Глава VI

Картоиздательское дело

Между 1440 и 1500 гг. произошло три важнейших события современной истории. Европейская цивилизация освоила печатание книг при помощи подвижных шрифтов; посредством печатного процесса была размножена «География» Птолемея; Христофор Колумб открыл Новый Свет.

В 1440 г. или около того, когда португальские моряки под руководством Энрике Мореплавателя пытались пробиться вдоль африканского побережья на юг за мыс Бохадор, один молодой немец в Страсбурге прилаживал последние детали к изобретенной им машине. Потенциально она могла оказаться значительно более ценной, чем черные рабы или золотой песок. Иоганн Гутенберг был человеком скрытным и никому не раскрывал своих намерений, однако в один прекрасный момент у него, как у многих других гениев в разное время, возникла нужда занять денег; и вскоре в городе стало известно о том, что этот незаметный молодой человек, оказывается, вырезает из дерева отдельные буквы алфавита. Он складывает их в слова и предложения, а потом одним движением «печатает» целую страницу текста – печатает точно так же, как можно отпечатать гравюру, – и делает это гораздо быстрее, чем может написать от руки любой смертный писец. Новость эта вызвала громкие протесты ремесленных гильдий, членство в которых призвано было охранять от посторонних секреты мастерства и монополию на производство тех или иных вещей. Нехорошо, говорили они, печатать слова при помощи машины. Это оставит людей без работы; писцам, рисовальщикам и ювелирам, которые зарабатывали на жизнь тем, что переписывали и украшали рукописные книги, придется голодать. А если печатный пресс начнут использовать в своих целях недобросовестные и мятежные авторы, то вообще может оказаться, что это дьявольский инструмент.

Один клин глобуса, растянутый и спроектированный так, как предложил Герард Меркатор

Титульная страница первого морского атласа «Зеркало мореплавания»

Несмотря на поднявшийся шум, Гутенберг продолжал заниматься своим делом и в конце концов изготовил достаточно «шрифтов», чтобы начать небольшое дело. Первые его заказы были достаточно скромными – такими, например, как листовой календарь (на 1448 г.) или элементарный школьный учебник (Donatus). Возможно, у него были и более ранние работы, но они до нас не дошли. Далее последовал пропагандистский памфлет с предупреждением всему христианскому миру о неминуемой опасности, грозящей стратегическому острову Кипр со стороны мусульман. Однако заказом, который способствовал коммерческому успеху печатного пресса – если не самого Гутенберга, – стала обычная квитанция, которую выдавала церковь в ответ на денежные пожертвования, полученные в европейских приходах. Переписывать длинные квитанции от руки, следуя раз и навсегда установленной форме, было делом медленным, а потому дорогим. На это приходилось тратить значительную часть пожертвований, и любая машина, способная размножать идентичные квитанции тысячами, была поистине бесценным изобретением. Так думал Иоганн Фуст, ювелир из Майнца, который дважды одалживал Гутенбергу деньги под шесть процентов. Печатание и продажа книг – даже толстых многостраничных книг, таких как Библия, – казались Фусту надежным вложением денег.

Первая, или «гутенберговская», Библия, отпечатанная Гутенбергом, стала собственностью Фуста еще до того, как пошла в переплет, вероятно, в счет неоплаченных долгов. А вместе с непереплетенными листами к Фусту перешел и Петер Шёффер, работавший с Гутенбергом. Шёффер был способным ремесленником и вскоре придумал способ изготовления металлических шрифтов. Он вырезал сначала шаблон, или матрицу, буквы, а затем отливал их каждую по отдельности. Благодаря своей изобретательности Шёффер сделался партнером печатного дома Фуста и получил руку единственной дочери хозяина, Христины. В действиях Фуста и Шёффера не было ничего тайного или даже скрытного. Они подписывали и датировали свои публикации и не упускали случая произнести перед клиентами хвалебную речь о чудесном искусстве книгопечатания и о городе Майнце, где, как они утверждали, это искусство зародилось.

Успех пришел к печатному прессу и к печатным книгам не сразу. С одной стороны, читающая публика Европы была ограничена почти исключительно служителями церкви и закона и горсточкой интеллектуалов. При этом даже в церкви долгое время бытовали сомнения, можно ли вносить печатную книгу в святилище. Таких книг раньше не было, о них ничего не говорилось в Священном Писании, а потому к ним следовало отнестись с подозрением, даже если в них содержались только правильные и священные слова. Но как только опасения улеглись, главными заказчиками молодой издательской отрасли стали именно церкви, монастырские библиотеки и приходские священники. К 1480 г. печатными прессами могли похвалиться 111 европейских городов. 22 из них находились на территории Германии (из них 4 в Майнце), 49 – в Италии, по 8 – во Франции и Голландии, по 5 – в Бельгии и Австро-Венгрии, 6 – в Испании, по 4 – в Англии и Швейцарии.

Человечество начинало проявлять первые признаки ненасытной жажды знаний. К 1500 г. более 238 городов в Европе и Англии имели один или несколько печатных прессов, а значит и печатников-издателей, которые печатали и переплетали книгу и ставили в ней место и дату публикации. Люди заинтересовались чтением, и уже нетрудно было поверить, что когда-нибудь книгу можно будет увидеть не только в церкви, монастыре или школе. Список опубликованных авторов быстро расширялся, и вслед за священной литературой и учебниками из печати начали появляться исторические и биографические книги, медицинские и юридические тома и многочисленные произведения классической греческой и латинской литературы. Цицерон и Цезарь, Аристотель и Плутарх, Катон и Иосиф Флавий – всех их активно возвращали к жизни, публиковали и, вероятно, читали. Легкое чтиво той эпохи составляли басни Эзопа, выдумки Плиния и Солина, непристойные истории Джованни Боккаччо, а также чудесные сборники, способные удовлетворить любые запросы: «Хроники Англии» и «Нюрнбергская хроника».

Книгоиздатели быстро изучили предпочтения, слабости и желания читающей публики. Они обнаружили, например, что читатели любят привлекательные внешне книги, аккуратно отпечатанные на хорошей бумаге; что выгодно подражать красивым книгам, которые переписчики и художники-миниатюристы изготавливали прежде для церкви и богатых. Вошла в моду цветная печать, обычно красной и синей краской. Фуст и Шёффер первыми, и небезуспешно, начали печатать в цвете; другие печатники последовали их примеру. Издатели поняли, что читателям нравятся чисто вырезанные буквы и шрифты, напоминающие принятую в данной местности манеру письма. Еще они обнаружили, что читатели любой профессии и достатка питают слабость к картинкам – причем к любым, не важно, хороши они, плохи или так себе.

Иллюстраторы и граверы по дереву и металлу начали применять печатный пресс задолго до того, как Гутенберг и другие печатники вырезали свои первые подвижные шрифты. В Европе первый пресс начал работать в 1406 г. Первые деревянные клише, как и первые деревянные буквы, были по большей части довольно грубыми, а изображения, с которыми они работали, ограничивались религиозными сценами и персонажами. Однако на ярмарках, рынках и в других многолюдных местах всегда был спрос на лубочные картинки, и конкуренция вынуждала граверов все лучше вырезать изображения на деревянных досках и переносить их с помощью чернил на бумажный лист.

Линейное гравирование по камню и металлу – очень древнее искусство – изобрели в Европе не иллюстраторы книг, а ювелиры, украшавшие резьбой золотые и серебряные изделия. Оттиски с металлических листов в Италии стали делать потому, что мастеру часто хотелось сохранить для себя свои же изысканные узоры. Для этого вырезанные углубления в сосуде или украшении заполняли вязкой черной краской, а затем прижимали к ним лист влажной бумаги. На белой бумаге появлялся черный рисунок. Переход от этой техники к гравированию изображений был достаточно естественным, и примерно с 1450 г., а то и раньше, половина ювелиров и художников по металлу Центральной Германии и Верхней и Нижней Рейнской земли занимались гравировкой по меди; оттиски с картинками на религиозные темы хорошо продавались на ярмарках. К моменту появления в Европе первых печатных книг техника изготовления иллюстраций к ним была уже освоена. Книги можно было украшать хоть картинками, хоть картами. Какие же карты имелись на тот момент в наличии?

Во второй половине XV в. начался процесс возрождения научной мысли, который безусловно стимулировали путешествия и исследования новых земель. Человек вновь начал изучать мир, в котором живет, и мечтать о неизвестных землях за порогом родного дома. Ему уже не хотелось провести всю жизнь в его стенах. Его интересовали описания далеких земель, обитаемый мир за горизонтом, строение Вселенной; хотелось узнать, какая сила движет миром. Но кто мог удовлетворить его любопытство?

Плиний и Солин, как прежде – уже на протяжении тысячи с лишним лет, – могли рассказать интересную историю. «Естественная история» и «Полиистория» были очень популярны среди издательской братии, как и элементарные трактаты Помпония Мелы и Сакро Боско. Однако этих древних текстов с диаграммами Вселенной и небесных тел, с чудовищами и астрологией было уже недостаточно. Они развлекали читателя, но оставляли слишком многое не объясненным. То ли дело «Альмагест» и «География» Клавдия Птолемея!

До 1500 г. – в течение первых шестидесяти лет книгопечатания, когда бумага и пергамент были дороги, а покупателей мало, – вышло не меньше семи полноформатных изданий «Географии» Птолемея, причем это были издания с дорогостоящими иллюстрациями и цветными буквицами, а в большинстве случаев еще и с картами. Вплоть до 1570 г., когда вышел в свет атлас Ортелия «Зрелище мира земного» (Theatrum Orbis Terrarum), большую часть заметных картографических публикаций составляли все новые и новые издания Птолемеевой «Географии». Некоторые из них представляли собой полные копии текста и карт, издатели других брали текст Птолемея за основу и создавали собственное описание мира. Короче говоря, «География» стала канонической работой по картографии на весь период Великих географических открытий и прототипом почти всех географических атласов с момента изобретения книгопечатания и до появления современной картографии. Конечно, выходили и другие атласы, дополненные новейшими географическими данными; выходили «новые» карты с результатами последних экспедиций… но при этом где-то на заднем плане всегда чувствовалось присутствие Птолемея; он был надежным якорем и неприступной крепостью, на которые издатель мог положиться в случае нужды. Представляя публике новый атлас, всегда полезно было упомянуть на титульной странице, что работа сделана «по оригинальным картам Клавдия Птолемея» или хотя бы «в манере Птолемея». Само имя Птолемея добавляло атласу респектабельности и достоверности. Интересно отметить, что даже после того, как текст и карты «Географии» вышли из моды и устарели, в XVI и XVII вв. их продолжали печатать со всеми ошибками в качестве предисловия к теориям, которые противоречили всем Птолемеевым принципам. Неясно, делалось ли это из слепого почтения, по небрежности редакторов или кто-то придумал именно так вводить новые идеи в скептически настроенный мир; вероятно, всего понемножку. Еще более загадочным выглядит тот факт, что даже в середине XVI в., много позже плаваний Диаша и Васко да Гамы, наглядно доказавших, что Индийский океан, в отличие от Каспия, не является внутренним морем, старую Птолемееву карту продолжали печатать и публиковать. Часто ее помещали бок о бок с другими картами, на которых можно было увидеть новейшие географические открытия.

Для истории картографии жизнь реального человека по имени Птолемей не так важна, как жизнь и развитие написанного им текста и карт, ибо они представляют собой зародыш, из которого возникла современная картография. Возможно, Марин из Тира как человек был лучше Птолемея; возможно, именно его вклад в картографию был самым важным; мы не знаем этого и, вероятно, никогда не узнаем. Возможно, именно Марин разработал форму и содержание систематического изображения мира – атласа, – но у нас нет доказательств ни за, ни против этого утверждения. Текст и карты Птолемея уцелели и были опубликованы – и это факт, который оказал серьезное влияние на историю науки.

«География», или «Космография», как ее иногда произвольно называли, была впервые напечатана в 1472 г., а самый ранний известный рукописный экземпляр текста и карт относится к XII или XIII в. С какими же источниками работали издатели? Были ли позднейшие рукописные копии похожи на оригинал, который появился около 150 г.? По каким данным можно судить об этом? В темные века труд Птолемея был похоронен не полностью. Существует по крайней мере одно свидетельство, что именно Птолемей был главным источником информации для книги «О нищете мира» (De miseria mundi) Павла Орозия (ок. 415). И Птолемея, и Марина упоминают арабские географы между VIII и XV вв., притом что никого другого из греческих или римских географов арабы не упоминают.

Что же касается вопроса о том, похожи ли карты из дошедших до нас манускриптов на оригиналы Птолемея, то лучшее свидетельство тому – то, чего нет. После тысячи лет бесконечного копирования ни в тексте, ни на картах нет абсолютно никаких следов ни языческого, ни христианского влияния. В лучших рукописных экземплярах и в лучших печатных изданиях нет мифических вставок, а на картах – фантастических и аллегорических фигурок, столь характерных для картографии Средневековья. Исходя из этих отрицаний, нам остается предположить, что работа Птолемея не только пережила темные века, но что между 200 и 1200 гг. ее тоже многократно копировали. В результате к печатникам 1472 г. она попала примерно в том же виде, в каком была написана, – за одним-двумя исключениями.

Первоначально «География» была написана по-гречески, а в начале XV в. в Западной Европе почти не изучали греческого, даже среди людей образованных этот язык мало кто знал. На латынь труд Птолемея начал переводить Эмануэль Хризолорас – византийский ученый, осевший в Италии и преподававший греческий язык, – а закончил один из его учеников, Якоб Ангел. Похоже, что именно он изменил название с «Географии» на «Космографию». Вероятно, все ранние латинские тексты «Географии» пошли от версии Ангела. Перевод был закончен около 1410 г. (он посвящен Александру V, который был папой в 1409–1410 гг.). Кроме того, Ангел составил латинские заголовки и легенды для карт.

Одно из рукописных изданий «Географии», основанное на латинском переводе Ангела, отредактировал еще один ученый XV в. – Доннус Николаус Германус, или Николай Германец, монах-бенедиктинец из Райхенбаха. Он сделал для карт Птолемея то, что Ангел сделал для его текста. Сам он был пылким почитателем александрийского географа и подошел к этой задаче с великой скромностью и многословными извинениями в адрес автора и своего покровителя папы Павла II. Он отважился доработать карты и перерисовал их заново в той сложной сферической проекции, которую сам Птолемей сначала рекомендовал, а затем оставил.

Понимая, писал Доннус, что Птолемей Географ изобразил Землю с величайшим возможным искусством, было бы глупо пытаться выполнить эту задачу заново. Любого человека, который взялся бы за это дело, следовало справедливо обвинить в невежестве или опрометчивости, ибо Птолемей «первым, считая даже и тех превосходных географов, что работали до него, понял, каким способом можно представить множество мест всей Земли на одном рисунке». Доннус не утверждал, что обнаружил на Птолемеевых картах вещи, которые следует исправить или улучшить. Но он заверял своих читателей, что если кто-то из них, знакомый с картами, возьмет на себя труд сесть и не спеша сравнить карты Птолемея с теми, которые подготовил он, Доннус, то он наверняка найдет в последних неоспоримые достоинства, хотя эти карты будут немного отличаться от рисунков Птолемея.

Доннус читал текст Птолемея очень тщательно. Добравшись до главы 24-й первой книги, где Птолемей предлагал всем картографам, не слишком ленивым и обладавшим достаточными знаниями, рисовать карты в его сферической проекции, он принял вызов и начал раздумывать, «каким способом мы сами могли бы добыть некоторую славу». Он пришел к выводу, что лучший способ сделать это – перерисовать заново карты Птолемея, не меняя в них ничего, кроме проекции. Однако ни в одном варианте текста – ни в греческом, ни в латинском – не нашел он хороших описаний различных регионов, «сколько и какого рода люди живут там, какие села, города, реки, гавани, озера и горы, или под какой областью небес они лежат, или в каком направлении их искать». Копиисты, по-видимому, упустили множество мелких деталей, которые Доннус, согласно его собственным утверждениям, обнаружил в трудах Птолемея, например описание границ между провинциями и странами. Доннус уменьшил размер картинки – то есть карты мира, «каковая прежде была слишком большой и превосходила обычный размер книг», – до величины, которая должна была сделать ее изучение более удобным. Во всех остальных отношениях он оставил карты в прежнем виде.

Доннус изготовил множество карт, и перерисованные им в проекции Птолемея—Доннуса карты послужили образцом для печатных изданий атласа. В большинстве изданий сферическую проекцию трудно заметить с первого взгляда, поскольку на карте не прорисованы параллели и меридианы; они только размечены штрихами на полях. Границы самих карт, за исключением карты мира, обычно не искривляли, и карты представляли собой равнобедренные трапеции. Если не говорить о модификации проекции, карты Птолемея при переносе с разрисованного вручную пергамента на деревянное клише или медную форму практически не изменились. Все изменения были связаны исключительно с необходимостью отразить на черно-белой гравюре цветовые оттенки и обозначения оригинальной карты так, чтобы картина осталась понятной. Работа над картами многому научила граверов!

Особняком среди множества изданий стоит итальянский стихотворный перевод текста (terza rima), сделанный Франческо Берлиньери и опубликованный во Флоренции около 1478 г. Книга не датирована, но, по всей видимости, это одно из самых ранних печатных изданий «Географии». Нельзя сказать, что это самое значительное переложение текста, хотя по его следам было сделано еще несколько стихотворных переводов. Зато о картах известно, что они впервые напечатаны с медных форм, а проекция – чуть ли не единственная – точно соответствует проекции с равноудаленными параллелями и меридианами, которую использовал Птолемей. Кроме того, в этом издании каталог географических названий с широтами и долготами был упорядочен по алфавиту, а не географически, как в оригинале.

Пока европейские печатники и издатели пытались решить проблему издания книг, содержащих одновременно текст и карты, без лишних сложностей и потери качества, другие люди смотрели уже за пределы Птолемеева обитаемого мира. В 1482 г. была опубликована карта с Гренландией. В 1485 г. появилось описание странствий Марко Поло на латыни; эту книгу внимательно, с пометками, читал Христофор Колумб. В 1491 г. этот самый Христофор Колумб, картограф и торговец картами, сумел добраться до короля и на основании данных, содержащихся на картах Птолемея, глобусе Мартина Бехайма и карте мира Паоло Тосканелли, уговорил их величеств Фердинанда и Изабеллу Испанских организовать совершенно фантастическую экспедицию. Через девять лет и три долгих плавания Хуан де ла Коса нарисовал для всеобщего обозрения на бычьей шкуре огромную карту мира, которая отразила новые открытия за Западным морем. Колумб вынудил ла Косу, как и других членов своего экипажа, подписать бумагу, в которой утверждалось, что Куба – не остров, а часть азиатского материка. Является ли громадная земля, открытая Колумбом и изображенная ла Косой, на самом деле Азией или Новым Светом, должны были показать дальнейшие исследования.

Карта мира, нарисованная Хуаном де ла Косой, стала первой в длинной серии публикаций, подводивших итог последним открытиям в Западном море. Начиная с 1500 г. каждый год появлялась по крайней мере одна новая карта – сухопутная или морская. Некоторые из них никогда не печатались, другие гравировались по дереву или меди. Несколько подобных карт было напечатано по отдельности, но гораздо чаще их переплетали в один том с каким-нибудь трактатом по космографии или описанием исследовательской экспедиции. Географическая информация перестала быть достоянием небольшой группы людей. Путешествия и исследования, даже за Западным морем, стали более или менее обычным делом. Многие путешественники описывали увиденное. В основном авторы таких описаний хотели только произвести впечатление или заработать денег, но некоторые из них, следуя королевскому приказу, «соблазняли» Новым Светом потенциальных колонистов из Старого. Это была величайшая афера с недвижимостью всех времен.

С самого начала издание карт ставило перед печатником определенные объективные проблемы, над решением которых бились все издатели во все времена и которые так и не были полностью решены. Во-первых, проблема размера. Насколько большой должна быть карта? Чем больше, тем лучше, как указывал Птолемей и как на собственном опыте убедились позднейшие картографы. Чем больше карта, тем больше на ней можно показать деталей, тем больше можно напечатать читаемых названий и легенд. На очень маленькой карте – особенно если это карта большой территории – не только контуры, но и практически все детали, включая легенду, либо совершенно теряются, либо становятся настолько мелкими, что теряют всякий практический смысл. Но и у слишком большой карты есть свои недостатки. Пользоваться ими неудобно, а печатать их дорого. Изобретательный Ричард Хаклюйт придумал, как ему казалось, удачную систему скатывания и раскатывания больших карт, но даже с такой системой, указывал он, «большинство жилых домов недостаточно просторны и светлы, чтобы держать большую карту полностью развернутой». Кроме того, все издатели быстро поняли, что высокая стоимость меди, время и расходы, связанные с гравированием и печатью, тоже ограничивают размеры карт – это верно и до сих пор. Однако в самом начале XVI в. было все же напечатано несколько крупномасштабных карт. Одну из них составил и изготовил в 1507 г. Мартин Вальдземюллер. Эта карта была первой, где появилось название Америка. До 1900 г., когда был обнаружен единственный сохранившийся экземпляр этой карты – одной из важнейших в истории, – о ней было известно только со слов автора.

Вальдземюллер родился, вероятно, в Радольфсзелле на озере Констанц и учился в университете Фрайберга. Позже он стал священником в епархии Констанцы и в конце концов был назначен каноником церкви Сен-Дье в Вогезских горах. Он обладал широкими интересами и кругом ученых друзей; Сен-Дье вообще был необычным городком. Небольшая группа его жителей, включая Вальдземюллера, образовала своего рода литературный салон, направленный на изучение философии, космографии и картографии, так называемую вогезскую гимназию. Покровителем группы был каноник Вальтер Лудд, секретарь герцога Лотарингского. Лудд установил в Сен-Дье печатный пресс – специально для того, чтобы публиковать собственные творения, а заодно и труды других членов гимназии. Непосредственно печатью занимались Мартин Вальдземюллер и Филезий Рингманн.

Рингманн и Вальдземюллер готовили издание Птолемеевой «Географии», а потому проводили много времени в библиотеках Страсбурга и Базеля в поисках и сравнении различных манускриптов и карт. Однако они не могли обойти вниманием новые открытия испанцев и португальцев. Вальдземюллера очень заинтересовала драматическая фигура Америго Веспуччи. В итоге Птолемей был отодвинут в сторону, и вместо его «Географии» была написана и издана небольшая книжечка «Введение в космографию» (Cosmographiae Introductio) в четырех частях. В первой Вальдземюллер кратко и в лучших традициях излагал принципы космографии, разбирал геометрические теоремы, давал определения сфер, окружностей, осей и климатов. В работе рассказано о частях Земли, главных ветрах, морях и островах и о различных расстояниях между пунктами. Кроме рутинных фактов, он включил в текст собственное предложение, и это была свежая идея. Рассказывая о новых территориях, описанных Веспуччи в его Quatour Navigationes как четвертая часть света (quarta orbis pars), Вальдземюллер предложил назвать их Америкой в честь (мнимого) первооткрывателя. Более того, он поступил в соответствии с собственным предложением и напечатал название Америка на двух картах, которые прилагались к «Введению в космографию».

Вальдземюллер составил большую карту «Описание на плоскости космографии мира» (Universalis Cosmographiae Descriptio in Plano). Эта карта должна была составить третью часть «Космографии», но вряд ли ее экземпляры переплетали вместе с остальной книгой. Карту печатали с двенадцати деревянных клише на плотной бумаге, и каждый лист был размером 18 на 24,5 дюйма. Склеенные вместе, они образовали бы карту площадью около 36 квадратных футов. В этом заключалась еще одна проблема картоиздателей. Текст, который печатался ин-октаво, должен был объяснять, кроме всего прочего, крупномасштабную карту. Чтобы переплести все вместе, пришлось бы сложить каждый лист карты вдвое, скорее даже вчетверо. Том получился бы громоздкий, а листы карты быстро протерлись бы на сгибах. Но если книгу переплести отдельно от карты, то последняя лишена будет защиты твердой обложки, и в конце концов текст и карта неизбежно разделятся, а то и потеряются.

Маленькая книжица и большая карта приобрели популярность. В первый же год (1507) вышли два издания – в апреле и в августе. В 1508 г. Вальдземюллер писал своему компаньону Рингманну, что книга широко разошлась, а позже утверждал, что была продана 1000 экземпляров. И текст, и карту многократно переиздавали и «адаптировали», и каждое издание лишний раз подтверждало, что Новый Свет следует называть Америкой. Сила печатного слова такова, что к тому моменту, когда Вальдземюллер понял, что честь была оказана не тому человеку и что Америго Веспуччи не открывал Америки, делать что-либо по этому поводу было уже поздно. Он убрал название Америка со своих позднейших карт, но не предложил ничего взамен. Название прижилось, и в 1538 г. Герард Меркатор поставил в этом деле точку, поместив его на своей крупномасштабной карте мира. Он сделал еще шаг и, в соответствии с последними открытиями и собственными представлениями, разделил Новый Свет на Северную Америку (Americae pars septentrionalis) и Южную Америку (Americae pars meridionalis). Так они и называются до сего дня.

Около 1500 г. книгоиздатели начали при печати иллюстраций, титульных страниц и карт переходить с деревянных клише на медные печатные формы. При этом центр производства карт автоматически переместился в Нидерланды, где на тот момент были лучшие в мире граверы по меди. Особенно это относилось к Антверпену – крупному торговому центру. Тамошние мастера тысячами печатали гравюры со сценами религиозного содержания, иллюстрировавшие Библию и жития святых. Этими гравюрами торговали на местных рынках и их же отправляли миссионерам-иезуитам в Южную Америку. Среди мастеров-печатников возникла специализация. Одни разрабатывали титульные страницы и декоративные рамки для книг, другие гравировали изысканные орнаменты для художников и архитекторов, третьи работали над сухопутными и морскими картами; некоторые бросали ремесло и начинали заниматься торговлей и распространением печатных изданий. В крупных нидерландских городах граверы были хорошо организованы и объединены в гильдию Святого Луки. Все они великолепно владели ремеслом и стремились делать качественные вещи. Возникали семейные династии, где старшие учили младших; отцы и сыновья, дядья и кузены, братья и родственники по браку овладевали одними и теми же технологиями и – слишком часто – повторяли одни и те же сюжеты. Члены гильдии вместе участвовали в религиозных обрядах и праздниках и вносили деньги в общий фонд; мастера определяли часы работы, условия приема в гильдию новых членов и правила ученичества, а старосты строго следили за качеством производимых вещей.

Этот период истории картографии – период лидерства Нидерландов – отмечен деятельностью двух из самых значительных ее действующих лиц. Один из них – Герард Меркатор, картограф, гравер и ученый; второй – Абрахам Ортелий, издатель и торговец картами. Технически они были конкурентами, на самом деле – коллегами. Вместе они вписали в историю важную главу, причем каждый внес свой особый вклад, в соответствии с профессией и склонностями. Ортелий жил и работал в Антверпене, Меркатор – в Дуйсбурге, в 60 милях от столицы.

Имя Меркатора стало нарицательным и вошло в название морской картографической проекции; в результате остальные его немалые достижения оказались почти забытыми. А ведь в течение пятидесяти семи лет он был первым картографом Европы. Он сделал, возможно, больше, чем кто-либо, для того чтобы производство карт из низкого ремесла превратилось в точную науку. Меркатор нарисовал и выгравировал свою первую карту в 1537 г., через три года после того, как открыл в Лувене собственную мастерскую. Это была небольшая карта Палестины «Описание Святой земли» (Terrae Sanctae descriptio). Меркатор издал ее, как и вообще большинство своих карт, отдельно. До нас дошел всего один экземпляр этой карты. После этого Меркатор получил заказ от группы влиятельных купцов на изготовление точной карты Фландрии. Он выполнил заказ – не только провел съемку и нивелирование, но и нарисовал и выгравировал карту. После трех лет тяжелого труда в 1540 г. в Лувене была опубликована готовая карта «Точнейшее описание Фландрии» (Exactissima Flandriae descriptio). Как следует из названия, это было не художественное изображение страны, а результат точной съемки, построенный в определенном масштабе. Карта оказалась настолько лучше всех предыдущих, что привлекла к себе широкое внимание и принесла автору новые заказы. Через кардинала Гранвиля, премьер-министра Карла V, Меркатор получил заказ на изготовление глобуса Земли для его величества. Он закончил глобус в 1541 г. и посвятил свою работу Гранвилю. При доставке глобуса заказчику Меркатор прихватил с собой небольшой трактат Libellus de usi globi, посвященный его использованию. Император был так доволен работой Меркатора, что поручил ему изготовить комплект топографических инструментов, которые он мог бы брать с собой в военные походы; в комплект входили небольшой квадрант, астрономическое кольцо, солнечные часы (вероятно, карманные) и различные чертежные инструменты вроде циркулей, линеек и компаса.

В 1538 г. Меркатор изготовил карту мира из двух полушарий в необычной двойной сердцевидной проекции, в которой прежде работали Оронс Фине и Бернард Сильванус. Два уцелевших экземпляра этой карты были обнаружены в 1878 г. Именно на ней появились впервые названия Северная Америка и Южная Америка. Вопреки общепринятому мнению, Меркатор не верил, что Азия и Северная Америка где-то соединяются. Он придерживался другой, более передовой теории о том, что их разделяет океан и что существует северо-западный проход в Азию вдоль крайнего севера Северной Америки. Его мнение, отраженное на карте мира, подхватили и другие картографы, многие из которых копировали карты Меркатора. Эта теория будила воображение и вызывала, должно быть, серьезные раздумья у таких мореплавателей, как Дрейк, Фробишер, Дэвис и др.

Кристоф Плантен из Антверпена, издатель атласов и книг

Балтазар Морет, внук и преемник Плантена

Карта Меркатора, 1538 г. На ней впервые обозначены Северная Америка и Южная Америка

Демаркационная линия на карте Нового Света, 1622 г.

Карьера Меркатора чуть было не закончилась внезапно в 1544 г., когда регентша Мария, вдовствующая королева Венгрии, заключила его в тюрьму как еретика. Мария была противницей протестантской Реформации и во всем, что касалось анабаптистов и их крайностей, действовала очень жестко. Она считала, что еретиков следует искоренять, и раздавала соответствующие приказы. Результатом стала настоящая резня, и «заботились только о том, чтобы провинции полностью не лишились населения». Выпущенный в Брюсселе императорский эдикт осуждал всех еретиков на смерть. Раскаявшихся мужчин казнили мечом, раскаявшихся женщин закапывали в землю живыми, упрямцев обоих полов сжигали у столба. Обвинение: лютеранская ересь. Меркатор был одним из сорока трех человек, осужденных на смерть в Лувене. Спасло его только вмешательство приходского священника, умного человека и опытного полемиста. После этого случая Меркатор старался держаться подальше от политических и религиозных споров. В 1552 г., когда он совсем уже собрался уехать из Лувена, с ним связался Георг Кассандер. Ему было поручено организовать в Дуйсбурге университет, и Кассандер предложил Меркатору кафедру космографии. Планам организации университета не суждено было сбыться, но Меркатор все же перевез семью в Дуйсбург и стал космографом герцога. Вскоре после этого он закончил небесный глобус (cosmos) и преподнес его Карлу V вместе с письменной декларацией, в которой изложил уже выдвинутую к тому моменту теорию определения долготы через измерение магнитного склонения.

В 1552 г. Меркатор начал работу над крупномасштабной картой Европы на шести листах, которую и закончил в 1554 г. Эта карта имела гораздо большее непосредственное значение, чем все его предыдущие работы. Европа в то время была картирована очень плохо, зато в любом городе можно было приобрести весьма художественные произведения, созданные будто бы на основании съемки. Меркатору пришлось собирать информацию по крупицам из разных источников, но в результате ему удалось почти везде значительно повысить точность карты. У Птолемея, например, длина Средиземного моря составляла 62 градуса. Меркатор уже на глобусе 1541 г. уменьшил ее до 58 градусов, а на новой карте еще уменьшил до 53 градусов. Кроме того, он сдвинул мыс Финистерре и прилегающее к нему побережье Испании на 15 градусов к востоку. Уменьшенную копию этой карты позже опубликовал сын Меркатора Румольд. В 1563 г. Меркатор принял от герцога Карла трудный заказ на проведение съемки и изготовление карты Лотарингии. Ему потребовалось на это два года, а тяготы съемки, которой Меркатор руководил лично, чуть не убили его. Карта «Описание Лотарингии» (Lotharingiae descriptio) была закончена в 1564 г., но похоже, что она так и не была опубликована. В том же году, несмотря на плохое здоровье, Меркатор выгравировал карту Британских островов, составленную в Англии его другом Уильямом Кэмденом.

В разгар карьеры картографа, когда спрос на его работу был очень высок, Меркатор нашел время составить и опубликовать (в Кельне в 1569 г.) латинский манускрипт в 450 страниц ин-фолио, посвященный вопросу хронологии. После путаницы Средневековья такой труд был просто необходим. Книга Меркатора еще только выходила из-под печатного пресса, а работа над реформированием и исправлением юлианского календаря уже шла полным ходом. Эта задача была выполнена через тринадцать лет по приказу папы Григория XIII. Меркатор же подошел к вопросу с вполне научной позиции. Он попытался пересмотреть даты важнейших исторических событий с учетом солнечных и лунных затмений, о которых упоминали историки. Он также составил табличный каталог событий с датами по ассирийскому, персидскому, греческому и римскому календарям. Книга, несмотря на вложенный в нее огромный труд, не получила общего признания; итальянцы восторженно хвалили ее, зато французы сурово критиковали.

Меркатор был большим почитателем трудов Птолемея, и справедливо; он признавал оригинальные труды Птолемея, а не отредактированную и откомментированную их версию. Подобно многим другим картоиздателям Меркатор выпустил в 1578 г. собственное издание «Географии». Но вместо того чтобы представить читателю Птолемея под редакцией Меркатора, он попытался воспроизвести карты в их первоначальном виде. Эти двадцать семь карт, выгравированных на меди, считаются лучшими из существующих карт Птолемея. Еще через шесть лет Меркатор напечатал текст «Географии»; для этого он сопоставил пять разных изданий и очистил их от случайных вставок, изменений и ошибок.

Другу Меркатора Абрахаму Ортелю, или Ортельсу, больше известному как Ортелий, не так повезло, он не получил академического образования. Тем не менее ученые всей Европы высоко ценили его. Он родился в Антверпене в 1527 г. и умер там же в 1598 г. В возрасте двадцати лет Ортелий стал членом гильдии Святого Луки в качестве художника-иллюминатора карт (afsetter van kaerten). Через семь лет умер его отец, и молодому человеку пришлось взять на себя содержание матери и двух сестер. Ради дополнительного дохода он начал покупать карты на стороне. Его сестры закрепляли их на полотне, а Абрахам раскрашивал и продавал на ярмарках во Франкфурте и других крупных городах. Вскоре он начал ездить за границу; он одновременно искал новые рынки для нидерландских карт и привозил с собой иностранные публикации. Ортелий побывал во Франции и Италии и везде продавал свои красиво раскрашенные карты и покупал экземпляры лучших карт иностранных городов и стран, какие только можно было достать. Одним из его первых и лучших клиентов стал Эгидий Хоофтман из Антверпена – проницательный купец, умевший получить выгоду там, где другие разорялись. Хоофтман изучал море, приливы и ветры и пытался вычислить наилучшие маршруты для своих кораблей и наилучшее время отправляться в плавание. Он покупал все карты, какие удавалось найти, и морские, и сухопутные. В Европе, как всегда, было неспокойно; Хоофтман следил за войнами по своим картам, пытался рассчитать самый короткий и безопасный путь для перевозки товаров по суше и понять, сколько это будет стоить. Его контора была завалена картами всевозможных видов и размеров. С ними ужасно неудобно было обращаться, но для человека, избравшего для себя заграничную торговлю, карты имели громадное значение. Как многие и до, и после него, Хоофтман жаловался на карты – на то, что большие коробятся, пролежав долгое время в скрученном виде, а на маленьких вообще ничего не разберешь. В один прекрасный день Хоофтман пожаловался на карты вслух своему другу Радермахеру, который был дружен также и с Ортелием. Радермахер предложил попросить Ортелия собрать вместе как можно больше надежных карт Нидерландов, Германии, Франции и Италии и вообще любых надежных карт, какие удастся найти, но только тех, которые напечатаны на одном листе. Затем Хоофтман или Ортелий смогут переплести эту коллекцию в единый том; тогда его удобно будет хранить и им можно будет без труда пользоваться.

Когда Хоофтман и Радермахер говорили о «листе» бумаги, они имели в виду вполне определенный размер. В те дни бумагу делали вручную, и размер листов ограничивался размером рамки с влажной пульпой, с которой могли работать бумажных дел мастера. За много лет выяснилось, что средний человек в состоянии ворочать полную рамку длиной в 28 дюймов и шириной в 24 дюйма. Рамки большего размера были слишком тяжелыми и неудобными. Эти размеры, конечно, время от времени немного менялись, но в среднем оставались постоянными. При изготовлении карт большего размера их приходилось гравировать на нескольких пластинах и печатать на нескольких листах.

Ортелий собрал около тридцати одинаковых по размеру карт и велел переплести их для Хоофтмана. Закончив работу над заказом, он решил начать изготовление подобных томов на продажу. Очевидно, его друг Меркатор поддержал его в этом намерении. До этого момента Ортелий как издатель поставил свое имя всего лишь на трех картах, но он знал множество людей по всей Европе – книготорговцев и торговцев картами, – которые могли снабжать его картами для комплектов, подобных заказанному Хоофтманом. Сначала, однако, он поговорил с друзьями о проблемах, связанных с изданием такой книги. Он обсудил с Радермахером различные проекции, в частности сердцевидную проекцию Оронса Фине; расспросил Меркатора и других граверов о том, можно ли уменьшать крупномасштабные карты до размеров предполагаемого атласа. Затем началась работа по сбору и редактированию карт. Необходимо было получить у картографов разрешение на использование их публикаций; выгравировать печатные формы и напечатать все необходимое, включая титульный лист, посвящение и содержание. На компиляцию материала потребовалось около десяти лет. К счастью, в Антверпене находился один из лучших печатных домов в Европе, а его владелец Кристоф Плантен был хорошим другом Ортелия.

Несмотря на великолепную поддержку, которую оказывали Ортелию его друзья и коллеги, момент не слишком подходил для начала нового предприятия. Карл V в 1556 г. отрекся от престола, и семнадцать нидерландских провинций, как и Испания, перешли по наследству к его сыну Филиппу II. В северных провинциях (которые обычно называли Голландией) пустил крепкие корни кальвинизм, но южные провинции (ныне Бельгия) остались католическими. В воздухе чувствовалось напряжение и страх перед возможностью появления в Нидерландах испанской инквизиции, а вместе с ней пыток и казней. В 1567 г. прибыл герцог Альба с 20 000 испанцев. Вильгельм Оранский бежал, а с ним и многие его сторонники. Был создан «совет крови»; владения тех, кто не счел нужным предстать перед трибуналом, подлежали конфискации. В Нидерландах назревал бунт. Любые разговоры были опасны, любое написанное слово – тем более, а всякий текст, который предполагалось напечатать, власти изучали буквально с пристрастием. Один торговец картами из Лиссабона предупредил Ортелия в письме о том, какого рода материалы можно посылать в Испанию без риска угодить в беду. Нужно избегать любых рисунков и гравюр, которые могли бы оскорбить церковь, и таких, которые можно было бы счесть непристойными, поскольку инквизитор рассматривал не только книги, но и все прочие материалы. Рисунки на библейские сюжеты допустимы, как и гравированные портреты выдающихся католиков – всех, кроме Эразма, которого считали еретиком. Подразумевалось, что Ортелию не следует посылать карты с изображенными на них гербами сомнительных семейств или любыми другими декоративными сюжетами, которые можно было истолковать как политические. В целом ситуация была весьма деликатной как для продавца гравюр, так и для издателя иллюстрированных книг. Тем не менее 20 мая 1570 г. из-под пресса вышло первое издание первого современного географического атласа. Его составил и отредактировал Абрахам Ортелий, а опубликовал в Антверпене Эгидий Коппенс Дист. Оно было озаглавлено на латыни «Зрелище, или Театр мира земного» (Theatrum Orbis Terrarum).

Атлас превзошел все ожидания, включая и ожидания издателя. Он был сшит из листов, сложенных один раз (ин-фолио) и содержал 35 листов текста и 53 гравированные по меди карты, большую часть которых гравировал Франс Хогенберг. Замечательной особенностью «Театра» был составленный редактором каталог авторитетных ученых (catalogus auctorum tabularum), содержавший 87 имен географов и картографов, чьи работы были использованы или скопированы. Этот список не только создал прецедент этичного поведения при издании карт, но и распространил имена многих картографов, которые могли иначе остаться малоизвестными или совсем неизвестными дома или за рубежом. Короче говоря, это был справочник «Кто есть кто в картографии», охватывавший как прошлое, так и настоящее.

Первый тираж «Театра» вскоре был распродан, и через три месяца вышло второе издание с несколькими незначительными изменениями. Исчез список опечаток, были сделаны некоторые необходимые изменения в тексте. К списку картографов было добавлено четыре имени; несколько страниц текста были набраны заново, и в целом текст удлинился на три страницы. Этот тираж тоже быстро разошелся. При всех недостатках «Театр» Ортелия имел полный успех, в том числе коммерческий. Конечно, некоторые карты несли на себе следы Птолемеевой традиции, а другие были немногим лучше обычных рисунков; тем не менее коллекция в целом оказалась достаточно полной, а главное – хорошо документированной. Это было издание нового рода – портрет мира в одном томе – серия карт, уменьшенных до удобного размера, привлекательно оформленных и аккуратно выгравированных. Потребителям это понравилось. Атлас был интересен всем; это было международное издание, составленное дипломатом и ученым. На художественно оформленной титульной странице вместо обычных трех фигур, символизирующих три континента мира, были изображены четыре фигуры, «и таким образом в этой книге Америку впервые признали, приняли и символически изобразили равной остальным трем частям земного шара». Общий план тома и отбор карт были не менее древними, чем «География» Птолемея, и не менее современными, чем любой географический атлас XX в. Первой шла общая карта мира (Typus orbis terrarum), за ней следовали карты четырех известных материков: Америки, Азии, Африки и Европы. Затем шли карты отдельных стран и еще более мелких политических образований внутри их, включая многие давно исчезнувшие.

Общество быстро и по большей части положительно откликнулось на появление «Театра». Ортелий начал получать письма с отзывами на «ваш красивейший «Театр». Некоторые похвалы звучали очень восторженно, как, например, письмо от некоего Петра Бизара. «Ортелий, ты вечное украшение своей страны, своей нации и вселенной, ты, которого учила Минерва… Посредством мудрости, которую она вложила в тебя, открыл ты тайны природы и объяснил, как огромная рама этого мира была украшена бесчисленными малыми и большими городами, посредством рук и труда людей и по приказу царей… Поэтому все превозносят твой «Театр» до небес и желают тебе благ за него…» Письмо из Дуйсбурга от Герарда Меркатора было более деловым. «Я изучил твой «Театр», – писал он, – и должен похвалить тебя за тщательность и элегантность, с которыми ты украсил работы авторов, и за верность, с которой ты сохранил особенности работы каждого, что очень важно для выявления географической истины, которую так испортили изготовители карт». Особенно нехороши, продолжал он, карты, опубликованные в Италии. Поэтому Ортелий достоин великой похвалы за то, что выбрал лучшую карту каждого из регионов и собрал их все в одном томе, который можно приобрести за небольшие деньги, хранить в небольшом месте и даже возить с собой куда нужно. Меркатор выразил надежду на то, что Ортелий добавит к своей коллекции несколько недавно изданных карт, таких как карта Венгрии венского книготорговца Иоганна Майора, «ибо твоя работа (мне кажется) всегда будет иметь спрос, какие бы карты ни перепечатывали другие».

Ортелий был честен с читателями и предлагал всем высказывать замечания и предложения к своему атласу. Таким простым способом ему удалось превратить свой «Театр» в своего рода международное кооперативное предприятие. Он получал отзывы из самых разных мест; картографы из кожи вон лезли, чтобы прислать ему свои последние карты регионов, не отраженных в «Театре». Друг и коллега из Спира прислал ему карту Моравии, которая, по его мнению, должна была сделать атлас еще полезнее. Кардинал Эспиноса прислал письмо, в котором предлагал нанести на карту Испании его родной город Мартимуньос; после этого он просил Ортелия прислать его преосвященству два экземпляра (раскрашенных) в кожаном переплете с золотой отделкой. Из Рима пришло письмо с картой Сиены и окрестностей и небольшой книжечкой с изложением краткой истории города. Автор книги Цезарь Орландий предлагал Ортелию использовать карту в своей работе, если будет желание. Орландий добавлял: «Думаю, что твой труд следует спешно напечатать еще раз, так как все экземпляры, которые прибывают сюда, сразу же раскупаются, несмотря на то что книготорговцы каждый день повышают цены, и Франциск Трамеццин недавно продал экземпляр за десять золотых крон, хотя четыре месяца назад он стоил всего восемь».

«Театр» Ортелия действительно был «спешно напечатан» еще несколько раз. В 1571 г. вышло третье издание на латыни и голландское издание; в следующем году появились французское и немецкое издания. Предложения о том, что нужно исправить или пересмотреть, всегда доброжелательные, не давали скучать Ортелию и его граверам; все время нужно было менять что-то на печатных формах. За три года Ортелий получил столько новых карт, что ему пришлось выпустить дополнение к «Театру» (Additamentum) из 17 карт, которые он позже включил в состав основного тома. До смерти Ортелия в 1598 г. вышло по крайней мере 28 изданий атласа на латыни, голландском, немецком, французском и испанском языках. В это число не входят отдельные издания «Дополнения» и переиздания «Театра» другими издателями. Последнее издание его выпустил дом Плантена в 1612 г., через четырнадцать лет после смерти автора. Это издание вышло под редакцией Балтазара Морета из фирмы Плантена.

Пока Ортелий купался в лучах заслуженной славы и наслаждался достатком успешного редактора и издателя, его друг Герард Меркатор занимался многотрудным делом топографической съемки, чертил карты и гравировал печатные формы. Он оставался другом и советчиком Ортелия, делился с младшим коллегой ценной информацией и слухами из мира карт. В 1580 г. он написал Ортелию из Дуйсбурга о том, как рад был услышать, что Ортелию удалось получить хорошее описание Китая; недавно он узнал о выходе новой карты Франции; один из друзей одолжил ему крупномасштабную карту мира, изображенную на пергаменте. Нарисована она была довольно грубо, а расстояния неточны. «Однако Катай и Манги изображены особенно хорошо и подробно», поэтому он думал о том, чтобы сжать эту часть Востока до Ганга и перерисовать ее для Ортелия, но так как последний уже нашел карту Китая, то теперь лучше подождать и взглянуть, как она будет выглядеть в печати, и только потом предлагать другую. Ортелий сообщил Меркатору новость о том, что сэр Фрэнсис Дрейк отправился в новую морскую экспедицию. Меркатор написал в ответ, что до него дошли вести из Англии: капитан Артур Питт отправлен исследовать северное побережье Азии до мыса Табис и даже за него, вероятно, с целью встретить возвращающуюся флотилию, отплывшую Магеллановым проливом в Перу, на Молуккские острова и Яву. Меркатор подозревал, что эта флотилия вернулась другим маршрутом, через проход вдоль северных берегов Америки – то есть путем, который уже исследовал Фробишер. Это письмо и другие, ему подобные, показывают нам, как коммерческие картографы пытались держаться в курсе последних достижений исследования мира, хотя не обладали доступом к этой информации.

Меркатор тоже планировал издать общую коллекцию своих карт в виде удобной книги. Сентиментальные историки говорили, что он отложил публикацию своего атласа, чтобы не мешать Ортелию, но на самом деле в 1594 г., когда Меркатор умер, его комплект карт еще не был готов, а ведь после выхода первого издания «Театра» прошло уже двадцать четыре года. Он рассчитывал издать этот труд, достойный героических саг, в трех частях или номерах. Первой была издана вторая часть (Дуйсбург, 1585 г.), состоявшая из 51 карты Франции, Германии и Нидерландов (Галлия и Германия) с подробным описательным текстом на латыни. После этого вышла третья часть (Дуйсбург, 1590 г.), включавшая 23 карты Италии, Славонии, Кандии и Греции. Первая часть была опубликована последней, и сделал это уже сын Меркатора Румольд в 1595 г., через год после смерти отца. Карты, созданные Герардом, включают Исландию и полярные районы, Британские острова (посвящены королеве Елизавете), Скандинавские страны, Пруссию, Ливонию, Россию, Литву, Трансильванию, Крым, Азию, Африку и Америку. Название, выбранное для этой коллекции карт, впервые включало слово «атлас» в применении к географическому труду. Название выглядело так: «Атлас, или Космографические размышления о строении мира и изображении его» (Atlas sive Cosmographicae meditations de fabrica mundi et fabricati figura). В посвящении Румольд указал, что это название выбрал для публикации его отец. В тексте введения было приведено генеалогическое древо Атласа, или Атланта, – мифологического персонажа, который предводительствовал титанами в их войне против бога Юпитера, был за то проклят и обречен держать на плечах небесный свод.

В 1602 г. все три части труда Меркатора были собраны в единый том. Это первое настоящее издание выпустил в Дюссельдорфе Бернард Бизий. Ни Герард Меркатор, ни его сын Румольд не дожили до этого и не смогли засвидетельствовать лично огромную популярность этого атласа, но их карты в некотором роде увековечил Иодокус Хондиус, гравер и картоторговец. Он приобрел печатные формы карт Меркаторов и тем добыл себе богатство и славу. Хондиус родился в Вакене во Фландрии в 1563 г. Когда он был еще маленьким, его родители переехали в Гент, где Иодокус научился чертить, гравировать, отливать шрифты, а также изготавливать и украшать математические инструменты. В 1584 г., когда Гент был захвачен, он, как и многие фламандские мастеровые, бежал в Лондон. Он готов был гравировать что угодно, но специализировался на картах и глобусах. Таких больших глобусов, как его, прежде никто не делал. Он работал вместе с Ритером и де Бри над морскими картами для английского издания «Зеркала мореплавания» Вагенера. Хондиус женился на Колетте Ван дер Керре из семьи гентских печатников и граверов. В 1595 г. он переехал в Амстердам и открыл собственную мастерскую. Его карты представляли собой довольно близкие «адаптации» из Эдварда Райта и таких знаменитых исследователей, как Дрейк и Кавендиш. Он выбирал только лучшее.

Печатные формы Меркатора стали для Хондиуса золотым дном, и он выжал из них все, что смог. Он приобрел пятьдесят дополнительных карт и издал их вместе с Меркаторовыми картами в Амстердаме в 1606 г. под именем Меркатора. Текст для этого атласа написал для него Петр Монтан. В следующем, 1607 году он добавил еще несколько карт, и появилось третье издание Меркатора (или второе, выпущенное Хондиусом). В том же году было выпущено карманное издание, для которого все печатные формы были выгравированы заново в очень маленьком масштабе. Это издание получило название «Малого атласа Герарда Меркатора и И. Хондия…» (Atlas Minor Gerardi Mercatoris a I. Hondio…). Атласы Меркатора—Хондиуса, большой и малый, постепенно превзошли по популярности атлас Ортелия. Почти пятьдесят лет издания следовали одно за другим, атлас выходил на латыни, французском, голландском и немецком языках. Когда в 1611 г. Хондиус умер, его сын Хендрик и зять Ян Янссон продолжили его издательское дело.

Ни «Театр» Ортелия, ни «Атлас» Меркатора—Хондиуса не сделали их авторов монополистами на рынке коммерческих карт; это было бы слишком хорошо. Тем не менее на протяжении многих лет эти атласы имели больший успех, чем любые другие. Первый серьезный конкурент «Театру» был издан в Антверпене Герардом де Иоде в 1578 г., через восемь лет после первого издания Ортелия, под заголовком «Зеркало мира земного» (Speculum Orbis Terrarum). Этот атлас содержал 65 карт и тоже был неплох, но по популярности он даже не приблизился к «Театру», который к этому моменту хорошо знали во всем мире. Одного издания атласа де Иоде, по всей видимости, оказалось достаточно, чтобы надолго удовлетворить спрос на него; этот атлас не переиздавался пятнадцать лет. С 1593 по 1613 г. он несколько раз появлялся на рынке с различными изменениями и с восемнадцатью новыми картами, подписанными Корнелиусом де Иоде, сыном автора. Заголовок его изменился на Speculum Orbis Terrae.

Около 1575 г. на рынок вышла итальянская подборка карт, но она ни в чем не могла конкурировать с голландскими и фламандскими атласами. Итальянские карты не пользовались популярностью в Европе, хотя многим издателям и приходилось, за неимением лучших, их использовать. Они были нужны Ортелию для завершения коллекции, а Меркатор утверждал, что особенно плохи карты, изданные в Италии. Этот итальянский атлас, содержавший около сотни карт (несколько известных нам экземпляров различаются между собой), был издан в Риме неизвестно кем; дата на нем тоже не проставлена. Назывался он «Список современных географических таблиц большей части мира…» (Indice delle tavole moderne di geografia de la maggior parte del mondo…). Единственное имя, которое упоминается в этом томе, это имя Антонио, или Антуан Лафрери. По всей видимости, именно этот человек изготовил изысканный титульный лист атласа. О Лафрери мало что известно, кроме того, что он вместе со своим дядей Дукетом основал в 1540 г. в Риме знаменитое «ателье» по изготовлению гравюр на меди. Атлас Лафрери, или Римский атлас, как его иногда называют, вещь чрезвычайно редкая; независимо от достоинств содержащихся в нем карт он интересен из-за своей титульной страницы. В дополнение к традиционной декоративной рамке художник использовал, вероятно впервые, фигуру Атланта, или Атласа, с земным шаром на плечах как символ внутреннего содержания тома. Никто не может сейчас сказать, эта ли фигура, которую позже сотни раз использовали другие издатели, или заголовок Меркатора, начинавшийся со слова «атлас», привели к тому, что слово это стало синонимом подборки карт. В этом значении были испробованы многие слова – «Театр», «Зеркало» и др., – но позже от них отказались. И точно так же, как слово «ваггонер» было принято англичанами синонимом сборника морских карт, слово «атлас» стало собирательным для коллекции сухопутных и морских карт и планов, переплетенных вместе в один или несколько томов.

Собрания специализированных карт или планов публиковались и до, и после выхода «Театра» Ортелия, но они не вызывали общего интереса и не были так значительны, как этот первый атлас мира. Однако каждое из них внесло свой вклад в копилку информации и заняло свое место в общей картине. В 1528 г., например, итальянец по имени Бенедетто Бордоне выпустил атлас значительных островов мира (Libro di Benedetto Bordone. Nel quale si ragiona de tutte l'isole del mondo con li lor nomi antichi & moderni…). Этот полезный том, содержавший 111 карт и планов, был опубликован в Венеции. Второе издание вышло в 1534 г. с измененным названием, которое теперь выглядело как Isolario di Benedetto Bordone. Самый ранний атлас, посвященный главным образом Новому Свету, опубликовал в Лувене в 1597 г. Корнель Витфлит. В атлас вошло 19 карт. Эта работа стала очень популярной и в первый же год была издана еще раз. С 1597 по 1611 г. вышло семь изданий. Этот атлас «столь же важен для истории ранней картографии Нового Света, как карты Птолемея для изучения Старого». В это же время публиковались многочисленные «описания» Ост– и Вест-Индии, которые по существу представляли собой атласы с некоторым количеством описательного текста. Обычными стали атласы планов крупных городов и крепостей мира (обычно два этих понятия были синонимами), а некоторые из них включали одновременно и значительные города, и значительные острова.

Следующим логическим шагом коммерческого картоиздания стали национальные атласы. Первые из них появились еще до 1600 г. Кристофер Сакстон, геодезист и топограф, провел систематическую съемку графств Англии и Уэльса – спасибо его богатому покровителю (Томасу Сикфорду), ее величеству королеве и Тайному совету. На составление атласа у Сакстона ушло пять лет (1574–1579.). Потребовалось бы значительно больше времени, если бы Тайный совет не даровал ему особые привилегии и не выпустил директиву, предписывающую всем мэрам, мировым судьям и другим официальным лицам «проводить его в каждый город, замок, на каждую возвышенность или холм, чтобы видеть окрестности… и чтобы при отъезде его из любого города или места, вид которого он снял, упомянутый город выделял ему всадника, который говорил бы по-валлийски и по-английски, чтобы проводить его в безопасности до рыночного города». В законченный труд, получивший известность как Елизаветинский атлас, вошли 35 красиво раскрашенных карт. На титульной странице изображена королева Елизавета, покровительница географии и астрономии, в обществе Страбона и Птолемея. Пожалуй, самыми редкими из атласов XVI в. были подборки карт Франции, которые опубликовал в Туре в 1594 г. Морис Бугеро под заголовком «Французский театр, заключающий в себе общие и частные карты Франции» (Le Theatre Francois, ou sont comprises les chartes generales et particulieres de la France). Этот атлас был небольшим (примерно 15,5 на 10 дюймов) и содержал всего 16 карт. Он важен в основном из-за своей редкости (известно, вероятно, не больше шести экземпляров) и еще потому, что это был первый чисто французский атлас.

Чуть ли не все атласы-бестселлеры, изданные первоначально ин-фолио или ин-кварто (лист бумаги, сложенный два раза, то есть вчетверо), рано или поздно были переизданы в уменьшенном формате. В таком виде они лучше подходили для кармана и кошелька среднего человека. Большие атласы, как выразился один издатель, представляли собой кладезь географической информации, но обладали двумя недостатками. «Первый состоит в том, что их цена такова, что многие ученые не могут позволить себе приобрести их. Второй в том, что из-за их величины… они, так сказать, гвоздями прибиты к книжной полке, обычно переплетены соответствующим образом… их показывают в библиотеке скорее как декоративное украшение, чем как полезную книгу. Я говорю тебе то, что узнал на собственном опыте, и я знаю людей, которым деньги, потраченные на эти атласы, не принесли никакой пользы». Было издано больше тридцати карманных «Извлечений» (Epitomes) «Театра» Ортелия на голландском, французском, латинском, итальянском, немецком и английском языках. «Атлас» Меркатора первым издал в уменьшенном формате Джироламо Порро в Венеции. После этого вышли еще по меньшей мере семнадцать изданий, последнее в 1651 г. По тому же принципу переиздавали и другие труды, которые первоначально содержали лишь крупномасштабные карты. Английский картограф Джон Спид по результатам съемки Кристофера Сакстона и Джона Нордена составил атлас и опубликовал его сначала ин-фолио, а затем в урезанной форме. Маленький атлас вышел в 1627 г. в Лондоне под заголовком «Англия, Уэльс, Шотландия и Ирландия, описанные и адаптированные вместе с историческим изложением вещей достойных памяти из значительно большего тома Джона Спида» (England, Wales, Scotland and Ireland described and abridged with ye historic relation of things worthy memory from a farr larger volume by John Speed). Карманные атласы прочно утвердились в мире карт. Это было издание произведений знаменитых картографов «для всех». Чаще всего маленькие атласы печатали на тех же прессах и гравировали те же художники, что и громадные тома, которые могли себе позволить только богатые.

Издание великолепных огромных атласов достигло своего пика в Амстердаме примерно в то время, когда Иодокус Хондиус умер и оставил процветающее издательское дело в руках своего сына и зятя. Но эти великолепные тома выпускали не Хондиус-младший и не Ян Янссон; этим занимался один из их конкурентов по имени Виллем Янсзон Блау (1571–1638). Свою карьеру он начал как ученик плотника. Молодым человеком он попал на маленький островок Гвен, датское владение в Зунде, в восьми милях к югу от Эльсинора. Если маленький остров способен определить судьбу человека, то это как раз тот самый случай, ибо остров этот был приобретен на правах аренды великим астрономом Тихо Браге. Уютно устроившись в своей роскошной обсерватории в Ураниборге в окружении лучших инструментов, какие только можно приобрести за деньги, Браге изливал на своих студентов и учеников великую ученость и холодно рассматривал их поверх длинного бронзового носа, заменявшего ему настоящий нос, потерянный на дуэли. Судя по дневнику Браге, молодой Блау провел в обсерватории два года за изучением астрономии, географии и конструирования точных инструментов под руководством мастера.

В 1596 г. Блау вернулся в Амстердам и начал делать на продажу карты, глобусы и инструменты. Очевидно, в этом ему сопутствовал успех, так как в 1600 г. или около того он открыл собственную мастерскую и начал выполнять также печатные и гравировальные работы. Записи амстердамских гильдий ничего не говорят о его деятельности, но в 1605 г. Генеральные Штаты приняли резолюцию о выдаче Блау некоей суммы денег за печать и издание Nieuw Graetbouck – морского справочника, в который, кроме карт, входили годовые таблицы склонения Солнца. Такой заказ был мечтой любого печатника. Первым картографическим изделием Блау стала пара глобусов, изготовленных в 1599 и 1602 гг. Первую морскую карту (Pascaerte) он опубликовал в 1606 г. «под знаком золотых солнечных часов». Эту торговую марку можно найти на титульных страницах многих его атласов; она же красовалась в виде вывески над дверью лавки. Однако не все карты Блау подписаны, а даты не проставлены почти нигде. Он использовал свои печатные формы по много раз; у него, как у многих других картографов, были, вероятно, и такие карты, происхождение которых публично обсуждать не стоило. Блау нередко обвиняли в заимствовании информации с чужих карт, хотя картографы находились под защитой «привилегии». Конкуренция, особенно в Амстердаме, была острой. Фирмы Хондиуса—Янссона и Блау время от времени обвиняли друг друга в плагиате. Так например, в 1608 г. Блау обратился к Штатам Голландии и Фрисландии с просьбой защитить его от стервятников, которые крадут его карты. Он писал, что сможет, по милости Божьей, поддерживать свою семью честными средствами, если некоторые лица перестанут копировать его новейшие карты еще до того, как на них просохли чернила.

Самая ранняя гравюра по дереву, изображающая картографа за работой. Из «Геометрического метода» (Metodus Geometrica) Пауля Пфинцинга. Нюрнберг, 1598 г.

На плагиат в один голос и во все времена жаловались авторы всех карт без исключения. В XVI и XVII вв. – в период первоначального расцвета коммерческого картоиздания – в среде картографов можно было наблюдать громадное стремление к изданию карт и немалое профессиональное соперничество и ревность. Плагиат, разумеется, тоже имел место. Из-за высокой цены на медь и поразительной способности этого материала изменять свой вид под рукой мастера печатные формы многих карт прожили долгую и разнообразную жизнь. Их покупали, выпрашивали и просто крали; на них ставили заплатки, их сращивали, что-то добавляли, что-то убирали, – в общем, изменяли самыми разными способами, так что в конце первоначальный владелец ни за что не узнал бы их. Известны карты, отпечатанные с двух печатных форм, одна из которых лет на десять старше второй. Сохранилось немало карт, заголовки которых были изменены или полностью заменены, причем имена картографов и граверов оказались тоже заменены другими именами. В некоторых случаях такие изменения законны, как, например, после продажи печатных форм; однако гораздо чаще таким способом рьяный издатель пытался убедить покупателей в том, что он выпустил совершенно новую карту.

Внутри сообщества картографов тем не менее практиковалось определенное сотрудничество – даже между такими конкурентами, как Янссон и Блау, работавшими в одном городе. Путешествия стоили дорого, а полученные таким образом данные были ненадежны. Добыть точную географическую информацию было очень сложно. Всем издателям карт, как прежде Ортелию, приходилось пользоваться картами иностранных издателей и полагаться на них. Поэтому всем было выгодно обмениваться картами друг с другом, особенно в тех случаях, когда новая съемка стоила слишком дорого или просто была невозможна. Более того, издательские центры были разбросаны по всей Европе. Топографическую съемку проводили в Италии, а законченные карты издавали в Голландии. Голландские картографы и граверы работали во Франции, Англии и других странах. Идеи и печатные формы гуляли по всей Европе, заглядывая и за Ла-Манш. Заголовки и легенды, как и язык самих карт, часто изменялись в соответствии с местом и поводом их издания. Да, картографы всего мира были тесно связаны между собой. Несмотря на это, каждый из них оставлял за собой право объявить коллегу вором и неблагодарным типом. Поводом обычно служило отступление от профессионального этикета – например, если кому-то удавалось «обставить» коллегу при помощи конфиденциальной информации, полученной от моряка, который только что вернулся из Индий. Подобные взрывы эмоций были довольно обычным делом. Случалось, что два картографа мирно работали вместе какое-то время, и вдруг совершенно неожиданно один из них обвинял другого в жутких преступлениях. Какое-то время спустя мы видим, что они помирились и вновь работают вместе над новой картой или серией морских карт. Картографы тоже люди.

У изготовителей сухопутных и морских карт всегда было туго с деньгами, но эту проблему можно было обойти. Некоторым везло – они приобретали богатых покровителей, обычно королевской крови. В высших кругах считалось модным и забавным спонсировать художников, скульпторов, музыкантов и картографов. В свою очередь, издатель карт всегда мог отблагодарить какого-нибудь герцога за щедрость – он мог посвятить карту или атлас его великолепию, изобразить на ней его герб или, возможно, миниатюрные контуры его владений. Другие картографы получали правительственные субсидии: иногда просто денежные суммы, иногда пенсии за оказанные услуги. Ортелию, например, даровали титул географа его величества Филиппа II Испанского – после того как его друг Монтан засвидетельствовал, что он чист от протестантской скверны. А Меркатор так угодил его величеству Карлу V, что тот пожаловал ему титул Imperatoris Domesticus, или императорского придворного, с различными привилегиями и прерогативами. Джону Спиду, историку и картографу, Фулк Гревиль, первый лорд Брук, поручил провести геодезическую съемку Англии, «чьи красоты и преимущества, – писал Спид, – не издалека, как Моисей видел землю Галаад с вершины Фасги, но в моих собственных путешествиях по каждой провинции… своими собственными глазами видел; и чей климат, температура, изобилие и удовольствия делают ее подлинным раем Европы». Виллему Блау, с другой стороны, покровительствовали Генеральные Штаты Голландии. К нему шли все государственные заказы и, как правило, денежный аванс за каждую работу. В 1608 г. ему даровали 200 золотых за посвящение и представление сборника морских карт «Светоч мореплавания» (Het Light der Zeevaert) с описанием берегов и гаваней Северного, Восточного и Западного морей. Несомненно, эта публикация представляла собой не что иное, как очередной выпуск голландского «ваггонера», который давно уже стал обязательным на борту любого корабля; при составлении морских карт Блау свободно заимствовал готовые данные у Вагенера и Барентсзона. В 1623 г. он получил от Генеральных Штатов еще более важный заказ в форме эксклюзивного права на публикацию «таблиц склонения Солнца и важнейших планет, с различными применениями Полярной звезды, заново рассчитанных для навигаторов Виллемом Янсзоном Блау». В сущности, он получил монополию на издание официального голландского эквивалента «Морского альманаха и эфемерид». Этот заказ сразу же позволил ему значительно расширить свое издательское дело.

Первый сборник (атлас) сухопутных карт Виллема Блау вышел в 1631 г. под заголовком «Дополнение к «Театру» Ортелия и «Атласу» Меркатора» (Appendix Theatri Ortelii et Atlantis Mercatoris). Точно так же, как в прежние времена издатели карт использовали имя Птолемея, Блау использовал имена Ортелия и Меркатора – то ли чтобы придать своему атласу дух подлинности, то ли просто потому, что свободно заимствовал информацию с их карт. Возможно, конечно, что он объявил свой сборник приложением к их атласам из уважения к чужой славе, но это маловероятно. Его том содержал 103 карты и текст на латыни, причем датированы из них всего семь карт и только на 27 стоят имена подлинных авторов. Многие карты подписаны самим Блау.

Наряду с издательской деятельностью Блау очень интересовался наукой и не забывал время своего ученичества у Тихо Браге. Говорят, что он соорудил громадный семифутовый деревянный квадрант, отделанный бронзой, и установил его на крыше башни в Лейдене. В 1633 г. директора Голландской Ост-Индской компании назначили Блау главой гидрографического департамента компании. При своем назначении он сказал: «Я потребовал у них распоряжения о том, чтобы все штурманы и капитаны, плававшие в Индию, наблюдали все затмения, в какой бы части они ни были видны, и это было сделано». Другими словами, Блау, как ученый, пользовался большим уважением и даже носил звание картографа республики; тем не менее многие из его карт никак нельзя назвать научными достижениями. Как указывал один историк, у него нет ни одной морской карты в меркаторской проекции, хотя другие картографы уже много лет пользовались ею. На большинстве его карт нет параллелей и меридианов; параллели на некоторых есть, а вот меридианов нет практически нигде. Разгадка заключается в том, что он, вероятно, делал два рода карт, как морских, так и сухопутных. Одни карты предназначались для богатой публики и представляли собой красивые ярко раскрашенные и отделанные золотом вещицы, способные порадовать глаз и украсить любой дом. Другие – для моряков и государственных деятелей, которые способны были разглядеть лучшее и требовали точности в научных документах. Блау не был глуп или плохо информирован; он был проницательным бизнесменом, а такой человек всегда дает клиенту то, что тот хочет получить. Его рабочие, настоящие карты износились или были уничтожены из соображений безопасности, в то время как красивые карты и атласы сохранились, так как все это время лежали взаперти и без дела в библиотеке какого-нибудь джентльмена.

За год до смерти, в 1637 г., Виллем Блау вместе с двумя сыновьями, Иоаном и Корнелиусом, перевез мастерскую в новое большее помещение в Блуменграхте, «возле третьего моста и третьего переулка». Бизнес процветал. Новое здание стояло на берегу канала, а его 150-футовый передний фасад выходил в поперечный переулок. Ширина здания составляла 75 футов.

Современник писал: «На канал выходит комната с сундуками, где хранятся медные печатные формы, с которых печатают атласы, книги городов Нидерландов и зарубежных стран, а также морской атлас и другие наилучшие книги, и все это, должно быть, стоит тонну золота. За этой первой комнатой находится печатня, где делают оттиски с медных форм, а в поперечную улочку, о которой мы уже говорили, выходит комната, где моют шрифты, с которых уже сделаны отпечатки; далее по порядку следует комната для печатания книг, напоминающая длинный зал с множеством окон по обе его стороны. В самой задней части находится комната, где хранятся шрифты и некоторые другие материалы, которые используются в печатном деле. Лестница напротив кладовой ведет в небольшую комнатку наверху, специально устроенную отдельно для корректоров, где тщательно просматривают первый и второй оттиски и исправляют ошибки, допущенные наборщиками. Перед этой последней описанной комнатой есть длинный стол, или скамья, на которую кладут свежие отпечатки, только что вышедшие из-под пресса и где их оставляют на значительное время. Этажом выше находится стол, предназначенный для той же только что описанной цели, за дальним концом которого, над комнатой корректоров, расположена литейня для шрифтов, где отливают буквы, которые используются при печати на разных языках».

У Блау работали лучшие печатники, граверы, писцы и разрисовщики в Нидерландах. Он печатал хорошо изготовленными читаемыми шрифтами на плотной качественной бумаге с собственными водяными знаками. Кроме географических книг, он издавал астрономические труды и всевозможные публикации, обычно в формате ин-фолио. Предприятие Блау могло похвастать девятью плоскопечатными машинами для высокой печати, названными именами девяти муз, и шестью прессами для печати с медных печатных форм. Количество прессов уже было необычным, но еще необычнее было их качество. Виллем Блау разработал их сам, при этом ему первому после изобретения книгопечатания удалось внести существенные изменения в подвижные части машин. В 1683 г. Джозеф Моксон так охарактеризовал ситуацию: «Существует два вида печатных прессов, а именно старые и новые»; под «новыми» здесь имеются в виду прессы Блау. Улучшения, которые он сделал, были достаточно простыми, но прежде никто до них не додумался; эти мелочи делали станок гораздо удобнее и помогали избавиться от болей в спине, которые прежде были профессиональным заболеванием печатников. Всего за несколько лет улучшенные печатные прессы Блау стали в Европе обычными, и даже английские печатники, которые поначалу отнеслись к ним скептически, в конце концов перешли на них.

Лучшая из известных публикаций Блау, вышедших из-под его новых прессов, – великолепный Большой атлас в двенадцати томах. Во многих отношениях это самый красивый географический труд из всех когда-либо опубликованных. Он служил красноречивым свидетельством процветания фирмы Блау после тридцати лет издания карт. Иоан и Корнелиус еще больше расширили предприятие отца, да и сами они были достойными уважаемыми людьми. Ни одному торговому дому, занятому зарубежной торговлей, не разрешалось отправлять в Индии морские карты или поручать капитанам кораблей доставить их туда, если карты не были изданы на предприятии Блау. В 1670 г., когда Иоан Блау был назначен картографом Голландской Ост-Индской компании, ему было поручено просмотреть бортовые журналы штурманов компании и исправить, по возможности, их карты. Иоан Блау, советник и мировой судья, был в Амстердаме не последним человеком.

Собрать печатные формы для двенадцатитомного атласа было очень непросто, и неудивительно, что многие из этих форм уже использовались ранее. Сам атлас складывался постепенно. «Дополнение» Виллема Блау к Ортелию и Меркатору в 1635 г. было увеличено до двух томов и выпущено с текстом на латыни, голландском и французском языках. Еще через три года французское издание выросло до трехтомного «Зрелища мира, или Нового атласа» (Le Theatre du Monde, ou nouvel Atlas), в котором было уже почти триста карт. После этого каждое издание атласа было немного больше предыдущего, и к 1662 г. коллекция выросла примерно до шестисот карт. Иоан Блау выпустил ее в этом году под заголовком «Большой атлас, или Космография Блау» (Atlas Maior sive Cosmographiae Blaviana) с текстом на латыни. В 1663 и 1667 гг. она вышла в двенадцати томах на французском языке. Уцелевшие экземпляры этого издания, как правило, дошли до нас в своем первоначальном виде, в пухлом кожаном переплете с золотой отделкой и золотым обрезом. Такая книга и тогда, и сейчас не могла бы попасть в руки бедняка. Для государственных деятелей и королевских особ книги изготавливали особо; их раскрашивали и переплетали согласно пожеланиям заказчика. Один полный экземпляр атласа Блау переплели в королевский пурпур и преподнесли в дар султану Мохаммеду IV. Содержание и красота карт произвели на султана настолько сильное впечатление, что он приказал перевести текст и легенды карт на турецкий язык.

Издатель сухопутных и морских карт Биллем Янсзон Блау внес в конструкцию печатного пресса первые серьезные усовершенствования с момента изобретения книгопечатания

Европейские картоиздатели XVI и XVII вв., возможно, не имели доступа к самой свежей и достоверной географической информации; возможно, они не стали бы ее использовать, даже если бы имели. Но зато они стремились компенсировать недостаток фактов всем, чем только можно, – тонкой гравировкой, живописными видами, рисунками кораблей и морских чудовищ, геральдическими эмблемами, портретами важных персон и изысканными цветами. Поскольку карты должны были быть красивыми, их дизайн время от времени менялся, чтобы соответствовать сиюминутному представлению о красоте. Очевидно, практичная вещь – лист бумаги со строгой сухопутной или морской картой – не слишком подходила для игры воображения художника, но на этот случай существовали свои средства и методы, в чем публика вскоре убедилась.

Заголовки коммерческих карт непременно должны были описывать изображенную на карте территорию. Иногда они были краткими и точными, но чаще это были длинные путаные описания. Они включали в себя информацию, которую обычно можно найти на титульной странице: имя автора (картографа), место и дату публикации. Иногда в заголовок карты включалось еще посвящение и имя гравера. Вся эта информация, насчитывавшая иногда 75—100 слов, могла послужить отправной точкой для картографа и дать простор самовыражению художника. Издатели карт, как и книгоиздатели, при украшении титульных страниц пользовались стандартными рисунками; из них составлялись замкнутые обрамления, известные как картуши.

Название, принцип и использование картуша с течением времени сильно изменились. Еще египтяне обрамляли надписи на табличках и колоннах рамками, напоминающими свитки. Позже картушем называли нарисованный овал из веревки с узлом на одной стороне, в который заключали гербы пап и членов королевских семей. В такой, подлинной своей форме, картуш можно обнаружить на очень древних картах; иногда над ним изображали кардинальский головной убор или какой-нибудь другой символ духовенства. Но во второй половине XVI в., во времена Ортелия и Витфлита, в Европе начали во множестве появляться разные школы гравирования. Разрабатывались новые, все более сложные и изысканные рисунки, и овальная веревка с узлом тоже внезапно пережила замечательную трансформацию. Это был век аллегорий и педантичного символизма. В северные страны, включая и Нидерланды, проник итальянский стиль гравирования, формализованный и академичный. Самыми популярными графическими украшениями стали изысканные ленты или свитки, изображающие листы кожи сложной формы со скрученными углами. Их активно использовали все подряд: архитекторы, мебельщики и скульпторы-монументалисты. Картографы всего мира тоже пользовались ими для обрамления всевозможных заголовков, посвящений, легенд и геральдических эмблем. Граверы придумывали все новые варианты переплетающихся орнаментов. Со временем мотивы и формы картушей менялись, но полностью они никогда не выходили из моды.

Абрахам Ортелий из Антверпена (1527–1598), составитель и редактор первого общего атласа мира в современные времена

Герард Меркатор из Рупельмонде (1512–1594), математик и картограф, много сделал для того, чтобы поднять искусство создания карты до состояния точной науки

Вид Тайиаия на острове Формоза XVII в. неизвестного голландского художника. Крепость Зеландия охраняет гавань. Из «Тайного атласа» Голландской Ост-Индской компании

В «Тайном атласе» можно найти и этот замечательный вид Манильской бухты, какой она выглядела в 1647 г. На переднем плане – голландский флот Питера де Гойера

В лавке торговца картами. XVIII в.

Эта сцена из «Энциклопедии» Дидро (1751–1765) иллюстрирует различные стадии подготовки и гравирования медной печатной формы

Тяжелые голландские картуши-свитки ранних карт после 1600 г. становятся менее формальными, но не теряют внушительности. В орнаментах появляются сфинксы, сирены и херувимы вкупе с переплетающимися лентами, колоннами с каннелюрами или фруктами. На картах Блау картуши получили дальнейшее развитие; кроме формальных заголовков и легенд, художники стали помещать на них реалистичные перспективные виды сел и городов, сцены охоты и рыбной ловли, подборки образцов флоры и фауны из показанной на карте местности. В орнаментах уже можно видеть не только херувимов, но и обнаженные человеческие фигуры. На картах Блау можно найти сцены соколиной охоты, охоты на вепря, турниры и батальные сцены. Костюмы людей, изображенные на них с большой тщательностью, и сегодня являются одним из лучших источников информации по истории костюма.

Развитие общепринятой символики и условных знаков шло медленно и очень по-разному в разных странах. Поначалу горы изображали в виде грубых перекрывающихся выступов, или «кротовых нор», и никто не пытался показать на карте их высоту или реальную протяженность горного хребта. Все горы выглядели одинаково. С течением времени их начали рисовать более тщательно, часто в перспективе, так что ясно видны были разница высот, проходы, дороги и предгорья. Тщательность проработки условных изображений часто зависела от способностей рисовальщика и гравера, а также от желания картографа быть понятным. На хороших картах большие и малые города были показаны точками, маленькими кружочками или миниатюрными перспективными видами, обязательно с башнями, укреплениями и развевающимися вымпелами. Церковные приходы обозначали крестиком, те, что покрупнее, – крохотным рисунком церкви. Некоторые карты были информативнее других, и тогда в легенде присутствовали символы для виноградников, серебряных и оловянных копей, залежей железа и извести и т. п. С береговой линией тоже обходились по-разному, в зависимости от склонностей картографа и тех людей, для которых предназначалась карта. Простейший способ состоял в том, что береговую линию затеняли тонкими линиями (штриховкой), чтобы выделить ее. На хороших картах важные участки побережья изображали в перспективе, так что видны были пляжи, опасные скалы и мели. Якорные стоянки обозначали крестиком или крошечным якорьком, а мели – фактурной штриховкой.

Политические границы показывали одинарными или двойными пунктирными линиями. Многие дороги шли вдоль водных путей, тогда их никак специально не обозначали; другие дороги показывали двойной линией, как и сегодня. С реками, большими и малыми, всегда возникали проблемы. Их показывали одинарными или двойными волнистыми линиями, в зависимости от размера; на многих картах они, казалось, бессмысленно петляли, пока не достигали города, через который должны были протекать.

Искусство рисования и раскрашивания получило развитие на много столетий раньше, чем картографам удалось создать что-либо достойное талантов художника. У колористов, несомненно, имелись свои секреты мастерства, но общие их методы тайной не были; вообще говоря, они были известны всем. По этому вопросу было написано немало книг, содержание которых сводилось к тому, что для успеха необходимо использовать правильные ингредиенты и тщательно накладывать краски. Еще Ортелий обнаружил, что красиво раскрашенную карту продать легче. Позже выяснилось, что цвет на карте может выполнять сразу две функции. С одной стороны, он делает карту приятной для глаза, а с другой – цвет лучше любого другого способа помогает отделить друг от друга или различить соседние страны или провинции, формы рельефа и водные пространства. Он позволяет выделить важные физические особенности местности, такие как леса, озера и речные долины, не говоря уже о топографических деталях.

В 1573 г. англичанин по имени Ричард Тоттилл написал «Чрезвычайно полезный трактат, где кратко изложено искусство создания изображения, которое учит порядку рисования и копирования букв, виньеток, цветов, гербов и узоров, и способ делать разные форматки или подложки для наложения серебра или золота». Из этого трактата, в котором переписаны рецепты древних европейских художников, мы узнаем, что чуть ли не самым важным в палитре живописца является куриное яйцо. Яичный белок был любимой подложкой для «форматок» и, кроме того, использовался для придания глянца вместо шеллака или лака. Чтобы хранить яичные белки неопределенное время, «без порчи и добавления мышьяка», Тоттилл приводит следующий рецепт: осторожно процедить белки через льняное полотно; после этого добавить к ним равное количество наилучшего белого уксуса. Оставить стоять два дня, затем вновь пропустить смесь через льняное полотно, не перемешивая и не взбивая. Оставить стоять пять дней. Процедить еще раз, вылить в бутылку и плотно закрыть ее.

Для изготовления «объемной грунтовки» под золотой или серебряный лист следует приготовить тонкий порошок «венецианских белил», свинцовых белил, мела (или грунтовки со старой картины). Затем нужно тщательно растереть полученный порошок с яичным белком и небольшим количеством воды на специальном камне. Этот «грунт» должен быть нужной консистенции, густой, и его нужно оставить во влажном темном месте до тех пор, пока не станет «липким и тухлым». Чем старше, липче и тухлее, тем лучше. Яичный желток использовали при письме белыми буквами по черному фону. Делали это так: желток «свежеотложенного яйца» растирали на камне и добавляли немного воды. Этой жидкостью писали вместо чернил буквы на бумаге или пергаменте. Когда буквы высыхали, все поле покрывали сплошь черными чернилами. После их высыхания места, покрытые высохшим яичным желтком, следовало потереть шерстяной тканью, и на черном фоне открывались белые буквы.

Тоттилл использовал два рода черной краски. Одну из них он называл траурной, или дымной, краской. Она представляла собой всего лишь сажу, которую получали держа горящий факел под некоей поверхностью до тех пор, пока поверхность не почернеет. Черноту соскребали и разводили яичным белком или гуммиарабиком, то есть водным раствором аравийской камеди. Но чтобы получить превосходную «бархатную» черную краску, «возьми рог матерого оленя и сожги его до угля в печи, а затем положи в раковину и оставь сохнуть в тенистом месте. Когда раковина наполнится, часть содержимого разотри снова с глазурью или гуммиарабиком и работай с этим».

Для нанесения золота или серебра поверх красок следует взять «сок чеснока» и нарисовать им тот узор, который нужно покрыть. «Затем возьми и положи золото на него и слегка прижми… и дай сохнуть полдня или больше. Затем сотри то золото, которое не прилипло к чесноку». Говоря о лакировке поверх краски или золота и серебра, Тоттилл переходит на лирику. Он пишет: «Как день становится светлее и ярче от сияния солнца, так и все краски, покрытые лаком, действительно выказывают лучший блеск или сверкание и становятся ярче от его сияния…»

Уильям Сэлмон писал о красках и работе с ними на сто лет позже; его текст значительно понятнее и очень подробен, он явно рассчитан на неинформированного читателя. «Рисование, – писал он, – это искусство, в котором мы пытаемся водными красками во всем добиться сходства с природой. Мы используем при этом следующие основные инструменты и материалы. 1. Гуммиарабик. 2. Краски. 3. Жидкое золото и серебро. 4. Краскотерку. 5. Карандаши. 6. Доски для письма. 7. Маленькие стеклянные или фарфоровые мисочки». Сэлмон перечисляет семь «главных» цветов: белый, черный, красный, зеленый, желтый, голубой и коричневый; из них приготовляли краски смешанных, или составных, цветов. Вместо яичного белка для подложки Сэлмон рекомендует гуммиарабик, разведенный родниковой водой. Это вещество позже стало широко использоваться в качестве клея, компонента чернил и важного ингредиента при нанесении рисунка на ткань. При раскрашивании карт раствор гуммиарабика использовался почти исключительно как подложка для золотой и серебряной фольги. Чтобы водорастворимые краски не впитывались в бумагу, Сэлмон рекомендует раствор квасцов (восемь унций квасцов на кварту чистой воды). Этот раствор, говорит он, «добавит им блеска, сделает их ярче и убережет от выцветания». Вместо золотой фольги он предлагает использовать следующую жидкость: «Возьми свежеотложенное яйцо, через отверствие в одном из концов выкачай белок и наполни яйцо двумя частями ртути и одной частью мелко растолченного нашатыря [хлорида аммония]; перемешай все проволочкой или маленькой палочкой; заделай отверстие расплавленным воском, поверх которого наложи половинку яичной скорлупы; выдержи месяц в конском навозе, и получишь чудесную жидкость золотого цвета».

Карты, и сухопутные, и морские, всегда украшались достаточно традиционно, но в XVII в. это стало особенно заметно и в цвете, и в использовании символов. Этот факт можно хорошо показать на примере того, как Сэлмон предлагает рисовать четыре главных ветра. Чтобы показать евр, восточный ветер, «нарисуй юношу с раздутыми щеками (какие должны быть и у всех остальных ветров), с крыльями на плечах, с телом как у смуглого мавра, с красным солнцем на голове». Зефир, западный ветер, должен быть юношей веселого вида, держащим в руках лебедя с распростертыми крыльями, как будто он собирается запеть. На голове юноши должна быть гирлянда из всевозможных цветов. Зефир все еще считался благоприятным ветром, «потому что он бодрит и веселит, приносит жизнь». Борей, северный ветер, следует изображать старцем «жуткого, ужасного вида; его волосы и борода покрыты снегом или инеем; с ногами и хвостом змеи». Австр, южный ветер, рисовали «с влажными крыльями и головой, из горшка или вазы льется вода вместе с лягушками, кузнечиками и тому подобными созданиями, происходящими от сырости».

Около 1700 г. в Англии была опубликована небольшая книжица некоего Джона Смита, озаглавленная «Искусство рисования маслом, к коему добавлено целиком искусство и секреты раскрашивания карт». В этой книге есть глава «Полное искусство и секрет раскрашивания карт и других оттисков водяными красками». По мнению автора, такая глава была необходима, так как ему не приходилось видеть содержательного трактата по этому вопросу, и еще потому, что раскрашивание карт представляет собой прекрасное хобби «для тех джентльменов, и других, кого интересует познание карт; каковые после раскрашивания и разделения на несколько частей, отличающихся друг от друга красками разного рода, дают лучшее представление о странах, которые представляют, чем это возможно для нераскрашенных карт».

По Смиту, главным ингредиентом красок для карт было вещество, что он называл «татарским щелоком». Приготовлялся он так: взять две унции наилучшего тартара (то есть винного камня); Смит описывал его как вещество вроде камня, которое остается на стенках винных бочек и которым торгуют аптекари. Завернуть винный камень в бумагу, смочить как следует и расплавить в горячих углях; затем смочить водой и размять в пальцах. В этот раствор в разных пропорциях следовало добавлять красящие пигменты. В качестве связующего использовался также раствор гуммиарабика. У Смита были вполне определенные понятия о качестве различных красителей. «Медная зелень», которую изготавливали из ярь-медянки, лучше всего в Монпелье; все остальные ее разновидности, говорит он, подвержены выцветанию. Чтобы получить «цвет камня», следует взять жидкую мирру, полученную посредством растворения одной унции порошка мирры в татарском щелоке, и кипятить, пока мирра не растворится. Дать осесть и отделить осадок.

Для получения хорошего алого цвета нужно купить пол-унции хорошей кошенили. Взять тридцать или сорок гран и растереть в тонкий порошок в обливном сосуде. Затем добавить ровно столько татарского щелока, чтобы смочить все это. Сразу же добавить пол-ложки воды, и получишь нежно-пурпурную смесь. Соскреби в смесь чуть-чуть квасцов, и она превратится из пурпурной в алую. Процеди через тонкую ткань. Она выглядит «наиболее благородно», если используется сразу же по приготовлении. Рекомендовано было использовать бледно-синюю краску (лазурь), поскольку ее нужно всего лишь немного разбавить раствором гуммиарабика, но «если кому-то интересно, он может использовать вместо нее ультрамарин, лучшую и самую великолепную краску из всех синих, но очень дорогую… Ее нужно всего лишь разбавить в очень маленьком обливном горшочке небольшим количеством раствора гуммиарабика». Чтобы изготовить «самую приятную травяную зелень», возьмите комок гуммигута и сделайте в нем углубление. Положите внутрь немного медной зелени (малахита) и помешайте карандашом. Цвет станет из тускло-зеленого ярким, травянистым.

Если краски готовы, пишет Смит, «можете приступать к раскрашиванию ваших карт». Вам следует отметить политически разные территории, чьи границы обозначены пунктирными линиями. Между Испанией и Португалией, например, расположены горы. Сначала раскрасьте их слабым раствором мирры при помощи тонкой кисти из верблюжьего волоса, закрепленного в стволе утиного пера. Затем, если там обозначены деревья, коснитесь каждого из них кончиком тонкой кисти с травянисто-зеленой краской (то есть медной зеленью, смешанной с гуммигутом). Затем окрасьте главные города и села свинцовым суриком, «чтобы глазу было легче замечать их». Проведите границы провинций утиным пером, обмакнув его в медную зелень. Используйте для каждой провинции особый цвет, следя, чтобы никакие две соседние провинции не оказались окрашены одинаково, «ибо в этом случае вы не сможете различить их».

Окрасьте морское побережье и озера, если есть, слабым индиго. И если там есть какие-нибудь корабли, сделайте воду у днища потемнее тем же индиго, корпус окрасьте умброй, паруса слабым раствором мирры, а флаги вермиллионом или бледно-синим; а если корабли нарисованы палящими из пушек, то дым следует раскрасить очень слабой бледно-голубой краской. Рамку карты нужно раскрасить желтым, или свинцовым суриком, или алым; «никакие кроме этих трех цветов не подходят для этой цели». Облака можно рисовать раствором мирры, а в некоторых случаях очень слабой алой краской, и «для разнообразия вы можете нарисовать некоторые из них слабой черной краской из жженой слоновой кости». Морские волны следует окрашивать в цвет индиго.

Сушу нужно раскрасить очень слабой желтой краской с оттенком аурипигмента (трисульфид мышьяка, который называют также «королевский желтый»). Для разнообразия раскрасьте некоторые части ее в светло-зеленый цвет, иногда с оттенком более темного зеленого. Скалы нужно рисовать раствором мирры; деревья выполнять медной или травянистой зеленью, а некоторые из них слабой умброй. Дома можно окрашивать свинцовым суриком; черепицу вермиллионом или бледно-синим, чтобы показать голубой сланец. Раскрасьте замки раствором мирры и слабым свинцовым суриком. Окрасьте шпили и башни в синий цвет. «И, – завершает Смит, – если ваша бумага хороша и держит краски, не давая им впитываться, все вышеперечисленное получится красиво и приятно глазу; больше всего в искусстве раскрашивания карт ценится чистота красок. Но если бумага не хороша и не плотна, то никакое искусство не сможет заставить краски хорошо лежать; поэтому при покупке карт выбирайте такие, которые напечатаны на самой прочной и толстой бумаге».

Между 1650 и 1700 гг. в Европе существовало восемнадцать картографических центров. Искусство штриховой гравюры и рисунка получило к этому времени такое развитие, что во всех этих городах подмастерьев учили как следует и техника воспроизведения карт была одинаково хорошей. Издателям не хватало лишь одного – хороших карт, которые можно было бы печатать. Почти по всей Европе и в части Азии и Африки была проведена какая-никакая геодезическая съемка, но мало какие из стандартных карт были построены на основе тригонометрических измерений. Кроме того, на каждую карту, составленную по результатам тригонометрической съемки, тут же возникали сотни копий, подделок и адаптаций; все они очень напоминали оригинал (со всеми его ошибками) и, кроме того, обычно содержали громадное количество дополнительной неверной информации. Прогресс картографической науки временно приостановился. Старый Свет остро нуждался в новой тщательной геодезической съемке. Ситуацию еще больше усложняли постоянные открытия в Новом Свете. Карту обитаемого мира нужно было расширять во все стороны. На сколько, никто не знал. Где находятся вновь открытые места по отношению к остальным? Кто проверял расстояния и направления в Западном море? Европейские монархи застолбили для себя владения в новых заморских землях, но никто из них не мог бы сказать, где находятся эти владения. Таким образом, картографии – искусству изготовления карт – пришлось вновь обратиться за помощью к науке; без этого дальнейший прогресс был невозможен. И наука смогла дать ответы на многие вопросы.