Глава 13

ВЫСАДКА ДЕСАНТА В СЕВЕРНОЙ АФРИКЕ

Вклад субмарин в высадку десанта в Северной Африке, помимо более ранних романтических операций по высадке отдельных агентов, состоял в том, чтобы прикрыть наши войска, если итальянский флот вдруг отважится пойти в наступление. К этому времени я провел уже немалую часть своей жизни, патрулируя Тонкую красную линию, Железное кольцо, Дюнкерк, конвои у берегов Мальты и многое другое, с целью перехвата немецкого и итальянского флотов, которые так и не материализовались. Поэтому нынешняя перспектива совсем не вызывала у меня энтузиазма. Вместе с несколькими другими субмаринами из флотилии Мальты мы заняли позицию между островами Сицилия и Сардиния, но, как обычно, наши сети оставались пустыми. Однако подлодка «Р.46», позднее получившая название «Анрафлд», очень точно определяющее характер ее командира (лейтенант Стивенс, кавалер ордена «За боевые заслуги» и креста «За безупречную службу»), получила возможность атаковать новый крейсер типа «Реголо». Она повредила корабль, и мы с завистью смотрели на вздымающиеся над ним клубы дыма, в то же время вслушиваясь, хотя и с куда меньшей долей зависти, во взрывы глубинных бомб, ставших логическим продолжением действия.

В воскресенье вечером, когда мы, как всегда по воскресеньям, проводили мессу в центральном посту, Пэрис, старшина-телеграфист, принес мне сигнал от Шримпа Симпсона. Телеграмма гласила:

«Поврежденный вражеский крейсер „N.E“ вышел от мыса Сан-Вито в сопровождении восьми эсминцев, шести сторожевых кораблей и вдобавок самолета. „Р.44“ находится рядом. „Р.211“ („Сафари“), идите к мысу Галло наперерез крейсеру».

В своем заключительном отчете об этих операциях Симпсон писал:

«Должен заметить, что за два года управления десятой флотилией я никогда так остро не ощущал своего кабинетного существования и руководства, как посылая этот сигнал субмаринам „Р.211“ и „Р.44“. Мое преимущество состояло в том, что я знал: оба командира обладают и опытом, и чувством юмора».

Для одного-единственного корабля защита казалась просто огромной, и, несомненно, должны были быть приняты столь же рекордные меры против субмарин.

Конечно, возможность уйти из скучного района патрулирования казалась приятной, но перспектива встретиться с этой компанией ночью на поверхности, да еще и в прибрежных водах, несколько отрезвляла. Я счел, что наше движение наперерез вражеским кораблям может дождаться конца мессы, и, возможно, с этой минуты моя молитва стала более пылкой.

Отважусь заметить, что, возможно, многие церковные службы проводились и в более странных местах, но никто на «Сафари» не пропускал нашу молитву в центральном посту. На местах оставались совсем немногие, кто действительно не мог покинуть пост ни на минуту: вахтенный офицер, внимательно вглядывающийся в объектив перископа, рулевой, контролирующий глубину, штурвальный. Одна особенная молитва – ее найдешь далеко не во всех молитвенниках, да и я не помню, где я ее откопал, хотя и помню, что она называется «Рыцарская молитва», – звучала особенно воинственно, и мы считали, что она принадлежит нам одним. Все, кто мог, протискивались в небольшой отсек, чтобы участвовать в службе, – запачканные машинным маслом и небритые. А приверженцы Римско-католической церкви, которые не могли к нам присоединиться, стояли у двери. С сожалением должен признаться, что месса носила слишком светский характер; говорилось в ней о том, что было сделано на прошлой неделе, разбирались совершённые ошибки и сообщались планы на грядущую неделю. Докладывалась также общая информация. В этот же раз я зачитал сигнал Симпсона, который был встречен с обычной невозмутимостью. После этого мы поднялись на поверхность и на полной скорости пошли к мысу Галло недалеко от Палермо.

Вообще-то воскресенье считалось на «Сафари» счастливым днем. Однажды мы увидели вражеское судно даже во время мессы и, прервав ее, тут же его уничтожили. Но в этот раз мы крейсер так и не нашли. В эти дни ни на «Сафари», ни в итальянском флоте еще не существовало радарных установок, а все ночные операции сводились к попыткам увидеть как можно больше и в то же время самому остаться незамеченным. Поэтому на подступах к мысу Галло два часа спустя нам пришлось снизить скорость, поскольку в ином случае и носовая, и килевая волна могли нас выдать с головой.

Ночь выдалась темной, увидеть что-нибудь в тени скал было трудно, и мы осторожно подходили к кораблям со стороны моря. Первый из эсминцев мы заметили, только когда оказались почти рядом с ним, и поэтому нам пришлось в спешке погружаться. С 19.45 до 1.00 мы держались преимущественно на поверхности между кораблями сопровождения, время от времени ныряя, когда какой-нибудь из них подходил слишком близко. Прежде всего требовалось пробраться между ними, чтобы самим спрятаться под скалы и обеспечить себя лучшим обзором моря, а кроме того, возможно, и найти тот самый крейсер. Но на нашем пути постоянно возникали препятствия. Заслон непрерывно двигался, четырнадцать кораблей занимали практически весь участок, и нам постоянно приходилось от чего-то спасаться. На протяжении пяти с лишним часов в наших перископах присутствовало не меньше двух эсминцев. В конце концов нам удалось добраться до скал, но крейсер мы так и не нашли.

Нельзя забывать, что в такую ночь даже в сильный бинокль видимость в тени скал не превышает одну милю. Мы часто оказывались на расстоянии меньше 600 ярдов от эсминцев, причем во избежание волны, на небольшой скорости. А наша цель могла находиться где угодно, в любой точке на площади 75 квадратных миль. И каждый раз, погружаясь, чтобы избежать преследования, мы теряли дистанцию. В таких условиях опасно вновь подниматься на поверхность: вы не способны рассчитать расстояние, а просто вынуждены предполагать по звуку винтов, где в настоящее время может находиться ваш противник. В то же время частью вражеской техники использования гидрофонов была необходимость остановиться и внимательно прислушиваться; в таком случае вы вполне могли наскочить на кого-нибудь, если, конечно, не следили пристально за всеми кораблями в округе. Из-за этого на операторов гидролокатора ложилась огромная ответственность.

К часу ночи стало ясно, что крейсер беспрепятственно ушел в Палермо, и даже несмотря на то, что его эскорт не смог нас ни увидеть, ни определить наше положение по показаниям приборов, он выполнил свою миссию. Мы провели пять исключительно напряженных часов. Позволь мы хотя бы одному из этих эсминцев себя выследить, я, скорее всего, не писал бы сейчас эти воспоминания. Наши глаза почти выкатывались из орбит: неудача часто оказывается подготовленной более тяжелой работой, чем та, которая приводит к успеху.

Мы с огромной радостью узнали, что нас не собираются снова возвращать в район патрулирования; все наши субмарины сейчас сконцентрировались в Центральном Средиземноморье. Уже была проведена первая высадка десанта, но реакция французов в Северной Африке еще не была известна. Нас отправили к острову Суза, к востоку от Туниса, чтобы выяснить и доложить ситуацию.

Мы с трудом пробирались сквозь минные поля Сицилийского пролива, именно той территории, где любили собираться черепахи, так близко напоминавшие плавающие мины и тем причинявшие массу лишнего беспокойства. А выйдя из пролива, поднялись на поверхность и направились к острову Суза. Когда мы, погрузившись, подошли, французский триколор все еще развевался над крепостью, но никаких признаков деятельности не было заметно. Возникал вопрос, каким образом здесь можно собрать какую-нибудь информацию.

Наше уныние развеяла вспомогательная шхуна итальянского флота водоизмещением примерно 400 тонн, доставлявшая грузы в армию Роммеля. Конечно, она должным образом отправилась на дно. Мы выловили парочку парней, барахтавшихся в воде, и подошли к шлюпке, чтобы отдать их товарищам. В то же самое время потребовали, чтобы «El Capitano» поднялся к нам на борт. В ответ на это к нам на борт прыгнули все, кто сидел в шлюпке. В конце концов первый помощник указал капитана. А неуемное желание итальянских моряков остаться на субмарине привело к тому, что нам пришлось снова столкнуть их всех в воду.

Прежде чем открыть огонь, мы позволили им снова сесть в шлюпки, выполнив, таким образом, старомодный обычай, сейчас, в дни нахождения в воздухе самолетов противника, не всегда возможный. Так что, скорее всего, мы остались в их памяти как хорошие ребята. Во всяком случае, сицилийцы не испытывали вкуса к войне, а Германия к этому времени достигла уже крайней непопулярности и худшей репутации, чем любая другая страна. Так что моряки в шлюпках устроили нам пышные проводы, когда мы уходили, предоставив им грести к острову Суза. Я полагал, что капитан сможет дать нам какую-нибудь полезную информацию. Когда он пролезал сквозь люк боевой рубки, Делвин, наш штурман, заметил в его нагрудном кармане пачку бумаг и вытащил их. Там оказались итальянские опознавательные сигналы на всю следующую неделю, а также приказы по маршрутам и некоторые очень полезные навигационные данные, которые мы передали дальше – на Мальту.

Следующий полученный нами приказ предписывал как можно быстрее отправляться на восток: поступили сведения, что к линии фронта движется немецкий танкер. Восьмая армия уже захватила Эль-Аламейн, но еще не дошла до Бенгази. Наши подлодки держали Роммеля на голодном пайке в отношении горючего. Нет сомнений в том, что нехватка горючего всегда оказывала очень серьезное влияние на результат сражений, и Германия рассчитывала на нашу увлеченность высадкой десанта в Алжире, надеясь под шумок провести свой шкипер.

В обычных условиях в этом районе никто не стал бы днем подниматься на поверхность. Однако, полагая, что все вокруг очень заняты своими делами, мы храбро вывесили итальянский флаг и, вооружившись итальянскими же опознавательными сигналами, уже очень скоро мчались по поверхности воды на восток. Механику Харрису вместе со всем машинным отделением пришлось извлекать из дизелей максимально возможное число оборотов.

Следующим утром, на заре, мы приближались к Рас-Али в северо-восточной части залива Сидра, когда заметили судно, направлявшееся на север в сторону Бенгази. Без сомнения, это был тот самый танкер, который мы искали.

Должно быть, о нашем появлении уже сообщили многочисленные транспортные самолеты, позиция была сверена с расположением субмарин противника, а флаг распознан как фальшивый. Мы пустились в погоню. Нужно было обогнать танкер, чтобы атаковать, держась ниже линии горизонта, а затем погрузиться и выжидать. Погоня оказалась захватывающей; дело происходило недалеко от линии фронта, вокруг летали различные самолеты, и, как и следовало ожидать, скоро появился германский бомбардировщик «Юнкерс-88» – специально чтобы разобраться с «Сафари».

Нам пришлось довольствоваться тем, что мачты танкера выделялись на фоне горизонта; время от времени четко проявлялось «воронье гнездо» – наблюдательный пункт на мачте. Но это уже означало, что с танкера могут точно так же видеть и нас. Танкер двигался зигзагом, и, судя по изменениям в положении двух заметных мачт, иметь с ним дело было бы не просто. На счету оказывалась каждая минута: порою казалось, что мы все делаем правильно, но вдруг изменение курса танкера в один момент стирало все наши успехи.

Позднее я узнал, что командование на базе, на острове Мальта, следило за ходом операции по немецким сигналам. Танкер имел жизненно важное значение для немцев, полностью загруженный цистернами с бензином. Обнаружив неизвестную подлодку, он стал просить о помощи, но итальянский флот в это время находился где-то в другом месте. Танкер получил сообщение о нашем присутствии и от авиации; поэтому мы не могли позволить себе тратить время на погружение при виде каждого из бесчисленных транспортных самолетов противника.

Наконец ближе к полудню, как раз когда мы собирались погрузиться и идти под водой, танкер вдруг развернулся.

Почти два дня машинное отделение творило чудеса, выжимая из двигателей полную мощность, и вот сейчас все оказалось сведено к нулю. Появились противолодочные корабли; мы уже не могли продолжать погоню и были вынуждены погрузиться. Я решил, что танкер направится обратно в Рас-Али, где на пустынном пляже имелся маленький каменный причальный пирс. Пустынный берег Северной Африки – не самое уютное место для ночных прогулок; он слишком низок, и отмели заходят далеко в море.

Взошла луна, и, выбрав время, когда она окажется на юге и сможет нам помочь, мы подошли к берегу. Глубина моря стала уже слишком маленькой, и мы не могли погрузиться, но, спрятавшись в тени песчаных дюн, нашли свою жертву. Она занимала довольно неудобное положение, и, чтобы получить возможность выстрела, нам пришлось подойти достаточно близко к берегу. Оказалось, что танкер окружен немецкими торпедными катерами, в лунном свете выглядящими маленькими темными тенями. А в слишком мелких водах, где нельзя нырнуть, встреча с ними не сулит ничего хорошего. Однако выстрел состоялся, и торпеда ушла в заданном направлении, оставляя за собой на воде серебряную ленту.

Прежде чем уйти, мы должны были выяснить, попала ли торпеда в цель. Внезапно вокруг стало светло, словно днем. Танкер взорвался, в небо взметнулся столб пламени, и субмарина оказалась видна как на ладони, возле вражеского берега на мелководье перед торпедными катерами противника. Я приказал дать полный ход, и корма затрещала от резкого поворота штурвала. В мелкой воде лодка плохо слушалась руля, и при этой роскошной иллюминации мы чувствовали себя поразительно одинокими и беззащитными.

Самое интересное и приятное во всей этой кутерьме заключалась в том, что на самом деле никто не обратил на нас ни малейшего внимания, и волноваться нам было не о чем. Корабли, которые мы приняли за торпедные катера, оказались всего лишь десантными катерами.

Я вспомнил о нашем пленнике, который, без сомнения, чувствовал себя сейчас весьма скверно. Он жил в захламленной каморке радиста и проводил свои дни во сне, причем спать ему приходилось под столом. Я решил, что немного свежего воздуха и пиротехнических забав смогут его развеселить, тем более что он не питал любви ни к Германии, ни к немцам. Я пригласил его выйти подышать свежим воздухом. Но его депрессия оказалась слишком глубокой, и развеять ее оказалось непросто. Выяснилось, что основной его проблемой в данное время оказались желудочные проблемы. Конечно, языковой барьер мешал ему объясниться, но, как оказалось, все можно выразить знаками. Его депрессия продолжалась. Нашему пленнику предстояло ждать квалифицированной медицинской помощи, которая могла быть оказана только на базе; а тем временем он продолжал спать под столом.

Когда мы вернулись, итальянского капитана отправили в штаб на допрос, а через пару дней я встретил работавшего там офицера и поинтересовался настроением своего приятеля. Тот сказал, что поначалу от пленного не могли добиться никакой информации, он только просил слабительного.

Когда, наконец, проблема была решена, он вновь явился на допрос; по заведенному правилу его спросили, как с ним обращались.

Он ответил:

– Командир был ко мне очень добр; относился как джентльмен к джентльмену.

В следующую пару дней развлечение нам доставили германские десантные катера. Самые большие из них назывались «паромами Зибель» и были хорошо вооружены. Некоторые имели 88-миллиметровые орудия, а кроме этого, все несли автоматические малокалиберные скорострельные орудия – смертельное оружие, даже несмотря на то, что в калибре оно уступало нашим 3-дюймовым (75-миллиметровым) орудиям. К тому же эти орудия были на четверть века моложе наших. Десантные баржи отличались небольшой высотой и малой осадкой, потому заметить их, а тем более поразить, было трудно. Мы с ними имели достаточно оживленный артиллерийский диалог. Их автоматические орудия, предназначенные для защиты от авиационных налетов, использовали определенного типа взрыватель, который срабатывал на расстоянии примерно 2500–3000 ярдов. Приходилось держаться от них подальше. Между нами и ними пролегала полоса сверкающих шаров – от разрывов снарядов закипала вода.

Мы не слишком успешно воевали с катерами; вместе они представляли собой целую батарею наших 3-дюймовых орудий, тогда как мы с трудом могли в них попасть. Кроме того, у нас не хватало боеприпасов, хотя в обычных условиях в подобном походе каждый уголок на подлодке оказывался заполненным боеприпасами. Но мы вышли в это патрулирование, чтобы атаковать итальянский флот; лишние снаряды представляют собой опасность, если вас постоянно бросает из стороны в сторону от ударов глубинных бомб. Поэтому, кроме стандартного артиллерийского боезапаса, мы взяли совсем мало дополнительного вооружения. А стандартный запас, хотя и соответствовал нормам, в боевом отношении никуда не годился. Все-таки мы подстрелили парочку кораблей, но с их артиллерией и постоянно появлявшимися в самый неподходящий момент самолетами ничего большего нам сделать не удалось. Как правило, катера невозможно было потопить торпедами из-за слишком малой осадки, но тем не менее на следующее утро после иллюминации на танкере, в Рас-Али мы все-таки неплохо в них постреляли. А танкер пошел ко дну. Его корпус оставался выше поверхности воды, и весь следующий день из него поднимались небольшие огненные языки. А кроме того, море оказалось усеяно бочками по пятьдесят галлонов каждая, тем более опасными, что их едва удавалось увидеть в перископ.

На мелководье, где дно усыпано серебристым песком, субмарины, как правило, прекрасно видны с самолетов. Но в этот раз вода покрылась рябью, и нам удалось пройти 4500 ярдов, прежде чем стало совсем мелко. Пирс Рас-Али оказался забит десантными катерами и баржами; мы выпустили торпеду, почти по поверхности моря, так, чтобы она могла преодолеть отмели. Она попала точно в пирс, и раздался необычайной силы взрыв. Очевидно, у пирса стояли суда с боеприпасами. Когда дым рассеялся, стали видны маленькие темные фигурки, быстро взбиравшиеся вверх по песчаным дюнам. Недалеко от пирса стоял танк, но, когда дым осел, его уже не было. Таким образом, «Сафари» вполне может претендовать на то, чтобы считаться единственной субмариной, которой удалось торпедой уничтожить на берегу танк.

Мы шли вдоль берега, выискивая жертву. Казалось забавным наблюдать в перископ за вражеской армией, но бесило отсутствие возможности что-либо предпринять. Стрелять по берегу из нашей маленькой пушечки стало бы пустой тратой боеприпасов. Эль-Агейла не принесла ничего, но в тот же вечер мы обнаружили большую трехмачтовую шхуну, спрятавшуюся в Эль-Брега. Вход туда оказался узким и утыканным рифами, с отвратительной отмелью, а если какие-то вехи и существовали, то в лунном свете заметить их было очень трудно. При первой попытке выпустить торпеду мы едва не застряли в скалах, выскочив на риф.

Просматривая свой отчет, я читаю такую запись: «Яростно издеваясь над штурвалом и винтом, едва дыша, дергаясь и извиваясь на мостке, проклиная все на свете, я все-таки заставил лодку уйти в море, чтобы сделать еще одну попытку».

Игроки в гольф, которые помогают мячу катиться в нужном направлении с помощью невероятных усилий лицевых мускулов, очень хорошо поймут использованную мной технику. Дальше, впрочем, все пошло хорошо, и со второй попытки наша торпеда сделала свое дело. Но у нас заканчивалось топливо, почти все боеприпасы уже разошлись, и приходилось возвращаться на Мальту. Сделав паузу, чтобы потопить легкий паром, оставленный возле Рас-Али в качестве лоцмана для десантных судов, мы решили напоследок еще раз прицелиться в тяжело вооруженных десантников. Для этого нам пришлось пробраться по отмелям на глубине перископа, стараясь подползти поближе к пляжу. Однако погода резко испортилась, и, хотя один раз мы все-таки прицелились и выстрелили, торпеда не смогла справиться с бурным морем и затонула. У нас в запасе еще оставались торпеды, но уже стало ясно, что в данных условиях они не принесут никакой пользы.

Мы шли вдоль берега, удивляясь тому, насколько резким контрастом предстают немецкие истребители на фоне развалин римской цивилизации. Одновременно мы вглядывались, разыскивая достойное применение своим последним боеприпасам. Десантное судно, ведущее за собой лихтер, конечно, представляло большой интерес, но «Юнкерс-88», который осуществлял противолодочный патруль – а воздушные дозоры к этому времени стали регулярными, – помешал нам в самый ответственный момент. Бомбардировщик улетел, и мы всплыли. На вражеском судне орудие было лучше, чем у нас, и стреляло оно хорошо; я заметил, что несколько снарядов упали ближе 50 ярдов от нас. Но нам все-таки удалось, прежде чем закончились снаряды, развести у него на палубе небольшой костер. И с этим мы отправились прямиком на Мальту.

Мы прошли в походе 2800 миль. Наш трофейный список оказался не очень большим, но достаточно разнообразным: ведь армия Роммеля так и не получила примерно 5000 тонн горючего и массу другого снаряжения.