Глава 2

Диоклетиан

Однако кто такой был этот самый Диоклетиан? Трудно поверить, что он случайно подвернулся под руку, не будучи никак связан со всем, что происходило раньше. Он появился на сцене, как появляется в театре ведущий актер, исполнитель главной роли. После того как второстепенные персонажи сделали свое дело и отбарабанили свои короткие роли, на сцену выходит человек, чьи горячие, искренние речи заставляют всех осознать, кто здесь главный.

Главный в чем?.. На этот вопрос трудно ответить. Власть, которой он обладал, не имела ничего общего с властью, которую ему давало его положение. Он был командиром охраны императорского дворца. Эта должность не давала ему доступа в высшие круги и тем более возможности влиять на окружение императора, какой пользовался префект претории. Аррий Апр рассчитывал на свое положение, когда пытался завладеть императорским троном. Однако оно ему не помогло[6]. Занимая гораздо менее важную должность, Диоклетиан тем не менее обладал тайной властью, и это облегчило ему путь к трону. Возможно, он был главой какого-нибудь ордена митраистов. Ему надоело видеть, что члены его ордена раз за разом упускали свой шанс. Он открыто взял то, чем давно уже реально пользовался. Скоро мир увидел, в чем разница.

Однако прежде чем счесть свое положение прочным, Диоклетиан должен был избавиться от другого сына Кара… Молодой Карин не собирался сдаваться без боя. Большая часть богатств империи находилась в его руках. После переговоров, которые тянулись целую зиму, после целого ряда интриг соперники сошлись в Иллирии, там, где Морава впадает в Дунай. Карин чуть не одержал победу в этой битве. Армия Диоклетиана была практически разгромлена, когда один из приближенных заколол Карина кинжалом: тем самым был изменен ход истории.

После сражения при Марге от оппозиции Диоклетиану не осталось и следа. Первые шаги нового императора очень примечательны. Он не преследовал никого. Напротив, он охотно приблизил к себе бывших сторонников Карина. Возможно, Диоклетиан проявил великодушие, но не исключено, что хозяин отблагодарил таким образом своих слуг.

С восшествием Диоклетиана на престол Рим стал подниматься из пучины хаоса. Диоклетиан проводил в жизнь свою четкую программу реформ и возрождения, используя для этого все имевшиеся в его распоряжении средства. Экономическая власть не принесла стране ничего. Естественно, бразды правления в свои руки взяла власть политическая. Она уже претерпела некоторые, пока еще неуловимые изменения. В лице Диоклетиана она возвратилась к своей блистательной юности. Диоклетиан в чем-то совершенно определенно напоминал первого, великого Августа – хотя во многом другом он оказывается весьма далек от классического образа. Его родители были рабами зажиточного римского сенатора Анулина; отец впоследствии стал свободным человеком и секретарем сенатора. Свое имя будущий император получил по названию иллирийского города, в котором родилась его мать, – Доклии. Молодой Доклии, по мере того как росли его амбиции, стал Диоклом, а потом – Диоклетианом.

Зная, кем был его отец, можно предположить, что Диоклетиан если и не отличался большой склонностью к учению, то, по крайней мере, обладал некоторыми качествами, присущими интеллектуалу и столь презираемыми грубыми невеждами[7]. Он предпочитал действовать убеждением, ненавидел насилие и, как правило, стремился снять с себя ответственность за его применение. Диоклетиана сама природа одарила тем лоском и благородными манерами, которые некоторые люди носят как вечно падающую маску… У него было чутье хорошего лавочника. Всю свою жизнь он с учтивостью встречал посетителей и провожал их к нужному им прилавку.

У Диоклетиана имелось обширное поле деятельности. Ему было 38 лет, он находился в самом расцвете своих жизненных сил; судя по портретам, это был ничем не примечательный человек с мелкими чертами лица, коротко подстриженными волосами и мягким взглядом. В повседневной жизни мы часто встречаемся с такими людьми – довольно упитанными бледными блондинами… Весной, после битвы при Марге, он стал наводить порядок на Дунае. В результате успешной кампании против пришедших с другого берега реки племен он получил титул Германского Величайшего. С самого начала Диоклетиан внедрил в сознание всего римского мира одну простую идею – теперь у них есть великий и могущественный император, и чем раньше они осознают это, тем будет лучше.

Диоклетиан рассчитывал на обывателя. В частной жизни он не был великим и могущественным, но он заставил обывателя поверить в свое величие и могущество. Не прошло и шести месяцев со времени его прихода к власти, когда он начал проводить в жизнь идею, которой было суждено стать замечательным вкладом в доктрину имперской монархии. Даровав своему другу Максимиану статус цезаря, он сделал первый шаг в преобразовании монархии в тетрархию.

Цезари существовали еще со времен Луция Элия, и с первого взгляда не было понятно, что теперь этот высокий титул будет означать гораздо больше, чем во времена, когда им обладал Элий. Однако через год после битвы при Марге различие стало ощутимым. Дело не только в том, что Максимиан разительно отличался от Элия, – он был решительным, деятельным, сильным человеком, наделенным неиссякаемой энергией и оптимизмом. Его статус был поднят до положения Августа, и он стал полноправным и равным соправителем императора… Они называли себя Иовием и Геркулием. Диоклетиан был Иовием, а Максимиан – Геркулием… Помимо всего прочего, это решение свидетельствует об удивительном сочетании скромности и уверенности в себе… Диоклетиан понимал, что никто не может единолично управлять империей. Ему хватило честности и веры в свои силы, чтобы разделить трон с другим человеком… Уже одним этим он прославил себя в веках.

Еще не дочитав эту книгу до конца, читатель поймет, что Максимиан вовсе не был безгрешным человеком. Он никогда не претендовал на роль святого. Но он играл с Диоклетианом в открытую, хотя был амбициозным, нетерпимым человеком. Диоклетиан не просто разделил власть с таким напарником, но, что еще более удивительно, сумел заставить его играть по правилам. Такими мерами Диоклетиан хотел высвободить себе время для обдумывания своих планов и политики в целом, пока Максимиан взял на себя защиту рубежей империи.

Если говорить кратко, то перед Диоклетианом стояла задача отстоять империю ценой, которая была бы ей по силам… Ни тогда, ни позже никто всерьез не предполагал, что эта проблема решится сама собой. Если бы оказалось, что защита империи разумной ценой невозможна, то не осталось бы другого выхода, кроме как уйти с завоеванных ранее территорий и оставить всякую надежду спасти цивилизацию от нашествия варваров. Всегда считалось, что причин для подобных опасений нет. Цивилизация, как таковая, гораздо богаче, чем варварство, и имеет гораздо больше ресурсов. Ей нечего опасаться войны… По крайней мере, ей нечего опасаться своих противников. Возможно, ей следует опасаться самой себя, ошибок и невежества своих сторонников. Диоклетиан же взялся за дело, зная только одно: проблему можно успешно решить, но лишь общими усилиями.

Он хотел создать мобильное резервное войско или ударную группировку… Со временем легионы Августа превратились в местные военные части, формируемые по территориальному признаку: в них набирали солдат из провинций, на территории которых эти части были расквартированы. Поэтому они в основном защищали интересы своих провинций. Состоявшие из представителей мелких землевладельцев и арендаторов в приграничных районах, они в своей идеологии отражали крестьянское мировоззрение и местные интересы. В них не было того духа единства, которым отличались легионы римской республики, набиравшиеся из горожан. Во время правления Диоклетиана единственное преимущество (а именно местный патриотизм) военных частей, сформированных по территориальному признаку, сводилось на нет тем, что в случае вторжения врагов, чтобы сконцентрировать войска в одном месте, приходилось оголять другой участок границы; в какой-то момент это невозможно стало делать: сирийской границе угрожали персы, на Дунае стояли готы, на Рейне – франки и алеманны, а в Мавритании зрело восстание. Необходимо было оборонять все границы одновременно; и создание мобильного резерва, который мог нанести удар там и тогда, где и когда это было нужно, казалось самым дешевым и эффективным способом решения проблемы. Более того, такой резерв обладал бы тем единством, той общностью опыта и идеологии, которые отличали старую армию Августа. Это была бы императорская армия, свободная от местных и классовых предрассудков – и чем свободнее, тем лучше. Как и сам император, эта армия заботилась бы об общем благе, охраняла бы империю в целом.

Создание резервной армии подразумевало практически удвоение военной силы, для этого, в свою очередь, требовалось найти средства. Вокруг императора сплотились новые люди, вдохновленные новыми идеями. Ему больше не нужна была поддержка старых легионов, расквартированных в провинциях. Отчасти «затворнический» образ жизни императора, невозможность увидеться с ним иначе как во время пышных появлений на публике объяснялись чисто практическими соображениями: Диоклетиан хотел обезопасить себя от посягательств людей, которым не нравилась новая политика. Слишком многие из его предшественников – среди них были Проб и Аврелиан – пали жертвами наемных убийц. Единственным способом защититься от покушений и иметь возможность принимать решения без давления со стороны и ненужных советов было избегать людей. Император знал, как это делать…

Первой линией обороны стали правила этикета и многочисленных церемоний, которые требовалось соблюдать по отношению к священной особе августейшего монарха… Узнай об этом первый Август, восседавший в привычных старых одеждах в своем кабинете на верхнем этаже дома, он, возможно, пожалел бы своего окруженного неимоверной роскошью преемника. Но ему жилось проще.

Новая имперская идея имела еще одно следствие. Диоклетиан, по-видимому, считал, что Рим не по справедливости монополизировал право воплощать в себе дух Рима и саму Священную империю. Будучи иллирийцем и к тому же образованным не в той степени, которая удовлетворила бы, скажем, Цицерона или даже Квинтилиана, он не проявлял большого интереса к Риму. Подобно Афинам, Рим был скорее напоминанием о днях былой славы, а не олицетворением нынешней власти… Диоклетиан никогда не жил в городе Цезаря и Августа. Когда Максимиан стал его соправителем, Диоклетиан взял под свое личное управление восточные провинции и поселился в Никомедии. Максимиан, чьей главной обязанностью была охрана границ империи, проходящих по Рейну, расположил свою штаб-квартиру в Милане. Четкое разделение между провинциями и Италией перестало существовать, а вместе с ним – и привилегированное положение Рима… После этих шагов Диоклетиана Рим окончательно перестал быть итальянским городом-завоевателем, правящим в завоеванной им империи. Он стал всего лишь одним из многих городов, составлявших эту мировую империю. Его история как города-государства завершилась. Рим подчинился дисциплине, которую в течение пятисот лет навязывал народам Средиземноморья для их же собственного блага.

Необходимость введения высоких налогов для военных нужд потребовала ужесточения этой дисциплины. Диоклетиан стремился суровыми мерами обеспечить гражданское повиновение. Прежняя организация империи, практически исчезнувшая в смутные времена правления Галлиена, начала возрождаться, но в новом качестве.

Суть этих изменений заключалась в том, что старая городская торговая жизнь, которая была душой и сердцем цивилизации еще со времен греческих и финикийских искателей приключений, медленно умирала. По мере резкого падения стоимости динара, роста цен и исчезновения из обращения золота[8] стало практически невозможно собирать налоги в виде денег – и совершенно невозможно собирать их в больших количествах. Исчезновение крупных финансовых объединений, напрямую связанное с крахом торговли, сделало невыгодным собирать налоги посредством выдачи займов. Тот или иной вид займа, дававший налогоплательщику возможность более или менее встать на ноги, мог бы изменить ход истории; однако больше не осталось структур, способных давать деньги взаймы или выдавать кредиты.

Столкнувшись с такой трудноразрешимой задачей, Диоклетиан прежде всего (что вполне естественно) пошел на отмену всех привилегий и освобождений от налогов. Вся империя должна была платить одинаково. За исключением нескольких особых случаев, он ввел в империи единообразную налоговую систему. Больше не существовало императорских или сенатских провинций. Все провинции стали императорскими. Они объединились в более крупные формирования, называемые диоцезами, во главе каждого из которых стоял викарий. В свою очередь, диоцезы объединялись в 4 крупные области в соответствии с природными и географическими особенностями. Таким образом, империя оказалась разбита на 4 части: британо-галльскую, итало-африканскую, иллирийскую и азиатскую. Подобное разделение наводило на мысль о том, что в империи должно быть четыре императора. В этом, собственно, и заключался план Диоклетиана, ну или почти в этом. Четыре большие области далее были объединены по две, каждой из половин управлял августейший властитель. Оба властителя, в свою очередь, назначали своих преемников и помощников, которых называли цезарями и которые в свое время должны были занять место правителей… Римлянин прежних времен, который видел самые разные проявления борьбы римского доминиона за жизнь, широко открыл бы глаза при виде такой симметрии и унифицированности.

В природе не бывает идеальной симметрии. Только редкие моменты в человеческой истории, обстоятельства и личность правителя позволяют воплотить идеальные симметричные схемы. Большинство людей интуитивно полагают, что подобная жесткая система ведет к краху государства. Мы еще увидим, что произошло в данном случае.

Единая система управления империей дублировалась на всех уровнях. Каждая область имела одновременно свое военное командование и гражданское правительство. Гражданская и военная власти, по крайней мере официально, были независимы, и функции их не пересекались. Взаимодействие осуществлялось только через центральную власть. Военные должны были защищать империю, гражданские правители – следить за соблюдением законов, подсчитывать и собирать налоги. Подобное разграничение военных и гражданских функций развивалось уже в течение нескольких поколений. Диоклетиан узаконил и обосновал его.

Тем самым он решил сразу несколько задач. Он управлял империей через людей, подходивших на эту роль, а не через богатых любителей, которые стремились продемонстрировать всем свое могущество за счет общественного благосостояния. Он также поставил надежные заслоны на пути военного мятежа. Пока работала его система, людские ресурсы и деньги никогда не оказывались в одних и тех же руках. Эти два мощных орудия, прежде объединявшиеся в одно, теперь, по отдельности, легко контролировались небольшой группой людей, обладавших законной властью.

Однако эта симметрия была не простым украшательством. Она преследовала вполне реальную цель – это была хорошо отрегулированная и эффективная машина по сбору и распределению налогов, которые выплачивались натурой. Старая система с этой задачей справиться не могла. Форма этих налогов и способы определения их размера многое могут сказать о Диоклетиане и его эпохе. Возможно, здесь сыграло свою роль то, что Диоклетиан по своему происхождению и воспитанию был тесно связан с сельской жизнью и хорошо понимал природу и характер аграрной экономики, которая теперь была преобладающей. Его друзья и соратники в основном были выходцами из той же среды. Город, рынок и контора ростовщика постепенно утрачивали свою значимость, а рига и амбар становились центром всей жизни.

Диоклетиан придумал или использовал несколько замечательных способов управления империей в условиях аграрной экономики. Скорее всего, он воплотил в жизнь идеи, почерпнутые им из некоего источника, а не изобрел нечто новое. Этим источником, по всей вероятности, был Восток – а именно те страны, которые когда-то давно были частью Персидской империи и которые мы сегодня знаем как Турцию, Сирию и Египет. Диоклетиан постоянно обращал взор на Восток, недаром же он взял под свое управление именно восточные провинции и сделал своей резиденцией азиатский город Никомедию. Азия всегда была аграрным регионом. Хотя греки в свое время урбанизировали Азию, она с течением времени вернулась к своему прежнему состоянию и вновь стала страной полей, виноградников, безграничных просторов, тишины и сезонных работ. Могущество персов не сумело совладать с деятельными торговцами-греками; однако в вопросах организации жизни аграрной империи персы были вне конкуренции, и их практический опыт можно было использовать.

За единицу расчета Диоклетиан взял количество продовольствия, потребляемого в год одним солдатом: сюда входили зерно, вино, мясо, масло и соль. Эта единица получила название аннона.

Аннона раньше вводилась в исключительных случаях. Во время анархии, когда денег катастрофически не хватало, этот налог стали вводить все чаще. Диоклетиан просто-напросто сделал его не исключением, а правилом. Он систематизировал выплаты и создал точную единицу расчетов. Офицер в зависимости от должности получал несколько аннон. Продукты собирались с налогоплательщиков и в соответствующей пропорции распределялись между солдатами. Поскольку запросы армии не были каждый год одинаковыми, император определял общее количество продовольствия, которое нужно собрать с налогоплательщиков. Эта процедура называлась индикт.

Результаты ревизии состояния дел империи, проводившейся каждые пять лет, служили основой для определения размера налогов. Размер этот зависел не от площади обрабатываемых земель, а от их продуктивности.[9]

Таким образом, крестьянин не был обязан выручать деньги за произведенную им продукцию на рынке, чтобы выплатить причитающиеся налоги… Он выплачивал налог тем, что вырастил… Это были райские условия для производителя. Однако стоит заметить, что по врожденному несовершенству человеческой природы даже в этих условиях люди не особенно горели желанием платить какие бы то ни было налоги.

Каждые пять лет военные люди получали денежное вознаграждение. Деньги на это брались у сенаторов и торговцев[10], и в те времена необходимость выплачивать деньги рассматривалась как тяжкое бремя. Налогоплательщик поднимал больше шума по поводу выплаты налога деньгами, чем натурой.

Спустя некоторое время после начала правления Диоклетиана индикты стали объединяться в циклы по 15 лет, а годы считались по их порядковому номеру в пятнадцатилетнем цикле… И даже сегодня, много веков спустя, нам надо лишь взглянуть на календарь, чтобы увидеть, что год, когда написаны эти строки, является тринадцатым годом индикта, – настолько наш современный мир испытал на себе влияние Диоклетиана.

Легенды зачастую очень непоследовательны в определении врагов и друзей человечества. Совершенно очевидно, что имя Диоклетиана значится в первых строках перечня жестоких гонителей гуманности. Тем не менее мало кто из правителей меньше средств потратил на личную роскошь, которая так режет глаза тем, кому приходится зарабатывать на жизнь тяжким трудом. У него не было гарема. Он был благополучно и, видимо, счастливо женат, а семья его не запятнала себя ни одним скандалом. Он не пил, а вот Максимиан – да… Все деньги, которые поступали в виде налогов, благодаря созданному им замечательному механизму шли исключительно на цели обороны, политические нужды и управление империей. Таким образом, деньги налогоплательщика работали на него самого. Ни разу в годы правления Диоклетиана готы не проникали в глубь империи и только среди афинских развалин вели философские рассуждения о недостатках цивилизации. Люди могли спокойно пахать землю и выращивать урожай, пока Аврелий Валерий Диоклетиан руководил делами государства.

Диоклетиан принес в римский мир традиции и обычаи персов; хотя с точки зрения древнего и славного народа воинов, атлетов и стихотворцев все персидское могло казаться излишне изысканным или немужественным. Холодный и гордый Август мог носить свои старые одежды. Но рожденный от раба Диоклетиан считал, что он должен встречать тяготы мира в одеждах из шелка, украшенных бриллиантами. На голове он носил тиару – полоску из белого шелка, вышитую жемчугом. Цезарь в свое время погиб не из-за того, что носил ее, а из-за того, что, как многие подозревали, хотел украсить ею голову… Август был первым среди равных в кругу богатых и образованных людей, которые были его доверенными лицами. Он шутил с ними и до определенной степени допускал с их стороны шутки в свой адрес… Однако исполины землепашцы в присутствии Диоклетиана должны были падать ниц и выказывать всяческое почтение своему божественному повелителю…

Двор Августа был несколько более роскошной разновидностью той группы близких людей, которая присутствовала в доме любого образованного римлянина. Двор Диоклетиана походил скорее на армейский штаб со своим этикетом, правилами, субординацией и тщательным следованием раз и навсегда заведенному порядку. Чтобы пробраться сквозь толпу людей и приблизиться к императору, человек должен был знать все тонкости поведения при дворе (а это знали далеко не все). Никто не мог бы это проделать, не разобравшись предварительно во всех тонкостях процедуры. Недоступность Диоклетиана избавляла его от всяческих случайностей.

Мы бы были несправедливы к Диоклетиану, если бы слишком серьезно принимали те имперские декорации, которые он использовал, чтобы подавлять своим величием сенат и поражать воображение простых людей. Если даже он и перенял часть восточной пышности у персов, то мотивы у него были иные, чем у восточных правителей… Он был римлянином и реалистом, и причины, которыми он руководствовался, имели психологический характер. Старая монархия Рима имела ряд серьезных недостатков. В ней слишком много зависело от случая; и в Августе и в его преемниках сохранялось слишком много авантюризма.

Диоклетиан просто-напросто предложил ввести некоторый отбор кандидатов и немножко приукрасить саму фигуру Августа. К несчастью, его рекомендации оказались слишком сложными, чтобы быть действенными… Можно догадаться, что требования этикета, который впоследствии окружал священную особу императора, не всегда служили во благо последнего… Однако изменения были необходимы. Правления Валериана и Галлиена доказали это. Нужно было вызвать в людях больше уважения к императору; и Диоклетиан использовал известное свойство человеческой натуры – а именно то, что внешняя пышность и строгие правила довольно часто внушают то самое почтение, выражением которого они по идее должны служить.

Абсолютный характер новой монархии часто преувеличивался – во всяком случае, в том, что касается сути дела. В действительности император имел немногим больше власти, чем раньше. Деспотизм больше проявлялся в церемониях и словах, нежели в делах. Диоклетиан внушил людям благоговение перед главой государства. Однако он не создал ничего нового ни в области законодательства, ни в области управления. Сенат продолжал заседать и выполнять свои обычные обязанности: обсуждать положение дел и высказывать рекомендации. Некоторые особые функции сената, как, например, выпуск монеты, которые еще сохранялись в период анархии, были у него отняты. Однако это не сделало императора единственным правителем, а только устранило бессмысленную аномалию (см. Берри. История поздней Римской империи. Т. 1. С. 18). Если сенат не использовал свою роль, то причиной тому скорее было отсутствие императоров в Риме и их занятость другими делами, а не изменение традиций. Еще несколько императоров сменилось на троне после Диоклетиана, а позиции сената, как мы увидим, не слишком пострадали. Изменился скорее его состав.

Сенаторы более не были исключительно представителями городской знати и торговых кругов, как раньше; теперь среди них появлялось все больше и больше крупных землевладельцев из провинций, бывших военных и государственных служащих, принадлежавших к партии императора. Конечно, старый тип сенатора с его изысканной языческой культурой не исчез полностью; но число «новых» сенаторов росло с каждым днем.

По сути, Диоклетиан скорее увеличил, чем уменьшил число ограничений, накладываемых на имперскую автократию. Его консисторий, совет, напоминавший тайный совет при английском короле, был гораздо более эффективным органом, чем старый консилиум. Он получил название консисторий, потому что его члены не сидели, а стояли в присутствии императора, но этим его подчиненное положение и зависимость от императора и кончались. Не исключено, что обычай стоять на совещании был старой иллирийской традицией – старейшины племен на своих советах всегда стояли, образуя круг, так что происхождение этого обычая могло и не иметь ничего общего с монархическим этикетом. По роду своей деятельности консисторий был именно советом. Ни император, ни его министры не действовали с позиций силы. Консисторий решал все самые важные вопросы и давал свои рекомендации императору. Даже Антонины едва ли проявили себя более конституционными правителями.

Из всего вышесказанного мы можем заключить, что по мере того как управлять Римской империей становилось все сложнее, государственная машина тоже становилась все более сложной и разветвленной. Диоклетиан завершил не все из задуманного и начатого им. Он скорее генерировал идеи, чем придавал им законченную форму. Он выдвинул принципы методичного и научно организованного управления, чем явно опередил свое время – но это не является ни его виной, ни его преступлением. Не все из его идей осуществились. Но если брать их в совокупности, то окажется, что Диоклетиан больше, чем какой бы то ни было другой правитель, внес свой вклад в науку управления. Его нововведения на протяжении веков позволяли иным, часто куда более посредственным властителям решать такие проблемы, которые иначе оказались бы для них непосильными.

Пока новая система организации империи находилась в стадии обдумывания и воплощения в жизнь, Максимиан взял в свои руки неотложные дела, для которых требовался человек действия. Он отбыл в Галлию через несколько недель после того, как получил титул августа. Он был именно тем человеком, который требовался империи… В новое время он, вероятно, стал бы отличным капитаном корабля. Он чувствовал себя в своей стихии там, где нужен был командный голос и твердая рука.

Галлия находилась в очень трудном положении. Алеманны и бургунды прорвали оборону пограничных рубежей, и повсюду царил хаос. Максимиан прибыл в Майну и сразу стал наводить там порядок…

Мы уже упоминали о том, как франки во времена правления Галлиена прорвались в глубь империи и, будучи не в состоянии вернуться на родину, двинулись через Галлию, Испанию и далее морем в Африку. В результате был нанесен огромный ущерб испанским рудникам, которые в течение многих лет служили основным поставщиком металла для империи. Естественно, оказалось выгодным задействовать британские рудники, и в то время, как вся империя оказалась на грани полного экономического краха, Британия вступила в период процветания и благополучия.

Большинство перемен, как правило, уравновешиваются другими событиями. Растущее богатство Британии привлекло к ней внимание соседей. Фризы и их соседи научились строить корабли, которые легко пересекали Северное море. И конечно, они были ловкими торговцами. Безусловно, было очень выгодно вывозить часть продукции британских рудников на рынки Фризии[11], разумеется, они не пренебрегали и другими товарами.

Начиная с 275 года на побережье Британии начали высаживаться отряды пиратов. Мы называем эти налеты «саксонскими набегами», и, без сомнения, главную роль в них играли моряки саксонских племен. Однако, скорее всего, эти набеги осуществлялись на деньги и по наущению фризов. К тому моменту, как Максимиан начал наводить порядок в Галлии, эти набеги продолжались уже одиннадцать лет.

Помимо алеманнов и саксов еще одним источником неприятностей были многочисленные банды, кочующие по всей стране. Галлия, какой ее нашел Максимиан, очень напоминала Францию после Столетней войны… Разоренные войной люди, не имевшие работы или какого-то другого источника существования, сбивались в разбойничьи шайки и грабили своих же соплеменников. По мере того как Галлия погружалась в хаос, среди населения начали распространяться некие неопределенные революционные настроения, в результате чего возникло (без особого, правда, эффекта) некое подобие революционной организации, которая скорее служила выражением этих настроений, нежели преследовала конкретные цели.

Максимиан быстро очистил долину Рейна от захватчиков и поторопил тех, кто отступал слишком медленно. Революцию практически невозможно подавить, когда она – настоящая; а вот когда нет – справиться с ней легче легкого. Несколько казней сделали свое дело. Багауды исчезли. Максимиан твердо подавил беспорядки и проследил за тем, чтобы государственная и политическая машина вновь заработала. Он разгреб завалы, оставленные полувековой историей гражданской войны и нашествий германских племен: не в его силах было переделать то, что уже было сделано; но, по крайней мере, он сумел заложить основу для будущей работы, предназначенной для более умелых рук…

Не успел он разобраться с решением этих неотложных задач, как проблема Британии приняла весьма серьезную форму и дала толчок событиям, непосредственно связанным с историей, о которой рассказывается в этой книге.

С восстанием Карауза Британия впервые выступает на арену мировой политики и вносит свою лепту в определение будущего цивилизации.

Сегодня мы бы назвали Карауза бельгийцем по происхождению и менапийцем – по названию земли, где сегодня находятся Брюгге, Остенд и Дюнкерк. Как и большинство римских военных, он был выходцем из низов. Благодаря своим талантам моряка он дослужился до должности начальника римского гарнизона, расквартированного в Булони. Он должен был бороться с саксонскими разбойниками, но само время и дух страны оказали на него влияние. В какой-то момент Максимиану сообщили чрезвычайно любопытные подробности. В доносах говорилось, что Карауз часто отпускал саксов из гавани целыми и невредимыми и перехватывал их на пути домой, когда корабли их были нагружены добычей. Эта добыча делилась между Караузом и его людьми… Максимиан посчитал богатство Карауза достаточным доказательством его вины и повелел арестовать и казнить командующего. Возможно, это было сделано в порыве гнева.

Если бы он немного поразмыслил над ситуацией, возможно, его решение было бы более мягким. В конце концов, Карауз был богатым человеком и популярным командиром. Как только он узнал о том, что дан приказ о его аресте, он перенес свой штаб на другую сторону Ла-Манша и обратился к британцам за поддержкой.

Трудно сказать, насколько оправданны были обвинения в адрес Карауза. Возможно, его оболгали противники; не исключено, что эти обвинения формально были вполне справедливыми, хотя по сути не являлись таковыми. То, что вспыльчивый Максимиан поверил им, не доказывает виновность Карауза. Максимиан принадлежал к тому типу людей, которые сначала приводят приговор в исполнение, а потом уже разбираются, что к чему. Поскольку ему не удалось сразу повесить Карауза, он не видел необходимости разбираться… Британские легионы действовали подобным же образом. Они без предубеждения отнеслись к богатому человеку, который щедро делился своими доходами, и не затруднили себя рассмотрением доводов, ставящих под сомнение этичность его поведения… Карауз известил императоров о том, что он также избран императором – и носит титул божественного августа.

Потеря Британии порождала серьезные проблемы. Эта провинция была важна для империи хотя бы потому, что она вносила весьма существенный вклад в ее доходы, не говоря уже о ее выгодном стратегическом положении. Ну и что еще хуже, теперь все олово шло на фризские рынки… К следующему апрелю Максимиан собрал флот для похода на Британию. О том, что он потерпел разгромное поражение, можно легко догадаться по единодушному молчанию источников… С тех пор позиции Карауза еще более упрочились. Он не только правил Британией, но и сумел удержать за собой Булонь как свой форпост на континенте, используя который он мог при желании направить войска в Галлию.

В таких условиях ничего не оставалось, как пойти на компромисс. Положение Максимиана на Рейне было достаточно сложным и без высадки британских легионов у него в тылу. Диоклетиан признал Карауза (без сомнения, не очень охотно) третьим августом, и конфликт решился.

Британский император проявил добрую волю и патриотический здравый смысл, а также редкостно точное понимание положения, в котором оказался. Он называл себя римским императором, тем самым подтверждая единство империи, и не стал претендовать на большую, чем у Максимиана, самостоятельность. Пока его не трогали, он не делал практически ничего такого, что вызывало бы возражения Диоклетиана. Однако он позаботился о том, чтобы создать себе репутацию опасного противника.

Политика Карауза была направлена на то, чтобы Британия оставалась составной частью империи. В то же самое время он укреплял свою мощь, развивая тесные дружественные связи с франками. Франки, в свою очередь, были готовы заключить союз с человеком, который мог серьезно изменить их собственное положение. Многие из них перешли к нему на службу и прошли обучение римским методам ведения войны. Они могли бы научиться у Карауза и гораздо более важной вещи, а именно – осознать стратегическое значение Британии. Он показал им, что Британия может устоять перед нашествием извне и что он может изменить границу Римской империи, контролируя пролив… Однако обычный человек вряд ли мог осознать и использовать этот урок.

Если эта истина до сих пор не была понятна Диоклетиану и Максимиану, то теперь она стала для них очевидной. Требовалось восстановить прежнюю связь между Британией и империей и тем самым не дать использовать этот остров в качестве орудия в борьбе за владычество над рейнскими землями… Эта миссия была поручена Флавию Констанцию… Через пять лет после возвышения Карауза Диоклетиан перешел к решительным действиям. Он собирался привести в исполнение свой план ради умиротворения и преобразования империи.

Примечания:

1

В «Истории Августов» говорится, что число сенаторов равнялось 41 – как в законах Суллы. Профессор Берри считает, что, скорее всего, их было 29.

6

Если бы для расследования смерти Кара и Нумериана была созвана специальная комиссия, результаты ее работы оказались бы сенсационными. Кар умер при чрезвычайно таинственных обстоятельствах. Очевидцы говорят, что во время грозы загорелась его палатка, правда, некоторые свидетели утверждают, что его убила молния. С другой стороны, его личный секретарь заявляет, что он умер своей смертью, но при этом он почему-то не объясняет, отчего это произошло, и убеждает, что пожар возник по вине расстроенных этим слуг. Все это весьма подозрительно. Немного позже Нумериан также умер при обстоятельствах, не вполне нам понятных. Поскольку Диоклетиан был начальником охраны, он не мог не знать этих обстоятельств, и его показания могли бы представлять определенный интерес. Суд спросил бы у него: 1) почему он убил Аррия Апра до того, как он выступил с какими-то заявлениями; 2) как ему удалось сделать это, не возбудив подозрений; 3) почему он сказал: «Великий Эней покарал тебя!»; 4) почему он сказал: «Я наконец убил вепря!»; 5) были ли показания деда историка Вописция правдивыми.

Дед Вописция мог бы сказать суду: «Когда все они были всего лишь солдатами-наемниками, хозяйка, у которой они квартировали в Тонгресе, была жрицей друидов. У нее был свой магазин. Там жил Диоклетиан. Однажды, расплачиваясь за жилье, он, казалось, неохотно расставался со своими деньгами. И она сказала ему, чтобы он не жалел о них или что-то в этом роде. Диоклетиан сказал: «Я быстрее стану расставаться с ними, когда стану императором». Она сказала: «Ты станешь императором, когда убьешь вепря». Он улыбнулся и не сказал ничего, потому что он вообще был скрытным человеком. А в другой раз Диоклетиан сказал: «Я всегда убиваю вепря, а шкура достается другому»… Наконец, дед Вописция сказал, что как-то раз Диоклетиан сказал ему, что он убил вепря (Апра) только из-за предсказания жрицы… Тогда комиссия могла бы еще раз обдумать все показания и принять другое решение – мы вполне можем догадаться какое.

Вепрь в древней кельтской религии был священным животным, и в некоторых землях выражение «убить вепря» могло иметь определенный смысл.

7

Он живо интересовался архитектурой и литературой.

8

Прииски давали все меньше золота; одновременно шел процесс накопления запасов (и не только частных). Также золото вывозилось на Восток – в обмен на различные товары. При этом сам Запад мог дать Востоку гораздо меньше товаров, чем в начале христианской эры, в результате отток золота все увеличивался. В этом крылась одна из причин финансового кризиса.

9

«Существует единица обрабатываемой площади, и число акров в каждой единице в разных местах разное в зависимости от плодородности почвы; существуют единицы земли для виноградников и плантации оливковых деревьев; и налог исчисляется, исходя из этих единиц. Предполагалось, что единица представляет часть земли, которую может обрабатывать трудоспособный крестьянин. Таким образом, собственность в сто единиц означала собственность ста работников» (Берри. История поздней Римской империи). У.Е. Хайтланд считает, что такая система исчисления налогов была просто невыполнима и никогда не работала по справедливости (Агрикола. С. 388). Однако очевидно, что это была попытка добиться справедливости.

10

Этот налог платили сенаторы, декурионы и торговцы. Сенаторы также платили специальный налог на собственность. В народе его называли «фоллис». Так назывался маленький мешочек для денег, используемый при расчетах наличными.

11

Олово и сейчас является ценным металлом; оно было еще более ценным в 275 году. Вряд ли какой-то другой товар, за исключением драгоценных металлов, представлял большой интерес для торговцев.