председателем Совета Безопасности, где предстояло разработать и принять очень ответственный документ относительно окончательного политического урегулирования кризиса в Заливе. Так что интерес к обмену мнениями по текущей ситуации и ее перспективам был взаимным. Разговор получился полезным. Главное, у нас было единое понимание в отношении сохранения центральной роли Совета Безопасности в решении всех кардинальных аспектов режима, который предстояло выработать в отношении Ирака и контроля за обеспечением его соблюдения.

Бейкер в Москве: курс на БВУ

По возвращении в Москву я с головой окунулся в подготовку к визиту Бейкера: соответствующих памяток для президента и министра, а также отдельного документа, который М.С. Горбачев должен был передать Бейкеру с изложением взглядов советской стороны на возможную систему региональной безопасности в зоне Персидского залива. Работа над таким документом у нас в МИДе началась еще пару месяцев назад, но, как всегда бывает, в последнюю неделю все равно пришлось авторам немало потрудиться, чтобы довести ранее сделанные заготовки до нужной кондиции.

Бейкер в это время совершал турне по Ближнему Востоку. Он побывал в Кувейте, Саудовской Аравии, Египте, Израиле и Сирии. В Москве переговоры с ним прошли 15 марта, как обычно, в два этапа – сначала беседовали министры, потом Бейкера принял президент. Тем для обмена мнениями было много, но в центре внимания на этот раз оказались проблемы арабо-израильского конфликта. История советско-американского взаимодействия в этой сфере насчитывала не один десяток лет. Бывало всякое – и хорошее, и плохое, а чего больше, сразу и не скажешь.

Бейкер однажды уже пробовал сдвинуть с мертвой точки проблему БВУ, но неудачно. Выдвинутый им в декабре 1989 года план (так называемые «пять пунктов Бейкера») вызвал в апреле 1990 года острейшую дискуссию в коалиционном правительстве Израиля, которая привела к его развалу. После сформирования Шамиром нового правительства в июне 1990 года Израиль официально отклонил бейкеровские пять пунктов, и американская инициатива заглохла. Прервался и диалог США с ООП, проходивший с декабря 1988 года в Тунисе. Поводом к разрыву послужила террористическая акция, организованная Палестинским фронтом освобождения в мае 1990 года у побережья Израиля. Несмотря на этот негативный опыт, в Вашингтоне с подачи того же Бейкера все же решили, что в результате триумфа операции «Буря в пустыне» престиж США в регионе настолько вырос, что есть смысл попробовать на волне успеха вновь попытаться взяться за БВУ. К этому их подталкивала и хельсинкская договоренность с СССР, и все более настоятельные наши призывы объединить усилия, чтобы сообща заняться ближневосточным урегулированием и ее сердцевиной – палестинской проблемой. Общее направление, в котором шли мысли американцев, было нам известно: о нем шла речь в Вашингтоне, когда там был с визитом А.А. Бессмертных в феврале 1991 года. Имелся в виду «двухколейный подход» к налаживанию мирного процесса на Ближнем Востоке. Его-то и проговаривал Бейкер в ходе своей нынешней поездки.

«Двухколейность» не противоречила нашему видению организационной стороны дела. Запустить движение по одному из этих двух треков – израильско-палестинскому мы и сами старались, оказывая содействие налаживанию такого диалога в 1989 году и в течение первой половины 1990 года, но тогда диалог не состоялся из-за неуступчивой позиции Шамира. Сложнее было со вторым треком – международной конференцией. Классическая позиция СССР состояла в отстаивании ооновской эгиды для такой конференции и особой роли «пятерки» постоянных членов СБ. Но это уже многие годы категорически отвергалось Израилем, который, как нас убеждали, был «сыт по горло» многочисленными резолюциями Генассамблеи и Совета Безопасности, содержавшими, надо сказать, отнюдь не беспочвенную критику политики Тель-Авива на оккупированных арабских территориях (правда, были и «перехлесты»: я имею ввиду прежде всего резолюцию Генассамблеи, приравнявшую сионизм к расизму). Так или иначе, ооновская эгида вызывала у израильтян устойчивую аллергию, и этот барьер надо было как-то устранять.

В Москве также хорошо понимали, что линия ООП в связи с кувейтским кризисом ослабила международные позиции этой организации и не могла способствовать изменению известного негативного подхода Израиля к участию ее представителей в палестино-израильском диалоге. Но другой руководящей силы у палестинцев не было. Кроме того, как-то не верилось, что после фиаско с аннексией Кувейта Ясир Арафат будет продолжать идти прежним курсом, а не попытается подправить свою репутацию. В любом случае мы не видели альтернативы поддержке ООП как непременного участника БВУ, хотя и сознавали, что именно проблема формирования палестинской делегации станет одной из основных трудностей на пути налаживания мирного процесса.

Переговоры с Бейкером по БВУ прошли в целом конструктивно. Его предложение заменить ооновскую эгиду конференции как непроходной вариант на американо-советское коспонсорство нас устраивало. Конечно, это предполагало восстановление между СССР и Израилем дипломатических отношений, но к этому мы внутренне вот уже несколько лет были готовы и ждали только подходящего момента, чтобы «разменять» эту подвижку на что-то политически стоящее, например, согласие Израиля на участие в мирной конференции.

Лично у меня такое понимание впервые возникло в разговоре с Э.А. Шеварднадзе в Нью-Йорке в сентябре 1986 года в связи с его первой встречей с израильским министром иностранных дел Шимоном Пересом, которую я организовывал вместе с тогдашним постпредом при ООН и будущим премьер-министром Израиля Б. Нетанияху. Шеварднадзе считал, что разрыв дипотношений с Израилем в 1967 году был ошибкой, которую давно надо было исправить. Но все время этому что-то мешало – то внешние обстоятельства, то внутренние, а в последнее время – острая реакция арабов на массовую эмиграцию советских евреев в Израиль и поселение некоторых из них на оккупированной территории. В свою очередь и правительство Израиля не способствовало созданию подходящей атмосферы, отказываясь дать гарантии не размещать более эмигрантов из СССР на оккупированных землях. К тому же ситуацию то и дело обостряли стычки между израильтянами и палестинцами. Так и не успел Эдуард Амвросиевич осуществить задуманное. Это произошло только осенью 1991 года незадолго до открытия Мадридской конференции по БВУ. А пока Бессмертных заверил Бейкера, что проблема восстановления дипотношений с Израилем не станет препятствием для будущего нашего коспонсорства.

Госсекретарь, оценивая состоявшиеся у него контакты с Израилем и арабами и шансы на начало мирного процесса, не проявлял чрезмерного оптимизма, но и серьезность его настроя продолжать действовать динамично и настойчиво была очевидна.

Теперь о системе безопасности. Если схематично и тезисно изобразить наш подход к созданию системы безопасности в зоне Залива, то картина будет выглядеть примерно так:

ѕ  Ключевая роль в определении параметров посткризисного устройства должна принадлежать государствам региона, так как только они могут определить, где лежит тот баланс их прав и интересов, который на длительную перспективу позволит обеспечить широкое политическое и иное сотрудничество между ними.

ѕ  Посткризисное урегулирование не должно быть направлено против кого бы то ни было, как и не должна идти речь о создании замкнутых, отгородившихся друг от друга блоковых группировок.

ѕ  В фундамент будущих договоренностей важно заложить основопологающие принципы международного права, в частности такие, как невмешательство во внутренние дела, неприменение силы, урегулирование споров мирными средствами, признание права всех государств региона на суверенитет и территориальную целостность в рамках международно признанных существующих границ.

ѕ  Оптимальным вариантом было бы многостороннее комплексное соглашение или двусторонние соглашения, отвечающие положениям главы VIII Устава ООН и подкреплявшиеся соответствующими международными гарантиями со стороны Совета Безопасности, его пяти постоянных членов.

ѕ  ООН и Совет Безопасности могут сыграть важную роль в становлении системы региональной безопасности, в частности, в выработке международных гарантий нерушимости границ между государствами Залива.

ѕ  Уроки кувейтского кризиса требуют осуществления последовательных шагов по ограничению гонки вооружений в регионе. При этом наиболее остро стоит вопрос о том, чтобы поставить эффективный заслон на пути распространения ядерного, химического и других видов оружия массового уничтожения. Необходимо серьезно рассмотреть вопрос о сбалансированном сокращении поставок в регион оружия, в первую очередь его наступательных видов, особенно ракет и ракетной технологии. Для этого потребуются коллективные договоренности, в том числе о контрольных механизмах.

ѕ  Надо использовать опыт других регионов по осуществлению мер доверия, таких как объявление о военных маневрах, приглашение наблюдателей, создание демилитаризованных зон и зон с пониженной концентрацией вооружений.

ѕ  Иностранное военное присутствие не должно превышать уровней на 1 августа 1990 года.

Был и еще ряд соображений, но изложенного выше, думаю, достаточно, чтобы дать представление об общем направлении наших мыслей. Цель состояла в том, чтобы после вывода из зоны Залива многонациональных сил в регионе постепенно создалась система, которая надежно гарантировала бы живущим здесь народам неповторение трагических событий последнего десятилетия. А этого можно было добиться только путем гармонизации отношений между государствами зоны Залива, устранения из них факторов, порождающих недоверие, конфронтационность и противоборство.

Кстати, американские представления на этот же счет в значительной мере перекликались тогда с нашими. Об этом, например, свидетельствуют выступление Дж.Бейкера в конгрессе 6 февраля 1991 года и выступление там же Дж.Буша 6 марта. Поэтому и на переговорах Бейкера в Москве эта тематика не вызвала споров. М.С.Горбачев, как и планировалось, передал госсекретарю наши соответствующие соображения. Они были также переданы через наши посольства странам региона, некоторым другим государствам, которых это могло особенно интересовать, распространены в ООН.6

В Москве в целом положительно отнеслись к состоявшейся чуть ранее в Дамаске встрече министров иностранных дел восьми арабских стран (Сирии, Египта и шести стран Залива), где стоял вопрос о системе безопасности в регионе. В Дамаске была принята соответствующая декларация. К сожалению, страны региона в силу разных причин дальше провозглашения намерений так и не пошли.

В своих мемуарах Бейкер отмечает, что, как показали его встречи с руководителями арабских стран Залива, большинство из них продолжали уповать на американские военный зонтик и потому не были сторонниками полного вывода из региона американских вооруженных сил. Некоторые военные сооружения, в частности склады оружия, так и остались в пользовании американцев. Но в целом, надо признать, Вашингтон выполнил обещание не задерживать надолго свои войска в регионе. После того, как Совет Безопасности принял решение о том, как должно выглядеть окончательное урегулирование конфликта, и наблюдатели ООН разместились вдоль ирако-кувейтской границы, войска США довольно оперативно покинули регион. На родину отбывало в среднем по шесть тысяч американских военнослужащих в день. Вывезена была обратно и основная часть военной техники.

«Мать всех резолюций», или расплата за содеянное

В течение всего марта в Нью-Йорке шла напряженная работа по подготовке резолюции, которая подвела бы под конфликтом окончательную черту. Пожалуй, ни одна резолюция Совета Безопасности не потребовала стольких усилий, как эта, где должны были быть определены условия отношений Ирака с остальным миром на годы вперед.

Сначала проект резолюции согласовывался в рамках «пятерки» постоянных членов СБ, причем первоначальный американский проект подвергся ряду серьезных изменений. Очень активную роль в подготовке резолюции сыграл и Советский Союз. Мы добивались того, чтобы резолюция не наделяла страны-участницы МНС и, прежде всего, США правом на односторонние действия. Во-вторых, мы добивались, чтобы условия, которые придется соблюдать в течение какого-то времени Ираку, могли периодически подвергаться пересмотру. Мы имели в виду, что по мере выполнения Ираком условий этой резолюции, предусмотренный в нем режим ограничений и мер контроля будет прогрессивно смягчаться. Не были мы сторонниками и чрезмерно жестких ограничений, добиваясь, чтобы они не выходили за рамки разумной достаточности.

Потом к подготовке проекта резолюции подключились остальные члены Совета. На этом этапе также споров хватало. Некоторые так и не удалось разрешить ко всеобщему удовлетворению, что несколько сказалось на результатах голосования. Например Эквадор, имевший территориальные споры со своими соседями, так и остался не согласен с тем, чтобы Совет Безопасности утвердил своим решением прохождение ирако-кувейтской границы, считая, что это не дело Совета. Но в целом в Совете Безопасности удалось все же в конечном счете выйти на весьма высокую степень согласия.

Принятие резолюции, получившей порядковый номер 687, состоялось 3 апреля. Уже одно то, что заседание Совета длилось почти пять часов, говорит о том, сколь большой интерес был проявлен тогда к содержанию этой резолюции. За резолюцию было подано 12 голосов, против 1 (Куба), два члена СБ воздержались (Йемен и Эквадор). В практике Совета еще не было резолюций такого размера (почти четыре тысячи слов) и такой сложности (двадцать шесть параграфов преамбулы и тридцать четыре пункта постановляющей части). Ооновские острословы назвали ее «матерью всех резолюций» – по аналогии с саддамовской «матерью всех сражений».

Не хотелось бы утомлять читателя изложением этой резолюции, но некоторые моменты все же придется выделить. Во-первых, она не отменила предыдущие тринадцать резолюций, а, напротив, оставила их в силе за изъятиями, вытекающими из самой резолюции 687, сохранив таким образом в руках СБ широкий инструментарий контроля и давления на Ирак в качестве меры наказания за агрессию и неуважение к Совету и предотвращения возможности чего-то подобного с его стороны в будущем. Во-вторых, она учредила несколько международных органов и дала большой объем поручений Генеральному секретарю ООН, в том числе создала:

ѕ  Миссию ООН по наблюдению в Ираке и Кувейте для контроля за демилитаризованной зоной вдоль всей границы между Ираком и Кувейтом (ширина зоны – 15 километров: 10 километров вглубь иракской территории и 5 километров вглубь кувейтской);

ѕ  Спецкомиссию ООН для наблюдения за уничтожением, демонтажем и обезвреживанием химического и биологического оружия Ирака, возможностей их производства, возможностей производства ядерного оружия, а также любых баллистических ракет с дальностью действия свыше 150 километров;

ѕ  Комиссию ООН по демаркации ирако-кувейтской границы, как она была определена 4 октября 1963 года ирако-кувейтским соглашением;

ѕ  Комиссию ООН по компенсации – для руководства компенсационным фондом, из которого должны выплачиваться компенсации за весь вред, причиненный иракской агрессией Кувейту, другим странам, их юридическим и физическим лицам.

Резолюция 687 сохранила систему экономических санкций, облегчив, правда, процедуру получения от Комитета СБ по санкциям разрешений на экспорт в Ирак товаров гражданского назначения, но жестко продолжая контролировать нефтяной экспорт Ирака и полностью сохранив запрет на поставки в Ирак оружия.

Ряд положений резолюции касался возвращения Кувейту похищенной собственности, освобождения кувейтян и других иностранцев, запрещения Ираку совершать и поддерживать террористические акты, требовал от него предоставления разного рода сведений и сотрудничества с существующими и создаваемыми в соответствии с резолюцией международными органами.

Совет постановил сохранить вопрос в своей повестке дня и периодически к нему возвращаться для оценки ситуации, в том числе прогресса в реализации требований, который Ирак должен был добросовестно выполнять.

Слов нет: с Ираком обошлись тогда сурово, но справедливо. Багдад сам, можно сказать «напросился» своим поведением и противоправными действиями на ограничения и меры контроля. Веди он себя иначе, и отношение к нему было бы другим. Вдобавок, урок преподавался не только ему, но и любому потенциальному агрессору, как это и было отмечено в выступлении в Совете Безопасности представителя СССР.

Резолюция предусматривала, что официально прекращение огня вступит в силу после получения Генсекретарем и Советом Безопасности формального извещения от Ирака о принятии им данной резолюции, то есть обязательстве ее выполнять. Как пишет тогдашний заместитель Генсека ООН В.С. Сафрончук, Генеральному секретарю понадобилось несколько дней на то, чтобы буквально «выбить» из Багдада согласие на резолюцию.7

Резолюция 687 была встречена в Ираке волной яростной критики. ООН и Совет Безопасности обвинялись во всех смертных грехах, за будто бы необъективность и несправедливость по отношению к Ираку. Но как ни ругай ООН, а подчиняться ей все же приходилось. Американские войска находились в Ираке на тех позициях, на каких их застало прекращение огня, и были готовы возобновить военные действия, если бы Багдаду вздумалось отклонить резолюцию. И Багдад поступил так, как от него требовали. Сначала соответствующее решение было принято Советом революционного командования, а потом затверждено иракским парламентом. Как отметил его спикер Саади Мехди Салех, представляя решение СРК, члены этого Совета, «объявляя резолюцию несправедливой, нашли, что нет иного выбора, кроме как принять ее, дабы сорвать американо-сионистский заговор».8

6 апреля министр иностранных дел Ирака направил письмо председателю Совета Безопасности ООН, письмо весьма примечательного свойства. Оно было довольно пространным и практически целиком посвящено утверждениям, будто резолюция 687 со всех точек зрения плоха. Но главным в письме была все же самая последняя очень короткая фраза, гласившая, что у Ирака «нет выбора, кроме как принять эту резолюцию».9

Несколько дней ушло на то, чтобы члены Совета Безопасности, проанализировав текст упомянутого письма и сопоставив его с полученным 10 апреля текстом решения иракского парламента, пришли в конечном счете к выводу, что не стоит ломать копья из-за содержавшихся в них критики и упреков в адрес Совета. Проведя внутри Совета необходимые консультации, его председатель Поль Нотрдам (в апреле председательствовала Бельгия) в ответном письме квалифицировал полученную от Ирака нотификацию как не подлежащее взятию назад или пересмотру и не сопровождающееся никакими условиями принятие Ираком резолюции 687. От имени членов Совета он приветствовал это событие как первый позитивный шаг к полному осуществлению данной резолюции.10

Письмо председателя Совета Безопасности означало, что с этого момента прекращение огня становится окончательным. Так была поставлена точка в вооруженном конфликте, начало которому положил захват Ираком Кувейта восемь месяцев назад.

Начинался новый этап, полный надежд и тревог. Первые были связаны, естественно, с наступившим миром. Вторые были следствием дефицита доверия к тому, что в Багдаде смогут правильно осмыслить случившееся и не станут пытаться переиграть уже сыгранную и закономерно проигранную партию.

Мне остается дополнить свой рассказ о финальном этапе кризиса буквально парой моментов о наших диппредставительствах в Кувейте и Ираке.

Сразу после освобождения Кувейта я обратился к послу Дуэйджу с просьбой выяснить, сохранилось ли здание нашего посольства. Через несколько дней он сообщил, что здание цело, но его состояние оставляет желать лучшего. Он также рекомендовал временно воздержаться от возвращения в Кувейт советских дипломатов ввиду пока крайнего неблагополучия в столице (ни электричества, ни воды, плюс сплошная гарь). Мы выждали месяц с небольшим, прежде чем направить в Эль-Кувейт передовую группу. Обстановка, которую они там застали, все еще была тяжелой. Даже в солнечный полдень небо оставалось темно-серым, сумеречным от копоти и дыма. Внутри посольского здания мало что сохранилось от обстановки и оборудования – почти все было разграблено. Надо сказать, что наиболее ценные предметы наши товарищи перед эвакуацией вывезли и складировали в подвальном помещении строившегося нового посольского комплекса и замуровали вход в это помещение, но и оно оказалось вскрытым, а вещи украденными. Не тронули только картины (надо полагать, их не взяли просто потому, что ни выставить их, ни продать было нельзя, ибо русские пейзажи слишком бы бросались в глаза).

Вскоре в Кувейт вернулся и наш посол. Первоначально посольство возобновило свою деятельность в старом помещении, приведя его в относительный порядок. Начались и работы по завершению строительства нового здания. Большая помощь в этом нам была оказана правительством Кувейта. С переездом посольства туда как бы закрылась и глава, связанная для наших товарищей с нелегким испытанием недавнего прошлого.

Здание нашего посольства в Багдаде не пострадало. Как я говорил, все благополучно кончилось и для тринадцати советских дипломатов, остававшихся в Багдаде во время войны. Постепенно посольство стало пополняться возвращавшимися в Ирак сотрудниками. Вернулись и семьи. Но целый ряд представительств, которые раньше наша страна имела в Ираке, так и не возобновили свою деятельность ввиду специфики новых условий. Среди них и наше генеральное консульство в Басре. В связи с установленными для Ирака ограничениями объем наших экономических отношений с этой страной остается весьма скромным, хотя и у России, и у Ирака имеется серьезный интерес к расширению масштабов взаимовыгодного сотрудничества.