Доставшееся нам в наследство от Пушкина утверждение, что Петербург возник «на берегу пустынных волн», на самом деле является не более чем удачно найденным художественным приемом, выразительной метафорой, которой суждено было стать одной из самых устойчивых и наиболее любимых петербургских легенд. На самом деле ни в конце XVII, ни в начале XVIII столетия пустынными эти края не были.

Земли эти были вполне обжитыми еще в XII веке. Здесь обитали финно-прибалтийские племена ижора, карела, водь, а все Приневье на местных языках называлось Inkerinmaa (земля Инкери, то есть земля вдоль реки Ижоры (от финского слова «Inkerejri»). Кстати, древние славяне этот край так и называли – Ижорская земля. Позже, когда Приневье стало провинцией Шведского королевства, появилось название Ингерманланд, которое широко бытовало в первой четверти XVIII века. По поводу этого шведского названия Приневского края существует одна красивая легенда. Будто бы «Ingermanland» – это «Земля людей Ингегерд», то есть «людей шведской принцессы Ингегерд, выданной замуж за великого князя Киевского Ярослава Мудрого». Будто бы она получила весь этот край в качестве свадебного подарка русского князя.

В старые времена Ингерманландия обладала всеми признаками государственности, в том числе и собственными символами независимости и самостоятельности. Так, три цвета национального флага ингерманландцев означали: желтое поле – достояние, хлеб, изобилие; голубые полосы – воды Невы и озер; красный цвет – символический образ власти.

С 1228 года Ингерманландией владели Великий Новгород, а затем Российское государство. С 1581 по 1702 год Ижорская земля была оккупирована шведами. В 1703 году возвращена России и с 1708 года вошла в состав Петербургской губернии.

До сих пор в топонимике многих районов Петербурга отчетливо слышатся финские корни: Купчино, Парголово, Автово, Шушары, Коломяги. Вместе с тем на невских берегах легко обнаружить и следы русского присутствия. Так, широко известная шведская крепость Ниеншанц в далеком прошлом была основана новгородцами в качестве сторожевого поста на древнем торговом пути «из варяг в греки» под названием Канец. Канец находился на правом берегу Невы, а на противоположном раскинулась русская деревня Спасское. Известны были и другие русские поселения на территории современного Петербурга: Сабирино, Одинцово, Волкове Максимове и многие другие.

Сегодня подсчитано, что к 1703 году только в границах исторического центра находилось более сорока различных поселений. С некоторой долей условности именно эти населенные пункты можно считать первыми административными районами раскинувшегося на островах дельты Невы Петербурга.

Однако уже во второй четверти XVIII века назрела острая необходимость в административных реформах. Город вместе с территориальным ростом становился все более и более неуправляемым. Особенно это чувствовалось при часто возникающих в городе пожарах. Обязанности по пожарной охране, возложенные в начале века на всех жителей города, которые должны были являться на пожар с собственным инструментом для тушения, выполнялись крайне неудовлетворительно, а главное, практически никем не контролировались. В 1781 году ответственность за пожарную безопасность была возложена на полицию. Это в свою очередь потребовало более четкого распределения городской территории за конкретными полицейскими чинами. В 1737 году город впервые был разделен на пять полицейских частей. Затем количество частей увеличивалось, сначала до десяти, а затем до тринадцати.

В феврале 1917 года Петербург отказался от деления города на полицейские участки. Скорее всего, это произошло по политико-идеологическим соображениям. Уж слишком сильно сумела себя скомпрометировать в глазах народа царская полиция. Петербург перешел к современному способу административного деления больших городов – районированию. Было создано восемнадцать административных районов, которыми руководили районные думы. С тех пор ничего принципиально нового в этой области не произошло. Разве что, в зависимости от обстоятельств, менялись количество районов и их названия.

Формально сегодня Петербург разделен на девятнадцать административных районов. А неформально – на несколько десятков неофициальных, которые на уровне бытового сознания петербуржцев не только имеют едва ли не более высокий статус, нежели официальные, но и гораздо чаще используются в повседневной речевой практике. Так, мы практически никогда не используем официальные названия районов для адресного обозначения места проживания, отдыха или работы. Метами нашей родовой принадлежности к Петербургу для нас являются исторические названия районов. Мы живем в Купчине или в Ульянке, работаем на Выборгской стороне или за Нарвской заставой, встречаемся в Коломне или на Средней Рогатке, отдыхаем в Парголове или в Озерках.

Долгое время судьба этой части топонимического свода Петербурга была, что называется, в негласном забвении. Она как бы и была, и не была. О ней говорили, но… сквозь зубы, ее видели, но… сквозь пальцы. Она не всегда появлялась на топонимических картах и в городских справочниках. Она была изгнана на страницы «Блокнота агитатора» и краеведческие полосы городских газет. Она интересовала разве что дотошных любителей старины и не интересовала чиновников. Но именно такая парадоксальная ситуация и позволила сберечь большую часть этого свода в девственной неприкосновенности. Абсолютное большинство топонимов этой части петербургской топонимии никогда не подвергалось изменениям и переименованиям. Хотя и они, конечно, были, о чем мы и расскажем в соответствующем месте. В основном эти изменения были связаны с русификацией старинных финских или шведских названий, с их приспособлением к возможностям русского языка, с упрощением для удобства их повседневного использования. Этот процесс характерен для всех территорий, подвергнутых резким социальным и политическим изменениям в связи с переходом из одного государственного подчинения в другое в ходе Северной войны в начале XVIII века в Приневском, или Ингерманландском, как его называли до появления Петербурга, крае.

В качестве исторических территорий можно рассматривать и многочисленные зеленые острова городских садов и парков, которые начали появляться в Петербурге как частные владения уже в начале XVIII столетия. Они возникали вокруг особняков знати в виде фруктовых садов и овощных огородов. Даже императорский Летний сад включал в себя территорию, занятую обязательными в то время огородными грядами и крытыми оранжереями, в которых выращивали южные экзотические ягоды и фрукты, включая арбузы, дыни и виноград для царского стола.

Начиная с XIX века частные сады начинают открывать для широкой публики. После революции 1917 года этот процесс приобретает государственный размах. Сады и парки объявляются общенародными. Им дают новые названия, соответствующие актуальным политическим реалиям, присваивают имена государственных и партийных деятелей. Это привело к первым утратам в городской топонимике и к первой реакции петербургского фольклора на эти изменения.

1703. Эта территория является самой ранней по времени возникновения и наиболее близкой к историческому центру окраиной Петербурга на юго-западе. Она выросла из старинной небольшой финской деревушки Аутово, или Акуктово. Как полагают исследователи, эти топонимы, известные еще по шведским топографическим планам XVII века, идут от финского слова «ауто», что значит «пустошь».

Конец XVIII века. К концу XVIII века название деревушки окончательно русифицировалось и приобрело современное звучание: Автово. Этот факт в фольклоре связывается с одним из самых страшных стихийных бедствий, обрушившихся на Петербург, – наводнением 1824 года. Во время этого наводнения Аутово было совершенно уничтожено. Александр I встретился с его жителями, объезжая наиболее пострадавшие районы. Как гласит предание, плачущие разоренные крестьяне обступили императора. Вызвав из толпы одного старика, государь велел ему рассказать, кто что потерял при наводнении. Старик начал так: «Все, батюшка, погибло! Вот у афтова домишко весь унесло и с рухлядью и с животом, а у афтова двух коней, четырех коров затопило, у афтова…» – «Хорошо, хорошо, – нетерпеливо прервал его царь, – это все у Афтова, а у других что погибло?» Тогда-то и объяснили императору, что старик употребил слово «афтово» вместо «этого». Царь искренне рассмеялся и «приказал выстроить на высокой насыпи» красивую деревню и назвать ее «Афтово». Затем уже это название приобрело современное написание.

Сегодня Автово – это вполне сложившийся городской жилой район, постоянные жители которого не без гордости утверждают, что «Автово – это во!», а «Тот, кто в Автове живет, сытно ест и сладко пьет».

1845. Это, пожалуй, самый молодой парк в центре города. Он был открыт на Петербургской стороне, между Кронверкским проливом и Кронверкским проспектом в августе 1845 года в день поминовения святого покровителя Санкт-Петербурга Александра Невского. Именем святого парк был назван Александровским. Первоначально парк был обнесен чугунной оградой и считался прогулочным, вдоль него были проложены дорожки и разбиты площадки для отдыха. После Екатерингофского парка он был вторым общедоступным в городе.

В связи с понятием общедоступности парка представляет интерес легенда об известном в свое время петербургском купце 1-й гильдии Василии Георгиевиче Александрове. Выпускник Петербургского коммерческого училища и Александровского кадетского корпуса, наследственный владелец Петербургского центрального рынка на Каменноостровском проспекте и увеселительного сада «Аквариум» там же, Александров стал героем петербургского городского фольклора по обстоятельствам столь же интимным, сколь и курьезным. В Петербурге об этом говорили чуть ли не все первое десятилетие XX века. Купец Александров без памяти влюбился в баронессу, проживавшую в доме на углу Каменноостровского и Кронверкского проспектов.

Согласно легенде, высокородная дама охотно и не без удовольствия принимала ухаживания молодого человека и даже подавала ему некоторую надежду. Но только некоторую. Едва доходило до дела, баронесса будто бы вдруг вспоминала свое происхождение и превращалась в высокомерную и неприступную институтку, и – ни в какую. Ты, говорит, мужик, а я баронесса. И весь разговор. Ручку – пожалуйста, а дальше… Нет, и все тут. Хоть тресни.

Самое удивительное, не был Александров каким-то лабазным купчишкой: хорошо образован, прекрасно одет, владелец современного автомобиля, не раз побывал в Европе. Да и сама баронесса, о чем был хорошо осведомлен гордый Александров, не была такой уж неприступной. И он решил отомстить.

Жила баронесса в доме напротив Александровского парка, недалеко от Народного дома Николая II. Василий Георгиевич обратился в Городскую думу с предложением построить в парке на свои деньги, «радея о народном здоровье», общественный туалет. Отцы города, ничего не подозревая, с благодарностью приняли предложение купца. Вскоре на противоположном углу Кронверкского и Каменноостровского проспектов, прямо напротив окон женщины, «неприступной для удачливых выходцев из простого народа», вырос туалет. На беду ничего не подозревавшей женщины, это была точная миниатюрная копия загородной виллы баронессы, с башенками, шпилями, узорной кладкой, словно сказочный замок. Смотри, как любой житель города бесплатно пользуется твоим гостеприимством.

Этот удивительный туалет, овеянный романтической легендой, еще несколько десятилетий назад можно было увидеть. Ленинградцы о нем помнят. Его построили по проекту архитектора А. И. Зазерского в 1906 году и разобрали в связи со строительством наземного вестибюля станции метро «Горьковская».

Говорят, оскорбленная женщина съехала и поселилась на Васильевском острове, у Николаевского моста. Но и там ее настигла месть Александрова. Под ее окнами появился еще один гальюн. Не такой роскошный, но вновь напоминающий загородную виллу баронессы. Несчастная дама переехала на противоположную сторону Васильевского острова, к Тучкову мосту. Через какое-то время и здесь ее настигла страшная месть смертельно обиженного мужчины. Так в Петербурге одна за другой появились три «виллы общего пользования». Если, конечно, верить фольклору.

Александровский парк знаменит еще одной легендой, овеществленной уже не в камне, а в бронзе. 26 апреля 1911 года на территории парка был открыт памятник миноносцу «Стерегущий». Памятник исполнен по модели скульптора К. В. Изенберга и архитектора А. И. Гогена. В феврале 1904 года во время Русско-японской войны «Стерегущий» вступил в неравный бой с неприятельскими кораблями. Почти весь экипаж погиб. Двое оставшихся в живых моряков, если верить легенде, открыли кингстоны и героически погибли вместе с кораблем, не сдавшись на милость победителя. Как выяснилось впоследствии, все это оказалось легендой, которая появилась благодаря непроверенным газетным сообщениям. Просто желаемое, как это часто бывает, было принято за действительное.

На самом деле, изучив чертежи и документы, предоставленные в свое время японской стороной, а также опросив оставшихся в живых участников боя, в Морском генеральном штабе России пришли к выводу, что миноносец затонул вовсе не по воле двух матросов, а от полученных в бою серьезных повреждений. Тем более что никаких кингстонов в машинном отделении корабля вообще не было. Разумеется, это никоим образом не умаляет значения подвига команды «Стерегущего» во главе с его командиром А. С. Сергеевым, из которой в живых остались только четыре человека. Более того, легенда, отлитая в бронзе, сумела придать подвигу моряков миноносца «Стерегущий» дополнительный символический смысл.

1923. В начале XX века самыми популярными общественными сооружениями в Петербурге считались народные дома. Один за другим они появлялись во многих районах города. Как правило, их строили на пожертвования богатых меценатов. Появился такой дом и на Петербургской стороне, на территории Александровского сада. Это был Народный дом императора Николая II. Косвенным образом этот Народный дом повлиял на судьбу самого парка. В мае 1917 года в одном из залов Народного дома выступил с речью по аграрному вопросу Ленин. В 1923 году в память об этом, как тогда говорили, «знаменательном» событии Александровский парк был переименован в парк имени В. И. Ленина.

В то время к подобной изощренной лексике уже попривыкли, однако в городском фольклоре этот новояз был отмечен еще более изощренной грамматической формулой. Местные проститутки, пользовавшиеся невзыскательным спросом доморощенных клиентов, назывались «парколенинскими промокашками».

1991. С началом перестройки парку вернули его историческое название: Александровский парк.

1872. Ко второй половине XVIII века надобность в Адмиралтействе как крепости окончательно отпала. Постепенно эспланада перед ним, которую в народе чаще всего называли «Адмиралтейской степью» или «Зеленым полем», теряла свои фортификационные черты. Уничтожались земляные валы с бастионами, засыпались рвы с водой. В 1816 году на месте наружного канала был разбит бульвар. Остальная территория представляла собой огромное неухоженное пыльное поле, которое в городе прозвали «Петербургской Сахарой». Сад на всей этой гигантской территории был разбит только в 1872 году и назван Александровским в честь Александра II. В народе он был широко известен как «Адмиралтейский» или «Сашкин сад».

Репутация Александровского сада у добропорядочных и морально стойких обывателей никогда не была особенно высокой. Еще в XIX веке во время масленичных и пасхальных гуляний раешники сопровождали свои движущиеся картинки фривольными стихами собственного сочинения:

А это, извольте смотреть-рассматривать,
Глядеть и разглядывать,
Лександровский сад;
Там девушки гуляют в шубках,
В юбках и тряпках,
Зеленых подкладках;
Пукли фальшивы,
А головы плешивы.

1936. В 1936 году умер Алексей Максимович Горький, «великий пролетарский писатель», все свое творчество посвятивший судьбам трудящегося человека. В целях увековечения его имени Александровский сад был переименован в сад Трудящихся имени Максима Горького.

Как это ни парадоксально, но изменение названия каким-то невероятным образом повлияло на социально-половой состав постоянных обитателей сада. Вместо девушек с «фальшивыми пуклями» сад заполонили юноши с голубым окрасом. Современные частушки не оставляют на этот счет никаких сомнений:

В Александровском саду
Я давно уж на виду.
Я красивый сам собой
И к тому же голубой.

Судя по фольклору, собираются «голубые» на площадке возле Медного всадника. В народе это место известно как «Треугольник» или «Невский треугольник». Здесь стоят так называемые «Ленинградские диваны» – деревянные скамьи, которые для удобства общения расставляются ими треугольниками, по три вместе. Благодаря участникам этих ежевечерних тусовок сад давно уже известен далеко за пределами города под своими новыми прозвищами: «Потник» и «Аликзадик».

1989. Как мы уже говорили, среди многочисленных фольклорных имен сада было одно, непосредственно связанное с географическим положением сада. Он находится перед главным фасадом Адмиралтейства. В народе сад издавна называли «Адмиралтейским». Как это не раз бывало в истории петербургской топонимики, при очередном переименовании был выбран именно этот фольклорный вариант. С 1989 года ему был придан официальный статус. Сад стал называться Адмиралтейским.

1711. В 1711 году на взморье вблизи устья Фонтанки, там, где 7 мая 1703 года русскими была одержана первая морская победа над шведами, Петр соорудил загородную усадьбу для своей жены Екатерины Алексеевны. Усадьбу назвали Екатерингоф, то есть «двор Екатерины», по аналогии с загородной усадьбой самого Петра – Петергофом. Вскоре рядом с Екатерингофом появились еще две усадьбы: Анненгоф и Елизаветгоф. Они предназначались дочерям Петра и Екатерины – Анне и Елизавете.

В центре Екатерингофа стоял дворец Екатерины. Это было двухэтажное деревянное сооружение, тогда же ставшее одним из любимых мест отдыха самого царя. В народе дворец в XVIII веке называли так: «Петровский домик». Во дворце находилась простая, сколоченная из сосновых досок кровать, которую, по преданию, царь смастерил собственными руками. На одной из стен дворца, как об этом пишет М. И. Пыляев, висела большая карта Азиатской России, выполненная на холсте. Карта эта была явно шуточная. На ней все страны света были перемещены. Северный Ледовитый океан был нарисован внизу, а «море Индейское» – наверху. Камчатка была изображена на западе, а «царство Гилянское» – на берегу Амура. Здесь же была курьезная надпись: «До сего места Александр Македонский доходил, ружья спрятал, колокол оставил». По преданию, рассказанному Пыляевым, по этой необыкновенной карте Петр, ради смеха, экзаменовал своих пенсионеров, возвращавшихся из заграничного обучения и не очень твердо знавших географию.

Екатерингофский дворец простоял до 1924 года, когда после постигшего его пожара был разобран. Правда, существует предание, что вовсе не пожар стал основным виновником гибели дворца. Просто в середине 1920-х годов его будто бы разобрали на дрова местные жители.

Уже в XVIII веке вокруг Екатерингофского дворца начал складываться пейзажный парк с искусственными прудами и протоками. Но в то время это был глухой район на самом взморье, который среди петербуржцев считался «Чертовым углом». Только к середине XIX века, когда территория Екатерингофа была передана в распоряжение городских властей, парк, что называется, заново родился. Его территорию расширили, построили многочисленные парковые павильоны, соорудили Вокзал, на какое-то время ставший центром музыкальной жизни столицы. Парк стали называть «Русским Лоншоном», по имени одного из известнейших парков во Франции.

1930. Во второй половине XIX века славная история Екатерингофского парка подошла к своему закату. Часть парка была отдана под строительство дач и промышленных предприятий. А остальная территория стала местом воскресного отдыха рабочих Нарвской заставы. В начале 1930-х годов была предпринята попытка возродить парк. Как водится, надежду возложили на новое имя. Парку присвоили патетическое название: Парк культуры и отдыха (ПКиО).

1933. Вскоре парк получил еще более высокий идеологический статус. Его назвали Парк имени 1-го Мая. Формально – в честь первой в России рабочей и студенческой маевки, организованной так называемой группой Бруснева в устье реки Екатерингофки в 1891 году. Однако это топонимическое событие совпало с двумя другими фактами истории как всего государства, так и отдельного города Петербурга. Во-первых, новое имя парка в обывательском сознании связывалось скорее не с памятью о первой маевке, а с ежегодным празднованием 1 мая как международного дня солидарности трудящихся. И во-вторых, в Петербурге еще в XVIII веке появилась традиция ежегодных общегородских первомайских гуляний, известных в городском фольклоре как «Екатерингофские гулянья». В памяти петербуржцев они сохранились благодаря воспоминаниям о бесконечном и непрерывном потоке карет и конных экипажей вдоль Екатерингофского проспекта, от входа в Екатерингоф вплоть до границы города на Фонтанке. Всякий истинный петербуржец считал непременным долгом если не посетить Екатерингоф 1 мая, то хотя бы доехать до его входа и таким оригинальным образом отметить свое присутствие на гулянье. Так что, какому событию было посвящено новое имя парка, так и осталось не очень понятным.

1948. Можно легко предположить, что именно такое расплывчатое и неоднозначное толкование названия привело к очередному переименованию. В 1948 году старинный Екатерингоф стал называться Парк имени 30-летия ВЛКСМ, в честь массовой молодежной политической организации, созданной большевиками в 1918 году. В 1956 году на главной аллее парка был установлен памятник молодогвардейцам – членам комсомольской подпольной организации, героически погибшим в годы фашистской оккупации Украины во время Великой Отечественной войны. Монумент представляет собой авторскую копию памятника, установленного в 1954 году в Краснодоне.

Однако в сознании обывателей парк всегда оставался «Пыльником», как его давно окрестили в народе.

1990. В 1990 году парку вернули его историческое название, правда, в несколько измененной редакции: Парк Екатерингоф.

1703. Название этого современного жилого района в северозападной части Петербурга унаследовано от финской деревни Коломякки, известной еще с XVII века. По одним предположениям, этот топоним связан с особенностями горы, на которой она расположена. По-фински «коло» означает «углубление, пещера, дупло», а «мякки» – «холм» или «небольшая горка». Правда, другие выводят этимологию названия из другого финского корня: «колоа», что значит «окорять» или «очищать от коры». Если это так, то Коломякки возникли на пустопорожнем месте, куда крестьяне приходили в поисках древесного материала для обеспечения своего промысла.

Середина XVIII века. В первой половине XVIII века финская деревня была заселена русскими крестьянами. К этому времени окончательно сложилась русская редакция старинного финского топонима: Коломяги.

Долгое время Коломяги оставались дачной местностью со своими романтическими легендами. Так, например, аллея из райских яблок, остатки которой можно обнаружить и сегодня, называлась «Аллеей любви». Как утверждают старожилы, по ней с незапамятных времен проходили жених и невеста после венчания. Обычай этот утрачен, однако все свидания в Коломягах и сегодня назначаются именно здесь.

Массовое жилищное строительство в Коломягах началось только в 1980-х годах. Тогда этот район считался довольно удаленным от города, без удобных современных транспортных средств. Поэтому первоначальные оценки в фольклоре были далеко не лестными. «Бедняги Коломяги» – иронизировали над собой и над своим новым местожительством первые переселенцы из центральных районов Ленинграда.

1703. Самый южный и наиболее удаленный от центра города район Петербурга раскинулся на месте старинного, еще допетербургского финского поселения Купсино, упоминаемого на шведских картах 1676 года. Этимология этого топонима уходит в глубь веков и окончательной расшифровке не поддается. Скорее всего его происхождение таится в географических или геологических особенностях равнинной, болотистой местности. Может быть, поэтому вокруг непонятного топонима складываются легенды. Согласно одной из них, в этих местах останавливались отдохнуть после долгой дороги заезжие купцы, перед тем как войти в Петербург. Потому, дескать, и названа так эта местность. По другой, сюда сгоняли скот для продажи на питерские скотобойни, и здесь заключали купчие крепости – акты на продажу и владение скотом. Понятно, что все эти легенды относятся к области так называемой вульгарной этимологии, но они устойчивы и имеют хождение до сих пор.

Первая четверть XVIII века. В начале петербургского периода истории Купсино принадлежало Александро-Невскому монастырю, а затем было передано в собственность царевичу Алексею Петровичу. Возможно, уже тогда предпринимались неосознанные попытки русифицировать финское название. Во всяком случае, в документах того времени наряду с финским Купсино встречается русское Купчино.

В 1960-х годах группа архитекторов под руководством Д. С. Гольдгора и А. И. Наумова разрабатывает проект застройки Купчина, в основу которого были положены протянувшиеся параллельно линии Витебской железной дороги улицы, названные в честь столиц восточноевропейских государств Белградской, Будапештской, Бухарестской, Пражской и Софийской. Внутренний протест против такой безликой, скучной и утомительной топонимики вылился в попытку создания универсальной мнемонической формулы для запоминания однообразных и монотонных названий: «БЕЛка БУДет БУХанку ПРосто Сушить». Нельзя сказать, что попытка удалась вполне. Мнемоника оказалась довольно неуклюжей. Но выглядит она убедительно, а главное, функцию запоминания выполняет.

Тема удаленности Купчина от центра Петербурга породила целую серию крылатых слов и выражений, которые доминируют как в местном, так и в общегородском фольклоре. «Даже из Купчина можно успеть», – шутят петербуржцы, когда хотят сказать, что времени еще вполне достаточно. А весь так называемый большой Петербург в представлении купчинцев – это «Граждане и гражданки от Купчина до Ульянки».

Самым подходящим сокращением для топонима Купчино оказалось буквенное обозначение далекой Китайской Народной Республики – «КНР». Жители Купчина расшифровывают эту аббревиатуру со знанием дела: «Купчинская Народная Республика», то есть район, предназначенный для простого народа. Для менее щепетильных можно сказать и по-другому: «Купчинский Новый Район». Впрочем, вся народная микротопонимика Купчина так или иначе ориентируется исключительно на дальние страны и континенты: «Рио де Купчино», «Купчингаген», «Нью-Купчино» и даже «Чукчино».

Свою отчужденность от исторического центра купчинцы стараются выразить всеми возможными формами фольклора:

На улице Салова
Девочка Рита
Ухо чесала
Куском динамита.
Взрыв раздается
На улице Салова –
Уши – в Обухове,
Ноги – в Шувалове.

Но еще более чем удаленность купчинцев огорчает оторванность и даже некоторая изолированность их района, граничащая с отчуждением от метрополии. «Где родился?» – «В Ленинграде». – «А где живешь?» – «В Купчине». Ощущение провинциальной обособленности заметно даже в местной микротопонимике. Дома № 23 и 72 при въезде на Бухарестскую улицу в обиходе известны как «Купчинские ворота» в «Купчинград». Некоторой компенсацией за такую ущербность выглядит, если можно так выразиться, «двойное гражданство», присвоенное себе купчинцами. Живут они на самом деле в Петербурге, а Купчино для них всего лишь «спальный район». Хотя гораздо чаще это все-таки «собачий район».

Весь район делится на «Малое» и «Большое Купчино». «Малое Купчино» – это микрорайон, ограниченный Бухарестской улицей и Московской железной дорогой, на котором среди огромных карьеров, заполненных водой (бывших выработок промышленной глины) функционирует Кирпичный завод. В народе «Малое Купчино» чаще называют «Кирпичный», «Карьеры», или «Антенное поле». Здесь и сегодня можно разглядеть странные антенные сооружения бывшего военного радиополигона.

Центральной улицей Купчина является проспект Славы, который снискал репутацию одной из самых перегруженных автотранспортом петербургских магистралей. Особенно это ощущается на пересечении его с Витебской железной дорогой. Среди петербургских водителей этот район называется «Долиной смерти», где самым опасным участком считается проезд под полотном Витебской железной дороги. В этом месте проспект Славы пересекает Белградскую улицу. Среди питерских водителей этот перекресток называется «Белградской ямой».

1703. Территория в северо-западной части Петербурга на северном берегу Финского залива издавна была заселена финно-угорскими народами. Некоторые ученые предполагают, что этот процесс начался более трех тысяч лет назад. Одно из рыбацких поселений под названием Сартон-Лаксы было известно задолго до основания Петербурга. В буквальном переводе этот старинный топоним означал «залив» или «бухта». Некогда эта мелководная часть залива была дном древнего Литоринового моря.

Первая половина XVIII века. Уже в первой четверти XVIII века местность привлекает внимание своим удобным расположением на самом берегу залива. Здесь возникает усадьба Петра I «Ближние дубки». Однако финское название местности не приживалось. При произношении оно очень напоминало «Чертову Лахту», как, впрочем, иногда и называют ее петербуржцы. К середине XVIII века финское название сократилось до одного слова и окончательно русифицировалось: Лахта.

Дважды Лахта вошла в историю Петербурга в связи с именем его основателя. В ноябре 1724 года здесь, у Лахтинского поселка, стоя по пояс в воде, Петр спасал тонущих моряков, после чего простудился, что, как уверяет официальная историография, стало причиной его скорой кончины. Второй раз история Лахты пересеклась уже с посмертной жизнью Петра. В конце 1760-х годов здесь, в двенадцати верстах от Петербурга, был обнаружен гранитный монолит, который после двухлетней обработки стал основанием для памятника Петру на Сенатской площади. В Лахте на месте этого монолита ныне плещется глубокое озеро. Окрестные жители называют его «Петровским» или «Каменкой». Долгое время связь с именем Петра I поддерживалась легендой о сосне, будто бы посаженной самим царем. Ее так и называли «Петровская». В 1924 году она упала. В 2000 году мемориальную сосну восстановили.

1938. В 1938 году вместе с изменением статуса старинного поселения ему было присвоено новое название: поселок городского типа Лахтинский.

1963. В 1960-х годах северо-западные границы Ленинграда расширились, и поселок вошел в черту города. С этого времени формально топоним Лахта утратил свое самостоятельное значение и сохраняется исключительно в качестве мемориального топонимического памятника.

Сегодняшние жители Лахты гордятся своей малой родиной. В известной речевке не чувствуется никакой обделенности или, тем более, ущербности. Напротив, в ее интонациях можно легко обнаружить чувство определенной петербургской общности:

Ох-ты! Ах-ты! – парни с Лахты,
Ах-ты! Ох-ты! – девки с Охты!

1703. Бывший дачный поселок Лигово, распложенный в юго-западной части Петербурга, хорошо известен историкам с 1500 года. Свое название поселок ведет от речки Лиги, как в древности называлась река Дудергофка. В переводе с финского «лига» – это «грязь, лужа». С 1710 года Лигово было приписано к личным владениям Петра I. Долгое время здесь селились дворцовые служащие.

В XIX веке здесь находились так называемые «Новые места», на которых отводились участки для частного строительства. Даже построенная в 1903 году деревянная церковь Преображения Господня вблизи железнодорожной станции Лигово называлась «Церковью на новых местах».

1918. В августе 1918 года в Петрограде эсером Канегиссером был убит председатель Петроградской ЧК М. С. Урицкий. В целях увековечения его памяти поселок Лигово был переименован в Урицк.

1963. В 1963 году, согласно новому Генеральному плану развития Ленинграда, Урицк был включен в черту города и потерял свое самостоятельное значение. Формально был утрачен и старый топоним Лигово. В соответствии с современной краеведческой терминологией сегодняшнее Лигово – это не более чем исторический район Петербурга.

Лигово находится на самой южной окраине Ульянки и давно уже полностью слилось с ней. Видимо, это обстоятельство повлияло на своеобразный характер фольклора, подчеркивающего некоторую собственную ущербность, малость и незначительность. Трудно сказать, чего из этого набора больше в идиоме «фигово Лигово», бытующей среди современных обитателей бывшего Лигова.

1716. В 1716 году по указу Петра I на левом берегу Невы между впадающими в нее реками Мурзинкой и Славянкой были поселены рыбаки из северных губерний России. В их новые обязанности входило обеспечение столичных жителей рыбой. Первоначально слобода так и называлась Рыбной. До сих пор овраг в современном Рыбацком местные жители называют «Щучьей гаванью». По преданиям, сюда по весне заходила невская рыба, поймать которую уже не составляло никакого труда. Должно быть, по этому же принципу проезд на берегу Славянки имел старинное название «Заверняйка».

1829. Рыбацкий промысел оказался прибыльным. Село богатело и процветало. Зажиточные крестьяне, вызывавшие зависть, в старом Петербурге имели вполне определенное прозвище: «Рыбацкий куркуль». Вместе с тем их нелегкий труд вызывал и восторженные оценки: «Рыбацкий куркуль – вместо корюшки омуль», на что степенные потомки северных поморов примирительно и беззлобно советовали: «А ты поймай угря в Рыбацком да продай за рупь в кабацком». Впрочем, как работали, так и гуляли. Идиома «Рыбацкое – кабацкое» известна еще с XVIII века. В 1829 году Рыбная слобода была переименована в Рыбацкую слободу.

Конец XIX века. К концу XIX века окончательно сложился современный вариант названия старинной слободы: Рыбацкое. Аромат моря и рыбы мифология Рыбацкого сохраняет до сих пор. В 1980-х годах началась массовая застройка Рыбацкого современными жилыми домами. Тогда же родилась и соответствующая поговорка. Получить квартиру в Рыбацком иронически называлось: «Рыбацкое счастье», да и сам район иначе чем «Рыбацкое-дурацкое» не называли.

1743. На территории, ныне занятой ансамблем Аничкова дворца, в середине 1720-х годов располагался полковой двор лейб-гвардии Преображенского полка, переведенного в 1723 году в Петербург из Москвы. Затем последовательно эта земля принадлежала первому обер-полицмейстеру Санкт-Петербурга Антуану Девиеру, откупщику Лукьянову и, наконец, дочери Петра I цесаревне Елизавете Петровне. По одной из легенд, именно отсюда, в сопровождении верных преображенцев, в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года она «начала свой поход» по Невскому проспекту к Зимнему дворцу, где и была провозглашена императрицей. Так или иначе, но в 1743 году Елизавета поручила архитектору М. Г. Земцову приступить к постройке дворца, а садовнику Стрельнинской мызы англичанину Людвигу Киндеру Таперсу «изустно указала» прибыть «ко двору ее императорского величества для разведения в новом ее доме, что у Аничкова моста, сада». Название моста, как известно, происходит от фамилии подполковника Михаила Осиповича Аничкова, командовавшего во времена Петра I «рабочими командами» солдат, расквартированными в слободе на левом берегу Фонтанки. По наименованию моста был назван строящийся дворец, а по дворцу и вся усадьба: Сад Аничкова дворца.

Окончательный облик сад приобрел в 1820 году. Реконструкция была осуществлена по проекту архитектора Карла Росси. Были возведены два садовых павильона, украшенные статуями древнерусских витязей по моделям скульптора С. С. Пименова. По периметру сад был обнесен металлической оградой с воротами со стороны Невского проспекта и площади перед Александринским театром. Ограду и пилоны ворот украшают золоченые изображения имперских орлов. После революции орлы были уничтожены, из-за чего в городе родилась легенда о том, что рисунок ограды был выполнен прусским королем Фридрихом Вильгельмом III, побывавшим однажды в Петербурге с дружеским визитом. А может быть, и были сбиты именно потому, что в воюющей в то время с Германией России уже жила легенда о якобы «немецких орлах».

1918. После революции в Аничковом дворце был открыт Музей города, а сад при бывшей царской усадьбе был превращен в Сад отдыха. Как известно, в советские времена и старинный Александровский сад был переименован в Сад Трудящихся имени Горького и, надо думать, ленинградцам хорошо памятен анекдот советского времени: «Где работаешь?» – «В Саду Отдыха». – «А отдыхаешь?» – «В Саду Трудящихся».

1934. В феврале 1934 года во время одного из своих выступлений С. М. Киров предложил передать Аничков дворец Дворцу пионеров. С этих пор Сад Аничкова дворца был, соответственно, переименован в Сад Дворца пионеров.

1945. После войны сад старинной Аничковой усадьбы вновь был подвергнут переименованию. Он опять стал Садом Отдыха.

1967. Прошло чуть более двух десятилетий, и судьба сада вновь изменилась. По постановлению Ленгорисполкома он снова перешел в ведение Дворца пионеров, с соответствующим переименованием в Сад Дворца пионеров.

Нам же остается предположить, что с переименованием в 1990 году самого Дворца пионеров в Дворец творчества юных, изменилось и название сада. Надо полагать, что теперь его название: Сад Дворца творчества юных. Хотя никаких официальных подтверждений этому нами найдено не было.

1762. В начале 1760-х годов перекресток современных Московского проспекта, Пулковского шоссе, Московского шоссе и Краснопутиловской улицы получил свое первое официальное наименование – Средние Рогатки. Здесь находилась одна из трех застав, вторая от города, то есть средняя. Первая располагалась вблизи Обуховского моста на Фонтанке, а последняя – у подножья Пулковских высот. Ныне подзабытое слово «рогатки» в XVIII веке означало сколоченные крестообразно колья, преграждавшие путь. Такие рогатки позволяли остановить телегу или другое транспортное средство с целью проверки проездных документов. В то время въезд в Петербург контролировался.

1765… В XVIII веке разъезд у Средней Рогатки всегда был украшен живописными указателями: на Киев, на Москву, на Петербург и на Царское Село. На указателях были изображены человеческие руки. Количество указателей постоянно менялось. Их было то три, то четыре. Поэтому среди петербуржцев разъезд на Средней Рогатке называли соответственно «Три руки» или «Четыре руки». Судя по справочнику «Городские имена сегодня и завтра», изданному в 1997 году, эти названия продолжительное время имели в старом Петербурге статус официальных: с 1765 по 1805 год – Три руки и с 1817 по 1915 – Четыре руки. Вместе с тем вплоть до 1962 года официально бытовал и топоним Средняя Рогатка. Разница со старым наименованием площади заключалась в том, что теперь оно произносилось и писалось в единственной числе.

1962. В связи с выбором Средней Рогатки местом для сооружения Монумента героическим защитникам Ленинграда в годы Великой Отечественной войны площадь в 1962 году была переименована в площадь Победы. Общий проект памятника принадлежит архитекторам В. А. Каменскому и С. Б. Сперанскому и скульптору М. К. Аникушину. Комплекс представляет собой архитектурно-скульптурную композицию, в центре которой находится 48-метровая гранитная стела. По обе стороны на постаментах установлены бронзовые фигуры защитников Ленинграда: в живописных позах расположены рабочие и солдаты, моряки и ополченцы. Художественный ансамбль включает в себя подземный мемориальный зал, стены которого оформляет бетонное «разорванное кольцо», и памятный зал с высеченными на стенах именами 652 Героев Советского Союза, получивших это звание в боях за оборону Ленинграда.

При всем понимании исключительного исторического и художественного значения памятника в жизни города и его роли в судьбах тысяч оставшихся в живых ленинградцев, не обошлось без оценочных, порой весьма негативных, прочно удерживающихся в городском фольклоре микротопонимов. И при этом нельзя не отдать должного тонкой наблюдательности и заинтересованной внимательности народного глаза. Весь архитектурный ансамбль получил прозвища «Круглый горшок» и «Крематорий». Как только не называют в народе его центральный обелиск. Это и «Стамеска», и «Рашпиль», и «Труба». И даже «Мечта импотента». Многочисленные же скульптурные фигуры воинов и блокадников получили собирательное прозвище «Грибники».

С окончанием строительства Монумента площадь в сознании ленинградцев стала ассоциироваться исключительно с ним. Вместе с тем не забывалось и старинное имя площади – Средняя Рогатка. На протяжении веков оно оставалось одним из наиболее романтических городских топонимов. В 1950-х годах, судя по воспоминаниям ленинградцев, капризные барышни, не желавшие встречаться со своими навязчивыми поклонниками, даже назначали свидания по шуточному, никогда не существовавшему в действительности адресу: «На углу Невского и Средней Рогатки».

1789. В 1783–1789 годах на территории усадьбы Г. А. Потемкина-Таврического, одновременно со строительством Таврического дворца, подаренного ему императрицей Екатериной II, по проекту архитектора Ивана Егоровича Старова и садового мастера Вильяма Гульда был разбит пейзажный сад. Сад представлял собой обширную территорию с оранжереями, искусственными прудами, холмами и парковыми павильонами. О размахе его строительства можно судить по количеству деревьев, высаженных всего лишь в течение одного года: их было 23 тысячи. Многие из них специально были привезены из-за границы. По дворцу сад был назван Таврическим.

В середине XIX века Таврический сад был общедоступным. Зимой на льду его живописных прудов, один из которых в народе назывался «Лебединым озером», устраивались ежедневные катания на коньках. В фольклоре они назывались «Таврические катания». Впрочем, среди петербуржцев весь район Таврического дворца, окруженного садом, имел свои фольклорные имена: «Таврия», «Таврик», «Табор», «Таврига» или «Таврида».

1930-е. В 1930-х годах на территории Таврического сада был создан очередной парк культуры и отдыха, или ПКиО, как любили говорить в то время. Оставалось присвоить ему соответствующее пролетарское название. Представился и удобный случай. С 1928 года развитие народного хозяйства Советского Союза осуществлялось на основе пятилетних планов, спускаемых сверху. В народе эти планы получили названия пятилеток. Таких пятилеток до 1990 года было двенадцать. Но значение первой было особенным. Понятно, что очень скоро этот экономический термин стал официальным и приобрел ярко выраженный идеологический характер. Именем пятилеток называли колхозы и пароходы, дворцы культуры и фабрики. Присвоили это имя и Таврическому саду. Он стал Парком культуры и отдыха имени Первой пятилетки.

1954. После смерти Сталина кремлевский идеологический пресс несколько ослаб. Это благотворно сказалось и на городской топонимике. Патетические названия городских объектов можно было сменить на более человечные. Так произошло и с нашим садом. В 1954 году он был переименован в Городской детский парк. В 1962 году на средства, собранные учащимися ленинградских школ, в парке был установлен памятник «Юным героям обороны города Ленина».

1703. Жилой район в юго-западной части Петербурга. Как утверждают исследователи, это название произошло от финской деревушки Уляла, которая, согласно географическому чертежу Ижорской земли, находилась в Дудергофском погосте, восточнее Стрелиной мызы, приблизительно на том месте, где расположена современная Ульянка.

Первая четверть XVIII века. Между тем, согласно одной из легенд, восходящей к эпохе Петра I, в нескольких верстах от Автова, недалеко от Петергофской дороги, царь заложил Юлианковскую Святого Петра митрополита церковь в честь победы над шведами. Ее так и называли «Юлианковская», или «Ульянковская». Дорога к ней шла мимо знаменитого «Красного кабачка», любимого места разгульных попоек питерских гвардейцев. Иногда в литературе можно встретить упоминание о церкви «За Красным кабачком». Это и есть наша «Ульянковская церковь». Постепенно вокруг нее сложилась слободка, по церкви будто бы и названная Ульянкой.

По другой легенде, тот же император Петр Алексеевич, проезжая однажды этими пустынными местами, повстречал одинокую молодуху. «Как звать-то тебя?» – обрадованный встречей, спросил царь. «Ульяна», – потупилась смущенная баба. С тех пор это место зовут Ульянкой.

Есть, впрочем, и третья легенда. На самом краю Петергофской дороги, на обочине безымянной деревушки в несколько дворов, еще при Петре Великом некая Ульяна завела кабачок, пользовавшийся широкой известностью у путешественников. Не раз бывал в нем и сам царь. От той легендарной Ульяны будто бы и пошло название целого района.

Место это пользовалось популярностью уже в первые годы существования Петербурга. Владельцы загородных имений – Панины и Воронцовы, Шереметевы и Головины, Шуваловы и Чернышевы – обязаны были осушать болота, разбивать сады, и благоустраивать дороги. Иностранные путешественники единодушно сравнивали поездку из Петербурга в Петергоф мимо садов в «изящном английском роде» и «великолепных дворцов» с приятным переездом из Парижа в Версаль. Пользовались славой эти места и у петербуржцев. Особенно прославилась развилка Петергофского и нынешнего Таллинского шоссе, ныне проспекта Маршала Жукова. В народе ее называют «Привал». Здесь во время длительных переходов останавливались на краткий отдых квартировавшие в Петергофе гвардейские полки. Здесь любила устраивать шумные привалы Екатерина II, возвращаясь с удачной охоты в Стрельнинских лесах.

Сегодня статус некогда далекой Ульянки – просто исторический район старого Петербурга. Хотя, надо признать, в фольклоре удаленность Ульянки от центра города не отрицается, а, напротив, постоянно подчеркивается.

Зато традиционно сложившееся чувство некой удаленности от центра города с лихвой компенсируется ощущением самодостаточности современных жителей старинной Ульянки на юго-западной окраине Петербурга:

Мы не хиппи,
Мы не панки.
Мы ребята
Из Ульянки.