Глава 13

Вторая смерть

Хотя династия Константина прекратила свое существование, созданный им механизм был использован другими людьми; принципы, заложенные им в основу этого механизма, выдержали испытание временем, ибо они были закономерным порождением эпохи и отвечали ее нуждам и идеалам.

Смерть Юлиана привела к крупнейшему кризису в истории человечества. Она стала предвестием череды изменений, которые привели к разделу империи; в то время как одна половина сохранила традиции и название Римской империи, вторая превратилась в абсолютно новое образование, которое мы теперь называем Европой. Если бы династия Константина продолжалась, то развитие Западной Европы, возможно, пошло по тому же пути, что и развитие Византии, и она точно так же погибла бы.

Несостоявшийся философ положил почти всю римскую армию в пустынях Месопотамии. Прозаичный человек спас то, что еще можно было спасти. Иовиан, которого поспешно избрали преемником Юлиана, был, подобно Диоклетиану, начальником императорской гвардии; он был веселый, приятный в общении, весьма здравомыслящий человек, убежденный христианин, который, правда, не так тщательно изучал десять заповедей, как следовало бы… Он знал, как управлять государственной машиной. Он вывел армию из Месопотамии, правда, несколько уронив ее авторитет, но без этого нельзя было обойтись… Годом позже он скончался, и Валентиан I, иллирийский военный, сменивший его на престоле, пошел на решительные меры и разделил империю на Восточную и Западную. Хотя чуть позже Феодосии Великий на несколько лет вновь объединил империю, разделение, осуществленное Валентианом, стало окончательно признанным фактом… После многочисленных экспериментов в сфере государственного управления, о которых рассказывалось в этой книге, двумя частями империи стали править два августа, которые стали передавать свою власть по наследству.

Здесь начинается новый грандиозный акт этой драмы. Примерно в 375 году гунны начали свое продвижение по Восточной Европе. Они сокрушили королевство Эрманариха, и король предпочел убить себя, чтобы не видеть своего поражения. Готы отступали под натиском гуннов до тех пор, пока не уперлись в Дунай – там, где, подобно сарматам, они попросили дать им земли в границах империи. Правительство долго не могло принять решение. Готы коренным образом отличались от сарматов. У них были свои священные короли, и они представляли собой организованную политическую силу, каковой сарматы не являлись. Им позволили перейти Дунай и вступить на землю империи, где их каким-то образом обеспечивали самым необходимым, пока правительство пребывало в раздумье. Обычная нечестность чиновников, немного готской гордости и нетерпения плюс неудачное стечение обстоятельств – и грохнул взрыв, последствия которого сказывались в течение 12 веков. Готы взбунтовались и начали захватывать то, что они хотели получить. Император Валент поспешил на место событий с маневренными войсками. Но готы застали армию врасплох, когда она еще не успела приготовиться к бою и занять удобную позицию. Готы смели и войско, и самого Валента. Во время преследования готы подожгли несколько домов, где пытались скрыться римляне. В одном из них находился и Валент, он погиб в пламени.

Таков был конец римской армии, существовавшей со времен Камилла. Феодосии Великий, восстановивший военную машину империи, не озаботился тем, чтобы в прежние дни обучать легионеров. Он набирал в армию хорошо подготовленных и обученных воинов с севера. В действительности уже мало кто мог бы воспринять старую легионерскую школу. Дисциплина легионеров была следствием определенной системы воспитания, бытовавшей в среде горожан. С упадком торговли и городов подходящих кандидатов становилось все меньше. Сельские жители сами по себе не могли достичь нужного уровня подготовки. Со времен сражения при Адрианополе императорская армия пополнялась в основном за счет германцев.

Главным содержанием европейской истории в последующие века стало восприятие и усвоение принципов и методов Константина. Основную роль здесь сыграла германизация армии. Армия была той школой, в которой европейцы прямо или опосредованно получали необходимые уроки. Лев I остановил процесс германизации Востока и оградил Азию от тех изменений, которые превратили Европу в новую цивилизацию.

Не стоит считать, что в эпоху римлян европейские земли к северу от Дуная заселялись впервые…

Северная Европа была плотно заселена задолго до того, как Рим появился на страницах истории. Оттуда в остальную Европу вливались новые и новые потоки эмигрантов, порожденные перенаселением: арии, фригийцы, дорийцы, кельты, германцы. Северная Европа не была пустыней, ожидающей прихода поселенцев; это была земля густо заселенная, но способная при надлежащем использовании прокормить и большее население. И сельское хозяйство, и торговля успешно развивались, за исключением редких спадов в развитии, связанных с различными катаклизмами. Римские торговцы добились куда больших успехов, чем римские солдаты в своем завоевании Центральной Европы и рынков севера. За три века, прошедшие между правлением Цезаря и правлением Константина, эффективность хозяйства в Северной Европе значительно выросла, и эта земля вполне могла принять и прокормить еще больше людей. Энергичные юноши, мечтавшие о богатстве и славе, вполне могли достичь своих целей, пойдя на службу в римскую армию. Центральная Европа менее, чем когда бы то ни было, нуждалась в расширении своих границ. Если европейцы стали распространять свое влияние и проникать в пределы Римской империи, это было не только и не столько результатом ее перенаселенности. Просто граница становилась искусственной и ненужной. Она была не прорвана, а скорее просто забыта.

Часто хронисты и историки, описывающие события прошлого, вводят нас в заблуждение. Никакого организованного вторжения северных племен на территорию Римской империи реально не было; ни один современный историк не станет говорить о нем как о действительном факте, но сила традиционных представлений велика. Была большая готская война; однако, очевидно, нечто произошло уже до этого, поскольку оборону римлян возглавлял вандал Стилихон.

Англосаксы взяли в свои руки Британию, откуда римляне ушли несколькими годами ранее. Франки завоевали Галлию; однако на эти земли претендовали готы, бургундцы и всякого рода авантюристы; а франки в общем-то были склонны рассматривать себя как спасителей цивилизации. Лангобарды сначала пришли в Италию как наемники имперского правительства. В реальности имели место размывание границ и растущая неопределенность в отношении того, что есть что и кто есть кто. Никто так и не разгадал эту загадку. Примерно в то же время, когда франки изо всех сил пытались выглядеть римлянами, римляне, в свою очередь, пытались походить на франков. Этот процесс начался еще после битвы при Адрианополе. Его главным выразителем стал Феодосии Великий. Медленно, но верно границы сдвигались, и Европа постепенно превращалась в единый большой регион с более-менее однородными характеристиками.

В основе этого процесса политического слияния лежали экономические факторы. Стремление к кастовости, характерное Римской империи, рост числа гильдий, построенных по наследственному принципу, и внедрение принципа наследования власти во всех структурах сблизили Римскую империю с теми областями Европы, где все еще сохранился родовой строй. Действительно, империя оказалась разделенной на многочисленные «племена» как раз тогда, когда германцы переняли некоторые принципы политической организации. Поэтому в какой-то момент империя и северный регион, лежавший за ее границами как в экономическом, так и в культурном и социальном плане, оказались близки. Старая граница исчезла или, по крайней мере, стала призрачной и ничего не значащей линией, более не разделяющей две совершенно разные общественные системы.

Очевидно, в какой-то момент этот процесс должен был закончиться. Если римская цивилизация собиралась распространять свое влияние до тех пор, пока не захватит всю Европу, то рано или поздно цивилизованный юг и родоплеменной север должны были встретиться и далее идти рука об руку. И этот момент наступил!.. «Трайбализация» империи была лишь одним из этапов этого процесса. Древние римские земли пережили ее, затем отбросили и вернулись к прежним «цивилизованным» способам существования. Но теперь за ними последовал север. Постепенно все черты родового общества исчезли, и над горизонтом разгоралась заря новой эпохи.

Не Константин навязал Западной империи принцип наследования власти. Это сделала безликая сила экономического развития и политической эволюции. Вполне возможно, что эти слова – лишь другое название для автоматического сочетания грехов, слабостей и невежества людей, но не для их свободной воли… Константин лишь уловил эту тенденцию и воплотил ее в жизнь. С другой стороны, он лично внес огромный вклад в спасение, сохранение и усиление христианской церкви, которая по самой своей сути противостояла системе наследственных каст и стала той силой, которая века спустя разрушила систему… Именно благодаря ему церковь смогла уцелеть, когда Галерий пытался уничтожить ее либо превратить ее в племя левитов или касту волхвов. Все признают эту его роль. Его друзья восхищаются им; его враги ненавидят его именно по этой причине, и ни по какой другой. Константин не поработил человечество. Он сделал так, что опутывающие его цепи могли быть разорваны… Тем не менее нельзя судить о Константине только по его отношению к христианству. Есть и другие причины, по которым он заслуживает нашего внимания. Однако, без сомнения, какое-то время о христианстве судили по его отношению к Константину.

Возможно, самым главным результатом деятельности Константина является наше понимание того, что общество строится на основе закона. Все те, кто считал, что основанная им монархия была автократией и что долгое существование Византии оказалось возможным благодаря тому, что там единственным законом являлась воля одного человека – императора, – создавали искаженное представление о его деяниях. Теперь мы можем увидеть факты в ином свете и приблизиться к пониманию истины. Монархия, строительство которой начал Диоклетиан и завершил Константин, была не более автократичной, чем принципат Траяна. Это было правление закона, в котором закон стоял выше самого законодателя. Мы можем видеть слабость в том, что закон ставился столь высоко; однако это – слабость во благо. Примеры, которые каленым железом были выжжены в умах византийских чиновников, – это примеры анархии, описанной нами в первой главе книги, и падение империи, описанное в последней ее главе. Автократия, при которой законом является воля отдельных личностей, не может породить сильное государство. Но власть закона – может. Ни воля, ни приказ, ни желание не способны сделать государство сильным; а повиновение закону – способно на это. Если Константин создал империю, которая просуществовала целое тысячелетие, то это произошло потому, что он убедил тысячи людей верить правильности повиновения нравственному закону Бога и политическому закону человека.

Для эпохи Константина характерно не сближение, а, напротив, дифференциация. С этим обстоятельством связано возникновение монархии, поскольку факты говорят о том, что монархическая и республиканская формы правления являются не предметом нравственного выбора, а отражением человеческой психологии. Когда государство формируется, политические движения объединяются, а люди чувствуют и мыслят более-менее одинаково, возникает республиканская, или парламентская, форма правления. Когда государства распадаются, старая административная система заменяется новой, складываются новые взаимоотношения между людьми, которые начинают все больше отличаться друг от друга, появляется монархическая форма правления. В сходных ситуациях основанием для формирования того или иного типа правления является то, стремятся ли люди к дисциплине или предпочитают индивидуализм… Причина этого кроется в очень простом свойстве человеческого разума. Если мы имеем множество непохожих друг на друга людей, гораздо легче найти человека, которому они все смогут подчиняться, чем идею, в которую они все смогут верить. Общая вера подразумевает большую долю схожести. Чтобы утвердить общую веру, сначала надо добиться этой схожести там, где ее никогда не было. В силу этого Рим эпохи Константина тяготел к монархии, ни на минуту не забывая принципов, унаследованных от ранней эпохи. Более того, он отшлифовал, отточил и усовершенствовал эти принципы.

Насколько бы современные Соединенные Штаты ни отличались по своему устройству от государства, созданного Константином, они являются самым ярким примером именно такого отношения к закону. Принципы, провозглашенные Джоном Маршаллом, который даже законодателя поставил под контроль судебной власти, создали в Америке по крайней мере начатки системы, которая теоретически могла оказаться такой же стабильной и долговечной, как система, созданная Константином. В обоих случаях причина была одна и та же. Разнообразие элементов, составлявших Римскую империю, требовало жесткости законодательной базы государства.

Современная Америка отличается тем же разнообразием составляющих ее элементов и нуждается в той же жесткости… Старые, давно сформировавшиеся нации, более однородные по своему этническому составу, не нуждаются в таком регламентировании. Схожесть национальных и культурных особенностей их граждан делает возможной большую формальную свободу; ведь когда люди схожи, их мысли и мнения автоматически оказываются близки… Верховенство закона – это защита индивидуальности. Люди могут отличаться друг от друга и могут свободно проявлять свою индивидуальность, как они хотят, до тех пор пока их общее повиновение закону обеспечивает их единство. Они должны быть все одинаковыми, если схожесть – это единственное, что связывает.

Эпоха Константина, в которой многие люди видели время политической деградации и наступления автократии, на самом деле породила все те теории, которые лежат в основе английской, французской и американской конституций. Не Афины эпохи Перикла, а Рим эпохи Севера и Константина провозгласил, что все люди рождаются свободными и равными. Многие правовые доктрины, на которые опираются современные представления о свободе, были впервые сформулированы римскими законодателями этого периода… Мы находим там, по крайней мере в зародыше, едва ли не все политические идеи, развитые в Европе последующих веков.

Таким образом, идея божественного происхождения монархии отнюдь не означала, что Римская империя оказалась во власти суеверия. Всегда существовала традиция обожествления императоров после их смерти. Республиканские должностные лица всегда обладали особыми правами, а трибун, который был выразителем интересов народа, считался неприкосновенным. Если объединить всех республиканских должностных лиц в одного человека и передать ему все их права и обязанности, нам поневоле придется признать его особу священной и одеть его в пурпур. Квинтий Фабий, Гай Гракх, Диоклетиан и король Георг V в равной мере являлись священными особами. А вот ни Гувер, ни Дюмерье не считаются таковыми, и в этом заключается главное отличие.

Преобразование монархии, аналогичное тому, которое было осуществлено Константином, одновременно имело место и в других частях Европы. Сообщение между севером и югом в VI веке, видимо, было не намного хуже, чем, скажем, в XVI. Путешествие по просторам Европы в те времена не было сопряжено с особыми трудностями и опасностями. Поэтому идеи, зародившиеся в одном месте, могли спокойно распространяться во всех европейских странах. Когда Константин проводил преобразование империи, первые готские королевства, возникшие на Висле, распространяли свое влияние на Запад. Эрманарих, Аларих и Теодорих по своему положению и статусу значительно отличались от избиравшихся племенем военных вождей прежних времен. Никто из них не удостоился триумфа. Среди них не было никого подобного королю Тевтободу, который мог перепрыгнуть через шесть коней. Они были похожи на Константина. Первоначально различия между римским и готским типами государственности были значительными, но постепенно они начали стираться. С течением веков эти два типа превратились в один.

Можно ли проследить, каким образом новая форма монархии распространялась в Европе? Римские авторы ничего не пишут об этом. Но может быть, свидетельства этого можно найти где-то еще?

Верим мы в нее или нет, но древняя традиция Северной Европы сохранила довольно подробную историю на этот счет. Некоторые легенды объединяются в особую группу, отличающуюся от других рядом интересных особенностей. Это истории об отдельных личностях, чьи судьбы как-то пересекались, причем один из героев – король готов Эрманарих – безусловно существовал в действительности. Что касается остальных, то их имена встречаются в скандинавских, английских и германских легендах, но их реальность не подтверждена историческими свидетельствами. Если мы примем, что герои этих легенд – реальные люди (а в этом нет ничего невероятного), то вырисовывается следующая картина. У Эрманариха – знаменитого короля, который во времена Константина распространил власть готов на всю Восточную Европу, – было много двоюродных братьев и сестер, детей его дяди Будли, брата его отца. Среди них были, прежде всего, Атли, король гуннов, Брюнхильд и Бекхильд. Брюнхильд была женой Гуннара, короля бургундцев, а Бекхильд – некоего короля Хама. Таким образом, мы видим, что наряду с готской и в одно время с ней правила бургундская династия и династия королей гуннов… Но это еще не все. Мы все знаем романтическую и трагическую историю Брюнхильд, по мотивам которой Вагнер написал свою прославленную оперу. В ней рассказывается о Сигфреде (которого немцы называли Зигфридом, а скандинавы – Сигурдом Драконобойцем). Однако кем он был на самом деле? Согласно древним легендам, он был потомком королей, правивших в Восточной Европе. Судя по тому, какой след он оставил в преданиях, он был очень знаменит. Он жил примерно в одно время с Эрманарихом и примерно в тех же землях. Таким образом, все эти первые королевские династии появляются в эпоху Константина и происходят из Восточной Европы.

Однако, насколько мы знаем, эти династии имели связи и взаимодействовали только с народами севера Европы. С племенами, жившими на Рейне, контактов у них практически не было. Имя отца Сигфреда, Сигмунда Вёльсунга, хорошо помнили англосаксы; оно дошло до наших дней в названии Валсингэм, а историю его жизни сохранили для нас скандинавские легенды. Сводный брат Сигмунда Хельги Убийца Хундинга победил саксов, а позже пал от их руки. Англосаксы знали и царя Хаму, мужа Бекхильд. Они знали Эрманариха. Все эти люди принадлежали к одному и тому же поколению. Датские короли возводят свою родословную к Эрманариху. Все эти легенды рассказывают об одном – они свидетельствуют, что все династии возникли примерно в одно и то же время и были основаны группой людей, имевших связи с англами и датчанами и одновременно – с готами… Правда, мы не знаем, правдива ли эта история или нет, но она вполне вероятна. К тому же других все равно нет.

Если следовать этой версии, ранние северные монархии зародились примерно в то же время, когда в Риме место императора занял божественный монарх. Во всей Северной Европе на смену королям-воинам и королям-жрецам пришли правители иного плана. Эта политическая монархия была создана, судя по некоторым признакам, по образцу новой римской монархии Диоклетиана и Константина. Как только мы попытаемся выяснить ее устройство, мы поймем, что это была некая корпорация, власть главы которой передавалась по наследству, с двором – или консисторием, состоявшим из высокопоставленных должностных лиц, и неким военным органом. Различия между монархиями разных стран вытекали из различий в уровне экономического и политического развития юга и севера Европы. Самое удивительное, что эти различия были не столь велики. Очевидно, на этой стадии родовое общество севера и политическая система юга начали сближаться, и на стыке этих двух систем возникла новая форма монархии, которая постепенно распространилась по всей Европе.

Откуда Диоклетиан и Константин почерпнули те идеи, на которые они опирались, изменяя статус императора? Некоторые элементы заимствованы из опыта персидской монархии. Об этом прямо пишет Лактанций. Он указывает, что Галерий почерпнул свои идеи из персидских источников. Однако персидское влияние заметно уже во взглядах Аврелиана. Аврелиан, ставленник и преемник Клавдия Готского, привез из своей восточной кампании культ Непобедимого Солнца, который, по всей видимости, зародился в Персии. Скорее всего, именно этот культ стал основным инструментом при формировании и распространении политической доктрины новой монархии. Константин едва ли не до конца жизни входил в некое сообщество приверженцев солнечного культа. Вероятно, другие члены этой группы последовали его примеру и приняли христианство, и она прекратила свое существование.

Как можно предположить, сама суть должности императора коренным образом изменилась при иллирийских императорах. Священная особа, постоянно окруженная роскошно одетыми слугами, приблизиться к которой можно было только с соблюдением всех правил придворного этикета, тем не менее оставалась главой республики. Император, приветствующий с помоста свое войско, все еще был должностным лицом, обращавшимся к избравшим его гражданам. Армия считала себя римским народом до тех пор, пока Феодосии Великий не низвел ее до положения императорской охраны.

Последующая история этой новой монархии представляет для нас некоторый интерес. В Западной Европе ей пришлось противостоять подобным же образом организованным монархиям севера Европы. В этой борьбе она погибла вместе со своими противниками. В Восточной империи ее судьба сложилась по-другому. Там административные методы римской монархии были развиты и усовершенствованы, и Византия стала тем посредником, с помощью которого эти достижения передавались более молодым и неопытным монархиям Запада. Мы привыкли считать, что, когда западная монархия была сильной, византийская монархия была слабой. Однако нельзя не признать, что, когда западная монархия была слабой, византийская монархия представляла собой мощную систему, которая обучила Запад своим методам и принципам организации и управления. Ее влияние распространилось по всей Европе.

Однако пока западная монархия продолжала развиваться, породив сначала отдельную политическую структуру земельной аристократии с собственным феодальным советом, а позднее – торговой олигархии и промышленной демократии с представительской парламентской системой, византийская монархия не проходила через все эти стадии, а просто сначала впала в летаргический сон, а потом и вовсе оказалась недееспособной… Тот факт, что Восточная Европа и Западная Азия в течение многих веков отставали в своем развитии, объясняется ограниченностью политической традиции, воспринятой ими от Восточной империи… В свое время эта система была сильной и стабильной, и турецкий султанат, который был ее точной копией, поражал всех своей необыкновенной живучестью. Однако в этой системе не была заложена способность к развитию. Она не могла стать более зрелой. Восток застыл на первой стадии в то время, как Западная Европа активно и постоянно развивалась и переходила к новым формам политической организации и экономической жизни.

Результаты – налицо. Нет нужды объяснять читателям этой книги различия между Персией и Турцией, с одной стороны, и процветающими государствами Запада – с другой. Есть и другие причины этого, помимо указанной неспособности к развитию, но в данном случае они не представляют для нас интереса.

Практически все историки, изучающие эпоху Диоклетиана и его преемников, сходятся в одном – они признают коррумпированность тогдашней администрации. Однако мы слишком часто используем это слово и забываем о некоторых моментах, которые следует обсудить, а не принимать как данность. Что мы понимаем под коррумпированностью? И что она собой представляет в политическом смысле?

Большинство из нас может привести ужасающие примеры того, что мы считаем политической коррупцией. Англичане вспомнят старую, дореформенную систему предоставления особых привилегий; американцы укажут свои любимые примеры. Но мы все признаем в той или иной форме, что политическая коррупция возникает лишь в определенных ситуациях. Очень старая государственная система, более не соответствующая реалиям жизни, или слишком новая система, еще не вполне устоявшаяся, – в любой из них может процветать коррупция. Но ни одна система не подвержена коррупции на пике своего существования. Люди не бывают коррумпированными просто так, без всякой причины. Можно рассмотреть пример злоупотребления служебным положением: клика, старая гвардия, влиятельные лица – все эти небольшие группы властей предержащих, которые действуют заодно, чтобы отстранить от власти неугодных им людей. Часто сами они ничего не выигрывают. Порой они своими руками рубят сук, на котором сидят… Но в чем смысл их существования?

Понятие «коррумпированность» подразумевает тот нехитрый факт, что человек является слугой двух господ: то есть он теоретически и официально служит одной форме суверенной власти, а на деле – совершенно другой. Человек коррумпирован, если он заявляет о своей непоколебимой верности государству, а на деле он верен какой-то одной группировке. Любая форма политической коррупции подпадает под это определение. Коррупция подразумевает несовпадение личных интересов и требований лояльности – тайное пренебрежение одним ради другого. В практической жизни далеко не каждый человек способен на абсолютную лояльность. Нет необходимости скрупулезно выяснять, как много британцев искренне ставят интересы империи выше интересов каких-либо других групп. Вполне вероятно также, что число американцев, непоколебимо верных курсу феодального правительства, значительно меньше, чем нам хотелось бы. Время от времени мы узнаем о том, что на государство оказывается силовое или, по крайней мере, моральное давление со стороны самых различных организаций, начиная от церкви и кончая мафией. Правда заключается в том, что воздействие крупных политических институтов на чувства и стремления людей зачастую слишком опосредовано. Оно нейтрализуется непосредственными влияниями, исходящими от ближайшего окружения. Бывают времена, когда кажется невозможным пожертвовать братскими узами во имя интересов государства. Друзья провожают человека в дальний путь или встречают его, и никакие государственные проблемы не могут помешать им отпраздновать это событие.

Кроме того, в некоторых случаях требования ближайшего окружения оказываются не только более непосредственными, но и морально более обоснованными. Именно так считали христиане, которые полагали, что верность церкви является гораздо большей добродетелью, чем повиновение законам государства. Они не были единственными, кто начал ссориться с имперским правительством. Существовала еще сотня всяческих сообществ, различных как по своему характеру, так и по целям; и в простейшем своем проявлении проблема упирается не только в предприимчивого чиновника, который полагает, что вопрос никак не может быть решен, пока заявитель не внесет свой вклад в повышение благосостояния его семьи, но истоки ее лежат в гораздо более высоких, философских материях.

Таким образом, мы должны признать, что явление, которое мы называем коррупцией, гораздо сложнее и шире по своей природе, чем мы полагали раньше. Это явление приобретает размах и в него оказываются вовлеченными влиятельные и умные личности в те моменты, когда внутренние связи более мелких объединений развиваются настолько, что становятся крепче, чем связи человека с общественными институтами и государством. Всем известно, что такие мелкие объединения могут обладать огромным потенциалом и влиянием. Через определенные промежутки времени возникают периоды, протяженностью от нескольких десятилетий до нескольких столетий, во время которых мелкие сообщества превосходят по силе влияния общества в целом. И это происходит не из-за воображаемого упадка нравственности человека, а вследствие естественных причин.

В нравственной природе человека лежит источник мощи как всего общества, так и более мелких объединений. Нельзя сказать, что в одном случае она хороша, а в другом – плоха. Мы иногда можем осознавать (по крайней мере, в теории) необходимость ставить интересы всего общества выше всех прочих и принимать меры против тех, кто выдвигает на первый план интересы узких группировок. Однако это возможно лишь при условии, что мы сумеем убедить людей, что интересы общества того заслуживают: люди будут отстаивать только те идеи, которые рождены для их блага, а не те, которые подразумевают, что человек создан лишь для того, чтобы воплощать идеи в жизнь. В этом и состоит весь секрет.

Многие ученые пытались по-своему объяснить падение Римской империи. Некоторые из них (причем самые умные) отказались от попыток решить эту задачу[62]. Однако действительно ли Римская империя пала в том смысле, в каком они понимают это слово?..

Правительство, возможно, действительно пало, однако это не повлекло за собой разрыва в развитии политических институтов. Восточная империя с центром в Константинополе сохранила себя на тысячу лет, отказавшись от каких-либо рискованных предприятий и фундаментальных изменений и пожертвовав своим будущим во имя своего настоящего. Западная империя избрала другой путь. Отказавшись от основ, на которых она зиждилась, она растеряла свою материальную мощь и утратила внешнюю организованность: она «пала». Однако это «падение» позволило цивилизации возродиться, обретя новые силы и поистине безграничные возможности. В то время как Константинополь обучал молодые государства Востока устаревшим принципам управления, Запад создал государственную систему национальной монархии, которая породила аристократию и дала ей возможность развиваться до тех пор, пока она сама, в свою очередь, не создала торговую олигархию, ставшую прообразом промышленной демократии. Константинополь погиб, однако западная цивилизация, его вторая юность, жива до сих пор. Она так и не пала: она только вступила в новый этап развития.

Историки обращают очень мало внимания на некий фактор, играющий важную роль в упадке и крушении государств. Этот фактор можно назвать фактором усталости, и корни его лежат в самой природе человека… Всем людям надоедает постоянно повторять одно и то же действие, потом они начинают испытывать к нему неприязнь, а когда это постоянное повторение перерастет в монотонность, возникает ненависть… Энергичные люди, которые в течение нескольких поколений занимались одним и тем же видом деятельности – торговлей, ремеслом или чем-то другим, – на стадии насыщения снижают уровень своей активности; на стадии неприязни они начинают пренебрегать своими обязанностями и ищут иной род занятий, на стадии ненависти происходит крушение всех прежних идеалов, люди бросают вызов условностям и законам и становятся революционерами… Причина заключается в том, что человек является созданием узкоспециализированным, способным только к одному виду деятельности. Он стремится делать все, что только можно; у него должна быть свобода выбора и смены занятий, иначе он сойдет с ума, умрет сам или начнет убивать других. Нет ужаснее пытки, чем пытка однообразием.

Этот закон работает при всех обстоятельствах, во все века, в любых слоях общества. Это всеобщий закон. Умнейшие государственные деятели интуитивно принимают это – и учитывают его в своей политике. Ни одно из установлений не строится на более точном знании человеческой природы, чем заповедь о Шаббате и обычай юбилеев. Дайте человеку возможность отдохнуть, и он будет дальше работать с удвоенным рвением. Современные психологи заново открыли этот закон и точно его сформулировали – однако от начала времен он был известен каждому мудрому человеку, задумывающемуся над жизнью своих собратьев и причинах подъема и упадка народов.

Большинство из нас на собственном опыте убеждается, сколь значимы могут быть социальные последствия усталости. Мы все знаем о святых, которые воспитали в своих детях ненависть к морали, и о грешниках, которые заронили в души своих детей стремление к добру… Мы знаем богатые семьи, члены которых ненавидели свой образ жизни и стремились жить жизнью простых людей; а человек из трущоб делает все возможное и невозможное, чтобы стать своим в шикарных особняках. В образованной семье могут вырасти дети, которым противна сама мысль об учении… Мы все, каждый в отдельности и все вместе, можем перенасытиться результатами собственной деятельности и заронить в души детей отвращение к ним.

Фактор усталости играет важную роль в процессе усиления и ослабления политической власти, в формировании классов и в циркуляции индивидуумов по кровеносной системе общественных институтов. Мы знаем о династиях, достигших вершин власти и низвергнутых оттуда, о новых людях, возникающих на политической арене, о властях предержащих, у которых недостает ни желания, ни мужества, чтобы противостоять агрессии, о честолюбивых новичках, чьи ум и воля подчинены единственному стремлению – стремлению достичь успеха. Именно из-за действия этого закона маленькие государства (в смысле их перспектив на выживание) находятся в очень невыгодном положении. Они истощают свои запасы, у них нет ресурсов, и они гибнут. К тому моменту, как цикл завершается и люди вновь обращаются к когда-то отвергнутым ими вещам, уже невозможно возродить прежнее маленькое государство… Именно по этой причине маленькие государства исчезают.

Соответственно, крупное государство находится в лучшем положении. Часть его может постоянно обновляться и готовиться к новым свершениям… Этот процесс хорошо прослеживается на примере истории Римской империи. Какими бы ресурсами ни располагала Италия, ко времени правления Цезаря ее люди начали уставать. Мы можем указать тот момент, когда она стала полагаться на людей типа Веспасиана, обратила свой взор на великого испанца Траяна и галла Антония. Африка сыграла свою роль при Северах. Иллирийцы спасли Италию от великой анархии; а выходцы из Британии посадили на трон Константина. В будущем правителями Восточной империи стали выходцы из Малой Азии. В Европе усталые римляне были поглощены потоком северян, у которых никогда ранее не было ни легкой жизни, ни комфорта, ни солнца, ни богатства, ни счастья и которые были готовы на все, чтобы получить это… Южные европейцы были высокоцивилизованными людьми задолго до этого и долго еще такими оставались… Обычному человеку надоело быть хорошим. Ему надоело подчиняться нормам общества, быть неизменным в своих привычках, пунктуальным и честным. И он хотел – как и бунтующие сыновья и дочери – нарушить существующие правила, пренебречь своими обязанностями и делать только то, что хочется…

Таким образом, под упреки императора и назидательные сентенции моралистов Западная империя начала впадать в состояние варварства… Вероятно, большинство людей глубоко сожалели, что соседи перенимают их недостатки, и хотели, чтобы кто-нибудь предпринял усилия для спасения цивилизации…

Падение Западной империи объясняется рядом причин: но имелось одна, главная, которая позволила вступить в действие остальным. Мина была заложена, но именно усталость сыграла роль детонатора.

В конечном итоге осталась человеческая натура, со всеми свойственными ей страстями, романтизмом, эксцентричностью и непредсказуемостью. Она осталась – ускользающая, как воздух, текучая, как вода, всеобъемлющая, как время и пространство, – нематериальная, неразрушимая и вечная. И в глубине ее родился вопль горя и негодования, когда она увидела, что все жизненные устои, собственность, цифры, факты, каменные стены и деревянные дома исчезли, словно блики света, вспыхнувшие и погасшие в пустоте.

Примечания:

6

Если бы для расследования смерти Кара и Нумериана была созвана специальная комиссия, результаты ее работы оказались бы сенсационными. Кар умер при чрезвычайно таинственных обстоятельствах. Очевидцы говорят, что во время грозы загорелась его палатка, правда, некоторые свидетели утверждают, что его убила молния. С другой стороны, его личный секретарь заявляет, что он умер своей смертью, но при этом он почему-то не объясняет, отчего это произошло, и убеждает, что пожар возник по вине расстроенных этим слуг. Все это весьма подозрительно. Немного позже Нумериан также умер при обстоятельствах, не вполне нам понятных. Поскольку Диоклетиан был начальником охраны, он не мог не знать этих обстоятельств, и его показания могли бы представлять определенный интерес. Суд спросил бы у него: 1) почему он убил Аррия Апра до того, как он выступил с какими-то заявлениями; 2) как ему удалось сделать это, не возбудив подозрений; 3) почему он сказал: «Великий Эней покарал тебя!»; 4) почему он сказал: «Я наконец убил вепря!»; 5) были ли показания деда историка Вописция правдивыми.

Дед Вописция мог бы сказать суду: «Когда все они были всего лишь солдатами-наемниками, хозяйка, у которой они квартировали в Тонгресе, была жрицей друидов. У нее был свой магазин. Там жил Диоклетиан. Однажды, расплачиваясь за жилье, он, казалось, неохотно расставался со своими деньгами. И она сказала ему, чтобы он не жалел о них или что-то в этом роде. Диоклетиан сказал: «Я быстрее стану расставаться с ними, когда стану императором». Она сказала: «Ты станешь императором, когда убьешь вепря». Он улыбнулся и не сказал ничего, потому что он вообще был скрытным человеком. А в другой раз Диоклетиан сказал: «Я всегда убиваю вепря, а шкура достается другому»… Наконец, дед Вописция сказал, что как-то раз Диоклетиан сказал ему, что он убил вепря (Апра) только из-за предсказания жрицы… Тогда комиссия могла бы еще раз обдумать все показания и принять другое решение – мы вполне можем догадаться какое.

Вепрь в древней кельтской религии был священным животным, и в некоторых землях выражение «убить вепря» могло иметь определенный смысл.

62

Профессор Берри в «Истории поздней Римской империи» говорит о том, что падение империи не было вызвано какой-то одной причиной. Оно произошло в результате целой цепи случайностей. Ростовцев заканчивает свой монументальный труд «Общественная и экономическая история Римской империи» признанием того, что ни одно объяснение не является достаточным. «Основная проблема остается… Возможно ли распространить стандарты высокоразвитого общества на низшие слои без потери их качества и снижения общего уровня? Разве не всякая цивилизация обречена на увядание в тот момент, когда она начинает проникать в массы?» Весьма показательное заявление для жителя Соединенных Штатов.