Глава 6. Распад сердца империи

Дети, Берлин — це дюже велыкий город на правом берегу Днепра… Москва — то дюже велыкий город на левом берегу Днепра.

Пока только анекдот

РОЖДЕНИЕ НОВЫХ ЭТНОСОВ

Мало того, что русские очень разные — они еще и разныe в разных местах. В огромном и везде разном пространстве много раз возникали местные варианты, субэтносы русского народа.

Сибирь — это вообще классическое место рождения такого рода субэтносов. Ссылаемые в Сибирь сектанты — старообрядцы разных толков — фактически оформились в такие локальные субэтносы. Они изначально чем–то отличались от большинства русских, а тут еще и изоляция, и, волей–неволей, другие формы хозяйства, изменения в образе жизни… В Канаде молокане и духоборы порой сами себя определяют уже не как русские.

— Вы кто?

— Молокане мы.

— Но вы русские?

— Нет, молокане.

В XIX веке сибирские старообрядцы–кержаки вполне однозначно отделяли себя от русских. А семейские в Забайкалье отделяли себя и от остальных кержаков. До 1980–х годов семейские жили очень замкнуто, почти не вступая в отношения с остальными русскими. Православные были для них такими же «погаными», как и мусульмане или буддисты. Если экспедишники просили напиться, семейские выносили стакан с водой за ворота, не пускали в усадьбу. Выпьешь воду — и стакан хозяйка хлоп об камень! Больше из этой посуды пить нельзя, она вами опоганена.

Екатерина II сослала в Сибирь, в Забайкалье, украинских казаков, но запретила им брать с собой семьи. Казаки взяли в жены бурятских женщин. Их потомки образовали небольшой субэтнос, у которого есть даже свое самоназвание — гураны. Гуранами в Сибири называли, вообще–то, самца косули… Почему гураны, а не сохатые — этого я не в состоянии объяснить, но вот именно такое самоназвание.

Трудно сказать, как бы развивались события, не захлестни Сибирь все новые и новые волны переселенцев. Уже в середине–конце XIX века семейские, или казаки устья Индигирки и Колымы, не играли никакой роли — их кучка, буквально считанные тысячи людей.

Но и гораздо более многочисленные переселенцы XIX века очень быстро менялись в Сибири. Сибирские областники последовательно считали, что в Сибири сформировалась особая «сибирская нация», и что центр угнетает Сибирь как экономическую и политическую колонию.

Областники — а в их числе известнейшие ученые типа Г. Н. Потанина, Н. М. Ядринцева, Ф. Н. Усова — выступали в поддержку инородцев и против колониальной администрации, вместе со ссыльными поляками готовили восстание за «освобождение Сибири». Г. Н. Потанин, известнейший ученый–фольклорист, этнограф, географ, в 1868–1874 годах отбывал каторгу и ссылку за принадлежность к Обществу независимости Сибири и за пропаганду отделенчества.

Малоизвестный факт — генерал–губернатор Восточной Сибири, граф Н.

Н. Муравьев–Амурский в 1850–е годы независимо от областников всерьез обсуждал и такую возможность — отделения от России, создания Соединенных штатов Сибири. Это — вернейший слуга государев, строитель империи, приведший под руку царя Амурский край!

Судя по всему, областники несколько поторопились, сибирская нация в XIX веке не возникла, а только начала формироваться. Но направление развития событий виделось им совершенно верно.

Стоило провести железную дорогу через Сибирь — и формирующаяся сибирская нация захлебнулась, исчезла в море новых переселенцев. В ХХ веке при советской власти поток отнюдь не иссякал. Между 1900 и 1940 годами только сельское население Приенисейского края возросло вдвое. В самом Красноярске в 1900 году жило порядка 40 тысяч человек, а в 1940- уже порядка 200 тысяч человек. Сегодня в городе живет порядка 900 тысяч.

Но ведь и с новыми поселенцами, с этими новыми поколениями, начало происходить то же самое! Живя в Сибири, приспосабливаясь к ее климату и условиям жизни, переселенцы начинали отличаться от оставшихся в Европейской России.

Единство империи держалось на постоянном перемешивании населения. Все время кто–то приезжал и уезжал, а многие учились в Москве, Петербурге или Ростове. Большая часть сибиряков имела близких родственников в других частях страны, и с этими родственниками постоянно поддерживались отношения. Дешевый транспорт позволял свободно путешествовать, совершая далекие поездки через пол–страны.

Что ж! Все это свидетельствует лишь об одном: вплоть до 1990–х годов процесс формирования нового народа находился лишь в самом зародыше. Трудно сказать, насколько осознанно действовали власти, но можно даже сказать, что они препятствовали этому процессу.

Но вот грянул распад Советского Союза, прекратились перемешивания населения, стал очень дорогим транспорт, а ехать–то ведь далеко… То есть и сегодня в Сибири есть контингент людей, чьи дети учатся в Москве, а сами они каждый год отдыхают на Черном море и в Крыму. Но таких людей не очень много. Основная масса даже образованных и обеспеченных людей учится в местных вузах и практически не выезжает из Сибири годами и десятками лет.

Где–то там есть Красная площадь и Зимний дворец… Вроде бы предки имели к ним какое–то отношение… Но из сотен моих студентов единицы видели Красную площадь и никто не бывал постоянно, каждый год, в Эрмитаже или Петропавловской крепости. Никто.

Поколение, чьи 10–12 лет пришлись на 1990–1992 годы, это первое поколение, прочно отделенное от остальной России и практически запертое в Сибири.

Где–то там далеко живут родственники… Но они живут совсем иначе, у них даже бытовые привычки совсем иные, а отношения практически не поддерживаются. Да и родственники уже более далекие, троюродные–четвероюродные, у европейцев это не такая и близкая родня. Связи ослабевают, теряются. «Хороший сосед важнее далекого брата», — гласит грузинская поговорка.

Опыт Соединенных Штатов Америки свидетельствует: первые два поколения переселенцев ощущают себя еще эмигрантами. А вот третье поколение — оно уже считает себя «местными», «тутэйшими». Есть и опыт того, как становятся необратимыми процессы формирования новых народов: для этого должно вымереть или совершенно одряхлеть поколение, помнящее другую жизнь.

Попробуйте доказать русскому киевлянину, осколку булгаковского Киева, что Киев — не русская земля! Даже люди нашего поколения с трудом воспринимают независимость Украины. Мы жили на Украине, как в части общей державы. В наших домах пелись украинские песни, часть семейной истории протекала на Украине, а родные могилки есть не только на Серафимовском кладбище Петербурга, но и на Байковом в Киеве.

Но рано или поздно придет поколение, для которого все будет привычно, что Украина независима, что говорят там по–украински, что Киев — украинский город и столица Украины. В конце концов, и русский Харбин ушел, исчез с географической карты. Сейчас Харбин — это типичный китайский город.

Так же и здесь. То, что мы наблюдаем сегодня, — это еще не рождение нового народа. Это даже не рождение субэтноса. Мы — свидетели появления первого поколения «местных русских». «Поезд пошел в Россию», — так говорили в Сибири и раньше, при советской власти. Так говорят и теперь, но с гораздо большим значением.

Поколение, родившееся в начале 1980–х, еще помнит о единстве России. Спустя два–три поколения, в середине ХХI века, появятся на свет те, у кого родственные связи с остальной Россией разорваны, кто никогда не бывал в Москве, а если и бывал — то так же, как он бывал в Пекине, великом городе на правом берегу Енисея. Или в Берлине, большом городе на левом берегу Енисея.

Так формировались и украинцы: всегда был слой, который получал образование в России или в Польше, путешествовал, знал языки. Но низовая интеллигенция; а тем более народные массы, варились в собственном соку, по обоим берегам Днепра.

Судя по многим признакам, нынешнее правительство Российской Федерации, правительство В. В. Путина, осознает грозную опасность. Но что оно реально может сделать? Кардинально решить вопрос можно только одним способом — перемешивая население. Теоретически это можно делать беспрерывно долго, не давая массе принимать региональные формы и застывать в них в виде новых субэтносов, а потом — этносов. Но где взять необходимые на это миллиарды и миллиарды долларов?! А увещеваниями и пропагандой проблемы никак не решишь, потому что пока власть болтает, новые этносы знай себе формируются.

Вне Сибири, в Европейской России, происходит совершенно то же самое. Расстояния там поменьше, но ведь и народ победнее. Белорусские и украинские этносы уже не осмысливаются в Российской Федерации как части русского народа, но и другие районы исторической России вполне могут порождать новые субэтносы, а в перспективе — и новые этносы.

Сейчас не только Дальний Восток, Восточная Сибирь, Алтай, Западная Сибирь, но и многие территории Европейской России, похоже, вполне готовы к самостоятельному государственному строительству. При ослаблении пресловутого «центра», чисто экономическим ослаблением связей между частями империи и разрывом личных и общественных связей местные проблемы, местная экономика и даже местные диалекты становятся гораздо важнее для большинства людей, чем поддержание все более иллюзорной общероссийской общности.

На юге России, в Новороссии, тоже уже давно говорили: «Поезд пошел в Россию». Сегодня образ жизни, поведение жителя Кубани сильно отличается от образа жизни русского в Сибири. Изменяется и язык. Существование в русском языке «акающих» наречий и «окающих» наречий — не ново. Но раньше, в имперскую эпоху, эти полудиалекты не развивались. Они и влияли на литературный язык, но очень слабо; важнее было растворение местных простонародных говорков в русском литературном языке. Не то сегодня… Многие слова в Новороссии стали произноситься по–другому, С другим ударением или акцентом. Порой странно звучит речь «тутэйшего» — особенно для приехавшего из другой части страны.

Сибиряку дико наблюдать, как живут люди в станицах и городках? Частная застройка, но притом много асфальта, кирпичные дома в два этажа, огороды и скотина у всех, но городской образ жизни. Ни город, ни село. Вечерами они садятся в «чистых» садиках под виноградными беседками, пьют чай и сухое вино (не водку). Дико потому, что это какой–то особый образ жизни, не сельский и не городской, и потому, что в Сибири нет ничего подобного.

Не только донские, но и кубанские казаки в годы пере стройки все активнее заявляли о себе как о нерусских народностях или в лучшем случае как об «особых этносах российского суперэтноса». Серьезные ученые смеются, когда в их присутствии рассказывают байки о тюркском племени касс–саки, давших, якобы, начало казакам на Дону. Но что поделать! Массовое народное сознание весьма мало формируют монографии и материалы конференций и конгрессов. А вот пришедшиеся «в жилу» исторические байки — очень даже формируют.

Большая часть тех, кто называет себя казаками сегодня, не имеет никакого отношения к историческим казакам, но ведь и это не очень важно.

Точно так же и русские Приднестровья часто заявляют о себе как об особом этносе, который должен иметь собственную государственность.

На Северо–Западе о санкт–петербургском субэтносе русского этноса говорят вполне серьезно. В Великом Новгороде восстановлены исторические названия улиц (и улица Гагарина, например, названа теперь Федоровский ручий, с ударением на первом слоге слова «ручий»), а самосознание исторической преемственности от Древнего Новгорода немало помогает в сплочении общества для решения общих проблем — там может возникнуть новый узел этногенеза. Не устрой еще Иван III погрома Древнему Новгороду, и уже сегодня Северо–Запад был бы населен особым этносом, отличающимся от москалей не меньше, чем украинцы и белорусы. Судя по всему, теперь этот процесс начинается опять (а может быть, в Санкт–Петербурге шел уже давно и только не был отслежен).

Если появляются «тутэйшие», а уж тем более субэтносы — появляется и требование политического отделения. Народ творит свое государство.

Перспектива разделения русского народа — это перспектива распада русских территорий Российской Федерации. Такая перспектива кажется россиянину дикостью, фантасмагорией, абсурдом …

Большинство русских при одних только попытках обсуждать это явление буквально обхватывает голову руками или затыкает уши: «Об этом нельзя даже говорить… Даже думать!» Это как раз тот самый случай, когда явление воспринимается настолько болезненно, что сама попытка рационально обсуждать его вызывает страдание и как следствие — желание немедленно сменить тему.

РАСПАД СОБСТВЕННО РОССИИ

Но независимо от желаний или эмоций людей, процесс последние годы идет полным ходом. История уже доказала:

вполне возможны жизнеспособные русские государства и вне огромной традиционной империи. В 1918 году Войско Донское отделилось от рушившейся империи и совсем неплохо существовало как самостоятельное государство. Так же, совсем не испытывая особенных проблем, существовала три года Дальневосточная республика, а Русская Маньчжурия дожила до 1945 года. Характерно, что окончивших Политехнический институт в Харбине англосаксы считали очень квалифицированными людьми, и многие из них принимали участие в создании СВЧ–печей, ЭВМ и прочей электроники; а русские археологи из Маньчжурии сделали несколько интересных открытий. Уже эти факты свидетельствуют, насколько жизнеспособна была Русская Маньчжурия — осколок русской провинции, оказавшийся за пределами СССР.

Новые этносы требуют для себя новых государств — это естественно. Но и государства порождают новые этносы. Русские в Великом княжестве Литовском стали белорусами. Русские на землях, отошедших под Польшу, стали украинцами. А главное — новые государства могут возникать и до того, как появятся новые народы.

К сожалению, в России очень мало известны работы санкт–петербургского ученого С. Б. Чебанова: увлекаясь самим процессом исследования, он практически не публикует своих результатов. Он предполагает ведение «московско–петербургских войн» за территорию между 2030 и 2040 годами. Американские футурологи предполагают, что между 2030 и 2040 годами может вспыхнуть война между Китаем и Москвой за Сибирь. Если правы и они, и Чебанов, это десятилетие окажется для России куда как жарким.

Если основная территория России окажется разорвана на два враждующих государства, между этими центрами начнется и формирование разных этносов. Тем более, очень вероятно, что и политический строй этих двух государств — Московской России, Московии, И Петербургской России, Петербургии, — окажется очень различным.

ЛИЧНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ АСПЕКТ

Причем заметьте — исторические судьбы этих новых стран могут оказаться чрезвычайно различны! У русских людей (в том числе близких родственников), оказавшихся в разных государствах, могут появиться совершенно различные возможности, перспективы для какой–то интеллектуальной деятельности… и вообще для любой деятельности.

Впрочем, эти проблемы тоже совсем не новы. Попробую показать их на примере выдуманной мною семьи. Выдуманной — но повторяющей судьбы многих и совершенно реальных. Представим себе, что в конце I века жил в Риме почтенный гражданин Гней Помпей. Жил и жил и имел двух сыновей — Гнея Юлия и Гнея Секстина. Сыновей Гней Помпей растил в представлен иях о том, как хорошо служить Великому Риму, и в результате Гней Секстин ушел с Траяном на Дунай. Служил он хорошо, исправно резал даков и фракийцев и в установленное время, отслужив 20 лет, стал ветераном и получил большой клин земли. Он женился на даме из романизированной местной семьи и завел хозяйство и семью, как подобает ветерану.

А Гней Юлий пошел служить в Британию. Там он тоже служил хорошо и тоже получил землю где–то под Лондинумом, где и завел семью и хозяйство.

Пока жив был счастливый папа и дедушка, Гней Помпей, оба брата с детьми хотя бы раз в два, в три года собирались в его доме в Риме. А потом деньги из колоний помогли купить виллу близ Байи, и внуки Гнея Помпея росли не только дома, но и часть года — на этой вилле. Да только вот году так в 150 Гней Помпей тихо помер, объевшись то ли соловьиных языков, то ли сваренной в варенье курицы, и в семье появилось уже два родовых гнезда, разделенных 2 000 километров.

Семьи разделили наследство, в том числе личные вещи предка. В Британию увезли молоток и фартук, а на Дунай — циркуль, принадлежавшие Гнею Помпею.

Какое–то время, еще поколения два, поддерживались отношения, — благо, родственники были еще близкие, прекрасные дороги надежно связывали империю, а язык и культура — едины. Дом Гнея Помпея и вилла под Байями вмещали полчища юных Гнеев из разных провинций, и эти поколения продолжали осознавать семью, как нечто пока еще единое.

А потом грянул «кризис III века»; войны и восстания надолго разорвали империю, и связи поневоле пришлось очень сильно сократить. То есть память друг о друге потомки Гнея Помпея сохранили и даже иногда встречались. Но теперь не раз в три года встречались и жили на общей вилле целые семьи, а раз в поколение общались взрослые мужчины. А потом и дом, и вилла в Италии как–то незаметно были проданы и уже не служили общим родовым гнездом. Особой жалости это не вызвало, потому что к тому времени потомки Гнея Помпея и на Дунае, и на Темзе перестали чувствовать Италию своей родиной и уже не так сильно хотели растить в ней новые поколения.

Память о родственниках сохранялась, но общения между двумя ветвями семьи, конечно, не было никакого. Последний раз британцы приехали на Дунай где–то в середине V века, незадолго до правления Юстиниана. Двое' братьев–погодков, отпрыски одного из бесчисленных семейств британских Гнеев, решили посмотреть дальних родственников, живущих так далеко. По семейной легенде, у этих родственников на Дунае все хранится циркуль, принадлежавший еще Гнею Помпею, основателю рода, но ни один британский Гней не видел его уже лет сто. Вот братья и решили посмотреть …

Братья нашли родственников, наполнили свои взоры старинным циркулем, подивились громадным осетрам из Дуная (в Британии таких давно уже съели). Подивились и дикости своих первобытных родственников, закинутых на окраину Ойкумены. А родственникам странны были рассказы братьев про то, что во всей Британии не найдешь ни одного зубра, всех давно съели, про короля Артура и про нравы вольных и буйных королевских дружин.

С тех пор две ветви семьи никогда не видели друг друга и постепенно полностью утратили друг о друге всякое представление. Балканские потомки Гнея Секстина постепенно стали румынами. В VIIIX веках на них сильно влияли славяне; они стали называться боярами Гнесиеску и служить не кому–нибудь, а господарям. В ХVI веке они во главе с господарями из рода Чалмару резали турок, украинцев и венгров и очень радовались" если ловили их живыми: с живых пленников лучше сдирается кожа, поэтому конские чепраки из их кожи выше качеством.

В ХХ веке одного из современных потомков Гнея Помпея евреи зашибли поленом, когда он в составе молдавского ополчения устраивал погром в Бендерах. Второй потомок Гнея Помпея — это большая молдавская поэтесса и писательница Леонида Лари (интересно, ее кто–нибудь читал?), которая в 1990 году обвенчалась (при помощи настоящего православного священника!) с памятником (!) знаменитого господаря ХVI века Иштвана Чалмару.

А потомки Гнея Юлия вместе с королем Артуром пытались отбивать нашествие саксов, а потом как–то незаметно перемешались с завоевателями и перестали от них отличаться. Они воевали при Гастингсе и при Ватерлоо, придумывали компас и парламент, резали друг друга во имя короля и во имя народа, вели дебаты англикан и баптистов, огораживали общинные земли и завоевывали Шотландию. В их истории можно найти полный джентльменский набор срама и героизма, величия и крайнего падения, верности и неверности королям, Богу и женам.

Начиная с ХVI века, британские потомки Гнея Помпея плыли через океаны, не очень понимая разницу между торговлей и пиратством; со шпагой в зубах лезли они на огрызающиеся огнем стенообразные борта испанских галеонов, цепляясь за резные фигуры; закапывали краденые бриллианты в песок пальмовых островков; отстреливаясь от навахов, правили фургоны через прерию в Южной Дакоте («Держи на3апад!»); наводили горные орудия на позиции буров через Оранжевую реку; основывали новые колонии в Квинсленде и Новой Колумбии.

Постепенно и британские потомки Гнея Помпея потеряли из виду друг друга. Один из них, по фамилии Голсуорси (почему фамилия другая, простите, пока не придумал), описал другую ветвь Гнеев, придумав им фамилию Форсайтов. Ныне британские потомки Гнея Юлия живут на четырех континентах — в Европе, Северной Америке, Южной Африке и в Австралии и считают друг друга представителями разных народов.

Их история — это история англосаксов. Я вовсе не утверждаю, что эту историю следует писать строго розовой краской, но все же британские потомки Гнея Помпея жили совсем в других условиях и имели совсем другие возможности, чем его дунайские потомки. Это история людей, которые не просто жили в другом месте, а тех, кто жил в другой цивилизации.

Читая в газетах про погромы в Бендерах и про Леониду Лари, британские потомки Гнея Помпея очень огорчаются поведению своих дунайских родственников: ну как можно быть таким диким! Это на рубеже XXIто века!

К чему я рассказал выдуманную историю несуществующей семьи? Да еще в книге, претендующей на научность? С умыслом, читатель, с явным умыслом! Потому что точно таким же образом может сложиться история и любой современной русской семьи. Разные ее части вполне могут войти в состав разных народов. И даже не теоретически могут войти, а уже входят.

В XVIIIXIX веках в Галиции члены одной и той же семьи становились русскими, украинцами и поляками: кто оставался право славным, был русским; униаты учили детей в украинских школах. Католики полонизировались полностью, и очень многие современные польские фамилии — русского происхождения: Вишневецкие, Потоцкие, Сапеги, Лисовские, Чарторыйские… впрочем, долго перечислять.

Мой отец, Михаил Романович Буровский, считал себя русским. Но его сын от первого брака, мой брат, живет, по одним данным, во Львове, по другим — уже перебрался в Польшу. Если мы когда–нибудь и встретимся, то ведь все равно мы — люди разных народов, хотя и дети одного отца.

В империях люди свободно перемещаются по всей территории империи. Им не нужно заботиться о том, чтобы непременно жить в самой цивилизованной ее части. Будет трудно с образованием детей? Уедем в другое место, в чем проблема! Русские и в Российской империи, и в СССР постоянно кочевали по своей необъятной империи. Вполне обычным явлением была семья, разные ветви которой разбросаны от Тихого океана до Москвы или «ближнего зарубежья» — стран СНГ.

Когда же ломается империя, ее части начинают жить сами по себе, и в эту жизнь разных частей волей–неволей вовлекаются все, кто оказался именно здесь непосредственно после крушения. Я уверен, что судьба русских в разных частях бывшей империи окажется не менее различной, чем судьба бывших римлян — будущих румын и англичан. А судьба тех, кто уйдет под восточные народы, повторит судьбу греко–бактрийцев, — их потомки не только не будут русскими, но и вообще не будут европейцами.

Наш современник вполне может стать родоначальником нескольких цивилизационных линий. Для этого ему нужно всего–навсего «распределить» своих детей и внуков по разным частям пока еще единой страны. И тогда его правнуки окажутся и в числе трудолюбивых кубанских мужиков, полных гражданских добродетелей, — ожившей мечты Столыпина; и петербургских русских, довлеющих к Скандинавии и вообще Северной Европе; и московских русских, выращивающих диковинный гибрид между православием, коммунизмом и местным патриотизмом средней полосы. И среди диковатых сибиро–руссов, уже не очень помнящих, чем Петербург отличается от Москвы, а уж тем более от Киева, — среди них тоже будут потомки одного и того же человека!

Один правнук римского легионера мог пойти в британцы, другой — в румыны. У нас есть такая же возможность. Современный русский человек может даже стать родоначальником китайской, мусульманской или украинской семьи.