ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

НАВСТРЕЧУ СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ

ЗЛОВЕЩИЙ АВГУСТ. ЛЕТНИЕ ОПЕРАЦИИ

ГОРОД ГОТОВИТСЯ

БРОНЕКАТЕРА В УСТЬЕ ТОСНО

ИВАНОВСКИЙ ПЛАЦДАРМ СОЗДАН

8-я АРМИЯ НАСТУПАЕТ…

(Ленинград, Устъ-Тосно, 8-я армия,

Невская Дубровка.

Aвгycm – напало сентября 1942 года)

Крупнейшее с начала блокады сражение, происходившее осенью 1942 года, обычно называемое «синявинскими боями», до сих пор, к сожалению, почти не освещено в печати. Военные корреспонденции, опубликованные в 1942 году газетами (я, в частности, давал обзор этих боев в «Правде»), по условиям времени сводились к беглому изложению личных подвигов отдельных воинов и никак не давали общего представления ни о масштабе, ни о значении происходивших в районе Мги и Синявина событий. Даже в изданной до сих пор специальной военной литературе я не нашел почти ничего, кроме мелких и кратких упоминаний об этих боях.

Между тем осенние синявинские бои 1942 года, которые едва не привели к прорыву блокады, и которыми был сорван намеченный немцами штурм Ленинграда, заслуживают самого пристального внимания.

4 августа. Ленинград

А все-таки рано я выписался из госпиталя. Новый приступ «болотной лихорадки» – малярии скрутил меня. Но сегодня я опять в рабочем состоянии, могу двигаться, интересоваться всем меня окружающим.

Какая тяжелая обстановка на южных фронтах! С тех пор как я сделал в дневнике моем запись о падении Севастополя, случились события, угрожающие самому существованию нашей страны, отнявшие у некоторых веру в победу, повергнувшие народ в тревогу, Немцами взяты половина Воронежа, Ростов-на-Дону. Немцы прорвались в Сальские степи, перерезали последнюю железную дорогу, соединяющую страну с Кавказом, забирают Кубань, подбираются к Кавказу, к Волге. Дальнейшее их продвижение вперед ужасно себе представить.

Верховным командованием приняты все самые решительные, подчас суровые меры к тому, чтоб наша Красная Армия остановила немцев. Меры эти необходимы; я считаю, что к ним нужно было прибегнуть еще полгода назад, и тогда мы могли бы не оказаться перед лицом столь крайней опасности.

… Учреждены и объявлены в газетах ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, и если вчитаться, за что они даются, то выходит, что рассчитаны они прежде всего на отражение наступления неприятеля, на всякие подвиги командиров, сдержавших напор врага.

Сдержать врага! Во что бы то ни стало сдержать! Это – основная и единственная задача, невыполнение которой грозит стране гибелью, полным поражением, крушением России…

Надежда на Второй фронт у большинства пенно рушится, ибо, хотя никто не сомневаемся, что Второй фронт откроется, все понимают, что англичане и американцы откроют его не сейчас, когда это необходимо нам, а тогда, когда сочтут это своевременным и выгодным для самих себя, то есть только для того, чтобы после общей победы «таскать из огня каштаны». В позавчерашней «Правде» – сообщения о митингах профсоюзов в Англии и Америке, требующих немедленного открытия Второго фронта. Самые эти митинги – доказательство того, что правительства Англии и США сознательно, преднамеренно оттягивают время открытия Второго фронта.

И – скрывать нечего: настроение у многих пониженное.

Хорошо, что такого настроения нет в Красной Армии, во всяком случае здесь, на Ленинградском, на Волховском фронтах, мне хорошо известных. Армия крепка и едина духом. Армия верит в победу. Армия сильно укреплена за последние месяцы и в отношении вооружения. Бойцы и командиры передовой линии горят ненавистью к врагу, хотят его разить и уничтожать, полны патриотизма и желания наступать. Армия наша монолитна и крепка – и это, пожалуй, самое главное из всего, что дает не только надежду, но и уверенность в окончательной победе. Ведь, конечно, разница между состоянием нашей армии сейчас и летом или осенью прошлого года – огромна. Сражения сейчас происходят чрезвычайно жестокие и упорные. Но наши войска дерутся с огромным мужеством. И если отступают, то только, как правило, шаг за шагом, отстаивая каждую пядь земли, проявляя и индивидуальный и массовый героизм. И это дает основание верить: даже без Второго фронта мы к моменту прихода глубокой осени слишком далеко не отступим, мы додержимся до зимы, – а зима будет нашей зимой, зима – наша союзница, а не Германии…

Многого мы не знаем. И может быть, сейчас, в наиболее критические дни войны, в дни, когда коекто видит страшное лицо гибели нашей Родины, – Родина наша ближе чем когда бы то ни было к победе, ибо перенапряженная Германия, вкладывающая в наносимый нам удар свое последнее дыхание, может лопнуть разом, как лопнула в 1918 году, и орды ее покатятся вспять так стремительно, как тогда…

11 августа

Вот прошла и еще неделя… На Ладогу, на дома и улицы Ленинграда, на все позиции вокруг города с небес – то голубых, то темных – низвергаются снаряды вражеской артиллерии. Кровь ленинградцев вопиет о мщении!.. Эвакуация продолжается, а каждый остающийся работает за двоих, за троих… Авиация врага в эти дни исступленно бомбит Сталинград…

В моих тетрадях все прибавляются записи – пока беспорядочные, беглые, несистематизированные…

А размышления у меня – тяжелые…

События на юге происходят трагические и нарастают с катастрофической быстротой. За неделю немцы от взятого ими Сальска и от Ростова прокатились до Майкопа и Краснодара, – как о том сообщила сегодня сводка Информбюро, занята вся Кубань. Россия остается без огромного нового урожая хлеба, от нас фактически оторван Кавказ, ибо все железные дороги перерезаны, вся северная его часть с Новороссийском и Туапсе – в кольце, сообщение возможно только по тропинкам, через глухие горы.

Последствия всего этого могут быть ужасны, особенно если Турция выступит на стороне держав оси. Стремлению немцев к Волге, Каспийскому морю, к Баку мы, видимо, можем противопоставить только очень малые силы, – об этом свидетельствует стремительность их наступления.

Каждое новое известие об отданных нами городах воспринимается почти с физической болью. Просыпаемся до рассвета и спать больше не можем, в тяжелых мыслях об этих событиях ходим подавленные… Строить какие-либо предположения невозможно. Люди предпочитают не говорить обо всем этом, и я по себе знаю, что единственное средство не усугублять тяжелого настроения своего и окружающих – молчать о происходящем.

Что не сделал бы каждый из нас для спасения Родины!

Ясно одно: ближайшие два-три месяца решат судьбу моей Родины, решат войну, решат будущее всех нас вообще и каждого из нас в частности. Нужно действовать с максимальной эффективностью, нужно применить свои силы там и так, где и как они могут принести всего больше пользы.

Многие устали. Я знаю, и тени усталости не осталось бы, если б немецкое наступление было приостановлено, если б наступать начали мы. Вероятно, такое ощущение у всех. И если немцы будут остановлены и начнется наше наступление, то это будет такой грозный, все сметающий на своем пути вал – вал огромной, накопленной за весь этот тяжкий год злобы, ненависти к врагу, – что каждый составляющий этот вал индивидуум совершенно забудет о своей собственной личности, обо всем личном.

Тогда – горе врагам, горе Германии, тогда ничто не остановит нас до самого Берлина! История России показывает, что такие чудеса с нами бывают, что мы к ним способны. Верю, что такое чудо произойдет и на этот раз и что победим мы!..

16 августа

В скитаниях моих по ладожским берегам, по водной трассе, по ленинградским «глубоким» тылам (находящимся от переднего края обороны в десяти, пятнадцати, много – в двадцати километрах), я, когда это бывает нужно и интересно, посещаю на передовой те воинские части, которые готовятся к новым боям или затевают их на своих участках.

А мы, предупреждая возможную в ближайшие дни попытку штурма Ленинграда гитлеровцами, такие активные наступательные действия предпринимаем! Надо прощупать силы и средства врага, скапливающиеся этим летом на ряде участков фронта. Надо улучшить позиции наших, войск, надо оказать поддержку армиям, ведущим тяжелую битву на кие страны!

О таких, «местного значения» боях мало кто знает не только в Ленинграде, но и на других участках нашего фронта. Отголоски их доносятся к другим участкам лишь громом усиленной канонады да шумом летящих к месту боев истребителей и бомбардировщиков. Кое-где сгущаются потоки воинских подкреплений, грузов, а навстречу им движутся раненые: на грузовиках, на кораблях Ладоги, в поездах Ириновской железной дороги и важнейших ее отростков. Один из них – ветка от Всеволожской к Морозовке[37] (расположенной у истоков Невы, против крепости Орешек, и обороняемого немцами Шлиссельбурга), другой – линия, подводящая к железнодорожному мосту через Неву, уже в пределах Ленинграда. К месту сказать, что ветка к Морозовке тянется и дальше – вдоль Невы, до Невской Дубровки, но этот участок не используется, потому что находится под непрерывным прицельным огнем врага с левобережья Невы, и привести линию в годное состояние почти невозможно.

Спецвоенкору ТАСС всегда и всюду сообщают новости – свежие или уже устаревшие, иногда достоверные, чаще – туманные и неточные. К тому, чего не видел своими глазами, я обязан относиться с сомнением и потому подвергаю такие свидетельства строгому критическому анализу, сравнению с другими аналогичными сообщениями, тщательной проверке. Па таком материале нельзя строить корреспонденции, но он нужен мне для общего представления о том, что и где в данное время происходит. Очень многое я вообще не записываю, не считая себя вправе излагать па бумаге все то, что доводится знать, – особеннo о накоплении сил и подготовке к боевым операциям.

Вчера в тамбуре вагона на меня долго смотрел какой-то лейтенант с перевязанной правой рукой, которому я охотно свернул цигарку.

– Товарищ майор, разрешите обратиться… Вы – писатель?

– Да… Вы знаете меня?

– Вы были у нас в части, на передке, под Лиговом, в середине июля?.. С вами еще была девушка в красном платье, черненькая такая, тоже писательница? Выступали у нас?

– Я мгновенно вспомнил совместное мое с Еленой Рывиной посещение 21-й дивизии.

– Был… В восьмом полку!

– Ну правильно… А двадцатого июля наша дивизия пошла в наступление… А второго августа…

Бледное лицо исхудалого, конечно от недавно перенесенного ранения, лейтенанта осветилось невеселой улыбкой. Он коснулся левой рукой перевязки:

– Я тогда был здоров. А теперь… вот, на речке Дудергофке осколочным хватануло, полкисти срезало… Направлен в глубокий тыл… Не нужен я больше фронту… А тогда… Вы уж меня извините… Я тогда той девушке… – лейтенант в смущении запнулся. – В общем, я тогда ей стишки свои передал… Понятно, какой из меня поэт, но написано крепко было – дойду, и все, до Берлина!.. Она обещала ответить, ну конечно, забыла… Да уж теперь все равно! Не к Берлину мне теперь двигаться, а к Уралу. Надеюсь там как-нибудь на пользу Родине приспособиться… Жена там у меня – Зоя… Сынишка малый, Володька…

Лейтенант рассказал мне о наступательной операции в районе Урицка, проведенной с 20 июля по 2 августа 21-й и 85-й стрелковыми дивизиями 42-й армии. В этих боях участвовали танки, авиация, артиллерия, в том числе главные калибры кораблей Балтики и какие-то, еще не виданные досель, сверхмощные «катюши» («Ох же и сила поражения у них! Как грохнут такие залпом, так не только гитлеровцы, уцелевшие по соседству от участка поражения, сходят с ума, а и мы сами, признаться, дрейфим!»[38]

Операция началась в ночь на 20 июля ударом по Старо-Панову. Сильнейшей артподготовкой были сразу же сокрушены мощные укрепления вражеского переднего края и ближайшие тылы немцев. Затем ударили наши самолеты-штурмовики, после них поднялись и вместе с танками пошли в атаку наши стрелковые батальоны. Саперы уничтожали остатки минных полей, заграждения и всяческие «сюрпризы», вроде выпрыгивающих из земли мин.

К вечеру, сломив упорнейшие контратаки немцев и освободив Старо-Паново, наши передовые подразделения вышли за Урицк. Но немцы ввели в бой сильные подкрепления и удержать захваченные позиции нам не удалось.

Наступление на Урицк было повторено 23 июля. Мы снова овладели частью Урицка, закрепились там я держались под сильнейшим вражеским огнем с Дудергофских высот до 2 августа В этот день, под напором новых гитлеровских резервов, мы на несколько сот метров отошли от Урицка. Но три линии вражеских траншей у его окраины и у станции Лигово и у Старо-Паново остались в наших руках.

Так, после двухнедельных боев, операция оказалась законченной. Позже, выверив и уточнив рассказ лейтенанта, я выяснил, что на Ленинградском фронте это была первая из крупных операций «местного значения» только что минувшего лета…

В те же дни, утром 22 июля, стрелковый полк 268-й дивизии 55-й армии на колпинском участке двинулся при поддержке танков и авиации в наступление на сильно укрепленный узел немецкой обороны, созданный на развалинах деревни Путролово Уничтожив шестнадцать дзотов и шесть орудий врага, взяв к середине дня Путролово, полк надежно закрепился на берегу реви Ижоры Никакими контратаками гитлеровцам не удалось вернуть себе Путролово. Бои не ослабевали. 2 августа, в день прекращения на участке соседней, 42-й армии операции под Урицком, здесь, от Путролова, началось наступление 942-го полка 268-й и частей 56-й стрелковых дивизий на Ям-Ижору – еще более сильный узел вражеской обороны на шоссе Ленинград – Москва. За три дня жестоких боев Ям-Ижора была взята и закреплена за нами, в наших руках оказался важный перекресток дорог, мы значительно улучшили наши позиции, уничтожили до семидесяти огневых точек врага.

В этих двух «частных» июльских операциях было уничтожено больше трех батальонов гитлеровцев и взято немало пленных. Колонну пленных гитлеровцев, шагавших по улицам Ленинграда, горожане увидели 25 июля. Негодование женщин стариков и детей, перенесших блокадную зиму, испытавших особенно усилившиеся в последнее время варварские обстрелы, было столь велико, что конвою пришлось оберегать пленных от порывов гневной толпы

Кроме трофеев и пленных захвачены ценные документы, разъясняющие дислокацию и намерения гитлеровских войск, и выяснились некоторые особенности вражеской обороны, в частности насыщенность ее минометами Наше командование сразу же энергично взялось за выработку методов контрминометной борьбы.

А обстрелы Ленинграда становятся все более ощутительными В городе теперь рвутся снаряды особенно дальнобойных и тяжелых орудий. Для обнаружения этих сверхмощных орудий наше командование бросило все силы авиационной и наземной разведки.

Уже выяснилось, что немцы подвезли к Ленинграду из-под Севастополя и других мест много осадных систем, в том числе мортиры Шнейдера и Шкода, гаубицы 220-миллиметрового калибра и даже еще более мощные – 305 – 350-миллиметровые пушки. Их снаряды причиняют Ленинграду большой урон. Такие снаряды могут слать взятые немцами у чехословаков и французов орудия и железнодорожная установка «Рейнметалл-Борзиг». Упало на город и несколько чудовищных снарядов не виданного здесь прежде калибра. Уже установлено, что это французские 400-миллиметровые гаубицы. В лесах за Колпином и за Гатчиной вновь обнаружилась (появлявшаяся и подавленная нашими контрбатарейщиками в феврале) тяжелейшая артиллерийская система – 420-миллиметровая «длинная берта». Она после каждого залпа передвигается на специальной железнодорожной установке Исполинский снаряд «берты» пронизывает до фундамента многоэтажный дом.

Хитроумная, кропотливая разведочная и исследовательская работа, как я уже отмечал, ведется летчиками и артиллеристами. И теперь известно, что основная группировка вражеских осадных орудий расположена неподалеку от Красного Села, в районе хутора Беззаботный. Определен и ряд других мест, где затаились такие орудия. Но самый губительный огонь гитлеровцы шлют с высот Вороньей горы, господствующей над всей местностью южней Ленинграда.

Появилось еще много признаков наращивания врагом (у Тосно, Вырицы, Гатчины) сил, угрожающих Ленинграду, и активизации вражеских войск На южном участке фронта были пресечены попытки немцев провести разведки боем, а 23-я армия в начале лета пресекла такие же попытки финнов активизироваться на Карельском перешейке.

Ряд ценных данных об усилении угрозы с севера доставили морские разведчики, в частности лейтенант Г. С. Иониди, ходивший со своей группой в тыл врага на Ладожском озере. Например, стало известно, что в последних числах июня или в начале июля в порту Лахденпохья – главной базе финской флотилии на Ладожском озере – спущены на воду корабли, доставленные по железной дороге с Ла-Манша, от берегов Франции[39]. Начиная с весны морская авиация Балтики и выходящие в море корабли КБФ сообщают об усиленном движении вражеских транспортов с оружием и войсками к берегам Финляндии.

Для разрушения сухопутных коммуникаций врага на южном побережье Финского залива и для помощи партизанам Ленинградской области в тыл врага направлены три батальона балтийских моряков. Для обороны наших островов и контролируемого нами водного района, для взаимодействия с обороняющими Ленинград на берегу войсками и, конечно, для уничтожения вражеских транспортов вышло в Финский залив и дислоцировалось в Кронштадте множество кораблей[40]. В их числе – торговые суда, которые, презирая обстрелы прямой наводкой с берега, совершают рейсы в Ораниенбаум и к островам залива.

Еще 25 мая из Кронштадта вышла в разведку подлодка «М-97» Н. В. Дьякова. В июне и в начале июля двинулись в море подводные лодки, которым предстояло автономное плавание в составе первого эшелона.

Это были подводные лодки Щ-406, Щ-304, Щ-317 под командой Е. Ф. Осипова, Я. П. Афанасьева и Н. К. Мохова, потопившие одиннадцать вражеских транспортов; это была подводная лодка С. П. Лисицы – она 11 июля, напав на конвой из шестнадцати транспортов, потопила 12 000-тонныи транспорт, а через несколько дней, истратив уже все торпеды, обстреляла другой транспорт и, гуманно предоставив финскому экипажу возможность спастись на шлюпках, взяла в плен только капитана. Это были столь же успешно действовавшие подлодки И. В. Травкина, Д. С. Абросимова, И. М. Вишневского и других командиров.

Потопив девятнадцать кораблей врага общим водоизмещением в сто пятьдесят три тысячи тонн, лодки первого эшелона вернулись на базу в начале августа[41].

Но самое главное, что прояснилось в летних боях и в итоге всех действий нашей разведки, – с весны идет переброска новых подкреплений в осаждающую Ленинград 18-ю немецкую армию. Уже в июле под стены города было переброшено восемь дивизий, а сейчас, в августе, подступило еще три или четыре гитлеровских дивизии. Все усиливается приток танковых и артиллерийских частей. Некоторые крупные соединения (например, 250-я испанская «голубая» дивизия) переброшены к Ленинграду (в данном случае на колпинский участок фронта) от Волхова после ликвидации немцами прорыва, совершенного 2-й Ударной армией. Другие тянутся из Франции. И, наконец, в последние дни появились части, освободившиеся у немцев после потери нами Севастополя…

Всем ясно: немцы готовятся штурмовать Ленинград в самое ближайшее время. Надо спешить!..

В ту пору я не мог знать то, что в августе уже стало известно нашему командованию: немцы решили штурмовать Ленинград в сентябре Не знал я, конечно, и что именно намеревалось предпринять наше командование для отражения Ленинградским фронготовящегося штурма. Последующие события показали решено было предупредить штурмовой удар гитлеровцев наступление наших войск. Наши войска и флот в августе стали энергично готовиться к крупным наступательным действиям. В распоряжении Ленинградского фронта орудий и минометов было теперь в два раза больше, чем осенью 1941 года.

Штурм Ленинграда может начаться теперь же, в августе Его можно ожидать в каждый следующий день. Во всяком случае, не только армиям Ленинградского фронта, но и населению Ленинграда следует быть в предельной готовности к отражению штурма.

7 августа в «Ленинградской правде» – передовая статья «Ленинград – фронт, каждый ленинградец – боец» В ней читаю такие слова.

«В твоем доме есть группа самозащиты МПВО Ты должен быть ее бойцом Умеешь ли ты тушить зажигательные бомбы, ликвидировать очаги химического поражения, оказывать первую медицинскую помощь?. Враг близко, наш долг не только защитить город, но и отогнать, разбить, уничтожить врага Военная обстановка может потребовать, чтобы ты завтра сменил свой станок на винтовку. Каждый боец города-фронта должен уметь пользоваться этим оружием, стрелять из винтовки, пулемета, автомата, уметь поражать вражеские танки».

В том же номере газеты – письмо старых питерских рабочих защитникам Ленинграда под заголовком «Не бывать в нашем городе своре немецких псов».

12 августа Ленинградский горком партии постановил с 20 августа вовлечь в военную подготовку без отрыва от производства весь актив населения города – мужчин и женщин.

Я познакомился с примерной программой этого военного обучения. В ней речь идет об условиях борьбы с врагом в городе, об организации обороны и о методах ведения в городе оборонительных боев. Говорится о том, как использовать условия маскировки для внезапного огневого налета и удара по врагу гранатой и штыком, о бутылках, наполненных горючей смесью, о том, как укрываться за стенами, в канализационных колодцах, в нижних этажах и подвалах домов и оттуда гранатами разить врага. Говорится, что силы ворвавшегося в город врага неизбежно распыляются, и его следует уничтожать по частям внезапными короткими контратаками. Рекомендуется превратить каждый дом в бастион, укрепляя его чем придется; перекапывать улицы, возводить баррикады, использовать электропровода с током высокого напряжения, иметь под рукой любые тяжелые предметы– ломы, утюги, ступки, гири, камни… В программу входит обучение борьбе с танками на узких улицах, в тупиках, во дворах – устраивая завалы, заманивая танки в ловушки, минируя их. Обращать внимание на такие естественные рубежи, как реки, каналы, разводные мосты…

В программе предусмотрено еще многое: и борьба с лазутчиками, диверсантами, ракетчиками, сеятелями паники, и меры против вражеской дезинформации по телеграфу и телефону, и устройство позиций на случай пожаров и обвалов домов…

В каких направлениях и как подготовлять огонь из всех видов оружия? Как и где располагать пункты наблюдения? Как помогать соседу по дому, по двору, по квартире и комнате? Как подготовлять окна для снайперского огня, бросанья гранат и для защиты от пуль и осколков?!

Надо добиться, чтоб оборона была живучей, чтобы самые смелые люди знали, как, объединяясь в мелкие группы, совершать ночные набеги на врага, не давая ему ни минуты покоя.

Всему этому население Ленинграда сейчас учится… Военное обучение проходят все: заводские рабочие и городские телефонистки. Электромонтеры и архитекторы. Школьники и инженеры. Медсестры и вагоновожатые. Шоферы и студентки вузов. Управдомы и пекари. Балерины и наборщики типографий… Все!..

Дисциплина в городе – полная. Сознание ответственности момента – безупречное.

Ленинградцы, превратившие свой город в крепость, все те, кто остался здесь после законченной в основном вчера – 15 августа – эвакуации, становятся не просто мужественными гражданами, а умелыми, выдержанными бойцами!..

Кирпичи разбомбленного дома нужны для строительства дотов.

А как же те люди, чье поведение и чьи высказывания еще недавно определялись пониженным от дурных известий настроением? Заметно: и они сейчас, перед лицом близкой, смертельной опасности, включаются в общий вдохновенный порыв: уберечь от врага свой город, спасти его, если будет нужно, ценой своей жизни. Непременно спасти: убить, уничтожить врага, хотя бы в том самом доме, в той комнате, в которой прожил доныне всю свою жизнь!

Таков Ленинград сегодня, в этом, зловещем августе!..

И можно быть, как прежде, уверенным, что ни при каких обстоятельствах враг не осилит бессмертного сопротивления защитников Ленинграда – штурм будет сорван!

…К этому времени оборонительные сооружения Ленинграда состояли уже из пятнадцати тысяч дотов и дзотов, а общая длина уличных баррикад достигла тридцати пяти километров. Почти все городские дома были приспособлены для установки огневых точек. В городе действовали готовые подняться по первому сигналу тревоги дивизия ВОГ (внутренней охраны города) и многочисленные отряды самообороны, руководимые самыми стойкими, выдержанными и опытными коммунистами. Мозг обороны – Смольный – работал с предельным напряжением, как год назад, когда опасность была такой же близкой и грозной. Но опыта, хорошо организованных сил и стойкости у ленинградцев теперь было больше!

18 августа. На наблюдательных пунктах

Предотвратить немецкий удар вниз, вдоль Невы, и по флангу – 55-й армии, со стороны реки Тосны!.. Здесь – равнина, по которой, прорвав нашу оборону, могут двинуться сотни немецких танков!..

Но и не только это… Как выяснилось для меня позже, надо было подготовить плацдармы на левобережье Невы для крупнейшей наступательной операции этого, 1942 года, а в частности для взятия Мги.

В этот раз операция начинается необычно: боевым кораблям КБФ предстоит взаимодействовать с пехотой не только своей артиллерией. Поэтому к месту действия спешат и флотские и армейские военкоры.

Если вычертить на карте Неву, то – от истоков у Шлиссельбурга до устья – вся эта 74-километровая река предстанет на карте в виде круто провисшей к югу линии: на сорок пятом километре от Финского залива, там, где в Неву впадает Тосна, Нева образует крутой излук. Ленинград и Шлиссельбург лежат на одной параллели, а устье Тосны с селом Ивановским окажутся в самой южной точке прогиба.

Весь левый берег Невы, выше впадения этого притока, и весь правый берег его заняты гитлеровцами. Ниже села Усть-Тосно оба берега Невы – наши.

Немцы захватили Ивановское и Усть-Тосно в боях 28-30 августа 1941 года, тогда же, когда заняли Мгу и перерезали железнодорожное сообщение страны с Ленинградом. В следующие дни они выбрасывали на правый берег Невы десанты парашютистов, но этих парашютистов наши самолеты расстреливали в воздухе, по пятьдесят, по сто человек зараз. Захватить правый берег Невы немцам нигде не удалось. Села Ивановское и Усть-Тосно стали крайней угловой точкой левого фланга гитлеровцев на левобережье Невы. Траншеи перед Усть-Тосно – краем левого фланга наших войск, обращенных фронтом к востоку и вытянувшихся вдоль левого берега этого притока Невы. Здесь с осени 1941 года линию фронта обороняет наша 55-я армия. Эта линия у Ям-Ижоры загибается против Колпина к юго-западу, уходит далее на запад в сторону Пулковских высот. Там, до самого Финского залива, оборону держит 42-я армия.

Чуть ниже разрушенного поселка Усть-Тосно, на правом высоком берегу Невы расположены поселки Малые и Большие Пороги. От сотен домов поселка Большие Пороги уже ничего не осталось: дома сожжены, расстреляны, разбомблены, их развалины разобраны на строительство дзотов и блиндажей. Оба поселка превратились в передний край нашей обороны. Из семи домиков поселка Малые Пороги уцелел один – маленький, с мансардой, дом «обстановочного старшины» (а проще говоря – бакенщика), 58-летнего

Михаила Павловича Моисеева. С семьею из тринадцати человек он жил здесь до войны, живет здесь и сейчас, но уже один. Он, пожалуй, единственный здесь «местный житель».

Впрочем, он не один. Его дом, как и десятки обведенных траншеями землянок и блиндажей вокруг, населены моряками Краснознаменного Балтийского флота. Три окна кирпичного дома Моисеева выходят на Неву, деревянная мансарда с одним окном – , на ту же сторону – превращена в наблюдательный пункт морских артиллеристов, обстреливающих Ивановское и все позиции немцев за Тосной. В мансарде, рядом с окном выложена защищающая от осколков будка НП, а в юго-восгочной стене мансарды проделана «щель наблюдения», из которой в стереотрубу видны вся Нева до излуки и устье Тосны. А в сторону невских берегов рядом с забитым окном мансарды глядится в узкую амбразуру другая стереотруба.

Вид с этого наблюдательного пункта, расположенного высоко над берегом, – бескрайний: простым глазом просматриваются вражеские позиции в Ивановском, в Отрадном, в Никольском, а стереотруба помогает хорошо рассмотреть и Поповку, и руины бывшего неподалеку завода, а с другой стороны – поверх всех наших и немецких позиций – далекие отсюда города Пушкин и Красное Село, захваченные немцами гот, назад.

И удивительно, как этот, уже пробитый снарядами, обведенный сотнями глубоких воронок дом держится до сего времени! Может быть, потому, что при обозрении с широкой низины он сливается с протянувшейся далеко за ним грядой соснового леса?

Нет места удобней для наблюдения, чем эта, встроенная в мансарду, после попадания в нее снаряда, будка и обитая материей амбразурка с приделанным к ней столиком для планшета… Отсюда осуществляется связь с морскими тяжелыми батареями, расположенными в лесу на правобережье Невы, и с Ленинградом. Вся изрешеченная насквозь осколками мансарда – место постоянной, круглосуточной вахты…

Против дома Моисеева, у другого – левого – берега Невы торчит над водой расстрелянная немцами, застрявшая здесь с 30 августа 1941 года землечерпалка «Нева», ее остов перевернут, в нем больше пятисот (подсчитано!) пробоин. На том берегу белеет разбитый дом водокачки, снабжавшей водою Колпино, и высятся бесформенные, оплывшие при пожаре руины спирто-водочного завода. Там тоже всегда сидят наблюдатели и корректировщики 55-й, занимающей позиции за рекой, армии.

А вдоль правого берега Невы, против немецких позиций, держат оборону – до Невской Дубровки и далее до Ладожского озера – стрелковые дивизии, морская пехота, 11-я отдельная стрелковая бригада и другие части Невской оперативной группы. Вся прибрежная полоса лесов насыщена морскими и сухопутными батареями. Весь берег изрыт, продырявлен сотнями дзотов, землянок, блиндажей, изрезан траншеями, оплетен колючей проволокой, опоясан минными полями и глядит на врага амбразурами мощных железобетонных дотов…

19 августа. 11 часов утра

Внезапно для врага над Невою и Тосной разражается грохот нашей артподготовки. Правый берег Тосны, Ивановское, уходящее дальше левобережье Невы окутываются дымом, просверкиваемым вспышками тысяч разрывов. Нева закрывается покрывалом дымовых завес, выпущенных с бронекатера и станцией, установленной на берегу Невы специальным подразделением 55-й армии. Наши самолеты, пронесшись бреющим полетом над поверхностью реки, сгущают эту тучу завесы своими сброшенными чередой дымовыми шашками.

12 часов дня

Связь доносит: от места сосредоточения у деревни Кормчино вышел к Усть-Тосно первый эшелон бронированных катеров с десантом балтийцев…

Рейд тщательно подготовлен у села Рыбацкого, где стоят паши эскадренные миноносцы и канонерка. Снаряды их орудий с волнующим звуком колыхания воздуха проносятся над Невой и ложатся «а немецкий передний край в Ивановском.

Сейчас катера приблизятся. Скорее туда – на передовой НП!

Здесь, против впадения в Неву Тосны, в прибрежной траншее стоит вице-адмирал В. Ф. Трибуц с группой старших командиров. Поблизости в той же траншее– командиры-артиллеристы, делегаты связи, телефонисты, два-три военных корреспондента, поэт Л. Хаустов – адъютант командира полка…[42]

И вот идущие вверх по Неве катера уже видны. Пройдя мимо домика Моисеева, прорвавшись сквозь гущу дымовых завес, они достигают широкой излуки Невы. Они мчатся, буруня воду, рассекая хлопающие по их бортам невские волны… Семь бронекатеров и двадцать два охраняемых ими катера ЗИС и КМ. Очи полны краснофлотцев, азартно кричащих «ура»…

Адмирал наблюдает, как, круто разворачиваясь, стреляя на полном ходу, один за другим катера врываются в устье Тосны. Кто-то коротко произносит: «Добро!..»

13 часов 05 минут

Подлетев к левому берегу Тосны, занятому нашей 85-й стрелковой дивизией, катера начинают высаживать десант. На другом берегу, прижатые к земле огнем армейской и корабельной артиллерии и бомбежкой с воздуха, гитлеровцы из 1-й «полицейской» дивизии СС припали к земле в своих траншеях. Они застигнуты врасплох, им не успеть опомниться!

13 часов 20 минут

Высадка десанта закончена. Старший лейтенант Александр Ерофеевич Кострубо должен был высадить свою группу десантников на наш берег Тооны, не доходя четырехсот метров до шоссейного моста. Но он дерзнул пройти дальше, – его группа расхватывает выбрасываемые из укрытий лодки в ста метрах от моста, за две минуты переправляется на немецкий берег. У другого моста высадилась группа старшего лейтенанта Корытина…

Саперы 55-й армии взбегают на заминированные мосты, не дав ошалевшим немцам взорвать их, режут провода, обезвреживают мины, и по мостам уже бежит пехота.

Линия связи доносит: это – бойцы 268-й стрелковой дивизии генерал-майора С. И. Донского. Батальонами командуют лейтенант Кукареко и капитан Поболин. В бой вступает батальон Клюканова…

Первые цепи пехотинцев и моряков, поддерживаемых пулеметным и минометным огнем из-за Тосны, уже вздымают остатки минных береговых полей, взорванных артиллерией и авиацией, которые сейчас долбят глубину вражеской обороны. Моряки и пехотинцы режут колючую проволоку, штыками и автоматами уничтожают врага в первой его траншее.

И только тут немцы наконец опомнились.

Спохватилась и бьет немецкая артиллерия, батальон гитлеровцев поднимается в контратаку. Десятки вражеских самолетов заполняют небо. Над дымом и пламенем, охватившими землю и воду, завязываются ожесточенные воздушные схватки.

В дыму теперь ничего не видно…

Так начался этот бой – бой за захват нового, Ивановского, плацдарма.

3 часа дня

Только что кончилась высадка на правом берегу Тосны десанта, доставленного вторым эшелоном катеров.

Освободившиеся катера первого эшелона вырывались из дымного пекла боя обратно в Неву и проносились мимо адмиральского наблюдательного пункта вниз по течению, за новыми группами десантников. Вся Нева теперь вздымается фонтанами от разрывов бомб и снарядов. Простреленные, избитые корпуса и рубки некоторых катеров захлестываются водой, но балтийские морские флаги реют на каждом флагштоке. Катера увозят вниз раненых моряков, переполнены красноармейцами и краснофлотцами. Все звуки боя постепенно отстают от них, – ниже по течению катера входят в зону тишины и спокойствия, и только буруны расходятся крутыми углами от каждого катера. Течение Невы выносит из устья Тосны какие-то бревна, обломки лодок и неведомые предметы, за которые держатся люди. Катера вылавливают их на ходу…

20 августа Домик Моисеева

Первые сутки боя принесли нам большой успех. Прорвав все линии немецких траншей, сражаясь в остовах домов кирпичного завода, десантники и пехотинцы ворвались в село Ивановское, достигли расстрелянной артиллерией церкви и, гоня перед собой гитлеровцев, непрерывными атаками вышибли их из следующего поселка – Отрадное, достигли руин дворца и каменных зданий Пеллы, захватили Пеллу…

Наши моряки и стрелки несут, однако, большие потери. Сопротивление гитлеровцев резко усилилось. Они спешно подбрасывают резервы. Пелла и Отрадное переходят из рук в руки, с середины дня крупные силы немцев столкнулись с нашими бойцами в Ивановском. Есть сведения, что в эсэсовскую дивизию влиты свежие силы голландцев.

Катера работают, как и вчера, – их в бою участвует больше сорока.

Корреспонденты, спеша сообщить в свои редакции о несомненном успехе, разъезжаются кто куда и на чем придется – к Ленинграду, и Колпину, к штабу НОГ, и в Колтуши, и в сторону Ладоги… Многие, отписавшись, вновь вернутся сюда…