Итак, Мухаммад успешно отразил все попытки внешних врагов расправиться с ним, подавил внутренних противников и, имея около 3000 преданных воинов, превратился в крупнейшего вождя Западной Аравии, готового к активным наступательным действиям. Однако, прежде чем перейти к рассмотрению его дальнейшей деятельности, обратимся к тому, что происходило в те годы за пределами узкого района между Мединой в Меккой, которым мы были заняты до сих пор.

Когда Мухаммад покидал Мекку, Аравия со всех сторон была окружена сасанидскими владениями. В 613–614 гг. персидская армия завладела Сирией и Палестиной. Иерусалим, оказавший упорное сопротивление, был разграблен, более 30 тысяч его жителей и беженцев, искавших укрытия за его стенами, перебиты, невзирая на пол и возраст [+1], после этого Византия потеряла и Египет. Она была притиснута к Босфору, а за ним на Балканы напирали славяне и авары. Империя превратилась в узкую цепочку разрозненных прибрежных провинций. Казалось, она вот-вот падет под натиском сасанидской армии. В предвидении этого император загодя отправил свои сокровища в далекий и безопасный Карфаген и собрался сам последовать за ними. Но возмущение жителей столицы и увещевания патриарха остановили его в последний момент.

Ираклий заключил мир с аварским хаканом и сосредоточил все усилия на организации сопротивления самому опасному противнику, сасанидскому Ирану. Выход был найден в децентрализации империи, создании военно-административных единиц нового типа, фем, во главе со стратигом, содержащим армию за счет возглавляемой им фемы. Одновременно доводится до логического конца начавшаяся при предшественниках Ираклия реорганизация армии — создание в ней легкой кавалерии лучников, способных соперничать с конницей кочевников, и соединений пеших стрелков [+2].

Весь 622 год Ираклий провел в Малой Азии, постепенно освобождая ее от персов и одновременно сколачивая и обучая армию. В апреле следующего года он смог уже решиться на дальнейший поход в глубь сасанидских владений. Пройдя через Северную Армению по пути Феодосиополь (Арзрум) — Карс — Анберд — Двин — Нахичеван, он свернул на юг к оз. Урмия и захватил священный город зороастрийцев Гандзак, уничтожив главный храм огня в ответ на разгром Иерусалима. К этому времени из Сирии успели подойти главные силы сасанидской армии во главе с Шахрваразом, и Ираклий с боями отступил за Аракс к Партаву (Барда). Здесь весной 624 г. его обложили три иранских полководца, но ему удалось с боем прорвать окружение, выйти через Нахичеван к оз. Ван, где и происходили основные военные действия 624–625 гг.

В 626 г., когда Ираклий, заключив союз с хазарами, вместе с ними безуспешно осаждал Тбилиси, Шахрвараз внезапным быстрым маршем пересек Малую Азию и вышел к Босфору. Одновременно с запада к Константинополю подошли авары. Падение столицы казалось неизбежным. 7 июля авары начали ее штурм с суши и моря, но гарнизон и флот при участии горожан отбили штурм. Разгневанный аварский хакан тут же снял осаду и ушел. Персидский полководец не пошел на огромный риск переправы через Босфор и осады огромного, хорошо укрепленного города, имея в тылу армию Ираклия, и тоже отступил. Прорыв к Константинополю оказался последним успехом иранцев в этой долгой войне.

В конце 627 г. Ираклий снова совершил бросок из Армении на юг, на этот раз в сторону Ниневии [+3]. Двенадцатитысячная иранская армия, стоявшая здесь, чтобы преградить ему путь в сердце Месопотамии, 12 декабря была разгромлена, и Ираклий двинулся на юг прямо к Дасткарту, где находился Хосров. Попытка задержать его на переправе через Диялу оказалась неудачной, Хосров поспешно бежал в Ктесифон, оставив Ираклию многочисленные сокровища своих дворцов, из них византийцы увезли 300 римских и византийских знамен, в разное время захваченных Сасанидами. 7 января 628 г. Ираклий двинулся на Ктесифон, но был остановлен на канале Нахраван подошедшими сюда иранскими войсками и удалился в Азербайган.

Непосредственная угроза царствованию Хосрова миновала, но косвенные последствия этого временного поражения оказались для него трагическими. Придворная аристократия, справедливо опасавшаяся репрессий шаханшаха, разгневанного поражениями и своим позорным бегством, составила против него заговор. Заговорщики, располагавшие значительной вооруженной силой, доставили в Ктесифон отстраненного от наследования престола старшего сына Хосрова Кавада (Шируйе), провозгласили его шаханшахом и арестовали Хосрова. 29 февраля 628 г. он был казнен [+4].

Кавад, не имевший личных счетов с императором, легко пошел на переговоры о мире. Ираклий потребовал вывода иранских войск из своих владений, освобождения всех пленных и возвращения христианских реликвий, захваченных в Иерусалиме. Все эти условия были приняты, и 15 мая 628 г. в Константинополе с церковных амвонов было торжественно объявлено о заключении мира, сводившего на нет все успехи Ирана в тяжелой двадцатипятилетней войне.

Последствия ее были тяжелыми для обеих сторон. Северная Сирия, Армения и Малая Азия были разорены военными действиями и планомерным ограблением, проводившимся иранцами, вывозившими не только ценности, но и мраморные колонны и облицовки церквей. В сасанидских владениях пострадал Азербайган, кроме того, в последний год правления Хосрова сильный паводок разрушил дамбы в низовьях Евфрата, и его воды затопили обширное пространство [+5], которое до сих пор остается царством болот. Возможно, восстановлению дамб помешала не только война, но и эпидемия чумы, унесшая в Месопотамии множество человеческих жизней и добравшаяся даже до Кавада, умершего на втором году царствования.

Смерть Кавада положила начало периоду политических неурядиц в Иране. На престол был возведен его малолетний сын Ардашир, при котором вся власть оказалась в руках регента. Среди высшей знати многие были недовольны приходом к власти сына Кавада, особенно сторонники убитого Кавадом Хосрова II, поэтому, когда восставший в начале 630 г. командующий армией на западной границе, Шахрвараз, подошел к Ктесифону и осадил его, в окружении Ардашира нашлись изменники, которые открыли ворота города. Шахрвараз казнил Ардашира, уничтожив последнего прямого мужского потомка Хосрова II, и возложил на себя корону. Такой оборот событий еще меньше устроил знать, не желавшую видеть на престоле человека не царского рода, через сорок дней Шахрвараз был убит, а престол заняла дочь Хосрова II Бурандухт.

Естественно, что в этой ситуации внимание Ирана к аравийской границе было ослаблено, тем более что после сражения при Зу-Каре арабы не доставляли особого беспокойства. На фоне войны с Византией, поражения и начавшейся чехарды на престоле мало кого могли волновать события в Южной Аравии, где иранские наместники, сохранившие власть лишь над Сан'а, Аденом и несколькими крупными городами Йемена, могли рассчитывать только на собственные силы.

Несколько тысяч персов — потомков воинов, высадившихся в Йемене в конце VI в. (и называвшихся поэтому у арабов абна — «сыновья»), — могли удержаться в чужой стране вдали от метрополии только умелым балансированием между местными противоборствующими силами. Главную угрозу Йемену и власти персов в начале VII в. представляло неуклонное продвижение с севера группы мазхиджитских племен, оттеснявших дальше на юг населявшие эти районы хамданитские племена. Последние, отстаивая свои земли, становились естественными союзниками персов. В начале VII в. их союз был формально скреплен договором. Мелкие столкновения, происходившие в последующие годы, не меняли соотношения сил, пока в начале 20-х годов (будто бы в один год со сражением при Бадре) не произошло сражение в ар-Радме (в Эль-Джауфе) между мазхиджитами и хамданитами, в котором мазхиджиты потерпели поражение и потеряли много людей убитыми (истинный масштаб сражения неясен) [+6]. Это сильно укрепило позиции абна в самый трудный для них момент, когда иранские войска потерпели поражение от византийцев. Неустойчивое равновесие сил на юге Аравии в любой момент могло кончиться новым конфликтом, и обе стороны искали поддержки какой-то третьей силы. Естественно предположить, что события, происходившие в центре Аравии, и особенно постепенное расширение влияния Мухаммада, должны были привлекать внимание в Йемене.

Шестой год хиджры отмечен увеличением числа военных предприятий Мухаммада. Многие из них, правда, были просто набегами небольших отрядов, не всегда кончавшимися даже соприкосновением с противником, их абсолютная и относительная датировка в разных источниках различна [+7]. Это, в конце концов, не так уж существенно, если рассматривать события с общей точки зрения.

В мухарраме 6/июне 627 г. Мухаммад б. Маслама ал-Ауси с отрядом в 30 человек совершил набег на ал-Бакарат (в районе ад-Дарии, в 320–350 км восточнее Медины), летовку бану ал-курата (из племени бакр б. килаб). Двигаясь по ночам, он появился неожиданно, легко одолел пастухов и увел стадо в 150 верблюдов и 300 овец [+8].

1 раби' 1/21 августа Мухаммад с отрядом в 200 человек при 20 конях вышел в поход на бану лихйан, чтобы отомстить им за гибель мусульман в ар-Раджи'. Чтобы скрыть цель похода, он вышел из Медины в сторону Сирии, в ал-Батра свернул налево, через Йайн вышел на мекканскую дорогу и быстрыми маршами пошел к вади Гуран. Несмотря на все меры предосторожности, бану лихйан узнали о его приближении и рассеялись. Мухаммад помолился над могилами павших, продвинулся до ал-Усфана, выслал оттуда к Мекке небольшой отряд, чтобы напомнить о себе мекканцам, и возвратился в Медину (14 раби' 1/3 сентября 627 г.) [+9].

В этом же или следующем месяце вождь фазара Уйайна б. Хисн с 40 всадниками угнал 20 дойных верблюдиц Мухаммада с пастбища в ал-Габа (20–25 км севернее Медины). Мухаммад поднял в погоню 500 человек, но удалось догнать только арьергард фазара и убить четырех человек (в том числе сына Уйайны). Дойдя до Зу-Карада, постоял там день и вернулся, сумев отбить только половину стада.

Вскоре Мухаммад сам послал отряд в 40 человек с грабительскими целями в сторону Файда. Ему удалось без боя угнать у бану асад 200 верблюдов. Следующий набег кончился плачевно: отряд из 10 человек наткнулся в Зу-л-Касса на сотню воинов бану са'лаба и был полностью уничтожен. Тяжелораненого командира привез потом в Медину какой-то мусульманин.

В раби' II 6/20.VIII-17.IX. 627 г. бану са'лаба, мухариб и анмар напали на стада мединцев в Хайфа. Посланный вдогонку Абу Убайда б. ал-Джаррах настиг их в Зу-л-Касса, захватил одного пленного, верблюдов, какие-то пожитки разбежавшихся и возвратился в Медину [+10]. В том же месяце (но до Зу-л-Касса или после — неизвестно) Зайд б. ал-Хариса напал на бану сулайм в ал-Джамуме и угнал много скота и пленных.

В следующем месяце тот же Зайд б. ал-Хариса с отрядом в 170 человек напал на караван курайшитов в ал-Исе, возвращавшийся из Сирии с товарами и большой выручкой, значительная часть которых принадлежала Сафвану б. Умаййе, одному из вождей бану джумах — непримиримых противников ислама. Среди пленных оказался Абу-л-Ас б. ар-Раби', муж Зайнаб, которого она выкупила из плена после Бадра. Пленных, видимо, привели к мечети или дому Мухаммада; во всяком случае, Абу-л-Ас успел до утренней молитвы попросить Зайнаб объявить его находящимся под ее покровительством (дживар). Как только утренняя молитва кончилась, Зайнаб объявила, что Абу-л-Ас под ее покровительством. Мухаммаду пришлось сказать, что обязательство любого мусульманина обязательно для всех. Абу-л-Ас получил свободу, и Мухаммад уговорил всех участников похода вернуть ему захваченное. Абу-л-Ас благополучно доставил все в Мекку, а в мухарраме 7/11.V-9.VI 628 г. приехал в Медину, принял ислам, и Мухаммад восстановил его брак с Зайнаб [+11].

В джумада II 6/18.Х-15.XI 627 г. Зайд б. ал-Хариса с отрядом в 15 человек совершил набег на бану са'лаба в район ат-Тарафа и через четыре дня вернулся с 20 верблюдами и стадом овец. Подобные набеги небольших отрядов мусульман порой за 100–200 км от Медины вызывают некоторое недоумение своей кажущейся беспричинностью и, главное, безнаказанностью. Видимо, все дело в том, что образование, которое мы называем племенем, было очень рыхлым, отдельные роды (4–5 колен родства) с несколькими десятками воинов кочевали довольно независимо друг от друга, нередко находились во враждебных отношениях с другими родами того же племени. Эти же мелкие группы самостоятельно решали, принимать или не принимать ислам.

Поэтому на данном этапе распространения ислама среди бедуинов Мухаммаду приходилось иметь дело именно с такими мелкими группами, нападение на одну из них не всегда вызывало ответные враждебные действия всего племени, но считаться с их реакцией все же приходилось. Так, например, когда в начале осени 627 г. посол Мухаммада в Сирии, якобы возвращавшийся с почетными одеждами от императора [+12] и с товарами, был на обратном пути ограблен около Вади-л-Кура одним из родов племени джузам, то другой род того же племени (бану ад-дубайб), недавно принявший ислам, отбил у соплеменников украденное и возвратил посланцу.

Мухаммад не удовлетворился этим и направил Зайда б. ал-Харису, только что вернувшегося из набега на ат-Тараф, с пятью сотнями воинов на Вади-л-Кура наказать виновных в нападении (джумада II/18.X-15.XI). Непосредственные виновники были убиты, сто членов семей попало в плен, было захвачено 1000 верблюдов и 5000 овец. Теперь бану ад-дубайб, считавшие, что конфликт уже был разрешен внутри племени, когда они отобрали и вернули награбленное, поспешили к Мухаммаду и добились освобождения пленных и возвращения скота [+13]. Упоминаемый только у Ибн Са'да поход Зайда б. ал-Харисы на Вади-л-Кура в раджабе 6 г. х. (16.XI-15.XII 627 г.) может быть следствием неверной датировки предыдущего карательного похода.

Наибольшую опасность для Мухаммада представлял возможный союз бедуинов под руководством изгнанных из Медины иудеев, поселившихся в Хайбаре. При первом известии о сборе бану са'д б. бакр в ал-Хамадже [+14] для совместных действий с хайбарцами Мухаммад послал в район Фадака Али с сотней воинов. Бедуины рассеялись до прихода Али, и ему достались без боя 500 верблюдов и 2000 овец.

Бедуины пробовали отвечать мусульманам тем же, но возмездие каждый раз было неотвратимо и жестоко. В коротком промежутке между походами Зайд б. ал-Хариса с группой мусульман совершил торговую поездку в Сирию. На обратном пути около Вади-л-Кура Зайд был ограблен одним из родов бану фазара (гатафан) и ранен, как и многие его спутники. Вернувшись с войском (рамадан 6/14.I-12.II 628 г.), он обошелся с обидчиками куда более жестоко: старуху Умм Кирфа (видимо, жену вождя) привязали к двум верблюдам и разорвали, а двух сыновей ее убили (судьба других пленных была обычной — их продали) [+15]. Может быть, необычно жестокая казнь старухи была наказанием за «подстрекательство против посланника Аллаха» [+16].

Не менее жестоким (хотя и более заслуженным) было наказание восьми новообращенных мусульман из бану урайна, которые заболели в непривычном климате Медины и были отправлены на поправку в горные окрестности, где паслись дойные верблюдицы Мухаммада. Выздоровев, они угнали 15 верблюдов, убив пастуха, которому отрубили руку и ногу, выкололи колючками глаза и прокололи язык. Преступников догнали и им тоже отрубили руки и ноги, выкололи глаза и распяли. По этому поводу последовало откровение: «Поистине, наказание тех, кто нападет на Аллаха и его посланника и на земле стремится к пороку, — то, что они будут убиты, или распяты и будут отрублены им руки и ноги наискось, или будут они изгнаны из земли. Это им наказание в этой жизни, а в той — тягчайшее наказание» (V, 33/37). Впрочем, как отмечает Ибн Са'д, «после этого глаз не выкалывали» [+17].

Как мы видим, большая часть походов этого периода носит случайный характер; одни являлись обычными набегами с целью угона скота, другие вызваны необходимостью отомстить за ответные действия бедуинов. Чрезвычайно характерно, что ни один поход не связывается с пропагандой ислама [+18]. Вряд ли можно думать, что эта цель не отражена в источниках потому, что сама собой разумелась. Не похоже и на то, чтобы набеги были карой за отступление от ислама, такая причина была бы непременно отмечена. Создается впечатление, что распространение ислама пока еще происходило путем обращения отдельных лиц и семей, а не больших коллективов. До конца 6 г. х. нам не известен ни один оазис за пределами Медины, который был бы мусульманским. Зона, на которую распространялась власть ислама, южнее Медины ограничивалась верховьями мединских вади (около 6 миль=10–12 км от Медины) или в самом крайнем случае верховьями Акика; на севере — до ал-Габа (8-12 миль=15–25 км от Медины), по иракской дороге — на 7- 10 миль (Хайфа или Бир Абу Рукана). Совершенно неясно, где кончалась граница мусульманских владений по мекканской дороге.

Если исходить только из этого, то можно сказать, что Мухаммад не слишком преуспел за шесть лет пребывания в Медине. Однако следует учесть, что Медина стала полностью мусульманской территорией, отпали сомнения в его особой миссии, позволяющей справляться с более многочисленным врагом. Экономическое положение Мухаммада неизмеримо окрепло. Выросло и стало лучше вооружено его войско. Изменение положения Мухаммада, не во всем ясное для нас, но вполне очевидное для современников, подтверждается неожиданным, казалось бы, решением Мухаммада совершить паломничество в Мекку.

В конце шавваля 6/начале марта 628 г. Мухаммад объявил, что совершит малый хаджж (умру) в Мекку. Сборы были окончены к 1 зу-л-ка'да/13 марта, и огромный караван — более тысячи человек — выступил из Медины. Мухаммад уже дома надел одежду паломника (ихрам): белую набедренную повязку и белую накидку. Паломники гнали с собой 70 жертвенных верб людов, которым в Зу-л-Хулайфа были завязаны морды, чтобы и они постились перед торжественной церемонией. Как вызов мекканцам, Мухаммад гнал на заклание верблюда Абу Джахля, захваченного при Бадре. Паломники были вооружены только мечами и не имели с собой кольчуг и щитов. С Мухаммадом вышли не только мединцы, но и часть бедуинов.

Когда караван прибыл в ал-Усфан, Мухаммад узнал, что мекканцы в ожидании его собрали войско и стали лагерем на подходе к Мекке, полные решимости не допустить мусульман к Ка'бе. Мухаммад все же двинулся дальше, но в Кура' ал-Гамим путь ему преградил Халид б ал-Валид с 200 конниками тогда он свернул влево и обходным путем вышел к водопою Худанбийа, в 9 милях от Мекки, на границе харама. Котлован, в котором собиралась вода, оказался пуст, и тут, как рассказывают арабские историки, Мухаммад совершил чудо — дал стрелу из своего колчана, чтобы ею проткнули сухую корку дна котлована, и из отверстия забила вода. Возможно, это и не выдумка, Мухаммад мог знать особенность этого котлована и указать место, откуда потечет вода, если проткнуть засохшее дно водоема.

Первым в лагерь мусульман прибыл вождь хуза'а Будайл б. Варка, сказать, что курайшиты и ахабиш поклялись не допустить их в Мекку. Мухаммад заверил, что единственная его цель — совершить паломничество, воевать он не собирается, но если потребуется, то с боем добьется своего. Курайшиты послали еще несколько человек припугнуть Мухаммада своей решимостью и убедить уйти. Нежелание допустить его в Мекку объяснялось не только враждебным отношением, обостренным несколькими сражениями и ограблениями караванов, но и тем, что в Мекку он вошел бы как руководитель хаджжа, узурпировав монополию курайшитской верхушки на руководство религиозными церемониями. Упорство курайшитской верхушки привело к неожиданному результату: сейид ахабиш ал-Хулайс б. Алкама стал угрожать, что если Мухаммада не допустят совершить паломничество, то он уведет ахабиш. Мекканцам пришлось пойти на переговоры. Несколько представителей Мухаммада были отвергнуты, наконец Усман б. Аффан удовлетворил их.

Переговоры шли трудно и затянулись, все были в напряжении, и вдруг разнесся слух, что Усман убит. Мухаммад решился на крайнюю меру — напасть на курайшитов со своей не подготовившейся к бою армией. Только безусловная уверенность, что все паломники будут стоять насмерть, давала надежду на успех. И Мухаммад призвал всех присягнуть ему, что готовы умереть за веру. Все присутствующие один за другим подходили к Мухаммаду, стоявшему в тени дерева, и, ударяя своей ладонью по его ладони, подтверждали свою клятву [+19].

То ли узнав об этом акте отчаянной решимости, то ли все-таки благодаря дипломатическим усилиям Усмана мекканцы согласились признать Мухаммада равной стороной и заключить с ним договор. Подписание его было поручено главе рода амир Сухайлу б. Амру (брату первого мужа Сауды), который когда-то, по возвращении Мухаммада из Таифа, отказался оказать ему покровительство, был одним из организаторов похода на Бадр, попал там в плен и был освобожден за выкуп в 4000 дирхемов.

Когда основные положения соглашения были выработаны и осталось только их записать, возникли сложности с вводной формулой.

Мухаммад хотел начать с формулы «Бисми-л-лах ар-рахман ар-рахим» («Во имя Аллаха милостивого, милосердного»), но Сухайл воспротивился: «Мы знаем Аллаха, а что касается Аррахмана Аррахима, так мы его не знаем». Мухаммад сказал Али: «Пиши:.,Во имя твое, о боже!"» Следующая заминка произошла с титулованием Мухаммада. Мусульмане настаивали на титуле «посланник Аллаха», а Сухайл возражал: «Если я засвидетельствую, что ты посланник Аллаха, то из-за чего мы тогда воевали с тобой?» — и потребовал вписать только имя и отчество. Мухаммад улыбнулся и согласился.

Текст договора дошел до нас в нескольких вариантах, совпадающих в существенных моментах; анализировать незначительные варианты здесь нет смысла, мы приведем текст договора по Ибн Исхаку:

«Во имя твое, о боже!

Это то, на чем заключили мир Мухаммад, сын Абдаллаха, и Сухайл, сын Амра. Они договорились об устранении от людей войны на десять лет, в течение которых люди будут в безопасности и оставят друг друга в покое с [такими] условиями: того из курайшитов, кто придет к Мухаммаду без разрешения своего попечителя [+20], он вернет им, а того, кто придет к курайшитам, из тех, кто с Мухаммадом, они не будут возвращать ему; между нами прекращается вражда, и не будет ни ограблений, ни козней; если кто хочет вступить в союз с Мухаммадом и [заключить с ним] договор — вступит в него, а кто хочет вступить в союз с курайшитами и [заключить с ними] договор — вступит в него; ты уходишь от нас в этом году и не войдешь к нам в Мекку, а когда наступит следующий год, мы уйдем от тебя, и ты войдешь в нее со своими товарищами и пробудешь в ней три дня, и будет с тобой [только] оружие путника: меч в ножнах, ни с чем другим не войдешь в нее».

Договор был подписан свидетелями обеих сторон: с мусульманской стороны Абу Бакром, Умаром, Абдаррахманом б. Ауфом, Абдаллахом б. Сухайлем б. Амром (сыном Сухайля), Са'дом б. Абу-л-Ваккасом и Мухаммадом [+21] б. Масламой, из представителей другой стороны упоминаются только Микраз б. Хафс и Хувайтиб б. Абдал'узза [+22].

Условие о беглецах пришлось исполнять в первый же день: сын Сухайля, мусульманин, которому во время переговоров удалось бежать из домашнего заточения, пришел искать прибежища у Мухаммада. Увидев его, Сухайл потребовал вернуть сына, так как он пришел после заключения соглашения. Мухаммаду пришлось вернуть беглеца, слезно молившего защитить его. Это произвело тяжелое впечатление на мусульман, многие из которых были вообще против переговоров с неверующими. Даже ближайшее окружение Мухаммада недоумевало, что же они выгадали, заключив этот договор, кроме проблематичной возможности посетить Мекку через год.

Но Мухаммад всеми действиями подчеркивал удовлетворение достигнутым. Сразу после подписания договора он обрился, как после совершения паломничества, и приказал резать жертвенных животных, показывая, что паломничество все-таки свершилось. Чтобы рассеять последние сомнения своих последователей, Мухаммад на обратном пути в ал-Усфане возвестил: «Мы даровали тебе явную победу» [Кор., пер., XLVIII, 1].

С этим можно согласиться, хотя на первый взгляд кажется, что договор в Худайбии был выгоден только мекканцам. Победой было уже одно признание Мухаммада равноправной договаривающейся стороной, а разрешение союзникам курайшитов присоединяться к любой из сторон фактически означало распад договорной системы, на которой держалось могущество Мекки. Сразу же по заключении договора хуза'иты перешли на сторону Мухаммада. Прекращение состояния войны не только обеспечивало безопасность мекканским караванам, но и развязывало руки Мухаммаду в борьбе с другими, более близкими врагами. Даже неравенство в судьбе перебежчиков было в значительной мере кажущимся, так как, во-первых, допускался переезд к Мухаммаду с согласия отцов и других попечителей, а во-вторых, Мухаммад вовсе не нуждался в возвращении ему отступников, если таковые вдруг нашлись бы, наконец, он, видимо, ощущал, что время работает на него и этот пункт договора, столь важный для старейшин Мекки, превратится в фикцию.

Так оно вскоре и вышло. К Мухаммаду по возвращении в Медину бежал Абу Басир Утба б. Усайд, Мухаммад в соответствии с договором отослал его с сопровождающими, прибывшими из Мекки. Абу Басир убил одного из них, бежал и обосновался на большой караванной дороге около Вади-л-Кура, к нему присоединились еще несколько десятков таких же мекканских беглецов, и они вместе стали нападать на мекканские караваны. Было это с согласия Мухаммада или нет, мы не знаем, но курайшиты в конце концов попросили Мухаммада забрать их к себе. В то же время Мухаммад отказал в выдаче нескольких курайшиток, бежавших под его покровительство, оформив этот отказ как повеление свыше: «О вы, которые уверовали! Когда к вам приходят переселившиеся верующие женщины, то испытывайте их. Аллах лучше знает их веру. И если вы узнаете, что они верующие, то не возвращайте их к неверным: они им не дозволены, и те не дозволяются им. Отдавайте им (т. е. их мужьям. — О. Б.) то, что они израсходовали, и нет на вас греха, если вы женитесь на них, когда дадите им их плату. И не держитесь за союзы с язычницами, и просите то, что вы истратили, и пусть они просят то, что они израсходовали. Таково для вас решение Аллаха» (LX, 10).

Этим установлением все браки мусульман и мусульманок с язычницами и язычниками объявлялись недействительными, нужно было только возвратить махр, как это полагалось при разводе по инициативе женщин. В случае с мекканскими беглянками отступное выплатил Мухаммад из средств, образовавшихся из хумса. Многим мусульманам пришлось развестись с женами, отказавшимися принять ислам, в числе их оказались даже люди из близкого окружения Мухаммада, например Умар развелся сразу с двумя женами, уехавшими после этого в Мекку, на одной из них женился Му'авийа б. Абу Суфйан [+23].

Характерной чертой военно-политической деятельности Мухаммада после договора с мекканцами является очевидный перенос внимания в сторону Сирии. На пути распространения ислама на север от Медины стояло серьезное препятствие: оазис Хайбар со значительным иудейским населением, куда переселились также изгнанники из Медины — часть бану кайнука' и надир. Они были если не инициаторами нападения на Медину, то, во всяком случае, наиболее ожесточенными противниками Мухаммада в «битве у рва», не оставляя враждебной деятельности и после нее.

Еще до Худайбии Мухаммад послал в Хайбар группу мусульман убить главу бану надир Салама б. Абу-л-Хукайка, который подстрекал гатафан и их соседей к враждебным действиям против Мухаммада. Убийство его вызвало в Хайбаре большой переполох. Его преемник продолжил ту же деятельность и тоже был уничтожен.

Из рассказа Ибн Са'да нельзя понять, погиб он в результате недоразумения или его заманили в ловушку и убили вместе со всеми спутниками (шаввал 6/13.II-12.III 628 г.) [+24].

Через два месяца после возвращения из Худайбии Мухаммад решил расправиться со своими религиозными противниками в Хайбаре и заодно воздать участникам неудавшегося паломничества за их верность [+25]. В поход были взяты только присягнувшие в Худайбии. Было объявлено, что это — борьба за веру, участие в которой добровольно и поэтому не вознаграждается добычей. Всего набралось около 1400 человек при 200 конях, из чего можно видеть, насколько увеличилась ударная сила мусульман за минувший после Ухуда год.

Как утверждают арабские историки, появление армии Мухаммада под Хайбаром было совершенно неожиданным, но сами же приводят сообщения о том, что иудеи Хайбара призвали на помощь бану гатафан во главе с уже известным нам Уйайной б. Хисном и бану асад во главе с Тулайхой б. Хувайлидом. По одним сведениям, они даже засели в одной из крепостей [+26], по другим — подошли позже, когда Мухаммад занял такую позицию между Хайбаром и вади, что нельзя было ни соединиться с хайбарцами, ни напасть с тыла. Получив какие-то тревожные известия о положении в родных местах, они ушли, но через несколько дней вернулись и стояли под Хайбаром, не вмешиваясь в военные действия.

В оазисе было три главных укрепленных селения, аш-Шикк, ан-Натат и ал-Катиба, и в каждом имелись крепости и укрепленные дома, каждый из которых приходилось брать в отдельности. Хотя хайбарцы сражались упорно, памятуя о судьбе бану надир, все же замок за замком переходили в руки мусульман. Дольше всех держалась ал-Катиба. Первым в ней пал ал-Камус, замок переселенцев из бану надир [+27]. Побежденные обязались сложить оружие и сдать все ценности. Добыча оказалась огромной, но Мухаммад обнаружил отсутствие дорогих серебряных сосудов и потребовал у Кинаны б. Абу-л-Хукайка (одного из вождей бану надир) сдать их. Кинана и его брат поклялись жизнью, что все израсходовали на подготовку к войне. Дело испортил их слабоумный племянник, ответивший Мухаммаду, что не знает, где спрятаны сокровища, но часто видел Кинану около развалин дома. Посланные туда люди нашли спрятанные сокровища, Кинана и его брат подверглись пыткам и были переданы для казни родственникам мусульман, убитых ими во время боев в Хайбаре, а их семьи — обращены в рабство. Жена Кинаны, Сафийа, дочь Хуйайа (главного инициатора осады Медины в 626 г., подтолкнувшего бану курайза изменить договору), досталась Мухаммаду, сделавшему ее своей восьмой женой [+28]. Способ, каким был обнаружен клад, показался поздним редакторам ал-Вакиди слишком прозаическим, и они заменили его подходящим к случаю — вместо слабоумного племянника появился архангел Джабраил [+29].

Осажденные в других крепостях ал-Катибы предпочли прекратить борьбу и сдались на условии сохранения им жизни, если они отдадут все имущество. Потом Мухаммад разрешил им остаться в Хайбаре обрабатывать свои земли, отдавая мусульманам половину урожая, так как обрабатывать эти земли было некому [+30]. Все же вероятнее, что это условие сразу появилось в договоре, так как жители ал-Катибы с самого начала не собирались никуда выезжать и даже скупали вещи из добычи, продававшейся на аукционе.

В этих боях погибло 93 хайбарца, но и мусульмане понесли самые тяжелые после Ухуда потери: не менее 25 человек убитыми и не менее сотни ранеными [+31]. Побежденные попытались расквитаться с Мухаммадом, угостив его отравленной бараниной. Один из мусульман, проглотив кусок, умер, а Мухаммад, почувствовав привкус, выплюнул мясо и отделался недомоганием. Виновницу казнили, хотя она и отговаривалась тем, что знала — истинный пророк не съест отраву.

Падение Хайбара произвело впечатление не только на жителей соседнего Фадака, сдавшихся Мухаммаду без боя на условиях уплаты половины урожая, но и на всех противников Мухаммада. Уйайна б. Хисн после этого прекратил враждебные действия и, видимо, даже заключил дружественный союз; глубокое разочарование испытали мекканцы, надеявшиеся, что Мухаммад обломает зубы о хайбарские твердыни.

С завоеванием Хайбара и подчинением Фадака мусульманская община, замкнутая в пределах одного оазиса, стала превращаться в государство. Одновременно неизмеримо вырастало богатство самого Мухаммада и его окружения, четко обозначился переход от проповеди равенства и нестяжательства к откровенному приобретательству. Раздел доходов Хайбара доказывает это самым недвусмысленным образом.

Добыча, захваченная в боях, была разделена в соответствии со сложившейся практикой, а наиболее ценное приобретение, земли оазиса, как полученные по договору, а следовательно, как дар Аллаха пророку, Мухаммад разделил по собственной воле. Весь оазис был разделен на 36 частей, половину из них — селения ал-Ватиха, ал-Катиба и Сулалам — Мухаммад оставил в своем распоряжении, а вторую — аш-Шикк и ан-Натат — отдал участникам осады. Каждая из этих 18 частей состояла из 100 долей [+32]. Размер доходов, приходившихся на долю рядового участника осады, нигде не сообщается, но мы можем вычислить их косвенно и получить достаточно ясное представление о принципах раздела благ внутри зарождавшегося мусульманского государства.

Доходы с одной половины оазиса достались 1400 человекам, а со второй половины — 40–50 родным и приближенным к Мухаммаду людям; причем преимущество он отдавал своим женам и ближайшим родственникам. Фатима получила ежегодную ренту в 200 васков фиников (около 400 ц), Аиша — 200, а остальные 6 или 7 жен все вместе — 700 васков. Из всех сподвижников Мухаммада только Усама б. Зайд получил большую ренту — 250 васков, Абу Бакр — только 100. Любопытно, что в эту привилегированную группу попал и Мистах б. Усаса, которого, по сведениям того же Ибн Хишама, будто бы бичевали за клевету на Аишу. Предпочтение, оказанное собственной семье, становится заметнее, если учесть, что Фатиме было еще назначено 85 васков пшеницы (около 165 ц) и всем женам вместе — еще 180 васков пшеницы [+33].

Список Ибн Хишама позволяет составить представление об общем объеме поступлений из оазиса и о размере пожалования рядовым участникам похода. Общий объем поступлений с половины оазиса, по этому списку, 3020 васков, но, возможно, еще какая-то часть урожая поступала в непосредственное распоряжение Мухаммада. Остановимся на округленной цифре — 3000 васков. Если вторая половина, разделенная между рядовыми участниками похода, была примерно равноценной, то на долю каждого из них придется 1 2/з васка (З 1/з ц) фиников. Проще говоря, 120 рядовых участников сражения получали столько же, сколько одна Аиша, а доля всех жен Мухаммада равнялась доле 540 воинов. Вряд ли эти цифры нуждаются в дополнительных комментариях.

Естественно, Аиша не могла за год съесть и сотой доли фиников, достававшихся на ее долю, — все они шли на продажу в Медине или на месте, в Хайбаре, принося в семейный бюджет немалую сумму.

Сведения о количестве фиников, которое мусульмане получали из Хайбара, позволяют представить размеры оазиса — не менее 1800 га обрабатываемых земель и численность населения — около 2500 жителей.

Земли Фадака, как сдавшегося до открытия военных действий, перешли в распоряжение главы общины, передавшего их для обработки прежним владельцам при условии уплаты половины урожая. Эти поступления шли на благотворительные цели.

Из Хайбара Мухаммад двинулся на Вади-л-Кура. После четырехдневной осады и взятия одного из укреплений жители оазиса согласились признать власть Мухаммада и выплачивать ему определенную долю урожая. Услышав об этом, будто бы согласились платить дань и жители Таймы [+34]. По другим данным, Мухаммад совершил поход на Вади-л-Кура из Медины в джумада 1 7/6.IX-5.Х 628 г. [+35].

Победа в Хайбаре совпала с другим успехом, значение которого мы не можем достаточно точно оценить, — в эти дни из многолетней эмиграции в Эфиопии вернулась последняя партия мусульман во главе с Джа'фаром б. Абу Талибом, братом Али. Согласно Ибн Хишаму, Джа'фар приехал прямо в Хайбар в день заключения договора и Мухаммад, целуя его, сказал: «Не знаю чему я больше рад — завоеванию Хайбара или приезду Джа'фара» [+36].

Возвращение эмигрантов из Эфиопии, несомненно, было следствием договора в Худайбии, который подтвердил политическую значимость Мухаммада и легализовал положение его последователей в глазах его противников-курайшитов. Возможно, что между Джа'фаром и Мухаммадом существовали какие-то трения, не зафиксированные в мусульманских источниках. Иначе чем объяснить, что часть эмигрантов нашла возможность приехать в Медину после Бадра, а один из ближайших родственников Мухаммада ждал еще четыре года. Один из современных исследователей полагает, что среди этих эмигрантов были люди, сдержанно относившиеся к Мухаммаду или отдельным лицам в его окружении [+37]. Во всяком случае, прибывших встретили с почетом, они получили долю доходов от Хайбара [+38] и были признаны такими же мухаджирами, как и переселившиеся в Медину.

Вместе с ними к Мухаммаду приехала еще одна жена, Рамла, дочь Абу Суфйана, овдовевшая в Эфиопии. Сватать ее был послан специальный посланец, одновременно вручивший негусу письмо с предложением принять ислам. Единственной разумной причиной этого настойчивого заочного сватовства (если не предполагать странную страсть Мухаммада к вдовам) могло быть только ее происхождение — женитьба на ней могла быть своеобразным вызовом Абу Суфйану. Недаром последний, услышав о женитьбе Мухаммада на его дочери, с досадой сказал: «.Вот необузданный жеребец!» [+39].

После взятия Хайбара военные акции Мухаммада снова ограничиваются набегами на соседей-бедуинов, в основном небольшими силами. Все они, если не считать дальнего рейда Умара за Мекку в район Тураба против хавазин (ша'бан 7/декабрь 628 г.), были направлены на север и восток от Медины. В декабре Абу Бакр совершил поход против фазара в район Дарии и возвратился с добычей и пленными, а Башир б. Са'д напал на бану мурра около Фадака и угнал скот, но хозяева настигли его, перебили почти весь отряд (30 человек) и отобрали скот. В рамадане (январь 629 г.) Галиб б. Абдаллах с отрядом в 130 человек напал на стада бану са'лаба в ал-Майфа'а (за Батн ан-Нахл) и без боя угнал много скота. В феврале Башир б. Са'д во главе 300 человек был послан против гатафан, собиравшихся вокруг Уйайны б. Хисна близ Хайбара [+40]. При его приближении бедуины рассеялись по горам; Башир, захватив двух пленных и некоторое количество скота, без боя возвратился в Медину.

Между тем подошло время паломничества в Мекку, обусловленного договором в Худайбии. 1 зу-л-ка'да 7/2 марта 629 г. Мухаммад собрал всех присягнувших в Худайбии, к ним присоединились и некоторые язычники, так что всего набралось около 2000 человек. Вперед был выслан авангард из 100 кавалеристов, за ним — обоз с оружием, а следом двинулись паломники в ихраме. Около Мекки обоз с оружием был оставлен под охраной 200 человек, а остальные вступили в Мекку с одними мечами. Мекканцы освободили им место около Дар ан-надва. После совершения семикратного обхода святыни Мухаммад остановился около ал-Марвы и совершил заклание жертвенных животных. Затем часть совершивших обряд ушла, чтобы сменить отряд, охранявший оружие, а Мухаммад на несколько часов уединился в Ка'бе. Мекканцы издали внимательно следили за происходящим.

Это паломничество, получившее название «предрешенного малого паломничества» (ал-умра ал-кадийа), закончилось еще одной женитьбой Мухаммада, на Маймуне, свояченице ал-Аббаса и Джа'фара. Видимо, желание укрепить связи с этими двумя людьми было важнейшей целью брака.

Мирно закончившееся паломничество сыграло большую роль в укреплении позиций Мухаммада: все могли убедиться, что задуманное и обещанное им сбывается, а мекканцы, наблюдая в течение трех дней, как беспрекословно повинуются ему две тысячи человек, воочию убедились, какой реальной силой он обладает. Первым понял это Халид б. ал-Валид, заявивший: «Теперь каждому умному человеку ясно, что Мухаммад не колдун и не прорицатель, а его речи — речи господа миров, и каждый, у кого есть соображение, должен следовать за ним» [+41]. Икрима б. Абу Джахл попытался переубедить его, напоминая, что при Бадре мусульмане убили его дядю и племянника и унизили отца ранением, но Халид твердо заявил, что принимает ислам, и вместе с извещением об этом послал Мухаммаду своих коней. Не остановил его и гнев Абу Суфйана, понимавшего, что с Халидом уходит последняя надежда противостоять Мухаммаду. Одновременно с Халидом принял ислам Амр б. ал-Ас, один из активных противников Мухаммада.

Однако распространение ислама среди бедуинов шло еще не слишком успешно. Отряд в полсотни человек, посланный к бану сулайм в зу-л-хиджжа (апрель 629 г.), был встречен враждебно, а затем поголовно перебит; чудом оставшийся в живых командир смог вернуться в Медину только в июне. Также плачевно кончилась попытка обратить в ислам бедуинов в Зат-Атлахе (севернее Вади-л-Кура) в июле [+42].

Однако те военные предприятия, которые проводились с соблюдением необходимых мер предосторожности, кончались благополучно. В июне Галиб б. Абдаллах успешно совершил набег на бану ал-мулаввах (бакр б. абдманат) в ал-Кадиде, а сразу по возвращении возглавил карательный поход в район Фадака на бану мурра, уничтоживших полгода назад отряд Башира б. Са'да. В июле Шуджа' б. Вахб с 24 воинами проник до ас-Сийй [+43], напал на одно из племен хавазин и вернулся с большой добычей.

В военных действиях после Худайбии заметно усиленное внимание Мухаммада к району Вади-л-Кура — Хайбар, обеспечивавшему контроль над северным отрезком важнейшего торгового пути Аравии из Йемена в Сирию. Распространяя свое влияние за Вади-л-Кура, Мухаммад неминуемо должен был столкнуться с необходимостью установления дипломатических отношений с Гассанидами и непосредственно с Византией. Мы уже упоминали одну из попыток контакта с властями Сирии, которую мусульманские историки относят к середине 627 г. Если даже, как мы покажем ниже, она относится к более позднему времени, то все равно неоднократно упоминаемое участие сподвижников Мухаммада в торговле с Сирией требовало установления каких-то официальных контактов с местными властями.

После договора в Худайбии, признавшего права Мухаммада на власть в определенной зоне (пределы которой хорошо были известны обеим сторонам), внешние контакты должны были приобрести и политический характер. Естественно ожидать, что Мухаммад должен был заявить о себе правителям соседних областей и государств.

Все ранние историки и биографы Мухаммада считают, что сразу после Худайбии, в конце 6-го или в самом начале 7 г. х. Мухаммад направил письма с призывом принять ислам Ираклию, Хосрову II, негусу, гассанидскому эмиру, наместнику Египта ал-Мукаукису, «царю» Омана, «царю» Йемена, правителям Бахрейна и Йамамы [+44]. Только Ибн Исхак осторожно определяет период отправки этих посланий временем между Худайбией и смертью Мухаммада [+45].

Действительно, датировка этих посланий концом 6-го — самым началом 7 г. х. вызывает возражения чисто хронологического характера. Так, послом к Ираклию все авторы называют Дахийу б. Халифу, которого ограбили на обратном пути джузамиты. Но это событие датируется осенью 627 г., т. е. за 9 месяцев до Худайбии, и не может быть перенесено на более позднее время, так как хорошо увязывается с последующими, а до Худайбии положение Мухаммада, которого мы знаем как осторожного политика, не позволяло ему писать дерзкие послания императору или сасанидскому царю. На более позднее время указывают и воспоминания Абу Суфйана, торговавшего в Сирии во время прибытия послания Мухаммада, что оно совпало с водружением креста на иерусалимском храме [+46], т. е. приходилось на осень 629 г. Принятие этой даты послания к Ираклию без дополнительных подтверждений пока было бы неосторожно, повлекло бы за собой пересмотр датировки многих важных событий, пока не вызывавших сомнения. Но в любом случае послание Мухаммада Ираклию следует датировать временем после Худайбии.

Явную хронологическую несообразность встречаем мы и в сведениях о послании негусу. Согласно всем сведениям, послом к нему был Амр б. Умаййа ад-Дамри [+47]. Но в тексте послания мы читаем: «…посылаю к тебе сына моего дяди, Джа'фара, и с ним одного из мусульман» [+48]. Допустим, что «один из мусульман» — Амр б. Умаййа, но почему тогда в письме не названо имя посла? И наконец, Джа'фар не мог быть в это время послан Мухаммадом к негусу, так как еще не уезжал из Эфиопии. Точно так же Амр б. ал-Ас не мог в 7 г. х. доставить письмо Мухаммада правителю Омана, поскольку в то время еще не был мусульманином (принял ислам в сафаре 8/3I.V-28.V1 629 г.) [+49].

К этим объективно обоснованным сомнениям в отправлении всех посланий сразу после Худайбии можно добавить и чисто логическое соображение; человек, которого не пропустили в Мекку совершить паломничество, вряд ли чувствовал себя вправе в почти приказном тоне обращаться к Ираклию или Хосрову II с письмом такого содержания:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

От Мухаммада, посланника Аллаха, Хосрову, государю ('азим) Фарса. Мир тому, кто следует правильным путем и верует в Аллаха и его посланника и свидетельствует, что нет божества, кроме Аллаха, единственного, не имеющего сотоварищей, и что Мухаммад — раб его и посланник. Призываю тебя молиться Аллаху, ведь я посланник Аллаха ко всем людям, чтобы я увещевал тех, кто жив, и доказывал правоту этих слов неверующим. Прими ислам, и будешь спасен, а если откажешься, то, воистину, будет на тебе грех [веры] магов» [+50].

Как пишут средневековые авторы, Хосров II, услышав содержание письма, разгневался и разорвал его. Этому можно поверить, если подобное послание когда-нибудь приходило к кому-то из последних Сасанидов.

Современные мусульманские историки подтверждают достоверность изложенного события и самого текста письма указанием на существование подлинника этого послания, написанного на коже со следом надрыва его Хосровом [+51]. Кроме того, имеются в разное время обнаруженные и опубликованные тексты писем на коже Ираклию, ал-Мукаукису, негусу и правителю Бахрейна, вокруг которых более столетия идет дискуссия. Наиболее рьяный защитник их подлинности М. Хамидуллах приводит в доказательство совпадение их текстов с текстами, фигурирующими в исторических сочинениях, характер почерка и надпись на приложенной к ним печати, соответствующую тому, что сообщают историки и хадисоведы о печати Мухаммада [+52].

К сожалению, до сих пор отсутствует исследование материала этих документов современными физическими методами, если не считать того, что эксперты Британского музея, знакомившиеся с письмом негусу в конце 30-х годов, высказали сомнение в степени его древности [+53].

Наиболее красноречивым опровержением подлинности этих пяти «документов» является как раз то, что они дошли до нас в таком количестве. Даже сохранение одного из них было бы чудом (как чудом можно назвать сохранение любого документа подобной древности), но сохранение пяти документов, разосланных в разные концы света, выходит за пределы вероятного. С чисто текстологической точки зрения совпадение текстов этих документов с приводимыми в источниках является не доказательством их подлинности, а аргументом против, так как во всех других случаях, когда представляется возможность проверки, оказывается, что исходный текст (даже если он первоначально был точно скопирован) при переписках неминуемо искажается.

Невозможно поверить, чтобы тексты всех пяти документов были без искажений сохранены в исторических сочинениях, гораздо вероятнее, что именно тексты посланий, воспроизведенные в исторических сочинениях, были скопированы древними фальсификаторами. Остается еще вероятность, что мы имеем дело с древними копиями вторых экземпляров посланий (так называемых отпусков), сохранявшихся в государственном архиве первых халифов, но тогда надрыв на «письме Хосрову» говорит о том, что перед нами явная фальсификация.

Наконец, древний облик почерка, на который ссылается Хамидуллах, воспроизводит не рукописный почерк, а арабские граффити и простейшие надписи на камнях VII–VIII вв. [+54].

Итак, приходится смириться с тем, что в нашем распоряжении имеется лишь приблизительная передача содержания писем, направленных Мухаммадом в разные годы. И все же, как бы скептически мы ни относились к достоверности сообщений средневековых историков, приходится признать по крайней мере один случай несомненного серьезного контакта с правителем страны за пределами Аравии — с «ал-Мукаукисом», наместником Египта Георгием, который в начале 7 г. х. (май-июнь 628 г.) прислал Мухаммеду подарки: двух сестер-невольниц с евнухом, мула и одежды из коптских тканей [+55]. Одну из невольниц, Марию, Мухаммад взял себе в наложницы, а другую подарил Хассану б. Сабиту. Различные обстоятельства, связанные с этими историческими личностями, не оставляют никаких сомнений в реальности этого подарка. Иное дело, что мы не знаем, что получил от Мухаммада Георгий, о чем шли переговоры с посланцем Мухаммада. Во всяком случае, до конца 629 г., когда была завоевана Мекка, Мухаммад вряд ли обращался к кому-то, кроме ближайших соседей, с предложением принять ислам. Насколько можно судить по имеющимся сведениям, он отличался трезвым взглядом на ситуацию и, несмотря на убеждение в своей особой миссии, не ставил перед собой нереальных целей. Тем более, что до конца жизни считал, что его миссия касается вразумления одних только арабов.

Летом 629 г. Ираклий прибыл в Сирию для наведения в ней порядка после персидской оккупации. Предстояло торжественное водружение креста на храме «Гроба господня». Иерусалим готовился к празднику. Кто готовил императору подарки, кто ожидал их от него. Вспомнилось предательство евреев, помогавших персам овладеть некоторыми городами. В Тиберии они встретили императора богатыми подарками, испрашивая помилование, и получили его. Иерусалимцы, не забывшие кровавую бойню 614 г., добились от Ираклия изгнания евреев из Иерусалима и запрещения проживать в радиусе трех миль от него.

Вести о событиях в Сирии и Палестине, несомненно, доходили до Медины, и Мухаммад интересовался ими. Возможно, в связи с этим он направил посла в Бусру, но по дороге, в Муте, того задержал и убил Шурахбил б. Амр, местный гассанидский правитель. Узнав об этом, Мухаммад собрал большее, чем когда-либо, войско в 3000 человек и поставил во главе своего любимца Зайда б. ал-Харису, с ним пошли Джа'фар б. Абу Талиб, Абдаллах б. Раваха и Халид б. ал-Валид.

Шурахбил заранее узнал об этих сборах и сумел подготовиться. Его разведка встретилась с мусульманами уже в районе Вади-л-Кура, в столкновении погиб брат Шурахбила, тем не менее цель была достигнута, неожиданность нападения, на которую надеялись мусульмане, была сорвана. Когда Зайд подошел к Ма'ану, то оказалось, что дальнейший путь преграждает многочисленный противник [+56]. Двое суток он стоял в нерешительности, некоторые советовали ему подождать подкрепления из Медины, наконец возобладало мнение Абдаллаха б. Равахи — напасть на противника и победить или погибнуть во славу Аллаха.

В завязавшемся бою один за другим погибли Зайд, Джа'фар и Абдаллах б. Раваха, знамя упало, и растерявшиеся мусульмане обратились в бегство. Один из ансаров поднял знамя, собрал вокруг себя небольшую группу ансаров и потом вручил это знамя Халиду, которому удалось привести войско в порядок. По некоторым сведениям, он наутро даже атаковал противника, а потом оторвался от него. Очевидцы и участники сражения, свидетельства которых зафиксированы историками, говорят о тяжелых потерях, хотя, если сложить имена убитых из разных перечней, окажется, что погибло четверо курайшитов и восемь ансаров; даже учитывая, что в эти списки не вошли имена бедуинов, погибших в сражении, приходится признать, что потери были не слишком велики для отряда в три тысячи человек. Судя по глухим упоминаниям источников, в сражении приняла участие только часть этого отряда, состоявшая в основном из сподвижников пророка, а остальные не пришли им на помощь [+57].

Основное внимание средневековых авторов, писавших об этом сражении, привлекало описание героической гибели Джа'фара, брата Али, и Абдаллаха б. Равахи, остальные события оказываются лишь фоном, поэтому в источниках на этот раз так мало сведений, обычно сообщаемых о сколько-нибудь крупных мероприятиях: нет сведений о числе конных воинов, составе отряда, его маршруте, нет даты выступления или возвращения в Медину и даты самого сражения, кроме указания на месяц (джумада I 8/27.VIII-25.IX 629 г.).

Любопытно отметить, что в то же время, когда отряд под предводительством Зайда сражался, чтобы отомстить за казнь посланца Мухаммада, другой посланец, возвращавшийся из Сирии, проехал мимо Муты и первым привез Мухаммаду известие о поражении [+58]. Поэтому Мухаммад смог проявить дар ясновидения, когда прибыл гонец Халида б. ал-Валида.

Мединцы встретили возвратившихся насмешками, дети бросали в них грязью. Только вмешательство Мухаммада несколько защитило их от нападок.

Этот поход показал, что население района за Вади-л-Кура настроено к мусульманам недружелюбно [+59]. В связи с этим через месяц [+60] туда был направлен отряд в 300 человек во главе с Амром б. ал-Асом для наведения страха на племена, сражавшиеся против мусульман при Муте. В Зат ас-Саласил (примерно в 120–130 км за Вади-л-Кура) выяснилось, что противник многочисленнее, чем предполагалось, и Мухаммад выслал подкрепление из 200 человек под командой Абу Убайды б. ал-Джарраха. Абу Бакру и Умару, которые были в этом отряде, пришлось подчиниться недавнему язычнику и даже молиться под его руководством. Амр пересек область племен бали, узра и балкайн, имел какие-то небольшие стычки и благополучно возвратился. В декабре Абу Убайда при участии Умара совершил поход в район побережья Красного моря за Йанбу' [+61], о котором в воспоминаниях участников осталось только то, что было мало пищи и пришлось есть рыбу (кита?), выброшенную на берег [+62]. За ним последовал набег небольшой группы на бану гатафан в район ад-Дарии, принесший добычу в 200 верблюдов и 200 овец [+63].

Казалось, что за последний год мало что изменилось в положении Мухаммада, однако параллельно с мелкими акциями и даже военными поражениями происходило постепенное накапливание сил, военного могущества и политического влияния, которые не замедлили проявиться в полном объеме.

В декабре 629 г. неожиданно обострился давний конфликт между бану хуза'а и бану бакр б. абдманат на почве кровной мести. Хуза'иты убили трех знатных бакритов, а в ответ вождь бану бакр Науфал б. Му'авийа, получив поддержку курайшитов, ночью напал на группу хуза'итов, убил 20 человек [+64], а остальных преследовал на священной территории Мекки, пока им не удалось укрыться в домах мекканских сородичей. В ночном нападении участвовало и несколько видных курайшитов (среди них Сафван б. Умаййа и Хувайтиб б. Абдал'узза), нарушив, таким образом, условие худайбийского договора о ненападении. Пока Науфал осаждал дома, где укрылись беглецы, делегация хуза'итов помчалась в Медину заручиться поддержкой Мухаммада, одолев четырехсоткилометровый путь за трое суток, как раз в тот день, когда наиболее благоразумным мекканским вождям удалось уговорить Науфала оставить беглецов в покое. Мухаммад поклялся хуза'итам, что будет защищать их, как самого себя, а пока посоветовал им рассеяться по своей территории и ждать.

На шестой день в Медину выехал Абу Суфйан, чтобы успеть договориться с Мухаммедом о возобновлении мирного договора, прежде чем до Мухаммада дойдет известие о конфликте. Встретившись на следующий день в ал-Усфане с хуза'итами, возвращавшимися из Медины, он понял, что опоздал, но не оставил надежды погасить конфликт. Мухаммад принял его холодно. Абу Суфйан сказал, что отсутствовал при подписании худайбийского договора, и поэтому просит подтвердить ему договор. «Разве с вашей стороны что-то произошло, что изменило дело?» — спросил Мухаммад. «Избави бог!» — «В таком случае все остается по-прежнему». Абу Суфйан обратился за поддержкой к близким Мухаммаду людям, но родная дочь Рамла (Умм Хабиба) выдернула из-под него коврик Мухаммада, на который он хотел сесть, сказав, что посланник Аллаха не будет сидеть на нем после безбожника. Абу Бакр, Умар и Усман в той или иной форме отказались выступить посредниками. Только Али дал хоть какой-то совет: взять на себя, как сейида бану кинана, гарантию безопасности обеих сторон, — хотя и не поручился за успех. И в самом деле, когда Абу Суфйан объявил об этом в мечети, то Мухаммад заметил: «Это ты сказал так, Абу Суфйан!» Результат поездки Абу Суфйана разочаровал курайшитов, но они все-таки надеялись, что Мухаммад не решится пролить кровь на священной земле и оскорбить храм, который сам же почитал. И все же было ясно, что в ближайшее время Мекку ждут тяжелые испытания. Одним из первых это понял ал-Аббас, решившийся не полагаться на волю случая, а скорее ехать в Медину принимать веру удачливого племянника.

Мухаммад вел подготовку похода на Мекку в глубокой тайне. Скрыть сборы большой армии было невозможно, но для большинства указывалась ложная цель похода. Все эти старания едва не пошли прахом из-за попытки одного из старых и верных соратников (у которого семья оставалась в Мекке) известить мекканцев о подготовке похода на них. Женщину, которая повезла письмо, все-таки перехватили, и письмо нашли. Решительный Умар хотел собственноручно отрубить голову изменнику, но Мухаммад простил его, как участника битвы при Бадре [+65].

Гонцы Мухаммада созвали в Медину к началу рамадана все союзные племена; пришли аслам, гифар, музайна, джухайна и ашджа'. Войско в несколько тысяч человек выступило из Медины 10 или 13 рамадана 8 г. х. (1 или 4 января 630 г.) [+66]. Через несколько дней его догнал Уйайна б. Хисн с небольшим сопровождением, в ал-Кудайде присоединились хуза'а и сулайм [+67], а вскоре, примерно на полдороге, в Абве или ал-Джухфе, Мухаммада встретил ал-Аббас, наконец-то принявший здесь ислам [+68].

Хотя направление похода не вызывало сомнений, конечная цель оставалась еще неясной. Можно было предполагать карательную акцию против племен, напавших на хуза'а, или более серьезное предприятие — поход на хавазин. Последние подозревали именно эту цель и потому выслали к Мухаммаду делегацию-разведку, которая сопровождала войско от Абвы. На все попытки выяснить конечную цель его похода Мухаммад отвечал общими словами, вроде «куда хочет Аллах». Только в ал-Джухфе, где отрядам были розданы знамена, стало ясно, что предстоит завоевание Мекки. Знаменательным для формирования новой мусульманской армии было и то, что впервые начальником большого племенного отряда кавалерии (бану сулайм) был назначен иноплеменник — Халид б. ал-Валид. Этим отчетливо демонстрировалось появление новой надплеменной силы и нового принципа организации армии. Встав лагерем в Марр аз-Захран, Мухаммад не торопился вступать в переговоры с мекканцами даже с позиции силы. Естественно ожидать, что и он, и его ближайшие сподвижники, перенесшие десять лет гонений, добровольное изгнание и несколько лет трудной борьбы, в этот момент испытывали злорадное желание продлить своим врагам унизительное чувство беспомощности в ожидании неминуемой расправы. Увидеть своих бывших мучителей в жалкой роли униженных просителей — что может быть слаще такой мести!

Лишь один человек рядом с Мухаммадом не разделял этих чувств, ал-Аббас, только неделю назад переметнувшийся в лагерь победителей. Его беспокоило другое — как связаться с мекканцами и помочь им с наименьшими потерями выйти из создавшегося угрожающего положения, так как, по его словам, боялся, что Мухаммад вступит в Мекку прежде, чем курайшиты получат от него гарантию безопасности (аман).

Мекканцы также думали об этом и послали к Мухаммаду для переговоров Абу Суфйана и Хакима б. Хизама, по пути к ним присоединился Будайл б. Варка. Вечером они натолкнулись на ал-Аббаса, выехавшего на белом муле Мухаммада, чтобы найти человека для посылки к мекканцам. Под покровительством ал-Аббаса им удалось благополучно добраться до палатки Мухаммада и начать переговоры [+69]. О ходе переговоров и условиях, выдвинутых сторонами, ничего не известно [+70]. Наутро мекканским послам было предложено принять ислам. Будайл и Хаким отказались, а Абу Суфйан после некоторых колебаний согласился [+71]. Единственная привилегия, полученная за это Абу Суфйаном, заключалась в том, что его дом и все, кто в нем укроются, будут неприкосновенны. Впрочем, неприкосновенность была гарантирована всем, кто укроется в своих домах. Чтобы окончательно подавить волю мекканцев к сопротивлению, Мухаммад провел мимо Абу Суфйана все свое войско, и тот вернулся в Мекку совершенно подавленный.

Мекканцы встретили незадачливого посланца упреками и проклятиями, на которые он ответил: «Не обманывайте себя. На вас надвигается такое, с чем вам не справиться. Идет Мухаммад с десятью тысячами». Испуганные мекканцы стали искать убежище в доме Абу Суфйана или запираться в своих домах. Когда Мухаммад подтянул свою армию в Зу-Тува, город был пуст. В пятницу 21 рамадана 8/12 января 630 г. войска четырьмя колоннами с разных сторон беспрепятственно вошли в город, только правофланговой колонне Халида б. ал-Валида, вступавшего в город с юго-запада, преградил путь отряд последних ревнителей былого величия курайшитов во главе с Сафваном б. Умаййей, Икримой б. Абу Джахлем и Сухайлем б. Амром. В короткой схватке погибло полтора десятка мекканцев [+72], а остальные разбежались. Потери мусульман составили два или три человека [+73]. В остальном вступление огромной армии в город обошлось без серьезных эксцессов, если не считать того, что с шеи младшей сестры Абу Бакра, выводившей отца на гору посмотреть на вступление войск, кто-то сорвал серебряное ожерелье. Абу Бакр напрасно пытался найти обидчика и в утешение сказал: «Эх, сестренка, смирись с утратой своего ожерелья, ей-богу, мало честности в людях в наше время». Впрочем, в этом случае претензий быть не могло, так как гарантия безопасности была дана только тем, кто укроется в домах. В дома же никто не врывался, имущество не трогал, из чего видно, как беспрекословно подчинялось пестрое племенное ополчение своему пророку.

После короткого отдыха Мухаммад в сопровождении Абу Бакра проехал через весь город вдоль строя своих воинов до Ка'бы. Любопытствующие горожане наблюдали за происходившим со склонов гор, окружающих Мекку. Совершив семикратный объезд Ка'бы, он слез с мула, совершил два земных поклона у Ка'бы, выпил воды из Замзама, поднесенной ал-Аббасом, и распорядился низвергнуть идолов, стоявших вокруг Ка'бы. Затем Ка'бу отперли, Мухаммад приказал разбить главного идола, Хубала [+74], и стереть со стен росписи, оставив только изображение девы Марии с младенцем [+75]. В очищенном таким образом храме Мухаммад совершил молитву, а затем, встав на пороге Ка'бы, который в ту пору возвышался над землей в рост человека, обратился с речью к собравшимся перед Ка'бой мекканцам, начав ее такими словами: «Нет сегодня вам упреков! Простит вам Аллах, ведь он — милостивейший из милостивых» [Кор., пер., XII, 92]. Далее он объявил об отмене всех прежних счетов кровной мести, непреднамеренное убийство (палкой, колом или кнутом) возмещается вирой в 100 верблюдов, 40 из которых стельные. Все языческие привилегии курайшитов, кроме охраны Ка'бы и снабжения паломников водой, также были объявлены аннулированными. «Аллах покончил с родовой гордостью: вы все происходите от Адама, а Адама Аллах сотворил из праха. Кто из вас благочестивее, тот и благороднее».

Затем глашатай прошел по городу и кратко изложил основные положения мусульманского права и этики, выработанные за восемь лет существования мусульманской общины в Медине: все мусульмане — братья и друг за друга в ответе, великие и малые; мусульманин не может быть убит из-за немусульманина, так же христианин и иудей, заключившие договор с мусульманами; право наследования не зависит от завещания, лица разных вероисповеданий не могут наследовать друг другу; отцом ребенка, рожденного в браке, является муж [+76]; прелюбодеев побивают камнями; жена не может без ведома мужа дарить его собственность и не может совершать поездки, длящиеся более трех суток, без сопровождения такого близкого родственника, брак с которым запрещен; нельзя жениться на дочери тетки; нельзя откладывать утреннюю и послеобеденную молитву, нельзя поститься в праздник жертвоприношения и разговенья после рамадана [+77].

В подтверждение своих слов Мухаммад тут же торжественно объявил, что право поить паломников водой из Замзама остается за ал-Аббасом и его родом. Ал-Аббас попробовал выговорить себе право хранить ключ от Ка'бы, но Мухаммад оставил это почетное право за прежними хранителями, родом абдаддар [+78].

Этим было подчеркнуто, что принятие жителями Мекки новой религии не меняет прежнего особого положения города и служителей культа его святынь.

Награждая достойных, Мухаммад не забыл о воздаянии виновным. Еще перед вступлением в Мекку, когда было приказано не убивать в Мекке никого, кроме тех, кто выступит с оружием, шестеро были объявлены вне закона: Абдаллах б. Са'д, который записывал откровения Мухаммада, а потом усомнился в нем и возвратился к язычеству [+79]; Абдаллах б. ал-Хатал из бану тайм, которого Мухаммад послал собирать садаку, а тот сбежал с собранным скотом в Мекку; две его рабыни-певицы, распевавшие насмешливые песенки о Мухаммаде; ал-Хувайрис б. Нукайз, грубо обошедшийся с Фатимой и Умм Кулсум, когда перехватил их на пути из Мекки в Медину [+80]; Микйас б. Дубаба, бежавший в Мекку после того, как из мести за брата убил ансара; мавла Сара, у которой было отобрано письмо, извещавшее о выступлении Мухаммада в поход против мекканцев; наконец, Икрима, сын Абу Джахля.

Абдаллах б. Са'д укрылся у своего молочного брата Усмана б. Аффана, и тот, когда все успокоилось, привел его к Мухаммаду и попросил о помиловании. Мухаммаду не хотелось прощать вероотступника, но и ответить отказом на просьбу близкого и влиятельного человека тоже было трудно, и он долго молчал, ожидая, когда кто-нибудь из присутствующих убьет Абдаллаха во исполнение прежнего приказа, избавив его от трудного решения. Но никто не догадался это сделать, и Мухаммаду пришлось сказать «да». Этот эпизод показывает, насколько Мухаммад и в зените славы был связан существовавшими условностями, которые заставляли идти даже против возглашенных им принципов.

Абдаллах б. ал-Хатал, Микйас и ал-Хувайрис были казнены, последнего убил Али (вероятно, чтобы отомстить за обиду, нанесенную Фатиме). Одна из певиц была поймана сразу и казнена, другой удалось скрыться и через некоторое время получить прощение. Прощена была и Сара.

Икрима бежал, скрывался у бедуинов, затем его жена, принявшая ислам, выпросила ему помилование, разыскала его и уговорила вернуться в Мекку.

Хуза'итам было разрешено до полуденной молитвы безнаказанно свести счеты с бану бакр (ради чего формально был организован поход); они воспользовались этим позволением, но вечером встретили на улице еще одного обидчика и убили его уже после окончания дозволенного срока. Мухаммад пришел к хуза'итам, объяснил, что ему было дозволено отменить заповедность Мекки только на короткий срок, а сейчас надо платить родичам убитого виру (дийа), которую он берет на себя [+81].

На следующий день Мухаммад, сидя на вершине ас-Сафа, принял присягу повиновения от всех мекканцев, в том числе и от женщин [+82]. Последние должны были поклясться, что будут верить в единственность Аллаха, не будут красть прелюбодействовать, убивать новорожденных [+83], лгать и пренебрегать его распоряжениями [Кор., пер., LX, 12].

С разными чувствами встретили мекканцы неожиданный триумф Мухаммада. Большинство было радо благополучному исходу завоевания, а среди аристократии многие, вероятно, разделяли мнение одной из дочерей Абу Джахля: «Вознес Аллах славу Мухаммада, и мы будем молиться [по-мусульмански], а полюбить того, кто убил наших любимых, мы никогда не сможем» [+84]. Многие знатные мекканцы, опасавшиеся наказания за прежнюю вражду или не желавшие примириться с его властью поспешили покинуть Мекку. Сухайл б. Амр, оказавший сопротивление отряду Халида, укрылся у себя дома, сражавшийся вместе с ним Сафван б. Умаййа скрылся в окрестностях города, Хувайтиб б. Абдалл'узза бежал к бану ауф, Худайра б. Абу Вахб и Ибн аз-Зиба'ри — в Наджран.

Все они имели основание опасаться мести победителя, но он оказался блестящим политиком: все эти люди (за исключением Худайры, который так и остался в Наджране) были не просто прощены, для каждого из них Мухаммад нашел приветливое слово и тем завоевал их сердца. Когда Сафван при встрече спросил, гарантирована ли ему неприкосновенность в течение двух месяцев, если он не примет ислам, то Мухаммад дал ему на размышление четыре месяца.

Снисходительность Мухаммада к побежденным вызвала у ансаров подозрение, что он задабривает своих соплеменников, чтобы переселиться к ним. Мухаммаду пришлось уверить их, что не покинет их до самой смерти [+85].

Покорение Мекки позволяло приступить к искоренению языческих верований в ее округе. Сначала было предписано уничтожить всех домашних идолов в самой Мекке затем, утверждая свой статус верховного религиозного авторитета, Мухаммад распорядился поставить новые камни, отмечающие границу харама Мекки [+86]. Наконец, были отправлены отряды для уничтожения языческих святилищ в окрестностях Мекки. Халид б. ал-Валид уничтожил святилище ал-Уззы в Нахле срубил три священные акации, в которых, по верованиям их почитателей, жила ал-Узза, и убил жреца, оказавшего сопротивление [+87]. Са'д б. Зайд разрушил святилище ал-Манат в ал-Мушаллале около ал-Кудайда, которое почитали и мекканцы и мединцы [+88]. Наконец, Амр б. ал-Ас уничтожил идола Сува' в Рухат около Худайбии, которому поклонялись хузайлиты [+89].

Безнаказанное уничтожение святилищ почитаемых божеств окончательно доказало превосходство ислама и могущество Мухаммада, окрестные племена последовали примеру курайшитов и хотя бы формально приняли ислам. Все же и здесь не обошлось без кровавых конфликтов.

Примерно через неделю после возвращения из Нахлы, в начале третьей декады января, Халид б. ал-Валид был отправлен обращать в ислам бану джазима из племенной группы абдманат (в которую входили и курайшиты), живших между Меккой и морем. Бану джазима встретили его с оружием в руках, заявив, что уже приняли ислам. Когда они по требованию Халида сложили оружие, то он захватил их в плен и перебил до трех десятков мужчин, несмотря на протесты сопровождавших его старых сподвижников пророка. Мухаммад, узнав о случившемся, будто бы послал Али возместить нанесенный ущерб и заплатить виру за убитых и запретил порицать Халида, которого обвиняли в том, что он сводил языческие счеты за убийство своего дяди [+90]. Только одна версия благосклоннее к Халиду: он выжидал полдня, не нападая, пока не убедился, что джазимиты не возглашают призыва на молитву, и лишь после этого атаковал их. Тогда они объявили себя мусульманами [+91].

Этот случай еще раз подчеркивает очень характерную черту Мухаммада как политика: он предоставлял быть жестокими своим подчиненным, оставляя за собой право миловать и осыпать щедротами своих врагов, если их не удавалось уничтожить чужими руками, как это было с Абдаллахом б. Са'дом. Посылая Халида на бану джазима, Мухаммад прекрасно знал, что когда-то человек из этого племени по простому подозрению убил дядю Халида (в присутствии Усмана б. Аффана, который был еще подростком). Халид, может быть, и не казнил безоружных пленников, которые сдались добровольно как мусульмане, но и не проявил особого расположения к противнику, наведя на него страх перед необоримой силой воинов пророка, т. е. сделал то, чего добивался Мухаммад. А потом Мухаммад заплатил за убитых и вернул добычу, показав себя щедрым и милостивым победителем. Если бы дело обстояло иначе, то он хотя бы для виду упрекнул Халида.

Пока военачальники Мухаммада расправлялись с языческими капищами и обращали их поклонников в ислам, могущественные соседи Мекки, хавазин и сакиф, стали собирать свои силы в Аутасе (80 км севернее Таифа), чтобы нанести Мухаммаду упреждающий удар. Мухаммад стал срочно укреплять свое войско, занял для этого 50 000 дирхемов и 100 кольчуг у Сафвана б. Умаййи и по 40 000 — у Абдаллаха б. Абу Раби' а и Хувайтиба. К его десятитысячной армии присоединилось около 2000 мекканцев, которые понимали, что теперь судьба Мекки тесно связана с Мухаммадом. Многие из них, конечно, шли небез задней мысли — в критический момент переметнуться на сторону врагов Мухаммада.

Двигаясь навстречу друг другу, противники сошлись 30 января 630 г. [+92] в вади Хунайн, километрах в ста северо-восточнее Мекки.

Мусульманам противостояло вдвое большее войско [+93], к тому же молодой и горячий вождь хавазин Малик б. Ауф для укрепления стойкости своих воинов распорядился взять с собой семьи и весь скот.

Пока мусульманское войско отдыхало, Малик б. Ауф привел войско в боевой порядок: за первой линией, состоявшей из воинов, была поставлена вторая линия из женщин верхом на верблюдах, а за ними располагались стада, в боковых ответвлениях вади укрылись засады. Когда на рассвете Мухаммад стал строить свое войско, то мусульман ошеломила многочисленность противника. Едва авангард из бану сулайм под командой Халида б. ал-Валида двинулся вперед, из боковых ущелий на него набросились засадные отряды. Сулаймиты не выдержали и побежали, увлекая за собой мекканцев. Лишь около Мухаммада непоколебимо стояла сотня мухаджиров и ансаров. Как водится, победители занялись грабежом лагеря [+94], мусульмане восстановили порядок в своих рядах и неожиданным ударом опрокинули рассыпавшийся строй противника. Часть сакифитов бежала без всякого сопротивления, другие стойко защищали знамя, потеряв до ста человек. Упорно сражались и бану наср, племя Малика б. Ауфа.

Мусульманское войско тоже не было едино в борьбе с противником: бану сулайм, не отличившиеся в начале боя, не усердствовали и в преследовании хавазин, которых считали своими дальними сородичами.

Разгромленный противник бежал в трех направлениях: в верховья вади Нахла, в Аутас и в Таиф, где в предвидении возможного нападения Мухаммада были отремонтированы укрепления.

Мусульманам досталась огромная добыча: 6000 пленных (женщин и детей), среди которых оказалась молочная сестра Мухаммада, 24 000 верблюдов, не менее 40 000 овец и 4000 укий серебра (160 тыс. дирхемов) [+95]; все это богатство под надежной охраной отправили к Мекке, в ал-Джи'рану. Мусульманское войско пустилось вдогон за беглецами, один отряд осадил укрывшихся в Аутасе, а основные силы во главе с Мухаммадом осадили Таиф. Аутас был захвачен без особого труда, осада же Таифа оказалась делом непростым: основная часть города находилась на горе и была обнесена каменной стеной, которую невозможно было одолеть без осадных орудий. Первая попытка расположить лагерь вблизи стен окончилась печально, таифцы осыпали его градом стрел, и его пришлось перенести в более безопасное место. Таифцы держались уверенно и непримиримо, отвергали все попытки переговоров и даже убили парламентера. Пришлось браться за осаду всерьез. Лагерь окружили рогатками, привезли катапульту и соорудили несколько «черепах» (даббаба) [+96], с помощью которых подошли к стене и начали делать подкоп. Таифцы забросали их раскаленными железными лемехами, «черепахи» загорелись, выскочившие из них мусульмане понесли потери от стрел. Мухаммад в отместку приказал вырубить виноградники вокруг Таифа — главное богатство горожан, но среди его сподвижников это распоряжение вызвало неодобрение, и приказ был отменен. Не принесло особого успеха и обещание освобождения рабам, которые перейдут на сторону мусульман: бежать удалось только десятерым. Один из них, спустившийся с помощью колодезного блока (бакра) и получивший прозвище Абу Бакра, стал мавлой Мухаммада.

Упоенные блистательной победой при Хунайне, мусульмане пришли в уныние, когда стало ясно, что осада Таифа сулит только тяготы. В большом, но разноплеменном и еще лишенном внутреннего единства войске Мухаммада начался разброд. Очень неблаговидную роль в этой ситуации сыграл Уйайна б. Хисн: посланный в Таиф для переговоров, он рассказал сакифитам о разброде в лагере осаждающих. Мухаммад понял, что от взятия Таифа придется отказаться, и на двадцатый день снял осаду [+97].

Мусульмане понесли под Таифом серьезные потери. Общее число убитых не указывается, но показательно, что в битве при Хунайне погибло лишь четыре мухаджира и ансара, а при осаде Таифа — двенадцать [+98].

Однако печальный исход осады с лихвой компенсировался добычей, которая ждала возвращавшихся в ал-Джи'ране. После выделения хумса каждому участнику сражения досталось в пересчете на скот по 4 верблюда или 40 овец [+99]. Большой объем хумса позволил Мухаммаду широко одарить мекканскую аристократию и заглушить последние остатки ее сожалений об утрате независимости. Абу Суфйан получил 100 верблюдов и 40 укий серебра, по столько же — его сыновья Йазид и Му'авийа, кроме них по 100 верблюдов получили еще 8 курайшитов (а еще 5 — по 50) и вожди других племен, участвовавших в сражении: ал-Акра б. Хабис (тамим), Уйайна б. Хисн (гатафан); ал-Аббас б. Мидрас (сулайм) получил только 50.

Все одаренные получили в мусульманской историографии название му'аллафа кулубихим («те, сердца которых стали дружественными», или, лучше, «прирученные») [+100]. Это название, употребленное Мухаммадом, точно передает суть дела. Аргумент в виде сотни верблюдов для подавляющего большинства был более убедительным аргументом в пользу нового вероучения, чем самое тонкое логическое построение.

Пленные в раздел не поступили, так как в таких случаях полагалось предоставить сородичам возможность выкупить пленных. Лишь несколько женщин, приглянувшихся кое-кому из верхушки, были сразу подарены им, да Мухаммад отпустил свою молочную сестру.

Делегаты хавазин, прибывшие для переговоров, среди которых оказался и брат кормилицы Мухаммада, заявили, что они и те, кого они представляют, приняли ислам. Глава делегации напомнил о родстве через кормилицу, сослался на то, что великие арабские цари прошлого не забыли бы этого. Мухаммад оказался в трудном положении: освобождение пленных, цена которых была не меньше всей остальной добычи, могло вызвать недовольство воинов, отказ их освободить означал бы невозможность примирения с могущественным племенем. Мухаммад предпочел приобрести могущественного союзника и подал пример, освободив пленных, которые должны были достаться на его долю; кроме того, ему удалось убедить и остальных мусульман отказаться от доставшихся на их долю пленников.

Мухаммад пошел еще дальше: предложил сообщить Малику б. Ауфу, отсиживавшемуся в Таифе, что если он примет ислам, то получит обратно свою семью и имущество и 100 верблюдов в придачу. Малик не мог устоять перед такой поистине царской щедростью и, тайно покинув Таиф, предстал перед Мухаммадом, который будто бы одарил его кроме обещанного титулом «царя» бану хавазин. Его переход на сторону Мухаммада подорвал позиции сакифитов, и падение Таифа стало неизбежным.

Из этого дождя подарков, которыми Мухаммад осыпал прежних врагов ислама, ни одна капля не досталась верным сынам ислама — ансарам, которые стали поговаривать, что когда надо сражаться, то они нужны, а как раздавать подарки — все достается курайшитам. Если это основывается на откровении, то они готовы смириться, а если это исходит от самого Мухаммада, то они потребуют возмещения. От лица всех ансаров эти претензии изложил Мухаммаду Са'д б. Убада. Недовольство верной гвардии обеспокоило Мухаммада; он собрал ансаров в одной из оград, где недавно содержались пленные, и обратился к ним с прочувствованной речью. Он сказал, что помнит, чем он им обязан, что чувствует себя одним из них, и, наконец, задал коварный вопрос: с чем им больше хотелось бы вернуться — со скотом или с посланником Аллаха? Все закричали: «Хотим быть с тобой, о посланник Аллаха, и в счастье, и в несчастье». Мухаммад призвал милость Аллаха на всех ансаров, их детей и внуков, ансары расчувствовались («бороды их промокли от слез»), и обе стороны разошлись примиренными [+101].

Интересно, что, улаживая конфликт с ансарами, Мухаммад не пытался оправдать свои действия ссылкой на данное ему откровение, а ограничился обычными методами убеждения, из чего можно заключить, что он не фабриковал «откровения» в случае необходимости, а формулировал в них свои мысли, находясь в каком-то особом психическом состоянии.

Устранив все затруднения, Мухаммад позволил себе войти в Мекку простым паломником. До этого все полмесяца пребывания в Мекке он носил обычную одежду и краткой молитвой в два рак'ата подчеркивал, что считает себя находящимся во вражеском стане. Теперь он облекся в ихрам, совершил трехкратный обход Ка'бы, семь раз проехал от ас-Сафа до ал-Марвы, обрил голову у ал-Марвы в знак окончания паломничества и в тот же день через ал-Джи'рану и Сариф двинулся в обратный путь. 18 или 19 марта Мухаммад со всем войском прибыл в Медину. В Мекке был оставлен наместник (он же предстоятель на молитве) и наставник в вере, оба из курайшитов [+102].

В Медине Мухаммад вновь погрузился в жизнь своей многочисленной семьи. Судьба принесла ему неожиданный подарок: египетская невольница Мария родила ему в апреле сына. Можно понять радость Мухаммада, у которого после смерти Хадиджи не родилось ни одного ребенка. Конечно, Сауда была стара, Аиша сама была ребенком, но и другие жены даже не забеременели от него, а тут вдруг появился сын, наследник и продолжатель рода. Его тотчас отдали кормилице из рода ан-наджжар; все, кто имел отношение к этому радостному событию, получили подарки. На седьмой день мальчика нарекли необычным для арабов именем Ибрахим в честь великого пророка, основателя истинной религии, восстановителем которой считал себя Мухаммад.

Только многочисленные жены пророка не разделяли его радости: каждая из них хотела бы быть матерью сына пророка, а тут — безродная невольница сразу оттеснила их на задний план. Особенно злилась Аиша, любимица Мухаммада, претендовавшая на первое место среди остальных. Она сама потом признавалась: «Ни одну из женщин я так не ревновала, как Марию, из-за того, что она была красива, с курчавыми волосами, и посланник Аллаха восхищался ею, и был дан ему от нее сын, а нам не было дано». Можно понять, что когда однажды Мухаммад, любуясь сыном, сказал Аише: «Смотри, как похож [на меня]», то она буркнула в ответ: «Не вижу сходства» [+103]. Возможно, именно в этой связи возник слух, что находящийся при Марии евнух-египтянин вовсе не кастрат и засиживается у нее не случайно. Али даже было поручено провести расследование по этому делу.

Борьба в этом микрокосме из девяти жен шла тихо, но неустанно. Аиша и Хафса обычно держались заодно и при случае не упускали возможности указать своему повелителю на проступки и недостатки других. Все объединялись, только когда возникала опасность появления новой претендентки на внимание разрывавшегося между ними супруга. Хотя многие рассказы об уловках, к которым они прибегали, чтобы помешать новым женитьбам, не более чем исторические анекдоты, общий дух они передают достаточно убедительно. А опасность появления новых соперниц была вполне реальной. Только за время пребывания в Мекке Мухаммад дважды пытался взять новых жен. Одной из них была дочь Абу Талиба Фахита, к которой Мухаммад безуспешно сватался в молодости. Ее муж не принял ислам, бежал из Мекки и умер на чужбине. Она ответила на его предложение в очень современном духе: «Ей-богу, я любила тебя во времена язычества, а уж как [люблю] при исламе! Да только я женщина с малыми детьми и боюсь, что они будут тебе мешать», — и Мухаммад отступился [+104]. Другой была дочь одного из мекканцев, убитых при вступлении мусульман в город. Жены Мухаммада застыдили ее, что она выходит замуж за убийцу отца, и посоветовали сказать Мухаммаду, когда он войдет к ней: «Прибегаю к Аллаху!» — формулу, которой защищаются от шайтана. Когда она это сделала, Мухаммад расстроился и дал ей развод [+105].

В следующие два года матримониальная активность Мухаммада прекращается. Можно связывать это со старением, но вероятнее, что бросающаяся в глаза настойчивость в поисках новых жен вызывалась желанием иметь наследника, недаром все его избранницы (если не считать пленниц) были прежде замужем и имели детей. Когда же наследник появился, отпала необходимость пополнять гарем [+106].

В том же году Мухаммад решил расстаться с состарившейся Саудой, которой было уже лет 60, если не больше, и дал ей развод. Связав свои пожитки в узел, она села на пути, по которому Мухаммад ходил в мечеть, и, когда тот появился, с воплями стала спрашивать, в чем ее вина. Поскольку это происходило прилюдно, Мухаммаду пришлось принять ее обратно в круг жен, тем более что она уступила свою очередь супружеских посещений в пользу Аиши.

Большая семья Мухаммада в том виде, в каком она сложилась к 629 г., просуществовала без изменений до его смерти.

После завоевания Мекки и принятия ислама всеми племенами от Вади-л-Кура до Таифа мусульманская община, умма, постепенно начинает превращаться в государство. Принятие ислама и признание Мухаммада посланником Аллаха не меняло структуру племенной организации и отношений зависимости внутри племени, не привело к зарождению хотя бы примитивного административного аппарата. Появился лишь один новый элемент, не свойственный племенной организации, — налог.

Налоги в форме дани не были совершенно неизвестны кочевникам Аравии, они были первым признаком зависимости от всех государственных образований, в которые они входили, будь то княжества Киндитов, Лахмидов, государства Южной Аравии, или могущественных племен, подчинявших своих слабых соседей [+107]. Выплата дани сочеталась с представлением об унижении, частичном лишении независимости, господстве одного племени над другим.

Мухаммад в своей проповеди не касался вопросов организации государства, ограничиваясь сферой морали. Нет в Коране и определенных упоминаний необходимости налогообложения. Это не случайно — Мухаммад был сторонником свободной беспошлинной торговли, как мы могли убедиться в случае с устройством первого мусульманского базара в Медине (см. начало гл. 3). И в то же время как глава общины, призванный не только наставлять свою паству, он во исполнение собственной же проповеди должен был материально поддерживать несостоятельных членов общины. Благотворительность и взаимная поддержка были развиты в ранней общине мусульман. Мы видели, что сам Мухаммад жил доброхотными даяниями своих сподвижников.

Благотворительность, доброхотные даяния как средство получить благоволение Аллаха и «обелить» свое богатство ставятся в Коране на второе место после молитвы. Они выражаются в нем двумя терминами: закат и садака. Первый из них явно происходит от еврейского закут, что подтверждается даже самим написанием слова. В мекканских проповедях Мухаммад употреблял его в смысле «благочестие», «праведность» [+108], и только в Медине понятие закат приобретает терминологическую определенность, означая особую религиозную обязанность, благочестивое пожертвование. М. У. Уотт связывает эту трансформацию понятия с попытками Мухаммада найти общий язык с мединскими иудеями. Характерно, что этот термин появляется в сюжетах, связанных с законом Моисея. Так, бог говорит Моисею на горе Синай: «Наказанием моим я поражаю, кого желаю, а милость моя объемлет все. Я запишу ее тем, которые благочестивы, дают закат и веруют в наши знамения» (VII, 156/155); «И вот взяли мы завет с сынов Израиля: "Вы не будете поклоняться никому, кроме Аллаха; родителям — благодеяние, и родичам, и сиротам, и беднякам. Говорите людям хорошее, совершайте молитву и приносите закат"» (II, 83/77) и т. д. [+109]. Затем закат начинает упоминаться как обязанность мусульманина [+110].

Неопределенность и слабая датированность упоминаний заката в Коране не позволяют сказать, когда добровольное даяние превратилось в регламентированную религиозную обязанность отдавать часть дохода в общинную кассу. Обязанность устраивать праздничные трапезы после окончания рамадана, закат ал-фитр, традиция связывает с первым постом в рамадан 2 г. х., заменившим пост в ашуру. Однако от праздничного угощения, вполне в племенных традициях, еще далеко до обязательных отчислений.

Наряду с закатом в смысле благочестивой милостыни или благого даяния в Коране употребляется (хотя и несколько реже) термин садака в более узком смысле добровольного даяния, но тоже как индивидуальной милостыни: «Не делайте недействительными ваши милостыни (садакат) попреком и обидой» (II, 264/266); неискренняя милостыня не засчитывается Аллахом, а те, которые расходуют свои богатства на благие дела, добиваясь благоволения Аллаха, «подобны саду на холме, который оросил дождь, и он принес плоды вдвойне» (II, 265/ 267).

Садакой назывались также раздачи из общественного фонда, образованного пятиной из добычи. Так, в ответ на упреки в несправедливой раздаче добычи, захваченной при Хунайне, Мухаммад объявил: «Среди них есть и такие, что клевещут на тебя за садаку. Когда им дают что-нибудь из нее, они довольны, а если им ее не дали, так вот, — они и сердятся» (IX, 58). Далее разъяснялось: «Ведь садака [+111] для бедняков, нищих, для занимающихся ею [+112] и тех, сердца которых привлечены, для выкупа рабов, и должников, и [сражений] на пути Аллаха, и для путников — по установлению Аллаха. Аллах знающий, решающий!» (IX, 60).

Только здесь, в самой поздней суре Корана, слово садака приобретает конкретное специализированное значение общественного фонда и раздач из него. Термин закат в таком значении в Коране не встречается.

Однако и до завоевания Мекки общинная казна пополнялась не только из добычи, но и путем сбора особого благотворительного налога, также называемого садака [+113]. С какого момента был начат сбор садаки с жителей Медины и ее окрестностей — мы не знаем, бедуины же других районов вряд ли стали бы платить какую-то дань до Худайбии. Впервые организованный сбор садаки начался после завоевания Мекки и возвращения Мухаммада в Медину. 1 мухаррама 9/20.IV 630 г. сборщики садаки были разосланы во все племена, принявшие ислам [+114]. Характерно, что уполномоченные собирали садаку не с одного племени или группы родственных племен, а с определенной территории [+115]. Сборщики садаки стали первыми звеньями рождающегося государственного аппарата.

Как ни странно, никаких предписаний относительно размера садаки в Коране не имеется. Более того, садака как налог упоминается в нем лишь однажды в самой поздней суре, связанной в основном с событиями времени похода на Табук: «Возьми с имуществ их садаку, которой ты очистишь и оправдаешь их…» (IX, 103/104). В повествовательных источниках, начиная с 9 г. х., садака упоминается как первое условие правоверия всюду, где идет речь о принятии ислама, но размеры ее не указываются. Видимо, сбор ее производился в соответствии с какими-то всем известными традиционными нормами.

Если предполагать, что они были близки к каноническим нормам, известным нам по более позднему времени (1/40 имущества), то речь должна была идти о тысячах голов верблюдов и десятках тысяч голов овец. Их охрана и выпас сами по себе стали непростой задачей. Для этих целей была использована древняя система заповедных земель, хима. Для выпаса боевых коней была выделена хима ан-Наки' в верховьях Акика в виде полосы шириной в милю и длиной в 12 миль, на границе земель бану музайна и сулайм. Надзирателем за этой хима был назначен человек из бану музайна. Другая хима, для верблюдов, была выделена в районе ар-Рабазы [+116], но, видимо, не раньше начала 10 г. х., когда указанный район перестал быть окраиной мусульманских владений. До этого скорее всего для выпаса общественного скота использовались пастбища между Мединой и Каркарат ал-Кудр.

Сбор садаки у многих бедуинов вызывал недовольство и нередко приводил к вооруженным конфликтам. Когда Буср б. Суфйан ал-Ка'би прибыл за садакой к своему родному племени в Зат ал-Аштат около ал-Кудайда, где временно пасла свои стада группа тамимитов, не принявших ислам, Буср решил заодно собрать садаку и с них, но они встретили его с оружием в руках и прогнали. Тогда хуза'иты изгнали их со своих пастбищ. Мухаммад же направил Уйайну б. Хисна с 50 всадниками наказать обидчиков. Уйайна догнал их где-то восточнее ас-Сукйа, на землях бану сулайм, когда они спокойно рассеялись по весенним пастбищам, и без сражения и потерь захватил десяток семей (11 мужчин, 11 женщин и 30 детей).

Через несколько дней в Медину прибыла большая делегация тамимитских вождей, встреченная воплями пленных женщин и детей. Мухаммад не торопился принять ее, не спеша провел общую молитву в мечети, где тамимиты дожидались приема, потом ушел в дом, помолился еще раз и только после этого вступил в переговоры, начавшиеся с выступления оратора племени и лучшего поэта, восхвалявших доблести и славу племени тамим. Им отвечал мусульманский поэт Хассан б. Сабит, речь и стихи которого тамимиты будто бы нашли настолько превосходящими выступление их представителей, что признали их вдохновленными свыше и приняли ислам, а Мухаммад отпустил пленных без выкупа. История эта из-за привлекательности центрального сюжета повествования, поэтического соревнования, очень скоро разукрасилась романтическими деталями, которые заслонили сухие и более правдоподобные первоначальные сообщения [+117].

Эта делегация была первой из многочисленных делегаций племен, начавших прибывать в 9 г. х. в Медину присягать на верность Мухаммеду и исламу, за что год получил название «год делегаций». Но до начала этого триумфального шествия ислама Мухаммеду пришлось предпринять еще несколько военных акций.

На южной границе владений ислама в сафаре (20.V-17.VI 630 г.) отряд в 20 человек проник почти до границы Йемена в район вади Биша у Табалы и напал на стада бану хас'ам. Через два месяца Алкама б. Муджаззаз был послан в Джудду (Джидду) предотвратить высадку эфиопского десанта.

На восточной границе небольшой отряд в начале раби' I (с 18 июня 630 г.), посланный в район ад-Дарии к калбитам с предложением принять ислам, встретил отказ и вынужден был вступить в бой с родом ал-курата из бану килаб. Мусульманское предание сообщает, будто они были такими тупыми бедуинами, что с послания Мухаммада с призывом принять ислам смыли чернила и залатали им кожаное ведро [+118].

В том же месяце Мухаммад послал Али с отрядом в 150 человек при 50 конях в область племени тайй уничтожить святилище божества Фалс, почитавшегося в виде скалы, похожей на человека. Али на рассвете напал на кочевье рода легендарного своей щедростью Хатима ат-Таййи, захватил множество скота, пленных и разрушил святилище, в котором среди прочих сокровищ были три превосходных меча, доставленных Мухаммаду в качестве особой доли [+119].

В разгар лета сирийские торговцы принесли в Медину слух, что Ираклий готовит огромное войско для нападения на Аравию и что арабы племен лахм и'гассан собрались в Заиорданье. В ответ Мухаммад стал собирать армию для нанесения упреждающего удара. Историки сообщают, что под его знаменами собралось 30 тыс. человек, из них 10 тыс. конных. Последняя цифра явно завышена и заставляет сомневаться в точности сведений о численности всей армии [+120]. Тем не менее подготовка к походу даже меньшей армии требовала значительных средств, а садака, собранная в начале года, была или истрачена, или недостаточна. Поэтому Мухаммад обратился с призывом жертвовать, кто что может, для снаряжения армии в поход. Абу Бакр отдал последние остатки своего состояния, вывезенного из Мекки, Умар — половину того, что имел, а самый богатый из мухаджиров, Абдаррахман б. Ауф — 8 тыс. дирхемов, Усман будто бы снарядил за свой счет треть армии [+121].

Сборы начались, видимо, еще в начале сентября, «в тяжелую для людей пору, в сильную жару, когда земля засохла, когда зреют плоды и люди предпочитают быть среди плодов и в тени» [+122]. Перспектива отправляться в дальний поход по такой жаре не вызывала большого энтузиазма. Многие отпрашивались от похода под разными предлогами. Это отразилось даже в Коране: «Радовались оставленные тому, что сидят [на месте], не согласившись с посланником Аллаха, и не желали жертвовать своим имуществом и собой на пути Аллаха и говорили: "Не спешите (в поход) в жару!" Скажи: "Огонь геенны еще жарче". Если бы они понимали!» (IX, 81/82). По сведениям ал-Мадаини, Мухаммад выступил 1 раджаба 9/14.Х 630 г., по другим данным — в четверг 5 раджаба /18.Х [+123]. Однако эти сведения скорее всего относятся не к выступлению в поход, а к прибытию в Табук [+124], так как иначе не объяснить указания на жару, от которой войско страдало в походе.

Когда собранная с большими усилиями армия подошла к Табуку, то выяснилось, что известие о готовящемся походе византийцев на Медину ложно. Жители Табука сдались без сопротивления и обязались выплачивать подушную подать (джизйа) [+125]. Став лагерем в Табуке, Мухаммад разослал гонцов в соседние оазисы, а Халида б. ал-Валида с отрядом из 420 кавалеристов послал на покорение Думат ал-Джандал (ныне Эль-Джауф). Ее правитель киндит-христианин Укайдир был захвачен врасплох и вынужден был сдаться, отдав в виде дани 2000 верблюдов, 800 рабов, 400 кольчуг и 400 копий. Самого Укайдира и его брата Халид доставил к Мухаммаду, и Укайдир заключил договор, список которого видел и скопировал ал-Вакиди. По этому договору Укайдир и его подданные принимали ислам, уступали Мухаммаду в виде добычи 1/5 земель, обязывались уплачивать 1/10 урожая фиников и садаку (видимо, со стад). Взамен они получали гарантию неприкосновенности земель и стад, остававшихся в их собственности [+126].

Затем в Табук явились епископ Айлы (Эйлата) Иоанн [+127] и представители Макны, Джарбы и Азруха, также заключившие мирные договоры. Их условия были различны. Жители Айлы облагались подушной податью в 1 динар в год со взрослого мужчины (всего 300 динаров), жители Джарбы и Азруха — по 100 динаров в год, а жители Макны должны были отдавать 1/4 улова, урожая и пряжи [+128]. Взамен они получали покровительство (зимма) Аллаха и его посланника, полную гарантию безопасности и свободного отправления своего культа. Это первый достоверный случай договора с иноверцами, оставлявший за ними свободу вероисповедания при условии выплаты подушной подати.

Мухаммад пробыл в Табуке 20 дней и вернулся в Медину к началу рамадана (середина декабря 630 г.) [+129].

Вскоре после этого в Медину прибыла делегация сакифитов из Таифа [+130]. После осады сакифиты были очень враждебно настроены против ислама и даже убили одного из видных горожан, принявших ислам, но постепенно пришло понимание, что дальнейшее существование в мусульманском окружении в конце концов приведет к падению города и, может быть, потере имущества, если заранее не выторговать приемлемые для себя условия сдачи.

Сакифиты сообщили, что готовы принять ислам, признать Мухаммада посланником Аллаха и покончить с поклонением ал-Лат, а взамен желали признания долины вади Ваджж харамом, сохранения права получать проценты за ссуды и пить вино, платить не десятину, а только садаку, не участвовать в войнах за веру, не класть земные поклоны при молитве и сохранить статус ал-Лат еще на год [+131]. Мухаммад легко согласился на удовлетворение экономических требований, но просьба отменить земные поклоны [+132] (руку') вызвала решительное возражение. «Нет молитвы без земного поклона», — ответил им Мухаммад. После долгих переговоров наконец было решено, что долина Ваджжа объявляется хима сакифитов: иноплеменникам запрещалось охотиться и рубить деревья, но участки обрабатываемых земель, принадлежавшие курайшитам, оставались за ними с условием выплаты сакифитам половины урожая; прежние долги можно получить с процентами, но более ссуду под проценты не давать, налоги пока было разрешено не платить (в год заключения договора?). Относительно святилища ал-Лат сакифиты получили единственную льготу — не разрушать его собственными руками [+133], для этого были посланы ал-Мугира б. Шу'ба и Абу Суфйан, но последний показал себя плохим мусульманином: предпочел отсидеться в своем саду под Таифом, предоставив ал-Мугире одному справляться с этим опасным заданием. Вопреки ожиданиям разрушение святилища не вызвало открытой враждебности сакифитов.

В то же время, когда шли переговоры с сакифитами, в Медину прибыли послы от кайлей из рода абдкулал, кайля Ру'айна и Ма'афира и от племени хамдан [+134], что свидетельствовало о признании авторитета Мухаммада даже в Йемене, находившемся до тех пор в стороне от его сферы деятельности. Возможно, что именно прибытие этих послов заставило сакифитов стать уступчивее. Обеспокоенные тем, что хамданиты усилили свои позиции, заручившись поддержкой Мухаммада, их соперники — мазхиджиты также поспешили вступить в союз с Мухаммадом; побывали в Медине и послы киндитов и аздитов Йемена [+135].

До весны 631 г. Медину посетило несколько делегаций от племен Центральной Аравии: от хавазин, тайй, фазара, из Бахрейна и Йамамы. На последней стоит остановиться подробнее.

Йамама, крупнейшая земледельческая область Центральной и Северной Аравии, занимала важное стратегическое положение, находясь примерно на полпути из сасанидского Йемена в центр Сасанидской империи. Правитель Йамамы (или ее части) [+136] Хауза б. Али поддерживал дружественные отношения с сасанидскими властями и даже был пожалован Хосровом II царским венцом за помощь, оказанную сасанидскому каравану, ограбленному тамимитами. Параллельно с ним упоминается другой вождь ханифитов — Сумама б. Усал, но как делились сферы власти между ним и Хаузой — совершенно неясно. После поражения Ирана в войне с Византией иранское влияние в Аравии ослабло и соответственно возросло политическое значение Йамамы и ее правителей. Когда после Худайбии Мухаммад стал признанным политическим лидером и заявил о себе посланиями к соседним правителям, то среди них оказался и Хауза б. Али, правитель Йамамы. На призыв Мухаммада принять ислам он будто бы ответил согласием, но пожелал стать соправителем или наследником. Мухаммад проклял Хаузу, и тот вскоре умер [+137]. Видимо, посольство ханифитов прибыло после смерти Хаузы и не в ответ на обращение Мухаммада с призывом принять ислам, а в связи с превращением Мухаммада в крупнейшего политического вождя Аравии.

Кто был главой делегации — неизвестно, но в ее составе все источники упоминают Раджжала (или Раххала) б. Унфуву и Абу Сумаму Муслима б. Кабира б. Хабиба, уничижительно называемого мусульманскими источниками уменьшительным именем Мусайлима. Согласно ал-Балазури, именно Мусайлима ответил Мухаммаду: «Если хочешь, мы предоставим тебе власть [+138] и присягнем тебе, с условием, что после тебя она перейдет к нам». Мухаммад проклял его, и ханифиты ни с чем вернулись на родину. Присутствие Мусайлимы в составе этого посольства, какой бы версии источников ни придерживаться, вызывает большие сомнения: никакой дискуссии о вере не упоминается, многие детали явно легендарны [+139]. Раххал за время пребывания в Медине принял ислам и выучил часть Корана.

Несмотря на все противоречия в источниках относительно переговоров с ханифитами, позиции участников делегации, присутствия или отсутствия Мусайлимы на переговорах и времени начала его проповеди, ясно, что делегация ханифитов оказалась единственной, не присягнувшей Мухаммаду.

Мусульманские историки, враждебно настроенные к Мусайлиме, как к главному идейному противнику Мухаммада, стремились представить его простым подражателем Мухаммаду, истинному пророку. Начало его проповеднической деятельности точно неизвестно, по некоторым данным, о нем знали в Мекке и Медине до хиджры как о пророке ар-Рахмана [+140]. Но, по-видимому, только после смерти Хаузы он занял главенствующее положение в Йамаме.

Минул год с тех пор, как Мухаммад победителем совершил паломничество в Мекку, всячески подчеркивая при этом, что не покушается на привилегии мекканской верхушки и не отнимает у мекканцев прежних выгод от паломничества, сохраняет прежний обряд, лишь очищая его от скверны идолопоклонства. В тот момент Мухаммада удовлетворяло простое признание его особой миссии в главном оплоте язычества в Западной Аравии. Теперь же старые святилища были уничтожены на всей территории Западной Аравии от границ Византии до Йемена без малейшего сопротивления поклонявшихся им племен. Повсеместное уничтожение идолов без вреда для разрушителей было для всех более убедительным доказательством правоты учения Мухаммада, чем даже победы с помощью оружия. Теперь предстояло сделать последний шаг на пути полной исламизации культа Ка'бы.

Как мы видели, оба паломничества Мухаммада совершались не в период большого хаджжа. И каждый раз в отсутствие паломников-немусульман, видимо из опасения столкновений с ними. Теперь положение изменилось, и он решил организовать посещение Мекки во время большого хаджжа в зу-л-хиджжа, лишний раз демонстрируя возросшее могущество ислама. И все-таки полной уверенности в своих силах еще не было, потому что Мухаммад не сам возглавил паломничество, а поручил это Абу Бакру.

Караван из 300 паломников со стадом жертвенных животных выступил из Медины без всякой торжественной речи Мухаммада [+141]. Конкретные наставления относительно обряда паломничества были даны лично Абу Бакру. Но через день или два Мухаммад вдруг послал вдогонку им Али с текстом нового откровения, который он должен был огласить в Мина [+142]. Абу Бакр совершил обычный обход Ка'бы, а на следующий день посетил со своими спутниками места паломничества от Мина до Арафата, делая остановки в иное время и в ином порядке, чем это практиковалось до тех пор. Наконец, в Мина во время жертвоприношения Али огласил новое откровение Мухаммада:

«(1) Разрешение [+143] от Аллаха и его посланника тем из многобожников, с кем вы заключили договор. (2) Передвигайтесь по земле четыре месяца и знайте, что вы не ослабите [этим] Аллаха, а он унизит неверующих. (3) Призыв от Аллаха и его посланника к людям в великий день паломничества, что Аллах разрешил себя от многобожников, и его посланник [тоже]. Если расстанетесь [с многобожием], то это — благо для вас, а если отвратитесь, то знайте, что вы не совладаете с Аллахом. Обрадуй же тех, кто не верит, вестью о мучительном наказании, (4) кроме тех многобожников, с которыми вы заключили договор, а они его не нарушили ни в чем и никому не помогали против вас. Полностью соблюдайте договор с ними на весь [обещанный] им срок — ведь Аллах любит благочестивых! (5) А когда минуют запретные месяцы, то сражайтесь с многобожниками всюду, где их встретите, берите их в плен, осаждайте их, устраивайте им засады. А если они обратились, то оставьте их в покое, ведь Аллах — прощающий, милостивый!» [Кор., пер., IX].

Перспектива оказаться без доходов от паломников (а большинство их еще были немусульманами) не могла не встревожить мекканцев, поэтому им было предложено уповать на будущие милости Аллаха: «О вы, которые уверовали! Воистину, многобожники — осквернение. Да не приблизятся они к священной мечети после этого года! А если вы боитесь бедности, так Аллах обогатит вас своими щедротами, если пожелает. Воистину, Аллах — знающий, мудрый!» (IX, 28).

Затем Али объявил, что ни один многобожник не войдет в рай, что ни один из них не будет допущен к Ка'бе в следующем году; все договоры Мухаммада с неверующими остаются в силе, а остальным предоставляется четыре месяца отсрочки, после чего им объявляется война [+144].

Этой декларацией Мухаммад впервые объявил войну язычеству в Аравии. До сих пор он считал ислам делом совести каждого, убеждал принять ислам, но не заставлял. Даже в Медине, как мы видели, долго оставалось много немусульман. Запрет жениться на язычницах не означал объявления язычников вне закона. Прибытие делегаций различных племен, изъявляющих желание принять ислам, не означало принятия его всеми соплеменниками, а было прежде всего политическим актом. Только теперь Мухаммад ощутил себя в состоянии заставить принимать ислам (по крайней мере тех, кто поклонялся Ка'бе).

Нужно отдать должное политическому и дипломатическому такту Мухаммада. Решительно выступив против язычников, он не начал немедленного истребления их в зоне досягаемости, а предоставил длительную отсрочку для раздумий, возможность для племенной аристократии принять ислам и признать власть пророка по самостоятельному решению, а не силой оружия.

Следующим шагом в обособлении ислама как совершенно самостоятельной религии стало размежевание с «людьми Писания», иудеями и христианами, религии которых до тех пор пользовались уважением Мухаммада. По-видимому, после завершения хаджжа 9 г. х. [+145] появились айаты, призывающие бороться с ними, как с язычниками: «(29) Сражайтесь с теми, которые не уверовали в Аллаха и в последний день, и не считают запретным то, что запретил Аллах и его посланник, и не исповедуют религию истины, — с теми, кому было дано Писание, до тех пор пока они не отдадут своими руками джизйу, будучи униженными… (31) Они сделали своих книжников и монахов своими божествами [+146] кроме Аллаха, и Мессию, сына Марии, хотя им было повелено поклоняться только богу единому, кроме которого нет божества» [Кор., пер., IX].

Решительное объявление войны всем иноверцам не сопровождалось столь же решительными действиями: Мухаммад предпочитал выжидательную тактику, постепенно вербуя последователей во всех уголках Аравии. В Медину то и дело прибывали посланцы различных племен и групп, изъявляя покорность и принимая новую веру. Одни из этих делегаций состояли из нескольких человек и представляли отдельные роды больших племен, остававшихся в целом языческими, в других было сто человек и более, и они действительно представляли целые племена [+147]. Несомненно, что значительную часть мелких делегаций составляли неудачливые соперники племенных вождей, рассчитывавшие занять с помощью новой веры более высокое положение среди соплеменников. Разобраться в последовательности посольств совершенно невозможно, так как прибытие лишь нескольких из них датировано с точностью до месяца, другие отнесены к 10 г. х. или даже относятся то к 9-му, то к 10 г. х.

Вообще нужно признать, что хронология событий 10 г. х. значительно хуже хронологии предыдущих лет, так как память о большинстве из них сохранилась лишь в племенных преданиях, не интересовавшихся точной датировкой или соотнесением с какими-то иными событиями. Даже такие значительные события, как договор с Наджраном, вступление в Сан'а и Аден, присоединение Хадрамаута, не имеют ни абсолютной, ни относительной датировки. Ясно только одно, что все внимание Мухаммада в 10 г. х. было устремлено в сторону Южной Аравии.

В июне-июле 631 г. в горную часть Йемена был послан Абу Муса ал-Аш'ари, а в район Адена — Мy'аз б. Джабала. Несколько позже тем же летом отряд в 400 человек во главе с Халидом б. ал-Валидом был послан для обращения в ислам бану ал-харис б. ка'б, в область Наджрана [+148]. Обращение произошло без сражений, и Халид вернулся вместе с делегацией бану ал-харис в Медину в конце шавваля/конце января 632 г. [+149].

Важнейшим этапом на пути исламизации Йемена было заключение договора с Наджраном, крупнейшим торговым и политическим центром Северного Йемена [+150]. Для переговоров в Медину прибыла делегация из 14 человек, во главе которых стояли их акид [+151] — киндит Абдалмасих, епископ Абу-л-Харис б. Алкама и сейид Курз б. Алкама. Мухаммад принял делегацию в мечети и предложил перейти в ислам, но наджранцы упорно сопротивлялись этому. Наконец, после долгих споров, Мухаммад сказал: «Раз вы отвергаете то, что я вам предлагаю, то давайте проклянем друг друга». На следующий день Абдалмасих предложил: «Зачем нам проклинать друг друга? Наложи на нас какую хочешь [дань], и заключим договор».

Текст этого договора, по-видимому в очень близком к подлиннику виде, дошел до нас в передаче юриста конца VIII в. Йахйи б. Адама [+152]. Поэтому его, как образец, целесообразно привести в полном виде:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Это то, что написал пророк, посланник Аллаха Мухаммад, наджранцам, когда ему принадлежало право решать о (судьбе) любого плода, и желтого (золота), и белого (серебра), и черного (?), и любого раба (ракик). Но он оказал им милость и оставил (им) это (за) две тысячи одежд (хулла), каждая ценой в укийу; в каждый раджаб — тысячу одежд, и в каждый сафар — тысячу одежд, каждая одежда — в укийу.

Если одежды, которыми платят харадж, будут ценой больше укийи или меньше ее, то тогда — согласно пересчету; а что предложат взамен из кольчуг, коней, верблюдов и снаряжения, то будет принято согласно пересчету.

На наджранцев возлагается постой моих посланцев в течение месяца и меньше, но не будут они содержать их более месяца. На них обязанность — ссудить тридцать кольчуг, тридцать лошадей и тридцать верблюдов, если в Йемене случатся предательские козни. И все, что пропадет из того, что возьмут на время мои посланцы, то это гарантировано и будет им возмещено.

Наджран и его округа (хашийа) получают покровительство Аллаха (дживар Аллах) и опеку Мухаммада, пророка, посланника Аллаха, над самими жителями, над их религиозной общиной, над их землями и скотом, над отсутствующими из них и присутствующими, и над их караванами, и над храмами их, и над изображениями (амсила).

Не будет изменено положение, в котором они были, не будет изменено ничто из принадлежащих им обычаев и изображений, не будет лишен ни один из епископов своего сана, ни один из монахов своего монашества, ни один из священников из священничества своего того, чем он обладал, большого или малого.

С них снимаются тяготы (=долги ростовщикам) и плата за кровь джахилийского времени; с них не будет набора в войско и десятины, и не ступит войско на их землю. Кто же из них потребует свое законное, то (должно быть) между ними по справедливости, чтобы не было ни обижающих, ни обиженных в Наджране. Если кто из них возьмет лихву за прошлый долг, то с него снимается моя опека. И не будет отвечать никто из них за зло, (которое совершил) другой.

На основании того, что в этой грамоте, им даны покровительство Аллаха и опека Мухаммада, пророка, навечно, пока не придет (срок) решения Аллаха. Пока они искренни и соблюдают это, не будет им никакого притеснения.

Свидетельствовали: Абу Суфйан б. Харб, Гайлан б. Амр, Малик б. Ауф ан-Насри, ал-Акра' б. Хабис ал-Ханзали и ал-Мугира, и написал (Али б. Абу Талиб)» [+153].

Этот договор явно касался только самого города Наджрана, поскольку джизйа (названная здесь хараджем) уплачивалась не продукцией земледелия или скотоводства, а одеждами, изготавливаемыми в городе. Следует признать, что дань была тяжелее, чем в Макне и Джарбе, если только в понимании содержания текста нет ошибки [+154].

По-видимому, пример Наджрана и опасение остаться один на один со старым противником — мазхиджитами, если они примут ислам, заставили сасанидского наместника Йемена, Базана, сидевшего в Сан'а, ответить согласием на предложение Мухаммада принять ислам.

Пока Халид пытался склонить мазхидж к принятию ислама, в Медину продолжали прибывать делегации. В ша'бане — рамадане (2.XI-3О.ХИ 631 г.) с изъявлением покорности прибыли: от тайй — Ади б. Хатим, делегация бану хаулан (мазхидж), трое Гассанидов, делегация от баджила, гассан и гамид [+155]. Однако, несмотря на пребывание значительного отряда Халида в Северном Йемене и прибытие представителей от некоторых племен группы мазхидж, основное ядро мазхиджитов, видимо, не изъявило особого желания принять ислам и подчиниться новой власти [+156]. Поэтому в декабре 631 г. к ним был послан Али с отрядом из 300 всадников. Али неожиданно напал на мазхиджитов, захватил пленных и скот и двинулся дальше. Здесь его встретили собравшиеся в кулак силы мазхиджитов (видимо, бану зубайд). Али предложил им принять ислам, а когда получил отказ — напал и разгромил противника, который бежал, оставив на поле боя 20 убитых [+157]. Соперники мазхиджитов, бану хамдан, приняли ислам без сопротивления. После этого делегация бану зубайд во главе с Амром б. Ма'дикарибом прибыла в Медину и присягнула на верность Мухаммаду. За ними последовала делегация бану мурад, другой ветви мазхидж, во главе с Фарвой б. Мусайком [+158].

Принятие ислама всеми племенами, почитавшими Ка'бу, за год, прошедший после паломничества Абу Бакра, позволило Мухаммаду впервые возглавить чисто мусульманский большой хаджж в зу-л-хиджжа. Поздние биографы Мухаммада называют совершенно невероятное число участников хаджжа [+159], ранние же не приводят никаких цифр и не отмечают особую многочисленность каравана. Известно только, что Мухаммад взял с собой всех жен и гнал 100 верблюдов для жертвоприношения. Караван выступил из Медины в субботу 25 зу-л-ка'да 10/25 января 632 г. и на девятый день, во вторник утром 5 зу-л-хиджжа/3 февраля, вступил в Мекку, где к нему присоединился Али. Мухаммад совершил обход Ка'бы и ритуальный бег между ас-Сафа и ал-Марвой и накрыл Ка'бу покрывалом. В Мекке он снова отказался жить в доме и поселился в палатке в верхней части города. В четверг, совершив семикратный обход Ка'бы, Мухаммад со своими спутниками поехал в Мина, пробыл там до захода солнца, двинулся оттуда к Арафату и пробыл там до захода солнца. Прежде Арафат посещали все племена ахмас, кроме курайшитов, которые считали это ниже достоинства постоянных обитателей священной территории [+160]. Включив обязательное посещение Арафата в мусульманский обряд паломничества, Мухаммад сделал шаг в сторону сближения обрядов всех племен, почитавших святыни района Мекки. Но в это же время был обозначен разрыв с языческими традициями [+161].

В Мина Мухаммад лично забил 36 жертвенных верблюдов и наголо обрился в знак завершения паломничества. После жертвоприношения и полуденной молитвы Мухаммад обратился к паломникам с речью, разъясняющей основные установления ислама, которая является более пространным вариантом речи в Мекке после ее завоевания, причем некоторые моменты явно были более уместны во время завоевания, а не два года спустя [+162]. Мы перечислим основные пункты ее содержания лишь затем, чтобы дать представление о том, что Мухаммад считал важнейшим для мусульман.

Мухаммад будто бы начал ее словами: «Эй, люди! Слушайте мою речь! Я ведь не знаю, может быть, я не встречу вас никогда больше на этом месте после этого года!», которые дали основание называть это паломничество «прощальным». Далее он напомнил, что жизнь и собственность мусульман неприкосновенны (харам), что ростовщичество запрещается, отменяются доисламские счеты кровной мести: все мусульмане — братья друг другу и должны заботиться о взаимном благе. В году должно быть только 12 месяцев по 29 и 30 дней, вставные месяцы — грех [+163]; следует стеречься возрождения поклонения шайтану в святых местах. Супруги несут взаимные обязанности относительно друг друга, жены не должны пускать в свою постель чужих мужчин, муж имеет право побить за это свою жену (но не опасно) или временно отказать ей в сношениях. Жены находятся в полной власти мужей, которые за то должны о них заботиться. В заключение Мухаммад призвал не отступаться от истинной веры и после его смерти [+164].

Сходство содержания двух речей, разделенных двумя годами, само по себе не может вызывать сомнений относительно реальности одной из них. В конце концов Мухаммад не мог каждый раз проповедовать что-то принципиально новое, иное дело, что в дошедший до нас текст помимо несомненных анахронизмов, которые нетрудно выделить, вкрались ошибки при передаче и переосмыслении и могли попасть фразы из других проповедей, произносившихся в те же дни.

К сожалению, Коран здесь также не может быть подспорьем. Осуждение корректировки календаря и введения дополнительного месяца (IX, 36–37) может с одинаковой вероятностью относиться и к последнему хаджжу, и к наставлениям, данным Абу Бакру в предыдущем году. Характерно, однако, что в текстах проповедей Мухаммада, приписываемых времени хаджжа, у ранних историков отсутствуют, казалось бы, естественные в этом случае айаты 9-й суры Корана, направленные против вставных месяцев. У ат-Табари они приводятся именно как цитата, т. е. как уже известный текст, а не как новое откровение [+165].

Важно понять, действительно ли Мухаммад считал свою речь прощальной, или же такой характер она приобрела у передатчиков, естественно воспринимавших ее после смерти Мухаммада как прощальную. Даже у некоторых современных исследователей проскальзывает тенденция видеть в ней предчувствие близкой кончины [+166].

Однако физически Мухаммад во время хаджжа был совершенно здоров, не давал себе никакой поблажки, спал под открытым небом, отдыхал, прислоняясь к скале, и т. д. Труднее сказать, что было у него на душе: в начале июля [+167] полутора лет от роду после болезни умер любимый и единственный сын, с которым связывались все его надежды. Мухаммад тяжело переживал эту утрату, и когда сподвижники, утешая его, сказали, что уж он-то лучше других знает истину, что все возвратятся к Аллаху, то он ответил: «Глаза плачут, и сердце тоскует» [+168]. Возможно, это горе надломило Мухаммада и он стал чаще думать о своей смерти, что и прорвалось в проповеди.

Мухаммад со своими сподвижниками не стал задерживаться в Мекке и сразу после окончания обрядов хаджжа отправился в обратный путь.

Триумфальному распространению ислама, начавшемуся после взятия Мекки и установления контроля над главной святыней Западной Аравии, в немалой степени способствовало отсутствие в это время в Аравии крупных политических объединений. Однако и в этих условиях существовали силы, достаточные для отпора нескольким тысячам воинов, которые были постоянной опорой Мухаммада, и тем более немногим сотням воинов, с которыми Халид и Али двинулись на покорение Йемена. Мухаммад нес не новый политический строй, а новую религию, которая помогала складывать здание нового государства из существующих политических единиц. Вожди племен и наместники так или иначе признавали наличие у Мухаммада преимущества над ними в виде пророческой миссии. Организовать серьезное сопротивление можно было только в той же, религиозной сфере. Самое большое, что могли сделать жрецы старых культов, — пожертвовать жизнью, защищая своих богов, но, видя отсутствие поддержки соплеменников, не делали даже этого. Поэтому двух-трех десятков всадников оказывалось достаточно для уничтожения любого святилища. Серьезное сопротивление возникло только там и тогда, когда сражение перенеслось в идеологическую сферу. Впрочем, для этого потребовались реальные материальные факторы.

Сразу после хаджжа Мухаммад разослал по Аравии сборщиков садаки, которых сопровождали знатоки Корана и мусульманского обряда для наставления новообращенных. Можно себе представить недовольство мазхиджитов, несколько лет назад претендовавших на господство в Северном Йемене, когда им вдруг пришлось отдавать 2 % своего скота за честь исповедовать новую религию. Недовольству нужно было лишь найти удобную форму выражения.

Во главе восстания стал кахин из племени анс Абхала, по прозвищу ал-Асвад («черный»), объявивший себя пророком ар-Рахмана, вещавшего ему, как и Мухаммаду, через посредство небесного посланника (ангела или, по мнению мусульман, шайтана) во время трансов, которых ал-Асвад добивался, плотно закутавшись с головой в плащ. Бросающееся в глаза сходство с пророческой практикой Мухаммада объясняется не подражанием, а общей базой представлений и верований, на почве которых рождался аравийский монотеизм. Произошло это в самом конце 10 г. х. (последняя декада марта 632 г.).

Никаких сведений о содержании проповеди ал-Асвада мусульманская историческая традиция не сохранила. Ясно только, что его ближайшей целью было изгнание эмиссаров Мухаммада. Об этом свидетельствует его послание мусульманским сборщикам садаки: «Эй вы, напавшие на нас! Отдайте нам то, что собрали, ведь мы имеем на это больше прав, а вам — то, что ваше» [+169]. Мусульмане еще не сумели организоваться для отпора, как ал-Асвад на десятый день своего выступления захватил Наджран и двинулся на юг — к Сан'а. Ее правитель Шахр, сын скончавшегося к этому времени последнего сасанидского наместника Базана, вышел с отрядом персов ему навстречу, потерпел поражение и пал в бою. На 25-й день восстания ал-Асвад вступил в Сан'а, поселился во дворце Гумдан и женился на вдове Шахра. Эмиссары Мухаммада спешно покинули Йемен. Ответственный за садаку всего Йемена Мy'аз б. Джабала бежал в Мариб к Абу Мусе ал-Аш'ари (оттуда они вдвоем перебрались в Хадрамаут), а другие бежали на запад, к морю, в район обитания племени акк, враждовавшего с мазхиджитами. Кроме этой узкой прибрежной полосы, весь Йемен до Адена к концу апреля оказался в руках ал-Асвада. Отсиживавшиеся по окраинам эмиссары Мухаммада не имели в своем распоряжении вооруженной силы и не могли изменить ситуацию. Мухаммад также не мог набрать войско, достаточное для покорения Йемена. Ему оставалось только действовать дипломатическим путем, рассчитывая на разногласия, которые неминуемо должны были возникнуть в пестром лагере ал-Асвада [+170].

Не лучше складывалась ситуация и в Йамаме, отсекавшей от Мухаммада Бахрейн и Оман, принявшие у себя его посланцев. За год, прошедший после неудачных переговоров Мухаммада с ханифитами, в ней также поднялась оппозиция исламу на почве монотеистического учения, пророком которого был уже упоминавшийся Мусайлима. Вероятно, до этого Мусайлима, претендовавший на то, что он является рупором какой-то высшей силы, не имел особого успеха у соплеменников, пока не появилась угроза утраты независимости и когда свой пророк-соплеменник представился надежным средством противостоять претензиям курайшитов (Мухаммада воспринимали как проводника интересов курайшитов, несмотря на его явный разрыв с ними) [+171].

Об учении Мусайлимы мы знаем только по карикатурному изображению его мусульманскими авторами, приписывающими ему пародирование Корана, разрешение своим последователям всего, что запрещалось исламом. Как и Мухаммад, Мусайлима впадал в состояние транса, и появлявшиеся в этом состоянии словесные и зрительные образы принимал за откровения, ниспосылаемые ар-Рахманом. Вполне понятно, что форма изложения этих откровений совпадала с Кораном в той мере, в какой это было характерно для эмоциональной речи ораторов, проповедников и прорицателей. И Мухаммад и Мусайлима пользовались готовыми формами, вкладывая в них свое содержание. Кроме этого в его учении были и какие-то черты обрядности, также восходившие к общему источнику или заимствованные в исламе: в разной связи упоминаются муаззин и пять ежедневных молитв. Несомненно, что в его проповеди содержались призывы к духовной чистоте и справедливости, которые привлекали значительное число сторонников, особенно среди рядовых ханифитов; сам он умел вызывать симпатии окружающих [+172].

Оплотом Мусайлимы была восточная Йамама, где находилось его родное селение Хаддар, отсюда в последние годы он перебрался в ал-Хаджр, столицу Йамамы [+173]. Скорее всего это произошло после смерти Хаузы, когда началась борьба за власть и стала явной опасность захвата Йамамы Мухаммадом. Видимо, ханифиты видели в своем племенном пророке наилучший противовес экспансии мекканцев и мединцев. По не вполне бесспорным сведениям, Мусайлима в конце 10 г. х. направил Мухаммаду послание с предложением разделить Аравию пополам, но Мухаммад с гневом отверг его [+174].

Положение Мусайлимы было не слишком прочным: восточная часть Йамамы находилась под влиянием Сумамы б. Усала, не скрывавшего промусульманских симпатий, а с севера и северо-запада существовала постоянная опасность нападения тамимитов, усугублявшаяся движением со стороны Ирака таглибитов, возглавленных пророчицей христианского толка Саджах.

Прибытие в начале 11 г. х. (апрель 632 г.) сборщиков садаки в соседние с Йамамой районы, населенные племенами асад, гатафан и тайй, вызвало глухое недовольство кочевников. Это недовольство и пример ал-Асвада и Мусайлимы содействовали появлению еще одного религиозного оппонента Мухаммада — один из глав бану асад, Талха б. Халид, пренебрежительно называемый мусульманскими авторами Тулайхой б. Хувайлидом, также объявил себя пророком и стал собирать ополчение асадитов в районе Самира.

Видимо, не случайно, что за три месяца после возвращения Мухаммада из Мекки к нему прибыла только одна делегация, от бану наха'а [+175], отправившаяся еще до захвата Сан'а ал-Асвадом. Возникла критическая пауза, распространение ислама вдруг остановилось. Малейшая неудача Мухаммада могла повлечь за собой падение всего здания ислама, воздвигавшегося в течение десяти лет.

В этой трудной ситуации Мухаммад словно утратил прежнюю решительность: вместо военной помощи своим наместникам в Йемене он ограничивается посылкой писем своим сторонникам с призывом держаться истинной веры, а когда 24 мая объявляет о сборе ополчения во главе с Усамой б. Зайдом, то оказывается, что поход направляется не в эту горячую точку, а на север, в Заиорданье, чтобы отомстить жителям Муты за гибель Зайда [+176].

Чем объяснить странное решение отправить своих самых надежных воинов в сторону, откуда в данный момент не исходило никакой угрозы, и оставить без поддержки тех, кто был в опасности? Что это, полное непонимание ситуации или ясное сознание, что со скромными вооруженными силами положение в Йемене можно только испортить, а не исправить? Но и в этом случае решение оставить Медину по крайней мере на месяц без зашиты представляется странным.

Видимо, распоряжение о набеге на Муту было чисто эмоциональным: Мухаммад чувствовал ухудшение здоровья, еще незаметное для окружающих, и решил, пока не поздно, сквитаться с убийцами своего любимца — решение неразумное для большого политического деятеля, но по-человечески вполне понятное.

Через два дня после приказа о походе Мухаммаду стало плохо, начались головные боли и лихорадка. Но он еще держался: руководил молитвой и даже соблюдал очередность посещения жен. Затем, видимо, начали отказывать почки, так как к головным болям и лихорадке прибавился еще отек ног, он не мог передвигаться без посторонней помощи и стал терять сознание.

Мухаммад стойко переносил страдания, уверенный, что через них он войдет в вечную жизнь без грехов, и не позволял себя лечить. Когда же Маймуна во время обморока дала ему какое-то лекарство, то он, очнувшись, заставил ее съесть оставшееся.

Многочисленные рассказы о последних днях Мухаммада не позволяют представить последовательность его поступков и высказываний: слишком многим впоследствии хотелось приписать себе заслугу быть рядом с пророком в его последние дни и часы или вложить в его уста высказывания в свою пользу. Наиболее достоверными представляются рассказы Аиши, к которой напоследок перебрался Мухаммад, извинившись перед остальными женами, когда ему стало совсем плохо. К. ней его уже перенесли на руках [+177].

Не будучи в состоянии руководить молитвой, Мухаммад поручил обязанности имама Абу Бакру [+178]. Естественно, что сподвижники пророка в этой обстановке не торопились выступать в поход, тем более что многие не хотели подчиняться 19- (или 17-) летнему юнцу. Когда Мухаммад узнал об этом, то нашел силы выйти в мечеть и публично осудить противников назначения Усамы. Это напряжение совершенно истощило Мухаммада. Когда на следующий день, в воскресенье, Усама с некоторыми участниками похода пришел его навестить, Мухаммад не мог говорить, а только положил ему руку на голову. Наутро Мухаммаду стало значительно лучше. Он даже вышел к утренней молитве, сидел рядом с Абу Бакром и, как сообщают некоторые, произнес короткую речь, в которой призвал помнить о потустороннем наказании и о том, что он разрешал им и запрещал только то, что разрешено и запрещено Кораном.

Поворот к выздоровлению всех обрадовал. Усама отправился в лагерь поднимать войско в поход, Абу Бакр поспешил к своей семье в другой конец города, а жены пророка начали прихорашиваться. Аиша, которая, по ее словам, никогда не видела, как умирают, осталась с Мухаммедом. Он попросил ее помочь ему сесть. «Я посадила его так, чтобы он опирался на меня, и положила на него руку. Голова его повернулась, и моя рука упала с нее, изо рта его мне на грудь упала холодная капля, и он повалился на постель. Мы прикрыли его тканью [+179]. Тут пришел Умар и попросил разрешения войти, а с ним ал-Мугира б. Шу'ба, я им разрешила и накинула на себя покрывало. Умар сказал: „О посланник Аллаха!" Я сказала: „Уже час, как у него обморок". Умар открыл его лицо и сказал: „Да, это самый сильный обморок, какой был у посланника Аллаха" — и закрыл его. А ал-Мугира ничего не сказал и, только дойдя до порога, промолвил: „Умер посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, о Умар!" Умар ответил: „Врешь! Не умер посланник Аллаха и не умрет, пока не получит повеления истребить лицемеров. А ты — человек, преследуемый соблазном". Пришедший в это время Абу Бакр подтвердил правоту ал-Мугиры» [+180].

Этот рассказ подкупает достоверностью деталей, отсутствием патетических предсмертных сцен и поучительных наставлений и завещаний. Другие рассказы содержат и завещательные наставления (чтобы не было в Аравии двух религий, проклятия христианам и иудеям и т. д.) и благочестивые речи [+181]. Проверить их достоверность трудно. Несомненно, что за пятидневку, которую Мухаммад пролежал в комнате Аиши, готовясь к смерти, могло быть сказано и это, и многое другое; в воспоминаниях, даже истинных, за несколько этапов передачи происходили сдвиги во времени, и поучительные высказывания стали встраивать в наиболее подобающее, по мнению рассказчиков, место [+182].

Как ни странно, но у мусульманских историков нет единства в отношении даты смерти пророка. Одни называют понедельник 1 или 2 раби' I, другие- 12 раби' I 11/8 июня 632 г., отмечая, как особую печать святости, что он умер в тот же день, что и родился. Видимо, более достоверна вторая дата, в которой совпадают число и день недели, который все сторонники разных дат называют одинаково [+183].

Так кончил свои дни основатель новой религии, не претендовавший на сверхчеловеческие способности и чудеса, которые были потом приписаны ему его последователями в следующих поколениях [+184].

Пока осиротевшая мусульманская община ищет преемника умершему вероучителю, попробуем кратко сформулировать, что он оставил в наследство этому преемнику. Мы не будем здесь, как делают многие исследователи биографии Мухаммада, давать оценку его личности: в предыдущих главах мы постарались достаточно полно и возможно более объективно показать его дела, по которым читатель может сам составить представление о нем как о человеке, политике и религиозном деятеле. Сложность заключается в том, что, оценивая личность крупного исторического деятеля, мы прежде всего оцениваем уже известные нам результаты его деятельности, совершенно несоизмеримые с первоначальным толчком, с личным вкладом данного деятеля, как несоизмерима ударная сила снежной лавины с мощностью человеческого крика, который может нарушить неустойчивое равновесие и вызвать срыв этой лавины. «Тайна для нас, кажется, во многом заключается именно в диспропорции между его несомненно выдающейся, но далеко не сверхчеловеческой сущностью и огромным размахом и длительностью движения, которому он дал толчок» [+185].

Мухаммад оставил своим преемникам достаточно индивидуализированную и законченную религиозную систему, включающую все необходимое для самостоятельного религиозного учения, от общей концепции взаимоотношений человека и бога до четко регламентированной обрядности, выраженных на родном языке верующих в привычной для них системе образов и представлений. Но дальнейшее развитие общины его последователей могло пойти по-разному: стать религией обитателей Аравийского полуострова или, как это и произошло, выйти за его пределы и стать одной из трех мировых религий.

Однако ни один из этих путей не был запрограммирован сущностью самой религии: как религиозное учение ислам в диспуте на равных вряд ли смог бы вытеснить христианство, располагавшее мощным арсеналом античной философии и логики, поставленных на службу теологии. Монотеизм в аравийском варианте, удобный для восприятия обитателями Аравии, отнюдь не был столь же близок людям стран древних цивилизаций. Чтобы пойти по пути экспансии за пределы Аравии и преуспеть в ней, ислам должен был стать государственной религией.

Мухаммад положил начало созданию новой надплеменной общности, не связанной с подчинением одного племени или области другим племенем (хотя многие племена все-таки расценивали принятие ислама как подчинение курайшитам), скрепленной внутренним сознанием необходимости принадлежать к этой общности. Но это еще не было государством с организованной финансовой системой, административным аппаратом и армией. Никаких предписаний относительно руководства мусульманской общиной как государственным образованием не существовало [+186], было несколько разрозненных прецедентов и политический опыт языческих племен, который еще надо было переосмыслить в духе новых идей.

Религиозно-политическое объединение племен и областей Западной Аравии, сложившееся в 630–631 гг., было скреплено прежде всего личностью Мухаммада, присягами, которые приносили ему, лично ему, а не общине отдельные лица и вожди племен. Принятие новой религии для большинства ее последователей было формой вступления в новый политический союз, глава которого обладал особым, отсутствующим у других вождей, исключительным могуществом. Признание этого облегчало Мухаммаду создание новой общности, но в признании этой исключительности таилась ее слабость — с исчезновением носителя этого могущества исчезали и прежние связи и обязательства.

Преемнику Мухаммада предстояло сохранить эту общность, созданную религиозным вдохновением, политическими методами.

[+1] Антиох, с. 59–63.

[+2] Так по [Ист. Виз., т.! с. 367]; другие исследователи относят создание фем к более позднему времени, в любом случае можно говорить о тенденции к такой децентрализации при Ираклии. О перевооружении армии см. [Derko, 1935; Haldon, 1975].

[+3] Согласно византийским и армянским источникам, Ираклий двинулся на Ниневию из Азербайгана через Равандуз и перед битвой переправился через; Большой Заб [Манандян, 1950, рис. 1]. Согласно арабским историкам, сведения которых основываются на сасанидской исторической традиции, Ираклий двигался с запада, из Нисибина, а иранский полководец, стоя у Ниневии, защищал удобную переправу через Тигр. Ираклий добился успеха, переправившись через Тигр в другом месте ([Таб., I, 1003–1004], так у А. И. Колесникова [1970, с. 84]). Этот ход событий представляется более логичным, чем движение из Равандуза на Ниневию (с переправой через Большой Заб), а затем назад от Ниневии на Ирбил; гораздо проще, достигнув Ирбиля, идти прямо на Дасткарт, прикрывшись заслоном со стороны Ниневии. Впрочем, сведения ат-Табари слишком кратки, чтобы только на их основании отвергать более подробные данные византийских и армянских источников.

[+4] Таб., I, 1045–1060.

[+5] Балаз., Ф., с. 292.

[+6] О договоре см. [Рази, с. 37–39; Пиотровский, 1985, с. 24 и примеч. 4]; о «дне ар-Радм» см. [Пиотровский, 1985, с. 24–25].

[+7] Основная группа источников по истории этого периода — «Книга походов» ал-Вакиди и труды опиравшихся на него Ибн Са'да и ученика последнего, ал-Балазури, — дает в основном единую картину и последовательность событий. Сведения Ибн Исхака (насколько можно судить по версии Ибн Хишама) нередко расходятся с ними в датировке и последовательности событий. Так, поход Мухаммада на бану лихйан, датируемый источниками первой группы раби' I 6 г. х., у Ибн Исхака датирован джумада I, поход Курза б. Джабира на бану урайна в первом случае — шаввал 6 г. х., во втором — джумада I того же года. В некоторых случаях у авторов, использовавших первоначальный текст Ибн Исхака, появляются даты, отсутствующие в версии Ибн Хишама или представляющие иную традицию. Мы следуем линии ал-Вакиди, естественно с учетом вариантов Ибн Исхака — Ибн Хишама.

[+8] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 56.

[+9] Маршрут этого похода с трудом согласуется с его длительностью: путь от Медины до ал-Усфана через ал-Буват — около 370 км и обратный прямой путь — около 320 км, следовательно, в каждые из 13 дней пути (один день из 14 Мухаммад провел в ал-Усфане) отряд должен был проходить по 50 км. Это — крайний предел средней скорости многодневного марша.

[+10] Возможно, что поход носил характер возмездия за гибель мусульман при Зу-л-Касса.

[+11] Вак., пер., с. 233–234; И Са'д, т. 2, ч. 1, с. 63.

[+12] Арабские историки считают, что посланец возвращался от императора [И. Хиш., с. 975; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 63, и все зависящие от них авторы]. Однако сомнительно, чтобы он добрался до императора, находившегося в Армении. Скорее всего его принял префект Бостры (Бусры) и вручил одежды от имени императора. Сомнительно также, чтобы Мухаммад в это время претендовал на переговоры с императором. Обращения к правителям сопредельных государств относятся ко времени после Худайбии. Г. Гримме полагал (на основании сведений Феофана), что византийцы узнали о Мухаммаде только после его смерти [Grimme, 1892, Т. 1, с. 126, примеч. 2]. С таким решительным утверждением трудно согласиться. Византийские наместники в Палестине и Сирии не могли не знать о событиях, происходивших в Аравии, иное дело, что в Константинополе поняли все значение этих событий только с началом арабских завоеваний после смерти Мухаммада.

Совершенно нереален поход Абдаррахмана б. Ауфа на Думат ал-Джандал [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 64–65], царь которой ал-Асбаг б. Амр ал-Калби будто бы принял ислам и выдал за него свою дочь (то же кратко [Балаз., А., с. 378; Халифа, с. 41]). Сомнительно также, чтобы этот поход был порожден искажением памяти о походе Мухаммада на Думат ал-Джандал 25 раби' I — 10 раби' II 5/24.VIII-8.IX 626 г. [Вак., пер., с. 174–175; И. Хиш., с. 668; Балаз., А., с. 341] с отрядом в 1000 воинов, так как, во-первых, там не упоминается ни царь, ни его обращение в ислам, а во-вторых, поход Мухаммада в 626 г. до завоевания Хайбара и при враждебных отношениях с бану гатафан также маловероятен.

[+13] Вак., пер., с. 235–236; И. Хиш., с. 975–979.

[+14] Ибн Са'д [т. 2, ч. 1, с. 65] помещает его между Хайбаром и Фадаком, но местоположение последнего не было известно уже Йакуту; определения разных авторов см. [Самх., т. 2, с. 354–355] (по его данным — Хамадж (без артикля), родники в районе Вади-л-Кура [Самх., т. 2, с. 387]).

[+15] Вак., пер., с. 238–239; И. Хиш., с. 979–980; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 65; Таб., I, 1557–1558 (по одной из версий, карательным походом командовал Абу Бакр).

[+16] Балаз., А., с. 378.

[+17] Вак., пер., с. 240–241; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 67–68. М. Годфруа-Демомбин уверенно говорит, что это стадо составляли верблюды, полученные в виде садаки [Gaudefroy-Demombynes, 1969, с. 517], ссылаясь при этом не на ранних историков, а на поздний комментарий ал-Айни на «ас-Сахих» ал-Бухари [Айни, т. 4, с. 460]. Хотя у ал-Вакиди и Ибн Са'да определенно говорится о верблюдах, принадлежащих Мухаммаду.

[+18] Если не считать сообщений о походе на Думат ал-Джандал, относящемся к более позднему времени (см. примеч. 12 к гл. 4).

[+19] В источниках называется различное число присягнувших: от 1300 до 1600 человек [И Са'д, т. 2, ч. 1, с. 69, 72–75] и даже 700 человек [И. Хиш., с. 740]. Последняя цифра объясняется тем, что 700 человек приняли участие в жертвенной трапезе. Можно думать, что эти 700 человек — мединские мусульмане, а остальные 600–700 человек — бедуины, присоединившиеся к Мухаммаду.

[+20] Вали, т. е. старший родственник или опекун, который представляет данное лицо и осуществляет над ним свою власть.

[+21] У Ибн Хишама (с. 749) — Махмуд

[+22] У Ибн Хишама (с. 749) упоминается только Микраз, оба имени есть у Ибн Са'да [т. 2, ч. 1, с. 71]. О том, что оба эти лица входили в делегацию мекканцев вместе с Сухайлем, см. [Балаз., А., с. 349]; ал-Балазури упоминает среди свидетелей также Усмана б. Аффана (что вполне естественно, так как он вел переговоры в Мекке) и Абу Убайду б. ал-Джарраха. Анализ статьи о выдаче перебежчиков см. [Muranyi, 1976].

[+23] И. Хиш… с. 755.

[+24] Абдаллах б. Раваха будто бы предложил Усайру б. Ризаму (Разим, Зарим?) приехать к Мухаммаду и получить назначение наместником Хайбара. Отъехав несколько миль, Усайр раскаялся в своем решении и решил обезоружить ехавшего рядом с ним мусульманина, но тот опередил его и зарубил. Это послужило сигналом к истреблению спутников Усайра [Вак., пер. с. 239–240; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 66–67; И. Хиш., с. 980–981]. Из рассказа неясно, было ли заранее задумано уничтожение Усайра и его спутников, а его неудачная попытка освободиться от сопровождения только ускорила развязку, или действительно предполагались какие-то переговоры. Совершенно невероятно, чтобы фактический глава Хайбара поехал в Медину получать назначение наместником в оазис, на который не распространялась власть Мухаммада.

[+25] Ибн Исхак датирует выступление в поход концом мухаррама 7 г. х. (начало июня 628 г.) [И. Хиш., с. 755; Халифа, с. 44]; по ал-Вакиди, он пробыл в Медине только 15 дней [Вак., с. 389]; ал-Балазури относит этот поход к следующему месяцу, сафару [Балаз., А., с. 352], что можно считать той же датой (выступив из Медины в конце мухаррама, Мухаммад мог приступить к осаде Хайбара в начале сафара), но тут же приводит и другие даты: раби' I или джумада I; эти варианты встречаются в разных рукописях ал-Вакиди [Jones, 1957, с. 278, там же и другие варианты]. Ибн Са'д предпочел остановиться на джумада I (6.IХ-5.Х) [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 77]. Видимо, более поздние даты относятся к взятию Хайбара (ал-Вакиди говорит, что осада длилась два месяца [Вак., с. 390]) или даже к возвращению в Медину. Именно такую датировку дает ал-Мадаини: «Вышел в мухарраме, завоевал его (Хайбар) в сафаре и вернулся в первый день раби' первого».

Решающим аргументом в пользу наиболее ранней даты является сообщение о том, что мусульмане из-за недостатка продовольствия вынуждены были есть еще не созревшие финики [Вак., пер., с. 268].

Различаются и имена заместителей, оставленных Мухаммадом в Медине: у Ибн Са'да и ал-Балазури — Сиба' б. Урфута, у Ибн Хишама — Нумайл б. Абдаллах ал-Лайси.

[+26] Вак., с. 389; Вак., пер., с. 270.

[+27] Так у Ибн Хишама, с. 763; у Ибн Са'да — Сулалам [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 77]. По Ибн Хишаму, он был завоеван; по одной из версий ал-Вакиди [Вак., с. 395–396] — сдался по договору, по другой [Вак., пер., с. 276–277] — последней сражавшейся крепостью был Низар, где была захвачена Сафийа вместе со своим мужем Кинаной б. Абу Хукайком.

[+28] Мухаммад будто бы предложил ей после казни мужа принять ислам и стать его женой, а если она предпочитает иудаизм, то он освободит ее и отправит к родичам; она предпочла ислам и замужество.

[+29] Вак., с. 392.

[+30] И. Хиш., с. 764; Вак., пер., с. 285; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 82.

[+31] В списке убитых у Ибн Хишама (с. 768–769) -20 человек, у Халифы (по Ибн Исхаку)- 17 человек [Халифа, с. 46–47], у ал-Вакиди [Вак., пер., с. 289]-17 человек, но во всех трех списках упоминаются только 12 имен: два имени есть только у Халифы, четыре — только у Ибн Хишама, 2 — только у ал-Вакиди. Возможно, что некоторые новые имена появились в результате описок: например, Унайф б. Хабиб (Халифа и Ибн Хишам) может соответствовать Унайфу б. Ваилу (ал-Вакиди), так как отчества малоизвестных людей при передаче информации иногда путаются. Во всяком случае, число убитых мусульман — не менее 25. Число раненых было в несколько раз больше. Так, в первый день осады ан-Натат было ранено стрелами около 50 человек.

[+32] 1400 участников осады+400 долей на 200 лошадей. Ал-Балазури [Ф., с. 26] пишет, что эта половина была разделена между 1540 участниками Худайбии и 40 мусульманами, вернувшимися из Эфиопии.

Ибн Хишам и ал-Вакиди называют ал-Катибу «хумсом пророка» [И. Хиш., с. 773; Вак., пер., с. 286]. Однако сообщение ал-Балазури о разделе земель Хайбара на две части представляется более достоверным. Во-первых, ал-Катиба, в отличие от остального оазиса, сдалась по договору и, следовательно, считалась дарованной Аллахом пророку, а не добычей воинов; во-вторых, если половина урожая с 1/5 оазиса составляла более 3000 васков (около 600 т) фиников [И. Хиш., с. 775–776; Вак., пер., с. 283], то при общем сборе в 6000 т земли оазиса под пальмами должны были составлять 1700–1800 га (при условии частичного орошения из колодцев), что представляется сомнительным. На орошаемых землях пальмы дали бы тот же урожай с гораздо меньшей площади (500–600 га), но для этого потребовалось бы не менее 1500 колодцев и такое же число верблюдов. Поэтому правдоподобнее сообщение ал-Балазури [Ф., с. 26] о разделе оазиса на 36 частей, половиной которых распорядился сам Мухаммад. В этом случае объем урожая оказывается вдвое меньше, и площадь пальмовых садов сокращается до более реальной цифры — 680–690 га.

По другим данным [Вак., пер., с. 286], ал-Катиба давала 8000 васков фиников, 3000 са (9,75 т) ячменя и 1000 са орехов (?) (в тексте — «косточка», в частности финиковая, но так же называются плоды в плотной кожуре, например желуди или каштаны). Видимо, в этом сообщении спутаны са и васк, так как, по достаточно достоверным спискам поставок отдельным лицам, упоминаются поставки 325 васков ячменя или пшеницы [И. Хиш., с. 775–776; Вак., пер., с. 287], что равно 19 500 са, а это — лишь половина сбора.

[+33] И. Хиш., с. 775–776; Вак., пер., с. 285, 287.

[+34] Вак., пер., с. 292; Балаз., Ф., с. 29–30; И. Хиш., с. 765.

[+35] Так у ал-Балазури [А., с. 352].

[+36] И. Хиш., с. 781; Вак., пер., с. 282.

[+37] Watt, 1958, с. 150–153.

[+38] Балаз., Ф., с. 28.

[+39] Букв. «жеребец, которому не ударили по носу» [Балаз., А., с. 439].

[+40] Целью похода названы Йамн и Джабар «около ал-Джинаба, а ал-Джинаб отделяет Салах, Хайбар и Вади-л-Кура» [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 87]. Йакут [т. 2, с. 120] повторяет это определение, добавляя: «Говорит Наср: ал-Джинаб в земле бану фазара между Мединой и Файдом». Салах, или Салафи, в котором остановились мусульмане перед боем, по определению того же Йакута [т. 3, с. 111],- «место ниже Хайбара». По первому определению, упомянутые местности локализуются в горах севернее Хайбара, а Салах оказывается южнее его; по второму варианту, ал-Джинаб должен был располагаться северо-восточнее Медины.

[+41] Вак., с. 400.

[+42] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 91; ал-Балазури [А., с. 379] помещает этот поход сразу за разгромом отряда Башира, перед набегом на ал-Майфа'а в рамадане.

[+43] Согласно Ибн Са'ду [т. 2, ч. 1. с. 92], ас-Сийй-«район Рукбы за ал-Ма'дином (т. е. Ма'дин Бану Сулайм), он от Медины в пяти ночах". Более точное указание мы находим у Могултая: «Ас-Сийй — источник воды около Зат-Ирк в сторону Ваджры, в трех переходах от Мекки в сторону Басры и в пяти от Медины» [Мугултай, с. 67]. В указанном районе до наших дней сохранилось название равнины Сахль-Ракба. Указание на расстояние от Медины (300 км по прямой) явно ошибочно. Возможно, в исходном тексте указывалось расстояние до Ма'дин Бану Сулайм (обычно его определяют в четыре перехода).

[+44] И. Хиш., с. 971; Балаз., А., с. 531; Халифа, с. 41; Таб., I, 1559–1575.

[+45] Таб., I, 1560.

[+46] Там же, 1561–1562. Рассказ этот, со слов Ибн ал-Аббаса, содержит много благочестивых выдумок во славу ислама, но сам факт пребывания Абу Суфйана в Сирии в указанное время вряд ли выдуман.

[+47] И. Хиш., с. 971.

[+48] Таб., I, 1562.

[+49] И. Хиш., с. 971.

[+50] Таб., I, 1572. Варианты этого текста рассмотрены А. И. Колесниковым (1967 г.).

[+51] Hamidullah, 1965; Колесников, 1967.

[+52] Hamidullah, 1959, vol. 1, с. 205–257; Hamidullah, 1965; Hamidullah, 1939.

[+53] Dunlop, 1944.

[+54] Единственные подлинные документы этого времени — расписки в получении продуктов арабскими воинами и распоряжения об их выдаче от 26.XII 642 г. (PERF, № 555), 26.I 643 г. (PERF, № 1557) и 29.XI 643 г. (PERF, № 561) [Grohmann, 1932] — дают совершенно иной, очень выработанный каллиграфический почерк, родственный почерку надписи в Каср ал-Харана 568 г., что свидетельствует о характерности его для сирийской школы арабской графики VI–VII вв. Надписи и граффити на камне (5 г. х. из Медины и 31 г. х. из Египта) дают совершенно другие начертания, определенные характером материала. Создается впечатление, что рассматриваемые нами документы подделывались в пору, когда образцов древнего письма на коже или папирусе уже не существовало, и пришлось воспроизводить начертания букв по древним граффити.

[+55] И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 16–17; Балаз., А., с. 448449. Ал-Мукаукисом арабы называли патриарха Кира, но он был поставлен только в 631 г.

[+56] Мусульманские авторы пишут о 100 тыс. и даже о 100 тыс. у Шурахбила и 100 тыс. у Ираклия [И. Хиш., с. 792; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 93; Таб., 1, 1611].

[+57] И. Хиш., с. 798: это явствует из стихов Кайса ал-Йа'мари (см. пер. [Медников, 1897, с. И-12]).

[+58] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 94. Посланец известен только по кунье — Абу Амир. Из известных личностей с наибольшей вероятностью его можно было бы отождествить с Абу Амиром ал-Аш'ари, но он погиб через полгода, а вся информация о событиях при Мухаммаде собиралась у его современников, доживших до момента, когда появился интерес к истории. Правда, рассказ Абу Амира передавал его современник, Абу-л-Йасар, участник сражения при Бадре.

[+59] Во всяком случае, при движении армии к Муте мусульмане подверглись нападению жителей какого-то укрепленного селения и один человек был убит. Халид будто бы отомстил им на обратном пути [Дийарб., т. 2, с. 80].

[+60] Ал-Вакиди [пер., с. 315] и Ибн Са'д [т. 2, ч. 1, с. 95] датируют поход джумада II 8/26.IX-25.Х 629 г. Поскольку отмечается, что была зима и было холодно, можно думать, что к джумада II (и то к самому концу) может относиться только выступление из Медины.

[+61] Сведения о том, куда направлялся этот отряд, очень противоречивы [Самх., т. 2, с. 358–359].

[+62] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 95; Халаби, т. 3, с. 217–219 — наиболее детальный рассказ.

[+63] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с 96.

[+64] Там же, с. 97–20 человек; И. Хиш., с. 803 — одного человека.

[+65] И. Хиш., с. 809–810; Балаз., А., с. 354; Вак., пер., с. 325.

[+66] Чаще всего встречается дата среда 10 рамадана [Вак., пер., с. 326; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 97, 99], но называется также 6 рамадана [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 103] и 13 рамадана [Балаз., А., с. 353]. 10 рамадана приходится на понедельник 1 января 630 г., а 6 и 13 рамадана соответственно на четверг 28 декабря 629 г. и 4 января 630 г. Дата ал-Балазури наиболее вероятна, так как, по всем сведениям, Мухаммад вступил в Мекку в пятницу 21 рамадана/12 января. Обычно путь от Мекки до Медины занимал 7 дней (так было и в данном случае [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 103]). Выступив из Медины вечером ([Мугултай, с. 69], правда, указывается среда 10 рамадана) 12-го, что по арабскому исчислению приходилось уже на 13-е, он должен был прибыть в Марр аз-Захран вечером 19-го, где пробыл, вероятно, целый день и вступил в Мекку с восходом солнца 21-го. Дата 10 рамадана, несомненно, появилась вследствие смешения с датой вступления в Мекку («когда осталось 10 ночей рамадана»).

[+67] По имеющимся сведениям [И. Хиш., с. 828; Вак., пер., с. 326], в войске Мухаммада было 10 тыс. человек ([Вак., пер., с. 409] — 9500 человек). Численный состав отдельных групп, сообщенный в связи со сражением при Хунайне, очень близок к этому: мухаджиров — 700 человек, мединцев — 4000, бану аслам -400, гифар-300, кинана-250, ка'б б. амир (хуза'а) -500, музайна — 1000, джухайна — 800, ашджа' — 300, сулайм — 1000 [Вак., пер., с. 326], что дает 9250 человек. Сомнение вызывает число мухаджиров и мединцев. Как бы ни был велик приток мекканцев со времени битвы при Бадре, вряд ли число новых переселенцев в 9 раз превзошло первоначальное ядро мухаджиров. К тому же отток 700 из 2000 взрослых мужчин Мекки должен был резко ослабить ее военную силу, однако в том же сражении при Хунайне отряд мекканцев состоял из 2000 человек. Так же невероятна и численность мединцев: при 700 мухаджирах и 4000 воинах-мединцах в Медине должно было насчитываться около 25 000 жителей.

Если все-таки поверить этим цифрам, то объяснить их можно только одним образом: мухаджирами здесь названы не только переселенцы-курайшиты, а все мусульмане из разных племен, переселившиеся в Медину, «мединцами» же названы воины, собравшиеся в Медину и выступившие из нее, без присоединившихся к ним по пути, так же как у Ибн Са'да далее «мединцами» названы все 10 000 воинов, пришедших с Мухаммадом на завоевание Мекки, в отличие от «мекканцев» [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 108].

[+68] Согласно ал-Балазури, ал-Аббас встретил Мухаммада в Зу-л-Хулайфе, и тот сказал: «Твоя хиджра — последняя хиджра, как мое пророчество — последнее из пророчеств» [Балаз., А., с. 355], включая, таким образом, своего дядю в почетную когорту мухаджиров. Однако, согласно ал-Вакиди [пер., с. 329], ал-Аббас встретился с Мухаммадом в ас-Сукйа (170–180 км от Медины), а согласно Ибн Хишаму [И. Хиш., с. 811] — только в ал-Джухфе (то же — в одной из версий у ал-Вакиди [Вак., с. 408]), причем ни тот, ни другой автор не приводят эту фразу Мухаммада. По-видимому, это довольно обычная для ал-Балазури проаббасидская вставка, а перемещение места встречи с половины пути в Мекку в окрестности Медины потребовалось для придания правдоподобности фразе о последней хиджре. В ал-Джухфе она прозвучала бы неестественно.

[+69] В более подробной версии, сообщаемой сыном ал-Аббаса со слов отца, события излагаются несколько иначе: ал-Аббас взял с собой только Абу Суфйана, посадив его позади себя, и провез почти через весь лагерь, пока не наткнулся на Умара, который поклялся убить Абу Суфйана. Ал-Аббас опередил его и сказал Мухаммаду, что Абу Суфйан под его покровительством. Мухаммад велел ал-Аббасу взять его к себе, а утром привести ([И. Хиш., с. 812–813; Вак., пер., с. 331–332; Вак., с. 408]). В этом рассказе выпячивается роль самого ал-Аббаса, подчеркивается грубость и непримиримость Умара и совсем исчезает цель, ради которой приехал Абу Суфйан. Сомнительным представляется и то, что Абу Суфйан якобы выехал узнать, что за войско стало лагерем в Марр аз-Захран. Совершенно невозможно представить, чтобы мекканцы до последнего момента не подозревали о приближении Мухаммада, в то время как хавазин больше чем за неделю успели послать ему навстречу свою разведку. Можно было сомневаться в цели похода, но не знать, что за огромное войско встало в 20 км от Мекки, было невозможно.

[+70] Возможно, отголосок их сохранился в одном из сообщений ал-Вакиди; будто Мухаммад, узнав об участии курайшитов в нападении на хуза'итов, предоставил на выбор: заплатить виру за 23 убитых хуза'итов или воевать. Мекканцы отвергли и то и другое, но потом одумались и послали Абу Суфйана для переговоров [Вак., пер, с 322]. Это сообщение, по словам ал-Вакиди, большинством авторитетов не подтверждается. Действительно, между гибелью хуза'итов и отъездом Абу Суфйана нет времени для обмена посланиями между Меккой и Мединой, который занял бы не менее 10 дней. Но упомянутые условия, видимо, все-таки выдвигались на каких-то переговорах.

[+71] По версии ал-Вакиди, и в этом решающую роль сыграл ал-Аббас, который борется за его обращение как убежденный мусульманин, спорит с Ума- ром и т. д. Все это явно сообщается с тем, чтобы показать, что отец первого омейядского халифа принял ислам чуть ли не из рук ал-Аббаса, прародителя истинно правоверной династии Аббасидов.

[+72] Согласно ал-Вакиди [Вак., пер, с. 334], погибли 24 курайшита и 4 хузайлита; по данным Ибн Хишама — 12 или 13 человек ([И. Хиш., с. 818], здесь же называются имена трех убитых с мусульманской стороны).

[+73] Мак Гроу Доннер объясняет легкий успех Мухаммада тем, что мекканцы были измучены голодом из-за прекращения подвоза пшеницы из Йамамы по распоряжению одного из вождей ханифитов, мусульманина Сумамы б. Усала ([Mac Grow, 1977, с. 262–265] — со ссылкой на [И. Са'д, т. 5, с. 501;. Таб., Т., т. 18, с. 30–31; Бух., т. 3, с. 165–166]; см. также [И. Хабиб, с. 80]). Это предположение основывается на туманном упоминании бедствия, постигшего жителей некоего селения за неверие в Аллаха [Кор, пер., XXIII, 76/78 — 77/79]. Это бедствие комментаторы Корана считают намеком на голод, постигший жителей Мекки, во время которого они ели кошек и собак [Бух., т. 3, с. 328]. Одной из причин поездки Абу Суфйана к Мухаммеду якобы могло быть намерение просить о снятии блокады [Бух., т. 3, с. 265].

Однако кроме отсутствия хоть какого-то намека на страшный голод в Мекке в историко-биографических источниках (что признает и Мак Гроу) в опровержение этой гипотезы можно указать на то, что 23-я сура относится к числу мекканских, что мнение некоторых комментаторов, будто указанные айаты относятся к мединскому периоду, скорее объясняется желанием непременно дать объяснение совершенно неопределенного места во славу пророка. В действительности эти айаты очень просто объяснить указанием на бедствия, которые постигают ослушников.

Единственное конкретное указание на роль Сумамы имеется у Ибн Хишама: во время паломничества курайшиты обвинили Сумаму в том, что он сабий, тогда Сумама обиделся и сказал: «Клянусь Аллахом, не прибудет к вам из Йамамы ни одно зерно, пока Мухаммад не возгласит в ней (Мекке) призыв к молитве». Поступление зерна из Йамамы прекратилось, и мекканцы написали Мухаммаду, чтобы он разрешил подвоз, и тот приказал Сумаме пропустить зерно в Мекку [И. Хиш, с. 997–998]. Если даже это сообщение достоверно, то окажется, что к моменту похода снабжение Мекки было нормальным.

Главное же, что в крайнем случае мекканцы могли привезти зерно из более близкого, чем Йамама, района вади Биша. Возможно, что все эти сообщения как-то фиксируют воспоминания о засушливом (и, следовательно, голодном) 628 годе.

[+74] Согласно ал-Азраки, Хубал стоял внутри Ка'бы над сосудом с храмовыми сокровищами [Азр., с. 111]. По рассказу ал-Вакиди, сначала был разбит Хубал, а потом открыта Ка'ба [Вак., пер., с. 337].

[+75] Так у ал-Азраки [Азр., с. 111–113]; по ал-Вакиди [пер., с. 337], был сохранен Авраам, изображенный в виде старца, гадающего на стрелах. По ал-Азраки, наоборот, именно это изображение, порочащее патриарха, вызвало гнев Мухаммада [И. Хиш., с. 819; Азр, с. 111–114]. М. Годфруа-Демомбин считает названные в источниках изображения выдумкой традиционалистов, хотя и допускает, что какие-то росписи могли быть [Gaudefroy-Demombynes, 1969, с. 173].

[+76] Букв. «ребенок принадлежит постели»; это положение, как и сама формулировка, явно заимствовано из римско-византийского права (кстати, буквально та же формулировка была принята Кодексом Наполеона). Положение о наследовании против завещания и запрещение наследования иноверцами также, несомненно, восходят к Кодексу Юстиниана I.

[+77] Азр., с. 351–352. У ал-Вакиди [пер., с. 338–339] содержание речи Мухаммада и положений, возглашенных глашатаем, объединено в речи, Ибн Хишам приводит только саму речь [И. Хиш., с. 821]. Беспорядочность перечисления отдельных положений (в нашем изложении они тематически сгруппированы), их случайность, вызывает подозрение, что указанная речь является компиляцией различных высказываний Мухаммада в дни завоевания Мекки или произвольной реконструкцией запомнившихся в самых общих чертах высказываний пророка. Р. Сэрджент вообще считает эту речь поздней компиляцией [CHAL, с. 122].

[+78] И. Хиш., с. 821; Вак., пер., с. 339.

[+79] Он обнаружил, что Мухаммад не может отличить в записях отклонения от первоначально произнесенного текста, и поэтому решил, что Коран — не откровение, а обычный текст, сочиненный человеком. Понятно, почему Мухаммаду так не хотелось его прощать.

[+80] И. Хиш., с. 819; ал-Балазури обвиняет его в сочинении сатир на Мухаммада, а обидчиком дочери Мухаммада (но Зайнаб, а не Фатимы и Умм Кулсум) называет Хаббара б. ал-Асвада [Балаз., А., с. 357, 359].

[+81] Вак., пер., с. 341–342; И. Хиш., с. 822–824.

[+82] Сведения источников противоречивы. По одной версии, женщины присягали тут же, на ас-Сафа, когда кончили присягать мужчины, и то ли Мухаммад давал им прикоснуться к его руке, прикрытой одеждой, то ли они опускали руку в чашу с водой, в которой подержал руку Мухаммад; при этом Хинд, дочь Утбы, бесстрашно укоряла Мухаммада, что он увещевает не воровать, а сам лишает людей имущества, призывает не убивать младенцев, а сам убивает их, когда они вырастают ([Таб., I, 1643–1644] — рассказ со ссылкой на Ибн Исхака, в обработке Ибн Хишама — отсутствует). По другой версии, несколько родовитых мекканок во главе с Хинд пришли в лагерь Мухаммада и в присутствии его жен и дочерей присягнули в верности. Хинд хотела скрепить клятву прикосновением к руке Мухаммада, но он подал ее, прикрытую одеждой ([Вак., пер., с. 344], та же версия кратко [Балаз., А., с. 360]). Затем Хинд подарила Мухаммаду двух козлят, объяснив скромность подарка плохим приплодом. По благословению Мухаммада приплод стал богатым [Вак., пер., с. 350; Балаз., А., с. 360].

Первая версия с присягой мекканок и дерзкими речами Хинд кажется сомнительной. Других случаев приведения женщин к присяге мы не знаем, иное дело — индивидуальная присяга нескольких родовитых влиятельных женщин. К тому же версия о непримиримости Хинд и жестоком надругательстве над телом Хамзы вызывает подозрение в романтизации событий. Сразу возникает вопрос: если она действовала столь враждебно, то почему не попала в список мекканцев, поставленных вне закона? (Она попадает туда только в поздних биографиях Мухаммада [Дийарб., т. 2, с. 104].)

[+83] По мнению Э. Грефа, здесь, как и в других айатах [VI, 137/138, 140/141, 151/152; XVII, 31/33; LX, 12; LXXXI, 8–9], имеется в виду не погребение заживо новорожденных девочек, как лишних едоков, а вытравливание плода незаконной связи. Аналогию он видит в христианских сочинениях (Апокалипсис Павла, Ефрем Сирин), где говорится, что на Страшном суде неродившиеся младенцы будут воскрешены и войдут в рай, а погубленные будут требовать наказать родителей [Graf, 1976, с. 114–116]. Действительно, сура LXXXI, 8–9 содержит очень схожую мысль: «И когда зарытую живьем спросят, за какой грех она была убита…»; но в другом случае (XVII, 31/33) убиение объясняется боязнью не прокормиться. Все же нельзя отрицать какую-то связь между осуждением прелюбодеяния и запрещением убиения младенцев, поставленных рядом в речи Мухаммада.

[+84] Балаз., А., с. 356; Вак., пер., с. 343.

[+85] И. Хиш., с. 824.

[+86] Может быть, не случайно, что это почетное поручение было возложено на человека из бану хуза'а [Вак., пер., с. 341], которые прежде были хранителями Ка'бы, а после Худайбии стали первыми могущественными союзниками мусульман.

[+87] И. Калби, пер., с 22–23; Вак., пер., с, 351.

[+88] Мединцы посещали его после Мекки и Мина и брили головы в знак окончания паломничества [И. Калби, пер., с. 18]. Согласно тому же источнику, святилища ал Манат было разрушено Али, но это явное смешение с разрушением им святилища таййитов.

[+89] Самх., т. 2, с. 316; у Ибн ал-Калби [пер., с 16] Рухат локализуется около Йанбу' и говорится, что его служителями были бану лихйан, одна из ветвей хузайлитов. Из контекста всех сообщений об уничтожении этого идола ясно, что он находился в окрестностях Мекки, а не в Йанбу', вошедшем в зону влияния Мухаммада года на два-три раньше. Возможно, что Сува' был племенным божеством всех хузайлитов, и другой идол с тем же именем мог быть у бану лихйан.

[+90] И. Хиш., с. 833–838; Вак., пер., с. 351–354; И. Хабиб, с. 246–260. Ибн Хабиб говорит о 400 убитых (с. 248), что явно преувеличено.

[+91] Вак., пер., с. 354. В этой истории многое, несомненно, преувеличено: Мухаммад не мог в это время выплатить виру за всех убитых, если их было 30 человек (по 100 верблюдов, каждый ценой в 100 дирхемов, за человека), — 300 тыс. дирхемов. Видимо, число убитых было значительно меньше.

[+92] Мухаммад прибыл вечером во вторник 10 шавваля [Вак., пер., с. 356; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 108]. 10 шавваля — среда 31 января, но по древнему арабскому исчислению времени 10 шавваля началось накануне вечером, т. е. 30 января, расхождение дат в днях недели может объясняться именно тем, что на подходе к Хунайну был еще вторник, 9-е, а когда стали лагерем — наступило 10-е, среда. Халифа б. Хаййат со ссылкой на ал-Мадаини приводит иную дату; Мухаммад вышел из Мекки в воскресенье в середине шавваля, т. е. 14 шавваля (4 февраля) [Халифа, с. 52], следовательно, мог прибыть только 7 или 8 февраля. По ал-Балазури, Мухаммад вступил в Мекку 18 рамадана, пробыл 12 дней и после разговенья (т. е. 1 шавваля?) вышел в поход на Хунайн [Балаз., А., с. 364], но эта дата совершенно неприемлема, так как в первых числах шавваля Халид был в походе на бану джазима [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 106].

[+93] Вак., пер., с. 357.

[+94] Это мельком отмечается у ал-Вакиди [пер., с. 360].

[+95] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. ПО.

[+96] Неясно, откуда взялась эта катапульта (манджаник). По одним сведениям, ее соорудил Салман ал-Фариси [Вак., пер., с. 370; Балаз., А., с. 368], по другим — все осадные орудия были сделаны мусульманами, специально посланными в Джураш обучаться их изготовлению еще до сражения в Хунайне ([И. Хиш., с. 869; Вак., пер., с 370] — названы разные лица). Наконец, сообщается, что машины привез Туфайл б. Амр ад-Дауси (упомянутый у ал-Вакиди как человек, посланный в Джураш), пришедший на помощь Мухаммаду с четырьмястами воинов на четвертый день осады после уничтожения своего святилища [И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 114].

[+97] Длительность осады, по разным данным, — от 15 до 19 дней [Вак., пер., с. 369, 372; Балаз., Ф., с. 55]. Сражение при Хунайне произошло 10 шавваля/31 января, значит, Мухаммад мог оказаться у Таифа 3 февраля. Из Таифа в ал-Джи'рану Мухаммад прибыл в четверг 5 зу-л-ка'да [Вак., пер., с. 380; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 111]. Поскольку четверг приходится не на 5-е, а на 3-е число этого месяца (22 февраля), то, учитывая время на дорогу, окажется, что Мухаммад снял осаду 31 января или 1 февраля. Следовательно, осада длилась ровно 20 дней (или, если не считать день ухода, — 19 дней). Сообщение о сорока днях обстрела Таифа — явное преувеличение [И. Са'д, т. 2 ч. 1, с. 115].

[+98] И. Хиш., с. 875–876; Вак., пер., с. 373; Халифа, с. 54–55. Все трое указывают, что погибших мухаджиров и ансаров было 12, но в перечне ал-Вакиди упоминается Йазид б. Зам'а (которого нет у остальных) вместо Рукайма б. Сабита. В число убитых под Таифом все включают Абдаллаха, сына Абу Бакра, раненного стрелой и умершего в Медине после Мухаммада. Так или иначе, число убитых сподвижников близко к дюжине.

[+99] У ал-Вакиди [пер., с. 377] — «по 4 верблюда или 40 овец», у Ибн Са'да [т. 2, ч. 1, с. 110] — «по 4 верблюда и по 40 овец». Уотт следует тексту ал-Вакиди [Watt, 1977, с. 73]. Действительно, добыча должна была быть разделена между 11 тыс. пеших и 1 тыс. конных, что составит 14 тыс. долей, и, если принять вариант Ибн Са'да, равняется 56 тыс. верблюдов и 560 тыс. овец. Однако и вариант ал-Вакиди требует вдвое большего количества скота, чем было захвачено: 80 тыс. овец и 48 тыс. верблюдов (при том же соотношении поголовья), а ведь в раздел поступило лишь 4/5 добычи.

Видимо, при разделе добычи скот принимался за всеобщий эквивалент стоимости и указание, что на долю воина досталось столько-то овец (или верблюдов), служит условным обозначением стоимости того, что ему досталось, будь то скот, серебро или домашняя утварь. Но если это так, то, значит, стоимость пленных при делении добычи не учитывалась, так как даже при оценке их по 1000 дирхемов = 10 верблюдов (1/10 платы за убитого) доля каждого воина составила бы (кроме неизвестной нам добычи в виде одежды, утвари и различных трофеев) после вычета пятины не менее 60 овец.

[+100] Вак., пер., с. 375–376 и И. Хиш., с. 880–881 списки в основном сов падают, сводные данные по ним [Watt, 1977, с. 73–74], Ибн Хишам приводит еще один список лиц, присягнувших Мухаммаду и получивших дары (со слов аз-Зухри [И. Хиш, с. 882–883]). В нем приводится ряд имен, не названных в первых двух, и отсутствуют некоторые из имеющихся в них. Это можно отнести за счет путаницы имен и лиц, но обращает на себя внимание отсутствие в первых двух списках лиц из рода ади, а в третьем — из родов асад и зухра (во всех трех нет лиц из родов харис, тайм, абд б. кусайй и абдал'узза). Это указывает на то, что все списки имеют пропуски и что общее число мекканцев, одаренных Мухаммадом, не менее трех десятков, хотя не все были так щедро одарены, как Абу Суфйан и другие вожди.

[+101] И. Хиш., с. 885–886; Вак., пер., с. 380; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 111. Все эти авторы приводят различные варианты речи, совпадают лишь несколько фраз и выражений. Конечно, очевидцы этого события не могли запомнить речь Мухаммада дословно и излагали ее впоследствии своими словами. Поэтому невозможно отдать предпочтение какой-то одной версии, и мы излагаем лишь общее содержание.

[+102] Вак., пер., с. 380.

[+103] Балаз., А., с. 449–450.

[+104] Балаз., А., с. 459, ср. с. 454 и 456.

[+105] Там же, с. 458. Эти слова Аиша обращает к Малике бт. Ка'б ал-Лайси и советует сказать Мухаммаду: «Прибегаю к Аллаху!» (а'узу би-л-лах), чтобы он не притронулся к ней. В другом варианте этот совет с коварной целью отвратить Мухаммада от нравившейся ему невесты дают Асме бт. ан-Ну'ман [Балаз., А., с. 456–457]. В сообщении со слов Аиши, вероятно наиболее достоверном, словами «Прибегаю к Аллаху!» оборонилась Фатима ал-Килабийа [Балаз., А., с. 454]. Наконец, имеется сообщение, что упрек в замужестве с убийцей отца исходил не от Аиши (которая не была с Мухаммадом в Мекке), а от «жен посланника Аллаха». Вероятно, имели место и упрек и совет, но с кем именно они связаны — забылось.

[+106] Мусульманские биографы называют имена еще нескольких невест и даже жен Мухаммада, с которыми он по разным причинам развелся, но полной уверенности в достоверности этих сведений нет. Показательно, что Алийа бт. Забйан, которой Мухаммад будто бы дал развод за то, что посматривала на других мужчин в мечети, впоследствии вышла замуж [Балаз., А., с. 455], тогда как все жены Мухаммада после его смерти больше в брак не вступали.

[+107] Негря, 1981, с. 60–61.

[+108] Кор., пер., VII, 156/155; XVIII, 81/80; XIX, 13/14; XXIII, 4; XXX, 39/38; XLI, 7/6. Все эти суры, по мусульманской традиции, относятся к мекканским, но в их составе немало более поздних айатов. Датировка по [Watt, 1977, с. 369–370].

[+109] Кор., пер., II, 43/30; V, 12/15; XXI, 73; XCVIII, 5/4. Уотт считает, что эти айаты появились для того, чтобы доказать, что иудеи должны платить ему закат [Watt, 1977, с. 371]. Однако иудеи не считали Мухаммада своим религиозным главой, а как политический вождь он не мог претендовать на получение налога.

[+110] Кор., пер., II, 177/172, 276/277; XXXI, 4/3; XLI, 7/6; LXXIII, 20; IX, 5 (последняя по времени).

[+111] В обеих цитатах садакат (мн. ч. от садака).

[+112] — по-видимому, имеются в виду лица, занимающиеся сбором, подсчетом и разделом добычи или уполномоченные по сбору благотворительного налога, садаки. У И. Ю. Крачковского переведено очень неопределенно: «для… работающих над этим».

[+113] В связи с завоеванием Мекки среди объявленных вне закона упоминается Абдаллах б. ал-Хатал, который был послан собирать садаку [Вак., пер., с. 346; И. Хиш., с. 819; Балаз., А., с. 359–360]. В то же время, по сведениям ал-Вакиди, бану мусталик впервые увидели сборщика садаки только в начале 9 г. х. [Вак., пер., с. 387].

[+114] Вак., пер., с. 385.

[+115] Бурайда б. ал-Хусайб ал-Аслами — с аслам (из хуза'а), гифар и джухайна — из разных групп, но живших по соседству; Аббад б. Бишр — с сулайм и музайна, также обитавших рядом друг с другом.

Ал-Балазури приводит более обширный, чем у ал-Вакиди, список сборщиков садаки, но, видимо, в нем суммированы сведения о сборщиках за три года или за 9 и 11 гг. х. [Балаз., А., с. 530–531].

[+116] Самх., т. 2, с. 221–224.

[+117] Подробный разбор достоверности стихотворной полемики см. [Arafat, 1955].

[+118] Вак, пер., с. 388.

[+119] Там же, с. 389–390; И. Калби, пер., с. 38; Fahd, 1968, с. 75–77.

[+120] Мы уже говорили выше, что сведения о десятитысячной армии Мухаммада при взятии Мекки несколько завышены, сильно округлена в сторону увеличения численность мекканского войска (2 тыс.), численность армии, противостоявшей Мухаммаду при Хунайне, также слишком округлена, и явно не в сторону уменьшения. Следовательно, можно говорить, что на территории, признавшей ислам, в середине 630 г. было не более 30 000 воинов, способных выступить в поход, но надо учесть, что из тех проблематичных 20 тыс., которые сражались против Мухаммада, не все приняли ислам после Хунайна, а мекканцы, судя по всему, не приняли участия в походе на Табук. Воздержались от участия в походе также многие мединские «лицемеры> и бедуины, чему посвящено несколько обличительных строк в Коране (IX, 42–46, 81/82- 84/85, 120/121). Все это позволяет думать, что численность армии, вышедшей к Табуку, была значительно меньше 30 тыс. человек.

[+121] Вак., пер., с. 391; другие версии см. [Дийарб., т. 2, с. 136–137].

[+122] Вак., пер., с. 391; И. Хиш., с. 894.

[+123] Халифа, с. 56; Дийарб., т. 2, с. 135.

[+124] Не так ли следует понимать выражение ад-Дийарбакри [т. 2, с. 135]: («произошел поход на Табук»)?

[+125] «Он пробыл в Табуке несколько дней, и его жители заключили с ним мирный договор с условием [выплаты] джизйи» [Балаз., Ф., с. 59]. Странно, что в подробном рассказе об этом походе: о подготовке к нему, посещении развалин в Вади-л-Кура, различных мелких происшествиях (о чудесах и предсказаниях Мухаммада) [Вак., пер., с. 390–416]- не нашлось места для информации о переговорах с жителями Табука, условиях договора и т. д., хотя о других переговорах в том же походе сведения имеются.

[+126] И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 36; т. 2, ч. 1, с. 119–120; Watt, 1977, с. 262–265. Сведения о статусе жителей Думы противоречивы: по ал-Вакиди [пер., с. 404] и Ибн Хишаму (с. 903), они платили джизйу, т. е. оставались христианами; согласно тексту договора, который Ибн Са'д приводит по ал-Вакиди, они принимали ислам и платили десятину (ушр) с земли и садаку со скота. Те же условия приняли и бану калб, обитавшие по периферии оазиса [И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 34, 68–69]. Возникает подозрение, не спутаны ли здесь два договора, заключенных жителями Думы с Халидом, — при Мухаммаде в 9 г. х. и при Абу Бакре в 12 г. х.

[+127] У Ибн Хишама (с. 902) и ал-Балазури [Ф., с. 59], но, судя по большому наперсному кресту, он был духовным лицом, скорее всего епископом. Текст договора с Айлой вызывает некоторые сомнения. Во-первых, судя по тексту, приводимому Ибн Са'дом [т. 1, ч. 2, с. 37], он был заключен не Мухаммадом, а его посланцами. Во-вторых, настораживает упоминание какого-то Зайда, которому Йуханна должен подарить хорошую одежду. Среди перечисленных в письме Мухаммада Йуханне уполномоченных Зайд отсутствует. Не сведены ли здесь два документа: письмо Мухаммада, вероятно посланное с Зайдом б. ал-Харисой во время похода на Муту, и договор, заключенный в Табуке? В пользу этого может говорить фраза: «Я — посланный Аллахом с истиной, верующий в Аллаха и Писания его, и в посланников его, и в Мессию, сына Марйам, [в то], что он слово Аллаха, и верую в то, что он послан ник Аллаха» [И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 28–29]. Подобные признания скорее характерны для периода до завоевания Мекки (ср. письмо к негусу [Таб., I, 1569]: «Свидетельствую, что Иса, сын Марйам, дух Аллаха и слово его»), чем для последних двух лет жизни, когда Мухаммад осознал себя властителем Аравии.

[+128] Вак., пер., с. 405; И. Хиш., с. 902; И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 37–38; Балаз., Ф., с. 59–60; рус. пер.: Медников, 1897, с. 24–25, 32–37. Более высокое обложение жителей Макны, возможно, объясняется тем, что они исповедовали иудаизм, а не христианство, как жители Айлы.

[+129] Вак., пер., с. 414; И. Хиш., с. 914; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 121. Эта дата также вызывает некоторые сомнения. Если Мухаммад прибыл в Табук не позднее 5 раджаба и пробыл там 20 дней, а затем не спеша, за две недели прошел 560 км до Медины, то должен был вернуться около 10 ша'бана. Даже если допустить, что наше предположение о более ранней датировке похода неверно и Мухаммад в четверг 5 раджаба только вышел из Медины, то и тогда он вернулся бы в нее около 25 ша'бана, а не в рамадане. В свете этого совершенно неприемлемо сообщение (которое принимает Годфруа-Демомбин [Gaudefroy-Demombynes, 1969, с. 190]), что Мухаммад пробыл в Табуке 10 дней, — за это время Халид б. ал-Валид просто не успел бы дойти до Думы и обратно (около 750 км).

[+130] Прибытие делегации датируется рамаданом. Если считать, что Мухаммад прибыл в Медину 1 рамадана, то известие об этом дошло бы до Таифа 7-10 рамадана; добавим несколько дней на сборы делегации, и окажется, что она могла прибыть в Медину только в конце этого месяца. Возможно, что датировано не возвращение Мухаммада, а время прибытия делегации: т. е. в рамадане, когда прибыла делегация, он уже был в Медине.

[+131] Сакифиты надеялись еще в течение года получать доход от паломников-немусульман.

[+132] Земной поклон считался унизительным.

[+133] Подробный разбор сведений о соглашении с сакифитами см. [Kister, 1979].

[+134] И. Хиш., с. 955–957; И. Са'д т. 1, ч. 2, с. 73–74; Таб., I, 1717–1720.

[+135] Там же. Мусульманская историческая традиция приводит тексты не скольких посланий Мухаммада йеменцам, в том числе с указанием норм и порядка сбора садаки, однако их достоверность сомнительна. Подробнее о делегациях йеменцев см. [Пиотровский, 1985, с. 122–127].

[+136] В. В. Бартольд [т. 6, с. 558] полагал, что восточной частью Йамамы правил Хауза, а западной — Сумама б. Усал, если только в рассказах о них "есть какая-нибудь фактическая основа". Уотт считает Хаузу вождем кочевой части бану ханифа, а Сумаму — его преемником [Watt, 1977, с. 133].

[+137] И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 18; Балаз., Ф., с. 86–87; И. Саййид, т. 2 с. 269; Бартольд, т. 6, с. 556–557; Caetani, 1905, vol. 1, с. 640; Watt, 1977, с. 133–134; Eickelmann, 1967, с. 32–33; Shoufani, 1972, с. 30–31. Л. Каэтани датирует смерть Хаузы 8 г. х. [Caetani, 1905, vol. 1, с. 640], но "послания царям", как уже говорилось, относятся, скорее всего, не к 7 г. х., а ко времени после завоевания Мекки. В этом случае смерть Хаузы должна прийтись на первую половину 9 г. х. Тогда можно согласиться с информатором ал-Балазури, который говорит, что Хауза умер "вскоре после этого (т. е. проклятия Мухаммада)".

Согласно Ибн Хишаму (с. 971), Мухаммад направил послания "двум царям Йамамы" (Хаузе и Сумаме б. Усалу, который вроде бы сначала отказался принять ислам [Бартольд, т. 6, с. 557], а потом, попав в плен, принял его). Сведения о пленении Сумамы также очень противоречивы. Согласно ал-Балазури, он был взят в плен во время набега на ал-Курта в мухарраме 6 г. х. [Балаз., А., с. 376], но в таком случае даже при самой ранней дате послания Хаузе (конец 6 или начало 7 г. х.) Сумама уже был бы мусульманином и послание к нему — излишним. С другой стороны, в более подробных, чем у ал-Балазури, сообщениях о набеге на ал-Курта у ал-Вакиди [пер., с. 226] и Ибн Са'да [т. 2, ч. 1, с. 56] пленные не упоминаются, хотя взятие в плен видного человека вряд ли прошло бы незамеченным.

В единственном подробном биографическом очерке у Ибн Хаджара, использованном Бартольдом, дата и обстоятельства пленения Сумамы отсутствуют, хронология противоречива. Так, с одной стороны, оказывается, что Су-мама разговаривал с послом Мухаммада ал-Ала б. ал-Хадрами в Бахрейне в 8 или 9 г. х. еще не будучи мусульманином, а с другой — приводятся сведения о том, что после принятия ислама Сумама совершил паломничество в Мекку, чуть не был убит мекканцами за принятие ислама и в отместку воспрепятствовал подвозу в Мекку хлеба из Йамамы [Бух., т. 3, с. 166; И. Хабиб, с. 80; И. Хаджар, т. 1, с. 412–413; Бартольд, т. 6, с. 557; Watt, 1977, с. 258–265]. Следовательно, это могло быть до завоевания Мекки.

Наряду с этим сообщением, восходящим к Абу Хурайре, есть иная версия событий, обойденная исследователями. В одном случае она излагается от третьего лица (без иснада), в другом — вложена в уста самого Сумамы. Согласно ей, Сумама намеревался убить Мухаммада (где?), но его дядя Умайр (идентифицировать не удается) удержал его от этого. Когда Сумама отправился из Медины в малое паломничество, посланцы Мухаммада схватили его и привезли в Медину. Сумама проявил твердость духа, разговаривая с Мухаммадом, и тот простил его. Тогда Сумама тут же принял ислам и продолжил паломничество [И. Са'д, т. 5, с. 401]. В рассказе со слов самого Сумамы не говорится о том, что мекканцы хотели убить его как мусульманина и он лишил их подвоза хлеба: "Разрешил он мне выехать к Дому Аллаха, а я сказал ему: "О посланник Аллаха! Ведь бану курайш убили в джахилийу Усала — разреши мне совершить на них поход". И я совершил на них поход и послал ему хумс" [Баланси, с. 70].

Из этого вытекает, что Сумама приехал в Медину сам, а не будучи захвачен в плен, арест произошел из-за намерения совершить покушение на Мухаммада, остается только неясным, о каком походе говорил Сумама — другие источники его не упоминают.

[+138] — Балаз., Ф., с. 87.

[+139] По одной версии, Мусайлима был оставлен сторожить верховых животных, но Мухаммад угадал присутствие еще одного человека и дал ему такой же денежный подарок, как и другим, сказав: "Ведь положение его не хуже вашего", и это дало потом Мусайлиме повод утверждать, что Мухаммад признал его как пророка [И. Хиш., с. 946; И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 56]. По другим версиям, Мусайлима принимал участие в переговорах [И. Хиш., с. 946; Балаз., Ф., с. 87]. И в первом, и во втором случае диспут о вере был бы неизбежен.

[+140] Пиотровский, 1984.

[+141] Дата выступления каравана неизвестна, мусульманские авторитеты иногда высказывали сомнения даже относительно месяца, когда совершалось паломничество [Дийарб., т. 2, с. 156]. Р. Бляшер неверно считает, что Али при соединился к Абу Бакру, когда тот "уже совершил часть обрядов паломничества" [Blachere, 1952, с. 126]; по всем данным, он догнал его по дороге [И Хиш., с. 921; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 121]. Ал-Вакиди даже точно указывает место — в ал-Ардже [Вак., пер, с. 416].

[+142] По сообщению со слов Мухаммада, сына Али, пророк послал именно Али, потому что "только человек из моей семьи может это выполнить" [И. Хиш., С. 921].

[+143] И. Ю. Крачковский неточно перевел как "отречение от Аллаха и его посланника", тогда как речь идет о разрешении язычникам беспрепятственно передвигаться в течение четырех месяцев, в 3-м айате слово того же корня с предлогом имеет иной смысл — "быть избавленным от обязательств".

[+144] Вак., пер., с. 417; И. Хиш., с. 919; Балаз., А., с. 383. Речь Али, видимо, была комментарием к тексту откровения, чтобы содержание его было понято однозначно.

[+145] Таб., I, 1721.

[+146] — мн. ч. от рабб — "господь", "господин", употребляется в обоих значениях. Возможно, что Мухаммад здесь несколько злоупотребил тем, что в арамейском языке "рабби" используется как обращение к духовному лицу.

[+147] Например, посольства баджила и ахмаситов [И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 77–78].

[+148] Датируется в пределах от раби' I 10/7.VI-6.VII до джумада I/5.VIII- 3.IX 631 г. [И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 72; т. 2, ч. 1, с. 122; Халифа, с. 58; Таб., I, 1724]. Оговорка Халифы "раби' II или джумада I" свидетельствует о том, что датировка раби' I скорее всего является ошибочно воспроизведенным раби' II. В пользу более поздней датировки говорит и срок пребывания Халида в области Наджрана, слишком долгий, если датировать поход раби' I.

[+149] И. Са'д, т. 1,ч. 2, с. 72. Непонятно очень долгое пребывание Халида у бану ал-харис (не менее полугода), если их обращение произошло без сражений. Ал Балазури сообщает, что Халид сражался с бану ал-харис и разгромил [Балаз., А., с. 384].

[+150] М. Б. Пиотровский [1984, с. 19] связывает прибытие этой делегации с появлением Халида под стенами города, но, как мы видели, он был послан к бану ал-харис и вернулся в Медину с их представителями.

[+151] Акид (или кa'ид) — вождь, выбираемый на время войны, военачальник. Однако Ибн Са'д (или его источник) поясняет этот термин следующим образом: "Ал-акид — это их амир и советчик, мнению которого они следуют" (в переводе [Wellhausen, 1889, с. 192] — "der Vorsitzende im Rat, von dessen Meinung sie ausgingen"). А командующим походом он называет сейида (ср. [Пиотровский, 1984, с. 23–24]).

[+152] Балаз., Ф., с. 65. Тот же текст без ссылки на источник заимствования приводят Абу Йусуф (с. 85–86) и Ибн Са'д [т. 1, ч. 2, с. 35–36]; более краткая версия у Абу Убайда (с. 27–28). Расхождения между ними, если не считать пропусков у Абу Убайда, на уровне разночтений. Текст Абу Йусуфа более ранний и, вероятно, наиболее близкий к оригиналу, но утверждать это будет возможно только после серьезного текстологического исследования и создания критического текста. Пока же мы приводим перевод по М. Б. Пиотровскому [1985, с. 179–180].

[+153] У Ибн Са'да [т. 1, ч. 2, с. 36] приводятся еще имена: ал-Мустаурид б. Амр из племени бали и Амир, мавла Абу Бакра.

[+154] Мекканская и мединская укийа этого времени равнялась 40 дирхемам, или 4 динарам; 2000 одежд стоили, таким образом, 8000 динаров. При той же норме обложения, что в Айле (1 динар со взрослого мужчины), в городе должно быть 8 тыс. мужчин, т. е. около 40 тыс. жителей, при меньшем числе жителей налог оказывается более тяжелым. К сожалению, мы не знаем истинных размеров Наджрана.

Странный порядок указания сроков поставки подушной подати — сначала раджаб, потом сафар — может косвенно свидетельствовать о том, что договор заключался перед раджабом (З.Х-1.XI 631 г.).

[+155] И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 61, 71–72, 76–77; Таб., I, 1740, 1729.

[+156] "Послал посланник Аллаха Халида б. ал-Валида к йеменцам, чтобы призвать их к исламу, а я (ал-Бара б. Азиб) был среди тех, кто поехал с ним. Он пробыл у них шесть месяцев, а они не дали ему никакого ответа. И послал пророк Али б. Абу Талиба и приказал ему возвратить Халида и тех, кто с ним, а если кто-то из тех, кто был с Халидом, останется с ним (Али), то оставить" [Таб., I, 1732].

[+157] Бану зубайд в числе побежденных упоминает Салама, мавла Абу Джа'фара. Согласно ал-Балазури, Али прибыл в рамадане собирать садаку и не имел столкновений [Балаз., А., с. 384].

[+158] Вак., пер., с. 417, 419; И. Хиш., с. 950–952; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 122; Таб., I, 1724–1729, 1731–1737.

[+159] От 90 тыс. до 114 тыс. человек "и больше" [Мугултай, с. 78; Дийарб., т. 2, с. 165].

[+160] Вак., пер., с. 428; Азр., с. 123.

[+161] Были несколько изменены время выступления из Арафата (соответственно изменилось время выступления из Мина) и обряд кидания камней. Как мы видели, эти же предписания якобы были уже даны Абу Бакру при совершении малого хаджжа в предыдущем году. Во всяком случае, личный пример Мухаммада бесповоротно закреплял эти новшества, как мусульманский обряд.

[+162] Так, фраза: "Не нарушайте решения Аллаха о том, что нет ростовщического процента; воистину, все проценты ал-Аббасу б. Абдалмутталибу — отменены" [И. Хиш., с. 968] — явно относится к моменту завоевания и странно выглядит через два года. То же можно сказать и о следующей за ней фразе: "Всякая кровная месть за убийства в джахилийу отменена, и первая месть за кровь, которую я отменяю, — за сына Раби'а б. ал-Хариса б. Абдалмутталиба".

Объявление об аннулировании мести за убийство этого грудного младенца, совершенное хузайлитами, также было более уместно при завоевании Мекки, когда разрубались все узлы старых взаимоотношений. Кстати, ал-Балазури упоминает отмену мести за это убийство в связи с рассказом о завоевании Мекки ("И отменил посланник Аллаха [месть за] его кровь в день завоевания") [Балаз., А., с. 364].

[+163] Имеются в виду корректировки года из 12 лунных месяцев для согласования с солнечным годом.

[+164] Вак., пер., с. 430–432; И. Хиш., с. 968–969; Таб., I, 1753–1755.

[+165] Таб., I, 1754.

[+166] Так, М. Годфруа-Демомбин, исходя из предположения, что Мухаммад чувствовал себя неизлечимо больным, перевел его заключительный вопрос, обращенный к слушателям.- ("Ясно ли я изложил?") — как вопрос к Аллаху: "Ai-je rempli ma tache?" ("Завершил ли я свою задачу?") [Gaudefroy-Demombynes, 1969, с. 202].

[+167] Балаз., А., с. 451 — "в конце раби' I" (30 раби' I 10/6.VII 631 г.).

[+168] Там же.

[+169] Таб., I, 1854.

[+170] Там же.

[+171] В. В. Бартольд [т. 6, с. 564–565] допускал, что Мусайлима начал свою проповедь после переселения Мухаммада в Медину. Более поздние исследователи не без основания полагали это маловероятным [Watt, 1977, с. 135; Eickelmann, 1967, с. 35]. М. Б. Пиотровский [1984, с. 19] безоговорочно принимает сообщение Ибн Хишама, будто мекканцы знали о проповеди Мусайлимы еще в начале деятельности Мухаммада. Для нас важно то, что проповедь Мусайлимы стала политической силой только после возвращения посольства из Медины.

[+172] В. В. Бартольд видел в учении Мусайлимы тенденцию к сохранению первоначальной чистоты ислама [т. 6, с. 563–565].

[+173] В. В. Бартольд считает, что он был "призван народом" [т. 6, с. 560].

[+174] Балаз., Ф., с. 87.

[+175] Середина мухаррама 11/середина апреля 632 г. [И. Са'д, т. 1, ч. 2, с. 77].

[+176] Сообщение ал-Вакиди об Убне (Йубна, Иамнийа) как о цели похода Усамы [Вак., пер., с. 434, 435; Медников, 1897, с. 25, 27] — явное недоразумение, так как, с одной стороны, Зайд был убит в Муте и мстить совсем другому городу было бессмысленно, с другой стороны, чтобы достичь Убны, нужно было пересечь всю Палестину до моря, что в ту пору было невозможно. У Ибн Хишама (по Ибн Исхаку) цель похода указана правильно — "ал-Балка и ад-Дарум" [И. Хиш., с. 999; Медников, 1897, с. 15].

[+177] Честь доставки Мухаммада в последнее его жилище приписывали себе Али и ал-Аббас, Убайдаллах б. Абдаллах б. Утба рассказывал как-то со слов Аиши, что Мухаммада привели к ней двое мужчин, один из которых был ал-Фадл б. ал-Аббас. Присутствовавший при рассказе Абдаллах б. ал-Аббас спросил его: "А ты знаешь, кто этот другой мужчина?" Убайдаллах ответил, что не знает. "Али б. Абу Талиб, — сказал Абдаллах, — только она не может сказать о нем хорошего" [И. Хиш., с. 1005–1006] ([Балаз., А., с. 544–545] — тот же рассказ, со ссылкой на Ибн Исхака, но с пропуском нескольких слов).

В другом случае она же рассказывала, что его несли четверо () [Балаз., А., с. 563]. По одной из версий у Ибн Исхака, эти четверо — мавали Мухаммада перечисленные поименно [Балаз., А., с. 545]. Замечание Ибн ал-Аббаса, что Аиша утаила доброе дело Али, так как терпеть его не могла, явно навеяно гораздо более поздними событиями — участием Аиши в политической борьбе против Али.

[+178] Сведения о том, сколько дней Абу Бакр руководил молитвой, противоречивы, называются: три дня, семнадцать молитв, три раза, девять дней [Балаз., А., с. 555–556].

[+179] Видимо, в комнате находились и другие жены, которые ушли, когда Мухаммад, как им показалось, погрузился в забытье.

[+180] Балаз., А., с. 563.

[+181] О последних днях Мухаммада см. [Вак., пер., с. 433–434; И. Хиш., с. 999–1000, 1005–1011; И. Са'д, т. 2, ч. 2, с. 9–59; Балаз., А., с 543–569].

[+182] Nagel, 1981, с. 19–81.

[+183] И. Са'д, т. 2, ч. 2, с. 57–58; Айни, т. 8, с. 437–438. Последний объясняет некоторые расхождения в дне недели тем, что новую луну в зу-л-хиджжа мекканцы и мединцы увидели с разницей в один день. Однако 1 и 2 раби' I — среда и четверг, а связанная с этой датировкой дата заболевания — суббота 22 сафара — также оказывается сомнительной, так как 22 сафара — вторник. Несомненно, что на каком-то этапе передачи сведений произошла ошибка, ровно на десяток в числе месяца, причем наиболее вероятно выпадение его, а не добавление. По-видимому, верна дата ал-Вакиди — понедельник 12 раби' I 11/8 июня 632 г. (по синхронистическим таблицам, понедельник приходится на 13 раби' I, но мы останавливаемся на 12-м, поскольку расхождение в днях недели на один действительно могло произойти из-за ошибки в наблюдении новолуния).

Э. Миттвох считал, что легенда о смерти Мухаммада в день его рождения появилась под иудейским влиянием (Моисею приписывается смерть в день рождения как знак особой угодности богу). Мы полагаем, что не день смерти притянут ко дню рождения, а наоборот — ко дню смерти притянут совершенно неизвестный день рождения [Mittwoch, 1927].

[+184] Этот вопрос подробно освещен Т. Андре [Andrae, 1918].

[+185] Gabrieli, 1968, с. 23.

[+186] П. А. Грязневич справедливо критикует утверждения о том, что ислам возник как осознанная реакция определенных социальных групп на глубокий кризис, охвативший Аравию, как необходимое условие политического объединения Аравии [Грязневич, 1984, с. 10–12]. Вынужденная конспективность этой статьи не позволила ему показать, что в Коране и во всем учении Мухаммада об исламе нет стремления решить эти проблемы. Решения практического характера, так или иначе использованные впоследствии для создания теории государства, были каждый раз связаны с какой-то практической задачей, а не порождены целью создать объединенное государство и политически объединить арабов (ср. [Лапшов, 1982, с. 118]).