Глава XII

Русский флот во время наполеоновских войн

Вступив на престол, Павел I поспешил прекратить военные действия в Персии, отозвал находившиеся там войска и возвратил бывшую в Англии эскадру Макарова. Но неожиданные политические события заставили и Россию принять деятельное участие в войне против французов. Из опасения, что Тулонская эскадра в соединении с турками может угрожать нашим черноморским портам, поспешно вооружена была в Севастополе эскадра из 7 кораблей, 5 фрегатов и 4 мелких судов под начальством вице-адмирала Ушакова, которому предписано: не удаляясь от берегов Крыма, собирать, посредством крейсеров, сведения о движении турецких и французских судов и быть готовым на случай неприятельских действий.

Только в июле месяце сделалось известным, что Тулонская эскадра, заняв на острове Мальта укрепленный город Лавалету, направилась к берегам Египта, где и высадила находившийся на ней корпус французских войск под начальством генерала Бонапарта. Египет принадлежал Турции, а остров Мальта рыцарскому ордену св. Иоанна Иерусалимского, находящемуся под особым покровительством Павла I. Он был избран гроссмейстером ордена, и поэтому в 1797 г. к числу прежде бывших приорств ордена прибавлено еще вновь учрежденное «русское» приорство.

Своевольные действия французов у берегов Египта и на острове Мальта, оскорблявшие Россию и Турцию, заставили эти государства вступить между собой в тесный союз для действия против Франции. С другой стороны, успехи французских армий в Европе, способствовавшие быстрому распространению революционных идей, возбудили сильные опасения во всех монархических правительствах и послужили поводом к союзу России, Англии, Австрии и Турции. [22] По условию, заключенному между этими державами, для действий против французов вместе с австрийцами отправлена была в Италию русская 60-тысячная армия под начальством фельдмаршала Суворова, а в помощь англичанам послана из Кронштадта эскадра под начальством вице-адмирала Макарова, и для совместного действия с турками из Черного моря в Средиземное отправлена эскадра вице-адмирала Ушакова.

В это время французы, кроме Мальты и Египта, занимали уже Голландию, переименованную ими в Батавскую республику, весь левый берег Рейна, Швейцарию, Италию, отнятые у Венеции в 1797 году Ионические острова и соседнюю с ними часть Албанского берега с несколькими крепостями.

Занятие французами Голландии, происшедшее в 1794 году, служило постоянной угрозой для Англии, которая, опасаясь отсюда высадки французов на свои берега, для охранения их держала сильный флот. В октябре 1797 года английский адмирал Дункен в сражении с голландским флотом, состоявшим из 15 линейных кораблей, овладел девятью из них, а остальные успели спастись в Тексель, где и оставались блокируемые англичанами.

Эскадра вице-адмирала Макарова, состоящая из 15 кораблей, 4 фрегатов и одного катера, отправилась в Немецкое море тремя отдельными отрядами, почти равными по числу судов. Первый, под начальством самого Макарова, пошел из Кронштадта в мае 1798 года и в начале июля у Ярмута соединился с английской эскадрой адмирала Дункена; второй под флагом вице-адмирала Тета, вышедший 6 июля из Архангельска, прибыл в Англию в половине августа; третий отряд контр-адмирала Карцева вышел из Кронштадта только в конце августа. Отряды Макарова и Тета, присоединясь к эскадре английского адмирала Дункена, крейсеровали с ней у берегов Голландии. Отряд же Карцева, дойдя благополучно до Зунда, продолжал свой путь весьма бедственно; при слабости корпусов кораблей и их рангоута, встретив сильные свежие ветры, суда отряда получили значительные повреждения, исправление которых потребовало продолжительных остановок в датских и норвежских портах. Задержанный исправлениями отряд дошел до Англии поодиночке, в самом бедственном виде, только в начале ноября. При переходе Немецким морем флагманский корабль Карцева Принц Густав от сильной течи потонул, и экипаж его спасся только благодаря той счастливой случайности, что во время гибели подле утопающего корабля находился также сильно поврежденный корабль Изяслав, и тихая погода позволила перебраться на него команде гибнувшего корабля и благополучно достигнуть Англии.

В продолжение зимы наши суда исправили свои повреждения в английских адмиралтействах, и весной 1799 года 3 корабля и один фрегат, под начальством Карцева, пошли в Средиземное море для усиления эскадры Ушакова, а 2 корабля и фрегат, оказавшиеся негодными к продолжению плавания, были отправлены в Кронштадт. Английская эскадра продолжала блокировать голландский флот, находящийся в Текселе, а отряд Тета крейсеровал перед Гельветслюйсом, где стояли также голландские три корабля и два фрегата.

Летом у англичан все было готово для высадки на берега Голландии с целью изгнания из нее французов и восстановления правления штатгальтера принца Оранского, находившегося тогда в Англии. По договору, заключенному с Англией, Россия обязалась в этом предприятии помогать как флотом, так и десантом. 17 1/2 тысяч русского сухопутного войска, под начальством генерал-лейтенанта Германа, назначенные для содействия англичанам при высадке в Голландию, отправились из России на эскадре контр-адмирала Чичагова из 6 кораблей, 5 фрегатов, и 2 транспортов и на присланной английской эскадре, капитана 1 ранга Фериса, из 9 кораблей, 7 фрегатов, 4 транспортов и люгера. Плавание Чичагова до Текселя продолжалось около месяца и было весьма бурное: все его суда получили более или менее важные повреждения, а два фрегата должны были возвратиться к своим портам.

Русские десантные войска явились к берегам Голландии в первых числах сентября, но англичане, не подождав их, высадили 17 тысяч под начальством генерала Аберкромби и, прогнав неприятеля, заняли весь Гельдер с бывшими на нем укреплениями, заграждающими путь к Текселю, где стоял голландский флот. При этом в гавани Нюден англичане взяли у голландцев 2 корабля, 9 фрегатов и несколько мелких военных и купеческих судов. Затем 8 английских и 2 русских корабля (Ретвизан и Мстислав), под начальством вице-адмирала Митчеля, вошли на Тексельский рейд, имея кроме своих национальных флагов и флаг штатгальтера для показания, что союзники пришли не врагами голландцев, а друзьями, восстановителями их законного правления. На предложение о сдаче начальник голландского отряда контр-адмирал Стори отвечал отказом и выразил твердое намерение защищаться до последней крайности. Офицеры сочувствовали адмиралу, но матросы отказались сражаться, и адмирал принужден был сдать союзникам находящиеся в Текселе 8 кораблей, 3 фрегата и шлюп.

Англичане, вступая в Голландию, рассчитывали на подобное же содействие всего населения страны, но обманулись в своих ожиданиях: большинство жителей смотрело на них как на корыстолюбивых недоброжелательных соседей и сочувствовало французам, к которым и присоединились голландские войска под начальством генерала Даенделя. Расчеты на слабость французов также оказались неверными: покуда английские суда с десантом, задерживаемые в море 12 дней свежим ветром, находились в виду голландских берегов, французский главнокомандующий генерал Брюн успел стянуть для противодействия англичанам 10 тысяч французских и 12 тысяч голландских войск. Присоединение русского десанта, присылка подкрепления из Англии и прибытие главнокомандующего союзными войсками герцога Йоркского, сына короля Георга III, уже не могли поправить дело, ненадежное в самом основании. Несмотря на успехи англичан в начале высадки, окончание ее было неблагоприятно для союзников. В трех кровопролитных сражениях близ Алькмара они потерпели сильное поражение, причем русские понесли большую потерю в людях, и генерал Герман попал в плен.

Эта неудача, происшедшая от недостатка провизии, изнурительных передвижений среди враждебного населения, и, наконец, опасения, что голландцы, открыв плотину, затопят местность, занимаемую союзниками, заставили герцога Йоркского вступить в переговоры с неприятелем, на основании которых были освобождены все пленные, и союзники к известному сроку обязались удалиться из Голландии.

Между тем, для подкрепления эскадры Макарова отправлен был из Архангельска под флагом вице-адмирала Баратынского еще отряд из 3 кораблей и 2 фрегатов. Он выдержал самое бедственное плавание и добрался до Англии только ко времени окончания высадки. Из 5 судов отряда 4 потеряли все мачты и бушприты и один корабль, по невозможности продолжать путь, остался зимовать в норвежском порту Бергине.

Эскадра Макарова, состоящая из 18 кораблей, 10 фрегатов, 2 транспортов и катера, зиму на 1800 год провела в Англии, исправляя свои многочисленные и разнообразные повреждения, и с наступлением весны начала отдельными отрядами возвращаться к своим портам в Балтику, перевозя наши сухопутные войска, зимовавшие, по возвращении из Голландии, на английских островах Гернзе и Жернзе. В сентябре месяце все наши суда, бывшие в Англии, возвратились к своим портам.

Отправленная из Севастополя для совместного действия с турками эскадра вице-адмирала Ушакова состояла из 6 кораблей, 7 фрегатов и 3 бригов, имела 1700 человек сухопутного десанта и кроме того для усиления ее готовились еще два 74-пушечных корабля под начальством контр-адмирала Пустошкина. 24 августа 1798 года Ушаков пришел в Константинополь и встреченный с восторгом всем населением столицы был удостоен, как он сам пишет, «неограниченной доверенностью турецкого правительства». Адмиралу все показывали, во всем спрашивали его мнения, исполняли и предупреждали его желания. Султан, в знак особенного благоволения, подарил Ушакову золотую, осыпанную бриллиантом табакерку и для раздачи нижним чинам 2000 червонцев. В Дарданеллах под начальство русского адмирала поступила турецкая эскадра из 4 кораблей, 6 фрегатов, 3 мелких судов и гребного отряда из 10 канонерских лодок. Продовольствие русской эскадры и доставление необходимых для береговых действий десантных войск турецкое правительство приняло на себя.

Силы наших неприятелей – французов и союзников их – испанцев, а также силы наших союзников – англичан и португальцев были расположены следующим образом: французский флот, благополучно доставивший генерала Бонапарта с армией в Египет, 19 июля 1798 года при Абукире был совершенно разбит Нельсоном, и для блокады Александрии англичанами оставлены были 3 корабля и 3 фрегата. Король Сардинский, владения которого на материке были заняты французами, находился на острове Сардинии, и находящийся в подобном же положении король обеих Сицилии (неаполитанский) имел резиденцию на острове Сицилии в городе Палермо, на рейде которого в распоряжении короля стояли 2 английских корабля и несколько мелких судов. На острове Мальта французский гарнизон держался только в крепости Лавалета, блокируемый англо-португальской эскадрой из 8 кораблей, все же местные жители острова, находящиеся вне крепости, относились к французам враждебно. Начальствовавший английским флотом в Средиземном море адмирал лорд Сен-Винцент с 15 кораблями блокировал испанский флот, скрывавшийся в Кадиксе; а французский флот, также блокируемый англичанами, находился в Бресте.

Главной целью, указанной Ушакову при его отправлении, было освобождение от французов Ионических островов, изгнание французов, при содействии англичан, из Южной Италии и восстановление там королевской власти, освобождение Мальты и содействие англичанам при блокаде Александрии и в других местах.

До выхода своего из Дарданелл, 9 сентября Ушаков отправил к острову Родосу на помощь англичанам, под начальством капитана Сорокина, 2 русских и 2 турецких фрегата с 10 турецкими канонерскими лодками; но отряд этот из-за недоставления турками провианта должен был в декабре месяце возвратиться к флоту.

Приближаясь к Ионическим островам для завладения находящимися на них крепостями, занятыми французскими гарнизонами, Ушаков высылал небольшие отряды судов, и если при занятии крепостей встречалось значительное сопротивление более сильных гарнизонов, то подходил сам с флотом и с помощью десанта и судовой артиллерии принуждал неприятеля к сдаче. Таким образом, с 28 сентября по 5 ноября 1798 года взяты были французские укрепления на островах Цериго и Занте капитан-лейтенантом Шостаком, на Кефалонии капитаном Поскочиным и на Санта-Мавра, на котором встречено наибольшее сопротивление, капитаном Дм. Ник. Сенявиным.

8 ноября, вслед за прежде посланными отрядами капитанов Сенявина и Поскочина, явился Ушаков перед Корфу, сильнейшей крепостью Ионического архипелага. За исключением судов, находящихся на разных постах и в посылках, здесь у адмирала было 6 кораблей, 7 фрегатов и несколько мелких судов.

Крепость Корфу, неприступная по самому своему положению, охранялась трехтысячным гарнизоном французов при 600 крепостных орудиях и полугодовом запасе провизии. В гавани, загражденной со стороны моря бонами, скрепленными цепями, между крепостью и укрепленным островком Видо, удаленным от нее на 400 сажен, стояли 2 неприятельских корабля, один фрегат, один бомбардирский и 6 галер. Шестидесятитысячное население острова из-за боязни французов не оказывало никакой существенной помощи. В ожидании подкреплений адмирал, отрезав цепью крейсеров всякое сообщение осажденной крепости со стороны моря, насколько было возможно, старался препятствовать фуражировкам неприятеля внутри острова. Положение Ушакова было весьма трудное: при нужде в деньгах провизия на судах приходила к концу, новой из Турции не подвозили, а на скудные запасы местных жителей нельзя было рассчитывать. Наступившая холодная, дождливая погода увеличила заболевание и смертность среди матросов эскадры Ушакова. «Недостатки наши, – писал Ушаков посланнику нашему в Константинополе, – во всем были беспредельны». Повеление же султана соседним пашам албанского берега о присылке на эскадру Ушакова войска для десанта замедлялось исполнением, под влиянием угроз сильного Али-паши, правителя Янины, предавшегося французам. В таких тяжелых обстоятельствах, только при твердости и военном таланте нашего адмирала, можно было надеяться на успех осады.

Ушаков собрал находившиеся в командировках суда, из Севастополя с контр-адмиралом Павлом Васильевичем Пустошкиным пришли два новые корабля, и таким образом в январе 1799 года собралось у Корфу, не считая мелких судов, 12 кораблей и 11 фрегатов. Из Черного моря на трех судах привезли провизию, и угрозами, обещаниями и подарками к началу февраля удалось собрать от разных пашей до 4000 албанских воинов. Но при возрастающей надежде на овладение крепостью один частный случай огорчил осаждающих.

В темную ночь, во время нарочно устроенной вылазки из крепости, Лежоль, отважный капитан французского корабля Женере, несмотря на бдительность наших крейсеров, благодаря вычерненным парусам, успел ночью выйти в море и благополучно достигнуть Франции, лишив своим удачным побегом нашу эскадру ценного приза.

В январе начались наступательные действия осаждающих: несмотря на сильное сопротивление французов, русские овладели островом Видо и наружными укреплениями Корфу и 19 февраля (1799 г.) принудили крепость сдаться на капитуляцию. В Корфу взято более 600 орудий, до 5 1/2 тысяч ружей, большое количество снарядов, более 2 1/2 тысяч пудов пороха и множество разной провизии, показывающей, что крепость могла бы еще держаться долгое время. Кроме того, взяты стоящие у крепости: корабль Леандр, захваченный французами у англичан, 1 фрегат, 1 бомбардирское и 13 разного рода мелких военных и 3 купеческих судна.

За важный подвиг взятия Корфу награждены многие из участвовавших в деле, а Ушаков произведен в адмиралы. Султан пожаловал ему еще табакерку, осыпанную бриллиантами, бриллиантовое перо (челенг) на головной убор, 1000 червонных, соболью шубу и для раздачи команде 3500 червонных.

По занятии островов на них было образовано временное правление из местных жителей. На будущее же время, по соглашению России с Турцией, из Ионических островов положено было образовать независимую республику по образцу Рагузской, причем высшая правительственная власть предоставлялась сенату, находящемуся в Корфу.

По взятии Корфу Ушаков немедленно приступил к исправлению большинства судов своей эскадры, на что, при значительности повреждений и недостатке местных средств, потребовалось около полугода.

Изгнав французов с Ионических островов, Ушаков обратился к освобождению Неаполитанского королевства, из которого французами была образована республика Парфенопейская, так же как и папские владения были ими превращены в республику римскую. [23] Но это изменение вызвало междоусобие среди самих неаполитанцев, потому что часть населения, сочувствующая республиканскому правлению, содействовала французам в борьбе с роялистами, желающими восстановления королевской власти.

Австрия, обнадежившая своей помощью короля неаполитанского, не только не исполнила данного ею обещания, но по своим своекорыстным политическим расчетам старалась отклонить и пособие России. Император Павел не поддался внушениям Австрии и спешил на спасение своего союзника. Суворов, вступивший в Северную Италию во главе русско-австрийской армии, направил корпус Ребиндера к Неаполитанскому королевству и предложил адмиралу Ушакову послать отряд судов для блокады Анконы, откуда французы могли перехватывать австрийские транспортные суда, проходившие Адриатическим морем. С другой стороны, король неаполитанский еще в марте месяце обращался за помощью непосредственно в Корфу к Ушакову, прислав кавалера Мишера ходатайствовать о присылке отряда русских судов для поддержания в Южной Италии партии роялистов, восставших в пользу короля.

Для исполнения желания короля и распоряжения главнокомандующего Суворова Ушаков, отобрав более надежные суда, в мае месяце отправил в Италию два отряда: один – из 4 фрегатов, 2 мелких судов и 4 канонерских лодок, под начальством капитана Сорокина, к берегам Отранто; а другой – из 3 кораблей (1 турецкого), 4 фрегатов (2 турецких) и 5 мелких судов, под командой контр-адмирала Пустошкина, на восточный берег Аппенинского полуострова к городу Анконе.

При появлении отряда Сорокина у Бриндизи гарнизон цитадели бежал, и город был взят без сопротивления. При движении наших судов вдоль берега к северу, роялисты, уже ободренные успехами Суворова в Северной Италии, с появлением русских восставали, уничтожали республиканское правление, восстановляли власть короля и присоединялись к нашим войскам. Встретив сопротивление в Фоджио, главном городе Манфредонии, Сорокин высадил десант в 400 человек с 6 орудиями под начальством капитан-лейтенанта Белли, который немедленно овладел городом. По восстановлении королевской власти во всей приморской области Бари, Сорокин оставил у города Бари фрегат Св. Николай и для сохранения порядка занял укрепление русским гарнизоном. Дальнейшее движение отряда Сорокина шло без сопротивления.

Белли с отрядом, увеличенным 100 человеками и двумя пушками, расставшись с эскадрой Сорокина в заливе Манфредонии, двинулся сухим путем прямо к Неаполю и на пути в 17 верстах от города Фоджио построил укрепление, названное фортом св. Павла. Восстановляя везде королевскую власть, Белли подошел к Неаполю со стороны города Портичи. Защитники столицы королевства, ожидая приближения неприятеля, готовились к отражению русских: национальная гвардия была поставлена под ружье, спешили строить батареи, улицы заграждали баррикадами и приводили в оборонительное состояние замки, дворцы, церкви и вообще все здания, способные к обороне. Отряд Белли, дополненный еще 100 человеками русских, присланных с эскадры на почтовых, состоял теперь из 600 человек и 6 орудий и двигался в авангарде итальянских милиционеров, предводимых кардиналом Руффо. Выгнав неприятеля из двух небольших укреплений, лежащих на пути, Белли дошел до реки Себета, где у моста св. Магдалины, в укреплении, вооруженном 6 орудиями большого калибра, засело тысячи две республиканцев, а со стороны реки мост защищался флотилией вооруженных лодок. Потопив огнем своей артиллерии две лодки и заставив удалиться остальные, Белли быстрым натиском выбил республиканцев из укрепления, захватил все орудия и открыл себе дорогу к городу. Овладев замком дель-Кармине, Белли, узнав, что со стороны Портичи к Неаполю приближается двухтысячный отряд республиканцев, послал против них 130 человек с двумя пушками, под начальством поручика Александера, который разбил противника наголову; 130 человек было убито, 60 взято в плен. Республиканцы засели в приморских укрепленных замках Кастель-Ново и Кастель-дель-Ово, но под огнем устроенных против них батарей 9 июня сдались на капитуляцию. После этого остался незанятым только стоящий на горе, господствующей над городом, замок Сент-Эльмо, в котором находился французский гарнизон, во все время занятия Неаполя не принимавший участия в защите города.

Успехи русского оружия на сухом пути были еще большими, нежели на море. Суворов, в конце апреля, вступивший в Пиемонт, в исходе мая занял Турин и в полтора месяца очистил от французов всю Северную Италию. Три недели спустя, по прибытии русских судов в Бриндизи, во всей Южной Италии до ворот Неаполя была восстановлена королевская власть.

Павел I, получив донесение о занятии Неаполя, сказал: «Белли думал меня удивить; так и я удивлю его», и пожаловал ему, штаб-офицеру, генеральскую награду. В рескрипте Суворову Павел писал: «Сделанное Белли в Неаполе доказывает, что русские люди на войне всех прочих бить будут, да и тех, кто с ними, тому же научат».

После занятия русскими Неаполя на Неаполитанский рейд явился с 17 кораблями английский адмирал Нельсон и с ним король, прибывший из Сицилии. Спустя несколько дней, 30 июля, отряд Белли вместе с войсками английскими, португальскими и неаполитанскими участвовал во взятии Сент-Эльмо, крепости Капуи, и вместе с оставшейся на рейде небольшой английской эскадрой охранял короля Неаполя. Отправленный с отрядом в Адриатическое море контр-адмирал П. В. Пустошкин, подойдя к Анконе и не имея достаточного десанта, не мог действовать на сухом пути и после кратковременной бомбардировки ограничился блокадой порта, вступлением в сношение с австрийским начальством в Венеции и Триесте и разсылкой воззваний к прибрежным жителям. Чтобы не терять напрасно людей при приеме воды на неприятельском берегу, Пустошкин через 12 дней по выходе в плавание должен был итти с отрядом за водой в Истрию, находящуюся на албанском берегу. Незадолго до прибытия к Анконе отряда Пустошкина австрийские суда с небольшим десантом овладели городами: Равенной, Чезенатако и Римини и открыли сообщение с Лагоци, начальником роялистов, [25] овладевших городом Пезаро. Войдя в сношение с Лагоци, Пустошкин в помощь ему высадил 200 человек десанта, который и овладел (12 мая) соседними с Пезаро крепостями Фано и Сенигальо.

Дальнейшие действия наших моряков на берегах Италии остановились вследствие распространившегося тревожного слуха о вступлении в Средиземное море до 50 кораблей соединенного французско-испанского флота. Английский адмирал Нельсон, стягивая поспешно суда свои в Палермо, даже снял блокаду Мальты; а Ушаков, отправив Сорокину и Пустошкину приказание немедленно следовать со своими отрядами в Корфу, полагал оттуда отправиться на соединение с Нельсоном. Однако тревога оказалась напрасной: действительно французский флот в числе 26 кораблей, воспользовавшись кратковременным удалением блокирующих неприятельских судов, вышел из Бреста, и к нему у Кадикса присоединилось 17 испанских кораблей. Войдя в Средиземное море, союзные флоты встречены были сильным штормом, и для исправления полученных повреждений испанцы пошли в Картахену, а французы в Тулон. Оттуда они провели свои транспорты к осажденной австрийцами Генуе и возвратились в Брест. В числе разнообразных мнений о цели плавания неприятельских союзных флотов было также предположение, что они пойдут в Балтийское или Белое море. Несмотря на невероятность этой догадки, из осторожности велено было: Ханыкову ускорить приготовлением эскадры в Кронштадте и Ревеле и сделано распоряжение двинуть войска для охранения угрожаемых берегов.

Получив сведения об удалении неприятелей, Ушаков снова послал к Анконе 4 фрегата (3 русских и 1 турецкий) и 3 мелких судна (2 русских и 1 турецкое) под начальством капитана 2 ранга Войновича. Но по удалении отряда Пустошкина сделанные им завоевания, в числе которых были города Фано и Сенигальо, снова были заняты французами, и у Анконы держался только Лагоци с 3000 вооруженных поселян и 12 пушками. Начальник Анконского гарнизона генерал Монье, желая уничтожить Лагоци, двинулся в атаку его укреплений, но показавшийся в это время в море отряд Войновича заставил французов возвратиться в Анкону. К 600 человек с 3 пушками десанта (русских и турок), высаженного Войновичем в Пезаро, присоединилось 200 вооруженных жителей с двумя пушками, небольшое число австрийских кавалеристов и 5 австрийских же канонерских лодок. Находившиеся на берегу войска при содействии судовой артиллерии отряда после сильного сопротивления овладели крепостью Фано и потом беспрепятственно заняли оставленный французами Сенигальо и приступили к блокаде Анконы.

Этот укрепленный город был важнейшим стратегическим пунктом на западном берегу Адриатического моря. Положение города, стоящего на выдающемся в море мысе, давало возможность установить для него тесную блокаду: со стороны моря ограждали его суда отряда Войновича, а на берегу возведена была целая линия укреплений, в которой на левом фланге находился русско-турецкий десант под начальством капитан-лейтенанта Мессера, а в центре и на правом фланге милиционеры под начальством Лагоци. Эти союзники, несмотря на свою многочисленность, при плохом вооружении и незнакомстве с военным делом не могли успешно отражать атаки неприятеля, и потому в помощь Лагоци послан был небольшой отряд русско-турецкого десанта под начальством лейтенанта Ратманова. При беспрестанных кровопролитных вылазках гарнизона, с успехом отражаемых отрядом Мессера, милиционеры обыкновенно после недолгого сопротивления обращались в бегство. Неприятель преследовал их, покуда не встречал его отряд Ратманова, который обыкновенно отражал нападение и принуждал французов к быстрому отступлению. Во время этой осады суда эскадры Войновича, по мелкости рейда не имея возможности подойти близко к берегу, стояли в виду крепости, а бывшие при эскадре 5 австрийских канонерских лодок не смели отделяться от русской эскадры. Французские канонерские лодки пользовались этим и, выходя из гавани (в которой находилось 10 французских судов и в числе их три линейные корабля), мешали сообщению наших судов с десантом, высаженным на берег, жгли дома береговых жителей и вообще делали частые тревоги. Войнович поставил по 24-фунтовой пушке на 6 рыбацких морских лодок и на 2 требаки и, присоединив к ним галиот одного греческого волонтера, образовал флотилию, которую поручил капитану 2 ранга Константинову. Флотилия эта не только прекратила появление французских канонерок, но приносила не мало вреда неприятелю, смело подходя под самую крепость, и один раз при содействии береговых батарей потопила французское судно.

Во время осады, продолжавшейся полтора месяца, выстрелы с наших береговых батарей и отряда произвели такое разрушение городских зданий, что гарнизон крепости был выведен из казарм на биваки; беспрестанные вылазки значительно уменьшили численность защитников Анконы, и в крепости оказался недостаток в съестных и военных припасах. В это время подошел к Анконе 8-тысячный корпус австрийцев под начальством генерала Фрейлиха. Относясь с презрительным высокомерием к Войновичу, Фрейлих всеми способами старался заставить русских удалиться от Анконы. Несмотря на настояние Войновича общими силами штурмовать крепость, Фрейлих более месяца оставался в бездействии и, наконец, когда решился выбить французов из передовых, отдельных укреплений, то при атаке австрийцы были успешно отражены с потерею 300 человек убитыми, а отряд Мессера, пробившись до самых ворот крепости, продержался у них целый день, хотя Фрейлих и приказывал отступить.

После этой неудачи Фрейлих, пользуясь численным превосходством своих сил перед союзниками, не обращал никакого внимания на представления Войновича и без согласия его 2 ноября, заключив капитуляцию с начальником французского гарнизона, занял Анкону одними своими войсками и даже запретил впускать туда русских и турок. Войнович в ту же ночь послал в гавань десант и велел на моле и на сдавшихся французских судах поднять флаги русские, турецкие и австрийские и поставил свои караулы. Дерзость Фрейлиха дошла до того, что он приказал согнать силою русские караулы и также силою спустить русские флаги, заменив их австрийскими. Трудно допустить, чтобы командир корпуса только по своему личному недоброжелательству решился на подобные оскорбления союзников и особенно русских, победоносная армия которых оказала такую могущественную помощь Австрии. Впоследствии, по требованию Павла, австрийское правительство осудило Фрейлиха, исключило его из службы и готово было дать всякое удовлетворение, но уже было поздно. Долготерпение истощилось и потому, что и в других действиях австрийцев проявлялось такое же направление, как у Анконы. Во всех областях Италии, сделавшихся для них доступными после побед Суворова, австрийцы беззастенчиво вводили свое управление. Так, угрожали они занять даже владения Римской республики, на обладание которыми имел виды союзник наш король неаполитанский. Но при движении армии Суворова к Швейцарии он мог уже рассчитывать только на помощь нашего флота и потому убедительно просил адмирала Ушакова поспешить прибытием в Неаполь, справедливо полагая, что при появлении русского флага будет одержана победа и помощь русского десанта даст возможность неаполитанцам изгнать французов из римских владений.

В это время Ушакова задерживали в Корфу, кроме исправления судов, еще и враждебные действия Али-паши, почти независимого владетеля Янины, и также интриги Бради, австрийского губернатора Бокко-ди-Катаро, в переписке которого с консулом на острове Занте раскрылось, по словам донесения адмирала, «развратность и помешательство в наших учреждениях (Ионических) островов, прежде бывших венецианских: стараются они (австрийцы) делать происки и отклонять их (ионийцев) на сторону австрийской нации»… Наконец, уладив все неблагоприятные обстоятельства, Ушаков вместе с союзной турецкой эскадрой мог оставить Корфу и двинуться в Италию. Из Корфу адмирал отправил фрегат и 5 мелких судов в Одессу для доставления оттуда двух батальонов сухопутных войск и, оставив в Корфу два корабля, готовящиеся к возвращению в Россию, вышел в море с 21 судном (9 кораблей – 5 русских и 4 турецких, 6 фрегатов – 3 русских и 3 турецких и 6 мелких судов). 3 августа 1799 г., по прибытии в Мессину, 3 фрегата, под начальством Сорокина, по просьбе короля, были отправлены в Неаполь, в помощь находившемуся там отряду Белли.

В это же время по просьбе Суворова для помощи австрийцам, осаждавшим Геную, Ушаков послал туда отряд из двух кораблей и двух мелких судов под начальством вице-адмирала Павла Васильевича Пустошкина. Главное назначение отряда состояло в том, чтобы прекратить подвоз морем провианта и разных припасов к осаждаемой австрийцами Генуе. Пустошкин на пути, зайдя за какими-то надобностями в Ливорно, задержан был там противным ветром около месяца и в продолжение трехмесячного крейсерства у Генуи нередко и на довольно продолжительное время уходил в Специю. После безуспешной попытки, захватить из-под стен крепости транспорт из 13 судов, Пустошкин, по просьбе осаждавшего Геную генерала Кленау, высадил для пособия австрийцам десант в 200 человек; но приступ был отбит, и наш отряд, оставленный союзниками, пробиваясь сквозь густой строй неприятеля, потерял почти четвертую часть убитыми и взятыми в плен. «Можно сказать к стыду австрийцам, – доносил Пустошкин по этому делу, – что кучами отдаются в плен, а другие, видя на горах, и не пошевелились…» Несмотря на подобные неудачи, блокада Пустошкина принесла пользу осаждающим, значительно уменьшив подвоз продовольствия к городу, что, конечно, повлияло неблагоприятно на дух гарнизона. В половине февраля 1800 года отряд Пустошкина возвратился в Неаполь.

Ушаков, отправив во время пребывания своего в Мессине отряды Сорокина и Пустошкина, перешел с эскадрой в Палермо, где ему в первый раз пришлось встретиться со знаменитым Нельсоном, назначенным главнокомандующим английскими морскими силами в Средиземном море вместо Сен-Винцента. В Палермо присоединилась к Ушакову пришедшая из Англии эскадра контр-адмирала Карцова, 3 корабля и 1 фрегат; союзники же наши, турки, уже в Мессине отказавшиеся итти в отдельные от флота эскадры, теперь решительно требовали возвращения в отечество, и взбунтовавшиеся экипажи вышли из повиновения. При своеобразной турецкой дисциплине, убеждения и угрозы самого Ушакова, явившегося смело на корабль турецкого флагмана Кадырь-Бея, не имели успеха, и, наконец, адмирал поставлен был в необходимость отпустить турецкую эскадру в Константинополь.

Согласно видам нашего правительства, Ушаков хотел отправиться для содействия англичанам в овладении занятого французами острова Мальты, но Нельсон под разными предлогами отклонял его от этого намерения, а король, опасаясь усиления республиканцев, просил не оставлять Италии. В начале сентября Ушаков, из Палермо перешел с эскадрой в Неаполь, имея полномочия короля располагать его войсками, и стал готовиться к овладению Римом и Чивита-Веккией, где еще держались французы. Но когда соединенные неаполитанский и русский отряды двинулись к Риму, находившийся со своим кораблем в Неаполе английский командор Трубридж перешел в Чивита-Веккию и вступил в переговоры с французами, конечно, по приказанию Нельсона, тайно от Ушакова. Поспешив предложить «великодушные» условия неприятелю, он убедил французов сдать город. Благодаря таким действиям англичане сделались освободителями Рима. Ушаков, узнавший о коварных действиях английского адмирала ранее подписания капитуляции, протестовал против нее; но, разумеется, этот протест остался без всякого влияния на нашего союзника.

Нельсон вообще не любил русских и завидовал всякому успеху Ушакова, а при личном знакомстве оба адмирала по разности своих характеров и взглядов тотчас стали во враждебное положение друг к другу. Нельсон почему-то ожидал встретить в Ушакове покорное орудие, которое под его влиянием будет действовать в интересах Англии; но, против своего ожидания, нашел в нем умного, самостоятельного русского адмирала, который, по словам Нельсона, «держит себя так высоко, что это отвратительно» и что «под его вежливой наружностью скрывается медведь».

Для освобождения от французов римских владений вместе с 1500 неаполитанцев готовился итти под начальством полковника Скипора и русский отряд в 800 человек, в числе которых было небольшое число матросов с лейтенантом Балабиным. По получении известия о заключении англичанами капитуляции, Ушаков не хотел отпускать русских, но кардинал Руффо упросил его, представляя, что одни неаполитанцы не в состоянии будут справиться в занятом городе. Таким образом, при церемониальном входе неаполитанцев в Рим приняли участие русские и в числе их моряки.

Между тем французы держались еще в Мальте, но участвовавшая в блокаде португальская эскадра возвратилась в Лиссабон, и англичане не имели возможности собрать достаточно силы для взятия Лавалеты. Поэтому теперь Нельсон и король неаполитанский убеждали Ушакова итти с флотом к Мальте, и он решился отправиться туда. Задержанный исправлением судов, заготовлением продовольствия и противными ветрами, адмирал мог выйти в море только 20 декабря, оставив для охранной службы около Неаполя 3 фрегата под начальством Сорокина. На эскадре Ушакова, состоявшей из 7 кораблей, 1 фрегата и 8 мелких судов, находились также 2 тысячи гренадер под начальством генерал-майора князя Волконского, назначенных быть гарнизоном Лавалеты, главной крепости на острове Мальта. На пути из Неаполя в Мальту, в Мессине Ушаков получил приказание возвратиться с флотом и бывшими при нем сухопутными войсками к своим портам.

Причиной этого приказания было поведение австрийцев и англичан, которые под видом друзей действовали как злейшие враги России. Действия австрийцев были особенно гибельны для нашей армии в Северной Италии. Так например, опасаясь, что русские войска, высаженные в Голландии, овладеют ею, венский двор, не дождавшись прибытия Суворова, поспешил двинуть армию эрцгерцога Карла из Швейцарии к стороне Майнца. Это несвоевременное передвижение повело к поражению находящегося под Цюрихом русского корпуса Римского-Корсакова и поставило в отчаянное положение самого Суворова, двигающегося с 20-тысячной армией через Сен-Готард.

Россия со стороны своих союзников постоянно встречала хитрые извороты, своекорыстные расчеты и полное пренебрежение к ее интересам. Подобное отношение, доказанное множеством фактов, привело к возвращению в отечество сухопутных и морских сил, т. е. армии Суворова и эскадры Ушакова.

Ушаков вместо Мальты отправился к Корфу как для взятия находящегося там русского гарнизона и имущества, так и для исправления повреждений судов, полученных во время тяжкого бурного перехода. В Корфу адмирал пришел 7 января 1700 года и нашел здесь два батальона гренадер под начальством генерал-майора Бороздина, которые посылались Павлом для «составления гвардии при особе короля неаполитанского». Это сделано было по просьбе короля и в знак особенного расположения к нему Павла I. На судах Пустошкина гренадеры перевезены были в Отранто, откуда сухим путем дошли до Неаполя. Эскадра Карцева весной 1800 года была отправлена для крейсерства между берегами Африки, Мальтой и Сицилией, а отряд вице-адмирала П. В. Пустошкина оставлен для крейсерства между Сицилией и берегом Италии. Это сделано было по просьбе англичан, опасавшихся, что французские войска, находящиеся в Египте в крайне стесненном положении, могут решиться возвратиться во Францию. Но когда французский главнокомандующий в Египте генерал Клебер одержал победу над отправленной против него турецкой армией и улучшившееся положение французов позволило им оставаться в Египте, то Ушаков возвратил крейсерские отряды в Корфу.

Исправив повреждения своих судов, Ушаков 6 июля вышел из Корфу и в сентябре месяце прибыл в Константинополь. Благодарный султан принял адмирала с прежней благосклонностью и пожаловал ему другое бриллиантовое перо и 6 медных пушек, полученных русской эскадрой в 1798 году на пути ее в Средиземное море.

26 октября главная часть эскадры Ушакова была уже в Севастополе. В Средиземном море остались отряды судов Сорокина и Войновича; первый был отдан в распоряжение неаполитанского правительства, а второй, задержанный разными обстоятельствами, возвратился к своим портам в 1802 году.

В эту кампанию русский флот исполнил возложенную на него миссию: Ионические острова, неаполитанские и римские владения были освобождены от французов.

При всех самых разнообразных обстоятельствах у наших моряков отчаянная храбрость шла рука об руку со строгой дисциплиной и кротким обращением. В военных действиях на берегу моряки в храбрости, распорядительности и знании дела не уступали своим сухопутным товарищам. Достойный начальник их адмирал Ушаков во всех своих военных, административных и дипломатических действиях выказал светлый ум, твердый характер и чувства русского человека.

Кроме участвовавших в Голландской экспедиции судов Балтийского флота в 1798 году находились в плавании, под начальством адмирала Круза, 16 кораблей, 4 фрегата, 3 катера и люгер. Разделенные на три отряда, они крейсеровали у Борнгольма, Ругена и Мена, наблюдая тщательно Зунд и оба Бельта, с той целью, чтобы, согласно трактатам о вооруженном нейтралитете, не допускать в Балтийское море иностранных военных судов. Кроме того, 3 гребных фрегата и 46 канонерских лодок, под начальством вице-адмирала маркиза де-Траверсе, охраняли входы в финские шхеры. В отдельном плавании находился фрегат Венус.

В 1799 году эскадра из 7 кораблей и 3 мелких судов, под начальством вице-адмирала Ханыкова, плавала у прусских берегов; а в 1800 году, по случаю начинающихся неприязненных отношений с Англией, флот готовился к военным действиям и усиленно укреплялись порты Ревельский и Кронштадтский.

В Черном море происходили служебные передвижения судов между портами и совершались обычные практические плавания. Из числа их выдающимися по своему несчастному окончанию были плавания фрегатов Царь Константин и Феодор Стратилат, принадлежавших к эскадре контр-адмирала Овцына, крейсерующей у крымского берега. Застигнутые жестоким штормом, суда эти, получив значительные повреждения, не могли держаться в море и, спустясь по ветру, разбились на мелях перед устьями Дуная. При крушении погиб начальник эскадры контр-адмирал Овцын, 30 офицеров и до 700 нижних чинов.

Суда Каспийской флотилии содержали постоянное крейсерство у берегов Персии для защиты интересов русской торговли и охранения коммерческих судов и, исполняя свое назначение, иногда должны были, прибегать к силе оружия. Например, в 1800 году, чтобы принудить бакинского хана удовлетворить обиженных им русских купцов, после безуспешных переговоров, фрегат и бомбардирский корабль бомбардировали город Баку и принудили хана дать требуемое удовлетворение.

Враждебные действия наших союзников привели к разрыву сначала с Австрией, а потом и с Англией. Одним из важнейших действий англичан, приведших к разрыву, было оставление Англией в своем владении острова Мальта, сдавшегося в августе 1800 года. Такое присвоение прямо противоречило трактату, заключенному в 1798 году, по которому Мальту следовало возвратить во владение ордена св. Иоанна Иерусалимского, как его собственность. Усилившееся в последнее время преобладание Англии на морях, отражавшееся невыгодным образом на морской торговле второстепенных морских держав, убедило в необходимости образовать союз из 4 северных государств: России, Пруссии, Швеции и Дании. Действительно, англичане, пользуясь силой своего флота, относительно торговых судов других наций прибегали к самым несправедливым, дерзко-насильственным мерам. Английские крейсеры, присвоившие себе право осмотра торговых судов всех наций, пользовались им и тогда, когда эти суда шли под конвоем своего военного судна. При подобном требовании командир одного датского военного фрегата готов был силой воспрепятствовать осмотру судов конвоируемого им транспорта, и на этот раз английский адмирал пропустил суда без осмотра; но едва прошло полгода после этого случая, как в июле 1800 года другой датский фрегат, также конвоирующий транспорт, был взят силой и отведен в Англию. Ответом на требование датского двора об удовлетворении был приход в Копенгаген 16 английских кораблей, которые под угрозой бомбардирования города заставили отказаться от всяких домогательств удовлетворения. Встретив близ Барселоны шведский купеческий гальот, английские крейсеры послали на него шлюпки с вооруженными людьми и, войдя на судно под видом осмотра, овладели им и, посадив на него свою команду, вошли на рейд Барселоны, где стояли два испанских фрегата, не подозревавшие врагов под нейтральным шведским флагом. Пользуясь такой недогадливостью испанцев, англичане ночью напали на фрегаты, почти без боя овладели ими и увели в море.

Не сдерживаемые более вооруженным нейтралитетом и пренебрегая установленными им правилами, англичане обратились к своей прежней теории, что для блокады неприятельского порта достаточно только объявить о ней, без установления действительной блокады. Таким образом, они объявили в блокаде все берега Франции, Испании и других союзных с ними государств. Этой мерой они прервали сообщение данных государств с их колониями, лишили их подвоза необходимых для них произведений других стран и вместе с этим захватили исключительно в свое пользование все выгоды морских сообщений.

Подобные действия возбудили негодование всей Европы, и в декабре 1800 года между Россией, Пруссией, Швецией и Данией был подписан союзный договор, в сущности восстанавливавший условия екатерининского вооруженного нейтралитета. Хотя в этом договоре даже не было упомянуто имени Англии, но англичане приняли его за объявление войны и наложили эмбарго на все бывшие в английских портах суда и товары русские, шведские и датские, не касаясь, по особым политическим соображениям прусских. Союз северных государств угрожал большими потерями торговле Англии, и потому, чтобы расторгнуть его, она решилась готовиться к войне. Союзники также не оставались в бездействии: все порты Балтийского моря и германские в Немецком были закрыты для Англии и приводились в оборонительное состояние. Прусские войска заняли Ганновер; а датские – Любек и Гамбург, где конфисковали английские товары. В России суда, только что возвратившиеся из похода, снова стали готовиться к плаванию; на нашей западной границе выставлялась 120-тысячная армия и 60 тысяч войска собиралось для охранения берегов Балтийского моря и его заливов.

Но союзники наши, Швеция и Дания, несмотря на настоятельные советы Павла, медлили принятием мер, необходимых для защиты Зунда, и в марте 1801 года, когда русский флот не мог, за льдом, выйти в море, англичане в числе 47 вымпелов (17 кораблей и 30 фрегатов), под начальством адмирала Паркера и Нельсона, явились перед Копенгагеном. После кровопролитного боя, в котором обе стороны понесли большие потери, англичане потребовали от датчан отступления от союза; но правящий королевством принц-регент (впоследствии король Фридрих VI) отвергнул это предложение, и англичане удовольствовались перемирием на 14 недель, а Нельсон с эскадрой вошел в Балтийское море для действий против Швеции и России.

При враждебности наших прежних союзников, Австрии и Англии, отношения наши с Францией сделались значительно дружелюбнее. Причиной была огромная перемена, происшедшая в правлении этого государства. 29 апреля 1799 года (18 брюмера) власть перешла в твердые руки генерала Бонапарта, который, приняв титул первого консула республики, начал распоряжаться совершенно самостоятельно как во внутреннем управлении Франции, так и в ее иностранной политике. В продолжение лета 1800 года победа его над австрийцами восстановила владычество Франции в Северной Италии И лишила Австрию всех выгод, доставленных ей Суворовым. Павел I, зорко следя за изменениями, произведенными Бонапартом во внутреннем управлении Франции, отдавал справедливость достоинствам первого консула и чувствовал к нему расположение, которое, благодаря открывшимся при содействии Пруссии непосредственным с ним сношениям, обратилось скоро в искреннюю приязнь, основанную на общности политических интересов России и Франции. Со стороны Бонапарта он встретил самую полную предупредительность и готовность к тесному сближению. Намерения Павла «ограничить распространение владений Австрийского дома в Италии и Германии» совершенно согласовались с желаниями первого консула, который обещал даже содействие Франции в отнятии у англичан острова Мальта и передачи его во владение ордена Иоанна Иерусалимского.

Новые союзники, не ограничиваясь обороной своих берегов, готовились нанести Англии чувствительные удары наступательными действиями: Франция собирала в Булони суда и войска для высадки на берега Англии, а Россия приступила к страшному для Англии предприятию – отправлению войск сухим путем для вторжения в английские владения Ост-Индии, где английская армия была ослаблена отправлением части её в Египет. Туземное же население, ненавидевшее англичан, готово было восстать при малейшей надежде на освобождение от угнетающих его пришельцев. [26]

Для осуществления этого смелого предприятия предполагалось сначала отправить в Индию донских казаков, и уже в начале февраля в рескрипте на имя атамана донского войска Орлова-Денисова Павел I писал: «Экспедиция весьма нужна, и чем скорее, тем лучше и вернее». Несмотря на весенний ледоход, в начале марта часть донцов была отправлена в экспедицию и хотя с большими трудностями, но успела переправиться через Волгу. Всего предполагалось отправить в поход до 35 тысяч человек, к которым в Астрабаде должен был присоединиться такой же отряд французских войск. Последний, спустясь по Дунаю на русских судах и поднявшись по Дону, под Царицыном должен был выйти в Волгу и Каспийским морем перейти в Астрабад. По соединении, оба отряда, русский и французский, через Герат должны были выйти на Инд. При всей фантастичности плана, исполнению которого на таком далеком и почти неизвестном пути могли помешать тысячи непредвиденных случайностей, это грандиозное предприятие не могло не встревожить правителей Англии, которые сознавали, что при энергии и настойчивом преследовании своих целей правителями России и Франции превосходные войска обоих государств в состоянии были сделать то, что для других казалось невозможным. Но все приготовления к войне прекратило убийство Павла I, последовавшее 11 марта 1801 года. В последующие годы несколько изменилась политика России, а вместе с тем и положение флота.

Доблестные и сведущие моряки второй половины восемнадцатого века прославились блистательными морскими победами и удачными мирными плаваниями; но продолжительные войны, требовавшие чрезвычайных средств и усиленного напряжения сил, неизбежно повели ко многим частным непорядкам и общему истощению материальных средств. Спешная постройка, вооружение и снаряжение многочисленных флотов и продолжительные их плавания отразились не только на количественном недостатке всех портовых и адмиралтейских запасов и на ухудшении их качества, но даже до известной степени повлияли на самую исправность работ. Таким образом к концу XVIII века флот, пользующийся заслуженной славой и имеющий превосходный наличный состав опытных и сведущих моряков, вместе с тем требовал приведения в больший порядок всей материальной части и исправления массы вкравшихся беспорядков и упущений, незаметных для постороннего глаза, но заражающих весь организм ведомства и ослабляющих силу флота.

Одним из главных морских деятелей был граф И. Г. Чернышев, усердный, умный, сердечно относящийся к делу начальник, но вместе с тем и уклончивый придворный, не обладавший особенным гражданским мужеством, скрывающий неприглядные картины печального положения портовых и адмиралтейских магазинов и непорядки морской администрации. Подчиненные Чернышеву начальники отдельных частей в большинстве действовали по той же системе и с своей стороны, по возможности, прикрывали таившееся зло, с которого позднее был сорван покров и которое проявилось осязательно, во всей силе, в таких бедственных плаваниях, какие имели эскадры Карцова, Баратынского и др.

В одном из указов Павла Адмиралтейств-коллегий относительно состояния судов флота было сказано: «С восшествием нашим на прародительский престол приняли мы флоты в таком ветхом состоянии, что корабли, составляющие оные, большею частью оказались по гнилости своей на службу неспособными». И действительно, самым вопиющим недостатком была крайняя непрочная постройка кораблей и недостаточное количество надежных наличных судов. Не говоря об отдельных плаваниях, даже нередко на коротких переходах важные повреждения заставляли наши суда спускаться в ближайшие порты. В 1797 году один флагман, назначенный в крейсерство, доносил, что из 6 судов его отряда ни одно не годно к плаванию. Другой флагман писал о корабле Елизавета, плававшем менее трех лет, что он «совсем рассыпался по причине недостаточных и худых укреплений, а притом и не таковыми боутами, каковые должны быть». На одном из фрегатов, шедшем в 1799 году с десантом в Голландию, но возвратившемся по причине сильной течи в Ревель, «ватервельсы по обе стороны и грот-руслень по правую сторону отстали, первый бимс к ахтер-штевню раскололся, возле форштевня стоячая кница и бимс разломались, сектора железные под шлюпбалками лопнули, отчего и весь ростер скосило на сторону» и т. п. Недостатки кораблестроения, бывшие во время первой Архипелагской экспедиции, частью сохранились; но только рабочие ухитрялись так искусно прикрывать все неисправности, что при наружном осмотре нельзя было и подозревать об их существовании. Русский посол в Англии граф Воронцов в одном из своих донесений, перечисляя недостатки крепления судов, входит в такие подробности: «болты, вместо того чтобы проходить насквозь, доходят только до половины брусьев, и потом как-то их залаживают так, что с первого взгляда кажется все сделано как следует, но во время качки таковые крепления ни к чему не служат; но сие видно происходит не от недостатка в железе, а оттого, что за укреплением нет лучшего присмотра». Открытие подобных неисправностей уже было половиной их исправления, потому что повело к усиленному начальственному надзору, поддерживаемому опасением строгой ответственности. Кроме того, усовершенствованию кораблестроения много способствовало долговременное пребывание в Англии значительного числа наших судов, на которых в английских адмиралтействах приходилось исправлять многочисленные и разнообразные повреждения. Эти работы были прекрасной школой для наших моряков, в которой они могли ознакомиться с некоторыми усовершенствованиями английского судостроения и вооружения судов и перенести их в свои порты. Из числа многих улучшений по части корабельной архитектуры, сделанных во второй половине 90 годов XVIII века, были: во внутреннем креплении трюма замена стандеров железными ридерсами, у большинства судов подводную часть начали обшивать медью и пр. Но особенно важное нововведение представляло соединение бака с ютом сплошной палубой, закрывающей шханцы, остававшиеся прежде открытыми. Это нововведение представляло существенные удобства как для управления парусами, так и для легчайшего спуска барказа и, наконец, давало новую закрытую батарею. Но когда для опыта в Черном море построены были с закрытыми шханцами два корабля, то приверженцы старины, в числе которых был и адмирал Ушаков, находили это нововведение неудобным и даже опасным, полагая, что повышение барказа и постановка орудий на возвышенной части палубы уменьшат устойчивость, что в закрытой палубе пороховой дым будет затруднять действия орудий и т. п. Но такие возражения не могли остановить полезного нововведения, и с этого времени шханцы уже делались постоянно закрытыми.

Для общего надзора за кораблестроением во всех портах как балтийских, так и черноморских восстановлено было существовавшее при Петре I звание «обер-сарваера», которое получил корабельный мастер Катасанов, и, кроме того, для улучшения судостроения приглашены были в русскую службу из Константинополя два отличных кораблестроителя – французы, братья Ле Брюн де сент Катерин. За последние 4 года 90 годов XVIII века кроме мелких судов в Балтийском и Черноморском флотах спущено на воду 25 линейных судов (17 кораблей и 8 фрегатов) и начато, но не окончено постройкой 9 (5 кораблей и 4 фрегата).

По части охранения корабельных рощ, заготовления лесов и содержания их в адмиралтействах открыты не менее вопиющие беспорядки. В основании постановлений о корабельных лесах во второй половине XVIII века полагалась мысль, что эти леса, составляя государственное имущество, не должны служить исключительно для кораблестроения, но составлять также один из источников государственного дохода. Эта верная по теории идея при осуществлении ее недобросовестными исполнителями привела к повсеместному истреблению лесов. В расхищении корабельных рощ иногда принимали участие даже и высокопоставленные лица, как например, Маяцкая засека, славившаяся своими превосходными; дубами еще в царствование Петра I, была отдана князем Потемкиным генерал-аншефу Пассеку как «дикопорожное место». Осматривавший по повелению Павла места заготовки корабельных лесов строитель Одессы Рибас доносил, что «состояние лесов превосходит всякое воображение: повсеместное оных опустошение распространилось до того, что дубовые леса сделались редки и те в отдаленности». Не меньше беспорядок был и в хранении лесов: в Петербургском порте оказалось много дубовых лесов, сгнивших от небрежного содержания. Для развода, охранения и сбережения лесов при Павле приняты следующие меры: надзор за корабельными лесами передан, попрежнему, Адмиралтейств-коллегий, которой поставлено в обязанность не только охранять существующие леса, но и разводить новые. Ни на какие другие нужды, кроме кораблестроения, из этих лесов вырубок не дозволять и в продажу за границу без именного указа «ни единого дерева не выпускать». Для заведывания лесами при интендантской экспедиции учрежден «Лесной департамент», и для образования сведущих лесничих при Морском кадетском корпусе учрежден «форшмейстерский класс». По рекам Неве, Волхову, Мсте и Ловати и также в окрестностях Петербурга, по северному и южному берегам Финского залива, было решено приступить к разведению дубовых лесов. Заготовленные леса велено немедленно рассортировать и разложить в сараи; а которые предположено сохранять на много лет, те указано затопить в воду.

Независимо от слабой постройки, самое содержание судов в портах способствовало их быстрому разрушению. Введенный на зимовку в гавань корабль совершенно отстранялся от влияния своего командира и поступал в ведение портового начальства. По существовавшему ранее порядку корабль в порту всю зиму стоял непокрытым, неразгруженным и даже с артиллерией и находящимися в трюме запасами. Теперь же велено было для лучшего сбережения судов при вводе в гавань совершенно разгружать их, даже вынимать мачты, покрывать суда крышами и проветривать все палубы и трюм. При постройке, тимберовке и исправлениях судна командиру его поставлялось в обязанность наблюдать за производимыми работами. Надзор и ответственность за точное соблюдение этих правил возлагались на флагманов, остающихся в портах.

Железные корабельные вещи были также очень непрочны, что происходило от дурного качества железа, дурной выковки или от соединения того и другого. Так например, одной из главных причин потери кораблями мачт во время шторма были лопающиеся вант-путены, а одной из причин течи – поломка книц и других железных скреплений. Беззаботность портового начальства яснее всего выражалась в рутине, уклоняющейся от всякого нововведения. Например, несмотря на очевидные преимущества железных камбузов, наши порты продолжали делать на кораблях кирпичные печи; не торопились обшивать подводные части судов медью и ограничивались обмазыванием их разными смесями, вроде смолы с серой и т. п. При сравнении английских якорей с нашими, кроме малого веса, не соответствующего размерам судов, самая форма наших якорей делала их крайне ненадежными, и случалось, при стоянках на рейдах вместе с англичанами, когда наши суда дрейфовали, английские спокойно отстаивались на своих якорях.

В экипажеских и провиантских портовых магазинах почти открыто происходили большие злоупотребления: вещи и материалы записывались в расход в большем против настоящего количестве и излишек тайно вывозили на продажу. Прием от подрядчиков разных припасов и вещей происходил без всякого свидетельства, так что содержатели магазина «записывали вдвое и втрое более, и потом, делясь с поставщиком, казенный интерес похищали». Для прекращения этого в царствование Павла было постановлено: все представляемое к порту подрядчиками принимать по свидетельствованию особыми комиссиями, которые, кроме того, должны были каждые четыре месяца проверять наличность магазинов. Пример портовых порядков отражался и во флоте, на корабельном хозяйстве: находились судовые командиры, которые, «забыв долг службы и присягу, казенные вещи, как то: канаты, паруса, снасти и прочее, продавали на иностранные купеческие суда». Так как подобные командиры и в ведении отчетности были не безукоризненны, то расход материалов на судах велено было производить не иначе как с общего согласия всех офицеров.

Ближайшими сотрудниками Павла по морскому управлению были адмиралы Г. Г. Кушелев и И. Л. Голенищев-Кутузов. Должность президента Адмиралтейств-коллегий, занимаемая по званию генерал-адмирала государем-наследником с 1762 года, по вступлении Павла на престол оставалась вакантной, и только в 1798 году принял ее И. Л. Голенищев-Кутузов, находившийся в этом звании до 1802 года, т. е. до образования министерства морских военных сил. Вице-президентом коллегии с 1769 года состоял граф И. Г. Чернышев. По кончине его в 1797 году поступил на эту должность И. Л. Голенищев-Кутузов, сдавший ее в 1798 году Г. Г. Кушелеву, оставшемуся вице-президентом коллегии до 1801 года.

Все офицеры были расписаны по дивизиям и судам, и переводы делались только по уважительным причинам и не иначе как с разрешения Павла. Даже о кратковременных отпусках офицеров из Кронштадта в Петербург некоторое время доводилось до сведения Павла I.

Ввиду ветхости значительного числа судов повелено было, независимо от обыкновенного ремонтного пополнения новыми, построить еще 8 кораблей, на что было ассигновано около трех миллионов рублей. Прибавочные корабли должны были построиться в продолжение четырех лет.

Взамен Петровского морского устава, во многом не отвечавшего современным требованиям, в 1797 году был издан и введен в употребление «Устав военного флота». В пяти главах нового устава изложены обязанности всех чинов флота и судовые порядки, а также распорядок различных торжеств и почестей. В числе лиц, состоящих при главном начальнике флота, положены, не упомянутые в Уставе Петра I, историограф, профессор астрономии и навигации и рисовальный мастер. Первый обязан был «вести порядочное описание всей кампании», для чего ему должны были все начальники отдельных отрядов флота представлять подробные сведения о своих планах. Профессор, начальствуя над штурманами, обязан был заботиться о точном определении места корабля, наблюдать за верностью счисления, производить съемки берегов, метеорологические и другие научные наблюдения и, наконец, обучать находящихся на флоте гардемаринов. Обязанности рисовального мастера заключались в снятии видов, изображении «знатных происшествий флота», а при отдаленных плаваниях – зарисовка редких предметов по части естественной истории.

Существенное отличие нового Устава от Петровского состояло в том, что новый не имел уголовных положений, и только в немногих случаях «за упущение по службе» полагал арест и предание суду. В новом Уставе было заметно преобладающее влияние кабинетной работы, при которой на первом плане стояло не удовлетворение прямым требованиям службы, а желание предусмотреть всевозможные случайности и подчинить их заранее определенным правилам. Одним из следствий такого взгляда была неравномерность частей Устава и введение в него многих излишних, неуместных подробностей, как например, полного руководства для артиллерийского учения и управления парусами и т. п. Вероятно, вследствие своей непрактичности этот Устав продержался недолго и хотя официально отменен не был, но на практике скоро заменился прежним, Петровским.

Так как общий бюджет флота, возросший до 15 миллионов, был отяготителен для государства, то для достижения возможной экономии и также для прочного обеспечения положения флота на будущее время учрежден был особый комитет, которому поручено: «составить точное исчисление потребных сумм на содержание флотов, равно Адмиралтейств-коллегий и подчиненных ей мест». Для разрешения этого вопроса оказалось необходимым пересмотреть все существующие штаты морского ведомства и, согласовав их с современным положением и потребностями флота, составить новые штаты и табели. Комитет блистательно выполнил возложенное на него поручение и, не ослабляя силы флота, нашел возможность сократить более чем наполовину сумму, требуемую на его содержание. По составленным комитетом «Штатам российских флотов», утвержденным 1 января 1798 года, сущность организации адмиралтейского управления осталась без изменения, но только был значительно увеличен состав некоторых частей его и содержание многих чинов. Замена 66-пушечных кораблей 74-пушечными, при усилении артиллерии, позволила сократить 3 корабля, увеличение числа казенных адмиралтейских мастеров уменьшило расходы по найму вольнонаемных. В гребном флоте замена малых канонерских лодок иолами, вооруженными орудиями большого калибра, уменьшила число людей гребного флота. Черноморское адмиралтейское правление заменено Конторой главного командира, требующей значительно меньшего содержания. После упразднения адмиралтейских батальонов и бывших при гребном флоте солдатских и артиллерийских, исполнение лежавших на них обязанностей производилось с меньшими расходами и т. п. В портах: Кронштадтском, Ревельском и Архангельском постановлено иметь «Главных командиров», причем учреждены и особые их управления и пр.

Новыми штатами судов положено иметь: в Балтийском флоте: линейных 64 (кораблей: 9-100-пушечных, 27-74-пушечных, 9-66-пушечных и 19 фрегатов). В Черноморском флоте: линейных 25 (кораблей: 3-100-пушечных, 9-74-пушечных 3-66-пушечных и 10 фрегатов). В Гребном Балтийском флоте: 12 фрегатов, 30 пловучих батарей, 12 бомбардирских катеров, 200 канонерских лодок, 100 иол, 30 галер, 4 брига и 9 голетов; а в Гребном Черноморском флоте 4 фрегата, 10 пловучих батарей и 100 канонерских лодок.

Для придания единства в управлении морскими силами государства черноморские флоты и порты возвращены попрежнему в подчинение Адмиралтейств-коллегий. В предшествовавшие же годы они находились в управлении новороссийских генерал-губернаторов.

Многие пришедшие в ветхость портовые постройки, исправление которых по случаю военного времени при Екатерине II откладывалось с году на год, при Павле были исправлены, и некоторые необходимые здания возведены новые. Так например, в Главном петербургском адмиралтействе внутреннее (за бывшим каналом) деревянное здание, в котором находились мастерские, начали по частям заменять каменным. Для 9 корабельных элингов, из которых 5 находилось в Главном и 4 в Новом адмиралтействах, повелено сделать шандоры (батопорты) для избежания, при строении каждого корабля, постройки и разборки плотин, закрывающих выход из элинга. Так как в Петербургском порту было очень мало места для выгрузки лесов и хранения судов, приобрели для порта так называемый «Матисовский остров», лежащий при впадении в Неву речки Пряжки. В конце Галерной улицы была устроена корабельная верфь, и образовавшееся адмиралтейство получило название «Новое адмиралтейство», сохранившееся за ним до настоящего времени. В Галерной гавани, в гребном порту, возобновлены постройки, уничтоженные пожаром 796 года. В Кронштадтской военной гавани вместо деревянной стенки строилась каменная, и в адмиралтействе продолжались работы, начатые при Екатерине: кругом адмиралтейства проводили большой канал и при нем строили каменные магазины, возводили каменные флигеля для помещения морских команд и пр.

В Каспийском море со времени экспедиции Войновича находилась значительная флотилия, содержащая военные посты в Астрабаде, Энзели и Баку. Когда же начались переговоры о подданстве Грузии и некоторых ханств, в числе которых были приморские: Бакинское и Талышинское, тогда каспийской флотилии предстояло защищать прибрежье Кавказа. С этой целью в 1794 году предполагали держать отряд флотилии у острова Сары, где и начали устраивать временный порт. Но в 1796 году вместо Сары было найдено более удобным иметь порт в Баку и, вместе с тем, положено усилить флотилию при Астраханском порте 3 фрегатами и 12 ластовыми судами; а при Бакинском – иметь 12 галиотов. По смерти Екатерины, когда войска наши были отозваны из Персии, а Баку не был укреплен за нами никаким трактатом, решили Бакинский порт «за ненадобностью» упразднить, а для покровительства русской торговле и охранения преданного России ханства Талышинского в 1800 году учреждена морская станция у острова Сары.

Стоявший в половине XVII столетия на берегу моря при реках Охоте и Кухтуе охотский «острог» получил особенное значение, когда через него, в царствование Петра I, открылся морской путь на Камчатку, куда до того времени ездили дальней и трудной береговой дорогой через Анадырск. При Анне Иоанновне, по предложению Беринга, в Охотске начали устраивать порт и верфь и приняли меры для увеличения населения. С этого времени расширилось здесь судостроение, начавшееся еще при Петре I, устроены разные правительственные учреждения, и власть начальника Охотска распространена на все прибрежье и острова, от Амура до Камчатки включительно. Несмотря на то, что на Охотский порт затратили значительные суммы денег, пустынная и безлюдная местность, трудность сообщения с Якутском и особенно неудачный выбор начальников [27] разрушали большинство начинаний. По дороге от Якутска (в 1040 верст), пролегающей по безлюдным горам, болотам и тундрам, иные грузы шли целый год, хотя на содержание этого сообщения ежегодно требовалось до 15.000 лошадей. Так как дорога была доступна только для вьючных лошадей, то громоздкие и тяжелые вещи перевозились частями, так например: судовые канаты развивались и рубились на куски в 7 и 8 сажен длиной, якоря разрубались на несколько частей и т. п. Сплесненый канат и скованный местными средствами якорь, конечно, не могли иметь должной прочности. Командиры же в Охотске, за редкими исключениями, пользуясь отдаленностью высшего начальства, злоупотребляли своей властью и, можно сказать, грабили казну, своих подчиненных и частных лиц, имевших с ними сношения. При этом они позволяли себе всевозможные бесчинства и жестокости, доходившие до тиранства. Немногие же честные начальники, преследовавшие казнокрадства и старавшиеся водворить служебный порядок, обыкновенно, благодаря клеветническим доносам своих недовольных подчиненных, иркутским начальством удалялись от должности и отдавались под суд. При таком управлении порт оживал только тогда, когда в нем снаряжались особенные экспедиции, как то: Беринга, Креницына, Биллингса, Лаксмана, а в остальное время занят был единственно поддержанием сообщения с Камчаткой и немногими другими прибрежными пунктами. Дурное качество строительных материалов и такелажа, недостаток сведущих судостроителей и моряков, наконец, малое знание моря, при неимении сколько-нибудь порядочных карт, делали плавание Охотским морем крайне опасным. Со времени заведения в Охотске судостроения до 90 годов XVIII века там было построено до 50 судов, из которых 5 оказалось невозможно пустить в море, а до 30 судов погибли в плавании. Охотск и в морском отношении был крайне неудобным. При открытом рейде вход в реку очень затруднителен, на баре бывает иногда воды не более 4 футов, фарватер часто изменяется, и скорость прилива и отлива доходит до 4 миль в час. Город находился в постоянной опасности от наводнения. Все эти неудобства заставили с самого основания порта заботиться о приискании для него другого места. В 1799 году в Охотске временно закипела сильная деятельность по случаю сформирования для края пехотного полка. Большая часть его назначалась для Камчатки и по одной роте для Удского острога и для Охотска. Передвижение этого полка к местам своего назначения происходило со страшными трудностями, разорительными для целого края, и стоило большой потери людей. В марте того же года последовал указ о содержании в Охотском море 3 фрегатов с количеством пушек от 44 до 36 и 3 малых судов, для которых повелено было избрать удобный порт. По поводу указа о перенесении порта «Адмиралтейств-коллегия имела рассуждение», а дело о заведении флотилии и не начиналось.

По части гидрографических работ главным деятелем этого времени был помощник директора морского корпуса Ивана Логиновича Голенищева-Кутузова, сын его Логин Иванович. Под его наблюдением в 1797 году начата опись Белого моря, и им же в 1800 году изданы: Атлас для плавания из Белого моря в Балтийское, несколько нужнейших карт, заимствованных из иностранных атласов, и приступлено к составлению и переводу с иностранных карт «Общего морского атласа всего света». При поспешности производства работ и обширности их, превышавшей средства и силы деятелей, некоторые из предположенных трудов остались невыполненными; а в выполненных вкрались важные недосмотры и неверности, обнаружившиеся только впоследствии.

Морской корпус при Павле I был переведен из Кронштадта в Петербург. Для улучшения научных сведений штурманов вместо штурманских рот, находившихся при портах, основаны штурманские училища в Кронштадте и Николаеве, причем ученики получили несравненно лучшую материальную обстановку, научные пособия и лучших учителей. Для образования сведущих кораблестроителей при адмиралтействах, Петербургском и Николаевском, образованы училища корабельной архитектуры. Положение и штаты этих училищ утверждены в 1798 году, а Морской корпус, основанный при Екатерине в Николаеве, и Корпус чужестранных единоверцев в Петербурге – упразднены.

В портах учреждены особые классы, в которых ежедневно должны были собираться свободные от службы морские офицеры, капитаны и даже флагманы. В этих классах читали «нужные для офицера науки: тактику, эволюцию, навигацию, морскую практику, корабельную архитектуру» и также новый морской устав. Нетрудно понять, что это учреждение, с таким составом слушателей, принудительным характером посещения при отсутствии сколько-нибудь приготовленных к делу преподавателей, не приносило ожидаемой от него пользы, а только составляло весьма неприятную служебную обязанность. Но другое учреждение этого времени – «Особенный комитет» при Адмиралтейств-коллегий – могло принести существенную пользу и иметь будущность. Образованием этого Комитета – родоначальника существовавшего впоследствии «Морского ученого комитета» и заменившего его «Военного морского отдела» Главного морского штаба – до известной степени осуществлялся проект Ломоносова о Морской академии. Вновь учрежденному Комитету ставилось в обязанность «прилагать всякое попечение об издании полезных сочинений, назначать разные пьесы (статьи) для перевода с иностранных языков, также задавать к решению вопросы касательно кораблестроения, нагрузки артиллерийской должности, разведения и хранения лесов и о прочем». Членами комитета назначены историограф флота вице-адмирал Шишков, один корабельный мастер и три флотские капитана, в числе которых был и известный автор превосходных морских учебников Платон Яковлевич Гамалея.

Для собирания исторических материалов и составления истории российского флота на учрежденную должность историографа назначен был А. С. Шишков. В 1800 году вышла книга трудов Комитета под заглавием «Морские записки», в которой, между прочим, объяснялось, что Комитет «основан без всяких данных ему преимуществ, расположен тесно и никакой определенной на содержание его суммы не положено, того ради и лишен он способностей, принести некогда желаемые плоды». Из этого видно, что полезнейшая сама по себе мысль была с самого начала парализована характером ее исполнения. Второй книги «Морских записок» не появлялось, и самый Комитет впоследствии был преобразован в «Адмиралтейский департамент».

Для практического усовершенствования в морском деле было отправлено в Англию 12 лучших флотских офицеров и для изучения кораблестроения – несколько корабельных учеников.

При заботах о военном флоте обращалось также особенное внимание на усовершенствование флота торгового. Для улучшения конструкции коммерческих судов разных типов было повелено составить чертежи судов с лучшими качествами. Для морской торговли лицам, желающим строить коммерческие суда, дарованы льготы по приобретению лесов и приглашению мастеров; с товаров, привозимых и вывозимых на русских судах, уменьшены пошлины, и на купеческие суда дозволено отпускать чинов военного флота.

Для развития судостроения и рыболовных промыслов на северных водах России предполагалось войти в рассмотрение местных потребностей, завести суда, наиболее пригодные для плавания в тех водах, избрать удобные места для устройства верфей, послать для наблюдения за работами подмастерьев, или «добрых» тимерманов, и обратить внимание местных промышленников на выгоды китовой ловли, «дабы воспользоваться преимуществами оной в омывающем российские берега океане». Но все эти полезные предположения, к сожалению, не успели осуществиться.

Промышленная деятельность, развиваемая Шелеховым на берегах Америки и островах Восточного океана, получила прочную организацию в учреждении «Российско-Американской компании», которой были даны на 20 лет особые привилегии, предоставлявшие компании «пользоваться всеми промыслами и заведениями края, делать открытия и занимать открываемые земли в российское владение, заводить заселение и укрепление для безопасного пребывания, производить мореплавание ко всем окрестным народам и иметь торговлю со всеми около лежащими державами».

В 1797 году состоялся указ о разделении торгового плавания из портов Черного моря на «большое» и «малое». Первое могло совершаться, кроме морей Черного и Мраморного, по Архипелагу и; всему Средиземному морю, а второе только по Черному и Мраморному до Дарданелл. В видах ограждения интересов русского купечества, право совершать «большое» плавание предоставлялось только судам, построенным в России или принадлежавшим русским подданным, или иностранцам, поселившимся в России. Но в последнем случае требовалось, чтобы шкипер и не менее половины команды были русские; если же шкипер иностранец, то две трети экипажа русские. Кроме того, на поднятие русского флага судам, принадлежащим иностранцам, требовалось высочайшее разрешение. Это постановление явилось вследствие того, что во время войн с турками разрешение иностранным судам носить русские флаги, дававшееся без затруднений, было причиной многих злоупотреблений.

Для прекращения по Волге разбоев, много вредивших торговому движению по этой реке и ее главным притокам, в 1798 г. были введены гардкоуты. Так назывались легкие гребные суда, вооруженные одной небольшой пушкой и четырьмя фалконетами. Относительно надзора гардкоутов вся Волга делилась на три участка: от Астрахани до Царицына, от Царицына до Казани и от Казани вверх по реке. На участок полагалось по три гардкоута, каждый под начальством офицера. Обязанностью их было забирать беспаспортных и подозрительных людей и истреблять разбойников. Введение гардкоутов принесло существенную пользу, и на второй год их плавания на Волге уже не слышно было ни об одной разбойничьей шайке.

При Павле I, если замечалось малейшее небрежение или медленность исполнения, заставляющие подозревать холодность к делу, прибегали к строгим взысканиям без различия чинов и званий. Так например, заслуженный и знаменитый боевой адмирал Ф. Ф. Ушаков получил лично от Павла I строгий выговор «за неимение во время тумана порядочных сигналов и предписанных уставом предосторожностей». Начальник Черноморского флота, известный адмирал Н. С. Мордвинов, за случившийся на Глубокой пристани взрыв бомбового погреба был сменен с должности. Все неисправности, замеченные Павлом I при посещении морского госпиталя в Кронштадте, повелено было привести в порядок «на счет членов Адмиралтейств-коллегий», в обязанность которых входил надзор за госпиталями. За содержание нижних чинов на работе в своих собственных домах и мызах 6 флагманов и 18 капитанов получили строгий выговор. За столкновение судов командиры отдавались под военный суд и до получения приговора назначались к, исполнению должности подвахтенных офицеров на тех судах, на которых служили, и т. п.

С особенной строгостью следили за сохранением дисциплины, установленных служебных порядков и особенно формы одежды, к чему ранее относились весьма снисходительно, особенно к последнему. Тогда обыкновенно на судах во время плавания офицеры носили, что у кого было и что казалось удобнее. Например, во время вооруженного нейтралитета никому не казалось странным, что бригадир Палибин, начальник нашего отряда, плавающего у берегов Пиренейского полуострова, являлся на шханцы своего корабля в шлафроке, туфлях, розовом галстуке и белом ночном колпаке. Но при Павле I подобный костюм на шханцах был уже преступлением.

В первые же годы XIX века быстро изменилась политика России, и это изменение в непродолжительном времени отразилось и на деятельности флота. Александр I спешил окончить войну с Англией, которая, при влиянии Франции, могла разростись до громадных размеров. К тому же война эта, не представлявшая для России особых выгод, не пользовалась сочувствием в обществе. К идее Екатерины II о свободе всемирной морской торговли большинство даже образованных людей относилось с равнодушием, как к предмету, не представлявшему для частных лиц непосредственных выгод; а прекращение торговли с Англией, уменьшавшее вывоз русских произведений за границу и поднявшее цены на иностранные товары, близко касалось всякого. [28]

Открытие сношений с начальником английского флота в Балтийском море адмиралом Паркером повело к прекращению враждебных действий со стороны англичан; а вскоре последовало повеление о снятии эмбарго, наложенного на английские суда, и об освобождении всех англичан, задержанных в предшествовавшее царствование. Наконец, 5 июня 1801 года между Россией и Англией заключена была конвенция, в сущности значительно изменяющая правила вооруженного нейтралитета Екатерины II и разрушающая цель, к которой стремился Павел I при образовании союза северных держав.

По правилам, установленным этой конвенцией, судам нейтральных держав разрешалось посещать гавани; воюющих государств и привозить товары, за исключением военной контрабанды и неприятельской собственности. Находящимися в блокаде признавались только те порты, вход в которые охранялся в действительности судами воюющей державы; но рядом с этими правилами, облегчительными для нейтральных судов, находились постановления, крайне для них стеснительные и могущие вести к большим злоупотреблениям правом сильного. Так например, командирам кораблей воюющей державы предоставлялось право не только осматривать все нейтральные коммерческие суда, хотя бы они и шли под охраной военных судов, но и право проверять бумаги самого конвоирующего корабля. В случае какого-либо сомнения, разрешалось делать обыск и отводить заподозренные суда в порт воюющей державы; причем конвоирующему кораблю ни под каким предлогом не дозволялось сопротивляться такому задержанию.

К принятию этих правил Александр обязывался от имени России и Англии пригласить союзные с нами правительства – датское и шведское и, кроме того, Россия обязалась возобновить торговый трактат с Англией, заключенный в 1797 году. Не имея возможности противиться двум таким могущественным державам, Дания и Швеция, несмотря на весьма невыгодные для них правила конвенции, принуждены были приступить к ней, выговоря только для своих торговых судов некоторые льготные исключения.

Примирение России с Англией, отнявшее у первого консула французской республики Бонапарта могущественного союзника в борьбе с Англией, возбудило подозрение его относительно дальнейших намерений русской политики, и возобновившиеся переговоры между Францией и Англией окончились Амиенским мирным трактатом, заключенным 15 марта 1802 года.

Александр приступил к преобразованию всех частей государственного управления. Одним из важнейших нововведений была замена коллегиального управления отдельных ведомств – единоличным, в лице министров. В 1802 году управление всем государством разделено было между 8 министерствами, в числе которых для управления флотом и морским ведомством учреждено «Министерство военных морских сил», переименованное в 1815 году в «Морское министерство».

В министерствах: Иностранных дел, Военных сухопутных и Военных морских сил, хотя и теперь были оставлены коллегии, но они лишились уже прежней самостоятельности действий и были подчинены министрам. При первоначальном учреждении министерств не было установлено строгого порядка ни во взаимном отношении частей каждого министерства, ни во взаимных отношениях министерств и других учреждений, что сделано только в 1810 и в 1811 годах.

С учреждением министерства Военных морских сил при нем был учрежден «Комитет образования флота», председателем которого назначен граф Александр Романович Воронцов.

Тогдашнее состояние флота было представлено Александру I в таком безотрадном виде, что в «Наказе» Комитету встречаются следующие слова: «Мы повелеваем оному комитету непосредственно относиться к нам о всех мерах, каковые токмо нужным почтено будет принять к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и к приведению оного в подлинное бытие».

«По многим причинам, – писал в своем докладе Воронцов, – физическим и локальным, России быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должна быть в сухопутных войсках; оба же сии ополчения в большом количестве иметь было несообразно ни числу жителей, ни доходам государственным. Довольно, если морские силы наши устроены будут на двух только предметах: сбережении берегов и гаваней наших на Черном море, имев там силы соразмерные турецким, и достаточный флот на Балтийском море, чтоб на оном господствовать. Посылка наших эскадр в Средиземное море и другие дальние экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску и пользы никакой».

О тогдашнем состоянии флота председатель Комитета отзывался таким образом: «О худом состоянии флота и кораблей и дурном их снаряжении не надобно другого доказательства, как то, что в нынешнее лето (1801 года) флот принуждены были держать в гаванях; не только в море, но и на рейд его не вывели, когда англичане в водах наших разъезжали. Лучше соразмерное число кораблей иметь, но чтобы они всем нужным снабжены были и запасы лесов для строения кораблей в магазинах имелись, дабы из сырого леса не строить, как то доныне чинится, чему и причиной, что не более шесть или семь лет корабли служить могут, а в Швеции из такого же леса строенные, но не из сырого, лет по 20 держатся».

Мнение, что дальние самостоятельные экспедиции не нужны как «дорого стоящие и не приносящие пользы», показывает величайшую косность и недальновидность титулованных управителей флота.

По этому мнению, определяющему характер деятельности Комитета, флоту назначалась второстепенная роль, ограниченная одной обороной государства и не допускающая дальних самостоятельных экспедиций, как дорого стоящих и не приносящих пользы.

После собрания сведений о состоянии наличных судов оказалось в Кронштадте и Ревеле негодных к службе 28 судов, в числе их было 13 кораблей и 7 фрегатов. Причинами такого странного явления полагали: небрежность ежегодного свидетельства или умышленное скрытие от начальства действительного состояния судов. На будущее время, для избежания подобного непорядка, постановлено: суда, пришедшие в негодность к плаванию, немедленно разламывать, чтобы они не занимали напрасно мест в гаванях и не требовали расходов на их охранение.

По штату, составленному комитетом и утвержденному 14 ноября 1803 года, в Балтийском корабельном флоте положено, кроме мелких судов, иметь 27 кораблей (100-, 74- и 64-пушечных, по разному числу с орудиями по порядку деков, 36-, 24- и 18-фунтового калибра) и 26 фрегатов (8-44-пушечных, 8-36-пушечных и 10-24-пушечных). В гребном флоте 189 судов с 705 орудиями. Таким образом, по количеству выбрасываемого металла сила нашего Балтийского флота делалась равной совокупной силе флотов датского и шведского. В Черноморском корабельном флоте положено иметь 21 корабль (три 100-пушечных и по девяти 74- и 64-пушечных) и 8 фрегатов, кроме мелких судов. В гребном морском 140 судов. Кораблестроительная деятельность происходила так успешно, что с 1802 по 1805 г. включительно в обоих флотах построено 10 кораблей и 3 фрегата, и недоставало против положенных штатом только 11 кораблей и 16 фрегатов; вообще финансовое положение Морского ведомства до того улучшилось, что оно могло начать уплату своих долгов, сделанных ранее.

Все части морского управления Комитет нашел удобным совместить в двух группах: воинской и художественной. [29] Первой заведывала «Адмиралтейств-коллегия», второй – «Адмиралтейский департамент». Высшее управление обоими учреждениями, подчиненными министру, сосредоточивалось в «Департаменте министра военных морских сил», основанном в 1802 г. и разделенном на две экспедиции, из которых в одной производились дела, касающиеся Адмиралтейств-коллегий, а в другой ведались дела Адмиралтейского департамента. Кроме этих экспедиций при департаменте находились (образованная в 1801 г.) «Военно-походная по флоту канцелярия», в которой сосредоточивались все сведения по личному составу флота, и «Генеральный кригсрехт», заведующий судной частью, присоединенной в 1805 г. к генерал-аудиториату.

Членами Адмиралтейств-коллегий положено назначить от 4 до 6 флагманов, из которых двое, по очереди, ежегодно сменялись по представлению министра. Переменные члены коллегии введены Комитетом для устранения существенного недостатка организации прежней коллегии, членами которой были начальники экспедиций., подчиненных той же коллегии. Таким образом, лица эти были судьями своих собственных действий, и при взаимном снисхождении их друг к другу нельзя было допускать и мысли о какой-либо служебной ответственности.

К обязанностям Адмиралтейств-коллегий относились: содержание флота, комплектование его командами, снабжение служащих провиантом, одеждой и жалованьем; строение, вооружение и снабжение судов всем необходимым для плавания и также распоряжение действиями флота. Относительно же Черноморского флота коллегии предоставлялось право входить в рассмотрение только тех дел, которые передавались в нее министром.

Для исполнения распоряжений коллегии при ней положено 5 экспедиций: «Хозяйственная», под начальством генерал-кригс-комиссара, заведывала заготовлением и хранением всего нужного для флота и портов; «Исполнительная», под начальством генерал-интенданта, заведывала личным составом флота, производством судостроения и также распределением заготовленных материалов И вещей и правильностью их расхода; «Артиллерийская», под начальством генерал-цейхмейстера, заведывала всем относящимся к артиллерии; «Казначейская», под начальством генерал-казначея, ведала приемом и отпуском сумм и отчетностью и «Счётная», под начальством генерал-контролера, ревизовала правильность отчетности в денежных суммах, материалах и вещах.

Адмиралтейский департамент заведывал ученою и строительною частью. К первой относились морские учебные заведения, библиотеки, типография, музеи, инструментальные мастерские, снабжение отправляющихся в плавание судов мореходными инструментами, рассмотрение различных проектов и новых изобретений, издание сочинений по морской части и морского журнала.

К строительной части относилось заведывание фабриками и заводами и снабжение флота выделенными на них вещами, а также постройка и содержание в исправности всех зданий, принадлежащих морскому ведомству.

Адмиралтейств-коллегия и Адмиралтейский департамент были учреждениями совещательными; членами первой назначались флагманы, а второго – «люди известные ученостью и сведениями, морскому искусству существенную пользу принести могущими». Черноморское управление также разделено было на подобные экспедиции; но власть, соответствующая Адмиралтейств-коллегий и Адмиралтейскому департаменту, сосредоточивалась в лице главного командира Черноморского флота и портов, подчиненного непосредственно министру.

Для содержания в постоянной исправности определенного штатом числа судов Комитет старался на будущее время устранить недостатки и беспорядки, от которых страдало судостроение. Главнейшим из этих недостатков была непрочность судов и, прямые следствия ее, кратковременность службы судов и дороговизна их постройки. Первой причиной непрочности судов была, спешная постройка, заставляющая употреблять при строении сырой лес. Во избежание этого положено каждый корабль строить в продолжение трех лет: в первый год заготовлять леса, а в следующие два производить самую постройку.

По собранным Комитетом (за несколько десятилетий) сведениям о ценности постройки кораблей в России и Англии оказалось, что, несмотря на лучшее качество материалов и работы, в Англии корабли стоят дешевле, чем у нас. Причинами этого признаны: лучшее и правильнейшее разделение работ в английских адмиралтействах, более искусные и опытные плотники, лучшие инструменты, применение разных машин в таких работах, которые у нас исполнялись исключительно людьми, и, наконец, недостаточное содержание и худшая одежда наших рабочих.

Чтобы образовать лучших плотников, положено: разделить их на десятки, состоящие из одного десятника, двух хороших плотников, трех посредственных и четырех менее опытных; каждый десяток поручить в управление «десятника», отвечающего как за успешность и достоинство работы, так и за поведение людей своего десятка. Из каждых трех десятков под заведыванием комендора составить «компанию». Вместо выдачи плотникам казенных инструментов, о сбережении которых они мало заботятся, положено, для поощрения лучших рабочих, выдавать единовременно в их собственность полный плотничий инструмент. Во время жестоких морозов велено производить работы не на открытом воздухе, а в сараях, и для облегчения и ускорения дела положено в адмиралтействах иметь достаточное число необходимых машин, как то: кранов, шпилей и т. п. Для того, чтобы рабочие не имели необходимости прибегать к частному труду, им прибавили жалованье и улучшили одежду, заменив прежнюю, канифасную и равендуковую, суконным мундиром, отпускаемым ежегодно, на белье же и сапоги положили по 5 рублей в год.

Для установления лучшего порядка в производстве работ двум старшим корабельным мастерам присвоено звание «директоров»; одному из них поручено заведывание всеми кораблестроительными материалами, а другому распоряжение работами. Для составления чертежей и разбивки корабельных членов на плазе положено иметь шесть особых чиновников под названием «драфцманов». Корабельным мастерам и другим чинам по части кораблестроения признано необходимым прибавить жалованье и дать казенные квартиры натурой или квартирные деньги о той целью, чтобы эти лица «могли быть совершенно чужды корыстолюбия и всяких предосудительных видов, но руководствовались бы правилами чести, усердия и ревности к службе».

Находившаяся в числе мелочных портовых мастерских «компасная мастерская» улучшена, преобразована в отдельное учреждение – «мастерскую мореходных инструментов», и передана в ведение Адмиралтейского департамента. Эта перемена, весьма важная для безопасности плавания судов, сделана в видах улучшения достоинства отпущенно чужды корыстолюбия и всяких предосудительных видов, но руководствовались бы правилами чести, усердия и ревности к службе.

Сообразно географическому положению наших военных портов и местным их особенностям, Комитет полагал главным портом Балтийского корабельного флота сделать Ревель, «устроив его по образцу Тулона». Главным портом гребного флота оставить Роченсальмский, устроив в нем все необходимое для этой цели. В адмиралтействе Петербургском и в Кронштадтском канале решено производить постройку линейных судов; а в Архангельске, представляющем удобства для порта коммерческого, иметь только небольшой военный порт и адмиралтейство для постройки фрегатов и мелких судов. Балтийский же порт, «по причине своего уединенного положения и открытого рейда, признать неудобным». Для общего наблюдения над исправным содержанием балтийских портов и проектированием и производством необходимых в них сооружений в 1802 году учрежден был в С.-Петербурге «Комитет для поправления портов», экспедиции которого находились в портах С.-Петербургском, Кронштадтском и Ревельском. В ведение этого Комитета поступила и кронштадтская «контора канала Петра I».

Особенно полезной заслугой для флота была заботливость Комитета об улучшении печального положения штурманов и изменении порядка их судовой службы. «Штурманское звание представлял комитет, хотя по существу своему великой важности доведено до такого упадка, что добрые путесчислители во флоте совсем почти перевелись». Причиной этого было весьма недостаточное содержание штурманов и до крайности стесненное производство их в чины. То и другое Комитет нашел возможным улучшить значительным уменьшением штатного числа штурманов и изменением способа отправления на судах штурманской обязанности.

По существовавшему порядку все находившиеся на корабле штурмана разделялись на три вахты, и каждая из них, в свою очередь, вела шханечный (вахтенный) журнал и делала исчисления независимо одна от другой. Случалось, что при одинаковых в действительности данных результаты исчисления разных вахт получались различные. Для ведения возможно верного исчисления Комитет положил: на каждом судне иметь одного «старшего штурмана», отвечающего за точность исчисления данного пути, и трех подчиненных ему помощников, чередующихся по-вахтенно. Установление такого порядка дало возможность, более чем наполовину, уменьшить число штурманских чинов и оставшимся на службе значительно увеличить жалованье. С учреждением старших штурманов лучшим из них открылась возможность достижения более высоких чинов и, кроме того, в награду отлично служащих положено, по представлению командиров судов и флагманов, переводить во флотские офицеры. При уменьшении числа штурманов значительно уменьшено и число штурманских учеников; а оставшаяся из этого сумма обращена на улучшение хозяйственной и учебной части штурманских училищ, из которых при балтийском училище положено иметь 60 воспитанников для приготовления лоцманов.

К преподаваемым в штурманских училищах предметам: математике, навигации, астрономии, чистописанию, рисованию и черчению Комитет прибавил грамматику, риторику, логику, географию, историю и языки: английский, немецкий и шведский. Кроме того, желающим отличнейшим ученикам должна была преподаваться высшая математика, механика, гидравлика и начала физики. Заведывание всей штурманской частью, т. е. училищем, личным составом служащих штурманов, а также лоц-судами и лоцией положено поручить директору училища.

В штате петербургского и херсонского училищ корабельной архитектуры, приготовляющих корабельных мастеров, механиков, гидравликов и учителей, сделаны изменения, давшие возможность расширить курс учения, лучших учеников посылать для усовершенствования по своей специальности за границу и также назначать в плавание для изучения состояния корабля в море при различных обстоятельствах. Последнее представляло лучшее средство для верной практической оценки справедливости взглядов строителя и также для точного определения, какое влияние на каждое морское качество корабля имеют все особенности его корпуса, вооружения, распределения груза и парусности.

По дороговизне квартир в портах, всем офицерам назначены квартирные деньги, установлен более справедливый порядок баллотировки офицеров при производстве в чины; для улучшения управления флотскими чинами в каждом из портов назначен из флагманов «флотский начальник», при котором состояли эскадр-майор и два адъютанта. Для лучшего ведения судового хозяйства восстановлена, существовавшая при Петре I и Елизавете, должность «судового (корабельного) секретаря», и офицеру, исполнявшему ее, дано название «ревизора».

При комплектовании флота рекрутами положено принимать их от 10 до 25-летнего возраста, причем мальчиков от 10 до 15 лет принимали не более одной пятой части. Некоторые из этих мальчиков летом ходили на судах в звании юнг, а зимой учились грамоте, арифметике и компасу в штурманском училище; другие же распределялись по мастерским и заводам.

В Петербурге, на Охте, основан «Паноптический институт», в котором предполагалось обучать искусных мастеров по всем техническим морским работам и, таким образом, соединить в одном заведении всевозможные искусства и мастерства, необходимые для флота. Вначале в состав этого института поступила мастерская мореходных инструментов (впоследствии переведенная на Ижорские заводы) и заведены вновь мастерская корабельных инструментов, гвоздильный и бумажный заводы. К этому же заведению предполагалось присоединить типографию, парусную фабрику, такелажную, выделку кож, веревок, шитье для нижних чинов обуви и одежды, выделку шляп, помповую, токарную и столярную мастерские.

В Черноморском флоте учреждено «Депо карт», заведывавшее производством морских съемок на Черном и Азовском морях, хранением их карт, книг, чертежей, моделей судов и мореходных инструментов.

Морская медицинская часть, находившаяся в зависимости от Министерства внутренних дел, переведена в Морское министерство, причем улучшено положение врачей, сравненных по правам службы и пенсии с морскими офицерами; всей морской медицинской частью положено управлять генерал-штабс-доктору, подчиненному морскому министру.

Судовая музыка находилась тогда в самом печальном положении и состояла только из трубачей и литаврщиков, назначаемых по три человека на каждый корабль и по два на фрегат. «Сколь недостаточна и даже совратительна, – пишет комитет, – должна быть музыка из такого числа труб составленная, сие удобно всякому представить себе можно». Положено всех музыкантов соединить в одну школу и для обучения их иметь капельмейстера. В плавание же назначать только на корабль «начальствующего флотом» хор трубачей и «инструментальную» музыку, а на флагманские корабли – только хоры трубачей.

Преобразования Комитета коснулись и сухопутных войск, состоявших при морском ведомстве в числе двенадцати морских батальонов, не имевших необходимого единообразия в управлении и потому страдавших разными непорядками не только в военном отношении и дисциплине, но и во внутреннем управлении и хозяйственной части. Для устранения всех замеченных недостатков эти батальоны переформированы и четыре морские полка, из которых двум назначено быть в Кронштадте, одному в Ревеле и одному при Черноморском флоте.

Здесь перечислены только более важные изменения, проектированные Комитетом. Рассматривая деятельность Комитета, нельзя не заметить в общем, основном характере произведенных им преобразований сильных теоретически-кабинетных увлечений, не имевших под собой твердой практической почвы. Поэтому многие нововведения, полезные для службы, не могли перейти в жизнь, получить в ней дальнейшее правильное развитие и произвести общее усовершенствование служебной деятельности.

Комитет ограничился улучшением материального положения только некоторой части офицеров, не обратив внимания на вопиющую неприглядность их жизни в портах, не имевших ни клубов, ни библиотек. Но( еще больший недосмотр кратких новых правил явился в оставлении для нижних чинов бесчеловечного, доходящего до варварства, наказания линьками и даже кошками. На это можно заметить, что в то время, и даже несколько ранее, в среде наших моряков уже были люди, которые имели понятие о добрых качествах русского матроса: капитаны Салтанов и Крузенштерн, при выходе в море объявившие небывалое приказание – бросить линьки за борт, не раскаялись в этом, потому что судовая дисциплина и ход работы на их судах не только не пострадали, но много выиграли, не говоря уже о сохранении здоровья и бодрого духа нижних чинов.

Впоследствии, в порядках, установленных Комитетом, были произведены некоторые перемены, из которых важнейшие: передача фабрик и заводов из ведения Адмиралтейского департамента в ведение коллегии и некоторые изменения в распределении обязанностей экспедиций. Учрежденный при Интендантской экспедиции «Лесной департамент» передан в ведение Министерства финансов, на обязанность которого возложены и все распоряжения по заготовлению корабельных лесов; контрольные экспедиции, имевшие обязанность следить за правильностью всех подрядов и покупок и поставленные вне зависимости от Адмиралтейств-коллегий, оказались вполне несостоятельными и были упразднены; задуманный в самых широких размерах «Паноптический институт» далеко не достиг до предполагаемого развития и в 1818 году, после бывшего в здании его пожара, окончательно уничтожен, принеся казне более полумиллиона рублей убытка.

Произведенные Комитетом преобразования могли бы принести флоту большую пользу, если бы политические обстоятельства благоприятствовали их систематическому, спокойному развитию и во главе морского управления стояли бы люди, желавшие и способные внимательно следить за ходом этого развития, помогать ему и направлять его должным образом. Но в настоящем случае этого не было: творец этих преобразований Чичагов, бывший одним из основных деятелей Комитета и возглавлявший фактически морское министерство, способный создать широкий, блестящий план, не обладал качествами, необходимыми для практического осуществления своих проектов. Ему недоставало терпения и той кропотливой, неутомимой наблюдательности, которая требуется при введении в практическую жизнь всякого серьезного нововведения, наконец, главное, ему, по воспитанию и духу англичанину, недоставало знания русского народа.

Приступив к делу с горячей энергией, он скоро, видимо, утомился и охладел к нему; а преемник его маркиз де-Траверсе, вступивший в управление министерством в 1809 году, не сочувствуя нововведениям Чичагова, старался не об укоренении их и развитии, а об изменении или уничтожении. Кроме этого, наступление военного времени, продолжавшегося целое десятилетие, и затем международные конгрессы, отвлекавшие внимание правительства от флота, вместо ожидаемого высокого поднятия его привели к печальному продолжительному застою.

В первые годы XIX века ежегодно происходили служебные и обычные практические плавания и иногда, под видом последних, высылались отдельные эскадры с политическими целями. Так например, когда французы, несмотря на условленный нейтралитет Южной Италии, заняли Отранто и Бриндизи, часть наших сухопутных и морских войск, находившихся в Неаполе, в 1802 году переведена была в Корфу на зафрахтованных купеческих судах, конвоируемых двумя военными фрегатами.

В том же году в Балтийское море, под начальством вице-адмирала Симанского, выходила в практическое плавание эскадра из 11 вымпелов (7 кораблей, 2 фрегата, 2 катера) и 3 фрегата с гардемаринами под начальством капитан-командора Мясоедова; а в Финском заливе в продолжение двух месяцев плавали 33 судна гребной флотилии (30 канонерских лодок и 3 пловучие батареи) и на озере Саймо 2 канонерские лодки.

В начале 1803 года тревожные дипломатические столкновения между Англией и Францией, закончившиеся 6 мая объявлением войны, возбудили у нас сильные опасения, заставившие в марте месяце озаботиться укреплением Ревеля и приготовлением находившейся в этом порту эскадры адмирала Тета (9 кораблей, 1 фрегат, 3 мелкие судна); но, в конце апреля, по получении успокоительных сведений, наша морская деятельность ограничилась только высылкой из Ревеля и Кронштадта крейсеров для наблюдения в Финском заливе и в половине мая – выходом эскадры Тета в практическое плавание.

7 июня 1804 года Александр I посетил в Кронштадте флот и после исполнения примерного сражения отпустил его в море, под начальством вице-адмирала Кроуна, в числе 19 судов (10 кораблей, 5 фрегатов, 3 катера, 1 люгер). Кроуну назначалось крейсеровать в Балтийском море не далее Борнгольма; а части его эскадры из 6 судов (3 корабля, 2 фрегата, 1 катер), под начальством контр-адмирала Ломена, повелено следовать «для экзерциции» в Немецкое море до Догер-банки и, не заходя ни в один иностранный порт, возвратиться в половине сентября.

Плавания Кроуна и Ломена были очень бурные: многие суда потерпели значительные повреждения, один катер потерял обе мачты, а флагманский корабль Кроуна для исправления должен был итти в Копенгаген, а оттуда возвратиться в Кронштадт. Отряд же Ломена, простояв за свежими противными ветрами три недели в Категате, выйдя в Немецкое море, встретил жестокие штормы, заставившие его, по причине значительных повреждений судов, возвратиться в Кронштадт. О действительной трудности этого плавания и хорошем управлении судами свидетельствуют благодарности «за исправное управление», полученные Ломеном и некоторыми из командиров судов его отряда.

В июне 1805 года, когда уже война не была тайной и у нас готовились к перевозу десанта в шведскую Померанию, послан был в практическое плавание с отрядом капитан-командор Трескин, которому предписывалось, для проверки карт, сделать промер между мысом Гобург и южной оконечностью острова Эланда, где предстояло проходить нашей эскадре с десантом.

Деятельность Черноморского флота ограничивалась в эти годы высылкой большего или меньшего числа судов в практическое плавание, в котором, например, летом 1802 г., находилось 5 кораблей, 2 фрегата и 2 мелких судна; кроме того, крейсеры плавали у восточного берега и происходили обычные посылки судов как к этому берегу, так и на Дунай для сообщения с тамошними портами и гребной флотилией.

Чтобы получить возможно ясное понятие о характере и значении военно-морской деятельности в первую четверть XIX века, необходимо сначала ознакомиться с общим ходом войн этого периода и потом уже сказать, где и какое участие принимали в этих воинах наши морские силы.

Мир, установившийся в Европе к началу XIX века, продолжался недолго: неисполнение Наполеоном обязательств Амиенского трактата заставило Англию в 1803 году объявить Франции войну; а захваты чужих владений ничем не стеснявшегося Бонапарта возбудили общие опасения всех европейских государств. Французские войска занимали уже значительную часть Италии, Геную, Швейцарию, Голландию, Ганновер, Гамбург и наложили контрибуцию на другие ганзейские города. Вторжение в Северную Германию угрожало Дании и даже Пруссии, несмотря на то, что она очень заботилась о снискании расположения правителя Франции. Австрия опасалась окончательной потери Италии, а Россия, хотя и более других отдаленная, не могла не видеть, что в недалеком будущем господство Франции в Зунде и на Босфоре угрожает стеснением свободы действий нашего флота и подчинением русской морской торговли интересам Бонапарта.

Под угрозой подобных опасений, для противодействия завоевательным стремлениям правителя Франции, принявшего под именем Наполеона I императорский титул, в 1805 году образовалась коалиция [30] из России, Австрии, Англии и Швеции. Австрийцы, начавшие военные действия, не дождавшись прибытия наших войск, потеряли свою армию при Ульме, и Наполеон овладел Веной. Русские, успевшие только отправить десантный корпус в шведскую Померанию и усилить свои морские и сухопутные силы в Корфу, после нескольких кровопролитных сражений, после соединения с австрийцами, в ноябре 1805 года потерпели поражение под Аустерлицем. Австрия принуждена была по Пресбургскому миру уступить Франции Венецианскую область с Далмацией и Бокко-ди-Катаро, согласиться на низвержение неаполитанской династии и, кроме того, часть своих владений отдать союзникам Наполеона.

Коалиция распалась, и Англия, а также и Александр, не терявший надежды на умиротворение Европы, открыли переговоры с Наполеоном. Англия в этом отношении не имела успеха, а русский поверенный в делах Убри хотя и заключил 8 июля 1806 г. мирный трактат, но он не был ратифицирован Александром I «как не совместный с достоинством России». Таким образом, в 1806 году военные действия наши с французами ограничивались Ионическими островами и Далмацией, где действовала эскадра под начальством вице-адмирала Сенявина.

Между тем самовластие Наполеона быстро изменяло политическое положение европейских государств. Братья французского императора сделались королями, родственники, маршалы и другие сановники получили владения и соответствующие им титулы, и вместо уничтожавшейся Римской или Германской империи образовался, под протекторатом Наполеона, Рейнский союз.

Союзница Франции – Пруссия, после поражения Австрии получившая от Наполеона Ганновер, поставлена была им в такое тяжелое и оскорбительное подчинение, которое осенью 1806 г. привело ее к войне с Францией. Пруссия повторила роковую ошибку Австрии, открыв военные действия ранее прибытия к ней на помощь русских войск и не дождавшись окончания переговоров с Англией, Австрией и Швецией о составлении новой коалиции. Наполеон, разгромив пруссаков при Иене и Ауерштедте, овладел Берлином и занял большую часть королевства, а король Фридрих-Вильгельм, у которого остались только северные приморские провинции, принужден был переехать в Мемель.

Упорные кровопролитные битвы французов с подошедшими на помощь Пруссии русскими при Пултуске, Голымине и особенно при Прейсиш-Эйлау показали Наполеону, какого грозного противника он имел в лице России, и это убеждение, а также и потери, понесенные в последних битвах его армией, заставили Наполеона, после выигранного им сражения при Фридланде, искать мира. В 1807 году произошло свидание обоих императоров в Тильзите, где 25 июня заключен был мирный трактат, изменивший вновь политику России. [31] Коалиция разрушилась, и союзники остановили свою военную деятельность. Прибывшие для совместного действия с нашим десантным корпусом двадцать тысяч англичан и шведский корпус под предводительством самого короля, готовящегося двинуться к Кольбергу, должны были отступить. Следствия Тильзитского мира и последовавшего за ним в 1808 году Эрфуртского свидания императоров имели для России чрезвычайную важность. Хотя она и приобрела Белостокскую область, но выгода от этого приобретения уничтожилась образованием из отнятых у Пруссии провинций враждебного России герцогства Варшавского, передачей в полное владение Франции созданной Россией Ионической республики и принятым обязательством действовать во всякой войне, на суше и на море, вместе с Францией. Такой тесный союз совершенно вовлекал Александра в водоворот Наполеоновской политики. Подчиняясь влиянию Наполеона, Россия теряла свою самостоятельность, его враги делались нашими, и, находясь в таком положении, Александр, не окончив войн на юге с Турцией и Персией, поставлен был в необходимость начать на севере враждебные действия против Англии и Швеции.

Но несмотря на строгое соблюдение Александром условий союза, вскоре после Тильзитского мира начались постоянно возрастающие и обостряющиеся дипломатические столкновения между Россией и Францией. Наполеон, требовавший от Александра строгого исполнения выгодных для себя статей трактата, сам обыкновенно медлил исполнением или вовсе не исполнял условленных обязательств, выгодных для его союзника. Иногда же и выгоды, полученные от союза с Наполеоном, перевешивались вновь создаваемыми им невыгодами. Например в 1809 году, двинувшая свои войска на помощь Наполеону против австрийцев Россия получила при заключении мира Тарнопольскую область в Восточной Галиции, но в то же время взятыми от Австрии землями было значительно увеличено враждебное нам герцогство Варшавское. Это и многие другие действия Наполеона в 1812 году привели к отечественной войне.

Война с французами отразилась и на отношении пограничных с нами на юге государств, Турции и Персии. По внушению Наполеона, обнадежившего султана возможностью возвращения Крыма, турецкое правительство видимо начало искать предлогов к возбуждению войны. Так, в 1804 году, в прямое нарушение Ясского трактата 1791 года, без согласия России были сменены неугодные Наполеону господари Молдавии и Валахии, и Россия, получившая неудовлетворительный ответ на свой протест Порте по поводу этого и других обстоятельств, принуждена была открыть враждебные действия против Турции. Войска наши, овладев крепостями Хотин и Бендеры, заняли Дунайские княжества; отряд Черноморского флота в 1807 году взял крепость Анапу, а действующая со стороны Архипелага эскадра Сенявина, нанеся поражение турецкому флоту у Дарданельского пролива и при Афонской горе и блокируя Дарданеллы, препятствовала подвозу в Константинополь съестных припасов. Взбунтовавшиеся янычары свергнули султана Селима III и возвели на престол брата его Мустафу IV, после которого в скором времени вступил на престол Махмут.

Тревожное состояние Турции и война с Францией привели Россию к заключению с Турцией перемирия, с августа 1807 по март 1808 года, в действительности продолжавшегося, по политическим обстоятельствам, еще целый год. Военные действия возобновились только весной 1809 года, когда Турция, заключившая союзный трактат с Англией, в надежде на могущественную ее помощь, получила полную уверенность в успехе.

Но надежды эти не оправдались: сначала война продолжалась с переменным счастьем, но в 1809 году взяты были русскими приморские турецкие укрепления при Кюстенжи, Мангалии и Коварне, по Дунаю – Мачин, Гирсов и сильные крепости Измаил и Браилов. В мае 1810 года покорилась Силистрия, и в августе под Батином на Дунае турецкая армия была разбита наголову М. И. Кутузовым. Наконец, в октябре 1811 года, по овладении у Рущука лагерем великого визиря и тесном обложении его армии, приступлено было к переговорам, которые, несмотря на настоятельные убеждения Наполеона о продолжении войны, 16 мая 1812 года окончились Бухарестским миром, отдавшим России Бессарабию с крепостями Измаил, Килия и Аккерман, придвинувшим наши границы к реке Пруту и открывшим для русских судов свободное плавание по Днестру и Дунаю. Заключение этого мира позволило обратить действующие в Турции войска против великой армии Наполеона, приближающейся к нашей границе.

К 90-ым годам XVIII века наши войска, занимая Грузию и соседние с ней владения, уже выдвинулись на берега Каспийского моря и перешли через реку Араке, но после смерти Екатерины военные действия были прекращены, и войска возвратились в Россию.

Присоединение Грузии, вступившей в 1801 году в подданство России, требовало прочного утверждения нашего на Кавказе и логически повело к покорению мелких владений, лежащих между Грузией и Персией. Естественными нашими границами с этой стороны, по мнению главнокомандующего на Кавказе князя Цицианова, были река Араке и Каспийское море. Но кроме этого, приобретение западного берега Каспийского моря было необходимо для охранения и развития нашей морской каспийской торговли. Первое столкновение русских с персами произошло в 1804 году в Эриванской области. В 1805 году присоединение к России некоторых местностей, считавшихся в зависимости от Персии, и также внушения щедрого на обещания Наполеона, обнадежившего шаха в присылке пяти тысяч французских войск, вызвали со стороны Персии открытые враждебные действия. Усиление влияния России на Кавказе и заключение мира с Турцией не помешали персиянам продолжать войну уже под влиянием англичан, офицеры которых, несмотря на союз, заключенный Англией с Россией, оставались в персидских действующих войсках. Наконец, в октябре 1812 года при Абландусе на реке Араке генерал Котляревский разбил наголову армию под предводительством Абас-Мирзы и 1 января 1813 года, после кровопролитнейшего штурма, с помощью судов Каспийской флотилии овладел крепостью Ленкорань. Такие чувствительные поражения заставили персиян прекратить войну, и 12 октября 1813 года в Гюлистане был заключен выгодный для России мир, по которому все занятые нашими войсками земли Персия признавала во владении России; купеческим судам обеих держав оставлено прежнее право свободного плавания по Каспийскому морю, но из военных судов, так же как было до войны, исключительное право на плавание в этом море предоставлялось только одним русским.

Таким образом, по окончании этой войны в бесспорное владение России поступил весь западный берег Каспийского моря до Астары.

Во всех войнах первой четверти XIX века главными деятелями были сухопутные армии, а на долю флота доставалась второстепенная роль, ограничивавшаяся отдельными действиями на разных морях, зависевшими от общего хода войны. Так как при начале военных действий преобразования, принятые по морскому ведомству, только что начались: старое разрушалось, а нововведения не успели дать ожидаемых от них выгод, то флот хотя и встретил войну в прежнем состоянии, которое самим правительством признано было «мнимым», но однакоже, в большинстве случаев, наши моряки сумели поддержать честь русского флота.

В материальном отношении в нашем тогдашнем флоте было действительно не мало недостатков, начиная с состояния кораблей, списочное число которых далеко превышало численность судов, способных выйти без опасности в отдаленное плавание, но в наличном составе моряков сохранялось еще живое воспоминание о недавних славных морских битвах и о подвигах эскадры Ушакова. Масса русских моряков и при возникновении войн начала XIX века проникнута была привычным победным духом, а воспользоваться им и своевременно употребить его в дело зависело уже от энергии и способностей начальников. Это показали наступившие войны, в продолжение которых было не мало блистательных подвигов; а если и случалась печальная неуспешность, то она прямо происходила от недостатка энергии начальников или от внешних посторонних причин, неблагоприятно влиявших на их действия.

При объявлении войны 1805 года с французами деятельность Балтийского флота началась перевозкой значительного десанта в шведскую Померанию. При образовании Австрией, Россией, Англией и Швецией коалиции против Наполеона на помощь австрийцам двинулись две наши армии и, кроме того, предполагалось сделать сильную диверсию в Северную Германию. С этой целью, при выступлении из Булонского лагеря собранных там французских войск, англичане должны были высадить десант на берега Эльбы и Везера, а соединенному корпусу из русских и шведских войск, под начальством шведского короля Густава IV, предстояло действовать со стороны шведской Померании.

Для перевоза десантных войск из Кронштадта и частью из Риги и Ревеля в шведскую Померанию, к острову Ругену, назначена была, под начальством адмирала Тета, эскадра из 11 кораблей, 10 фрегатов и 8 мелких судов, к которым присоединилось около 100 наемных купеческих. 18-тысячный десантный корпус, под начальством генерал-лейтенанта графа И. А. Толстого, состоял из пехоты, кавалерии и артиллерии, при которых находилось 2 тысячи лошадей с необходимым для них фуражом и также восьмимесячным провиантом для людей. На всех судах, назначенных для десанта, устроены были нары для солдат и стойла для лошадей и, кроме того, на военных кораблях и фрегатах сняты орудия со всех деков, за исключением верхних. На 100-пушечных кораблях помещалось около 1500 чел. десанта, на 74-пушечных до 1000 и на 64-пушечных от 650 до 750 чел.

Для предстоящего перехода эскадра разделена была на три части, выходившие из Кронштадта через день одна после другой; наемные суда, также в нескольких отделениях, шли под конвоем и наблюдением мелких военных судов. Секретным рескриптом адмиралу Тету предписывалось, кроме перевозки десанта, в случае открытия Пруссией враждебных действий, для отвлечения сил блокировать порты и наносить возможный вред ее морской торговле, чего, однакоже, по последовавшим политическим обстоятельствам не потребовалось.

В исходе сентября и начале октября военные суда, по высадке десанта у о. Ругена, тотчас же возвращались к своим портам, а на нескольких наемных судах, следуя движению корпуса графа Толстого, провиант перевезен был в Любек. Плавание эскадры Тета, при свежих осенних ветрах и штормах, было до того трудное, что несколько судов, по значительности полученных на пути повреждений, в эту осень не могли возвратиться к своим портам и для исправления остались зимовать в иностранных: два корабля, лишившиеся рулей, – в Копенгагене, корабль и фрегат – в Карлскроне, фрегат – в Данциге, и 3 мелких судна – в шведской Померании. Военный катер Диспач разбился у Ругена и около 30 наемных судов на пути из Кронштадта погибли с нагруженным на них провиантом и частью людей. При наступившей ранней зиме судам, возвратившимся в Кронштадт в октябре и ноябре месяцах, для входа в гавани пришлось по рейду прорубаться через лед. Зафрахтованные купеческие суда, отправлявшиеся в октябре месяце с провиантом для десантного корпуса, также для выхода в море прорубались через лед и только в ноябре, из-за невозможности выйти, осталось в Кронштадте до 50 таких судов.

Повреждения, полученные во время плавания судами эскадры Тета, прямо указывали на слабость судовых корпусов и рангоута. Так например, на стопушечном корабле, спущенном только в 1800 году, посла двух выдержанных им штормов оказалось «довольное ослабление» во всех скреплениях, треснуло и поломалось до 40 книц, от движения палуб в них ослабла конопать, «а у ватер-вельсов кругом совсем вывалилась». У другого корабля во время шторма снесло грот и фор-стеньги, лопнуло несколько готовых вант, тронулись болты вант-путеней, кницы и бимсы «пришли в движение», в час воды прибывало до 10 дюймов и пр. Было не мало повреждений и на других судах, но несмотря на это все они дошли благополучно до мест своего назначения. Два корабля – стопушечный и 74-пушечный, стоявшие у о. Ругена, при сильном шторме сдрейфовало на малую глубину, ударами о грунт у них вышибло и изломало рули. Корабельными средствами, тут же, из бухт каната, скрепленных шкалами, и пушечных станков у обоих кораблей сделаны были искусственные рули, с помощью которых они, конвоируемые другими судами, благополучно дошли до Копенгагена. Подобные, сравнительно успешные переходы судов и выходящие из ряда обыкновенных случаи повреждений ясно показывают, что плавания, бывшие ранее, оставили добрые следы и что и в это время в нашем флоте было много практически сведущих, хороших моряков.

По освобождении Ионических островов от французов адмиралом Ушаковым и по учреждении Ионической республики, вскоре начались там такие несогласия и беспорядки в делах управления, что для прекращения их признано было необходимым послать в Корфу со стороны России уполномоченного графа Моцениго и усилить наши военные силы. С этой целью, и ввиду возможности войны с Францией, к перевезенным, в 1802 году, войскам из Неаполя в 1804 г. выслана была из Севастополя целая пехотная дивизия, под начальством генерал-майора Анрепа, и некоторые из судов, перевозивших ее, оставлены в Корфу для усиления эскадры Сорокина. Наконец, в том же году пришли из Кронштадта два корабля и два фрегата под начальством капитан-командора Грейга, которому Сорокин и передал командование над всей эскадрой, состоявшей из 5 кораблей, 4 фрегатов и 8 мелких судов: катеров и бригов.

В ноябре 1805 года, когда французские войска стали угрожать Неаполю и когда в помощь генералу Ласси, начальствовавшему неаполитанскими войсками и находившимся там русским отрядом, послан был из Мальты отряд английских войск, из Корфу на судах эскадры Грейга перевезена была в Неаполь дивизия Анрепа. Задержанные долго на пути противными ветрами русская и английская эскадры простояли в Неаполе до января 1806 года и должны были оставить его по изменившимся политическим обстоятельствам: англичане пошли в Сицилию, а русская эскадра отправилась в Корфу. Причиной оставления Неаполя был Пресбургский трактат, по которому неаполитанская королевская династия была низложена, и Австрия признала Иосифа, брата Наполеона, королем обеих Сицилии.

Для защиты Ионической республики от французов и недопущения их утвердиться на берегах Адриатического моря и во владениях Турции, осенью 1805 года из Кронштадта была отправлена эскадра (5 кораблей и 1 фрегат) под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина, с назначением его главнокомандующим в Средиземном море всеми русскими морскими и сухопутными силами. Отмеченный еще Потемкиным за свои выдающиеся способности и энергичную деятельность, Сенявин под начальством Ушакова участвовал в его победах над турками в Черном море и был одним из видных деятелей при освобождении от французов Ионических островов.

Выйдя 10 сентября из Кронштадта, эскадра Сенявина зашла в Портсмут для исправления повреждений, оказавшихся на судах во время перехода, и для запаса всего необходимого к дальнейшему плаванию. По выходе из Портсмута, успешно избежав встречи с поджидавшим эскадру в океане французским флотом, Сенявин 18 января 1806 года благополучно прибыл в Корфу. По принятии от Грейга начальства над, морскими силами и от генерала Ласси над сухопутными, адмирал получил в свое распоряжение эскадру из 44 вымпелов (10 кораблей, 5 фрегатов, 6 корветов, 7 бригов, 2 шебеки, 12 канонерских лодок и 2 транспорта), имевших в сложности около 1200 орудий и до 8 тысяч экипажа и, кроме того, до 12 тысяч человек сухопутных войск.

Для предстоящих береговых военных действий Сенявин удержал у себя большую часть войск Ласси, уже получивших повеление возвратиться в Россию, и вместе с тем решил воспользоваться содействием славянских племен Катарской области и Черной горы. Посланный к ним с отрядом судов для переговоров капитан 1 ранга Белли успел склонить их соединиться с русскими, и до 12 тысяч отважных воинов-охотников, бокезцов и, черногорцев, увеличили число наших сухопутных войск. Австрийцы, обязанные по пресбургскому договору передать крепости Бокка-ди-Катаро и Кастель-Ново французам, передали их капитану Белли, и область Катарская и Черногория отдались под покровительство России. Ими в несколько дней было снаряжено на собственный счет до 30 судов, имевших от 8 до 20 пушек; по малочисленности мелких судов при флоте это представляло ему значительную помощь.

После Сенявин отправил Белли с отрядом (3 корабля, 2 фрегата и 3 мелких судна) занять острова, лежащие у Далматинского берега, и затем явился туда и сам с эскадрой; крепость на острове Курцало была занята русскими, и французы, оставив острова, перешли на материк.

Узнав, что австрийцы, сделавшиеся союзниками французов, задержали в Триесте до 20 коммерческих судов под русским флагом, Сенявин с тремя кораблями и фрегатом немедленно явился в Триест и расположил свою эскадру под батареями города. Комендант Триеста австрийский фельдмаршал-лейтенант Цах, прислав своего адъютанта поздравить адмирала с прибытием, просил, на основании существующего императорского повеления, отодвинуть суда от крепости на пушечный выстрел. Сенявин отвечал на это: «Стреляйте! я увижу, где ваши ядра лягут и где мне должно будет встать». Австрийцы начали переговоры, но наши корабль Петр и фрегат Венус втянулись в самую гавань, и адмирал, потребовав освобождения задержанных судов, заявил, что в случае неисполнения его требования он через час начнет бомбардировать город. Австрийские власти, уверенные, что энергичный Сенявин приведет в исполнение свою угрозу, поспешили отпустить задержанные суда.

Французы вошли во владения нейтральной Рагузинской республики и, заняв Рагузы (Старую и Новую), объявили, что не выйдут до тех пор, покуда русские не оставят Катаро и Корфу, а русская эскадра не удалится от берегов Далмации.

В мае 1806 года Сенявин, присоединив к своим войскам черногорцев, напал на Рагузу с моря и с берега и несколькими успешными, кровопролитными сражениями очистил от французов владения республики, за исключением укреплений Новой Рагузы, в которой, несмотря на энергичную осаду, удержался французский гарнизон. Во время пребывания нашего флота у берегов Далмации было и на море много стычек с неприятельскими мелкими судами, из которых несколько было захвачено нашими крейсерами в плен.

Такие успешные действия в близком будущем уже обещали полную победу над неприятелем, как, вследствие трактата, заключенного Убри, получено было повеление прекратить военные действия и сдать Катарскую область австрийцам, для передачи ее французам.

Сенявин решился, принимая на себя большую ответственность, замедлить исполнение повеления. Он, посоветовав жителям отправить депутацию к Александру I, сказал: «Будем надеяться на его милосердие, а в ожидании ответа я не оставлю вас». Объявив начальнику французских войск, что он не сдаст области до получения ответа государя на просьбу жителей, остановил военные действия. На этот раз самоотверженность Сенявина оправдалась блистательным образом: трактат Убри не был ратифицирован государем, и 26 августа адмирал получил повеление о продолжении военных действий.

Отправив отряд из 5 судов (4 корабля и 1 фрегат) под начальством контр-адмирала Сорокина для блокирования портов Рагузы, сам Сенявин с сухопутными войсками, после нескольких жарких стычек, принудил французов очистить рагузинские владения и укрыться в крепости Старой Рагузы. Затем, отправясь к далматскому прибрежью, адмирал, после обстреливания с кораблей укреплений, находящихся на островах Курцало и Брацца, высадив десант, овладел этими укреплениями. Во время приготовления к нападению на сильно укрепленный остров Лезино, получив известие об угрожающем движении Али-паши Янинского и взятии им города Превезы, Сенявин разорил взятые на Браццо укрепления и возвратился к Курцало, оставив у Браццо бриг Александр под командой лейтенанта Скаловского.

По удалении эскадры, этот бриг был атакован вышедшими из Спалатро пятью неприятельскими судами: тартаною, канонерскими лодками, имевшими, кроме меньших орудий, по две 18-фунтовых пушки, и требакой; но Скаловский, имевший на бриге пушки только 4-фунтового калибра, молодецки отразил нападение; подпустив французов на близкий картечный выстрел, он открыл по ним жестокий огонь и при наступившем штиле, поворачивая бриг помощью барказа, так успешно отстреливался, что после трехчасового боя принудил французов к отступлению. На тартане была сбита грот-мачта, одна канонерская лодка потоплена со всеми людьми, а остальные суда отступили с большим уроном и с такими повреждениями, что могли дойти до Спалатро только при помощи высланных им навстречу гребных судов. На бриге же корпус, паруса и такелаж сильно пострадали от неприятельских выстрелов, но убитых было только 5 человек.

По возвращении в Бокка-ди-Катаро, адмирал нашел там присланный из Балтийского моря для усиления его эскадры отряд из 8 судов (5 кораблей, корвет, шлюп и катер) под начальством капитан-командора Игнатьева и, получив известие о разрыве с Турцией, поспешил собрать свои силы к Корфу.

Инструкцией морского министра Сенявину предписывалось, при содействии находящейся в Архипелаге союзной английской эскадры, прорваться через Дарданельский пролив и сделать нападение на столицу Турции. Оставив в Корфу для защиты Ионических островов часть сухопутных войск и несколько судов и у берегов Далмации и Катарской области крейсерские отряды под командой капитан-командора Баратынского, которого главное местопребывание назначил на островах Курцало и Браццо, Сенявин 10 февраля 1807 года вышел из Корфу к Дарданеллам с эскадрой из 10 судов (8 кораблей, фрегат и шлюп), на которой находился десант: два батальона сухопутных войск и около 300 стрелков. Греки присоединили к эскадре Сенявина до 20 хорошо вооруженных судов, имевших от 10 до 26 пушек. Находясь при нашей эскадре, суда эти, принося значительную пользу, исполняли поручаемую им службу с полной готовностью и усердием. Сенявин объявил в прокламации жителям Архипелага, что они приняты под покровительство России, а порты на материке и большие острова, как Кандия, Негропонт, Хио и другие, занятые турецкими гарнизонами, признаны неприятельскими.

При соединении с английской эскадрой у острова Тенедоса адмирал узнал, что англичане только три дня как возвратились из Константинополя. Начальствующий их эскадрой вице-адмирал Дукворт, по требованию английского посланника в Турции Эрбутнота, не дождавшись прибытия Сенявина, с небольшой потерей (до 40 человек убитых и до 100 раненых) прошел Дарданеллы, при выходе в Мраморное море уничтожил 13 турецких судов (1 корабль, 4 фрегата, 4 корвета, 1 бриг и 3 канонерских лодки), стоявших у Нагара-Бурну, и явился в Константинополе перед стенами сераля.

Эрбутнот потребовал высылки из столицы агента Наполеона генерала Себастьяни, возвращения удалившегося русского посла Италийского, возобновления трактатов, заключенных Турцией с Англией и Россией, и свободного прохода через проливы английским кораблям. Вместо настоятельного требования немедленного ответа, под угрозой бомбардировки города, как сделал Сенявин в Триесте, Эрбутнот, удалив эскадру к Принцевым островам, вступил в переговоры, затягиваемые умышленно турками. Между тем, по совету Себастиани, спешно вооружались укрепления столицы и Дарданелл, и по прошествии десяти дней, проведенных в переговорах, английский адмирал должен был думать уже не о нападении на столицу, а о спасении своей эскадры и торопиться возвращением в Архипелаг. Турки так успешно сумели воспользоваться недогадливостью англичан, что теперь, при обратном проходе Дарданеллами, эскадра потеряла уже до 600 человек убитыми. После такой неудачи Дукворт, несмотря на настоятельные представления Сенявина, не соглашался возобновить попытку прорыва через Дарданеллы, хотя наш адмирал уже не требовал содействия всей английской эскадры, а просил только нескольких из ее судов.

Отказ Дукворта заставил Сенявина ограничиться исключительно тесной блокадой Дарданелл. Для чего он, чтобы иметь удобную и близкую к проливу стоянку для судов эскадры, решился занять остров Тенедос. По обстреливании с судов берега и крепости, последняя, после упорного сопротивления, 1 марта сдалась свезенному десанту.

Для отнятия Тенедоса из Дарданелл вышел турецкий флот (8 кораблей, 6 фрегатов, 6 легких судов и 50 лансонов и канонерских лодок), несравненно сильнейший эскадры Сенявина (10 кораблей и фрегат). Начальствовал флотом капитан-паша Сеид-Али, храбро сражавшийся против Ушакова в 1791 году. Отраженный с уроном от Тенедоса Сеид-Али, у самого входа в Дарданеллы, был (10 мая) атакован Сенявиным, и после двухчасового сражения турецкий флот, сильно потерпевший от огня нашей артиллерии, принужден был укрыться в проливе. В этом сражении во время преследования неприятеля нашим судам приходилось сражаться на самом близком расстоянии и часто на оба борта. В числе убитых при Дарданеллах был капитан-командор Игнатьев. Тесная блокада столицы Турции была одной из причин восстания в Константинополе и свержения с престола султана Селима III.

Не показывавшийся после поражения своего в продолжение целого месяца турецкий флот наконец решился снова выйти в Архипелаг. Оставив для защиты Тенедсса фрегат и три мелких судна, Сенявин с 10 кораблями отправился отыскивать неприятеля и 19 июня встретил его близ острова Лемноса. Турецкая эскадра, состоявшая из 10 кораблей, 5 фрегатов, 3 шлюпок и 2 бригов, построясь в боевой порядок, начала перестрелку. Наши суда, не отвечая на нее, в молчании приближались к туркам и, только подойдя на картечный выстрел, открыли жестокий огонь. По приказанию адмирала каждый флагманский турецкий корабль был атакован двумя нашими; а сам Сенявин, имевший флаг на корабле Твердый, повел атаку на авангард и огнем своей артиллерии заставил передовой турецкий корабль лечь в дрейф, чем привел в беспорядок всю неприятельскую линию. Одушевленные примером начальника, подчиненные старались превзойти друг друга: сражение распространилось по всей линии, некоторые корабли сражались на расстоянии пистолетного выстрела и исправляли свои повреждения, не прекращая боя; так например, П. М. Рожнов, командовавший кораблем Селафаил, в самом пылу сражения, под сильным картечным огнем переменил марса-рею. Благодаря успешному действию артиллерии и искусному маневрированию наших судов, через три с половиной часа от начала боя сильно пострадавший турецкий флот направился к Афонской горе. Стихнувший ветер заставил прекратить сражение; но адмирал, заметив отставшие от неприятельской эскадры 2 корабля и 2 фрегата, послал в атаку на них 3 корабля под начальством контр-адмирала Грейга. При этом нападении один 90-пушечный турецкий корабль Сед-ель-бахр, под флагом первого адмирала, был взят в плен, другой корабль и оба фрегата выбросились на мель в заливе Монте-Санта и, по свозе команды на берег, были сожжены самими турками. Этим не ограничилась потеря неприятеля в Афонском сражении: сильно пострадавшие от огня нашей артиллерии корабль и фрегат не могли держаться в море и были сожжены самими турками у острова Тино, а два фрегата потонули у острова Самотраки. О размерах потери турок в людях можно судить потому, что на взятом в плен корабле из 800 человек команды 230 было убито и 160 ранено. Наши корабли также значительно пострадали в корпусе и рангоуте, но общее число убитых и раненых на всех судах эскадры не превышало 200 человек. В числе убитых в Афонском сражении был командир корабля Рафаил, капитан 1 ранга Лукин, славившийся своей необыкновенной силой.

Известие об опасном положении гарнизона крепости на острове Тенедосе, атакованной сильным турецким десантом, заставило Сенявина, вместо преследования разбитого неприятельского флота, спешить к Тенедосу. Избегая кровопролития, адмирал, указав начальнику турецких войск на превосходство наших сил, убедил его удалиться без боя на ближайший берег, оставя крепость и остров в нашем владении.

Англичане, не оказывавшие до сих пор никакого содействия Сенявину, теперь условились общими силами сделать нападение на турецкий флот, стоящий в Дарданеллах; но полученное известие о заключении Россией в Тильзите мира с Францией и перемирие с Турцией остановили это намерение. Неизбежным последствием союза с Францией было присоединение России к континентальной блокаде, заставившее ожидать скорого разрыва с Англией, при котором положение нашей эскадры в Архипелаге делалось крайне опасным.

Продолжительное перемирие с Турцией делало пребывание Сенявина у Дарданелл уже ненужным: он поспешил стянуть свои силы к Корфу, где и получил повеление отправить к русским портам находящиеся под его начальством суда. Во исполнение этого, судам, принадлежавшим к Черноморскому флоту (5 кораблей, 4 фрегата, 4 корвета и 4 брига) и также 20 призовым судам, под начальством капитан-командора Салтанова, велено было итти в Севастополь; судам отряда капитан-командора Баратынского (3 корабля, 1 фрегат и 1 бриг), находившимся тогда в Венеции, – немедленно следовать в Балтику; а сам Сенявин, сдав французам Ионические острова, вышел из Корфу 19 сентября и с эскадрой из 13 судов (10 кораблей, 2 фрегата и 1 бриг) направился к выходу из Средиземного моря.

8 октября эскадра прошла Гибралтарским проливом и, не заходя в порт Гибралтар, вышла в Атлантический океан, где в продолжение трех недель ей пришлось бороться с жестокими противными ветрами: многие суда получили опасные повреждения, команды изнурились до крайности почти беспрерывными, тяжелыми работами.

При таком положении эскадры и при возможности неприязненной встречи с англичанами Сенявин решился 28 октября 1807 г. войти в Лиссабон. Через два дня французские войска, под начальством генерала Жюно, заняли столицу Португалии, и правитель королевства принц-регент спешил отправиться в Бразилию. Появление перед Лиссабоном эскадры союзников Франции возбудило опасение, что русские воспрепятствуют отъезду принца. С другой стороны, Жюно надеялся и рассчитывал на содействие русских при занятии столицы Португалии. К увеличению затруднительного положения нашего адмирала, английская эскадра, по слухам вдвое сильнейшая русской, явилась перед устьем Таго и объявила Лиссабон в блокаде.

Сенявин счел за лучшее соблюдать строгий нейтралитет: он не помешал отъезду королевской флотилии и не оказывал французам никакого содействия, чтобы не подать повода португальцам к неудовольствию на русских. Когда Жюно просил свезти русский десант для занятия некоторых береговых укреплений, Сенявин отвечал, что в случае нападения англичан на французов он будет деятельно помогать последним, как своим союзникам, но враждебно действовать против португальцев или испанцев не может, потому что Россия не находится в войне с ними, и он не властен объявить себя их неприятелем. Хотя адмирал имел повеление состоять в полном распоряжении Наполеона, но счел также необходимым отказаться от предложения Жюно выйти в море и атаковать английскую эскадру, по известиям французов, будто бы слабейшую русской.

В августе 1808 года Жюно, разбитый высаженными в Португалии английскими войсками, принужден был оставить Лиссабон, и хотя в проекте конвенции, заключенной при сдаче города, по настоянию Сенявина было сказано, что, по занятии англичанами Лиссабона, город остается нейтральным для русских, но начальник блокирующей английской эскадры адмирал Коттон не принял этой статьи. В таком положении Сенявину оставалось или принять неравный бой с сильнейшим неприятелем, или исполнить полученное им еще 10 февраля приказание Александра I, в котором выражалась надежда, что в случае нападения англичан на эскадру неприятель будет отражен; но «при совершенной невозможности не токмо к сопротивлению, но и к защите предоставлялось благоразумию адмирала решить, буде не останется уже никаких средств, сняв людей, корабли сжечь или затопить, так чтобы отнюдь не могли они сделаться добычей неприятеля». В настоящем случае на успешное отражение англичан надеяться было невозможно, потому что атака сильнейшего неприятельского флота могла быть поддержана его десантом, занявшим берега Таго; а по исполнении повеления об уничтожении кораблей экипажам предстоял неизбежный плен. Единственным средством для выхода, из такого затруднительного положения представлялось открытие переговоров с англичанами и вступление с ними, по возможности, в выгоднейшее соглашение.

Переговоры окончились заключением трактата, по которому русская эскадра, находящаяся в Лиссабоне, отдавалась «на сохранение» английскому правительству, обязавшемуся, через полгода по заключении мира с Россией, возвратить все сданные ему суда. Адмирал с офицерами и командой будут возвращены в Россию за счет Англии. В дополнительной же статье к тому трактату было прибавлено, что русским судам предоставлялось не спускать флагов, покуда не сойдут с них адмиралы и капитаны с установленными почестями. Английское правительство, утвердив самый трактат, на эту прибавочную статью не изъявило согласия, отчего впоследствии вышло затруднение, из которого Сенявин с обычной твердостью сумел выйти с честью.

Согласие адмирала Котона на эти условия объяснялось им вниманием к многолетним дружеским отношениям России к Англии и благородными поступками начальника русской эскадры в Лиссабоне; но истинной причиной была выгода самой Англии, дальновидные правители которой предвидели непрочность союза России с Францией и находили для самой Англии более полезным, временно отстранив эскадру Сенявина от боевой деятельности, сохранить в целости для недалекого будущего корабли своего вероятного союзника. Кроме того, правители Англии и адмирал Котон ясно понимали, что нападение на русскую эскадру дорого обошлось бы и самим англичанам.

Однакоже в английском обществе трактат этот по своей выгодности для России возбудил общее неудовольствие, и в одном из адресов, поданных королю, было сказано: «Потеря сражения вследствие измены была бы менее унизительна для англичан, нежели принятие условий Сенявина». Но правители Англии утвердили условия, согласясь с доводами и оправданиями Котона, который по этому случаю писал: «Да будет честь, оказанная русскому флагу, перед лицом Британии, повелительницы морей, жертвой признательности англичан к русскому народу».

После десятимесячного пребывания в Лиссабоне эскадра Сенявина 26 сентября 1808 пришла в Портсмут. Английское министерство, находя не соответственным достоинству страны, чтобы на ее рейде развевались неприятельские флаги, потребовало немедленного их спуска. Но Сенявин отвечал: «Я здесь ещё не пленник, никому не сдавался, не сдамся и теперь; флаг мой не спущу днем и не отдам его, как только с жизнью моею». Действительно флаги были спущены с подобающей честью только с захождением солнца.

Экипажи судов эскадры Сенявина в навигацию следующего 1809 года перевезены были в Ригу на английских транспортах; а из принятых англичанами судов только два в 1813 году возвратились в Россию, за остальные же, пришедшие в ветхость, было заплачено по их тогдашней стоимости.

Суда других отрядов, бывших под начальством Сенявина, также не имели возможности достигнуть своих портов. Капитан Салтанов, получив в Корфу известие о разрыве с Англией, поспешил перевести свой отряд в союзные австрийские порты Триест и Венецию. Попытка англичан захватить суда, оставленные в Триесте, не удалась, и в 1810 году все суда этого отряда были сданы по оценке французскому правительству, а команды возвратились в Россию сухим путем. Отряд Баратынского пришел в Корфу и, не застав Сенявина, большую часть своих судов оставил там для исправления, а сам с двумя кораблями, дойдя до порта Ферраио, остался в нем на зимовку и в 1809 году также сдал все свои суда французам на условиях одинаковых с отрядом Салтанова.

Фрегат Венус под командой капитана 1 ранга Андреянова, отправленный Сенявиным из Лиссабона с депешами в Палермо, благополучно дошел до этого порта, но находившийся там с отрядом английский вице-адмирал Торнброу потребовал сдачи фрегата. Андреянов, ответив, что «фрегат взлетит на воздух, но не сдастся», приготовился защищаться до последней крайности и потом взорваться. Но по ходатайству нашего посланника Татищева неаполитанское правительство разрешило поднять на Венусе неаполитанский флаг и тем избавило фрегат от неминуемой гибели.

Так окончилась славная для нашего флота «Сенявинская кампания». При возможности продолжения успешной деятельности адмирала на восточном берегу Адриатики, она могла бы послужить к тесному сближению русских войск с тамошним славянским населением и в будущем повести к неисчислимо важным последствиям. В эту кампанию сведущий, энергичный Сенявин показал себя храбрым и талантливым боевым адмиралом, добрым, заботливым начальником, способным администратором, предусмотрительным дипломатом и самоотверженным высоким патриотом. При светлом уме и отзывчивом, симпатичном характере, действуя, всегда и везде, честно, благородно и с непоколебимой твердостью, он, при сношениях своих с иностранцами, от друзей и от врагов пользовался заслуженным уважением и доверием.

К несчастью, при тяжелом политическом положении, в котором находилась тогда Россия, высоко патриотические, самоотверженные действия Сенявина и даже оправдавшаяся вскоре его политическая прозорливость не могли загладить некоторых случаев его деятельности, возбуждавших сильное негодование Наполеона и потому крайне неприятных и Александру I. Облеченный в высокое звание главнокомандующего русскими морскими и сухопутными силами в Средиземном море, адмирал с французами был сдержанно горд, не считая нужным унижаться перед чиновными клевретами Наполеона, приученными его союзниками – вассалами к подобострастному заискиванию милостивого внимания всякого французского начальствующего лица. При сдаче Корфу весьма сдержанные отношения Сенявина к генералу Бертье, родному брату любимца французского императора, возбудили сильное неудовольствие последнего, отозвавшееся в письме Наполеона к генералу Савари, находившемуся в Петербурге, при Александре I. «Меня не удивляет, – между прочим писал Наполеон, – невежливость Сенявина, – это вообще в характере моряков; но дух на его эскадре очень нехорош». [32]

Затем французам не нравилось, что одним из командиров кораблей русской эскадры был англичанин Белли, причем сам Сенявин не избегнул обвинения в близких и частых сношениях с англичанами. Особенно же негодование Наполеона мог возбудить нейтралитет русской эскадры в Лиссабоне, находившийся в прямом противоречии с тогдашней политикой Александра.

По возвращении в Россию Сенявин получил береговой пост главного командира Ревельского порта и весной 1813 года оставил службу. Удаление такого адмирала было печальным событием для всего флота и произвело самоё тяжелое впечатление не только на обожавших Сенявина его подчиненных, но и на всех моряков.

План военных действий Черноморского флота заключался в том, чтобы гребная флотилия содействовала, где представится возможность, сухопутной армии, а корабельному флоту предписывалось «иметь в виду крейсерующие в Черном море фрегаты и отряды турецких судов, не превосходящие числом наших, чтобы захватить их и тем причинить неприятелю вред в самом начале войны».

Деятельность судов Черноморского гребного флота, плававших на Дунае и потому называвшихся обыкновенно «Дунайской флотилией», в продолжение всей этой войны находилась в тесной зависимости от движения нашей сухопутной армии, и сама флотилия подчинялась главнокомандующему сухопутными силами. Корабельный же флот оказывал только необходимую помощь гребному флоту в пополнении судов, снаряжении их, исправлении повреждений и комплект товании команд.

Во время движения нашей армии для занятия княжеств Молдавии и Валахии в октябре 1806 г. из Одессы в реку Днестр, под начальством контр-адмирала С. А. Пустошкина, были отправлены 44 канонерские лодки, три мелких парусных судна и транспорт. Эта флотилия должна была содействовать сухопутным войскам при взятии крепости Аккермана. Лучшим доказательством успешного действия флотилии были слова, сказанные пашой, сдавшим крепость начальнику наших сухопутных войск герцогу Ришелье: «Не овладеть бы вам Аккерманом, если бы не налетели эти черные вороны», т. е. суда гребной флотилии.

В декабре главнокомандующий армией генерал Михельсен требовал, чтобы гребная флотилия вошла в Дунай, но совет, собранный главным командиром Черноморского флота маркизом де-Траверсе, «опасаясь в такое позднее время года отваживать гребную флотилию на очевидную опасность», решил перевести ее на Дунай не ранее весны следующего года. На том же основании и суда корабельного флота не вышли в море, а готовились в порту к будущей кампании.

С марта по май 1807 г. наша гребная флотилия, отрядами, начала входить в Дунай, на пути в нескольких местах имела перестрелки с береговыми турецкими батареями и содействовала сухопутным войскам при атаке крепостей Тульчи, Исакчи и Измаила. По случаю перемирия с турками, заключенного в половине августа 1807 г., военные действия приостановились и были возобновлены только в марте 1809 года.

Главнокомандующий армией князь Прозоровский, сознавая важное значение помощи гребной флотилии, обратил на нее особенное внимание и исходатайствовал сумму, на которую построено было в Галаце 20 канонерских барказов, 10 понтонов и 4 катера. С этими судами и судами, взятыми у турок, Дунайская флотилия состояла из 85 судов разных типов: канонерских лодок и барказов бомбардирских. Из числа судов 8 занимали брант-вахтенские посты, а прочие составляли действующую флотилию.

По окончании перемирия, при возобновлении военных действий, осенью 1809 г. Дунайская флотилия, действовавшая совместно с сухопутной армией, оказывала ей существенную помощь, разрушая неприятельские береговые укрепления, нанося сильные поражения располагавшимся близ берега их лагерям и не допуская к месту военных действий турецких судов. Не менее важно и полезно было успешное содействие флотилии при переправе наших войск через Дунай, где ей поручалось наведение и охранение мостов и т. п.; наконец, суда флотилии принимали деятельное участие в атаке и взятии крепостей на берегах Дуная, из числа их важнейшими были Измаил и Браилов.

При бомбардировке и взятии Измаила находилась значительная часть флотилии под начальством капитана 2 ранга Попандопуло; а при осаде Браилова, продолжавшейся слишком 50 дней, флотилия, прекратив все сообщения крепости водой и энергично действуя со стороны реки, также много способствовала сдаче. Взятые в Измаиле и Браилове турецкие военные суда поступили в состав флотилии.

Молодецкая боевая деятельность флотилии на Дунае заслужила высокую оценку со стороны высшего сухопутного начальства. Доказательством служит письмо бывшего тогда помощником главнокомандующего знаменитого впоследствии М. И. Голенищева-Кутузова к капитану 1 ранга Акимову, одному из отрядных начальников флотилии, отличавшемуся выдающейся военной предприимчивостью и вообще успешной деятельностью «Всё, что вы ни делаете, – писал по одному обстоятельству Кутузов Акимову, – все ваши предприятия не иначе приемлю я, как с истинным чувством должного к вам уважения, и могу вас уверить, что и главнокомандующий разделяет, обще: со мной, мои к вам чувствования».

Дунайская флотилия в 1810 году содействовала армии при осаде и блокаде крепостей Силистрии и Рущука. Участвуя 26 августа в кровопролитном сражении под Батиным, флотилия заставила уклониться от боя турецкие суда, из которых два были потоплены и пять взяты в плен. Последствиями этого сражения была сдача Систова, Журжи, Турно и самого Рущука. 26 июня 1811 г. при истреблении Рущука суда флотилии, пройдя сквозь пылающий мост, забрали все оставшиеся там наши войска и перевезли на другой берег. В июле, под начальством того же Акимова, отряд флотилии поднимался вверх по Дунаю и выжег город Лом-Паланку, в котором истреблены были значительные хлебные магазины неприятеля; находившаяся там турецкая флотилия из 120 судов бежала в Видин. Акимов, подойдя с 15 судами к стоявшему на берегу лагерю турецких войск, нанес им большой урон и потом огнем своей артиллерии заставил замолчать бывшие на берегу батареи и разрушил их до основания. Также разгромил он три батареи, построенные близ Рущука, и заставил бежать их гарнизоны. В то время когда была захвачена роскошная ставка главной квартиры великого визиря, расположенная у Рущука на правом берегу Дуная, а лагерь турецкой армии, находившийся на левом берегу, напротив Рущука, был окружен нашими войсками, Акимов, 3 октября, поставив флотилию против середины лагеря, открыл по нем сильный огонь, продолжавшийся целый день; а к ночи, приблизясь к берегу, выгнал неприятеля из береговых ретраншементов и, действуя по лагерю, пронизывал его из конца в конец ядрами и бомбами, наносившими страшный вред и не допускавшими турок возобновлять разрушаемые укрепления. В приказе по армии Кутузова, уже сделанного главнокомандующим, от 7 октября было сказано: «Отличное действие флотилии Дунайской, при Рущуке находящейся, обязывает меня, прежде нежели буду иметь честь донести о подвигах ее государю императору, изъявить ей совершенную мою благодарность». 12 октября начались мирные переговоры, флотилия, поставленная в линию поперек Дуная, дала возможность совершенно прервать всякие сообщения неприятеля между обоими берегами реки и окруженной нашими войсками турецкой армией. По заключении мира в ноябре суда флотилии были расположены на зимовку в Измаиле и Килии.

При открытии военных действий против Турции в октябре 1806 г., между прочим, предписано было привести Черноморский флот в «такое положение, чтобы он, во всякое время года, мог выйти в море и двинуться для содействия сухопутным войскам». Вместе с тем, предполагалось высылать отряды судов для захватывания турецких крейсеров и вообще для нанесения возможного вреда неприятелю. Но, как мы видели, совет главного командира флота, опасавшийся по позднему осеннему времени отправлять гребной флот в Дунай, счел за лучшее отложить до весны и выход в море судов корабельного флота, и, кроме этого опасения, другой более существенной причиной замедления была также неготовность судов к выходу в море.

Но тогда в высшем правительстве явилась мысль, чтобы ранней весной, до выхода в море турецкого флота, одновременно с прорывом эскадры Сенявина в Дарданеллы, нанести неприятелю сильный удар и со стороны Босфора, угрожая самому Константинополю. Для этого, кроме изготовления всех военных судов, способных выйти в плавание, велено было изготовить возможно большее число наемных, набранных в портах Черного и Азовского морей, чтобы на них можно было перевезти десант от 15 до 20 тысяч человек.

Флот должен был «войти в Босфор, сбить находившиеся на пути батареи, сделать десант, где только удобность к тому представится, стараться атаковать или посредством брандеров и бомбардирских кораблей истребить флот турецкий и простереть действия свои до самого Царьграда, употребляя совокупные силы с берега и моря для наведения страха со всевозможным вредом на сераль, город и жителей». Но эта экспедиция не состоялась вследствие отзывов Траверсе и Ришелье, представивших о недостаточном числе сухопутного войска, в числе которых было более 6 тысяч рекрут. «По такому состоянию войск сих, – представлялось во всеподданнейшем докладе министра Чичагова, – нельзя обнадеживаться в успехах действий в столь важном предприятии, и они (Траверсе и Ришелье) не осмелились отваживать на удачу чести и славы империи». Таким образом, действительность оказалась далеко не соответствующей заманчивым предположениям. В это время в Черноморском флоте наличное число судов, годных к службе, было 6 кораблей (100-пушечных – 2, 74-пушечных – 2 и 66-пушечных – 2), 3 фрегата и 10 мелких судов (бриг, шхуна, бригантина и 7 транспортов). Кроме того, находились в Корфу принадлежащие к этому же флоту 3 корабля (74-пушечных – 2 и 66-пушечных – 1) и 1 фрегат. В каком состоянии находился флот, оставшийся в Черном море, показали наступившие военные действия.

По отмене экспедиции в Босфор, в начале января 1807 года посланы были из Севастополя два небольшие отряда судов; один в Трапезонт, где все дело ограничилось перестрелкой и потоплением двух невооруженных судов, и второй – для осмотра берега между Варной и Босфором.

Подойдя к крепости Анапа с отрядом из 15 судов (4 корабля, 4 фрегата, 2 брига, 4 канонерские лодки и брандер), контр-адмирал Пустошкин, после двухдневного бомбардирования, свезенным десантом овладел крепостью и разрушил ее, причем взято было 98 орудий со снарядами и на рейде два небольших судна.

По возвращении в Севастополь Пустошкин с отрядом, увеличенным несколькими судами (4 корабля, 5 фрегатов, 5 канонерских лодок, 2 бомбардирские лодки, 6 мелких судов и 8 наемных транспортов), был отправлен в Трапезонт с целью овладеть городом и, утвердясь в нем, открыть сношение с главнокомандующим кавказским корпусом графом Гудовичем. По словам бывшего в Трапезонте нашего консула, овладение городом не могло представить трудности по малочисленности находящихся там войск и еще потому, что местные жители, турки, были очень недовольны вновь присланным пашой.

Подойдя к Трапезонту, Пустошкин, после неудавшейся попытки войти в сношение с местными властями, начал бомбардировать соседний с Трапезонтом город Платану, причем взял одно купеческое судно и потопил другое; попытка высадить десант не удалась. Между тем, засвежевший NW со шквалами мешал успешному действию артиллерии, и грунт рейда оказался до того нехорош, что канаты перетирались, якоря не держали, и суда дрейфовало. Такая опасная якорная стоянка и недостаток в пресной воде заставили отряд возвратиться в Севастополь. Этой неудачной экспедицией начальник ее Пустошкин навлек на себя «особенное неудовольствие» начальства и, как видно по дальнейшей его службе, лишился доверия, которым до того времени пользовался. Несмотря на продолжавшееся перемирие, с ранней весны 1808 г. Черноморский корабельный флот, под начальством контр-адмирала Трескина, находился в готовности к выходу в море, и главному командиру маркизу де-Траверсе предоставлено было министром право «распоряжаться движением флота по востребованию надобности». К наличному числу судов прибавилось еще два, построенные в Херсоне (74-пушечные корабли Анапа и Мария) и 36-пушечный фрегат Лилия.

Мирная деятельность флота ограничивалась тем, что в продолжение всего лета обучали команды управлению парусами и действию артиллерией, а на Севастопольском рейде стояли корабль и фрегат, сменявшиеся через две недели; отряды мелких судов также по очереди высылались в крейсерство к сулинским гирлам Дуная.

При возобновлении в 1809 году военных действий в Севастополе, под начальством того же Трескина, в полной готовности к выходу в море находилось 7 кораблей, 7 фрегатов и 8 мелких судов (3 брига, 1 шхуна, 1 требака и 3 брандера). В ожидании нападения турецко-английского флота укрепляли более нуждавшиеся в защите прибрежные места, особенно Севастополь. Для защиты Одессы были посланы 5 канонерских лодок, а к Очакову 10 лодок и 3 пловучие батареи. Отряды же из фрегатов и мелких судов посменно крейсеровали близ устьев Дуная.

Для занятия крепости Анапы послан отряд под начальством капитан-лейтенанта Перхурова из 6 судов (корабль, 2 фрегата, бомбардирское судно, военный 26-пушечный транспорт и требака) с десантом в 1150 человек. 15 июня крепость была занята без сопротивления и при ней оставлен гарнизон и одно бомбардирское судно. После занятия Анапы часть эскадры крейсеровала у восточного берега Черного моря, блокируя Суджук-кале.

Получение сведений о занятии нашими войсками приморских пунктов Кюстенджи и Мангалии было поводом посылки к румелийскому берегу отряда из 4 судов (3 фрегата и бриг) под начальством капитан-лейтенанта Стули, которому предписывалось «прикрывать берега, занятые нашими войсками, наносить по всей возможности вред неприятелям, истреблять их суда и распространять страх на них около самой Варны». Но, к сожалению, энергичная деятельность ограничилась только предписанием. Увидя турецкую эскадру из 33 вымпелов (1 корабль, 2 фрегата, 1 корвет и 29 мелких судов), Стули с известием о появлении турок отправил в Севастополь бриг и продолжал держаться около Варны, где встретил неприятельский отряд из 5 кораблей, в числе которых было 2 стопушечных. Но турки почему-то на наши суда не обратили внимания и к вечеру скрылись из виду.

Один только 36-пушечный фрегат Назарет, принадлежащий к отряду Стули, не разобрав сделанного начальником отряда сигнала о повороте, отделился от отряда и с рассветом (4 октября) оказался среди неприятельских судов. Два корабля, один стопушечный и другой двухдечный, пройдя с подветренной стороны фрегата, сделали по нему несколько выстрелов, но, не продолжая боя, дали ему возможность удалиться. В донесении командира фрегата Назарет лейтенанта Ланге этот случай представлен таким подвигом, каким впоследствии прославился бриг Меркурий; на самом же деле раскрытые следствием подробности этого случая доказали растерянность командира и готовность его сдаться неприятелю, отсутствие на фрегате должной дисциплины, ссоры и интриги, бывшие между Ланге, начальником отряда Стули и также между офицерами фрегата. После разбора дела генерал-аудиториат присудил командира и четырех офицеров разжаловать в матросы, но впоследствии офицеры были помилованы, и разжалован только один командир.

Отряд из Севастополя, прибывший на помощь Стули, не решился атаковать в Варне сильнейшую его турецкую эскадру. Дело затянулось; из Севастополя был послан к Варне еще отряд, который, не найдя ни турок, ни первого отряда, возвратился в Севастополь.

В июне 1809 г. Чичагов оставил пост морского министра и на его место назначен был главный командир Черноморского флота и портов маркиз де-Траверсе, а исправляющим должность последнего – вице-адмирал Языков.

В конце этого года опять явилась было мысль о высадке в Босфор, но она осталась также без исполнения. В начале 1810 г. флот велено было держать в такой готовности, «чтобы он мог выйти в море через три дня по получении о том повеления»; но в случае соединения турок с англичанами предписывалось соблюдать такую осторожность, «что не только флот наш, но даже корабля или фрегата и других судов не отваживать». Несмотря на это чрезмерно осторожное распоряжение необходимость заставила высылать в крейсерство фрегаты, корветы и мелкие суда к Дунаю, также для обозрения румелийского и анатолийского берегов, и фрегаты в крейсерство к восточному берегу, особенно к Сухум-кале и Суджук-кале, для захвата и уничтожения турецких судов, доставлявших горцам порох и оружие.

На кавказском берегу особенное опасение возбуждал Сухум-кале. Хотя он находился в Абхазии, принявшей подданство России, но в нем теперь заперлись восставшие, убившие своего прежнего владетеля, преданного русским властям. Отправленный отряд из 6 судов (1 корабль, 2 фрегата, 1 требака и 2 канонерские лодки), подойдя к укреплениям Сухума на ружейный выстрел, бомбардировал их всю ночь, утром свез десант и после упорного кровопролитного боя овладел крепостью, потеряв убитыми и ранеными 109 человек. В крепости взято 62 пушки и более тысячи пудов пороха.

В июле, по получении известия о выходе из Босфора значительной неприятельской эскадры, немедленно отправлен был на поиск неприятеля, под начальством контр-адмирала Сарычева, отряд из 11 судов (9 кораблей: 3 стопушечных, четыре – 74-пушечных, два – 54-пушечных и 2 брига). Так как по имевшимся сведениям одна часть турецких судов пошла к анатолийскому берегу, а другая к румелийскому, то Сарычеву предписывалось сначала истребить первый отряд, а потом второй. При осмотре анатолийского берега ни в Синопе, ни в Самсуне неприятельских судов не оказалось; а между тем, 11 июля турки, в числе 9 кораблей и 6 фрегатов, подошли на вид Севастополя и, не предпринимая ничего, 13 числа удалились в море. Но одно появление турок уже до того повлияло на местных татар, что враждебные нам группы начали собираться в Байдарской долине с целью, в случае высадки десанта, пособить неприятелю.

Настоящее плавание эскадры Сарычева, неудачное в военном отношении, было не более счастливо и в морском. Свежий ветер, захвативший эскадру в море, показал, до какого печального состояния доведен был Черноморский флот в семилетнее управление де-Траверсе: многие суда потеряли стеньги и нижние реи, мачты получили опасные повреждения, под баргоутами вышла конопать, расходились обшивные доски, отходили от бимсов и кололись кницы, даже несколько болтов вышли из своих мест. Независимо от слабости корпуса судов, большая часть повреждений произошла от гнилости деревьев рангоута. Сарычев, видевший сам обломок стеньги с корабля Полтава, писал в частном письме к Языкову: «Удивляюсь, как она (стеньга) не слетела еще в гавани от тяжести наложенного на нее рангоута». Кроме того, на судах не было полного комплекта нижних чинов «и в числе наличных было до 150 ребятишек, по большей части необразованных (то-есть малолеток, вовсе незнакомых с требованиями службы), так что самое управление парусами сделалось затруднительным». Высшее начальство, недовольное Сарычевым, предписало немедленно отправить его опять в море на поиски неприятеля «не в тех однако местах, где оного нет, но там, где оный находится, и стараться овладеть им или истребить по всей возможности»; потом предписывалось отправиться к Варне и совместно с сухопутными войсками принудить к сдаче эту крепость. В августе, усиленная эскадра Сарычева вновь вышла в море в числе 17 вымпелов (8 кораблей, 5 фрегатов, 1 корвет, 2 брига и 1 шхуна), но в Варне турецкого флота не нашли; об армии же нашей не могли получить никаких сведений и, не зная силы и численности гарнизона Варны, не могли ничего предпринять против крепости и пошли в Севастополь. Но на пути, на рассвете 17 августа, увидели в недалеком расстоянии турецкий флот из 11 судов (2 стопушечных, 6 двухдечных кораблей, 2 больших фрегата и 1 бриг). Турки, видимо избегая встречи и имея более ходкие» суда, спешили удалиться. Тогда Сарычев отправил за ними лучших ходоков – 4 корабля и 1 фрегат, под начальством контр-адмирала Клокачева, приказав стараться принудить неприятеля вступить в бой. Погоня продолжалась до вечера; передовые суда нашего отряда настолько приблизились к задним турецким, что обменялись с ними несколькими выстрелами, хотя еще безвредными по дальности расстояния; но тогда у Сарычева явилось опасение, чтобы посланный отряд не разлучился с флотом, и он велел прекратить погоню, а турки в это время скрылись. Полагая, что они пошли в Босфор, и не решаясь удостовериться в этом, Сарычев, «хотя и с соболезнованием», счёл за лучшее возвратиться в Севастополь. Такое плавание, конечно, не могло быть приятно высшему начальству, но, все-таки, тому же Сарычеву поручено было командование над новой экспедицией в Трапезонт, готовившейся в величайшей тайне, еще до возвращения его эскадры в Севастополь.

Около 4 тысяч сухопутных войск, размещенных на двух кораблях, фрегате и нескольких транспортах, вышли в море. Двухдневный туман и потом свежий NW разъединили суда эскадры и заставили Сарычева, для сбора их, зайти прежде в соседнюю с Трапезонтом Платанскую бухту. С береговых укреплений открыли было по эскадре огонь, но судовая артиллерия скоро заставила прекратить его. Свезенный из охотников десант высадился благополучно на берег; но там неожиданно встретил сильное сопротивление со стороны турок, в большом количестве скрывавшихся в ложементах, устроенных по всему берегу. При кровопролитной схватке часть десанта погибла и едва половина его возвратилась на свои суда. По решению командиров, собиравшихся у Сарычева перед уходом в Севастополь, «в отмщение за нанесенное поражение» бомбардировали береговые укрепления и самый город. В декабре, также с военной целью, отправлен был еще отряд из трех фрегатов и двух бригов, под начальством капитан-лейтенанта Сальти, в Суджук-кале для содействия сухопутным войскам во взятии крепости. Но так как крепость уже сдалась до прибытия отряда, то Сальти, оставив при ней для крейсерства один бриг, с другими судами отряда ушел в Севастополь.

В 1811 году флот (10 кораблей, 3 фрегата и 1 бриг) под начальством вице-адмирала Галла подходил к Варне, но не нашел там неприятельского флота. Посланный Галлом в Пендераклию капитан 1 ранга Быченский с двумя кораблями быстрым, отважным нападением успел захватить и увести построенные там фрегат и корвет, которые долго служили в нашем флоте под их настоящими именами Магубей-Субхан и Шагин-Гирей. По возвращении флота в Севастополь высылались только крейсеры к Дунаю для поддержания сообщения с находящейся там флотилией и для наблюдения за движением турецкого флота и к восточному берегу для воспрепятствования сношениям неприятеля с местными жителями, а также и для доставления провианта и разных припасов сухумскому гарнизону. При осенних бурях эти крейсеры получили значительные повреждения, а один из них, бриг Царь Константин, разбился между Анапой и Редут-Кале.

В продолжение этой войны, тогда как Черноморский гребной флот отличался примерной отвагой, энергией, в действиях корабельного, за исключением нескольких отдельных подвигов, в общем ходе дел замечалась какая-то странная вялость, нерешительность и у отдельных начальников крайняя осторожность, заставлявшая их избегать малейшего риска, что в значительной степени объяснялось печальным состоянием флота.

Главнокомандующий кавказскими войсками князь Цицианов, получив известие о сборе в Тавризе значительного числа персидских войск для вторжения в наши владения, для отвлечения части их решил, высадив в Энзили десант около 1300 человек, овладеть городом Рештом. Хотя в это время число судов флотилии было весьма ограниченное, но однако она удовлетворительно исполнила требование главнокомандующего. По штату, утвержденному в 1803 году, в Каспийской флотилии было положено иметь от 2 до 4 корветов, от 2 до 4 бригов, от 2 до 4 люгеров, 2 бомбардирские судна и от 6 до 10 транспортов; но средства Казанского и Астраханского адмиралтейств оказались до того недостаточными, что в 1805 году, когда потребовались суда для перевозки десанта, Астраханский порт мог дать только один фрегат, яхту, 4 галиота и шхоут.

Десант, принятый на эти суда в устьях Волги у Сладкоеричной пристани, 23 июня, подошел к Энзили. На берегах узкого пролива, ведущего к городу, сооружены были персами укрепления, и в угрожающем положении стояли толпы вооруженного народа; но когда начальник отряда капитан-лейтенант Веселаго послал три галиота для овладения городом и когда один из них под огнем неприятеля прошел пролив, защитники города бросились на свои лодки и спешили спасаться бегством, оставив в добычу русским три судна и 8 фалконетов.

По занятии Энзили отряд десантных войск, поддерживаемый четырьмя вооруженными шлюпками, выбивая неприятеля штыками из засек и укреплений, дошел по направлению реки до города Перибазара и овладел им. Отсюда начальствующий десантом генерал-майор Завалишин направился к Решту; но непроходимая, испорченная персами дорога, защищаемая неприятелем, значительно превосходившим по силам наш десант, заставила Завалишина отступить, возвратиться на суда и выйти в море. Зайдя к острову Саре для пополнения запаса пресной воды, отряд перешел к Баку. После неуспешных переговоров о сдаче города был свезен десант, и суда начали бомбардировку, на которую крепость отвечала огнем своей артиллерии. Высаженный десант, после упорной защиты бакинцев, овладел командовавшими крепостью высотами, на которые за неимением лошадей орудия перевозили люди. При продолжающейся бомбардировке две бывшие на отряде мортиры разорвало, а снаряды остальных четырех 12-фунтовых пушек не могли сделать сколько-нибудь значительных повреждений трехаршинным массивным стенам крепости. При таком положении осады известие о приближении к Баку идущих на помощь войск кубинского хана заставило десант возвратиться на суда. Зайдя к о. Саре, где Завалишину поручено было оказать содействие в переселении одного дружественного племени, отряд перевез десант к Апшерони, откуда он пошел в Баку для соединения с подходящими к городу войсками князя Цицианова. Бакинский хан согласился сдать город, но, воспользовавшись доверчивостью главнокомандующего, изменнически убил его; осада города прекратилась, и он взят был только в следующем 1806 году.

В 1808 году Каспийская флотилия, укомплектованная уже согласно штатному положению, состояла из 18 судов (2 корвета, 4 брига, 4 люгера, 2 бомбардирских судна, 4 транспорта и 2 гальота), на которых было 136 орудий. В те из последующих годов, в которые флотилия не принимала участия в военных действиях, суда ее, в числе от 5 до 10, крейсеровали у западного и южного берегов моря и перевозили десанты или припасы для сухопутных войск.

В 1813 году, при кровопролитном штурме крепости Ленкорани, гарнизон которой по численности более чем вдвое превосходил нападающий русский отряд, бывший под начальством генерала Котляревского, четыре судна флотилии (корвет, бомбардирское судно, люгер и шхоут) обстреливали крепость, а морской батальон около 400 человек, под командой начальника флотилии капитана 1 ранга Веселаго, участвовал в самом штурме крепости, при котором из 1500 русских выбыло из строя убитыми и ранеными 950 человек. По взятии Ленкорани тяжело раненый Котляревский отправился в Карабаз, поручив крепость в ведение начальника флотилии.

По заключении мира с Персией, когда на Каспийском море военные суда больших размеров сделались ненужными, ограничились постройкой для флотилии только военных бригов и тендеров; но так как присоединение к России значительной части берегов моря требовало перевозки большого количества грузов и людей, то для этой цели строили еще большие транспорты.

Не зная точного содержания трактата, заключенного в Тильзите, английское правительство старалось уверить другие державы, что одной из статей трактата требовалось употребить датский флот против Швеции, и на основании этого, под предлогом помощи королю Густаву, в августе 1807 года в Зунде явился английский флот, состоящий из 33 линейных и 32 других судов, с 20-тысячным десантом. После отказа датчан на требование английского адмирала передать флот, до заключения мира, на сохранение англичанам и допустить в крепости Кронборг и Копенгаген английские гарнизоны началась беспощадная бомбардировка всего города, продолжавшаяся более двух суток, истребившая пожарами половину Копенгагена. От бомбардировки погибло до двух тысяч мирных жителей, в числе которых, конечно, были женщины и дети. Насилие восторжествовало, и следствием этого неожиданного враждебного набега на нейтральную державу была конвенция, по которой датский флот и копенгагенский морской арсенал были сданы англичанам. Между тем, по действительно существовавшим условиям того же Тильзитского трактата, Александр предложил Швеции приступить к континентальной системе и на основании трактата о вооруженном нейтралитете оказать содействие России в охранении Балтийского моря.

По получении уклончивого ответа короля Густава отправлена была нота, выражающая окончательные требования России; одновременно 9 февраля 1808 года наши войска вступили в Финляндию и до открытия навигации, почти не встречая сопротивления, успели занять всю береговую часть от пограничной реки Кюмени в Финском заливе до города Гамле-Карлеби в Ботническом и также Аландские острова.

В крепости Свеаборг, сдавшейся после 12-дневного бомбардирования, взято было 81 судно гребного флота и, по приближении русских, до 70 судов, в разных местах Финляндии, сожжено самими шведами.

Кроме военных действий в Финляндии, в начале апреля, когда нельзя еще было ожидать появления нашего флота, запертого льдом в Финском заливе, две тысячи человек десанта, под начальством контр-адмирала Бодиско, отправились на зафрахтованных купеческих судах из Либавы для овладения островом Готландом. Но эта горсть людей, высаженная на густо населенный и охраняемый военной силой остров, атакованная пятитысячным отрядом шведов, скоро принуждена была оставить остров и возвратиться в Либаву.

Вооружаемый в Кронштадте и Ревеле корабельный флот состоял из 9 кораблей, 7 фрегатов и 25 бомбардирских и мелких судов; гребной флот – из 11 пловучих батарей и 115 канонерских лодок и иол, находившихся в Петербурге, 10 лодок в Роченсальме и 20 в Вильманстранде. Два отряда гребного флота, составленные из взятых в Свеаборге судов, под начальством капитанов Мякинина и Селиванова, до прихода шведов успели пройти шхерами к Або, заняли фарватеры, ведущие к этому городу из Аландских и Ботнических шхер, и успешно отбили первое нападение шведской гребной флотилии.

С открытием навигации шведы, собравшиеся с силами на материке Финляндии, заставили наши войска отступить в нескольких Пунктах, а шведский гребной флот, при содействии жителей, овладел Аландскими островами и направил все свои силы на отнятие Або. Между тем, на помощь судам, защищающим этот город, послан был из Кронштадта новый отряд гребных судов, для охранения которых во время пути, со стороны моря, отправлены, под командой капитан-лейтенанта Тулубьева, 2 корвета, катер и люгер. Другой отряд из 6 судов (2 фрегата, 2 корвета и 2 катера), под командой капитана 2 ранга графа Гейдена, послан был для усиления защиты Свеаборгского порта, откуда Гейден с отрядом судов гребного флота должен был шхерами пройти к Або.

До прибытия Гейдена, 19 июня, шведская гребная флотилия, под начальством адмирала Гиельмстерна, атаковала отряд Мякинина, занимавший передовой пост между островами Ганге и Крампе, но была отбита с потерей 4 судов. При усилении шведов вновь прибывшим отрядом, в котором находился сам король, Мякинин, отступив к отряду Селиванова, находившемуся у островов Форвингсгальмар, ожидал нападения неприятеля. Гиельмстерн после двух неудачных атак, успешно отраженных нашей гребной флотилией, ограничился блокадой фарватеров, ведущих к Або, а главные свои силы направил к Юнгфрузунду, чтобы с помощью стоящего там корабельного флота преградить нашим судам путь к Або.

Начальник отряда нашей гребной флотилии, капитан 1 ранга граф Гейден, впоследствии герой Наварина, видя невозможность пройти к Або Юнгфрузундом, занятым несравненно сильнейшим неприятелем, решился обойти его, проведя свои суда узким проливом, отделяющим остров Кимито от материка. Пролив этот в одном месте, еще при Петре I заваленный камнями, был непроходим для судов таких размеров, какие имела наша флотилия; но Гей дену через два дня трудной работы удалось очистить проход и провести свой отряд на настоящий фарватер по другую сторону Юнгфрузунда.

Встреченная при выходе шведскими канонерскими лодками наша флотилия 9 июля вступила с ними в бой, окончившийся поражением шведов и отступлением их к острову Сандо, где стоял их корабельный флот. В этом славном деле Гейден был ранен, и его сменил капитан-лейтенант Додт.

Шведы, заняв сильную позицию на фарватере, снова заградили путь нашей флотилии; но 20 июля Додт атаковал неприятеля и после жаркого боя одержал над ним полную победу: одна часть шведских судов для исправления повреждений отступила к Юнгфрузунду, другая – к острову Корпо, а наша флотилия благополучно прошла в Або.

С целью очистить от неприятеля Юнгфрузунд, где в одном из узких проходов стояли 2 шведских корабля и 2 фрегата, капитан-лейтенант Новокшенов, находившийся с отрядом гребной флотилии у Дальсбрюка, в полутора верстах от шведских судов, 7 августа с 6 судами (3 канонерских лодки и 3 иолы) подошел к неприятелю на такое близкое расстояние, что картечь их кораблей и фрегатов перелетала через наши лодки и иолы. Ограничась на этот раз двухчасовой канонадой брандскугелями, Новокшенов на другой день возобновил ее, введя в дело весь свой отряд, за исключением двух гемамов, брига и двух небольших яхт, оставленных на прежней позиции у Дальсбрюка. Но во время боя оставленные суда были неожиданно атакованы 20 неприятельскими канонерскими лодками и 25 вооруженными барказами с 600 человек десанта. Шведы напали так быстро и решительно, что менее нежели через полчаса со всеми нашими судами свалились на абордаж. Отбиваясь с отчаянной храбростью и перейдя от картечного и ружейного огня к рукопашной свалке, наш небольшой отряд уже изнемогал в борьбе с сильнейшим неприятелем. Самый жестокий бой происходил на гемаме Сторбиорн, бывшем под брейд-вымпелом: на нем убиты все начальствующие лица, т. е. командир и два офицера, а из нижних чинов 80 убито и 100 ранено. Овладев гемамом, шведы обрубили его канат и повели на буксире. Но в это время Новокшенов, уже слышавший пальбу при начале сражения, явился на выручку. Нападение, произведенное на шведов, далеко превосходило их собственную энергичную атаку; захваченный ими гемам был отбит, 3 канонерские лодки и 2 барказа потоплены со всеми людьмм, и отступившие неприятельские суда спаслись только благодаря густому туману и наступлению ночи. Следствием этого успешного боя было удаление шведов из Юнгфрузунда и вскоре открытие свободного прохода для наших судов по всему протяжению шхер от Выборга до Або.

18 августа другой отряд гребной флотилии из 24 судов, под начальством капитана 1 ранга Селиванова, обозревая шхеры у о-ва Судсало и захватив тут небольшое торговое судно с грузом соли, встретился с вдвое более сильным Неприятельским отрядом, состоявшим из 45 канонерских лодок и 6 галер, приближавшихся с попутным ветром к выходу из узкого пролива на пространный плес, на котором находились суда нашей флотилии. Селиванов, не желая дать шведам возможности воспользоваться преимуществом своих сил на широком плесе, не дал выйти им из узкости. Немедленно наш слабый авангард, защищавший пролив, по которому приближался неприятель, был значительно усилен, и другими отрядами заняты два прохода, через которые шведы пытались обойти фланги нашей линии. Сражение продолжалось около 8 часов; жестокая картечная канонада происходила на самом близком расстоянии. Несмотря на облака густого порохового дыма, относимые в нашу сторону, и немедленную замену поврежденных неприятельских судов новыми, огонь нашей артиллерии был так успешен, что шведы не могли прорваться на плес, и наступление ночи, прекратившей бой, застало их на прежней позиции. В этом сражении у нас затонули две избитые канонерские лодки, с которых люди были спасены, и убито 45 нижних чинов. Потери шведов были несравненно более: они лишились 10 канонерских лодок, 8 из которых затонули, а две были взорваны на воздух. Имея крайний недостаток в артиллерийских снарядах и значительные повреждения на многих судах, в числе которых 17 лодок получили от 4 до 8 пробоин и едва держались на воде, Селиванов поспешил для исправления их в Або. Таким образом, гребной флот, находившийся тогда под главным начальством контр-адмирала Мясоедова, до поздней осени успешно охранял шхеры от высадки шведских десантов.

Шведский корабельный флот, вышедший в море, состоял из 11 кораблей и 5 фрегатов, к которым присоединились два английских корабля из эскадры (16 кораблей и 20 других судов), прибывшей в Балтийское море. Кроме судов, отправленных к шведскому флоту, часть английской эскадры блокировала Зунд и Бельты; а другая – берега Дании, Пруссии, Померании и также Рижский порт.

Наш корабельный флот, вышедший из Кронштадта 14 июля, под начальством адмирала Ханыкова, состоял из 39 вымпелов (9 кораблей, 11 фрегатов, 4 корвета и 15 мелких судов). Инструкцией, данной Ханыкову, предписывалось: «стараться истребить шведские морские силы или овладеть ими, прежде соединения их с англичанами; очистить финляндские шхеры от неприятельских судов и содействовать сухопутным войскам недопущением высадки неприятельского десанта».

Выйдя 14 июля из Кронштадта, флот беспрепятственно дошел до Гангута, откуда выходил в крейсерство, причем были взяты 5 шведских транспортов и конвоировавший их бриг. Из Гангута Ханыков перешел к Юнгфрузунду; между тем к шведам присоединились два английские корабля, и соединенный неприятельский флот вышел из шхер; тогда Ханыков, не считая возможным вступить с ним в бой в открытом море и вдали от своих гаваней, уклонился от принятия сражения и, преследуемый неприятелем, удалился со всем флотом в Балтийский порт. При этом отставший корабль Всеволод, обходя риф у острова Малый Роге, встал на мель и в виду нашего флота, после сильного сопротивления, взят был англичанами на абордаж и сожжен. В октябре месяце, по удалении блокирующей Балтийский порт неприятельской эскадры, флот наш перешел в Кронштадт.

Адмирал Ханыков, отданный под суд, признан был виновным «в недостаточно бдительном наблюдении за шведскими судами в Юнгфрузунде, в допущении английским кораблям присоединиться к шведской эскадре, в непринятии сражения, поспешном уходе в Балтийский порт и в неподании помощи кораблю Всеволод». Адмиралтейств-коллегия, приписывая поступки адмирала «его оплошности, слабости в командовании, медленности и нерешительности», приговорила написать его на месяц в матросы.

На приговор коллегии о разжаловании адмирала состоялось повеление Александра I о предании забвению суда, производившегося над адмиралом Ханыковым, «во уважение прежней его службы». Потерей Всеволода не ограничились неудачи этой кампании. Два фрегата, Герой в Балтийском порте и Аргус близ Ревеля, стали на мель и разбились; кроме того, посланные в 1807 году с деньгами и вещами для эскадры Сенявина фрегат Спешный и транспорт Вильгельмина, зашедшие в Портсмут, по объявлении войны с Англией, захвачены были в плен.

Яркой противоположностью этим неудачам корабельного флота был славный подвиг лейтенанта Невельского, командира 14-пушечного катера Опыт. Посланный для наблюдения за английскими крейсерами, вступившими в Финский залив, Опыт во время пасмурности, 11 июня, сошелся у Наргена с английским 50-пушечным фрегатом. Несмотря на неравенство сил, Невельский вступил в бой со своим противником, требовавшим сдачи. Стихнувший во время сражения ветер дал возможность катеру, при усиленной гребле, удалиться от неприятеля; но при нашедшем порыве ветра фрегат скоро догнал катер и открыл по нем огонь. В продолжение четырех часов Невельский храбро отбивался от своего грозного противника и принужден был сдатъся только тогда, когда катер, при сильно избитом рангоуте, получил значительные повреждения в корпусе; из числа команды много было убитых и почти все, включая и самого командира, переранены. Овладев катером, англичане, в уважение блистательной храбрости русских, освободили от плена Невельского и всех его подчиненных.

В начале зимы 1808 года, когда вся Финляндия была уже занята нашими войсками, для принуждения Швеции к миру решено было, пользуясь замерзанием Ботнического залива, перенести военные действия в самую Швецию. С этой целью из Або, Вазы и Улеаборга отправились 3 отряда; первый, овладев Аландскими островами, захватил до 2000 пленных и много судов и, перейдя Аландский пролив в самом узком месте у крайнего острова Сингельшера, прибыл в местечко Гриссельгамн на шведском берегу. Второй – с страшными трудностями перешел Кваркен и занял Умео. Третий – пошел берегом к Торнео и заставил сдаться встреченный шведский 7-тысячный корпус.

После открытия навигации продовольствие нашим войскам, находящимся в Швеции, доставлялось через Ботнический залив из Финляндии на купеческих судах, для охранения которых из Або отправлены были в Кваркен фрегат Богоявление и два брига. Но вскоре явился туда сильный отряд шведских судов, заставивший наши суда удалиться. При этом фрегат Богоявление, под командой капитан-лейтенанта Менделя, был атакован двумя неприятельскими фрегатами, и после продолжительной перестрелки шведы принуждены были отступить.

Корабельный наш флот, весной 1809 года находившийся в Кронштадте, готовился к отражению нападения англичан, блокировавших все наши порты. Английские крейсеры особенно старались препятствовать движению наших судов в финских шхерах, и для захвата транспортов и их конвоиров посылали в шхеры свои вооруженные барказы. В продолжение июня и июля месяцев на таких барказах они несколько раз производили нападение в Аспенских шхерах у Питкопаса и Поркалаута, причем мы потеряли потонувшими и взятыми в плен до 18 лодок, иол и транспортов; но и англичане лишились барказов.

Одной из более выдающихся стычек было нападение в Аспенских шхерах 19 английских барказов, вооруженных гаубицами, на отряд из 4 канонерских лодок, бывших под начальством мичмана Коробки. Отряд этот, имевший около 150 человек сухопутного десанта, шел с провиантом в Роченсальм. При начале боя одна лодка успела скрыться в шхеры, а три остальные, несмотря на огромное неравенство сил, в продолжение 2 1/2 часов отбивались от англичан и сдались только тогда, когда кроме семи человек были все переранены и часть убита.

В том же 1809 году английские крейсеры заходили к нашим северным берегам, но действия их ограничились разорением нескольких рыбацких пристанищ и нападением на беззащитный город Колу, где они опустошили винный магазин и захватили несколько купеческих судов. Но такие захваты не всегда были удачны для неприятеля. Так, например, осенью 1810 года близ Нордкапа англичане, завладев судном мещанина Герасимова, отправили его со своей командой в Англию, но на пути Герасимов, воспользовавшись оплошностью англичан, запер их в каюте и, приведя судно в Колу, сдал своих победителей пленными.

Война со шведами окончилась 3 сентября 1809 года заключением в Фридрихсгаме мирного трактата, по которому Россия приобрела всю Финляндию с Аландскими островами и восточную часть Западной Ботнии до рек Торнео и Муонио. Причем Швеция обязалась заключить союз с Францией и Данией и приступить к континентальной системе. Хотя английский флот тогда же оставил Балтийское море, но неприязненные отношения Англии с Россией окончились только в 1812 году заключением трактата в городе Эребро.

В Отечественную войну 1812 года вооружались все годные к плаванию суда Балтийского флота и употреблялись – гребной флот для содействия сухопутным войскам при защите и освобождении от неприятеля наших западных границ и при осаде Данцига, а корабельный, вместе с англичанами, в продолжение войны с французами действовал у берегов Голландии, а по окончании военных действий перевозил в Россию наши войска, бывшие за границей.

В 1812 году для защиты Рижского порта там находился отряд гребного флота под командой контр-адмирала А. В. Моллера, впоследствии бывшего морским министром, а оттуда высылались крейсеры для наблюдения за движением неприятеля; а состоявшие при отряде мелкие суда содействовали нашим войскам при переправе через реки. При отступлении же французов отряд гребной флотилии, преследуя их по реке Аа до Митавы, овладел этим городом.

Осенью 1813 года 76 судов гребного флота, под начальством контр-адмирала Грейга, содействовали сухопутным войскам, осаждавшим, под начальством принца Александра Виртембергского, занятый французами город Данциг. Блокируя в продолжение всего лета устья Вислы, обстреливая и бомбардируя защищавшие вход в реку укрепления Вексельмюнде и Нейфарвассер, флотилия, состоявшая из канонерских лодок и бомбардирских судов, в числе которых было одно и английское, три раза, 21 и 23 августа и 4 сентября, подходила на возможно близкое расстояние к крепостям и открывала сильные и продолжительные канонады, наносившие значительный вред неприятелю и ускорившие сдачу самого города, происшедшую 13 ноября. Под Данцигом, кроме незначительного числа убитых и раненых, флотилия потеряла две канонерские лодки, погибшие от взрыва их крюйткамер. Опасное положение флотилии, державшейся на открытом Данцигском рейде, при осенних бурях, заставило ее несколько ранее сдачи Данцига перейти на зимовку в Кенигсберг.

В половине октября 1812 года, для совместного действия с англичанами, из Кронштадта, под начальством адмирала Тета, вышла эскадра из 15 судов (10 кораблей и 5 фрегатов). К ней в Готенбурге должны были присоединиться корабли, шедшие с вице-адмиралом Кроуном из Архангельска, и в Англии способные выйти в море корабли, переданные Сенявиным на хранение английскому правительству. По неприязненным политическим отношениям с Данией, бывшей в союзе с Наполеоном, все наши суда в это время проходили из Балтийского в Немецкое море и обратно не обыкновенным путем, через Зунд, но через Большой Бельт. Пройдя этим проливом, Тет в Вингозунде близ Готенбурга нашел английскую эскадру под начальством адмирала Сомареца и также 6 кораблей, пришедших с Кроуном из Архангельска. Прибыв в начале декабря в Англию, Тет со своей эскадрой поступил под начальство английского адмирала Юнга. Местопребыванием наших судов был Блякстекс в реке Медвей.

Переход Кроуна, вышедшего из Архангельска с 8 кораблями, был весьма трудный. Во время 4-дневного шторма, выдержанного им в океане, вполне оказалась непрочность его кораблей, построенных из дурного леса со слабым железным креплением и не имевших медной обшивки. У большинства явились важные повреждения в рулях и рангоуте и открылась сильная течь, доходившая на иных судах до 14 дюймов в час. На флагманском корабле Норд-Адлер, потерявшем грот и фор-стеньги, начинали расходргться пазы, и высота воды в трюме дошла до 86 дюймов. Между матросами, состоявшими большей частью из рекрут, в первый раз вышедших в море, от дурной пищи и крайне недостаточной одежды, и особенно обуви, открылась в такой степени цынга, что на семи кораблях, пришедших в Готенбург, было 219 человек больных. На одном из кораблей, отделившемся от эскадры в океане и по причине значительных повреждений оставшемся зимовать в Фридрихсверде, больных было 225 человек и 90 умерших. Задержанный в Готенбурге полтора месяца исправлением повреждений судов своей эскадры Кроун 9 октября пришел в Свеаборг, где получил предписание следовать обратно в Готенбург для соединения с Тетом. Приготовясь поспешно к новому плаванию, Кроун 27 октября вышел в море только с 6 кораблями, потому что принадлежащий к его эскадре корабль Саратов при выходе со Свеаборгского рейда, не доходя Грохары, стал на камень и получил сильную течь. По донесению Кроуна о слабой постройке архангельских кораблей назначена была комиссия для строгого исследования причин такого отношения со стороны начальствующих в Архангельске лиц, где главный командир адмирал Мартын Петрович Фондезин, вследствие найденных в управлении его беспорядков, был уволен от службы.

При том состоянии судов и команд, в каком находилась эскадра Кроуна, только благодаря отличному знанию морского дела и редкой энергии самого адмирала, а также сведениям, опытности и распорядительности командиров и офицеров слабые архангельские корабли могли совершить сравнительно благополучное плавание.

В январе 1814 года Кроун с отрядом из 6 судов (5 кораблей и 1 фрегат), в соединении с английской эскадрой адмирала Юнга, отправился для блокирования берегов Голландии. С других судов эскадры адмирала Тета был сформирован, под начальством контр-адмирала Эллиота, десантный отряд из флотских команд и морских солдат в составе 87 штаб – и обер-офицеров и 3000 нижних чинов. Этот отряд, перевезенный на английских транспортах в устья Шельды, занял острова Северный и Южный Бевеленд и в конце апреля на судах отряда Кроуна возвратился в Англию на Норский рейд.

Во время пребывания эскадры Тета в Англии часть провизии и некоторые припасы предполагалось доставлять из России на транспортах, и вообще при всех расходах было предписано соблюдать строгую экономию. При уходе из Кронштадта на суда эскадры было погружено до 15.000 пудов пеньки с целью обменить ее в Англии на готовый такелаж и также отправлено нужное количество меди в уплату за медь, употребленную в английских адмиралтействах на обшивку архангельских кораблей и фрегатов Автроил и Архипелаг.

В зимнее крейсерство посылались только те из балтийских кораблей, которые были обшиты медью и имели достаточное число команды, потому что большинство судов «не имело полного военного экипажа». Оказавшиеся годными к плаванию два корабля из бывшей Сенявинской эскадры в продолжение зимы велено было исправить и приготовить к походу, а все остальные суда, находившиеся по Лиссабонскому трактату в Англии «на сохранении», после определения их настоящей стоимости были куплены английским правительством.

В мае 1814 года флот, под начальством Тета, отправился к своим портам, а отделившаяся от него эскадра Кроуна перевезла часть гвардии из Шербурга в Кронштадт, потом тот же Кроун на отряде из 15 судов (13 кораблей, 1 фрегат, 1 бриг) перевез из Либавы в Кронштадт 2-ю гвардейскую дивизию.

Некоторые из морских команд в отечественную войну находились также при наших сухопутных армиях, где постоянно отличались храбростью и стойкостью в сражениях, а умелым и быстрым исполнением возлагаемых на них важных поручений, имеющих отношение к морскому делу, во многих случаях приносили существенную пользу действующим войскам. Главнейшим из представителей моряков в береговой службе был гвардейский экипаж.

В 1797 году бывшая до того времени в дворцовом ведомстве команда придворных гребцов была соединена с командами придворных яхт и передана в ведение Адмиралтейств-коллегий. Из соединения этих частей 16 февраля 1810 года было приказано сформировать «Морской гвардейский экипаж», первоначально состоявший из четырёх рот и впоследствии увеличенный до восьми. При экипаже состояли: артиллерийское отделение, имевшее две полевых пушки, нестроевая ластовая рота и музыкантский хор. При форме, несколько отличавшейся от тогдашней общей морской, экипаж получил полные боевые сухопутные принадлежности, со включением шанцевого инструмента и обоза. Вновь сформированный экипаж исполнял на придворных яхтах и других назначаемых для него судах обязанности морской службы и, участвуя в морских торжествах и смотрах, должен был, как состоящий в гвардейском корпусе, нести одновременно, наравне с гвардейскими полками, и сухопутную службу, т. е. занимать городские караулы, участвовать в смотрах, парадах и т. п. Несмотря на трудность соединения таких двух разнородных обязанностей, гвардейский экипаж каждую из них исполнял вполне удовлетворительно. Но главная заслуга вновь сформированной морской гвардии оказалась в ее выдающейся боевой деятельности.

В отечественную войну 1812 года гвардейский экипаж, встретив неприятеля у Витебска, находился при армии во время отступления ее до Москвы, а потом, при изгнании врага из пределов России и преследовании его, прошел до Парижа. Малочисленный строевой состав экипажа, по временам уменьшаемый исполнением особых поручений, не имел возможности принимать участие во многих сражениях, но зато знание морского дела давало ему возможность оказывать важные услуги армии на другом поприще. При передвижениях войск преимущественно на моряков возлагались обязанности пионеров [33] и понтонной команды – им поручалось наводить и разрушать мосты, устраивать переправы через реки, возводить мостовые укрепления, исправлять и пролагать дороги для движения нашей армии и портить и делать их непроходимыми для неприятеля. Благодаря разносторонней служебной практике и присущей вообще морякам сметке и находчивости все возлагаемые на экипаж работы исполнялись до того быстро и удовлетворительно, что нередко заслуживали благодарность сухопутных начальствующих лиц, в числе которых был даже крайне нещедрый на похвалы граф Барклай де-Толли. Маленькая же артиллерия гвардейского экипажа находилась с гвардией во многих сражениях от Бородина до Парижа, как например: при Бауцене, Дрездене, Лейпциге и др.

Первое значительное сражение, в котором участвовал гвардейский экипаж, происходило 9 мая 1813 г. в Саксонии, под Бауценом. Здесь, с двумя батальонами гренадер, экипажу пришлось, находясь в первой линии, удерживать позицию под сильным перекрестным огнем неприятельской артиллерии, поражающей с фронта и фланга.

Но блистательнейшим подвигом экипажа было дело того же 1813 года, 16-18 августа, в Богемии под Кульмом, когда французский корпус Вандама упорно стремился отрезать путь нашей армии, двигающейся из гор на дорогу, ведущую в Теплиц. Здесь, под начальством известного генерала А. П. Ермолова, гвардейский экипаж, в составе первой гвардейской дивизии, в кровопролитном бою с таким успехом отражал отчаянные атаки неприятеля, что удостоился заслужить, наравне со старейшим в русской гвардии Преображенским полком, высшую боевую награду – георгиевское знамя. О кровопролитности дел под Бауценом и Кульмом можно судить по тому, что в этих двух сражениях в гвардейском экипаже убито, ранено и пропало без вести нижних чинов около 100 человек, а из числа 14 офицеров было 3 убитых и 6 раненых.

По взятии Парижа экипаж, простояв там два месяца, в исходе мая 1814 года перешел в Гавр, откуда на фрегате Архипелаг, принадлежавшем к эскадре адмирала Тета, возвратился в Кронштадт и 30 июля в составе гвардии торжественно вошел в столицу через только что построенные у Нарвской заставы деревянные триумфальные ворота, впоследствии замененные существующими ныне каменными.

Кроме гвардейского экипажа в сухопутных военных действиях принимал участие и Черноморского флота 75 флотский экипаж, состоявший по тогдашнему комплекту из 4 рот. В 16-тысячном авангарде, составленном в конце 1812 года под начальством Винценгероде, находилось около 300 человек этого экипажа. При действующей армии черноморские моряки, исполняя наряду с понтонными и пионерными ротами те же обязанности и с таким же успехом, как и гвардейский экипаж, участвовали в некоторых сражениях и находились при взятии Парижа. Иногда случались и командировки отдельных офицеров и небольших морских команд к армии, так например командир черноморского корабля Правый, капитан 2-го ранга Додт, командированный в Польшу к армии Барклай де-Толли, вооружил на Висле 6 канонерских лодок и с ними весной 1813 года находился при осаде и взятии крепости Торна, потом участвовал в нескольких сражениях.

Примечания:

22

Павел I был таким же врагом революционной Франции, как и его мать Екатерина II. Он заявил реакционным правительствам Западной Европы, что будет продолжать борьбу с французской революцией, вследствие чего он немедленно отправил эскадры Балтийского флота в Англию для соединения с английским флотом, а Черноморский флот заставил крейсеровать в Черном море в готовности оказать содействие Турции в случае покушения французов на их владения. Павел принял на русскую службу целый корпус французских эмигрантов и провел целый ряд мероприятий, должных помешать проникновению французского влияния в Россию. Так, например, были запрещены даже костюмы и шляпы, напоминающие французские моды, нельзя было читать французские газеты и книги и вообще говорить о событиях во Франции и т. д.

Павел I сразу же сделался активным членом антифранцузской коалиции. (Ред.)

23

Эскадра адмирала Ушакова приняла активное участие в контрреволюционном «освобождении» Неаполя от республиканцев и в восстановлении там королевской власти. (Ред.)

24

Участие русского морского отряда под командой Белли во взятии Неаполя является мрачной страницей в истории русского флота, когда русских моряков царь заставил выполнять позорную роль отряда международной жандармерии. (Ред.)

25

Роялисты – сторонники королевской власти. (Ред)

26

После контрреволюционного переворота 9 ноября 1799 года ставленник крупной французской буржуазии Наполеон Бонапарт стремится установить дружественное отношение с Павлом I. России он возвращает русских пленников, взятых еще при Цюрихе, обещает признать за русским царем право быть гроссмейстером Мальтийского ордена, восстановить в своих правах папу Римского и дает ряд других обещаний. Пользуясь наметившимися разногласиями во взаимоотношениях между Англией и Россией, происходившими, главным образом, по линии споров из-за острова Мальта и ряда фактов не вполне искренне «союзнической» политики со стороны Англии, Наполеону при поддержке небольшой группы из русской придворной знати удается склонить Павла I к союзу с собой.

В 1800 году Павел I готовит войну с Англией и отправляет 35.000 донских казаков походом через Среднюю Азию в Индию. Убийство Павла прерывает этот план. (Ред.)

27

В царской России начальники, занимающиеся казнокрадством, взяточничеством и обиранием населения, были заурядным явлением, вытекающим из самой системы самодержавного строя. В отдаленных от столицы местах и особенно в колониях этот грабеж был наиболее беззастенчивым, и такие «удачные» и «неудачные» начальники, будучи по сути единоличными бесконтрольными властителями, делали все, что им заблагорассудится. (Ред.)

28

Отцеубийца Александр I, активно участвуя в заговоре против своего отца, организованном при содействии Лондона, сразу при восшествии на престол заключает в 1801 г. мир с Англией. Последний был в интересах большинства русских помещиков, так как вывоз русских сельскохозяйственных продуктов в то время шел, главным образом, в Англию, и именно в английском дворянстве русские дворяне видели надежного союзника в деле борьбы с революционным движением. (Ред.)

29

Туда входила строительная и учебная деятельность. (Ред.)

30

Так называемая 2-я коалиция, состоявшая из Австрии, России, Швеции, королевства Неаполитанского и Англии, выступила под предлогом необходимости защищать независимость Италии, Швейцарской и Голландской республики. На самом же деле вопрос шел о гегемонии в Европе.

Россия и Франция стремились воспользоваться наследством Германской империи, которая к этому времени была фактически разрушена.

У Энгельса мы читаем: «Франция разрушила силой оружия старую империю, она давила на маленькие государства своим непосредственным соседством вдоль всего Рейха; победная слава Наполеона и французских армий сделала остальное, – и немецкие князья были у ног победителей. А Россия? Именно теперь, когда цель ее вековых стремлений казалась вполне достигнутой, когда стоило лишь протянуть руку, чтобы забрать раздробленную, смертельно усталую, бессильную и беспомощную Германию, именно теперь Россия была должна смотреть, как корсиканский выскочка уносит у нее добычу из-под носу!»… «Когда началась война 1805 года, всякий, кто не закрывал глаз, должен был видеть, что дело идет лишь о том, составят ли мелкие государства французский или русский Рейнский союз» («Иностранная политика русского царства», стр. 16). (Ред.)

31

Сущность Тильзитского мира метко характеризуется Энгельсом в его работе «Иностранная политика русского царства» (стр. 17): «За Аустерлицем последовал русско-прусский союз, Иена, Эйлау, Фридланд и Тильзитский мир 1807 года. Здесь опять выказались громадные преимущества, которые давало России ее неприступное положение. Побитая в двух походах, она приобрела новые области за счет своих вчерашних союзников и соединилась с Наполеоном для раздела всего мира: Наполеону – Запад, Александру – Восток… Вознаграждением Франции за свободу действий русских на Востоке было присоединение России к континентальной системе Наполеона и разрыв всех торговых сношений с Англией, а этот разрыв равнялся для тогдашней России полнейшему расстройству ее торговли…».

Россия могла приобретать деньги лишь посредством морской торговли и вывоза своих сырых продуктов на тогдашний главный рынок – в Англию: а Россия того времени успела уже сделаться слишком европейской страной, чтобы обходиться без денег. Остановка в торговле становилась невыносимой, экономия оказалась сильнее дипломатии и царя, вместе взятых; торговые сношения с Англией потихоньку снова возобновлялись; Тильзитские условия были нарушены, и началась война 1812 года. (Ред.)

32

Здесь имеется в виду недовольство части офицерского состава эскадры происшедшим сближением с наполеоновской Францией и разрывом торговых сношений с Англией. Эти настроения отражали собой враждебное отношение к подобному союзу большинства русских помещиков, которые были особенно недовольны континентальной блокадой, прямым образом противоречившей их экономическим интересам. (Ред.)

33

Пионерские подразделения соответствовали саперным – инженерным. (Ред.)