Место действия — душный подземный склеп недалеко от восточного берега Нила. Группа египтян монотонно тянет песнопение, обращенное к святому Георгию, одному из наиболее почитаемых на Ближнем Востоке христианских святых. Упорство, с каким эти египтяне молятся, вызывает уважение. Одни поют, закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало от общения с Богом; другие ведут собственный диалог с мистическим Непознаваемым — а мимо снуют любопытные туристы. Певцы не обращают на происходящее вокруг ни малейшего внимания.

Над певцами на стене висит икона современной работы, изображающая святого Георгия и окруженная электрогирляндой, лампочки которой поочередно мигают синим, зеленым и оранжевым. Святой, разумеется, изображен поражающим дракона. Впрочем на этой иконе поединок выглядит куда драматичнее, чем на большинстве других, поскольку эта икона состоит из движущихся фрагментов. Копье беспрестанно вонзается в глотку дракона и выскакивает наружу, сам дракон свивает хвост кольцами, а конь святого то и дело взмахивает своим хвостом. Кроме того, глаза коня и дракона светятся оранжевым и то вспыхивают, то гаснут, словно оба животных то торжествуют победу, то погибают — чтобы воскреснуть мгновением спустя.

Склеп, в котором распевают молитвы, находится под зданием монастыря в Старом Каире. Наверху свежо; время от времени из-за огромной средневековой двери монастыря выглядывают монахини. Они протягивают паломникам крошечные пиалы со святой водой из колодца под монастырским зданием. И монахини, и паломники, и певцы — копты, члены одной из старейших в мире христианских общин. А язык, на котором они возносят свои молитвы Господу, считается в лингвистике прямым (хоть и существенно изменившимся) наследником языка, бытовавшего в Египте в эпоху фараонов.

История египетского христианства насчитывает почти две тысячи лет. На протяжении этого времени христиане неоднократно подвергались преследованиям, поэтому не удивительно, что коптские церкви в Старом Каире, включая монастырь и часовню Святого Георгия, теснятся на узких улочках с высокими стенами, словно стараясь защититься от внешнего мира. Египетские христиане, подобно многим другим меньшинствам во многих других городах, ищут безопасности в компактном проживании, в обустройстве и отчаянной защите «собственной» части городского пространства. Эта часть Каира принадлежит коптам две тысячи лет — еще с той поры, когда Каира, известного нам сегодня, не было и в помине, но когда уже начались глобальные перемены, радикально изменившие культурно-политический ландшафт Египта.

Чтобы христианство могло утвердиться в Египте, должна была лишиться своего могущества и влияния древняя религия египтян; к тому времени, когда в стране воцарилась персидская династия, приблизительно за пятьсот лет до Христа, политическая и религиозная культура Египта и в самом деле уже напоминала лишь тень самой себя эпохи расцвета. Пирамиды Гизы оставались непревзойденными — и как архитектурные памятники, и как олицетворения религиозного рвения. Они служили своего рода монументом блистательной эпохи, настолько же отстоявшей от египтян VI века до н. э., насколько от нас отстоит раннее христианство. Цивилизация фараонов постепенно погибала, и дворцами на нильских берегах завладевали чужеземцы. Поздние фараонские династии — ливийские, нубийские, персидские; «чужаки» перенимали обряды и практики своих могучих предшественников, однако сама религия, сама вера неуклонно утрачивала силу. Жрецы теряли прежнее влияние, а цинизм в обществе возрастал, вследствие чего над верованиями древних едва ли не открыто потешались.

Персидские правители привели в Египет тысячи работников, чтобы построить новый канал, который связал бы Нил с Красным морем. Эти работники возвели для себя город в месте, где канал встречался с рекой. Этому городу дали имя Вавилон Египетский, в честь великого города на Евфрате, откуда многие были родом. Подобно Нилу, Евфрат поил пустыню, и имя, выбранное для нового города, очевидно напоминало строителям о доме. Мало-помалу этот новый Вавилон, который сегодня составляет сердце Старого Каира, превратился в политический центр Верхнего Египта. Между тем Мемфис и Гелиополь, политическая и религиозная твердыни фараонов, клонились к упадку; им предстояло опустеть и скрыться под песками.

В 332 году до н. э. некий полководец по имени Александр пришел в оазис Сива в Ливийской пустыне — и, как гласит легенда, ему поведали, что его отец — бог Амон. Вдохновленный своим божественным происхождением, Александр заявил о притязаниях народа, армией которого командовал, на Египет и принял решение основать новый город. Место для строительства он выбрал на одном из островов в Дельте Нила с таким расчетом, чтобы город смотрел на север, где за Средиземным морем осталась родина полководца. Этого человека звали Александр Македонский, он командовал эллинским войском, а город назвал в честь себя Александрией. Птолемей, один из военачальников Александра, унаследовал Александрию после смерти македонского царя — и основал последнюю правящую династию Египта, династию Птолемеев. При греках Александрия сделалась «локусом» ойкумены, где встречались Африка, Азия и Европа, причем равных ей не было (и по сей день нет) на всем африканском континенте.

Греки быстро переняли египетские обычаи (в том числе обычай зачинать детей с кровными родственниками). Они перестроили храмы эпохи фараонов в классическом стиле и даже придумали нового бога, Серапис; в этом божестве «объединились» египетские Осирис и Апис, однако его изображали с бородой и похожим на грека. Эта «божественная комбинаторика» осуществилась в правление первого Птолемея, причем культ Сераписа сразу стал очень популярным. В период расцвета эллинистической культуры Египта Птолемей III (246–222 до н. э). посвящал Серапису александрийские храмы, а в других государствах античного мира это божество пользовалось не меньшим почетом — ему поклонялись от Афин до Индии. Два экспоната в каирском Музее древностей дают представление об этой комбинации египетского и греческого богопочитания. Один — статуя царя Александра II; черты лица, проступающего из-под густой бороды, сугубо греческие, однако наряд и головной убор позаимствованы с изображений фараонов. Другой экспонат — рогатая голова Зевса, который «арендовал» свои рога (ныне отломанные) у фиванского быка, священного животного бога Амона. Эти экспонаты суть воплощения в камне утонченной эллинистической культуры, которая сложилась в Александрии, процветавшей благодаря средиземноморской торговле, что приносила богатства, о каких прежде Египет и не мечтал.

Александрия совершенно затмила собой Вавилон Египетский. Корабли, прибывавшие в Александрию, не отваживались подниматься по Нилу в глубь страны. Образованные александрийские греки с их библиотеками, дворцами, деньгами и философией глядели на египтян свысока: еще бы — ведь те продолжали жить в болотистой Дельте, по соседству с наполовину занесенными песками реликтами давней эпохи. Египтяне Вавилона считались годными только для физического труда; греки не снисходили до общения с людьми, по-прежнему предпочитавшими магию рациональной философии. Жители Вавилона, разумеется, копили злобу и ненависть и замыкались в себе, выжидая удобного момента для восстания. История, впрочем, рассудила так, что восстание состоялось уже не при греках, а при следующих иноземных правителях — римлянах.

«Империалисты» с Апеннинского полуострова вышли на авансцену в 30 году до н. э., когда Октавиан победил Клеопатру, последнюю из Птолемеев, и включил Египет в пределы «римского мира» (Pax Romana). Обосновавшись в Египте, римляне, подобно грекам, «адаптировали» древних египетских богов к своим традициям и верованиям (так, Амона они отождествляли с Юпитером, а Осириса — с Вакхом). При этом Египет считался задворками империи; Александрия оставалась по большей части греческой, а Вавилон так и не сумел стать чем-то большим, нежели отдаленным гарнизонным постом.

Христианство начало распространяться в Египте вскоре после прихода римлян — во времена самого Христа. Евангелист Матфей рассказывает о бегстве Святого Семейства из Вифлеема в Египет после того, как вещий сон открыл Иосифу, что царь Ирод намеревается найти и убить младенца Христа. Ирод и в самом деле расправился со всеми мальчиками моложе двух лет в своем царстве; по словам Матфея, Святое Семейство вернулось в земли Израиля только после смерти Ирода.

Весьма вероятно, что именно в Вавилоне Семейство укрывалось от преследований, а путь туда пролегал через Кантару, Бильбеис (в Дельте) и Гелиополь. Священные места, на которых Семейство останавливалось во время бегства, ныне находятся в Гелиополе и в Старом Каире, хотя их географическая привязка — скорее дань традиции, чем установленный и подтвержденный факт. Схожим образом нет никаких доказательств того, что именно Вавилон послужил укрытием Святому Семейству, не считая того обстоятельства, что здесь проще всего было спрятаться: в ту пору в Вавилоне проживала крупная иудейская община, традиционно ненавидевшая римлян (а до того — греков). Однако не Вавилону, а Александрии суждено было стать тем местом, откуда христианство начало распространяться по Египту — меньше чем через пятьдесят лет после того, как в стране побывал младенец, создавший эту религию.

К середине I столетия н. э. египтяне открыто выступали против римского владычества, негодуя на законы, грабительские налоги и насильственные рекрутские наборы. И в эту «унавоженную почву» бросил семена святой Марк, прибывший в Александрию, по коптской легенде, в 45 году, чтобы проповедовать новую веру среди обездоленных и разочарованных. По преданию, когда Марк направлялся из порта в город, у него лопнула завязка сандалии. Иудейский сапожник по имени Анания поранил себя, когда чинил сандалию, но Марк чудесным образом исцелил рану — и тем самым обрел первого последователя из египтян. В 61 году н. э. Марк стал первым патриархом Александрии, фактически — первым коптским папой (хотя современники, возможно, воспринимали его исключительно как главу подозрительной религиозной секты); копты ведут апостолическую традицию именно от Марка, как католики — от святого Петра. Всего год спустя патриарха казнили за то, что он посмел критиковать почитание «комбинированного» греко-египетского божества Сераписа.

Многие десятилетия после смерти Марка новая вера оставалась в подполье, однако к ней все больше и больше примыкали те, кто ненавидел римлян. Последние, ощущая нарастающую угрозу своему положению, укрепляли военное и экономическое присутствие в Египте. При императоре Траяне (98—117) был заново открыт канал из Нила в Красное море, строительство которого завершилось при персидских царях, а началось еще при фараоне Нехо II около 600 года до н. э. Кроме того, римляне возвели в месте, где канал отходил от реки, укрепление, два круглых бастиона которого сохранились до сегодняшнего дня. При этом, несмотря на увеличение товарооборота благодаря каналу, Египет оставался отдаленной провинцией империи, имевшей значение лишь постольку-поскольку (правда, пирамиды, как мы видели, уже превратились в своего рода туристический аттракцион, а в метрополию из Египта в больших объемах поставлялось зерно).

Христианство постепенно укреплялось как в Александрии, так и в Вавилоне. Духовные наследники Марка, распространявшие Божье Слово среди тех, кто все более охотно им внимал, обнаружили, что новая вера пользуется популярностью у местного населения, уже знакомого с идеями воскрешения, загробной жизни и божественного суда. Все эти представления присутствовали в языческой теологии Древнего Египта. Но прежде крестьянам-феллахам внушали, что рай доступен лишь богатым, способным оплатить услуги бальзамировщиков, жрецов и строителей гробниц, а также — снабдить себя всем необходимым для жизни за гробом. Теперь же, как утверждали проповедники христианства, вечная жизнь стала доступной всем, а не только обладающим достатком и могуществом.

Чем больше становилась христианская община в восточном Средиземноморье, тем чаще римляне называли христиан бунтовщиками. Их обвиняли в том, что они не платят налоги и отказываются вступать в армию, покорившую множество земель. Преследования становились все ожесточеннее, особого накала они достигли при императоре Диоклетиане (284–305), когда по империи прокатилась волна «чисток», уничтожившая сотни тысяч христиан. Многие египетские христиане последовали примеру святого Антония, которому было видение и который, поручив сестру заботам «христианских девственниц», ушел в пустыню; он был одним из первых отшельников, а его последователи основали первые христианские монастыри.

Систематическое преследование египетских христиан продолжалось и после издания Миланского эдикта 313 года, признавшего за христианством право на существование, и даже после обращения в новую веру императора Константина (это случилось одиннадцать лет спустя). Такое положение дел объяснялось тем, что египетские христиане всегда сами отделяли себя от прочих последователей новой веры и приучили к этому других. Различие во взглядах выразил Арий, александрийский пресвитер IV столетия, осмелившийся утверждать, что Иисус не является Богом («Ибо ведомо время, когда он не был»); противник Ария, епископ Александрии по имени Александр, учил, что Христос — Богочеловек и что природа Отца и Сына едина. Учение Александра признал верным и утвердил как догмат Никейский собор 325 года, решения которого по сей день составляют основу католического вероучения. На соборе в Халкидоне в 451 году — к тому времени христианство уже стало государственной религией империи — Ария объявили еретиком, а его книги приговорили к сожжению[6].

Но египтяне, снедаемые националистическим рвением, отказались подчиниться установлениям Византии, и их упрямство привело к тому, что пути католической, византийской (православной) и коптской церквей разошлись навсегда.

Христианство распространилось по всему Египту. При императоре Аркадии, который правил из Константинополя после разделения в 395 году Римской империи на Западную и Восточную, были разрушены многие языческие памятники, а те, которые уцелели, превратили в христианские церкви. Прежде всего это храм Хатор в Дендере близ Луксора и старый храм Сераписа в Александрии, посвященный после перестройки святому Иоанну Крестителю. Одна из наиболее значимых языческих святынь, Источник солнца в Гелиополе, воды которого питали древо жизни, была объявлена местом отдохновения Святого Семейства на пути в Египет. При Юстиниане (527–565) христиане вновь подверглись преследованиям, но после завоевания Египта арабами в 641 году коптам наконец позволили молиться в мире. Да, завоеватели принесли с собой собственную веру — ислам, которая покоряла земли куда быстрее, чем христианство за шесть веков до него. Однако именно при арабах в Старом Каире появились христианские церкви, отчасти сохранившиеся до наших дней, — в первую очередь «Подвешенная церковь» (Святой Девы Марии Богородицы) и церковь Святого Сергия.

Христиане Египта жили в мире с последователями новой веры. В XIII столетии, к которому ислам уже превратился в Египте в религию большинства, центр египетского христианства переместился из монастыря Святого Макария в Дельте в Старый Каир. Как ни удивительно, это перемещение ознаменовало собой начало упадка христианского вероучения, приверженцев которого к тому времени стали называть коптами (от греческого названия страны «Эгиптос», трансформировавшегося в языке арабов в «гибт»).

Несмотря на сокращение численности и уменьшение влияния общины, копты ревниво оберегали свою идеологическую независимость. Обращенная внутрь себя, община вполне довольствовалась тем авторитетом, каким она пользовалась в Старом Каире. Известно описание средневековой общины, датированное 1335 годом и оставленное священником Джакопо из Вероны, который побывал в Египте на пути в Палестину. Джакопо не стал задерживаться надолго, поскольку Египет полнился слухами о новом крестовом походе (так и не оправдавшимися), и он опасался, что местные «заподозрят в итальянских христианах или латинянах лазутчиков». Но прежде чем Джакопо удалось покинуть Каир при помощи рабов-христиан, он получил возможность увидеть «христиан пояса; их так именуют потому, что они, в отличие от мусульман, носят подпоясанные одежды. Еще они носят черные тюрбаны, тогда как магометане — белые… Я видел в Каире несколько церквей…»

На протяжении столетий, как при мамлюках, так и при турках-оттоманах, копты в Египте ни разу не становились жертвами религиозной нетерпимости. Более того, в XIX веке началось возрождение коптской церкви, а в колониальный период египетской истории ряд коптских семей входил в число наиболее крупных землевладельцев Египта. Их воспринимали как сторонников англичан, поскольку они отмечали христианские праздники и приглашали чиновников колониальной администрации на охоту в оазисе Файюм.

Сегодня копты составляют десять процентов населения Египта. У них есть собственный папа, избираемый из монахов общины Вади-Натрун в нильской Дельте. Нынешний папа носит имя Шенуды III и выглядит так, как в общепринятом представлении должны были выглядеть ветхозаветные пророки (благородный лик, длинная белая борода, одежды, развевающиеся при ходьбе). При Шенуде коптская церковь заметно укрепила свое влияние. По мнению некоторых исследователей, это объясняется чудесными явлениями Девы Марии в рабочих пригородах Каира в 1960-е и 1980-е годы; вести об этих явлениях привлекли массу любопытствующих. Другие исследователи рассматривают «коптский ренессанс» как естественную реакцию на рост исламского фундаментализма в 1990-е годы. Так или иначе, по сей день разрешение на открытие новой христианской церкви нужно получать у президента страны, и это обстоятельство — лишнее свидетельство того, сколь неустойчиво положение коптов в стране, где они проживают с тех самых пор, как евангелист Марк начал проповедовать в Александрии.

Старый Каир лежит к югу от современного центра города, занимая узкую полоску земли между Нилом и трущобами Фустата. Именно здесь некогда стоял Вавилон Египетский и от реки отходил канал к Красному морю, прокопанный при персидских царях. Этот район стал сердцем римского Каира и с тех времен неразрывно связан с христианской общиной. Сегодня в его четко очерченных границах находятся семь христианских церквей и два монастыря. Ивлин Во, побывавший в Каире в 1920-х годах и описавший свои впечатления в путевых записках «Ярлыки» (1930), обнаружил здесь трущобы, единственное отличие которых от остального города состояло в том, что «к ораве попрошайничающих мужчин и подростков здесь присоединяются женщины, которые в магометанских кварталах придерживаются приличий», а в христианском — сбрасывают «оковы пристойности», налагаемые исламом на женщин. Сегодня все иначе: здесь по-прежнему живет христианская община, но Старый Каир включен в туристический маршрут, и западные туристы, стоящие в тени древних церквей и листающие путеводители «Rough Guide», — столь же привычная часть пейзажа, как и египетские христиане и торопливо снующие по улочкам монашки.

Для большинства туристов путешествие по Старому Каиру начинается от станции метро «Мари Гиргис» (Святого Георгия). Старый Каир находится достаточно далеко от центра города, поэтому сюда провели линию надземного метро, причем пассажиры поездов, идущих в южном направлении, вынуждены щуриться и заслонять глаза руками от внезапно появляющегося солнца, когда поезд выныривает из туннеля (те, кто регулярно ездит по этой линии на работу в Хелван, заблаговременно опускают на окнах деревянные шторки). Само название станции намекает на почти культовый статус святого Георгия среди христианской общины Старого Каира: этому святому посвящены оба монастыря, равно как и стоящая поодаль церковь; наряду с Иисусом Христом и Богоматерью Георгий — наиболее частый персонаж египетской иконописи.

Рядом со станцией метро расположен монастырь Святого Георгия, элегантное здание XIX века, в котором находится резиденция патриарха Александрийского. Это изящная двухэтажная вилла, внутрь которой туристов пускают крайне редко. Если подняться по ступеням каменной лестницы, окажешься у монастырской церкви Святого Георгия, единственной круглой церкви в Египте, возведенной в 1904 году на месте здания с десятивековой историей, уничтоженного пожаром. Круглая форма церкви объясняется тем, что она построена на верхушке одного из круглых бастионов римской крепости. Внутри церкви сумрачно и пахнет благовониями; тускло мерцают свечи, освещая незатейливо украшенные стены. Надо признать, что вид, открывающийся с террасы поблизости, намного интереснее, нежели интерьер церкви. За линией метро видны невысокие, хлипкие на взгляд многоквартирные дома, внешне сугубо функциональные; их плоские крыши изобилуют спутниковыми «тарелками» и навершиями лифтовых шахт, их стены в основном из шлакобетона. На балконах, нежась в горячем воздухе, сушится разноцветное белье.

От церкви дорога ведет ко второму римскому бастиону, ныне полностью восстановленному. За бастионом находится «Подвешенная церковь», построенная у тех ворот римской крепости, которые обеспечивали доступ к реке; отсюда и название церкви (по-арабски «ал-Муаллака»). Здесь молились Христу еще римляне, и потому эта церковь долго считалась главной коптской церковью в Египте; правда, постройка, которую туристы видят сегодня, восходит к XIII столетию. Церковь посвящена Богородице, и, по преданию, некогда в ней хранилась косточка оливы, которую съела Дева Мария. Подобно многим ближневосточным христианским церквям, неф церкви имеет два узких боковых придела, отделенных колоннами черного базальта, которые венчают коринфские капители. Главный элемент просторного нефа — беломраморный пульпитум XI века, опирающийся на пятнадцать стройных колонн, к которому ведет изящная лесенка. Изысканные резные детали слоновой кости привлекают внимание к алтарной перегородке из древесины кедра. Центральный образ, как принято у коптов, — Христос на троне. Главный алтарь за перегородкой, равно как и боковые, посвященные соответственно Иоанну Крестителю и святому Георгию, скрыты от любопытствующих взглядов. Паломники толпятся в часовне Такла-Харманут, эфиопского святого, чьи мощи покоятся в раке, отделенной от нефа деревянной перегородкой, украшенной перламутром.

Несмотря на великолепный интерьер «Подвешенной церкви», впечатление, которое она производит, не сравнится с впечатлением от церкви Святого Сергия, где по сей день молятся члены общины, основанной еще во времена Христа. Расположенная в сердце Старого Каира, далеко от воды, эта церковь находится приблизительно десятью футами ниже уровня мостовой. К ней ведет узкий лестничный пролет с прилегающей улочки, поднявшейся выше церкви благодаря наносам нильского ила за многие века наводнений и постоянным дорожным работам. Очутившись внутри, посетители словно переносятся в XIV век, когда некий путешественник описал «церковь Девы Марии в пещере, где Святое Семейство провело целых семь лет. Это подземное святилище, куда ведет лестница из девяти ступеней». По легенде, именно здесь Святое Семейство скрывалось от преследований царя Ирода; в самой пещере ныне находится часовня, и каждый год 1 июня копты празднуют в ней спасение младенца Иисуса.

Официально церковь посвящена римскому воину Сергию, принявшему мученическую смерть в Сирии в 303 году, однако посетителей, входящих внутрь, встречает образ Девы Марии. Икона изображает Богоматерь держащей на руках младенца Христа, причем младенец выглядит удивительно взрослым — у него аккуратная прическа и глаза одиннадцатилетнего мальчика, а его взгляд, устремленный на ангела с коптским крестом в руках, исполнен мудрости и печали: лишь крохотные ручки кажутся соответствующими младенческому возрасту. Рядом с иконой — поднос с песком, куда ставят зажженные свечи; посетители идут нескончаемой вереницей, догоревшие свечи тут же сменяются новыми, и в целом церковь воспринимается не столько как святое место, сколько как оживленная улица, на которой гуляют семьями и наперебой обсуждают различные мирские события. Под высоким потолочным сводом яростно крутятся вентиляторы, в потоке воздуха, ими создаваемого, трепещет табличка с неровной надписью «Запрещено фотографировать и снимать на видео». Выцветшие иконы на стенах изображают Бегство в Египет, Деву Марию на муле, бредущих следом Иосифа и Марию Магдалину: на резьбе XIX столетия запечатлена Тайная Вечеря, причем Иисус и апостолы сидят за столом, напоминающим очертаниями древнеегипетский стол для жертвоприношений. Каменный пол застелен потертыми коврами, и за резьбой по дереву и слоновой кости, за пристальными взглядами святых со средневековых икон легко не заметить луковицеобразный купол в восточном стиле, к которому сходятся над головами стены церкви.

Следует сказать несколько слов о святом Георгии, чей образ, как мы видели, чрезвычайно популярен в коптской и византийской иконографии. В церквях Старого Каира иконы этого святого, кажется, висят повсюду. Обычно Георгия изображают побеждающим дракона; учитывая огромное количество настенных фресок, современных картин, древних икон и других изображений этого события, можно заключить, что поединок святого с мифическим чудовищем продолжается вечно. Единственное исключение составляет фреска с церкви монастыря Святого Георгия, рассказывающая иную историю. Она повествует о некоем мальчике (названном в честь святого, способствовавшего его рождению), который имел несчастье угодить в плен к варварам. Согласно надписи на стене церкви, варварский вождь «преисполнился любви к мальчику из-за его приятной наружности» и сделал юного Георгия своим «личным слугой». С мальчиком обращались сурово и даже жестоко, но однажды, когда он отправился за водой, ему явился святой Георгий на коне (должно быть, в поединке с драконом выдалась краткая пауза); святой забрал мальчика и отвез обратно к семье.

Ни счастливая судьба спасенного мальчика, ни печальная участь побеждаемого дракона не позволяют понять, почему святой Георгий окружен таким почетом, и разобраться в мифах, с ним связанных. К слову, этих мифов столько, что некоторые ученые отказываются признавать историческую реальность этого святого. О нем известно лишь, что он, по всей видимости, был солдатом и принял мученическую смерть в Диосполе (ныне Лод в Израиле) в 303 году, в период гонений Диоклетиана. Считается, что Георгия похоронили в крошечной древней церквушке на окраине городка Эзра в южной Сирии.

Самый известный миф о святом Георгии — его победа над огнедышащим драконом, которого устрашенные жители некоего города пытались умилостивить, предложив чудовищу в жертву дочь правителя. Георгий подчинил дракона, спас девушку и поведал горожанам, что если те примут христианство, он навсегда избавит их от чудовища. Горожане согласились; Георгий окрестил пятнадцать тысяч человек, после чего убил дракона. Награды он не принял, лишь попросил царя строить церкви и выказывать сострадание нуждающимся.

Многим читателям святой Георгий наверняка известен как покровитель Англии. Это покровительство восходит к правлению Эдуарда III (1327–1377), который «назначил» Георгия небесным покровителем ордена Подвязки; в 1348 году папа Бенедикт XIV объявил святого «защитником английского королевства». К тому времени, впрочем, Георгия почитали по всей Европе, а Португалия, Каталония и такие города, как Венеция и Генуя, приняли его в качестве своего покровителя. После Реформации на континенте популярность Георгия уменьшилась, но сохранилась неизменной в Англии, а также в православном мире.

В Старом Каире наиболее очевидно поклонение святому проявляется в церкви при монастыре Святого Георгия. Именно там певцы, о которых говорилось в начале этой части, тянули молитву перед иконой воителя на белом коне под мерцание разноцветных электрических лампочек. Церковь находится ниже уровня мостовой, к ней ведет узкая темная лестница, на которой обычно не протолкнуться от паломников и туристов. Икона расположена за двумя огромными, более двадцати футов высотой, деревянными дверьми; они единственные сохранились от средневековой постройки. Несмотря на свои размеры, двери подчеркивают уединенность, «интимность» святилища. При виде паломников, с трепетом и слезами на глазах касающихся старинных икон, сердце невольно сжимается; подобного ощущения от Старого Каира никак не ожидаешь. Поблизости монашки охраняют обрывок металлической цепи — напоминание об оковах, в которые заковали святого язычники-римляне. Для истинно верующих существует возможность также быть закованными в кандалы — чтобы разделить страдания этого полулегендарного персонажа, которого казнили (или все-таки не казнили?) в Палестине по велению Диоклетиана семнадцать столетий назад.

Расположенный в двухэтажном здании между «Подвешенной церковью» и реконструированным римским бастионом, Коптский музей владеет крупнейшей в мире коллекцией предметов коптского искусства. Здесь можно в полной мере ощутить самый дух религии, воплощенный в многочисленных изделиях из дерева, слоновой кости и меди, запечатленный в ткани, иконах и картинах. Артефакты в основном относятся к эпохе расцвета коптской церкви, охватывающей период приблизительно с III по XI век. Когда европейские археологи приступили в Египте к систематическим раскопкам, коптской традицией поначалу откровенно пренебрегали: ученые слишком стремились отыскать свидетельства эпохи фараонов, чтобы обращать внимание на христианские реликвии. Например, выдающийся французский археолог Жан-Франсуа Шампольон, расшифровавший надписи на Розеттском камне, нашел в пустыне церковь V века, но не позаботился ее описать и лишь мимоходом упомянул о своем открытии.

Исключение составил другой французский ученый, Гастон Масперо, директор Египетской службы древностей в 1880-е годы, выделивший в Музее древностей отдельное помещение для первой коллекции коптского искусства. Сам Коптский музей был основан в 1910 году зажиточным коптом Маркусом Симаикой, получившим благословление патриарха Кирилла V и стремившимся уберечь наследие предков как от забвения, так и от алчных взглядов и жадных рук охотников за сокровищами. Симаика также хотел собрать в одном месте исторически значимые памятники египетского христианства из монастырей Дельты и Вади-Натруна и церквей Старого Каира.

Посетители музея мгновенно подпадают под очарование примитивного, почти детского по стилистике искусства коптов. Достаточно одного взгляда на тот или иной предмет, чтобы представить себе мастера, его изготовившего, — безусловно, талантливого, но принадлежащего к традиции, которая еще не обрела зрелости. Так, люди изображаются с чрезмерно большими головами, вообще тела нередко имеют странные пропорции, нет ни одного изображения в профиль — только анфас, лица гладкие, благообразные, идеализированные и потому очень схожие.

Христос, как правило, представлен младенцем — или безбородым юношей на троне, а изображения распятого Христа почти не встречаются.

В картине мира египетских ранних христиан небеса населены ангелами, зато на земле нет грешников. Какой контраст с христианским искусством средневековой Европы, тяготевшим к изображению адских мук! Эти пытки, это пламя, эти лица, искаженные в гримасах боли… Быть может, коптская традиция обязана своим благообразием искусству эпохи фараонов, которому свойственно прославление героических и благих качеств богов и в котором катастрофы и мучения побежденных демонов оставлены воображению зрителя?

Десмонд Стюарт в книге «Большой Каир: мать мира» отвергает это объяснение и утверждает, что коптское искусство — новое слово в египетской культурной традиции. По его мнению, копты «наполнили веру мстительностью и яростью. История не знает другого народа, столь решительно порвавшего с прошлым. Потомки воинов фараона обрели духовное родство с сынами Израиля, бежавшими из-под власти их предков. Они взяли себе библейские имена, они создали новое, земное искусство, разительно отличающееся от усталого искусства периода поздних династий. Это искусство народное, искусство рабочего класса, реалистическое, порой сатирическое, выражающее плебейские, крестьянские вкусы и взгляды. Одновременно грубое и утонченное, оно одарило нас изысканными шпалерами, затейливой резьбой и трогательными религиозными картинами».

С точки зрения Стюарта, присутствующие в коптском искусстве «следы» Древнего Египта, например крест-анк, порой принимающий форму креста с загнутыми перекладинами, слишком малочисленны, чтобы можно было говорить о преемственности традиций; он утверждает, что копты больше заимствовали от греков, чем от своих предков, построивших пирамиды. Однако другие ученые полагают, что имеется достаточно доказательств языческого влияния на коптские изображения. К примеру, языческая фреска с изображением Исиды, кормящей грудью младенца Гора, воплотилась в коптскую икону Девы Марии с младенцем Христом на руках, а на ранних коптских изображениях Христа как пастуха или сеятеля встречаются цеп и изогнутый посох — атрибуты Осириса; коптские фигуры с руками, согнутыми в локтях, аналогичны иероглифу, который обозначал ка — жизненную силу фараона, после смерти тела переходящую в загробный мир.

Следует отметить, что не только искусство коптов поразительно напоминает древние языческие образцы. Множество коптских легенд и обычаев восходит, очевидно, к эпохе фараонов. Например, ранняя коптская легенда объединяет древнеегипетский миф с иудео-христианскими сюжетами Ветхого завета в повествовании о царе Суриде. Этот царь жил в городе Амсус и увидел во сне, как землю затопили воды потопа, погубившие всех людей кроме тех, которые присоединились к «Владыке челна» и спаслись на его судне. Многие ученые считают Сурида фараоном Хуфу (Сурид — искаженное греческое имя Суфис, как называли Хуфу), город Амсус — Мемфисом, а «Владыку челна» — своего рода комбинацией Ноя с ковчегом и фараона с его солнечной ладьей. Вот другой пример: копты называют одиннадцатый день месяца бауна (июня) «ночью падения» — в память о слезах, пролитых Исидой по ее погибшему супругу Осирису. Фараоны верили, что именно слезы Исиды заставляют Нил выходить из берегов, а хронист IV столетия Либиан записал, что ночь Лай-лет ан-нукта стала одним из важнейших религиозных праздников христианского Египта.

В коптской традиции немало и других напоминаний об эпохе фараонов. Так, копты переняли у своих предков некоторые обряды бальзамирования; а литургию коптские священники служат в белом, в знак чистоты помыслов, — то же значение вкладывали в белый цвет, судя по фрескам в языческих храмах, древние участники религиозных церемоний. Названия коптских месяцев тут и хатут — производные от имен древнеегипетских божеств Тота и Хатор. Существуют свидетельства, что три тысячи лет назад отшельники поклонялись Амону в пустыне за Фивами; возможно, это были предшественники святого Антония, первого христианского пустынника. Своего самого почитаемого святого копты именуют Абу-Гирг («метатель гарпуна») — но под этим именем некогда был известен языческий бог Гор.

Наконец монастырь Вади-Натрун в нильской Дельте напоминает о древних ритуалах, связанных со смертью: там, где расположен монастырь, нашли углекислый натрий — ключевой элемент процесса мумификации. По этой причине место, где позднее возник монастырь, было посвящено Серапису, богу возрождения. Иными словами, монахи скрывались от мира и стремились к духовному перерождению в месте, которое древние египтяне связывали со смертью и воскресением.

Антропологи считают коптов прямыми потомками людей, населявших нильскую Дельту в эпоху фараонов. Леди Люси Дафф Гордон в «Письмах из Египта, 1862–1869» утверждала, что «копты — самые настоящие древние египтяне. Нос с легкой горбинкой, удлиненный разрез глаз — те же, что на изображениях из гробниц и храмов… Ноги у них плоские и с длинными пальцами, как на египетских статуях». Другой автор XIX столетия Эдвард Лэйн в книге «Обычаи и нравы современных египтян» (1890) заявлял, что сравнительно малый рост большинства коптов объясняется их происхождением от древних египтян (которые, как свидетельствуют мумии, были невысоки ростом) и что «среди коптов распространено обрезание мальчиков — еще один обряд, свойственный древним язычникам».

Даже если принять многочисленные косвенные доказательства и согласиться, что копты очень многое заимствовали из культов древних египтян, практически невозможно установить, было ли это заимствование намеренной и целенаправленной попыткой адаптировать (и, как следствие, искоренить) древние практики или же оно представляло собой результат естественного «поглощения», продолжавшегося несколько веков. Оксиринкский папирус, найденный в Среднем Египте и датируемый V или VI столетием н. э., призывает христианского Господа, иудейского Яхве и языческих божеств «помочь нам и этому дому». Из этой фразы следует, что «поглощение» было постепенным и даже сопровождалось «отступничеством» (характерный признак — обращение к языческим богам). Мы уже видели, как места языческого поклонения осознанно и решительно превращались в христианские святыни. Возможно, то же справедливо в отношении искусства и ритуала, которые «интегрировали» в коптскую традицию, дабы искоренить продолжавшую бытовать языческую веру. Так или иначе, но именно период раннего христианства знаменует собой конец эпохи фараонов (при этом свидетельства современников показывают, что еще в VI веке н. э. христианские миссионеры отправлялись из Вавилона крестить язычников Нубии — сегодня северный Судан, — которые по-прежнему возносили молитвы о плодородии земли языческой Исиде).

Визит в Коптский музей позволяет оценить, сколь многим копты обязаны древним грекам и египтянам. Залы музея, тихие, просторные и сумрачные, являются идеальным фоном для экспонатов, возраст которых почти не уступает возрасту христианства. В первых залах находятся каменные пульпитумы, раскрашенные капители и деревянные панели с библейскими сценами. Один из самых поразительных экспонатов — очередное сочетание языческой и христианской традиций, капитель, на которой вырезаны кресты и присутствует декоративная перевязка «в шашечку», а в углах — резные изображения сокологолового бога Гора.

Наверху представлены манускрипты, привезенные из монастырей в пустыне. В коллекции музея имеются папирусные свитки с текстами гностических евангелий Наг-Хаммади. Гностики были последователями мистического направления в христианстве и оказались жертвами борьбы с ересью в IV–V веках. Свои священные тексты они зарыли в землю в плотно закупоренных сосудах; лишь в 1945 году эти сосуды были найдены крестьянами поблизости от Луксора. В гностических текстах причудливо переплетаются египетская, римская, христианская и фольклорная традиции, греческая философия и «Государство» Платона, Новый Завет и зороастрийский мистицизм; наиболее известный гностический текст — апокрифическое евангелие святого Фомы, не включенное в общепринятый вариант Нового Завета по причине своей «еретичности». Также среди этих текстов — собрание изречений воскресшего Христа, обращенных к Фоме Дидиму Иуде, и «тайные книги» Зороастра.

В других залах музея выставлены шпалеры, датируемые III веком и позже; эти шпалеры ткали в основном женщины, на них изображены люди и животные, сплетающиеся в затейливые геометрические узоры. Также выставлены прекрасные образцы резьбы по дереву, металлу и слоновой кости. В старом крыле демонстрируется одно из древнейших египетских изображений распятия; как уже упоминалось, в коптском искусстве подобные изображения — редкость. На кресте, о котором идет речь, вырезаны бог Гор в образе сокола и солнечный диск. Это последнее напоминание о том, что новая религия многое восприняла от верований древних: Гор считался солнечным богом и сыном Осириса, повелителя загробного мира.

Церкви и другие религиозные сооружения Старого Каира продолжают собирать вокруг себя египетских коптов и привлекать туристов, для которых знакомство с христианским Каиром ими обычно и ограничивается. Однако для многих каирских христиан средоточием духовной жизни является кафедральный собор Святого Марка в северо-восточном пригороде Аббассийя.

Главная достопримечательность, мимо которой проходишь по дороге к собору, — мечеть, в которой похоронен Насер; и это символично, поскольку именно полковник Насер настоял на выделении коптам участка земли для строительства нового собора. По легенде, Насер принял это решение после того, как коптский папа предупредил его, что несколько офицеров египетской армии готовят антиправительственный заговор. Предостережение спасло Насеру жизнь. Собор построили в 1970-е годы, строительство частично финансировал император Эфиопии Хайле Селасие. Проект здания сугубо модернистский, но высокие арки и устремленный к небесам шпиль прекрасно выражают значимость коптской церкви в жизни современного Египта.

За собором, в круглой часовне, чьи резные стены также украшены фресками, повторяющими, разумеется, средневековые образцы, покоятся мощи святого апостола Марка. Когда апостол скончался в 62 году, его похоронили в Александрии, но в 828 году тело извлекли, вывезли в бочке с соленой свининой и переправили в Венецию. На следующий год в Венеции была заложена базилика Святого Марка, где мощи и хранились до второй половины XX столетия. Возвращение части останков святого в Египет в 1970-х годах помогло ослабить многовековую напряженность в отношениях между коптской и римско-католической церковью. Фрески на стене Апостольской церкви в Каире изображают путешествие мощей из узнаваемой с первого взгляда базилики Святого Марка в Каир. Эта удивительно просторная церковь, посреди которой стоит гробница, обтянутая темно-красной тканью, а на стенах висят иконы современной работы, изображающие Деву Марию, святого Георгия и, конечно, святого Марка — эта церковь привлекает множество прихожан. Люди молятся, встают на колени, чтобы поцеловать землю у гробницы, или на мгновение крепко сжимают в пальцах ткань, облекающую святыню.

За Аббассийей лежит другой пригород — Маттария, который ни один гость Каира не удостоил бы второго взгляда, когда бы не предание о Деве Марии и пути Святого Семейства. Среди забитых транспортом улиц и бесконечных рядов одинаковых жилых домов затерялся крохотный садик, окружающий источник, что питает древнюю сикамору. По преданию, это дерево выросло из семени того, под которым некогда отдыхало Святое Семейство на пути через пустыню. Сикамора и вправду выглядит чрезвычайно древней — ствол шишковатый, ветви требуют подпорок, поскольку уже клонятся вниз, а не вверх. Садик обнесен изгородью, которая (вместе с платой за вход) обеспечивает почтенному дереву некоторую защиту от чрезмерно ретивых паломников, прежде не упускавших случая оторвать от него кусочек коры «на память». Это место с давних пор притягивает к себе верующих и просто любопытствующих. Эммануэль Пилоти, венецианский купец, обосновавшийся в Каире около 1400 года, писал об «источнике, выложенном белым мрамором, полном чистейшей и сладкой воды, в которой Богоматерь стирала одежды Господа нашего Иисуса Христа». Неподалеку от источника находятся несколько церквей, в том числе современная церковь Девы Марии, построенная на месте старых религиозных сооружений.

Объяснить водителю такси, куда я хочу попасть, оказалось не так-то просто. И дело было не только в том, что водитель плохо понимал по-английски; судя по всему, он и слыхом не слыхивал и даже не предполагал, что в Каире существует еврейское кладбище. «Иехуда!» — воскликнул он, наконец сообразив, что мне нужно. А потом повторил это слово, с видом довольно озадаченным, словно пробуя на вкус: «Иехуда…»

В районе аль-Басатин на юге города, где, как я знал, находится еврейское кладбище, множество кладбищ мусульманских. Мой услужливый, хотя и не слишком сведущий водитель — копт, судя по Библии на приборной доске (у большинства каирских водителей там лежит Коран в зеленой обложке) — привез меня сначала на одно из мусульманских; после долгих размахиваний руками мне удалось растолковать ему, что нам нужно попасть на еврейское кладбище. Дорога заняла продолжительное время, и я вполне убедился в том, что аль-Басатин практически ничем не отличается от прочих каирских пригородов, если не считать того, что здесь все улицы покрыты слоем белой пыли. Поблизости находится известняковый карьер, который некогда поставлял материал для внешней отделки пирамид (теперь камень используют для производства цемента). В остальном же аль-Басатин — типичный бедный пригород, на улицах которого разворачивается знакомая повседневная жизнь. Мостовые все в выбоинах, между которыми ловко лавируют юные погонщики ослов, а вдоль обочин, усыпанных мусором и уставленных пирамидами из покрышек, пасутся домашние животные. Повсюду снует детвора; весть о прибытии европейца на такси разнеслась мгновенно, и стоило нам остановиться, чтобы уточнить направление, нашу черно-белую «ладу» тут же окружала шумная толпа детишек. Потребовалось несколько раз пообщаться с мужчинами, стоявшими у водонапорных колонок, выслушать советы предлагающих свои услуги всем желающим придорожных механиков и благополучно свернуть не туда, заплутав среди улиц с одинаковыми кирпичными строениями, чтобы в конце концов переехать через заброшенные железнодорожные пути и очутиться перед запертыми зелеными воротами еврейского кладбища. Лишь скромная звезда Давида на створке давала понять, что скрывается за воротами, тогда как высокая бетонная стена, в которую ворота были врезаны, полностью загораживала вид.

Печальное состояние еврейского кладбища в аль-Басатине в точности отражает отношение к евреям в Каире в последнее столетие. Считается, что в городе осталось не более двухсот евреев, и это число сокращается; большинство из оставшихся живут в старом еврейском квартале в Гелиополе, за много миль от места, где покоятся их предки. А ведь когда-то еврейская община Каира была многочисленной и пользовалась немалым уважением.

Первое упоминание о египетских евреях встречается в книге Бытие, когда потомки Авраама спасаются от голода в Ханаане бегством в Египет. Эти события датируются приблизительно 1300 годом до н. э. Через семьдесят лет, обездоленные и порабощенные, внуки этих «вынужденных переселенцев» двинулись обратно в Палестину, ведомые Моисеем на поиски Земли Обетованной. Спустя тысячелетия ситуация вновь изменилась, и в Египет хлынула волна еврейских иммигрантов, поощряемых Птолемеями, при которых еврейское Священное Писание перевели на греческий язык. Центром еврейской культуры стала Александрия, а Вавилон Египетский, как уже говорилось, приютил у себя тесно спаянную еврейскую общину во времена владычества римлян.

К колониальному периоду в Каире проживали около пяти тысяч евреев, причем численность общины неуклонно возрастала благодаря притоку переселенцев из Европы. Путеводитель Брэдшоу (1903) описывает еврейский квартал, который сделался столь же обязательной частью туристического маршрута, как пирамиды и мечети. «Многие дома на противоположных сторонах улицы, — замечает путеводитель, — фактически касаются друг друга фасадами на верхних этажах. Улицы строят такими узкими в первую очередь для того, чтобы обеспечить защиту местным жителям, если на квартал нападут и если им придется убегать».

Во второй половине XX столетия общину ожидали суровые испытания. Начиная с 1948 года, когда оно официально возникло, государство Израиль словно магнитом притягивало египетских евреев, мечтавших о переселении на родину. К Шестидневной войне численность общины сократилась с шестидесяти до двух тысяч человек. В ходе многочисленных арабо-израильских конфликтов некоторые синагоги и жилые дома евреев изрядно пострадали, а кладбище в аль-Басатине, очевидно опасаясь вандализма, обнесли высокими стенами.

Ворота кладбища были заперты на замок. Вдоль по улице, что вилась между стеной и железнодорожными путями, виднелись другие ворота, уже не представлявшие преграду — они покосились, то ли сорванные с петель, то ли от ветхости. Понадобилось всего-навсего сдвинуть пару каменных блоков, чтобы проникнуть на кладбище. За воротами раскинулась территория размерами с футбольное поле, усеянная невысокими надгробиями. Над некоторыми могилами клонили ветви чахлые деревца, но большинство было открыто солнцу, свет которого отражался от белого известняка.

Какой контраст с тенистыми, ухоженными христианскими кладбищами Старого Каира! Высокие стены и ворота защищают только от городской суеты, но никак не от пыли и зноя. На одной из могил — на известняковом надгробии вырезана звезда Давида и слова на иврите — сидела собака, настороженно на меня покосившаяся. Похоже, она не привыкла к тому, чтобы ее беспокоили. Я не видел ни единого человека, если не считать оставшихся за стеной стариков и мальчишек, которые рылись в грудах мусора и лица которых хранили привычно-унылое выражение, характерное для городских стервятников. «В Египте, — пишет Поль Теру в «Сафари темной звезды», — любая стена привлекает любителей разбрасывать мусор, рисовать и справлять естественные надобности, а также кошек, собак и самых шумных на свете детей». Эта стена, отделяющая кладбище, увы, не была исключением. Стервятники, думаю, не имели ни малейшего понятия о том, что именно находится за стеной, возле которой они разгребали мусор. Я не стал задерживаться в этом месте.

Синагога Бен Эзры в Старом Каире производит совершенно противоположное впечатление. Расположенная буквально в двух шагах от церкви Святого Сергия, она прекрасно отреставрирована, причем в реставрацию вкладывали средства как египетское правительство, так и Американский еврейский конгресс и некий рабби Коэн, который, чтобы увеличить фонд реконструкции, продавал почтовые открытки и прочие сувениры с весьма значительной наценкой. Синагога стоит на том самом месте, где дочь фараона, согласно легенде, нашла младенца Моисея (см. книгу Бытие). Сегодня нильская вода отступила довольно далеко, но легенда вполне может соответствовать истине: ведь Нил многократно менял русло на протяжении столетий, а ежегодные паводки наверняка способствовали тому, что вдоль берегов тянулись густые заросли тростника. По другому преданию, на сей раз коптскому, именно здесь приступили к выполнению своей апостолической миссии святые Петр и Марк. Как и подобало столь священному месту, на нем возвели церковь (Святого Михаила), существовавшую еще в VIII веке. Однако приблизительно четыреста лет спустя пятьдесят шестой коптский папа Михаил III был вынужден уступить церковь евреям, чтобы выплатить 20 000 золотых динаров — налог наместнику халифа Ибн Тулуну. Новые владельцы назвали здание в честь Абрахама Бен Эзры, иерусалимского раввина XII столетия, который побывал в Каире в 1115 году и сыграл решающую роль в превращении старинной церкви в синагогу.

Отреставрированная синагога напоминает о славном прошлом — по планировке она все та же древняя церковь: главный неф, боковые приделы, галереи с арками на верхнем уровне… Интерьер, впрочем, включая резьбу, появился уже в XIX столетии. Покой и красота места зачаровывают, и те посетители, которые пришли сами по себе, а не в составе вечно несущихся галопом туристических групп, ощущают потребность задержаться, подольше насладиться изумительными резными узорами. Сквозь узкие окна над верхними галереями льется солнечный свет, витражи окрашивают его в желтый и фиолетовый; на резном деревянном потолке прослеживаются причудливые геометрические формы, а красно-синие тени других витражей придают помещению колорит, какого обычно не найти в синагогах, тяготеющих к простоте убранства. С потолка свисают подсвечники-меноры, в них теплятся свечи. Взгляд находит изысканный орнамент на дверях арон кодеш — шкафа, где хранятся свитки Торы; эти двери деревянные, искусно инкрустированные слоновой костью…

Несмотря на свою красоту, синагога Бен Эзры больше не является действующей. Подобно кладбищу аль-Басатин, она сегодня — своего рода мемориал давно распавшемуся сообществу; даже реставрация не смогла вернуть ей прихожан. Сегодня ее просторный зал заполняет не звучный голос раввина, читающего молитвы, а разноязыкое бормотание гидов, излагающих историю синагоги почтительно внимающим туристам.

Чтобы попасть в синагогу, которой продолжает пользоваться еврейская община Каира (то, что от нее осталось), нужно покинуть Старый Каир и выйти на шумные центральные улицы. На оживленной Шария-Адли, в квартале к югу от улицы 26 июля, бесконечный поток автомобилей и покупателей равнодушно минует единственную в современном Египте действующую синагогу. Это приземистое, неуклюжее здание было построено в 1905 году; в его строгом фасаде нет и намека на изящество синагоги Бен Эзры. За зданием, несомненно, следят, заброшенным оно не выглядит, но молиться сюда приходят крайне редко — в основном в те дни, по праздникам, когда приезжает раввин из Тель-Авива. А так — синагога пустует даже по субботам, в священный день шаббат. Внутри чисто, все блестит, но людей не встретить, и прошло много лет с тех пор, как в этой синагоге совершали бар-мицву, отмечали Иом-Киппур или Рош га-Шана. Когда здесь все же проводятся богослужения, в голосе раввина, обращающегося к немногочисленным прихожанам, наверняка слышится грусть, ибо раввин сознает неизбежность гибели традиции, которая восходит к эпохе фараонов.

Трагедия сегодняшнего Ближнего Востока заключается в том, что наибольшим вниманием эта каирская синагога пользуется у военных. Рядом с нею всегда, днем и ночью, присутствуют солдаты в пуленепробиваемых жилетах, сжимающие в руках грозного вида автоматы; они бдительно следят за проходящими мимо, проверяют сумки и паспорта случайных посетителей — и укрываются за передвижными стальными щитами, которые, как они рассчитывают, смогут защитить их от пуль. Египетское правительство помнит о нападении «Аль-Кайеды» на синагогу в Тунисе в апреле 2002 года (двадцать один человек погиб, больше двадцати получили ранения). Случись подобное в Египте, такая атака, пожалуй, навсегда покончила бы с уже почти исчезнувшей еврейской общиной Каира.

Примечания:

6

На Халкидонском соборе было осуждено учение архимандрита Евтихия (монофизитство), тогда как арианство объявляли ересью на Первом и Втором Вселенских соборах (325, 381). Именно монофизитство, признание исключительно Божественной природы Христа, является идеологической основой вероучения коптов.