Часто полагают, будто терроризм является реакцией нищих народов на процветание немногих богатейших стран. Это заблуждение опасно тем, что как бы оправдывает терроризм. Дескать, богатые страны должны поделиться с бедными, и терроризм сам собой сойдет на нет. Тем более что в ходе глобализации стремительно распространяются технологии, которые действительно делают неконкурентоспособной традиционную продукцию отсталых регионов.

Глобализация объективно делает богатых богаче, а бедных — еще беднее. Бангладеш так и останется одной из беднейших стран мира, если по-прежнему будет лидировать в производстве мало востребованного джута. Сейчас любая страна с мало-мальски развитой химической промышленностью легко обходится вообще без растительных волокон или дешево приобретает искусственные волокна на мировом рынке. Вместе с тем Бангладеш никак нельзя назвать ни спонсором терроризма, ни поставщиком живой силы в ряды террористов (хотя в этой стране и существует движение с красноречивым названием «Джихад»).

Иными словами, терроризм напрямую не связан с благосостоянием народа и не является следствием нищеты. В 1970-х и 1980-х годах настоящая террористическая война полыхала в Западной Германии, Франции, Италии, Японии — богатейших странах мира. Именно отпрыски состоятельных семей громче всех протестовали там против «зажравшегося общества потребления» и мечтали о суровой простоте, в которой живут народы «третьих» стран.

Ведущие страны-спонсоры международного терроризма буквально захлебываются в дармовой нефти. Усама бен-Ладен остался бы никому не известен без полученных по наследству миллионов, одним из богатейших людей планеты является патриарх терроризма Ясир Арафат, свыше сорока лет охвачена террористической войной далеко не бедная Колумбия.

У современного терроризма два лица и два знамени: Че Гевары и пророка Мухаммада, красное и зеленое, коммунистическое и исламистское. До 1980-х годов исламисты опирались на поддержку СССР (где их понимали как борцов против империализма) и прикрывались революционным пафосом. Глава боевых отрядов марксистской организации ФАТХ носил псевдоним Абу Джихад — Отец Джихада. Зеленое пряталось под красным. Но увы, поддержка «национально-освободительных движений» Советским Союзом обернулась катастрофой для сверхдержавы.

Советское вторжение в Афганистан явилось пощечиной мусульманскому миру, который сразу нашел поддержку в лице США. Место поблекшей коммунистической идеи заняла идея навязать всему человечеству мусульманское право — законы шариата. Марксист-террорист Карлос Шакал принял ислам: красное укрылось под зеленым.

О взаимных симпатиях «красного» и «зеленого» известно с самого 1967 года, когда после Шестидневной войны и гибели Че Гевары современный терроризм появился на свет. Исламисты проводили теракты совместно с «революционерами» и даже рисковали жизнями ради вызволения друг друга из тюрем. На сплаве революционной и мусульманской идей основаны политические режимы Туниса, Алжира, Ливии, Сирии, Ирака, Палестинской автономии в составе Израиля. На протяжении многих лет эти режимы осуществляли и спонсировали терроризм, независимо от его идеологической окраски.

Еще в XX веке терроризм стал полностью самодостаточным. Глобализация, государственность палестинских арабов, экспансия ислама или мировая революция не интересуют тех, кто стоит за терактами. Их занятие превратилось в высокодоходную работу, позволяющую вдобавок прославиться, подобно Герострату.[1] Идеология служит мотивацией лишь исполнителям. Так, в СССР партийные бонзы питались спецпайками, в то время как рядовые коммунисты давились в очередях за отвратительной колбасой. Люди, имевшие доступ к распределителям, цинично и точно называли ее «колбасой для населения».

Эту мысль превосходно иллюстрирует терроризм самоубийц, который возник в начале 1990-х годов — сразу после того, как оправданием терроризма стал ислам. В марксизме нет и быть не может культа смертников-шахидов, поскольку марксизм — идеология атеистическая. Никакой посмертной награды марксизм предложить не в силах, ибо отвергает саму возможность загробной жизни. Поэтому в 1970-х смертников на Ближний Восток приходилось завозить из Японии, где существует древняя традиция ритуального самоубийства.

Зато ислам заимствовал у христианства понятия ада и рая, причем среднестатистический мусульманин верит в их существование гораздо сильнее среднестатистического христианина. Шахиды — мученики, павшие в священной войне за веру (джихаде) — автоматически попадают в рай. Даже мусульмане, получившие образование в лучших университетах Европы, готовы верить, будто убийство «неверных» ценой собственной жизни является наикратчайшей туда дорогой. Вот только ни один видный организатор терроризма лично шахидом пока так и не стал.

Казалось бы, исламизм и марксизм противоречат друг другу; казалось бы, исламисты должны враждовать с радикальными марксистами. Но экстремист экстремиста видит издалека. В современную эпоху обе разрушительные идеологии, исламизм и марксизм, выступают заодно. По улицам Палестинской автономии маршируют подростки с зелеными повязками шахидов, а стены домов обклеены портретами революционера Че Гевары.

Провести четкую границу между «революционерами» и исламистами невозможно. Когда в Нью-Йорке рухнул Всемирный торговый центр, ликовали не только многие мусульмане. Колумбийские террористы — коммунисты и католики — ненавидят США не меньше, чем персидские шииты или арабские сунниты. В развитых странах американская трагедия зажгла ослепительную радость в сердцах антиглобалистов — так называют сегодня леворадикалов, из среды которых в 1960-е годы вышла целая плеяда «революционных» банд. Зато силовое освобождение заложников мюзикла «Норд-Ост» вызвало у антиглобалистов бурное негодование: по их мнению, следовало выполнить требования террористов.

Переименование в антиглобалисты неслучайно. В 1990-х коммунизм окончательно дискредитировал себя, и быть «революционерами» стало не модно. Но и бесплодность тотальной «коранизации» Земли также очевидна: лишь нефть обеспечивает отдельным мусульманским странам сносное качество жизни. Причем как это ни парадоксально, именно глобализация позволяет «революционерам» и террористам всех мастей пользоваться достижениями техногенной эры.

Благодаря глобализации террористы молниеносно перемещаются по свету, а доступ к оружию массового поражения получили народы, которые на протяжении столетий не обогатили человечество ни единой технологической новинкой. Благодаря глобализации финансисты Аль-Каиды управляют своими активами через Интернет, а полевые командиры в Чечне согласовывают свои действия по электронной почте.

Захват заложников — распространенный вид терроризма наряду с обстрелами, взрывами и таранами. Выкуп за жизни людей служит серьезным финансовым подспорьем террористическим организациям. Так, в межвоенной Чечне периода 1996–1999 годов отряды Арби Бараева и братьев Ахмадовых получили за заложников многие миллионы долларов от заместителя секретаря Совета Безопасности РФ и крупного предпринимателя Бориса Березовского. Благодаря этому террористы были превосходно оснащены, позволяли себе пытать и убивать заложников.

Вероятность захвата заложников существует повсюду, за исключением тоталитарных стран. Террористические государственные машины Кубы, Северной Кореи, Ирана, Ирака не потерпят «конкуренции» со стороны отдельных граждан и организаций, которым вздумалось бы заняться терроризмом. В свободном же мире терроризм стучится в каждую дверь и можно говорить лишь о сравнительной безопасности: в Москве безопаснее, чем в Иерусалиме, а в Иерусалиме безопаснее, чем в Медельине. Вот почему вместо послесловия автор привел несколько советов относительно поведения в плену и того, как избежать участи заложника.

Одно и то же событие разные люди описывают по-разному в зависимости от образования, интеллекта, темперамента, памяти, идеологических предпочтений и степени личной вовлеченности. Поэтому неудивительно, что представления заложника о происходящем внутри захваченного здания сильно отличаются от представлений прохожего, наблюдающего за этим зданием снаружи. Свидетели одного и того же захвата и последующего освобождения могут во многом противоречить друг другу, поскольку наблюдали теракт с разных мест и в разном качестве.

Дополнительные искажения вносят сотрудники спецслужб, когда рассказывают об обстоятельствах захвата и освобождения людей. Иногда это делается, чтобы унизить противника, иногда — чтобы скрыть собственные промахи либо, напротив, собственные возможности. Вот почему, стремясь к максимальной документальности книги, автор всякий раз останавливал свой выбор на наиболее вероятной, доказанной версии событий.

А. Черницкий.

Капитан Реджинальд Луи флегматично поглядывал то на приборы, то на голубую даль впереди. «Боинг-707» бельгийской авиакомпании «Сабенна» находился над Югославией: половина пути была преодолена. Дверь в кабину распахнулась. «Джина очень кстати со своими бутербродами», — мелькнуло в голове. На приборной панели высвечивалось время: 17.30. В голову Реджинальда уперся ствол.

— Самолет захвачен! — прогремел мужской голос по-английски с акцентом. — Это «Черный сентябрь», ясно?

— Ясно, — едва выдавил окаменевший капитан Луи. — Куда прикажете взять курс?

«Дай бог, чтобы они не узнали о Доре с девочками!» — взмолился про себя летчик. В салоне среди пассажиров сидела его жена Дора Луи и четыре их дочери. Семья направлялась на один из израильских курортов.

— На этот раз мы не станем менять курс, — усмехнулся воздушный пират. — Прибытие в Лод согласно расписанию!

Летчиков потрясли эти слова. Лод — городок под Тель-Авивом. На окраине Лода расположен главный аэропорт Израиля. До сих пор все захваченные самолеты Народный фронт освобождения Палестины (НФОП) и «Черный сентябрь» заворачивали в арабские страны, и там угонщики дожидались выполнения своих требований.

Кроме того, бельгийские пилоты постепенно разглядели пирата как следует. И с ужасом узнали его — в отличие от работников аэропорта, которые наспех провели посадку пассажиров в Брюсселе! Весь фокус заключался в парике и сбритых усах. Позади пилотов стоял невысокий смуглый человек с пышной копной волос. В коридоре за его спиной виднелась красивая арабская девушка с ручной гранатой.

Человека в парике звали Али Таха Абу-Санайна, и он уже был легендой воздушного пиратства. Вместе со знаменитой выпускницей МГУ Лейлой Халед он осуществил первый в мире захват самолета 23 июля 1968 года. Тот борт принадлежал израильской авиакомпании «Эль-Аль» и выполнял рейс из Рима в Тель-Авив.

Однако пираты посадили «боинг» в Алжире. Правительство этой арабской страны объявило, что 12 оказавшихся на борту израильтян — в основном, члены экипажа — будут содержаться «под домашним арестом» до тех пор, пока Израиль не выполнит требования угонщиков выпустить на свободу сотни боевиков Движения национального освобождения Палестины (ФАТХа) — основанной Арафатом самой многочисленной террористической группировки в составе Организации освобождения Палестины (ООП).

Все итальянские туристы были благополучно возвращены в Рим, а в Израиле все от мала до велика — потрясены: слишком свежи еще были воспоминания о Холокосте[2] — гибели европейских евреев от рук гитлеровцев и их пособников.

И вот вновь люди XX века додумались до «селекции» по национальному признаку!

И речи не было о том, чтобы освободить силой первых в современной истории заложников на территории враждебной арабской страны, с которой у Израиля по сей день нет даже дипломатических отношений. В ходе секретных переговоров под нажимом США договорились меняться «один на один». Заложники вернулись домой после того, как 31 августа 1968 года в Алжир были доставлены из израильских тюрем 12 арабских террористов.

С тех пор все рейсы «Эль-Аль» сопровождают вооруженные офицеры в штатском. Пираты узнали об этом 18 февраля 1969-го в Швейцарии. Стоило боевикам НФОП открыть огонь по израильскому самолету, который совершал посадку в аэропорту Цюриха, как в ответ из иллюминатора загремели выстрелы. Затем мужчина могучего телосложения выскочил из самолета и Погнался за террористами. Одного контрразведчик уложил наповал, а остальных схватили швейцарские полицейские.

Но самолеты других стран остались совершенно беззащитны. В сентябре 1969-го состоялся второй угон самолета — на сей раз борт принадлежал американской компании ТВА. Пиратов вновь возглавляла смуглая красотка Лейла Халед. Она посадила «боинг» в Сирии, где сразу освободила всех заложников, кроме двоих. На свою беду они оказались не просто гражданами Израиля, но вдобавок еще и солдатами-отпускниками. И вновь не было никакой возможности применить силу для их освобождения. В Дамаске тюремщики издевались над парнями 98 дней, прежде чем состоялся их тайный обмен на 30 сирийских военнопленных.

Что же касается Абу-Санайны, то он вновь «отличился» в феврале 1972 года, когда угнал в про советский Южный Йемен самолет компании «Люфтганза». Заложниками НФОП стали 172 человека, и правительство ФРГ поспешило уплатить за их освобождение пять миллионов долларов. Так впервые в современную эпоху был использован денежный выкуп заложников. Когда об этом узнала премьер-министр Израиля Голда Меир, ее возмущению не было предела:

— Уступки террористам только порождают новый терроризм!

«Железная леди» Ближнего Востока могла лишь догадываться, что очень скоро получит возможность продемонстрировать всему миру, как именно следует поступать с пиратами, если не уступать им. И вот этот день наступил: на календаре значилось 8 мая 1972-го — день капитуляции фашистской Германии на Западном фронте в 1945 г.

— Я бы хотел обратиться к пассажирам, чтобы избежать паники на борту, — попросил капитан Реджинальд Луи.

— Конечно, вы можете их успокоить, — бросил Абу-Санайна и добавил: — Но сделайте это при мне. Все дальнейшие переговоры вы будете также вести только в моем присутствии.

Щелкнув тумблером, командир экипажа произнес:

— Дамы и господа! Как видите, у нас на борту появились новые друзья. Будьте осторожны и не делайте глупостей. Прошу не вмешиваться в происходящее: предоставьте это мне.

Пираты не подозревали, что радио объявление командира было услышано не только в салоне, но и в кабине пролетавшего мимо борта компании «Эр Франс». Французские летчики теперь непрерывно запрашивали землю, чтобы уведомить диспетчеров о своих подозрениях.

Для пассажиров слова капитана прозвучали очень своевременно. Со стороны носового салона Абу-Санайну и красавицу Римму Иссу Танус прикрывали их сообщники: Абдель Азиз аль-Атраш с пистолетом и стройная Тараз Халасса с ручной гранатой. На плечах у обоих висели странного вида предметы.

— Это емкости со взрывчаткой, — охотно пояснил аль-Атраш. — А вот и детонаторы. Если вы будете плохо себя вести, достаточно сорвать эту маленькую штучку-изолятор. Цепь замкнется, и самолет разлетится на тысячи осколков. Клянусь Аллахом!

Халасса в тугих синих джинсах взметнула вверх руку с гранатой. Черные глаза арабки сверкали.

— Сдайте свои паспорта! — закричала она. — Всем евреям перейти в хвостовой салон. Остальным собраться в носовом.

На борту «боинга» находились 10 членов экипажа и 99 пассажиров. Теснясь и толкаясь, люди стали неуклюже перемещаться по самолету.

В 18 часов капитан Луи сказал:

— Подлетаем к Кипру. Я обязан связаться с диспетчером.

Абу-Санайна сорвал с летчика оголовье и водрузил наушники с микрофоном поверх своего парика.

— Давай связь, я сам с ним поговорю, — велел матерый пират. — Алло, диспетчер аэропорта Никосии? Тебя беспокоит «Рука Черного сентября». Рейс номер пятьсот семьдесят один летит в Лод строго по расписанию! Все живы и здоровы, по крайней мере, пока. Конец связи…

Это «сообщение» перехватил экипаж направлявшегося в Европу самолета израильской компании «Эль-Аль». Пилоты с тревогой переглянулись. Спустя пару минут о захвате стало известно высшему руководству Израиля. Был конец рабочего дня. Министр обороны Моше Даян возвращался вертолетом в Иерусалим из форта Шарм-аш-Шейх на Синае. Даян сглотнул, поправил черную повязку на левом глазу и коротко приказал:

— В Лод.

Заваливаясь набок, вертолет повернул на сорок градусов и запросил посадку. Спустя год умрет экс-премьер Бен-Гурион, и аэропорту Лода будет присвоено его имя.

Даян покачал лысоватой головой и погрузился в раздумья. Внимание израильских сил безопасности было приковано в то время к рассаднику терроризма — сектору Газа. Заместитель командующего Южного округа генерал-майор Ариэль Шарон действовал там в своей излюбленной манере — быстро, жестко, концентрируя все наличные силы на одном направлении. По его приказу были бронированы кабины бульдозеров Д-9, а на их крышах установили тяжелые пулеметы. Едва из трущоб Газы раздавался выстрел, как бульдозеры стирали это место с лица земли. Население быстро осознало, что, укрывая террористов, оно скоро лишится крыш над головой. С терроризмом в Газе было покончено на 15 лет, а будущий премьер-министр Шарон заработал прозвище Бульдозер.

«Недооценили мы «Черный сентябрь», — с грустью думал израильский министр обороны. — Месть Иордании оказалась лишь прологом…»

После Шестидневной войны 5–10 июня 1967 года боевики Ясира Арафата хозяйничали в Иордании как у себя дома. Население страны на 80 процентов состояло из палестинских беженцев. Коренные жители Иордании, потомки бедуинов, боялись палестинцев как огня. Мощную поддержку ощущали иорданские палестинцы и со стороны богатого восточного соседа. В Саудовской Аравии палестинские арабы верховодили в армии и полиции, составляли костяк учительского и инженерного корпуса.[3]

Больше всех трусил 35-летний король Иордании Хусейн бин-Талал, которому докладывали о планах Арафата занять его место. В 1970 году террористы вконец распоясались. Они убили американского военного атташе, ранили французского дипломата, изнасиловали нескольких американок. 1 сентября газета ФАТХа открыто призвала к свержению короля, а 2-го на него было совершено покушение, когда королевский кортеж следовал в аэропорт.

Но израильская внешняя разведка Моссад выведала планы террористов и предупредила короля. Хотя покушение было сорвано, Хусейн едва контролировал лишь столицу — Амман. В городе то и дело вспыхивали вооруженные стычки палестинцев с полицейскими. Дело явно шло к установлению в стране диктатуры Ясира Арафата.

Дабы окончательно продемонстрировать растерянному королю и всему миру, кто в Иордании хозяин, руководство ООП сделало ставку на воздушное пиратство, на котором в ту пору специализировался исключительно НФОП (подобно ФАТХу, коллективный член ООП) во главе с арабом-христианином Вади Хададом.

6 сентября 1970 года террористы доктора Хадада (по образованию он действительно врач-окулист) попытались захватить сразу четыре пассажирских самолета. Все они направлялись в Нью-Йорк, и это не было случайным совпадением. Таким образом палестинцы указывали всему миру на США как на главный источник военной мощи Израиля. Усаме бен-Ладену тогда едва исполнилось 13 лет.

Первым был атакован борт израильской «Эль-Аль», выполнявший рейс из Тель-Авива в Нью-Йорк через Амстердам. Бесстрашная Лейла Халед попыталась доказать, что израильский охранник не станет стрелять, если приставить ствол к голове стюардессы. Однако, едва капитан самолета услышал об угрозе жизни своей подчиненной, как сразу резко начал снижаться. Террористы от неожиданности повалились на пол, и на них набросились пассажиры вместе с офицером контрразведки. Напарник Лейлы, никарагуанский марксист Патрик Аргуэлло, был застрелен на месте. Сама 27-летняя пиратка в лондонском аэропорту Хитроу была передана представителям британских спецслужб.

Захват заложников в данном случае удалось предотвратить. А вот «Боинг-747» американской компании «Пан-Америкэн», выполнявший рейс из Брюсселя в Нью-Йорк, был запросто угнан с 152 пассажирами и 17 членами экипажа на борту. Пираты приказали экипажу посадить лайнер в Иорданской пустыне — на заброшенном со Второй мировой войны британском аэродроме «Доусон Фидц». Однако взлетно-посадочные полосы «Доусон Филд» были слишком коротки для огромного «боинга», и пираты согласились на приземление в египетской столице. В Каире заложников отпустили, а самолет взорвали.

Другая бригада НФОП захватила «Боинг-707» американской авиакомпании ТВА после вылета из Франкфурта-на-Майне. Самолет с 141 пассажиром и 10 членами экипажа вместо Нью-Йорка совершил посадку на «Доусон Филд». Боевики ФАТХа приветствовали своих пленников торжествующими криками и пальбой в воздух из «Калашниковых».

Следующей жертвой стал лайнер ДС-8 швейцарской авиакомпании «Свисс Эйр», вылетевший из Цюриха. Он также приземлился вместо Нью-Йорка на «революционное летное поле», как окрестил аэродром «Доусон Филд» доктор Хадад. Заложниками стали еще 143 пассажира и 12 членов экипажа.

А через день, 8 сентября, здесь же совершил посадку ДС-10 британской «Бритиш Эйрвэйз» со 117 пассажирами на борту. В итоге в руки Хадада и Арафата попали три реактивных лайнера и свыше 420 заложников. В качестве «жеста доброй воли» террористы освободили детей, женщин и стариков. А в обмен на жизни оставшихся потребовали от Израиля, Швейцарии и ФРГ выпустить из тюрем боевиков различных организаций, входящих в ООП. Но первым делом Великобритания обязана была освободить Лейлу Халед: именно для этого доктор Хадад приказал угнать британский самолет.

За пособничество пиратам Израиль пригрозил Иордании ударами возмездия. Тут же два «фронтовика» попытались захватить борт «Эль-Аль» в лондонском аэропорту Хитроу. От нового кошмара с заложниками израильское правительство спас офицер службы безопасности. Не раздумывая, он хладнокровно уложил обоих пиратов очередями из пистолет-пулемета.

Никогда еще власть короля Хусейна не была так слаба: террористы фактически создали в Иордании государство в государстве. А уже 11 сентября того же 1970 года «фронтовики» в аэропорту Бомбея захватили еще один самолет «Бритиш Эйрвэйз», который должен был направиться в Бейрут. Властям Великобритании было предложено в течение 72 часов выдать Лейлу, иначе заложники будут перебиты.

Единственной страной, которая призвала Великобританию не уступать, оказался Израиль. Тем не менее Лондон вступил в тайные переговоры с представителями ООП. Вдобавок Ясир Арафат разыграл свой излюбленный трюк: дескать, похищения самолетов произведены без его ведома. Он даже объявил об исключении из ООП членов НФОП за… нарушение дисциплины.

Британская молодежная «тусовка» горячо болела за экстремистов по всему миру и требовала на своих буйных митингах освободить «героиню палестинского сопротивления». Гитарист Эрик Клэптон, работавший с конца августа над новым альбомом, немедленно сочинил песню «Лейла», в которой рассказал о своей безумной любви к пиратке.

Уже 15 сентября освобожденная «героиня» Лейла Халед вылетела из Лондона в Бейрут. Германия и Швейцария также частично выполнили требования террористов. В тот же день 310 узников аэродрома «Доусон Филд» также были освобождены: недельные муки закончились. Опустевшие самолеты Арафат приказал взорвать, чтобы продемонстрировать всему миру свое могущество.

Патриарх терроризма настолько уверовал в свои силы, что 17 сентября отдал приказ об обстреле Аммана. И тут король Хусейн призвал на помощь все свое мужество. Задыхаясь от волнения, он приказал бригадному генералу Дауду уничтожить базы ФАТХа и НФОП. Вот когда выяснилось, что гулять по улицам с «Калашниковым» в обнимку — одно, а противостоять пускай и слабой, но регулярной армии — совсем другое.

Свыше восьми тысяч боевиков были перебиты, десятки тысяч ранены. Палестинцы валом повалили на север — в соседнюю Сирию. Генерал Дауд с таким энтузиазмом делал свою «работу», что большинство арафатовских головорезов хлынули искать спасения за Иорданом. Там они сдавались в плен израильским патрулям и подписывали обязательства «завязать» с терроризмом. За это израильтяне позволяли им вернуться в дома, брошенные в 1948 и 1967 годах.

20 сентября 1970 года ФАТХ находился на краю гибели, но вмешалась Сирия. На другой день ради спасения ФАТХа в Иорданию вторглись две сирийские танковые бригады. Однако королю Хусейну уже нечего было терять, и он с невиданной прежде решимостью поднял в воздух иорданские ВВС. Сирийцы понесли от бомбардировок огромные потери и 23 сентября убрались восвояси. Тем не менее заступничество Сирии, а к тому же еще и Судана, вынудило короля прекратить истребление палестинских банд. Это спасло самого 41-летнего раиса[4] Арафата, который вместе с четырьмя соратниками уже был окружен батальонами Дауда на окраине Аммана. Председатель ООП поспешил унести ноги в Ливан — самое в то время процветающее государство Ближнего Востока. Полученное под давлением Сирии согласие Ливана предоставить убежище палестинским бандам было самоубийственным. Боевики оплакали погибших и развязали террор против ливанских арабов-христиан.

А чтобы отомстить Иордании, Арафат создал в составе ФАТХа ультра радикальное крыло — «Рука Черного сентября». Если ФАТХ занимался еще и политической деятельностью, то задачей «Черного сентября» стал исключительно международный терроризм. Уже в ноябре 1971 года боевики застрелили в Каире иорданского премьер-министра Васфи Теля. Затем в ходе покушения в Лондоне был ранен иорданский посол Зеида Ар-Рифаи. После этого боевики «Черного сентября» повели беспощадную охоту на иорданских зарубежных представителей по всему миру.

Однако теперь, 8 мая 1972-го, выяснилось, что основатель воздушного пиратства, лидер НФОП доктор Хадад, передал «Черному сентябрю» лучшие свои «кадры» для операции против Израиля.

В аэропорте под Лодом Моше Даян с тревогой вглядывался в ясное небо из комнаты, расположенной в нижней части башни контроля за полетами. Помимо министра обороны, здесь уже собрались начальник генштаба Давид Элазар, министр транспорта Шимон Перес и командующий ВВС Мордехай Ход, чьи асы обеспечили молниеносную победу в Шестидневной войне. К аэродрому подтягивались армейские части — была задействована программа «Изотоп», разработанная на случай терактов в Лоде.

В квартире Узи Даяна зазвонил телефон. Командир коммандос отшвырнул свежую газету, снял трубку.

— Скоро в Лоде приземлится самолет с заложниками, — зазвучал грубый напористый голос подполковника Эхуда Барака. — Возможно, не евреев отпустят. Но шестьдесят семь евреев придется освобождать. Выезжай…

Щуплый с виду Узи Даян возглавлял единственное в мире подразделение, специально обученное освобождать заложников.

В 19.05 рейс № 571 совершил посадку.

— Связь с сионистами![5] — потребовал Абу-Санайна. — С Одноглазым хочу говорить!

Выслушать пиратов Моше Даян поручил начальнику армейской разведки АМаН[6] генералу Аарону Яриву.

Связь была установлена в 21.15. Абу-Санайна в микрофон зачитал свои требования. Ради спасения жизни заложников израильтянам предстояло освободить из тюрем 317 террористов ФАТХа.

— Если ты мужчина, то отпустишь сперва женщин и детей, — сказал генерал.

— Не беспокойся, я позабочусь о них лучше, чем Бегин позаботился о детях Дейр-Ясина! — расхохотался в ответ террорист. — Даю тебе два часа. Ты соберешь героев палестинского сопротивления в своих вонючих тюрьмах, посадишь их на самолет и отправишь в Каир. Когда мои египетские друзья сообщат мне, что все в порядке, тогда мы и поговорим о заложниках.

9 апреля 1948 года сильный отряд боевиков засел в арабской деревне Дейр-Ясин (ныне один из кварталов Иерусалима). Выбило и рассеяло террористов подразделение под командованием будущего премьер-министра Менахема Бегина. Во время тяжелого боя погибло несколько мирных жителей, которых боевики использовали в качестве живого щита. Число невинно погибших арафатовская пропаганда увеличила ровно в десять раз, а вдобавок приписала евреям те самые зверства, которые сами арабы творили в то время над пленными.

— Но за два часа я успею собрать только тех пятнадцать человек, которые сидят в тель-авивской тюрьме Абу-Кабир! — вскричал начальник разведки.

— Если будешь тянуть время, я включу часовой механизм, — пригрозил пират. — Моя душа попадет после этого в рай, а души твоих соплеменников отправятся прямиком в джаханнам, где взамен сгорающей кожи грешники всякий раз обрастают новой кожей, а пьют при этом кипяток и гнойную воду!

Препирательства длились долго. В иллюминаторы Абу-Санайна видел на летном поле техников в белых робах авиакомпании «Эль-Аль». В переговоры вступил Шимон Перес:

— Пока мы собираем по тюрьмам твоих друзей, подумай о себе. Выпусти членов экипажа для проверки шасси. Ты ведь на самолете «Сабенны» собираешься улететь в Каир, не так ли?

Этот довод в конце концов возымел действие. Капитан Реджинальд Луи и бортинженер получили разрешение покинуть самолет. Под брюхом «боинга», где их не могли увидеть террористы, люди в белых робах приблизились к бельгийцам. Летчиков подробно расспросили о вооружении террористов, об их взаимном расположении, об особенностях люков данного самолета, о том, как размещены пассажиры.

В 22.30 Абу-Санайна сказал, что задействовал часовой механизм, и бомбы взорвутся через час. Но и на этом переговоры не завершились. К Пересу подключился Моше Даян. Всеми силами они тянули время. Весь мир с затаенным дыханием наблюдал за происходящим: «маленькой Спарте», как называли в те годы Израиль, предстояло продемонстрировать, как именно следует противостоять террору.

Пираты проголодались и разрешили стюардессам раздавать еду и напитки. Вокруг самолета кипела работа — «сжигались мосты». К двум часам ночи механикам удалось опорожнить на «боинге» баки с горючим. Затем сняли крепление переднего колеса и выпустили воздух из шин других колес. Это было сделано на случай, если пираты вдруг прикажут экипажу взлет.

Чтобы Абу-Санайна «не скучал», к нему то и дело обращался по радио генерал Ярив: он рассказывал, как идет сбор террористов по тюрьмам, зачитывал фамилии «прибывших» в аэропорт членов ФАТХа. Наступило утро. Спецподразделение Узи Даяна отрабатывало захват самолета на другом точно таком же «Боинге-707». Особенно важно было научиться быстро вскрывать выходы.

К 16 часам 9 мая терпение пиратов лопнуло. Абу-Санайна твердо пообещал взорвать самолет вместе со всеми находящимися на борту людьми — ровно через час! По приказу Эхуда Барака «техники» в белых робах сосредоточились у выходов лайнера.

В 16.24 взломали аварийный выход. Увидев вваливающихся в салон людей, аль-Атраш успел вскинуть пистолет, но был немедленно убит. У основного выхода коммандос на несколько мгновений задержались. Первым ворвался сам Узи Даян и сразу выстрелил в человека, который пытался уползти. Красивые бандитки растерялись, и их скрутили прежде, чем они успели применить свои гранаты.

Вся операция длилась 1 минуту 30 секунд. Коммандос израсходовали 50 патронов, террористы — ни одного. К самолету подали трапы, и «техники» в белом поспешно вывели людей. На борт поднялись саперы, чтобы обезвредить бомбы.

Пограничники в брюссельском аэропорту Завентем действовали из рук вон плохо: все террористы проникли на борт с поддельными израильскими паспортами. Халасса оказалась уроженкой мусульманской деревни Рами в Галилее, а Танус — христианкой из Вифлеема. Аль-Атраш и Абу-Санайна были выходцами из сектора Газа.

Но что же случилось с Абу-Санайной? Узи Даяна (будущего заместителя начальника генштаба и однофамильца знаменитого Моше) постигло большое разочарование. Молодой командир коммандос застрелил вовсе не главаря бандитов, а 55-летнего туриста из Германии. Манфред Кардовски уполз от начавшейся пальбы из салона, напоролся на пулю и вскоре скончался.

Пули спецназа задели еще двоих пассажиров, но их жизни остались вне опасности. Рикошетом был ранен и «техник» по имени Беньямин Нетаньяху — тогда этому офицеру спецназа было 24 года. Спустя еще 24 года Нетаньяху станет премьер-министром Израиля. Участнику штурма по имени Дани Ятом суждено было со временем занять кабинет главы Моссада.

Едва начался штурм, как Абу-Санайна прыгнул в бортовой сортир и заперся на щеколду. Там-то и изрешетили этого ловкого малого. «Замочили»… Впрочем, и при других освобождениях бывали случаи, когда террористы укрывались в туалетах, где их затем безжалостно «мочили». О двух таких операциях читателю еще предстоит узнать.

Осенью 1999 года крылатой стала фраза премьер-министра В. В. Путина «В сортире попадется террорист — будем «мочить» в сортире». Однако мало кто задумался, что профессиональный чекист Владимир Путин знаком с историей международного терроризма не понаслышке.

Воистину воздух перестал быть стихией смелых с тех пор, как в самолете установили сортир.

Чем же объяснить беспримерную наглость трусоватого Абу-Санайны? В то время никто в мире, даже израильтяне, не располагал опытом освобождения заложников силой: воздушное пиратство было еще в диковинку.

«Откроют ли во время штурма террористы стрельбу по заложникам или вступят в перестрелку с коммандос? — спрашивали себя «силовые» министры разных стран. — А если бандиты успеют задействовать бомбы? Можно потерять не только заложников, но солдат или полицейских. После такой «операции» останется лишь с позором подать в отставку…»

Но Израиль сложившееся положение дел не устраивало, ведь воздушный терроризм был направлен прежде всего против его граждан. Для начала израильтяне решили, что освобождением заложников должны заниматься не просто солдаты или полицейские, а специально обученные профессионалы. Непосредственно после рождения воздушного пиратства в 1968 году при израильском генштабе в обстановке строжайшей секретности было создано первое в мире спецподразделение для освобождения заложников и физического истребления организаторов терроризма. Его так и сегодня называют: «сае'рет матка'ль» — «спецподразделение генштаба».

Идя по непроторенному пути, израильтяне разработали свою систему рукопашного боя — крав-мага («контактный бой»). Суть крав-мага заключается в нанесении «отключающих» и смертельных ударов по наиболее уязвимым точкам человеческого тела: глазам, переносице, основанию черепа, позвоночнику, паху. Всячески приветствуется использование подручных средств: песка, камней, арматурной проволоки, цепей, ремней, аэрозолей, кольев, шанцевого инструмента, предметов меблировки, бутылочных «розочек» и так далее.

В еврейском единоборстве нет бессмысленных «танцев»-ката, как в карате. Нет эффектных прыжков и устрашающих воплей. Каждый контакт преследует одну из двух целей: лишить сознания противника либо убить его. Впоследствии израильские инструкторы помогли создать контр террористические подразделения во многих странах. Как ни парадоксально это звучит, крав-мага преподавали даже сотрудникам советского КГБ. Но наиболее убойные удары израильтяне по сию пору держат в секрете.

Тем не менее при каждом теракте даже очень крутой спецназ должен иметь время на отработку действий против конкретного противника на конкретном объекте. Это время можно выиграть только сильным затягиванием переговоров. Не выполнят ли террористы угрозу взорвать самолет? Когда Абу-Санайна пообещал замкнуть детонаторы в 23.30, в штабе по ведению переговоров знали, что это блеф.

Внешняя разведка Моссад и контрразведка ШаБаК с первого дня своего основания собирали досье на террористов и исследовали их психологию. Абу-Санайна не был смертником. Наоборот, он уже считался в арабских странах героем и стремился к наивысшей славе. Вызволение из тюрем 317 боевиков сделало бы Абу-Санайну легендой исламского мира. Вовсе не за смертью прилетел он в Израиль: первые успешные угоны сделали террориста самонадеянным.

И тут перед израильтянами возник третий принципиальный вопрос. Как предотвратить взрыв самолета во время штурма? Казалось, Абу-Санайна приведет в действие взрыватели, едва поймет, что проиграл. Но израильтяне выстроили психологический расчет на том, что во время штурма террористами овладеет инстинкт самосохранения: им попросту станет не до пассажиров.

Кроме того, проволочки под благовидными предлогами изнурили террористов и притупили их бдительность. Одно дело — боевик, который только что объявил пассажирам, что отныне они в его власти. Такой выстрелит рефлекторно, не задумываясь. Другое дело — человек, который вот уже много часов де-факто является господином жизни и смерти. Заложники испуганно вжимаются при его появлении в кресла, он разговаривает по радио с прославленными генералами и министрами, его командам подчиняются опытные летчики….

Власть над людьми засасывает, и, когда в лайнер врывается спецназ, террорист в первое мгновение отказывается верить, что все кончилось. Такой выстрелит с опозданием и, вероятно, неточно. Но «с опозданием» в ситуации стремительного штурма означает «никогда». Израильские министры рискнули освободить борт «Сабенны» силой и доказали, что террористы весьма уязвимы. Операция стала образцом, и спецслужбы всего мира принялись создавать собственные контр террористические подразделения.

И в наши дни для освобождения заложников — не только в самолетах, но и в зданиях, — применяются принципы, согласно которым были обезврежены боевики на борту «Сабенны». Успех или неуспех подобного рода операций определяется выучкой бойцов спецподразделения и наличием достаточного времени для изучения объекта штурма. Под неуспешной понимают операцию со значительными человеческими жертвами — свыше 20–25 процентов от общего числа заложников.

Что же касается самих террористов, то у них в любом случае практически нет шансов выжить.

Почтальоны ночной смены шагали к центральному входу Олимпийской деревни.

— Взгляни, Курт, тебе не кажется, что эти парни перебрали шнапса?

В темноте едва виднелись мужские фигуры. Озираясь, они неловко карабкались через ограду. За плечами болтались рюкзаки.

— Если тренер увидит, будет большой шум, — отозвался Курт. — Но я думаю, будет лучше, если мы сообщим в полицию…

Педантичный немец бросил взгляд на часы. Была половина четвертого. Начинался вторник 5 сентября 1972 года.

— Нужно позвонить в полицию, — сказал почтальон на проходной. — Какие-то люди перелезли ограждение.

— Звони, — не отрываясь от шахматной партии, бросил охранник.

— Через ограду в спортивном трико? — усмехнулся в трубку дежурный офицер. — Но что в этом удивительного? Для спортсменов и более высокий забор не помеха! Кстати, сколько их?

— Скольких ты увидел, Фриц? — обратился Курт к напарнику и сообщил: — Пятеро.

— Сообщение принято, — дежурный отключился.

Закипел кофейник, и коричневая пена с шипением выплеснулась наружу. Вот черт! Дежурный выключил плитку, поискал тряпку, стал вытирать, но обжегся и завыл. Дремавший рядом полицейский вскочил со стула:

— Что случилось, герр майор?

В 3.45 мужчины с рюкзаками преодолели еще одну преграду — металлическую сетку вокруг общежития по Коннолиштрассе, дом 31. Здесь они достали из рюкзаков разобранные автоматы Калашникова, в считанные секунды собрали их. И направились в 1-й подъезд.

Прихлебывая кофе, дежурный майор бросил полицейскому:

— Кто у нас сейчас в районе Олимпийской деревни? И потянулся к кнопкам пульта, чтобы запросить патрульные машины.

Стук в дверь разбудил судью по классической борьбе Йосефа Гутфрейнда. Израильтянин был огромен как медведь и силен как бык. Он осторожно приоткрыл дверь и тут же навалился на нее с криками:

— Тревога, тревога!

Этот крик разбудил спортсменов в соседних комнатах, но предпринимать они ничего не стали, поскольку крик тут же стих. Гутфрейнд не выдержал напора, в комнату вбежали вооруженные люди:

— А ну заткнись!

Судью оставили в комнате под присмотром автоматчика и пошли стучать в другие двери. Одного за другим к Гутфрейнду привели судью по тяжелой атлетике Яакова Шпрингера, тренеров по борьбе Моше Вайнберга, по стрельбе Кехета Шора, по легкой атлетике Амицура Шапиро по фехтованию Андрэ Шпицера, а также штангистов Йосефа Романо и Зеева Фридмана.

Оказавшись к 4.30 вместе, мускулистые олимпийцы прикидывали, как лучше атаковать противников. Один из «гостей» словно разгадал эти намерения. Он поднял автомат и дал очередь поверх голов. Затем приказал:

— Всем сесть в углу!

— На пол, на пол, живо! — заорали сообщники. Выстрелы разбудили Шмуэля Лалкина, руководителя израильской делегации на XX Олимпиаде в баварском городе Мюнхене. Лалкин выглянул из своего окна в 5-м подъезде — кругом царили тишина и предрассветная серость.

Лалкин вновь улегся, но спустя 10 минут услышал выстрелы снова. На сей раз на пустынной Коннолиштрассе он заметил двоих полицейских и крикнул:

— В чем дело, господа?

— Кажется, террористы захватили израильскую сборную, — крикнул в ответ страж порядка.

Зашевелились волосы на голове. Лалкин бросился к телефону. В 4.50 о захвате узнали в пресс-центре Олимпиады и в израильском Национальном олимпийском комитете.

Ни одна спецслужба никогда прежде не исследовала Олимпийские игры на предмет их уязвимости перед террористами. Спорт казался безмерно далеким от политики и вооруженной борьбы — тем более что с глубокой древности во время игр прерывались все войны. Да и заложниками до 5 сентября 1972 года террористы несколько раз объявляли авиапассажиров, но никак не людей внутри зданий.

В шестом часу утра начались «переговоры» — первые перекрикивания через окно неизвестных автоматчиков и полицейских на Коннолиштрассе. Когда спустя несколько минут появились журналисты, они застали картину всеобщего хаоса. Никто ничего не знал и никто ни за что не отвечал.

— Вот ты, встать! — повел стволом один из бандитов. — Покажешь нам, где спят остальные сионисты.

Тренер-борец Моше Вайнберг отрицательно покачал головой.

— Встать, собака! — заорал террорист и нажал спуск. — А ну выходи!

Пуля пробила бедро. Зажав рану ладонью и скрипя зубами от боли, Вайнберг поднялся, вышел из комнаты. Опытный боевик знал, что делал. Вид крови демонстрирует готовность похитителей идти до конца, что сильно ускоряет переговоры. В 6 утра Вайнберг, оставляя кровавый след, спустился во двор; за ним вывели других спортсменов.

«Нельзя вести их во второй подъезд, — успел подумать Моше. — Там фехтовальщики, стрелки, пловец, мастер спорта по спортивной ходьбе…»

Он привел террористов в подъезд № 3 — к своим воспитанникам. Это был хоть какой-то шанс. Но спросонья борцы Элиэзер Халфин, Марк Славин, Гади Цабари и не подумали сопротивляться. Столь же легко стал заложником громадный штангист Давид Бергер.

— Марш на первый этаж! — приказали спортсменам.

12 пленников под дулами автоматов тронулись по ступенькам. Первым шагал Гади Цабари. Неожиданно он перемахнул целый пролет и выскочил из подъезда. Вслед ловкому борцу загремели очереди, но Цабари точно рассчитал направление — рванул в сторону от фонаря.

В этот миг Моше Вайнберг подобрался поближе к тому, кто прострелил ему ногу. Огромный кулак опустился на основание черепа террориста. Тот молча повалился на асфальт, и вновь ударила очередь. С рычанием схватившись за плечо, Вайнберг тоже опустился на землю.

В седьмом часу в Олимпийскую деревню прикатил Вальтер Тернер — председатель оргкомитета Олимпиады. Он был еще крепко пьян после вечеринки, которая завершилась три часа назад.

— Мне необходима постоянная связь с моим правительством! — объявил ему Шмуэль Лалкин.

Тернер соображал плохо, поэтому поручил своим помощникам делать все, что потребуют израильтяне. Скоро Лалкин докладывал ситуацию премьер-министру. В резиденцию Голды Меир примчались министр обороны Моше Даян и министр транспорта Шимон Перес; поднятое по тревоге спецподразделение генштаба («Саерет маткаль») готовилось к вылету в Европу.

В Бонне канцлер Вилли Брандт собрал позевывающих министров-силовиков. Только что он получил требование Израиля закрыть Олимпиаду до разрешения кризиса с заложниками.

— Вы не уберегли наших спортсменов! — кричала в трубку разъяренная Голда Меир. — Преступная беспечность!

Общение с налетчиками Брандт поручил главе МВД доктору Гансу Дитриху Геншеру. Тем временем террористы затолкали заложников на просторную кухню общежития. Не теряя ни секунды, окровавленный Моше Вайнберг схватил кухонный нож и всадил его в руку ближайшего бандита. Штангист Йосеф Романо огромными ручищами вцепился в автомат. В следующее мгновение оба спортсмена повалились на пол: тренер по борьбе с пулей в голове, а штангист с двумя пулями в животе и ножом в спине. Оставшиеся спортсмены жались друг к другу.

— Эй вы, а ну вышвырните его на улицу! — заорал один из бандитов, указывая на тело Вайнберга. — Пускай все убедятся в том, что мы не намерены шутить.

— Нет, — твердо сказал борец Элиэзер Халфин. — Этого надругательства вы от нас не добьетесь.

— Нет, — также твердо сказал другой борец, Марк Славин. — Лучше расстреляйте меня.

Несколько террористов сами, кряхтя и охая, подняли огромное безжизненное тело и перекинули его через подоконник. Другие налетчики держали под прицелом заложников. Была половина седьмого — к этому времени появилось полицейское оцепление. Вместе с полицейскими на растерзанного коллегу с ужасом смотрели израильтяне Шмуэль Лалкин, тренер по тяжелой атлетике Тувия Соколовский и врач сборной доктор Вигель.

Вслед за Вайнбергом из окна вылетел скомканный бумажный лист — заранее отпечатанные на машинке требования террористов на немецком языке. Властям Израиля предписывалось выпустить из тюрем 234 «борца за свободу» из числа палестинских арабов. Страны Западной Европы должны были освободить еще 16 человек, в том числе легендарных лидеров Фракции Красной Армии:[7] из тюрьмы города Швольмштадта Андреаса Баадера, а из тюрьмы Кельна Ульрику Майнхоф. Всех «героев» следовало отправить самолетом в одну из арабских стран. Поставленный террористами ультиматум истекал в полдень.

ВВС ФРГ перевезли из Бонна в Мюнхен на вертолете израильского посла Элишу Бен-Хурина. Олимпийскую деревню заполонили автомобили. Пользуясь случаем, фоторепортеры «щелкали» видных чиновников, знаменитых спортсменов и общественных деятелей. Телеоператоры снимали все подряд и непрерывно гнали в эфир «живую картинку».

Демонстрируя львиную отвагу, Ганс Дитрих Геншер лично вел переговоры с главарем террористов в здании общежития. Выяснилось, что израильских спортсменов захватил «Черный сентябрь» — подразделение ФАТХа, созданное Ясиром Арафатом для террористических операций за пределами Израиля.

Заместители Геншера готовили контртеррористическую операцию. Израильское правительство ответило твердым отказом подчиниться требованиям террористов. Обстановка с, каждым часом накалялась.

Наступил вечер. Пригибаясь от страха, полицейские внесли в здание еду для террористов и заложников. В 20 часов по ТВ выступил федеральный канцлер.

— Правительство решительно осуждает терроризм как средство решения политических проблем, — сообщил Вилли Брандт. — Вместе с тем ведущиеся переговоры дают основания утверждать, что инцидент разрешится благополучно. Однако мы не можем пойти на приостановку Олимпиады, как того требует Израиль. Мы не можем позволить террористам победить!

Брандт умолчал о том, что категорически отверг еще одно предложение Израиля. Голда Меир настаивала, чтобы операцию по освобождению заложников провел израильский спецназ. Но немцы опасались потерять лицо, приняв помощь евреев. Впрочем, помощь предлагала и гедеэровская спецслужба Штази — тамошние снайперы были гораздо опытнее западногерманских. Правительство Брандта отказалось от помощи восточных немцев, как от скверны.

Более того, ФРГ отказалась даже от услуг Москвы. Кремль предложил решить дело мирно — уж кто-кто, а Советский Союз имел неоспоримое влияние на палестинцев в целом и Арафата в частности. Как?! Принять помощь коммунистов? Нет, это было бы столь же дурно для имиджа Брандта, как и доверить спецоперацию израильтянам.

В Олимпийской деревне разместились пожарные машины, БТРы и полицейские снайперы. Однако никому и в голову не пришло отогнать с места происшествия-журналистов. Сразу несколько телеканалов вещали о событии в прямом эфире. Террористы в здании прекрасно видели на экранах позиции немецких спецслужб и даже снайперов на крышах соседних зданий.

Тем временем глава МВД пообещал отправить террористов вместе с заложниками в страну диктатора Муамара Каддафи — Ливию. Там арабы намеревались дождаться прибытия из разных стран освобожденных «борцов за свободу».

В 21 час в Олимпийской деревне совершили посадку три вертолета погранвойск. Из общежития вышли министр внутренних дел Геншер и его визави по переговорам. Фотокоры опьянели от счастья. Назавтра газеты всего мира напечатают снимки «настоящего арабского борца» в модном светлом костюме.

Голова его была замотана клетчатой накидкой-куфией, а оставшиеся открытыми части лица закрашены в черный цвет. Обойдя дом, предводитель террористов по кличке Исса убедился, что власти не учинили никакого подвоха, после чего раскланялся с министром. Почему в этот миг не был предпринят штурм здания, так и осталось загадкой.

Спустя час у подъезда затормозил армейский микроавтобус «фольксваген». Террористы загнали внутрь спортсменов и уселись сами. Еще один удобный миг для освобождения заложников был упущен. Более того: полицейские ротозеи даже не успели пересчитать похитителей!

Власти узнали о захвате 18 часов назад. За это время можно было подготовить «микрик» к проведению спецоперации и скрытно разместить внутри бойцов спецназа. Но был упущен и этот шанс. Правда, строго говоря, спецназ в современном понимании существовал в ту пору только при израильском генштабе. Операцию по освобождению непосредственно возглавляли полицейские офицеры Манфред Шрайбер и Георг Вольф, которые никогда ничем подобным не занимались.

«Фольксваген» подкатил к вертолетам. Террористы решили пересаживать в них спортсменов «порциями». В один из вертолетов два палестинца ввели Бергера, Шпрингера, Фридмана и Халфина. Винтокрылая машина сразу же ушла в воздух, взяв курс на военный аэродром Фюрстенфельбрюке.

Еще трое палестинцев заняли места во втором вертолете — новый подходящий момент для начала освободительной операции. В аэропорту коммандос под видом техников могли ворваться в первый вертолет сразу после его приземления. Здесь, на лужайке Олимпийской деревни, коммандос, заранее согласовав свои действия с пилотом, должны были перебить террористов, находившихся без заложников во втором вертолете. Одновременно следовало штурмовать «микрик», чтобы освободить Гутфрейнда, Славина, Шапиро, Шора и Шпицера.

Сейчас оставшиеся трое террористов загнали эту пятерку в третий вертолет. Ведавший отправкой на аэродром подполковник Шрайбер лишь установил наконец точное число налетчиков: восемь. В течение всего дня полиция полагала, что их пятеро — столько, сколько насчитали глубокой ночью почтальоны.

Спустя 20 минут вертолеты один за другим приземлились на летном поле Фюрстенфельдбрюке — в 150 метрах от «Боинга-727» с запущенными турбинами. Принять самолет с террористами и заложниками и предоставить террористам политическое убежище согласился Хабиб Бургиба, просоветский диктатор арабского государства Тунис, расположенного в Северной Африке.

Площадку с вертолетами ярко, словно днем, освещали прожекторы. Пятеро террористов покинули вертолеты, чтобы осмотреться. С крыши здания аэропорта 19 снайперов четко видели их головы в перекрестья прицелов. Еще по одному боевику остались в каждой из машин.

В этот миг был упущен предпоследний шанс: снайперы открыли огонь. По плану стрельбу следовало начать тогда, когда все — и заложники, и все до единого террористы, — выйдут из вертолетов. Но подполковник Вольф, подготовивший «встречу» в аэропорту, по-прежнему считал, что террористов пятеро: коллега Шрайбер не удосужился поделиться с Вольфом своим открытием! Вот почему Вольф вообразил, что заложники уже как бы свободны и другого подходящего момента не будет.

Однако команду офицера услышали лишь те снайперы, которые были обеспечены портативными рациями — на всех раций отчего-то не хватило. Радиофицированные снайперы открыли огонь. Остальные тупо водили оптическими прицелами, так и не решившись благодаря пресловутой немецкой педантичности стрелять без приказа. Кроме того, двое снайперов оказались на одной линии и боялись угодить друг в друга. Расстояние от края крыши до вертолетов было огромным даже для специальных винтовок — 130 метров вместо запланированных 90.

Истребление террористов не удалось, однако Вольф отчего-то не сомневался в успехе: по-видимому, он уже примерял в уме награду и новые погоны. Решив, что все бандиты убиты или ранены, он приказал выключить наружное освещение, чтобы полицейские на бронетранспортерах приблизились к вертолетам без особого риска для жизни. Так немецкий полицейский спас жизнь уцелевшим террористам, поскольку бездарный снайперский залп на самом деле уложил лишь троих из них.

В темноте немедленно загремели автоматные очереди. Перепуганный руководитель поспешил отдать приказ на включение света — и этим лишил заложников последней надежды. В темноте еще можно было спрятаться, ускользнуть, что-то предпринять. На залитой светом площадке, словно на сцене, развернулся заключительный акт трагедии.

Исса увидел вдруг несущиеся на него бронетранспортеры — все ближе и ближе. У людей, подобных Иссе, в экстремальных ситуациях вместо мозга работают рефлексы. Главарь боевиков тут же швырнул в вертолет с пятью спортсменами осколочную гранату и воскликнул:

— Жаль, что у нас ничего не вышло!

Взрывом пробило топливный бак, и вертолет превратился в пылающий факел. Прекрасными рефлексами обладал и родной брат Иссы по кличке Тони.

— Кто-то рассыпал перец, и теперь его не собрать, — пробормотал Тони, хладнокровно расстреливая из автомата четверку заложников в другом вертолете.

Из вертолета, в котором не было заложников, выскочил еще один боевик и застрелил подбегавшего полицейского офицера. Снайперы и полицейские растерялись, а их командир Георг Вольф думал теперь лишь о разносе, который ему устроит начальство. Все заложники были мертвы.

Террористы со всех ног бросились к «боингу», и пули настигли еще двоих. Почему оставшиеся трое, включая братьев Иссу и Тони, взбежали по трапу, и при этом не прозвучало ни единого выстрела? Этого не знает сегодня никто. Наиболее вразумительное объяснение состоит в том, что у снайперов был приказ уничтожить террористов, но никто не объявил, что именно террористы поднимаются сейчас по трапу.

Дверной люк захлопнулся. Лишь внутри «боинга» раненых бандитов повязала полиция. В 23.20 «операция» завершилась. Западногерманское руководство отважилось выступить с официальным сообщением о своем провале лишь в три часа ночи — когда большинство европейских телезрителей и радиослушателей крепко спали.

Израильтян охватил шок. Моссаду через источники в немецкой полиции быстро стали известны настоящие имена террористов. Ими были Ибрагим Масуд Бадран, Абдель Хаир аль-Днауи и Самир Мухаммад Абдалла. Голда Меир потребовала от Брандта их выдачи. Но немецкий канцлер был полностью деморализован и превратился в послушную марионетку международного терроризма и арабского мира. Убийцы из «Руки Черного сентября» остались в немецкой тюрьме.

В свою очередь, ливийский президент Каддафи потребовал от ФРГ выдать тела застреленных полицией террористов. В противном случае бесноватый диктатор обещал провести теракты против спортсменов других стран.

Лауреат Нобелевской премии мира Вилли Брандт думал теперь только о том, как вообще удержаться у руля страны. Останки боевиков отправились в Ливию. Похороны «героев палестинского народа, погибших от рук проклятых сионистов и их империалистических пособников», вылились в массовую манифестацию. В крупных городах Ливии гремели орудийные залпы, а в переполненных мечетях возносились горячие молитвы за райскую жизнь «воинов ислама».

Тем временем ушлые телевизионщики лихорадочно монтировали документальный фильм о мюнхенской трагедии. Его демонстрация в прайм-тайм обещала фантастические сборы от рекламы.

Ночью 6 сентября останки 10 погибших олимпийцев были отправлены в Израиль. Большое тело штангиста Давида Бергера улетело в американский город Кливленд, где жили его родители. Голда Меир пообещала в официальном заявлении:

— Народ Израиля никогда не забудет кровавый вторник. Если власти ФРГ не в силах покарать террористов, это сделаем мы. Израиль — фронтовое государство. Особенность нашего фронта в том, что он проходит повсюду, где есть наши граждане. Бороться мы будем умело и упорно. От возмездия не уйдет никто…

Мало кто всерьез воспринял угрозу 74-летней старушки. В Израиле был объявлен национальный траур. 6 сентября в 15 часов начались похороны, на которых присутствовала политическая элита страны, а также уцелевшие члены олимпийской сборной. Все население вышло на улицы. Люди были потрясены: если раньше израильтян брали в заложники в самолетах, то теперь их могут захватить где угодно!

Наутро 7 сентября Олимпийские игры возобновились, даже несмотря на то, что погиб немецкий полицейский и серьезно пострадал пилот загоревшегося вертолета. Делегации ряда стран и многие болельщики в знак протеста против потакания террористам покинули Мюнхен. Даже король Иордании Хусейн выразил соболезнование семьям погибших спортсменов — в те годы беспрецедентный для арабского лидера шаг!

В Иерусалиме премьер-министр Меир вызвала директора Моссада Цви Замира и советника главы правительства по вопросам терроризма Аарона Ярива.

— Евреи одиноки в этом мире, поэтому защищать себя они должны сами, — сказала генералам израильская «железная леди». — Я приняла решение о возмездии, и беру на себя всю ответственность. Готовьте людей! Замир вздохнул с облегчением:

— Наконец-то Израиль переходит в наступление! Люди, задумавшие и осуществившие убийство в Мюнхене, сами лишили себя права на жизнь.

— Я исхожу из того, что самое худшее уже случилось, — пояснила премьер-министр. — Но что, если они-найдут еще более страшный ответ?

— Ничего страшнее быть уже не может, — поддержал ее Ярив. — Израиль стал единственным местом, где евреи чувствуют себя в сравнительной безопасности. Нельзя допустить превращения страны в гетто!

— Когда завтра же представьте мне соображения относительно бюджета, — велела премьер-министр. — Но хочу, чтобы вы знали. Если вам потребуется год, пускай это будет год. Если понадобится десять лет, пускай будет десять лет. Никакие законы никаких стран не являются препятствием для возмездия. Никакие экономические санкции нас не устрашат. Каждый террорист должен знать: возмездие неотвратимо. Ограничение только одно: я запрещаю подвергать риску жизни родных и близких террористов.

— Ответственность должна быть персональной, — в один голос подхватили генералы.

На рассвете 8 сентября израильские пилоты сразу с нескольких авиабаз направили 75 штурмовых самолетов к границам Сирии и Ливана. На 11 баз палестинских боевиков обрушились ракеты и бомбы. Разбегающихся террористов поливали из бортовых пулеметов. Двести террористов были убиты, а заодно были сбиты 3 МиГа — сирийские ВВС пытались прикрыть палестинцев с воздуха.

Авиаудары являлись обычными ответами на теракты. Однако в тот же день бюджет Моссада был увеличен в два раза. В Управлении спецопераций генерал Замир образовал группу, которая приступила к планированию возмездия. Операцию назвали «Меч Гедеона» в память о библейском герое, защитившим израильтян от набегов соседей.

В считанные дни были отобраны лучшие офицеры спецподразделения генштаба и элитной десантной бригады «Голани». Требовались не просто умелые рукопашники и меткие стрелки, но инициативные интеллектуалы, склонные к аналитической работе и свободно владеющие западноевропейскими языками. К ним присоединились офицеры самого Моссада с богатым опытом работы в резидентурах.

Вскоре — в том же самом сентябре и в том же Мюнхене — вдохновленные безнаказанностью арабские боевики атаковали дом для престарелых евреев. В коридорах и палатах был открыт огонь на поражение, после чего террористы скрылись. Эта дикая выходка лишний раз показала, что мюнхенская полиция либо никуда не годится, либо сознательно потакает Арафатовым налетчикам.

А 24 октября два боевика «Черного сентября» угнали в Ливию борт «Люфтганзы», выполнявший рейс № 615 из Дамаска во Франкфурт-на-Майне. Из Триполи в Бонн понесся ультиматум: самолет с экипажем и двадцатью пассажирами будет освобожден лишь тогда, когда «герои палестинского народа» Бадран, аль-Днауи и Мухаммад Абдалла ступят на ливийскую землю.

После «операции» в Фюрстенфельдбрюке никому в германском руководстве даже в голову не пришло, что можно захватить ливийский аэропорт и штурмом выручить заложников. Уже 26 октября убийц израильских олимпийцев вывезли из тюрьмы Мюнхена в югославский город Загреб (ныне столица независимой Хорватии). Оттуда они беспрепятственно вылетели в Ливию, проведя за решеткой едва семь недель. Исламский мир ликовал, а церемония встречи «героев» затмила по пышности недавние похороны их сообщников.

У властей ФРГ хватало решимости лишь на борьбу с доморощенными террористами из РАФ и других левацких организаций. Голда Меир была потрясена: после серии дичайших провалов ни сам канцлер Брандт, ни глава западногерманского МВД Геншер не подали в отставку. Напротив, в 1974 году доктор Геншер пошел на повышение. На постах вице-канцлера и министра иностранных дел он оставался вплоть до 1992 года, пока не ушел на «заслуженный» отдых…

Своеобразный «эскадрон смерти» назвали в Моссаде «Мивцах элохим» — «Божий гнев». Первыми жертвами были намечены 11 человек, прямо причастные к убийству олимпийцев. В конце ноября того же 1972 года на пороге своей римской квартиры был застрелен палестинский поэт Абдель Зуэйтер. Он доставил в Мюнхен оружие для теракта и координировал действия террористов на территории ФРГ.

8 декабря в одной из парижских квартир зазвонил телефон.

— Мсье Хамшари?

— Да, — ответил глава представительства ООП во Франции.

Это было его последнее в жизни слово. Сотрудник отряда «Божий гнев» нажал кнопку, и радиоволна ушла на взрыватель, вмонтированный в трубку. Прогремел взрыв. Прикрываясь невинной должностью пресс-секретаря ООП, покойный Махмуд Хамшари отвечал за связи «Черного сентября» с террористическими организациями по всему миру.

К тому времени выданный властями ФРГ Абдель Хаир аль-Днауи перебрался из Ливии на Кипр. Вечером 24 января 1973 года Днауи улегся спать в своем гостиничном номере. Стены отеля «Олимпик» в Никосии вздрогнули от взрыва — кровать разлетелась на куски вместе с убийцей.

6 апреля 1973 года на тихой парижской окраине другого руководителя ООП окликнули:

— Базиль, сколько лет, сколько зим! Вот так встреча! Базиль аль-Кубаси обернулся, и мститель разрядил в него 9-зарядную обойму пистолета. Затем офицер «Божьего гнева» уселся на мотоцикл и унесся в неизвестном направлении. Аль-Кубаси помогал поэту Зуэйтеру обеспечить мюнхенский теракт оружием.

Спустя трое суток израильские мстители прилетели по чужим документам из Европы в Ливан. В Бейруте они наняли 8 автомобилей и ночью в условленном месте на пустынном берегу дождались 40 коммандос Саерет маткаль — те десантировались с катеров. Затем весь отряд прикатил в центр города — прямо к штаб-квартире «Черного сентября».

Троим часовым перерезали горло и ворвались в комнаты, где спали террористы. Израильтяне перебили всех, кого нашли: 20 человек, — в том числе троих из «расстрельного» списка Моссада. Коммандос прихватили с собой секретные документы, а на прощание подорвали штаб-квартиру и мастерскую по производству бомб. Весь Бейрут слышал эту канонаду, но никто не вмешивался. В самом начале операции один из израильтян позвонил в полицию и на чистом арабском языке сообщил, что по такому-то адресу раздается интенсивная стрельба. Лучшего пугала не потребрвалось: решив, что среди палестинцев вспыхнула очередная кровавая «разборка», полицейские прибыли лишь наутро.

28 июня 1973 года малоизвестный режиссер и актер Мухаммад Будия уселся в автомобиль близ парижского дома одной из своих любовниц. Прогрохотал взрыв такой силы, что все четыре колеса раскатились в разные стороны. Будия был французским гражданином алжирского происхождения и за ширмой театральной деятельности курировал теракты ООП в Западной Европе.

Затем был уничтожен Хуссейн Абад-аль-Шир, который координировал деятельность «Черного сентября» в частности и всего ФАТХа в целом с советским КГБ, гедеэровской Штази и болгарской внешней разведкой. Кемалю Адвану не случайно доверили детальную разработку мюнхенской «операции». Он планировал все теракты в самом Израиле и имел громадный опыт. Скоро «Божий гнев» ликвидировал и его.

Другой Кемаль, по фамилии Насер, был человеком, который официально объявлял об ответственности «Черного сентября» за убийства и похищения. Жизнь его оборвалась за много лет до того, как это могло произойти естественным путем. Связи «Черного сентября» с руководством ФАТХа обеспечивал Махмуд Юсуф Наджир: никто не удивился, когда он также умер не в своей постели.

В Израиле менялись кабинеты министров и правящие партии, но деятельность «эскадронов смерти» была священной и неприкасаемой. Позднее их «расстрельный» список пополнился именами главного вдохновителя теракта против олимпийцев Вади Хадада и его молодого подчиненного Карлоса Шакала, который помог террористам при помощи своих друзей из РАФ.

Хадада удалось в 1978-м уморить при помощи отравленных писем, а Карлос пока сравнительно спокоен за свою жизнь в толстых стенах самой укрепленной во Франции тюрьмы «Сайте», где этот неугомонный подданный далекой Венесуэлы отбывает пожизненное заключение.

Последним смерть отыскала Али Хассана Саляме — начальника оперативного отдела «Черного сентября», который значился в списке «Божьего гнева» под № 1. Это произошло 22 января 1979-го — спустя почти 6,5 лет после мюнхенской бойни и спустя месяц после кончины Голды Меир. В минуты, когда за гробом Саляме в Бейруте шагала 50-тысячная колонна палестинцев, в кабинет премьер-министра Израиля в Иерусалиме вошел референт с обрывком телетайпной ленты. «Мы расплатились за Мюнхен», — прочитал Менахем Бегин лаконичный доклад главы Моссада.

По окончании «хирургической» операции израильтяне рассекретили многие относящиеся к ней сведения, и за дело взялись кинематографисты. Скоро увидел свет фильм «Один день в сентябре», а за ним и другие фильмы, рассказавшие о карающем «Мече Гедеона». Вместе с «нормальными» зрителями их посмотрели молодые сокрушители устоев по всему миру. Никто не берется подсчитать, сколько из них воздержались потом от терроризма: возмездие плавно перешло в пропаганду.

Лишь в 1994 году израильские сыщики добыли в Германии документы, доказывающие, что действия немецких полицейских 5 сентября 1972 года были цепью грубых ошибок. На этом основании адвокат Пинхас Зельцер вчинил правительствам Баварии и Германии иск на 40 миллионов марок для семей погибших. Адвокат взялся доказать, что при более грамотном руководстве заложников можно было спасти. Пока, однако, этого сделать не удалось. Чиновники и полицейские изворачиваются до последнего — дескать, во всем виноваты слишком опытные и быстрые террористы.

Мюнхенская трагедия послужила уроком организаторам последующих Олимпиад и всевозможных чемпионатов: никогда более на крупных международных соревнованиях террористам не удавалось взять заложников.

В канун провозглашения Израиля в мае 1948 года лидеры арабов Палестины призвали своих соплеменников ненадолго покинуть дома. Это необходимо было для того, чтобы армии арабских стран могли беспрепятственно раз и навсегда покончить с еврейским присутствием в центре арабского мира. Создавать же свое собственное государство, как это предусматривалось планом ООН, арабы Палестины не собирались: их родину и без того окружали арабские страны.

В итоге 400 тысяч арабов оставили свои жилища в Хайфе и Яффе, Рамле и Ашкелоне, деревнях и поселках. Британские власти под занавес своего двадцатилетнего правления в Палестине любезно подогнали грузовики для домашнего скарба. Впрочем, люди брали с собой лишь самое необходимое, рассчитывая вернуться на очищенные от евреев земли спустя лишь несколько месяцев или даже недель.

Для такого оптимизма имелось веское основание: крошечному еврейскому полуанклаву с населением менее 600 тысяч противостояли свыше 20 арабских стран с общим населением 40 миллионов. В ожидании скорой победы добровольные беженцы поселились в палаточных лагерях, которые возникли на территориях, сопредельных с обреченным еврейским государством — в Иудее и Самарии (обе эти области принято ошибочно называть Западным берегом реки Иордан), секторе Газа, Египте, Иордании, Ливане и Сирии.

Однако произошло невероятное: в ходе разгоревшейся войны Израиль отстоял свое право на существование. Это стало ясно уже летом того же 1948-го, хотя война за независимость Израиля тянулась с перерывами еще целый год. Земли, выделенные ООН под государство палестинских арабов (Газа, Иудея и Самария), оказались оккупированы Египтом и Иорданией. Вместо того, чтобы завладеть всей Палестиной, арабские жители полностью ее лишились.

Основную заботу о добровольных беженцах взяли на себя США, которые действовали в излюбленной манере «слона в посудной лавке». Американцы посадили этих людей «на иглу» финансовой, продовольственной, медицинской помощи. Сделано это было для того, чтобы мусульманский мир видел: США проводят «сбалансированную» политику и помогают не только Израилю.

На американскую благотворительность, как на мёд, потянулись тунеядцы со всего Ближнего Востока, даже из Туниса — за 2500 километров! Лодыри и хитрецы, не имевшие никакого отношения к Палестине, приходили и говорили администраторам:

— Мы бежали от сионистов, мы голодаем, и нам негде жить.

«Добренькие» американцы безо всяких проверок вносили новичков в списки, выделяли им палатку, ставили на довольствие, закрепляли за врачом. Опомнились только в 1950 году, когда «беженцев» стало уже свыше миллиона. Но и после этого США продолжали содержать любителей дармовщины. Люди десятилетиями жили, не работая, от чего работать им окончательно расхотелось. Дело было сделано: нетерпимая ситуация законсервировалась.

Нигде в мире нет больше беженских лагерей, которые существовали бы десятилетиями. Например, в те же годы, когда появились палестинские беженцы, миллионы мусульман бежали из Индии в Пакистан, а миллионы индусов — в обратном направлении. Все эти люди были абсорбированы в течение нескольких лет: давным-давно и следа не осталось от лагерей, в которых они жили первое время.

Зато в Палестине и ее «окрестностях» палатки с годами были заменены на более капитальные трущобы из тарных ящиков и кровельной жести. Благодаря американским «инъекциям» в беженских лагерях оказалось возможным кое-как существовать, не работая. Лучшей питательной среды для терроризма, чем живущие на подачки потомственные тунеядцы, нельзя себе и представить.

Формальной целью палестинского терроризма стало уничтожение Израиля, но фактически на протяжении столь длительного времени терроризм стал самодостаточным, превратился в норму жизни. Если до своего добровольного изгнания арабы Палестины практически не отличались от египтян, иорданцев, сирийцев или ливанцев, то спустя поколения вы ковался особый этнос потомственных, наследных террористов.

В терроризм так или иначе вовлечены все: меньшая часть непосредственно планирует и осуществляет теракты, а большая часть их оплачивает и им аплодирует. Сильно заблуждаются те, кто полагает, будто палестинские арабы стремятся к созданию собственного государства. Оно им не требовалось в 1948-м, оно им не требуется и поныне.

Стоило в 2000 году премьер-министру Израиля Эхуду Бараку согласиться почти на все требования Арафата относительно создания независимой «Республики Фалястын», как Арафат развязал террористическую войну — так называемую 2-ю интифаду (по-арабски — восстание). Больше всего на свете патриарх терроризма и по недоразумению лауреат Нобелевской премии мира боится именно… мира.

Систему рэкета беглых палестинцев Арафат начал отлаживать еще в 1950-е годы. Однако лидеров окружающих Израиль арабских стран беспокоило то, что многочисленные банды палестинцев враждовали друг с другом и частенько задевали местное население. Требовалось навести в среде вооруженных палестинцев порядок, объединив их под единым руководством и направив всю их энергию против Израиля.

В 1964 году в голове египетского президента Насера родилась идея загнать все палестинские группировки, включая ФАТХ Ясира Арафата, в Организацию освобождения Палестины. Образцом Насеру послужила… Всемирная сионистская организация, которая до появления Израиля выполняла у евреев функции «государства в пути».

Однако по-настоящему бурный рост ООП начался после Шестидневной войны 1967 года, когда Израиль захватил террористические плацдармы: сектор Газа, Иудею (с Восточным Иерусалимом) и Самарию. С этих территорий бежали еще 200 тысяч арабов, а арабскому миру в очередной раз стало ясно, что на боле брани с Израилем не совладать.

— Все кончено! — горько воскликнул 37-летний Жорж Хабаш, друг и соратник доктора Хадада.

В ответ 38-летний Ясир Арафат зловеще ухмыльнулся и пророчески сказал:

— Напротив. Все только начинается!

— Единственный метод — непрерывный беспощадный террор, — объявил в те же дни 25-летний будущий начальник оперотдела «Черного сентября» Али Саляме. — Единственный конец — столкнуть сионистов в море.

Услышав эти слова, Арафат чуть улыбнулся: окончательной победы он не хотел. Арафата устраивало, чтобы конфликт тлел вечно. Саляме был еще слишком идеалистом, чтобы это понять.

Вместе с тем несколько изменился характер терактов. Палестинцы лишились плацдармов, с которых 19 лет предпринимали набеги на израильские поселения. Вот когда в голову окулисту Вади Хададу пришла оригинальная идея терроризма против израильтян за пределами Израиля. По всему миру должна была пройти линия невидимого фронта с тем, чтобы изолировать Израиль, превратить его в гетто, сделав единственным безопасным для его граждан местом на Земле.

Израильтян предстояло выслеживать, а затем убивать или брать в заложники. Так родилась эта организация — Народный фронт освобождения Палестины (НФОП). Второй оригинальной идеей в голове арабского офтальмолога было воздушное пиратство: пассажирские самолеты представлялись весьма легкой добычей.

Третья концептуальная находка доктора Хадада — использование террористов-смертников. Правда, в те годы со смертниками-добровольцами в арабской среде было туговато. Для реализации этой идеи Хададу пришлось использовать боевиков «Японской Красной Армии». 30 мая 1972 года трое японцев от бедра принялись поливать из «калашей» переполненный зал ожидания в аэропорту Лода — то был ответ НФОП на штурм израильским спецназом бельгийского лайнера 21 день назад.

Тогда же Вади Хадад додумался взорвать при помощи камикадзе угнанный самолет над Тель-Авивом — ненавистным оплотом сионизма. Эту идею воплотить в жизнь ему было так и не суждено.

Как видит читатель, весь основной арсенал средств современного терроризма появился на свет в одной-единственной голове на протяжении всего лишь пяти лет. Неудивительно, что доктор Хадад пользовался среди палестинцев легендарной славой, хотя номинальным главой НФОП числился его друг, также врач-окулист Жорж Хабаш.

Особый авторитет Хададу прибавляло то обстоятельство, что, начиная с первого угона лайнера в 1968 году, экс-окулисту оказывал помощь оружием и спецсредствами советский КГБ при личном участии председателя Юрия Андропова и с личного одобрения советского лидера Леонида Брежнева.

СССР оказался больше арабов заинтересован в уничтожении Израиля. Существование вражеского государства сионистов объективно было на руку лидерам соседних стран, поскольку оправдывало диктаторские методы правления в Египте и Сирии, Иордании и Ливане. Если не будет Израиля, такое оправдание исчезнет, и народы потребуют демократии. А вот советские вожди видели в Израиле государство, готовое предоставить свое гражданство евреям из СССР. Так с появлением Израиля все советские евреи стали потенциальными предателями, и это, конечно же, никуда не годилось.

Не удивительно, что доктор Хадад обзавелся подражателями. Уже в 1968 году бывший капитан сирийской армии Ахмад Джабраиль, выйдя из состава НФОП, образовал собственную банду, которую назвал ни много ни мало Главным командованием Народного фронта освобождения Палестины (ГК-НФОП). Годом позже Наиф Хаватмех из Иордании отпочковал от НФОП другой отряд с удивительным для Востока названием Демократический фронт освобождения Палестины (ДФОП).

Новые организации также вошли в ООП, которая в итоге стала конгломератом из 22 террористических группировок, открыла свои посольства в большинстве столиц и провела через «голосовальную машину» ООН в своих интересах множество резолюций.

Сейчас пойдет речь о самом громком «подвиге» как раз «демократов» из ДФОП. Демократия никогда не пользовалась популярностью в мусульманском мире, где издавна правили диктаторские кланы с неограниченными полномочиями. Вот почему ДФОП долго оставалась среди членов ООП одной из малочисленных, малозаметных, а потому и малопочтенных организаций.

Другого столь удачного момента можно ждать годами, и Наиф Хаватмех (родившийся в семье православных арабов) решил действовать, не откладывая. Помолившись и пожав руки остающимся, его люди тронулись в путь. Было около 21 часа. Первым карабкался по склону Юсуф — он, собственно, и принес весть об удачном моменте. Гордый тем, что его информация оказалась полезной, он не ведал усталости, хотя уже проделал немалый путь по горам и высохшим руслам рек.

Основной работой Юсуфа была контрабанда гашиша — высушенных выделений женских растений индийской конопли. Обосновавшись в 1970 году в Ливане, палестинские боевики значительно расширили посевы конопли и развернули широкую наркоторговлю. Но если через границу можно пронести наркотик, почему нельзя пронести оружие?

Следом за Юсуфом ступал Муин. Он появился на свет спустя два года после провозглашения Израиля в нищем беженском лагере «Аль-Бурдж», что в секторе Газа. Оттуда родители перебрались в Хеврон, однако в 1967 году вынуждены были бежать снова, на сей раз в иорданский Амман: Хеврон перешел под израильский контроль.

Это бегство и помогло вербовщику ДФОП найти в сердце юноши горячий отклик и побудить его взяться за оружие. «Фронтовики-демократы» не принимали участия в бесчинствах боевиков ФАТХа по отношению к туземным иорданским бедуинам. Члены ДФОП предпочитали перебраться за реку, подстрелить зазевавшегося солдата или земледельца, после чего безнаказанно скрыться.

Однако в «черном» сентябре 1970-го войска короля Хусейна не стали разбираться, от какой конкретно палестинской банды необходимо очистить страну. Муин бежал вместе со всеми, чудом уцелел и оказался в Ливане. Когда Муину после прихода Юсуфа предложили отправиться в рейд, который прославит ДФОП, парень не раздумывал ни секунды.

Замыкал тройку Махмуд — юноша из состоятельной семьи, обожающий палестинскую поэзию. «Я бы очень хотел поведать вам историю о мертвом соловье, — вдохновенно цитировал он палестинского поэта Самиха аль-Касима. — Я бы мог поведать вам много историй, если бы они не отрезали мне губы».

Под изуверами, убившими соловья и «отрезавшими» поэту губы, подразумевались сионистские оккупанты. У аль-Касима сильные образы: он действительно талантлив. Однако самые эффектные метафоры могут не иметь никакого отношения к реальной жизни. Впечатлительному Махмуду как-то не приходило в голову, что только после захвата Израилем Иудеи, Самарии и Газы здесь впервые пробились ростки демократии. А ведь для этого достаточно было просто почитать ливанские газеты.

Одна из них писала еще в 1971 году: «Мы долго жили под «унижением» арабского национализма. Больно говорить, что пришлось ждать израильского «завоевания», чтобы узнать, что такое человеческие отношения…»

«Арабы не только чувствуют, что живут лучше, чем до 1967 года, — тогда же сообщал другой арабский комментатор. — Они говорят, что, вкусив жизнь при либеральном израильском режиме, они не захотят жить снова под диктатурой».

Под диктатурой здесь подразумевается власть боевиков ФАТХа. Израильтяне практически с нуля создали инфраструктуру захваченных территорий. Израильские агрономы делились опытом передового сельского хозяйства. Десятки тысяч арабов нашли работу на израильских стройках, многие открыли свой бизнес. Они быстро обзавелись личными автомобилями, в арабских поселках росли как грибы роскошные виллы. Израиль построил на «территориях» больницы и поликлиники, детские сады и университеты. Резко упала детская смертность.

— Эвейну шалом алейхем! — пела на все голоса израильская пропаганда. — Мы принесли вам мир!

За несколько лет уровень жизни арабов «территорий» вырос в 3–4 раза по сравнению с уровнем жизни соплеменников в Иордании, Сирии, Ливане, Египте. Израильтяне предоставили арабам право создавать партии и выбирать местное самоуправление. Арабы быстро убедились, что «оккупанты» действительно принесли мир, демократию и экономическое процветание.

— Эвейну шалом алейхем! — стали говорить уже не только евреи, но и арабы.

Но мир — это вовсе не то, о чем мечтали боевики ФАТХа, НФОП, ГК-НФОП, ДФОП и прочих участников ООП. В Газе, Иудее и Самарии они уже потихоньку составляли списки арабов, которые подпевали израильтянам: «коллаборационисты» подлежали ликвидации. И против израильтян террор должен был продолжаться, а иначе зачем жить на белом свете?

Потому и спешили сейчас по камням три пары крепких мужских ног. Пограничные патрули не углядели контрабандную тропку: в горах невозможно полностью перекрыть пути проникновения нелегалов — на то они и горы.

Скоро Юсуф, Муин и Махмуд шагали уже по нагорью Верхней Галилеи — северной части Израиля. От ливанской границы им предстояло тайно преодолеть по прямой около 13 километров.

— Гора Мерон выше тысячи двухсот метров, — указал Юсуф на вершину. — Она самая высокая в Фалястын.

— Ты забыл про Хермон! — напомнил Муин.

— О, высота Хермона почти три километра, — кивнул Юсуф. — У сионистов там лыжный курорт!

— Снег на вершине Хермона растаял только в прошлом месяце, — добавил поэтически настроенный Махмуд.

В темноте показались очертания домов.

— Это и есть Маалот, — сказал Юсуф. — До рассвета еще час.

Он остановился, скинул со спины тяжелый рюкзак. Муин и Махмуд последовали его примеру. Вытащив из рюкзаков автоматы Калашникова, парни щелкнули магазинами. Каждый из них имел перевернутый запасной магазин, прикрученный изолентой: это позволяло в плотном бою молниеносно перезарядить оружие. Застегнули на поясах ремни с подсумками, где лежали другие снаряженные магазины и «лимонки» — советские ручные гранаты Ф-1.

Забросив полегчавшие рюкзаки за спины, трое молодых людей вошли в подъезд ближайшего трехэтажного дома. Ударом ноги Юсуф распахнул первую попавшуюся хлипкую дверь, и незваные гости вбежали внутрь. Им навстречу кинулся мужской силуэт. Прогремела очередь, раздался истошный женский крик, и заплакал ребенок.

— Шекет! — крикнул Муин на иврите, входя в спальню. — Тишина!

Он расстрелял поднимающуюся с постели хозяйку, а Махмуд взял на себя пытавшегося выбраться из кроватки ребенка. Оставив три бездыханных тела, боевики ДФОП выбежали на улицу.

В доме одно за другим загорались светом окна: автоматные выстрелы в предрассветной тиши прозвучали, как канонада. Но возбужденный убийствами Юсуф даже не оглядывался — он уверенно вел к цели.

Она показалась спустя несколько минут — через квартал.

— Вот эта школа, — сказал контрабандист. — Обезьяны назвали ее «Натив Меир», «Озаряющий путь». Так написано на вывеске…

— Сейчас они пожалеют об этом, — заметил Муин, разрезая ножницами по металлу проволочную сетку ограждения. — Мы им тут так всё озарим, что мало не покажется!

Вместо парадного входа Юсуф направился к аварийному выходу в торце здания. Махмуд вставил в щель предусмотрительно захваченную монтировку, бормоча:

— Не зря я нес тебя по горам, маленький железный ключик!

Дверь с треском распахнулась.

— Сгоняем обезьян на второй этаж? — спросил Муин, хищно раздувая ноздри.

— Как договаривались, — подтвердил Юсуф. Обезьянами мусульмане исстари называют евреев. По отношению к христианам используется термин «свиньи».

Начинался день 15 мая 1974 года — среда. Телефонное сообщение о происшествии в Верхней Галилее застало начальника генерального штаба Армии обороны Израиля в ванной комнате за вполне рутинным занятием: чисткой зубов. Но это не помешало ему выругаться с досады.

Мордехай Гур по кличке «Мота» был назначен на свой высокий пост меньше месяца назад, когда из-за разразившегося правительственного кризиса ушел в отставку прежний глава генштаба.[8] Премьер-министр Голда Меир также подала в отставку, но продолжала исполнять обязанности «на пару» со своим преемником генералом Ицхаком Рабином — тоже в свое время возглавлявшим израильский генштаб.

Разумеется, Гур доложил о случившемся боевому товарищу:

— Ицхак, люди из Демократического фронта освобождения Палестины проникли в страну из Ливана. Перебив семью из трех человек, «демократы» захватили школу «Озаряющий путь». Там спали сто пять старшеклассников, которые приехали вчера из Цфата на экскурсию. Из сопровождавших школьников десяти учителей трое также попали в руки террористов…

— Откуда такая точная информация? — удивился Рабин.

— Семнадцать человек сумели убежать через окна, — пояснил Мота. — Десять детей и семеро взрослых. Остальных террористы согнали в угол коридора на втором этаже.

— Не хочешь ли ты сказать, Мота, что учителя бросили учеников?

— Выходит, что так. Ицхак, — со вздохом отозвался Гур. — Бандиты выкинули из здания список с фамилиями двадцати своих дружков в наших тюрьмах. Если не освободим, угрожают взорвать здание. Ультиматум истекает сегодня в восемнадцать часов.

— Итак, у них в руках девяносто пять подростков и трое учителей, — подытожил Рабин. — А кто у тебя под рукой?

— Ближе всех к Маалот расквартированы сейчас «Летающие барсы».

Ицхак Рабин, в свое время подготовивший армию к победоносной Шестидневной войне, полностью доверял новому начальнику генштаба. В ту войну Мота командовал парашютистами, отбившими у иорданцев Восточный Иерусалим.

— «Саёрет Голани»? — уточнил премьер. — Ну что ж, Мота, действуй на свое усмотрение.

«Действовать» означало затягивать переговоры и готовить штурм; варианта с выполнением требований террористов израильские генералы никогда не обсуждают. Гур связался с командующим Северным округом и приказал перебросить в Маалот подразделение «Саёрет Голани» — спецназ элитной десантной бригады «Голани» (т. е. Голанская — в честь стратегических Голанских высот).

Бойцы «Саёрет Голани» носили на левом плече погон с изображением барса в прыжке, за что и получили свое второе-название «Летающие барсы». Спустя несколько минут «барсы» и в самом деле поднялись в воздух: набитые спецназовцами вертолеты устремились в направлении Маалота.

Скоро школа «Озаряющий путь» была окружена. Снайперы взяли под прицел окна второго этажа. В поселок прибыл командующий Северным округом. Он быстро убедился, что террористы не случайно начали с расстрела первой попавшейся семьи. Сейчас они не шли ни на какие компромиссы. Провалилась и попытка доставить в здание продовольствие.

— До шести часов вечера у нас небольшой пост, — расхохотался в распахнутое окно Юсуф.

— А если наши требования не будут выполнены, еда здесь никому уже не понадобится! — выкрикнул впечатлительный Махмуд.

— И не пытайтесь освободить заложников силой, — пригрозил Муин. — Никто не уйдет живым!

Мучительно тянулось время. Командующий Северным округом регулярно докладывал о подготовке начальнику генштаба. В 16.00 командир «Летающих барсов» отрапортовав о готовности к штурму. В 17.15 командующий в очередной раз связался с генералом Гуром:

— Думаю, они сдержат слово и начнут убивать заложников сразу после истечения ультиматума.

— Ну что ж, — начальник генштаба тяжело вздохнул. — Тогда пора. Зинук!

— Зинук! — продублировал командующий командиру коммандос.

В переводе с иврита «зинук» — «стартовый бросок». Под прикрытием снайперов «Летающие барсы» с разных сторон пошли на штурм. Террористы открыли было огонь по коммандос, но успели сделать лишь несколько выстрелов.

— Шайтан! — выругался Муин, получивший пулю в плечо.

Он отскочил от окна.

— И меня обезьяны задели, — пробормотал Махмуд.

Он с удивлением рассматривал рану в локте. Заложники в ужасе вжимались в стены класса, укрывались под партами. Юсуф не стал дожидаться своей пули и бросился в коридор с криком:

— Отомстим обезьянам!

Последовав его примеру, Муин с Махмудом принялись швырять из коридора гранаты в битком набитый класс. По расползающимся от осколков детям «демократы» ударили из автоматов. Десятки живых и мертвых, истекая кровью, лежали на полу. От зрелища поверженных врагов раненые террористы не ощущали боли и с вдохновением продолжали расправу.

— Вот вам за мои отрезанные губы! — вопил Муин, швыряя в заложников здоровой рукой очередную «лимонку». — Вот вам, сионистские выкормыши…

Бдительный Юсуф засек момент, когда в противоположном конце коридора замелькали фигуры в хаки. Контрабандист открыл огонь, и это стало его последним мигом: «летающие барсы» располосовали Юсуфа из штурмовых винтовок М-16. Муин и Махмуд попытались отстреливаться, лежа на полу, когда спецназ с пистолет-пулеметами «узи» ввалился в коридор с ближайшего торца. Террористы были расстреляны почти в упор.

Весь штурм занял 6 минут. «Барсы» стали выносить людей из здания — сперва с ранениями разной тяжести. Таковых оказалось 73 человека. Потом посчитали трупы: погибли 22 школьника и трое педагогов, оставшихся с ними.

Узнав об итогах операции, начальник генштаба Мота Гур воскликнул:

— Как же так? Из девяноста восьми человек невредимым не удалось остаться никому! Хуже освобождали заложников только в Мюнхене, но там это делали неподготовленные полицейские.

Пришлось докладывать премьеру. Рабин схватился за голову:

— Да ведь это самая провальная операция Армии обороны Израиля, если не считать начала прошлогодней войны!

Рабин имел в виду 6 октября 1973 года, когда израильская разведка «проспала» опаснейшее вторжение египтян и сирийцев.

Когда результаты штурма были обнародованы, Израилем овладел шок. Наиф Хаватмех торжествовал вместе со всем своим ДФОП: это была победа! Министр образования Израиля Аарон Ядлин выступил с официальным заявлением:

— Учителя, бросившие своих учеников в руки террористов, не имеют более права заниматься педагогической деятельностью.

В Цфате толпа осадила кабинет директора школы, осыпая его проклятиями. Оказалось, директор отправил школьников на экскурсию в Маалот в приказном порядке.

— Если бы не ты, все остались бы живы и здоровы! — кричали безутешные отцы и матери.

Они следовали за директором по пятам, не давая ему проходу ни в школьных коридорах, ни на улицах, ни даже дома. Некоторое время этот несчастный колебался: не покончить ли с собой? Одновременно он до хрипоты соболезновал и оправдывался: посылая своих питомцев на экскурсии, он всего лишь выполнял профессиональный долг. В конце концов директор собрал вещи и глубокой ночью навсегда покинул Цфат.

Тем временем правительственная комиссия расследовала обстоятельства трагедии. Досталось, конечно, и пограничникам, которые прохлопали рейд террористов. Но особое внимание при «разборе полетов» обратили на коммандос. Спецназ «Саерет Голани» был создан из лучших бойцов отборной бригады «Голани» в 1959 году для разведки, диверсий и штурмов. Однако под «штурмами» в данном случае подразумевалось взятие укреплений — этим искусством «летающие барсы» владели превосходно.

Вот и в ходе маалотской операции высочайший профессионализм коммандос выразился, в частности, в том, что ни один из них не пострадал. Вместе с тем за 15 лет существования никто специально не готовил «барсов» к контртеррористической деятельности. Для этого существовало спецподразделение при самом генштабе — Саерет маткаль, чьи бойцы в тот злополучный день 15 мая 1974 года находились, как назло, далеко. Надежда же генерала Гура на «барсов» не оправдалась. Они пошли на штурм с армейской прямотой — так, словно должны были захватить штаб, где засели враги.

Поэтому среди выводов спец комиссии имелось и указание на необходимость контр террористической подготовки «Саерет Голани». Подготовка эта началась немедленно. Опытным коммандос хватило месяца для того, чтобы овладеть навыками по освобождению заложников. В июне того же года новая троица боевиков — на сей раз из арафатовского ФАТХа — захватила жилой дом и выставила израильским властям очередной ультиматум. И вновь штурм был доверен «летающим барсам». На этот раз они продемонстрировали блестящую выучку: все заложники были спасены, а террористы уничтожены.

С той поры «Саерет Голани» с успехом используется как для освобождения заложников, так и для «зачисток» баз террористов. Выводы израильтян из маалотской трагедии были учтены впоследствии германским спецназом ГСГ-9, французским ГИГН, британским САС, нидерландским ББЕ, американским «Дельта Форс»… Все они стали готовиться параллельно как к разведывательно-диверсионной, так и контртеррористической деятельности.

В 2002 году один из ребят, потерявший в ходе маалотского освобождения руку, подал в суд на министерство образования Израиля. Известный адвокат взялся выбить из этого министерства круглую сумму на том основании, что 28 лет назад директор школы отправил школьников на экскурсию принудительно.

В последние недели 1975 года на венской улице Карл-Люгер-Ринг нередко можно было увидеть молодого человека с фотоаппаратом. Звали 26-летнего парня Ганс-Иоахим Кляйн. То и дело он вскидывал объектив, чтобы «щелкнуть» одну из венских достопримечательностей: на Карл-Люгер-Ринг есть, что посмотреть.

Однако пытливый наблюдатель обратил бы внимание, что Кляйна интересует одно-единственное здание — роскошный офис концерна «Тексако». Эта крупнейшая нефтяная компания США любезно предоставила свою штаб-квартиру для проведения конференции одной из наиболее могущественных в мире организаций. Сюда съехались министры нефтяной промышленности стран ОПЕК.[9]

Вот только не нашлось пытливого наблюдателя ни среди охранников «Тексако», ни среди уличных полицейских.

Утром 21 декабря на венские мостовые жирными кляксами ложился мокрый снег. Около 11 часов вблизи офиса «Тексако» водитель трамвая объявил в микрофон:

— Остановка «Шоттентор». Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…

Из вагона на снег вывалилась целая компания: худенькая девушка и пятеро мужчин. Одним из них был Ганс-Иоахим Кляйн, но сегодня на его груди не болтался фотоаппарат. О другом 26-летнем парне слышали в этом мире очень и очень многие, включая миллионы телезрителей и читателей газет, сотни журналистов и сотрудников спецслужб десятков государств.

Правда, знакомство это было, так сказать, теоретическим: спецслужбы знали о нескольких кровавых терактах, ответственность за которые взял на себя человек с боевым псевдонимом Карлос. Опознать Карлоса было некому. Все его снимки, какие удавалось сделать агентам и вездесущим фотокоррам, явно принадлежали разным людям.

Трамвай застучал себе дальше по рельсовым стыкам, а Карлос негромко произнес по-английски:

— Come on! — Пойдем…

Еще трое молодых мужчин имели арабскую внешность. Каждый из шестерки нес большую спортивную сумку «Адидас». Первым офиса «Тексако» достиг Карлос Шакал.

— Доброе утро, — приветствовал он полицейского.

— Здравствуйте, — машинально отозвался молодой сержант.

Стряхивая с рукава снежинки, компания прошла в разъехавшиеся стеклянные двери «Тексако». Мысли полицейского были далеко: на рассвете жену увезли в роддом, и полицейский ежеминутно ждал сообщения о том, что стал отцом. Вот и вел себя так, словно никогда в жизни не слыхал О терроризме. Незнакомые люди с большими сумками спокойно прошагали в вестибюль.

— Конференция продолжается? — деловито осведомился Карлос у группы изнывающих журналистов.

— Все в сборе, — ответил кто-то. — Нам еще ждать и ждать…

Компания поднялась по лестнице на второй этаж. Там Карлос Шакал не стал терять времени. Он вытащил из сумки «Калашникова» со складным прикладом и, привычно смахнув флажок предохранителя, передернул затвор.

— Что ты делаешь? — заорал сержант Антон Тихлер, дежуривший возле лифтов.

И тут ловкий Тихлер, внезапно выдернув из рук Карлоса автомат, сделал то, чего никто не ожидал от сонного венского полицейского… Но арабы были начеку. Они повисли у Тихлера на плечах, заломили ему за спину локти и вернули своему предводителю оружие. Сержанта затолкали в лифт.

— Габи! — коротко приказал Карлос.

Грохнул выстрел, и страшная сила швырнула Тихлера на пол. От выстрела в упор 9-миллиметровая пуля прошла навылет через затылок и лоб. Тонкие губы девушки изогнулись в зловещей улыбке:

— Готов…

На улице возле входа молодой полицейский мечтательно улыбался своим думам. Убийцей его коллеги была 23-летняя Габриэль Крош-Тидеманн из западногерманского «Движения 2 июня» («Bewegung von 2 Juni»), которое еще в 1971-м году основали берлинские студенты-анархисты. Название группировки указывало на демонстрацию 2 июня 1967 года, когда полицейский случайно застрелил Бенно Онезорге. Этот ничем не выдающийся студент стал символом борьбы молодых экстремистов с миром «большого капитала и больших животов». Целью «Движения 2 июня», как и созданной незадолго до него Фракции Красной Армии — сокращенно РАФ (КАР), была мировая революция.

По всей ФРГ члены «Движения 2 июня» и РАФ отстреливали полицейских и взрывали объекты стран НАТО. Чего именно ждала от мировой революции записная террористка с аристократической двойной фамилией? По большому счету эта недоучившаяся девушка вообще не задумывалась о светлом будущем человечества; ее привлекал сам процесс революционной борьбы, жизнь наперекор юридическим нормам и общественному мнению.

В 1973-м Габи угодила в руки западногерманской полиции: девушке едва исполнился тогда 21 год. За покушение на жизнь полицейского ее приговорили к 8 годам тюрьмы. Однако товарищи на воле не бездействовали. Боевики «Движения 2 июня» похитили влиятельного политика, кандидата в мэры Западного Берлина, Петера Лоренца. Дело было 27 февраля 1975 года, накануне выборов. В обмен на жизнь Лоренца террористы потребовали освободить фройляйн Крош-Тидеманн и еще пятерых своих друзей.

Уже 3 марта «боинг» компании «Люфтганза» унес бывших осужденных в Южный Йемен. Там-то девушка и познакомилась с супертеррористом Карлосом Шакалом, который немедленно стал ее любовником. Сейчас она ощущала себя подлинной королевой террора.

Трое арабских парней из компании, посетившей венский офис «Тексако», являлись членами Народного фронта освобождения Палестины — первой в мире глобальной террористической организации. НФОП распространил свои операции на всю планету, а Карлос курировал деятельность НФОП в Европе.

Как же появился в этой «звездной» компании Ганс-Иоахим Кляйн? Он пришел в терроризм из той же самой леворадикальной «тусовки», что и Габи, однако менее прямым путем. Поначалу сам Ганс-Иоахим не уходил в подполье и не брал в руки оружия. Он и ему подобные открыто добивалась от правительства улучшения условий тюремного содержания западногерманских «революционеров». Действовали эти ребята в рамках двух до поры до времени мирных организаций — «Красной помощи» и «Черной помощи».

Карлос Шакал относился к «Красной помощи» и «Черной помощи» презрительно, называя их деятельность «мышиной возней». Ему нужны были вооруженные бойцы, конспиративные квартиры, угнанные автомобили, расставленные на маршрутах отхода, а не «слюнтяи, обивающие пороги сытой сволочи в кабинетах».

— Бескровные, мирные революции бывают только в сказках, товарищи! — говаривал венесуэлец. — Ни одно государство добровольно не расстанется с властью. И наша с вами задача заключается в том, чтобы эту власть отобрать — отобрать у всех государств планеты!

Очарование супертеррориста и его умение убеждать были столь велики, что уже в 1973 году обе «Помощи» по его предложению слились в новую террористическую организацию — «Революционные ячейки» («Revolutionaren Zellen» — RZ). В отличие от подпольных, глубоко законспирированных «Движения 2 июня» и РАФ, участники «Революционных ячеек» поначалу занимались терроризмом, так сказать, факультативно — в свободное от учебы время. Еще одно существенное отличие «Ячеек» благодаря всё тому же Карлосу заключалось в тесном сотрудничестве с палестинцами. Прославленный Карлос был для Ганса-Иоахима Кляйна кумиром.

— Немецкие сообщники не любили его напыщенности, — вспоминал Кляйн. — Однако никто не мог упрекнуть Карлоса в непрофессионализме.

Кляйн из кожи вон лез, чтобы походить на своего знаменитого ровесника, и старался играть в «Ячейках» ведущую роль. Карлос даже доверил второй «Калашников» именно ему, а не арабам.

Убив полицейского, «гости» бросились по коридору — они прекрасно ориентировались. Кляйн ногой распахнул дверь приемной:

— Не двигаться!

Женщина-регистратор в униформе «Тексако» огромными глазами смотрела в направленный на нее автоматный ствол. Во внутреннем кармане кожаной куртки Кляйна был спрятан пистолет.

Остальные пятеро «гостей» проследовали в зал, где проходила конференция. Министры, референты, переводчики, секретари в изумлении уставились на вошедших. Карлос вскинул автомат:

— Всем лечь на пол! Руки за голову! Быстро…

Венесуэлец открыл огонь по ошеломленным людям. Телохранитель министра нефтяной промышленности Ирака выхватил пистолет, но тут же был убит. Участник делегации Ливии замешкался и упал, пробитый пулями. Спустя несколько минут трое арабов-«фронтовиков» быстро прикрепили взрывные устройства к дверям и окнам конференц-зала.

Карлос вовсе не был садистом, упивавшимся людскими агониями. Он никогда не убивал просто так, без причины, но без крови и трупов у заложника сохраняется иллюзия, что все понарошку. Такой заложник чрезвычайно опасен. В любой миг он может спутать планы террористов — закричит, выпрыгнет в окно, бросится под ноги, выбьет из рук оружие, плеснет в лицо водой.

Супер террорист всегда твердо знал, что делает. Убив одного-двух человек в самом начале теракта, он этим демонстрировал уцелевшим заложникам, что пойдет до конца. Люди понимали, что их жизнь отныне не стоит и ломаного гроша. К обещанию взорвать зал и сами заложники, и власти должны были отнестись со всей серьезностью.

В приемной регистратор дрожащими руками потянулась к телефонному коммутатору, чтобы вызвать полицию. Кляйн выпустил короткую очередь, и коммутатор разлетелся вдребезги. Женщина в ужасе полезла под стол. Тем не менее кто-то сообщил о налете в полицию, и по лестнице уже поднимались полицейские коммандос.

Кляйн встретил их свинцом, ему ответили тем же. Пули пробили Кляйну бедро и живот. Он бросил гранату, но коммандос успели укрыться от взрыва.

— Еще шаг, и мы подорвем тут все к чертовой матери! — завопила Габи, выстрелив из своего пистолета в потолок.

Фройляйн Крош-Тидеманн не шутила. У группы Карлоса было около 20 килограммов тротила, 8 гранат, столько же пистолетов, два автомата и револьвер в придачу. Штурм прекратился. Появление из коридора окровавленного Кляйна не смутило Карлоса. Венесуэлец лишь погладил «коллегу» по голове и принялся куражиться над своими высокопоставленными жертвами.

Карлос Шакал пытался шутить с Валентином Фернандесом Акостой — министром нефтяной промышленности родной Венесуэлы. Саудовского шейха Ахмада Заки Ямани террорист оскорблял, надеясь, что тот вспылит и его можно будет пристрелить. Ямани и нефтяного министра Ирана Джамшида «заказал» Карлосу руководитель НФОП доктор Хадад — за проамериканскую позицию их стран.

Карлос наслаждался происходящим и действовал с артистизмом. Он по-английски продиктовал свои требования секретарю: «К австрийским властям. Мы держим в заложниках делегатов конференции стран ОПЕК. Мы требуем читать наше коммюнике по австрийскому радио и телевидению каждые два часа, начиная с этого момента. Нам должен быть предоставлен большой автобус с занавешенными окнами, который завтра в 7 утра отвезет нас в венский аэропорт. Самолет должен быть готов принять нас на борт вместе с запожниками. Любая задержка или провокация подвергнет опасности жизнь наших заложников».

Вместо подписи значилось: «Рука арабской революции». По-французски полиглот продиктовал другое «коммюнике», суть которого выражалась в словах: «Мы сделали это, чтобы убедить Совет безопасности ООН в недопустимости присутствия сионистов в Палестине». Передать оба «документа» властям Карлос поручил секретарю конференции и одному из раненых.

Однако скоро бледный как смерть Кляйн не мог уже даже сидеть. Один из заложников с медицинским образованием предупредил Карлоса, что требуется срочная помощь. Недолго думая, Карлос вывернул наизнанку карманы раненого — конспирация! — и велел заложнику вывести Кляйна на улицу. Полицейские внизу встретили эту пару настороженно, как и предыдущую. — Вы заложник? — спросили раненого.

— No, I'm revolutionary, my name is Ange![10] — представился Кляйн по-английски, чтобы не дать определить свою национальность.

В плеске мигалок и вое сирен Кляйн умчался под усиленным полицейским конвоем. В лучшем венском госпитале опытные хирурги готовились бороться за жизнь раненого. Тем временем Карлос вел переговоры с властями через представителя Ирака Аль-Аззави. В 18.20 по австрийскому радио впервые прозвучало то, что потребовал Карлос: так весь мир узнал о происходящем.

Террористы уже были полными хозяевами положения. Спецслужбы разных стран лихорадочно обменивались информацией об их личностях и о тех, кто мог «заказать» эту неслыханную по своей дерзости и размаху операцию. Очаровательная Габи Крош-Тидеманн тоже не сидела сложа руки. Размахивая ручной гранатой и пистолетом, она орала то на одного, то на другого участника конференции:

— Молчать! Еще одно слово, и я пущу тебе пулю в лоб! Немецкие слова слетали с девичьих губ так уверенно, что высокопоставленные заложники вжимались со страхом в удобные кресла. Несмотря на молодость, Габи знала: ни в коем случае нельзя допускать разговоров — ни с заложниками, ни между заложниками. Во-первых, беседа усыпляет бдительность захватчиков, отвлекает их. Во-вторых, заложники под шумок общей болтовни могут выработать план освобождения. В-третьих, разговор помогает заложнику снять нервное напряжение, стресс.

Чтобы толпу было легче контролировать и чтобы людям хватило места для сна, Карлос Шакал освободил 35 человек. В их число попали раненые, телохранители и вообще все мужчины крепкого телосложения. Они же вынесли и оба трупа. Власти встретили известие об этом «жесте доброй воли» с громадным облегчением: оказывается, террористы вовсе не так кровожадны, как показалось с самого начала! Если их не раздражать, они больше никого не убьют.

Психологически Карлос Шакал со своей бандой вчистую переиграл австрийского федерального канцлера Бруно Крайского. Между тем в составе австрийской полиции вот уже три года существовало спецподразделение «Кобра» — оно было создано сразу после теракта против израильской олимпийской сборной в Мюнхене 5 сентября 1972 года.

Но даже мысль о штурме офиса «Тексако» не закралась в много мудрую голову 64-летнего политического интригана Крайского. Проморгав дикую акцию, Австрия опозорилась на весь мир. Если министры погибнут, на политической карьере Крайского можно смело поставить крест. Кое-как удастся смыть позор лишь в случае, если австрийцы избегут новых жертв.

Излишне говорить, что ночь в конференц-зале «Тексако» прошла неспокойно. Габи Крош-Тидеманн рычала на заложников как львица. Арабы попеременно несли вахту у взрывателей и возле окон, чтобы вовремя обнаружить штурм. Под утро иракский посредник сообщил, что Кляйна можно будет транспортировать лишь через месяц: у него повреждены поджелудочная железа и важная артерия. Ответ Карлоса был краток:

— Меня не волнует, выживет он или умрет. Мы вместе приехали сюда и вместе уедем.

Улегшиеся на пол заложники снова и снова прокручивали в уме эпизод молниеносного захвата: крики, выстрелы, кровь. Жизнь оставшихся в зале 33 человек четко разделилась на две части: одна часть была до 11.30 утра 21 декабря 1975 года, вторая часть наступила пятью минутами позже…

Наутро телекамеры снимали фантастическое зрелище. Из роскошного офиса «Тексако» вышел Карлос Шакал с автоматом. Перед ним живым щитом шагало трое нефтяных министров — богатейшие люди планеты. Следом потянулись другие заложники со связанными за спиной руками. Среди заложников виднелись увешанные взрывчаткой арабские боевики и прыщавое личико фройляйн Крош-Тидеманн с крайне свирепым выражением. Вся прилегающая к офису территория была густо оцеплена совершенно бессильной полицией.

Правительство Крайского не только не решилось бросить на штурм свою «Кобру», но и наотрез отказалось доверить штурм многоопытному спецподразделению израильского генштаба. Израильтяне настаивали на том, что психологически Карлос Шакал не является самоубийцей. Этот человек полон энергии и жизнелюбия. Он обожает женщин, деньги и славу. Такой не станет взрывать себя вместе с заложниками. Угроза взрыва — блеф. Израильтяне приводили в пример захваченный в 1972 году «Черным сентябрем» бельгийский самолет. Тогда тоже многократно звучала угроза взорвать лайнер, но в итоге борт был взят штурмом, и террористы ни разу даже не выстрелили. Однако федеральный канцлер был непреклонен:

— Мы не можем рисковать жизнями тридцати трех заложников! Мы не должны рисковать жизнями коммандос!

Крайский немного лукавил. Прежде всего он не хотел рисковать жизнями 11 человек — нефтяных министров. Цена остальных заложников была несравненно ниже.

Прохожие на улицах Вены могли полюбоваться Карлосом, который сидел в автобусе рядом с водителем и махал всем рукой. Скоро австрийское радио сообщило:

— Автобус с заложниками и террористами прибыл в аэропорт Швехат. Из автобуса все проследовали в самолет австрийской авиакомпании. Фургон скорой помощи доставил на взлетно-посадочную полосу шестого террориста, которому оказана необходимая медицинская помощь.

На аэродроме собралась толпа журналистов, и Карлос не упустил случая погарцевать перед телекамерами. Он дал целую серию блиц-интервью, пережал руки представителям австрийских властей, включая высших офицеров полиции. Взбежав по трапу, обернулся и вскинул к виску сжатый кулак:

— Да здравствует мировая революция!

В 9.00 самолет вылетел в Алжир — страну, где господствовала однопартийная диктатура Фронта национального освобождения (ФНО). Некогда ФНО вырвал колониальный Алжир из цепких рук Франции. Теперь ФНО поддерживал международный терроризм, формально — с целью уничтожить Израиль. Фактически — целью ФНО было сохранение своей власти и при отсутствии демократических свобод. Как это водится на Ближнем Востоке, необходимость диктатуры оправдывалась необходимостью сплотить нацию перед лицом «сионистской угрозы».

В полете министры ОПЕК чувствовали себя очень неуютно: в любую минуту они ожидали, что борт будет сбит израильской или американской ракетой. Зато террористы потирали руки. В эти победные часы Карлос чувствовал себя властелином Вселенной.

По прибытии в 11.30 в международный аэропорт алжирской столицы Карлос первым делом продемонстрировал террористическую взаимовыручку: отправил Ганса-Иоахима Кляйна в больницу на расписанной арабской вязью машине скорой помощи. Трогательная забота о раненом товарище романтизировала образ Карлоса, и по ходу беспрецедентного теракта миллионы людей во всем мире относились к венесуэльцу и его коллегам с нарастающей симпатией.

У трапа его встретил сам министр иностранных дел Алжира Абделазиз Боутефлика, будущий президент этой страны. Похитив министров, Карлос перешел в иное, качество — как бы встал на одну ступеньку с сильными мира сего. Однако новости оказались не слишком утешительными. Боутефлика сообщил, что неарабские страны, чьи министры оказались заложниками, обратились к США с просьбой нанести ракетные удары по тем государствам, которые предоставят группе Карлоса убежище. И американцы, гордые своим могуществом, согласились!

С огромным неудовольствием Карлос вынужден был освободить всех неарабов. Затем он приказал экипажу лететь в Ливию. В аэропорту Триполи самолет посетил представитель 33-летнего диктатора Каддафи.

— Придется выпустить и всех остальных, — со вздохом произнес офицер. — Президент Каддафи узнал о намерениях США и Великобритании. Мы не можем подвергать себя такой опасности.

Карлос кипел от возмущения. Согласно первоначальному плану, который он разработал вместе с самим Каддафи, заложников предстояло взять в… кругосветное путешествие.

«Изюминка» очередного теракта заключалась в том, что Карлос Шакал собирался лично доставить каждого министра домой на захваченном самолете. По прибытии в родную страну министру предстояло огласить в теле- и радиоэфире заявление, поддерживающее борьбу палестинских арабов и осуждающее Израиль. Только после этого каждый министр обрел бы долгожданную свободу.

— Зачем же мы тогда всё затевали! — горько воскликнул Карлос. — Это полный провал!

Ливийский разведчик тонко усмехнулся:

— Но деньги вы собираетесь взять немалые. Мы уже имеем представление о сумме выкупа.

— Мы забираем эти деньги в пользу угнетенных народов, — гордо объявил молодой человек со стальными канатами вместо нервов.

Поупиравшись в течение суток, террорист выгнал из лайнера всех ливийцев и приказал экипажу вернуться в Алжир. Именно здесь он решил дожидаться выкупа за жизни «смертников» — министров из Саудовской Аравии и Ирана. В Эр-Рияде и Тегеране лихорадочно собирали денежный «нал».

Остальных пришлось выпустить немедленно.

— Запомните: я — знаменитый Карлос, — выкрикнул он в бледные лица арабских заложников. — Вы обо мне еще услышите!

Спотыкаясь от страха, министры, референты и переводчики ринулись вниз по трапу.

Оставшиеся в самолете саудовец Ямани и иранец Джамшид были освобождены ночью 24 декабря. За их жизни Карлос получил 25 миллионов долларов в большом инкассаторском мешке — эти деньги позволят «революционеру» от всей души, на широкую ногу «помогать» угнетенным народам.

Террористы покинули аэропорт в черных правительственных лимузинах и поселились на шикарной вилле под мощной круглосуточной охраной. Сам Хуари Бумедьен, президент Алжира гарантировал им безопасность. На требования Австрии выдать банду Алжир ответил решительным отказом.

Самая крупная операция Карлоса Шакала завершилась. Полученная им сумма выкупа по сей день остается рекордной. С учетом полуторапроцентной естественной инфляции доллара покупательная способность этого выкупа в 2003 году эквивалентна 40 миллионам долларов.

Дождавшись выздоровления Кляйна, 10 февраля 1976 года компания вылетела в Южный Йемен, где их ожидал Вади Хадад. Габи не подозревала, что в мыслях венесуэлец уже расстался с ней: что делать, если природа наделила его стремлением предлагать себя всем симпатичным женщинам подряд! В этом не было ему равных. Очень скоро он вместе с Кляйном отбыл в Югославию, где пользовался покровительством самого маршала Тито. В Белграде «герои» с головой окунулись в разгульную жизнь — уж чего-чего, а денег хватало!

Почему же мишенью стали именно министры ОПЕК? В ответ на победу Израиля в войне Судного дня руководители ОПЕК в конце 1973 года подняли цену нефти сразу в 4 раза — до 11,65 доллара за баррель (159 литров). Следом подпрыгнули цены на все остальное. Останавливались фабрики и заводы, резко возросла безработица, а личные автомобили на какое-то время почти вышли из употребления. Так был вызван величайший в истории человечества энергетический кризис.

Советские газеты тогда пестрели карикатурами на американцев со свечками в руках и на голландцев, пересевших на велосипеды. Однако кризис резко ускорил развитие нефтеперерабатывающей промышленности: западные компании стремились выжать максимум пользы из каждой тонны дорогущей нефти. Именно тогда была разработана технология так называемой углубленной переработки. Прежде из тонны нефти удавалось извлечь примерно 500 кг легких фракций, которые шли на производство моторных топлив и нужды химической промышленности (остальное — топочный мазут). Новые установки на нефтеперерабатывающих заводах стали извлекать 800 и более килограммов ценного сырья.

Результат не замедлил сказаться. Уже в 1975-м Запад в целом оправился от кризиса. Супер террорист Карлос, ливийский диктатор Муамар Каддафи, президент Алжира Хуари Бумедьен и сам основатель современного терроризма доктор Хадад были крайне недовольны. Их мечтой стал новый нефтяной кризис: он помог бы добиться от США прекращения военных поставок в Израиль. Западные руководители боялись ОПЕК как огня:

— Исполним любой ваш каприз, только не допускайте удорожания нефти!

Между тем могущество ОПЕК уже в те годы было не более чем блефом. В структуре экспорта богатейших стран этой организации нефть с нефтепродуктами составляет 99 % и даже 100 %. Если эмиры-султаны-шейхи перестанут продавать нефть, ее останется лишь сливать назад в Персидский залив, а их подданные погрузятся в тотальную нищету. Потомки бедуинов даже не сумеют пересесть с дорогих джипов на горбатые спины верблюдов, чтобы вновь заняться скотоводством. Арабы нефтедобывающих стран привыкли к жизни в благоустроенных городах, а в пустыню выезжают только на пикники — по священным мусульманским пятницам.

Вот эта объективная необходимость продавать нефть и стала той причиной, по которой ОПЕК сопротивлялась предложениям наиболее экстремистских своих членов, Алжира и Ливии, резко поднять цену на «черное золото». Тогда Алжир и Ливия выступили заказчиками теракта: захватив министров ОПЕК, Карлос должен был выкрутить этой организации руки, добившись удорожания нефти.

Новую заметную попытку вызвать энергетический кризис ОПЕК предприняла летом 2000 года, дабы сделать более энергичным нажим США на Израиль на переговорах с палестинцами. Цена барреля нефти подскочила до 35–37 долларов. А ведь еще два года назад, перед российским финансовым кризисом 17 августа 1998 года, за баррель давали лишь 6–8 долларов. Естественно, после подорожания нефти стали дороже бензин, солярка и другие нефтепродукты. Как же отреагировал мир на этот раз, спустя 27 лет после кризиса 1973-го?

Во Франции возмущенные шоферы грузовиков несколько недель блокировали важнейшие автомагистрали и подступы к предприятиям по переработке нефти. В Польше водители возмущались по-другому: их грузовики ползли по шоссе с черепашьей скоростью, не давая двигаться быстрее другим участникам дорожного движения. В Великобритании шоферы провели несколько митингов. Еще менее заметными были протесты в других странах.

В общем, никакого кризиса на сей раз не произошло: коварный план ОПЕК рухнул. Экономика развитых стран с каждым десятилетием все меньше зависит от сырой нефти. Если в 1973-м половина мирового хозяйства была напрямую связана с поставками нефти, то к 2000 году такая зависимость ослабла вдвое, причем эта тенденция с каждым годом усиливается.

Кроме того, развитые страны отчаянно ищут энергоресурсы за пределами арабского мира. Например, США переориентируют свою экономику на российскую нефть, канадские нефтеносные пески и кажущиеся неисчерпаемыми запасы битума. Пока получение продукции из такого сырья — дорогое удовольствие. Тем не менее расчеты показывают, что уже в ближайшее десятилетие нефть сильно подешевеет.

Ну а что же Карлос Шакал? После ликвидации Моссадом его патрона Вади Хадада венесуэлец стал террористом № 1. Правда, после получения столь крупного куша, как 25 миллионов долларов, его все меньше интересовала идеология, и все больше — деньги. Фактически он превратился в самого дорогого киллера планеты. То и дело его нанимали диктаторы арабских и социалистических стран для расправы со своими политическими противниками.

В объятия Фемиды Карлос угодил лишь в 1994 году — после того, как французская контрразведка буквально выкрала террориста из Судана в обмен на многомиллионную военную помощь режиму этой страны в геноциде собственного населения.

Душевное устройство Ганс-Иоахима Кляйна совершенно не походило на психологию Карлоса — безжалостного, незнакомого с сентиментальностью. Немец проклял день, когда попал под обаяние дьявольской харизмы венесуэльца. Уже в 1977 году Кляйн отправил в гамбургский еженедельник «Шпигель» письмо, в котором обвинил терроризм в «негуманности и жестокости». Эти очевидные для любого нормального человека вещи явились для Кляйна плодом долгих тяжких раздумий. Для пущей убедительности он послал письмо бандеролью, в которую вложил свой револьвер.

Так Кляйн разоружился — и символически, и буквально. Но самое главное: он сообщил в письме о готовящихся новых терактах. «Революционные ячейки» намечали убийство двух членов Еврейского сообщества ФРГ. Узнав об этом, Карлос объявил Кляйна преступником и «врагом мировой революции».

А «враг» засел писать покаянные мемуары. Спустя два года рукопись «Возвращение к человечности, или Смерть террориста» также полетела по почте в Германию, где и была опубликована. Название означало только одно: террорист-Кляйн умер, а нынешний Кляйн оч-чень хороший парень! Он словно просил прощения: мамочка, я больше не буду!

В 1993-м Кляйн рискнул перебраться из Ливии во Францию, где поселился под чужим именем в тихой нормандской деревушке. Когда в декабре 1997 года в Париже начался суд над Карлосом, Кляйн не отходил от телевизора. Судьи попытались разобраться в венском «подвиге» Карлоса.

— Всех троих застрелил Ганс-Иоахим Кляйн, — невозмутимо, без тени сомнения сообщил 48-летний супертеррорист. — Я ему приказал сделать это, а он исполнил приказ. Кляйн вообще любит убивать людей…

— Какой негодяй! — заорал Кляйн и плюнул в экран. — Мерзкий клеветник!

Самого Кляйна французская контрразведка выследила в 1999-м и выдала Германии. Кающийся террорист предстал перед судом в возрасте 51 года во Франкфурте-на-Майне 17 октября 2000 года.

— Я всего лишь пугнул женщину, — сообщил подсудимый. — Я стрелял в воздух.

Его адвокат убедил судей в том, что на Кляйне и правда нет крови:

— Карлос Шакал оклеветал моего подзащитного из чувства мести. Это косвенно лишний раз доказывает, что герр Кляйн абсолютно порвал с террористами. Прошу учесть чистосердечное признание герра Кляйна в том, что он действительно участвовал в теракте против министров ОПЕК.

Попробовал бы Кляйн свое участие отрицать — ведь в ходе теракта он был многократно сфотографирован! Однако помимо признания в собственных грехах, не менее чистосердечно герр Кляйн поведал суду о той помощи, которую оказал ему Йошка Фишер, нынешний глава германского МИД.

— Он был одним из образцов и ориентиров моей юности, — потупившись, сообщил раскаивающийся террорист.

В ФРГ разразился грандиозный скандал. Йошка Фишер пытался все отрицать. Однако Кляйн выложил неопровержимые улики, и тот вынужден был сознаться в своих давних связях с немецкими и палестинскими террористами. Так подтвердилась информация, которую спецслужбы ФРГ получили от беглых западногерманских боевиков-террористов, укрывавшихся в ГДР до объединения страны. Шефу немецкой дипломатии потребовалась вся его изворотливость, чтобы кое-как выпутаться из этой истории.

Суд приговорил Ганса-Иоахима к 9 годам тюрьмы. Теперь нужно ожидать его новой саморазоблачительной книги: настало время, когда он может рассказать всё. Кляйн выйдет на свободу к собственному 60-летию.

Читателю наверняка знакомы очертания полуострова Сомали: на карте Африки он выступает далеко на восток — в синюю гладь Индийского океана. В конце XIX века, в апогее азартной битвы развитых стран за колонии, прибрежные территории полуострова были поделены между Францией, Великобританией и Италией. Так образовались три колонии: Французский Берег Сомали, Британский Сомалиленд и Итальянский Сомали. Внутренняя, наиболее дикая, часть полуострова подпала под власть соседней Эфиопии.

Однако после Второй мировой войны обладать колониями стало невыгодно. Содержание колониальной администрации, полицейского и воинского контингентов превратилось в обузу. Для чего создавать туземцам инфраструктуру, образовательную и больничную сети? Зачем рисковать жизнями своих граждан, которых так и норовят подстеречь в засаде вездесущие мятежники? Колонизаторы здраво рассудили: пускай колониальные народы сами борются с нищетой. Все равно сырье и тропические фрукты они мимо мирового рынка не пронесут.

В 1950-м Великобритания вернула перешедший под ее контроль после Второй мировой войны Итальянский Сомали. А в 1960-м обе метрополии едва ли не день в день даровали независимость своим колониям, после чего те объединились в Сомалийскую Республику. Однако французы по ряду причин не пожелали следовать примеру Великобритании и Италии.

Во-первых, на Французском Берегу Сомали припеваючи жили несколько тысяч французов. Во-вторых, небольшие размеры колонии (максимум 240 на 160 километров) удешевляли ее содержание. В-третьих, административным центром колонии был стратегически важный порт Джибути на берегу Аденского залива — морские ворота всей Восточной Африки.

Но далеко не всех туземцев такое положение устраивало. Тогдашний мир питался иллюзией, будто крах колониальной системы является следствием национально-освободительной борьбы, которую вели народы колоний. Эта иллюзия подпитывалась другой иллюзией, и весьма опасной: большая часть человечества наивно полагала, что, сбросив колониальное иго, дикие племена немедленно рванут к процветанию. Сквозь завесу времени совершенно не просматривалось будущее черной Африки через несколько десятилетий — с населением, гибнущим от безумных войн, тотального СПИДа и перманентного голода, вызванного наступлением Сахары.

На французской части полуострова Сомали возникло подпольное движение под названием Фронт освобождения Сомалийского берега. Под «Сомалийским берегом» чернокожие экстремисты подразумевали как раз часть Сомали, оставшуюся под властью Франции. Мухаммад Сиад Барре, президент и фактический диктатор независимой Сомали, однозначно поддержал «антиколониальное» движение братьев по вере и цвету кожи.

Да и чего еще было ждать от такого деятеля? Барре узурпировал власть в 1969 году в ходе военного переворота, после чего переименовал страну в Сомалийскую Демократическую Республику. Трудно вообразить большее издевательство над здравым смыслом в стране, где повсеместно практикуется женское обрезание (циркумцизия) — варварский ритуал лишения девочек наружных половых органов.

В публичных выступлениях диктатор распалял в народе ненависть к белым вообще, к немусульманам в частности, и к французам в особенности. В идеологии новоявленного Фронта сплавились антиколониальная и исламская составляющие, ведь население всех частей Сомали представлено главным образом мусульманами, среди которых множество арабов, чьи предки на протяжении столетий переселялись сюда с близкого Аравийского полуострова.

С точки зрения ислама, весь мир состоит из двух частей: Дар аль-ислам и Дар аль-харб. Первая часть включает в себя все области, которыми правят мусульмане. Вторая часть состоит из областей, которые находятся в руках неверных. Распространение ислама на Дар аль-харб является предписанием шариата, поэтому Дар аль-ислам находится с ней в состоянии джихада: само название Дар аль-харб переводится с арабского как Земля войны. Она не имеет права на существование и должна быть либо отвоевана мусульманами, либо «неверные» должны принять ислам. Третьего не дано. Вот почему исламский мир в принципе не может отказаться от претензий на мировое господство.

Самый непримиримый, первоочередной джихад должен вестись за возвращение в состав Дар аль-ислам территорий, которые уже побывали прежде в руках «правоверных», но были отняты у них «неверными». Одной из таких территорий и являлся Французский Берег Сомали. Ведь прежде здесь на протяжении веков правили мусульманские султаны — сперва свои собственные, а позднее из Омана, Занзибара, Турции…

Дабы ослабить в умах аборигенов стремление к джихаду, французы всячески поддерживали уцелевшие местные языческие культы. В 1967 году французы даже переименовали колонию во Французскую Территорию Афаров и Исса. От этого взыграла национальная гордость чернокожих из племен исса и афаров, а арабы получили чувствительную пощечину, поскольку колонизаторы во всеуслышание отказали им в праве считать эту землю своей.

Вместе с тем палестинские единоверцы показывали жителям французского Сомали пример, как нужно отстаивать свои интересы при помощи терроризма. С каждым годом для поддержания порядка из Франции приходилось перебрасывать все новые и новые воинские подразделения. Во время «зачисток» было арестовано множество зачинщиков беспорядков и организаторов терактов. Чтобы не вызывать у местных жителей искушения освободить узников силой, их увозили из аэропорта Джибути во Францию, где и заключали в тюрьмы.

Лидеры Фронта освобождения Сомалийского берега долго ломали головы над тем, как вызволить своих товарищей и в конце концов решили захватить заложников, чтобы обменять их на томящихся во Франции узников. Акцию наметили на вторник 3 февраля 1976 года.

По пригороду Джибути весело катил автобус, разрисованный яркими фигурками мультипликационных героев. Было ранее утро, и на остановках автобус поджидали школьники младших классов — дети проживавших в колонии французов. В уютном салоне одни ребята галдели, радуясь встрече с друзьями, а другие еще клевали носами.

Вот автобус остановился в очередной раз. В салон поднялись несколько детей, а следом — двое чернокожих. Они встали на передней площадке, чтобы не дать детям выбежать наружу. Двое других чернокожих снаружи распахнули водительскую дверь. Вцепившись в белого шофера, они выволокли его на асфальт, после чего один сел за руль, а другой присоединился к захватчикам в салоне.

Двери захлопнулись, и автобус продолжил путь, однако совершенно не туда, куда направлялся прежде каждое утро. Ошеломленный водитель бросился к таксофону звонить в полицию:

— Похищены тридцать детей в возрасте от шести до двенадцати лет!

Командование колониального французского контингента привело в боевую готовность подразделения Иностранного легиона и парашютистов. Тем временем автобус ехал по безжизненной пустыне: даром что окрестности Джибути называют «духовкой Африки». Климат здесь сухой и жаркий — осадков выпадает примерно 100 мм в год (как в Сахаре), а среднемесячные температуры колеблются от 27 до 35 °C.

Преодолев чуть больше 20 км до границы с Сомали, автобус затормозил перед погранпостом Лояда. В нескольких десятках метров от него располагался сомалийский погранпост. На глазах французских пограничников оттуда выбежали двое чернокожих и заскочили в школьный автобус. Для Африки в таком вот незаконном переходе границы не было ничего удивительного. Охраняемых по всему периметру границ здесь мало: пограничники контролируют лишь дороги, воздушные и морские порты.

Террористов стало шестеро. По сигналу с границы в Лояду прибыли представители колониальных властей. Через открытое окно автобуса один из захватчиков заявил по-французски с сильным арабским акцентом:

— Мы представляем Фронт освобождения Сомалийского берега! Все ваши дети будут убиты, если вы не выпустите из своих тюрем наших народных героев!

С этими словами террорист бросил бумажный самолетик — список тех, кого предстояло освободить правительству президента Валери Жискар д'Эстена. Пока длились первые переговоры, к границе подкатили 2-я и 3-я роты 2-го парашютно-десантного полка Иностранного легиона — лучшего боевого соединения Франции.

Двумя тяжелыми грузовиками легионеры отрезали автобус от сомалийских пограничников и взяли их под прицел крупнокалиберных пулеметов, расположенных на бронетранспортерах. Присоединившись к гражданским переговорщикам, французские офицеры пообещали, что ни о каком штурме не может быть и речи — тем более что среди захваченных детей находились их собственные дочери и сыновья.

— Завтра же вы обнимете своих боевых товарищей, а раньше их не удастся доставить при всем желании, — торжественно пообещал начальник колониального контингента. — Все завершится мирно, вам не о чем беспокоиться. Наши солдаты прибыли всего лишь для того, чтобы не допустить провокаций с сомалийской стороны…

Ни шатко ни валко переговорный процесс катился себе под быстро свирепеющим солнцем. Террористы забеспокоились, когда в руках у двоих офицеров появились фотоаппараты.

— На память о мирном разрешении конфликта, — засмеялись французы. — Нас за это наградят орденами, так хоть будет что женам показать!

Чернокожие успокоились. Нащелкавшись вволю затворами, офицеры скрылись за бронемашинами, после чего уселись в легковой автомобиль и умчались в Джибути. Спустя два часа, после экстренной проявки и печати, серия снимков унеслась за шесть тысяч километров — в Париж. Электронной почтой тогда не существовало, поэтому использовали фототелеграф.

В одном из пригородов французской столицы шли лихорадочные, но никому не заметные сборы. По мере изучения полученных снимков и комментариев к ним, капитан Кристиан Пруто отдавал приказы: что и кому из его подчиненных следовало взять с собой в дальнюю дорогу.

Пруто был ветераном первого во Франции контр террористического подразделения, которое носит странноватое название Группа вмешательства национальной жандармерии.[11] Аббревиатура — ГИГН (GIGN). Проще говоря, ГИГН — это спецназ министерства внутренних дел, очень крутой эквивалент СОБРа, спецотряда быстрого реагирования.

ГИГН начала свою деятельность в сентябре 1973 года, спустя год после бездарной операции мюнхенской полиции по спасению заложников на Олимпийских играх. Первоначально ГИГН состояла из двух крошечных отрядов. В каждом отряде имелся командир, проводник служебной собаки и пятеро бойцов. Отряд под командованием лейтенанта Кристиана Пруто базировался под Парижем: его использование предполагалось в северной части страны. Другой отряд располагался неподалеку от Марселя и готов был действовать на юге Франции.

За месяц до захвата школьного автобуса оба отряда были отданы под единое командование Пруто, которого произвели по этому поводу в капитаны. Отряды посменно находились в полной боевой готовности и в течение 30 минут могли направиться в любую точку планеты.

Сейчас капитана Пруто больше всего беспокоило, что вокруг автобуса на снимках не было видно ни кустика, ни деревца, ни овражка. Как незаметно подобраться? На бросок к автобусу уйдет полминуты — этого достаточно, чтобы террористы поубивали не только детей, но и коммандос. И каким образом исключить вмешательство сомалийских пограничников, которые не скрывали своих симпатий к террористам и враждебности к французам?

В конце концов капитан решил, что полуторного перевеса в численности над террористами достаточно. Обедали девять бойцов ГИГНа, включая самого Пруто, уже на борту лайнера ДС-9, который стартовал с военного аэродрома. Вечером лайнер приземлился в окрестностях Джибути, и Пруто со своими людьми немедленно отправился к сомалийской границе: лично проведенной рекогносцировки фотографии заменить не могли.

Пустыня встретила французов жарким дыханием, и каждый невольно подумал о страданиях детей в раскаленном автобусе. В 180 метрах от него проходила невысокая каменная гряда. Ее Пруто заприметил еще на фото и сейчас окончательно убедился, что там можно разместиться незаметно для террористов.

Наступило 4 февраля 1976-го. После короткого сна, еще затемно, жандармы заняли позиции за камнями. Перед каждым лежала установленная «на сошки» автоматическая снайперская винтовка ФР-Ф1 французской фирмы «Тирор д'Элит». Тяжелые стволы длиной 552 мм с дульными тормозами-пламегасителями на концах смотрели на школьный автобус. С первыми лучами солнца окна стали видны как на ладони — благодаря оптическим прицелам «53 BIS».

Дети спали, скорчившись на сиденьях. Один из террористов с автоматом на груди мерно шагал туда-сюда по проходу автобуса, другой дремал за баранкой. Где находились остальные — неизвестно. Переговаривались французы по радио, а микрофоны портативных радиостанций прилепили к своим шеям скотчем, чтобы освободить руки.

Время шло, становилось всё жарче, всё нестерпимее. Наконец в окнах появились и другие черные головы. Во внешности каждого из шести террористов капитан Пруто выделил какую-то броскую черту и объявил о ней подчиненным: это позволило легко понимать друг друга, обсуждая перемещения врагов. Так Коротышка получил № 1, Серьга В Ухе — № 2, Усатый — № 3, Белая Футболка — № 4, Сутулый — № 5, а Безрукавка — № 6.

Автобус был поделен Кристианом Пруто на 8 секторов — по числу подчиненных капитану жандармов. Как только в прицеле появлялся террорист, боец докладывал командиру по радио. При этом необходимо было уточнить, не закрыт ли чернокожий детьми. Если террорист покидал сектор, об этом также следовал доклад. Пруто набросал на бумаге схему автобуса и неустанно наносил на нее перемещения террористов согласно этим докладам.

По замыслу капитана, огонь предстояло открыть в миг, когда все шестеро террористов сразу окажутся доступны для снайперов. Однако тянулось время, а такой миг никак не наступал. И напуганные дети, и четверо их весьма нервных захватчиков непрестанно перемещались по салону. Пара террористов, присоединившихся к основной группе уже здесь, на границе, и вовсе торчала за автобусом. Причем время от времени эти двое — Сутулый и Безрукавка — прогуливались «в гости» к сомалийским пограничникам.

Час за часом бойцы ГИГН изнывали на камнях под палящим солнцем. Их командир постоянно поддерживал связь с официальными лицами, ведшими с террористами переговоры.

— А вот это уже кое-что, парни, — с воодушевлением протянул в микрофон Пруто. — Они готовы принять еду для детей!

Бойцы оживились. И действительно, в 14.00 они увидели через прицелы, как террористы принимают из рук двух белых женщин обеды. Сдобренную транквилизаторами и снотворным пищу заранее расфасовали в пластиковые армейские подносы с отсеками для салата, второго блюда, сластей и прочего.

Изголодавшиеся ребятишки жадно накинулись на еду. Вскоре похитители выбросили из автобуса груду подносов, а детей сморил сон. Постепенно почти все они повалились на сиденья и друг на друга: в окнах не осталось их голов. Наконец-то! Этого момента Кристиан Пруто и его люди дожидались свыше 10 часов. Сейчас капитан потерпел еще немного, надеясь, что два террориста все-таки выйдут из-за автобуса. Однако этого не происходило, и капитан решил более не искушать судьбу.

— Feu! — произнес Пруто в микрофон. — Огонь!

Восемь пуль особого французского калибра 7,5 миллиметров уложили четверых террористов в автобусе наповал. Пятый террорист рефлекторно выскочил из-за автобуса и тут же был сражен сразу несколькими выстрелами.

— En avant! — скомандовал Пруто. — Вперед! Снайперские винтовки в ближнем бою — штука почти бесполезная, поэтому бойцы вскочили с мощными револьверами «Таурус» калибра 0,44 дюйма. Бежать с затекшими мышцами было нелегко, однако не это было главным. С сомалийского погранпоста по жандармам открыли огонь!

— Se couche! — крикнул капитан, бросаясь на землю. — Ложись!

В тот же миг легионеры ударили по сомалийцам из всех видов стрелкового оружия, включая пулеметы на бронемашинах. Стрельба с погранпоста прекратилась.

— En avant! — вскакивая, вновь закричал Пруто.

Увидав, что поддержки со стороны сомалийских друзей ждать не приходится, шестой террорист обежал автобус на глазах французов. В него выстрелили, но для прицельного огня из револьверов расстояние было еще слишком велико. Террорист прыгнул внутрь и открыл огонь по детям прямо со ступенек.

Через мгновение сразу несколько пуль впились ему в спину. Выбросив безжизненное тело, коммандос ворвались в автобус. Перестрелка разбудила детей, и они вжимались в сиденья, с ужасом глядя на истекающие кровью трупы террористов в проходе.

Еще теплое, но безжизненное тельце маленькой девочки Кристиан Пруто вынес на руках: лишь одну ее успел застрелить шестой подонок. Если бы не его дружки среди сомалийских пограничников, девочка осталась бы жива, ведь тогда французы добежали бы до автобуса на пару мгновений быстрее. Но именно этих мгновений не хватило, чтобы пристрелить шестого террориста прежде, чем тот вскочил на подножку.

Зато другие дети, 29 мальчиков и девочек, остались целы и невредимы, хотя и пережили сильнейший стресс.

Пока жандармский спецназ разбирался с автобусом, легионеры осмотрели сомалийский погранпост. Крупнокалиберные пулеметы продырявили здание насквозь. Никто из десяти пограничников не подавал признаков жизни: их тела содержали впятеро больше свинца, чем необходимо для смерти.

Кристиан Пруто и 8 его бойцов из ГИГН провели 4 февраля 1976 года блестящую операцию, которая стала таким же образцом для контртеррористических подразделений других стран, как и освобождение бельгийского лайнера израильским «Саерет маткаль» 9 мая 1972-го.

Однако удивительным образом повел себя Мухаммад Барре. Президент Сомалийской Демократической Республики умудрился предъявить Франции претензии за гибель своих солдат и сержантов на погранпосту. Завоевывая в народе дешевую популярность, чернокожий диктатор поклялся отомстить «неверным» и принялся концентрировать войска на границе с французской колонией. Погибшие пограничники были объявлены героями.

Такое уж было время: целые страны — Сомали, Уганда, Судан, Ливия, Алжир, Сирия, Ирак, Южный Йемен — открыто поддерживали терроризм, а то и сами в нем участвовали. Вот почему операция в Лояде не могла окончательно пресечь деятельность Фронта освобождения сомалийского берега.

Спустя год колонизаторы оставили Французскую Территорию Афаров и Исса. Сомалийский президент приписал уход французов страху перед своей армией. Хотя в целом своей цели Барре так и не добился: идти под его правление не пожелали даже отморозки из Фронта освобождения сомалийского берега. В бывшей колонии было провозглашено независимое государство Джибути.

Поверьте, читатель: с уходом белых жизнь здесь лучше не стала. Наоборот! Выросла безработица и нищета, жители умирают от СПИДа, созданные французами инфраструктура и кое-какая промышленность приходят в упадок.

Ну а что же Барре? Посвятим ему еще несколько слов хотя бы потому, что с его страной связаны другие знаменитые освобождения заложников, о которых читатель узнает из этой книги. В конце концов террористические «игры» вышли диктатору боком. В Сомали расплодились вооруженные банды, и страна с каждым годом погружалась в пучину анархии. Поскольку правительственные войска этому пытались препятствовать, банды на время объединились и в 1991 году свергли правительство Барре. Диктатор едва успел сбежать в соседнюю Кению.

На словах власть перешла к Объединенному сомалийскому конгрессу. Однако на деле в стране воцарилась полная анархия. В 1993 году замирить сомалийцев попытались американские войска. Но и лютый враг США по имени Усама бен-Ладен не дремал. В Сомали направились моджахеды «Аль-Каиды», чтобы поделиться с чернокожими единоверцами афганским опытом применения стингеров[12] против вертолетов.

Потеряв несколько машин, американцы покинули негостеприимную землю: разноплеменные отряды остались наедине друг с другом.

Бен-Ладен не замедлил воспользоваться уходом американцев. «Аль-Каида» покрыла Сомали сетью тренировочных лагерей для местной радикальной организации «Аль-Итихат аль-Исламия». Чтобы снизить издержки, профессиональный менеджер бен-Ладен научил негров самостоятельно зарабатывать на терроризм.

Сегодня в качестве источника финансирования боевиков под их охраной существует сеть небольших банков и пунктов обмена валюты — они совершенно неподконтрольны правительству. Другой источник доходов — торговля заложниками. Их сомалийцы захватывают ежедневно, но об этом редко становится известно: в стране почти не осталось журналистов, дипломатов, представителей гуманитарных миссий.

За рубежом о Сомали вспоминают только когда в плену оказываются иностранные граждане. Так, в апреле 2001 года одна из банд потребовала 50 тысяч долларов в обмен на жизни четверых российских моряков с траулера «Горизонт-2». Захвату траулера в порту Кисмайо способствовал не кто иной, как сомалийский партнер российской компании «Европа-транс». Увы, в мире не существует силы, которая могла бы изловить и судить подлеца.

Реальная экономика в стране практически отсутствует. Ароматические смолы (камедь, ладан, мирра) — вот и все, что Сомали может предложить на мировом рынке. Доходы от этого щекочущего ноздри товара идут на вооружение одних сомалийских негров против других. В стране не существует таможни, полиции, регулярной армии и… пограничников. Сегодня уже некому было бы помешать бойцам ГИГН провести молниеносный штурм весело расписанного школьного автобуса.

Из показаний и дневников освобожденных заложников можно составить многотомную эпопею. Мы же ограничимся воспоминаниями пассажиров, которые безоблачным утром 27 июня 1976 года направлялись из Тель-Авива в Париж на борту аэробуса А-300 компании «Эр Франс».

Француженке Жюли Ойзерман исполнилось в ту пору 62 года. Свой рассказ парижскому следователю капитану Жану Дювалю Рагону она начала с промежуточной посадки, которую аэробус совершил в Греции. Кое-что наблюдательной женщине сразу показалось довольно странным:

— В Афинах к нам в туристский салон прошли двое молодых арабов, которые несли зачем-то консервные банки с финиками. Один араб был рыжим, но позднее я узнала, что это парик. Следом вошла пара, беседующая по-немецки. Длинноволосому мужчине было лет тридцать. Женщина в синей одежде выглядела немного моложе. К тому же и ее волосы отливали синевой. Немцы скрылись в первом классе. Вскоре после взлета я заметила, что один из арабов, стоя ко мне спиной, разговаривает со стюардом.

Пальцы Рагона замерли над клавиатурой пишущей машинки, и он быстро перебил:

— На каком языке шла беседа?

— Я не слышала ни слова, — покачала головой мадам Ойзерман. — Когда стюард поднял руки над головой, я не поверила своим глазам. У меня мелькнула мысль, что это, конечно же, шутка. Стюард отшатнулся, и я поняла, что араб наставил на него какое-то оружие. Потом, словно во сне, я смотрела, как другие стюарды и стюардессы тоже поднимают руки, ложатся в проход между креслами, лицами вниз. И складывают руки на затылке.

Жюли Ойзерман не видела, что в эту минуту немецкая пара ворвалась из салона первого класса в кабину пилотов. Пистолет-пулемет немец пронес на борт под пиджаком. В то злополучное воскресенье наземный персонал международного афинского аэропорта Элиникон бастовал.

— Затем в туристский салон вбежала немка и, размахивая пистолетом, что-то завопила, — продолжала Жюли Ойзерман. — В немецкой речи я лишь разобрала несколько раз «Че Гевара». Потом один из французских стюардов стал переводить эти крики на английский. Стало ясно, что мы захвачены ради «арабской и мировой революции». Самолет отныне следовало называть не «Эр Франс», а «Арафат».

Следователь Рагон переспросил с интересом:

— Арафат? Они сказали, что являются людьми Ясира Арафата?

Женщина поморщилась:

— Ну, именно так они не говорили. Возможно, они просто прикрывались его именем. Возможно, это имя для них — важный символ?

Офицер оторвал глаза от пишущей машинки, улыбнулся:

— Вы меня об этом спрашиваете? По-моему, Арафат — это священный для мусульман холм в окрестностях Мекки. У его подножия каждый паломник во время хаджа должен провести хотя бы сутки. Четверть века назад исламский экстремист из Египта по имени Мухаммад Абд ар-Рауф аль-Кудвах аль-Хуссейни укрылся под псевдонимом «Ясир Арафат»… Но извините, мадам, мы уклонились. Что же было дальше?

Женщина прикрыла глаза.

— Под страхом расстрела на месте нам запретили двигаться, — медленно заговорила она. — Невысокий бородатый мужчина попробовал возражать. Кстати, в его французской речи слышался сильный ивритский акцент. Бородатого спихнули на пол и стали пинать ногами. Меня удивило, что особенно усердствовала немка, она старалась причинить мужчине сильную боль. Затем террористы отобрали у нас все документы и при этом аккуратно записали на бумаге, у кого какие удостоверения отняты…

Лишь один греческий полицейский не спал, когда в 6.17 утра в терминале появились будущие угонщики. Страж порядка профессионально описал квартет террористов. Немкой оказалась Габриэль Крош-Тидеманн. Несмотря на молодость — фройляйн Крош-Тидеманн едва исполнилось 24 года — она уже была «звездой» международного терроризма.

— Мы все замерли в креслах, — вспоминала мадам Ойзерман. — Старший стюард сказал, что все будет в порядке и нам незачем волноваться. Хотя сам он был бледен и трясся от страха, пассажиры успокоились. Кто-то просто молчал, матери занимались детьми, некоторые даже продолжали читать. По проходу покатили свои столики стюардессы, предлагая напитки и бисквиты, будто бы ничего не произошло. Никто не представлял, куда летит самолет. Когда я в сопровождении немки отправилась в туалет, то увидела, как арабы и немец что-то говорят в радиопередатчик…

Полгода назад Габи Крош-Тидеманн вместе с Карлосом Шакалом похитила в Вене сразу 11 министров стран ОПЕК и доставила их в Алжир.

Как мы с вами помним, в 20 лет Габи вступила в «Движение 2 июня», которое тогда соперничало по числу терактов со знаменитой «Фракцией Красной Армии». Свое название «Движение 2 июня» получило в память об антишахской демонстрации в Берлине 2 июня 1967 года, когда полицейский случайно застрелил одного из юных буянов. Злая ирония судьбы заключалась в том, что молодые люди протестовали против зверств иранской охранки САВАК, а спустя пару лет объединились в террористические банды и принялись творить еще худшие зверства — уже самостоятельно.

Поначалу западногерманские террористы взрывали правительственные и натовские объекты, убивали полицейских и грабили банки. Позднее такой гений международного терроризма, как Карлос Шакал, объяснил немецким радикалам, что терроризм не знает границ. Наличном примере он доказал им также, что даже многочисленные взрывы, грабежи и убийства не дадут славы, какую приносит угон одного-единственного самолета.

Но вернемся в кабинет капитана Рагона.

— В полдень старший стюард объявил, что самолет произвел посадку в Бенгази, — продолжала рассказ Жюли Ойзерман. — Прошел час, другой, а мы сидели молча, одолеваемые мрачными предчувствиями. Все понимали, что пребывание в Ливии, которая стремится уничтожить Израиль, не сулит ничего хорошего. Разговаривать нам было запрещено. За иллюминаторами виднелись пожарные машины, на земле сидели солдаты. На ужин стюардессы подали сок в банках с арабскими надписями. Следователь оторвал голову от машинки:

— Вы читаете по-арабски?

Женщина посмотрела на него с удивлением.

— Нет, довольно того, что я читаю по-французски и по-английски, — заметила она.

Настроение даже улучшилось, когда самолет наконец поднялся в воздух. Один мужчина отважился заметить, что мы летим в южном направлении. Немка тут же набросилась на него с криками, которые походили на лай. Она расхаживала по проходу, одной рукой почесывая свою шевелюру странного синеватого цвета. Неожиданно я поняла, что это парик. Парик понадобился Габи Крош-Тидеманн, чтобы изменить внешность: быть «звездой» терроризма, конечно, очень «почетно», но «звезду» знает в лицо полиция многих стран. В другой руке немка держала гранату, и неустанно рычала, чтобы заставить нас молчать. Даже в туалет следовало проситься молча — поднимая палец.

Габи Крош-Тидеманн была влюбчивой особой. После безумно дерзкой затеи с похищением нефтяных министров падкий на женщин Карлос Шакал предпочел другую террористку, а брошенная партнерша назло ему влюбилась в члена «Движения 2 июня» по имени Бернар Хаусман, который проходил подготовку в йеменской пустыне.

Мы приземлились в кромешной тьме, около половины четвертого ночи, — продолжала давать показания мадам Ойзерман, и капитан Рагон сопровождал ее слова стуком клавиш. — Стюард объявил, что мы в Уганде. По салону пронесся шепот, никто толком не знал, где находится эта страна. Когда кто-то сказал, что в Уганде правит Иди Амин, я перепугалась. Амин много раз заявлял, что восторгается Гитлером. Повеяло атмосферой последней войны: меня привезли в страну, где правит поклонник фюрера…

Заложникам рейса № 139 было невдомек, что злобное поведение девушки объясняется ее личной драмой. Роман с Бернаром Хаусманом продолжался недолго. Весной 1976 года этот 25-летний парень вылетел из Вены в Израиль. Едва Бернар ступил на бетон Земли обетованной, наблюдавшая за высадкой офицер службы безопасности приветствовала белокурого гостя:

— Шалом! Будьте добры, откройте свой чемодан.

Стоило Бернару щелкнуть замками, как взрыв разорвал в клочья и его, и бдительную израильтянку. Когда ТВ сообщило о взрыве в аэропорту Бен-Гуриона, лидер НФОП Вади Хадад чертыхнулся: он надеялся, что Хаусман откроет чемоданчик еще в воздухе.

Известие о гибели немецкого туриста и женщины из. «Секъюрити» заставило сердце Габи дрогнуть от дурного] предчувствия. Вскоре девушке позвонил сам доктор Хадад и выразил соболезнование: «Твоего друга в аэропорту убили сионисты — бросили в него гранату». В тот день неуравновешенная Габи долго билась в истерике и дала страшную клятву — отомстить.

— Нас продержали в самолете больше шести часов, — порой Жюли Ойзерман не верилось, что все это происходило с ней на самом деле. — В иллюминаторах виднелось едва освещенное здание аэропорта, от которого к самолету бежали чернокожие полицейские и солдаты. На самолет нацелили огромные прожекторы, и стало светло, как днем. В десять утра нам приказали покинуть самолет и привели всех в центральный зал аэропорта. Отсюда мы увидели озеро Виктория — бескрайнее, как море: А спустя несколько минут мы услышали вертолет. Скоро в зал вошел огромный негр в военной форме. Рядом с ним был мальчик лет восьми точно в такой форме, с теми же знаками различия и орденами.

— Негр оказался Большим Папой? — вырвалось у следователя.

Он едва успевал записывать. Женщина закивала:

— Верно, Иди Амин с сыном шел в толпе пассажиров, пожимал всем подряд руки и повторял с широкой улыбкой: «Добро пожаловать в Уганду!» Одна израильская девушка обратилась к нему со словами «мистер президент». Он поправил ее: «Я — Его Сиятельство аль-Хаджи, фельдмаршал, доктор Иди Амин Дада, кавалер Британского Креста Победы, кавалер ордена «За безупречную службу», кавалер «Военного креста», назначенный Всемогущим Богом быть вашим спасителем».

— Перечисляя свои титулы, Большой Папа ни разу не сбился?

Мадам Ойзерман отрицательно покачала головой:

— Ни разу, видимо, он привык так себя представлять. С нашим «спасителем» прибыл врач-палестинец. Вместе с медсестрой он бегло осмотрел несколько человек. Соломону Рубину, страдавшему сердечной недостаточностью, врач выдал несколько таблеток аспирина…

Слова лились из Жюли Ойзерман сплошным потоком, словно плотину прорвало. Вместе со словами уходило страшное нервное напряжение, в котором пребывает всякий заложник.

Габриэль Крош-Тидеманн с удовольствием лично перебила бы пассажиров вместе с членами экипажа, если бы это входило в планы ее руководителей. Но в ходе «акции» террорист вынужден сдерживать душевные порывы. Поэтому пока девушка мстила за гибель Бернара лишь бранью и криками. Габи не подозревала, что ее друга убили вовсе не сионисты.

…К середине 1970-х годов главными террористами Восточного полушария стали западные немцы и палестинские арабы. Почему именно они? Немецкую молодежь гнал в террористическое подполье протест против того, что у власти в ФРГ находятся бывшие фашисты, которые, как и при Гитлере, возводят гонения на марксистов. Арабская же молодежь была жертвой «общего арабского дела», которое заключалось в уничтожении Израиля.

Глобализация подтолкнула тех и других террористов к сотрудничеству и взаимопомощи. Поскольку к этому времени лидеры РАФ и «Движения 2 июня» сидели в тюрьмах, руководство западногерманскими экстремистами в значительной степени осуществляли главари НФОП. Действовали антифашисты уже не столько против властей ФРГ или баз НАТО, сколько против Израиля.

Однако прокрустово ложе логики оказалось слишком тесно для того, чтобы запихнуть в него сразу и ненависть к фашизму, и ненависть к Израилю: одна ненависть явно противоречила другой. С точки зрения логики, из ненависти к фашизму должны проистекать симпатии к Израилю. Оборотной же стороной ненависти к Израилю являются симпатии к фашизму, жертвами которого стали свыше шести миллионов евреев. Именно Холокост убедил ведущие державы в том, что евреи должны иметь государство, в котором они могли бы укрыться при угрозе истребления.

Бернар Хаусман не проявил особых талантов и никакой ценности для руководителя НФОП Вади Хадада Не представлял. Более того, доктор Хадад заподозрил, что Хаусман может работать на БНД (ВКВ) — Федеральную разведслужбу Западной Германии. Улыбаясь в усы, доктор Хадад назвал очередное свое изобретение «ходячей бомбой». «Фронтовики» незаметно установили в чемоданчике Бернара Хаусмана взрывное устройство, срабатывающее при открытии замков.

Сегодня минирование чужого чемодана кажется, как ни цинично это звучит, наивной шалостью. Хадад не предполагал, что спустя 15 лет благодаря невиданному всплеску исламского фундаментализма тысячи молодых людей будут готовы расстаться с жизнью совершенно добровольно. Причем смертник сам приложит все усилия, чтобы незаметно пронести на борт взрывчатку.

Но вернемся в поздний вечер среды 30 июня 1976 года, в офис французской разведки ДСТ.[13] Заметим также, что в кабинетах, расположенных по соседству, коллеги капитана Рагона допрашивали других вырвавшихся из Уганды заложников.

Грандиозный теракт еще не завершился: похитители лишь добровольно отпустили часть неизраильтян. Угнанный французский самолет по-прежнему стоял в главном аэропорту Уганды. Спецслужбы Франции и особенно Израиля, как губки, поглощали информацию о том, кто, где и как содержит заложников.

— Многие пассажиры увидели в Иди Амине официальное лицо, государственного деятеля, который гарантирует нашу безопасность и вырвет нас из рук пиратов, — продолжала тем временем рассказ парижскому следователю Жюли Ойзерман. — Он пообещал сделать все, чтобы наше пребывание в Уганде было удобным. Целая толпа африканок внесла кресла, и нам подали завтрак: чай, хлеб, масло, яйца, бататы и бананы. Заложники благодарили Амина рукоплесканиями, а тот в ответ разразился длинной речью.

— Разрешите закурить? — попросил Жан Дюваль Рагон, доставая зажигалку. — О чем же говорил Большой Папа?

— Курите на здоровье, мсье следователь, — через силу усмехнулась женщина. — Суть слов Иди Амина заключалась в том, что палестинцам необходимо создать государство на оккупированных Израилем землях. Когда стало темнеть, злая немка показала линию на полу, которую мы не должны были переступать, иначе будут стрелять. Линия перерезала подступы к окнам и дверям. Спалось всем плохо. Открывая глаза, я видела силуэты немцев с оружием. Казалось, им неведома усталость: за всю ночь они ни разу не присели. Угандийские солдаты охраняли нас снаружи метрах в двадцати от здания…

Пуская клубы дыма, капитан Рагон ловко догонял пальцами быстро разбегающиеся клавиши.

— Немец не выпускал из рук автомата, а другие пираты — пистолетов и ручных гранат, — вспоминала мадам Ойзерман. — К террористам присоединилась подмога, двое вооруженных арабов, видимо, папестинцы. Один из израильтян сказал, что это члены филиала НФОП в угандийской столице Кампале. Террористы отлично ладили с угандийскими солдатами, шутили с ними, угощали их сигаретами. На другой день, во вторник, Иди Амин вновь побывал у нас. Он сказал, что будет добиваться освобождения стариков, инвалидов и женщин с маленькими детьми.

— Имел ли Большой Папа в виду израильтян тоже? — уточнил следователь.

Женщина покачала головой:

— Нет, но главную новость он приберег на прощание. Оказывается, пираты готовы были освободить сорок человек, а он, Иди Амин, уговорил их освободить аж целых сорок семь! Перед ужином к нам в зал вошел немец с автоматом и списком в руках. Уже на четвертой или пятой фамилии все поняли, что он вызывает только израильтян. Люди с вещами переходили в другое помещение, на которое указывала пистолетом злобная немка. У многих были слезы на лицах: все это слишком напоминало Холокост! Нам, оставшимся, было стыдно…

Даже если бы «фронтовики» признались Габи, что послали ее друга в Израиль на верную смерть, она бы не поверила. От немецких и арабских экстремистов фройляйн Крош-Тидеманн видела только хорошее: секс, рестораны, романтику подполья, полные приключений путешествия.

— Ушли восемьдесят три человека, — припоминала недавняя заложница. — Следом за ними отправился Иди Амин. До нас доносились отдельные его слова, и несколько раз я услышала «шалом». Потом израильтяне зааплодировали. Мы провели ужасную ночь, хотя знали, что скоро вырвемся отсюда. Наступила среда, и нас, счастливчиков, вновь посетил Иди Амин. Мне казалось странным, что в аэропорту ни разу не побывал французский посол.

Диктатор пожал каждому из нас руку, пожелал счастливого пути и напомнил, что он наш добрый друг.

Описание, сделанное полицейским из аэропорта Эдиникон, помогло в ходе подготовки операции по освобождению заложников установить и личность напарника Габи, который руководил захватом рейса № 139. Немец Вильфред Безе был другом Карлоса Шакала — ну, насколько вообще у Карлоса могли быть друзья, а не соратники по борьбе. Безе на пару с Иоханнесом Вайнрихом (самым давним соратником Карлоса) возглавлял «Революционные ячейки» — западногерманскую организацию анархистов.

Террористической подготовкой и опытом Вильфред превосходил невезучего Бернара Хаусмана на две головы. Да и собой Вильфред был весьма хорош — длинноволосый, обожавший красные рубашки со светлыми брюками и пуловерами. Отрыдав по Хаусману, Габи Крош-Тидеманн близко сошлась с Безе.

— Многих из нас охватило чувство, будто мы предаем оставшихся заложников, — сказала мадам Ойзерман в заключение. — Одна монахиня просила, чтобы ее оставили взамен кого-нибудь из израильтян постарше или инвалида. И еще одна француженка лет пятидесяти пяти предложила то же самое. Но похитители не собирались ничего менять в своих планах. Мы, сорок семь человек, сели в автобус и скоро оказались во французском посольстве.

Следователь понимающе улыбнулся:

— Наконец-то вы поверили, что у Франции установлены дипотношения с Угандой.

— О, да, — грустно улыбнулась в ответ измученная женщина. — Посол пожал каждому из нас руки, угостил апельсиновым соком. Потом нас отвезли в другой, новый аэропорт и посадили в самолет. Спустя девять часов мы прибыли в аэропорт де Голля, после чего я и оказалась перед вами, мсье следователь. Для меня все закончилось. Для меня — но не для них. В Энтеббе осталось свыше двухсот заложников.

Один из принципиальных вопросов, на который требовалось найти ответ спецслужбам, касался личности самого угандийского диктатора Иди Амина по прозвищу Большой Папа. Вступил ли он в сговор с террористами заранее или они выбрали его страну только потому, что знали о его антиизраильских настроениях? Иными словами, является ли президент суверенной Уганды членом террористической шайки, либо он всего лишь симпатизирует НФОП?

…У рейса № 139 имелся летописец куда более дотошный, чем французская гражданка Жюли Ойзерман. Израильский студент-медик Моше Перец от безделья делал короткие пометки на обратной стороне своего авиабилета. В Афинах рядом с Перецом по иронии судьбы сел один из арабов — усатый, в желтой рубашке.

Через несколько минут после взлета из салона первого класса послышался сильный крик, и Моше решил, что кто-то упал в обморок. Араб в желтой рубашке ринулся туда, как по команде. Педантичный студент взглянул на часы и записал время: 12.10. Спустя еще ровно две минуты из первого класса пришли перепуганные стюардессы с трясущимися руками. Девушки начали было успокаивать ничего не понимающих пассажиров. Но тут бортовое радио разнесло истеричный голос Габи Крош-Тидеманн.

— Самолет захвачен Группой Че Гевары и Батальоном Газы, подразделениями Народного фронта освобождения Палестины! — орала «звезда» в микрофон по-английски с сильным немецким акцентом. — Все пассажиры должны поднять руки вверх и не двигаться!

От слов «Че Гевара» 26-летнего Моше Переца охватил страх: последователям неукротимого аргентинского революционера ничего не стоило взорвать самолет. У входа в салон первого класса встали два пирата с пистолетами и фанатами в руках. Они принялись вызывать пассажиров по очереди и обыскивать на предмет выявления оружия. Несколько человек добровольно сдали ножи с вилками.

Аккуратный почерк студента становился все более лихорадочным. Теснясь и толкаясь, ивритские загогулины покрывали справа налево салфетки, рекламные проспекты и даже гигиенические пакеты. Наконец, борт через Ливию прибыл в Уганду.

В 6.20 утра 28 июня 1976 года Перец записал, что командир пиратов поблагодарил пассажиров за проявленное терпение и объявил, что сейчас он ведет переговоры с угандийским правительством. На Вильфреде Безе была неизменная красная рубашка, а в руках он сжимал пистолет-пулемет, который мадам Ойзерман назвала автоматом.

В 8.00 длинноволосый Безе вновь обратился к пассажирам:

— Вам не о чем беспокоиться. Приятного аппетита. Вы впервые в жизни позавтракаете в Уганде, не правда ли?

Это правда едва не обернулась ложью. На завтрак каждому досталось лишь по булочке: провизия в самолете закончилась. В 9 часов пассажиры увидели на летном поле огромную фигуру Иди Амина. Он дружелюбно беседовал с Безе и арабом в желтой рубашке. Вернувшись на борт, Вильфред объявил:

— Главная опасность позади. Прошу вас помнить, что мои товарищи и я — не какая-нибудь банда жестоких убийц. Мы уже открыто заявили, что похищение совершено НФОП. Мы не собираемся проводить массовое убийство пассажиров. Наша цель — всего лишь привлечь внимание широкой публики к некоторым проблемам.

Изматывающее ожидание завершилось после полудня. Под настороженными взглядами пиратов заложники покинули самолет. Решив, что они уже освобождены, некоторые пассажиры на прощание помахали пиратам руками. Угандийское ТВ засняло эту дивную сцену.

В 14.15 состоялся первый ланч в огромном, темном и грязном здании главного угандийского аэропорта Энтеббе. Чернокожие служащие обнесли пассажиров котелками с рисом и мясом. Израильская часть пассажиров отнеслась к блюду чрезвычайно осторожно. «Я боюсь есть мясо, — записал Моше Перец. — А вдруг это мясо жирафа?»

За ланчем пассажиры обсуждали перспективы прибытия в Париж. Опытные воздушные путешественники уже прикинули, что от Уганды до Парижа около 10 часов лета: если вылететь немедленно, то в Париж можно попасть ночью. Чернокожие операторы ТВ продолжали перекатывать камеры на треногах по залу ожидания.

В 17.20 в кадре появился Иди Амин в зеленом берете и с «крылышками» израильских ВВС на кителе. Некогда диктатор окончил летное училище в Израиле; там же прошли подготовку лучшие угандийские военные и полицейские. Заложники встретили Большого Папу аплодисментами.

— Некоторые из вас меня знают, некоторые — нет, — громогласно объявил диктатор. — Для тех, кто не знает, я фельдмаршал доктор Иди Амин Дада. Только благодаря мне вам позволили выйти из самолета и остаться в Уганде. Кстати сказать, Израиль полностью отклонил требования похитителей, в то время как другие страны их приняли…

Эти слова утонули в шуме рукоплесканий. В 19.35 угандийцы подали ужин: мясо с картофелем и зеленым горошком, а на закуску — маленькие бананчики. Французские летчики увязли в бесконечном споре с пассажирами о том, каким образом пираты попали в самолет. После ужина появился чернокожий врач и раздал всем по паре антималярийных таблеток.

В 22.45 измученные путешествием, ожиданием и страхом люди повалились спать прямо на грязный пол. Стояла тропическая жуткая духота, и пассажиры разделились на два лагеря: одни храпели, а другие не могли из-за этого уснуть.

Во вторник после завтрака радио подтвердило, что Израиль отказался принять ультиматум воздушных пиратов. Пассажиры забеспокоились: они начали понимать, что пребывание в Уганде может затянуться. Террористы отвели наружное оцепление угандийских солдат на 50 метров от здания и позволили женщинам вывести детей на прогулку. За обедом студент Перец предложил будущей ночью разделиться:

— Пусть храпуны спят вот в том углу, а мы ляжем в этом.

Во вторник вечером пассажиров действительно разделили, но вовсе не по способности храпеть. Моше Перец записал: «19.10. Пассажирам с израильскими паспортами приказано покинуть центральный зал аэропорта. Женщины плачут. Чувствую себя так, словно иду на расстрел. Похитители роются в ручном багаже, находят фотоальбомы о войне Судного дня и с наслаждением перелистывают их на наших глазах. Отбирают фотоаппараты и некоторые личные принадлежности. Поперек дверного проема прибили вертикальную планку, а накрест — горизонтальную. Мы вынуждены согнуться и буквально протискиваться туда. Израильтянам с гражданством других стран также приказано следовать за нами».

В смежном помещении израильские заложники обнаружили маленькую комнату, отчасти заставленную картонными коробками. Похитители объявили, что коробки начинены тротилом. Сперва люди боялись прикасаться к коробкам, но спустя время разложили на них одежду. Один мужчина попросил у араба подушку для ребенка. В ответ террорист ударил его по голове рукоятью револьвера и выругался. Началась вторая ночь в Уганде.

В среду 30 июня 1976 года около полудня студент Перец записал, что прилетел вертолет с Иди Амином. Израильтяне возмутились, услыхав в центральном зале бурные рукоплескания в честь угандийского вождя. Однако когда Амин заявился в смежное помещение с приветствием «шалом», израильтяне тоже захлопали. Диктатор пообещал одеяла с подушками и пояснил, что похитители имеют претензии не к самим заложникам, а к «фашистскому», как он выразился, правительству Израиля:

— Если ваш премьер-министр не согласится на требования палестинских партизан, значит, ему безразлична судьба собственных граждан.

— Почему вы даже не пытаетесь нас освободить? — крикнула Амину одна из женщин. — Неужели ваши солдаты не в силах разоружить террористов?

В ответ диктатор блеснул ослепительно белыми зубами:

— О-о, если бы мои люди только попытались сделать что-то подобное, вас бы уже не было в живых. Здание заминировано.

После отбытия высокого посетителя Моше Перец набрался смелости и поинтересовался у длинноволосого пирата в красной рубашке:

— Принял ли Израиль требование об освобождении заключенных?

Вильфред Безе не выругался, не повел грозно стволом. Коллега Шакала был спокоен. Он отрицательно качнул головой:

— Еще нет.

«Они не собираются нас убивать, — записал после этого студент. — Иногда с ними можно спокойно разговаривать. Большей частью они расхаживают среди нас с пистолет-пулеметами за спиной. Но у тех, кто сторожит вход в здание, оружие наготове. Тем временем половину неизраильтян уже освободили. Наша судьба решится в ближайшие сутки… Люди играют в карты, читают книги и обсуждают различные возможности, открывающиеся перед террористами».

В четверг 1 июля ровно за два часа до истечения срока ультиматума террористов вновь появился Иди Амин. Всякий раз и он, и его сын были одеты в военную форму какого-либо рода войск. Президент Уганды важно сообщил:

— Я веду переговоры с правительством Израиля через своего друга полковника Бар-Лева. Но пока переговоры провалились из-за упрямства израильской стороны. Могу, однако, обрадовать вас. Я убедил партизан перенести крайний срок ультиматума на одиннадцать утра в воскресенье четвертого июля.

«Израильтяне угнетены, тихи, печальны, молчаливы, — записал Моше Перец. — Каждый погружен в себя. Дети играют по-прежнему. В 14.00 освобождена вторая партия французов».

Пираты, исполненные чувства собственного всемогущества, изобрели себе развлечение. Они стали выкрикивать израильтян по списку, и названный должен был отреагировать поднятием пальца. Затем пират пристально изучал поднятый палец, после чего вносил какую-то неведомую отметку в список. Как следовало поднимать палец и что именно высматривают в нем террористы, было непонятно.

Охваченные ужасом люди терялись в догадках: кого из них казнят первыми? Один 16-летний юноша не сразу показал палец, за что араб немедленно с бранью ударил его по лицу. Затем четверых мужчин куда-то увели, и пошел слух, будто их пытали электричеством. Еще одного мужчину и в самом деле избили. Молодую миловидную женщину отвели в сторонку и запугали до умопомрачения описанием сцен насилия над ней.

В 16.00 израильтян вернули назад, в центральный зал аэропорта, где находились люди, оставшиеся с ними из солидарности: экипаж лайнера и несколько молодых французов. Заложников охватило чувство единения, а еще спустя два часа они запрыгали от радости: правительство Израиля приняло все требования угонщиков! Люди принялись обниматься и целоваться.

Но тяжелый осадок лежал на душе у каждого: было ясно, что уступка лишь подхлестнет терроризм. Свободное передвижение израильских граждан по миру становилось проблематичным, и еврейская страна превращалась в гетто — именно эту цель ставил НФОП с самого своего рождения в 1967-м.

Уложив вещи перед отправкой домой, будущий врач Перец записал: «Пятница, 2 июля, 7. 00. Перед нами появляется Амин в широкополой шляпе с сыном Гамаль Абдель Насером Джвами и красавицей-женой в зеленом платье. Президент поражает нас сразу двумя новостями: Израиль все-таки не принял требований угонщиков, а наше положение очень серьезно, потому что здание обложено тротилом. Оно будет взорвано, если требования террористов не выполнят. Далее Амин заявляет, что отправляется на Маврикий, где обсудит наше положение».

На острове Маврикий в Индийском океане Амину и впрямь предстояло председательствовать на встрече глав стран Организации Африканского единства (ОАЕ). Большинство этих нищих, как и Уганда, стран рассчитывали на финансовую помощь богатой нефтью Арабской лиги. Поэтому ничего хорошего поездка Большого Папы на Маврикий израильтянам не сулила.

Заигрывание с арабами отразилось даже на имени сына Большого Папы. Изначально мальчика звали Джвами. После смерти в 1970 году злейшего врага Израиля — египетского президента Гамаля Абделя Насера — отец прибавил к имени сына все три имени этого не слишком отважного Героя Советского Союза.

Амин рассчитывал вернуться с Маврикия в тот же день, — в пятницу вечером, либо наутро в субботу. Перед уходом он посоветовал заложникам написать открытое письмо в средства массовой информации с просьбой к Израилю согласиться на требования террористов. Этот совет вызвал бурную дискуссию. Большая часть семейных заложников и весь экипаж, за исключением капитана Мишеля Бако, высказались за составление письма. Седовласый капитан и молодые холостяки, вроде Моше Переца, были против.

К вечеру письмо с благодарностью Иди Амину за его заботу было готово. Главное — в нем содержалась просьба к израильскому правительству освободить заключенных в тюрьмах террористов. Похитителям текст понравился своей искренностью и убедительностью. Литературная работа «взрослых» подтолкнула молодых заложников поиграть в прессу. Ребята вообразили себя корреспондентами различных изданий и принялись освещать проблему собственного освобождения. Этот момент очень характерен: помимо всевозможных тягот нахождения в плену, заложникам не хватает элементарной информации.

Сейчас один израильтянин принялся строчить «редакционную статью» для религиозной газеты, другой — для спортивного журнала. Кто-то вспомнил основателя сионистского движения австрийского журналиста Теодора Херцля, скоропостижно умершего в 1902 году в возрасте 42 лет. В каждом израильском городе имеется улица, названная его именем, есть и целый город Херцлия. Однако для заложников был важен тот факт, что выдающийся организатор и тонкий дипломат Херцль был согласен на еврейское государство где угодно, не обязательно в Палестине.

Вновь и вновь он пытливо рассматривал карту мира, выбирая наименее заселенные и мало-мальски пригодные для колонизации области. Полнимо Палестины, Херцль всерьез рассматривал варианты будущего еврейского государства в Аргентине, на Синайском полуострове и… в Уганде. Дело в том, что при жизни Херцля Палестина находилась в составе Османской империи: не было никакой надежды, что средневековый мракобес султан Абдул-Хамид II позволит евреям создать там свое государство. Зато малонаселенная Уганда, подобно Синаю, была в ту пору британским владением, а с англичанами, справедливо полагал Херцль, можно и договориться.

И вот судьба забросила-таки евреев в Восточную Африку — против их воли и вовсе не для создания государства. Вечером в пятницу наступила первая в плену суббота, шаббат. Тихонько, чтобы не раздражать своих сторожей, заложники затянули праздничные песни. Дни иудейского лунного календаря начинаются с появлением первых звезд на небе.

Но праздника все равно не получилось. Наконец, наступила суббота и по светскому календарю. Моше Перец записал: «Суббота, 3 июля, 5.30. Почти все страдают поносом и рвотой. Видимо, причина в недоброкачественном мясе, т. к. религиозные не ели мяса и здоровы. Унитазы забиты. Вода из цистерн на крыше не поступает в краны через засоренные трубы».

Религиозные евреи никогда не употребляют мясных продуктов, если не уверены, что их приготовление производилось согласно кашруту — своду пищевых ограничений и правил иудаизма. Атмосфера в центральном зале аэропорта была жуткой в прямом и переносном смысле. В 7.30 так и не сумевший уснуть, студент сделал новую запись: «Кое-кого забрали в медпункт, другие лежат и пытаются уснуть. Многие отказались от завтрака».

В 16.45 прибыл Большой Папа Амин, обряженный в форму израильских ВВС и с неизменными «крылышками» израильского парашютиста на груди.

— Только что я вернулся с Маврикия, — раздуваясь от важности, сказал диктатор. — Как вы знаете, на этом острове в Индийском океане под моим председательством прошла встреча стран Организации Африканского единства — на самом высоком уровне! Вашему правительству должно быть стыдно, что оно не желает выполнить простых и понятных требований. Израильские министры играют вашей судьбой!

Одна из заложниц попыталась о чем-то попросить Амина и начала по-английски:

— Фельдмаршал президент Амин… Диктатор обрушился на нее с воплем:

— Не смейте так обращаться ко мне! Мой полный титул фельдмаршал доктор президент Иди Амин Дада!

С этими словами фельдмаршал-доктор-президент удалился, а заложники расселись в креслах, чтобы погрузиться в свои невеселые мысли. Стемнело: еврейская суббота закончилась. Скоро над озером Виктория загрохотала гроза, и бешеные вспышки молний не прибавили в сердцах оптимизма. Впрочем, над самим Энтеббе лишь моросил дождик. Люди стали устраиваться на ночлег.

Последнюю запись Моше Перец сделал на обрывке газеты: «Несколько парней вдруг заговорили, что слышат стрельбу. Люди повалились на пол и друг на друга, матери прикрывали собой детей. Некоторые бросились к туалетам. Стрельба раздавалась все ближе. Я в туалете. Они собрались нас убивать, одного за другим. Слышу крики ужаса».

Но не один лишь студент коротал за дневником время, чтобы не дать памяти исказить подробности плена. Этим занималась еще чета Давидсонов, Сара и Узи. Они летели в Париж вместе с сыновьями: 17-летним Роном и 8-летним Бени.

— Мы не умрем, — повторяла мальчикам Сара. — Мы вернемся домой, в Израиль. Мы все время будем вместе.

Говоря «вместе», она все время боялась, что их разъединят. Слишком свежа была память о гитлеровском геноциде, когда мужчин отделяли от женщин, а детей навсегда разлучали с матерями. Узи наставлял детей:

— Если они отделят мужчин от женщин, вы, мальчики, встаньте рядом с мамой, будьте все время с ней. Рони, не вздумай становиться к мужчинам…

В одну из мучительно долгих минут ожидания Сара Давидсон отважилась заговорить с Вильфредом Безе. Разумеется, имени пирата женщина не знала и называла его про себя «капитаном». Именно так он сам отрекомендовался в воздухе, захватив самолет.

— Когда мы летели из Афин, как вы могли проверить, что пилот действительно направляется в Бенгази? — спросила Сара. — Он мог сделать вид, что выполняет ваш приказ, а на самом деле полететь в Бен-Гурион или куда-нибудь еще.

Безе улыбнулся в ответ.

— Я весьма тщательно изучал сведения об этом, будучи в арабских странах, и научился разбираться в картах и инструментах. Я знал, куда летит самолет, — помолчав, террорист неожиданно добавил: — Ваша страна красивая, действительно, очень красивая.

Сара удивилась:

— Разве вы бывали в моей стране?

Пират опять улыбнулся, но на сей раз промолчал; вот и поговорили. Чуть позднее длинноволосый Вильфред Безе в неизменной красной рубашке и неизменным ПП на плече зачитал заложникам заявление для новостных агентств:

— Французы — враги арабов. Они дали Израилю ядерный реактор. Американцы — враги арабов. Они дают Израилю смертоносное оружие. Но главный враг — сам Израиль и израильтяне.

Поднялся шум, крики страха и протеста. Чтобы не перегнуть палку, Безе добавил:

— Вспомните все прежние угоны самолетов. Вам не причинят вреда, мы не убиваем заложников. Если наши требования выполнят, мы освободим вас и вы вернетесь домой.

Перепуганные люди от облегчения захлопали.

«Аплодисменты убивают меня, во мне все кипит, — записала Сара Давидсон. — Всякая речь «капитана» — аплодисменты. Всякое появление Амина — овация. Я не героиня: нет таких вещей, на которые я бы не пошла, чтобы спасти Узи и мальчиков. Однако в тех рамках, в которых мы можем сохранить свое человеческое достоинство, — зачем унижаться, зачем приветствовать их рукоплесканиями? Мы должны проявлять почтение к Амину, потому что мы в его руках и он решает нашу судьбу. Почтение — но не раболепство!»

В один из бесконечно томительных дней чернокожие солдаты за окнами принялись натягивать на столбах проволоку. Заложники разделились на «партии»: одни полагали, что готовится взрыв здания, другие уверяли, что террористы решили организовать тотальное прослушивание разговоров своих жертв. Нервное напряжение достигло пика, когда вошел угандийский солдат и до ушей улыбнулся, сверкнув зубами:

— Мы натянули проволоку, чтобы вы могли сушить белье. Женщины могут стирать в туалете, а развешивать белье снаружи.

Когда израильтяне еще ютились в маленьком помещении отдельно от других заложников, Сара однажды заметила улыбку и на лице Безе. Набрав побольше воздуха в легкие, женщина попросила:

— Нельзя ли доставить сюда наш багаж из аэробуса? Многие вещи оттуда были бы сейчас очень кстати. У нас нет при себе даже смены белья.

— Поверьте, ваши вещи в целости и сохранности, — объявил «капитан». — Но в Израиле чемоданы загрузили в специальные контейнеры. В Энтеббе просто нет приспособлений для их разгрузки.

Видимо, он не обманывал. Сара спросила себя: «Прекратить этот разговор? Отойти?» Но она продолжила:

— Как вы можете держать нас в таких условиях — без матрацев, без одеял, в такой тесноте?

Террорист достал бумагу и карандашом записал: «Матрацы, одеяла, мыло, стиральный порошок, чистка туалетов».

— Хорошо, я позабочусь об этом, но здесь я уже не командир, — спокойно сказал Безе. — Тут командуют арабы, а я лишь солдат, исполняющий приказы.

Такой ответ снова удивил Сару. «Капитан» вызвал ее интерес. Казалось, он был образованным, интеллигентным человеком. Зачем же он рискует жизнью в интересах палестинцев, что может быть у них общего? Сара Давидсон не знала, что отличное образование, прекрасное воспитание и благородное происхождение в среде западногерманских террористов являлись нормой, а не исключением. 70 % членов радикальных группировок в ФРГ происходили из среднего и высшего классов и только 20 % были из рабочих семей.

Стремление к мировой революции и симпатии к арабам Палестины вполне объяснимо. Материальное благополучие этим людям было обеспечено при появлении на свет. Требовалось на что-то израсходовать заложенную естественным отбором страсть к борьбе. Сытые немецкие интеллектуалы ощущали вину перед «угнетенными и обездоленными» народами бедных стран. Многие молодые немцы искренне верили, что мировая революция справедливо переустроит мир. Одним из них был Вильфред Безе.

— Почему вы здесь? — вырвалось у Сары. Безе с минуту колебался, потом заговорил:

— Палестинцы — несчастные люди, у которых отобрали родину. Я верю в права палестинского народа и не могу оставаться равнодушным к их судьбе. Я просто обязан им помогать. Вот почему я здесь и готов на все ради обездоленных арабов Палестины.

Подобные наборы штампов в те годы озвучивало и советское радио. На это были свои причины. Еврейское население страны стало казаться властям Советского Союза крайне неблагонадежным именно потому, что Израиль готов был предоставить всем, абсолютно всем советским евреям свое гражданство. Но какие же основания ненавидеть Израиль были у «капитана»? Саре не терпелось узнать, что же на самом деле творится в душе похитителя.

— Допустим, что вам, вашему НФОП и арабским странам удастся, боже упаси, уничтожить Израиль, — сказала она. — Тогда выжившие евреи вновь разбредутся по всей Земле. Как вы поступите? Станете ли вы опять угонять самолеты ради несчастного еврейского народа? Или вы готовы воевать лишь за права палестинцев?

Террорист перекинул ПП с левого плеча на правое. Пробормотал:

— Я согласен, евреи должны иметь свое государство. Забыв об опасности, Сара воскликнула:

— Вы согласны, что Израиль имеет право на существование?

— Разумеется, — кивнул Вильфред Безе. — Но либо государство палестинцев должно существовать рядом с вашим, либо вы должны жить вместе, в одном государстве.

Женщина пожала плечами:

— Ваши взгляды противоречат идеям тех людей, которым вы служите и для которых рискуете жизнью. Палестинцы не признают права Израиля на существование.

Террорист ответил:

— Я высказываю свои собственные взгляды и не отвечаю за весь Народный фронт освобождения Палестины. Вы когда-нибудь видели лагеря палестинских беженцев? Вы представляете себе ужасающую нищету, которая царит там? Вы видели их детей?

Нервное напряжение достигло пика, когда вошел угандийский солдат и до ушей улыбнулся, сверкнув зубами:

— Мы натянули проволоку, чтобы вы могли сушить белье. Женщины могут стирать в туалете, а развешивать белье снаружи.

Когда израильтяне еще ютились в маленьком помещении отдельно от других заложников, Сара однажды заметила улыбку и на лице Безе. Набрав побольше воздуха в легкие, женщина попросила:

— Нельзя ли доставить сюда наш багаж из аэробуса? Многие вещи оттуда были бы сейчас очень кстати. У нас нет при себе даже смены белья.

— Поверьте, ваши вещи в целости и сохранности, — объявил «капитан». — Но в Израиле чемоданы загрузили в специальные контейнеры. В Энтеббе просто нет приспособлений для их разгрузки.

Видимо, он не обманывал. Сара спросила себя: «Прекратить этот разговор? Отойти?» Но она продолжила:

— Как вы можете держать нас в таких условиях — без матрацев, без одеял, в такой тесноте?

Террорист достал бумагу и карандашом записал: «Матрацы, одеяла, мыло, стиральный порошок, чистка туалетов».

— Хорошо, я позабочусь об этом, но здесь я уже не командир, — спокойно сказал Безе. — Тут командуют арабы, а я лишь солдат, исполняющий приказы.

Такой ответ снова удивил Сару. «Капитан» вызвал ее интерес. Казалось, он был образованным, интеллигентным человеком. Зачем же он рискует жизнью в интересах палестинцев, что может быть у них общего? Сара Давидсон не знала, что отличное образование, прекрасное воспитание и благородное происхождение в среде западногерманских террористов являлись нормой, а не исключением. 70 % членов радикальных группировок в ФРГ происходили из среднего и высшего классов и только 20 % были из рабочих семей.

Стремление к мировой революции и симпатии к арабам Палестины вполне объяснимо. Материальное благополучие этим людям было обеспечено при появлении на свет. Требовалось на что-то израсходовать заложенную естественным отбором страсть к борьбе. Сытые немецкие интеллектуалы ощущали вину перед «угнетенными и обездоленными» народами бедных стран. Многие молодые немцы искренне верили, что мировая революция справедливо пере устроит мир. Одним из них был Вильфред Безе.

— Почему вы здесь? — вырвалось у Сары. Безе с минуту колебался, потом заговорил:

— Палестинцы — несчастные люди, у которых отобрали родину. Я верю в права палестинского народа и не могу оставаться равнодушным к их судьбе. Я просто обязан им помогать. Вот почему я здесь и готов на все ради обездоленных арабов Палестины.

Подобные наборы штампов в те годы озвучивало и советское радио. На это были свои причины. Еврейское население страны стало казаться властям Советского Союза крайне неблагонадежным именно потому, что Израиль готов был предоставить всем, абсолютно всем советским евреям свое гражданство. Но какие же основания ненавидеть Израиль были у «капитана»? Саре не терпелось узнать, что же на самом деле творится в душе похитителя.

— Допустим, что вам, вашему НФОП и арабским странам удастся, боже упаси, уничтожить Израиль, — сказала она. — Тогда выжившие евреи вновь разбредутся по всей Земле. Как вы поступите? Станете ли вы опять угонять самолеты ради несчастного еврейского народа? Или вы готовы воевать лишь за права палестинцев?

Террорист перекинул ПП с левого плеча на правое. Пробормотал:

— Я согласен, евреи должны иметь свое государство. Забыв об опасности, Сара воскликнула:

— Вы согласны, что Израиль имеет право на существование?

— Разумеется, — кивнул Вильфред Безе. — Но либо государство палестинцев должно существовать рядом с вашим, либо вы должны жить вместе, в одном государстве.

Женщина пожала плечами:

— Ваши взгляды противоречат идеям тех людей, которым вы служите и для которых рискуете жизнью. Палестинцы не признают права Израиля на существование.

Террорист ответил:

— Я высказываю свои собственные взгляды и не отвечаю за весь Народный фронт освобождения Палестины. Вы когда-нибудь видели лагеря палестинских беженцев? Вы представляете себе ужасающую нищету, которая царит там? Вы видели их детей?

Миссис Давидсон была бы немало удивлена, если бы узнала, что школьные друзья дразнили Вильфреда «пацифистом».

— Палестинцев никто не заставлял селиться в лагерях, ООН с самого начала предлагала им создать государство, о котором вы говорите, но они предпочли войну! — возмутилась Сара, однако быстро взяла себя в руки. — Война не может идти вечно, и когда-нибудь ближневосточную проблему решат. Куда вы тогда направитесь, чем займетесь?

Теперь настал черед возмущаться Безе.

— Я немец и люблю свою страну, — горячо заговорил он. — Но не такую, как сейчас. Нужна другая Германия. Я живу в постоянной борьбе, и немецкая полиция ищет меня. В конце концов меня убьют или на долгие годы посадят в тюрьму. Я предчувствую, что это произойдет очень скоро — мое время заканчивается.

Более сдерживаться бесстрашная Сара Давидсон не сумела.

— Вы растратили себя понапрасну, молодой человек, — объявила она опасному собеседнику. — Вы с вашим умом могли служить человечеству куда лучше, чем похищая самолеты. Скажите мне правду. Как вы себя чувствуете, стоя здесь со взведенным автоматом перед женщинами и детьми? Если вы хотите бороться с Израилем — у нас есть солдаты. Почему вы не сражаетесь с ними?

Он опустил глаза:

— Поверьте мне, я себя чувствую очень нехорошо… Разговор завершился. Сара вдруг ощутила себя на месте людей, которых уничтожали нацисты. Родившаяся в годы Второй мировой войны в британской еще Палестине, Сара Давидсон поверила, что предводитель террористов — спокойный, приятный, любезный человек. Особенно это бросалось в глаза при сравнении поведения Безе с истерически злобным поведением Габриэль Крош-Тидеманн.

«Немка — это дикий зверь, омерзительная как человек и как женщина, — вывела Сара в своей записной книжке. — Но она менее опасна, потому что на ней нет никакой маски, это откровенный враг. Мне бы и в голову не пришло разговаривать с ней. У немца же такие приятные манеры. Почему евреи покорно шли в газовые камеры? Мне нужен был этот кошмар в Энтеббе, чтобы понять кошмар Холокоста. Легко обманывать людей, которые очень сильно хотят жить. Если бы «капитан» приказал нам идти туда, где с автоматами наготове нас ждали бы его коллеги, мы бы пошли».

Глядя на жену, муж Сары также отвлекал себя от тревожных мыслей ведением дневника. Вот только концовку ему пришлось дописывать нескоро — и уже далеко от Уганды. Когда снаружи раздались выстрелы, Узи Давидсон читал биографию Уинстона Черчилля. Оторвавшись от страницы, он увидел, как забеспокоились террористы.

«Мы находились в конце зала, — написал Узи. — Я понятия не имел, что происходит. Я подумал, что кто-нибудь из угандийцев случайно выстрелил, и испугался, что из-за этого возникнут неприятности. Вся наша семья поползла к туалету. Там, за стеной, мы пролежали несколько минут, но, казалось, это были годы. Снаружи усиливался шум, раздавались выстрелы и взрывы. Мы не обменялись ни единым словом. Похитителей я не видел».

Отец прикрывал своим телом Рони, а мать — Бени. Малыш молился:

— Боже, сделай так, чтобы мы спаслись. Шма, Исраэль…

«Шма, Исраэль» — первые слова самой распространенной молитвы израильтян. Она так же популярна в иудаизме, как «Отче наш» у христиан. Вдруг из зала донесся крик:

— Израильские солдаты! Да-да, израильские солдаты! Узи с гневом подумал о человеке, несущем подобную ахинею за четыре тысячи миль от Израиля. Однако в следующий миг «увидел самую поразительную вещь в своей жизни». Над ними стоял невысокий израильтянин с «Калашниковым», который был, казалось, больше его самого. Парень оказался йеменитом, то есть его родители на рубеже 1940-х и 1950-х прибыли в Израиль из Йемена. Внешне йемениты почти не отличаются от коричневокожих йеменских арабов. Сейчас йеменит вел себя так, будто подошел позвать на чашку чая.

— Шалом, хаверим. Хаколь бесёдер, — ничего не выражающим голосом сказал он на чистейшем иврите. — Привет, друзья. Все в порядке.

Солдат предложил Давидсонам спокойно подняться и следовать за ним: «Мы отвезем вас домой».

«Это казалось невозможным, нереальным, — вспоминал Узи. — Я не мог понять, сплю я или бодрствую, сон это наяву или какая-то драма абсурда. Но голос был до того убедительным, простым и будничным, что мы поднялись и пошли за ним и спокойно вошли в самолет… Всё, как он просил».

Дневник Сары Давидсон завершили слова: «Когда мы услышали стрельбу, я стала читать «Шма, Исраэль!» — молитву, которую евреи читают в свою последнюю минуту. А солдат обратился к нам на иврите. Я почувствовала мурашки на спине: я не умру, я буду жить, чтобы рассказывать о деяниях Господних».

Наивысшую силу духа продемонстрировали в плену двое заложников, которых остальные прозвали «отцом и сыном». У 52-летнего Паско Коэна на руке была татуировка: личный номер узника концлагеря. В Израиле Паско управлял медицинским страховым фондом. Жан-Жаку Маймони было всего девятнадцать. Пять лет назад он приехал в Израиль из Северной Африки. В Энтеббе заложники прозвали Жан-Жака Барменом. Юноша разносил чай и кофе, готовил напитки из фруктов и кокосового молока, раздавал еду и заботился, чтобы никто не остался обделенным. Вместе с Паско Коэном он ободрял людей, страдавших желудочными расстройствами.

Во время перестрелки Жан-Жак неожиданно приподнялся, и коммандос приняли его за террориста. 9-миллиметровая пуля из ПП «Узи» уложила юношу навсегда. Паско Коэн бросился к «сыну» на помощь и также был ранен. Стрельба в зале аэропорта Энтеббе продолжалась 1 минуту 45 секунд. Затем из мегафонов загремели невероятные слова:

— Зэ Цаха'ль, это Армия обороны Израиля…

Протоколы допросов заложников во Франции и в Израиле, дневники супругов Давидсонов и студента Моше Переца впоследствии очень пригодились израильским спецслужбам, чтобы воссоздать точную картину теракта. Многие из этих материалов затем попадут в руки израильского журналиста Ури Дана, известного своими знакомствами в спецслужбах. Кстати, Дан и поныне пишет для иерусалимской англоязычной газеты «Джерузалем Пост», а его старый друг — нынешний премьер-министр Израиля Ариэль Шарон.

Тогда, в 1976-м, Ури Дан опубликовал записи и воспоминания заложников на иврите, после чего перевел их на английский для своего американского приятеля Уильяма Стивенсона. В том же году нью-йоркское издательство «Бентам» выпустило в свет повесть Стивенсона «Девяносто минут в Энтеббе». Колоссальный успех этой документальной драмы вызвал к жизни израильский фильм «Энтеббе: операция «Молния»». Следом вышел на экраны и голливудский фильм на той же основе. Ни одному сценаристу или режиссеру прежде и в голову не приходило, что возможно почти без потерь освободить свыше сотни заложников в самом сердце вражеской страны.

Исток этой фантастической операции связан с идеями, выдвигавшимися в Палестине, когда гитлеровцы уничтожали евреев в Европе. Сионисты во главе с Бен-Гурионом буквально забросали просьбами руководство британских войск на Ближнем Востоке: речь шла о высадке еврейских десантов в Европе для освобождения узников концлагерей и гетто — своих родных и близких. В конце концов англичане согласились перебросить в немецкий тыл на своем транспортном самолете 32 парашютиста во главе с сыном лейб-медика итальянского короля Энцо Серени. Гитлеровцы схватили десантников сразу после приземления и отправили в концлагерь Дахау. Средств для реализации подобных идей до провозглашения Израиля не было.

Увидев захват борта «Эр Франс» глазами заложников и познакомившись с возглавившими теракт западногерманскими пиратами, посмотрим теперь на ситуацию глазами израильского руководства.

Миссис Ортега и мистера Гарсиа доставил в Афины из Бахрейна рейс № 763 сингапурской авиакомпании. Из того же лайнера спустились на греческую землю двое парней с арабской внешностью и паспортами. Все четверо приобрели билеты на рейс № 139 авиакомпании «Эр Франс» Тель-Авив — Париж. Стояло раннее воскресное утро 27 июня 1976 года. Спустя несколько часов самолет из Израиля совершил посадку в аэропорту Элиникон и принял на борт новых пассажиров.

После вылета из Афин и набора высоты рейс № 139 замолчал. Пожав плечами, греческий авиадиспетчер доложил о случившемся начальнику смены. Тот крепко задумался: звонить или не звонить на дом руководителю диспетчерской службы. Беспокоить шефа в выходной день очень не хотелось, и мысли начальника потекли по пути наименьшего сопротивления. Он уговорил себя, что прежде нужно проверить приемо-передающую аппаратуру — возможно, причина кроется в технических неполадках.

В 13.25 отсутствие связи с самолетом зафиксировала электроника внешней разведки Израиля. Начиная с первых похищений пассажирских самолетов в 1968 и 1969 годах, Моссад отслеживает по всему миру перемещения лайнеров с израильскими гражданами на борту. Раннее получение информации позволяет выиграть время для освобождения заложников.

Рабочая неделя начинается в Израиле с воскресенья (выходные дни суббота и пятница). Шло заседание правительства, когда в 13.30 на стол перед министром транспорта Гадом Яакоби секретарь положил листок с сообщением.

— Ицхак, я хочу сделать экстренное сообщение, — обратился Яакоби к премьеру Рабину и зачитал: — «Рейс номер сто тридцать девять с большим числом израильтян на борту либо потерпел катастрофу, либо захвачен террористами. Исчезнувший самолет авиакомпании «Эр Франс» вылетел из аэропорта имени Бен-Гуриона около девяти утра».

Министры вмиг забыли о близком обеде. Премьер-министр Ицхак Рабин помрачнел:

— Это ведь аэробус? Сколько человек на борту? Министр транспорта связался с аэропортом. Повесив трубку, доложил:

— Из Бен-Гуриона улетели двести сорок пять пассажиров и двенадцать членов экипажа. Среди них по меньшей мере восемьдесят израильтян. Возможно, израильское гражданство имеется и у жителей других стран. В Афинах на борт пересели несколько арабов, прилетевших «боингом» сингапурской авиакомпании.

— Боюсь, борт похищен, — Рабин повернулся к главному научному советнику Минобороны Иезекиилю Дрору. — Им в руки еще ни разу не попадала такая добыча: почти сто евреев, которые могут иметь влиятельных родственников по всему миру!

— Если это похищение, то на нас окажут очень серьезное давление, — озабоченно кивнул профессор Дрор. — Любой из родственников запросто может поддаться шантажу.

Скоро Моссад передал, что рейс № 139 летит в направлении Северной Африки. Там друзей у Израиля не было. Потом министры узнали, что французский аэробус начал снижение. Вместо аэропорта Шарля де Голля борт произвел посадку в Ливии.

— Они заправятся в аэропорту Бенгази и вернутся в Бен-Гурион, чтобы обменять часть заложников на боевиков из наших тюрем, — высказал предположение начальник генштаба Мордехай Гур. — Точно так было четыре года назад с бортом «Сабенны». Пожалуй, я скомандую спецподразделению собраться в аэропорту и вновь надеть белые робы механиков «Эль-Аль».

Согласно кивнув, Рабин взглянул на часы и хлопнул ладонью по столу:

— Хватит руководить на расстоянии. Члены специальной правительственной комиссии под моим председательством через десять минут вылетают вертолетом в аэропорт. Продолжим заседание в офисе Бен-Ари!

Мордехай Бен-Ари был генеральным директором государственной авиакомпании «Эль-Аль» и имел уникальный опыт по несанкционированным перемещениям в воздухе и на суше. После Второй мировой войны он собирал грузовиками уцелевших евреев из концлагерей по всей Европе. Затем Бен-Ари самолетами доставлял их в Палестину. Делать это приходилось втайне от англичан, которые в интересах арабов всячески противились еврейской иммиграции. По иронии судьбы сейчас первая информация о похитителях поступила именно из Лондона.

В комиссию по освобождению заложников вошли сам премьер-министр, пять министров и начальник генштаба. Каждый член комиссии окружил себя экспертами по международному терроризму, контртерроризму и внешней политике. Прибыв в аэропорт Бен-Гуриона, члены комиссии узнали сногсшибательную новость: в британскую столицу на борту ливийского пассажирского лайнера только что прибыла Патриция Хейман — 30-летняя пассажирка захваченного борта «Эр Франс».

В Лондоне ее немедленно доставили в офис МИ-5.[14]

Пат была на восьмом месяце беременности. Она блистательно обвела команду Вильфреда Безе вокруг пальца и единственная покинула французский самолет в Бенгази. Террористы поверили в возможность преждевременных родов и отпустили женщину. Ливийцы, не желая беспричинно портить отношения с Великобританией, доставили ее ближайшим рейсом в аэропорт Хитроу.

Ни террористы, ни секретники Муамара Каддафи не подозревали, что Пат родилась в израильском городе Петах-Тиква. Разумеется, и сама Пат помалкивала об этом — вплоть до того момента, как оказалась в кабинете британского следователя.

Полицейские и специалисты по контртеррору во всем мире гораздо больше своих правительств заинтересованы в обмене информацией, поскольку не скованы «политкорректностью» — так называют довольно распространенное мнение об абсолютном равенстве всех народов, государств и конфессий. Хотя Великобритания по-прежнему занимала в целом про арабскую позицию и была сторонницей уступок террористам, Моссад молниеносно, безо всякой волокиты, получил сведения, сообщенные Патрицией Хейман.

«По словам освобожденной заложницы, спустя пять минут после вылета из Афин рейс № 139 был захвачен немцем, немкой и двумя или тремя арабами, — писал из Лондона израильский разведчик. — Все вооружены. Возле выходов закреплена взрывчатка, замаскированная под банки с финиками. По-видимому, Бенгази — промежуточная остановка. Местом назначения скорее всего будет Центральная Африка».

— Возможно, чудесное избавление миссис Хейман указывает на то, что убийство заложников не входит в штаны пиратов, — медленно произнес премьер-министр.

«По-видимому», «скорее всего», «возможно», «вероятно», «может быть», — эти слова звучали сегодня чаще обычного. Уверенности не было абсолютно ни в чем. Совещание в офисе авиакомпании «Эль-Аль» закончилось глубокой ночью, когда разведка донесла, что самолет «Эр Франс» совершил посадку в аэропорту Энтеббе, что в 32 км от угандийской столицы Кампалы.

В понедельник угандийское ТВ продемонстрировало человечеству «посредника» между похитителями и Израилем — президента Иди Амина. Он прилетел в Энтеббе на встречу с заложниками, одетый в форму палестинских боевиков. Переговоры с другими государствами, чьи граждане были в плену, вообще не упоминались. Не было сказано ни слова даже о Франции, которой принадлежал самолет. Уже к вечеру понедельника 28 июня Моссад представил аналитическую записку, в которой некоторые террористы и организаторы похищения были названы поименно. Операцию «Уганда» разработал 46-летний Вади Хадад, руководитель НФОП. К этому времени он перенес свою штаб-квартиру из беспокойного Бейрута в просоветскую Сомали, где чувствовал себя в полной безопасности под покровительством диктатора Мухаммада Сиада Барре.

Группу захвата Хадад сформировал совместно с 26-летним Карлосом Шакалом. НФОП отправил на задание своего офицера по особым поручениям — 46-летнего Фаиза Абдул Рахима Джабера. В 1967 году Джабер, как и многие арабы Самарии, Иудеи и Газы, сменил родной Хеврон на Каир. В Египте Фаиз Джабер основал организацию с многозначительным названием «Герои возвращения». Имелось в виду возвращение в родную Палестину, которое произойдет после уничтожения Израиля.

Однако дальше названия дело не пошло, и «герой возвращения» Джабер примкнул к НФОП. Именно этот матерый террорист в 1973 году на пару с Карлосом устроил бойню в римском аэропорту. Тогда арабские боевики с автоматами и фанатами в руках атаковали лайнер американской компании «Пан-Америкэн», и погиб 31 человек.

Сейчас Карлос отправил к Хададу опытнейшего лидера «Революционных ячеек» Вильфреда Безе. Тот захватил с собой подружку — «госпожу Ортега». Скоро моссадовцы окончательно опознали в ней «звезду» терроризма Габи Крош-Тидеманн, экс-любовницу Карлоса и соучастницу его знаменитой акции с похищением министров ОПЕК. Косвенно подтвердилось сотрудничество с террористами Иди Амина: «голос Уганды» призывал к мировой революции и поливал грязью Израиль. Диктатор чувствовал себя в центре всемирного внимания и пытался стяжать славу Че Гевары.

Коммандос еще находились в аэропорту Бен-Гуриона, но с каждым часом крепла уверенность, что действовать им придется совсем в другом месте. Они уже получили приказ: «Все члены отрядов «Хей» и «Иуд» должны быть готовы к действиям где угодно». С древних времен в иврите используются числовые значения букв: «хей» — 5, «иуд» — 10.

Это казалось невозможным. До Уганды более 4 тысяч километров, причем почти весь путь проходит над враждебными странами. Особенно сложно миновать Сомали, утыканную радарами советского производства и зенитными ракетами. Хотя после Шестидневной войны 1967-го израильские ВВС считались лучшими в мире, они никогда не готовились действовать на таком удалении от дома.

Во вторник 29 июня 1976 года «Голос Уганды» объявил требования пиратов. Израиль должен был освободить из тюрем 40 террористов, Кения — 5, Франция и Швейцария — по 1. Самых знаменитых боевиков предстояло выпустить на свободу Западной Германии. Их имена знал в те годы весь «свободный мир». Это Ингрид Шуберт, Ян-Карл Распе и Вернер Хопп из РАФ, Инге Виетт, Фриц Тойфель и Ральф Рейндерс из «Движения 2 июня».

Всех террористов следовало доставить в Энтеббе в четверг 1 июля к 14 часам. Иначе пираты обещали убить пассажиров и взорвать самолет.

Далеко не все заключенные в Израиле были арабами. Например, пираты требовали освобождения руководителя греческой католической общины в Восточном Иерусалиме и участника ФАТХа архиепископа Иллариона Каппуччи. С 1974-го он отбывал 12-летнее наказание за незаконный ввоз оружия в своей машине с дипломатическими номерами. Был в списке и японец Кодзо Окамото, приговоренный к пожизненному заключению за кровавую бойню, учиненную НФОП и «Японской Красной Армией» в аэропорту Лода 30 мая 1972 года.

Поздно вечером пришло новое важное сообщение. Министр обороны Израиля собрал генералов в своем кабинете.

— Террористы провели «селекцию», отделив израильтян от неизраильтян, — сказал Шимон Перес. — Снова немцы с пистолетами в руках приказывают евреям шагать навстречу смерти. Но теперь у нас есть свое государство. Успех никто не может гарантировать. Но если мы не попытаемся спасти людей, мы упустим единственный шанс.

— Мне кажется, будет лучше, если семьи заложников о «селекции» пока не узнают, — скрипнув зубами, заметил начальник генштаба Гур. — Иначе всем вновь начнут мерещиться газовые камеры…

А министр транспорта Гад Яакоби горько усмехнулся:

— Мы единственная страна, у которой есть и заложники, и террористы в тюрьмах.

На Яакоби были возложены контакты с компанией «Эр Франс» и Международной организацией гражданской авиации (МОГА). К исходу третьего дня кризиса Яакоби ощутил растущую изоляцию Израиля: страх перед террористами был столь велик, что никто в мире даже не осудил Уганду за предоставление своей территории пиратам. МОГА существовала при ООН, а ООН под давлением СССР действовала в интересах «третьего мира». Вдобавок лишь 73 из 134 членов МОГА были участниками Гаагской конвенции по борьбе с воздушным пиратством. Причем в свое время и лидерам этих 73-х потребовалось немалое мужество, чтобы поставить свои подписи.

И Яакоби, и самого премьера Рабина рвали на части общественники, создавшие сразу два комитета: Комитет родственников заложников и Комитет спасения заложников. Все они добивались выполнения требований похитителей. Давление на правительство возросло, едва террористы в среду 30 июня освободили 47 пассажиров.

Израильтян среди освобожденных не было — за одним-единственным исключением! У одной пожилой француженки на руке был вытатуирован концлагерный номер, но в паспорте ничто не указывало на национальность. И пираты отпустили женщину.

— Когда я услышала немецкие приказы, увидела автоматы, то почувствовала себя, как тридцать два года назад, — рассказала она следователю. — Я увидела вереницы заключенных, услышала резкий окрик: — «Евреи, направо!». И я подумала: что толку в существовании Израиля, если все это может повториться и сегодня?

Специальными воздушными и десантно-диверсионными силами Израиля командовал 39-летний бригадный генерал Дан Шомрон. Его штаб располагался в огромном подземном комплексе в пустыне Негев, в 32 километрах от ядерных реакторов городка Димоны. На поверхности виднелись лишь радары, круглосуточно отслеживавшие перемещения советских кораблей и самолетов.

Сюда же стекались данные Моссада о террористах. Разработка операции «Молния» по освобождению заложников в аэропорту Энтеббе шла полным ходом. Генерал Шомрон твердо знал, что выходом из кризиса могут стать только молниеносные решительные действия.

Но это знали и другие. По всей стране людей в форме парашютистов спрашивали:

— Отчего бы вам не штурмовать Энтеббе? Если уступить, это станет традицией с трагическими последствиями. В следующий раз пираты захватят самолет и в обмен потребуют выдачи Моше Даяна или нашего ухода из Иудеи, Самарии и Восточного Иерусалима…

Такие разговоры раздражали Шомрона до крайности. Что, если Иди Амин и террористы предугадают «Молнию»? Поэтому генерал выкраивал время для посещения людных мероприятий: пускай все видят, что глава спецназа беззаботно потягивает виски. Сходным образом вел себя и начальник генштаба Гур.

Тем временем министр иностранных дел Игаэль Аллон отчаянно пытался организовать международное давление на Уганду с тем, чтобы Иди Амин сам освободил заложников. Но даже генсек ООН Курт Вальдхайм перетрусил и не пожелал вмешаться в происходящее. Он не хотел жить в страхе за свою жизнь. Западногерманские террористы к этому времени уничтожили уже сотни полицейских, судей, прокуроров и политиков, которых считали своими врагами. Пропагандистская машина ООП также не раз делала заявления, угрожая политикам, которые поддерживали Израиль. Кроме того, Вальдхайм имел нацистское прошлое и уже хотя бы поэтому не испытывал к еврейским заложникам никакой симпатии.

Главный раввинат Израиля обратился за помощью к Римскому Папе Павлу VI, ведь Уганда в целом считалась католической страной. Но, увы, и папа не мог призвать Иди Амина к милосердию: хотя бы потому, что диктатор давно принял ислам и вел кампанию принудительной мусульманизации своих чернокожих подданных. Ситуацию сильно осложняло то, что освобождение 13 террористов вообще никак не зависело от Израиля: эти люди содержались в тюрьмах других стран. Власти ФРГ уже наотрез отказались освобождать членов РАФ и «Движения 2 июня».

Отставной полковник Барух Бар-Лев владел магазинчиком в Тель-Авиве. Прежде чем Иди Амин разорвал дипломатические отношения с Израилем, Бар-Лев несколько лет прослужил военным атташе в этой стране и даже дружил с Амином. Большой Папа называл Баруха на русский манер Борькой. «Борька» знал психологию черного диктатора как никто другой. По просьбе офицеров Моссада Бар-Лев прямо из своего магазина попросил телефонистку соединить его с номером 2241 в Кампале. Услыхав бодрый голос Амина, представился по-английски:

— Господин президент, позвонил ваш друг Бар-Лев.

— Кто?! — удивился Амин.

Бар-Леву пришлось продиктовать свою фамилию по буквам. А ведь лет пять назад они были близкими друзьями!

Спустя два часа «Голос Уганды» объявил:

— Полковник Бар-Лев, старый друг его превосходительства президента Уганды, вступил с ним в контакт от имени правительства Израиля. Его превосходительство президент поручил Бар-Леву передать правительству Израиля требование, чтобы Израиль выполнил желания похитителей. Полковник Бар-Лев позвонит его превосходительству еще раз, когда получит ответ своего правительства.

И Бар-Лев позвонил.

— Господин президент, сам бог послал вас! — взывал «Борька». — Сама история избрала вас для исполнения Божьей воли и спасения заложников. Вы знаете, что пишут о вас в мире, как вас ругают. Теперь есть шанс показать всем, какой вы великий человек! Вы храбрый солдат, вы получите Нобелевскую премию мира. Весь мир увидит, каков на самом деле Иди Амин. Вы должны освободить заложников, чтобы доказать: все плохое, что о вас пишут, — это ложь.

— Освобождение заложников от меня не зависит, — твердил свое Большой Папа.

— Но ведь это невозможно! — кричал «Борька». — Уганда — ваша страна! Разве вы не можете вмешаться в то, что там происходит?! Никто в Уганде и пальцем не пошевельнет без вашего согласия. Вы должны освободить заложников!

В среду 30 июня номинальный глава НФОП Жорж Хабаш из охваченного гражданской войной Ливана обнародовал заявление: «Рейс № 139 был похищен, чтобы напомнить миру о нашем решении изгнать сионистов и заменить Израиль обществом социалистической демократии. Французский самолет — возмездие Франции за интервенцию в Ливане, призванную отвлечь внимание от наших проблем».

Бывший военный атташе Израиля в Уганде ежедневно вел по телефону прямые переговоры с Иди Амином, но слышал от диктатора одно и то же. Утром в четверг 1 июля Амин сказал «Борьке»:

— Сперва ваше правительство должно освободить партизан, о которых говорят похитители. Уж очень они упорны. Кстати, послушайте в час дня наше радио. Вы узнаете важное сообщение.

— Какое сообщение, ваше превосходительство?! — закричал Бар-Лев.

Но Большой Папа отключился.

— Четверг был критическим, — скажет потом премьер Ицхак Рабин. — Я был вынужден доложить кабинету, что у нас нет готового военного плана, который можно было бы исполнить до срока, установленного похитителями.

В 13 часов, за час до истечения ультиматума, по «Голосу Уганды» выступил Вильфред Безе.

— Мы продлили срок ультиматума до воскресенья. Демонстрируя добрую волю, мы освободили всех неизраильтян — сто одного человека, — объявил длинноволосый пират. — Надеюсь, они не таят на нас зла. Все они уже сегодня попадут в Париж.

Деление людей по национальному признаку Безе назвал «доброй волей». И в самом деле, его соратники по борьбе были правы: немецкое общество все еще оставалось «латентно фашистским». Но носителями фашизма были не только враги Безе и его товарищей — военные преступники из высшего руководства ФРГ. Угон рейса № 139 в очередной раз показал, что фашизмом пропитаны сами ультралевые сокрушители устоев цивилизации.

О правительстве Уганды Безе даже не упомянул: Иди Амин предоставил угонщикам полный карт-бланш. Умолчал Безе также о том, что в плену добровольно остался экипаж самолета. Седовласый капитан Мишель Бако сказал:

— Ни я, ни мой экипаж ни при каких обстоятельствах не покинем Энтеббе, если хоть один пассажир останется здесь.

С обеими партиями освобожденных заложников-не-израильтян Бако тайно посылал в Париж подробные отчеты об угоне. Он стелил для больных постели, советовал заложникам, что говорить и как себя вести, чтобы не раздражать террористов. Первый пилот даже подметал полы. К концу четверга, когда вторая партия освобожденных заложников достигла Парижа, у спецслужб появилось сообщение Бако о том, что прибыли руководители похитителей.

Так подтвердились данные Моссада: из Сомали на автомобилях — во избежание регистрации в аэропорту — прикатили шестеро организаторов теракта во главе с Вади Хададом и Карлосом Шакалом. Мужчины обменялись крепкими рукопожатиями с Вильфредом Безе и своими арабскими подчиненными. Затем Карлос расцеловался с бывшей любовницей, а доктор Хадад почтительно приложился губами к ее узкой ручке, пропахшей оружейной смазкой.

Лидеры международного терроризма пользовались гостеприимством чернокожего президента. Зачем же тот ежедневно посещал заложников, обращался к ним с речами и выполнял некоторые их бытовые просьбы? Фарс требовался, дабы подчеркнуть посредническую роль Амина, а заодно устроить ему «паблисити» во всем мире: диктатор сгорал на огне неуемного тщеславия.

Между тем освобожденные заложники рассказали, что в Уганде все было готово к их приему: «фельдмаршал-доктор-президент» — не посредник, а сообщник террористов. Заложники также передали, что угандийские МиГи каждый день пролетают над зданием аэропорта. Люди боялись, что летчикам приказано разбомбить здание.

Правда, узнав бортовые номера истребителей — 903 и 905, — израильские командиры решили, что такое опасение не имеет под собой оснований. Эти самолеты использовались только для учебных полетов. Израильтяне превосходно знали вооруженные силы Уганды. Дело в том, что вся армия Иди Амина была в 1960-е годы создана… Израилем.

Наконец кабинет Рабина объявил о решении выполнить все требования пиратов. Израиль погрузился в уныние. Люди повторяли слова заместителя командующего израильских ВВС Иерухама Амитая, к тому времени уже покойного: «Если вы хоть раз уступите шантажу, — этому уже не будет конца. Требования будут только расти. Запад уже сдался, и мы тоже начинаем уступать. С этим надо покончить. Уступать нельзя».

Никому и в голову не приходило, что десантники в пустыне уже штурмуют макет здания аэродрома и других строений Энтеббе. Некоторые из них были сооружены самими израильтянами во время недолгого «медового месяца» с Угандой, и отыскать чертежи было несложно. Чернокожие агенты Моссада в соседней с Угандой Кении между делом, под благовидными предлогами, выясняли у пилотов тамошней гражданской авиации схему расположения всего и вся в Энтеббе. Сами агенты, как правило, и не подозревали, что работают на Моссад, где их называли «невидимками».

Бригада Моссада, включая опытнейших гипнотизеров, вылетела в Париж, чтобы вслед за французскими разведчиками приступить к расспросам измученных заложников. В частности, необходим был точный план старого здания аэропорта. Гипнотизеры помогали людям вспоминать. Психологи, за плечами которых были допросы сотен военнопленных и террористов, вытягивали важнейшие детали: в какую сторону открываются двери? Какой высоты под ними щели? Есть ли на дверях остекление? Висят ли шторы на окнах? Как расположены светильники и выключатели?

Результаты немедленно шифровались и отсылались из израильского посольства в подземный штаб бригадного генерала Дана Шомрона. Было среди этих сообщений и такое: «Амин склонен к продлению переговоров, так как наслаждается внезапной славой. Однако он озабочен и тем, чтобы не рассердить своих друзей в ООП и НФОП. Они уже проявляют признаки недовольства. На основании доказательств, изложенных ниже, представляется вероятным, что Амин согласится начать показательные казни в воскресенье, 4 июля, на рассвете».

Стало ясно, что операцию «Молния» следует провести не позднее исхода субботы. Однако у высшего руководства имелись колоссальные сомнения относительно чисто технической возможности такой операции. Тем не менее командующий израильских ВВС Бени Пелед доложил министру обороны:

— Приземление ночью на затемненном аэродроме, окруженном вражескими войсками, не представляет никаких проблем. Электронную защиту от радаров обеспечат наши военные корабли в Красном море.

— Два угандийских батальона не являются серьезной угрозой для нашего спецназа, — продолжал убеждать начальство командующий операцией генерал Шомрон. — С того момента, как мы приземлимся в Энтеббе, все пойдет хорошо. Мы делали вещи и в сто раз сложнее. Главное — удачно посадить первый самолет.

Начальник генштаба Гур парировал:

— Проблема в том, чтобы уберечь заложников. Мы должны точно знать расположение всех постов в Энтеббе.

Министр обороны Перес все более склонялся к военному варианту:

— Что толку в разговорах о свободе, если люди боятся жертв ради нее? Мы боремся сейчас не больше и не меньше, чем за право евреев свободно передвигаться по Земле.

Но ясного, единого плана действий пока не было. Разрабатывалась даже операция по похищению Иди Амина во время его полета на Маврикий 2 июля. Всерьез обсуждалась поездка в Энтеббе такого харизматического лидера, как 61-летний экс-министр обороны Израиля Моше Даян. Его без конца упоминал Амин в телефонных разговорах с «Борькой». Факт переговоров с самим одноглазым Даяном придал бы дополнительного веса фигуре угандийского диктатора.

— Я лично не вижу в этом ничего, кроме унижения и риска потерять Даяна, — сказал премьер-министр Рабин. — Но и военный план очень опасен. Если при штурме погибнут французские пилоты, Франция займет резко негативную позицию по отношению к нам.

Два года назад правительство Рабина уже столкнулось со значительными жертвами при освобождении школьников, которых террористы взяли в заложники в галилейском поселке Маалот. У членов специальной комиссии были веские основания считать, что жертвы в Энтеббе могут быть столь же велики. По предварительным расчетам, могли погибнуть 30 и серьезно пострадать — 50 пленных. Вот почему родственники теперешних заложников выступали против силового решения.

Серьезной опасности подвергались и жизни бойцов спецназа. Особенно тщательно разработчики операции «Молния» исследовали трагедию 5 марта 1975 года, когда 8 террористов на двух надувных лодках пристали к тель-авивской набережной. Здесь они вошли в отель «Савой» и вместе с тремя десятками постояльцев забаррикадировались на верхнем, третьем этаже. В ходе молниеносного штурма террористы успели взорвать бомбу, и погибли трое военнослужащих. Террористы были перебиты, за исключением одного, которого взяли в плен. Зато среди заложников в тот раз жертв не было, только 8 раненых.

Агенты Моссада и люди Шомрона под видом бизнесменов разных государств перебрались из Кении в Уганду для сбора недостающей информации. Самые отчаянные головы мечтали привезти в Израиль вместе с заложниками ненавистных Карлоса Шакала, доктора Хадада и Фаиза Джабера.

Из Канады Моссад распустил слух, будто Карлоса видели в Монреале. Этот и другие подобные слухи призваны были усыпить бдительность террористов. Поскольку Вильфред Безе был близок с Карлосом, тот факт, что имя захватившего самолет «капитана» известно, держался в строгой тайне. По той же причине держались в тайне имена других пиратов, но их фотографии уже лежали в кармане у каждого участника операции «Молния».

В пятницу 2 июля 1976 года «Голос Уганды» сообщил:

— Полковник Бар-Лев опять разговаривал с его превосходительством президентом Иди Амином Дада. Бар-Лев уже сделал для заложников больше, чем премьер-министр. Рабину следует произвести Бар-Лева в генералы.

Телефонные беседы с Амином записывались на пленку и анализировались экспертами по особенностям человеческого голоса. Раз за разом они делали вывод; Большой Папа Амин не лжет, заложники еще живы. Подозрение, что людей уже нет в живых, имели под собой почву. В памяти свежи были воспоминания об американском рейде в Северный Вьетнам с целью освободить военнопленных — тогда коммандос обнаружили одни трупы.

В пятницу вечером министр обороны Шимон Перес дал обед. Главным гостем был находившийся в Израиле Збигнев Бжезинский, советник кандидата в президенты США Джимми Картера. В числе прочих гостей был и глава Моссада. Израильские руководители внешне были спокойны, хотя разговор за столом велся, конечно, о терроризме. Выходец из Польши Перес разговаривал с Бжезинским по-польски.

— Времена изменились, Збигнев, — качал головой министр обороны. — Террористические отряды разных стран объединились во всемирную организацию, которая ставит своей целью полную изоляцию Израиля. Государства все чаще уступают насилию, растаптывая все нравственные принципы. Правительства разных стран должны объединиться, подобно самим террористам. Но этому мешают сиюминутные корыстные интересы. Никто не хочет услышать нас и понять, что терроризм является необъявленной войной всему демократическому обществу.

Бжезинский ответил:

— Угон самолета еще не самое страшное, Шимон. Дело идет к тому, что террористы раздобудут с помощью русских ядерное оружие. Лет через десять крошечные группы фанатиков-смертников попытаются поставить человечество на колени.

Аналогичный обед дал министр иностранных дел Игаэль Аллон. Его гостем был представитель США в ООН Дэниель Мойнихен. Впоследствии он восклицал:

— Потрясающее самообладание! Аллон долго беседовал со мной после того, как мы выпили кофе. Он отдыхал в своем кресле, совершенно, казалось, не интересуясь тем, что происходит в мире. Если его целью было удержать утечку информации о том, что планировалось на самом деле, он вполне в этом преуспел.

В ночь с пятницы на субботу 3 июля начальник генштаба Мордехай Гур вылетел в пустыню, чтобы лично убедиться в способности израильской армии осуществить задуманную операцию. Рабин решил: если Гур засвидетельствует, что «Молния» может привести к реальному успеху, приказ будет отдан.

Но требовалось разрешить еще одну проблему — где дозаправлять самолеты? Среди нескольких полусумасшедших идей было предложено использовать «воздушный» танкер.

Американские самолеты «Геркулес С-130Е» и «Геркулес С-ООН» фирмы «Боинг» израильские военные за огромные размеры прозвали «гиппо», то есть гиппопотамами. «Гиппо» и сегодня служат главными транспортниками в НАТО и многих других странах. Эти громадины с четырьмя турбореактивными двигателями в простоте управления не уступают истребителям: выполняют фигуры высшего пилотажа, способны летать на двух моторах, а приземляться и вовсе на одном. Еще менее известно о том, что «гиппо» снабжены сверхсовременным навигационным оборудованием и летают при полном отсутствии видимости.

… Офицеры контрразведки ШАБАК оцепили участок военного аэродрома. К «гиппо» подкатили мощные военные грузовики. Рядом приземлились вертолеты с коммандос. Они своими руками должны были загрузить в самолеты все необходимое, чтобы потом твердо знать, где что находится. В одном из самолетов закрепили полугусеничные вездеходы. В другом — тяжелые пулеметы и два джипа с безоткатными пушками. В третий затащили ящики со снарядами для реактивных гранатометов, патронные ящики, ручные гранаты, переговорные устройства.

В штаб Дана Шомрона стекалась информация решительно обо всем: о погоде на протяжении всего маршрута и в Уганде, о перемещениях Амина и самолетов угандийских ВВС. С самой середины субботы 3 июля в Энтеббе по расписанию не ожидался ни один самолет. Дикая Уганда была, мягко говоря, не самым популярным местом планеты. Лишь в 2.30 в ночь на воскресенье должен был приземлиться рейс Лондон — Маврикий компании «Бритиш Эйр-вэйз» — да и то лишь для заправки. Но в любом случае к этому времени «Молния» должна была завершиться.

Подполковник Ионатан Нетаньяху, старший брат будущего израильского премьера, инструктировал 20-летних бойцов. Из всего спецподразделения генштаба он отобрал самых метких стрелков: в ходе штурма захваченного террористами объекта все пули спецназа должны ложиться точно в цель. Но как сразу отличить заложника от террориста?

— Главное, чтобы заложники сразу залегли, — объявил Нетаньяху. — Как это сделать?

— Может, использовать аппаратуру для объявления рейсов в кабине диктора? — отозвался один из коммандос.

Здание старого аэропорта в Энтеббе каждый боец уже знал как свои пять пальцев. Но подполковник отрицательно мотнул головой:

— Нет, это лишняя трата времени. Будем кричать на иврите.

Парни страшно волновались. Один из коммандос признался потом журналисту Ури Дану:

— Нервы были натянуты, как струны. Но те, кого отстранили от участия в рейде, уходили со слезами на глазах. Нервное напряжение — это подготовка к действию. И если для тебя действие отменяется, — это трагедия.

Другой сержант рассказал:

— Мы умели атаковать нефтяные скважины и захватывать аэродромы, нас готовили к ночным рейдам по незнакомой местности, но лишь на Ближнем Востоке. Наши представления об Африке ограничивались египетским берегом Суэцкого канала.

Но десантник поопытнее пожимал плечами:

— Какая, в сущности, разница, где воевать? Расстояние — забота не наша, а летчиков.

В Шестидневную войну Иони Нетаньяху получил ранение в левую руку. Его прооперировали в родном Бостоне. Боль прошла, но поврежденный нерв так и не позволял сгибать и разгибать руку. Будучи на треть инвалидом, он предстал перед тогдашним командующим спецназом Ариэлем Шароном.

— Хочу вернуться в спецподразделение! Генерал-майор взглянул на искалеченную руку:

— Что же ты сможешь делать?

— Смогу читать наизусть стихи Натана Альтермана, — улыбнулся Нетаньяху, назвав одного из израильских поэтов.

Ионатан был назначен командиром спецподразделения в конце апреля 1976-го — за два месяца до угона аэробуса А-300 в Уганду.

— Между полным успехом и всеобщей резней лишь несколько секунд, — сказал он напоследок своим парням. — Вот почему вас заставляли заучить описания террористов. Вы их должны опознать так быстро, как старых знакомых. Подонкам нельзя позволить ни единого выстрела. Единственная брошенная ими граната может причинить непоправимый вред. Не мечтайте взять их в плен. И не верьте, если они поднимут руки. Разведка подтвердила, что террористов не более десяти. Около сотни угандийцев охраняют здание снаружи.

Сборным пунктом выбрали огромный пустой ангар на военной базе. Командующий операцией Дан Шомрон осмотрел 280 человек. Здесь были снайперы Нетаньяху, группа охраны самолетов, отряд для борьбы с угандийским оцеплением, подразделение саперов, отряд связистов, небольшая команда офицеров Моссада и Шабака. Обособленной кучкой стояли 23 врача и 10 санитаров, умеющих метко стрелять и владеющих техникой рукопашного боя. Нескольким фотографам и кинооператорам предстояло заснять операцию на пленку — как для истории, так и для «разбора полетов».

Командующий спецназом сказал с подножки джипа:

— То, что вам предстоит сделать, важно для государства Израиль. Я знаю, что каждый из вас выполнит свой долг. Желаю удачи. Благодарю.

Шомрон валился с ног от усталости. Началась посадка в «гиппо». Летчики были изумлены видом десантников. Никакой воинской формы. Многие в затрапезной штатской одежде и даже в комбинезонах, в каких работают дояры в израильских киббуцах. Кое на ком была униформа арафатовского ФАТХа.

— Видели бы вы, как они стали появляться на военной базе! — рассказывал позже один из летчиков. — С виду обыкновенная шпана.

Первым в Африку унесся военный «Боинг-707», перекрашенный в цвета гражданской компании «Эль-Аль». Самолет был напичкан электроникой. На борту находились главком ВВС Бени Пелед и замначальника генштаба Иекутиель Адам. Они следовали обычным международным коридором и должны были совершить посадку в кенийской столице Найроби. В кармане Пеледа лежал паспорт на имя Сиднея Коэна, южноафриканского торговца мехами. Следом стартовал такой же с виду «боинг». Он был оборудован как воздушный госпиталь, и нес часть санитарной команды операции «Молния».

В 14 часов 3 июля 1976 года Рабин открыл заседание правительства. Моргая красными от усталости глазами, сказал:

— Если операция провалится и в стране поднимется волна протестов, я готов буду уйти в отставку. После доклада начальника генштаба о ночной тренировке и с согласия всех членов специальной комиссии я одобрил план «Молния». Прошу высказываться безо всякого регламента. Наше совместное решение должно быть всесторонне взвешенным.

Рабин сам был начальником генштаба в Шестидневную войну. Ему было свойственно просчитывать и отрабатывать до последних мелочей любые планы действий в ответ на все мыслимые и даже немыслимые ходы противника.

— Операция «Молния» — длиннейшая по расстоянию, кратчайшая по времени и отважнейшая по замыслу, — сообщил министр обороны Перес. — Это относительный риск, неизбежный при опасностях, которым мы подвергаемся. Идеального решения не существует.

— С терроризмом невозможно бороться без расчетливого риска, — добавил начштаба Гур.

— Если «гиппо» подведут в Энтеббе, то к заложникам добавятся еще почти триста израильтян, — напомнил министр транспорта Яакоби.

Министр иностранных дел Игаэль Аллон покачал головой:

— Тогда нам придется выполнить все требования террористов. Причем к прежним требованиям они, вероятно, прибавят новые. Это будет полное наше поражение и полная победа воздушных пиратов!

…Аэродром Эмбакази отделен от кенийской столицы Найроби пятью километрами парка аттракционов. С интервалом в два часа штаб израильских ВВС и воздушный госпиталь приземлились в 4-м квадрате: Начальник полиции аэропорта Лайонел Дэвис приказал взять «боинги» под очень плотную охрану. В этом не было ничего необычного: через весь мир действительно проходил фронт борьбы с израильтянами, как и задумали окулисты Хадад и Хабаш в далеком 1967 году.

Кенийские диспетчеры были убеждены, что прибыли гражданские рейсы № 169 и № 167 компании «Эль-Аль» — вот только почему-то вне расписания. Немного смутило диспетчеров и то, что капитан второго «боинга» сразу же сообщил о неполадках в моторе, но в ответ на предложение помощи поспешил заверить:

— Экипаж устранит все неисправности собственными силами!

Лишь теперь генерал Шомрон разрешил взлет остальным участникам «Молнии» — четырем «гиппо», а также «фантомам» сопровождения. Сразу после взлета одни переодетые десантники заползли под вездеходы, другие втиснулись между джипами и контейнерами. И тут же все как один уснули, поскольку всю предыдущую ночь усиленно тренировались.

Кондиционеры не успевали охлаждать воздух, и в чреве огромных самолетов стояла ужасная духота. Труднее всех приходилось бойцам в форме угандийской армии — их выкрашенные черной краской лица лоснились от пота. Один здоровенный, очень рослый парень должен был сыграть самого Большого Папу. Его загримировала, глядя на фотографии диктатора, резервистка ВВС по кличке Реума. В своей «обычной» гражданской жизни она работала гримером на ТВ.

Тем временем заседание правительства продолжалось, и никакого окончательного решения принято не было. Игаэль Аллон высказал очень серьезные опасения, причем его мнение было весьма авторитетным. Подлетая к Красному морю, штурман ведущего транспортника хмыкнул:

— У нас кончится горючее, пока эти идиоты там спорят.

— Они болтают, мы потеем, а Большой Папа уже поедает первого заложника, — пробормотал сержант в комбинезоне механика Восточно-Африканских авиалиний.

Не отрываясь от радарного монитора, один из операторов добавил:

— Если правительство еще немного потянет время, русские выпустят свои МиГи.

— А это совсем не то, что МиГи в руках угандийцев! — отозвался другой оператор. — Наших министров хлебом не корми, дай бормотать в свои бороды…

Упоминание бород было намеком на религиозных членов кабинета, которые не входили в спецкомиссию по освобождению заложников и сегодня были особенно многословны. «Гиппо» провели в воздухе четверть часа и уже пролетали над самой южной точкой тогдашнего Израиля, Шарм-аш-Шейхом на красноморском берегу Синая, когда в наушники пилотов поступил долгожданный условный сигнал:

— Зинук!

Заседание кабинета завершилось. Стрелки на бортовых часах показывали 15.30. Строжайший запрет иудаизма на выполнение какой бы то ни было работы в священную субботу был беспощадно нарушен.

Всякая связь на военных частотах прекратилась. Штурманы ведомых самолетов ориентировались на ведущего «гиппо», командир экипажа которого носил оперативную кличку Давид. Подобно «боингам», «гиппо» были перекрашены в гражданские суда и летели по обычному гражданскому маршруту. Путь до Энтеббе должен был занять семь часов. Друг за другом все участники рейда следили по радарам. Одновременно «фантомы» с большой высоты создавали помехи радарам противника и готовы были изменить траектории управляемых ракет, если бы кто-либо выпустил их по «гиппо».

Покинув воздушное пространство Израиля, пилоты заметили на глади Красного моря корабли советского производства. Они принадлежали, видимо, одной из арабских стран. Все как один, самолеты резко снизили высоту и ушли на запад — вглубь африканского материка. Внизу простиралась ровная, как стол, саванна. Когда показались горы, самолеты облетели их на минимально возможной высоте и продолжили «стелиться» над землей. Ради экономии горючего не огибали встречавшиеся грозы: «гиппо» нещадно трясло и швыряло в воздушные ямы.

На Африку опустилась ранняя тропическая ночь. Самолеты летели над Эфиопией.

— Нам негде было бы приземлиться, если бы что-то случилось с турбинами, — поведал потом Ури Дану один из штурманов. — Аддис-Абеба после наступления темноты всегда закрыта, да и вообще это опасное место. Никогда не знаешь, кто там у них сейчас у власти и что за войска, готовые стрелять без разбора, охраняют аэропорт.

Штурманы и бортинженеры ведущего «гиппо» прокладывали путь. Два радиолуча непрерывно уходили с вращающегося сферического диска локационной антенны. Один луч, отражаясь от местности внизу, выстраивал на экране светящимися пятнышками ее рельеф и предупреждал о грозовых тучах. Другой луч шарил в поисках чужих самолетов и средств ПВО. В кромешной тьме строй «гиппо» распался, и теперь они летели каждый сам по себе со скоростью 600 км/ч на расстоянии до километра друг от друга.

Над Кенией пришла пора покинуть международный коридор. Самолеты начали снижение, направляясь на радиомаяк аэропорта Энтеббе. Вспышки молний выхватили из тьмы громадные свежевыкрашенные фюзеляжи. Впереди заблестело огромное озеро Виктория. Врач, выходец из ЮАР, процедил:

— Черт возьми, меня уже тошнит от этой болтанки.

— Смотрите, доктор, отсюда очень близко до вашего дома в Южной Африке, — отозвался один из десантников. — Вам удобно вернуться.

По плану 10 врачей должны были участвовать в штурме, чтобы оказывать экстренную помощь раненым. Остальные 13 ожидали раненых в воздушном госпитале в Кении. Высоко в небе над озером уже кружил «боинг» главкома ВВС. 50-летний Бени Пелед смотрел на часы — время прибытия транспортных судов было рассчитано абсолютно верно.

Пилот головного «гиппо» увидел на радаре угандийский берег, затем заглянул в грузовой отсек. Часть десантников лежала на полу, другие уткнулись в записи инструктажей и фотоснимки террористов.

— Осталось десять минут, Иони, — сказал Давид. Подполковник с черным лицом в форме угандийского офицера скомандовал:

— Пора, ребята.

Бойцы в угандийской форме с черными руками и лицами полезли в «мерседес». Однако парня, загримированного под Большого Папу, в машину не взяли. Во время полета генерал Шомрон во втором «гиппо» получил сообщение о том, что Иди Амин вернулся с Маврикия, где председательствовал на конференции ОАЕ. Появление в аэропорту одного за другим двух Больших Пап могло показаться чересчур странным даже наивным чернокожим.

Во всем Израиле нашелся лишь один роскошный «мерседес», подходящий под описание машины Иди Амина. 1 июля невзрачный государственный служащий уговорил преуспевающего арабского торговца из Восточного Иерусалима дать ему дорогую машину напрокат, чтобы «покорить сердце самой прекрасной женщины земли». Но с цветом вышла неувязочка: «мере» араба был белого цвета в то время как Большой Папа раскатывал, разумеется, на черном. Ради соблюдения секретности машину перекрасили в «правительственный» цвет сами сотрудники министерства обороны.

Все «гиппо» вдвое снизили скорость. Озеро лежало в тумане, но над Энтеббе было ясное небо. Засияли огни посадочной полосы, затем показалось освещенное здание аэропорта. Пилоты и десантники пристегнулись ремнями.

Словно потеряв управление, самолет ухнул вниз. Турбины жутко ревели, и визжал воздух в огромных крыльях: при быстром приземлении «гиппо» возникает чудовищная качка. Вдруг удивительная машина почти бесшумно коснулась бетона и понеслась вдоль берега.

Во избежание лишнего шума Давид тормозил турбинами без реверсирования, и понадобился очень больший тормозной путь. Громадный лайнер остановился перед самыми венецианскими окнами старого здания аэропорта. Давиду показалось, будто он уже бывал здесь — настолько запомнился ему выстроенный на авиабазе макет. Трап со скрежетом лег на бетон. Казалось, этот звук слышит сейчас весь мир. Увидав, что Давид произвел посадку благополучно, зашел на посадку командир второго «гиппо».

— Теперь я знаю, что такое молчание смерти, — рассказал потом Давид. — Это казалось невероятным. Ни выстрела, ни движения. Тишина была страшнее, чем стрельба. Я сидел беззащитный, держа руку на дросселе, и ждал, что вот-вот ловушка захлопнется.

К 23 часам члены специальной комиссии собрались в тель-авивской канцелярии министра обороны. На столе стояли радиоприемники, настроенные на передающую частоту «боинга» главкома ВВС Израиля над озером Виктория.

Солдаты цепью бросились к старому зданию, особые подошвы на их обуви скрадывали шаги. «Мерседес» подкатил к контрольно-диспетчерскому пункту. В автомобиле распахнулись двери, и угандийцы застыли по стойке смирно, отдавая честь. Захлопали ПП «Беретта» с глушителями, часовые беззвучно повалились на бетон.

В 23.03 министры в Тель-Авиве услышали по радио выстрелы. На каждом десантнике был закреплен микрофон, сигналы от которого принимал штабной самолет Бени Пеледа, после чего ретранслировал их на секретной частоте в министерство обороны.

Нетаньяху стащил форменную блузу, вытер ею черное лицо, отшвырнул прочь. То же проделали и его солдаты, иначе свои могли принять их за людей Амина. Тем временем второй «гиппо» сел возле нового здания аэропорта. Командующий израильским спецназом непостижимо быстро выскочил из самолета. Офицер связи, обязанный находиться при генерале, даже упустил Дана Шомрона из виду. Трудно было поверить, что этот человек целую неделю не отрывался от стола и почти не спал.

Когда совершил посадку третий «гиппо», над летным полем уже вовсю стучали автоматные очереди. Четвертый транспортник садился прямо в перестрелку, словно хорошо освещенная мишень. Внезапно в аэропорту погасло наружное освещение — что-то заподозрил дежурный диспетчер. Пилот последнего «гиппо» с облегчением вздохнул.

— Мое задание было сидеть на земле и ждать, пока все не улетят, а затем подобрать последнюю группу, которой было приказано уничтожить угандийские МиГи, — говорил Ури Дану этот летчик. — В течение девяноста минут я был подсадной уткой, и то были самые длинные минуты в моей жизни. Как только мой «гиппо» застыл, на аэродроме начался форменный ад.

Командный пункт генерал Шомрон устроил по соседству с «концлагерем», как Иони Нетаньяху прозвал здание, где содержались заложники. Лишь теперь рядом с командующим возник запыхавшийся связист.

…В вестибюле аэропорта спиной к окну стоял Вильфред Безе. За его плечами можно было рассмотреть чудовищную махину «гиппо». У входа в зал ожидания пружинящей походкой хищницы прохаживалась взад-вперед Габи Крош-Тидеманн.

В самом зале заложников контролировали коренастый Фаиз Джабер и другой близкий Вади Хададу человек — Абед эль-Латиф, тощий и импульсивный. Заложники ворочались на матрацах. Прощаясь с ними, Иди Амин сказал:

— Окончательный ответ правительства Израиля ожидается до полуночи.

Диктатор был очень близок к истине: время в Уганде на час больше израильского, и только что наступила полночь. При звуке выстрелов на лице Вильфреда Безе отразилось крайнее недоумение. Заместитель Нетаньяху, которого звали Илан, ворвался в вестибюль и замер. Немец подался назад и вскинул свой ПП. Ударила очередь, и Безе рухнул лицом на пол, Илан перескочил через него и помчался дальше. Бежавший следом десантник перевернул тело лицом вверх. Убедившись, что это Безе и что он мертв, солдат пустился догонять командира.

Фройляйн Крош-Тидеманн повернула голову. У Илана перехватило дыхание. В одной руке Габи держала гранату, в другой пистолет. Нажав спуск, Илан не дал террористке ни единого шанса — он стрелял до тех пор, пока не кончились патроны:

— Вот тебе, нацистская сука…

Впервые в жизни он убил женщину. Коммандос знали, как вел себя каждый террорист. Габи была самой отмороженной: казалось, она со сладострастным наслаждением поубивала бы всех заложников.

Бойцы ворвались в зал ожидания. За их спинами сверкала фотовспышка — для отчета фотограф запечатлевал лица поверженных террористов. Другой боец прижимал их холодеющие пальцы к подушечке с краской и снимал затем отпечатки: спецслужбы должны были абсолютно точно опознать участников теракта. Происходящее снимал кинокамерой третий десантник с «Калашниковым» за плечами.

В зале 42-летний Барух Гросс подхватил на руки 6-летнего сына Шая и крикнул жене:

— Руфь, за мной, в кабинет управляющего Восточно-Африканскими авиалиниями!

Коммандос бежали между заложников с криками:

— Мата, тишкеву! Вниз, ложитесь!

Изумленные заложники замерли на своих матрацах. Джабер открыл огонь из «калаша», а эль-Латиф из револьвера. Как и предполагал генерал Шомрон, заложники сразу потеряли для террористов всякий интерес: речь пошла о спасении собственной шкуры.

Однако тренированные коммандос вовсе не были удобными мишенями. Ошеломленный штурмом Фаиз Джабер угодил сперва в потолок. Полетела штукатурка, один кусок упал на голову заложнице Лизетт Хадуд. Следующей жертвой Джабера случайно стала 56-летняя Ида Борохович. Пуля повалила ее прямо на Лизетт.

— Мама! — заорал Борис Шлейн, сын Иды.

В этот миг Джабер и эль-Латиф уже были изрешечены десятками пуль.

Когда началась стрельба, многие заложники были уверены, что это дело рук немки: она то и дело угрожала пистолетом и отчаянно бранилась. Сейчас муж Лизетт сунул голову под стул и стал горячо молиться.

— Шма, Исраэль, Адонай Элохейну, Адонай эхад, — повторял он, прикрыв по обычаю глаза. — Слушай, Израиль, Господь — Бог наш, Господь — един.

В зал ожидания через разбитые окна врывались клубы дыма и прыгали коммандос из третьего «гиппо».

— Падайте на пол!

— Исраэль, тишкеву! Израильтяне, ложитесь! Самые разумные заложники прикрылись матрацами, но паники избежать не удалось. От загоревшегося одеяла опрометью бросились прочь две маленькие девочки. Арье Брольский в прыжке настиг дочек, повалил на пол, потом перехватил еще одну бегунью и опрокинул ее, прижав голову к полу. Но девочка вырвалась, приподнялась и страшно закричала — ее ранило.

Следом за коммандос бежали врачи и санитары с носилками. Спустя 10 минут пятеро заложников и четверо десантников уже лежали на операционных столах, устроенных во втором «гиппо».

В северной части здания заместитель Нетаньяху искал Джаэля Наджи аль-Арьяма. Этот невысокий жилистый араб в 1973-м ассистировал Карлосу Шакалу в покушении на Джозефа Сифа, президента британской торговой сети «Маркс и Спенсер» и активного сторонника Израиля. 38-летний аль-Арьям курировал в НФОП очень важное направление — Южную Америку. Там аль-Арьям рекрутировал в ряды «фронтовиков» несгибаемых земляков Че Гевары и Шакала.

Илан увидел аль-Арьяма на посту возле лестницы и нажал на спусковой крючок, отсекая прицельную очередь в два патрона. И для контроля — еще два. Аэропорт Энтеббе стал последней точкой на жизненном пути аль-Арьяма. Илану же суждено было в 1998 году стать начальником генерального штаба израильской армии, а в 2003-м — министром обороны. Его настоящее имя — Шауль Мофаз.

Подполковник Нетаньяху с отборными бойцами прочесывал второй этаж. В одном из туалетов под стоявшей там кроватью нашли двоих арабских террористов — их тут же застрелили. Но обнаружить Карл оса Шакала и Вади Хадада было не суждено. Возможно, они в эти минуты пировали в Кампале. Не исключено также, что кто-то из них или даже оба успели покинуть Уганду. У них был звериный нюх на опасность…

Наконец Иони Нетаньяху вышел со своими бойцами из здания аэропорта. Гроза приблизилась к Энтеббе, заморосил дождь. И тут открыли огонь часовые с наблюдательной вышки. В ответ коммандос вдребезги разнесли башню реактивными гранатами базук и очередями тяжелых пулеметов.

Но одна из угандийских пуль оказалась роковой. Раздался крик:

— Они ранили Иони! Врача!

— Эй, санитары!

Пуля угодила в спину. Подполковник Нетаньяху приподнялся было и снова упал, потеряв сознание и истекая кровью.

— Дан, Иони тяжело ранен, — доложил Илан в переговорное устройство. — Принимаю командование на себя.

В ЦаХаЛе[15] принято обращаться друг к другу по имени и на «ты» независимо от звания.

Даже рядовые называют генералов по имени, а местоимение «вы» в иврите вообще отсутствует.

Десантники с мегафонами в руках выводили заложников из здания и направляли к «гиппо». Когда раздался взрыв, люди попадали на землю. Коммандос закричали в мегафоны:

— Это наши саперы подорвали вражеский истребитель! Не бойтесь взрывов, их еще будет много…

Штурмовая авиация была страстью Иди Амина, и резиденцию он выстроил для себя в километре от аэродрома.

Получив доклад от часовых о перестрелке и каких-то посторонних людях в Энтеббе, начальник караула не решился по такому пустяку будить диктатора. Он посадил отряд отборных бойцов в небольшие фургоны и отправил разобраться, в чем дело.

Спецназ на джипах и вездеходах встретил угандийцев у главного въезда в аэропорт. Залпы безоткатных орудий разметали всю подмогу по обочинам. Разбегающихся угандийцев положили из автоматов. Неподвижные тела укутал плотный туман.

Угандийцы, охранявшие старое здание аэропорта, поступили мудрее — они давно сложили оружие.

— Не трогайте пучеглазых, — скомандовал бригадный генерал Шомрон.

Кто-то из заложников подтвердил:

— Чернокожие только старались нам помочь. Юный десантник привязал двоих угандийцев друг к другу за щиколотки и запястья.

— Скажите президенту Амину, что здесь был Дани из киббуца, — попросил он на иврите и, спохватившись, перевел на английский: — Здесь был Дани из киббуца, это сюрприз для вашего президента…

Гремели взрывы, осколки МиГов-17 и МиГов-21 разлетались далеко окрест. Из 50 угандийских военных самолетов 30 находились сейчас в Энтеббе. По плану «Молния» все они должны были быть уничтожены. Специальная разведгруппа занималась радарным центром. Оттуда вынесли всю ценную советскую электронику, после чего здание содрогнулось от мощного взрыва — так были стерты следы похищения. Затем разведчики опустошили арсенал, расположенный при казармах палестинских летчиков, которые, на их же счастье, в выходной день развлекались в Кампале.

Тем временем бойцы Нетаньяху деловито размещали заложников в чреве первого «гиппо». Все их разговоры над озером Виктория слушали генералы Пелед и Адам. Они потом рассказали журналисту Ури Дану, насколько необычные звучали фразы.

I — Двадцать на борту, — считал офицер. — Двадцать один. Еще одна группа из десяти.

— Летим к неграм? — обратился к пилотам генерал Шомрон.

— Кен! — прозвучало на иврите четыре раза. — Да!

Это значило, что командиры всех четырех «гиппо» считают риск дозаправки в охваченном огнем Энтеббе неоправданным: ее следовало произвести уже в Кении. Переговоры запеленговали и советские радары, и радары Агентства национальной безопасности США. Но даже операторы, свободно владеющим ивритом, не понимали происходящего. Факт звучания иврита в эфире Уганды указывал на некую операцию, связанную с освобождением заложников, но детали операции от этого не становились яснее.

Короткие реплики, ни о чем не говорящие цифры да акронимы — вот и все, что приносит радиоперехват, когда израильский спецназ проводит свои операции. Акронимом называют сокращение из первых букв слов. От аббревиатуры акроним отличается добавлением гласного звука «а» между согласными при произношении. Акронимы широко используются в арабском и еврейском языках, азбука которых не имеет гласных букв.

Арабский акроним ХаМаС расшифровывается как «Исламское движение сопротивления» (Харакат аль-му-хавама аль-исламия). Ивритский акроним ШаБаК означает «Всеобщая служба безопасности» (Шерут бетахон клали). В профессиональной сфере используются тысячи акронимов, которые понятны лишь специалистам. Вот чисто филологическая причина, способствующая достижению максимума секретности как израильскими, так и арабскими спецслужбами.

В главные ворота вкатились новые грузовики с «пучеглазыми». Их пропустили до контрольно-диспетчерского пункта и ударили с тыла силами двух взводов.

Подполковника Нетаньяху внесли в первый «гиппо», чтобы как можно скорее довезти до воздушного госпиталя в Найроби. К десантникам бросался какой-то парень в слезах:

— Помогите найти мою маму! В пятницу ее увезли в больницу с пищевым отравлением…

У трапа упала в обморок закутанная в одеяло девушка. Одеяло распахнулось, и бойцы переглянулись — девушка была почти обнажена. Ее уложили на носилки, прикрыли, дали нашатырь…

— Мы летели с мамой в Нью-Йорк на свадьбу к моему брату! — продолжат кричать молодой человек. — Вы, должно быть, слышали о нем, это Даниель Хартув. Он председатель Союза журналистов Израиля!

Один десантник бросил, пробегая мимо:

— Перестань звать маму — ты уже взрослый мужчина. Молодой человек рванулся следом за ним и заорал пуще прежнего:

— Ее зовут Дора Блох! А меня зовут Илан Хартув. Я экономист, но всю последнюю неделю занимался переводами с английского на французский и обратно! — Илан переводил речи Амина, — пояснил кто-то из заложников. — Фельдмаршал приходил и первым делом спрашивал: «Где мой переводчик?»

— Марш в самолет! — скомандовал офицер.

Содрогаясь от рыданий, Илан Хартув поплелся по трапу в чрево летающей громадины. Первый «гиппо» вместе со всеми заложниками поднялся в воздух спустя 53 минуты после приземления. График, утвержденный начальником генштаба Мордехаем Гуром, предусматривал 55 минут. Следом взмыл второй «гиппо».

Горючего в баках оставалось на полтора часа, но до Найроби было всего 50 минут лета. Третий транспортник при разгоне соскочил правым шасси с бетона: командир экипажа принял белую линию за середину взлетной полосы, но то оказался ее край. Пока летчик понял, что произошло и вырвал самолет из жидкой грязи, несколько бесценных метров были потеряны.

Всем весом пилот навалился на тормоза, но при этом запустил моторы на максимальную мощность. С задранным вверх носом «гиппо» рвался по бетону в сторону озера. В самом конце полосы летчик резко отпустил тормоза. Огромный лайнер с диким ревом устремился в небо под углом 45°. Как удалось потом установить, для пробега махине хватило 183 метров, а скорость взлета не превышала 100 км/ч.

Подрывники с фонарями собирали на бетоне все, что могло выдать национальную принадлежность участников рейда. Эти люди рисковали больше всех, но израильское руководство не хотело оставлять Иди Амину улик. Если бы с последним «гиппо» что-то случилось, подрывникам пришлось бы или отбиваться до последнего патрона или сдаваться в плен — становиться новыми заложниками.

— Я ощущал себя одиноким и беззащитным, и каждая минута казалась вечностью, — рассказывал командир экипажа четвертого «гиппо». — Казалось чудом, что остальные улетели беспрепятственно. Умом я понимал, что все идет точно по плану, минута в минуту. Но внутренний голос твердил: не бывает, чтобы все было совсем хорошо. А ведь я остался последним, и шальная пуля могла перечеркнуть надежду на возвращение.

Бригадный генерал Дан Шомрон улетел тем же самолетом. Из пылающего контрольно-диспетчерского пункта кто-то еще куда-то стрелял. Аэробус «Эр Франс», выполнявший рейс № 139, сиротливо стоял на опустошенном аэродроме.

В воскресенье в 0.30 по израильскому времени стрельба в радиоприемниках стихла. Члены спецкомиссии в Тель-Авиве переглянулись. Главком ВВС Пелед доложил, что «гиппо» с заложниками спустя десять минут совершит посадку в Найроби для дозаправки.

— Нужно сообщить Киссинджеру, — сказал премьер-министр помощнику. — Свяжитесь с Аллоном. Заодно у министра иностранных дел будет повод первым поздравить Америку с Днем независимости, ведь сегодня четвертое июля…

Еще недавно Рабин был послом в Вашингтоне. Сейчас он лучше многих понимал необходимость жеста уважения к сверхдержаве.

— Мне кажется, теперь можно известить не только госдепартамент, но и МИДы других стран, — заметил Шимон Перес. — Ничего изменить никто уже не в силах.

В кабинете раздался храп: начальник генштаба Гур крепко спал, опустив голову на стол.

Один за другим четыре огромных транспортных самолета сели в четвертом, тщательно охраняемом квадрате аэропорта кенийской столицы. Сюда же вернулся и странный «боинг», два часа кряду круживший над вторым по размерам пресным озером в мире. Из «гиппо» уже бежали десантники с носилками.

Но подполковник Нетаньяху скончался, так и не придя в сознание. Десять других тяжелораненых санитарные машины увезли в государственный госпиталь имени президента Кениаты. Вместе с ними прибыли несколько десятков коммандос, чтобы сдать для раненых кровь. Врачи и медсестры с изумлением слышали звуки незнакомой речи, вдыхали запах пороха…

Иди Амина разбудил адъютант:

— Извините, ваше превосходительство, но полковник Бар-Лев настаивает!

Стрелки показывали 2.20 по угандийскому времени. В Израиле был 1.20 ночи. Об операции в Энтеббе только что сообщило французское радио, и израильтян интересовало, известно ли что-нибудь угандийскому диктатору. Тот прижал трубку к большому черному уху и сонным еще голосом сказал:

— Скажите вашему премьеру, что он обязан выполнить требования похитителей.

— Понимаю! — объявил «Борька». — Конечно, обязан! Большого Папу смутила радость в его голосе. Амин посчитал своим долгом напомнить:

— Переговоров больше не будет!

— Хорошо. Спасибо за все, что вы сделали.

— Спасибо? За что?

«Борька» опустил трубку на рычаги. В эти минуты керосин по толстым шлангам переливался в баки четырех «гиппо». Часть заложников выбрались на летное поле размять ноги. Некоторые даже осмелились покинуть 4-й квадрат, чтобы перекусить в буфетах аэропорта Эмбакази — работу общепита продлили специально по просьбе израильтян.

Но скоро первые два «гиппо», заправившись, вырулили на взлет. Едва самолеты набрали высоту, коммандос отстегнули ремни безопасности, подстелили под себя пропотевшие куртки и уснули в проходах между джипами и под вездеходами. Последний «Геркулес С-130» взмыл в воздух часа за два до рассвета. Следом покинул кенийскую землю воздушный госпиталь в «Боинге-707». В госпитале Найроби остались двое коммандос и один заложник. Другой заложник — Паско Коэн, выживший в фашистском концлагере, — скончался.

После рассвета в 4-й квадрат приехала подметальная машина. Водитель с ужасом обнаружил в разных местах кровавые пятна. Никаких других следов на бетоне не было.

Около пяти утра по израильскому времени телефонный звонок разбудил Баруха Бар-Лева.

— Что вы со мной сделали?! — Большой Папа был в панике. — Почему вы стреляли в моих солдат? Я заботился об израильтянах, я хорошо с ними обращался, я дал им одеяла, матрацы, я предоставил им обслуживание. Я надеялся, что скоро мы совершим обмен, — и вы убили моих солдат!

Бар-Лев разыграл изумление:

— Кто убил, господин президент? Разве у заложников было оружие?

— Стреляли не заложники, — произнес Амин дрожащим голосом. — Самолеты прилетели и стреляли.

«Борька» изумился пуще прежнего:

— Самолеты? Я не знал, что там были самолеты. Вы меня разбудили. Я спал и понятия ни о чем не имею. Кстати, не хотите ли поговорить с Нехамой, она будет очень рада услышать вас…

Диктатор был прекрасно знаком с госпожой Бар-Лев. Он сказал:

— Нет, но передайте ей привет. И детям тоже, я ведь их хорошо помню… Не как политик, а как профессиональный солдат, я должен сказать, что операция была проведена блестяще. Ваши солдаты были великолепны.

Спустя час Большой Папа вновь разбудил «друга»:

— Вы должны искупить свою вину перед Угандой. Я готов принять от Израиля некоторые запасные части. Часть пушек и танков моей армии не в очень хорошем состоянии.

Амин боялся, что СССР лишит его своего покровительства за то, что не уберег огромное количество отличных истребителей.

Выгрузив десантников и технику на военной базе близ Эйлата, Давид за штурвалом первого «гиппо» взял курс на аэропорт Бен-Гуриона. Встречать заложников прибыли их семьи, члены спецкомисеии и лидер оппозиции Менахем Бегин — он с самого начала настаивал на силовом разрешении кризиса.

В 11 утра 4 июля 1976 года заложники ступили на израильскую землю — прошло ровно 12 часов с высадки коммандос в Энтеббе.

— Зе'у зэ нигма'р! — повторяли рыдающие люди, обнимаясь со своими близкими. — Все кончилось!

К этому времени угандийские операторы радарного центра, проморгавшие израильские самолеты, уже были расстреляны. А вечером того же дня в одну из больниц Кампалы ворвался взбешенный Иди Амин.

— Где эта сионистская тварь? — рычал Большой Папа. — Задавлю!

Перепуганные медики проводили его в палату, где лечилась от пищевого отравления 75-летняя Дора Блох. Больше старушку никто никогда не видел: экономист Илан Хартув и журналист Даниель Хартув остались без матери.

На другой день тело Иони Нетаньяху перевезли в Иерусалим. Из Бостона прибыли его родители.

«Скорблю о тебе, брат мой Ионатан; ты был очень дорог для меня», — министр обороны Перес, стоя над могилой, процитировал Библию (2-я книга Царств, 1:26)[16]

— Я уполномочен объявить, что правительство переименовало «Молнию» в «Операцию Ионатан».

Американский представитель в ООН Дэниель Мойнихен выступил в кампусе Еврейского университета в Иерусалиме:

— Израиль стал синонимом демократии. Точно так нападения террористов на израильтян стали синонимом общей атаки на демократию, которую вдохновляет современный тоталитаризм.

Сделав этот выпад в адрес СССР, Мойнихен улетел в Нью-Йорк, где в ООН уже разгорелись нешуточные дебаты по поводу «вопиющего нарушения суверенитета Уганды». Хотя резолюция с осуждением Израиля на сей раз принята так и не была, стало ясно, что время для объединения усилий в борьбе с терроризмом еще не пришло. Террористов поддерживали мусульманские страны, Китай и весь советский блок. Эта поддержка делала крайне нерешительными позиции ведущих демократических стран.

В один из июльских дней черный «мерседес» вкатился во двор.

— Мне оч-чень нравилось, что он был б-б-белоснежным, — прошептал, заикаясь, потрясенный хозяин. — Зачем же в-вы его п-перекрасили?

Выбравшийся из-за руля офицер ВВС отвел глаза в сторону:

— Извини, я оплачу тебе новую покраску. Самой прекрасной женщине земли хотелось ощутить себя премьер-министром!

И действительно, арабский торговец получил пять тысяч долларов компенсации за причиненный ущерб. Но вскоре, сидя перед телевизором, этот человек здорово напрягся. Его глазам предстал перекрашенный «мерседес», выкатывающийся из безразмерного чрева транспортного самолета «геркулес» на бетон аэропорта Энтеббе. Израильское ТВ показывало кинохронику.

Ну, а что же Иди Амин? Пережив миг долгожданной всемирной славы, этот неграмотный великан-сифилитик превратился в международное посмешище. Однако в Уганде он по-прежнему оставался хозяином жизни и смерти. Решив отыграться на собственных подданных, Амин возвел гонения на целые племена и в первую очередь — на христиан.

Стоило архиепископу Уганды, Руанды и Бурунди вступиться за народ, Амин лично застрелил его прямо в гостиничном номере. Этого диктатору показалось мало, и в тот же день 17 февраля 1977 года он приказал убить двух последних министров-католиков из своего правительства. Вместо отпевания в соборе их тела были сожжены солдатами.

— В Уганде нет тюрем, — заявил Амин с трибуны конференции ОАЕ в Каире. — Мы все живем в мире и безопасности. Уганда свободна, люди ее процветают.

Расовый террор против угандийцев азиатского происхождения, насаждение ислама и крайний трайбализм (межплеменная вражда) за 8 лет правления Амина привели к гибели около 300 тысяч человек. Человеческая жизнь обесценилась, а страна была совершенно разорена. Благодаря огромному числу кровников накал межплеменных страстей достиг взрывоопасного предела, что проявилось в ходе последующих «разборок» и переворотов.

В октябре 1978 года горе-фельдмаршал погнал свою армию в соседнюю Танзанию. Внезапность обеспечила первые успехи, однако танзанийцы быстро убедились в неспособности солдат Большого Папы к боевым действиям. Привыкшие к расправам над мирным населением, они при малейшей опасности целыми ротами переходили на сторону Фронта национального освобождения Уганды. Этот Фронт был создан Милтоном Оботе — экс-президентом, которого 25 января 1971 года предательски сверг 45-летний главнокомандующий Иди Амин.

Уже 11 апреля 1979-го осажденный в Кампале узурпатор Амин понял, что пора «делать ноги». Он по радио призвал верные войска стоять «до последнего патрона», а сам вылетел в Ливию. Люди Оботе обнаружили в его холодильнике человечину: так подтвердились многочисленные слухи о людоедстве угандийского тирана.

Даже жестокий ливийский президент Муамар Каддафи не пожелал предоставить убежища каннибалу. Зато тот воспользовался гостеприимством саудовского короля Халеда, которого сам некогда принимал в Кампале с почетом. Выдать «фельдмаршала» Уганде для суда Саудовская Аравия отказалась наотрез.

В 1989-м Большой Папа попытался создать базу для возврата власти на севере Уганды, где обитают племена его сородичей. В качестве эпицентра восстания он наметил одну из угандийских деревень неподалеку от границы с Заиром (ныне Конго). Однако затея провалилась еще в аэропорту Киншасы. Заирские пограничники опознали Амина и вместе с сыном выдворили обратно, хотя Уганда вновь потребовала выдачи президента-террориста.

Король Халед взял со своего гостя твердое обещание никогда больше не возвращаться в политику. Сегодня Иди Амин вместе с любимой женой Сарой тихо живет в Джидде — в прекрасном дворце неподалеку от родового гнезда Усамы бен-Ладена.

Слыхали ли вы о молуккцах или хотя бы о Молуккских островах, читатель? Вряд ли. Вот и в Западной Европе об этом народце и этой территории до середины 1970-х знали разве что узкие специалисты.

К примеру, ботаник бы сказал, что Молуккские острова — родина гвоздичного дерева, высушенные бутоны которого являются всем известной пряностью. Лингвист бы пояснил, что говорят молуккцы почти на десятке северохальмахерских языков (из группы папуасских), а название свое языки эти получили в честь Хальмахеры — самого большого острова архипелага. Географ бы добавил, что Молуккские острова расположены на экваторе западнее острова Новая Гвинея и входят в состав Индонезии, огромной островной страны.

Больше прочих рассказал бы политолог. Он бы напомнил, что прежде всей Индонезией владели Нидерланды, и во всем мире островную колонию называли не иначе как Голландской Индией. До 80 % населения Голландской Индии составляли мусульмане, а остальные были конфуцианцами, язычниками и христианами. Исповедовали христианство (протестантизм) и большинство жителей южных Молуккских островов.

Естественно, что нидерландские колонизаторы испытывали больше доверия к христианам и даже позволяли им служить в своей армии. Соответственно и протестантов-молуккцев колониальное положение Индонезии вполне устраивало: они не испытывали никакого желания жить в независимом исламском государстве.

Стоило Индонезии провозгласить в 1949 году независимость, как уволенные из нидерландской армии туземцы образовали Южно-Молуккскую республику (ЮМР). Так начался жесточайший межконфессиональный конфликт. Чтобы не оставить южномолуккским сепаратистам ни единого шанса, в августе 1950 года власти в Джакарте объявили Индонезию унитарной страной — следовательно, в ее составе не могло быть никаких автономий.

К Южным Молуккам направились корабли с войсками. Христианские сепаратисты приступили к обороне, но силы были слишком неравны. В том же году сепаратисты были разгромлены, и бывшая ЮМР образовала вместе с северными Молукками индонезийскую провинцию Малуку. Спасаясь от жестоких преследований, 15 тысяч человек нашли убежище в бывшей метрополии — Нидерландах.

Почти четверть века беженцы тихонько пытались вписаться в западное общество, однако без особого успеха: перепрыгнуть на протяжении одного поколения из каменного века в постиндустриальное государство было делом немыслимым. Даже единство веры тут не выручало. Молуккские папуасы работали на самых черных работах: мели улицы, таскали тяжести, мыли окна, в лучшем случае — подсобляли на стройках.

Не удивительно, что дети иммигрантов выросли с комплексом неполноценности. Постепенно юные папуасы пришли к мысли, что сумеют обрести счастье только на исторической родине, которую необходимо отобрать у Индонезии. Эта мысль казалась тем более верной, что выросшие на Западе «продвинутые» папуасы легко захватили бы власть над своими дикими сородичами на Молукках.

И вот 2 декабря 1975 года о молуккцах заговорил весь мир. Семеро папуасов в Нидерландах взяли в заложники пассажиров поезда, следовавшего из Амстердама. Оцепившим состав полицейским вооруженные террористы представились как члены неслыханной прежде группировки «Свободная молодежь Южно-Молуккских островов».

В обмен на жизни заложников молуккцы потребовали ни много ни мало начать с Индонезией переговоры о независимости Южных Молукк. А чтобы Индонезия всерьез отнеслась к этому требованию, спустя двое суток еще шестеро папуасов захватили консульство Индонезии в Амстердаме.

Правительство в Гааге всполошилось: до сих пор терроризм был бедой главным образом соседней ФРГ. Да и сами молуккцы учились терроризму, узнавая об очередных «подвигах» немецких боевиков. Собственно говоря, и захват консульства был, несомненно, подражанием: 24 апреля того же 1975-го шестеро членов РАФ захватили 11 дипломатов в посольстве ФРГ в Швеции. Террористы «для убедительности» прикончили военного атташе и пообещали в дальнейшем расстреливать по одному дипломату в час.

Немецкие «красноармейцы» требовали выпустить на свободу своих товарищей из западногерманских тюрем, однако из Бонна пришел твердый отказ. После демонстративного расстрела террористами экономического атташе шведские коммандос взяли здание молниеносным штурмом. Заложников освободили, террористов вынесли на носилках: пятеро получили тяжелые ранения, а один сразу же скончался.

На что же рассчитывали молодые молуккцы? Они знали, что власти в Нидерландах не обладают немецкой решительностью. Наученное горьким опытом руководство ФРГ в ходе смертельного противостояния левым экстремистам теперь смело нарушило самые элементарные права личности, в то время как в сверхдемократических Нидерландах принято было любые конфликты улаживать мирным путем. Даже после того, как молуккцы убили двоих индонезийских дипломатов, представители властей все равно продолжали вести переговоры. В конце концов измученные террористы сами сдались полиции.

В чем папуасы были поневоле оригинальны, так это в захвате поезда, а не крылатого лайнера. Будучи беднейшими гражданами Нидерландов, молуккцы практически не пользовались самолетами, не были знакомы с организацией контроля доступа на борт и потому опасались захватывать «железную птицу». Даже автобусы из-за энергетического кризиса стали для молуккцев дорогим транспортом. Зато с поездами эти папуасы были знакомы с детства и прекрасно знали, что пронести туда оружие проще простого: никаких проверок!

Оставшиеся на воле сообщники террористов думали уже не столько о независимости Молуккских островов, сколько об освобождении 13 своих товарищей из нидерландских тюрем: едва начавшись, молуккский терроризм роковым образом зациклился. То же самое, только несколькими годами раньше, произошло и с палестинским терроризмом, и с западногерманским. Теракты осуществлялись ради того, чтобы власти освободили арестантов, которые потом… вновь займутся терроризмом. Спустя полтора года молуккцы опять приковали к себе внимание. 23 мая 1977 года в 8.30 утра четверо папуасов ворвались в среднюю школу близ городка Бовенсмилде на севере Нидерландов. Размахивая пистолетами и гранатами, они согнали НО учащихся и учителей в актовый зал где и огласили свои требования:

— Свободу Южным Молуккам, которые управляются мусульманскими чиновниками из Джакарты!

— Применить к Индонезии экономические санкции за нарушения прав христианского населения!

— Свободу нашим героическим товарищам, попавшим в нидерландские тюрьмы в позапрошлом году!

— Предоставить нам всем заправленный горючим «боинг» в международном аэропорту Схипхол!

— И положить в самолет полмиллиона долларов на нашу борьбу!

Молуккцы отлично помнили, что в сентябре 1974 года именно таким образом, по воздуху, благополучно вырвались из Нидерландов трое террористов «Японской Красной Армии» после захвата французского посольства в Гааге. Японцы потребовали тогда от Франции 300 тысяч долларов и свободу для своего заключенного товарища. Правда, в Париже интересы японцев «лоббировал» сам Карлос Шакал. Дабы сделать французские власти посговорчивее, он взорвал гранату в многолюдном центре столицы, а потом пригрозил по телефону, что подобные теракты будут происходить ежедневно. Франция мигом сдалась и направила в Гаагу «боинг» для террористов.

Но и молуккцы придумали «изюминку»: их теракт оказался сдвоенным. Тем же утром и в то же самое время — минута в минуту 8.30! — 9 папуасов захватили электричку, курсирующую между Роттердамом и Гронингеном, причем машинисту было приказано остановиться в тот момент, когда поезд проходил лишь в одном километре от захваченной школы. Так еще 51 человек попал в заложники. Десять вагонов стояли в чистом поле, и террористы легко контролировали все подступы к ним.

Сразу стало ясно, что акция очень долго планировалась.

Ведение переговоров власти поручили доктору психологии Дику Мюльдеру, подчинив ему огромный штат полицейских, медиков, поваров, посыльных, связистов и слесарей. Потянулись мучительные дни. На сей раз террористы были несравненно лучше подготовлены психологически, чем полтора года назад: и речи не было о том, чтобы уговорить их сдаться!

Власти также не собирались уступать, поскольку в мире наконец стали ясно понимать, что уступки только порождают новые теракты. Прежде всего необходимо было вызволить детей, и у доктора Мюльдера родилась рискованная и циничная, на первый взгляд, идея. На 4-е сутки безрезультатных переговоров решено было ее реализовать: в школу передали пищу, содержащую дизентерийную палочку.

К утру 5-х суток школьников разбил страшный понос, а школу охватила нестерпимая вонь. Чтобы не заболели сами террористы, их еду оставили незараженной. В противном случае взбесившиеся от подобного коварства властей молуккцы могли перебить заложников. Теперь же отравление ребят не вызвало подозрений, однако доставило коричневокожим похитителям массу хлопот.

В школу были завезены все необходимые медикаменты, а детей осмотрел опытный врач. Он объяснил папуасам, как следует лечить детей, но предупредил, что не ручается за юные жизни пациентов. Кроме того, врач сказал, что дизентерия является острым заразным заболеванием и грозит, таким образом, самим захватчикам.

Результат затеи Дика Мюльдера превзошел самые смелые ожидания: молуккцы отпустили 106 человек, оставив в заложниках лишь четверых — по одному на каждого! Дети молниеносно прошли курс антибиотиков и скоро попали в свои дома.

Однако переговоры по-прежнему буксовали. Чтобы сделать власти сговорчивее, к концу первой недели террористы убили в электропоезде инженера, а тело его сбросили на рельсы. Тут уж по Нидерландам прокатилась буря протестов: правительство не критиковал только ленивый.

На десятый день теракта ушлые корреспонденты узнали, что и в школу, и в поезд постоянно передаются отборные кондитерские изделия, включая шоколад и пирожные. Это вызвало новый вал обвинений в бездействии и безответственности. Доктор Мюльдер был возмущен до глубины души, ибо обилие сахара в крови снижает агрессивность, делает человека чуточку добрее: сласти передавались террористам намеренно.

Дик Мюльдер выступил перед правительственной комиссией с докладом по преодолению кризиса. Психолог сообщил, что дальнейшее затягивание переговоров возможно на общий срок не более трех недель. С другой стороны, террористы с каждым днем делались все раздраженнее.

— Поверьте, господа, львиная доля моих усилий направлена на то, чтобы террористы с оптимизмом смотрели в будущее, — сказал Мюльдер. — Об их требованиях я с ними говорю так, словно они уже выполнены. Но всему наступает предел. Когда похитители догадаются, что власти намеренно затягивают переговоры, то в приступе ярости могут перебить всех заложников. С другой стороны, у заложников активно формируется стокгольмский синдром…

При этих словах члены комиссии озабоченно закивали, ибо знали, что «стокгольмским синдромом» называют симпатии заложника к похитителям. Изредка такой синдром проявляется оттого, что жертва действительно разделяет требования террористов и готова стать в их ряды. Однако в абсолютном большинстве случаев стокгольмский синдром является проявлением инстинкта самосохранения.

Во-первых, даже в мыслях жертва не хочет прогневать вооруженных людей, способных ее убить. Заложник старается вести себя тише воды, ниже травы, угодничает и в конце концов начинает искренне сочувствовать террористам. Боясь погибнуть в ходе штурма, заложник выступает против силового освобождения, а следовательно, возмущается нежеланием властей «по-хорошему» удовлетворить требования террористов.

Во время штурма заложник готов даже встать на защиту своих похитителей, хотя именно по их вине подвергается смертельному риску. Бывало, что заложники предупреждали похитителей о начале контртеррористической операции и помогали им спрятаться. Такое поведение чрезвычайно опасно, поскольку бойцы спецназа бьют на поражение по всем подозрительным лицам: учинять следствие во время штурма некогда.

Название синдром получил оттого, что впервые был зафиксирован в шведской столице, когда при ограблении банка бандиты захватили несколько человек. После получения налетчиками искомой суммы заложники окружили их, проводили мимо полицейского оцепления и помогли скрыться…

— В нашем случае риск стокгольмского синдрома очень велик оттого, что требования молуккских христиан кажутся справедливыми большинству жителей Нидерландов, — добавил доктор Мюльдер.

Ознакомившись с его докладом, комиссия выслушала начальника генерального штаба королевских вооруженных сил. Выяснилось, что штурм поручен самому крутому в Нидерландах спецназу ББЕ.[17] К разработке операции были привлечены также офицеры знаменитого британского спецназа САС.

За время, прошедшее после захвата папуасами поезда в 1975 году, коммандос не только в Нидерландах, но и во всем мире усердно отрабатывали штурм поезда. Сейчас оба взвода ББЕ тренировалась на точно такой электричке, какая была захвачена.

Помимо спецназа ББЕ, в операции были задействованы боевые пловцы из АВП.[18] Электричка стояла на ровной, открытой местности, а единственным «дефектом» рельефа был проходивший поблизости мелиоративный канал. Пасмурной ночью пловцы седьмого СБС в черных костюмах переплыли под водой канал и подползли к составу. На днища вагонов по всей длине бесшумно установили многочисленные сверхчувствительные датчики, которые регистрировали звуковые и инфракрасные волны.

Это позволило начать прослушивание разговоров и оценивать перемещения как террористов, так и заложников в поезде; школу под Бовенсмилде напичкали электроникой еще раньше. Кроме того, пловцы оставили на вагонных платформах запасы взрывчатки для штурмовой группы.

На протяжении всего теракта организаторы штурма расспрашивали участников переговоров, в первую очередь женщин-полицейских, которые ежедневно приносили в школу и в электричку пищу под видом служащих Красного Креста. Вся информация сверялась с данными электронного наблюдения и рассказами освобожденных школьников. В итоге удалось установить не только численность и размещение террористов, но и получить их предварительные психологические портреты.

Наступила ночь 11 июня: подходили к концу 20-е сутки теракта. В 4.53 бронетранспортер М-113 протаранил здание школы. В образовавшийся пролом ворвались морские пехотинцы в противогазах и стали бросать гранаты со слезоточивым газом. Расположение помещений коммандос знали назубок по имевшимся архитектурным чертежам. Единственный часовой, трое спавших террористов и четверо заложников тут же схватились за глаза, оглашая школу отчаянными воплями.

Чтобы шум не вызвал паники у молуккцев в стоящей неподалеку электричке, ее атаку начали в то же самое время (4.53), и от организаторов операции потребовалась ювелирная согласованность действий. Сигналом послужило появление пары штурмовых истребителей Ф-105 «Стар-файтер» (F-105 Starfighter). Со страшным ревом пронеслись они над вагонами.

Пытаясь понять, что происходит, террористы стали всматриваться в небо через оконные стекла, а испуганные жертвы, наоборот, вжались в свои постылые койки. По показавшимся террористам открыли огонь снайперы, чьи винтовки были оснащены активными инфракрасными прицелами, которые в темноте не только приближают, но и «подсвечивают» цели. Другие бойцы под рев штурмовиков подорвали закрепленные на вагонных дверях заряды.

Десять — по числу вагонов — пятерок морских пехотинцев бросились на подножки. На головах их были закреплены бинокуляры ночного видения, а руки сжимали высокоточные западногерманские пистолет-пулеметы «Хеклер и Кох МП5» (Heckler und Koch MP5). В каждой пятерке двое бойцов держали еще и мегафоны. Пробегая по вагонам, коммандос кричали:

— Заложники, ложитесь!

— Вниз, на пол!

Задача упрощалась тем, что внешность темнокожих папуасов разительно отличается от внешности большинства жителей Нидерландов. И все же одна женщина и один мужчина в панике успели вскочить на ноги — и были немедленно убиты.

Трое террористов в электричке подняли руки, еще шестеро лежали окровавленные и бездыханные. Один из них перед смертью ранил заложника, но остальные спросонья не успели предпринять ровным счетом ничего. Время для штурма было выбрано отлично: организм около 5 утра максимально расслаблен. Вся стрельба завершилась за две минуты. После сложной и блестяще осуществленной операции под Бовенсмилде компания молуккцев на тюремных нарах пополнилась бригадой еще из семи человек.

Прошло чуть меньше года, и папуасы захватили 71 человека в провинции Дренте на севере Нидерландов. При этом один мужчина был застрелен, а пятеро ранены. На сей раз правительство, уверенное в высочайшем профессионализме своих коммандос, не стало тянуть резину. Штурм состоялся буквально на другой день, 14 марта 1978 года. Люди были спасены, а похитители перебиты либо арестованы. Недаром на эмблеме ББЕ изображена белая птица, разрывающая цепь неволи.

Однако оставшиеся на воле молуккские экстремисты не подумали угомониться. Они наладили контакты с палестинскими организациями, прошли обучение в тренировочном лагере в Южном Йемене и трепали нервы гражданам тихих Нидерландов даже на протяжении 1980-х годов. А 19 января 1999 года конфликт вновь разгорелся в месте своего зарождения; На южных Молукках вспыхнула грандиозная резня между мусульманами и христианами.

В 2000 году на подмогу единоверцам прибыли несколько тысяч членов «Ласкар Джихад». Эта исламистская организация действует на главном индонезийском острове Ява, от которого до Молукк 2250 км. Озверевшие боевики закапывали живых христиан в землю, рубили им головы кинжалами, бросали в них самодельные бомбы, жгли церкви, христианские деревни и городские кварталы. Оно и понятно, ведь целью «Ласкар Джихада» является поголовная исламизация страны, в которой из 200 миллионов человек пока что «лишь» 90 % мусульман.

Нашлись радикалы и среди протестантов, которые действуют в рамках Фронта за суверенитет Молуккских островов и движения «Республика Южные Молукки». Они применили ответную жестокость: стали жечь мечети и мусульманские населенные пункты. В итоге южная часть провинции Малуку была совершенно разорена. За четыре года здесь погибли свыше 10 тысяч человек, появилось до миллиона беженцев, разрушены или сожжены свыше 30 тысяч домов, уничтожены сотни деревень.

Все достигавшиеся мирные соглашения неизменно нарушались исламскими фанатиками с Явы и их местными сторонниками. Ведь согласно шариату «неверные» в мусульманской стране либо должны быть обращены в ислам, либо должны получить статус зимми — стать людьми второго сорта, лишенными ряда прав и свобод. Однако конституция Индонезии считает всех граждан равными независимо от религии, которую те исповедуют. Поэтому у «добрых мусульман» остается испытанное средство поправить дело — джихад.

Ну а что же бесстрашные молуккские патриоты в Нидерландах? Практически все они одумались и остепенились. Осужденные террористы по большей части вышли на свободу и не слишком стремятся ее потерять. Они обнаружили вдруг, что их сверстники, которые воздерживались от терроризма, гораздо лучше своих родителей вписались в жизнь одной из богатейших стран мира.

Ведущие страны «успешно» превратили терроризм в легитимное занятие: к 1975 году Организация освобождения Палестины была признана во всем мире в качестве полномочного представителя интересов палестинских арабов. Западногерманский канцлер Шмидт испытывал тот же иррациональный страх перед нефтяным шантажом арабских шейхов, что и его предшественник Вилли Брандт. Поэтому Хельмут Шмидт повысил статус арафатовского представительства в Бонне до уровня посольства — так ФРГ как бы признала на месте Израиля несуществующее государство палестинских арабов.

Но 13 октября 1977 года лидер западногерманских социал-демократов сильно пожалел об этом. Крайне взволнованный директор Федеральной разведслужбы (БНД) доложил Шмидту:

— По пути из Пальмы во Франкфурт захвачен самолет «Люфтганзы». Сейчас борт на подлете к Риму…

Не дав договорить, канцлер подскочил в кресле:

— Какая модель самолета?

Шмидт еще надеялся, что речь пойдет о каком-нибудь небольшом джете с десятком человек на борту.

— Угнан «боинг», — продолжил директор БНД. — Среди восьмидесяти шести пассажиров — немецкие туристы и две арабские супружеские пары. Экипаж — пять человек.

Пальма-де-Мальорка — международный туристический и курортный центр, расположенный на острове Мальорка, крупнейшем из принадлежащих Испании Балеарских островов в Средиземном море. Ясно, что пассажиры захваченного пиратами лайнера — не самые бедные люди в Федеративной республике. Возмущению канцлера не было предела:

— Какого же черта им нужно?

— Только что из римского аэропорта Чампино поступило сообщение, — продолжил генерал. — Мужской голос передал диспетчеру: «Мы хотим, чтобы отпустили наших товарищей в немецких тюрьмах». По-видимому, это «Черный сентябрь» или люди Хадада.

— Какая низость! Никто в мире больше нас не сочувствует борьбе арабского народа против сионистских оккупантов!

Директор БНД чуть поклонился в знак того, что разделяет позицию своего канцлера. Хотя СССР «сочувствовал» арабам куда больше, в целом Шмидт сказал правду. Но, поддерживая палестинских террористов, немецкие власти беспощадно боролись со своими внутренними террористами — «городскими партизанами» из РАФ, «Движения 2 июня», «Революционных ячеек» и аналогичных группировок помельче.

Сейчас, в 1977-м, главные организаторы западногерманского терроризма отбывали заключение, однако нервы высших руководителей дрожали от напряжения. Был самый разгар «Немецкой осени» — смертельного противостояния левых экстремистов правительству ФРГ. На протяжении нескольких последних месяцев «городские партизаны» из «Фракции Красной Армии» (РАФ) убили нескольких видных представителей политической и финансовой элиты страны.

Вдобавок 5 сентября рафовцы похитили виднейшего промышленника Ганса-Мартина Шлайера. Доктор Шлайер занимал посты президента Союза немецких работодателей (ВВА — БДА) и президента Федерального объединения германских промышленников (ВО1 — БДИ), был членом правления «Дрезденер-банка». В обмен на его жизнь похитители требовали выпустить главарей РАФ, которые томились в тюрьмах уже свыше пяти лет.

Чисто человеческих симпатий Ганс-Мартин Шлайер не вызывал. Свои немалые капиталы он нажил в должности главы канцелярии президиума Центрального союза промышленности протектората Богемии и Моравии — так гитлеровцы назвали оккупированную Чехию. Иными словами, молодой Шлайер был одним из непосредственных руководителей разграбления Чехословакии в годы Второй мировой войны. Кроме того, он являлся членом оппозиционной правительству Шмидта партии Христианско-Демократический Союз (ХДС).

В общем, решение по доктору Шлайеру канцлер в глубине души уже принял. Жизнь одного-единственного, пусть и очень заметного чиновника, стоит гораздо дешевле свободы десятков ужасных террористов. Однако теперь в опасности жизни сразу 87 ни в чем не повинных граждан ФРГ, включая экипаж лайнера!

— Соедините меня с этим ублюдком, — бросил Шмидт понятливому секретарю, а едва услышал знакомый хриплый голос, заорал: — Что за глупые выходки, Ясир? Немедленно прикажи своим людям освободить самолет!

Председатель ООП Ясир Арафат следил за развитием событий из Бейрута, где грелся у пламени раздутой им гражданской войны.

— А я здесь ни при чем, — заявил он. — Моя боевая организация, ФАТХ, к этому похищению не причастна. Даю слово, что…

— Как так ни при чем? — в раздражении перебил Шмидт. — Именно твой «Черный сентябрь» специализируется на угонах воздушных судов!

— «Черный сентябрь» был частью ФАТХа и распущен еще в семьдесят третьем году, — напомнил Арафат. — Клянусь Аллахом, я контролирую ФАТХ полностью!

— В таком случае это сделали люди из НФОП, — рявкнул канцлер. — Меня вообще не волнует, к какой конкретно банде принадлежат пираты. Меня волнует судьба самолета. Требую освободить его без проволочек!

— Я не располагаю уликами против НФОП, — ухмыляясь, произнес раис. — Но даже если такие доказательства появятся, то как председатель исполкома ООП я не в силах повлиять на бойцов НФОП. Да, «Фронт» входит в ООП. Но мы придерживаемся принципов демократии. Каждый коллективный член ООП волен добиваться наших общих целей так, как сам считает нужным.

Тут уж Хельмут Шмидт окончательно понял, что угонщики — люди из Народного фронта освобождения Палестины.

— Неужели ты не можешь приказать Хададу отменить операцию? — взревел Шмидт. — Как он посмел захватить самолет страны, которая делает для вас столько хорошего! Ты рискуешь серьезно испортить отношения с ФРГ!

— Вади не послушает меня, — упрямо ответил Арафат. — Он не подчиняется мне.

Канцлер с размаху бросил телефонную трубку.

Лайнер «Люфтганзы», которому пираты помешали выполнить рейс № Ш181, устремился к Персидскому заливу. На борту в эти минуты происходила «селекция» пассажиров. «Супружеские пары» разделились. Зухейла Сайё и Надия Шехада Дайбё проверяли документы заложников, чтобы выявить евреев и граждан Израиля. Набиль Харб дежурил в хвостовой части. Командир группы захвата Зухейр Акаше контролировал пилотов — целился им в головы из двух пистолет-пулеметов сразу.

Восточная красавица Зухейла навела на салон пистолет:

— Всем женщинам приказываю немедленно снять колготки!

Поднялся возмущенный гомон, кто-то заплакал. Другая восточная красавица, Надия, усмехнулась:

— Не бойтесь, ваши прелести здесь никого не интересуют. Живо снимайте колготки, кому говорят!

Когда колготки были собраны, террористки стали попарно связывать колготками пассажиров.

— Поймите, Народный фронт освобождения Палестины воюет не с Германией, — приговаривала при этом Зухейла Сайе. — Наш враг — империализм, который помогает сионистам топтать нашу палестинскую родину!

Связанных парами заложников гораздо легче контролировать и убивать. Когда кто-то поднимал палец — просился в туалет — одна из арабских девушек развязывала колготки, а другая держала заложников под прицелом. К запястьям пираток были прикреплены ручные гранаты…

Канцлер ФРГ вызвал известного женевского адвоката Денниса Пайо. Через него вот уже 38 дней безуспешно велись переговоры с похитителями доктора Шлайера. Адвокат Пайо был членом Всемирного союза борьбы за права человека и имел давние обширные связи со многими руководителями как РАФ, так и ООП. Он вполне разделял цели террористов, чем, естественно, внушал им доверие. Теперь Хельмут Шмидт принялся обсуждать с Пайо обмен заложников на заключенных рафовцев под эгидой ООН.

Канцлер не сомневался, что Пайо сообщит о беседе прессе, и таким образом успокоит как похитителей, так и членов РАФ в заключении. Больше всего канцлер опасался, что чьи-то неосторожные, необдуманные действия вынудят террористов взорвать самолет. В этом случае отставка правительства западногерманских социал-демократов будет неминуема.

…После Рима пираты пытались посадить самолет на Кипре, в Ливане, Ираке, Кувейте. Одна за другой страны отказывались принять лайнер: никому не хотелось головной боли с заложниками, террористами, давлением ФРГ и мирового сообщества. Однако когда в баках заканчивалось горючее, первому пилоту Юргену Шуманну ничего не оставалось, как совершать посадку на ближайшем аэродроме. Заодно опорожнялись туалетные накопители, пополнялись запасы продовольствия, а Деннис Пайо тайно вступал в контакт с предводителем пиратов.

Очередная дозаправка происходила 14 октября в столице Бахрейна: шли вторые сутки теракта. Пока мощные помпы перекачивали керосин в баки «Боинга-737», один из членов НФОП, личность которого так никогда и не будет установлена, отправил экспресс-почтой из Манамы ультиматум в Бонн. От Хельмута Шмидта требовалось освободить 11 заключенных членов РАФ во главе со знаменитым Андреасом Баадером. Вместо подписи значилось: «Организация борьбы с мировым империализмом».

Вдобавок Пайо сообщил Шмидту о том, что Эберхард Шлайер, сын похищенного промышленника, должен уплатить 15 миллионов долларов за жизни заложников, в том числе своего отца. Канцлер пришел в ярость, но время для эмоций уже миновало. Заигрывая с палестинцами, Хельмут Шмидт словно извинялся за то, что они лишились родины. Сегодня он убедился, что делать этого не стоило: террористам не нужны извинения.

В тот же день похищенный самолет покинул Бахрейн и совершил посадку по соседству — в международном аэропорту Дубая, самого крупного города ОАЭ. В течение целых суток власти Эмиратов уговаривали пиратов освободить детей, стариков и женщин. Но Зухейр Акаше был непреклонен, поскольку прекрасно знал: по детям слез проливают больше, чем по взрослым.

Наконец 16 октября самолет направился в Южный Йемен. От скуки Зухейла Сайе пыталась очаровывать и одновременно развлекать публику. Выяснилось, что одной из стюардесс сегодня исполняется 23 года. Пиратка расспросила девушку о продуктах, которые имеются на бортовой кухне. Потом Зухейла обрадованно взмахнула пистолетом:

— Отлично, я испеку для тебя бисквитный торт! Стюардесса отшатнулась, лепеча:

— Не нужно беспокоиться, уверяю вас.

— Я сама решу, нужно или не нужно, — отрезала Зухейла. — День рождения должен быть по-настоящему праздничным днем!

И активистка НФОП занялась кулинарией. За салоном зорко приглядывала боевая подруга — Надия Дайбе. Мучительно тянулись минуты…

Лайнер пошел на посадку. Среди бескрайней пустыни показался аэродром Адена — столицы просоветского Южного Йемена. На взлетно-посадочную полосу, пыхая в знойном аравийском мареве белесыми выхлопами солярки, надвигались танки Т-54 советского производства с упруго качающимися высокими антеннами. Это зрелище смутило пилотов, да и самих пиратов. Но Зухейр Акаше быстро оправился. Он был опытным бойцом — не зря именно ему доктор Хадад доверил похищение борта «Люфтганзы».

В голову командира экипажа Юргена Шуманна уперся ствол:

— Сажайте самолет!

Акаше знал, что колебания недопустимы: дашь слабинку, и заложники взбунтуются. Да и угрозу со стороны танков командир пиратов оценил верно. Танки на ВВП были всего лишь эффектным блефом. Официальный Аден не решился бы допустить столкновения танков с пассажирским самолетом. Зато весь мир увидел, как ревностно власти Народной Демократической Республики Йемен борются с терроризмом.

Между тем руководство Южного Йемена не просто укрывало, а воспитывало террористов со всего мира. В двух часах езды от Адена в 1970-х и 1980-х годах действовал в пустыне тренировочный лагерь. Инструкторами здесь служили офицеры восточногерманской спецслужбы Штази, среди них одно время находился и супертеррорист Карлос Шакал. Палестинцы, бойцы Ирландской республиканской армии, баски из организации ЭТА, боевики Фронта за суверенитет Молуккских островов, бойцы РАФ и прочие «городские партизаны» изучали подрывное дело, обращение со стрелковым оружием, технику слежки и ухода от нее, основы конспирации…

Справедливости ради нужно заметить, что в Северном Йемене; в свою очередь, активно действовали лагеря подготовки исламистов, выпускники которых во главе с Усамой бен-Ладеном спустя три года хлынут в Афганистан сражаться с армией «Красного шайтана».

Из пустыни в аэропорт Адена примчался главный инструктор тренировочного лагеря Заки Хелу — этот араб в свое время окончил школу КГБ в Демьянском. Хелу прошагал через армейское оцепление, поднялся на борт захваченного «боинга» и с глазу на глаз переговорил с Акаше.

— Убирайся отсюда, — ровным тоном сказал инспектор. Нам не нужна реклама. Мы и без нее то и дело отлавливаем в пустыне репортеров, которые норовят сфотографировать учебное заведение.

Акаше заволновался:

— Но где же тогда просить посадку? В мире не так уж много хороших, спокойных стран…

— Вот тебе дельный совет, Зухейр, — наставник террористов потрепал коллегу по плечу. — Лети в Сомали. Там наши черные братья-мусульмане не дадут тебя в обиду!

Совет понравился пирату. Сомалийская столица Могадишо еще на 1300 километров дальше от Германии, чем Аден. Хелу прав: там можно без помех вести переговоры и содержать заложников.

Перед отлетом Акаше выпустил пилотов проверить шасси. Неожиданно он увидел через иллюминатор, как Юрген Шуманн приблизился к солдату, стоящему в оцеплении, и что-то протянул ему. После того, как солдат отрицательно помотал головой, летчики вернулись в самолет.

Шли пятые сутки угона, и нервы пиратов были на пределе. Акаше встретил капитана истеричными криками на ломаном немецком:

— А ну руки за голову! В хвостовую часть марш! Акаше выразительно повел стволом ПП. У входа в кабину главаря заменила очаровательная Зухейла Сайе. Спиной к ней контролировала носовой салон прелестная Надия Дайбе. Она также держала в руках пистолет и ручную гранату.

Пассажиры увидели капитана, которого вели куда-то арабы. Юрген шел белый как полотно. Да, он попытался передать информацию о пиратах, солдат отказался принять ее, но так ли уж страшен этот проступок? Летчик надеялся, что пират не посмеет отнять жизнь командира экипажа.

Через мгновение все услышали вопль:

— Verrater! Предатель!

Хлопнули два выстрела. Набиль Харб нагнулся над большим телом первого пилота. Настороженно посматривая в сторону кресел с пассажирами, вдвоем пираты затащили Шуманна в крошечную бытовку в хвосте «боинга» — там обычно переодевались стюардессы. Акаше прекрасно знал, что второй пилот умеет делать все, что делает первый.

«Боинг» взял курс на сомалийскую столицу. Людей охватила нервозность. Во избежание паники Зухейла Сайе принялась заигрывать с заложниками. Когда рядом оказалась маленькая девочка, Зухейла взяла ее на руки и спросила по-немецки:

— Как тебя зовут?

— Ингрид! — гордо ответила девочка.

Зухейла потрепала ей волосы, сказала что-то ласковое. Малышка Ингрид засмеялась. Ее родители в эти мгновения обмирали от ужаса.

Посол ФРГ в Южном Йемене позвонил своему министру иностранных дел в Бонн:

— Угонщики потребовали, чтобы заключенные руководители РАФ и пятнадцать миллионов долларов в течение суток были направлены в Могадишо. Иначе самолет будет взорван, а Шлайер ликвидирован.

Об убийстве первого пилота посол не знал. Скоро в Бонн пришло и сообщение из Сомали: аэропорт Могадишо готов принять лайнер. Хельмут Шмидт тяжко вздохнул. Распорядиться жизнью фашиста Шлайера было куда легче, чем принять решение сейчас. Сообщения германских СМИ с каждым часом становились все жестче. От правительства требовали расправы над угонщиками, арабов называли «неблагодарными» и «коварными». Оппозиционные лидеры из ХДС приводили многочисленные факты сотрудничества правительства социалистов с ООП.

Захваченный самолет приземлился в Могадишо утром 17 октября 1977-го. Из репродукторов лилась немецкая народная музыка — бортовой приемник был настроен на частоту «Немецкой волны». Пираты не подозревали, что в эти минуты в обстановке строжайшей секретности в Сомали устремился военный «боинг» с «Группой Девять» (Grenzshutzgruppe 9, или GSG-9) — отрядом пограничной службы ФРГ в количестве 30 человек.

Этот первый в Западной Германии спецназ был создан в сентябре 1973 года — спустя год после провальной попытки мюнхенской полиции освободить взятых в заложники спортсменов. Хотя к обучению бойцов были привлечены израильские инструкторы, а создатель и командир ГСГ-9 Ульрих Вегенер стажировался на базе многоопытного британского спецназа САС, достаточной практики реальных контр террористических действий «Группа Девять» еще не имела.

Поэтому полковник Вегенер попросил присоединиться к операции двух своих давних знакомых из САС, майора Моррисона и сержанта Дэвиса. Совсем недавно они консультировали нидерландских коммандос в ходе подготовки к синхронному освобождению школы и электрички, захваченных на севере Нидерланд молуккскими боевиками.

Когда группа пролетала над Бахрейном, израильский радиоперехват зафиксировал переговоры с руководством. Директор Моссада доложил главе израильского правительства о выборе Хельмутом Шмидтом силового варианта и добавил:

— Мне кажется, следует рассказать об этом многим, Менахем. Немцам не помешает побольше решимости.

Моссад уже известил премьер-министра Менахема Бегина о том, что видный «борец за права человека» Деннис Пайо имел длительную беседу с канцлером Шмидтом. Существовала высокая вероятность, что в последний момент Шмидт испугается реакции стран ОПЕК, отменит штурм и согласится на выдачу боевиков РАФ. Тогда воздушное пиратство охватит мир с новой силой. Помолчав, Бегин сказал:

— Хорошо, сообщи об этом через «Голос Израиля». Радиостанция «Голос Израиля» ведет свои передачи из Иерусалима. Информацию немедленно передал в открытый эфир популярнейший ведущий Мики Гурдус. Его сообщение в переводе на многие языки тут же облетело Землю. МИД ФРГ отозвался резкой нотой протеста: «Израильская разведка сделала секретную операцию достоянием гласности. Операция поставлена на грань срыва». На самом деле все было с точностью до наоборот: Шмидт лишился возможности решить дело полюбовно, как не раз уже бывало.

Когда сообщение израильтян озвучила «Немецкая волна», в самолете началась паника. Акаше, на котором уже «висело» убийство первого пилота, воскликнул:

— Умирать, так умирать! Перестреляем к черту пассажиров и взорвем самолет.

Другие пираты повисли у своего предводителя на руках с криками:

— В Германии нет смертной казни!

— Посидим полгода, и доктор Хадад нас вызволит!

С самолетом установил связь западногерманский консул в Сомали. Акаше выхватил из рук пилота приемопередатчик:

— Если попытаетесь освободить самолет силой, то найдете одни трупы!

— Силой?! С чего вы взяли? — голос консула звучал удивленно. — Ах, услышали по радио? Так ведь правительство уже объявило сообщение «Немецкой волны» дезинформацией! Ее запустили враги палестинского народа, засевшие в Иерусалиме.

Истерика Акаше несколько отступила. Еще более успокоил пирата примчавшийся спецрейсом из ФРГ начальник департамента по борьбе с терроризмом Федерального ведомства уголовной полиции (ВКА — БКА).

— Практически все заключенные РАФ из вашего списка уже доставлены из своих тюрем в берлинский аэропорт, — уверенно объявил он. — В самое ближайшее время они вылетят в Могадишо. С ними вам передадут деньги. Готовьтесь к радостной встрече!

Тут начальник департамента с досады так смачно сплюнул, что Зухейр Акаше повеселел. Даже если немецкий спецназ и направляется в Сомали, то это не обязательно означает, что готовится штурм. Может, коммандос потребовались для охраны освобожденных пассажиров на обратном пути? На всякий случай Акаше решил продемонстрировать властям Западной Германии всю серьезность своих намерений. Он и Набиль Харб поднатужились, да и вытолкали из люка Юргена Шуманна. Тело плюхнулось на бетон.

— Так будет со всеми заложниками, если наши требования не выполнят! — пригрозил по радио Акаше. — Даю вам последний срок — половина третьего ночи.

Самолет укутал непроницаемо черный африканский вечер. Лишь отблески разложенного вдали большого костра порой ложились на озабоченные, испуганные лица. Похитители не смыкали глаз, следя за летчиками и пассажирами. Заложников одолевали воспоминания о прошлогоднем штурме в угандийском аэропорту Энтеббе. Затем люди мрачнели: операцию предстояло проводить не израильтянам, а немцам. На ум приходило бездарное «освобождение» захваченных «Черным сентябрем» спортсменов на Мюнхенской олимпиаде пять лет назад.

«Удастся ли выжить?» — спрашивал себя каждый. Никто не подозревал, что сомалийские солдаты развели костер по просьбе немецких коммандос: операция началась. Огонь приковывает к себе внимание, магически влияет на человека. Вдобавок начальник департамента по борьбе с терроризмом и прибывший вместе с ним полицейский психолог отвлекали Зухейра Акаше оптимистическими обещаниями по радио.

Наступило 18 октября 1977 года. Снайперы взяли под прицел кабину пилотов. К основным и аварийным выходам были приставлены штурмовые лестницы, обитые мягкой резиной. На дверях повисли магнитные мины. В 2.05 бойцы ОВО-9 взорвали двери лайнера. Это оказалось полной неожиданностью для всех, кто находился внутри. Эффект внезапности резко возрос, когда в салон полетели светозвуковые гранаты. Ослепительные вспышки и оглушительные разрывы парализовали и заложников, и террористов.

В следующее мгновение выстрелы полковника Вегенера уложили наповал Набиля Харба и Надию Дайбе. Один из бойцов очередью из пистолет-пулемета поразил Зухейра Акаше. Умирая, тот бросил гранату, но она не взорвалась.

— Прячьтесь за спинки кресел! — закричали коммандос.

Они оглядывались в поисках новых целей. Одной стюардессе пуля угодила в ногу. Из пассажиров никто не пострадал, если не считать трех рикошетных царапин. Среди пиратов самой прыткой оказалась Зухейла Сайе. Смуглая красотка успела запереться в туалетной кабинке и в панике принялась беспорядочно палить из ПП прямо в дверь. Одна из этих пуль угодила в плечо немецкому бойцу. Его товарищ тут же располосовал туалет длинной очередью.

Убедившись, что выстрелы изнутри прекратились, боец высадил дверь. Тяжело раненную Зухейлу Сайе унесли на носилках. Вспыхнули мощные софиты. Увидав на летном поле телекамеры и толпу журналистов, она прохрипела:

— Мы победим!

И протянула к объективам руку с двумя пальцами в виде буквы «V», что означало викторию. Девушке крупно повезло: в отличие от товарищей, у нее были «всего лишь» перебиты обе ноги и пробито легкое. Бойцы ГСГ-9 твердо знали: хороший террорист — мертвый террорист.

Едва сообщение об успехе контртеррористического подразделения стало достоянием гласности, «городские партизаны» из РАФ вывезли во Францию своего заложника Ганса-Мартина Шлайера. Его расстреляли в сосновом лесу.

Той же трагической ночью 18 октября 1977 года в изолированных одиночных камерах тюрьмы Штутгарта погибли трое предводителей РАФ во главе с Баадером. Еще одна «прославленная» рафовка чудом выжила, получив четыре ножевых ранения в грудь. Тюремное начальство объявило о групповом самоубийстве, однако многие обстоятельства указывали на инсценировку. Возможно, «звезды» терроризма были перебиты по команде с самого «верха»: властям ФРГ хуже горькой редьки надоел многолетний шантаж с требованиями свободы наиболее одиозным лидерам «красноармейцев».

По завершении операции на аэродроме Могадишо возник, как это водится, целый ряд вопросов. На каком основании погранслужба ФРГ орудовала, как у себя дома, на территории Сомали? Эта восточноафриканская страна привечала террористов, начиная с 1973 года, — в знак протеста против того, что Израиль не позволил уничтожить себя в войне Судного дня.

Именно в Сомали с молчаливого одобрения президента Барре менее полутора лет назад находился штаб пиратов, угнавших аэробус компании «Эр Франс» в Уганду. Как же Сомали «докатилась» до того, что изменила «великому делу» борьбы с империализмом и сионизмом, позволив немцам провести великолепную освободительную операцию?

Мухаммад Сиад Барре, президент и фактический диктатор Сомали, пытался получить на Западе кредиты. Когда чернокожему лидеру впервые в жизни позвонил сам могущественный канцлер ФРГ и попросил — почти приказал! — принять «боинг» со спецназом, в воздухе ощутимо запахло дойчмарками. Барре не раздумывал ни минуты. Но чтоб наверняка да поскорее ощутить в своих руках хруст свободно конвертируемых дензнаков, главный сомалиец наотрез отказался выдать красавицу Зухейлу Германии. Вместо этого он заверил:

— Наказание будет таким, что мало не покажется. У нас она жить не захочет.

Это была чистая правда. Сомалийский суд влепил Зухейле 20 лет тюрьмы. Условия заключения были ужасные. Зухейла серьгами перерезала себе вены на руках, но надзирательницы успели ее спасти. Между тем западногерманские спецслужбы и финансисты убедили канцлера Шмидта, что жадный сомалийский диктатор попусту разбазарит полученные на Западе деньги: возвращать кредиты Барре не собирался, это обычная практика для лидера безнадежно отсталой страны.

И вот завершился 1977 год, прошла добрая половина 1978-го. Мухаммад Сиад Барре напрасно ждал обещанных дойчмарок. Ах, так? Президент Барре демонстративно помиловал Зухейлу Сайе — назло ФРГ!

Посетив советское посольство в Праге, пиратка направилась поправить здоровье в крымский санаторий КГБ. Окрепнув, девушка перебралась в Ливан, чтобы служить референтом у Ясира Арафата. Лишь в 1982 году масштабная контртеррористическая операция Израиля в Ливане вынудила мисс Сайе «завязать» с терроризмом.

Еще один вопрос касался оружия воздушных пиратов. К середине 1970-х все международные аэропорты были оборудованы арочными металлоискателями и рентгенодетекторами. Откуда же на борту «Боинга-737» оказались пистолет-пулеметы и взрывчатка?

Следователи БКА и БНД установили, что оружие пронесла в собственной ручной клади фройляйн Хасс — телефонистка базы НАТО на испанском острове Мальорка. Западногерманская гражданка Моника Хасс оказалась членом РАФ. Благодаря натовскому удостоверению на нее не обращали внимания ни пограничники, ни таможенники. Захват немецкого лайнера стал очередным совместным «проектом» палестинского НФОП и западногерманской Фракции Красной Армии.

Руководила всей операцией опытнейшая террористка Лейла Халед, зачинательница воздушного пиратства. Конспирацию доктор Хадад поднял на такой уровень, что практически до дня похищения самолета в группе Зухейра Акаше никто не знал, чьего освобождения предстоит добиваться в обмен на жизни заложников. Лишь на встрече со своими подчиненными в Пальма-де-Мальорке Лейла объявила, что к угону намечен германский лайнер. Это вызвало немалое Удивление. Террористы были уверены, что им предстоит требовать свободы для немецких и арабских боевиков НФОП, схваченных в январе 1976 года в кенийской столице Найроби при попытке угона израильского «боинга». Кенийцы выдали тогда «фронтовиков» Израилю, где те отбывали теперь наказание.

…После драмы в ночь с 17 на 18 октября 1977 года Вадц Хадад и Карл ос Шакал, Ясир Арафат и Али Хассан Саляме убедились, что не только израильтяне способны провести спасательную операцию вдали от дома. Причем ведущим странам, как показал сомалийский опыт, даже не нужно — в отличие от Израиля — тщательно скрывать операцию. Никто в мире не посмеет отказать немцам, французам, британцам и уж тем более американцам в освобождении своих граждан где бы то ни было.

Вот и в ООН никому даже в голову не пришло обвинить ФРГ в нарушении суверенитета Сомали. Никакие «геркулесы» для эвакуации заложников также не понадобились. Не были бойцы С8С-9 ограничены и временем пребывания на чужой территории. И уж тем более не было никакой нужды доставлять в Могадишо джипы, вездеходы, крупнокалиберные пулеметы для сражения с сомалийской армией.

В 1978 году нищая латиноамериканская страна перевернула представления о масштабе террористического акта. В ночь на пятницу 24 августа отряд герильяс[19] во главе с команданте Серо спустился с покрытых сельвой гор на берег озера Манагуа и под сенью ночи просочился в одноименный город — никарагуанскую столицу.

Как раз в эти дни здесь проходила сессия Национального собрания — однопалатного парламента страны.

В народе Национальный дворец, место заседания представительной власти, называли не иначе как свинарником: депутатом в Никарагуа мог стать лишь тот, кто беспрекословно поддерживал режим 53-летнего Анастасио Сомосы Дебайле. Вся Америка знала циничные слова его отца — основателя диктаторской династии, брошенные своим покровителям в США:

— Вы выигрываете выборы, а я выигрываю подсчет голосов.

Когда президент США Франклин Рузвельт мягко указал Сомосе-старшему на недостаток демократии в Никарагуа, тот за словом в карман не полез:

— Демократия в моей стране — это дитя, а разве можно давать младенцу все, что он попросит? Я даю свободу — но в умеренных дозах. Попробуйте дать младенцу горячего пирога с мясом и перцем — и вы его убьете.

Тогда-то и вырвались у Рузвельта знаменитые слова:

— Сомоса, конечно, сукин сын, но это — наш сукин сын!

Оставаясь одним из последних диктаторов в Западном полушарии, Сомоса-младший вызывал всеобщую ненависть как в самой стране, так и за ее пределами. Никарагуанцы гибли от брюшного тифа и малярии, истощения и дизентерии, 17 % населения страдали туберкулезом. Вместе с тем на каждую тысячу жителей приходилась единственная больничная койка. Лишь каждый второй ребенок переживал свое младенчество и каждый второй трудоспособный взрослый имел работу.

Третьей после хлопка и кофе статьей экспорта в годы правления Сомосы-младшего стала кровяная плазма: чтобы не умереть с голоду, никарагуанские безработные продавали свою кровь. Консервированием и экспортом плазмы крови занималась компания «Пласмафересис», совладельцем которой был сам… глава государства. Не удивительно, что одной из кличек диктатора пыла «Вампиро», а сомосовских депутатов в народе прозвали «свиньями».

…Наутро переодетые в обычную «гражданку» партизаны, пряча под одеждой оружие и портативные радиостанции, окружили массивное здание «свинарника». Команданте Серо подал условный сигнал: свистнул, подражая кетсалю — священной птице древних индейцев. Полицейские, охранявшие вход в здание, были смяты в мгновение ока, и около 50 «лесных братьев» ворвались внутрь.

Вот когда выяснилось, что операция отрабатывалась десятки, если не сотни раз. Одна часть партизан деловито занялась укреплением здания изнутри на случай штурма. Без лишних слов и движений были заминированы двери и окна нижних этажей. Вторая группа с автоматами наперевес высыпала на ковровые дорожки парламентского зала заседаний. Депутатами овладел шок, а команданте Серо взошел на трибуну.

— Вы в плену, дамы и господа, — обратился он с мягкой улыбкой к перепуганным людям. — Сандинистский фронт национального освобождения объявляет вас своими заложниками-.

Тем временем третья часть бойцов СФНО прочесывала здание. Всех попадавшихся им людей сандинисты сгоняли в заранее намеченные помещения, которые удобно было контролировать. Взаимодействие разных групп партизан друг с другом было налажено безупречно, а в их руках оказалось почти две тысячи человек, включая сразу 60 депутатов. То был абсолютный рекорд в истории терроризма!

Команданте Серо назначил из числа депутатов «переговорную бригаду» во главе с авторитетным епископом ригелем Обандо. Скоро диктатор имел «счастье» лицезреть пакет требований неугомонных герильяс. В обмен на жизни заложников Сомосе предстояло освободить из тюрем около 40 арестованных в разные годы сандинистов, уплатить громадный по никарагуанским меркам выкуп в 500 тысяч долларов и предоставить пассажирский самолет для эвакуации партизан из страны.

Но прежде всего епископ Мигель настаивая на оглашении по национальному радио программы СФНО. Сомоса Дебайле был ошеломлен: несколько десятков партизан нанесли страшный удар под носом у его армии, полиции и спецслужб! Среди заложников оказались члены семьи диктатора, его ближайшие друзья и соратники. Начав свою деятельность в 1961 году с нескольких малочисленных и необученных боевых групп, Сандинистский фронт национального освобождения превратился в целую партизанскую армию с собственными силами специального назначения.

Какое-то время диктатор переваривал новость и обсуждал со своими «силовиками» перспективы штурма Национального дворца. Перспективы не были обнадеживающими. За 17 лет в сельве выросло незнакомое с мирной жизнью поколение. Для расстрела безоружных заложников таким людям явно не придется преодолевать нравственного барьера. А уж попадать в цель партизаны умели: можно было не сомневаться, что команданте Серо отобрал для проведения операции самых метких, выносливых и сообразительных.

Штурм грозил обернуться массовой бойней, в которой суждено было погибнуть не только множеству заложников, но и солдат — тем более что в распоряжении властей Никарагуа не было отрядов коммандос, специально подготовленных для освобождения захваченных людей.

Одновременно никарагуанская верхушка знакомилась с международной реакцией на произошедшее. В бессильной ярости Сомоса сжимал кулаки: сообщая о захвате не слыханного числа заложников в Манагуа, корреспонденты решительно всех информ агентств, телеканалов и газет с трудом скрывали радость. Как по обе стороны Атлантики, так и по обе стороны экватора, герильяс из СФНО выглядели освободителями родины от кровавого деспота. Казалось даже странным, отчего из ненависти к режиму Сомосы нельзя получать, скажем, электричество.

Сомосе ничего не осталось, кроме выполнения всех требований «лесных братьев». Чтобы сохранить лицо, он затянул переговорный процесс на сутки, но это лишь усилило всемирную поддержку сандинистов. Наконец диктатор махнул приближенным рукой — дескать, поступайте, как знаете.

Когда в Национальном дворце услышали из репродукторов голос, зачитывающий требования СФНО, грянули аплодисменты, причем вместе с боевиками били в ладоши захваченные ими люди: «стокгольмский синдром» действовал вовсю, ибо Сомоса вызывал ненависть даже у части собственных приспешников.

Уже назавтра, в субботу 25 августа 1978 года, в международный аэропорт Манагуа были доставлены из тюрем заключенные партизаны. Сюда же прибыли на автобусах их товарищи во главе с ловким команданте Серо и искомым полумиллионом долларов. Безопасный вылет герильяс из Никарагуа добровольно вызвались гарантировать своим присутствием ряд высокопоставленных чиновников и часть депутатов. Спустя 45 часов неволи и страха заложники обрели свободу.

Четко произведя погрузку в «боинг», дерзкие партизаны помахали на прощание растерянным полицейским и были таковы. Весь мир — от коммунистов до консерваторов — аплодировал террористам, причем таковыми их никто не считал. Сперва лайнер вылетел в Панаму. Тамошний лидер, 49-летний бригадный генерал Эррера Омар Торрихос, пришел к власти 10 лет назад в ходе переворота, благодаря чему считал себя революционером. Торрихос согласился принять «товарищей по оружию», чем заслужил симпатии левых экстремистов во всем мире.

Тем не менее в Панаме герильяс команданте Серо надолго не задержались: здесь до них запросто могли дотянуться национальные гвардейцы — верные псы никарагуанского режима. Принять захваченный у Сомосы самолет согласился диктатор с диаметрально противоположными политическими взглядами — Фидель Кастро Рус, Председатель Государственного совета и Совета министров Кубы. Живой щит из никарагуанских чиновников кубинцу тут же отправили обратно, а «героическим» сандинистам устроили восторженный прием.

В 1978 году многие жители Земли были искренне убеждены, что переход от капитализма к социализму — дело неизбежное и, безусловно, прогрессивное. По этой причине в сознании значительной части человечества и даже в международном праве укоренился двойной стандарт. Если захват заложников совершался экстремистами правых взглядов, то это был, конечно же, теракт. Но если поубивать свои беззащитные жертвы обещали революционеры, то это был уже не теракт, а национально-освободительная борьба.

«Прогрессивные круги» во всем мире вдохновляли и подзуживали левых экстремистов, а порой и сами становились в их ряды, как это было в Западной Германии, Италии, Японии, Франции, Бельгии, Греции. Вот лишь один пример. Британский новеллист Салман Рушди называл в ту пору Соединенные Штаты «источником зла» и даже призвал к убийству американцев как к… революционному акту. Книга Рушди «Улыбка леопарда» содержала страстный призыв к поддержке никарагуанских партизан.

Грандиозный захват парламента прозвучал похоронным звоном для режима Сомосы. Уже в июле следующего, 1979, года диктатор бежал в Парагвай. Сандинисты захватили власть и приступили к классическим социалистическим преобразованиям с передачей земли крестьянам, национализацией промышленности и банков. Сандинистский трибунал заочно приговорил Сомосу-младшего к смертной казни.

Уже в 1980-м сандинисты «дотянулись» до ненавистного экс-диктатора — аж за 5500 км от родины! На светофоре 4 в центре Асунсьона неизвестное количество неизвестных лиц снесли выстрелом из базуки крышу бронированного лимузина Сомосы, после чего расстреляли всех, кто находился внутри, и бесследно исчезли.

В Вашингтоне поднялся переполох. Казалось, коммунизм победоносно шагает по планете и уже стучится в ворота самих Соединенных Штатов. Помимо идеологического поражения, американские предприниматели лишились в Никарагуа собственности на сотни миллионов долларов. Между тем в 1912–1933 годах эта страна была оккупирована войсками США. Хотя никарагуанцы восстали и добились вывода американских солдат, вскоре вождь восстания Аугусто Сесар Сандино был убит, а власть захватил Анастасио Сомоса, который проводил проамериканскую политику. Ту же политику продолжат сперва его старший сын Луис, а с 1967-го — младший сын Анастасио.

Теперь решено было во что бы то ни стало восстановить экономическое и политическое господство США в Никарагуа. Ставка в этой борьбе была сделана на те же партизанщину и террор, которые обеспечили успех самим сандинистам. Из бежавших в США остатков сомосовской Национальной гвардии и прочих антикоммунистов американские генералы сформировали, экипировали, вооружили и обучили отряды так называемых контрас (контрреволюционеров).

На протяжении 1980-х годов контрас неустанно атаковали сандинистские войска с территорий проамериканских Гондураса и Сальвадора. Но еще более преуспели контрас в расправах над мирными жителями, которых удавалось уличить в сотрудничестве с новой властью — хотя как же с нею было не сотрудничать? От рук контрас погибли более 30 тысяч беззащитных селян и горожан, по 8 человек из каждой тысячи (все население Никарагуа не превышало четырех миллионов).

Однако эта кровавая вакханалия не прошла бесследно. На примере правого терроризма никарагуанцы осознали наконец вред и терроризма левого. Путем тяжелейших, многократно срывавшихся переговоров обеим сторонам никарагуанского конфликта удалось достичь соглашения о мире.

На всеобщих выборах в феврале 1990 года Оппозиционный национальный союз из 14 правых партий и организаций одолел сандинистов. Сандинистский президент, 45-летний Даниель Ортега, честно уступил власть лидеру христианских демократов Виолетте Барриос де Чаморро. Началось возрождение страны из руин гражданской войны.

А что же англоязычный литератор индийского происхождения Салман Рушди? Как нередко это бывает, он напоролся именно на то, за что боролся. В 1979 году казалось, что геополитические мечтания Рушди начинают сбываться: в Западном полушарии свергнут ненавистный Сомоса, в Восточном — ненавистный шах Ирана. Литератор и помыслить не мог, что 13 февраля 1989 года иранский узурпатор аятолла Хомейни подпишет фётву, приговорившую 42-летнего Рушди к смерти. Отныне любой мусульманин должен был убить литератора при первой же возможности. «Прегрешение» Рушди состояло в том, что в его романе «Сатанинские строфы» Хомейни усмотрел издевательство над исламом.

Хотя Хомейни вскоре после подписания знаменитой фетвы умер, Салман Рушди по сей день вынужден скрываться от исламских фанатиков. В Великобритании его защищают контрразведчики из МИ-6, в США — агенты ФБР. Революционным бредням больше не находится места в голове литератора. В своих сочинениях Рушди на все лады воспевает оплот свободы и демократии во всем мире — Соединенные Штаты Америки. Мучает ли литератора совесть за аналогичные «песни» в честь сандинистских партизан?

О том не ведают ни Сатана, ни сам Аллах.

Десятки тысяч человек тугой змеей передвигались вокруг черной кубической мечети Каабы в Мекке: вершился таваф, обрядовый обход главной святыни ислама. По периметру площади величиной в три футбольных поля высилась трехъярусная крытая галерея, по углам которой торчали минареты. Все паломники были одеты в белые ихрамы — обязательную униформу для совершающих хадж.

Состоят ихрамы из двух длинных, по 2–2,5 метра, кусков бязи, которыми обматывают соответственно нижнюю и верхнюю части тела. Это требует немалого искусства: подол получается то чрезмерно узким и мешает ходьбе, то слишком широким и обнажает лодыжки, а сие непотребство запрещено шариатом. На ноги паломники надевают чувяки без единого стежка. Головы оставляют непокрытыми, дабы аллах мог с легкостью убедиться в чистоте их помыслов и крепости веры.

После облачения ихрам нельзя снимать вплоть до самого окончания паломничества. Если кому-то в силу непреодолимых обстоятельств приходится нарушить этот запрет, то искупить вину необходимо в канун праздника Курбан-байрам принесением в жертву жирного барана. В ихраме не поют, не смеются, не улыбаются, не стригут ногтей и волос, не пользуются мылом. Паломнику запрещено обижать и убивать кого бы то ни было, включая насекомых; нельзя сорвать травинку или листок. Садиться, вставать, ложиться и даже спать нужно так, чтобы тело было постоянно прикрыто от колен и до пупа.

В тот страшный день 20 ноября 1979 года никто не обратил внимания, что около двухсот паломников имели на их рамах дополнения — узкие красные повязки. «Меченые» рассредоточились в ожидании условного сигнала. И вот на двух ближайших минаретах выросли две белые фигурки и призывно взмахнули руками. «Меченые» паломники выхватили из-под ихрамов автоматы и открыли огонь по плотной толпе.

Началось нечто невообразимое. Насмерть топча друг друга, люди с воплями ринулись к воротам. Хотя большей части паломников удалось-таки разбежаться, в руках захватчиков оказалось свыше шести тысяч мужчин в белых ихрамах. Прошлогодний рекорд, когда в Никарагуа стали заложниками около двух тысяч человек, был мгновенно побит.

Всех заложников загнали в обширные подвалы, расположенные под Каабой. Спустя два часа взрыв большой силы разнес автомобиль, подкативший к дворцу короля Халеда в саудовской столице Эр-Рияде. В разных районах страны отряды террористов захватили узлы связи и правительственные здания. Стало ясно, что в Саудовской Аравии происходит государственный переворот.

Власти запаниковали. Национальная гвардия получила безумный приказ немедленно освободить Каабу. Безо всякой подготовки солдаты устремились к воротам мечети и напоролись на шквальный огонь из автоматов и даже пулеметов. Потеряв десятки убитыми, гвардейцы отступили.

На Востоке человеческая жизнь никогда не ценилась высоко. Назавтра солдат вновь погнали на штурм. И опять никому не удалось даже подобраться к воротам: террористы вели прицельный огонь с окружающих Каабу минаретов, словно с пулеметных вышек.

Посовещавшись, саудовские генералы предложили королю новый «гениальный» план, который предусматривал широкое использование боевой техники. В 10 утра 22 ноября небо над святыней раскололось от клекота сразу пяти вертолетов, а по земле в сторону Каабы двинулись 12 бронетранспортеров. Сзади шла пехота — три тысячи человек.

Но «меченые» паломники подготовились на славу. Открыв огонь из противотанковых ружей, они подбили три «броника», после чего умудрились сбить один вертолет. Атака захлебнулась. Король Халед ибн Абд аль-Азис ас-Сауд взмолился о помощи, но аллах явно был не на его стороне. Вероятно, господь прогневался на хранителя исламских святынь за то, что тот недавно предоставил убежище Иди Амину, свергнутому угандийскому узурпатору и террористу, а вдобавок садисту и людоеду.

Пришлось королю Саудовской Аравии обратиться к Валери Жискар д'Эстену, президенту Франции. Тот откликнулся незамедлительно. Поскольку Кристиан Пруто, основатель и глава жандармского спецназа ГИГН, находился в отпуске, «на дело» отправился его заместитель мсье Поль Беррил. К этому времени ГИГН состояла уже из 40 бойцов: три отряда по 12 человек плюс руководство.

Однако действовать целому отряду «неверных» в мусульманской стране было никак невозможно. На другой день капитан Беррил вместе с двумя своими офицерами в обстановке строжайшей секретности приземлился на одном из саудовских военных аэродромов.

Первым делом французы затребовали чертежи подземных сооружений Каабы. После нескольких часов лихорадочных поисков выяснилось, что никаких чертежей нет. Не оказалось также среди военных и людей, которые просто хорошо знали бы подвалы и подземные ходы под мечетью.

Мсье Беррилу и его соратникам ничего не осталось, кроме как самим отправиться на рекогносцировку. Здесь, однако, возникло препятствие: «неверные» не имеют права въезжать в священную Мекку, и уж особенно цинично сделать это во время хаджа. В конце концов саудовцы махнули на запрет рукой и принялись облачать гостей в ихрамы. Куском бязи меньшей длины каждого французского головореза обмотали вокруг пояса, а больший кусок перекинули через левое плечо и пропустили под правую подмышку.

— Лаббайка, Аллахумма, лаббайк! — приговаривали при этом солдаты. — Ла шарика лака, лаббайк! Инналь-хамда ва-н-ни мата ва-ль-мульк. Ла шарика лака!

— Что они бормочут? — поинтересовался мсье Беррил… И услышал в переводе на французский язык гимн единобожию:

— Мы явились перед тобой, о Аллах, мы перед тобой. Ты один, нет у тебя сотоварищей. Мы перед тобой, только ты достоин хвалы, благ и богатства. Ты один, нет у тебя сотоварищей…

Эти слова обязан произнести каждый, кто надевает ихрам. Да и вообще во время хаджа паломники повторяют их по любому поводу немыслимое количество раз.

На военном грузовике французов ночью привезли в город. Целые сутки они в кольце переодетых в ихрамы саудовских солдат осматривали местность, которую никогда не должны видеть глаза «неверных». Если бы кто-то из фанатичных местных шейхов узнал, что происходит, вспыхнули бы массовые беспорядки и террористы обрели бы всеобщую поддержку в народе.

Но все обошлось. Несмотря на высокую численность террористов и огромные размеры окружающей мечеть трехъярусной галереи, мсье Беррил с коллегами быстро разработал план, по которому саудовский спецназ должен был пойти на штурм. Главная проблема заключалась в том, что никакого спецназа в королевстве не существовало вовсе. И французы решили на ходу его создать!

Они потребовали свести лучших гвардейцев в три штурмовые группы по 30 человек в каждой. Правительству Франции капитан Беррил заказал 50 кг взрывчатки, 200 противогазов, 30 газометов и три тонны слезоточивого газа. Представителям короля Халеда капитан настойчиво советовал отбросить гордыню и вступить с террористами в изматывающий торг за жизни заложников.

— Обещайте им, по крайней мере, выполнение части требований, — повторял Поль Беррил. — Но в обмен они должны понемногу отправлять к нам пленников.

Подошла к концу первая неделя теракта, и переговоры принесли плоды. Террористы решили отпустить тысячу заложников — не столько из гуманных соображений, сколько ради экономии воды и продовольствия. В 11 утра 27 ноября 1979 года ворота мечети распахнулись, и наружу бегом ринулась толпа в белом.

Нервы у окружавших здание саудовских офицеров совсем сдали. Решив, что террористы перешли в атаку, командиры приказали солдатам ударить на поражение. Застучали автоматные очереди, зазвучали крики ужаса. Многие паломники попадали замертво и были ранены, другие рванули обратно по окровавленным телам.

Спустя небольшое время все повторилось: террористы гнали паломников на свободу, а там их встречали свинцом. Все пространство перед мечетью было завалено телами и залито кровью. Это еще более подорвало позиции руководства страны. Появились случаи неповиновения солдат командирам, и шансы на государственный переворот резко возросли.

Тем временем каждый из трех французов в бешеном темпе — хотя и при помощи переводчика — натаскивал по одной штурмовой группе. Во главе каждой группы был поставлен саудовский офицер, которому предстояло взрывать тяжелые двери, ведущие в подвалы мечети. Заместителями у командиров групп были два солдата. Один поддерживал связь по радио, в то время как другому предстояло бить газовыми зарядами из гранатомета. Чтобы обеспечить взаимозаменяемость в бою, французы на скорую руку обучили и прочих гвардейцев подрывному делу, радиосвязи и использованию газового гранатомета. Идти на штурм каждой группе предстояло в составе десяти подгрупп-троек.

Личное участие французов в штурме исключалось, поскольку допущение «неверных» в Каабу является святотатством, ответственным за которое несомненно придется гореть в джаханнаме, мусульманском аду. Кроме того, в бою французская речь могла быть услышана посторонними — заложниками или солдатами вспомогательных отрядов.

Наступило 4 декабря — 15-й день теракта. К этому времени в руках террористов оставались только 130 заложников из первоначальных шести тысяч. В 10.00 национальная гвардия открыла по минаретам ураганный огонь, чтобы нейтрализовать снайперов, расставленных террористами. Тридцать штурмовых троек, натянув противогазы, пошли в атаку. В комплекс мечети устремился слезоточивый газ С-8 в предельной концентрации — 30 миллиграммов на литр.

Благодаря этому бойцам удалось сравнительно быстро прорваться в открытый двор черной мечети — тот самый двор, в котором две недели назад происходил роковой таваф. Тут и там корчились, держась за глаза, мужчины в грязных, измочаленных ихрамах. В 10.30 штурмующие взорвали первую подвальную дверь, и часть свежеиспеченных саудовских «коммандос», пуская газ, устремилась вниз.

Гвардейцев неприятно удивило то, что многие заложники за время пребывания в плену успели проникнуться симпатиями к террористам — проявился стокгольмский синдром. Были отмечены случаи, когда автомат, выпавший из рук подстреленного или отравившегося газом террориста, подбирал заложник и… открывал огонь по солдатам. Гвардейцы от такой «благодарности» рассвирепели и пустили в ход обычные осколочные гранаты.

Газа и гранат требовалось все больше и больше. Израсходовав боезапас, штурмовая группа отходила за новой порцией, а взамен выдвигалась уже заправившаяся труппа. Лишь к 12 часам дня в наземной части Каабы все террористы были перебиты либо с визгом катались по земле, безуспешно пытаясь протереть глаза. Под землей бои шли в течение еще двух часов, прежде чем подвалы перестали огрызаться очередями.

Началась эвакуация отравленных, раненых, убитых. На сортировочной площадке медики оказывали экстренную помощь тем, кто еще в ней нуждался. В итоге большая часть из 130 «последних» заложников была спасена. Поль Беррил сделал все, что мог. Косвенным подтверждением верности его расчетов было то, что слезоточивого газа осталась всего лишь тонна — резерв, который француз предусмотрел на случай непредвиденных обстоятельств.

Всего за две недели теракта погибли около 250 заложников, еще около 600 были ранены. Из состава штурмовых групп погиб каждый второй, очень многих солдат ранило. Из почти 200 террористов выжила едва десятая часть. По законам шариата всех их после допросов с пристрастием ждала мучительная смерть путем усекновения головы в три приема с минутными интервалами между ними, когда человек еще жив.

Громадная королевская семья численностью более 30 тысяч человек вздохнула с облегчением: власть удержана и можно дальше наслаждаться нефтяным процветанием! С учетом низкого профессионального уровня саудовских военных лучшего исхода операции ожидать было невозможно. Так родился саудовский спецназ, который около полудня 16 марта 2001 года молниеносно, хотя и не без потерь со стороны заложников, освободил Ту-154, угнанный чеченскими пиратами в аэропорт Медины.

Кто же были и чего добивались террористы, захватившие паломников? 1979 год оказался знаковым для исламского мира. Во-первых, в арабском мире появился коллаборационист — Египет, подписавший мирный договор с Израилем. Следовательно, борьба против еврейского государства резко ослабла и нужно было ее усилить. Во-вторых, был свергнут ненавистный шах Ирана, и в стране установилась исламская теократия — диктатура шиитского духовенства.[20]

Появилась надежда, что подобного успеха добьются и другие мусульманские страны со светскими режимами.

С первых месяцев своего существования режим аятоллы Хомейни сделал ставку на терроризм как средство распространения шиитского ислама. В Тегеране было создано министерство разведки и безопасности (МРБ), в недрах которого родились планы шиитских переворотов во всех странах со значительным шиитским населением: в Ираке и Ливане, Йемене и Бахрейне. Но главной целью оказалась Саудовская Аравия, где находятся главные святыни ислама.

Особую актуальность задача приобрела оттого, что аравийская правящая верхушка ориентировалась на США и чутко прислушивалась к мнению американских советников. Посланцы МРБ создали в королевстве целую террористическую сеть из местных шиитских экстремистов. Они заранее разведали потайные двери в Каабе и день за днем проносили туда еду, воду, медикаменты, оружие в разобранном виде. Из числа примкнувших медработников был сформирован персонал госпиталя на 30 матрацев. Шииты имели широкую поддержку в студенческой среде и даже в воинских частях.

Для привлечения в свои ряды народных масс один из заговорщиков был объявлен мессией, которого Аллах прислал очистить ислам. Идея подобного очищения чрезвычайно близка арабам Саудовской Аравии — единственной в мире стране победившего салафизма. Приверженцы этого направления в суннитском исламе, салафиты, стремятся избавить ислам от языческих нововведений, восстановив его в «чистом» виде — как при жизни пророка Мухаммада и четырех первых, «праведных» халифов в VII веке. Само название происходит от арабского салаф — предки.

В XVIII веке яростный салафит Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб объявил едва ли не всех мусульман язычниками, после чего распространил идею «очищения» ислама на всю Аравию, что привело к сплочению разрозненных племен в единое государство Саудидов. Таким образом ваххабизм — разновидность салафизма.

Однако шли годы, и официальная религия королевства заново обрастала напластованиями, каких не знали древние мусульмане. В 1973 году возникла секта, поставившая своей целью «навести порядок» в стране, наладив жизнь без света и газет, без ТВ и радио. Иранские разведчики привлекли сектантов на свою сторону.

В Тегеране решили, что максимально «мессианский» эффект можно получить, если нанести удар в разгар хаджа, когда в Мекке находилось свыше полутора миллиона паломников. Ну, а то, что атака в священных ихрамах многократно оскверняла хадж в частности и мусульманство в целом, в расчет брать не стали: фанатизм и терроризм нигде не пересекаются с логикой. По той же причине среди заложников господствовал стокгольмский синдром: увлечь фанатичных паломников новоявленным мессией и призывами к очищению оказалось проще, чем поджечь сухую траву.

Ну а что же Поль Беррил? Вскоре ему суждено было возглавить ГИГН. В 1983–1985 годах по инициативе капитана жандармский спецназ Франции пополнился отрядом боевых пловцов для освобождения захваченных террористами кораблей и плавучих морских буровых. Тогда же окончательно оформилась система подготовки кадров для ГИГН. Желающие служить здесь сдают зачеты по столь необычным предметам, как бег по крышам, подъем по водосточной трубе, бой в атмосфере слезоточивого газа, сражение в спецкостюме с собакой, рукопашная схватка с другим кандидатом… Самым важным является экзамен по стрельбе с расстояния 25 метров из пистолета и с 200 метров из оружия с прикладом.

Лишь каждому десятому или того меньше удается преодолеть вступительные испытания. Затем счастливый курсант получает от инструкторов добрый совет забыть все, что он знал прежде о применении огнестрельного оружия. В «учебке» ГИГН бойцы полностью переучиваются, производя не менее ста выстрелов ежедневно на протяжении всего времени подготовки. Кроме того, здесь изучают десантирование с моря и воздуха, искусство ведения переговоров с похитителями людей, водолазное и подрывное дело, муай-тай (тайский бокс) или крав-мага, ориентацию на местности, всевозможные прыжки, горные лыжи, планы французских кораблей, самолетов и тюрем, иностранные языки и многое, многое другое.

Уходят долгих три года, чтобы превратить специально отобранного зеленого новичка в настоящего специалиста по контртеррору. Жандармы понимают друг друга буквально без слов, поскольку специально изучают язык жестов. После каждой операции каждый ее участник откровенно, без обиняков, высказывает мнение о действиях коллег. Обижаться тут не принято: принято делать выводы на будущее.

Сегодня 60 бойцов ГИГН гарантированно попадают в глаз быку с расстояния в 600 метров. Однако Дени Фавьё, возглавивший ГИГН в 1990-е годы, говорит, что стрельба — это мера крайняя:

— Наш главный принцип состоит в том, чтобы применять огнестрельное оружие лишь тогда, когда его невозможно не применять. Наше главное правило — избежать кровопролития всеми возможными способами.

…Ихрамы считаются у большинства мусульман священными одеждами, хотя салафиты этого и не одобряют: салафиты вообще отвергают всевозможные амулеты. Высоко ценятся даже крошечные кусочки ихрамов, из которых шьют талисманы-туморы. Хотя отдать ихрам бедняку после хаджа считается богоугодным делом, обычно паломники припрятывают ихрам на дно чемодана. По возвращении домой почтенные хаджи неплохо зарабатывают на продаже белого своего облачения.

В результате теракта в Мекке цена ихрамов подскочила в несколько раз, а «на рынок» впервые поступили ихрамы с бурыми кляксами свернувшейся крови. Воистину: лаб-байка, Аллахумма, лаббайк!

Во второй половине 1960-х западная молодежь готова была протестовать против чего угодно — лишь бы разрушить мир нудных, «зажравшихся» взрослых. Привычным объектом ненависти были США, погрязшие в войне с вьетнамскими коммунистами. Следующий враг — Израиль, лишивший родины палестинских арабов. А еще толпы буйноволосых хиппи регулярно выступали против режима иранского шаха Мухаммада Реза Пехлеви.

Стараясь поднять жизненный уровень народа, шах пытался проводить в своей крайне отсталой стране рыночные реформы. Ведь экономика Ирана держалась исключительно на торговле дармовой нефтью Персидского залива. В политике шах ориентировался на Запад во главе с США. Однако в Иране у шаха было немало противников в лице исламистов и коммунистов. Те и другие так и норовили вырвать власть из рук монарха, а шах Мухаммад отбивался, как умел. В тюрьмах иранской тайной полиции САВАК оппозиционеров буквально поджаривали — прикручивали к железным решеткам, под которым разводили огонь.

В 1969-м из университета Дружбы народов имени Лумумбы была исключена группа палестинских арабов, а также некий Ильич Рамирес Санчес, студент из Венесуэлы. Вина недоучек заключалась в том, что они заляпали здание иранского посольства в Москве красными чернилами. В те же самые дни Магдалена Копф, будущая жена Ильина, выкрикивала на митингах в ФРГ лозунги в поддержку иранской оппозиции. А скоро весь мир услыхал об опаснейшем террористе НФОП Карлосе Шакала — это и был Ильич Санчес. Что касается Магдалены, то она под кличкой Лили вступила в РАФ. Знали бы юные сокрушите ли устоев, какая варварская диктатура утвердится в Иране после свержения шаха в 1979 году!

Иранский богослов Рухолла Мусави Хомейни 15 лет кряду прожил безвестным полит эмигрантом. Но едва антишахские настроения выплеснулись на иранские улицы, 80-летний хитрец вернулся из Парижа на родину. Разрозненные революционные группы признали благообразного старца своим лидером, и в феврале 1979-го аятолла Хомейни возглавил страну: антимонархическая революция победила. В Иране начали действовать законы шариата и присущая фундаментальному исламу двойная мораль.

— Забастовки и демонстрации были полезны для борьбы с антинародным режимом, — объявил Хомейни по ТВ. — Но теперь в Иране установлена подлинно народная власть, и бороться стало не с кем. Поэтому мы объявляем фетву о запрете забастовок и демонстраций протеста. Более у иранцев нет повода для этого.

Во главе огромной страны с 50 миллионами населения оказался злобный фанатик, однако иранцы далеко не сразу поняли, какая произошла катастрофа. Хомейни ловко использовал ненависть народа к шаху, который ассоциировался с «Большим шайтаном» — США. В Иране царила небывалая антиамериканская истерия. Она достигла апогея после подписания мирного договора между Израилем и Египтом: в мусульманском мире появилась первая страна, признавшая право еврейского государства на существование.

Особую ненависть вызывала личность 55-летнего президента США Джеймса Эрла Картера, который приложил немало усилий, чтобы египетский президент Анвар Садат и израильский премьер-министр Менахем Бегин пожали друг другу руки, С точки зрения исламских фанатиков это, конечно же, никуда не годилось. Более того, администрация Картера позволила свергнутому шаху Мухаммеду Резе Пехлеви пройти курс лечения в США. 23 октября смертельно больной изгнанник под именем заместителя госсекретаря Дэвида Ньюсома был помещен в клинику Корнеллского университета в Нью-Йорке.

Однако сохранить секрет не удалось — уж слишком хорошо была известна во всем мире внешность шаха. Это стало последней каплей, переполнившей чашу ненависти иранцев к Америке. В Вашингтоне было 3 часа ночи 4 ноября 1979 года, когда в отделе оперативной информации госдепартамента[21] зазвонил телефон.

В трубке прозвучал голос Элизабет Энн Свифт, сотрудницы политического отдела посольства США в Тегеране:

— Толпа беснующихся исламских студентов при полном попустительстве полиции ворвалась на территорию посольства. Примерно четыреста молодых иранцев окружили канцелярию и штурмуют другие здания комплекса посольства!

— Ночной штурм? — в недоумении переспросил сонный дежурный и вдруг опомнился: — Ах да, ведь там у вас уже одиннадцать утра!

О происходящем был поставлен в известность госсекретарь США Сайрус Вэнс. Единственное, что ему сразу стало совершенно понятно, так это термин «исламские студенты». Имелись в виду учащиеся медресе — мусульманских средних или высших школ, которые готовят священнослужителей, учителей и всевозможных служащих для работы в строгом соответствии шариату.

Прежде чем делать выводы, госсекретарь решил понаблюдать за развитием событий. Но оно оказалось неутешительным. Спустя полтора часа миссис Свифт позвонила опять:

— Фанатики с портретами аятоллы Хомейни на сорочках поджигают посольство. В окно я вижу дым и пламя… Сотрудники посольства пытаются связаться с кем-либо из членов иранского кабинета, но безуспешно.

Так в Вашингтоне поняли, что нападение на посольство санкционировано на самом «верху». Дабы не мешать событиям развиваться так, как то было предусмотрено аятоллой Хомейни и его ближайшим окружением, крупные иранские чины избегали каких бы то ни было контактов с американцами. Иранисты в госдепартаменте напрасно накручивали номера кабинетов в захваченном посольстве. Ответом им бывали, как правило, длинные гудки, а дважды раздалась фраза на ломаном английском в сопровождении дьявольского хохота:

— Шпионское гнездо слушает!

В напряженном ожидании прошли еще полтора часа. Все вздрогнули, когда вновь зазвонил телефон.

— За дверью моего кабинета фанатики связывают руки двоим безоружным американцам, — сообщила Элизабет Свифт. — Иранцы кричат, что убьют нас, мы пропали…

Это были последние слова сотрудницы посольства. В Вашингтоне могли лишь догадываться, что смуглый парень с портретом Хомейни на груди вырвал из рук Элизабет телефонную трубку и со смехом указал на дверь:

— Не желаете ли прогуляться, тетушка?

Фанатики объявили заложниками всех американцев, кого удалось захватить: 65 сотрудников и посетителей. Им завязали глаза и куда-то увели. Перед посольством бушевала ликующая толпа, шла бойкая торговля одеждой с «революционной» символикой и аудиокассетами с «революционными» речами аяттоллы.

Условия освобождения заложников «студенты», представившиеся членами «Союза мусульманских студентов», выкрикивали в мегафоны. От США требовалось выдать Ирану шаха и 90 миллиардов долларов, якобы украденных им у иранского народа. Больного раком шаха называли симулянтом и требовали допустить к нему иранских врачей для объективной оценки состояния здоровья.

— Смерть Америке! — хрипло ревела толпа. — Сме-е-е-е-рть!!!

Даже гитлеровская Германия не позволяла себе захватывать чье-либо посольство в центре Берлина, если не находилась с этой страной в состоянии войны. Американцами от мала до велика овладело чувство национального унижения. Президент Джимми Картер в отчаянии сжимал кулаки: вся мощь сверхдержавы, все ядерные боеголовки, все авианосцы и стратегические бомбардировщики были сейчас бессильны. И это за полтора года до президентских выборов!

Выдать тяжело больного шаха означало обречь его на мучительную смерть (например, побитие камнями), к какой непременно приговорит экс-монарха революционный трибунал. Передать иранским муллам авуары шаха из американских банков также явилось бы поощрением фанатизма. Начался суетливый поиск мало-мальски приемлемого компромисса с участием дипломатов других стран.

Однако спустя двое суток стало ясно, что иранцы уступать не собираются.

— Положение безвыходное! — мрачно констатировал Джимми Картер.

Все, что мог сделать президент, так это ввести эмбарго на импорт иранской нефти в свою страну. Кроме того, были заморожены иранские активы в банках США. Захват заложников вызвал лихорадку на нефтяных рынках, перераспределение международных нефтяных потоков и резкий скачок цен на нефть, вплоть до $45–50 за баррель на отдельные партии. Столь высокой отметки цена более не достигнет в XX веке ни разу. Все компании стремились создать максимальный запас нефти и даже, не считаясь с расходами, фрахтовали в качестве нефтехранилищ танкеры.

Дабы своим присутствием не усугублять кризиса с заложниками, спустя еще несколько дней умирающий шах в узком кругу верных приближенных спешно вылетел в Панаму, а оттуда в Египет. Но это уже ничего не изменило.

— Смерть Америке! — ежедневно слышали американцы из своих телевизоров, — Смерть Большому шайтану!

Еще больше встревожились и американские власти, и нефтяные рынки, когда антиамериканизм выплеснулся с тегеранских улиц в Мекку, где 20 ноября произошла попытка государственного переворота, сопровождавшаяся крупнейшим в человеческой истории захватом заложников. Для саудовских фанатиков их король был таким же прихвостнем Соединенных Штатов, каким был шах для иранцев.

Антиамериканские настроения в мусульманском мире набирали силу. Уже 21 ноября фанатики атаковали посольство США в Исламабаде (Пакистан). От повторения тегеранской ситуации всех спасли бдительность и решительные действия морских пехотинцев, охранявших здание. Штурм был отбит, после чего западные страны позаботились о дополнительных мерах безопасности в своих зарубежных представительствах. Разумеется, заложники в Иране свободнее от этого не стали.

Нежелание Хомейни по-хорошему разрешить ситуацию объяснялось его стремлением к окончательному преобразованию Ирана в исламскую теократию. Ведь пока далеко не вся иранская верхушка намеревалась жить под диктовку невежественных мулл, многие из которых искренне полагали Землю плоской. Эту неофициальную, непровозглашенную «оппозицию» возглавлял новый премьер-министр Ирана Мехди Базарган. На волне антиамериканской истерии аятолла не без оснований надеялся разделаться со всеми, кто стоит на его пути к абсолютной власти и мешает превращению Ирана в тоталитарное государство.

Между тем президент Картер был выпускником военно-морской академии и семь лет прослужил офицером военно-морских сил. Ему чрезвычайно пришлась по душе идея силового решения конфликта, да и основания для оптимизма имелись: в 1976 году заложники были успешно освобождены израильтянами в Уганде, а в 1977-м — немцами в Сомали. Отчего же американцы не могут освободить своих в Иране?

Для разработки операции спустя двое суток после захвата заложников в Вашингтон был вызван Чарльз Бекквит, командир и создатель «Дельта Форс» — единственного в ту пору контртеррористического спецназа США. Название указывает на память о диверсионном взводе «Дельта», которым полковник Бекквит командовал во Вьетнаме. Позднее Бекквит стажировался, подобно своему западногерманскому коллеге Вегенеру, на базе великолепного британского спецназа САС. Однако из-за недальновидности верховного командования «Дельта Форс» была создана лишь в 1977 году и почти не имела практического опыта.

Теперь деваться было некуда: на фоне позорных для Америки переговоров через посредников с иранскими представителями Бекквит взялся за дело. Более сложной задачи спецназу не приходилось решать ни в одной стране мира. Заложники содержались не в самолете или одиноко стоящем строении, а в Тегеране, население которого в ту пору составляло 4 миллиона. Белокожие англосаксы и чернокожие афроамериканцы из «Дельта Форс» не имели ни малейшего шанса затеряться среди смуглых персов и азербайджанцев.

Большинство узников находились в американском посольстве, которое бдительно охраняли цепные псы режима Хомейни — стражи исламской революции. Еще трое американцев были укрыты в… министерстве иностранных дел Ирана. Пожалуй, впервые в мировой истории дипломатическое ведомство превратилось в гнездо терроризма.

Назвали операцию символично: «Орлиные когти». Дескать, лысый калифорнийский кондор с американского герба наконец-то вырвет американских граждан из рук шиитских сектантов. В разработке операции участвовали, помимо полковника Бекквита, представители всех родов войск. Предлагались различные варианты, в том числе такой экзотический, как распыление над захваченным посольством нервно-паралитического газа временного действия. Затем поблизости намечалось посадить вертолеты для эвакуации обездвиженных заложников.

Вместе с тем президент Картер понимал, что неудача операции не позволит ему стать президентом на второй срок. Поэтому силовой вариант освобождения многократно откладывался, а переговоры с Ираном государственного секретаря Сайруса Вэнса продолжались. В разгар зимы Белый дом посетила иллюзия, что фанатики отступают: 13 заложников с неважным здоровьем были освобождены. Однако скоро стало ясно, что освобождение оставшихся 52 человек этот жест «доброй воли» никак не приближает.

Наконец терпение Джимми Картера лопнуло. Вечером 24 апреля 1980 года с авианосца «Нимиц» в Персидском заливе к берегам Ирана устремились 8 вертолетов. После дозаправки в пустыне северо-восточнее Тегерана им следовало взять на борт 80 парней из «Дельта Форс» и 13 «зеленых беретов». «Береты» были коммандос ВДВ, специально подготовленными для диверсионной деятельности в Западной Европе на случай советской агрессии. Преодолев 300 км до иранской столицы, бойцы должны были высадиться на стадионе и приступить к штурму. Оба эскадрона «Дельта Форс» изучили как свои пять пальцев на огромном макете американское посольство, а «береты» — здание иранского МИД.

Вертолеты с коммандос еще находились в воздухе, когда в разных районах Тегерана вспыхнули беспорядки: загорелись десятки домов, отключились телефоны и телеграф, раздавались выстрелы… Этот «шумок» создавали сотни недовольных режимом иранцев, которых весьма технично спровоцировало ЦРУ, чтобы замаскировать действия спецназа.

Тем не менее «невезуха» пошла у американцев с самого начала. Строй стартовавших с «Нимица» вертолетов был нарушен песчаной бурей. Один вертолет сбился с курса, и за ним последовал другой, на борту которого возникли технические неполадки. Оба совершили посадку вовсе не там, где следовало.

Правда, остальные вертолеты благополучно приземлились в намеченном месте и стали ждать транспортные самолеты из Америки. «Геркулесы» не подкачали: один за другим в пустыне сели 3 самолета с коммандос из «Дельты» и «зелеными беретами». Бойцы были одеты в бейсболки, джинсы, десантные ботинки и куртки цвета хаки со звездно-полосатым американским флагом, нашитым на рукава. Шевроны эти были заклеены до поры до времени непрозрачным скотчем — его следовало снять перед началом штурма, чтобы легко идентифицировать своих. На штурм с использованием бесшумного оружия отводилось максимум 45 минут. Освобожденных заложников планировалось погрузить на стадионе в вертолеты и увезти на авианосец «Нимиц».

Следом за коммандос совершили посадку 3 топливозаправщика той же «геркулесовской» модели С-130. Плохонькие иранские средства противовоздушной обороны засечь противника не сумели, однако неожиданно выяснилось, что местность гораздо менее пустынна, чем предполагали в ЦРУ. Суровое сердце полковника Бекквита дрогнуло от дурного предчувствия. Хуже всего было то, что рядом проходило… шоссе. Спустя пять минут показались фары обычного рейсового автобуса, пассажиры которого во все глаза пялились на вертолеты с самолетами, как на фантасмагорический мираж посреди пустыни.

Что тут делать? Чарльз Бекквит приказал задержать автобус вместе с 44 туземцами. Буквально в следующее мгновение американцы увидели грузовик. Вместо того чтобы подчиниться командам вооруженных парней, водитель нажал на газ, а полковник Бекквит вынужден был скомандовать «Огонь». Боец с противотанковым ружьем в руках не промахнулся. Грузовик оказался автоцистерной, причем не с молоком или живой рыбой, а с бензином, который, естественно, загорелся. Гудящее пламя взметнулось ввысь на десятки метров. Но и на этом злоключения американцев не завершились.

Один из вертолетов во время заполнения баков горючим врезался в темноте и песчаной буре в топливозаправщик. Немедленно возник страшный пожар, и даже криков гибнущих летчиков никто не услышал. Пятеро пилотов заживо сгорели в самолете и трое — в вертолете. Чарльзу Бекквиту предстояло принять тяжелейшее в жизни решение: жизни коммандос и уцелевших пилотов зависели теперь только от него. Скрипнув зубами, полковник решил отменить операцию.

Расчет был прост: для эвакуации из Тегерана коммандос и освобожденных заложников — всего почти 150 человек — пяти оставшихся вертолетов достаточно лишь в том случае, если ни один из них не будет потерян. Но такой гарантии во вражеской стране не мог дать никто.

Кроме того, место, где находились транспортные самолеты и заправщики, неизбежно должно было стать известно иранским властям. Следовательно, скоро здесь появятся стражи исламской революции. Между тем вся операция требовала 36 часов, а бои с регулярными частями в пустыне не предусматривались.

— Retreat! — прорычал Бекквит. — Отбой!

Американцы попрыгали в «геркулесы» и покинули негостеприимную землю. Наутро в пустыню прикатили иранские секретчики и долго ходили вокруг обуглившихся остовов самолета и вертолета. Еще больше потрясли иранцев пять брошенных вертолетов в прекрасном состоянии.

— Большого шайтана покарал за грехи сам мусульманский дьявол Иблис! — вскричал аятолла Хомейни, едва услышал о том, что произошло.

Радость седобородого богослова-узурпатора не знала предела. Хомейни распорядился, чтобы иранское новостное агентство ИРНА как можно скорее познакомило мир с фотографиями, засвидетельствовавшими с треском провалившийся акт агрессии США против суверенного Ирана. Настроение Джимми Картера, как нетрудно догадаться, было диаметрально противоположным.

— All went to hell! — воскликнул президент США. — Пошло всё к черту!

На администрацию Картера обрушился шквал критики — в первую очередь из-за бессмысленной и ужасной гибели летчиков. А вскоре американской разведке стало известно, что стражи исламской революции рассредоточили заложников по разным иранским городам. Однако Вашингтон продолжал давить на Иран экономическими средствами, требуя от Японии и своих союзников в Западной Европе также ввести эмбарго на закупки иранской нефти. Это вновь обострило и без того нервозную ситуацию на нефтяном рынке.

В июне 1980 года баррель нефти стоил 32 долл., то есть почти втрое выше, чем до свержения иранского шаха и всех последующих катаклизмов. И это несмотря на то, что на протяжении последних полутора лет были сделаны фантастические запасы, бурно разрабатывались новые месторождения, а Саудовская Аравия неуклонно увеличивала нефтедобычу.

В июле 1980-го в Египте умер свергнутый шах Ирана, но это не изменило ровным счетом ничего. Иранские фанатики лишь укрепились в своих требованиях: второго и последнего шаха из династии Пехлеви, несомненно, покарал мусульманский ангел смерти Израил; теперь для полного торжества справедливости осталось лишь отобрать у Большого шайтана банковские счета покойного монарха, после чего в Иране немедленно начнется всеобщее процветание.

Американские генералы предложили Картеру план военного вторжения в Иран силами 15 тысяч отборных солдат. Операцию наметили на сентябрь, однако подготовку к ней засекли советские спутники-шпионы. Отношения СССР с США были отвратительны из-за войны в Афганистане. По той же причине резко ухудшились отношения Москвы с мусульманским миром. И вот теперь появилась возможность задобрить мусульман, а заодно щелкнуть по носу Америку.

Поскольку между Ираном и СССР в 1921 году был заключен договор о взаимопомощи, кремлевские старцы бросили на границу с Ираном 22 дивизии. Стоило американцам начать вторжение, как советская армия пришла бы на подмогу стражам исламской революции. В общем, в сентябре 1980-го могла разразиться Третья мировая война, и Джимми Картер благоразумно отказался от опасной затеи.

И все-таки ситуация резко обострилась 22 сентября того же года, когда в Иран вторглась громадная иракская армия, а иракская авиация принялась усердно бомбить нефтехранилища и нефтепромыслы. Так начавшаяся еще в апреле цепь пограничных инцидентов между двумя странами переросла в полномасштабную войну — и это в преддверии торжеств по случаю 20-летия создания ОПЕК!

Иракский лидер Саддам Хусейн надеялся как минимум «оттяпать» полностью русло Шатт-эль-Араб — реки, которая служила Ираку единственным выходом к Персидскому заливу, но которую до сих пор приходилось делить с Ираном. Положение усугублялось взаимной личной ненавистью обоих кровожадных тиранов, Саддама Хусейна и аятоллы Хомейни, который 14 лет прожил в Ираке и был выслан оттуда по требованию шаха. Хомейни подзуживал к мятежу иракских шиитов, рассчитывая привести к власти в Ираке их лидера, местного аятоллу. Хусейн в ответ казнил этого аятоллу (вместе с его сестрой) и теперь надеялся прирезать себе не только нефтеносный берег залива, но и свалить режим Хомейни.

Однако спланированный Саддамом Хусейном блицкриг провалился: иранцы оправились от неожиданности и приступили к контратакам. На 9 лет регион погряз в самой кровопролитной из локальных войн, какие доводилось вести человечеству. Цены на нефть поползли дальше вверх — на фоне пылающих буровых и развалин нефтеперерабатывающих заводов обеих стран. Нефтедобыча стран ОПЕК в одночасье снизилась на 15 %, и отборная нефть Персидского залива скоро продавалась в среднем по 42 долл. за баррель.

Как это нередко бывало в истории, внешняя угроза способствовала сплочению нации. Поскольку Иран пал жертвой иракской агрессии, на волне патриотического подъема власть аятоллы Хомейни и его личная популярность в народе резко упрочилась.

— Абсолютное счастье в исламе — это убивать и быть убитым во имя пророка! — объявил аятолла.

Лично злобный старик, разумеется, не собирался ни убивать, ни тем более быть убитым. Зато сотни тысяч подростков цепляли на шеи пластиковые ключи «от неба» и шли, словно зомби, на иракские минные поля. Поскольку танков у Ирана было мало, фактически мальчики использовались в качестве саперов-самоубийц. Милитаристский угар охватил даже арабов пограничного с Ираком юго-западного иранского остана (провинции) Хузистан. Им вовсе не улыбалось перейти в подданство Хусейна, о чьей кровожадности уже в ту пору по всему Ближнему Востоку передавали леденящие душу подробности.

Сплочение народа вокруг мракобеса-аятоллы не улучшило, разумеется, положения американских заложников, которые по-прежнему пребывали в плену и ежедневно дрожали за свои жизни. Исход президентских выборов в США был предрешен: высший пост перешел от демократа Картера к республиканцу Рейгану.

Назло ненавистному Картеру Иран освободил всех заложников на другой день после инаугурации Рональда Рейгана — 21 января 1981 года. Дольше держать людей в плену аятолла не мог: его стране срочно требовалось оружие, но Запад под нажимом США отказывался его продавать. В ответ Рейган вручил Ирану «ключи» от так называемого фонда Пехлеви. Америка ликовала и вместе с тем переживала позор. Иранцы создали ужасный прецедент: отныне граждане США за границей то и дело будут подвергаться нападениям террористов, и прежде всего со стороны, которую министерство разведки и безопасности Ирана создаст в Ливане двумя годами позже.

Таким образом, 52 человека провели в плену у шиитских фанатиков почти 15 месяцев, или 444 бесконечно долгих дня. Тем не менее имидж Ирана во всем мире резко улучшился после этого «жеста доброй воли», ведь ни один заложник не погиб. Особенно высоко расценили освобождение людей мусульманские страны, поскольку исторически судьба аманатов — так арабы называют заложников — на Востоке чаще оказывается трагической. В итоге Ирану было позволено закупать на Западе столь необходимые воюющей стране вооружения.

Ну а что же «Дельта Форс»? Поскольку на Чарльзе Бекквите лежала общая ответственность за операцию, высокое начальство еще при Картере сделало его ответственным за собственные промахи (особенно с выбором места в иранской пустыне). Создателя элитного отряда досрочно отправили в отставку, хотя его личной вины в цепи неудач на пути «Орлиных когтей» не было.

Первой страной, которая вслед за Израилем обзавелась собственным контртеррористическим подразделением, оказалась Великобритания — и не от хорошей жизни, разумеется. В самом начале 1970-х взорвалась Северная Ирландия, которая после отпадения Ирландской Республики от британской короны осталась в составе Соединенного королевства.

Беспощадный террор, развязанный арабами против израильтян, послужил примером для экстремистов Ольстера.[22]

Они стремились вырвать эту территорию у британцев, чтобы войти в состав Ирландской Республики. Возникло сразу несколько террористических организаций, самыми заметными из которых стали ИРА (The Irish republican army — Ирландская республиканская армия) и ИПЛА (The Irich people' s Liberation Army— Ирландская народно-освободительная армия).

Особую остроту межэтническому конфликту придавала межконфессиональная рознь. Если в Ирландской Республике проживают главным образом католики, то в Ольстере британцам удалось обратить часть ирландцев в протестантизм. Неудивительно, что эта группа населения тяготела к Великобритании и являлась объектом террористических атак наряду с «оккупантами» — британскими солдатами и полицейскими.

В Лондоне быстро убедились, что борьба с терроризмом требует особых подразделений. Эта задача была поставлена перед 22-м полком САС — Специальной воздушной службы (Special Air Service). Странное название напоминает о Второй мировой войне, когда были сформированы первые группы САС и требовалось запутать немецкую и итальянскую разведки. На деле же отряды САС являлись диверсионно-разведывательными подразделениями.

Поначалу израильские инструкторы натаскивали на истребление террористов лишь одну роту. Однако боевики ИРА и ИПЛА действовали в Ольстере и за его пределами с таким размахом, что постепенно на контр террористическое дежурство стали поочередно заступать все роты САС № 22. Операции этого элитного полка долгое время совершались под покровом секретности, и рядовые британцы даже не подозревали о его существовании.

Для супер бойцов САС не существовало даже государственных границ. К примеру, в конце 1970-х они «зачистили» базы боевиков из Ольстера на территории Южной Армы — провинции в Ирландской Республике, которую в Лондоне именовали не иначе как «Страна Бандитов». За несколько месяцев британцы ликвидировали оружейные склады, конспиративные квартиры и мастерские фальшивомонетчиков — под носом у ирландской полиции!

Даже самые ушлые журналисты не знали никаких подробностей: в интересах секретности власти списывали успехи САС на британских полицейских и контрразведку МИ-6 (. Вместе с тем, приобретя колоссальный опыт, британцы сами охотно делились им с французами, немцами, американцами и другими союзниками по всему миру.

Однако около полудня в среду 30 апреля 1980 года в центре Лондона произошло событие, никак не связанное с католическими экстремистами из Ольстера. В иранское посольство на улице Принс Гейт, 16, ворвались шестеро смуглых молодчиков с пистолетами и на персидском языке с арабским акцентом объявили всех находившихся внутри людей своими заложниками. В двух шагах отсюда находились Гайд-парк и Королевский Альберт-холл.

Самих себя захватчики аттестовали как представителей Демократического революционного фронта Арабистана. Здесь придется сделать отступление, ибо на географических картах вы не найдете никакого Арабистана. Так арабы Ирака называют Хузистан — приграничную юго-западную провинцию Ирана. Около половины населения Хузистана исторически составляют арабы: неудивительно, что они также называют Хузистан Арабистаном и в разные эпохи с разным рвением стремились присоединиться к Ираку.

Помимо национального фактора в оппозиции центральному правительству в Тегеране важен и фактор религиозный. Арабские жители Хузистана являются в основном суннитами, в то время как большинство граждан Ирана — шииты. Зато в Ираке власть принадлежит суннитам, хотя шииты составляют не менее половины населения.

Судя по всему, идею подобного теракта террористам подсказали земляки — фанатики, захватившие полгода назад посольство США в Тегеране. Британские спецслужбы быстро «вычислили» заказчика, спонсора и технического организатора захвата — мухабарат (госбезопасность) Ирака. Отношения Багдада с Тегераном резко ухудшились после свержения в Иране шахского режима год назад, и сейчас обе страны находились на пороге многолетней кровопролитной войны из-за нефтепромыслов Персидского залива.

И это самое существенное: в Хузистане (Арабистане) сосредоточены 90 % всех запасов иранской нефти. Иракский президент Саддам Хусейн мечтал аннексировать Хузистан. Это не только озолотило бы Ирак, но и вызвало бы взрыв восторга среди арабов-суннитов всего мира. Утерев персам-шиитам нос, Саддам мечтал стать таким же прославленным лидером, каким был в глазах арабов президент Египта Гамаль Абдель Насер…

Помимо 22 штатных сотрудников иранского посольства, в плену оказались протоколист британской телерадиокомпании Би-Би-Си Сим Харрис и офицер Скотланд-Ярда Тревор Лок из группы охраны дипломатических представительств. Предводитель террористов потребовал, чтобы посредниками на переговорах с британскими властями выступили послы арабских стран в Лондоне. В обмен на жизни заложников режиму аятоллы Хомейни предстояло освободить из иранских тюрем 91 «арабистанского патриота». Выдвинутый захватчиками ультиматум истекал спустя сутки — в полдень 1 мая.

Прошло лишь 5 дней после провальной попытки американского спецназа вызволить заложников из Ирана, однако премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер не колебалась ни минуты. «Железная леди» велела полицейскому руководству вести переговоры с похитителями, а армии Ее Величества — готовить штурм иранского посольства.

Тем временем из Тегерана пришел жесткий отказ: аятолла Хомейни не собирался идти на уступки, освобождая своих политических противников. В ответ террористы выдвинули новый пакет требований. Демократы-революционеры из Арабистана пожелали взойти вместе со своими заложниками и одним из арабских послов на борт предоставленного властями самолета, чтобы вылететь в неназванную арабскую страну, каковой, по-видимому, должен был стать Ирак. Террористы здраво рассудили, что вести переговоры из логова Саддама Хусейна для них гораздо безопаснее, чем отсюда, из Лондона.

Между тем посредники из полиции продолжали делать свое дело. На исходе среды им удалось добиться освобождения больной персиянки, а на другой день — задобрить террористов щедрыми посулами британского правительства. Захватчики согласились перенести конечный срок своего ультиматума на утро пятницы 2 мая, а затем и на более позднее время.

Пока террористы были поглощены всемирным вниманием к своим никому прежде неизвестным персонам, из неприметного городка Херефорда в британскую столицу прибыли два батальона полка САС № 22. Альпинисты из батальона «Д» установили на здании множество радиозакладок и скрытых датчиков телекамер, что позволило отслеживать перемещения террористов и заложников. Бойцы батальона «Б» упорно отрабатывали атаку на макете. Арабские посредники сообщали, что террористы время от времени грозят казнями заложников.

Спустя трое суток у коммандос все было «застегнуто на последнюю пуговицу». Однако миссис Тэтчер надеялась, что террористы сдадутся и не придется рисковать людьми. Кое-как удалось протянуть время до воскресенья 4 мая 1980 года. И тут зазвучала новая «песня»: главарь террористов объявил, что новостные радио- и телепередачи не полностью информируют о «справедливых требованиях патриотов Арабистана».

Британские официальные лица привлекали к переговорам все новых арабских представителей, но в понедельник терпение бандитов лопнуло. Они пристрелили Аббаса Лавасани — пресс-атташе посольства Ирана. Для устрашения правительства в 19.00 его тело было выброшено из окна — прямо на тротуар улицы Принс Гейт. Узнав об этом, «железная леди» пришла в неописуемую ярость и приказала немедленно освободить заложников.

Первым делом командир САС-22 Майкл Роуз распорядился убрать от посольства телекамеры: так был учтен урок Мюнхена, когда захватившие израильских спортсменов террористы «Черного сентября» наблюдали по телевизору за всеми приготовлениями полицейских. Шли шестые сутки теракта. В 19.23 Роуз отдал сигнал о начале атаки — с застекленной крыши в лестничную клетку посольства была брошена шумовая граната.

Тут же две четверки альпинистов из батальона «Д» спустились на фалах с крыши на балконы и в окна третьего этажа одновременно с тыльной стороны здания и с фасада. Пуленепробиваемые стекла вышибали ударами ног в тяжелых ботинках.

В тот же миг четверка бойцов батальона «Б» выскользнула из двери соседнего крыла — посольство занимало лишь часть здания — и подобралась к фасаду посольства. Коммандос взорвали дверь подъезда, вышибли стекла в окнах первого этажа и через мгновение оказались внутри.

Все коммандос были в черных компактных противогазах. Забрасывая помещения светозвуковыми гранатами и гранатами со слезоточивым газом, бойцы устремились к местам, где находились террористы.

…Вот уже шестые сутки полицейский капитан Тревор Лок переживал страшное унижение: он не только не сумел защитить вверенный его опеке персонал посольства, но и сам оказался в заложниках. Когда в окне показалась фигура спускающегося с крыши бойца, предводитель террористов по кличке Салим вскинул револьвер калибра 0,38 дюйма.

Однако пленный полицейский набросился сзади: обхватив Салима за бедра, он швырнул террориста на пол приемом из арсенала своей любимой игры регби. И завладел оружием бандита. В общем, Тревор Лок сделал именно то, к чему готовился в плену все время. Однако убить безоружного капитан не решился.

В следующий миг разлетелось вдребезги стекло, и ввалившийся в комнату боец мгновенно оценил обстановку.

— Отойди! — крикнул он капитану Тревору из-под противогазной маски и выразительно повел стволом ПП. — В сторону!

Полицейский с револьвером отпрыгнул к стене, и простучала короткая очередь. Салим безжизненно ткнулся в ворс дорогого персидского ковра, а боец бросился дальше на поиск террористов и заложников.

Между тем от взрыва в здании возник пожар. Это едва не кончилось трагически для одного из штурмующих, который запутался в своем фале и на какое-то мгновение повис в гудящем пламени. Но опытный альпинист не растерялся. Сверкнул клинок, трос был перерезан, и боец рухнул на балкон. С ушибами, кровоподтеками и ожогами, он поднялся и, прихрамывая, присоединился к своим товарищам.

В закрепленные под шлемами коммандос приемопередатчики непрерывно поступала информация от их командиров, которые следили за террористами при помощи подслушивающих и подсматривающих устройств. Полицейское оцепление вокруг здания едва сдерживало напор зевак и журналистов. Бойцы батальонов «Б» и «Д» распахивали одну за другой двери комнат, двигаясь навстречу друг другу. По любой фигуре с оружием сразу открывался огонь на поражение — так были убиты трое террористов.

Однако одна из тлеющих шумовых гранат подожгла шторы в комнате, и огонь быстро распространился по всему второму этажу. Протоколист Би-Би-Си Сим Харрис, спасаясь от пламени, выскочил на балкон. Здесь боец САС приказал ему перебраться на соседний балкон, откуда заложник был вновь препровожден в здание — вплоть до окончания операции.

Большинство заложников содержались в помещении телекса — посольской станции международного телеграфирования на третьем этаже. Осознав, что начался штурм, террористы открыли огонь, успев застрелить Али Акбара Самадзаде и ранить еще двоих заложников. Это произошло за мгновение до того, как в помещение ворвалась четверка из батальона «Б».

— Где террористы?! — громогласно вопросил один из бойцов.

Повторять дважды не пришлось.

— Вот, вот, — послышались голоса, — это они стреляли в нас!

Двое бандитов были немедленно располосованы очередями из пистолет-пулеметов. Шестой террорист попытался затеряться среди заложников, но был немедленно разоблачен и арестован. Коммандос вывели освобожденных людей из горящего здания и передали их поджидающим медикам.

Спустя 17 минут «железная леди» получила доклад о том, что всё кончено: пятеро из шести налетчиков перебиты, а 22 заложника спасены. Операция «Нимрод» («Nimrod») была завершена. Британцы были в восторге: оказалось, у них есть очень серьезные защитники. Все-таки одно дело — сообщения об успехах контртеррористической деятельности из далекого Ольстера, и совсем другое дело — блестящий штурм в центре мировой столицы.

Аятолла Хомейни вздохнул с облегчением и вынужден был сквозь зубы выразить признательность британскому послу в Тегеране. «Железная леди» Тэтчер, воспользовавшись моментом, замолвила словечко за американских заложников в Иране. Тогда-то узурпатор Хомейни и принял решение освободить американцев — но не раньше, чем ненавистный президент Картер проиграет выборы. Хомейни был мерзавец, но отнюдь не дурак: аятолла прекрасно понимал, что имидж Ирана, да и всей шиитской версии ислама сильно страдает от того, что невинные люди томятся в плену.

Тем временем журналисты старались вовсю, чтобы взять у бойцов САС интервью. Но даже у самых пронырливых, со связями в высших эшелонах власти, ничего не вышло. Не удалось даже увидеть лиц коммандос — только черные резиновые маски. Завершив штурм, спецназ тут же вернулся в Херефорд, расположенный на речке Уай в 200 милях северо-западнее Лондона.

Журналисты пронюхали, что база полка САС № 22 носит название Бредбэри Лайнс (Bradbury Lines). Однако никому из пишущей братии так и не удалось пробраться за утыканное телекамерами ограждение из колючей проволоки. Изголодавшаяся по национальным героям публика переключила свое внимание на ловкого Тревора Лока. За участие в операции «Нимрод» королева Елизавета II наградила Георгиевским крестом этого полисмена-регбиста, купавшегося в лучах своей и чужой славы.

Что же касается САС-22, то лишь отдельные детали из ее деятельности стали достоянием гласности. Девизом британских коммандос являются слова: «Побеждает тот, кто рискует» (Who dares wins). Единственное отличие от общевойсковой униформы — кокарда на берете с изображением серебряного кортика, голубых крыльев и надписи «Побеждает отважный».

Полк САС № 22 комплектуется из добровольцев армии Ее Величества, чьи имена держатся в тайне. Внешность бойца должна отличаться неприметностью, а испытания после тестирования на политическую благонадежность проходят в пять этапов. Сперва на протяжении 10 дней проверяется общая физическая подготовка и умение ориентироваться на местности. Кандидату предстоит пробежать кросс на 2,4 км не более чем за 12 минут.

Еще 10 дней длится 2-й этап, когда с раннего утра до позднего вечера проводятся марш-броски с постепенным наращиванием массы груза и скорости движения. Экзамен представляет собой марш-бросок на 64 км по сильно пересеченной местности со снаряжением в 25 кг — необходимо уложиться в 20 часов. Затем 14 недель кандидатов испытывают по огневой, тактической и разведывательной подготовке. 4-й этап длится порядка 40 дней и посвящен прыжкам с парашютом. В заключение кандидаты в коммандос три недели проходят тесты на выживание в экстремальных условиях: им приходится совершать удары в тыл условного противника и даже совершать побег из условного плена.

Все испытания проходят лишь 20 % желающих. Они-то и направляются в Бредбэри Лайнс для двухгодичного обучения средствам связи, подрывному делу, военной топографии, рукопашному бою, водолазному делу, вождению всевозможных транспортных средств, альпинизму, медицинской подготовке, десантированию и, разумеется, ведению огня из всех видов стрелкового оружия. Например, в ходе одного из зачетов по огневой подготовке боец должен прыгнуть в «захваченную террористами» комнату и поразить с расстояния как минимум 18 метров находящиеся там манекены из пистолета — каждый двумя пулями в область груди. Кроме того, бойцы изучают по одному иностранному языку.

После успешной сдачи зачетов коммандос заключают контракты на срок от трех лет и более, зачисляются в один из батальонов полка САС № 22. Бойцы регулярно участвуют в учениях в арктических льдах и тропических пустынях, в азиатских джунглях и латиноамериканской сельве, в высоких горах и на морских просторах.

Давать интервью солдатам и офицерам САС № 22 запрещено по сей день.

К началу 1980-х воздушное пиратство переживало не лучшие времена. Службы безопасности авиакомпаний бдительно проверяли пассажиров, по крайней мере, международных рейсов. Ведущие страны обзавелись более или менее умелыми подразделениями для освобождения заложников. Операции израильского «Саерет маткаль» в Уганде (1976 год) и западногерманской ГСГ-9 (1977 год) продемонстрировали, что даже географическая удаленность не является помехой для современных сил контртеррора.

Но и «творческая» террористическая мысль не знала устали. С очередной новинкой мир познакомился благодаря некоему Мухаммаду Зайдану. До 1977 года этот палестинский араб служил Ахмаду Джабраилю — лидеру Главного командования Народного фронта освобождения Палестины (ГК-НФОП). Но ему очень захотелось собственной славы.

Зайдан действовал под боевым псевдонимом Абу Аббас. Вместе с закадычным другом Талатом Якубом и двумя десятками других «диссидентов» он основал собственный Палестинский фронт освобождения (ПФО). Штаб-квартира очередного фронта расположилась в сирийской столице Дамаске — подальше от полыхавшей в Ливане гражданской войны. Надежный источник финансирования Абу Аббас увидел в богатом нефтью Ираке, которым уже безраздельно овладел такой любитель терроризма как Саддам Хусейн.

Тем не менее ПФО поначалу продолжал действовать по-прежнему в зоне, так сказать, ответственности ГК-НФОП — на ливано-израильской границе. Однако противостояние с израильскими солдатами было смертельно опасным, а в 1982 году израильская армия и вовсе «зачистила» гнезда терроризма на юге Ливана. Приунывший 33-летний Мухаммад Зайдан не знал, что делать, размышляя о будущей своей «карьере».

Прошло больше трех лет. Давно известно: когда много думаешь, в голове появляются мысли. Вечером 7 октября 1985 года люди Абу Аббаса отчалили на моторной лодке от пляжа в окрестностях египетского города Порт-Саида, расположенного на берегу Средиземного моря у входа в Суэцкий канал. Роскошный круизный теплоход «Ахилле Лауро» находился в точности там, где указал главарь ПФО, — в 50 км от Порт-Саида.

Годом раньше Абу Аббас не пожалел иракских нефтедолларов и сам совершил развеселый круиз на «Ахилле Лауро», принадлежавшем итальянской компании. Во время круиза террорист вел подробный дневник и очень много фотографировал: благодаря этому его люди хорошо познакомились с итальянским теплоходом.

Теперь 12 боевиков в возрасте от 17 до 40 лет беспрепятственно поднялись на борт Размахивая автоматическим оружием, террористы объявили заложниками почти 500 пассажиров и членов экипажа. И потребовали освобождения Израилем из тюрем 50 отборных боевиков — арафатовских телохранителей из «Спец отряда-17». В противном случае люди Абу Аббаса угрожали взорвать судно и красноречиво указали ошарашенным туристам на заминированные места.

Началась проверка документов. Большинство пассажиров, как и предполагал Абу Аббас, оказались американскими гражданами. Чтобы чувствовать себя в большей безопасности, пираты велели капитану лайнера войти в территориальные воды Сирии — страны, всемирно известной своей прямой помощью террористам. Однако американского возмездия испугался даже президент Хафез Асад. Сирийские сторожевые катера дали предупредительные очереди из крупнокалиберных пулеметов, и террористы сочли за благо ретироваться.

Капитан взял курс на Кипр. Между тем во главе США вот уже 2-й срок подряд находился Рональд Рейган, один из самых успешных американских президентов. В борьбе с советской «империей зла» и ее союзниками он предпочитал использовать силовые методы. При Рейгане были резко увеличены ассигнования на силы специальных операций, а коммандос из «Дельта Форс» стали любимцами президента.

Годом раньше по инициативе Рейгана у министра обороны США появился помощник по спецоперациям и локальным конфликтам. Для координации действий разных служб в форсмажорных обстоятельствах было создано Объединенное агентство по специальным операциям США. Теперь пришла пора проверить новые структуры в деле.

Возможно, такой прожженный карьерист, как Билл Клинтон, в подобной ситуации стал бы давить на Израиль, чтобы выполнить требования террористов и сохранить жизни американских граждан. Но смелый 74-летний Рейган решительно приказал «Дельта Форс» освободить «Ахилле Лауро» с применением штурмовых вертолетов. Бойцы «Дельты» немедленно устремились со своей базы в Форт-Брэгге через Атлантику, причем ЦРУ позаботилось, чтобы об этом стало известно руководству ООП.

Наступило 10 октября 1985 года. После панического бегства из Ливана от собственных разъяренных полевых командиров Ясир Арафат вместе с помощниками обосновался в Тунисе. Теперь Арафат по налаженному еще в 1970-е годы секретному каналу связи между ООП и ЦРУ узнал, что в случае гибели американских граждан за его жизнь никто гроша ломаного не даст. Патриарху терроризма недавно исполнилось 56 лет, и он устал смотреть смерти в лицо. Перепуганный Арафат связался с лидером ПФО Мухаммадом Зайданом:

— Абу Аббас, оставь итальянское судно в покое и присмотри себе мишень попроще. Вели своим парням потребовать лодку, чтобы добраться до Порт-Саида. Мубарак обещает предоставить им самолет, чтобы укрыться в Ливии или Алжире.

— Ничего другого не остается, — развел руками раздосадованный Зайдан. — Клянусь Аллахом, весь мир против нас! Я передам твой приказ на судно…

Пока велись эти никому незаметные переговоры, на «Ахилле Лауро» произошли драматические события. Действуя согласно первоначальному плану, похитители круиза объявили по радио, что приступают к ликвидации заложников и будут делать это до тех пор, пока Израиль не выполнит «справедливых» требований. Первой жертвой наметили 70-летнего американского еврея Леона Клингхоффера в инвалидной коляске.

Этот выбор вовсе не так странен, как сперва кажется. Да, на судне были и другие евреи, в том числе молодые мужчины. Но полуграмотные боевики искренне полагали, что жизнь Клингхоффера куда дешевле жизни здорового человека в расцвете сил и уж тем более дешевле жизни ребенка. Дескать, если за смерть старого инвалида их и накажут когда-нибудь, то не слишком строго. На глазах у потрясенной толпы Клингхоффера со смехом столкнули за борт прямо в коляске.

А вскоре поступила команда от Абу Аббаса: операция отменяется! Пираты вытребовали себе моторный катер. Вздох облегчения вырвался из сотен уст, когда все 12 захватчиков покинули борт белоснежного океанского лайнера. Пассажиры и члены команды провожали глазами катер с террористами до тех пор, пока тот не растаял на бирюзовом горизонте.

В Египте все пошло как по маслу. Полицейские перевезли «фронтовиков» в аэропорт, где их уже ждал обычный рейсовый самолет. Итальянское правительство было так радо мирному разрешению кризиса, что даже не посмело обратиться к египетскому президенту Хосни Мубараку с требованием выдать пиратов для суда.

Едва воздушное судно набрало высоту, как террористы принялись обниматься и пожимать друг другу руки, поздравляя с победой. Разумеется, под победой подразумевалась не расправа над беззащитным инвалидом. Победа заключалась в том, что палестинцам удалось в очередной раз приковать внимание всего западного мира к ближневосточной проблеме. Хотя западные СМИ обрушились на палестинских террористов с гневной критикой.

Узнав о гибели Эрика Клингхоффера, президент США пришел в бешенство:

— Мы не позволим убийцам американских граждан остаться безнаказанными — где бы они ни находились. Приказываю схватить террористов и предать их суду!

Президенты США не привыкли повторять дважды. Для обнаружения египетского самолета с 12 пиратами на борту был задействован Воздушный эскадрон раннего оповещения, размещенный в Средиземном море — на корабле «Саратога» ВМФ США. Электроника не подвела: при помощи Системы обработки данных радара предупреждения координаты убегающих пиратов были определены почти мгновенно.

Поднявшись в воздух с авианесущей палубы «Саратоги», эскадрилья реактивных истребителей Ф-14 пустилась в погоню со скоростью около 2500 км/час — втрое большей, чем у египетского лайнера. Беглецы были настигнуты над морем неподалеку от ливийского побережья. Египетский капитан получил приказ взять курс на итальянский остров Сицилия и подчинился.

Скоро пассажирский самолет совершил посадку в Сицилии на итальянской авиабазе. Здесь террористов Абу Аббаса ждала «теплая» встреча: все они в наручниках были препровождены в военный транспортник, а египетский самолет заправлен и отпущен для продолжения полета.

Стоило Египту и некоторым другим странам обвинить США в нарушении международных правовых норм, как президент Рейган отрезал:

— Циничные убийцы не могут уйти безнаказанными. Возмездие за теракты должно быть неотвратимым: только тогда террористы хорошенько задумаются, прежде чем лишать кого-то жизни…

Террористов ПФО поместили в камеры генуэзской тюрьмы. Тем временем лазурная волна выбросила на сирийский берег тело невинной жертвы — несчастного Леона Клингхоффера. Вскоре суд в Генуе признал его палачей виновными в массовом похищении людей и убийстве. Все 12 пиратов «загремели» на долгие сроки в места не столь отдаленные, однако вдохновитель теракта Абу Аббас наказания избежал.

Американское ЦРУ, израильский Моссад, итальянская СИСМИ потерпели неудачу, пытаясь отыскать его следы. Но и террорист без дела не сидел. В мае 1990 года он при помощи Ливии организовал атаку побережья близ Тель-Авива — на скоростных лодках! Израильтяне оказались начеку и перебили террористов.

Однако сам Абу Аббас вновь остался вне досягаемости: подобно своим наставникам Вади Хададу и Ахмаду Джабраилю, личного участия в исполнении терактов он не принимал. Ясир Арафат дорожил столь верным «кадром» и в последующие годы сделал все возможное, чтобы вывести Абу Аббаса из-под удара. На протяжении 1990-х, когда под патронатом президента США Клинтона на Ближнем Востоке шел вялотекущий «мирный процесс», Арафат не раз заступался за него перед своим «другом Биллом». При этом патриарх современного терроризма неустанно твердил, что захват «Ахилле Лауро» и убийство Клингхоффера были ошибками.

Вода, как известно, камень точит. Под самый занавес утомительного своего президентства Клинтон устами госдепартамента обнародовал официальную ложь о том, что срок преследования Абу Аббаса истек за давностью совершенного им злодеяния. В Вашингтоне вспыхнул скандал, поскольку юристы Исследовательской службы Конгресса США доказали, что срок давности не истек, ибо Абу Аббас по-прежнему находится в бегах.

Однако потворство «друга Билла» терроризму оказалось сильнее и логики, и здравого смысла. В первых числах мая 2000 года американский ордер-варрант на арест Мухаммада Зайдана (Абу Аббаса) был по требованию Арафата отменен. Одновременно выяснилось, что лидер ПФО вот уже пять лет скрывался под чужим именем в секторе Газа. Иногда он перебирался оттуда по подземному ходу под границей в Египет, после чего устремлялся в Каир. Зачем? Вершиной террористической карьеры Абу Аббаса стал захват беззащитного «Ахилле Лауро». Не совершив в своей жизни ровным счетом ничего выдающегося, этот человек, однако, пользуется популярностью у арабских журналистов и лихо раздает интервью относительно будущего Ближнего Востока.

Кому инцидент с итальянским круизным теплоходом не прибавил ни на грош славы, так это коммандос из «Дельты Форс». Не везет этим бравым парням, хоть тресни…

В укрытии близ советского посольства терпеливо ожидали смуглые мужчины в автомобилях. Курили, перебрасывались пустыми словами — у мужчин тянулся обычный «рабочий» день. На коленях лежали привычные «инструменты» — автоматы Калашникова. Наконец ворота посольского двора распахнулись: выкатился один автомобиль, следом другой.

Смуглые водители сорвались с мест. Едва посольские машины вырулили на улицу, как перед ними пыхнули стоп-сигналы, и пришлось остановиться. Тут же застучали автоматные очереди — пули просвистели над крышами. Смуглые мужчины окружили русских, приказали на ломаном английском:

— Hands up! Руки вверх! Come on! Живо!

Один из русских что-то крикнул и бросился к посольству. Вслед простучали две короткие очереди. Матюкнувшись, беглец полетел на асфальт с простреленной ногой. Смуглые мужчины подхватили его и запихнули вслед за остальными русскими в свой автомобиль. На месте похищения остались сиротливо стоять лишь посольские машины с распахнутыми дверями.

Шли часы, а о судьбе врача Николая Свирского, офицеров КГБ Валерия Мырикова и Олега Спирина, раненого в ногу консульского работника Аркадия Каткова не было ничего известно. Свыше десяти лет Ливан находился во власти враждующих отрядов, и беспредел на бейрутских улицах стал притчей во языцех. Советских дипломатов не раз грабили, и одних только автомобилей посольство теряло по несколько штук в год. Но до 30 сентября 1985 года никто не смел похищать граждан сверх-державы. Да и про арабская политика СССР хорошо была известна. Чекисты ломали головы: кто «наехал» на СССР?!

Наконец глухой мужской голос по телефону потребовал остановить операции сирийских войск в северном Ливане. Там, в окрестностях города Триполи, сирийцы добивали сейчас боевиков арафатовского ФАТХа. Сирийцев призвали арабы-христиане, чтобы обуздать терроризировавшие страну банды Арафата.

Поскольку в военном плане Сирия всецело зависела от СССР, задача для Москвы была вполне реальной. Второе требование было связано с войной в Афганистане. Похитители поставили ультиматум: если эта война не будет остановлена, советское посольство должно быть закрыто, иначе заложников убьют, а посольство захватят.

Резидентура КГБ в Ливане лихорадочно искала исполнителей и организаторов дерзкого похищения. Руководитель ФАТХа Ясир Арафат вот уже два года жил в далеком Тунисе, куда сбежал от собственных взбунтовавшихся офицеров. Обратились за помощью и к нему: как-никак Кремль снабжал Арафата оружием, обучал его командиров в школах КГБ, обеспечивал Организации освобождения Палестины дипломатическую поддержку..

«Преданный друг» советского народа с восточной эмоциональностью изобразил возмущение и пообещал срочно «принять меры». Однако день проходил за днем, а заложники оставались в плену. Каково же было изумление чекистов, когда они установили имя организатора теракта! Им оказался 31-летний Имад Мугния, бывший телохранитель Арафата. Он давно переметнулся из рядов ФАТХа в «Хизбаллу», но симпатии к бывшим сослуживцам остались, и Мугния решил им помочь.

Чтобы русские побыстрее выполнили его требования, спустя неделю Мугния собственными руками изрешетил из автомата раненого Каткова и пообещал поступить так же с остальными. Чекисты и прежде знали о чрезвычайной опасности этого человека. Он первым в современную эпоху стал использовать террористов-смертников: в апреле 1983 года подготовленная Имадом «живая бомба» подорвала в Бейруте посольство США.

А уже в марте 1984-го боевики Мугнии похитили самого Уильяма Бакли — резидента ЦРУ в Ливане. Это была сенсация. Американские дипломаты и ЦРУ предпринимали отчаянные усилия по освобождению полковника Какли, подключили к делу западногерманскую разведслужбу БНД, израильский Моссад, британскую разведку МИ-5… Все было безрезультатно.

Наконец ЦРУ решилось на беспрецедентный шаг, установив контакт с министерством разведки и безопасности Ирана (МРБ) — страны, которая была злейшим врагом США. После захвата шиитскими фанатиками американского посольства в Тегеране у США с Ираном даже не было дипломатических отношений, однако американцы знали, чем заинтересовать Иран, который увяз в войне с Ираком. В обмен на жизнь Бакли и других похищенных в Ливане американских граждан правившим в Иране воинственным богословам была предложена партия современного оружия. Аятолла Хомейни одобрил сделку: «процесс пошел».

Но 30-летний Мугния имел на сей счет собственное мнение. В войне между двумя мусульманскими странами он не видел никакого смысла и не желал способствовать истреблению «правоверных». Чтобы узнать имена агентов ЦРУ на Ближнем Востоке, Мугния подверг американского резидента пыткам, после чего собственноручно застрелил. ЦРУ объявило о награде в два миллиона долларов за помощь в поимке Мугнии. С той поры так и не нашлось смельчака, которого прельстили бы эти деньги.

Между тем в американскую печать просочилась свидетельства о поставке американского оружия враждебному Ирану через… Израиль, которому Иран отказывал в праве на существование. Так благодаря Имаду Мугнии разразился страшный скандал, получивший название Ирангейта. Организаторы сделки в США поплатились своими высокими постами, а ликвидация Мугнии стала для американских разведчиков делом чести.

Весной 1985 года разлетелся на куски автомобиль у особняка шейха Мухаммада Фадлаллы — высшего руководителя «Хизбаллы». За сильнейшим взрывом стояли офицеры Моссада и ЦРУ. В доме погибли 75 человек, включая родного младшего брата Мугнии — Джихада. Но Имад остался жив и улизнул к своим покровителям в Иран.

И вот теперь он, как выяснилось, вернулся… Освобождение заложников и возмездие террористам стало для чекистов делом принципа: в Ливане достаточно было лишь Раз допустить слабинку, чтобы советские граждане стали мишенью новых атак. Кроме того, следовало защитить посольство. Чекисты обратились за поддержкой к влиятельному полевому командиру и сопернику «Хизбаллы» Валиду Джумблату, сыну убитого лидера просоветской социалистической партии Ливана.

Джумблат немедленно пригнал к посольству СССР танки и приготовился к круговой обороне. Секретчики Джумблата помогли установить имена других соучастников похищения и схватили одного из них — бывшего арафатовского телохранителя по кличке Хадж. В ходе «мужского разговора» Хадж назвал место содержания заложников.

Здание Мугния выбрал безупречно: приблизиться незаметно было невозможно. Пришлось отказаться от силового освобождения людей. Дамаск под давлением Москвы остановил наступление в районе Триполи. Ясир Арафат поклялся, что заплатил похитителям 100 тысяч долларов и скоро заложники выйдут на свободу. Но шли дни, а по-прежнему ничего не менялось. Лишь военной контрразведке Ливана удалось сделать телефонный перехват.

Узнав о его содержании, чекисты испытали новое потрясение: вероломный 56-летний лис Арафат потребовал от похитителей держать заложников в плену до тех пор, пока сирийская армия не прекратит операции против боевиков ФАТХа в окрестностях Бейрута точно так, как она уже сделала это под Триполи. Вот так друг! Но ничего не поделаешь: пришлось выполнять и новое требование. Москва опять нажала на Дамаск, после чего сирийцы отступили и от Бейрута.

Однако и теперь Мугния не освободил русских — на всякий случай, авось еще что-нибудь захочется потребовать. Резидент КГБ в Ливане Юрий Перфильев хорошо знал, что на Востоке привыкли подчиняться только силе. И чекист отправился на поклон к самому шейху Фадлалле. Поначалу духовный пастырь был непреклонен. Полковник Перфильев приводил довод за доводом, но кровожадный фанатик молчал.

Тогда чекист пригрозил, что Советский Союз нанесет ракетный удар по резиденции аятоллы Хомейни в священном для шиитов иранском городе Куме. После этих слов в комнате стало оглушительно тихо. Перебирая четки, Фадлалла переваривал услышанное. Наконец томительная пауза оборвалась: шейх пообещал, что «все будет хорошо». И действительно, 30 октября 1985-го спустя ровно месяц после своего похищения — трое заложников вернулись в посольство. Четвертого было уже не вернуть…

Остановив сирийское наступление на ливанском севере, Мугния по собственной инициативе спас тысячи своих боевых товарищей. Арафат лишь воспользовался моментом, когда попросил подержать заложников до тех пор, пока сирийцы не угомонятся и под Бейрутом.

На личности Имада Мугнии стоит остановиться поподробнее, поскольку сегодня он является одним из самых опасных террористов планеты. Откуда же взялся этот крепкий бородатый мужчина, посмевший бросать вызовы сверхдержавам?

За гнилые зубы товарищи давным-давно прозвали его Гиеной. Под этой кличкой значился он и в досье спецслужб на всех континентах. Родился Имад Мугния в 1954 году в семье арабов-шиитов в южноливанской деревушке неподалеку от древнего Тира. Это обстоятельство в значительной степени предопределило антипатии молодого человека: он с детства ненавидел христиан, мусульман-суннитов и иудеев.

Грех последних заключался не только в том, что они не были шиитами. Крайне правые сионисты, мечтающие о «Великом Израиле», неустанно напоминали, что юг Ливана входил в состав еврейского государства, созданного в древности царями Саулом, Давидом и Соломоном. Имад вырос под сурдинку разговоров о необходимости очистить Палестину от сионистов, которые того и гляди приберут к рукам часть суверенной страны.

Имаду не было и двадцати, когда он вступил в ФАТХ. Набеги на Израиль были делом опасным, поэтому боевики предпочитали грабить местных арабов-христиан, захватывать их дома, убивать. Христианам пришлось создать самооборону — «Фалангу». Название позаимствовали у «Испанской фаланги традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления», которая одержала в 1939 году верх над республиканцами, после чего в Испании была установлена диктатура генералиссимуса Франко.

В 1975-м в Ливане уже полыхала гражданская война, и Имад Мугния проявил себя в ней с «лучшей» стороны. Он участвовал в истреблении целых деревень и городов. В одном только Дамуре погибли 1800 христиан. Вот когда чужая человеческая жизнь утратила в глазах Имада всякую цену Жестокого, сообразительного, прекрасно владеющего оружием парня перевели в элитный «Спецотряд-17», который охранял высшее руководство ФАТХа. Здесь Мугния зарекомендовал себя неутомимым стражником, который за версту чуял опасность и находчиво ее избегал. В 1978-м он возглавил успешную поимку Мухаммада Уды — полевого командира ФАТХа, вышедшего из подчинения Арафату.

Командир «Спецотряда-17» Махмуд аль-Натур (псевдоним Абу Таиб) оценил склонности Мугнии к планированию операций и аналитической работе. И порекомендовал молодого человека Салаху Халафу (Абу Айаду), возглавлявшему Объединенное управление безопасности ФАТХа. В 1980 году этот ближайший сподвижник Арафата забрал Мугнию к себе.

Между тем близ деревень южного Ливана, включая родную деревню Имада, были размещены «катюши», которыми ФАТХ обстреливал северную часть Израиля на расстоянии 20–30 км от границы. К июню 1982 года терпение израильтян лопнуло. Израильские танки перекатились через границу и ринулись к Бейруту.

Воинство Арафата разбежалось, и Гиена решил поменять хозяина. В августе того же года Имад примкнул к шиитской организации «Хезб аль-Дауа аль-Исламия» во главе с шейхом Фадлаллой. Боевики сего духовного пастыря вместе с ФАТХом истребляли ливанских христиан. Скоро на помощь братьям-шиитам в их борьбе с христианами, израильтянами и сирийцами прибыл из Ирана крупный отряд Корпуса стражей Исламской революции (КСИР) во главе с Ахмадом Канэани.

Ахмаду очень понравился полный идей 28-летний Мугния, о чем он и доложил в иранское МРБ. В это время Тегеран как раз намеревался сформировать силу, которая заменила бы уголовный ФАТХ в противостоянии Израилю. Перед этой силой ставились и другие важные задачи: навести в Ливане порядок по иранскому образцу, ограничить сирийское влияние, а также действовать против Ирака, с которым Иран вел тяжелую войну.

Базой для воплощения своих планов иранские секретчики избрали «Хезб аль-Дауа аль-Исламия», поскольку шейх Фадлалла имел тесные связи с шиитами Ирака, которых притеснял тамошний диктатор Саддам Хусейн. Организация Фадлаллы даже не была самостоятельной, а являлась ливанским филиалом иракской организации с тем же именем.

Новое террористическое детище назвали «Хизбаллой» — «Партией Господа». Когда Гиене предложили возглавить охрану шейха, он согласился, не раздумывая. Для начала Гиена отправился на базу КСИР в восточном Ливане, где и прошел курс переподготовки.

Мухаммад Хусейн Фадлалла был очень доволен своим верным стражем. Еще более шейху импонировали идеи «полезных» терактов, которыми буквально кишела голова Мугнии. Шейх согласовал с Тегераном назначение Гиены начальником оперативного отдела «Хизбаллы». Это был головокружительный взлет для человека, которому еще не исполнилось и тридцати. На освободившееся место главного телохранителя Фадлалла взял брата Гиены — Джихада Мугнию.

Первые «ласточки» не заставили себя долго ждать. Вскоре после взрыва американского посольства в Бейруте Гиена ударил там, где его не ждали, подорвав американское и французское посольства в Эль-Кувейте. То был протест против продажи США и Францией оружия Ираку. В ту пору Иран казался американцам куда более опасной страной, нежели Ирак, который они охотно вооружали.

В самом Ливане Гиена применил новинку. Боевики «Хизбаллы» стали взрывать набитые тротилом машины в местах скопления американцев — эту тактику спустя 10 лет использует бен-Ладен. Самый страшный удар Мугния нанес в том же 1983-м, когда смертник врезался на грузовике в казарму с морскими пехотинцами: погиб 241 человек — рекордное количество для одного взрыва! К концу следующего года число погибших увеличилось еще на сотни. Американцы резко свернули поставки вооружений Саддаму, погрузили солдат на корабли и бесславно ретировались.

Победитель Мугния переориентировался на похищения граждан западных стран. Часть боевиков занимались подрывами и обстрелами солдат союзной Израилю Армии обороны Южного Ливана, сформированной из фалангистов. Для вызволения из тюрем членов «Хизбаллы» Гиена похищал граждан тех стран, где томились заключенные, — с целью последующего обмена. В 1984-м его люди захватили лайнер компании «Кувейт Эйрлайнз», в 1985-м — американской МУА, в 1988-м — вновь кувейтский самолет.

Хотя на острие террора «Хизбаллы» всегда находился Израиль, благодаря иранским нефтедолларам Гиена установил связи с исламскими экстремистами по всему свету. Свои люди появились у него в Алжире и Марокко, Саудовской Аравии и Судане, Конго (Киншаса) и Бурунди, Эритрее и Сомали, Кении и Танзании, Азербайджане и Австралии, в мусульманских общинах Германии, Бельгии, Италии и особенно во Франции.

В 1986-м Гиена использовал опыт Карлоса Шакала, который годом раньше завершил свою бомбовую войну с Францией за освобождение драгоценной супруги Магдалены «Лили» Копф. В самый разгар ирано-иракского конфликта череда взрывов и расстрелов вынудила французское правительство прекратить поставки оружия Багдаду. Фактически Гиена предрешил ничейный исход этой войны в 1988 году. А французские власти по сей день испытывают ужас перед многомиллионной мусульманской диаспорой и всячески перед ней заискивают.

Свою террористическую инфраструктуру Гиена использовал не только в интересах «Хизбаллы», но и по заданиям иранского МРБ. В разных странах боевики Мугнии «устраняли» и похищали беглых иранских оппозиционеров, а также противодействовали враждебным Ирану разведкам Пакистана и Турции, Египта, Саудовской Аравии и Ливии. В Южном Йемене Мугния развязал кампанию столь беспощадного террора против иракских военных и разведчиков, что почти все они к середине 1994 года бежали оттуда. Одновременно Гиена организовал серию терактов против радикальных суннитских организаций Пакистана и даже против талибов в начале их операций по захвату Афганистана. В дальнейшем Иран руками Мугнии поддерживал лидеров Северного афганского альянса (тоже, впрочем, суннитов) в их противостоянии Талибану.

Осуществляя операции, связанные с непосредственными интересами «Хизбаллы», Мугния с годами почти перестал оглядываться на МРБ. Его чрезмерная самостоятельность даже вызывала настороженность в Тегеране. Сегодня он — второе лицо в «Хизбалле» после нового генерального секретаря шейха Хасана Насраллы.

За Гиеной охотятся американское ЦРУ израильский Моссад, итальянская разведслужба СИСМИ, французская ДСТ, западногерманская БНД, британская МИ-5, турецкая МИТ, мухабараты (госбезопасности) почти всех арабских стран… Гиена виртуозно обводит их вокруг пальца, позволяя себе даже командировки в Западную Европу. V него всегда подлинные документы иранского МВД — правда, всякий раз на новые имена. В Иране он чувствует себя абсолютно уверенно. Иранцы не продадут его подобно тому, как суданцы продали в 1994 году Карлоса Шакала франции в обмен на военную помощь. Гиена нужен Ирану, в то время как от «завязавшего» террориста Шакала не было никакого прока.

Имад Мугния больше не мясник, резавший без счета ливанских христиан и лично «кончавший» заложников. Нынче этот поджарый, с тяжелой челюстью мужчина — интеллектуал, тактик и стратег. Инициативность — главная составляющая «террористического стиля» Гиены. Он предпочитает не ожидать ударов, а наносить их. При этом он крайне осторожен и осмотрителен.

Спустя пять лет после захвата наших людей в Бейруте Мугния вновь планировал взять в заложники советских граждан. За войну в Афганистане СССР подвергся столь жесткой критике со стороны Запада, что вынужден был хоть чем-то ответить. Как это нередко бывало в истории, крайними оказались евреи: в 1980 году советские ОВИРы прекратили выдачу разрешений на эмиграцию.

Однако в 1985-м к власти пришел Михаил Горбачев и взял курс на прекращение войны и «демократизацию». К концу 1980-х ОВИРы автоматически разрешали выезд любому обладателю вызова от израильских родственников. На Ближний Восток хлынул девятый вал советских евреев — публика в основном высокообразованная, дисциплинированная и трудолюбивая. Мусульманский мир ударил в колокола, требуя от советского руководства остановить еврейскую эмиграцию. Но Горбачев остался глух, поскольку свободный выбор страны проживания является одним из основных прав человека.

Новый духовный лидер Ирана аятолла Али Хамени взвалил на себя судьбоносную миссию повлиять на советское руководство. Но как? Решение было выработано в ходе продолжительных совещаний с Али-Акбаром Фаллахияном Кузестани, главой МРБ. А в начале 1990 года Имад Мугния получил приказ захватить советских футболистов, когда они приедут в июне на чемпионат мира в Италию.

Мугния знал, что однажды люди доктора Хадада подобным образом на время прервали еврейскую эмиграцию из СССР. Дело было 28 сентября 1973 года, когда в Австрии два боевика из Народного фронта освобождения Палестины ворвались в поезд с евреями, покинувшими СССР. Террористы захватили старика, больную женщину, 3-летнего ребенка, еще 4 бывших советских граждан и одного австрийца. Налетчики объявили, что заложники будут убиты, а саму Австрию ожидает жестокий террор, если власти не закроют Шенау — замок на окраине Вены, служивший перевалочной базой для репатриантов.

Затем террористы перевезли заложников в венский международный аэропорт Швехат и пригрозили атаками на советские посольства по всему миру, если СССР не остановит еврейскую эмиграцию в Израиль. Между тем глава НФОП Вади Хадад прекрасно знал, что абсолютное большинство выезжавших евреев направлялись вовсе не в бедный Израиль, а в развитые страны. Фактически теракт был осуществлен в интересах СССР по указанию председателя КГБ Юрия Андропова. Зачем?

Советской сверхдержаве требовалось любыми средствами удержать евреев за железным занавесом, но не проявлять при этом чересчур грубых нарушений прав человека. Сейчас все выглядело очень органично: СССР прекращает выпускать евреев из всем понятного страха перед атаками на свои дипломатические представительства за рубежом. Австрийский канцлер Крайский сдался уже на следующий день, когда в своем радиообращении пообещал:

— Шенау будет закрыт в самое ближайшее время!

И Шенау был закрыт: эмиграция из СССР захлебнулась. В награду Хадад получил от КГБ гранатометы и приказал Карлосу Шакалу обстреливать взлетающие израильские лайнеры в парижском аэропорту Орли.

Учитывая столь «ценный опыт», Мугния решил действовать совместно с прикормленным Кремлем НФОП. Гиена встретился с новым лидером НФОП Абу-Али Мустафой, и тот согласился принять участие в операции против СССР. То обстоятельство, что НФОП исповедует безбожный марксизм, нисколько не смутило Гиену. Шиитский фанатизм он давно оставил рядовым исполнителям, которые в униформе «Хизбаллы» маршировали по «Лидам Бейрута с зелеными повязками смертников.

Скоро в Италию устремились агенты Гиены и Мустафы. С помощью местных арабов они должны были внедриться в «обслугу» футбольного чемпионата: в бригады мусорщиков, садовников, посудомоев… Однако эта активность не прошла незамеченной. Сигналы о готовящемся теракте получила как итальянская резидентура КГБ, так и ее старый противник — контрразведчики из СИСМИ. Впервые их цели совпали. Перед прибытием советской сборной чекисты вместе со своими итальянскими визави разработали такие меры безопасности, что известия о захвате футболистов духовный пастырь Ирана так и не дождался.

Между тем приезд миллиона «русских» на Святую землю не просто резко увеличил число рабочих и солдатских рук и снизил процент арабских граждан Израиля. Количество переросло в качество: на протяжении 1990-х произошло экономическое чудо. Израиль прорвался в число развитых стран, опередив по валовому внутреннему продукту на душу населения Грецию, Южную Корею, Испанию и Португалию.

Гиена отыгрался, когда во 2-й половине 1990-х направил своих инструкторов в Чечню обучать молодежь методам террористической войны. Кроме того, несколько сот чеченцев прошли подготовку на ливанских базах «Хизбаллы». Судя по тому, с каким искусством они изматывали федеральную армию, время было потрачено не впустую.

В январе 2000 года подготовленный Гиеной смертник был убит в перестрелке с охраной посольства России все в том же Бейруте. В кармане фанатика нашли записку: «За Грозный». Так роман СССР с арабскими экстремистами получил логическое завершение. Ведь еще натасканные чекистами боевики ФАТХа воевали с Советской Армией в Афганистане, но советская цензура придерживала информацию об этом, чтобы не портить имидж Арафата.

С посланцами Усамы бен-Ладена 47-летний Имад Мугния впервые встретился в октябре 1994 года в одном из тегеранских дворцов, причем в присутствии официальных лиц — главы МРБ Фалахияна и командующего КСИР Мохсена Резайе. Несколькими неделями позже Мугния совещался в суданской столице Хартуме с Айманом аль-Завахири, лидером египетского «Аль-Джихада» и вторым человеком в «Аль-Каиде».

Весной 1995-го в суданской столице состоялось личное знакомство Имада с Усамой. На исторической встрече присутствовали разведчики из Ирана, Пакистана, Саудовской Аравии и Судана. К этому времени Гиена настолько запугал террором пакистанцев и саудовцев, что они решили путем мирных переговоров определить границы сфер влияния в Восточном полушарии.

Впоследствии «Хизбалла» активно обменивалась с «Аль-Каидой» разведданными и опытом, а в 1998 году негласно присоединилась к созданному бен-Ладеном «Всемирному исламскому фронту джихада против евреев и крестоносцев». Когда глава оперотдела «Аль-Каиды» Мухаммад Атеф приступил к подготовке авианалетов камикадзе на Америку, Гиена «любезно» предоставил ему возможность использования своей террористической сети в разных странах.

После начала операций США против «Аль-Каиды» в Афганистане в октябре 2001 годы Гиена выразил готовность укрыть боевиков бен-Ладена на своих базах в Ливане. Однако прямо участвовать в терактах против Америки глава опер отдела «Хизбаллы» отказался. В отличие от «Аль-Каиды», «Хизбалла» занимается, помимо терроризма, общественно-политической деятельностью, адрес ее бейрутского офиса общеизвестен, и подставлять духовное руководство под удар Имад Мугния не мог.

Будущее показало, что Гиена оказался умнее своего партнера из «Аль-Каиды». Мухаммад Атеф нашел свой конец в пещерах Тора Бора еще в 2001-м, а Имад Мугания здравствует по сей день и вынашивает новые планы.

После самоликвидации в 2000 году Армии обороны Южного Ливана «Хизбалла» заняла старые позиции ФАТХа вдоль границы с Израилем. Это позволило Мугнии создать разветвленную террористическую сеть из контрабандистов, переправляющих в Израиль наркотики. Агенты «Хизбаллы» появились среди израильских арабов, бедуинов и даже друзов — членов секты арабов-шиитов.

Благодаря вражде с суннитами, еще недавно друзы были лояльны по отношению к еврейскому государству. Деньги, которые перекачал им Мугния из Тегерана, сделали свое дело. С самого начала интифады в 2000 году друзы митингуют в своих селах против Израиля. Интерес именно к друзам неслучаен: они служат в израильской армии и полиции на равных правах с евреями, занимая даже генеральские должности.

Кажется невероятным, но Мугния умудрился привлечь на свою сторону «голубые каски» ООН, размещенные в Южном Ливане. Записные «миротворцы» покрывают не только наркоторговлю и контрабанду оружия, но даже похищения израильских солдат. Гиена денег на ветер не бросает.

Если где-нибудь, не дай бог, террористы захватят российское посольство, среди организаторов этой акции прежде всего нужно будет поискать Имада Мугнию.

Ничто не предвещало осложнений, когда самолет авиакомпании «Иджипт Эйр Флайт» («Egypt Air Flight») вылетел из афинского аэропорта Элиникон, направляясь в Египет рейсом № 648. На борту «Боинга-737» находились 98 пассажиров, включая двух охранников в штатском — к этому времени вооруженная охрана сопровождала почти все международные полеты.

Десятью минутами позже пятеро мужчин с арабской внешностью покинули свои места в салонах и ворвались в кабину пилотов, размахивая пистолет-пулеметами. Летчикам было приказано взять курс на Мальту, после чего пираты занялись проверкой документов пассажиров. Разумеется, это потребовалось для того, чтобы произвести «селекцию».

Ближе к основным выходам, откуда наиболее вероятно вторжение коммандос при штурме, террористы согнали израильтян, а также граждан развитых стран — Австралии, Испании, Канады, США и Франции. В центр уселись перепуганные жители Греции и Филиппин — к этим странам пираты относились нейтрально. В хвост лайнера, как в наименее опасное место, пересадили детей и всех арабов. В их числе оказались и египетские охранники, которые оправдывали свое бездействие тревогой за жизни пассажиров.

Однако внезапно один охранник приступил к исполнению обязанностей: выхватил пистолет и ранил одного из террористов. Вот когда выяснилось, что пираты не зря держат в руках оружие: охранника буквально изрешетили пулями. Его напарник сидел тише воды ниже травы.

Между тем успевший набрать высоту свыше десяти километров «боинг» оказался на грани катастрофы: несколько пуль насквозь прошили фюзеляж. Через отверстия с устремился воздух: пассажирам, пиратам и экипажу грозила сильная декомпрессия вплоть до гибели. Всех спас капитан воздушного судна Хани Галаль. Он не растерялся и опрокинул самолет в пике, чтобы быстро попасть в зону нормального атмосферного давления.

Пролетев вниз около восьми километров, пилот сумел выровнять машину. Но испытания Хани Галаля и его пассажиров в тот далекий уже от нас день 24 ноября 1985 года только начинались. В девятом часу вечера аэропорт мальтийской столицы Валлетты отказался принять борт: власти островного государства в Средиземном море не желали хлопот с захваченным самолетом. На взлетно-посадочных полосах даже погасили пунктирное освещение. Однако египетский ас совершил посадку, ювелирно избежав столкновений с расставленными по летному полю самолетами. Деваться капитану все равно было некуда: в баках заканчивался керосин.

Вот теперь-то и произошло невероятное. Пираты не потребовали установить связь с мальтийским руководством. Они не пожелали собрать пресс-конференцию, чтобы поведать миру о своих притязаниях. Они не пытались передать список своих товарищей, которые томились в тюрьмах Египта, Израиля или других стран. Они не назвали сумму выкупа за жизни заложников. Они вообще не стали выдвигать требований.

Под стоны истекающего кровью охранника террористы принялись убивать пассажиров. Начали с 24-летней Тамар Арци. На глазах у ошалевших людей ее поставили на колени, после чего уложили выстрелами в рот ив… пах. Ее сочли мертвой, и это событие убийцы отметили восторженными воплями.

Вслед за Тамар на серый тафтинг повалился израильтянин Мицан Мендельсон с пулей в голове. Вновь раздались ликующие крики. Затем сумасшедшие связали руки американскому туристу Патрику Бейкеру, вытолкнули его из самолета и с хохотом расстреляли во время падения. Подошла очередь двух американских евреек — Скарлетт Роджекэмп и Джеки Нинфлаг. После расстрела их сбросили на бетон, где уже лежал без сознания Бейкер. Тут уж Радость достигла края: убийцы запели.

Ни сами сумасшедшие, ни их готовые сойти с ума жертвы не подозревали, что транспортный «Геркулес С-130Н» египетских ВВС уже доставил в аэропорт Валлетты шее в Египте спецподразделение «Саака» («Молния»), дача у коммандос была сложнейшая, ведь обычно захваченного здания или самолета готовится во время переговоров. Сейчас времени на подготовку у 25 бойцов было. После недолгого наблюдения они решили приступить к делу.

Египтяне незаметно пробрались под фюзеляж угнанного самолета. Однако в этот миг администрация аэропорта совершила новую ошибку, погасив единственный светильник на здании. Когда пространство вокруг «боинга» погрузилось во тьму, террористы насторожились.

Половина коммандос взобралась на крылья, чтобы взорвать оба аварийных выхода. Другой половине предстояло прорваться в пассажирский отсек снизу, из багажного отделения. Однако неподготовленность штурма привела к тому, что использованные заряды оказались слишком велики. Это задержало коммандос, первый из которых попал в салон лишь спустя 5 секунд после начала.

Террористы не паниковали, а встретили солдат гранатами и очередями из пистолет-пулеметов. Именно так сумасшедшие и желали уйти из жизни: в бою. И тут вновь отличился капитан Хани Галаль. Топором из противопожарного запаса он раскроил череп бандиту, который собирался застрелить второго пилота. После этого Галаль приказал заместителю прыгать, и оба летчика покинули кабину через разбитые окна — с высоты трехэтажного дома полетели на бетон.

Несмотря на утрату элемента неожиданности, коммандос из «Сааки» перебили четверых сумасшедших, а их предводителя Омара Морзуки ранили и пленили. Однако взрывы трех брошенных террористами гранат вызвали пожар, который очень быстро охватил оба пассажирских салона.

Мужественные коммандос вывели из огня 37 человек, прежде чем на смену прибыли пожарные. Многие пассажиры успели задохнуться от дыма. Поэтому итог бойни на Мальте очень печален: число погибших достигло 59. А среди выживших оказались, как это ни странно звучит, казненные жертвы пиратов: Джеки Нинфлаг, Патрик Бейкер, Тамар Арци и даже охранник — их ранения оказались тяжелы, но не смертельны!

Нужно заметить, что это не самый кровавый угон в истории воздушного пиратства. В 1996 году террористы приказали экипажу эфиопского аэробуса совершить посадку на воду Индийского океана. Однако эфиопские пилоты, мягко говоря, не были асами по части приводнений. В ходе опаснейшего для пассажирского самолета маневра 125 человек погибли, и лишь 50 уцелели…

Египтяне напрасно пытались узнать что-нибудь у Морзуки. Этот 20-летний парень ничего не пожелал объяснить даже под пытками, а уж египетские следователи умеют добывать признания. Пленный сумасшедший даже не кричал. Ясно лишь, что все пятеро извергов были египтянами палестинского происхождения и имели какие-то претензии к президенту Египта Хосни Мубараку.

В чем же тут дело, кому и для чего понадобился этот дикий теракт? Самым примечательным эпизодом является, конечно же, расстрел Тамар Арци. Террористу с нормальной половой ориентацией не пришло бы в голову таким образом распорядиться попавшей в его власть девушкой. Да, Тамар Арци была гражданкой ненавистного Израиля, и все же «нормальный» мужчина подсознательно отложил бы ее казнь на самый конец расправы и стрелял бы в сердце или голову.

Выстрел в пах явно был рассчитан на попадание в гениталии — ненавистные для скрытого гомосексуалиста женские половые органы. По крайней мере у одного из пиратов имелась та же проблема, что и у Мухаммада Атты — главаря смертников, атаковавших Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001-го. Египтянин Атта самому себе отказывался признаться в непростительной для исламиста тяге к юношам. Отсутствие влечения к противоположному полу, невозможность удовлетворяться с мужчинами, ежедневное подавление своего истинного «я» разрушили психику, превратив Мухаммада Атту в мизантропа. В итоге 33-летний человеконенавистник отомстил за свою «неправильность», протаранив башню северного Близнеца Всемирного торгового центра.

(** Подробнее об этом см.: Черницкий А.М. Возвращение Казановы, или Большой Sех. М., 2002.)

Омар Морзуки и его сообщники «выступили» 16-ю годами раньше своего земляка и, к счастью, не додумались обрушить захваченный «боинг» на небоскреб. Здесь уместно заметить, что количество людей с психическими отклонениями и разрушительными сексуальными комплексами среди террористов приблизительно вдесятеро выше, чем среди обычных людей. На суде над участницами французской банды «Аксьон дирёкт» («L' Action Directe» «Прямое действие») выступил известный психиатр Анри Жиро.

— Паранойя гарантирует нечеловеческое спокойствие, — сообщил профессор Жиро. — Оброн и Менигбн убили мсье Бесса с той же легкостью, с какой могли расколотить вазу.

Жорж Бесс был генеральным директором госконцерна «Рено». Однако Жоэль Оброн и Натали Менигон — всего лишь две, пускай и очень опасные девушки. Выше мы не раз упоминали западногерманские группировки РАФ и «Движение 2 июня». Первое «поколение» боевиков в них почти наполовину состояло из членов «Социалистического коллектива пациентов» (SРК). Этот удивительный «Коллектив» объединял алкоголиков, наркоманов и шизофреников, в том числе параноиков.

Все они рассчитывали выздороветь при коммунизме, поскольку свято верили, что их болезни — следствие несправедливости капиталистического общества. «Коллектив» был запрещен после того, как его члены стали нападать на полицейских. Тогда психи «свалили» в подполье. Их предводители быстро сделали террористическую «карьеру»: Ян-Карл Распе стал вторым лицом в РАФ, а Ральф Рейндерс — вторым лицом в «Движении 2 июня». Вот почему западногерманские полицейские и контрразведчики прозвали ультралевых экстремистов «бандой сумасшедших».

Спецслужбы всех стран солидарны во мнении, что действовать против сумасшедших тяжелее всего. В особенности трудно защищать невинных людей от сумасшедших, решивших уйти из жизни.

Кордильеры (по-испански просто Горы) в Южной Америке называют Андами. Пятьсот лет назад здесь проживали племена чибча. Все необходимые предметы они изготавливали из золота — вплоть до рыболовных крючков. Золотые пластинки заменяли индейцам чибча деньги. Тонкие пластинки золота вывешивали и над дверями жилищ. Когда лучи отражались от них и попадали в дом, индейцы считали, что их посетили боги.

Нового вождя обсыпали золотой пудрой, увенчивали золотой шляпой и украшали изумрудами. Затем торжественная процессия направлялась к озеру Гуатавита. Будущий вождь с немногочисленной свитой восходил на плот, выплывал на середину и приносил всё свое золотое облачение в дар богу озера. Спутники также бросали в воду золотые предметы и изумруды. Знали индейцы чибча и медь, но из-за трудностей получения она ценилась гораздо дороже золота.

Когда земли чибча были завоеваны испанцами, родилась легенда о затерянном в Кордильерах озере Эльдорадо (по-испански — Золотое). Постепенно словом Эльдорадо стали обозначать целую страну, в которой сокровища валяются под ногами. Хотя найти эту страну завоеватели не сумели, копыта их лошадей не раз выбивали из каменистых склонов осколки изумрудов, а в речном песке сверкали золотые самородки.

В 1819 году на главных землях чибча было создано государство Колумбия. По площади она равна Англии, Франции и Германии, вместе взятым. С точки зрения средневековых испанцев Колумбию вполне можно считать сказочной Эльдорадо — кстати, так называется главный аэропорт страны. Сегодня здесь добывается 90 % всех изумрудов на Земле. Они лучшего в мире качества и имеют удивительный голубовато-зеленый цвет, а ведь качественный изумруд дороже алмаза того же веса.

Полноводные реки по-прежнему несут с заснеженных круч крупинки золота, и в столице имеется даже музей этого драгоценного металла. Недра таят огромные залежи нефти, в сельве растут ценнейшие железное и бальсовое деревья. Климат и влажность андских предгорий подходят самым прихотливым тропическим культурам. Для внешней торговли имеются порты на берегах сразу двух океанов. Хватает и рабочих рук: плотность населения в 3,5 раза выше, чем в России, а общая численность перевалила за 35 миллионов (на 20 % больше, чем в Канаде).

В общем, Колумбия могла стать богатейшей страной, но стала — опаснейшей. На нее приходится 45 % всех похищений в мире — не менее 3000 заложников ежегодно. На улицах и рынках хватают детей, которых предлагают вернуть за несколько сотен долларов, а то и за сумку еды. Крестьян расстреливают иногда целыми деревнями. На автотрассах вооруженные люди в хаки ловят «золотых рыбок» — взимают дань за проезд. В городах орудуют киллеры-сикариос (кинжальщики) на мотоциклах. Журналисты и политики получают «намеки» — кассеты с фильмами, где показано, как убивают их друзей или как возвращаются из школы их собственные дети.

В боях между правительственными и антиправительственными силами ежегодно гибнут и становятся калеками десятки тысяч человек. Люди отказываются вступать в брак: на каждую тысячу человек здесь играют в среднем 2,4 свадьбы в год, тогда как в других странах Латинской Америки этот показатель вдвое выше. Каждый пятый колумбиец не имеет работы. Колумбия наводнена сотнями тысяч беженцев, порядка полутора миллионов человек за последние 20 лет вообще покинули страну, а 95 % оставшихся мечтают последовать этому примеру.

В чем же проклятие католической страны, старейшей демократии континента? Ответ заключается в коротком слове: кока. Листья этого колючего кустарника содержат кокаин, которым Колумбия на 80 % обеспечивает потребности мирового рынка. Ежегодно кокаин приносит десятки миллиардов долларов прибыли — больше, чем вся автомобильная промышленность планеты.

В южной части страны на восточных склонах Анд раскинулось не подконтрольное правительству кокаиновое царство размерами со Швейцарию (42 тысячи кв. км). Официальное название царства — «демилитаризованная зона» — вызывает грустную улыбку, поскольку здесь находятся 20 тысяч профессиональных, до зубов вооруженных боевиков. Они разделены на «группировки», «фронты» и «колонны» во главе с командирами-команданте.

Главнокомандующим и царем «демилитаризованной зоны» является малорослый старик, которого вся Америка знает как Мануэля Маруланду Белеса. У него многозначительная кличка Тирофихо (Снайпер), большие крестьянские руки и сутулая крестьянская спина. Горные ветры, тропическое солнце, укусы насекомых выдубили его коричневую кожу. Лицо с индейскими чертами по-индейски бесстрастно. Снайпер никогда не улыбается, а глаза тяжко смотрят меж набрякших век — словно сквозь прорезь прицела.

Воинство Маруланды носит длинное название РВСК-АН (FARCE EP): «Революционные вооруженные силы Колумбии — Армия народа». Одетые в камуфляж с желто-сине-красными повязками на левых рукавах (цвета колумбийского флага), боевики проживают в лагерях, упрятанных под сенью экваториального леса, причем около 40 % личного состава составляют молодые женщины.

В кокаиновом царстве процветает свободная любовь. Беременные получают декретный отпуск и удаляются рожать в родительский дом — как правило, в одном из окрестных сел. На детей командование выделяет пособие, которое обычно выплачивается дедушке с бабушкой, поскольку молодая мама спешит вернуться в ряды РВСК-АН, где жизнь полна секса, приключений и романтики.

Но в чем же заключается служба? Первая задача — охрана караванов с сырьем и готовой продукцией. Листья коки крестьяне сушат на солнце, затем спрессовывают в барабаны и отвозят на приемные пункты. Отсюда кока поступает в фабрики-лаборатории, расположенные близ боевых лагерей. Листья загружают в деревянные чаны и заливают керосином. Дальнейшее напоминает изготовление вина: коку давят, как виноград. Поступают во владения Мануэля Маруланды и полу переработанные листья из соседних Эквадора, Боливии, Перу, где также хорошо растет кока. Кокаиновые царьки этих стран, спасаясь от полиции, всегда находят защиту у Снайпера. Продукт в виде одно граммовых шариков переправляется главным образом в США, меньшая часть попадает в страны Евросоюза, а крохи достаются СНГ.

Вторая задача боевиков — охрана плантаций и помощь земледельцам в выращивании коки. Когда власти догадались распылять над плантациями ядохимикаты, Маруланда разжился зенитно-ракетными комплексами и стал сбивать «кукурузники» сельхозавиации. Поэтому теперь перед очередной «спец операцией» крупные армейские подразделения «зачищают» плантацию от боевиков. Солдаты и полиция вторгаются в деревни, где выявляют пособников. Однако «пособниками» зачастую оказываются все крестьяне поголовно.

Что уж с ними поделаешь? Да и опасное это занятие — трогать крестьян, чьи дети из РВСК-АН жестоко отомстят. Поэтому не 55-тысячная армия и не 100-тысячная полиция являются главным противником царя «демилитаризованной зоны». Право радикальные эскадроны смерти — вот заклятые враги. В Латинской Америке никому не нужно объяснять, что это такое.

К середине 1950-х коммунисты и профсоюзы представляли здесь уже внушительную силу. Люди консервативных взглядов со страхом вглядывались в будущее. В горах действовали первые партизаны, и красному террору горячо аплодировала интеллигенция. Неожиданно левацких вожаков тут и там стали находить с пулевыми отверстиями в жизненно важных органах. Власти сильно забеспокоились, когда смерть стала собирать свой урожай и среди чиновников. Несколько удачных покушений было совершено даже на главарей мафии.

На месте ликвидации одного крупного «вора в законе» лежала записка: «Эскадрон смерти». Ни полиции, ни марксистским группировкам так и не удалось отыскать убийц. Постепенно деятельность эскадронов смерти стала понятной. Они отстреливали лидеров, которые так или иначе расшатывали устои государства: коррумпированных, связанных с мафией чиновников, убедительно агитировавших за мировую революцию журналистов, надоевших всеобщими стачками профсоюзных боссов…

Выяснилось, что в эскадроны объединялись обычно по несколько полицейских или десантников, которые действовали в свободное от основной работы время и совершенно бесплатно. То был ответ честных вооруженных людей разъеденному преступностью и экстремизмом обществу, другого способа ответить на произвол не существовало, и население в целом симпатизировало своим тайным защитникам.

Власти также стали смотреть на деятельность эскадронов смерти сквозь пальцы. По каждому трупу возбуждалось уголовное дело, которое спустя положенное время благополучно списывалось в архив. На Кубе появлению эскадронов смерти помешало островное положение, и страной в 1959-м овладели братья Кастро с Че Геварой. В Чили роль эскадронов пришлось взять на себя генералу Аугусто Пиночету, иначе страна погрязла бы в коммунистическом эксперименте.

Однако в Колумбии партизаны были чересчур сильны, а государство ослаблено борьбой с наркомафией. Начиная с 1958 года, любое колумбийское правительство состояло из двухпартийной коалиции либералов и консерваторов, которая выражала интересы предпринимателей и землевладельцев. Не удивительно, что значительная часть населения поддерживала коммунистов: их осведомители, держатели явок, снабженцы и просто «симпатизанты» имелись почти во всех населенных пунктах.

Дети землевладельцев, которых повстанцы грабили, похищали и убивали, отказались считать этих людей «мирным населением». В 1982 году для борьбы с партизанами и их пособниками в разных районах Колумбии возникли эскадроны смерти, которые организационно слились в АУК (АUС) — Объединенную самооборону Колумбии. Скоро во главе этой организации встал Карлос Кастаньо — сын мелкого помещика, похищенного и убитого партизанами РВСК-АН.

Молодой Кастаньо (он родился в 1965-м) быстро превратился в зеркальное отражение Маруланды Велеса — старейшего партизана Земли (родился в 1930-м). Хотя эскадроны опираются на поддержку армии и полиции, содержат они себя самостоятельно., занимаясь преимущественно рэкетом производителей коки и кокаина. Эскадроны Расхаживают в своем, особом камуфляже, поэтому иначе называются парамилитарес — полувоенные. 11 тысяч боевиков Кастаньо не более законны, чем воинство Снайпера: ни конституция, ни уголовный кодекс для них не пи-саны.

Если солдаты до смерти замучают на допросах террориста или пристрелят крестьянина, в доме которого тот укрывался, это станет предметом судебного разбирательства» Однако если это сделают люди из эскадронов, то им «ничего не будет». Согнать с земли семью, которая дала до зубов вооруженным партизанам напиться? Расстрелять несовершеннолетнего боевика? Выкрасть ребенка повстанческого полевого командира? Нет проблем!

Как теперь понимает читатель, об освобождении заложников в Колумбии можно рассказывать бесконечно. Однако один эпизод здесь стоит особняком — о нем-то сейчас и пойдет речь.

Санта-Фе-де-Богота — современный город с широкими проспектами и небоскребами, которые разрезают низко висящие облака. Тротуары превращены в сплошной базар, мимо в полном хаосе движется неисчислимое множество автомобилей: на прокладку метро в 6-миллионной колумбийской столице нет денег. Предместья состоят из коттеджей среднего класса и утопают в цветах. Бедняки живут выше всех — в лачугах на склонах гор. Круглый год в Боготе московский июнь, то жаркий, то дождливый. Стены колониальных построек с широченными карнизами выкрашены для удобства туристов в белый цвет, а их рамы, двери и балконы — обязательно в зеленый. Но отыскать в Боготе нужный дом — сущая морока. Номер на табличке обычно означает… количество метров до угла квартала.

Бросить взгляд на панораму Боготы удобнее всего с вершины горы Монсеррат, куда можно добраться в кабинке подъемника и где вас поджидают сразу несколько уютных ресторанчиков. Отсюда превосходно видна главная площадь столицы — она носит имя Симона Боливара, который в начале XIX века освободил значительную часть Латинской Америки от испанских колонизаторов. На восточной стороне площади возвышается внушительный собор, выстроенный аж в 1538 году. На юге бросается в глаза Национальный Капитолий, где заседает конгресс Колумбии. На западной стороне площади Боливара расположен Дворец кардинала — там нынче трудится столичный мэр.

Но наше внимание, читатель, приковано к северной части площади Боливара, где массивный Дворец юстиции символизирует мощь правового государства — или, по крайней мере, пытается ее символизировать. История Дворца четко делится на «до» и «после» среды 6 ноября 1985 года, когда 19 вполне приличных с виду молодых людей непостижимым, казалось бы, образом просочились внутрь. Там они столь же непостижимо вооружились «Калашниковыми», минами, гранатами. И объявили заложниками почти 500 человек, включая членов Верховного суда и Государственного совета. Представилась грозная молодежь «взводом» левацкой группировки М-19.[23]

Если РВСК-АН состояла главным образом из малограмотных крестьянских детей и орудовала в сельской местности (сам Снайпер Маруланда ни разу в жизни не посетил город), то костяком М-19 были городские интеллектуалы, отличавшиеся наглостью, непредсказуемостью и точным расчетом. От лукавого даже само название. 19 апреля 1970 года в Колумбии состоялись президентские выборы, на которых из-за фальсификаций потерпел поражение Густаво Рохас Пинилья, бывший военный диктатор страны.

Основатели М-19, Карлос Толедо Плата и Джейм Батман Кайон, объявили свою группировку военным крылом популистской партии Густаво Пинильи — Национально-народного союза: мы, дескать, силой добьемся справедливости! Сколько потом ни открещивались лидеры Национально-народного союза от связей с террористами, подозрения все равно оставались.

В идеологии М-19 причудливо перемешались марксистско-ленинские идеи, популизм и национализм. Первыми акциями группы стали «эксы»: в 1972 и 1973 годах ребята попросту ограбили несколько банков. Обзаведясь стартовым капиталом, 17 января 1974-го Плата и Кайон осуществили дерзкую вылазку в Дом-музей Боливара, откуда сперли шпагу и шпоры последнего. Это хулиганство прославило М-19 на всю страну и привлекло множество новых членов. Но лиха беда начало. В 1976-м М-19 похитила крупного профсоюзного босса, обвинив его в работе на ЦРУ. Спустя год боевики развязали антиамериканскую кампанию экономического саботажа, поскольку именно США видели главную опору существующего в Колумбии режима.

В 1977 году лидеры М-19 установили связи с рядом прочих антиамериканских сил: группировками «Тупамарос» (Уругвай) и «Монтонерос» (Аргентина), спецслужбами Фиделя Кастро (Куба) и даже мухабаратом Муамара Каддафи (Ливия). Получив соответствующую подготовку на Кубе и в Ливии, в 1978-м «взводы» М-19 атаковали правительственные здания и полицейские участки в крупнейших городах Колумбии. Но самым многочисленным атакам были подвергнуты офисы транснациональных корпораций с преобладанием американского капитала. Нападения сопровождались взятием заложников, многие из которых впоследствии умерщвлялись.

1 января 1979 года террористы из М-19 обчистили в Боготе главный арсенал страны, увезя с собой 5000 стволов стрелкового оружия. Правительство ответило повальными арестами всех, кто был мало-мальски причастен к М-19: сотни леваков загремели за решетку, где их жестоко пытали, чтобы найти сообщников и лидеров.

А неуловимые Карлос Плата и Джейм Кайон спланировали похищение никарагуанского посла. То был жест солидарности с Сандинистским фронтом национального освобождения, который вел в Никарагуа борьбу с бесчеловечным режимом диктатора Сомосы. Летом того же года Сомоса был свергнут, и теперь уже сандинисты всячески помогали своим колумбийским коллегам.

В феврале 1980-го об М-19 заговорил весь мир. Точно рассчитав время, террористы совершили в Боготе налет на посольство Доминиканской республики, где и захватили 15 дипломатов из разных стран, включая самую ценную добычу — посла США. Кроме дипломатов, в руках М-19 оказались еще 16 служащих. В обмен на жизни заложников властям предписывалось освободить 311 политических зеков и уплатить выкуп в 50 миллионов долларов.

Переговоры тянулись 61 день, после чего боевикам был предоставлен самолет, на котором те под прикрытием 12 заложников вылетели в террористическую Мекку Западного полушария — кубинскую столицу Гавану. А оставшиеся на родине боевики развернули кампанию по удалению из страны Американского летнего лингвистического института. Когда их усилия ни к чему не привели, боевики похитили сотрудника института Честера Биттермана и 7 марта 1981 года застрелили его лишь за то, что он — гражданин США.

Рассвирепевшие власти вновь открыли сезон охоты на М-19. Военные выследили крупную группировку и 18 марта в ходе столкновения перебили многих полевых командиров. Вскоре от рук эскадрона смерти пал Толедо, а Кятман погиб в авиакатастрофе. Однако дело было сделано в середине 1980-х. М-19 затмила своей кровавой деятельностью — по крайней мере в городах — все прочие Повстанческие группы, каковых в стране насчитывался не один десяток.

К этому времени группировка обложила данью нескольких наркоторговцев и по каналам кокаинового транзита получала с Кубы оружие. Кроме того, к зарубежным партнерам М-19 добавились баскские сепаратисты в Испании. Между тем государство задыхалось от нехватки средств на борьбу сразу с мафией и марксистами разных оттенков. Подкупленные чиновники саботировали решения правительства. В 1984 году новому президенту Бетанкуру (1982–1986) удалось договориться с рядом левацких группировок, в том числе и с М-19, о прекращении огня. Все силы Белисарио Бетанкур бросил на борьбу с наркобаронами.

Но продолжительного мира это не принесло. Да и нелегко было удержать в узде около двух тысяч хорошо обученных и вооруженных боевиков: в середине 1985-го М-19 уступала по численности среди партизан лишь воинству Снайпера Маруланды. Обвинив правительство в систематическом нарушении перемирия и нежелании проводить социально-политические реформы, герильяс вновь взялись за оружие.

Они устроили засады нескольким генералам, ранили главнокомандующего колумбийской армией Рафаэля Самудио Молину, а 6 ноября овладели Дворцом юстиции. Посетители ресторанчиков на горе Монсеррат с изумлением увидели, как на площадь Боливара вползают бронетранспортеры и танки, тяжелые армейские грузовики с орудиями. Пригибаясь, бежали куда-то группки солдат. В небе над захваченным зданием показался боевой вертолет.

Полицейские изгнали с площади зевак и торговцев, эвакуировали персонал близлежащих зданий. Турникеты ограждения и пустые автобусы перекрыли подходы и подъезды к площади. В прилегающих переулках сгрудились десятки пожарных автомобилей и карет скорой помощи. Все эти приготовления означали одно: терпение президента Бетанкура лопнуло.

Армия завершила приготовления спустя сутки, и недавно раненный террористами командующий отдал приказ начинать. На губах генерала армии Самудио играла зловещая улыбка: уж сейчас он поквитается с негодяями уж он им сейчас устроит геенну огненную!

Войска словно забыли о почти 500 заложниках и 7 ноября 1985 года атаковали Дворец юстиции так, будто это была вражеская крепость. На двери и окна здания обрушились гранаты из базук и арт снаряды. По крыше ударил ракетами вертолет. Под прикрытием брони с разных сторон одновременно пошла в атаку пехота. Открыв огонь из всех стволов, боевики из М-19 принялись забрасывать бронетехнику гранатами, самодельными бомбами, «коктейлями Молотова» — бутылками с зажигательной смесью.

В огромном Дворце юстиции вспыхнуло сразу несколько пожаров, площадь Боливара заволокло дымом, из которого неслись звуки выстрелов и взрывов, рев моторов, стоны раненых и предсмертные хрипы умирающих. Когда спустя час стрельба стихла, а дым понемногу стал рассеиваться, взорам громадной толпы, запрудившей вершину горы Монсеррат, открылась чудовищная картина.

Дворец юстиции, который буквально накануне показывали туристам наряду с другими достопримечательностями, лежал в руинах. Пожарные в десяток брандспойтов тушили очаги возгорания в самом здании, а также подбитые бронетранспортеры и танки снаружи. Прилегающая территория была усыпана неподвижными телами в военной форме. Санитары и солдаты выносили из руин раненых и убитых. Спотыкаясь и оскальзываясь на мокрых обломках, выбирались на свободу уцелевшие заложники — они еще не верили в свое спасение.

Итогом бойни стали 106 трупов: 37 солдат и офицеров, все до единого 19 террористов, 50 заложников. В числе последних оказались 11 судей Верховного суда Колумбии. Полностью разрушенный Дворец юстиции мигом превратился в главную достопримечательность столицы. Целыми днями вокруг покрывших громадную поверхность развалин толпились туристы с фотоаппаратами, художники с мольбертами, кино- и телеоператоры — где еще найдешь такую натуру!

Освобожденные заложники рассказали немало интересного. Оказалось, что террористы отыскали и сожгли все документы, связанные с наркобизнесом. Они расстреляли четверых судей, которые разбирали дела торговцев кокаином. Как подтвердили многие свидетели, о связях М-19 с наркомафией можно было догадаться и по разговорам террористов. Оружие для захвата Дворца юстиции поступило по контрабандному наркоканалу из Никарагуа. Хотя сандинистское правительство официально опровергло свою причастность к теракту, а колумбийская сторона не менее официально это опровержение приняла, происхождение оружия от «политесов» не изменилось.

Отчего же марксисты-популисты действовали в интересах наркобаронов? Еще в 1979 году правительство тогдашнего президента Сезара Турбая Айялы (1978–1982) постановило выдавать граждан Колумбии по запросам иностранных государств для судебного разбирательства. Имелись в виду как раз наркобароны, выдачи которых давно добивались США. Правда, при Турбае дальше деклараций дело не пошло. Зато президент Бетанкур повел столь непримиримую борьбу с мафией, что в 1984 году многие наркодельцы сбежали в соседнюю Панаму.

Вместе с собой беглецы прихватили, разумеется, капиталы, что немедленно ударило по всей колумбийской экономике. В частности, цена доллара на черном рынке подпрыгнула до 140 песо. Правительство решило, что перестаралось, и к концу того же года наркодельцы дружно вернулись в Колумбию. Доллар тут же упал до 115 песо, а следом снизились многие цены на товары и услуги. Но в целом страна катилась в бездну экономического и политического банкротства. Наглость наркобаронов достигла своего апогея, когда знаменитый «Картель Медельина» предложил оплатить внешний долг Колумбии в 14 миллиардов долларов в обмен на признание производства кокаина… законной деятельностью.

Преодолев последние сомнения, правительство вновь обрушилось на мафию с помощью Агентства по борьбе с распространением наркотиков США. Прежде всего этим не преминул воспользоваться Снайпер Маруланда. Деревни, которые прежде контролировались «картелями», переходили под начало его «фронтов». За изящным эвфемизмом «коммунистические партизаны» в Колумбии укрылась новая кокаиновая мафия.

Старые же мафиози скооперировались с М-19, пообещав боевикам многие миллионы долларов за уничтожение Документов во Дворце юстиции. Весь расчет террористов и их кокаиновых «заказчиков» строился на том, что войска не посмеют штурмовать здание с высокопоставленными судьями и чиновниками, а террористам будет позволено вылететь на Кубу, как это уже бывало в прошлом.

Но самое, может быть, удивительное в этой истории то что армейская разведка заранее доложила командованию о намерении террористов захватить Дворец юстиции. Тем не менее не было предпринято никаких мер, чтобы воспрепятствовать осуществлению этого замысла. И тут остается предположить лишь одно: кое-кто из связанных с наркобаронами генералов был очень заинтересован в уничтожении кое-каких улик…

Вскоре после трагедии 7 ноября 1985-го власти выследили несколько высших командиров М-19, и активность группировки пошла на убыль. Чтобы вернуть былую «славу», новые лидеры М-19 в начале 1986 года попытались создать единый партизанский фронт совместно с перуанскими Революционным движением «Тупак Амару» и «Сендеро луминосо» (с деятельностью этих организаций читателю еще предстоит познакомиться поближе), а также эквадорской группой «Алфаро виве, карахо!» — «Альваро жив, черт побери!»).

Но из этой опасной затеи ничего не вышло: каждый лидер тянул одеяло на себя, и банды продолжили действовать, как правило, независимо друг от друга. Тем не менее в 1987 году в рядах М-19 все еще насчитывалось около 1000 боевиков, объединенных в 11 тактических «взводов» и 1 командный «взвод». 23 марта 1988-го столичный «взвод» даже выпалил ракетой по американскому посольству в Боготе, что, впрочем, не вызвало человеческих жертв и больших разрушений.

Последней из заметных операций М-19 стало похищение лидера Консервативной партии и дважды кандидата на пост президента Колумбии Альваро Гомеса Хуртадо. В обмен на его освобождение террористы выторговали переговоры с представителями президента Вирхилио Барко (1986–1990). Предварительные переговоры состоялись на нейтральной территории — в резиденции папского нунция в Боготе.

Позднее стороны прониклись взаимным доверием и встречались уже в менее настороженной атмосфере. В 1991 году вступила в действие новая конституция, согласно которой власти лишились права экстрадировать колумбийцев за границу для суда. Это позволило лидерам М-19, выдачи которых добивались США, окончательно легализоваться: они основали политическую партию «Демократический альянс М-19» и стабильно набирают порядка 10 депутатских мандатов в парламенте страны.

Часть боевиков не пожелала мирной жизни и влилась в ряды РВСК-АН, а также АНО (ELN — Армия национального освобождения). Эта группировка базируется в кокаиновом царстве Маруланды и занимается в основном рэкетом зарубежных компаний, ведущих добычу нефти в Колумбии. По сей день бывшие боевики М-19 воюют за светлое будущее, под которым на самом деле подразумевают свое настоящее. Ни к чему иному, кроме террористической войны, они не приспособлены.

Служба безопасности израильской авиакомпании «Эль-Аль» обрушивает на каждого пассажира лавину вопросов: куда и с какой целью он летит, что находится в багаже, лично ли человек упаковывал чемоданы, не взял ли передачу от посторонних, постоянно ли вещи находились под присмотром… Нервозность пассажира — важный признак для секьюрити.

— Что за нелепые вопросы? — негодовала моложавая дамочка в один из дней 1993 года в аэропорту Амстердама. — Разумеется, весь багаж принадлежит мне. Я собирала чемоданы вот этими самыми руками! Что в коробке? Разве вы не видите — пылесос! Меня попросили передать его Раймоне из Иерусалима, у вас в Израиле страшно дорогие электротовары…

Сотрудница в синей униформе насторожилась:

— Подарок? Прошу вас пройти за мной.

— Из-за вас я опоздаю на самолет! — кипятилась голландка, покраснев от злости. — Регистрация уже заканчивается! Какого черта вас не устраивает?

В служебном помещении мужчина с баджем «Секьюрити» на груди, воткнув в уши фонендоскоп, приложил мембрану к пылесосу. Голландка окончательно убедилась, что ее судьба находится в руках сумасшедших:

— Что вы делаете?!

Лицо мужчины стало озабоченным. Спустя несколько минут взору нетерпеливой пассажирки открылись внутренности пылесоса.

— Взрыв должен был произойти через полчаса после набора высоты, — пояснил мужчина, указывая на бомбу с часовым механизмом.

Раздался грохот: незадачливая путешественница свалилась в обморок. Нюхнув нашатыря, она всхлипнула:

— А я ведь так его любила!

И рассказала о бойфренде, который передал ей «подарок для Раймоны». Израильтяне по радио сообщили полицейским его имя и марку машины, на которой он покинул аэропорт. Обольстителя настигли близ немецкой границы. В его автомобиле громко работало радио: палестинец ждал сообщения о взрыве.

— Арафат «заказал» израильский «боинг» Абу Нидалю, — признался потрясенный провалом боевик. — Абу-Нидаль прислал мне пылесос, а я купил своей подружке из Амстердама тур в Святую землю.

— Но после Норвежских соглашений о мире с Израилем Абу-Нидаль называет Арафата предателем палестинского народа! — удивился следователь.

— Арафат никогда не порывал связей с Абу Нидалем, — горько усмехнулся арестант. — И платил ему за каждую акцию.

Следователь удивился еще сильнее:

— Но трибунал ООП приговорил Абу Нидаля к смерти, а Абу-Нидаль организовал покушение на Арафата! Они же злейшие враги! Выходит, это было сделано для отвода глаз?

Вместо ответа арестант лишь кивнул. Минирование авиабагажа подружек своих боевиков было изобретено еще основателем воздушного пиратства доктором Хададом. Абу-Нидаль сделал это «изобретение» визитной карточкой: угонять самолеты с международных линий в его время стало делом чересчур опасным. Арабские парни рыскали по Европе в поисках мечтательных глупышек, а те таяли от внимания смуглых красавцев. Когда девушка собиралась куда-нибудь лететь, парни Абу Нидаля передавали «посылочку». Если же девушка не пользовалась самолетами, бойфренд «любезно» помогал ей попасть на борт.

17 апреля 1984 года в лондонском аэропорту Хитроу служба безопасности «Эль-Аль» не пропустила в чрево огромного «Боинга-747» ирландку Энн-Мэри Мерфи. Сотрудники допытались, что 32-летняя женщина летит в Израиль на свадьбу с гражданином… Иордании, с которой Израиль находился в состоянии войны. Несмотря на возмущение мисс Мерфи, решено было тщательно досмотреть ее багаж.

Скоро ошарашенной старой деве показали пластиковую взрывчатку, упрятанную в двойном дне ее чемодана. Начались лихорадочные поиски таймера, который должен был выдать сигнал на подрыв: под угрозой оказались жизни самих секьюрити. Рыдающая невеста припомнила, что «жених» недавно подарил ей калькулятор. В нем-то и обнаружили миниатюрный таймер, после чего обезвредили бомбу.

К делу подключились Скотланд-Ярд и контрразведка МИ-6. Скоро 34-летний Низар Хиндауи был арестован в центре Лондона. Этот иорданский палестинец оказался членом «Организации Абу Нидаля», а пластит он получил от сотрудника сирийского посольства в Лондоне. Хиндауи осудили на 45 лет лишения свободы, а вскоре после оглашения вердикта мисс Мерфи родила от «жениха» девочку. Дочь выросла, но ни разу не навестила в тюрьме своего отца. Ее мать поступила так же.

Сенсационный процесс широко освещался в СМИ, однако ни одна авиакомпания так и не пожелала тратиться на содержание службы безопасности, подобно «Эль-Аль». Европейские глупышки также ничему не научились. Печальным итогом этой тотальной беспечности стал взрыв «Боинга-747» компании «Пан-Америкэн» вечером 21 декабря 1988 года над безвестной шотландской деревушкой Локкерби. Погибли 259 пассажиров и членов экипажа, а также 11 жителей Локкерби.

За 10 последующих лет сыщики буквально собрали самолет заново из четырех миллионов кусочков и допросили 14 тысяч подозреваемых из 50 стран. Выяснилось, что работник ливийской авиакомпании по имени Абдель Бассет аль-Миграхи соблазнил стюардессу. Узнав, что девушке предстоит лететь с Мальты в Нью-Йорк, Миграхи попросил захватить презент ко дню рождения своего «американского друга Гарри Шеримана». Заминированный магнитофон ливиец привез в аэропорт Франкфурта-на-Майне, когда самолет совершил промежуточную посадку по дороге с Мальты. Стюардесса с магнитофоном спокойно вернулась на борт — последний раз в своей короткой жизни.

Сценарий, давший сбой 17 апреля 1984-го из-за бдительности израильтян, на сей раз удался. Работавший на Абу Нидаля ливиец аль-Миграхи был агентом тайной полиции Каддафи. Под «крышей» работника авиакомпании он легко перемещался из страны в страну. В 2000 году под давлением экономических санкций Каддафи выдал своего агента на суд в Нидерланды, и сейчас Миграхи отбывает пожизненное заключение в Шотландии. Но выдать Абу-Нидаля диктатор не мог при всем желании — суперкиллер давно покинул Ливию: у него было звериное чутье на опасность.

В детстве будущего Абу Нидаля (Отца Борьбы) звали Сабри Халиль эль-Банна. После разгрома ФАТХа в 1970 году в Иордании молодой бывший электрик Абу Ни-даль вместе с другими наиболее «одаренными» боевиками вступил в «Черный сентябрь», чтобы отомстить королю Хусейну. Но вскоре «Черный сентябрь» развязал войну против израильтян за пределами Израиля. Палестинцы во множестве сновали по Европе: снимали явочные квартиры, закладывали тайники с оружием, плели сеть осведомителей.

Иракские шпионы вывели Абу Нидаля на польскую разведку и гедеэровскую Штази. Они помогли бывшему электрику открыть в Варшаве и Берлине фирмы по торговле орудием и снаряжением для «национально-освободительных» и «революционных» движений вроде Японской Красной Армии или Ирландской Республиканской Армии. Но прежде всего Абу-Нидаль, разумеется, снабжал оружием своих — боевиков ФАТХа и НФОП.

К 1973 году на него работали сотни людей, его высоко ценил сам доктор Хадад. Однако теракты так надоели западным лидерам, что они пригрозили лишить 44-летнего Арафата своей поддержки. Тот поспешил заверить, что отказывается от международного терроризма:

— Отныне борьба будет вестись непосредственно против Израиля. «Черный сентябрь» прекращает существование!

А 36-летний Абу-Нидаль заявил, что не подчиняется приказам Арафата и призвал всех «настоящих борцов» в Европе не складывать оружия. Когда в Иордании был арестован его доверенный человек, Абу-Нидаль разработал операцию по его освобождению — впервые без согласования с Арафатом! 5 сентября 1973 года боевики проникли в посольство Саудовской Аравии в Париже и объявили всех И дипломатов заложниками. Их жизни теперь зависели от того, удастся ли саудовцам договориться с иорданцами о выдаче арестованного. Ответственность за теракт взял на себя… «Черный сентябрь». Арафат в Бейруте забил во все колокола: дескать, его люди здесь ни при чем!

Тем не менее требование Абу Нидаля было выполнено. Арафат тут же объявил об исключении Абу Нидаля из Рядов ФАТХа. А бывший электрик обрушился на босса с критикой и призвал «настоящих борцов» вступать в «Революционный совет ФАТХа» — именно так он назвал поначалу свою команду.

В 1974 году СМИ сообщили, будто Абу-Нидаль организовал покушение на Ясира Арафата. Непосвященным казалось, что палестинское «сопротивление» раскололось. Однако обе стороны конфликта быстро оценили его выгоды и наладили друг с другом сверхсекретные каналы связи. Арафат получил возможность избавиться от любого соратника, которым был недоволен. Каждого из ликвидированных Абу Нидалем приближенных Арафат демонстративно оплакивал, проклиная «жестокого убийцу».

В западных столицах «ужасный» Абу-Нидаль виделся единственной альтернативой «вменяемому» Арафату, который для отвода глаз в выступлениях по-английски даже признавал право евреев проживать в Палестине. Абу-Нидаль был «непримиримым» и грозил карами всем переговорщикам на всех языках. Однако доминантой в деятельности Абу Нидаля была отнюдь не показушная борьба с Арафатом.

Арабские лидеры вовсе не стремились к объединению своих подданных в один народ, как нередко о том заявляли. Противоречий между арабскими странами куда больше, чем согласия. Президент Хафез Асад и президент Саддам Хусейн являлись злейшими врагами. Саддам стал платить Абу Нидалю за покушения на сирийцев, а мухабарат Сирии развязал охоту на палестинцев.

В 1976-м боевики «Революционного совета ФАТХа» взяли заложников в гостинице в Дамаске и потребовали освободить своих товарищей из сирийских тюрем. В том же году были атакованы посольства Сирии в Италии и Пакистане. Тогда впервые проявилась страсть Абу Нидаля к одновременным терактам в разных странах: это производило впечатление вездесущности и всемогущества террористов.

В 1977-м в Абу-Даби в ходе очередного покушения на министра иностранных дел Сирии боевики Абу Нидаля убили министра иностранных дел ОАЭ. Теракты всякий раз прикрывались громкими словами о предательстве Сирией «общего арабского дела», хотя именно Сирия из всех соседей наиболее последовательно противостояла Израилю.

Только в 1981 году Абу-Нидаль получил от Саддама Хусейна 50 миллионов нефтедолларов. Деньги эти тут же пошли в «дело». Помимо торговли оружием, террорист наладил переброску в Европу героина и опиума из Китая. Позднее принялся перепродавать контрабандные драгметаллы и алмазы из Африки.

В апреле 1983-го на конференции Социалистического Интернационала в Лиссабоне люди Абу-Нидаля подкараулили и убили Иссама Сартави, делегата от ООП, который давно раздражал Арафата. Чтобы отвести от себя обвинения в поддержке человека, который «убирает героев палестинского сопротивления», Саддам Хусейн выставил своего киллера из Ирака в Сирию — казалось, на верную погибель.

На самом деле ничего не изменилось. Живодеру Хафезу Асаду умелый киллер требовался не меньше, чем живодеру Саддаму. Сирийский диктатор считал, что и Западная Палестина (Израиль), и Восточная Палестина (Иордания) должны стать частью Сирии, как это было в Римской империи. Абу-Нидаль «технично» пустил слух о собственной смерти, после чего принялся изничтожать иорданских представителей за рубежом — разумеется, вновь под прикрытием антиизраильской риторики. В октябре 1983-го состоялись покушения на иорданских послов в Риме и Дели, в ноябре было атаковано иорданское посольство в Греции.

Пользуясь сирийским покровительством и ослаблением ФАТХа в Ливане после израильской «зачистки», Абу-Нидаль открыл в Бейруте офис и занялся вербовкой сторонников среди палестинских беженцев. Очень скоро его люди взяли под свой контроль часть посадок конопли в долине Бекаа. Собственное производство марихуаны было несравненно более выгодным, нежели импорт наркотика из Центральной Азии.

Между тем иорданский король Хусейн обратился к Асаду с мольбой остановить террор и согласился в обмен на Целый ряд уступок. Абу-Нидаль стал подыскивать себе нового работодателя. Скоро бывший электрик перебрался в ливийский Триполи. Там предстояло действовать в тесном союзе с мухабаратом Муамара Каддафи, который вел террористическую войну с США, не забывая при этом об Израиле.

27 декабря 1985 года обученные в ГДР автоматчики Абу Нидаля открыли пальбу по пассажирам у стоек израильской авиакомпании «Эль-Аль» в аэропортах Вены и Рима, причем в одно и то же время. 18 человек погибли и 120 были ранены. Каддафи выплатил своему киллеру гонорар в размере 11 миллионов долларов.

Рано утром 5 сентября 1986 года в Пакистане приземлился «Боинг-747» компании «Пан-Америкэн». Лайнер следовал рейсом № 73 из Бомбея через Карачи и Франкфурт-на-Майне в Нью-Йорк. В 6.00 местного времени — после того, как завершилась посадка, — к огромному лайнеру подкатил микроавтобус с номерами аэродромной службы. На летное поле выбрались четверо мужчин в форме охранников пакистанской гражданской авиации.

Стреляя в воздух из пистолетов, они бросились вверх по трапу. Внутри «охранники» объявили о захвате американского самолета. То были люди Абу Нидаля во главе с Заидом Хассаном Абд аль-Латиф Масудом аль-Сафари-ни. В этот день воздушные пираты применили тактическую новинку: украли униформу пакистанских авиа-секъюрити и угнали их автомобиль. Отличная получилась маскировка!

Однако пилоты лайнера были предупреждены стюардами из салона и сумели незаметно покинуть кабину. Не обнаружив ни одного летчика, пираты потребовали от администрации аэропорта обеспечить борт экипажем, чтобы вылететь в страну, которую они изберут: Для 379 заложников и тысяч их близких по всему миру потянулось мучительное ожидание развязки. Самые мрачные предчувствия терзали американских граждан, которых было на борту 89 человек. Пакистанский спецназ и «настоящая» аэродромная охрана окружили самолет, а США направили в Карачи свой самый крутой спецназ «Дельта Форс».

Прошло около 14 часов, и пираты решили ускорить возвращение экипажа. Для этого в 22.00 вечера Сафарини демонстративно расстрелял Райеша Кумара. Вся вина этого мужчины пакистанского происхождения заключалась в наличии паспорта гражданина США: с точки зрения исламистов Кумар как бы продался Большому шайтану —.Америке. Расправа показала пассажирам, что их жизни в глазах пиратов не стоят и гроша ломаного: людей объял ужас.

Сафарини же велел заложникам собраться в центре лайнера, а четверка террористов заняла позиции по углам. Неизвестно, что они планировали осуществить впоследствии, но в 20.30 на борту внезапно погас свет: прекратила работу вспомогательная силовая установка, остававшаяся все время без присмотра. Однако пираты решили, что начался штурм. Люди Абу Нидаля вслепую открыли пальбу по заложникам, стали бросать гранаты. Ошалев от ужаса, пассажиры рванули через аварийные выходы наружу.

Тут уж пакистанским коммандос ничего не осталось делать, как и правда броситься на выручку. Невысокий уровень подготовки пакистанских контртеррористических сил проявился в том, что все пираты уцелели. Заокеанская «Дельта Форс», как это не раз случалось в прошлом, безнадежно опоздала: когда бравые коммандос высадились в аэропорту Карачи, все было кончено. Потери среди заложников составили 22 человека — главным образом американцев, включая несчастного Райеша Кумара. Кроме того, очень многие пассажиры были ранены.

Сафарини и трое его сообщников были приговорены к длительным срокам лишения свободы, однако выдать их США власти Пакистана отказались наотрез. Тогда президент Рональд Рейган решил расправиться с «заказчиком». Уже 19 сентября, спустя лишь две недели после трагедии в Карачи, американские штурмовики подвергли ракетному обстрелу дворцы Каддафи в Триполи и Бенгази. Погибла маленькая дочь диктатора, но сам он уцелел и поклялся отомстить США, а также Великобритании, которая предоставила свою территорию под авиабазы НАТО.

Абу-Нидаль немедленно казнил британского журналиста Алека Коллета, которого похитил еще в 1985 году. Террорист объявил через СМИ:

— Казнь журналиста является выражением моей солидарности с Ливией, которая перенесла зверскую бомбардировку американской авиации.

Спустя два года Каддафи сдержал слово: над Локкерби взорвался американский самолет. Когда следователи назвали Абу Нидаля организатором теракта, США и Великобритания ввели против Ливии жесточайшие санкции и потребовали от швейцарских банков заморозить счета фирм Абу Нидаля. В ответ люди бывшего электрика захватили в Ливане представителя швейцарского Красного Креста. В обмен на его жизнь Абу-Нидаль получил возможность перевести деньги в Австрию.

Арабским банкам он не доверял, поскольку имел кровников в руководстве почти всех арабских стран.

Абу-Нидаль превратился в крупного мафиози, сочетающего политические убийства с контрабандой. Ему подчинялись около 400 сотрудников, включая боевиков. Недовольных Абу-Нидаль устранял физически, предварительно выбивая признания при помощи поднесенной к гениталиям зажигалки. Некоторых связывали и закапывали в землю, вставив в рот стальную трубку для дыхания. Если садист вспоминал вдруг о своей поедаемой насекомыми жертве, то стрелял в трубку из пистолета.

Старые соратники, узнавая об этих «подвигах», называли его патриотом, который превратился в психопата. Между тем внешность выдает в Абу Нидале не садиста, а интеллектуала. Стройного, большеглазого мужчину с прямым носом и огромными залысинами без преувеличения можно назвать симпатичным, причем похож он не столько на араба, сколько на француза, испанца, итальянца…

В разное время Абу-Нидаль брал на себя ответственность от имени «Революционного совета ФАТХа», «Черного сентября», «Арабских революционных бригад» и даже «Революционной организации социалистических мусульман». Названия не имели для него никакого значения, а «борьба с сионизмом» являлась превосходной ширмой для преступного бизнеса. Благосостояние террориста основывалось на непрерывности этой борьбы — в точности, как и у его «врага» Ясира Арафата. Окончательная победа обоим была ни к чему.

После очередной акции «Черного-сентября» или «Рев-совета ФАТХа» мировые лидеры наседали на Арафата, а тот лишь качал головой в клетчатом платке: ай-яй-яй, какой нехороший этот Абу-Нидаль! В итоге Арафат получил Нобелевскую премию, а на «Организацию Абу Нидаля» западные спецслужбы «повесили» 900 убитых и раненых в 20 странах мира.

Поскольку Ливия серьезно страдала от экономических санкций, Каддафи решил подправить имидж своей страны и в 1990 году посоветовал опасному гостю «сделать ноги». Абу-Нидаль «свалил» в Судан и предложил свои услуги мухабарату Египта. Постепенно каирские секретчики убедили вашингтонских коллег, что «марксист» Абу-Нидаль поможет в борьбе с набирающим силу исламизмом.

Выпестовав бен-Ладена, администрация США в 1997-м начала сотрудничество с новым супертеррористом. Люди Абу-Нидаля были внедрены в ячейки «Аль-Каиды» и «Исламского джихада» в Египте, Судане, Йемене, Албании, сербском Косове. Лишь в начале 2000 года, когда «Аль-Каида» выплела мощную террористическую сеть на Балканах, в ЦРУ вдруг осознали, что Абу-Нидаль не союзник, а враг, который делится с исламистами всеми планами их противников.

Почуяв опасность, террорист-мафиози рванул в Ирак — туда, откуда начинал свою «карьеру». Саддам Хусейн обрадовался визитеру, который немало знал о ЦРУ. Абу-Нидалю было поручено организовать обучение боевиков «Аль-Каиды» применению химического и бактериологического оружия. Летом 2001 года люди бен-Ладена начали прибывать на север Ирака. Еще больше их стало в октябре, после начала контртеррористической операции США в Афганистане. Всего через учебный центр Абу Нидаля прошли до 200 боевиков «Аль-Каиды». Отсюда они через Сирию разъехались в Пакистан, США, страны Евросоюза.

Когда информация об этом просочилась в СМИ, президент Хусейн принялся срочно уничтожать улики. В частности, были арестованы три сподвижника Абу Нидаля. Последний вновь почуял в субтропическом воздухе запах жареного, но на фоне всемирной борьбы с терроризмом бежать ему было некуда. Более того, в конце 2001 года суд в Иордании заочно приговорил Абу-Нидаля и 4 его боевиков к казни за убийство иорданского дипломата в 1994 году в Бейруте. Один из подельников уже томился в Аммане, ожидая смерти.

16 августа 2002-го, когда Абу-Нидаль беседовал со связниками из Кувейта и Саудовской Аравии, прибежал охранник с докладом: его дом на берегу Тигра окружен полицией! Хозяин не стал предаваться иллюзиям и приказал готовиться к бою. И бой состоялся. Двое телохранителей сложили оружие после того, как были ранены, но 65-летний Абу-Нидаль отбивался до последнего. Полицейские смогли приблизиться к нему лишь после того, как изрешетили пулями.

Власти Ирака объявили, что Абу-Нидаль выстрелил себе в рот, а спустя 8 часов умер. Причиной самоубийства назвали рак крови, которым террорист якобы неизлечимо болел. Поскольку отрицать появления полицейских в доме «террориста было невозможно, мотивом их визита назвали поддельный ливийский паспорт господина Сабри Халиля эль-Банна. Оказывается, при проверке паспорта «нелегал» вышел в соседнюю комнату, да и застрелился с горя Каким образом самоубийца умудрился несколько раз смертельно выстрелить в себя? Этот вопрос красноречиво остался без ответа. Главное, что Саддам как бы «прогнулся» перед США в надежде, что администрация Буша-младшего откажется от идеи сменить багдадское руководство.

Абу-Нидаль завещал похоронить себя в Палестине. Его тело было выдано приехавшим из Аммана братьям, жене, сыну и дочерям. Они направили запрос Арафату с просьбой о выделении места на кладбище в Наблусе. Нобелевский лауреат ответил демонстративным отказом, и 3 сентября 2002 года террориста-мафиози похоронили в Багдаде. Мероприятие проходило под контролем иракского контрразведчика, который составил о нем подробный рапорт.

Если Абу-Нидаль так никогда и не предал себя в руки правосудия, то его подчиненному Зайду аль-Сафарини судьба уготовила более горькую долю. Воздушный пират отсидел «от звонка до звонка» — 15 лет. Вышел на свободу в священную мусульманскую пятницу 28 сентября 2001 года. Каково же было изумление матерого зека, когда у ворот тюрьмы его обступили какие-то мужчины и предложили следовать вместе с ними.

Сафарини и глазом не моргнул, как был «упакован» в самолет и оказался сперва в воздухе, а потом и в… американской тюрьме. Спустя полмесяца после налетов камикадзе на Нью-Йорк и Вашингтон власти Пакистана не посмели отказать американцам в стремлении отомстить хоть кому-нибудь. «Добыв» Сафарини, директор ФБР Роберт Мюллер как бы частично снял с себя обвинения в том, что не уберег символы американской мощи от террористов.

По «итогам» 5 сентября 1986 года Сафарини было предъявлено обвинение в убийстве и попытке убийства американцев за пределами США, захвате заложников, воздушном пиратстве, создании преступной организации и незаконном применении оружия. За такие шалости в США предусмотрены лишь две меры наказания: пожизненное заключение — либо смертная казнь.

Все началось в международном аэропорту имени Хуари Бумедьена близ алжирской столицы в 11 утра 24-го декабря 1994 года. За четверть часа до отправления в Париж на борт французского аэробуса А-300 поднялись четверо коротко стриженных безбородых юнцов в летной форме.

— Служба безопасности, — объявил один из них. — Предъявите документы!

Вооружена «служба безопасности» была очень серьезно: пистолет Макарова, ПП «Узи», два «калаша», дюжина ручных гранат и 20 тротиловых шашек. Для того и понадобилась летная форма, чтобы избежать арки металлоискателя. Друг друга гости называли не по именам, а по номерам: Первый, Второй, Третий и Четвертый. Разобравшись с паспортами, Первый, Второй и Третий прошагали в кабину пилотов, а Четвертый прикрыл их тыл, внимательно рассматривая пассажиров через прорезь прицела АК-47.

Командир экипажа Бернар Белемм передал авиадиспетчерам требование пиратов освободить из-под ареста руководителей запрещенного в Алжире Исламского фронта спасения. Кроме того, властям предлагалось прислать на борт двух журналистов — из Алжира и из Франции. Иными словами, поначалу ситуация казалась «нормальным» политическим взятием заложников.

Пока министр внутренних дел Алжира Абдурахман Мезиан-Шариф добирался до башни контроля за полетами, террористы разместили половину своей взрывчатки в пилотской кабине, а оставшуюся половину — в центре аэробуса. Стоило раздаться недовольным голосам, как молодчики в летной форме выволокли одного из пассажиров из кресла и приказали идти к выходу. Выбор не бьл случаен: этот молодой человек служил в полиции.

— У меня жена и сын, — взмолился он, — пощадите! В ответ грохнул выстрел, и полицейский рухнул перед дверью с пулевым отверстием в голове.

— Аллах акбар! — воскликнули убийцы.

Из этого события очень неверный вывод сделал торговый атташе посольства Вьетнама, который на свою беду оказался в числе пассажиров. Решив, что Вьетнам и Алжир объединяет старая антиимпериалистическая дружба, он обратился к пиратам с просьбой об освобождении, причем был весьма настойчив. Вьетнамского дипломата вывели вслед за алжирским полицейским и хладнокровно пристрелили, после чего оба тела шлепнулись на летное поле. Тут и экипажу, и пассажирам, и властям стало ясно, что дело обстоит очень серьезно. Глава алжирского МВД передал через капитана Белемма:

— Переговоры начнутся после того, как будут отпущены на свободу дети, женщины и старики.

О случившемся стало известно во Франции, руководство которой успело рассеяться по курортам в связи с рождественскими каникулами. Премьер-министр Эдуард Балладюр ринулся из Альп в Париж, а алжирская полиция тем временем интенсивно обменивались информацией с французской разведкой ДСТ. Алжирцам при помощи мощной телекамеры удалось через иллюминатор заснять руководителя террористов, а затем и идентифицировать его. Абдул Абдулла Яхья владел фруктовой лавчонкой и несколько раз представал перед судом за мелкие уголовные преступления.

В башню контроля за полетами привезли его мать.

— Сынок, прошу тебя, отпусти людей, — умоляла она в микрофон. — Они ни в чем не виноваты! Именем Господа заклинаю тебя!

Яхье было 25 лет. В этом возрасте поздно воспитывать вменяемого человека, что уж говорить об исламском фанатике. Он не придумал ничего лучшего, как открыть по башне огонь из «Калашникова».

— Мы увидимся с тобой в раю, матушка, — заверил террорист в передатчик, когда стихло эхо выстрелов. — Иншалла!

Словом «иншалла» — «если Господь соблаговолит» — он завершал всякую фразу. Намерение видеть смертную женщину в раю — джанне — может высказать лишь очень ограниченный мусульманин. Исламский рай населен душами мужчин, а о посмертном женском пути попросту ничего неизвестно. Правда, некоторые мусульманские богословы делают исключение для верных жен праведников: якобы те обитают в джанне вместе со своими супругами. Однако о праведности покойного папаши Яхьи говорить не приходилось: этот непутевый человек не вернул вовремя ни одного долга.

Руководитель МВД Мезиан-Шариф также отметил удивительную малограмотность пиратского вожака: тот едва говорил по-французски, хотя в бывшей французской колонии Алжире человек со средним образованием свободно изъясняется на этом языке. Фанатизм в сочетании с умственной отсталостью — воистину гремучая смесь! И если Яхья выбился в предводители, то каков же интеллект его подчиненных?

Тем не менее к вечеру террористы выпустили 63 заложника — детей, женщин и стариков. И неожиданно изменили свои требования. Даже не упоминая более лидеров алжирских фундаменталистов и не желая встречи с журналистами, Яхья потребовал, чтобы аэробус вылетел по назначению — в Париж.

Алжирский спецназ уже готовил штурм, а власти всеми силами затягивали переговоры. Правда, французы гораздо больше доверяли собственным спецподразделениям, чем алжирским. Однако допустить к делу французских коммандос алжирские власти отказались с самого начала: сказалась застарелая вражда между бывшей метрополией и колонией, которая добилась независимости путем кровопролитнейшего в истории восстания в 1954–1962 годах.

Прошла тревожная ночь. Французское руководство всеми силами пыталось выманить лайнер на свою территорию и выразило готовность принять аэробус в Марселе. Однако алжирцы решили показать всему миру, что тоже не лыком шиты, и не разрешили взлет. К восьми часам вечера 25 декабря, когда теракт длился уже около полутора суток, Яхья пообещал, что если через час аэробус не выпустят, один из пассажиров поплатится жизнью.

Спустя час пираты приволокли в пилотскую кабину бледного мужчину и поднесли микрофон.

— Они говорят, что сейчас убьют меня! — закричал пассажир.

— Перестаньте паниковать, они блефуют, — был ответ главы алжирского МВД.

Спустя пять минут на летное поле шлепнулось безжизненное тело повара французского посольства. Франция категорически потребовала от Алжира выпустить аэробус Алжирцы заколебались, а Яхья передал новый ультиматум: если в полночь самолет не взлетит, будет убита секретарь французского посольства.

И действительно, около полуночи девушку втолкнули в пилотскую кабину.

— Они обещают убить меня, — пролепетала несчастная.

Убийство женщин несовместимо с нормами «классического» ислама. Нормальные исламисты — насколько вообще возможно говорить о вменяемости фанатиков — не трогали бы женщин по крайней мере до тех пор, пока не перебили бы всех мужчин.

На этот раз министр даже не заикался о блефе.

— Мы выполним их требования, и вы останетесь живы, — пообещал Мезиан-Шариф.

Решение о взлете принял лично президент Алжира Ламин Зеруаль. В половине третьего ночи 26 декабря 1994 года капитан Белемм посадил аэробус в аэропорту Марселя. Отныне судьба заложников была в руках профессионалов из ГИГН — жандармского спецназа МВД Франции. В 1989 года ГИГН был объединен с охраной президента страны и эскадроном парашютистов в ГСИГН (Le Grouppe de la Scurite et l intervention de la Gendarmerie Nationale— Группа безопасности и вмешательства национальной жандармерии).

На крыше здания аэропорта залегли восемь снайперов ГИГН. Когда пираты потребовали заправить самолет и опорожнить туалетные накопители, этим занялись переодетые жандармы. Проникнув таким образом на борт, они ознакомились с размещением пассажиров и террористов, а также по натыкали радио закладки — «жучки».

При этом коммандос тянули время: из «страха» перед террористами делали всё очень медленно и часто «ошибались». Однако требования террористов более не менялись: они непреклонно желали лететь в Париж, причем с полными баками горючего (27 тонн), хотя до французской столицы хватило бы втрое меньшего количества. Никаких других требований пираты не выдвигали, и это было очень странно.

«Чем же собираются заняться террористы в Париже?» — спрашивали себя французские руководители. На память невольно приходила бессмысленная бойня на Мальте 74 ноября 1985 года. Тогда, ровно девять лет и один месяц назад, двадцатилетние сумасшедшие не выдвинули никаких требований, но лишь с пением убивали пассажиров захваченного египетского «боинга».

Все стало ясно, когда утром того же дня во французское консульство в алжирском порту Оран позвонил неизвестный мужчина.

— Летающая бомба взорвется над Парижем, — произнес он страшные слова и дал отбой.

Контртеррористический штаб в марсельском аэропорту продолжал тянуть время. Терпение террористов лопнуло к 17 часам: Яхья открыл огонь по башне контроля за полетами. Вот когда коммандос получили приказ о долгожданной атаке. Двадцать бойцов во главе с 35-летним капитаном Дени Фавье укрылись в трех авто трапах, которые покатили к аэробусу со стороны хвоста.

С момента захвата лайнера прошло 54 мучительных часа. «Нормальные» террористы за это время успели бы убедиться в неудаче своего предприятия, были бы деморализованы и измучены. Но алжирские психопаты держались как свежие огурчики. Они молниеносно засекли начало штурма и открыли пальбу по авто трапам, после чего с «нечеловеческим спокойствием» (как охарактеризовал поведение сумасшедших террористов французский психиатр Анри Жиро) залегли в кабине пилотов.

Вскрыв правый основной вход, коммандос попали под шквальный прицельный огонь. Четверо бойцов тут же были ранены, а пристрелявшиеся террористы захлопнули дверь кабины и продолжали палить сквозь нее.

Еще два трапа высадили спецназ на крылья, откуда через аварийные выходы бойцы попали в пассажирский салон. Одна из этих групп уложила заложников в проходы лицом вниз и принялась прочесывать самолет в поисках террористов. Другая группа надула резиновые эвакуационные рукава, и пассажиры начали покидать самолет, съезжая по гладкой поверхности рукавов прямо на взлетно-посадочную полосу.

Внизу их поджидало вспомогательное подразделение спецназа: заложникам пришлось вновь улечься лицом вниз, причем на очень твердый бетон. Это обычная процедура при освобождении, поскольку среди заложников могут попытаться затеряться и сами террористы. Однако а данном случае пиратов не интересовало спасение собственных жизней: они хотели, чтобы их убили ценой максимальных жертв.

На борту продолжался ожесточенный бой. Порой сумасшедшие приоткрывали дверь пилотской кабины и швыряли гранаты. В ответ один из коммандос успел попасть в кабину гранатой с нервно-паралитическим газом, но она не разорвалась. Взоры пилотов, как и на Мальте, обратились к разбитым окнам кабины.

— Только попробуйте выпрыгнуть — пристрелю! — пригрозил один из пиратов.

Тем не менее второй пилот отважился на прыжок с огромной высоты. Основательно переломав себе конечности, он, однако, уцелел. Террорист не посмел высунуться в иллюминатор, чтобы исполнить свою угрозу: в дело вступили снайперы из ГИГН. В течение 12 минут виртуозные стрелки умудрились перестрелять всех террористов, не задев летчиков. Об этом в микрофон передатчика сообщил сам командир экипажа Бернар Белемм:

— Хватит стрелять, им уже конец!

Когда из башни контроля за полетами передали эти слова капитану Фавье, он даже не поверил: решил, что террористы принудили летчика так сказать. Поэтому пилотам пришлось выходить из кабины с руками на затылке.

Вся операция длилась 18 минут. Из экипажа были ранены две стюардессы, а второй пилот получил при падении несколько серьезных переломов и ушибов. Среди пассажиров ранило 13 человек, среди коммандос — 9. Ни один человек не погиб, поэтому эта операция считается одним из наиболее успешных освобождений заложников.

Как и в случае с угоном египетского самолета на Мальту, никто не взял на себя ответственность за теракт. Что бы было, если бы сумасшедшие довели до конца свой безумный план и огромный аэробус разлетелся бы над Парижем с полными баками горючего? Эту картину предлагаем читателю вообразить самостоятельно: после 11 сентября 2001 года воображение у всех жителей Земли богатое.

По одной из версий, сумасшедшие алжирцы наметили целью Эйфелеву башню.

Весной 1995 года первая Чеченская война подходила к концу. Федералы захватили все чеченские города, включая столицу. Президент Дудаев и его начштаба Масхадов фактически превратились в полевых командиров, неспособных к согласованным действиям с остальными чеченскими главарями, которые иногда целыми месяцами не могли связаться друг с другом. Разрозненные отряды сепаратистов ожидала суровая жизнь в бегах да высоких горах. С каждым днем все больше боевиков возвращались в свои села, полагая, что разгром чеченского сопротивления предрешен.

После попытки отстоять родное Ведено у Шамиля Басаева осталось 300 боевиков, а ведь к началу войны ему подчинялись 2000 человек! Лишь нечто из ряда вон выходящее, фантастическое по размаху могло заставить федералов отступить. Подобно многим горцам, 30-летний Басаев всей душой стремился выдвинуться на войне — тем более что это ему уже удалось в борьбе за отпадение Абхазии от Грузии в 1992–1994 годах: тогда он даже занимал пост заместителя министра обороны Абхазии.

— Я намерен сделать упор на диверсионно-подрывную деятельность, — объявил Шамиль журналистам 9 мая. — Только такая тактика вынудит российское руководство сесть, за стол переговоров.

Российское руководство не придало этой угрозе никакого значения.

Около полудня 14 июня 1995 года сотрудники ГАИ Ставропольского края остановили в 50 км от города Буденновска колонну из трех КамАЗов и милицейского «жигуленка». На машинах не было номерных знаков, а в окнах виднелись военные и милиционеры с «кавказской» внешностью.

— Покажите, что у вас под тентами!

— Груз «Двести» из Чечни, — ответили из «жигулей». -. Досмотру не подлежит!

Сорвать взятку за провоз погибших солдат было чересчур даже для российских гаишников. Подозрительную колонну пропустили, о чем доложили начальству в Буденновск. Оттуда поступила команда следующему посту ГАИ как следует осмотреть КамАЗы.

Однако и там все повторилось: кратко описав характер груза, проезжие отказались откинуть тенты. Пока еще все было поправимо, трагедии можно было избежать: никто не мешал блокировать колонну здесь, подальше от города.

Но от начальства поступил бездарный приказ: «Следовать в ОВД Буденновска». Места во главе и хвосте колонны заняли две милицейские машины, и под этим конвоем колонна вкатилась в город. Здесь один КамАЗ застрял на перекрестке — кончилось горючее.

Но два других грузовика к 12.30 действительно подкатили к отделу внутренних дел. Стоило милиционерам покинуть душные «жигули», как из кузовов высыпались на мостовую автоматчики и тут же расстреляли своих «конвоиров». Другие милиционеры попытались вмешаться в происходящее через окна, но попали под плотный огонь.

Оставив часть боевиков блокировать ОВД, недоучившийся студент Московского института инженеров землеустройства Шамиль Басаев приступил к захвату Буденновска. Отряды под командованием его заместителей захватили мэрию, узел связи, Сбербанк, медучилище, рынок и Дом детского творчества. Врывались в частные дома и квартиры, хватали прохожих на улицах.

Размахивая автоматами, боевики отовсюду гнали ошеломленных людей на центральную площадь. Все возражения пресекались расстрелом на месте. Уже к 13.00 город с населением в 60 тысяч был отрезан от внешнего мира, а над мэрией взвился флаг «независимой Ичкерии». За последующие два часа 160 басаевцев построили людей на площади в колонну и повели ее по улицам к горбольнице.

Горожан загнали внутрь, сами заняли огневые позиции возле окон. На крышу вскарабкалась женская фигурка в маске и камуфляже, и скоро над больницей взвилось зеленое знамя джихада. Бесстрашной знаменоской была Раиса Дундаева — фанатичная русофобка и «походно-полевая жена» Басаева.

Подсчитав по головам свою «добычу», Шамиль в 1615 потребовал от властей вывести из Чечни российскую армию. В противном случае он обещал перебить 1800 заложников, и все понимали, что это не глупая шутка: на улицах уже лежали 36 трупов.

В этот черный день о Басаеве услышал весь мир. Министр обороны России Павел Грачев схватился за голову: вот уже полгода он неустанно подгонял своих подчиненных, чтобы поскорее завершить разгром бандформирований, а тут такое ЧП! Между тем репутация Грачева уже была сильно подмочена бездарным штурмом Грозного минувшей зимой, когда большинство офицеров не имели даже карт города, а карты остальных увидели свет аж в 1980 году — 14 лет назад…

Ночью на 15 июня 1995 года в Буденновск устремились министры и генералы, думские депутаты и журналисты, сотрудники Красного Креста и медработники. В город были стянуты подразделения всех родов войск, включая морскую пехоту. Улицы запрудили БРТ и БМП. Дальние подступы к больнице перекрыли внутренние войска, на ближних засели группы «Альфа» и «Вега», офицеры бригады спецназа Северо-Кавказского военного округа, подразделения Краснодарского регионального отдела спец операций.

Утром Басаев объявил о созыве пресс-конференции и пригласил журналистов в больницу. Министр внутренних дел Ерин, зная о про чеченских настроениях в средствах массовой информации, распорядился журналистов в больницу не пускать. Разгневанный Шамиль ответил на это полу истерическим приказом расстрелять 5 заложников.

Тем временем депутат Госдумы Сергей Ковалев убеждал местных жителей в исключительной кротости и достойном подражания миролюбии чеченского народа, который вынужден защищаться. Женщины, чьи близкие были убиты или томились сейчас под стволами басаевской банды, готовы были задушить «великого правозащитника» да так и норовили отхлестать его по щекам.

Власти пребывали в полной растерянности. Разбираться с заложниками выпало премьер-министру Черномырдину, чьим главным качеством была непотопляемость. Сейчас на Виктора Степановича давили со всех сторон. «Силовики» и думское большинство требовали взять больницу штурмом. Оппозиция, СМИ и страны Запада поддерживали требование Басаева, хотя для отвода глаз осуждали захват заложников как акт терроризма.

Кризисный штаб начал действовать лишь 16 июня, направив в больницу для переговоров проживавшего в Буденновске чеченца без ясных полномочий. Чтобы подхлестнуть власти, Басаев запретил медперсоналу больницы отвечать на телефонные звонки. Жители города пришли в ужас, поскольку лишились последней ниточки, связывавшей их с родными.

И Черномырдин сдался. В 16.00, спустя ровно двое суток после выдвижения ультиматума, Басаев услышал заявление премьера по московскому радио: «Правительство гарантирует немедленное прекращение огня в Чечне… После освобождения заложников Басаеву и его людям будет непременно предоставлен транспорт и сопровождение с гарантией безопасности…»

«Силовики» пришли в возмущение. Им удалось склонить на свою сторону Бориса Ельцина, и вскоре после рассвета 17 июня 1995 года спецназ пошел в атаку. Этот субботний штурм не был подготовлен заранее. О взаимодействии между подразделениями никто не позаботился. Ни о каком молниеносном захвате здания не было и речи: штурм захлебнулся в самом начале.

Опытные боевики прикрывались заложниками, как живыми щитами. В ходе изнурительного 4-часового боя погибли около 100 заложников и рвавшихся к ним на помощь офицеров; потери басаевцев оказались вдвое меньше. Освободить удалось лишь людей из неврологического и травматологического отделений, которые бандитам было сложно охранять. Свыше 400 человек были ранены. Под вой сирен «скорые» свозили в Буденновск донорскую кровь со всего Ставрополья.

Сергей Ковалев торжествовал: он с самого начала настаивал на безусловном выполнении требований Басаева! Правозащитник обратился к Черномырдину с предложением вступить в прямые телефонные переговоры с террористами. Когда в больницу пропустили журналистов с фото- и телекамерами, Шамиль почуял запах близкой победы.

Утром в воскресенье 18 июня премьер-министр России позвонил в захваченную больницу. Чтобы у Басаева не было сомнений в том, что он разговаривает с именно с Черномырдиным, в кабинете премьера расположились оператора торы ТВ. Вместе со всей страной Басаев видел своего высокопоставленного визави на экране телевизора.

— Говори громче, Шамиль Басаев, — кричал в трубку взволнованный Черномырдин. — Плохо слышно!

В ответ звучал глухой, хриплый голос Басаева. Он упивался славой: прежде такой чести не удостаивался ни один полевой командир, ни один чеченец! Он, недоучка Шамиль, служивший в Советской Армии в аэродромной команде, поставил на колени великую державу! Потный, затянутый в строгий костюм Черномырдин попросил «не поддаваться на провокации» и обещал перезвонить.

Во время второго «сеанса связи» премьер согласился практически со всем, что потребовал террорист. Выкрутив руки огромной стране, Басаев уже к полудню освободил первую партию заложников. СМИ захлебывались от удовлетворения: оказывается, с чеченцами можно договориться, если захотеть! Оказывается, чеченцы, как вполне цивилизованные люди, четко выполняют обещания!

Черномырдин вновь позвонил Басаеву и гарантировал безопасное возвращение его отряда в Чечню. Назавтра в 5.15 утра к больнице подкатили 3 «Икаруса» и рефрижератор для трупов боевиков, которые пока лежали в больничном морге. Басаев составил список масс-медиа, представителей которых он готов был взять в «Икарусы», чтобы обеспечить свою безопасность по дороге. В их число попали британская Би-Би-Си, американская Си-Эн-Эн, немецкий «Шпигель», ряд российских газет и телекомпаний.

Под «охраной» журналистов к 17.00 Басаев освободил всех заложников, которых удерживал свыше 6 суток. Боевики с представителями медиа расселись по автобусам и в сопровождении милиции тронулись в обратный путь. Над опустевшей больницей реяло зеленое знамя ислама. Всего в Буденновске погибли 143 человека — не считая 58 «шахидов», которые замыкали колонну на полках рефрижератора.

Премьер-министр сдержал слово: ни одна из многочисленных возможностей для штурма колонны не была использована. Излишне говорить, что Басаева встретили в Чечне как национального героя. Дело не только в обещаниях Черномырдина. Накануне рейда муллы отпели всех его участников. Чеченцы отдавали себе отчет, что на любом блок-посту федералы могут заподозрить неладное. Блокировать колонну КамАЗов на горной дороге несложно: достаточно направить навстречу ей и вслед ей по одному танку или БТРу.

Однако честных солдат и милиционеров чеченцы на всем пути так и не встретили. Грузовики с вооруженными боевиками проехали по контролировавшимся федералами северо западным районам Чечни. Пересекли границу с прифронтовой Северной Осетией. Прокатившись по зоне чрезвычайного положения, достигли единственного открытого тогда моста через Терек.

На здешнем блок-посту досматривались все, решительно все автомобили. Но — не КамАЗы Басаева. Они перебрались на другой берег, достигли границы Ставропольского края. Отсюда можно было ударить по Минеральным Водам, Пятигорску, Кисловодску… Но Басаев рассудил, что никому не известный Буденновск защищен гораздо хуже.

На протяжении всего 300-километрового пути из горной Чечни до Ставрополя Шамиль раздал армейским блок-постам, сотрудникам ГАИ, патрулям местных администраций, экологическим дружинам и прочим рэкетирам около $9000.

Президент Дудаев наградил всех участников рейда званием «Герой Чечни», басаевские замы Асламбек Исмаилов и Турпал Мовсаев, а также знаменоска Раиса Дундаева стали кавалерами ордена «Честь нации». Сам Шамиль «за особые заслуги перед Отечеством, проявленные мужество, самоотверженность по отражению российской агрессии» был произведен в «бригадные генералы».

По Чечне прокатился слух, будто буденновский рейд Басаева — это чир, кровная месть за гибель всей его семьи из 11 человек. Дом Шамиля действительно был разрушен с воздуха 3 июня 1995 года: погибли его сестра Зинаида с детьми и дядя Хасмагомед Басаев. Но супруга Шамиля вместе с его крошечным сыном находилась в безопасности у родителей в Абхазии. Тем не менее образ Басаева приобрел трагические черты и совершенно покорил чеченцев. Басаева стали называть «Шамиль Второй» — в память о неугомонном имаме Шамиле, который свыше 40 лет сражался с царскими войсками в XIX веке.

Командующий Объединенной группировкой федеральных войск Анатолий Романов приказал прекратить боевые действия уже со 2 августа. Войска были отведены от чеченских населенных пунктов на несколько километров.

Генерал-лейтенант Романов был уверен в том, что чеченцы так же хотят мира, как и он сам.

В ответ Аслан Масхадов принял заведомо невыполнимое для себя условие — роспуск всех незаконных вооруженных формирований. При всем желании начальник дудаевского штаба не властен был распустить отряды из представителей других тейпов.[24]

Ему, выходцу из тейпа аллерой, никак не желали подчиняться ни сам Басаев из тейпа беной, ни Руслан Гелаев из тейпа зумсой, ни тем более Хаттаб, предводитель арабских наемников.

Пока в Грозном под эгидой ОБСЕ шли бесплодные переговоры, сепаратисты зализывали раны, пополняли свои ряды и запасы оружия, готовились к зиме. Для отвода глаз боевики сдавали в милицию старые и сломанные стволы, да к тому же за приличное вознаграждение. В высокогорных селах полным ходом шла подготовка молодых боевиков.

К концу августа инфраструктура чеченского террора была восстановлена. Возобновились атаки на блок-посты, отделения милиции, расположения российских частей, тут и там подрывались на фугасах военные автомобили. Все города, включая Грозный, опять были наводнены боевиками. А во избежание ответных мер со стороны федералов Басаев неустанно стращал российское руководство новыми терактами за пределами Чечни.

Угрозы попадали точно в цель: премьер Черномырдин пуще всего на свете боялся повторения Буденновска — этак недолго было и высокого поста лишиться. Однако 6 октября 1995 года Россия содрогнулась. На мосту близ грозненской площади Минутка прогремел мощный взрыв. Управляемое по радио устройство сработало в тот момент, когда по мосту проезжал кортеж командующего внутренними войсками МВД и заместителя министра внутренних дел России Анатолия Романова.

Погибли почти все солдаты, сидевшие на БТРах сопровождения, а сам генерал-миротворец Романов впал вследствие тяжелейшего ранения в кому, из которой не выкарабкался по сей день. В Москве наконец поняли, что буденновские жертвы были напрасны: переговоры для чеченской стороны — не более чем фарс.

Федералы перешли в атаку. Однако армия была уже не та. За месяцы вынужденного бездействия и пассивной обороны, прошедшие после Буденновска, войска успели разложиться. «Контрактники» пьянствовали, старослужащие («деды») издевались над новобранцами, омоновцы мародерствовали.

Шамиль Басаев возликовал: на гребне новых «ратных» подвигов он намеревался стать преемником неистового Джохара Дудаева. «Герой» Буденновска мечтал овладеть для начала всей Чечней, затем Дагестаном и Ингушетией, а позднее и другими мусульманскими республиками Северного Кавказа, чтобы создать независимый имамат-исламское теократическое государство наподобие того, которое существовало с 1820-х до 1860-х годов в горах Дагестана и Чечни.

Несостоявшийся землемер и правда чувствовал себя легендарным имамом Шамилем, для которого нет ничего невозможного. О том, что тезка-имам сдался в конце концов на милость российского царя, Шамиль Второй старался не вспоминать: уж он-то решил победить во что бы то ни стало!

К августу 1996-го боевики Масхадова, Басаева, Хаттаба, Гелаева в большом количестве просочились под видом «мирного населения» в Грозный через продажные блоки-посты: началась операция «Джихад». В чеченской столице находились 7500 федералов, еще 12 тысяч располагались в окрестностях. 6 августа чеченцы начали штурм, ударив по федералам с фронта и тыла силами 3500 боевиков. К 14 августа город оказался в руках террористов. Потеряв около 500 солдат убитыми, российские генералы фактически утратили контроль над деморализованными войсками.

Уже 29 августа 1996 года огромная Россия признала поражение от крошечной Чечни — вот во что вылилось буденовское поражение Черномырдина. Мирное соглашение выработали четверо: с российской стороны предприниматель Борис Березовский и генерал Александр Лебедь, с чеченской — начальник штаба Масхадов и командующий Центральным фронтом Басаев. В долгие часы, пока шли согласования с Кремлем, Шамиль сражался с Лебедем за шахматным столиком. Хасавюртовский мир чеченский шахматист назвал «передышкой».

Во временном коалиционном правительстве Яндарбиева Шамилю достался пост председателя Таможенного комитета — место не самое видное, но доходное. А 27 января 1 года в Чечне состоялись президентские выборы. Кандидат Аслан Масхадов получил около 60 % голосов. Кандидат Шамиль Басаев получил менее 25 %. Кандидат Зелемхан Яндарбиев — 10 %.

Басаев обещал выстроить светское мусульманское государство по образцу Турции. Но несмотря на его легендарную славу народ не захотел видеть президентом второго Дудаева — бесноватого демона войны. Большую роль Сыграл также возраст: привыкшие подчиняться старейшинам, горцы сочли, что 32 года — маловато для главы государства. Не помогла даже смена имиджа: вместо военной формы Шамиль шел на выборы с коротко подстриженной бородой, в элегантном костюме и кожаном пальто.

Поражение на выборах возмутило Басаева: он уже привык побеждать. Чтобы заполучить Чечню в свои руки, этот подлинный демон войны принялся вставлять палки в колеса Масхадову. К концу февраля 1997 года Басаев сколотил Партию свободы Чеченской Республики Ичкерии, которая открыто поставила целью отколоть от России все республики Северного Кавказа. Затем они, по замыслу Басаева, должны были объединиться в единое государство. В качестве первого шага на этом пути Шамиль создал Конгресс народов Чечни и Дагестана — прообраз администрации будущего имамата, к которому присоединятся остальные горские республики. Мучительно пытающийся навести в Чечне порядок, Масхадов пришел в ужас от этих планов и уже в апреле предложил Басаеву стать своим 1 — м заместителем и курировать промышленные ведомства. Шамиль принял предложение лишь для того, чтобы расставить своих людей на ключевые посты.

Под его давлением Масхадову пришлось назначить секретарем Совета безопасности психопата и торговца заложниками Доку Умарова. Но главной целью Шамиля была вожделенная нефтяная отрасль. Коротко всю чеченскую промышленность можно охарактеризовать так: добыча нефти — 3 миллиона тонн в год, переработка — свыше-10 миллионов. Никто не удивился, когда Комитет по топливу и энергетике возглавил Ширвани, брат Шамиля. Он энергично оттеснил прежних нефтяных магнатов включая Салмана Радуева. Нефтеперерабатывающий завод в Беное Басаевы попросту приватизировали.

Шамиль множил ряды боевиков, натаскивал их в хаттабовских аль-каидах (лагерях), обеспечивал лучшим оружием, обустраивал казармы. Его полевые командиры Одновременно были главами местных администраций и отделов милиции. Благодаря надежному финансированию басаевские отряды редко занимались похищением людей ради выкупа. Более того, заступничество грозного Шамиля нередко позволяло выручить кого-нибудь из плена: Басаев превращался в этакого «хорошего разбойника».

В общем, Басаев был главным в Чечне возмутителем спокойствия. Ему всего было мало. Хотелось больше денег, больше власти, больше славы. Мирная жизнь не сулила ни того, ни другого, ни третьего. Да и боевики ничего не умели и не желали делать. Они готовы были лишь охранять какие угодно объекты и воевать. Вместе с иноземцем Хаттабом Шамиль торопил катастрофу своей родины: «передышка» казалась демонам войны невыносимо долгой.

Профессиональный военный, 47-летний Масхадов искренне хотел мира, но был слишком слаб, чтобы противостоять демонам войны. В разбитом на тейпы обществе вообще невозможно создать сильную центральную власть. Тейпы — пережитки до государственного, первобытного (родового) общества. В древности наличие матриархальных, а затем и патриархальных тейпов было несомненным благом. Закон кровной мести сделал жизнь безопаснее по сравнению с существованием дотейпового человеческого стада.

В конце XX века изолированным тейповым обществом оказалась «независимая Ичкерия». Пол-республики ходило друг у друга в кровниках. Человек не отправлялся в соседнее село без ручного пулемета. Многолетнее участие в бандах изуродовало психику десятков тысяч человек. Повсеместное распространение получила бессмысленная, садистическая жестокость. Пленных россиян закапывали живыми, ампутировали им части тела.

— Ты когда-нибудь отрезал человеку голову? — спрашивал, облизываясь от наслаждения, боевик у захваченного в заложники ельцинского помощника Шмидта Дзоблаева. — Ты не представляешь, какой это кайф!

Объединить чеченцев могла лишь внешняя угроза и Басаев решил создать ее. Это решение было логическим следствием безнаказанности человека, на чьей совести гибель невинных людей в Буденновске. Басаев рассчитывал, что новая война с Россией закончится новой уступкой. Побратавшись с саудовским ваххабитом Хаттабом, Басаев вторгся в августе и сентябре 1999 года в Дагестан. Вот когда некоторые российские СМИ поспешили объявить Шамиля Басаева агентом… — ГРУ. Дескать, на Басаеве лежала обязанность создавать в Чечне нестабильную обстановку, провоцировать федералов на ответные действия.

Зачем? Оказывается, ради российского ВПК: Чечня является удобным полигоном для расходования старых боеприпасов и списания старой техники, а также для испытаний новых вооружений. Благодаря войнам с чеченцами десятки тысяч рабочих по всей России имеют кусок хлеба. Припомнили, что Басаева готовили в Абхазии российские офицеры — вот тогда-то, мол, его и завербовали. Главный аргумент этой версии: федералы неоднократно «позволяли» Басаеву благополучно выбираться из передряг — и это неспроста!

Что тут скажешь? Прежде всего сомневающимся в «подлинности» террориста Басаева следует посетить Ведено. Разбитое шоссе здесь заканчивается, а выше одна тропа уводит в Дагестан, а другая — в Грузию. Ни танки, ни тяжелые грузовики пройти там не могут. Когда в 1995-м Ведено взял штурмом полк ВДВ, басаевцы с неприступных круч практически отрезали десантников от снабжения. Спустя 4 недели измотанный, израненный полк ретировался, а боевики вернулись в дома. В горах террористы могут ускользать от правительственных сил десятилетиями. Подтверждений тому множество: Ливан, Израиль, Колумбия, Албания, Испания, Афганистан, Таджикистан, Индия…

Любителям сенсационных разоблачений и теории заговоров стоит посмотреть видеофильм об ампутации правой ступни Абдуллаха Шамиля Абу Идриса: под таким замысловатым для чеченца именем укрылся «впавший» в радикальный ислам бывший советский студент Шамиль Басаев. Ногу ему раздробило на минном поле 29 января 2000 года ПРИ выходе из окруженного федералами Грозного.

Не Хаттаб и тем более не Радуев, не Гелаев и тем более не Масхадов, а безудержный демон войны Шамиль шел тогда во главе передового отряда. Он прекрасно знал, что в любой момент может прогреметь взрыв, но знал и то, что его имя поднимает дух тысяч боевиков. Лежа и перед операцией в Алхан-Кале, он приказал снять действия хируга на пленку: Шамиль еще цеплялся за имидж «бесстрашного освободителя чеченского народа».

Тогда же боевики отсняли душераздирающую казнь пленного контрактника путем усекновения головы Басаев мстил за свое увечье. А вырвавшись из окружения, Шамиль в третий раз женился. Видеокассета с записью брачной церемонии должна была показать и чеченцам, и противнику, что демон войны в полном порядке.

Скрываясь от федералов в заоблачных высях, Басаев не упускал ни единой возможности разрекламировать себя. Стоило палестинцам осенью 2000 года развязать террористическую войну против Израиля, как одноногий демон войны громогласно пообещал отправить 150 боевиков на подмогу единоверцам. Разумеется, то была чистейшей воды болтовня: об участии чеченцев в терактах на Святой земле ничего неизвестно.

Вскоре был тяжело ранен и Ширвани, брат «агента ГРУ». А 13 марта 2001 года в ночном бою пал полевой командир Хамид Басаев, другой брат Шамиля. Неплохой «агент», которому родных братьев не жаль — это на Кавказе-то! О том, что собственного тела Шамилю «ради ГРУ» не жаль, речь не идет: всего он получил 8 ранений и 7 контузий.

Но 5 ноября 2001-го он еще продолжал «рыпаться».

— В течение семидесяти двух часов военные коменданты и главы местных администраций в Чечне должны подготовить пункты сбора оружия, — объявил Шамиль ультиматум из глубокого схрона. — Российская армия и подразделения ФСБ должны начать процесс разоружения. В случае невыполнения этих требований я намерен самостоятельно предпринять адекватные «меры по разоружению» российской армии на территории Чечни.

Первое сообщение о гибели Шамиля сделал 30 апреля 2002-го начальник российского генштаба генерал армии Анатолий Квашнин:

— Шамиль Басаев уничтожен, но пока не найден его труп.

К этому времени почти все видные полевые командиры чеченцев были перебиты либо пленены. Несмотря на то, что именно бандиты вроде Басаева привели республику к катастрофе, ненависть к «Русне» и «русистам» (терминология Шамиля) пропитала в Южной Чечне сознание народа. Конечно, этому способствовали сами военные, а еще больше — российские милиционеры. Поначалу они во время «зачисток» грабили чеченцев, но позднее оценили торговлю заложниками и стали требовать за задержанных людей выкуп.

Не удивительно, что для большинства горцев россияне стали кровными врагами, которых нужно убивать везде, где придется. Во время рейда на Буденновск самым хладнокровным палачом оказался 14-летний мальчик. Паренек убивал без малейшего сомнения. Перед телекамерами западных корреспондентов он похвалялся: — Таких, как я, в Ичкерии много! Убийца говорил правду. Когда в село привозили захваченных военных, мальчишки сбегались на забаву: швыряли в беззащитных камнями, остервенело избивали ногами, старались «подколоть» кинжалами.

Поколение, выросшее на «подвигах» Шамиля Басаева, продолжает террористическую войну. Мальчишки 11–13 лет, не окончив ни единого класса школы, свободно обращаются с пистолетами, автоматами, гранатометами и за небольшую мзду готовы заминировать что угодно. Вот только это не значит, что с чеченским терроризмом невозможно покончить. Достаточно вспомнить, насколько спокойнее Чечня была в советские годы. А ведь сталинское выселение чеченцев в 1944 году также породило терроризм. Скрывающиеся в горах абреки мстили за своих близких и свои дома, убивая всех не чеченцев. Но длилось это недолго: они были уничтожены. Все до одного.

…Раиса Дундаева, боевая подруга Шамиля, была схвачена в июле 2001 года в доме, который правительство «независимой Ичкерии» подарило ей в 1997 году за Участие в «буденновском» походе — с подачи, разумеется, ее всесильного в ту пору любовника. Выяснилось, что к началу второй Чеченской кампании Дундаева стала «походно-полевой женой» в «армии» Салмана Радуева (формально она числилась там медсестрой). Судили Раису и еще 9 участников налета на Буденновск в Пятигорске.

— Мое участие в нападении на Буденновск было вынужденным, так как я занимала подневольное положение в отряде Басаева, — пояснила Дундаева в своем последнем слове 11 апреля 2002-го. — Я была всего лишь поварихой и медсестрой, но готова понести ответственность за содеянное. Прошу проявить ко мне лояльность, поскольку во мне еще осталось много человеческого.

Ставропольский краевой суд приговорил ее к 11 года, заключения. Остальные подсудимые «получили» по 12–16 лет лишения свободы. Один Аллах ведает, добром ли поминают они сейчас демона войны Шамиля.

Главной чертой Салмана Радуева была, пожалуй, расторопность. Во время службы в армии он пополнил своей персоной ряды коммунистической партии Советского Союза. Благодаря партбилету сержант запаса быстро пробился в инструкторы Чечено-Ингушского республиканского комитета ВЛКСМ. Не сплоховал и тогда, когда в перестроечной горячке власти разрешили создание при комсомоле коммерческих предприятий с невинными названиями. Салман Радуев занялся внешнеторговой деятельностью и поступил в высшую школу менеджмента при Болгарской академии наук в городе Варне. Там же расторопный малый учредил несколько фирм.

Не растерялся 25-летний миллионер ив 1991-м, когда только что избранный президент Дудаев объявил о выходе Чечни из состава России. Сержант запаса мигом открыл в родном Гудермесе вербовочный пункт «Президентских беретов». В тогдашней Чечне любой мог заняться вербовкой: были ли бы деньги. Красноречивое название потребовало и соответствующего эффектного ритуала, в ходе которого свежеиспеченные «береты» присягали Джохару Дудаеву. Горцы отчаянно печатали шаг, вскидывали на плечо «калаши» и в унисон выкрикивали слова страшной клятвы.

Радуев вновь не упустил момент, когда женился на дудаевской племяннице. В 1992-м родился сын, и Салман назвал его… Джохаром. Дудаев отблагодарил «родственничка»: в июне того же года молодой отец стал префектом Гудермесского района. Вот когда «Президентские береты» проявили себя в полную силу!

Под Гудермесом проходят железнодорожные пути, соединяющие Россию с Закавказьем. «Береты» не пропускали ни одного состава. Бородачи с автоматами разворовывал, содержимое грузовых вагонов, врывались в пассажирские обирали людей до нитки. На федеральных автотрассах блок посты «беретов» перетряхивали автомобили, отнимали деньги у водителей.

По бывшему Союзу поползли слухи о том, что Чечня находится во власти бандитов, а президент Дудаев — главный их пахан. Многие отказывались этому верить, вспоминали, как в советские годы спокойно ездили через чеченские земли к морю, как мирно ночевали в машинах на окраинах чеченских сел… Но слухи были правдой: чеченцы в массовом порядке вернулись к ремеслу, от которого их все же отучили, казалось, царские и советские власти. Скоро поезда и автотранспорт пересекали Чечню в сопровождении вооруженной охраны либо вовсе обходили республику стороной.

Стараясь не упустить своего, бывший комсомольский функционер был вместе с тем осторожен и никогда не лез на рожон. Однозначно поддерживая Дудаева, он умудрялся избегать противостояния оппозиционным полевым командирам. Те были несравненно опытнее его, поскольку воевали с армянами в Карабахе и с грузинами в Абхазии.

Для укрепления своих позиций Салман сошелся с отличившимся в Абхазии Русланом Гелаевым. «Президентские береты» были преобразованы в первое чеченское спецподразделение «Борз» («Волк»), которое возглавил Гелаев. Под охраной «Борза» Радуев вместо грабежей занялся торговлей нефтепродуктами через свои болгарские фирмы. При этом «комсомолец» не забывал демонстрировать лояльность в отношении властей. Второй его сын получил имя… Зелимхан в честь фанатичного вице-президента Яндарбиева.

С началом в 1994 году первой Чеченской войны Радуев возглавил Северо-Восточный фронт — соответственно географическому расположению Гудермеса. Большого боя федералам 27-летний Салман давать не стал, а рассеял своих боевиков по окрестным селам. Решающим в его карьере стал рейд Басаева на Буденновск и ослепительная басаевская слава. Лопаясь от зависти, Радуев стал ломать голову: что бы этакое учудить, как бы этак подсуетиться, да и обойти Шамиля? Так и не «родив» ни одной свежей идеи, Салман решил прибегнуть к заурядному плагиату. Переплюнуть Шамиля он мог лишь количеством боевиков и их вооружением. В течение нескольких дней, с 14 по 19 декабря 1995 года, отряды Радуева выбили федералов из Гудермеса. Но то был лишь отвлекающий маневр: «комсомолец» не собирался дожидаться ответного штурма. Он сформировал отряд с крупнокалиберными пулеметами (ДШК), Противотанковыми управляемыми реактивными снарядами (ПТУРС), автоматическими станковыми гранатометами (АГС), минометами и громадным количеством боеприпасов. Не будучи сам великим воином, Салман подобрал людей, которые умели очень хорошо использовать все эти «игрушки». Главными помощниками его стали будущий глава «антитеррористического центра Ичкерии» Хункар-Паша Исрапилов и будущий «министр госбезопасности» Турпал-Али Атгериев.

9 января 1996 года вся Россия изумленно повторяла новые имена: Радуев и Кизляр, Кизляр и Радуев. Банда «комсомольца» захватили дагестанский город с 40-тысячным населением, расположенный северо-восточнее Гудермеса. Буденновский рейд Басаева ничему не научил федералов: они вновь за взятки беспрепятственно пропустили колонну грузовиков с боевиками.

Сперва радуевцам попалась вертолетная площадка. Ударив по винтокрылым машинам из гранатометов, боевики разграбили склад неуправляемых реактивных снарядов (НУРС), после чего обстреляли расположение батальона внутренних войск. Когда среди федералов улеглась паника, налетчики уже были далеко.

В центре Кизляра действовали точно по басаевскому сценарию. Людей вышвыривали из домов, хватали на улицах и гнали к больнице и роддому. Недовольных расстреливали. Так были перебиты более 20 мирных жителей, 2 солдата и 7 милиционеров, а в руках банды оказалось около 3000 заложников. Однако и Радуев потерял 29 человек, убитых дагестанскими милиционерами — те продемонстрировали куда лучшую выучку, чем их буденновские коллеги.

К роддому ринулись журналисты, и Россия впервые Увидела через объективы телекамер невзрачного, малорослого человечка с дегенеративными чертами лица. То был Салман Радуев — командующий Северо-Восточным фронтом «независимой Ичкерии».

Мы превратим Кизляр в пепел! — возопил он большим, как у голодного птенца, ртом. — Русские, вон из Чечни!

Гражданские власти повели себя не умнее, чем в Будёновске. Около 7.00 наутро к больнице подогнали затребованные Радуевым 11 автобусов. Большинство заложников были освобождена. Но 162 человека стали живыми щитами — их посадили возле окон, чтобы прикрывать 300 боевиков. Колонна тронулась в направлении Чечни.

В Кремле поднялся переполох. Как и предсказывали сторонники силового решения кризиса в Буденновске дурной пример оказался заразителен. Если теперь дать уйти и Радуеву, чеченцы начнут захватывать здания по всей России: страна попросту утонет в террористическом хаосе. Было решено силами спецназа Северо-Кавказского военного округа блокировать колонну у границы с Чечней и освободить заложников.

Местное руководство было против силового решения: захваченные люди были представителями дагестанских народов, и следовало не допустить их гибели — даже ценой саботажа. Несколько депутатов из Махачкалы добровольно предали себя в руки террористов и в дороге вели переговоры с Радуевым. Он непреклонно требовал вывода российских войск из Чечни и признания ее независимости. Разумеется, дагестанцы ничего подобного обещать не могли.

Вертолеты с офицерами спецназа были задержаны в Кизляре до 13.00. Затем офицерам было приказано пересесть в… «икарусы», которые еще 40 минут спустя тронулись вдогонку Радуеву. Боясь провоцировать террористов, милиционеры беспрепятственно пропускали колонну с заложниками. Радуев не замедлил этим воспользовался. Близ села Первомайское боевики спустились из автобусов к автоматчикам из сводного отряда милиции Новосибирской области, которые несли службу на блок-посту. Далее было применено чисто восточное коварство. Радуев заявил, что опасается атаки со стороны новосибирцев и успокоится только тогда, когда они разоружатся:

— Нам не нужны ваши автоматы, сами охраняйте. Нам нужны гарантии безопасности!

Доверчивые сибиряки сложили оружие в отдельный чуланчик, к которому сами же приставили часового. Очень скоро чеченцы отобрали автомат и у него, после чего бравые «фараоны» всей сменой в 36 человек присоединились к заложникам, которых стало теперь 192 (депутаты к этому времени бесславно удалились).

Власти не подозревали, что расположенное в двух километрах от чеченской границы Первомайское уже захвачено группой из 150 боевиков, которых Радуев оставил здесь по пути в Кизляр. Заложников заставили окапываться, а часть жителей бежала от греха подальше.

Миновали 11, 12, 13 января. Прибывавшие одно за другим подразделения МВД, армии и ФСБ обложили село со всех сторон. Бывший сержант «собрал» вокруг себя элиту российских коммандос. В «икарусах», в заснеженных камышах да кустах дожидались приказа отряды службы безопасности президента Ельцина и отряд спецназа «Витязь», группы «Альфа» и «Вега», спецназ Северо-Кавказского военного округа, спец отряды быстрого реагирования (СОБРы МВД) из Москвы и Краснодара…

Всю операцию возглавлял заместитель министра внутренних дел генерал-лейтенант Голубец. Его фамилия, в отличие от Радуева, мало кому известна. Между тем без Голубца Радуев если бы и стал национальным героем Чечни, то, скорее всего, посмертно. Командный пункт генерала являлся эпицентром перманентной пьянки, в которую так или иначе были втянуты почти все высшие командиры — об этом свидетельствовали участники операции, пожелавшие остаться неизвестными.

На огневых рубежах не было даже карт местности. Согласованием частот связи офицеры соседних подразделений занимались разве что по собственной инициативе. Задачи ставились на пальцах — никто не позаботился изготовить макет Первомайского. Не потрудились даже выявить удобные для прорыва места в рядах осаждающих.

Полупьяное начальство облетело окрестности на вертолетах и доложило наверх о «тройном осадном кольце» да о том, что каждый метр вокруг села контролируется снайперами. Сам президент Ельцин продемонстрировал этот «контроль» по ТВ, весьма «художественно» изобразив прицеливание.

Приказы подразделениям отдавались, как правило, прямым текстом — о шифровке никто не позаботился. Между тем у Радуева имелись превосходные радиостанции «Моторола», и боевики всегда знали заранее, что предпримут федералы. Никто даже не догадался отключить подачу электричества в Первомайское, чтобы лишить боевиков возможности под заряжать батареи.

Штурм населенного пункта отчего-то был поручен спецназу, который натаскан на штурм транспортных средств и отдельных зданий. На обычные части — десантников, мотострелков, внутренние войска — была возложена задача прикрывать спецподразделения огнем.

14 января спецназ пошел вперед, однако неожиданно наткнулся на широкие арыки, о существовании которых без карт никто не подозревал. Коммандос ретировались чтобы подготовить форсирование водных преград.

Наутро бой начался с часовой артподготовки (3 противотанковых орудия) и авианалета (две «вертушки» Ми-24). Из боевиков практически никто не пострадал, зато несколько снарядов и ракет угодили прямехонько на позиции федералов.

Затем «Витязь» и СОБРы ринулись в атаку с северо-востока, а офицеры окружной бригады спецназа — со стороны Чечни. К этому времени радуевцы находились в окопах полного профиля, которые соединялись ходами сообщения с каменными подвалами ближайших домов. Штурм захлебнулся, когда чеченцы подбили ПТУРСами 3 боевые машины пехоты (БМП). Пушка еще одной БМП изначально была неисправна, но командиры зачем-то и эту машину пригнали к Первомайскому.

Захваченные у кизлярских вертолетчиков НУРСы пригодились Радуеву против вертолетов. Для запусков ракет находчивые боевики использовали автомобильный аккумулятор и обычную трубу (направляющую), на которой закрепили прицел, снятый со стрелкового оружия. Вертолет Ми-8, прибывший забрать раненых коммандос, едва не был сбит таким вот самодельным «пускачом». Командование решило возобновить штурм 16-го, и попойка разгорелась с новой силой.

Назавтра коммандос без больших потерь взяли внешнюю линию радуевской обороны. К вечеру к Первомайскому были переброшены батарея 122-мм гаубиц Д-30 и установки БМ-21 «Град»: у атакующих появилась наконец артиллерия! Благодарить за это следовало лично министра обороны Павла Грачева. Беспорядок в управлении войсками царил такой, что никто рангом пониже не смог обеспечить контртеррористическую группировку «богами войны».

Переночевав, спецназовцы отошли на полкилометра) чтобы дать артиллеристам пристреляться. Однако огневая подготовка не состоялась из-за плохой видимости. Спецназ вновь пошел на приступ и к середине дня 17 января овладел примерно половиной Первомайского. Вертолеты нанесли удары НУРСами, но при этом едва не угодили в один из СОБРов. Над селом впервые несколько раз показались штурмовики СУ-25, и впервые несколько залпов сделала установка ГРАД. Однако без поддержки армейских частей и эта атака захлебнулась!

Когда же она возобновилась, Радуев применил новинку — тяжелый пулемет, установленный на ГАЗ-53. Сделав несколько выстрелов, грузовик срывался с места и через минуту бил уже с другой позиции — и по спецназу, и по вертолетам. Применить против грузовика гаубицы федералам вновь помешала плохая видимость. Зато чеченским гранатометчикам она не была помехой. Не видя противника, но понимая, где именно он подбирается к селу, они били гранатами по соседним бетонным сооружениям так, чтобы поразить коммандос срикошетившими осколками. В решающем штурме 18 января генерал Голубец открытым текстом объявил по радио. Радуев тут же стал готовить давно намеченный прорыв. К ночи «комсомолец» собрал 250 боевиков и заложников на окраине села за насыпью, которая «смотрела» в сторону Чечни. Для прорыва он весьма предусмотрительно выбрал направление, на котором располагался стык дагестанских омоновцев и окружного спецназа. Опасаясь подхода боевиков со стороны Чечни, командиры этих подразделений вынуждены были часть сил перебросить на охрану своего тыла. Никаких резервов на случай прорыва федеральное командование не предусмотрело, и у радуевцев оказалось огромное численное превосходство.

Небольшую группу Радуев отправил атаковать блокпост у соседнего села совсем в другой стороне, и скоро там вспыхнул бой, который отвлек внимание осаждавших. Ночь стояла безлунная, беззвездная, но о подсветке Первомайского с помощью ракет и других средств высшие командиры не позаботились. О приборах ночного видения никто и не помышлял.

Для храбрости боевики выкурили по «косяку» анаши, Дали покурить и заложникам. В три часа радуевцы пошли на прорыв. Федералы заметили их лишь на расстоянии Менее 80 метров, ударили из автоматов, пулеметов, даже огнеметов «Шмель». Но беглецы ответили такой ураганной пальбой, что в порядках дагестанского ОМОНа образовалась брешь.

Уцелевшие радуевцы ринулись туда бегом вместе с заложниками, которых заставили нести привязанных к носилкам раненых и убитых. Никто не попытался залечь или передвигаться ползком. Когда спецназовцы отстреливали людей с оружием, на их место просто выдвигались новые Беглецов не остановило даже минное поле близ самого Терека. Под аккомпанемент взрывов и адских криков своих товарищей они перебрались по проложенному через реку газопроводу на чеченский берег — туда, где темнел спасительный лес.

Когда тусклое январское утро осветило поле боя, прибыло хмурое начальство. Насчитали 43 убитых боевика. Коммандос пленили 9 живых, включая двух смертельно раненых. Еще 30 человек сдались добровольно — измученные, голодные, обмороженные, без боеприпасов.

Генералы стали придумывать оправдание: каким образом террористам удалось уйти? Обратили внимание, что на многих трупах нет обуви. Вот, оказывается, отчего бег чеченцев был столь легок и скор: хитрецы бежали по снегу босиком. Такого даже в Кремле не могли бы предусмотреть! Эту версию и озвучили потом перед журналистами. Никому не пришло в голову, что обувь до прибытия высоких чинов поснимали сами поизносившиеся федералы.

Село Первомайское было стерто с лица земли. От бомбардировок и артобстрелов погибли 16 заложников и 6 боевиков. В ходе штурма села и радуевского прорыва были убиты около 40 российских военных. Генерал-лейтенант Голубец получил звание генерал-полковника.

Радуева озарили лучи ослепительной славы, а Джохар Дудаев лично вручил организатору кровавого рейда высший чеченский орден «Кьоман Сий» — «Честь нации». Однако «бригадный генерал» Радуев приобрел много, очень много врагов. Им были недовольны родственники погибших в походе боевиков. На Гинеколога, как прозвали Радуева за кизлярский роддом, повели охоту федералы. С ним стремились разделаться кровники — родственники 78 погибших в Дагестане аварцев, кумыков, даргинцев. Кроме того, сотни людей получили ранения.

Не удивительно, что кто-то то и дело покушался на Радуева. Он менял автомобили, маршруты, распорядок дня и постоянно находился в кольце телохранителей. Однажды взорвалось сиденье его «Волги» — на Радуеве обгорел костюм. Другой раз в него стреляли из автомата — чудом он получил лишь легкие ранения.

В начале марта 1996 года попал под обстрел УАЗ, в котором Радуев ехал вместе со своими приближенными. Пуля пробила ему нос, левый глаз, вышла из черепа и убила охранника, сидевшего сзади. Водитель был убит, вездеход опрокинулся. Скоро всю Россию облетела весть о смерти и похоронах Салмана Радуева. Телеоператоры засняли безутешную вдову над могилой.

В это время чеченские врачи, кое-как «подремонтировав» Радуева, готовили его к перевозке в Германию. Там его «поправили» более основательно: восстановили нос, глаз заменили стеклянным, а дырку в черепе закрыли титаном. Бородатый Радуев стал носить огромные, как у горнолыжника, солнцезащитные очки. В общем, внешностью он напоминал то ли Бармалея, то ли Карабаса-Барабаса.

В июне того же года состоялось сенсационное «воскрешение», которое сопровождалось еще одной сенсацией. В первом же своем выступлении в телеэфире «независимой Ичкерии» Радуев заявил, что якобы убитый в апреле Джохар Дудаев жив и приказал ему создать «армию генерала Дудаева» (АГД). При этом бывший комсомольский активист произнес слова клятвы, держа руку на Коране.

Дудаевская харизма сработала: к Радуеву тянулись многочисленные добровольцы, причем не только чеченцы, но и кабардинцы, осетины, увиливающие от службы в армии парни из Дагестана… Поначалу российские власти отказались признать в Карабасе «героя» Кизляра и Первомайского: уж очень он стал непохож на себя в результате «реконструкции».

После позорного для России Хасавюртовского «мира» Карабас нацепил куртку с шутовскими аксельбантами и принялся стращать с телеэкранов:

— Я не скрываю, что не хочу мира с Россией… Пока Россия не признает нашей независимости, армия генерала Дудаева будет воевать с Россией. В ближайшее время я собираюсь вооружить армию из пяти тысяч человек. Не боевиков, а хорошо обученную диверсионную армию, которая сможет уничтожить пять — десять российских дивизий. У меня сейчас очень много денег, и я покупаю оружие.

Афганистан почти даром отдает гранатометы, которые у нас на базаре стоят по тысяче долларов, проблема только в транспортировке. Мы будем взрывать железнодорожные станции, потому что это стратегические военные объекты Я предупреждаю, что в ближайшее время мы взорвем Воронежскую железнодорожную станцию, потому что нам это выгодно. Я не террорист, поэтому жителей предупреждаю заранее…

Между тем Карабас натерпелся такого страху в Кизляре и особенно в Первомайском, что зарекся лично участвовать в терактах. Чтобы содержать пухнущую как на дрожжах «армию», он занялся традиционным и почти безопасным бизнесом — торговлей заложниками. А для поддержания «рейтинга» принимал на себя ответственность за те теракты, в совершении которых не признался никто другой. Вспомнив взрыв на железнодорожном вокзале Пятигорска летом 1995 года, Карабас ничто же смущаясь приписал себе сей «подвиг», совершенный людьми Хаттаба.

К дутой славе Радуева ревниво отнесся по-настоящему бесстрашный Шамиль Басаев. Скоро родственник Шамиля Ахмед Басаев застрелил Ваху Джафарова, начальника штаба радуевской «армии». Но больше всего Карабас действовал на нервы Масхадову, упорно называя действующим президентом покойного Дудаева. Летом 1998 года Радуев поддержал «путч ваххабитов» — захват Гудермеса бандами Арби Бараева и братьев Ахмадовых. Когда 3 октября 1998 года ваххабиты похитили четырех иностранцев и несмотря на все требования Масхадова отказались их «немедленно, без предварительных условий» освободить, Радуев громогласно одобрил путчистов.

Мир в очередной раз увидел звериный оскал чеченской независимости. Разгневанный Масхадов разжаловал «бригадного генерала», а Верховный шариатский суд Ичкерии приговорил его к 4 годам лишения свободы. Непонятно было одно: как посадить Карабаса в тюрьму, если он возглавляет «армию» из 3500 боевиков, которые вооружены не столько даже автоматами, сколько «красавчиками», как называют в Чечне ручные пулеметы. Правда, президент издал указ о роспуске «армии генерала Дудаева», но он был заведомо невыполним. Вдобавок супруга Масхадова принадлежала к радуевскому тейпу гордалой (сам Масхадов из тейпа аллерой) и заступилась за Салмана, указав на его слабое после ранений психическое здоровье.

Карабас стал попросту истеричкой. И президент использовал свое право на помилование.

Когда ваххабиты отрезали похищенным иностранцам головы, Радуев наконец осознал, что Басаев с Хаттабом толкают Чечню в пропасть войны. Воюя со всеми подряд на словах, он ни с кем больше не хотел воевать на деле. В следующем 1999 году он неожиданно для многих поддержал Масхадова в его противостоянии с оппозицией. Однако подчиняться президенту Радуев по-прежнему не желал.

Вскоре он вылетел в бизнес-командировку в Пакистан и уже оттуда с большой тревогой узнал о вторжении Басаева и Хаттаба в Дагестан. При всем желании отсиживаться вдали от родины бывший функционер не мог: старые соратники обвинили бы его в трусости. В конце сентября 1999 года Карабас через «не хочу» вернулся в Чечню. Его боевики принимали участие в зимней обороне Грозного. В феврале 2000-го Радуев вместе с другими главарями вырвался из столицы. Он был сыт войной по уши и тихонько «лег на дно» в поселке Новогрозненский. Утром 12 мая чекисты «повязали» его вместе с тремя приближенными.

Сидя в Лефортове, Радуев начал писать книгу о походе на Кизляр. Для суда Карабаса вместе с его подельником Атгериевым доставили в Махачкалу. В аэропорту каждого террориста посадили в отдельный БТР, которые двинулись к городу в колонне обычных «воронков». Это было сделано для того, чтобы сбить с толку кизлярских и первомайских кровников. В зале суда Карабасу пришлось долго отбиваться от обвинения в «чужих» терактах — и прежде всего взрыва на вокзале в Пятигорске. На вопрос, зачем же он признавался в злодеяниях, к которым не имел отношения, «комсомолец» ответил:

— Я делал это для того, чтобы популяризировать себя. Вот это чистая правда: смуглый человечек с мелкими чертами лица лопался от тщеславия, но рисковать повторно жизнью ради собственной популярности не собирался. Отчаянно выкручиваясь, он вывернул наизнанку события в Кизляре и Первомайском. Вот, например, что поведал Карабас о своем участии в разоружении новосибирских милиционеров:

— Когда я прибыл на место, они уже были разоружены, и даже сейчас я не знаю, кто это сделал. В момент их захвата я был с генералом Валерием Беевым, замминистра внутренних дел Дагестана.

Затем выяснилось, что при прорыве из Первомайского Не чеченцы по приказу Радуева погнали новосибирских милиционеров как скот на пули, а сами милиционеры попросили забрать их из села: сибиряки якобы боялись, что их уничтожат… федералы.

В декабре 2001-го бывший комсомольский вожак был осужден на пожизненное заключение. 13 февраля 2002 года он встретил свой 35-й день рождения, а вскоре отправился по этапу и Пермь. Но ни дописать свою книгу, ни отметить тридцатишестилетие ему не было суждено: сказались последствия многочисленных ранений.

13 декабря 2002-го Радуева перевезли из Соликамска в терапевтическое отделение Пермской областной больницы. Однако все усилия врачей были напрасны: на другой день «герой» Кизляра и Первомайского скончался от множественных кровоизлияний во внутренние органы. Джохар и Зелимхан остались без отца.

На причалах Трабзона было, как всегда, многолюдно. «Челноки» подтаскивали к трапам безразмерные баулы, сновали туда-сюда носильщики, таможенники, полицейские. Группа усатых мужчин в штатском, явно подчиняясь некоей внутренней субординации, проследовала к российскому теплоходу «А. Кучин». Вахтенному матросу один из мужчин сунул под нос удостоверение:

— Полиция. Мы должны осмотреть судно.

— А я должен доложить капитану, — моряк поднес к губам радиостанцию: — Товарищ капитан, турки рвутся на борт, «корочками» машут!

В ответ раздался недовольный голос:

— Ну чего им еще нужно? Ладно, иду-иду..

Спустя пару минут капитан сопровождал непрошеных гостей. Те обошли одну пассажирскую палубу, вторую… Заглянули в бар, ресторан, кают-компанию. В машинное отделение турки спускаться не стали, а направились к трапу.

«Какого черта им было нужно?» — вновь спросил себя капитан, глядя в пиджачные, пузырящиеся на январском ветру спины. В течение почти десятка лет «А. Кучин» регулярно швартовался в Трабзоне, но никогда прежде капитан не встречал этих мужчин среди местных «силовиков». Пожав плечами, капитан бросил взгляд на стоявший рядом российский теплоход «Аврасия» и удалился.

Прошло несколько часов. Стемнело, и лунная дорожка пересекла тревожную рябь Черного моря. На «Аврасии» запустили двигатели: судно с 226 людьми на борту готовилось взять курс на Сочи. В рулевую рубку ворвались трое с «Калашниковыми» 105-й модели — под российский патрон калибра 5,45 мм.

— Паром захвачен чеченскими патриотами! — объявил один из вооруженных людей. — Приказываем взять курс на Стамбул. Мы освободим «Аврасию» тогда, когда Россия прекратит несправедливую войну в Чечне. И еще мы требуем выпустить из Первомайского героический отряд Салмана Радуева. Если наши требования не будут выполнены, мы перестреляем пассажиров, а потом взорвем судно!

В ту же минуту и те же самые требования еще шестеро террористов озвучивали внизу перед пассажирами парома. Подходило к концу 16 января 1996 года. Около 300 российских спецназовцев мерзли в занятых днем окопах на окраинах дагестанского села Первомайское. Блокированные в селе свыше 300 чеченцев готовились отражать утренние атаки федералов. На захваченном пароме началась проверка документов на предмет выявления российских граждан — именно им суждено было стать «главными» заложниками.

Мало кто обратил внимание, что с залитого светом причала как по команде исчезли турецкие таможенники с полицейскими, которые кишели там круглые сутки. И тут же отключилось освещение. Швартовы «Аврасия» отдавал уже с помощью бортовых фонарей.

Несмотря на произошедший теракт, на теплоходе царил идеальный порядок. Террористы не устраивали истерик с пальбой в воздух, ни на кого не кричали, а все свои приказы оформляли в виде просьб: «Пожалуйста, отойдите от борта», «Пожалуйста, разойдитесь по каютам», «Пожалуйста, не стойте в коридорах…». В ответ и пассажиры, и команда также вели себя исключительно спокойно и мирно. Очевидцы назвали такое плавание «принудительным круизом».

Природа не обделила наблюдательностью и аналитическим мышлением Вадима Демерчи, судового врача «Аврасии». Террористы показались ему какими-то ненастоящими.

«В их поведении чувствуется игра, — размышлял Демерчи. — Они не столько совершают теракт, сколько изображают его видимость. Такое впечатление, что чеченцы делают то, что им приказано делать какими-то серьезными структурами, которые задумали эту акцию. Те же структуры позаботились о том, чтобы захват судна прошел гладко, чтобы чеченцам никто не помешал. Все это очень странно…»

Свои странности приметил и старший механик «Аврасии» Георгий Кубулов. Среди команды теплохода преобладали турки. В самом начале захвата в машинное отделение спустились несколько турецких моряков. Они подходили % турецким машинистам и повторяли:

— Не волнуйтесь, все будет в порядке!

И действительно, турки без тени волнения заняли места согласно расписанию и уверенно выполняли обычную работу. В сопровождении полицейских катеров паром двигался вдоль южного берега Черного моря в западном направлении. Наконец террористы пересчитали россиян — их оказалось 88 человек. Большинство остальных пассажиров были из других стран СНГ.

Капитан теплохода «А. Кучин», узнав о произошедшем, невольно припомнил странный дневной визит турецких полицейских на борт своего судна: уже не выбирали ли они объект для нападения? Если это так, то паром «Аврасия» им чем-то приглянулся. Может, большим числом россиян на борту?

Мучительно потянулось 17 января. Захват «Аврасии» был жестоким ударом и по имиджу огромной страны, и по российской верхушке. Рейтинг Бориса Ельцина и без того близился к нулю. Летом предстояли президентские выборы; казалось, шквальный огонь критики слева и справа не оставил Ельцину шансов на переизбрание.

Тем временем паром достиг Босфора, но впустить «Аврасию» в пролив турки отказались наотрез. Российский министр иностранных дел Андрей Козырев развернул кипучую деятельность с тем, чтобы турки не допустили на борт журналистов и таким образом не позволили им пропагандировать «достижения» террористов. Однако власти Турции поступили с точностью до наоборот: на борт беспрепятственно прибыли турецкие телевизионщики.

«Картинку» с российского теплохода ежечасно «крутили» телеканалы всего мира. Соответственно, и международное внимание было приковано к чеченской проблеме, которую Россия справедливо считала и считает своим внутренним делом. Захват «Аврасии» приносил террористам именно те дивиденды, на которые они рассчитывали. Доморощенные правозащитники во главе с Сергеем Адамовичем Ковалевым торжествовали.

Вдохновленные успехом, налетчики приступили к расстрелам российских заложников:

— Пожалуйста, встаньте к этому борту. И вы, вы подойдите сюда, чтобы попасть в кадр…

К счастью, расстрелы перед объективами телекамер оказались имитацией. Тем не менее весь мир содрогнулся. Отовсюду неслись требования в поддержку террористов: «Остановить войну в Чечне и вывести войска», «Да здравствует национально-освободительная борьба мужественного чеченского народа», «Предоставить республике независимость», «Снять блокаду с Первомайского»… Особенно усердствовали турецкие СМИ.

Наутро 18 января 1996 года террористы узнали о ночном прорыве банды Радуева в Чечню и возликовали: их коллеги вышли из Дагестана с честью! По-своему отреагировало на успех Радуева правительство премьер-министра Тансу Чиллер: «Аврасии» неожиданно было позволено войти в Босфор.

В одном из самых узких в мире проливов — средняя ширина 2 км — захваченное судно стало легкой добычей не только журналистов, но и вообще всех желающих. К теплоходу приставали чьи-то яхты, катера, шлюпки с небольших кораблей. Рядом садились на воду гидропланы и зависали в воздухе вертолеты. На борт «Аврасии» то и дело поступали какие-то пакеты, сюда сами террористы беспрепятственно спускались в катера и шлюпки, после чего благополучно возвращались на борт парома.

Здесь же, в Босфоре, борт покинул, перебравшись на катер без опознавательных знаков, невысокий мужчина с зачесанными назад черными волосами и залысинами. Этот человек лет 45 появился на судне в самом начале теракта и держался в стороне от других пассажиров, словно присматривая за происходящим. Время от времени он подносил ко рту ладонь и шевелил губами. Несложно было догадаться, что мужчина поддерживает связь с полицейскими, сопровождающими российский корабль. Пассажиры хорошо запомнили странного гостя со шрамом справа на шее — прямо под подбородком.

Наконец судно прижалось к причальной стойке, и на борт повалили турецкие полицейские — усатые, до зубов вооруженные, деловитые. Террористы даже не подумали бежать или прятаться среди пассажиров. Все девять похитителей охотно сдали стражам порядка свое оружие. Полицейские в ответ даже не надели на террористов наручники и не стали никого обыскивать. Борцам за «независимую Ичкерию» просто велели следовать к трапу.

Какого же было изумление собравшихся на верхней палубе пассажиров, когда туда вновь пожаловали… арестованные террористы. Оказывается, турки отпустили их попрощаться с заложниками. Такого в международной практике освобождения людей еще не бывало.

Затем полиция перевезла всю девятку арестантов в полицейский участок порта Эрегли. Там их поселили безо всякой охраны в просторной, чистой камере с телевизором и даже санитарным узлом — большая редкость для турецкой тюрьмы!

Затем в городок Эрегли прибыли для дачи свидетельских показаний бывшие заложники — российские граждане. Им сразу бросилось в глаза поразительное равнодушие турецких следователей: на показания 88 человек хватило 20 протокольных страниц. Казалось, турки выполняют никому ненужную, чисто формальную работу и хотят поскорее с ней покончить.

Со временем российской ФСБ удалось идентифицировать того самого черноволосого мужчину с залысинами и шрамом на шее, который в ходе теракта находился на борту парома и по радио поддерживал связь с полицией, причем безо всяких на то возражений со стороны террористов!

Представим его вам, читатель: Эргюн Кылычаслан, глава центра по подготовке отряда специального назначения «Силиври», кадровый сотрудник управления МИТ в Анкаре. МИТ (Milit Istihbarat Teskilati) — это Национальная разведывательная организация, могучая турецкая спецслужба. Название обманчиво: МИТ занимается не только разведкой, но и контрразведкой, ликвидацией беглых оппозиционеров по всему свету, борьбой с исламским и курдским терроризмом, проведением спец операций.

При этом МИТ не стесняется в средствах и работает с необычайной для современной спецслужбы наглостью, порой и вовсе не таясь, в открытую. Пытки, вербовки туристов с применением психотропных препаратов, сотрудничество с уголовными авторитетами, отстрел неугодных Руками бандитов и даже организация терактов — повседневная практика турецких «чекистов». Очередной спец операцией МИТ был и захват российского теплохода.

Подполковник Кылычаслан позаботился, чтобы полиция в порту Трабзона не помешала террористам проникнуть на борт вместе с оружием. Турецкий секретчик позаботился также о том, чтобы «Аврасия» какое-то время «поболталась» у входа в Босфор, где захваченный пароход увидели, сфотографировали и сняли на видео тысячи моряков и пассажиров с проходящих судов.

Между тем турки сами много лет страдают от курдского сепаратизма. Зачем же Турция выступила на стороне чеченских сепаратистов, какой ей от этого прок? Интересы чеченцев и турок многократно совпадали в прошлом, когда Россия выступала главным врагом тех и других. Чеченцы видели в русских поработителей и оккупантов, а Турция считала Северный Кавказ сферой своих интересов.

Кроме того, ностальгия по великому прошлому Османской империи породила пантюркизм — идею единения тюркских народов, главным образом, для противостояния остальной цивилизации. Общая численность тюркских народов в СНГ составляет порядка 50 миллионов. В России это татары, башкиры, якуты, но ближе всех к Турции проживают кавказцы — карачаевцы и балкарцы. Согласно пантюркизму, все тюркские народы должны жить в едином государстве.

Однако после Второй мировой войны мир был надежно поделен: эпоха территориальных захватов осталась в прошлом. Вот почему МИТ действовала, так сказать, по привычке: в конце концов, спецслужбы должны ведь как-то оправдывать свое существование. Так советский КГБ «шил» дела диссидентам: «контора» писала, рапортовала, получала очередные звания, ордена и премии. Вплоть до Михаила Горбачева никому «наверху» даже в голову не приходило поискать хоть какую-то пользу от этой кипучей деятельности: «шить» дела попросту было заведено.

Союз турок с чеченцами противоречив еще и потому, что Турция — государство светское. Впервые в истории мусульманского мира появился гениальный лидер, который беспощадно провел деисламизацию страны. Мустафа Кемаль Ататюрк был убежден, что ислам — не вина, но величайшая беда турецкого народа. Одержав в 1923 году верх над мракобесом-султаном и его кликой, Ататюрк немедленно отделил ислам от государства.

Сегодня за использование на минарете электроусилителя муэдзин идет под суд. Ношение никаба[25] и фески запрещено..

Удерживать девочек от школы — преступление, впрочем, как и многоженство. В отличие от большинства исламских стран, выходные дни и календарь в Турции такие же, как в Европе. Радикальные изменения коснулись даже языка, из которого последовательно изгонялись персидские и арабские слова, а арабская графика была заменена латиницей. В итоге речи самого Ататюрка пришлось переводить на современный турецкий язык, иначе молодежь не в силах была понять их смысла.

Турция — самое демократическое из мусульманских государств и единственное из них входит в НАТО. Однако над страной непрерывно нависает опасность реставрации исламизма. На страже светского государства стоит турецкая армия. Когда после очередных выборов исламисты набирают большое число голосов, генералы разгоняют парламент, запрещают исламистскую партию и проводят новые выборы. Спустя время в народе завоевывает популярность новая партия исламистов, и все повторяется.

Зато дудаевская Чечня не только вовсю опиралась на шариат, но и быстро дрейфовала в направлении радикального ислама — салафизма ваххабитского образца. Поэтому вряд ли можно утверждать, что на захват «Аврасии» тогдашний директор МИТ Сенмез Кёксал (ставший впоследствии послом во Франции) получил санкцию, скажем, совета безопасности Турции или самой премьер-министра Чиллер.

Такой монстр, как турецкий МИТ или советский КГБ, просто не может не выходить время от времени из-под контроля властей. Не случайно одним из последних «аккордов» президента СССР Горбачева стал раздел КГБ в ноябре 1991 года на госбезопасность, внешнюю разведку и комитет по охране границ. Вероятно, что и стремящейся в Евросоюз Турции придется раздробить всесильный нынче МИТ на несколько более подконтрольных организаций.

Взятие российских заложников Эргюн Кылычаслан приказал возглавить Мухаммаду Эмину Токджану — турецкому чеченцу, который участвовал — также по приказу МИТ — в войне за деление Абхазии от Грузии. Тогда Токджан близко сошелся с Шамилем Басаевым, командующим Экспедиционным корпусом КНК (Конфедерации народов Кавказа) в Абхазии.

Группу захвата Токджан сформировал, помимо своей персоны, из еще пятерых граждан Турции чеченского происхождения, двоих российских чеченцев и одного турецкого абхаза — Эртана Джушкуна. Почти все эти люди воевали в 1992–1994 годах в Абхазии против грузин.

Следствие и судебное разбирательство над Токджаном и его подельниками длились больше года. Прокурор потребовал полного оправдания подсудимых на том основании, что их действия не причинили никакого вреда турецким гражданам. Однако это уже было чересчур: мир вступал в эпоху тотального терроризма, и Турция стремилась обрести имидж цивилизованного государства.

В марте 1997-го суд в Стамбуле приговорил террористов к 8 годам лишения свободы. Опасные преступники были помещены в камеры самой строгой тюрьмы в стране — на остров Имралы, что расположен в Мраморном море, в 11 километрах от берега. Побег отсюда считается делом немыслимым.

Спустя 7 месяцев, в октябре того же года, тюремная администрация недосчиталась двоих заключенных из числа похитителей «Аврасии», включая Мухаммада Токджана. Прошли еще две недели, и столь же немыслимым образом сбежала еще пара участников захвата парома. Оставшиеся террористы, словно в утешение, были переведены с острова в материковую тюрьму со сравнительно мягким по турецким меркам режимом. Однако Кылычаслан, произведенный за операцию с «Аврасией» в полковники, и здесь не обошел заботой своих подопечных.

Граница России и Грузии проходит по шустрой горной речке Псоу; то же название носит и российский пограничный пост. Сюда и сунулись погожим днем 16 июня 1999 года двое турецких граждан. У одного из них при проверке документов и багажа российские пограничники обнаружили письмо, адресованное в Абхазию.

— «До нашего освобождения осталось три месяца, — прочитал старшему лейтенанту переводчик. — Мы все вместе, и все у нас хорошо. Надо очень многое сделать на свободе, и мы готовимся к освобождению. Нам необходимо оружие, особенно если ты найдешь пять и сорок пять. С Шамилем видишься? Мы никаких новостей не получаем. Ендер один раз сказал, что все у него хорошо. Готовятся к акции на весь Кавказ. Короче, это лето будет горячим…»

Старлей присвистнул и вытянул из того же конверта два фотоснимка. На россиянина прямо с тюремных нар взирали два незнакомых лица «кавказской национальности». Пограничник не растерялся: уже к вечеру того же дня конверт добрался до сочинского управления ФСБ. Здешние сотрудники с немалым удивлением опознали на одном фото абхазца Эртана Джушкуна, а на другом — чеченца Седата Темиза. Оба участвовали в захвате «Аврасии» 3,5 года назад, и оба должны были еще 4,5 года провести в заключении.

События ближайших месяцев показали, что информация террористов, сидевших в турецкой тюрьме, была абсолютно достоверной. В середине июля чеченский «бригадный генерал» Хаттаб (по национальности наполовину турок, наполовину саудовский араб) направил в Дагестан 200 боевиков для обстрела милицейских постов и патрулей. Непосредственное вторжение отрядов Хаттаба и Басаева началось 2 августа в Цумандинский район, а 6 августа — в Ботлихский.

Боевики разоружали сельскую милицию, оборудовали огневые позиции. В ответ федералы подтянули войска: жарким летом 1999-го началась вторая Чеченская война. В первых числах сентября все пятеро отбывавших наказание за «Аврасию» террористов попали под амнистию и вышли на свободу. Здесь их поджидала новая «ответственная работа».

На 12-й минуте после вылета из турецкой столицы трое пассажиров выхватили острые как бритвы кинжалы и топор и ринулись в кабину пилотов.

— Самолет захвачен! — наперебой кричали воздушные пираты. — Летим в Саудовскую Аравию!

На международных авиалиниях пилоты обязаны запираться еще перед взлетом. Один из террористов приставил острие кинжала к шее стюардессы Юлии Фоминой:

— Скажи командиру, чтобы отпер дверь, иначе зарежу! Летим в Саудовскую Аравию!

По инструкции стюардесса должна выполнять все требования пиратов, в то время как пилотам запрещается допускать их в кабину. Однако по недосмотру замок на пуленепробиваемой двери оказался неисправен. Поняв, что происходит, летчики принялись изнутри прижимать дверь по очереди, руками и ногами.

Когда за Фомину попытался вступиться стюард Александр Хромов, его попросту полоснули кинжалом. Пираты пообещали убивать пассажиров — 50 турецких граждан и 115 российских челноков. Один из налетчиков громогласно пообещал взорвать самолет и продемонстрировал взрывное устройство. Подчиняясь пиратам, капитан Николай Виноградов развернул Ту-154 и взял курс вместо Москвы на Медину.

Пиратами оказались трое чеченцев: 41-летний отец Супьян Арсаев и его сыновья 17-летний Денис (с материнской фамилией Магомерзаев) и 15-летний Ерисхан. Ранее судимый Супьян — террорист со стажем, ветеран первой Чеченской войны, после которой он возглавил милицию Грозного. Еще выше поднялся его младший брат Асламбек, став министром шариатской госбезопасности. Еще один брат, Адам, занимайся в этом министерстве розыском и освобождением заложников. Последних братья передавали Москве в обмен на чеченских боевиков из российских тюрем. Впоследствии инвалид I группы Супьян Арсаев прибыл в Турцию для лечения.

Борт «Внуковских авиалиний» приземлится в международном аэропорту Медины 15 марта 2001 года в 18.05 по московскому времени. Начались переговоры с угонщиками, которые рассчитывали таким образом привлечь внимание мировой общественности к чеченской проблеме. Большую часть женщин и детей — всего 50 человек — пираты в знак собственной «гуманности» освободили сами. Еще несколько человек тихонько улизнули через люк в хвосте самолета. Пилоты же, как сумели, закрепили дверь в свою кабину капроновым шнуром.

На другой день, 16 марта, около полудня из кабины пилотов послышались душераздирающие вопли. Пассажиры испуганно вжались в кресла, а Арсаевы бросились бегом в носовой отсек лайнера. В эти мгновения в оба салона сразу через три входа ворвались саудовские спецназовцы в масках. Стюардесса Юля Фомина стояла в проходе между носовым и хвостовым салонами, стараясь помещать паническим перебежкам пассажиров из одного салона в другой. И тут молодой отморозок Денис Магомерзаев совершил непоправимое — лезвием топора перерезал 27-летней стюардессе горло.

— Я труп, — прошептала она и рухнула замертво.

Рядом тут же упал ее убийца, прошитый пулями спецназа. Это событие привело папашу Арсаева в состояние аффекта, и он пырнул ножом в живот стоявшего рядом турецкого строителя Борзеля Камбаля — рана оказалась смертельной. Ветеран и инвалид первой Чеченской также был немедленно убит. А вот его старший сын Денис выжил и вместе с младшим братом Ерисханом загремел в тюрьму саудовского города Джидда.

Дальнейшая судьба Арсаевых была поначалу не вполне ясна. С одной стороны, принятая в Саудовской Аравии форма шариата предусматривает для воздушных пиратов лишь одну меру наказания — усекновение головы стальным мечом. С другой стороны, единственная в мире страна ваххабизма целиком поддерживает чеченских ваххабитов в частности и чеченский терроризм в целом. И действительно, шариатский суд приговорил Дени Магомерзаева к шести годам лишения свободы, а Ерисхана — к четырем годам.

Счастливые лица вернувшихся в Стамбул турецких авиапассажиров показало телевидение, благодаря чему сотрудники российской ФСБ опознали среди бывших заложников небезызвестного Эртана Джушкуна — того самого, которого власти Турции амнистировали во время отбытия срока за захват парома «Аврасия». Припомнили 41-летнего турецкого абхаза и стюарды, и российские пассажиры с угнанного Ту.

В то время, как всем пассажирам было запрещено вставать, Джушкун время от времени свободно передвигался по угнанному самолету, на котором оказался, конечно же, не случайно. Благодаря курдскому терроризму аэропорт Стамбула издавна славится жестоким контролем доступа. Каждое место багажа просвечивается рентгеном, «картинка» подается на экран, и не заметить топор просто невозможно. Между тем во время переговоров с командиром экипажа один из террористов вскричал: «Ты мне не веришь? Я не проносил нож и бомбу через спецконтроль, мне их пронесли». Вот эта самая миссия вооружения пиратов и лежала на Джушкуне — сотруднике МИТ и ветеране абхазской войны.

Едва миновал месяц после драмы Ту-154 «Внуковских авиалиний», как люди из МИТ предприняли новую анти-Российскую акцию. Время выбрали — лучше не придумаешь. Вечером воскресенья 22 апреля, в разгар празднования Дня независимости Турции, в стамбульский отель «Швейцария» ворвались 13 мужчин в черной одежде с пистолет-пулеметами и автоматами в руках. Они объявили заложниками всех, кого успели загнать на 5-й этаж, в конференц-зал.

Так в руках террористов оказались более ста граждан Швейцарии, США, Великобритании, Франции, Японии, а также четверо россиян. Возглавлял захват не кто иной как Мухаммад Токджан — тот самый турецкий чеченец, который на исходе 16 января 1996 года овладел паромом «Аврасия». Дальнейший путь террориста прослеживается пунктирно. В октябре 1997-го, как уже говорилось, Токджан бежал из «Имралы» и какое-то время скрывался на базах и явках МИТ.

В 1999-м Токджан получил от Эргюна Кылычаслана новое задание, однако был арестован полицией при попытке вылететь из Стамбула в террористический край Косово. Всемогущий полковник и на сей раз не бросил ценного агента: уже в декабре 2000 года Токджан был амнистирован. Теперь он вступил в телефонные переговоры с начальником управления безопасности Стамбула Кязымом Абанозом.

— Я и мои товарищи, чеченцы, поддерживаем действующих в Чечне партизан и требуем немедленно прекратить проводящуюся там контртеррористическую операцию, — объявил профессионал террора. — Мы выбрали этот день в знак солидарности с Чечней. Сегодня исполнилось пять лет со дня смерти Джохара Дудаева, выдающегося сына чеченского народа. Мы хотим снова обратить внимание мировой общественности, и в первую очередь администрации американского президента, на ситуацию в Чечне. Мы приглашаем на переговоры о судьбе заложников министра внутренних дел Садеттина Тантана.

Теракт живо напомнил захват «Аврасии» в 1996-м. Каким образом тщательно охраняемая дорогая гостиница стала беззащитной жертвой террористов? Где они прятали автоматическое оружие на забитых полицией праздничных улицах?

Наутро прибыл глава турецкого МВД Садеттин Тантан. Начался торг, в ходе которого власти согласились ознакомить прессу с заявлением террористов, а те пообещали освободить заложников и сложить оружие. Обе стороны сдержали слово: очередной пропагандистский финт турецкой спецслужбы удался на славу. Особое впечатление на всех «симпатизантов» чеченского терроризма произвело то, что никто из заложников не пострадал. Чеченцы — и что самое важное, не только турецкие, — резко «поднялись» в глазах мирового общественного мнения. За «непропорциональное» использование военной силы Россию клевали все кому не лень.

Спустя полтора с лишним года, 30 декабря 2002-го, состоялось заключительное заседание суда над группой Мухаммада Токджана. На сей раз ситуация по сравнению с 1996 годом резко изменилась. После налетов камикадзе на Нью-Йорк и Вашингтон демонстративная суровость но отношению к террористам стала правилом международного «политеса». Турецкий прокурор потребовал «засадить» Токджана на 26 лет. А вот суд, напротив, проявил снисходительность и приговорил террориста к 12 годам тюрьмы. Теперь, похоже, Мухаммад Токджан сел и в самом деле надолго.

Нынче амнистировать террористов, а тем более рецидивистов, — дурной тон. Однако это не значит, что необъявленная война турецкой МИТ против России завершилась. Под патронатом МИТ в Малой Азии по-прежнему в открытую орудуют различные организации, материально и морально поддерживающие чеченское сопротивление.

Оккупированная турецкой армией северная часть Кипра еще в первую Чеченскую войну стала перевалочной базой для чеченского героина и партий оружия. Около пяти тысяч боевиков, подготовленных в разведшколах МИТ, просочились через грузинские ущелья в Чечню. Сотни турецких агентов внедрены на российской территории вне пределов Чечни, как правило, под прикрытием вполне легального бизнеса. Именно так, сотни, ведь счет одних только разоблаченных турецких шпионов идет на десятки.

Курсантам турецких разведшкол и по сей день вбивают в головы, что Россия — вражеская страна.

Нигде больше нет такого влажного плотного воздуха — кажется, его можно пить. Нигде нет такого безнадежно серого неба — здесь никогда не выглядывает из-за туч солнце. Воздух перенасышен влагой. Капельки оседают на одежде, на стеклах, автомобилях. Но дождей в Лиме не бывает. Парки и бульвары с колоннадами из королевских пальм зеленеют только благодаря поливу. Из-за высокой влажности горожане болеют ревматизмом и астмой чаще, чем в любой другой столице.

Между тем в Лиме и примыкающем порте Кальяо проживает свыше 7 миллионов человек. Население стремительно выросло в 1970-х и 1980-х годах за счет лишившихся земли крестьян. В окрестностях перуанской столицы появились тысячи сплетенных из пальмового волокна домиков. Чтобы выжить, вчерашние крестьяне объединились в поселки-коммуны. Каждый третий взрослый здесь не имел работы и был неграмотен. Лучшей питательной среды для левацкого экстремизма было не сыскать — особенно с учетом того, что свыше половины населения составляет в Перу темпераментная молодежь.

Материальной базой юных сокрушителей устоев стали посадки коки и укрытые в сельве фабрички по переработке листьев в кокаин. Ежегодно экспорт этого наркотика — преимущественно в США — приносил в 1980-х от 800 миллионов до 1,2 миллиарда долларов, то есть порядка 3–4 % валового внутреннего продукта страны. На доходы от наркоторговли жили до полумиллиона перуанцев.

«Быстрые» кокаиновые деньги позволили до зубов вооружиться сразу двум коммунистическим группировкам. Члены Революционного движения «Тупак Амару» (Movimiento Revolucionario «Tupac Amaru»)[26] считали себя продолжателями дела мировой революции и пламенного Це Гевары. Юные участники «Сендеро луминосо» («Sendero Luminoso» — «Светлый путь») более чтили Мао Цзэдуна: их идеалом была культурная революция, в ходе которой «великий кормчий» отдал огромный Китай на растерзание недоучкам из средних школ и профтехучилищ.

Геваристы и маоисты по всей стране подрывали магазины и кинотеатры, атаковали полицейские участки и армейские казармы, грабили банки и почтовые отделения, перерезали линии электропередачи и железные дороги. Эта бурная «революционная» деятельность год за годом уносила жизни тысяч перуанцев. В ответ армия уничтожала в горах посадки коки и «зачищала» поселки индейцев, которые составляли социальную основу левацкого экстремизма.

Но кокаина производилось все больше. Если в 1981 году грамм наркотика на улицах Майами (штат Флорида, США) стоил 60 долл., то в 1988-м — уже 11 долл. Тем временем запуганные предприниматели вывозили из Перу капиталы и эмигрировали. К концу 1980-х экономика страны пришла в упадок, а счет жертвам террора и контртеррора пошел уже на десятки тысяч. «Тупак Амару» и «Сендеро луминосо» получили прозвище «кровавых сестер»: идеологические разногласия между ними были ничтожны, а методы борьбы с собственным народом решительно ничем не отличались друг от друга.

Зато стоило правительству проявить ответную жестокость, как толпы правозащитников (включая католических прелатов) начинали громко выступать, обличая нарушения прав человека в «свободной, демократической» стране. Но вот появился человек, который твердо пообещал покончить с наркотерроризмом и привлечь в страну громадные японские инвестиции. Звали этого человека Альберто Фухимори. Он был состоятельным перуанцем японского происхождения и имел обширные связи среди политического и экономического истеблишмента богатейшей Японии.

Народ поверил: в 1990 году Фухимори одержал впечатляющую победу на президентских выборах. Новому лидеру было абсолютно ясно, что в борьбе с многочисленными повстанческими группировками полностью избежать нарушений прав человека невозможно: террористы давно привыкли укрываться от армии и полиции среди мирного населения, главным образом, у своих родственников. О том же свидетельствовал и опыт других стран.

Например, в ФРГ в ходе борьбы против левых экстремистов из РАФ и «Движения 2 июня» были приняты поправки к конституции, которые получили название «Законы Баадера-Майнхоф» (по фамилиям основателей РАФ). Родные и друзья подсудимых лишились возможности присутствовать на процессе. Отсутствие больного или ослабленного голодовкой ответчика перестало быть помехой для суда над ним. Судьи получили право исключать из процесса адвокатов, заподозренных в связях с террористами.

Альберто Фухимори действовал железной рукой. Когда в 1992 году депутаты отказались принять пакет контр террористических законов, президент попросту распустил парламент страны и самостоятельно ввел эти законы в действие. Советник Фухимори по вопросам национальной безопасности Владимире Монтесинос возглавил ведущую перуанскую спецслужбу СИН (8Ш). Этот решительный интеллектуал не знал жалости к своим противникам и был неразборчив в средствах.

Сведения о местонахождении кокаиновых фабрик, лесных лагерей и городских конспиративных квартир были известны давно, однако прежде спецслужбам не хватало политической воли высшего руководства. Теперь было налажено прослушивание едва ли не всех перуанцев левых взглядов, особенно в университетах, этих рассадниках экстремизма. При подозрении в связи с террористами студентов, преподавателей, профсоюзных боссов, коммунистов похищали, пытали и даже убивали.

В ближайшие три года Монтесинос покончил с терроризмом. Солдаты и полицейские перебили сотни боевиков «кровавых сестер» и их пособников, уцелевших бросили на тюремные нары. Перуанцы перестали на каждом шагу бояться за свою жизнь, а «сердобольных» правозащитников больше никто не слушал. С другой стороны, Фухимори молниеносно либерализовал экономику, создав тем самым благоприятный инвестиционный климат. В страну хлынули японские капиталы.

А вскоре наступил роковой вторник 17 декабря 1996 года, когда японский посол в Лиме устроил пышный дипломатический прием по случаю национального праздника — дня рождения Акихито, императора Японии. В роскошных залах главного для экономики Перу посольства бурлила разряженная толпа в почти пятьсот человек, и рекой текло шампанское. Перуанские министры чокались с дипломатами всего мира, а дамы блистали нарядами «от кутюр». Из скрытых динамиков лились народные японские мелодии.

Не веря своим глазам, как в замедленной киносъемке, гости увидели, что там и тут юные официанты и официантки отбрасывают свои подносы, отталкивают тележки и выхватывают из-под ливрей автоматы с укороченными стволами. Несколько человек посообразительнее молча направились к выходу, но и там уже также многозначительно стоял автоматчик. Поверх голов загремели очереди, посыпалась штукатурка, раздались крики ужаса.

— Вы захвачены Революционным движением «Тупак Амару», — прокричал стройный мужчина лет тридцати. — А ну выключить к черту музыку! Это приказываю я — Нестор Серпа Картолини. Я теперь отвечаю за ваши жизни вместе с… правительством Альберто Фухимори. За каждого из вас японскому президенту республики Перу придется выпустить на свободу одного нашего товарища. Список у меня с собой…

С этими словами террорист вытащил из-за пазухи стопку бумажных листов, помахал ими в воздухе и зловеще расхохотался. Тогда еще никто не знал, что среди четырехсот с лишним боевиков, чьего освобождения добивались террористы, была и жена самого команданте Серпы — единственного оставшегося на свободе лидера «Тупак Амару». Но требованием освободить «революционеров» Нестор Картолини не ограничился: в его «пакете» нашлось место и для требования прекратить рыночные преобразования Фухимори, и даже для признания движения «Тупак Амару» в качестве легитимной политической силы.

Никогда в истории в руки террористов не попадало еще такое количество высокопоставленных заложников — министров, дипломатов, журналистов. Многие припомнили 21 декабря 1975 года, когда Карлос Шакал захватил в Вене?0 человек, в том числе 11 министров стран ОПЕК. Тогда австрийские власти незамедлительно выполнили все требования террористов.

В Лиме же инициативу взял на себя поначалу начальник столичной полиции: ему пришла в голову «оригинальная» идея напустить в здание слезоточивого газа после чего беспрепятственно разоружить корчащихся от нестерпимого жжения в глазах террористов. Полицейские подтащили газометы и, натянув противогазы, пошли в атаку. Каково же было удивление стражей порядка, когда из окон посольства загремели предупредительные очереди, причем на автоматчиках красовались точно такие же противогазы! Зато весь взятый в заложники «бомонд» отчаянно тёр глаза руками и в полу безумии метался по своей шикарной тюрьме. Предусмотрительный Картолини махал рукой бесславно ретировавшимся полицейским; из-под резиновой маски команданте глухо раздавался гомерический хохот.

Когда газ испарился, предводитель «Тупак Амару» позвонил в полицию:

— Я не потерплю больше подобных штучек! Имейте в виду, здание заминировано. При следующей попытке штурма мы разнесем здесь всё к чертовой матери! Нам, беднякам, нечего терять, кроме своих цепей…

Когда Монтесинос доложил о случившемся Альберто Фухимори, тот схватился за голову.

— Я обещал покончить с терроризмом — и я сдержу слово, — твердо произнес шеф перуанской службы безопасности, стоя навытяжку перед своим президентом. — Но если мы выполним требования этих негодяев, страна погрузится в пучину террористической войны. Освобождение людей — задача реальная. Мне всего лишь необходимо время.

Фухимори справился с минутной слабостью и протянул руку:

— Хорошо, Владимире. В обращении к нации я заявлю, что применение силы исключено. Мы будем вести с ними переговоры. А ты дай знать, когда все будет готово, Общее руководство операцией возлагаю на себя.

За происходящим в японском посольстве в Лиме, затаив дыхание, следил весь мир. Круглые сутки здание осаждали свыше тысячи журналистов всех цветов кожи. Повылезли из щелей разномастные правозащитники. С трудом скрывая радость, они без устали давали интервью и напоминали, что теракт стал следствием того самого попрания прав и свобод, против которого они выступали. Родные и друзья захваченного в плен «бомонда» засыпали перуанского президента слезными телеграммами: ради бога, не допустите гибели наших родных, освободите всех Мирным путем!

Штаб по освобождению заложников разместился во «Дворце Писарро». Так называют президентский дворец на центральной площади, рядом с которым высится памятник Франсиско Писарро, завоевавшему государство инков и основавшему Лиму.

Фухимори продемонстрировал несгибаемый характер. Отныне все перуанское руководство жило под лозунгом «Время работает против террористов». Начались интенсивные переговоры, в которых участвовали католические епископы, японское правительство, эстрадные звезды. Уже 18 декабря, спустя лишь сутки, команданте Серпа Картолини отправил на волю десяток серьезно больных пленников, дабы снять с себя ответственность за их здоровье.

Необычную инициативу проявил один из заложников, отставной перуанский офицер Луис Джамперти. Он непрерывно что-то бормотал, обращаясь к кадкам с пальмами и цветочным клумбам в саду, настольным светильникам и люстрам, рукомойникам и… унитазам. Как прочим заложникам, так и террористам было совершенно ясно, что сей господин повредился умом.

— Я, полковник в отставке, Луис Джамперти, полагаю, что вам будет интересно знать мое мнение по поводу сегодняшнего завтрака, — примерно так начинал этот человек свои «задушевные» монологи.

Изображая помешательство, отставник пребывал в абсолютно здравом рассудке. Он прекрасно знал, что на воле полным ходом идет подготовка операции по освобождению людей, — следовательно, на здании закреплены сотни чувствительнейших микрофонов и видеокамер. И действительно, «слухачи» Монтесиноса зафиксировали какой-то мужской голос и разобрали фамилию Джамперти, когда полковник в очередной раз высокопарно представился нескольким фигуркам-нэцкэ из слоновой кости.

Между тем террористы быстро убедились, что охрана полутысячи капризных богатеев — дело чрезмерно хлопотное. Уже к католическому Рождеству, спустя неделю после захвата, Картолини произвел «селекцию», выбрав из числа заложников 220 наименее значимых либо наиболее ослабленных персон. Все они были отпущены на свободу под рукоплескания «прогрессивной общественности». Расщедрившись, команданте разрешил передать заложникам рождественские подарки и допустил в здание представителя Красного Креста.

Естественно, то был человек Монтесиноса. В подарок Джамперти он вручил тяжелое распятие:

— Почаще общайтесь с богом, полковник, и всё сложится благополучно.

Когда секретчик удалился, Джамперти прислушался. Из-за окон доносились звуки бодрого армейского марша — подобную музыку целыми днями «крутили» по приказу Монтесиноса для того, чтобы скрыть шорохи вокруг посольства.

— Господи Иисусе, сделай же так, чтобы мои уши могли услышать танго, — прошептал Луис Джамперти, поднеся распятие к губам. — Душа устала от маршей!

Окружающие смотрели на сумасшедшего с сочувствием. Никто не обратил внимание, что спустя пару минут за окнами из динамиков грянуло танго. Отныне перуанская разведка имела источник информации внутри здания: в распятие был встроен микрофон.

Тем временем люди Монтесиноса прилежно расспрашивали всех, возвращающихся с переговоров посредников о расположении постов террористов, об их оружии, о местонахождении заложников. Выяснилось, что в подчинении у команданте Серпы находятся две дюжины очарованных революционной романтикой юнцов и девиц в возрасте не старше 20 лет. Для консультаций перуанских коллег прибыли лучшие специалисты по контртеррору из США и Японии.

Наступил новый 1997 год, а «правдоподобным» переговорам не видно было конца. То и дело они заходили в тупик, и Серпа не раз подумывал о показательных казнях 1–2 заложников. Однако он догадывался, что в этом случае здание будет взято штурмом незамедлительно. Прошел январь, наступил февраль, и команданте стало казаться, что власти всерьез намерены выполнить его требования. Вместо расстрелов он продолжал понемногу освобождать пленников — женщин, больных, престарелых, инвалидов. Вместе с очередной партией освобожденных заложников весьма «технично свалили» и… восемь боевиков: ребята здраво рассудили, что их короткие жизни висят на волоске.

Между тем страны, чьи граждане оказались заложниками, по-прежнему давили на Фухимори с тем, чтобы он выполнил требования террористов и прекратил подвергать опасности жизни невинных людей, которые вдруг оказались втянуты в перуанские «разборки». На Фухимори «наезжал» даже Красный Крест.

Ощущая себя звездой мирового масштаба, команданте Серпа индюком надувался перед телекамерами. Его наперебой благодарили за «гуманизм». Ему названивали знаменитости, которых он раньше видел только в телевизоре. Да и боевики просто балдели от «изобретательности» своего предводителя.

А что творилось внутри страны! Правые партии настаивали на скорейшем штурме и винили президента в слабости. Леваки вопили в СМИ о том, что антинародный режим готовит расправу с борцами за свободу трудящихся. Всевозможные комментаторы и эксперты громогласно объявляли, как бы они поступили на месте «вялого лидера».

Наступил март, а с террористами по-прежнему общались самые авторитетные в Перу люди. Перед «революционерами» мелким бисером рассыпались посещавшие заложников священники и врачи, а президента Фухимори не критиковал разве что ленивый. Ситуация самым удивительным образом законсервировалась, причем постепенно террористы прониклись симпатиями к своим жертвам: заработал «стокгольмский синдром наоборот». Юные боевики вдруг открыли для себя, что «эксплуататоры», «капиталисты» и «агенты мирового империализма» — обычные люди, которые чувствуют так же, как бедняки и пролетарии.

Никто не догадывался, что многочисленные переговорщики давно начинили здание радиозакладками: секретчики Владимире Монтесиноса слышали каждый шаг и каждый звук внутри, не говоря уже о регулярных докладах полковника Джамперти. Лучшие специалисты составили психологические портреты всех террористов. Под резиденцией были прорыты ходы, позволяющие проникнуть внутрь, а на стрельбище перуанской военной академии выстроили в натуральную величину макет здания. Днем и ночью лучшие подразделения коммандос отрабатывали штурм с последующим подробнейшим «разбором полетов» и внесением корректив в имевшиеся планы.

Операция по освобождению заложников была названа «Чавин-де-Уантар» по имени центра самой древнейшей перуанской культуры.[27]

Властям не было никакого смысла провоцировать оставшихся на свободе боевиков на новые похищения людей ради освобождения из тюрем своих товарищей. Поэтому спецназ получил ясную установку: пленных не брать.

Миновали четыре бесконечно долгих месяца. Нервы террористов, как догадывается читатель, крепче за это время не стали. В плену продолжали томиться 72 человека — наиболее крепкие мужчины. Спецслужбы установили едва ли не по минутам распорядок дня, сложившийся в захваченном здании. Вечером 21 апреля 1997 года генерал Монтесинос доложил президенту о полной готовности. На другой день истекли ровно 18 недель с начала теракта. Фухимори отдал приказ о штурме.

Когда после обеда 22 апреля коммандос через подвал ввалились в спортзал посольства, это явилось полной неожиданностью для террористов: те попросту… играли в футбол. Оружие и гранаты спокойно лежали за футбольными воротами, а на «стрёме» в разных концах посольства находились лишь три человека. Ураганный огонь сразу положил девятерых футболистов.

— Сдаемся! — отчаянно завопили две девушки с поднятыми руками. — Не убивайте!

Но думать надо было раньше. В следующий миг и их прошили очереди. В это время другие бойцы мчались к точкам, где несли «службу» часовые «Тупак Амару». Свинца коммандос не жалели — и ни единого террориста не осталось в живых. Выстрелить в подбегающего врага успел лишь сам команданте Картолини — за пол-мига до собственной кончины.

— Господин президент, банда «Тупак Амару» прекратила свое существование, — доложил Владимире Монтесинос по телефону спустя 40 минут после получения приказа. — Один заложник скончался на месте от разрыва сердца. Двадцать пять заложников легко ранены. В ходе выполнения боевого задания геройски погиб один боец. Больше никто не пострадал.

Альберто Фухимори немедленно выехал на место, чтобы лично осмотреть здание, к которому 126 дней подряд было приковано все внимание мира. Информационные агентства уже передавали сообщения о блистательной операции «Чавин-де-Уантар», а на телеэкранах красовались счастливые лица освобожденных людей. Перуанский президент вмиг стал всеобщим любимцем и вскоре был переизбран на второй срок.

Впоследствии Владимире Монтесинос нагрел руки на поставках оружия (в том числе из России), подкупал оппозиционных политиков и допускал иные злоупотребления. Это помогло оппозиции осенью 2000 года свалить режим Фухимори. Монтесинос был арестован, а президент нашел политическое убежище на своей «исторической родине» — в Японии. Вскоре перуанский парламент отменил «законы Фухимори» как антидемократические, ущемляющие права человека. Отдельно экс-президенту вчинили в вину «расстрел» в японском посольстве 22 апреля 1997 года: «футболисты», дескать, не собирались убивать заложников и не оказывали сопротивления спецназу.

Вот когда праздник постучался на улицу под названием Терроризм. Мигом заработали кокаиновые деньги, а страна начала погружение в кошмар взрывов и поджогов, убийств и взятия заложников. К концу 2002 года ситуация стала нестерпимой, а 8 января 2003-го парламент Перу дружно проголосовал за предоставление новому президенту Алехандро Толедо особых полномочий для наведения порядка. На смену «законам» Фухимори пришли «законы» Толедо. Поверьте, читатель, эти акты настолько далеки от норм современной юриспруденции, что назвать их законами без кавычек рука не поднимается.

…Когда 26 октября 2002 года спецназ освободил заложников мюзикла «Норд-Ост», на российское руководство набросились многие как отечественные, так и зарубежные журналисты с обвинениями в некомпетентности и поспешности действий. В качестве примера образцовой операции чаще всего приводили именно штурм японского посольства в Лиме. Дескать, следовало затянуть время, «вытащить» в ходе переговоров как можно больше заложников и получше подготовиться к спасению парализованных газом людей.

Увы, перуанский опыт в Москве не годился. Молодые чеченские террористы гораздо опаснее перуанских, поскольку являются не марксистами-идеалистами из католической страны, а фанатиками, выросшими в шариатской республике. Когда исламист говорит: «Я хочу умереть больше, чем ты хочешь жить», это может оказаться не наигрышем, но чистой правдой. Разумеется, в Перу нет и быть не может исламского культа шахидов. Ну какой смертник из Нестора Картолини, если он добивался освобождения собственной супруги? Какие смертники из южноамериканских партизан обоего пола, если те еженощно радуются сексу под сенью экваториального леса? Захватив заложников, боевики «Тупак Амару» рассчитывали исключительно на мирное разрешение ими же созданного кризиса, то есть на победу. Психологический настрой захватчиков «Норд-Оста» был совершенно иным.

Один за другим пилоты опрокидывали свои машины в пике. Внизу, насколько видел глаз, стлался поверх невысоких гор сплошной ковер всех оттенков зеленого: джунгли. Распахивались створки бомболюков, и взвивались над зеленым царством столбы из пламени, комьев почвы, вырванных с корнями деревьев и дыма — густого, насыщенного влагой и гибнущими насекомыми. Иногда на выбомбленных участках мелькали разрушенные хижины, неподвижные тела, и пилоты удовлетворенно хмыкали: ошибки нет, здесь действительно укрывалась база повстанцев. Чего пилоты не могли увидеть, так это замаскированного блиндажа внизу. В землянке, крытой цельными стволами пальм, находились трое.

— Наше нынешнее положение в горном районе Камаплау вовсе не хорошо, — говорил мальчик лет двенадцати, опираясь на американскую штурмовую винтовку М-16.[28]

— Похоже, мы скоро лишимся нашей базы. Вражеские войска, состоящие из четырех полков во главе с полковником Сое Теином, приближаются к нашей базе… Записал, Ые?

Тот, кого звали Ые, сидел на скрещенных ногах перед раскрытым портативным компьютером. Прикусив от усердия язык, Ые сосредоточенно ударял по клавишам, а при каждым разрыве бомбы делал сразу несколько опечаток.

— Добавь, Ые, что цель Сое Теина — захватить нашу базу до Дня революции двадцать седьмого марта, — сказал другой мальчик, внешне неотличимый от первого, но с «Калашниковым» на шее. — Полковник координирует действия с тайскими пограничниками. Они перерезали нам все линии снабжения, открывают огонь при попытке пересечь границу и сообщают врагу о наших передвижениях. Наша база почти вдребезги разрушена в результате тяжелой бомбардировки…

Очередная бомба упала совсем близко, блиндаж вздрогнул, и на клавиатуру ноутбука просыпалась сквозь щели в перекрытии земля. Сверху донеслись истошные крики, Ые вздрогнул, но вооруженные мальчуганы одинаковой наружности даже ухом не повели. Как по команде, оба стряхнули пепел со своих сигар на земляной пол и снова зажали сигары зубами. Ые было лет восемнадцать, рядом с подростками-близнецами он казался взрослым мужчиной. Тем более стороннему наблюдателю было бы странно видеть, как Ые пишет под их диктовку.

«Мы столкнулись со множеством трудностей и подвергаемся атакам с обеих сторон, — выстукивал парень. — Тайцы бьют по нам из пушек. Когда я пишу это письмо, наша база раскачивается, словно при землетрясении. Много селян уже ранено, в том числе женщины и дети. По меньшей мере 53 человека мертвы. Если положение сохранится, мы скоро погибнем.

И действительно, артиллерийская батарея вооруженных сил Таиланда приступала к «работе» сразу после того, как штурмовики Мьянмы, отбомбившись, уходили на аэродромы. Вот и сейчас громыхнул где-то в отдалении залп: снаряды со зловещим свистом устремились к базе Армии Бога (God's Army), расположенной на заросшей непролазным кустарником границе Мьянмы и Таиланда.

— Подчеркни, Ые, что невинных жителей здесь убивают безо всякой причины, — сказал один из 12-летних мальчиков. — Международная общественность должна узнать об этом. Если надавить на тайцев, они прекратят обстреливать регион, и мы будем спасены. Пока же мы не можем найти убежища даже у родственников-каренов в Таиланде.

Издавна места по обе стороны таиландско-бирманской границы были населены каренами — смуглым народом численностью около 4 миллионов человек (самоназвание каренов — пгханьо). Большинство каренов исповедуют баптизм — одну из разновидностей христианства в протестантском варианте. Однако в Таиланде, и особенно в Мьянме, странах с преобладающим буддийским населением, христианам приходится нелегко. Буддизм — религия довольно агрессивная, стремящаяся к приобретению максимального числа верующих.

Вот почему карены сражаются за свою автономию в Бирме с того самого дня 4 января 1948 года, когда британские колонизаторы даровали этой стране независимость. Однако никакого единого фронта нет, каренское сопротивление раздроблено на добрую дюжину повстанческих групп. Старейшая из них — Армия Бога в составе порядка двухсот боевиков. Борьба лишь ужесточилась после того, как в 1989-м пришедшая к власти военная хунта переименовала Бирму в Мьянму, а столицу Рангун — в Янгон.

«Здесь нам не оставлено ни единого шанса, — продолжал свое послание Ые. — Возможно, это последнее письмо от меня, потому что я не знаю, сумею ли уцелеть. Однако пока я жив, я должен остановить бомбежки во что бы то ни стало. Чтобы удовлетворить кровожадное правительство в Рангуне, тайцы взяли под прицел Армию Бога, а ведь мы живем вместе с ее бойцами, Я пекусь не о своей жизни, но о других. Я знаю, что после тайской атаки бирманские войска набросятся и поубивают нас, включая мирных жителей…»

В пику правительству повстанцы продолжали именовать страну Бирмой, а столицу — Рангуном.

— Напиши, что мы поддерживаем Аун Сан Су Чжи, — не вынимая изо рта сигары, заметил один из мальчиков. — Мы за ненасильственные методы. Если она придет к власти, то кровопролития не будет, мы сумеем договориться.

— Только пиши это не от Армии Бога, а как бы от себя, Ые, — уточнил другой мальчуган. — Аун Сан Су Чжи вряд ли будет довольна, если ее заподозрят в связях с нами.

— Я напишу от имени нашей студенческой организации, — подхватил Ые, ожесточенно давя клавиши. — Вот, слушайте: «Мы, Энергичные Бирманские Студенческие Воины, горячо поддерживаем Аун Сан Су Чжи, лидера демократической оппозиции в Бирме и лауреата Нобелевской премии мира. Но мы не хотим покорно дожидаться перемен. Мы хотим сделать что-нибудь значительное, что ускорит перемены и спасет нашу родину от темноты…». Так пойдет, Лютер? Тебе нравится, Джонни?

Близнецы уставились друг на друга. При этом кончики их сигар столкнулись, и оба беспечно расхохотались. Ые глядел на них с завистью. В джунглях все знали, что 12-летние Джонни и Лютер Хтуу не могут быть убиты, потому что заговорены от пуль и мин. Сами мальчуганы с Удовольствием подтверждали эту легенду.

«Пули проходят навылет через наши узкие, хрупкие грудные клетки, — любили повторять братья Хтуу. — Мины не взрываются под нашими маленькими, невесомыми ногами». Они возглавили Армию Бога в возрасте девяти лет. Тогда, в 1997 году, вооруженные силы Мьянмы атаковали родную деревню близнецов на границе с Таиландом. Слух о приближении врага принесли беженцы, которые рассказали, что солдаты убивают каренских мужчин на глазах их семей, насилуют женщин и сжигают села.

Джонни и Лютер Хтуу призвали нескольких мужчин устроить засаду и встретить солдат огнем. Терять запаниковавшим мужчинам было уже нечего, поэтому они легко согласились с предложением сущих, казалось бы, \ несмышленышей. Привыкшие к безнаказанности солдаты Мьянмы попали под шквал свинца и бежали, побросав своих убитых и раненых. Тогда-то и родилась легенда о неуязвимости малолетних братьев и о том, что одно лишь их присутствие приносит божественную защиту от пуль и мин их приверженцам. Неграмотные мальчики с упоением купались в лучах славы.

— Мы сбились со счета сколько бирманских солдат убили вот этими руками, — любил с дьявольской усмешкой повторять Джонни.

Тут он с деланным изумлением рассматривал свои детские ладошки.

— Я никогда в жизни не плакал, — вторил брату Лютер. — К чему мужчине плач?

Как истовые баптисты, близнецы строго-настрого запретили в своей «армии» драки, сквернословие, наркотики и алкоголь. Единственная разрешенная вредная привычка — курение: мальчики и сами вовсю дымили, причем сигарами. Своих иссиня-черных волос братья Хтуу не стригли, а игрушками им служили… штурмовые винтовки, которые были едва короче своих владельцев.

Успехи детей в войне против профессиональных военных взбесили хунту в Янгоне и вызвали негодование рядовых буддистов. Ведь большинство из 35 миллионов бирманцев (народ мьянма) настроены против каренов. Решено было покончить с христианскими повстанцами во что бы то ни стало. Уже в январе нового 2000 года Армия Бога оказалась в отчаянном положении.

«Мы планируем другую операцию, — писал восемнадцатилетний Ые частично под диктовку юных командиров, а частично по своему собственному усмотрению. — Знаю, что многие патриоты не одобрят того, что мы задумали, поскольку нам придется столкнуться с тайскими военными, а не с нашим врагом, бирманской армией. Но у нас нет выбора, а эта операция, возможно, поможет прекратить бомбежки. В противном случае нам всем придется умереть. Я заверяю, что мы не убьем ни одного гражданского лица. Если я погибну, пожалуйста, сохраните письмо в присоединенном файле для моих родителей. Отдайте его им, когда Бирма придет к демократии.

(Верный революции, Ые Тиха.) (База Камаплау, 18 января 2000 года».)

В воздухе послышался характерный звук: заправившись и пополнив боезапас, штурмовики ВВС Мьянмы возвращались к тайско-бирманской границе.

Повстанческая база Камаплау, как полагали власти в Мьянме и Таиланде, была стерта с лица земли. Поэтому события понедельника 24 января 2000 года вызвали шок в обеих странах. На рассвете десяток боевиков из Армии Бога и организации Энергичных Бирманских Студенческих Воинов просочились на территорию Таиланда. Здесь они спрятались по обе стороны ведущего к Бангкоку шоссе.

Когда показался междугородный автобус, боевики провалили перед ним на трассу заготовленный пальмовый ствол. Водитель попытался было дать задний ход, однако такой же ствол лег и позади автобуса. Выразительно поводя автоматами, боевики приказали открыть двери и забрались внутрь. Пассажиры испуганно вжимались в сиденья — каждый знает, что человеческая жизнь теряет ценность в глазах людей, которые не видят ничего, кроме войны.

Пальмы были убраны, и шофер повел автобус туда, куда ему приказали вооруженные до зубов повстанцы. Первым крупным населенным пунктом по пути к Бангкоку оказался городок Ратбури с 50 тысячами жителей, центр одноименной провинции. Как выяснилось, именно сюда направлялись захватившие автобус боевики. Водителю было приказано остановиться у входа в городскую больницу. Боевики вбежали в здание и выставили часовых ко всем выходам. В руках десятка экстремистов оказались 700 заложников: больные, врачи и медсестры.

Требования захватчиков огласил тот самый 18-летний Ые Тиха, который около недели назад набирал на мелкой клавиатуре ноутбука послание агонизирующего подполья. Власти Таиланда должны были прекратить артобстрел запрятанных в горах баз и позволить беспрепятственный доступ боевиков на свою территорию. Собственно говоря, именно прозрачность границы с Таиландом и делала непобедимыми бирманских повстанцев на протяжении десятилетий.

Вооруженные силы Мьянмы имели возможность преследовать боевиков лишь до границы суверенной страны. В Таиланде боевики отсиживались, оправлялись от ран, пополняли припасы. Россиянам такая ситуация до боли напоминает ситуацию с Панкисским ущельем: этот труднодоступный район Грузии в годы второй Чеченской войны превратился в главную базу чеченского терроризма. В свою очередь, юные боевики из джунглей с горящими глазами слушали рассказы старших о захватах больниц Басаевым в Буденновске и Радуевым в Кизляре в первую Чеченскую.

Больницу в Ратбури оцепила полиция. Представитель властей заверил Ые Тиху, что его требования переданы премьер-министру Таиланда Хуану Ликпаю, который занимает также пост министра обороны. У повстанцев имелись серьезные основания для оптимизма. Менее чем четыре месяца назад, в октябре 1999 года, отряд, включавший членов различных мятежных группировок, перебрался из Мьянмы через границу и незамеченным проник в Бангкок — таиландскую столицу.

Здесь сводный отряд захватил бирманское посольство. Помимо дипломатов, в плен попали совершенно случайные люди, пришедшие сюда за мьянмскими визами, а также технический персонал, включая поваров, официантов и уборщиц: всего около ста человек. Власти Мьянмы настаивали тогда на силовой операции по освобождению, однако премьер Хуан Ликпай опасался большого количества жертв.

В ходе переговоров требования террористов частично были удовлетворены. Затем вместе с частью наиболее важных дипломатов повстанцев вывезли в аэропорт и по воздуху доставили на границу с Мьянмой. Здесь террористы освободили последних заложников и растворились в джунглях. Эта мягкотелость вызвала критику как из Рангуна, так и со стороны таиландских спецслужб. Рефреном звучала всемирно известная истина: уступки террористам лишь порождают новые теракты.

Вместе с тем у Хуана Ликпая имелось объективное оправдание. В буддизме и похожем на него учении джайнов существует понятие ахимсы — отказа от нанесения намеренного или случайного вреда любым живым существам. Джайны по этой причине не имеют права заниматься земледелием, ведь плуг разрезает червей и прочих обитателей почвы. Вот почему не найти в Юго-Восточной Азии палачей для исполнения смертных приговоров: это делает «расстрельная» машина — пулемет, который включается в определенное время.

Неудача при штурме посольства была бы очень тяжело воспринята населением Таиланда — государства, в котором функцию буддийского первосвященника отправляет сам король. Теперь, 24 января 2000 года, премьер Ликпай вынужден был пожинать плоды собственной уступчивости — было от чего прийти в ярость!

Многолетний кровавый конфликт в соседней Мьянме то и дело втягивал в свою орбиту Таиланд и его ни в чем не повинных граждан. В том же Ратбури давным-давно разместился жуткий рассадник терроризма — беженский лагерь, переполненный представителями бирманских национальных меньшинств и демократической оппозиции. Но захват больницы?! Столь циничной акции Таиланд в своей долгой истории еще не знал.

Наступило 25 января. Ые Тиха не подозревал, что судьба окончательно отвернулась от него и его друзей. На рассвете, спустя сутки после начала теракта, таиландские коммандос ворвались в здание больницы сразу с нескольких сторон — с крыши, из подвала, через балконы. В общем, отовсюду, откуда их не ждали. Повстанцы опомнились за миг до смерти и не успели оказать никакого сопротивления. Все до единого они были перебиты, а заложники остались живы и невредимы. К большому огорчению властей, близнецов Лютера и Джонни Хтуу среди боевиков не оказалось.

Когда в Мьянме стали известны итоги штурма, власти возрадовались, а Национальная лига за демократию (НЛД) во главе с Аун Сан Су Чжи поспешила отмежеваться от террористов.

«Мы отвергаем захват больницы вместе с больными и персоналом, — говорилось в заявлении НЛД. — Это неприемлемо, это террористический акт, и наша партия серьезно осуждает его… Это может причинить вред миру и безопасности в регионе и в то же время принижает достоинство нашей страны. Терроризм порождает терроризм… Однако партия настаивает, чтобы правительство рассмотрело корни этнических бесчинств и извлекло политический урок из произошедшего».

Запоздалость этого заявления не оставила сомнений на чьей стороне подлинные симпатии НЛД. Ведь официальное осуждение террористов бирманской оппозицией увидело свет лишь в среду 26 января — на следующий день после того, как кризис в Ратбури разрешился.

Еще через сутки, 27 января, базу Армии Бога в горах Камаплау захватили войска Мьянмы. Однако радость полковника Сое Теина была омрачена: основные силы мятежников не приняли неравного боя. Джонни и Лютер Хтуу ловко увели свой отряд из окружения через скальные расщелины: Армия Бога растворилась в джунглях, а полковник Теин только выругался. У матерого вояки не было сомнений, что близнецы продолжат войну с правительством.

Свыше половины каренских бойцов составляют незнакомые с мирной жизнью дети до 15 лет. Дети всегда сражаются как бесстрашные боевики: они не осознают опасности, даже когда идут на верную смерть. Более того, детям нетрудно внушить мысль о возможности бессмертия или загробной жизни. Обычно до 12 лет ребятишки служат носильщиками и разведчиками, а потом получают автоматы и отправляются на боевые операции. В умении метко стрелять дети быстро нагоняют взрослых, ведь любая наука в малолетстве постигается легко, «заходит» сама собой.

31 января 2000 года, ровно неделю спустя после захвата больницы в Ратбури, на интернетовский сервер Бирма. сеть поступило послание по электронной почте: «Мы планируем другую операцию, хотя многие патриоты не одобрят того, что мы задумали». Теперь всем стало ясно, что имел в виду уже покойный Ые Тиха. «Другой операцией» был как раз захват больницы, а под предшествующей ему операцией подразумевался октябрьский захват посольства в Бангкоке.

Бирманские секретчики, попытавшиеся определить, кто и откуда переслал письмо Ые Тихи, только развели руками: некто вошел в Интернет при помощи спутникового телефона и связался с Бирма. нет через прокси-сервер. Ну, а уж прокси на то и прокси, чтобы до неузнаваемости изменить адрес отправителя.

Как бы то ни было, мир отнесся к захвату больницы с негодованием, и каренским организациям пришлось срочно собраться на XII конгресс КНЮ (Karen National Union — Каренский национальный союз). Местом проведения конгресса послужила территория Таиланда близ границы с бирманской провинцией Так. Чтобы отвести подозрения в содействии террористам, был немедленно и единогласно избран новый президент КНЮ. Им стал 73-летний Сау Ба Тин, ветеран, сражавшийся с властями Рангуна с 1949 года. В день получения сервером Бирма. нет предсмертного послания Ые Тихи новый президент поспешил выступить с заявлениями, обеляющими каренский народ:

— Много групп отделились от КНЮ. Некоторые, например, Демократическая армия каренских буддистов, перешли на сторону Рангуна, в то время как другие, например, Армия Бога, остались независимыми. Мы готовы дать им возможность извиниться за ошибки, когда они вернутся в состав КНЮ. Ведь вся наша полувековая борьба потерпела неудачу вследствие разъединенности. Если мы не воссоединимся, Рангун, следуя своей тактике «разделяй и властвуй», уничтожит нас порознь. Вместе с тем я готов к мирному диалогу с властями Бирмы.

Точно следуя известному афоризму «хочешь мира — готовься к войне», в тот же день Сау Ба Тин назначил новых командиров всех семи дивизий КНЮ. Кроме того, Сау Ба Тин призвал правительство Таиланда проявить сострадание к каренскому народу, который вынужден искать убежища между армиями сразу двух государств.

— Решительные действия Таиланда, в результате которых погибли десять повстанцев, захвативших заложников, соответствовали таиландским законам, — подчеркнул новый лидер каренов. — Они не приведут к ухудшению отношений между таиландским и каренским народами.

Военная хунта в Янгоне требует, чтобы КНЮ сложил оружие. В ответ КНЮ требует прекращения огня, но без разоружения, — на случай, если власти нарушат свои обещания. Каренам нужна автономная область с представительством в центральном правительстве страны. Янгон же опасается, что автономия станет лишь первым шагом на пути к полному отпадению каренов от Мьянмы. В общем, конфликт в Мьянме — одно из «долгоиграющих» межэтнических и межконфессиональных противостояний наподобие армяно-азербайджанского, сербско-албанского, российско-чеченского, арабо-израильского…

Откуда же в бедной Мьянме берутся средства на финансирование повстанческой войны с центральным правительством? На отвоеванных у джунглей участках расположены крупнейшие в мире после Афганистана плантации опийного мака. Продукцию горцы сдают полевым командирам, которые в пещерных лабораториях получают героин. Сигналы о приближении солдат или полицейских поступают по телефону из предгорных долин, где в каждой деревне у повстанцев свои люди. В случае опасности нехитрое оборудование навьючивается на мулов, и караван исчезает в джунглях. Через 2–3 дня лаборатория вновь действует — уже на новом месте!

Самые уязвимые во всей героиновой цепочке — маковые плантации. Плантация не лаборатория, джунглями ее сверху не замаскируешь. Посевы мака можно выжечь с воздуха напалмом или залить дефолиантами — препаратами, которые в больших дозах вызывают гибель растений. Тогда десятки тысяч горцев останутся без средств к существованию. Им останется лишь восстать против ограбившего их государства. Подобно горцам всего мира, они вооружены и отлично стреляют — мужчины, женщины и, конечно, дети. Горцы пополнят собой партизанские отряды, а каждый дом в горах станет крепостью.

Но у Мьянмы, беднейшей страны Индокитая, нет средств на то, чтобы коренным образом изменить хозяйство горцев. И все остается по-прежнему. Героин расползается отсюда главным образом в развитые страны, где уличные цены на него самые высокие. Белая смерть продолжает собирать свой «урожай», а юные партизаны на вырученные деньги закупают оружие, средства связи, одежду, продовольствие и многое другое. Готовятся новые захваты заложников: тайная война в джунглях продолжается.

После освобождения 26 октября 2002 года театрального здания на Дубровке (Москва) на российские власти обрушилась лавина критики. Корреспондент вещающей из Чехии радиостанции «Свобода» Петр Вайль в полемическом запале даже поставил Кремлю в пример действия властей Таиланда по освобождению больницы в Ратбури: вот, дескать, как чисто нужно проводить контр террористические операции!

Вайль давно известен своими антироссийскими взглядами, давно пытается оправдывать чеченский терроризм.

Не удивительно, что безоглядная пристрастность ввергла Пражского злопыхателя в сеть заблуждений. Нет и быть не может никаких аналогий между юными христианскими экстремистами из джунглей и исламскими смертниками, спустившимися с кавказских круч.

В отличие от ислама, христианство однозначно осуждает суицид, отказывая самоубийце в праве на погребение в кладбищенских пределах. Вот почему боевики Армии Бога и Энергичные Бирманские Студенческие Воины даже не угрожали взорвать больницу. Таиландским коммандос противостоял десяток мальчишек с огнестрельным оружием. Перед российским спецназом было свыше сорока увешанных взрывчаткой фанатиков.

Безнаказанность террористов надолго откладывается в головах у прочих правонарушителей: достаточно лишь раз проявить слабинку. Воспоминания об уступках таиландского правительства во время захвата посольства Мьянмы в Бангкоке в октябре 1999 года подтолкнуло к очередному захвату заложников не только бирманских повстанцев, но и уголовников. Девятерых зеков из провинциальной тюрьмы «Самут Сакхон» в 40 км юго-западнее Бангкока не остановила даже трагическая для террористов развязка в Ратбури.

Решив бежать, они заранее припасли ацетиленовую горелку с полным баллоном газа. Утром в среду 22 ноября 2000 года зеки взяли в заложники тюремного надзирателя и еще двоих сотрудников, на которых надели их же собственные наручники. Затем беглецы расплавили петли металлических тюремных ворот. Снаружи обнаружили микроавтобус, в котором сидели трое тюремных офицеров и предприниматель, поставлявший в тюрьму «Самут Сакхон» морепродукты. Размахивая отобранными пистолетами, заключенные загнали заложников в микроавтобус.

— Не вздумайте стрелять! — выкрикнул в лицо ошарашенным людям Муанг Уин, главарь похитителей. — В этом баллоне столько газа, что нас всех разнесет в клочья, если сюда попадет хоть одна паршивая пулька.

Сидевшим внутри офицерам и бизнесмену оставалось лишь поднять руки, после чего на их запястьях также защелкнулись наручники, а их пистолеты перекочевали в карманы налетчиков. Заложников стало семеро. Газовый баллон уложили на пол «микрика». Один из зеков уселся за руль, и автобус рванул с места. Но миновать последние, внешние ворота тюрьмы не удалось.

Когда распространилась весть о побеге, в тюрьму прибыли следователи. Их взорам предстал буддистский тюремный священник, 35-летний Удом Джитонгпан. В тюрьме его ненавидели все небудисты, поскольку Джитонгпан в миссионерском угаре стращал зеков ужасами нараки — многоэтажного подземного чистилища, где души умерших годами ожидают вселения в новое существо. Души грешников при этом терзают звери и насекомые, они задыхаются от запахов нечистот, их сбрасывают на заостренные колья, раздирают щипцами, варят в масле и т. д.

Сейчас Джитонгпан был не живее мумии: стало ясно, что его свалили ударом ноги, а затем пристрелили в голову. Выяснилось, что среди преступников лишь один таец, а все остальные происходили из Мьянмы. Воспользовавшись тем, что зеки отобрали у офицеров мобильные телефоны, силы безопасности установили с похитителями связь, причем переговоры транслировались в прямом эфире по радио и ТВ.

— Мы хотим домой, дайте нам уйти, и мы отпустим всех заложников на границе, — заявил Маунг Уин и пожаловался на ужасные тюремные условия: — Мы бы предпочли умереть, нежели оставаться здесь. Нам нечего терять: у нас безрадостное прошлое и нет будущего…

Весь Таиланд прильнул к телеэкранам и радиоприемникам. Видеооператоры подробным образом засняли интерьеры тюрьмы «Самут Сакхон», и тысячи людей содрогнулись, на миг представив себя на месте узников этого кошмарного места. Также все получили возможность полюбоваться решительным Маунг Уином, который, стоя рядом с микроавтобусом и не выпуская из рук пистолета, долгих 8 часов вел переговоры с властями по сотовому телефону.

Затем в эфир пошел репортаж о преступлениях, совершенных беглецами-бирманцами. Все они отбывали разные сроки за различные преступления от транспортировки наркотиков до убийства. Единственный тайский зек также был осужден за распространение наркотиков. Никто из девятки не выдвигал политических требований и вообще никак не был связан с политикой. Тем не менее они стремились вырваться из Таиланда на запад, где в непроходимых джунглях обосновались бирманские герильяс.

С наступлением темноты представители властей разрешили зекам покинуть тюрьму вместе со всеми заложниками. Позднее беглецы отпустили четверых пленников в обмен на топливо. Всю ночь они неслись по скоростной автомагистрали в направлении Мьянмы. Рано утром в четверг 23 ноября спустило колесо, и пришлось остановиться. Здесь, почти в 160 км от Бангкока, к хайвею с обеих сторон подступали джунгли. Часть зеков выбралась из «микрика», чтобы размять ноги и подкачать шину.

Беглецам и в голову не пришло, что колесо спустило не случайно. И уж тем более они не подозревали, что жители Таиланда — по крайней мере те, кто уже проснулись, — видят их сейчас в прямом эфире: видеокамеры были заранее закреплены и замаскированы на пальмах. Снайперы открыли из автоматических винтовок огонь, длившийся около минуты. Свидетелями агоний всех девятерых похитителей стали миллионы человек.

Затем на трассе, как из-под земли, появились медицинские фургоны, санитары с носилками, грузовики с солдатами и даже бронированный джип с премьер-министром Таиланда Ликпаем, который в качестве Минобороны координировал действия спецслужб. Трупы зеков накрыли белыми простынями, с заложников сняли наручники, одному из них пришлось сделать перевязку в связи с небольшим ранением. Здесь же, на фоне трупов, Хуан Ликпай сказал в микрофоны журналистов:

— Если бы мы этого не сделали, разве могли мы быть уверены, что они освободят заложников, когда достигнут границы?

73-летний король Таиланда Пумипбн Адульядёт (Рама IX) поблагодарил премьер-министра за четкие, умелые действия. Власти в очередной раз подтвердили свою способность противостоять терроризму, бандитизму и наркомафии..

Не желаете ли, читатель, взглянуть на рай земной? Тогда добро пожаловать на остров Палаван — благодатнейший из почти 7100 островов, составляющих Республику Филиппины. Круглый год на острове 28 °C, и каждый вечер завершается тропическим ливнем, который, кажется, омывает даже огромные звезды, словно приклеенные к небу. Ночью из разбросанных среди пальм гостиничных бунгало несутся стоны, вздохи, которые сливаются с шелестом листьев и рокотом накатывающих волн.

Особой популярностью пользуется фешенебельный курорт Дос Пштьмос. Лучшие девушки островного государства неустанно обслуживают здесь мужчин всех цветов кожи. Одной из девушек была Мария Фе Росадено. Ночь на воскресенье 27 мая 2001 года она проводила с Джильермо Соберо, смуглым калифорнийцем перуанского происхождения.

Неожиданно в самый неподходящий момент дверь в бунгало распахнулась, и внутрь ввалились двое неизвестных с «Калашниковыми» в руках.

— Вы взяты в плен! — объявил по-английски мужской голос с южнофилиппинским акцентом. — Встать и следовать за нами!

— Встать! — взревел другой боевик.

Спустя несколько мгновений мистер Соберо и синьорита Росадено, на ходу пытаясь натянуть на себя одежду» бежали к морю. Туда же боевики гнали обитателей других бунгало. Дородный мужчина в синей футболке семенил за своей хрупкой супругой в красной майке и очках. То была чета Грасии и Мартина Бёрнхам из Уичиты, штат Канзас.

— Вы не должны нас увозить отсюда, — крикнул Мартин, обернувшись. — Мы миссионеры и всего лишь проповедуем слово божие…

— Расскажешь о своем боге в другом месте, — ухмыльнулся боевик с ручным пулеметом наперевес. — Полезай-ка лучше в лодку!

Наладить отношения с похитителями попыталась и темнокожая молодая женщина:

— Я Энджи Монтеалегре, позвольте мне остаться! Боевик лишь ткнул ее прикладом: —Пошевеливайся!

Похитители загнали в моторный бот 20 человек. Среди них оказались 17 филиппинцев, в том числе охранник, 8-летний мальчик и несколько проституток. Остальные трое были супруги Бёрнхам и любвеобильный Джильермо Соберо. Когда застучал мотор, стало ясно, что незваные гости неслышно подошли к берегу на веслах. Теперь предосторожности были ни к чему: на максимальной скорости бот устремился по морю Суду в юго-восточном направлении. Счастливые обитатели соседних бунгало названивали по сотовой связи в полицию.

Спустя несколько минут была разбужена очаровательная Глория Макапагаль Арройо, президент Филиппин. Обстановку ей доложил советник по национальной безопасности Роило Голез:

— Синьора Арройо, у меня нет никаких сомнений, что это дело рук исламистов из «Группы Абу Сайяф». Тот же почерк, что в прошлом году в Малайзии. Да и место атаки выбрано в том же самом районе.

Похищение филиппинской «Группой Абу Сайяф» христианских туристов с курорта соседней Малайзии 23 апреля 2000 года потрясло весь мир. Тогда боевики действовали с расположенного близ Палавана острова Балабан. Они пересекли на моторках пролив Балабан и вошли в территориальные воды Малайзии (штат Сабах). Пристав к берегу, террористы согнали в свои лодки всех, кто оказался поблизости. И молниеносно отчалили.

Улов был поистине богатым: среди 21 заложника 10 оказались предпринимателями из развитых стран, уединившимися вместе с темнокожими подружками подальше от чужих глаз. Островные курорты всей Юго-Восточной Азии в одночасье превратились в опаснейшие места Земли. Туристы хлынули по домам. Рестораны, отели, яхт-клубы и школы подводного плавания закрывались сотнями. Десятки тысяч индонезийцев, малазийцев и филиппинцев остались без работы.

Прежде «Группа Абу Сайяф», как правило, брала заложников из числа самих филиппинцев, предпочитая детей и предпринимателей. Так, месяцем раньше, в марте 2000-го, террористы похитили 58 человек из средней школы на острове Басилан. Мир воспринял эту новость совершенно равнодушно, как внутреннее дело далекого-предалекого государства. Зато, узнав о захвате иностранцев в Малайзии, кто-то из политиков даже назвал юг Филиппин «Тихоокеанской Ичкерией».

В переговоры с налетчиками вступил Саирин Карно, бывший малазийский сенатор от штата Сабах с обширными связями в исламском мире. Вскоре к переговорам подключились представители ливийского диктатора Муамара Каддафи. Чтобы гарантировать безопасность и освобождение заложников, Ливия через Карно передала «Группе Абу Сайяф» 20 миллионов нефтедолларов.

Люди вырвались на свободу, а громадные деньги привлекли в банду тысячи новых членов: в считанные дни она разрослась с нескольких сотен до 4000 человек, которые были вооружены лучше, чем филиппинская армия. Большинству боевиков сильно недоставало до двадцати, а возглавлял этих подростков Хадафи Абубакар Джанджалани — усатый красавчик лет 35, известный также под боевым псевдонимом Абу Муктар.

В августе того же 2000 года его люди выкрали новую жертву — гражданина США Джефри Шиллинга, которого судьба забросила на филиппинский остров Холо. В обмен на жизнь заложника Абу Муктар потребовал от правительства США ни много ни мало 10 миллионов долларов, а также освобождения сподвижников Усамы бен-Ладена, отбывающих пожизненные сроки за взрыв» в гараже Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 1993 году: слепого египетского шейха Умара Абдель Рахмана и филиппинца Рамзи Ахмеда Юсефа.

— Мы будем сражаться против американского народа! — убежденно пообещал главарь «Группы Абу Сайяф».

В филиппинскую столицу Манилу то и дело поступали угрозы Абу Муктара убить заложника, если требования террористов не будут выполнены. Правительство тогдашнего президента Джозефа Эстрады всеми силами затягивало переговорный процесс, не теряя надежды выследить местонахождение американца и освободить его силой.

Наступил 2001-й. Президент Эстрада был обвинен в коррупции и свергнут разбушевавшимися толпами — «силой народа». У руля страны встала 53-летняя вице-президент Глория Арройо. Общественный раздор лишь ослабил центральную власть и подхлестнул террористов.

Уже 12 января 2001 вооруженный боевик выкрал из собственного дома на острове Басилан 6-летнюю Эйман Грант — падчерицу гражданина Великобритании. Впоследствии девочка была освобождена за выкуп. Зато Джефри Шиллинг спустя семь невыносимо долгих месяцев плена ухитрился сбежать: это произошло 12 апреля. У синьоры Арройо хоть одной головной болью поубавилась. Между тем на Филиппинах вот уже много лет действуют не только исламисты, но и марксистские повстанцы. Не желая войны на два фронта, глава государства решила, по крайней мере, замириться на левом фланге. 21 апреля 2001 года в президентском дворце состоялась ее историческая личная встреча с Луисом Яландони и Кони Ледесма, главарями коммунистических мятежников из Национального Демократического Фронта. Стороны договорились-таки о прочном мире: еще одной проблемой на Филиппинах стало меньше!

И вот теперь исламисты преподнесли «сюрприз», похитив из палаванского рая сразу 20 человек, в том числе троих американцев. Свои требования боевики заявили при помощи сотовой связи: вновь необходим был огромный выкуп и освобождение знаменитых зеков из тюрем США. Произошло это в разгар острейшего внутриполитического кризиса: в конце апреля, преданные экс-президенту Эстраде сенаторы, а также его сыновья вывели народ на улицы столицы с требованием вернуть власть «законному лидеру».

Обстановка раскалилась до предела, когда тысячи сторонников Эстрады, главным образом оборванцы из чудовищных манильских трущоб, штурмовали президентский дворец. Убив троих и ранив множество нападавших, бойцы спецслужб с трудом отстояли здание. Глории Арройо понадобилось собрать все мужество, чтобы ввести так называемое «состояние восстания». Это позволило полиции и солдатам не просто разгонять демонстрантов, но арестовывать их. За решетку угодили сотни оппозиционеров во главе с высокопоставленными подстрекателями.

— Вам не следует искушать меня, — пригрозила Арройо своим противникам 2 мая 2001-го. — В случае новых беспорядков я без колебаний введу вместо «состояния восстания» военное положение. И тогда вам придется забыть о многих демократических свободах.

Эта решительность благоприятно отразилась на филиппинской экономике: курс доллара в течение суток снизился с 51,55 до 51 песо, и на 3 % подскочил главный биржевой индекс страны. Теперь, 27 мая, синьора Арройо вновь проявила твердость духа. Она отдала приказ во что бы то ни стало выследить боевиков и освободить палаванских заложников силой. К операции подключились все виды вооруженных сил, полиция и спецслужбы.

Вместе со своими жертвами террористы преодолели 500 км — полностью пересекли море Сулу. И высадились на острове Басилан, в джунглях которого имели несколько баз. Однако у руля страны находился не вороватый Эстрада, а Глория Арройо — начинающая «железная леди» Юго-Восточной Азии. В считанные дни армейские подразделения напали на след похитителей и их измученных жертв.

И тогда «Группа Абу Сайяф» вновь перехватила инициативу. Перед рассветом в субботу 2 июня банда из 50 человек, гоня перед собой заложников, вторглась в тихий приморский городок Ламитан, что в 900 км южнее Манилы. Не раздумывая, террористы поспешили к белевшему в темноте силуэту церкви. Как это водится в католических странах, к зданию церкви примыкала больница. Здесь, в Ламитане, больница была частной и носила имя Джо Торреса.

Предводитель банды, укрывшийся под псевдонимом Абу Сулайман, отлично знал о «подвигах» Шамиля Басаева в Буденновске и Салмана Радуева в Кизляре. Захваченного в церкви священника вместе с палаванскими заложниками затолкали в больницу — там находились на свою беду 200 пациентов и медицинских работников ночной смены.

Самых опытных стрелков Абу Сулайман расположил на больничной крыше и на церковной колокольне. Благодаря темноте и поднявшейся поначалу суматохе четверо похищенных на Палаване филиппинцев сумели улизнуть через дверь черного хода: в их число попали 8-летний мальчик со своими родителями и охранник курортной гостиницы. Следом ринулся было и больной по имени Джо Кандидо, но к этому мгновению террористы выставили здесь юного часового.

— Мне только что сообщили, что жена умирает, — Кандидо сунул под нос боевику мобильный телефон. — Разреши повидать ее в последний раз, а?

— Ладно, беги, — кивнул подросток и повел стволом «калаша» в сторону выхода. — Здесь столько народу, что и без тебя хватит.

Обмирая от ужаса, Джо Кандидо бочком-бочком выбрался из здания, обежал его по отмостке и кинулся в спасительные кусты. Однако американцев, как персон гораздо более ценных, террористы охраняли надежно. Обнимая от страха друг друга, миссионеры Бёрнхам горячо молились о спасении. Джильермо Соберо неустанно проклинал миг, когда его голову посетила мысль о романтическом отдыхе на островах в Индийском океане — будто дома в Калифорнии моря мало!

Получив от президента карт-бланш, военные решительно взялись за дело. Больницу и церковь окружили бронетранспортеры, между которыми расположились минометчики и артиллеристы со своими «игрушками». Не мешкая, армия обрушила на больничную крышу и колокольню шквал огня из тяжелых пулеметов, минометов и орудий. Поскольку снайперам «Абу Сайяф» это не причинило никакого урона, филиппинские командиры решили ударить еще и с воздуха.

Под звуки беспримерной канонады на захваченные здания с диким клекотом принялись один за другим пикировать боевые вертолеты. Ослепительные вспышки и грохот разрывающихся ракет окончательно повергли в ужас и несчастных заложников, и все население мирного Ламитана. Однако попытки солдат приблизиться к больнице или церкви по-прежнему пресекались выстрелами снайперов.

Абу Сулайман позвонил по сотовой связи на местную радиостанцию.

— Мы удерживаем более двухсот человек, — объявил террорист. — Если вы не прекратите военную операцию и не отведете войска, казним всех! Нам самим нечего терять, мы являемся частью команды смертников «Группы Абу Сайяф».

К вечеру террористы перестали отвечать на выстрелы военных. Командиры собрались на совет, чтобы понять: похитители перебиты либо у них закончились боеприпасы? Посчитали свои потери: 4 солдат погибли, 12 ранены. Потери противника визуально оценили в одну человеко-единицу. Поскольку в зону боевых действий журналистов не допустили, пресс-конференцию армия устроила в Замбоанге — ближайшем административном центре, расположенном на соседнем острове Минданао.

— Мы с оптимизмом смотрим на перспективу благополучного освобождения заложников, — заявил представитель командования.

Однако Абу Сулайман не зря занимал четвертое по влиянию место в иерархии «Группы Абу Сайяф» — на первом был, как уже говорилось, Хадафи Джанджалани. Абу Сулайман по кличке Инженер (настоящее имя Джейнал Энтель Сали-младший) выступал и в роли офицера разведки, и в роли полевого командира, и в роли «официального» представителя террористов.

Дождавшись темноты, он неожиданно вывел свой отряд из разгромленной больницы. На случай оказания медицинской помощи в джунглях Абу Сулайман предусмотрительно пополнили ряды палаванских заложников медсестрами Деборой Йап, Рейной Малонзо и Шейлой Табуньяг, а также несколькими врачами и санитарами. Правда, синьорита Табуньяг оказалась акушеркой, но это обнаружилось слишком поздно.

Для главаря банды важнее было то, что число заложников примерно равнялось теперь числу боевиков. Террористы расположили около 50 пленников по периметру своей колонны. Обнаружив этот живой щит, офицеры правительственных сил растерялись.

— Быстрее, быстрее, — поторапливал Абу Сулайман. — Джунгли — наш дом…

Наконец солдаты из оцепления открыли огонь, боевики ответили из всех стволов, и пятеро заложников, трясясь от страха, уползли в придорожную канаву. Остальные под градом пуль неслись изо всех сил к близким зарослям.

— Не стреляйте,'— отчаянно кричали люди. — Мы ни в чем не виноваты!

Солдаты пребывали в растерянности: стрелять или не стрелять? А если стрелять, то в кого? Между тем сами террористы беспрепятственно били на поражение. Когда банда растворилась в джунглях, военные собрали еще 9 трупов своих товарищей.

Так остальные обитатели больницы имени Джо Торреса неожиданно обрели свободу, однако далеко не все сумели ею в полной мере воспользоваться: многих ранил огонь военных (особенно осколки из разбитых окон), а несколько человек были убиты. Лишь одно тело было обезглавлено — несомненно дело рук террористов. Поскольку армейское командование активно пыталось скрыть потери, точное число жертв бездарной операции неизвестно. Но так или иначе абсолютное большинство людей уцелело, и их родные в переполненных церквах славили Иисуса.

Пытаясь оправдаться, генералы призвали Глорию Арройо ввести на Басилане чрезвычайное положение. Прелестная синьора президент мигом отозвалась:

— Мы покончим со всеми бандитами, если они немедленно не сдадутся. Вот что я говорю группировке «Абу Сайяф»: вам некуда больше бежать.

Поначалу казалось, что эти красивые, сильные слова подтверждаются. Спустя неделю военным вновь удалось напасть на след террористов в джунглях. Ах так? Абу Сулаймана давно раздражал метис Джильермо Соберо. В глазах этого американца сверкала ненависть, он медлил при исполнении приказов, но самое главное — Абу Сулайман слишком хорошо помнил, в какой ситуации Соберо стал заложником. Не раз и не два полевой командир бросал похотливые взгляды на Марию Фе Росадено, «наложницу врага». Теперь террорист решил расправиться с врагом и одновременно уйти от преследования.

11 июня 2001 года исполнилась 55-я годовщина независимости Филиппин. Ловким взмахом мачете Абу Сулайман снес Джильермо Соберо голову — превосходный подарок синьоре Арройо по случаю праздника! Мария Фе страшно закричала. Грасия и Мартин Бёрнхам, оцепенев от ужаса, лежали на земле. Рядом сидели, обхватив головы руками, филиппинцы. Вытирая клинок листьями ротанговой пальмы, полевой командир подошел к Марие Фе и с мягкой улыбкой произнес по-английски:

— «Сражайтесь с теми из неверных, которые близки к вам. И пусть они найдут в вас суровость». Это аят из Корана, девушка. Я вижу, тебе хочется поближе познакомиться с исламом — мудрой и воистину гуманной религией.

— Да-да, хочется, — повторила, дрожа, Росадено. — Воистину хочется…

Расширившимися от ужаса глазами она смотрела в глаза Абу Сулаймана и понимала, что сейчас он прикончит ее тоже. Однако Абу Сулайман принадлежал к той породе террористов, которые убивают осмысленно, преследуя определенную цель. Целью полевого командира было остановить военную операцию, и голова американского гражданина могла стать здесь решающим аргументом. Но голова местной проститутки обладала заметно меньшей «останавливающей» мощью, поэтому у Абу Сулаймана были на нее совершенно иные планы.

— «Для иудеев, и для христиан, и для язычников, для них — геенна огненная на веки вечные, ибо они — омерзительнейшие из созданий», — вновь процитировал Абу Сулайман священную книгу мусульман. — Но у тебя, Мария Фе, еще есть шанс избежать ада. Для этого всего лишь достаточно стать правоверной.

— Хорошо, я на все согласна, — пролепетала девушка. — Как скажете, так и будет…

Разумеется, аппетитное тело девушки и безо всяких формальностей могло ублажать главаря банды. Однако он не хотел подавать дурного примера своим юным бойцам: все-таки настоящий мусульманин никогда не станет делить ложе с неверной. Обращение в ислам позволяло превратить Марию Фе в «походно-полевую жену» без особых противоречий шариату.

Несчастного Соберо хоронили сами заложники, но времени отрыть глубокую могилу у них не было. Абу Сулайман подгонял: скорее, скорее, у нас еще куча дел… В тот же день его люди преподнесли синьоре Арройо еще один «презент». Наткнувшись неподалеку от городка Лантаван на плантацию кокосовых пальм «Золотой урожай», террористы взяли в заложники полтора десятка работавших там подростков и мужчин в возрасте от 13 до 37 лет. И вместе с живой добычей вновь растворились в джунглях.

Абу Сулайман сообщил о казни мистера Соберо на другой день, 12 июня, позвонив на радио огромного острова Минданао (соседнего с Басиланом).

— То же самое мы сделаем с миссионерами Грасией и Мартином, — твердо пообещал террорист. — Чтобы этого не произошло, синьора Арройо должна остановить войска.

Контртеррористическая операция на Филиппинах захлебнулась. «Железная леди» рвала и метала, но было совершенно очевидно, что возлагать подобные операции на армию — ошибка. Для борьбы с террористами нужны особые солдаты, спецназ.

Отряд Абу Сулаймана с триумфом соединился с основными силами террористов в гористом центре Басилана. Мария Фе Росадено приняла ислам и поселилась в шалаше Абу Сулаймана. Это не укрылось от цепкого взора самого Хадафи Джанджалани — лидера «Абу Сайяф». Оценив по достоинству ловкость подчиненного, Джанджалани решил пойти его же путем. Особого внимания заслуживала хорошенькая медсестра Рейна Малонзо из ламитанской больницы имени Джо Торреса.

В серии задушевных бесед с 23-летней девушкой Джанджалани популярно разъяснил ей цели «Группы Абу Сайяф». От смертельного страха Рейну охватил жесточайший стокгольмский синдром: бедняжке стало казаться, что усатый красавчик Джанджалани сражается за правое дело. Дескать, боевики «Абу Сайяф» — вовсе не террористы, а партизаны-герильяс, борцы за свободу. Обратившись в ислам, сестричка прониклась к мужественному «герильёро».

А тот, утолив сексуальный голод, решил напомнить властям, кто на юге Филиппин подлинный хозяин. Спустя ровно два месяца после рейда на Ламитан — в четверг 2 августа 2001 года — террористы вновь ворвались в этот богом забытый городок. На сей раз террористы из джунглей учинили подлинный погром. Они захватили около 20 заложников, включая четверых детей. Всех сопротивляющихся или пытающихся хотя бы возражать расстреливали на месте. Четверым заложникам отрезали головы, после чего подожгли школу и несколько домов. Когда армейские подразделения прибыли в пылающий Ламитан, на улицах лежало 40 бездыханных тел.

Заложников террористы погнали прочь от моря, в чащобу центральной части острова: об этом рассказали двое счастливчиков, которым удалось сбежать. Военные устремились по следу и настигли банду на рассвете 5 августа в лесной деревушке. Измотанные преследованием террористы приняли бой, в ходе которого 13 заложников сумели освободиться.

Но основное ядро налетчиков бесследно растворилось в джунглях. За головы предводителей «Группы Абу Сайяф» правительство Филиппин назначило премии в миллионы песо, а правительство США создало наградной фонд в 10 миллионов долларов.

День шел за днем, но желающих получить эти деньги не находилось.

А вскоре грянуло 11 сентября 2001-го. Члены всевозможных национально-освободительных движений были объявлены наконец теми, кем они являлись на самом деле: Террористами. В своем стремлении отомстить за 3066 погибших 11 сентября США стали оказывать помощь в подготовке контртеррористических подразделений всем желающим.

Филиппинские СМИ сообщили о намерении синьоры Арройо 20 ноября отправиться с визитом к президенту США Бушу-младшему. Пока же, не оглядываясь более на правозащитные организации и мнение исламского мира, глава государства приказала покончить с террористическим вертепом на Басилане. Генералы с энтузиазмом бросились в бой, чтобы смыть позор предыдущих неудач.

В начале октября на острове развернулась широкомасштабная войсковая операция. Скоро террористам пришлось оставить все свои лагеря, а по их следам продиралась через джунгли целая армия из семи тысяч человек. Каждый день гибли все новые боевики, и над «Группой Абу Сайяф» впервые замаячила угроза полного уничтожения.

О том, что дела у «Абу Сайяф» плохи, свидетельствовал побег 12 октября троих рабочих, захваченных 4 месяца назад на плантации кокосовых пальм. Вдобавок рабочие опознали нескольких своих похитителей среди пленных, которые всячески доказывали военным, что не имеют отношения к «Абу Сайяф», а являются всего лишь заготовителями морской капусты.

К этому времени в Маниле был арестован и Гектор Джан-джалани, старший брат лидера «Абу Сайяф». Ему были предъявлены обвинения в похищении людей и незаконном владении оружием. Недолго думая, Хадафи предложил обменять миссионеров Бёрнхам на брата. Но «железная леди» Арройо, подобно своим предшественницам Голде Меир в Израиле и Маргарет Тэтчер в Великобритании, отказалась уступать террористам.

14 октября 2001-го самый зажигательный оратор «Группы Абу Сайяф» Абу Сабайя (настоящее имя Алдам Тилао) позвонил на главную радиостанцию острова Минданао по сотовому телефону и пообещал, что супруги Бёрнхам будут убиты, если войска не отступят.

— Очень некрасиво, если синьора Арройо поедет в США с телами Мартина и Грасии, — со зловещим юмором добавил Абу Сабайя. — Кстати, пока они живы. Сейчас я передам трубочку Мартину, он хочет кое-что сказать народу и руководству Филиппин.

Страна окаменела, когда из динамиков зазвучал глухой, по-стариковски надтреснутый голос.

— Мы с женой очень устали, ослабели и напуганы, — сказал 40-летний мистер Бёрнхам. — Мы потеряли очень много веса. Во время одной из ранних попыток освобождения я был ранен осколком гранаты, но рана оказалась поверхностной и уже зажила. Жене моей хуже: ноги ее покрыты волдырями и язвами. Боевики угрожают убить нас обоих, их основная идея — показать, что американцы в опасности в любой точке Земли. Наши дети осиротеют…

Заложник разрыдался. Ответное заявление от имени армии сделал бригадный генерал Эдильберто Адан:

— Теперь, когда мы загнали банду их в угол и конец близок, ни при каких условиях мы не остановим операцию. Они хотят, чтобы государство встало на колени, но этого не будет!

От лица самой «железной леди» Арройо высказался ее пресс-секретарь Ригоберто Тиглао:

— Государство готово дебатировать с мятежниками только после безусловного освобождения всех похищенных.

Неделю назад власти отыскали неглубокую могилу с останками Джильермо Соберо: исчезли последние сомнения в кончине калифорнийца. Теперь уже всем стало ясно, что жизнь пары Бёрнхам не стоила и ломаного гроша. Американцы не стали дожидаться визита на высшем уровне и поспешили на помощь незамедлительно. Уже 23 октября на Филиппины безо всякой помпы прибыли из-за океана пятеро «военных координаторов» в штатском. Им предстояло натаскать бойцов, которые освободят американских граждан и очистят Басилан от террористов.

Тем временем армия, флот и полиция продолжали «охоту». Скоро в ловушку угодил отряд во главе с самим Хадафи Джанджалани. В ходе боя Рейна Малонзо из ламитанской больницы оказалась предоставлена самой себе. «Правоверная» девушка побрела куда глаза глядят и в конце концов попала в руки правительственных солдат. 5 ноября военные представили «походно-полевую» супругу главаря террористов общественности. Однако вызвать синьориту Малонзо на откровенность корреспондентам так и не удалось: бывшая заложница отвечала односложно и уклончиво.

На рассвете пятницы 9 ноября того же 2001-го катера ВМФ Филиппин наткнулись в километре от басиланского берега на подозрительный мотобот. Вместо того, чтобы остановиться, мотобот ответил огнем из автоматов, ручных пулеметов и гранатометов. Моряки продырявили суденышко из крупнокалиберных пулеметов, после чего выловили из воды четверых раненых террористов. Еще трое боевиков во главе с самим «спикером» Абу Сабайей замертво пошли на дно.

Не прошло и недели, как Вооруженные силы Филиппин выкупили у отступающих террористов семерых заложников, из которых три молодые женщины провели в плену свыше пяти месяцев. Это были похищенные 27 мая 2001 года на Палаване Мария Фе Росадено и Энджи Монтеалегре, а также акушерка Шейла Табуньяг из Ламитана. Остальные четверо были мужчинами, захваченными 11 июня на плантации «Золотой урожай».

Хотя полученные от военных миллионы песо свидетельствовали, казалось бы, об успехе террористов, инфраструктура «Абу Сайяф» трещала по швам. За пять месяцев было уничтожено или взято в плен 38 полевых командиров и 264 рядовых боевика. Военные многому научились, и теперь в боях гибло гораздо больше террористов, чем солдат. Эксцентричная Глория Арройо даже завела обычай фотографироваться с солдатами и полицейскими на фоне трупов боевиков.

К зиме в заложниках остались лишь те, за кем следили особенно тщательно: чета американцев Бёрнхам и единственная медсестра Дебора Йап из Ламитана. Джанджалани то и дело грозил обезглавить Грасию и Мартина, поэтому в конце концов правительство вновь приостановило военные действия и возобновило переговоры. Для этого опять привлекли бывшего малазийского сенатора Саирина Карно — того самого, который в 2000 году выкупил за ливийские нефтедоллары туристов, похищенных в его родном штате Сабах.

Тем временем бессчетные сообщения информационных агентств о заложниках потихоньку разрушали туристический бизнес Филиппин. Если в 2000 году здесь побывали 1,85 миллиона иностранцев, то в 2001-м — уже 1,7 миллиона. Чтобы спасти положение, мать троих детей, 55-летняя Глория Арройо объявила о решении в июне 2002 года подняться на вторую по высоте вершину страны — гору Пулог. Прежде Арройо уже совершала подобные пропагандистские акции: играла перед видеокамерами в гольф, занималась серфингом и подводным плаванием.

Между тем американские инструкторы научили, как сумели, солдат и офицеров 1-го батальона спецназначения выслеживать террористов в джунглях. В июне 2002-го операция против «Абу Сайяф» возобновилась в новом качестве. Теперь уже не многотысячная армада войск, рыча моторами, перла сквозь джунгли многострадального Басилана, а небольшие мобильные отряды плели сеть, в которую неизбежно должны были угодить боевики.

Уже 7-го числа террористы, перегонявшие заложников в новое укрытие, наткнулись на тщательно замаскированных солдат. С обеих сторон поднялась бешеная пальба. Мартину Бёрнхаму автоматная очередь пробила голову, в сердце медсестры Деборы Йяп угодил осколок гранаты. До светлого мига освобождения дожила лишь 36-летняя Грасия Бёрнхам: ее ранило в ногу. Часть солдат бросилась по следам убегавших боевиков, другие перевязали вдову и уложили ее на носилки.

— Господи, Мартин, где мои очки? — близоруко щурясь, повторяла она. — Я опять выронила очки в этом проклятом лесу! Мартин, отвечай же…

Покорение горы Пулог высотой 2934 метра синьоре Арройо пришлось отложить — в знак траура по погибшим. К этому времени гражданская война на Филиппинах шла уже 30 лет. Если в 1970-х основными возмутителями спокойствия были марксистские повстанцы, то в 1990-х пальма «первенства» перешла к исламистам.

Конфликт на Филиппинах не только межконфессиональный, но и этнический. Самые многочисленные народы среди филиппинцев — бисайя, тагалы, илоканы — являются католиками. Всего их порядка 65 миллионов человек. Однако на южных островах проживают 5 миллионов мусульман. Ядром этой общины последователей пророка Мухаммада являются представители двухмиллионного народа моро.

Название произошло от испанского того — мавр. Испанские колонизаторы захватили южные Филиппины к концу XVI века. К этому времени туземцы вот уже 250 лет исповедовали ислам, поэтому живо напомнили пришельцам о мусульманах-маврах, заполонивших некогда Пиренейский полуостров. Так с легкой руки колонизаторов в состав народа моро вошли сразу несколько племен: магинданао, маранао, самаль, суду, яканы…

Между тем с точки зрения шариата проживание мусульман в стране с немусульманским большинством никуда не годится. Мусульмане либо должны обратить в свою веру прочих сограждан, либо объявить территорию своего компактного проживания независимым государством, дабы увеличить таким образом площадь Дар аль-ислам — мусульманской части Вселенной.

На протяжении столетий острова Сулу (в этот архипелаг входит и Басилан), Тавитави и Минданао служили центрами исламского сепаратизма. Испанским колониальным властям так и не удалось обратить местных жителей в христианство. Тем более ничего не изменилось за полвека американского господства на Филиппинах. А в 1970-х, когда по всему миру возникали, как грибы после дождя, освободительные фронты и движения, на юге островного государства родились сразу две воинственные организации: Фронт национального освобождения моро (ФНОМ) и Исламский фронт освобождения моро (ИФОМ).

Долгое время их деятельность была сугубо локальной и совершенно неизвестной за рубежом. Всё изменила война с шурави (советскими) в Афганистане, через которую прошли мусульмане из многих стран. Приехал в Афганистан и член ФНОМ по имени Абдураджак Абубарак Джанджалани, молодой богослов, получивший образование в Ливии и Саудовской Аравии.

Победа над советской сверхдержавой потрясла Абдураджака Джанджалани точно так, как бен-Ладена, Хаттаба, Басаева и множество других мусульман. Эта победа указала единственно верное отношение к немусульманам: джихад. Пьяные от победы, тысячи молодых мужчин сделали священную войну за исламизацию белого света делом всей своей жизни.

Вернувшись в 1990-м на родину, Абдураджак возглавил радикальное крыло ФНОМ. На взгляд ветерана, руководство ФНОМ слишком медленно и чересчур мирно добивалось создания на юге Филиппин исламского государства. В 1991 году Абдураджак со своими сторонниками вышел из состава ФНОМ и основал «Группу Абу Сайяф» в память о боевике, который под псевдонимом Абу Сайяф сражался в Афганистане, где и сложил горячую голову. Перевод этого псевдонима с арабского красноречив: Отец Меча. Иначе группу Абдураджака называли «аль-Харакат аль-Исламия», то есть «Исламское движение».

Подбить молодежь юга Филиппин на войну проще простого. Этот регион — беднейший, ежегодный доход граждан здесь впятеро ниже, чем в среднем по стране. Духовные пастыри в мечетях не гнушаются призывами к минированию христианских церквей и изгнанию христиан с «исконно мусульманской» земли. Кроме того, зараза исламского экстремизма поджидает в странах Персидского залива, куда филиппинские мусульмане часто выезжают учиться или работать.

Финансированием нового «проекта» на первых порах занялся Мухаммад Джамаль Халифа — обосновавшийся на Филиппинах саудовский предприниматель и шурин (брат одной из жен) Усамы бен-Ладена. Так что «Группа Абу Сайяф» очень быстро превратилась в филиппинский филиал «Аль-Каиды» и с самого начала действовала под флагом оголтелого антиамериканизма.

Первой «проделкой» новоявленной банды стало убийство взрывом гранаты в 1991 году двоих христиан-евангелистов из США. В 1993-м террористы похитили американского проповедника Библии, после чего взорвали железную дорогу в Маниле. В 1994-м люди Абдураджака Джанджалани взорвали небольшую бомбу в самолете «Филиппинз Эйрлайнз», следовавшем из Манилы в Токио; один пассажир при этом погиб.

В том же 1994 году бен-Ладен с помощью Абдураджака пытался организовать в Маниле покушение на Папу Римского. Покушение сорвалось, однако бен-Ладен задумал «угрохать» в той же филиппинской столице самого Билла Клинтона, визит которого ожидался спустя месяц. Впрочем, террористов вновь ожидало разочарование.

В январе 1995 года на Филиппинах полиция схватила исламиста Абдула Хакима Мурада. Под пытками он показал, что существует план минирования 11 американских авиалайнеров. Часовые механизмы должны были вызвать взрывы главным образом над Тихим океаном — в один день! Но изюминка плана заключалась в том, что еще два самолета планировалось угнать. Один из них Абдул Мурад намеревался лично направить на штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли (штат Вирджиния). Другой фанатик собирался врезаться в Пентагон. В квартире Мурада в Маниле были обнаружены фрагменты взрывных устройств, а также полученная в США лицензия пилота гражданской авиации.

Филиппинские власти выдали Мурада американцам. Его показания привели к поимке в Пакистане в ноябре того же 1995 года Рамзи Ахмеда Юсефа — одного из организаторов взрыва в гараже ВТЦ в 1993-м. Пакистан также передал террориста агентам ЦРУ, а те ввели ему «сыворотку правды» — препарат, подавляющий контроль речи. Его откровения совпали с показаниями филиппинца Мурада.

Нельзя сказать, чтобы спецслужбы США не сделали в то время должных выводов. Абдул Хаким Мурад назвал школы, в которых он приобретал летные навыки. Офицеры ФБР в 1996 году побывали по крайней мере в двух из них. Выяснилось, что выпускниками этих летных школ числятся 10 арабских студентов, связанных с Усамой бен-Ладеном. Вот почему США молниеносно заявили о его виновности в организации терактов 11 сентября 2001-го: за пять лет до трагедии американцы уже допускали ее возможность, но так и не смогли предотвратить.

В апреле 1995-го около 200 головорезов «Абу Сайяф» вторглись в населенный христианами городок Ипиль в южной части Минданао. Они разграбили магазины и банки, поубивали 53 мирных жителей и солдат и взяли 30 заложников. При этом бандиты разрушали, взрывали и поджигали все, что попадалось на их пути. А 10 января 1996 года они попытались взорвать в Маниле посольства Великобритании, Австралии и Новой Зеландии — в честь начавшегося совещания Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН).

Вскоре после переезда в 1996 году в Афганистан и победы талибов бен-Ладен в четвертый раз женился: его избранницей стала арабская девушка с Филиппин — родственница Мухаммада Халифы. Вот когда в филиппинские джунгли полноводной рекой хлынули оружие, взрывчатка, инструкторы. И это в то самое время, когда правительству удалось договориться с ФНОМ и ИФОМ о прекращении огня! Недовольные перемирием боевики дружно встали под зеленое знамя Джанджалани-старшего, благодаря чему «Группа Абу Сайяф» оказалась вне конкуренции, превратившись в ведущую террористическую организацию не только Филиппин, но и всей Юго-Восточной Азии. Госдепартамент США по достоинству оценил «заслуги» Абдураджака, включив в 1997-м его детище в перечень террористических организаций.

Между тем бен-Ладен поставил задачу своим филиппинским соратникам перейти на «хозрасчет», то есть самостоятельно добывать средства на терроризм. Для профессионального саудовского экономиста это было вполне естественное требование: вся «Аль-Каида» действовала на принципе самоокупаемости. У филиппинских террористов два основных источника средств к существованию: экспорт опия-сырца и выкупы за заложников. Подчеркивая религиозный характер своей деятельности, террористы предпочитали брать христианских священников и проповедников, а также граждан развитых стран, прежде всего из ненавистных США. Было у такого «бизнеса» и оригинальное оправдание: раз правительство в Маниле не в состоянии обеспечить югу страны пристойный уровень жизни, пускай откупается!

Насмотревшись на сладкую жизнь (а больше наслышавшись о ней) боевиков «Абу Сайяф», в 1999 году на Басилане вновь взялись за оружие члены Исламского фронта освобождения моро.

— Наши лагеря станут братской могилой христианских солдат, если они будут и дальше вторгаться на подконтрольную нам территорию, — пригрозил лидер ИФОМ Шариф Джалабби.

…Конец мусульманскому сепаратизму на Филиппинах придет нескоро. Несмотря на успехи правительства, боевики то и дело повторяют свои вылазки. Так, в августе 2002 года бандиты похитили шестерых свидетелей Иеговы. Чтобы власти не сомневались в серьезности их намерений, двоим тут же отрезали головы: живо деньги на бочку, пока остальные головы еще на плечах!

Круглые сутки напряженно ищет московская милиция потенциальных террористов. Понаблюдайте, читатель, чем заняты милицейские патрули на улицах и в метро. Бравые парни останавливают одного за другим людей с большими сумками, а лиц т. н. «кавказской национальности» и азиатов останавливают даже без сумок, всех подряд:

— Предъявите документы!

У милиционеров — молодые, быстро растущие семьи. Поэтому главный интерес в том, чтобы выхватить из толпы иногороднего, а еще лучше — иностранца. Отсутствие московской регистрации обходится обычно нарушителю в сумму, эквивалентную трем долларам. Милиционеры рассовывают деньги по карманам и продолжают широкомасштабную «профилактику терроризма». Для повышения ее эффективности регулярно проводятся облавы надстройках и рынках. (Может быть, принятое в марте 2003-го постановление московского ГУВД изменит это положение? Поживем — увидим!)

Однако вспомним, как в сентябре 1999-го люди главного хаттабовского минера Абу Умара беспрепятственно рвали жилые дома в Москве. И ни один милиционер не был впоследствии наказан, словно защита граждан вовсе не является обязанностью милиции.

Казалось, гром грянул в воскресенье 9 июня 2002 года во время футбольного матча Чемпионата мира 2002 г. между сборными России и Японии. В двух шагах от Кремля болельщики и скинхеды опрокидывали и поджигали автомобили, крушили витрины, яростно сопротивлялись милиционерам. Последних множество, но предотвратить массовые беспорядки они не сумели, да и в принципе не могли предотвратить. Как и в любой другой день, многие из них заступили на службу с мыслями вовсе не о борьбе с преступностью.

С такой психологической установкой ожидать от милиции защиты не приходится, поэтому очень скоро случилось то, что могло случиться давно. В десятом часу вечера к зданию по улице Мельникова, 7, подкатили два микроавтобуса, белый «додж» и красный «фольксваген». Разъехались двери, на асфальт попрыгали вооруженные люди в камуфляже.

Почему-то поблизости не нашлось ни одного желающего проверить их регистрационные справки. Позднее растерянное милицейское начальство нашло «оправдание»: дескать, у машин террористов стекла были тонированные — ни лиц, ни камуфляжа, ни оружия не разглядеть!

Большую часть здания бывшего Дворца культуры 1-го подшипникового завода советских времен нынче занимает театр. Внутри у входа — два охранника, «до зубов вооруженных» газовыми пистолетами, резиновыми дубинками и электрошокерами. В зале — 711 человек только с билетами плюс около 100 контрамарочников плюс еще столько же артистов, осветителей и прочей обслуги.

Когда в вестибюль ворвалась толпа с «калашами», охранников парализовал ужас. Даже если бы на входе в бывший ДК имелась арка металлоискателя (как, например, в киноконцертном зале «Пушкинский»), не было никакой возможности разоружить непрошеных гостей.

Тем временем на сцене разворачивалось 2-е отделение мюзикла «Норд-Ост»: артисты в военной форме «сталинского» образца, изображая летчиков, плясали чечетку и пели:

— Крыло мое, а подо мной — моя страна, мое жнивье!

Внимание более чем восьмисот детей и взрослых было приковано к пустому, хотя и красочному действу, каким является всякий мюзикл. Ни ослепленные софитами артисты, ни увлеченные зрители не видели, как по левому проходу шагают в направлении сцены двое: женщина и мужчина. Стройная брюнетка в черной кожаной куртке и черных джинсах держала в руке пистолет. Голова и шея мужчины были спрятаны под маской с прорезями для глаз; тело его было в пятнистом хаки, а руки сжимали АКСУ — автомат Калашникова со складным прикладом укороченный. С такими же точно «игрушками» несут службы наши милиционеры.

Мужчина в маске взбежал по ступенькам на сцену, а брюнетка с пистолетом осталась внизу. Вскинув свой АКСУ, мужчина выпустил в потолок длинную очередь. Зал отозвался на «оригинальную задумку» режиссера радостными аплодисментами. Всех задела за живое трогательная перекличка времен, когда современный спецназ пришел на выручку нашим защитникам во Второй мировой войне.

Мужчина на сцене понял настроение зала и прицелился в люстру. Загремела вторая очередь, полетели стеклянные осколки со штукатуркой, и кто-то завизжал, но музыка продолжала играть. На сцену вскочил еще один мужчина в камуфляже и с АКСУ. Выпалив несколько пуль калибра 7,62 миллиметра в потолок, он крикнул:

— Вы все заложники, спектакль прекращается!

В недоумении стихли инструменты в оркестровой яме, и в полной тишине лишь вертелись пропеллеры самолетов. В этот миг в точном согласии со сценарием открылся занавес, и перед публикой предстал Герой Советского Союза Валерий Чкалов в белом мундире комбрига.

— Все вниз, — человек в камуфляже повел стволом. Второй террорист пнул артиста, игравшего Чкалова, и тот отлетел к ведущим в зрительный зал ступеням. В эти мгновения ошарашенные летчики тихонечко, шажок за шажком пятились к кулисам. Но это не укрылось от глаз захватчиков.

— Все вниз! — снова закричали они и обрушили на летчиков приклады. — Вы еще не понимаете, что происходит!

Действительно, еще никто из артистов и зрителей не подозревал, что уже проведена красная черта, разделившая их жизни на «до» и «после» 23 октября 2002 года. Люди в зале вертели головами и натыкались на десятки вооруженных людей во всех проходах и у всех выходов. Часть террористов просто встали со своих мест в партере и на балконе, но большинство прибыли только что на микроавтобусах.

Женщины в черном распахивали куртки:

— Это взрывчатка! Будете сопротивляться, подорвем себя и вас, нам терять нечего…

Талии брюнеток были перетянуты офицерскими ремнями, и к каждому спереди, на животе, крепились выгнутые бруски массой от 800 граммов до 2 килограммов. То был пластит — взрывчатка, основным компонентом которой является циклотриметилентринитрамин, более известный в народе как гексоген. Мощность пластита в полтора раза превосходит мощность тротила, а чтобы взрывная волна распространялась направленно, в каждом бруске была сделана воронка.

Абсолютно все бруски пластита были заранее соединены скотчем с пакетами, в каждом из которых находилось до 500 стальных шариков диаметром 4 миллиметра. В случае взрыва шарики должны были поразить в секторе порядка 50° по горизонту все живое на расстоянии до 50 метров, разлетевшись, подобно пулям, со скоростью 28 800 км/час (т. е. быстрее 1-й космической скорости, с которой несутся искусственные спутники Земли). В сущности, террористы умело скопировали устройство заводской противопехотной мины осколочной направленной (МОН-50).

Пока женщины стращали заложников видом своих смертоносных поясов, по залу прошелся энергичный мужчина средних лет. Быстро говоря на непонятном языке, он то и дело выкрикивал:

— Алла акбар!

С этими словами «боец идеологического фронта» выразительно поводил стволом автомата и призывно махал рукой зрителям: повторяйте, дескать, за мной!

— Алла акбар! — впервые в жизни произносили люди непонятные и оттого кажущиеся зловещими слова.

— Алла акбар! — дружно рычали под масками боевики. — Господь велик!

Затем «боец идеологического фронта» обратился к партеру с длинной, эмоциональной тирадой. Стоявший рядом другой непрошеный гость перевел:

— Позвоните по сотовым своим родственникам. Передайте, что за каждого убитого нашего мы расстреляем десять заложников. Вас будем расстреливать, понятно? Поэтому чтобы без глупостей…

Трясущимися пальцами зрители принялись нажимать кнопочки, а на опустевшую сцену поднялся вооруженный молодой человек в хаки. Взметнув над головой руку с зажатым в ней пультом дистанционного управления, молодой человек на чистом русском языке объявил:

— Мы приехали из Грозного. Видите вот эти кнопки? Это от взрывчатки, которую мы тоже привезли с собой из Грозного. Так что потерпите, ничего с вами не случится. Мы, чеченцы, три года войну терпим, а вам всего сутки посидеть. Вставать, ходить без разрешения нельзя, будем стрелять.

Другой чеченец шел в эти секунды по балкону и методично разбивал прикладом укрепленные там видеокамеры.

Один из продюсеров и авторов мюзикла «Норд-Ост» Георгий Васильев вместе со своим другом и соавтором Алексеем Иващенко записывал на третьем этаже программу «Мировые мюзиклы в гостях у «Норд-Оста». Через полмесяца эту программу предстояло исполнять на концертах, так что следовало поторапливаться. Неожиданно в студии распахнулась дверь.

— Жора, Леша, в зале стреляют! — закричал менеджер сцены.

Автор сценария, текстов и музыки мюзикла Иващенко ворвался в женскую гримерку на третьем этаже. В голове не укладывалось, насколько просто почти тысяча свободных людей оказалась вдруг в заложниках близ самого центра Москвы. Артистки начали вязать из костюмов веревку, чтобы выбраться наружу. В гримерку донеслись звуки автоматных очередей, затем где-то неподалеку разорвалась граната — захватчики швырнули ее в пустое помещение. «Чтобы не думали, что мы шутим». — объяснил позднее Аслан, помощник главаря банды.

Продюсер Васильев вбежал в зал и беспрепятственно уселся в кресло, чтобы разобраться в ситуации. Боевики были вооружены до зубов и наверняка большую часть оружия заранее припрятали в комплексе театрального здания. Выходы из зала перекрыли автоматчики. Один чеченец сжимал в руках ручной противотанковый гранатомет, у другого был пулемет Калашникова. Женщины в черном многозначительно держали проводочки детонаторов: достаточно было приложить оголенные концы к клеммам обычной батарейки, и мощная искра вызвала бы взрыв.

Чеченцы хорошо изучили здание, по крайней мере, по схемам. Откуда ни возьмись, появились стандартные ящики с 50 килограммами тротила в каждом. Опытные боевики ловко и слаженно установили мины с взрывателями натяжного действия: две у центрального входа в здание и по одной у двух служебных входов. В самом зале вдоль стен у опор здания разложили полтора десятка молочных пакетов с 2 кг пластита в каждом и несколько заводских мин МОН-50. Чтобы взрывная волна ударила именно по опоре, каждый брусок пластита имел на соответствующем направлении углубление в виде воронки. На сцену поставили канистру с бензином, д также три стула: на каждом сиденье закрепили по взрывному устройству с 3–4 кг пластита и тысячами стальных шариков. Главное взрывное устройство с 50 кг тротила было установлено в партере, где находились свыше шестисот человек. На балконе с двумя сотнями зрителей разместили 30 кг тротила. Еще один заряд был заложен в фундамент здания, ради чего террористы не поленились выдолбить специальную полость в полу. Кроме того, захватчики имели 20 заводских «лимонок» и 90 «самопальных» ручных гранат.

Все это обилие взрывчатки чеченцы заготовили с единственной целью — не допустить штурма. Взрыв одной гранаты мог вызвать детонацию ближайшего взрывного устройства с пластидой — эта взрывчатка детонирует гораздо легче тротила. Затем детонировало бы следующее устройство, а там еще, и еще, и еще. Подрубленные взрывами опоры перестали бы держать здание из сборного железобетона, и оно сложилось бы, как карточный домик.

Вот почему террористы не были заинтересованы в том, чтобы скрывать расположение взрывных устройств: наоборот, властям необходимо было убедиться, что штурм «Норд-Оста» невозможен. Захватчики не слишком-то препятствовали перепуганным зрителям названивать своим родным и близким, хотя могли сразу же отобрать мобильные телефоны. Вся Россия должна была ощутить безнадежность ситуации.

Во время минирования зала несколько боевиков прочесывали помещения за сценой. Сунулись в монтажную — заперто. Высадить дверь не составляло труда, но чеченцы решили, что комната пуста и бросились дальше. Запертой оказалась и проходная комната между сценой и коридором. С обеих сторон к дверям в эту комнату прикрепили по мине МОН-50, а внутри лежала, затаив дыхание, девушка из реквизиторного цеха. Трое осветителей затаились в тиристорной, где установлено оборудование, позволяющее плавно изменять яркость света в зрительном зале. Еще пять человек укрылись в кассовом зале.

Между тем все технические помещения театра оборудованы динамиками, к которым подключены микрофоны в зрительном зале. Это необходимо, чтобы не занятые в данный момент артисты, а также технический персонал в любой миг знали, что происходит на сцене. Притихшие в темной монтажной шестеро артистов и помощник режиссера мюзикла безуспешно набирали телефон милиции «02» и отчетливо слышали, как чеченцы проводят в зале «селекцию», проверяя документы заложников.

— Грузины есть? — гремел один из террористов. — Предъявите паспорта и будете свободны… Азербайджанцы, паспорта сюда!

Чеченцы не случайно начали с грузин и азербайджанцев. И в первую, и во вторую чеченские кампании Грузия с Азербайджаном были главными оплотами боевиков: через них шли в Чечню арабские наемники, оружие и денежные потоки, а из Чечни туда уходили раненые, наркотики и разбитые банды. Теперь террористы выражали своеобразную признательность, отпуская людей соответствующих национальностей через центральный вход на свободу.

— О-о, да ты из милиции? — воскликнул боевик, переведя глаза со служебного удостоверения на его обладателя. — Что ж, мы тебя отпустим. Пойдешь в свою контору и приведешь сюда своего самого главного начальника. А если не вернешься, расстреляем двести человек. И они будут на твоей совести. Понял?

Освободив милиционера и еще часть иностранцев, чеченцы рассортировали заложников по половому и возрастному признаку: мужчин рассадили справа, а женщин — слева. Детей поместили главным образом на балконе — наиболее уязвимой при взрыве части зрительного зала. В суматохе две женщины умудрились выбежать из здания. Им вслед громыхнул подствольный гранатомет, женщины истошно закричали и… спаслись. Ранение одной из них оказалось легким, а на другой и вовсе не нашлось ни царапины.

К этому времени на место прибыли дежурные группы Центра спецназа ФСБ. Снайперы полезли на крыши и чердаки соседних домов. Скоро офицеры через прицелы увидели, как боевики ставят растяжки, как выводят заложников в туалет, как прочесывают подсобки и пинками сгоняют в зал всех, кто им попадался. Единственное, чего не могли видеть снайперы, так это самого зала с заложниками.

Никто не подозревал, что в числе зрителей случайно оказался офицер ФСБ. Уже в течение первого часа после начала теракта он доложил своему руководству ориентировочное количество захватчиков, их вооружение и схему минирования. Доложил офицер и о том, что чеченкам с поясами шахидок нечего терять: все они лишились в боях с федералами отцов, мужей, братьев или сыновей.

Истишха'д — вот для чего приехали они в Москву. Это новое в исламе понятие основатель и духовный лидер ХаМаСа шейх Ахмед Ясин выдумал для обозначения теракта самоубийцы против «неверных». Страсть к ритуальному самопожертвованию чеченцы переняли у арабских наемников вместе с целым арсеналом прочих средств борьбы против цивилизации. «Независимой Ичкерии» вполне хватило на это трех межвоенных лет в 1996–1999 годах.

Спустя десять минут продюсер «Норд-Оста» почувствовал запах гари: софиты как светили в момент захвата на максимальной мощности, так и продолжали светить. Георгий Васильев представился боевикам и объяснил, что даже небольшой пожар в театре чреват катастрофой из-за бешеной тяги и обилия электропроводки. Но катастрофический пожар мигом спутал бы планы чеченцев и сделал бы тщательно подготовленный теракт совершенно бессмысленным.

Чеченцы разрешили Васильеву вместе с начальником осветительного цеха убрать лишнее освещение и вообще обесточить от греха подальше все электроустановки, включая компьютеры. И тут возникла проблема, о которой редко задумываются люди, узнавая о захвате заложников: детям и взрослым захотелось в туалет, у многих это желание было «подогрето» сильным стрессом. Особенно тяжко пришлось беременным женщинам и мужчинам с проблемами предстательной железы.

Выпускать людей из зала в обычные туалеты террористы отказались, резонно полагая, что заложники попытаются сбежать, а спецназ попытается ворваться вместе с ними в зал. Продюсер Васильев, заслуживший к этому времени некоторое доверие террористов, показал несколько изолированных помещений, примыкающих к залу. Туда немедленно бросились истерпевшиеся заложники.

Васильев не знал, разумеется, что его друг Иващенко, пропустив вперед артистов, последним выбрался из гримерки и повис в трех этажах над тротуаром. Тут-то и не выдержала веревка, сплетенная из сценических костюмов: Иващенко грохнулся на асфальт и очень скоро оказался в госпитале ветеранов войн, расположенном по соседству со злополучным ДК. Со сломанной ногой, но на воле. Для тех же, с кем он только что находился под одной крышей, все еще только начиналось.

Укрывшаяся в монтажной семерка провела два полных тревоги часа, прежде чем кому-то из них удалось дозвониться в службу спасения. Объяснили, что окно монтажной забрано прочной стальной решеткой, иначе отсюда можно было бы бежать. Да и спецназ тем же путем может проникнуть в здание.

К 23 часам импровизированные туалеты превратились в зловонные клоаки. Террорист в маске обратился к зрительному залу на чистом русском языке:

— Дети из первых рядов партера, подойдите сюда, ко мне. Быстренько, я кому говорю.

Послышался детский плач, матери вцепились в своих малышей, поднялась паника.

— Я никуда не пойду, мамочка, — громко всхлипывала девочка семи лет.

— Не бойтесь, мы не тронем ваших детей, — послышалось из-под маски. — Малышей мы отпустим!

Возле чеченца собрались два десятка мальчиков и девочек. Отобрав шестерых самых на вид маленьких, террорист отправил остальных по местам: «Вы уже слишком большие!». Среди детей оказались и юные артисты мюзикла — с нарисованными веснушками на бледных лицах, в сценических костюмах.

— Передайте, что когда ваши власти прекратят войну и выведут войска из Чечни, мы освободим всех! — выкрикнул террорист уходящим детям.

Ни чеченцы, ни заложники не подозревали, что в 23.30 по двору театра к окну монтажной подошли крепкие парни в робах МЧС. Помощник режиссера посветил переносным фонарем в распахнутое черное окно. Появились гидравлические ножницы, и скоро решетка, сваренная из полудюймовой стальной проволоки, бесшумно легла на асфальт. Следом за ней выскользнули семеро спасшихся в монтажной мужчин.

Несколькими минутами позднее грузовичок марки «Газель» доставил освобожденных детей в ближайшую школу № 1274. Здесь, на 2-й Дубровской улице, уже был спешно оборудован штаб московского ГУВД. В кабинете директора счастливчиков ЖДАЛ сладкий чай, в кабинете биологии — милицейские следователи, а в вестибюле — целая толпа родителей. Опытные похитители людей, чеченцы знали, что взятые в заложники дети подобны козырным картам. Ими нельзя разбрасываться, но в то же время освобождение нескольких ребятишек должно положительно сказаться на имидже похитителей.

Тем временем чеченцы, свободные от несения «службы» в охранении, развлекали себя экстренными телепередачами, которые велись с места теракта. Поначалу в эфире свирепствовала свобода слова: корреспонденты озвучивали и старались показать каждый шаг «силовиков». Террористы знали и то, сколько вокруг здания боевых машин пехоты, и то, что прибыли бойцы дивизии имени Дзержинского…

С особым интересом чеченцы выслушали в прямом эфире генерального продюсера мюзикла «Норд-Ост». Александр Цекало зачем-то подробно рассказал, каким образом можно незаметно для террористов проникнуть внутрь здания бывшего ДК. После этого интервью несколько боевиков бросились баррикадировать и минировать указанные им направления.

Ближе к полуночи Георгий Васильев предложил использовать в качестве туалета сцену с опущенным занавесом, но террористы отказались от этой идеи. Сцена была слишком велика и темна: заложники могли затеять там бунт или побег. Несколько человек, не дождавшись окончания дискуссии, успели обмочиться. Наконец захватчики одобрили устройство туалета в оркестровой яме, где даже имелась подсветка — маленькие лампочки на нотных пюпитрах.

Пользоваться «удобствами» следовало так. Подойдя к парапету оркестровой ямы, желающий подпрыгивал и отжимался на руках. Затем, усевшись на парапете, предстояло перекинуть ноги на стул, который стоял внизу. Со стула уже можно было спуститься на пол ямы и выбрать наименее загаженное местечко. Естественно, малышам и пожилым людям эта процедура была не по силам. Вдобавок чеченские вдовы приказали подходить к яме по одному и разрешали забраться в нее следующему только после того, как предыдущий заложник занимал свое место в зале.

Никакие доводы разума, никакая арифметика не действовали — дескать, если на каждого из 750 человек отвести хотя бы минуту пребывания в яме, то потребуются 12,5 часов, чтобы все однократно сходили в туалет. Между тем кое-кого подпирало не только по-маленькому, но и по-большому. Кое-кто не выдерживал и бросался справлять нужду к ближайшей стенке, рискуя получить пулю. Потом, сгорая со стыда, люди возвращались на свои места, а вскоре в подобной ситуации оказывались их соседи.

Когда по залу пополз запах испражнений, чеченки разрешили заложникам лазать в оркестровую яму столько, сколько заблагорассудится. Потянулась чудовищная ночь. В конце концов моча просочилась из ямы на электропроводку, произошло короткое замыкание, и загорелась изоляция. Продюсер Васильев и начальник осветителей Федякин отсекли силовой кабель, а затем погасили пламя огнетушителем.

В это время снаружи здания несколько поддатых тинэйджеров размахивали рукописным плакатом: «Русские мужчины, заменим собой заложниц». Ломились через милицейские кордоны молодые парни:

— Разрешите пройти, мы обменяем себя на заложников!

Пока ОМОН оттеснял зевак и телевизионщиков, никто не заметил Ольги Романовой. Эта 26-летняя женщина с внешностью кинозвезды жила неподалеку с родителями. Входы и выходы бывшего ДК она знала назубок с детства. Ольгу проморгали все — и ОМОН, и спецназ, и МЧС, и медики, и войска. Неожиданно красавица влетела в зрительный зал и плюхнулась в свободное кресло.

— А ну встать! — боевик в маске ошарашенно повел стволом. — Ты откуда?

— Да вы что, ребята? Я всю жизнь в этот ДК еще со школы хожу!

— Как же ты сюда прошла? Конкретно!

— Как все люди ходят, через двери! — ответила бесстрашная девушка и попросила: — Ребят, хватит играть в игрушки. Давайте договоримся, отпустите хотя бы детей!

Чеченцы насторожились. От красавицы пахло спиртным, но это ничего не объясняло, от федералов в Чечне тоже частенько попахивало алкоголем.

— Может, разведчица? — сказал один боевик напарнику по-чеченски. — Мы же видели по телевизору, что менты сюда никого не пускают!

— Похоже, ее заслала ФСБ, — озабоченно кивнул второй. — Хотят отвлечь наше внимание перед началом штурма…

Тут перед Ольгой появился молодой предводитель террористов — единственный мужчина, не носивший маски. Глаза его мгновенно налились кровью. Вцепившись девушке в плечи, он поволок ее в вестибюль с криком:

— Нам эти штучки известны еще со времен Буденновска!

В то, что девушка действовала по собственной инициативе, опытные убийцы поверить отказались. Раздались два хлопка сдвоенных выстрелов. Лишь сейчас многие заложники окончательно осознали, в какую страшную историю они вляпались. Война пришла в Москву, и в зале стало тихо-тихо.

Тем временем заместитель командира чеченского ОМОНа Бувади Дахиев назвал имя главаря террористов. Им оказался никому не ведомый Мовсар Бараев. «У него в подчинении полные «отморозки», — мрачно добавил Дахиев. — Если в театре действительно они, ничего хорошего от развития событий я не жду».

Чтобы хоть как-то скоротать время, заложники пытались уснуть, но без привычки спать сидя это удавалось немногим. Кое-кто от усталости махнул рукой и улегся прямо на грязный пол в проходы между креслами. Другие стали составлять список заложников.

В эти минуты спецназовцы по пожарной лестнице проникли на крышу бывшего ДК, стали искать вход внутрь. Спустя несколько часов стало ясно, что отсюда пробраться в захваченное здание не удастся, да и высокое начальство отказалось от идеи безотлагательного штурма.

К утру 24 октября из здания с поднятыми руками вышли две женщины. Спецназовцы передали их на руки медикам, а те увели в ПТУ на Мельникова, 2, — там был развернут центр реабилитации. Обе женщины — беременные, и «упражнения» с посещением оркестровой ямы могли очень плохо кончиться, особенно для одной, с семимесячным сроком. Ее муж и отец будущего ребенка остался в заложниках.

Лишь специалисты по контртеррору могли догадываться, что за ночь работники московской мэрии подобрали по просьбе ФСБ здание другого бывшего ДК, выстроенное по аналогичному проекту, что и захваченный театр. Утром в культурный центр «Меридиан» на Профсоюзной улице прибыли офицеры групп «Альфа» и «Вымпел», которые формально именуются управлениями «А» и «Б» Центра специального назначения ФСБ РФ.

Планировка «Меридиана» очень незначительно отличалась от ДК на Дубровке. В обстановке строжайшей секретности спецназовцы час за часом исследовали ДК «Меридиан», уясняя себе реальное взаимное расположение террористов и заложников, взрывчатки и входов. Сюда же, на Профсоюзную, 61, стекались показания почти 80 заложников, которым удалось так или иначе самостоятельно вырваться из «Норд-Оста».

И все же большую часть информации сотрудники ФСБ добывали сами. Сориентировавшись на первом, техническом этаже «Меридиана», спецгруппа вернулась на Дубровку и незаметно для боевиков проникла на тот же этаж захваченного театра. Террористы не появлялись здесь из-за высоких, в человеческий рост, окон: боялись снайперов. Офицеры аккуратно расковыряли маленькие дырочки в стенах и перегородках и закрепили портативные видеокамеры и сверхчувствительные микрофоны. Телефонные переговоры террористов контролировались средствами радиоперехвата при помощи операторов сотовой связи.

Скоро рассказы бывших заложников подтвердились: боевики с автоматами торчали на сцене, а в свободное от несения «службы» время укрывались в театральном буфете. Главную опасность представляли собой чеченские смертницы: они расположились в зале так, чтобы при взрыве поясов детонация вызвала взрывы зарядов под несущими конструкциями. Снайперы разглядели через свою оптику, что периодически боевики делают женщинам уколы — вероятно, для поддержания высокого уровня тревожности.

Особое внимание спецназ уделил вентиляционным трубам. В здание провели двоих докторов наук, переодетых в рабочие спецовки. Идею применения психохимического газа ученые одобрили: тяга в системе вентиляции была отменной.

Думский депутат от Чечни Асланбек Аслаханов пытался начать переговоры еще ночью, когда предложил явиться в театр в обмен на освобождение десятерых человек. Некоторые другие депутаты также выдвинули подобные предложения, но они были отвергнуты. Зато в обмен на главу промосковской администрации Чечни Ахмата Кадырова террористы согласились выпустить даже 50 человек.

Кадыров, на свою беду, находился в Москве. Теперь ему ничего не оставалось делать, кроме как отказаться от посещения захваченного «Норд-Оста». Чеченское сопротивление давно приговорило бывшего муфтия к смерти, а исполнение этого приговора почти в центре Москвы стало бы крупным успехом террористов.

Тем не менее захватчики подготовились к переговорам: привязали к балкону толстую веревку. Один вид ее должен был не только измучить заложников мыслями о показательных повешениях, но и сделать более сговорчивыми представителей властей. Первыми, кто после отважной Ольги Романовой попал в захваченное здание, оказались британский журналист Майкл Франкети и представители Красного Креста.

Затем террористы согласились принять думских депутатов Ирину Хакамаду и Иосифа Кобзона в сопровождении иорданского врача. Вместе с этой группой на свой страх и риск отправился знаменитый детский хирург Леонид Рошаль. Этот 69-летний «доктор экстремальных ситуаций» возглавляет Фонд помощи детям при катастрофах и войнах. Рошаль спасал детей в Армении и Югославии, в Грузии и Египте, Японии и Чечне, Турции и Афганистане, Дагестане и Израиле.

Чтобы не раздражать террористов, профессор Рошаль пришел без инструментов. Между тем именно это обстоятельство вывело чеченцев из, себя: оказалось, в медицинской помощи нуждались два боевика.

— Если еще раз появишься здесь без инструментов, убьем, — пообещал один из захватчиков. — Заодно заберите труп, вон валяется. Она разведчица, прикидывалась пьяной, но мы ее расстреляли.

В вестибюле лежала бездыханная Оля Романова, продавщица из «Л'Этуаль». О захвате мюзикла она узнала на пирушке по поводу открытия нового офиса этой косметической фирмы. Естественно, Ольга была подшофе, но это не помешало ей пробраться незамеченной в оцепленное здание. Сейчас в груди девушки зияло пулевое отверстие, а правая рука была изувечена выстрелом в упор.

В ближайшем автомобиле скорой помощи профессор Рошаль разжился чемоданчиком и после тщательной проверки чемоданчика, фонендоскопа и даже одежды (не припрятан ли там фотоаппарат?) был допущен в зрительный зал. Более всего Рошаля поразило огромное число детей.

Он обработал и перевязал рану от рикошетного ранения ноги у одного боевика, сильный порез руки у другого. В коридоре осмотрел скорчившегося на полу человека в белом мундире. Это был артист, игравший Чкалова: у него началось опасное воспаление брюшины — перитонит.

— Давайте мы его с собой заберем, — попросил профессор. — Его же лечить нужно, так и умереть недолго.

— Пусть лежит, — усмехнулся боевик. — Когда ему станет совсем плохо, расстреляем.

— Но тогда уж детей отдайте, зачем они вам? Дети за родителей не отвечают. Отдайте!

Тут к переговорам подключился предводитель террористов, молодой красивый кавказец без маски.

— Ладно, детей отдадим, — кивнул Бараев с недоброй усмешкой. — Нам и взрослых хватит.

Рошаль протянул террористу руку для пожатия:

— Вы точно отпустите детей?

— Точно, — снова кивнул Бараев. И с неохотой пожал руку прославленного доктора. Однако принять продукты питания для заложников главарь отказался:

— Зачем? Мы пробудем здесь не больше недели.

На прощание арабский заместитель Бараева по имени Абу Бакар объявил Иосифу Кобзону:

— Наши требования остаются прежними — прекращение боевых действий в Чечне. До предоставления серьезных и конкретных предложений с российской стороны переговоров больше не будет!

Тут араб вручил депутатам обращение, составленное заложниками по приказу террористов. Эта мольба о спасении заканчивалась словами: «На вашей совести — наши жизни. Мы просим решить вопрос мирным путем, иначе прольется слишком много крови».

Делегация удалилась. Профессор Рошаль сжимал в кармане листки с длиннющим перечнем лекарств, в которых нуждались заложники. Рядом с Кобзоном шагали пятеро ребятишек: их жизням больше никто не угрожал. Но за жизни их родных, оставшихся в здании, не поручился бы никто. После ухода переговорщиков на сцену взлетел Мовсар Бараев:

— Ваши не хотят вас освобождать! Если завтра не начнут выводить войска из Чечни, будем вас расстреливать!

Десяток боевиков в масках, эффектно передернув затворы, приготовились открыть огонь. Словно по команде, перепуганные заложники полезли под кресла.

— А ну быстро всем сесть, иначе забросаем гранатами, — вновь загремел Бараев. — Не сметь прятаться, я запрещаю это делать!

Когда кое-как люди успокоились, в руке одного из боевиков залился трелью мобильный телефон, отобранный у молодой заложницы. Услышав детский голосок, чеченец со смехом вернул трубку женщине:

— Попрощайся с дочкой перед смертью! Лицо заложницы от этих слов окаменело.

— Да не волнуйся ты, — продолжал смеяться боевик. — Сначала мы расстреляем мужчин!

Вечером того же бесконечного дня 24 октября 2002 года двум отправившимся в туалет подружкам удалось незаметно улизнуть из зала. Сидеть в заложницах девушкам попросту прискучило. Обе принадлежали к тому особому сорту молоденьких женщин, которые в жизни стремятся только развлекаться, непрерывно и бездумно.

Распахнув окно на 3-м этаже, красотки бесстрашно сиганули на узкий козырек 2-го этажа. При этом одна сильно ударила ногу и полетела с истошным криком дальше. Внизу к ней метнулся майор из «Альфы», который вместе с коллегами проводил осмотр места будущего штурма. Вторая девушка приземлилась без повреждений.

Свидетелем побега стал и боевик, который вел наблюдение через окно 2-го этажа. Вскинув «калаш», чеченец открыл огонь. Майор Константин Журавлев, отвлекая внимание от девушек, затеял под окном «танец» — серию молниеносных перемещений, какие помогают спецназовцам уберечься от огня.

Сразить автоматчика ответными выстрелами Журавлеву не составляло труда. Да и спецназовские снайперы давно держали все чеченские посты под прицелом. Но приказ штаба категорически запрещал причинять урон террористам, которые обещали расстреливать по десятку заложников за каждого из своих. Девушки благополучно отползли за угол здания, когда пуля пробила насквозь плечо майора и скользнула по лопатке. Чеченцы бросили в майора гранату, но тот с двумя легкими ранениями был уже в безопасности.

Обозленные боевики с удивлением обнаружили, что один из них ранен в ногу. Примчавшись в зал, стали грозить:

— Сейчас каждый второй из вас будет расстрелян!

— Готовьтесь к смерти!

— Если у меня огнестрел, всех положу! — надрывался сам раненый. — Всех до единого расстреляю…

Всадив очередь в потолок, он чуть успокоился. А потом и вовсе понял, что приобрел свою рану, когда гнался за беглянками и порезался стеклом.

— Кошмарят они время от времени, — нашептывал в трубочку из зала замаскированный чекист. — То стрельнут, то гранату бросят — но так, чтоб никого не убить. В боевом охранении меняются по часам, как в уставе караульной службы.

Аккумулятор мобильного телефона неумолимо разряжался.

На фоне вялотекущих «официальных» переговоров в зрительном зале шли «неофициальные»: заложники общались со своими мучителями. Чеченские вдовы давали юным заложницам примерять свои круглые шапочки с начертанными по бокам кораническими аятами и никабы. Сами они опускали никабы на лица только перед телекамерами.

Общительный продюсер Георгий Васильев подолгу разговаривал с чеченками, внимательно выслушивал их рассказы о жизни в Чечне, об исламе. Среди смертниц были и молодые красотки, и усталые женщины около 50 лет, но все они смягчались, когда выплескивали на «врага» накопившуюся боль. Может показаться странным, но порой смертницы даже плакали. Сквозь слезы смертницы преспокойно вешали откровенную лапшу, рассказывая заложницам, что их отряд пришел в Москву из Чечни… пешком, за 21 сутки. Якобы шли по ночам, а днем отсыпались в лесах. Восточное коварство — печальная реальность, а не выдумки расистов.

Мужчины-чеченцы также по-своему очаровывали пленников: шутили с подростками, угощали их жвачкой и шоколадками, были подчеркнуто вежливы с маленькими детьми. Правда, все очарование заканчивалось при раздаче продуктов, которые боевики приносили из театрального буфета. Шоколад, пластиковые бутылки с лимонадом, коробки с соком боевики швыряли в зал, словно кости собакам: ловите! И заложники, унижаясь, ловили: только так и можно было перекусить.

— Вам плохо один день, а нам плохо уже десять лет, — вопил со сцены юный Бараев. — Нас убивают, но вашему правительству даже вы не нужны, вас не спасают… А ну молчать, я с Масхадовым разговариваю!

Парню казалось, что на него обрушилось бремя вселенской славы, и театральная обстановка лишь подогревала воспаленное тщеславие. Ему то и дело названивали видные политики и генералы. Стремление погарцевать на глазах у самой широкой публики заставило Бараева допустить в фойе журналистов с НТВ. Незаметно, трясясь от страха, телевизионщики делали свое дело.

Тем временем людям приходили в головы все более экзотические способы разрешения кризиса. Лидер чеченского отделения прокремлевской партии «Единая Россия» Руслан Ямадаев предложил согнать в здание на Дубровке чеченских женщин с детьми со всей Москвы: дескать, шахидки не посмеют взорвать одноплеменниц с малышами.

Наступила пятница 25 октября. В 9.00 утра со сцены в зал полетел очередной приказ:

— Всем сдать телефоны, часы, электронные игрушки. У кого найдем телефон, расстрел!

Боевики раздобыли большую корзину, которую наполнили за полчаса: у 750 заложников мюзикла «Норд-Ост» оказалось 500 мобильных телефонов, в то время как на улице такой телефон имел едва ли каждый пятый. Небедный народ посещает мюзиклы в сегодняшней России, ох не бедный…

Вскоре в здание прибыл доктор Рошаль с новой партией лекарств. Оказав помощь всем нуждавшимся, детский хирург около 14.00 вышел на улицу с восемью освобожденными ребятишками. На душе у профессора кошки скребли: Бараев обещал отпустить 35 детей, но обманул. У главаря террористов были другие виды на детей. Он обратился со сцены к малолетним пленникам:

— Подходите сюда, берите телефоны и звоните родителям. Если они хотят вас когда-нибудь увидеть, пускай устроят антивоенный митинг на Красной площади!

Так часть отобранных телефонов вновь оказалась у заложников. Требование террористов подействовало: толпы родителей обивали пороги мэрии, требуя разрешить митинг. С родственниками заложников встретилась вице-премьер Валентина Матвиенко.

— Никаких уступок не будет, — отрезала она.

Ближе к вечеру после многочисленных телефонных согласований захватчики впустили в здание «Норд-Оста» Евгения Примакова, президента родственной чеченцам Ингушетии Руслана Аушева и авторитетного в Чечне депутата Асланбека Аслаханова. Как и прежде, переговорщиков «вели» к зданию спецназовцы «Альфы» и «Вымпела»: сопровождали даже проползая под автомобилями. Такая предосторожность необходима была на случай, если чеченцы попытаются вероломно захватить кого-то из своих высокопоставленных гостей.

Однако ни одной договоренности достичь не удалось. Главари террористов требовали то личного прибытия президента Путина, то его полномочного представителя Виктора Казанцева, а самое главное — выполнения своих изначальных условий. На прощание Бараев с Абу Бакаром пообещали приступить к показательным казням заложников на другой день, в субботу, причем не позднее полудня.

— Но можем и в шесть утра начать, — усмехнулся Абу Бакар. — Мы не проспим…

Около 20.00 последняя группа переговорщиков покинула здание бывшего ДК не солоно хлебавши. А вскоре «слухачи», занимавшиеся радиоперехватом, сообщили об угрозе, озвученной Бараевым по мобильному телефону:

— В первую очередь будем расстреливать самых сочных!

Правдивость этих слов подтвердила выходка одного из боевиков. Выбрав мужчину пополнее да посолиднее, чеченец принялся таскать его за галстук. Затем террорист выхватил у мужчины бумажник, вытряс оттуда на пол деньги, а напоследок взмахнул кинжалом, отрезав галстук — одну из примет ненавистной цивилизации. После этого в кризисном штабе и было принято решение о штурме.

Тем временем оцепление задержало нескольких бойцов внутренних войск. Эти Рэмбо отечественного розлива решили покрыть себя неувядаемой славой, самолично взяв штурмом захваченное здание, и уже крались в соответствующем направлении. А в полночь через кордоны в здание прорвался-таки лысый мужчина и закричал чеченцам, что ищет среди заложников сына. Узнав фамилию, чеченцы перетрясли отобранные у заложников документы, однако никого не нашли. Нервы у террористов уже никуда не годились. На «провокатора» обрушились кулаки, ботинки, приклады.

На удивление крепкий мужчина некоторое время оборонялся и даже нанес чеченцам несколько чувствительных ударов мощными, как кувалды, кулаками. Но силы были слишком неравны. Для устрашения заложников боевики втащили окровавленного человека в разорванном свитере в зал. Лысый пытался что-то говорить, но из-за выбитых зубов получалось шепеляво.

Затем его демонстративно вытолкали в фойе, и все услышали четыре выстрела. Этот эпизод произвел тяжелейшее впечатление: многим заложникам показалось, что террористы действуют с опережением «графика», и вслед за первым расстрелом последуют другие. В час ночи у одного паренька не выдержали нервы. Он вскочил вдруг со своего места и пустился бежать прямо по спинкам кресел с диким крикам:

— Мама, не могу больше!

Мать молодого человека находилась в левой от сцены, женской части зала. Увешанная взрывчаткой чеченка выхватила пистолет ТТ и встретила психанувшего юношу огнем. Но метким стрелком женщину назвать было сложно. Вместо «нарушителя режима» она прострелила бок заложнице Татьяне Старковой, а смирно сидевшему заложнику Павлу Захарову и вовсе снесла надбровную дугу, разворотив глаз.

Истекая кровью, раненые пролежали добрый час в ожидании скорой помощи, хотя вокруг здания были развернуты десятки медицинских учреждений со всей Москвы. Ни чеченцы, ни продюсер Васильев элементарно не могли дозвониться медикам, поскольку известный им номер был непрерывно занят пустопорожней болтовней. Лишь ближе к трем ночи Старкову и Захарова удалось передать подоспевшим врачам.

Вскоре после этого власти сделали еще одну попытку договориться по-хорошему. Вспомнили об известном чеченском «воре в законе» Исламове по кличке Борода. Похищения, убийства, контрабанда в Чечню оружия — у Лечи Исламова был богатый «послужной список». До Чечни Борода возглавлял Центральный отряд чеченцев в Москве, где занимался рэкетом, контролировал проституцию и рынки.

Масхадовского «бригадного генерала» Исламова федералы повязали 22 августа 2000 года; к моменту захвата мюзикла «Норд-Ост» тот находился на нарах Краснопресненской пересыльной тюрьмы. После долгого, напряженного разговора с Бараевым Борода признался начальству в погонах с большими звездами:

— Он ваххабит, а ваххабиты не признают никаких авторитетов — ни религиозных, ни тейповых, ни наших. Мовсар попросил перезвонить ему в десять утра и тогда, возможно, он кого-нибудь отпустит.

В эти минуты «альфисты» уже вели последние приготовления. Тем не менее ранним утром 26 октября Виктор Казанцев позвонил на сотовый телефон Абу Бакару:

— Переговоров больше не будет, пока не начнется отвод войск из Чечни, — услышал полпред президента Путина. — Тогда и о детях поговорим, и об освобождении других заложников.

Никаких шансов избежать атаки больше не осталось.

К исходу пятницы террористы узнали, что штурм здания назначен на три часа ночи. Понимая, что спецслужбы могут применить газ, боевики выключили кондиционеры. В зале окончательно воцарилась жуткая вонь, но захватчиков это не смутило. Они вставили в студийный магнитофон кассету, и мощные театральные динамики разнесли гортанные тремоло муллы:

— Ля Иллаха илла Ллаху уа Мухамаддун расулу Лла-хи! Верю, что нет Бога, кроме Бога, и что Мухаммад пророк его!

У заложников по спинам побежали мурашки, насколько зловещими показались эти звуки. Одна из чеченских вдов обратилась к «женской» половине зала:

— Мы готовимся попасть в рай, и вы тоже можете помолиться. Уж скоро конец.

Баллоны с газом спецназовцы пронесли в здание через подвал, который предварительно был детально изучен с помощью московских диггеров из Центра подземных исследований. Сами офицеры знали о газе лишь то, что он не является боевым, но в течение 1–3 секунд отключает сознание на срок от 2 до 6 часов в зависимости от дозы, особенностей организма и метеоусловий.

Штурмовые отряды были вооружены автоматами «Вал» для бесшумной, беспламенной стрельбы. Чтобы не путать своих с боевиками, рукава обернули широкими белыми повязками. И, как водится, простились перед боем на всякий случай — чтобы в случае чего зло друг на друга с собой в могилу не унести.

Когда в три часа штурма не произошло, боевики невольно расслабились. А в 5.17 утра, в самое «сонное» время, газ повалил в зрительный зал через две вентшахты — над сценой и над балконом. Это оказалось полной неожиданностью для чеченцев. Боевики не успели даже подумать, что ложную информацию о ночном штурме им подбросили сами федералы.

— Газы! — приказывали в эти мгновения командиры штурмовых отрядов. — Газы!

Три секунды отводит норматив на выполнение такой команды — и вот уже 200 спецназовцев в резиновых масках противогазов. Тем временем 10 их коллег рассыпались цепью перед главным входом в театр и открыли огонь из гранатометов прямо по громадному рекламному плакату с надписью «Норд-Ост».

Пробив плакат и оконные стекла, свето-шумовые гранаты влетали в здание и разрывались с ярчайшими вспышками и мощными хлопками. Оглушенные, ослепленные боевики успели сделать несколько выстрелов в направлении балкона: казалось, гранаты летят оттуда. Но газ уже тормозил нервную деятельность: ни о какой прицельной стрельбе не могло быть и речи.

Разрывы и звуки выстрелов разбудили заложников. Многие успели увидеть газ, другим сразу же резко перехватило горло: стало нечем дышать. Исчезла вдруг и способность двигаться. Некоторые люди успевали мысленно проститься с жизнью. Сильнее всего «вырубило» тех, кто сидел близко к вентшахтам, а также тех, кто перед началом штурма не спал и, следовательно, чаще дышал.

— Я почувствовала запах газа, сделала большой вдох и подумала: «Штурм. Наконец-то», — вспоминала позднее одна из заложниц.

Две женщины, мать лет за 70 и ее 50-летняя дочь, дремали, то и дело посматривая перед собой. Неожиданно воздух в зале потемнел, словно появилась дымка. Из-за сцены донеслись выстрелы. Обнявшись, женщины сели, готовые погибнуть от страшного взрыва — на этом драматическом моменте воспоминания обеих оборвались.

Особенно эффективно газ подействовал на террористов. Чтобы не заснуть, они все время двигались, дыша часто и глубоко. Бодрствующие организмы мигом насытились ядом: в большой концентрации газ на основе производных фентанила вызывает паралич при первом же вдохе. В следующее мгновение чеченцы, роняя оружие, опустились на пол, словно при замедленной съемке.

Несколько заложников, находившихся на максимальном удалении от вентшахт, позвонили родным и друзьям. В ДК прибывает какой-то газ, — сказала одна женщина, после чего речь ее стала бессвязной, а затем и вовсе прекратилась.

— Такое впечатление, что начались действия со стороны наших силовиков, — сообщила другая заложница. — Ребята, ну не оставляйте нас, дайте шанс, если можно это сделать, мы просим, мы все-таки надеемся, что, может, мы не на «Курске»…

На воле люди силились что-нибудь понять:

— Что вы чувствуете, какой это газ, слезоточивый, что ли?

— Я не знаю, что за газ, но, по-моему, наши силовики начали что-то делать, по-моему, есть желание, чтобы мы отсюда живыми не вышли и таким образом эту ситуацию закончить…

— Как вы себя чувствуете? — неслось с воли.

В трубке в это время гремели выстрелы, затем раздался женский крик:

— Ребята, ну я умоляю, я не знаю, мы видим, мы чувствуем, мы дышим в тряпки, что-то делают наши, а эти не хотели ничьих смертей!

Под «этими» заложники подразумевали, естественно, террористов. Стокгольмский синдром в здании «Норд-Оста» завладел очень многими — и подростками, и взрослыми. Другая заложница вторила первой:

— Видимо, такое решение приняло наше правительство, чтобы никто отсюда живым не вышел. Мы же сейчас все к черту взлетим на воздух. О господи!

На этом разговоры оборвались, и разгорелась ожесточенная пальба. Заложники не подозревали, что снаружи здание бывшего ДК взято под прицел пулеметами, установленными на бронетранспортерах внутренних войск. То была огневая поддержка спецназа: стрелки получили команду ударить по окнам, если в них появятся люди с оружием. Но сейчас стреляли не с БТРов.

Главная штурмовая группа размещалась в просторном гей-клубе «Центральная станция». По иронии судьбы гей-клуб на полторы тысячи мест был торжественно открыт в одном из крыльев бывшего здании ДК подшипникового завода 26 сентября 2002 года — день в день месяц тому назад. Одна из стен «голубого» заведения оказалась смежной с кухней театрального центра. Вот почему на протяжении всего 50-часового кризиса «Центральная станция» фактически служила командным пунктом и одновременно местом отдыха для бойцов «Альфы».

— Давай, — скомандовал полковник в 5.45. — И сразу вперед!

Подрывник замкнул детонатор. Сверкнула вспышка, и направленный взрыв малой мощности разрушил стену, отделявшую «голубой» клуб от театра. Спецназ бросился в пролом, швыряя перед собой светозвуковые гранаты. Главаря террористов отыскали в его «штабе» — заставленной холодильниками подсобке буфета. Она не имела окон и была недоступна для снайперов, поэтому 10 свободных от несения «службы» боевиков чувствовали себя здесь в полной безопасности.

Оглушительные взрывы и ослепительные вспышки совершенно огорошили террористов. Лишь шустрый Бараев успел не только нацепить респиратор, но и вскинуть автомат. Полковник шел впереди. На миг он застыл, нажимая спуск своего «вала». Взмахнув руками, Бараев рухнул. Рядом легли трупы других боевиков. Перепрыгивая через них, бойцы ринулись в зрительный зал.

Чеченец у входа принялся беспорядочно палить по штурмовому отряду, и спецназ залег. Расстреляв весь магазин, боевик молниеносно вставил примотанный к нему изолентой запасной рожок и возобновил стрельбу. Это привлекло внимание еще нескольких террористов в соседних помещениях — выстрелы самих спецназовцев были почти бесшумными. Однако прицельного огня потравленные газом террористы вести уже не могли. Через пару мгновений все они были перебиты.

Другой отряд «альфистов» ворвался в здание через главный вход и несколько боковых дверей. Между тем за пределами зала концентрация газа была гораздо ниже, чем внутри. Осоловевшие, но еще соображающие террористы в фойе ударили по спецназу из автоматов, дважды выпалили из гранатомета, бросили несколько самодельных гранат. Осколок задел руку одного спецназовца, второй был контужен, а чеченцы — ликвидированы. Бойцы растеклись по другим прилегающим к зрительному залу помещениям. Важно было не допустить проникновения вооруженных террористов в зал: там одна-единственная точно посланная во взрывчатку пуля могла стать роковой как для заложников, так и для спецназа.

Начиненные взрывчаткой чеченские вдовы обмякли в своих креслах. Однако существовала опасность, что у кого-то из них начнутся конвульсии или действие газа по какой-то причине окажется краткосрочным: в том и другом случае мог произойти взрыв. Офицеры прошли по рядам, стреляя из пистолетов в женские затылки. Контрольные выстрелы были произведены и по террористам-мужчинам. Один из них оказался очень крепким парнем — недаром ему доверили пулемет Калашникова. Прежде чем упасть от пули, заторможенный боевик выпустил веером длинную очередь, которая ранила двоих заложников.

Ища пояса шахидов, «альфисты» принялись обнажать до пояса неподвижных заложников одного за другим. Если бы у кого-то была возможность окинуть зал взглядом с высоты, картина показалась бы сюрреалистической. Словно шла-шла большая, плотная толпа людей, да неожиданно вся и полегла. А среди недвижимых тел копошатся редкие фигурки в пятнистом хаки с белыми повязками на рукавах.

Однако выяснилось, что взрывчатка была закреплена только на уже ликвидированных женщинах в черных одеждах мести и скорби. Затем спецназовцы принесли из гардероба охапки курток, шуб, пальто и начали выносить беззащитных людей на улицу. Саперы приступили к разминированию мертвых шахидок и 30 прочих взрывных устройств.

Убедившись, что с террористами в зале покончено, полковник «Альфы» по радио приказал разбить для вентиляции окна первого и второго этажей. Многие спецназовцы уже посрывали с себя противогазы: при тяжелой физической работе в них начинаешь задыхаться. Когда кто-то из бойцов ощущал на себе действие газа, поступали просто: два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту.

Некоторые заложники приходили в себя на руках у спецназа. Лежа на плече дюжего бойца, который с хрустом давил ботинками пустые шприцы из-под антидотов (дозированных противоядий), одна женщина открыла глаза.

— Все кончилось, — внятно произнесла она. — Уже. Пить, прошу вас, пить…

С питьем проблем не было: у крыльца здания высились штабеля из упаковок минеральной воды. В это время часть «альфистов» ликвидировали террористов на верхнем, 3-м этаже здания. А вот пулеметчикам на БТРах выстрелить так и не довелось: газ и спецназ четко сделали свое дело. Прошло 15 минут с начала операции, когда для террористов все было кончено: пленных спецназ не брал.

Вслед за «Альфой» в здание вошли бойцы СОБРа, что-1 бы добивать террористов и выносить на свежий воздух заложников. Однако если «альфистам» перед штурмом были сделаны противогазовые инъекции, то о собровцах никто не позаботился. Впрочем, всерьез никто из них не отравился: в отличие от заложников, здоровенные, сытые, закаленные парни находились в отравленном помещении недолго, да и концентрация газа успела за четверть часа заметно снизиться.

Пока СОБР дружно блевал, «альфисты» обнаружили среди бесчувственных заложников одного своего. Врач «Альфы» шлепнулся рядом на колени, осмотрел бойца. Не найдя ни царапины, стал искать пульс, обратил внимание на необычайную бледность лица. Не сразу поняли, что осколок гранаты пробил противогаз, и в ходе боя боец надышался газом. В 6.30 полковник из «Альфы» доложил «наверх» о завершении операции. Спецназовцы с облегчением стягивали с потных лиц маски, хлопали друг друга по плечам и поздравляли с тем, что жизнь продолжается. Использованный на Дубровке газ никогда прежде не применялся для освобождения заложников. Если бы концентрация оказалась недостаточной, чеченские вдовы поднесли бы провода детонаторов к батарейкам, а рухнувшая с огромной высоты крыша не пощадила бы никого.

Штаб по ликвидации чрезвычайной ситуации направил для эвакуации заложников милицию, спасателей МЧС и диггеров. И тут счастливые «альфисты» испытали шок. Вместо того, чтобы срочно выносить людей, горе-избавители принялись шарить по их сумкам, карманам, заглядывали под сиденья и даже прощупывали подушки кресел, куда некоторые заложницы действительно попрятали драгоценности. Один милиционер поднял сумку лежащей на полу женщины, достал оттуда портмоне и сунул себе в карман. Заложница зашевелилась, открыла глаза. Милиционер в ярости ударил ее сапогом в голову.

— Пацаны, давайте кончим его и на боевые потери спишем! — крикнул кто-то из спецназовцев.

Милиционер сперва даже не понял, о ком идет речь. В следующий миг страшный удар в подбородок швырнул его на пол, после чего «альфисты» отметелили мародера ногами. Хотя милиционер остался в живых, его пример оказался крайне поучительным, и откровенное мародерство прекратилось: чужое стали брать украдкой.

Скоро штурмовые отряды собрались возле оперативного штаба на 2-й Дубровской. Прокричали троекратное «Ура!» в ответ на поздравление директора ФСБ Патрушева. Валентина Матвиенко, поблагодарив, пообещала ускорить получение квартир спецназовцами из жилищной очереди.

Родственники и друзья заложников, столпившиеся у турникетов ограждения, умоляли сообщить, сколько людей погибло при штурме. Просьбы эти дошли до оперативного штаба. Из здания вышел заместитель московского мэра Валерий Шанцев.

— Ни один заложник не пострадал, — объявил чиновник. — И никакого газа я там не видел!

Послышались радостные крики, люди обнимали и целовали друг друга.

В 6.35 в госпиталь ветеранов войн был доставлен первый заложник — этот счастливчик покинул театр на Дубровке самостоятельно. Но 90 % заложников пребывали в бессознательном состоянии. Лишь самые сообразительные и предусмотрительные заготовили мокрые майки, в которые уткнулись лицами, едва в воздухе появилось чего-то странное. Одна юная особа догадалась помочиться на майку и дышала затем через мокрую ткань: благодаря этому она самостоятельно вышла из театра и в числе первых попала домой.

После вкалывания антидотов людей выносили из здания через разминированный главный выход. Здесь теснились, мешая одна другой, кареты скорой помощи. Живых и мертвых в них складывали вперемешку. Белые микроавтобусы отъезжали от здания метров на 300, где располагалась сортировочная площадка.

— Раненых сюда, — командовала санитарам женщина в окровавленном халате. — Трупы — туда!

Дальше стояли большие автобусы — на них переправили в больницы 400 человек. Еще 200 развезли по Москве «скорые». Об эффективности их использования можно судить хотя бы по тому, что всего на эвакуацию заложников «Норд-Оста» комитет здравоохранения Москвы бросил 300 машин. Порядка 100 освобожденных заложников остались на Дубровке — в госпитале ветеранов войн. К 7.30 эвакуация из театра завершилась.

Бывшие заложники казались либо спящими, либо сонливыми, некоторые мотали головами и бредили. Самыми страшными были симптомы асфиксии — удушья. У тех, кого выносили лицом вверх — например, держа за руки и за ноги, — западал язык, и это при том, что газом подавлена мускулатура, которая обеспечивает работу легких. Переносить людей следовало на плече — так, чтобы язык свободно свисал книзу.

В каретах скорой помощи людей необходимо было укладывать на бок или на живот, чтобы язык не перекрывал проход для воздуха. Однако спасатели сваливали тела в кучу, иногда по семь живых и мертвых в один микроавтобус. Из-за этого врачи не могли в дороге оказывать помощь тем, кто в ней еще нуждался. Многих заложников усаживали прямо на сиденья автобусов, и это было смертным приговором: голова запрокидывалась кверху, язык западал. Пока человека довозили до больницы, сердечный ритм замедлялся, и кровообращение расстраивалось вплоть до полной остановки. Кроме того, накануне штурма многие заложники приняли успокоительные препараты, которые заметно усилили действие газа.

По механизму воздействия психохимический газ сродни наркозу. Однако если за состоянием находящегося под наркозом больного следит врач-анестезиолог, то в «Норд-Осте» следить за состоянием отравленных людей пришлось бойцам спецназа, которые только что провели смертельно опасный штурм. «Альфисты» делали все, что умели, в том числе непрямой массаж сердца, от которого не было никакого проку. Анестезиолог первым делом помог бы человеку дышать: либо по дедовскому методу «изо рта в рот», либо подключил бы пострадавшего к аппарату искусственной вентиляции легких.

Такие аппараты вовсе не дефицит, ими укомплектованы все реанимобили, однако нужды в них никто заранее не предусмотрел. Не были медики подготовлены и к массовой интубации — введению через рот в гортань особой трубки при угрозе удушья. Здесь нет никаких технических трудностей, поскольку интубация трахеи широко применяется при проведении наркоза.

Как персонал «скорых», так и персонал больниц, по которым развозили заложников, готовился принять большое количество пострадавших от взрывов. И вдруг — свыше 700 человек то ли в наркотическом угаре, то ли в коме, то ли мертвые. Люди были чрезвычайно бледны, с пониженным давлением, частотой сердечных сокращений менее 60 в минуту, со спазмами гортани и дыхательных путей. Дыхание почти не прослеживалось, и врачи определяли живых лишь по пульсу на сонной артерии.

Когда люди приходили в сознание, проявлялся весь набор симптомов, свойственных отходу от сильного наркоза. Заложники не могли вспомнить, что с ними произошло. От боли раскалывалась голова, сильно тошнило, артериальное давление оставалось пониженным, а все реакции заторможенными.

Самым ужасным было то, что из ФСБ не поступило никаких сведений по составу газа. Лечение вырвавшимся из плена людям оказывалось по наитию теми средствами, которые имелись под рукой. Кому-то догадались ввести противоядие широкого профиля (налоксон) или сделать интубацию, а кому-то — не догадались: зыбка грань между жизнью и смертью!

О фентаниловой природе газа стало известно спустя несколько суток: слишком поздно. Чтобы «отмазать» матерых секретчиков из ФСБ, а заодно оправдать собственные промахи, высокие медицинские чины непрерывно твердили: дескать, заложников погубил не сам по себе фентанил, а то, что его пришлось применить к голодным, измученным физически и психически людям.

При этом неустанно подчеркивалось, что препараты фентанила не являются боевыми отравляющими веществами. Дескать, фентанил используется при хирургических операциях для анестезии, а потому не мог вызвать летального исхода. Как будто люди никогда не умирают на операционных столах именно от неверно подобранного препарата или передозировки! Так и хочется напомнить медицинским чинам слова средневекового лекаря Парацельса: «Все есть яд, и все есть лекарство. Важна лишь доза».

Когда о первых потерях узнал Юрий Лужков, то вслед за своим замом Шанцевым тоже поспешил сделать заявление. От мэра народ узнал о гибели 30 заложников. По сравнению с общим их количеством в 750 человек «выглядело» неплохо. Затем заместитель главы МВД генерал Васильев уточнил, что в ходе освобождения погибли 34 заложника. Но уже в полдень 26 октября генерал вынужден был признать, что число жертв достигло 67. При этом Владимир Васильев отчего-то упирал на то, что никакого «штурма» вообще не было, а было… «освобождение».

К вечеру Россия узнала, что лишилась 90 дочерей и сыновей. Стало ясно, что их список еще пополнится многими именами тех, кого власти считают сейчас живыми и успешно спасенными. Мэр Москвы объявил, что городская казна выплатит семьям погибших на Дубровке по 100 тысяч рублей (около 3200 долл.) плюс возьмет на себя похороны. Каждому заложнику, выписавшемуся из больницы, было обещано 50 тысяч рублей. За утраченное в ходе теракта имущество пообещали по 10 тысяч рублей на душу.

А блестяще спасенные «Альфой» люди продолжали умирать. Похоронный список рос день за днем, пока наконец не достиг 129–17 % от общего числа заложников. Почти всех погубил не столько фентанил, сколько ошибочная транспортировка и мания секретности, не позволившая подготовить заранее все необходимое для оказания помощи.

Что же это за зверь такой — фентанил? Этот синтетический наркотик, родственный героину, разработан в Бельгии еще в середине XX века. В медицине его разрешено применять для обезболивания лишь тогда, когда есть возможность искусственной вентиляции легких больного. Вскоре после 11 сентября 2001 года газ на основе фентанила поступил на вооружение контртеррористических подразделений США, в том числе знаменитой «Дельта Форс».

Американцы прекрасно осведомлены о неприятных последствиях применения такого газа, однако считают его самым подходящим средством для освобождения заложников и подавления опасных беспорядков. В США фентанил относится к несмертельным вооружениям, и информация об этом известна общественности. Зачем же ее скрывали российские контрразведчики? Вероятно, в силу унаследованного от советского КГБ стремления к тотальному засекречиванию всего.

Журналисты по всему миру атаковали вопросами признанных специалистов по освобождению заложников: правильно ли поступили «эти русские», применив газ для нейтрализации террористов? Не избежал повышенного внимания и отставной руководитель французского спецназа ГИГН Поль Беррил.

— Террористы приготовили полтора центнера взрывчатки, поэтому у русских не было альтернативы, — сказал маэстро контртеррора. — Штурм без предварительной газовой атаки неизбежно привел бы к взрыву и куда более серьезным потерям. Говорю это не понаслышке, ведь я сам впервые в мире-решил применить газ против террористов, которые обещали взорвать комплекс мечети вместе с заложниками. Это было в Мекке — в семьдесят девятом…

Были ли у бараевцев справки о московской регистрации? Это, как понимает, читатель, не имеет никакого отношения к профилактике терроризма. Такую справку может получить любой: сплошь и рядом приезжие попросту покупают месячную регистрацию, скажем, у администратора гостиницы. Вот почему трудно ожидать, что теракт в театральном центре на Дубровке стал последним ударом террористов вдали от Чечни.

— Еще хорошо, что эти люди не захватили АЭС, — заметил масхадовский представитель Ахмед Закаев, комментируя захват мюзикла в Москве. — Результат был бы куда страшнее. Мы не можем гарантировать, что подобное не случится в будущем.

Традиционная российская безалаберность позволит «ичкерийским волкам» скалить зубы на протяжении ряда лет. При помощи небольших денег и водки несложно устроить тайник с оружием и взрывчаткой практически в любом месте проведения массовых мероприятий. Подкупленный сторож (вахтер, дворник, уборщица) даже не будет знать, на кого «работает». А уж людей, которым больше нечего терять, в Чечне предостаточно.

Настоящая фамилия Мовсара Бараева — Сулейменов. Его отец — родственник Николая «Хозы» («Воробья») Сулейменова, который в 1990-х возглавлял Южнопортовую бандгруппу в Москве, где контролировал автобизнес. Мать Мовсара — родная сестра «прославившегося» в межвоенный период 1996–1999 годов работорговца Арби Бараева. Выйдя замуж, она уехала из родной Алхан-Калы в сулейменовский Аргун.

Мовсар родился в 1979 году, а в 1991-м Чечня была провозглашена независимой. Пьяные от счастья аксакалы в папахах, положив руки друг другу на плечи, водили по площадям суфийские хороводы. Дудаевские гвардейцы расстреливали у позорных столбов уголовников (или тех, кого объявлял таковыми шариатский суд). Молодежь сбивалась в шайки грабителей. Все нечеченцы превратились в людей третьего сорта, и в селах появились рабы из числа славянских строителей, которые по наивности подались в горы на заработки. Цена человеческой жизни стремительно падала.

В отличие от юного Шамиля Басаева, Мовсар даже не задумывался о получении высшего образования. Его мечтой был собственный отряд боевиков, а его кумиром — Арби. Дядя старше Мовсара всего на 5 лет, но успел повоевать в первую Чеченскую войну и близко сошелся с Хаттабом. Мовсар по примеру дяди стал ваххабитом и отправился изучать террористическое искусство в хаттабовские аль-каиды под Сержень-Юртом. Особое очарование ваххабизма заключалось для молодежи в том, что он ни в грош не ставил старейшин, а культ предков и вовсе объявил язычеством.

Окончив в 1998 году «с отличием» хаттабовские курсы, Мовсар поехал в Алхан-Калу. К этому времени дядя вовсю торговал заложниками и нуждался в верных, умелых и жестоких людях. Более или менее вменяемые односельчане держались от Бараева подальше. Воспользовавшись этим, Арби скупил за бесценок все дома по соседству со своим родовым гнездом, в которых поселил своих приближенных. Один из домов Арби подарил 19-летнему племяннику, после чего женил того на местной девушке.

Фактически племянник стал телохранителем своего кумира, хотя формально числился бойцом «исламского полка специального назначения», который «эмир»[29] Арби сколотил по примеру гелаевского «Ангела».

В июне того же 1998-го новый министр шариатской госбезопасности Асламбек Арсаев попытался бороться с торговлей людьми. В ответ ваххабиты решили показать, кто на самом деле хозяин в Чечне.

«Исламский полк» вместе с бандой братьев Ахмадовых из Урус-Мартана захватил Гудермес. Президент Аслан Масхадов издал указ о роспуске бараевского полка и поручил освободить город Сулиму Ямадаеву, командиру полка национальной гвардии и крупному Гудермесскому заправиле. Потеряв пятерых убитыми, бараевский «спецназ» отступил. Среди семи раненых оказался и красавчик Мовсар. Отделался он очень легко и лишь приобрел «стартовый» авторитет.

Вскоре у Арби родился сын — двоюродный брат Мовсара. Торжества по этому поводу сопровождались пальбой по близким облакам из всех видов стрелкового оружия. Кто-то додумался пальнуть даже из подствольного гранатомета и разворотил чужой сарай. Прибыл разъяренный владелец со взрослыми сыновьями, вспыхнула драка. Когда один из сыновей бросился на Арби Бараева, Мовсар, не раздумывая, уложил нападавшего из пистолета — тяжело ранил.

Назавтра дядя подарил племяннику почти новый джип. Мовсар старался во всем походить на своего благодетеля. Между ними и так имелось немало сходства: оба стройные, плечистые, жилистые, выносливые. Как и дядя, Мовсар по ваххабитской традиции не брился и постоянно носил натянутую по самые брови шапочку. Правда, приличная борода вырасти у юнца так и не успела.

Новым заданием стала охрана троих британских и одного новозеландского инженеров. Под пытками заложники «сознались», что шпионили в Чечне в пользу британских спецслужб. Их «признания» Мовсар снял видеокамерой, после чего дядя в ночь на 8 декабря 1998 года обезглавил несчастных. Его не прельстил даже выкуп в 10 миллионов долларов от фирмы «Гренджер телеком», где трудились иностранцы. Оказалось, Усама бен-Ладен пообещал заплатить втрое больше: так он мстил Западу за ракетный обстрел своих баз в Судане и Афганистане после взрывов у американских посольств в Африке.

Министр Арсаев в выступлении по ТВ пообещал, что банда Бараева будет перебита, но воплотить эти слова в жизнь так и не сумел. Наоборот, Мовсар вместе с другими людьми своего дяди в феврале 1999-го взорвал автомобиль Арсаева в самом центре Грозного: министр был тяжело ранен. Уже в марте бессильный президент Масхадов отменил собственный указ о роспуске бараевского «полка». Арсаев подал в отставку, а ваххабиты торжествовали.

Отныне Мовсар, дабы наводить на окружающих побольше ужаса, стал именовать себя Бараевым и сильно раздражался, если ему напоминали, что он — Сулейменов. С началом 2-й Чеченской войны дядя поставил его во главе диверсионного отряда для обстрела войсковых колонн федералов. Самым крупным «боевым» успехом Мовсара стал подрыв запаркованного «Москвича-412». Произошло это 9 декабря 2000 года в Алхан-Юрте (недалеко от Грозного) в толпе военнослужащих. Бараев-Сулейменов прыгал от радости, когда было объявлено о гибели 20 человек.

Не менее «удачно» действовали и другие подчиненные Арби Бараева. Федералы повели за ним настоящую охоту, от которой больше всего страдали жители Алхан-Калы, то и дело подвергавшиеся «зачисткам». Дядя хорошо подготовил родное село к войне. Под многими домами были устроены схроны, которые сообщались между собой ходами и имели выходы наружу. Боевики спокойно перебирались из «зачищаемой» части села в уже «зачищенную» и были неуловимы. Лишь 24 июня 2001 года по наводке односельчан спецназовцам удалось ликвидировать Бараева-старшего.

— Гибель Арби федералами преподносится как большая победа, — откликнулся на смерть кумира его племянник. — Они думают, что смерть наших командиров может привести к победе. Командиров, ставших шахидами, заменят новые люди. Борьба будет продолжена.

Недолго думая, 22-летний парень провозгласил себя эмиром исламского полка спецназа и лидером всего алхан-калинского джамаата (общины ваххабитов). Дядины заместители Тимур Автаев и Ислам Чапаев отказались признать самозванца. Установлению единоначалия Мовсара помогли федералы, когда ликвидировали обоих соперников.

К этому времени бараевский «спецназ», потеряв 200 человек убитыми, состоял из нескольких десятков деморализованных боевиков. Для подъема боевого духа требовались прежде всего деньги. Однако «Черный араб» Хаттаб спонсировал Бараева-младшего через Ризвана Ахмадова, а тот, по мнению Мовсара, «придерживал» круглые суммы. Чтобы поднять свой престиж в глазах Черного араба, новоявленный «эмир» активизировал террористическую деятельность.

Его посланцы подрывали автомашины федералов в Урус-Мартане, Гудермесе и особенно часто в Грозном. Использовал Бараев-младший и заминированные грузовики — излюбленный еще с 1983 года фокус «Хизбаллы». Одна подготовленная им смертница направила начиненный взрывчаткой «Урал» в здание ОВД в Аргуне. Другая чеченка, также верша кровную месть за мужа-боевика, ворвалась за рулем такого же «Урала» в расположение ОМОНа из Ярославля.

Для связи Мовсар слегка освоил портативный компьютер-ноутбук. Он входил в Интернет при помощи мобильного телефона и связывался с боевиками через прокси-серверы, которые изменяют индивидуальный адрес (аи пи) пользователя: даже адресат не в силах определить, откуда направлено сообщение.

21 августа 2001 года по информации ФСБ было объявлено о гибели Мовсара Бараева при попытке выехать на «жигулях» из Аргуна. Не сразу выяснилось, что приглашенные для опознания чеченцы ввели федералов в заблуждение, указав на тело другого боевика, как на Мовсара. Позднее сообщалось о пленении Бараева, но в конце концов также раскрылось, что попался совсем другой человек. Чеченская дезинформация в сочетании со скоропалительными рапортами об успехах «работала» отлично.

26 июня 2002-го чеченская милиция нашла труп полевого командира Ризвана Ахмадова. Мовсар Бараев поклялся отомстить за «брата» (все ваххабиты друг другу братья). Скоро его боевики выкрали из поселка Андреевская Долина на окраине Грозного троих русских — семейную пару и одинокую женщину. Заложников подвергли пыткам, чтобы они перед видеокамерой «признались» в убийстве Ризвана и похищении у него 45 тысяч долларов. Хохоча, бандиты отрезали женщине голову, после чего продолжили издеваться над супругами.

Между тем Ризван Ахмадов был убит и ограблен по приказу самого Мовсара Бараева. Ликвидировать «брата» посоветовал другой ваххабит — Абу Валид, возглавивший финансирование чеченского терроризма после гибели Хаттаба. Ризван слишком много знал о махинациях Хаттаба с фальшивыми долларами. Чтобы замести следы, Мовсар свалил вину на похищенных русских.

Вскрылись и другие «подвиги» подонка. Вместе с собственной матерью (сестрой Арби) он разработал «удачную» схему обогащения. Мать участвовала в распределении денежных потоков между полевыми командирами. Находясь в Азербайджане, она передавала присланным сыном боевикам данные о внешности очередного курьера и дате его переброски в Чечню. Курьера выслеживали и убивали, а вместо него деньги увозил в горы посланник Мовсара.

Некоторое время сепаратисты списывали потери курьеров и денег на федералов. Теперь чеченских паханов охватил шок: подросли такие отморозки, рядом с которыми Радуев или Гелаев кажутся довольно милыми людьми! Старшие соратники предложили Мовсару отмыться от крови и позора, возглавив захват зрителей и артистов на Дубровке. Деваться было некуда: в Чечне Мовсара ждала верная смерть от рук кровников. Скрепя сердце он занялся подбором «кадров».

К этому времени россияне ликвидировали или пленили почти всех влиятельных чеченских командиров. Оставшихся на свободе Руслана Гелаева и Абдул-Малика (обратившегося в ислам Виталия Смирнова) в сентябре 2002 года удалось выдавить из грузинского Панкиси и разгромить в Ингушетии. Их отряды кочевали вдоль российско-грузинской границы, испытывая нехватку буквально во всем. Теракт в Москве на пороге суровой зимовки в горах был жестом отчаяния, и подготовка к нему шла уже полным ходом.

Чеченские мафиози еще со времен «Воробья» Сулейменова знали район Южного порта как свои пять пальцев. Воспользовавшись ремонтом гей-клуба «Центральная станция», бандиты раздобыли планы этажей ДК 1-го подшипникового завода. Тем более несложно это было сделать с учетом чеченского происхождения владельцев клуба Ильи Абатурова и Руслана Бейсарова.

Объект для атаки был выбран идеально. Во-первых, простые работяги мюзиклами по $25 за билет особенно не увлекаются. Модная «духовная» пища предназначалась для народа по состоятельнее и, соответственно, по влиятельнее. Во-вторых, жанру мюзикла все возрасты покорны, и на представлении заведомо должно было быть множество детей. В-третьих, агрессивная реклама сделала мюзикл привлекательной для иностранцев достопримечательностью российской столицы. Среди заложников оказались 75 граждан Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Казахстана, США, Великобритании, Австрии, Нидерландов. По замыслу террористов, как родственники заложников, так и дипломатические ведомства их стран все свое влияние должны были употребить на то, чтобы добиться отказа от штурма. А в-четвертых, федералы должны были понять, что даже в центре Москвы не могут чувствовать себя в безопасности. В-пятых, беззаботная, сытая публика с мирным небом над головой вдруг ощутила себя обреченным человеческим стадом. Терроризм постучался в каждый дом.

В гараже, в полу километре от «Норд-Оста», организаторы теракта заготовили все необходимое: средства связи, оружие, гранаты, мины, 152-миллиметровые артиллерийские осколочно-фугасные снаряды (их вставили в газовые баллоны, заполненные тысячами поражающих элементов — стальных шариков), взрывчатку со стальными шариками, канистры с бензином, маски, респираторы, камуфляж для мужчин, черные одежды для женщин, переносные телевизоры, аптечку с бодрящими препаратами, пищу, напитки, планы здания, схемы установки взрывных устройств…

Затем все это «добро» под видом стройматериалов перенесли и припрятали в ДК. Разработчики теракта многократно побывали на «первом русском мюзикле» и досконально знали возможности его охранников. Мовсару оставалось приехать на готовенькое. Малограмотному, косноязычному парню даже не требовалось вести переговоры. Для этого ему дали в заместители араба, укрывшегося под псевдонимом Абу Бакар. Фанатик повторял все время, что хочет умереть сильнее, чем заложники хотят жить.

Зато сам Бараев-Сулейменов вовсе не собирался умирать: роль смертниц была отведена вдовам, которых возглавила дядина Зура. Для шахида парень чересчур любил деньги и женщин. На что он надеялся? На то, что подфартит так же, как Басаеву в Буденновске и Радуеву в Первомайском. Не случайно его группа была усилена несколькими участниками похода на Буденновск — их опыт мог очень пригодиться.

Мовсар ожидал, что российские власти вновь допустят слабинку: ради спасения 800 заложников начнут выводить войска из Чечни, а террористов перевезут под прикрытием заложников в Турцию. В случае успеха чеченцы не только простили бы Мовсару все грехи, но и стали бы считать его героем № 1. Однако чествующий террористов, разбитый на враждующие тейпы, соблюдающий закон кровной мести народ недостоин независимости. Выполнить требование о прекращении войны в Чечне было в принципе невозможно.

10 октября замкомандующего федералов в Чечне Борис Подопри гора сообщил, что «Бараев погиб под точечными ударами российской артиллерии и авиации» в горах близ села Комсомольское. Генерал сбился на 16 суток во времени и сильно напутал с географией: погибнуть террористу суждено было в ненавистной Москве.

Земной путь Мовсара Бараева оборвался на 23-м году жизни, однако «райского продолжения» не последовало. Никто из 18 женщин и 32 мужчин, атаковавших мюзикл «Норд-Ост», шахидом не стал. ФСБ отказалась выдать их тела родственникам и похоронила.

События в Москве показали, до какой степени может разниться оценка событий. Так, после освобождения бараевских заложников «Международная амнистия» заявила, что права обвешанных взрывчаткой смертниц были попраны, поскольку преступников положено судить, а не убивать в бессознательном виде. Но Россия — не ближневосточный карлик. Огромная, возрождающаяся страна проигнорировала бред вконец ошалевших «гуманистов».

К концу XX века государственные машины научились охранять своих лидеров: вот кто сегодня гарантирован от угрозы похищения. Однако прочие граждане, в том числе весьма высокопоставленные, то и дело становятся заложниками. Попытаемся поэтому сформулировать -

Оговоримся сразу: речь пойдет только о взятии заложников террористами.

Итак:

Правило 1. Вор берет то, что плохо лежит, а террорист нападает на того, до кого может дотянуться. Поэтому не подставляйтесь —. воздержитесь от посещения регионов с богатыми террористическими «традициями». Вместо Кавказа проведите отпуск в Крыму, а вместо Алжира или Египта поезжайте в Португалию. Перед поездкой взгляните на карту: нет ли по соседству с местом назначения островка, откуда могут нагрянуть похитители, как это произошло в 2000 году в Малайзии, а в 2001-м на Филиппинах.

Приобретая путевку, полюбопытствуйте, случались ли нападения на туристов там, куда вы направляетесь. И другой немаловажный вопрос: как организована охрана курорта или, к примеру, дискотеки? Вероятно, отдых в хорошо охраняемом месте обойдется дороже. Однако вспомним, насколько бездарными оказались меры безопасности на Палаване, где в 2001-м в руки террористов угодил сам охранник. Похищение годом раньше отдыхающих в соседней Малайзии ничему не научило ни филиппинскую полицию, ни владельцев туристической фирмы.

Правило 2. Наиболее опасными являются места скопления людей, особенно состоятельных, за которых можно получить гораздо больший выкуп. Самая эффективная и простая рекомендация: избегайте многолюдных мест. Конечно, если все дружно последуют такому совету, то мигом опустеют театры, цирки, рестораны и стадионы. Однако мы говорим сейчас не о рентабельности шоу-бизнеса или общепита, а о безопасности.

Менее всего подвергаются опасности пленения жители сельской местности и небольших городов, хотя и здесь есть многочисленные исключения: израильский Маалот, школа и электричка под нидерландским Бовенсмилде, наши Буденновск, Кизляр и село Первомайское, таиландский Ратбури, филиппинские Ламитан, а также и кокосовая плантация под Лантаваном…

Массовое скопление людей представляет также большой соблазн для террористов-смертников. Они с «удовольствием» подорвут себя на вокзале и стадионе, на дискотеке и народном гулянии, в ресторане и киноконцертном зале, в универсаме и метро, на ярмарке и международной выставке.

В ближайшие годы, пока терроризм еще весьма силен, следует поступать так: если есть возможность удержаться от посещения людного места — нужно удержаться. Например, израильтяне воздерживаются даже от посещения своих любимых кеньо'нов — громадных торговых центров (гипермаркетов).

Правило 3. Если вы оказались в толпе (вокзал, рынок, метро…), не пробивайтесь в самую гущу, а держитесь на периферии, чтобы в случае опасности быстро дистанцироваться от происходящего.

Так, 20 ноября 1979 года в Мекке в наиболее выгодном положении оказались паломники, которые находились близ ворот комплекса мечети: едва поднялась стрельба, эти люди беспрепятственно выбежали наружу и спасли свои жизни. Находясь в людном месте, прикидывайте варианты подобного отступления. Скорее всего, вам никогда в жизни эти прикидки не пригодятся. Однако вероятность того, что вы угодите в заложники, будет меньше, чем у человека, который данное правило проигнорирует.

Правило 4. Передвижениям в городском общественном транспорте предпочитайте личный автомобиль. Что касается дальнего сообщения, то вероятность захвата поезда или самолета невысока: поезд террористам очень неудобно оборонять, а воздушные суда сопровождают вооруженные охранники. В непосредственной близости от «террористической» территории (Чечня, Палестинская автономия, юг Филиппин и т. д.) похищению чаще всего подвергаются автобусы.

В Колумбии состоятельные люди вообще избегают наземного транспорта, предпочитая даже на сравнительно небольшие расстояния перемещаться вертолетом, хотя и он, конечно, может быть сбит кокаиновой мафией (которая позиционирует себя как коммунистических партизан).

Правило 5. Будьте осторожны, подбирая на трассе «голосующих» автостопщиков. Они могут оказаться как «обычными» бандитами, так и террористами. Очаровательная блондинка с поднятой рукой на обочине может служить приманкой и иметь в кустах сообщников. В Израиле, например, никто даже не пытается ездить трёмпом: этим английским словом там называют автостоп (трёмп — бродяга).

Не раз сердобольный водитель бывал жестоко наказан: стоило остановиться, как его вместе с машиной захватывали террористы. Известны также случаи, когда палестинские арабы угоняли машину с желтыми израильскими номерами (в Палестинской автономии номера зеленого цвета) и подбирали «голосующего» на перекрестке солдата, после чего начинали шантажировать израильское правительство.

Правило 6. Хотя «профессиональный» захват заложников характеризуется длительной подготовкой, в первые мгновения теракта нередко возникает неразбериха, и появляется возможность скрыться. Однако действовать нужно молниеносно, пока террористы полностью не овладели ситуацией. Вспомним хотя бы, как спасся, сломав ногу, соавтор «Норд-Оста» Алексей Иващенко.

Случалось, что отчаянно смелые люди выхватывали огнестрельное оружие из рук террористов, но не знали, как им распорядиться. Террористы же склонны избавляться от самых смелых как можно быстрее. Поэтому если заложник не видит шанса на успешный побег и не умеет обращаться с оружием, следует вести себя во время захвата покорно, выполняя основные требования похитителей.

Нельзя забывать, что ранение или болезнь значительно уменьшают шансы заложника на спасение: вместо лечения террористам проще пристрелить пленника. В 1985 году в Бейруте из четверых советских заложников при захвате был расстрелян именно раненый Аркадий Катков. Поэтому не следует раздражать террористов, «напрашиваясь» на физическую расправу. Наоборот, послушание может привести к некоторому улучшению условий содержания.

Правило 7. Избиения и пытки в отношении заложников не очень типичны. Они случаются, когда среди членов банды оказывается садист или когда заложник, по мнению похитителей, располагает ценной информацией. Однако зачастую террористы снимают стресс наркотиками и алкоголем, что не сулит заложнику ничего хорошего. Вот почему желательно быстро создать психологический портрет каждого из бандитов, чтобы знать, к кому можно обращаться с вопросами и просьбами.

В любом случае похитители должны видеть в заложнике если не союзника, то по крайней мере того, кто страстно заинтересован в выполнении их требований. Если террористы предлагают заложнику написать слезное послание властям, от этого нельзя отказываться из боязни испортить себе репутацию. Люди на воле прекрасно понимают, что такое послание не является добровольным. Сегодня никто не осуждает бывших заложников «Норд-Оста» за то, что они призывали вывести войска из Чечни.

Правило 8. Основными угрозами здоровью в плену являются недоедание, недоброкачественная пища или вода, а также холод и гиподинамия. В 1976 году в Уганде отравились все заложники, за исключением иудейских ортодоксов, которые отказывались от мяса. Лучше поголодать, чем страдать потом от болезни, да еще раздражать этим своих похитителей.

В 1997-м Северная Осетия выкупила у чеченцев Шмидта Дзоблаева, представителя президента Ельцина. Восемь месяцев этот человек провел главным образом сидя и поначалу с трудом мог ходить. Чтобы не атрофировались мышцы, не нарушилось кровообращение, дыхание и пищеварение, нужно несколько раз в сутки стараться разминать поочередно разные группы мышц хотя бы по несколько минут. Эти же упражнения помогут согреться и чуть отвлекут от невеселых дум.

Правило 9. Террористы отсекают заложника от СМИ и зачастую лишают его даже наручных часов. Чтобы не запаниковать или не впасть в апатию, необходимо придумать себе «долгоиграющие» занятия. В зависимости от обстановки это могут быть чтение, декламация стихов, рисование, карты, разгадывание или составление кроссвордов, решение математических задач и т. п. В общем, мозг должен быть максимально загружен.

Но прежде всего нельзя выпасть из контекста реального времени: необходимо вести календарь. Если в помещении отсутствуют окна, представление о времени суток придется получать косвенным путем, и в частности по поведению похитителей. Размеры порций подаваемой еды иногда помогут предположить завтрак, обед или ужин. Исчезновение доносившегося с автострады шума может свидетельствовать о наступлении ночи, петушиный крик укажет на рассвет и так далее.

Правило 10. В любом случае нужно верить в скорый благополучный исход: вас ищут, за вас уплатят выкуп, вас обязательно спасут. Вспомним, что в 1976 году Израиль умудрился почти без потерь освободить своих граждан во враждебной Уганде, за 4000 км от дома. Спустя год с небольшим ФРГ вызволила своих детей, женщин и мужчин за 6000 км от дома — в далеко не дружественном Сомали.

Кроме того, читатель знает о захватах заложников в перуанской Лиме и таиландском Ратбури. Тогда в роли террористов выступали неопытные подростки, которые довольно мило обращались со своими пленниками и проморгали штурм.

Правило 11. В период подготовки штурма место содержания заложника обычно находится на прослушивании. Кое-какая информация окажется очень полезной для освобождающих. В разговоре с похитителями можно попытаться передать ее: «Вас же пять человек, неужели вы думаете, что я сбегу?» Так штурмовая группа узнает численность банды.

Или можно воскликнуть: «Вам хорошо в тулупах, а я в своем пальто совсем замерз». Так жертва даст знать, в кого при штурме не следует стрелять. Фраза «Вы тут веселитесь, а мне каково!» может сообщать о пьянстве бандитов и потери ими бдительности. Вспомните находчивость Луиса Джамперти: этот отставной перуанский полковник, находясь в плену, не сложил руки, не спасовал, но действовал по-настоящему творчески, изобретательно.

Правило 12. Разумеется, каждый заложник мечтает о бегстве, однако отважиться на побег стоит лишь при существовании очень высокой вероятности успеха. Иначе похитители не только сурово расправятся с беглецом, но вдобавок усилят охрану, не оставив шанса остальным.

А вот занимать ум планированием побега — чрезвычайно полезное занятие. Ведь когда много думаешь, появляются мысли; иными словами, глубокое, сосредоточенное размышление может порой привести к выходу даже из безнадежного, казалось бы, положения.

Правило 13. При всякой возможности в плену необходимо запасать продукты и воду. Получив выкуп, бандиты нередко просто исчезают, предоставляя жертву самой себе. В запертой темнице можно погибнуть от жажды и голода, не дождавшись освободителей. Выкуп мы трактуем здесь расширительно: это могут быть деньги, освобождение из тюрем боевиков и даже проведение социально-политических реформ в стране.

Порой требования носят анекдотический характер, хотя заложникам вовсе не до смеха. Однажды в Аргентине жизнь заложников была спасена раздачей беднякам бесплатных продуктов питания, а в Колумбии террористы как-то раз добились повышения зарплаты на одной-единственной фабрике. Так или иначе, твердое обещание выкупа является гарантией жизни заложников.

Правило 14. Момент силового освобождения является критическим для заложника. Террористы напоследок могут выместить зло неудачи на своих пленниках. Но еще опаснее, если спецназ спутает заложника с террористом: это — верная смерть. От заложника требуется как можно меньше высовываться под пули и ни в коем случае не брать в руки оружие похитителей.

С началом штурма нужно упасть на пол лицом вниз и расставить в стороны руки с открытыми ладонями, чтобы освободители не заподозрили припрятанного оружия. Террористы нередко пытаются укрыться среди заложников, поэтому нужно быть готовым к довольно грубому обращению со стороны освобождающих — наручники, пинки, личный досмотр… При этом следует громко повторять свое имя, однако ни в коем случае не протестовать: нервы бойцов в ходе смертельно опасной для них операции напряжены до предела…

Правило 15. Дамы и господа! Все описанные в этой книге захваты заложников были тщательно подготовлены, продуманы, обеспечены. Сообщники террористов заранее посещали места будущих терактов, а иногда даже запасали там оружие с боеприпасами. Поэтому проявляйте бдительность и наблюдательность. Обращайте внимание на необычное поведение посторонних и вообще всевозможные странности.

Стоит лишний раз позвонить по телефону дежурному офицеру милиции или ФСБ, чтобы поделиться своими подозрениями — если они, конечно, достаточно обоснованы. Ведь именно на государственных структурах лежит ответственность за безопасность своих и иностранных граждан. Когда граждане вдруг становятся заложниками, именно государство обязано освободить их с минимальными потерями. Но если удастся с вашей помощью предотвратить теракт, жертв не будет вообще.

Успех или неудача освободительной операции зависит прежде всего от ее руководства. Между тем даже среди «силовиков» не так уж много офицеров с личным опытом освобождения людей. Итогом становятся провалы вроде того, что случился 29 июля 1994 года в Минеральных Водах. В этот злополучный день четверо чеченцев захватили вертолет с шестью женщинами и двумя летчиками на борту (напоминание пацифистам отечественного разлива: до 1-й Чеченской войны оставалось 4 месяца, а террористы уже орудовали вовсю).

Генералы и полковники из управления МВД Ставропольской краевой администрации заверили как губернатора, так и собственное начальство в Москве, что собственными силами освободят заложников без потерь. Поэтому ни бригада спецназа Северо-Кавказского военного округа, ни тем более элитные группы «Альфа», «Вега» или «Вымпел» задействованы не были.

Операцию доверили группе специального назначения краевого управления МВД, фактически обычному ОМОНу. Подобно генералам и полковникам, ни одному бойцу группы никогда прежде освобождать заложников не доводилось. Недолго думая, милицейские коммандос всей толпой ринулись в вертолет через грузовой люк в задней части. Никому даже в голову не пришло вскрыть дверь пилотской кабины и разбить ее большие окна, чтобы отвлечь внимание террористов.

Обе стороны открыли ураганный огонь из автоматического оружия. Четыре женщины были немедленно убиты, еще две получили ранения. Ранены были также оба летчика, трое террористов и 8 спецназовцев. Лишь один террорист погиб, что дополнительно указывает на низкую стрелковую подготовку спецназа. Вдобавок в ходе штурма вертолет загорелся, и через несколько часов на месте побоища красовался лишь его обугленный остов. Печальный итог операции для заложников: 50 % убиты, 50 % ранены.

Вот почему теперь попытаемся изложить:

Правило 1. Уступки террористам лишь провоцируют новые теракты. К началу XXI века в мире в целом сложилось понимание того, что переговоры об уступках должны всегда служить прелюдией к силовой операции, если только террористов не удастся склонить к добровольной сдаче.

Так, вряд ли можно считать разумным нежелание колумбийского президента Бетанкура вступить в переговоры с террористами из М-19, которые в 1985-м захватили дворец юстиции в Боготе. Благодаря переговорам военные лучше подготовились бы к освобождению людей, нежели это было сделано за одни сутки.

Правило 2. Руководителем освободительной операцией должен быть специалист, имеющий соответствующий опыт. В составе Штурмовой группы также должны находиться бойцы, которые прежде решали подобные задачи. Если на месте нет подходящих офицеров и необходимого состава, следует обратиться за помощью в вышестоящие инстанции, а не пытаться обойтись имеющимся составом.

Захваченный террористами объект — не вражеская фортификация. Его штурм нельзя поручать обычному армейскому спецназу, как это сделали израильтяне в 1974 году в Маалоте. Однако если террористы захватили целый населенный пункт, элитные группы, специально обученные освобождать заложников, должны идти вторым эшелоном. Первый эшелон — морская пехота или десантники, в чью задачу входит овладение населенным пунктом в целом. Спецназ должен использоваться по назначению — для взятия отдельных зданий и транспортных средств, а не так, как это было в дагестанском селе Первомайское в 1996 году.

Правило 3. Установление личностей террористов позволяет создать их психологические портреты, чтобы в первую очередь ответить на вопрос: намерены ли они на самом деле убивать заложников? Другой важнейший вопрос: является ли блефом угроза похитителей подорвать себя вместе с пленниками?

С учетом ярко выраженного международного характера современного терроризма неоценимую помощь в сборе сведений о террористах могут оказать спецслужбы зарубежных государств. Фотоснимки террористов помогут выделить их в толпе: это сделает штурм менее опасным для заложников.

Правило 4. Подобно тому, как террористы обрекают Заложников на сенсорный голод, их самих также необходимо отрезать от источников информации. Поэтому подступы к захваченному объекту должны быть оперативно блокированы, а информация для прессы — строго дозирована. Брифинги разумно использовать для подбрасывания террористам дезинформации.

Журналист зачастую может попросту не понимать, какую именно информацию не следует обнародовать в той или иной конкретной ситуации. Так, в факте передачи в эфир «картинки», на которой была видна подготовка к штурму на Дубровке, одинаково виноват как сам оператор, так и бойцы в оцеплении, которые дали ему возможность снимать.

Понимание этого не сразу появилось в штабе на Дубровке, однако в конце концов ОМОНу было приказано прочесать крыши и квартиры окрестных домов, чьи окна выходили на захваченный бараевцами ДК. Омоновцы методично обходили квартиру за квартирой и везде спрашивали: «Телевидение есть?» После чего проверяли документы присутствующих. С этого момента в эфир транслировалась лишь «картинка», одобренная штабом по спасению заложников.

Да, такой подход является «определенным ограничением свободы слова. Это понимают и руководители СМИ, готовящие «антитеррористическую конвенцию», которая станет своеобразным профессиональным кодексом поведения для журналистов и в подобных ситуациях. В частности, человека, шантажирующего общество жизнями взятых в заложники людей, разрешено лишать жизни без адвоката, следствия и суда — непосредственно на месте преступления.

Правило 5. Террористам нельзя давать повода для казней заложников, поэтому похитители не должны догадываться о подготовке штурма. Наоборот, террористы должны тешить себя иллюзией, что их требования в основном будут выполнены. Для этого к переговорному процессу должны быть привлечены опытные психологи, вспомним хотя бы голландского доктора Мюльдера, который отличился в 1977-м, когда молуккцы захватили школу и электричку.

Правило 6. При определенном стечении обстоятельств силовая операция становится нереальной, и руководство вынуждено принять требования террористов. Так было, например, в 1985 году при похищении советских дипломатов: совершить освободительную экспедицию в Ливан руководство СССР во главе с Михаилом Горбачевым сочло невозможным.

В подобном случае необходимо помнить, что выполнение требований террористов и освобождение заложников должны происходить в одно и то же время. Если поспешить с выполнением требований (передачей выкупа в той или иной форме), похитители могут вместо освобождения заложников выдвинуть новые требования, что и сделал в Бейруте наглый Имад Мугния.

Правило 7. Переговоры об освобождении нельзя форсировать. С одной стороны, это помешает тщательно спланировать штурм. С другой стороны, террористы могут решить, что продешевили и предъявят новые требования.

Время работает против похитителей. Скажем, если место содержания заложника изначально неизвестно, то шансы на его обнаружение с каждым днем возрастают. Растет и нервное напряжение террористов, следствием чего, как правило, бывает освобождение части заложников и сокращение выдвинутых требований. Классический пример такого рода — захват японского посольства в 1996 году.

Правило 8. Отработка освободительной операции проводится на аналогичном объекте (здании, транспортном средстве) либо на его подробном макете. Службы главных архитекторов и геодезические учреждения на местах должны быть готовы оперативно снабдить штаб операции планами любых помещений и картами прилегающих территорий.

Вспомним, как был послан спецназ без карт местности на захваченное радуевцами Первомайское: бойцы то и дело неожиданно натыкались на водные преграды. Чтобы избежать в будущем подобного позора, необходимо повсеместное участие главных муниципальных архитекторов в контр террористических учениях.

Правило 9. Секретность, с какой была подготовлена газовая атака на Дубровке, заслуживает всяческих похвал: для террористов она оказалась полной неожиданностью. Однако эта же самая секретность помешала медикам заранее подготовиться к спасению отравленных людей. Подобно террористам, медики не предполагали, что будет использован газ столь мощного действия. Вместе с тем обеспечить московские больницы антидотами и инструкциями по лечению фентаниловых отравлений заранее было никак нельзя: информация о подготовке газовой атаки могла попасть бараевской банде.

Как же поступать в подобных ситуациях в будущем? Оказание медицинской помощи спасенным людям следует рассматривать как неотъемлемую часть освободительной операции. За эту часть должен отвечать высокопоставленный медработник, предпочтительнее военврач. Под его руководством силовики должны позаботиться о тайном создании необходимого запаса лекарств. Вскоре после начала операции необходимость в секретности отпадает, и медработник «разглашает» своим коллегам, какого рода работа их ожидает. В таком случае, медики успели бы подготовиться к массовой интубации на Дубровке, если бы их об этом предупредили в минуты, когда спецназ «зачищал» зрительный зал.

С другой стороны, бойцы спецназа должны быть заранее проинструктированы, как правильно переносить парализованных людей. После начала операции такой инструктаж должны оперативно получить вообще все, кому предстоит эвакуировать отравленных заложников. Тогда никому и в голову не придет усаживать в автобусы людей, которые почти не дышат.

Правило 10. После операции по освобождению члены штаба не должны выдавать желаемое за действительное, как было сделано на Дубровке.

На наш взгляд, следовало после штурма развеять паранойю секретности, которой ФСБ окружила применение «спецсредств». Это позволило бы лучше организовать медицинскую помощь парализованным людям.

Правило 11. Освобожденные заложники нуждаются в мощной психологической поддержке, особенно после длительного пребывания в плену. Многие испытывают муки совести от того, например, что во время своего плена молили власти о выполнении требований похитителей. Помните обращение к израильскому правительству, подписанное заложниками в Энтеббе 2 июля 1976 года? Другие бесконечно казнят себя за то, что ради их освобождения пострадал, скажем, офицер спецназа.

Знание этого «пост освободительного» синдрома поможет вернуть бывшему заложнику чувство реальности и уверенности в себе. Поэтому внимание психологов, после освободительной операции должно быть перенесено на спасенных людей…

Учитывая международный характер современного терроризма, сегодня самая большая ответственность лежит на службах контрразведки: ФСБ в России, ФБР в США, МИ-6 в Великобритании, ШаБаКе в Израиле и так далее; контрразведка также тесно взаимодействует с разведкой: российской Службой внешней разведки, американским ЦРУ, британской МИ-5, израильским Моссадом…

Не будет преувеличением сказать, что наступило время спецслужб. Не шпионить в цивилизованных и зачастую союзных странах, не «шить дела» диссидентам, не затевать охоту на ведьм, не участвовать в политических интригах, не прикрывать контрабанду оружия и наркотиков (в этом замешаны спецслужбы ряда арабских и латиноамериканских стран), а изучать террористический мир, подпитывающие его среды, накапливать информацию, раскладывать ее по полочкам досье, обмениваться компьютерными базами данных с коллегами…

Да, спецслужбы все чаще станут вторгаться в личную жизнь вполне законопослушных граждан. Но ланч, как говорят американцы, бесплатным не бывает. За безопасность придется платить и даже поступаться некоторыми демократическими ценностями. Уже сейчас по подозрению в подготовке теракта человек во многих странах может быть задержан на 3 суток — без объяснения причин! Нарушение демократии налицо, не правда ли? Но разве не оправдано такое нарушение тем, что это задержание помешает произойти теракту и будут спасены человеческие жизни?

Поневоле вспоминаются слова пламенного русского публициста XIX века Виссариона Белинского:

«Приличные люди обращаются с мерзавцами как с приличными людьми; зато мерзавцы обращаются с приличными людьми как с мерзавцами».

Потому, дескать, мерзавцы и торжествуют. Сейчас уже очевидно, что демократия исчерпала себя в борьбе с терроризмом. Ясно, что без оружия в руках терроризма не победить: добро должно быть с кулаками. С мерзавцами нужно обращаться как с мерзавцами.

Оказавшийся в заложниках полицейский Тревор Лок атаковал террориста, как только в окне показался альпинист из полка САС-22.

(Лондон, 5 мая 1980 г.)

В центре Лондона, на улице Принс Гейт, 30 апреля 1980 г. посольство Ирана было захвачено террористами

Альпинисты из батальона «Д» полка СЛС-22 (британский спецназ) проникли на третий этаж иранского посольства, спустившись с крыши.

(Лондон, 5 мая 1980 г.)

Примечания:

1

В 356 г. до н. э. грек Герострат, желая прославиться, поджег одно из 7 чудес света — храм Артемиды Эфесской (здесь и далее прим. авт.).

2

Холокост — по-гречески означает «Сожженный целиком». В этом названии заключается аллюзия на крематории нацистских лагерей смерти. Иначе Холокост часто называют Катастрофой (по-гречески Ниспровержение, Гибель

3

Такое положение сохранялось до 1990 г. После того как палестинский лидер Ясир Арафат поддержал вторжение Ирака в Кувейт, напуганные Саддамом Хусейном власти Саудовской Аравии изгнали палестинских арабов со всех мало-мальски влиятельных должностей.

4

Раис — изначально блюститель нравственности на мусульманском Востоке, а ныне президент. Так окружение титулует Ясира Арафата.

5

Сионизм — идея создания и существования еврейского государства.

6

АМаН — сокращение (акроним) от Агаф Модиин, т. е. в переводе с иврита — Отдел Информации; самая многочисленная израильская спецслужба.

7

Der Roten Armee Die Fraktion, сокращенно RAF

8

Давид Элазар ушел в отставку, поскольку власти возложили на него ответственность за неудачи израильтян в первые дни войны Судного дня, начавшейся в октябре 1973 г.

9

Organization of Petroleum Exporting Countries (ОРЕС) — Организация стран — экспортеров нефти. Создана в 1960 г. и ныне включает Алжир, Венесуэлу, Габон, Индонезию, Ирак, Иран, Катар, Кувейт, Ливию, Нигерию, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовскую Аравию и Эквадор. На ОПЕК приходится до 40 % мировой нефтедобычи и более 50 % экспорта нефти, которая продается по единой, согласованной всеми участниками цене.

10

Нет, я революционер, меня зовут Энджел (англ.)

11

Le Group de I' Intervention de la Gendarmerie Nationale

12

Стингером (stinger по-английски — жало) — называют индивидуальную мини-ракету класса земля — воздух.

13

Le De'partement du Sauvegarde des Territoires — Управление охраны территорий

14

Полное название британской внешней разведки МИ-5 — отдел № 5 государственной безопасности военной разведки — Military Intelelligence-5. Соответственно МИ-6 является британской контрразведкой.

15

Акроним ЦаХаЛь (Цава' Хагана' ле-Исраэль) означает «Армия обороны Израиля»

16

В иудаизме называется 2-я книга Самуила.

17

Особое резервное подразделение морской пехоты

18

Amfibisch Verkennings Peloton — Особый корабельный эскадрон; однако чаще АВП называют на английский манер седьмым СБС, т. е. Spesial Boar Sguadron

19

Герильяс (guerrillas) по-испански — партизаны. Португальским словом сельва (salvas, от латинского silva — лес) называют влажные экваториальные леса Южной Америки. Часто эти леса неправильно именуют Джунглями, однако настоящие джунгли — это древесно-кустарниковые леса Юго-Восточной Азии. Для джунглей характерны акации, высокорослые злаки (гигантский бамбук, сахарный тростник), пальмы рода каламус (особенно ротанги). В сельве эти растения не встречаются.

20

Сунниты составляют большинство мусульман. Помимо Корана, они считают священной книгой Сунну, за что и получили свое название. Сунна же является сборником хадисов — сказаний о поступках и изречениях пророка Мухаммада. Исламское меньшинство составляют шииты.

21

Государственный департамент выполняет в США функции министерства иностранных дел.

22

Обычно Ольстером не вполне точно называют Северную Ирландию. Ольстер — историческая область на севере острова Ирландия, где всегда были сильны антианглийские настроения. Большая часть Ольстера осталась под властью Великобритании, а меньшая часть стала одноименной провинцией в Ирландской Республике.)

23

Движение 19 апреля

24

Тейп — у чеченцев и ингушей клан, состоящий из нескольких родовых союзов (цъа); в свою очередь, тейпы (всего их примерно 130) объединены в тукхумы. Внутритейповые связи очень прочны, что обусловлено как культом предков, так и традицией кровной мести, которую осуществлять должны родственники пострадавшего

25

Никаб (араб.) — тонкая ткань с прямоугольной прорезью для глаз, Прикрывающая лицо мусульманской женщины. Обычно никаб неточно называют чадрой, паранджой или чачваном. Шариат не требует обязательного ношения никаба, поскольку лицо не входит в аурат — части Женского тела, которые должны быть обязательно закрыты перед посторонним мужчиной. Тем не менее фанатики заставляют своих жен, сестер и дочерей носить никаб

26

Около половины населения Перу составляют индейцы, и словосочетание Тупак Амару является для них культовым. Индейский вождь Упак Амару (1544–1572) боролся с испанским господством, стремясь ссоздать государство инков. Позднее Хосе Габриель Кондорканки (ок. 1740–1781) под именем Тупак Амару возглавил мощное индейское всстание в 1780–1783 г

27

Чавин — археологическая культура конца II — первой половины I тысячелетия до н. э. Названа по перуанской деревне Чавин-де-Уантар, близ которой обнаружены храмы, скульптуры, сосуды и прочие древности.

28

Штурмовыми винтовками за рубежом называют автоматы.

29

Эмир — повелитель (арабск.). Так на Востоке исстари называли крупных военачальников и глав государств. К примеру, великим эмиром был Тамерлан, разгромивший Золотую Орду.