Глава третья. Формирование советского правительства

Ленин и Троцкий не спешили делить власть с другими партиями[1]. Вопрос о создании коалиционного «однородного социалистического правительства» был поставлен на Втором съезде Советов 26 октября не ими, а левым крылом социал-демократов (интернационалистов) и левыми эсерами. Меньшевик-интернационалист Б. В. Авилов огласил резолюцию «о необходимости передачи всей власти в руки демократии», подчеркнув, что нужно создать правительство, которое поддержали бы не только рабочие, но и «все крестьянство, как состоятельное, так и беднейшее»[2]. В. А. Карелин, выступавший от левых эсеров, придерживался центристской позиции, протестуя против того, что вместо «временных комитетов, которые бы взяли на себя временное разрешение наболевших вопросов дня» создается «готовое правительство». Карелин, однако, добавил, что левые эсеры не собираются из-за этого «идти по пути изоляции большевиков», поскольку понимают, что «с судьбой большевиков связана судьба всей революции: их гибель будет гибелью революции»[3].

В принятой левыми эсерами резолюции настаивалось на необходимости образовать правительство совместно с другими революционными партиями, ушедшими со съезда, но при неудаче переговоров, оказывая большевикам «помощь в технической работе», в Совнарком не входить[4], поскольку в этом случае левые эсеры должны будут рвать с ушедшими со съезда Советов партиями[5]. Карелин указал также, что список членов СНК, предложенный председателем Второго съезда Советов Каменевым от имени большевистской фракции, левых эсеров не удовлетворяет, поскольку в нем не представлены интересы Советов крестьянских депутатов.

Имея на съезде Советов большинство, Ленин с Троцким могли бы не уступать давлению прочих социалистических партий. Но сами большевики в тот период не были едины. Уверенность Ленина и Троцкого в том, что большевики одни сумеют удержать власть, разделялась далеко не всеми. По этой причине ЦК дал согласие на ведение переговоров о создании коалиционного правительства, во главе которого не обязательно должны стоять Ленин или Троцкий[6].

В эти дни левым партиям мерещилась контрреволюционная опасность. К Петрограду грозили выйти войска генерала П. Н. Краснова. ВРК с трудом набирал из разных частей небольшие отряды, которые демонстративно водил по городу, прежде чем отправить навстречу правительственным войскам[7]. Настроение было подавленное. «Мы погибли!» — сказалалтри встрече меньшевику Д. А. Сагирашвили жена Каменева (и сестра Троцкого) Ольга Давидовна, просившая меньшевиков о содействии. И действительно, в эти часы были начаты переговоры «относительно изыскания способов мирной ликвидации наступления Керенского»[8].

Давление оказывали не только правительственные войска. 29 октября на заседании ВЦИК представители Викжеля (Всероссийского исполнительного комитета профсоюза железнодорожников) потребовали в ультимативной форме прекращения в стране гражданской войны и партийных междоусобиц и предложили себя в качестве посредника «в переговорах о реконструкции власти и подведении под нее более широкого базиса»[9]. Руководство Викжеля считало, что СНК, «как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране» и что поэтому необходимо создание нового правительства. В случае отказа политических партий сформировать такое правительство и прекратить вооруженные столкновения в Москве и Петрограде Викжель грозил всеобщей железнодорожной забастовкой, начиная с 12 ночи с 29 на 30 октября. Викжель предлагал всем социалистическим партиям немедленно послать своих делегатов на совместное заседание с ЦИК железнодорожного союза[10].

От Викжеля зависело очень многое. Профсоюз железнодорожников, настроенный категорически против правительства Керенского, заявил о том, что не пропустит к Петрограду правительственные войска, а в случае проникновения в город войск Керенского и Краснова — блокирует Петроград[11]. Два представителя Викжеля были посланы в Могилев. Во время их переговоров с Общеармейским комитетом они указали, что считают соглашение между Керенским и Лениным невозможным, и единственное, что остается, это убедить обе стороны в интересах предотвращения гражданской войны уступить власть третьей силе — однородному социалистическому правительству, опирающемуся на «революционную демократию» фронта и тыла. Самой подходящей кандидатурой в главы правительства Викжель считал Чернова[12].

Средняя линия Викжеля была выгодна большевикам. Когда в Петроград пришли сведения о намерениях Юго-Западного фронта выслать войска для подавления большевиков, Викжель снова пригрозил всеобщей железнодорожной забастовкой[13]. В дополнение к этому Викжель разрешил беспрепятственное передвижение по железным дорогам большевистских вооруженных отрядов и тех воинских частей, которые поддерживали большевиков, а на предложение преданных Временному правительству частей спустить под откос движущиеся в Петроград большевистские части отвечал категорическим запрещением, так как считал, что с разгромом большевиков будет подавлена вся революция[14].

В ответ на лояльную позицию Викжеля Каменев дал согласие начать переговоры о формировании однородного социалистического правительства[15]. Обсуждение этого вопроса началось 29 октября в 7 часов вечера в помещении Викжеля. От ЦК РСДРП(б) на совещании присутствовали Каменев и Г. Я. Сокольников; от ЦК меньшевиков — Ф. И. Дан и Эрлих; от меньшевиков-интернационалистов — Ю. О. Мартов, А. С. Мартынов, Р. А. Абрамович и С. Ю. Семковский; от ЦК ПСР — Якобин и М. Я. Гендельман; от левых эсеров — Б. Ф. Малкин; от объединенной еврейской социалистической партии — Гутман; от польской социалистической партии — Е. Л. Лапинский; от еврейской СДРП «Поалей-Цион» — Бару; от Центрального бюро объединенных социал-демократов интернационалистов — М. А. Каттель и А. А. Блюм; от Совнаркома — А. И. Рыков; от ВЦИК — Д. Б. Рязанов и Д. А. Сагирашви-ли; от Комитета спасения Родины и революции — народный социалист Знаменский и меньшевик С. М. Вайнштейн; от Петроградской думы и Исполкома Всероссийского Совета народных депутатов — эсер Г. К. Покровский; всего 26 человек, помимо членов Викжеля[16].

Переговоры продолжались несколько дней. Заседания начинались вечером и тянулись иногда до раннего утра. На первом заседании Каменев от имени ВЦИК заявил, что «соглашение возможно и необходимо». Условия: платформа Второго съезда Советов; ответственность перед ВЦИКом; соглашение в пределах всех партий, от большевиков до народных социалистов включительно. «Для ВЦИКа на первом месте стоит программа правительства и его ответственность, а отнюдь не личный его состав», — закончил Каменев, дав понять, что готов отказаться от кандидатур Ленина и Троцкого. Это удовлетворило не всех. Вайнштейн и Гендельман высказались против участия большевиков в правительстве вообще. Дан в дополнение к этому предложил распустить ВРК, объявить Второй съезд Советов несостоявшимся и требовать прекращения террора. Прочие были менее жестки. Мартов в примирительной речи призвал к соглашению «обоих лагерей демократии». Малкин предложил пропорции для будущего правительства: 40% большевиков, 40% оборонцев и 20% интернационалистов. В принципе никто не возражал. Сокольников заявил, что ЦК большевиков в основном разделяет позицию Викжеля и предложил социалистическим партиям разделить власть с большевиками. Все конфликты, кажется, были разрешены, и для уточнения внесенных предложений избрали комиссию в составе Дана, Каменева, Рязанова, Сокольникова, представителей Викжеля, Петроградской думы и ЦК ПСР. Комиссия работала всю ночь с 29 по 30 октября[17]. Всеобщая железнодорожная забастовка Викжелем объявлена так и не была.

Утром 30-го состоялось новое заседание. От большевиков были Рязанов, Каменев, Сокольников, Рыков; от левых эсеров — Закс, Колегаев, Спиро, Карелин, А. А. Шрейдер. Но к соглашению не пришли. Вопрос о включении большевиков в состав однородного социалистического правительства не был решен совещанием ввиду разногласий. Заслушали доклад комиссии, избранной совещанием для переговоров с Керенским, и отложили совещание до вечера. Вечером опять заседали. Под угрозой вторжения войск Керенского, и не желая разрывать отношений с Викжелем, большевики дали согласие на создание «Временного народного Совета» из 420 человек, должного заменить распускаемый, согласно плану, ВЦИК Советов.

Начали обсуждать кандидатуры будущего правительства, причем все партии заявили, что не уполномочены выражать окончательное мнение. На пост министра-председателя выдвинули Чернова и Авксентьева, но кандидатура последнего была снята, так как против высказались большевики. На кандидатуре Ленина никто из большевиков всерьез даже не настаивал. На пост министра иностранных дел предложили Авксентьева, М. И. Скобелева, Троцкого и М. Н. Покровского. Двух последних выдвинули большевики. После краткого обмена мнениями кандидатуры Троцкого и Скобелева сняли. Оговорили кандидатов на прочие министерские посты, с одобрения большевиков составили соответствующий проект соглашения. На этом заседание закрыли[18].

В течение работы совещания обе стороны увеличивали или уменьшали свои требования в зависимости от состояния дел «на фронте». Керенский требовал капитуляции большевиков, разоружения рабочих районов и ввода туда казачьих частей. Эти требования в целом были поддержаны социалистами-революционерами и меньшевиками. Был момент, когда большевики шли на серьезные уступки, но пойти на разоружение рабочих (Красной гвардии) и ввод в рабочие районы казачьих частей, как требовал того Керенский, категорически отказались[19]. 1 ноября, когда большевистскими частями взята была Гатчина, а угроза со стороны Керенского-Краснова в целом ликвидирована, большевики прервали переговоры[20]. Тогда же Ленин, не собиравшийся отдавать власть Чернову или Авксентьеву, на заседании Петроградского комитета РСДРП(б) обрушился на тех, кто за его спиною вел переговоры[21]. В этом Ленина безоговорочно поддержал Троцкий[22].

Ленин считал, что переговоры, которые вел Каменев, «должны были быть как дипломатическое прикрытие военных действий», что во что бы то ни стало «нужно отправить солдат в Москву» для захвата власти еще и там, что «политика Каменева» должна быть немедленно прекращена. Троцкий заявил, что власть, захваченную большевиками, теперь хотят получить другие социалистические партии, «в восстании участия не принимавшие». В новом правительстве Троцкий соглашался отдать другим партиям не больше 25% мест, причем указал, что во главе такого правительства должен стоять Ленин[23].

На заседании ЦК, тянувшемся весь вечер 1 ноября и большую часть ночи 2-го, мнения разделились. Ленина и Троцкого поддержали М. С. Урицкий и Ф. Э. Дзержинский. Зиновьев считал, что нужно добиваться соглашения с другими социалистическими партиями на условиях принятия большевистской программы и «ответственности власти перед Советом как источником власти»[24] (пункта о включении в правительство Ленина и Троцкого Зиновьев не оговаривал). Рязанов указал, что «соглашение неизбежно», так как даже в Петрограде власть не у большевиков, а у Советов. Не идти на соглашение, утверждал Рязанов, значит остаться в одиночестве. «Мы уже сделали ошибку, -продолжал Рязанов, — когда возглавили правительство и заостряли на именах», т. е. требовали непременного согласия других партий на вхождение в правительство Ленина и Троцкого. «Если бы мы этого не сделали, за нас были бы средние бюрократические круги». Рязанов далее сообщил, что через два-три дня большевики будут стоять перед необходимостью выдавать по четверти фунта хлеба в день, а если не согласятся на блок с другими социалистическими партиями, то останутся еще и без левых эсеров, что неизбежно приведет к расколу в самой партии большевиков[25].

За соглашение высказался также В. П. Милютин, сказавший, что большевики все равно не смогут удержать власть в руках одной партии и выдержать длительной гражданской войны. «Объективно мы уже провели нашу программу», — заявил Милютин, имея в виду захват власти Советами. Милютина поддержал А. И. Рыков, относившийся к переговорам об однородном социалистическом правительстве «серьезно» и считавший, что если переговоры закончатся неудачей, от большевиков отшатнутся те группы населения, которые их поддерживают, и СНК власти все равно не удержит[26].

В эти критические для большевиков дни полураскола левые эсеры все больше смыкались с ними. 1 ноября Петроградская эсеровская конференция, где из 103-х делегатов 99 были левыми эсерами, призвала к совместной с большевиками работе в Военно-революционном комитете и к поддержке Совнаркома. О том же заявила фракция левых эсеров во ВЦИК[27]. На переговорах о формировании коалиционного социалистического правительства, после того как Ленин и Троцкий запретили участвовать там большевикам, левые эсеры взяли на себя роль посредника и согласились разговаривать с эсерами, меньшевиками и Викжелем от имени двух партий — ПЛСР и РСДРП (б). Под влиянием левых эсеров и оппозиции внутри большевистского руководства 1 ноября ЦК РСДРП(б) постановило принять участие в последней попытке левых эсеров создать «так называемую однородную власть», но в случае неудачи дальнейшие переговоры прекратить[28].

Параллельно с заседанием ЦК РСДРП(б) в ночь с 1 на 2 ноября проходило заседание ВЦИК, в порядке дня которого также стоял вопрос о ходе переговоров. Представитель Викжеля М. Ф. Крушинский подтвердил позицию профсоюза железнодорожников. За создание однородного социалистического правительства вновь высказались левые эсеры[29]. ПСР в постановлении ЦК от 1 ноября также выступила за скорейшее образование однородного социалистического правительства на следующих условиях:

«1. Власть организуется на время до созыва Учредительного собрания, к которому с момента его открытия переходит вся полнота власти. 2. Власть должна быть ответственна перед Народным советом, в состав которого входят: а) ЦИК СРиСД, пополненный фракциями, ушедшими со Всероссийского съезда; б) в таком же количестве Совет крестьянских депутатов, избранных на Всероссийском съезде; в) по два представителя от всех социалистических партий; г) представителя столичных органов местного самоуправления; д) представители от Викжеля и от Почтово-телеграф-ного союза. 3. Роспуск военно-революционных комитетов, восстановление гражданских свобод. 4. Скорейший демократический мир. 5. Демократизация армии. 6. Отмена смертной казни. 7. Передача земель в ведение земельных комитетов»[30].

На это большевистская фракция ВЦИКа ответила отказом. М. М. Володарский прочитал только что заготовленный на заседании ЦК РСДРП(б) проект резолюции ВЦИК, существенно изменявший предварительное соглашение, достигнутое Каменевым на совещании у Викжеля[31]. Левые эсеры, в свою очередь, заявили, что резолюция Володарского их не удовлетворяет: «в ней очень много категоричности и формальной непримиримости»; к тому же Второй съезд Советов нельзя считать единственным источником власти, поскольку во ВЦИК не введены представители ЦИК Советов крестьянских депутатов. Вместе с этим ПЛСР настаивала на увеличении состава ВЦИК до 150 человек при одновременном сокращении представительства городов до 50[32]. Но это означало для большевиков если не мгновенную, то скорую потерю большинства во ВЦИКе, так как именно города избирали большевистских депутатов; и РСДРП(б) высказалась категорически против.

При поименном голосовании резолюцию большевиков поддержали 38 человек. Резолюцию левых эсеров — 29. Голосовали строго по партийному признаку, и исход голосования поэтому был предрешен, так как большевиков было больше[33]. После объявленного по просьбе левых эсеров часового перерыва голосовали снова, теперь уже по пунктам, но все поправки, кроме одной — «включение ушедших из съезда во ВЦИК по пропорциональному представительству» — также были отклонены большевиками. Тогда сдались и левые эсеры. При окончательном голосовании они, вместе с большевиками, выступили за принятие резолюции Володарского, которая и была одобрена единогласно при одном воздержавшемся. Меньшевики в голосовании не участвовали, и после принятия резолюции большевиков покинули зал заседаний[34].

Тем временем Ленин попытался упрочить партийную дисциплину, дабы застраховать себя от сюрпризов, подобных переговорам у Викжеля. 2 ноября на заседании большевистского ЦК он предложил к рассмотрению написанную им резолюцию «По вопросу об оппозиции внутри ЦК», требующую создания однопартийного большевистского правительства. Коалицию с другими социалистическими партию Ленин готов был признать только в Советах (и ВЦИКе), но не в правительстве[35]. Резолюция предназначалась прежде всего для очередного заседания ВЦИК, начавшего свою работу вечером 2 ноября и продолжавшегося до раннего утра 3-го. Заседание было малочисленным. Присутствовало (судя по результатам голосований) 39 человек. Но на этом заседании, которому ни Ленин, ни Троцкий не уделили должного внимания, они потерпели одно из самых тяжких своих поражений.

Началось с того, что Малкин от фракции левых эсеров огласил ультиматум о необходимости пересмотра резолюции ВЦИК от 1 ноября по вопросу о платформе соглашения социалистических партий. Зиновьев в ответ зачитал ленинскую резолюцию (как постановление ЦК), но добавил, что резолюция эта в большевистской фракции ВЦИК еще не обсуждалась[36]. В связи с этим фракция большевиков попросила сделать перерыв на час, провела голосование во фракции и отвергла ленинскую резолюцию. Вместо нее фракция приняла новую, оглашенную Каменевым во ВЦИКе в форме проекта в 3 часа 15 минут утра 3 ноября: ВЦИК «считает желательным, чтобы в правительство вошли представители тех социалистических партий [...] которые признают завоевания революции 24/25 октября [...] [ВЦИК] постановляет поэтому продолжать переговоры о власти со всеми советскими партиями и настаивает на следующих условиях соглашения. Центральный исполнительный комитет расширяется до 150 человек [...][37]. В правительстве не менее половины мест должно быть предоставлено большевикам. Министерство труда, внутренних дел и иностранных дел должны быть предоставлены большевистской партии во всяком случае [...]. Постановляется настаивать на кандидатурах товарищей Ленина и Троцкого»[38].

Уступив левым эсерам в расширении состава ВЦИК до 150 человек и предоставив в правительстве половину мест левым эсерам, эсерам и меньшевикам, фракция большевиков все еще боялась, что левые эсеры таким проектом резолюции не удовлетворятся. Поэтому большевик Ю. М. Стеклов обратился к левым эсерам с призывом поддержать большевиков еще и по тактическим соображениям:

«Наши противники стремятся нас разъединить, но если большевики и левые эсеры расходятся в частностях, то в общем [и] целом они согласны. Поэтому предлагаю товарищам левым эсерам голосовать за большевистскую резолюцию. Моральное значение такого шага будет велико».

Левые эсеры последовали совету Стеклова, но оговорили «за собой право изменения некоторых деталей, как, например, вопроса о представительстве крестьян». Большинством голосов против шести при одном воздержавшемся большевистская резолюция была принята ВЦИКом. Тогда же «для продолжения ведения переговоров о составлении правительства» была избрана комиссия в составе пяти человек: от большевиков — Каменев, Зиновьев и Рязанов; от левых эсеров — Карелин и Прошьян. Тогда же решением ВЦИКа левым эсерам передавался наркомат земледелия. В протоколах об этом было записано следующее: «Тов. Прошьян от имени эсеров предлагает, чтобы министерство земледелия было предоставлено левым эсерам. Заявление [левых ] эсеров принимается единогласно»[39].

Ленина происшедшее привело в бешенство. 3 ноября он предъявил «ультиматум большинства ЦК РСДРП(б) меньшинству». О том, как Ленин добился «большинства» в ЦК, вспоминал А. С. Бубнов: Ленин приглашал к себе в кабинет по одному члену ЦК из находившихся в тот период в Петрограде, знакомил с текстом ультиматума и требовал подписать его[40]. Ультиматум был оглашен на заседании ЦК 4 ноября[41]. ЦК предложил меньшинству «подчиниться партийной дисциплине и проводить ту политику, которая формулирована в принятой ЦК резолюции» от 2 ноября[42]. Ультиматум подписали Ленин, Троцкий, И. В. Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, А. А. Иоффе, Бубнов, Сокольников и М. К. Муранов.

В ответ на этот ультиматум меньшинство в составе Каменева, А. И. Рыкова, В. П. Милютина, Зиновьева и В. П. Ногина опубликовало заявление о выходе из состава ЦК РСДРП(б)[43]— Решающее сражение между сторонниками и противниками однородного социалистического правительства было назначено на 4 ноября. В этот день на заседание ВЦИК явился весь цвет большевистской партии. Сначала обсуждались правомерность введения декрета о печати от 27 октября, против которого выступила оппоиция[44]. Выступавший от ее имени большевик Ю. Ларин заявил при этом, что «вопрос о печати нельзя выделить из всех остальных стеснений, применяемых революционной властью, — арестов, обысков и тому подобное» и приведших к «общей необеспеченности граждан». Декрет о печати Ларин предложил отменить. Ему возразил большевик-ленинец В. А. Аванесов:

«Я должен заявить, что право на закрытие буржуазных газет в период боевых действий в момент восстания как будто никем не оспаривалось [...]. Отстаивая свободу печати, мы полагаем, что в это понятие нельзя вкладывать старые понятия мелкобуржуазных и буржуазных свобод. [...] Было бы смешно полагать, что советская власть может под свою защиту взять старое понятие о свободе печати».

Аванесов ни в чем не убедил оппозицию. Выступивший от имени левых эсеров Колегаев сказал, что ПЛСР не смотрит на вопрос о свободе печати «как на мелкобуржуазные предрассудки», а про резолюцию большевиков заметил, что в ней «бросаются демагогические слова и замазывается суть вопроса»[45]. Тогда на трибуну вышел Троцкий:

«Здесь два вопроса связывают между собой: 1) вообще о репрессиях и 2) о печати. Требования устранения всех репрессий во время гражданской войны означают требования прекращения гражданской войны [...]. В условиях гражданской войны запрещение других газет есть мера законная [...]. Вы говорите, что мы [до революции] требовали свободы печати для «Правды». Но тогда мы были в таких условиях, что требовали минимальной программы. Теперь мы требуем максимальной».

«Существует готтентотская мораль: когда у меня крадут жену — это плохо, а когда я краду — это хорошо», — заметил левый эсер Карелин. Однако Троцкого поддержал Ленин:

«Троцкий был прав [...]. Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмем власть в руки. Терпеть существование этих газет — значит перестать быть социалистом [...]. Закрывали же ведь царские газеты после того, как был свергнут царизм. Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию выдумали не мы — ее провозгласили члены Съезда Советов — никто не протестовал»[46].

«Социальная революция делается не в белых перчатках, а грязными, мозолистыми руками», — писал левый эсер Камков[47]. Теперь это становилось ясно всем революционерам. Было очевидно, что никакого недоразумения в декрете о печати нет. Резолюции оппозиции были отклонены[48]. После получасового перерыва слово взял левый эсер Прошьян, указавший, что большевистская резолюция о печати ведет на путь политического террора и гражданской войны, поэтому в знак протеста ПЛСР отзывает своих представителей из ВРК, «из Штаба и со всех ответственных постов»[49]. В знак протеста против резолюции в отставку также подала группа большевистских наркомов, от имени которых декларацию зачитал Ногин[50].

В тот день левые эсеры подняли вопрос о том, что Совнарком, контролируемый большевиками, все чаще и чаще издает декреты без ведома и санкции ВЦИКа, причем именно так были обнародованы законы, «фактически отменившие начала гражданских свобод». Поскольку СНК формально был исполнительным органом при ВЦИКе, «ни один законодательный акт, регулирующий внутренние или международные отношения», не мог быть издан без ведома ВЦИКа и от имени Совнаркома[51]. Очевидно, что Советы и ВЦИК начинали терять власть, уступая ее большевистскому ЦК и Совнаркому. Левые эсеры запрашивали в связи с этим, «намерено ли правительство отказаться от установленного им совершенно недопустимого порядка — декретирования законов»[52].

Отвечать на это большевикам было нечего. Ленин стал огрызаться: «Апологеты парламентской обструкции [...]. Если вы недовольны, созывайте новый съезд, действуйте, но не говорите о развале власти. Власть принадлежит нашей партии». Ленина поддержал Троцкий. В предложенной большевиками резолюции указывалось, что ВЦИК «не может отказать» Совнаркому в праве издавать «без предварительного обсуждения ЦИК неотложные декреты»[53]. Эта резолюция и была принята 25 голосами против 23-х.

При внешних победах возникала проблема, требующая немедленного решения: необходимо было заменить ушедших со своих постов оппозиционеров. Здесь-то и вспомнили большевики о вчерашнем решении ВЦИК назначить левого эсера на пост наркома земледелия. Эту должность Ленин предложил Колегаеву. Но теперь левые эсеры занять пост отказались на том основании, что все их представители отозваны из советских органов. Принять предложение советского правительства ПЛСР соглашалась лишь в случае образования однородного социалистического правительства, при отмене декрета о печати и прекращении политики репрессий. Переговоры снова зашли в тупик.

5 ноября Ленин вновь встретился с представителями ПЛСР для обсуждения вопроса об их вхождении в состав СНК[54], но опять получил отказ. Тем временем в переговорах левых эсеров с другими социалистическими партиями по вопросу о соглашении большого прогресса не наблюдалось. Тогда 6 ноября левые эсеры предложили отказаться от идеи соглашения «с правыми социалистическими партиями», пойдя на блок левых партий (большевики, левые эсеры и левые меньшевики-интернационалисты), если по вине правого крыла партий переговоры не завершатся соглашением[55].

Контролируемый большевиками ВЦИК не принял и такой компромиссной резолюции левых эсеров, но согласился продолжать переговоры на основе резолюции от 3 ноября и закончить их в кратчайший срок. Это была последняя резолюция ВЦИК, принятая по вопросу о формировании однородного социалистического правительства[56]. Никаких переговоров в Петрограде с тех пор фактически не проводилось. Против соглашения с социалистическими партиями выступил наиболее радикально настроенный Петроградский совет[57]. Во ВЦИКе за Лениным и Троцким шло теперь большинство. К тому же более жесткую, чем раньше, позицию заняли меньшевики и эсеры. Они настаивали на удалении из правительства Ленина и Троцкого[58]. А на это, в свою очередь, не шли не только большевики, но и левые эсеры, считавшие, что без Ленина и Троцкого социалистическое правительство России не сможет функционировать и падет[59].

Иначе обстояло дело в Москве, где во главе большевиков стоял «правый» Рыков. 7 ноября на заседании Исполкома Моссовета он предложил от имени фракции большевиков ту самую резолюцию, которую в ночь на 3 ноября принял ВЦИК и которая так возмутила Ленина. Рыков указал, что он — «враг репрессий и террора и потому вышел из состава ЦК партии» и СНК. От имени партии большевиков Рыков обещал членам Исполкома, что власть в России будет передана Учредительному собранию сразу же после его созыва. В протоколах заседания отмечено:

«Исуев далее спрашивает, гарантирует ли власть полную свободу выборов в Учредительное собрание, подчинится ли она ему и сдаст [ли ] власть. Т. Рыков отвечает, что полная свобода выборов в Учредительное собрание будет гарантирована и что как только будет созвано Учредительное собрание, ему будет передана власть»[60].

Если Рыков и был искренен, позиция его не многое определяла. В то время как Рыков делал уступки в Москве, Ленин предъявил Каменеву, Зиновьеву, Рязанову и Ларину новый ультиматум: либо немедленно дать письменное обязательство подчиниться решениям ЦК и во всех выступлениях проводить его политику, либо отстраниться от всякой публичной партийной деятельности и покинуть ответственные посты до очередного партийного съезда. В противном случае Ленин грозил оппозиционерам немедленным исключением из партии[61]. В ответ Каменев обвинил Ленина и его сторонников в ЦК в срыве партийных решений. Каменева поддержали Рязанов, Милютин, Ларин и Н. И. Дербышев. И только Зиновьев «капитулировал» и принял сторону Ленина[62].

Тогда, пользуясь стоящим за ними в ЦК большинством, Ленин с Троцким на заседании ЦК в первой половийе дня 8 ноября сняли Каменева с должности председателя ВЦИК в связи с несоответствием «между линией ЦК и большинства фракции [во ВЦИКе] с линией Каменева»[63]. Однако большинство большевистской фракции во ВЦИКе придерживалось точки зрения Каменева. И чтобы навязать фракции резолюцию ЦК, к ней были посланы для разъяснительной беседы три члена Центрального комитета: Троцкий, Сталин и Иоффе. Под их давлением фракция согласилась Каменева с поста снять. Его место занял Свердлов[64].

Левые эсеры между тем склонялись войти в советское правительство, так как опасались, что «правительство большевиков в его чисто большевистском виде не сможет долго просуществовать, ибо опираться только на свою партию оно не может»[65], а «с подавлением большевиков», как считали левые эсеры, могли быть «подавлены все левые организации»[66]. К тому же 1 ноября ЦК ПСР исключил из эсеровской партии всех членов «Организационного совета и его филиальных отделений», а также лиц, входящих в состав «Центрального информационного бюро левых эсеров»[67]. 8 ноября ЦК исключил еще и левых эсеров, участвовавших в Октябрьском перевороте или содействовавших ему[68]. Путь отступления левым эсерам был отрезан. В тот же день на конференции военных руководителей ПЛСР для предотвращения падения большевистского правительства левые эсеры объявили о вхождении в состав СНК. В самых категоричных выражениях за вступление в Совнарком высказались левые эсеры Ю. В. Саблин[69] и Камков[70], рассматривая, однако, этот шаг как первый на пути к созданию многопартийного «однородного социалистического правительства»[71]. Ответственность за отказ сформировать такое правительство левые эсеры возлагали на ПСР, с одной стороны, и на «часть большевистских лидеров», прежде всего Ленина и Троцкого, с другой[72].

Видимо, уже 9 ноября между большевиками и левыми эсерами начались прямые переговоры о вхождении левых эсеров в состав правительства. В бесконечном смешении событий тех дней нити большевистско-левоэсеровских переговоров не шли параллельно, а переплетались. Трудно поэтому отделить конец одного соглашения от начала другого. Судя по всему, 10-14 ноября большевики и левые эсеры согласились в целом ряде вопросов: о поддержке большевиками левых эсеров на Крестьянском съезде Советов, о принципиальном согласии левых эсеров вступить в СНК, о слиянии ЦИКа Советов крестьянских депутатов и ЦИКа рабочих и солдатских депутатов. От имени ПЛСР переговоры вела Спиридонова. От имени большевиков — Свердлов, сделавший в те дни в Совнаркоме доклад о результатах этих переговоров[73]. Правда, левые эсеры не согласились войти в Совнарком немедленно, прежде всего потому, что считали необходимым утвердить себя в качестве самостоятельной партии.

Эсеры, со своей стороны, предпринимали последние усилия для того, чтобы сформировать многопартийное социалистическое правительство. 10 ноября в Петрограде эсеровский исполком Всероссийского Совета крестьянских депутатов, избранный Первым Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов, собрал Совещание губернских крестьянских Советов и армейских комитетов. Совещание, большинство делегатов которого составляли эсеры, должно было рассмотреть организационные вопросы, связанные с предстоящим созывом Второго крестьянского съезда, в частности, решить, где съезд состоится — в Петрограде или Могилеве.

На Могилеве категорически настаивал Чернов, поскольку опасался, что делегаты съезда, прежде всего сам Чернов и А. Р. Год, в Петрограде могут быть арестованы. Было также очевидно, что в Петрограде, всецело контролируемом большевиками, съезд не чувствовал бы себя свободно из-за опасения карательных акций со стороны большевистского правительства. Поэтому 9 ноября 27 голосами против 23-х крестьянский ЦИК Советов «ввиду перехода Петрограда на положение города, охваченного кольцом гражданской войны», высказался за Могилев. Не исключалось, что в Могилеве Крестьянский съезд будет проводиться одновременно или даже совместно с Общеармейским и Железнодорожным съездами, после чего три съезда дадут санкцию на образование «Правительства спасения России от гражданской войны»[74].

Большевики и левые эсеры, догадываясь о планах эсеров, сделали все от них зависящее, чтобы съезд состоялся в Петрограде. Уже 9 ноября они собрали в столице свыше 120 подобранных ими представителей низовых уездных Советов и дивизий (так называемое «шинельное крестьянство»)[75]. Эти делегаты 10 ноября явились на Совещание. В результате число участников Совещания возросло до 195, причем от левых эсеров было 110 человек, а от большевиков — 55[76]. Формально это не имело никакого значения, так как вызванные большевиками и левыми эсерами представители низовых организаций не имели права решающего голоса. Однако на первом же заседании Спиридонова от имени большевиков и левых эсеров предложила предоставить «низам» право решающего голоса. И у эсеров не хватило мужества отказать «народным массам». После этого новоиспеченные делегаты большинством голосов по предложению большевиков и левых эсеров провозгласили Совещание Чрезвычайным съездом[77] и постановили открыть его 11 ноября в Петрограде[78].

После этого битва за Крестьянский съезд была уже эсерами проиграна. 10 ноября в выступлении во ВЦИК левый эсер Устинов справедливо констатировал, что «общее настроение съезда левое». Уступку эсерам большевики и левые эсеры сделали лишь одну: гарантировали личную неприкосновенность Чернову, Гоцу и Авксентьеву, «чтобы последние могли присутствовать на съезде [...] и дать отчет»[79]. Эсеры пробовали сопротивляться, оспаривали законность мандатов большевистских и левоэсеровских делегатов, но и здесь не выдержали натиска. Вокруг мандатного вопроса развернулась «настоящая битва». В результате «левые эсеры и большевики получили значительное большинство на съезде»[80]. Из 330 делегатов 195, или59%, были левыми эсерами, 65 — эсерами и 37 — большевиками, причем большевики и левые эсеры сблокировались[81]. На остальные партии приходилось 19 мест. Беспартийных на съезде было 14[82]. На благополучный для себя результат работы съезда эсерам рассчитывать не приходилось. Они нервничали, суетились, дважды уходили со съезда, дважды возвращались. Наконец, ушли в третий раз, теперь уже не вернулись, а собрались на свое, отдельное совещание. Левому блоку именно это и было нужно. В избранный уже без эсеров президиум Чрезвычайного съезда вошло 15 человек, в том числе 10 левых эсеров и 3 большевиков. Председателем съезда избрали Спиридонову[83]. Заседал съезд в Смольном.

14 ноября, в соответствии с договоренностью между Спиридоновой и Свердловым[84], съезд проголосовал за слияние ЦИКов Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Однако сделать это можно было лишь вопреки воле ЦИКа Советов крестьянских депутатов первого созыва. Для этого Зиновьев и Спиридонова, представляющие, соответственно, Президиумы ВЦИКа и Чрезвычайного крестьянского съезда, включили в состав ВЦИКа, насчитывавшего 108 человек, равное число делегатов Чрезвычайного крестьянского съезда, 100 делегатов армии и флота и 50 профсоюзных деятелей. Все эти группы объединялись между собой на платформе Второго съезда Советов. 108 делегатов Чрезвычайного крестьянского съезда по соглашению, достигнутому между большевиками и левыми эсерами, как бы заменяли собой ЦИК Советов крестьянских депутатов и вливались в новый ВЦИК на паритетных со старым ВЦИКом началах[85].

Это была победа партии левых эсеров, составлявшей теперь в ЦИКе большинство[86]. По настоянию левых эсеров в резолюцию Крестьянского съезда 14 ноября был включен еще и пункт о желательности формирования правительства «из всех социалистических партий от народных социалистов до большевиков включительно». Большевики, со своей стороны, внесли в резолюцию дополнение, лишившее эту поправку какого-либо практического смысла: коалиция организовывалась на основе программы, принятой Вторым съездом Советов, и только из партий, признавших эту программу. А так как было ясно, что на таких условиях эсеры войти в правительство не могут, специальный, третий, пункт той же резолюции предусматривал, что, в случае нежелания каких-либо партий участвовать в создании коалиционного правительства, его образуют те партии или группы, которые примут «платформу соглашения Исполнительных комитетов Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов». Резолюция, таким образом, ни в чем не противоречила постановлению ЦК РСДРП (б), принятому 1 ноября[87].

15 ноября 1917 г. в Смольном состоялось первое заседание нового ЦИКа. Свердлов от имени президиума немедленно огласил резолюцию, подтверждающую декреты советского правительства о мире и рабочем контроле. Резолюцию по аграрному вопросу предложили левые эсеры. Они подвергли резкой критике Временное правительство всех составов, «правые» группы социалистических партий и большинство избранного в мае Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов за проведение земельной политики, противоречащей «интересам трудового народа» и предложили Совнаркому, названному «народно-социалистическим правительством», «принять все меры к практическому осуществлению перехода всей [...] земли [...] нетрудовых хозяйств [...] и инвентаря в распоряжение демократизированных земельных комитетов». Левые эсеры поддержали также принятый на Втором съезде Советов декрет «О земле»[88]. В ответ большевики поддержали левоэсеровскую резолюцию по аграрному вопросу[89]. Таким образом, 15 ноября потенциальная опасность, исходившая от крестьянских Советов, контролируемых эсерами, была устранена. А еще через два дня, 17 ноября, ПЛСР дала принципиальное согласие на вхождение в Совнарком и ввод своих представителей во все коллегии при Совете народных комиссаров. Большевики, со своей стороны, в принципе согласились передать в ведение левых эсеров наркомат земледелия[90]. 24 ноября ВЦИК единогласно утвердил на этом посту Колегаева, который, однако, пока что не приступал к работе, так как две партии никак не могли договориться о количестве наркомовских постов, передаваемых левым эсерам, причем большевики, подорванные внутрипартийной оппозицией, готовы были предоставить левым эсерам больше наркоматов, пусть и второстепенных, чем те соглашались взять.

Внутри левоэсеровской партии оппозиция вступления в СНК была крайне незначительной. Многие и раньше считали, что левоэсеровская фракция на Втором съезде Советов сделала «ошибку», когда отказалась участвовать в формировании правительства[91]. Однако в СНК левые эсеры хотели войти как оформившаяся самостоятельная партия, а не как осколок ПСР. Поэтому Временное центральное бюро левых эсеров созвало на 19 ноября Первый съезд партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов). На открывшемся в этот день в 3 часа 40 минут съезде присутствовало 116 делегатов, представлявших 99 отколовшихся от ПСР левоэсеровских организаций. В президиуме заседали Натансон, Камков, В. А. Алгасов и A. А. Шрейдер. Позже избрали в президиум и Спиридонову. Председательствовал Алгасов. Левые эсеры вновь рассмотрели вопрос о своем отношении к большевикам и эсерам, выступили за союз с большевиками, подвергнув резкой критике ПСР[92], и выбрали первый Центральный комитет своей партии[93]. Открывшийся 25 ноября Четвертый съезд эсеровской партии подтвердил, со своей стороны, решение ЦК от 1 и 8 ноября об исключении левых из ПСР[94].

Представители левых на съезде — И. 3. Штейнберг и B. Е. Трутовский — пытались расколоть эсеров, огласив резкую резолюцию, направленную против ПСР, и призвав «всех подлинных революционеров уйти со съезда». К ним присоединилось, однако, только семь человек[95].

Утверждение ВЦИКом Колегаева, как наркома земледелия, 24 ноября вряд ли следует считать случайным. 25 ноября, на последнем заседании Чрезвычайного крестьянского съезда, должно было быть вынесено решение о созыве Второго Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов; и из тактических соображений большевики и левые эсеры хотели к этому дню передать ПЛСР наркомат земледелия. Первоначально открытие съезда намечалось на 26 ноября, но состоялось днем позже[96]. Данные о численности фракций на съезде весьма противоречивы. Все исследователи сходятся на том, что из 790 делегатов съезда большевиков было 91. А вот дальше начинаются разногласия. По одним данным эсеров было 370 и они являлись самой многочисленной фракцией съезда, а левых эсеров — 319[97]; по другим — эсеров было только 305, левых эсеров — 350, а беспартийных — 44[98]. Разночтения статистических данных связаны с тем, что в ходе съезда численность депутатов менялась, прежде всего потому, что крестьянские (эсеровские) делегаты прибывали на съезд с опозданием (им было труднее, чем солдатам, добраться до Петрограда).

Уже в первый день работы съезда началась ожесточенная борьба между сторонниками Исполкома (эсерами) и президиумом Чрезвычайного съезда (большевиками и левыми эсерами) по вопросу о том, кто откроет съезд[99]. Речь фактически шла о легализации Исполкомом Чрезвычайного съезда и его президиума. Поскольку левые эсеры и большевики сумели организовать быстрый приезд на съезд армейских делегатов так называемых «крестьянских секций» фронта, тыловых гарнизонов и флота, первоначально у левого блока оказалось большинство. Эсеры при голосовании потерпели поэтому поражение и вынуждены были признать президиум Чрезвычайного съезда, который и открыл Второй Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. Председателем съезда избрали Спиридонову. За нее голосовало 246 делегатов. За Чернова — 233[100]. За Спиридонову голосовали, в основном, «серые шинели», что было отчетливо видно, поскольку голосование производилось путем выхода делегатов в разные двери.

Соотношение сил, однако, вскоре изменилось в пользу эсеров за счет прибывших эсеровских крестьянских депутатов. Когда на съезде появился Ленин, большинство зала было уже не на его стороне. Ленин попытался получить слово как председатель СНК. В этом ему было отказано, так как съезд указал, что не решил еще вопроса о признании советского правительства законной властью. Тогда Ленин запросил слово как член большевистской фракции съезда и заявил, что уйдет в отставку, если съезд вынесет Совнаркому вотум недоверия. Разумеется Ленин рассчитывал на благоприятный исход голосования. Но расчет не оправдался. 360 голосами против 321 съезд вынес вотум недоверия советскому правительству и постановил настаивать на созыве Учредительного собрания.

В отставку Ленин, разумеется, не ушел. На следующий день для спасения положения на съезд прибыл Троцкий. Его появление совпало с публикацией в газете статьи Троцкого с угрозой воспользоваться против врагов советской власти «изобретенной еще во время великой французской революции машинкой, укорачивающей человека ровно на длину головы». И Троцкому пришлось покинуть трибуну под негодующие крики делегатов, не сумев сказать и слова. Избранный в первые дни работы съезда левым блоком президиум, будучи не в силах успокоить возмущенных 126 делегатов, ушел вместе с левой половиной съезда в отдельный зал, где Троцкий прочитал свой доклад.

С этого момента съезд распался на две части, которые хоть и пробовали несколько раз снова слиться и работать вместе, каждый раз после бурных столкновений расходились по своим залам. В одно из совместных заседаний эсерами был поднят вопрос о переизбрании временного президиума съезда и замене его постоянным. Переизбрание Спиридоновой и других сторонников левого блока было неизбежно. Чтобы спасти положение, левые эсеры зачислили в свою фракцию делегатов, не имевших оформленных мандатов. Эсеры пробовали протестовать. Тогда Спиридонова заявила, что слагает полномочия и вместе со всем левым блоком покидает съезд. На девятый день работы съезда, 4 декабря, съезд окончательно раскололся. Левые отправились заседать в Смольный. Эсеровская половина назвала себя «Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов (часть в составе 347 делегатов, стоящих на защите Учредительного собрания)» и до 11 декабря, когда была разогнана красногвардейским отрядом, заседала в старом помещении Крестьянского ЦИКа[101]. Съездом был избран временный Исполнительный комитет и на 8 января 1918 года назначен Третий Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов.

В этот период разногласия между большевиками и левыми эсерами фактически сгладились. Левые эсеры уже не выставляли требования о формировании «однородного социалистического правительства», 6 декабря вместе с большевиками, обвинили Исполком Первого Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов в борьбе с советской властью и соглашательстве с буржуазией и помещиками[102], а 7-8 декабря, в разгар работы Крестьянского съезда, где большевики и левые эсеры проводили общую линию, получили в распоряжение ПЛСР несколько наркоматов[103]. 9 декабря левый эсер Штейнберг стал наркомом юстиции; Трутовский — наркомом по городскому и местному самоуправлению; Алгасов и Карелин — «министрами без портфеля» и членами коллегии по внутренним делам; Прошьян — наркомом почт и телеграфов; А. А. Измаилович — наркомом по дворцам республики. Колегаев, как и было постановлено ранее, оставался наркомом земледелия[104].

После ухода эсеров со Второго Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов земельным делам съезд внимания почти не уделял. Этот вопрос был затронут лишь на последнем заседании, 10 декабря. От левых эсеров с большим докладом выступил делегат Саратовской губернии Н. С. Арефьев. Он осудил эсеров и Временное правительство, чья аграрная политика обусловила «успех народного восстания в октябре». В то же время Арефьев оценил декрет «О земле» как «благодетельный шаг», проникнутый «духом программы партии эсеров без всяких уступок и логических противоречий». За принятие этого декрета левый эсер благодарил Ленина и призывал делегатов высказаться за решение земельного вопроса в духе аграрной программы эсеров и провести в жизнь принцип уравнительного землепользования: до утверждения Учредительным собранием — на временной основе, а после — на постоянной[105].

Резолюция по докладу была утверждена большинством голосов. В ней, в частности, указывалось, что съезд утверждает новое «Положение о земельных комитетах» и «Временные правила об урегулировании земельными комитетами земельных и сельскохозяйственных отношений». Документы эти в наркомате земледелия разработали левые эсеры[106]. В середине декабря большевики нашли возможным утвердить эти документы практически без изменений. («Временные правила» после утверждения Совнаркомом стали называться «Инструкцией»)[107]. «Положение» и «Инструкция» имели и общеполитическое значение: несмотря на свой временный характер — «до окончательной земельной реформы» — они не упоминали об Учредительном собрании как о высшей и последней инстанции для выработки всех аграрных инструкций и законов[108]. И это было признаком того, что левые эсеры, как и большевики, становятся на дорогу противостояния Учредительному собранию.

Разногласия отошли в прошлое[109]. Левые эсеры готовы были забыть теперь и декрет о печати, и разгон эсеровской Петроградской городской думы[110]. Большевики — «приняв целиком, без единого изменения, эсеровскую аграрную программу» социализации земли и сняв на время лозунг национализации — пошли на «несомненный компромисс» и заключили «очень важный (и очень успешный) политический блок»[111].

Если бы в конце 1917 года большевики не пошли на союз с левыми эсерами, они никогда не смогли бы проникнуть в деревню[112], укрепиться в городах, преодолеть сопротивление меньшевиков и эсеров, выступавших за «однородное социалистическое правительство». Иными словами, если б не поддержавшие большевиков в критические моменты левые эсеры, большевики никогда не смогли бы удержать власть. Без левых эсеров они не смогли бы устранить и еще одного конкурента — Учредительное собрание, стоящее на пути ленинского правительства вообще и сепаратных переговоров с Германией, в частности. Учредительное собрание никогда не согласилось бы подписать и ратифицировать Брестский мир в той форме, в какой задумал его Ленин. Нужно было спешить, чтобы поставить Собрание перед совершившимся фактом начала мирных переговоров и демобилизации русской армии. Эту сложнейшую задачу первых дней революции взял на себя Лев Троцкий.