В 840 году н.э. киргизы вытеснили орхонских уйгуров из Монголии. В результате последние потеряли власть над священным божеством земли – горой Отукан, рядом с которой располагалась их бывшая столица Орду-балык. Согласно добуддийским и доманихейским тенгрианским верованиям древних тюрок, тот, кто владеет этой горой, правит всем тюркским миром. Только он и его потомки имеют духовное право называться каганами. Кроме того, только выходцы из этого племени могут быть политическими лидерами других тюркских племен. В этой горе заключена духовная сила (кут), символизирующая удачу тюрок. Эта сила может воплотиться в кагане в качестве его собственной жизненной силы либо в качестве харизматической власти, ответственной за его успех или неудачу.

Правители двух самых больших царств, основанных беженцами-уйгурами – уйгурами Кочо на севере Таримской впадины и желтыми уйгурами в коридоре Ганьсу, – не соответствовали политико-религиозному званию кагана, поскольку Монголия не входила в состав их владений. Не соответствовал этому званию и киргизский правитель Монголии, поскольку киргизы были монгольским народом и изначально не говорили на тюркском языке. Они пришли из лесов Сибири, а не из степей, и не считали гору Отукан священной.

Однако была еще одна священная гора – Баласагун, в районе реки Чу на севере Киргизии, недалеко от озера Иссык-Куль. Раньше она входила в состав владений западных тюрок, построивших на ее склонах несколько буддийских монастырей. Так как теперь этой горой владели карлуки, их правитель Бильге Кюль Кадыр провозгласил себя в 840 году каганом – законным вождем и защитником всех тюркских племен. Кроме того, он изменил название своего царства, назвав его Караханидским царством, а династию – Караханидами.

Вскоре после своего основания империя Караханидов распалась на две части. Западная часть со столицей Тараз, расположенной на реке Талас, включала город-государство Кашгар на юго-востоке, тянулась через горы Тянь-Шань до самого западного конца Таримской впадины. Восточная часть пересекала Киргизский горный хребет, сосредоточившись вокруг священной горы Баласагун на реке Чу.

Карта №22: север Центральной Азии, приблизительно 850 г. н.э.

В период своего правления (840 – 1137 гг.) Караханиды не вели военных кампаний против своих бывших правителей – уйгуров, хотя раньше, как и карлуки, часто воевали с ними. Два из четырех сообществ беженцев орхонских уйгуров были очень маленькими. Они переселились в империю Караханидов: в Кашгар и в долину реки Чу. Неясно, до какой степени они ассимилировались и оставались ли иноземным меньшинством. Тем не менее, Караханиды продолжали культурное соперничество с двумя другими, гораздо большими группами – уйгурами Кочо и желтыми уйгурами. Караханиды могли пытаться использовать иные, не военные средства, чтобы обрести господство над уйгурами Кочо и желтыми уйгурами.

Уйгуры Кочо переняли городской образ жизни в северных оазисах Таримской впадины. Оставив свои прежние военные традиции степной жизни и приняв буддизм, они по большей части жили в мире с соседними царствами. Желтые уйгуры также переняли городской образ жизни в городах-государствах коридора Ганьсу, тоже стали буддистами, но почти постоянно воевали со своими восточными соседями – постоянно угрожавшими им тангутами. Обе ветви уйгуров поддерживали дружеские отношения с ханьским Китаем, поскольку местные поселенцы-ханьцы помогли им свергнуть бывших тибетских правителей этой территории и основать собственные царства.

Вместе эти два уйгурских народа составляли единственную тюркскую группу, имевшую в то время письменный язык и высокую культуру, обретенные ими благодаря проживавшим в их владениях согдийским торговцам и монахам. Караханидам недоставало этих качеств, хотя они и владели Кашгаром, в котором также проживали согдийцы. Однако с захватом Баласагуна у Караханидов появился серьезный довод к тому, чтобы возглавить тюркский народ.

Караханиды продолжили обычай карлуков поддерживать смесь буддизма, тюркского шаманизма и тенгрианства, как и предшествовавшие им западные тюрки. Они также сохранили традиционно дружеские отношения со своим бывшим многолетним военным союзником – Тибетом. Тибет, хотя и был политически слаб, по-прежнему оказывал значительное культурное влияние на области, граничащие на востоке с Караханидами. На протяжении более чем столетия после убийства в 842 году тибетского царя Лангдармы, тибетский язык оставался языком международного общения торговцев и дипломатов на территории от Хотана до Ганьсу. Из-за длительной оккупации этой территории тибетцами, их язык был единственным общим языком региона. Многие буддийские тексты ханьцев и уйгуров были переписаны с использованием тибетской письменности для более широкого применения. Некоторые тексты переписывались при поддержке киргизской царской семьи.

Еще одним свидетельством тесной связи Караханидов и тибетцев является то, что после начала гонений на буддийскую монашескую традицию царем Лангдармой три монаха из центрального Тибета бежали от преследований через западный Тибет и нашли временное прибежище на территории Караханидов, в Кашгаре. Караханиды проявили сочувствие к их положению, а буддизм в этом районе был достаточно устойчив, и монахи почувствовали себя в безопасности. Отправившись дальше на восток, скорее всего, вдоль южной границы Таримской впадины и обучая многих своих соотечественников в Ганьсу, они в конце концов поселились в районе озера Коконор к северу от Тибета, где вскоре было основано царство Цонка. Благодаря им сохранилась мужская линия принятия монашества, возродившаяся полтора столетия спустя в Тибете, куда она пришла из царства Цонка.

После того как генерал Тахир основал в 819 году в Бактрии государство Тахиридов, о своей независимости от Аббасидов объявил еще один местный исламский вождь – Якуб ибн аль-Саффар, основавший династию Саффаридов (годы правления 861 – 910 гг.) из своей твердыни в Систане, расположенном на юго-востоке Ирана. Он был очень амбициозным военным правителем, и в 867 году начал завоевание Ирана. В 870 году Саффариды захватили Кабул. Под угрозой неминуемого поражения, последний буддийский правитель тюркских шахов был свергнут своим министром-брахманом Калларом, оставившим Кабул Саффаридом и основавшим династию индуистских Шахов (годы правления 870 – 1015) в Гандхаре и Уддияне.

Карта №23: юг Центральной Азии, конец IX века.

Вождь Саффаридов разграбил монастыри Кабульской долины и отослал статуи Будды из этих монастырей халифу Аббасидов в Багдад в качестве военных трофеев. Эта военная оккупация Кабула мусульманами была первым серьезным ударом по буддизму. Предыдущие поражения и обращения в ислам Кабул Шаха в 815 году имели лишь незначительное влияние на общее состояние буддизма в регионе.

Саффариды продолжили завоевания и разрушения в рамках своей военной кампании на север, захватили Бактрию и изгнали Тахиридов в 873 году. Тем не менее, их триумф не был долгим. В 879 году индуистские Шахи вернули себе власть над Кабульским регионом. Они покровительствовали как индуизму, так и буддизму среди своего народа, и буддизм на этой территории возродился.

Буддийские монастыри Кабула вскоре восстановили свое былое богатство и великолепие. Асади Туси в своей поэме «Гершасп-наме», написанной в 1048 году, описал монастырь Субахара (Су Вихара), обнаруженный Газневидами, которые отвоевали Кабул у индуистских Шахов приблизительно пятьюдесятью годами ранее. Стены одного из храмов были мраморными, двери покрыты золотом, пол серебряный, а в центре на троне – статуя Будды, выполненная из золота. Стены храма были украшены символами планет и двенадцати знаков зодиака, схожими по стилю с зурванистскими мотивами, найденными столетие ранее в тронном зале в иранском дворце Сасанидов – Такдисе.

Тем временем персидский правитель Бухары и Самарканда также объявил о своей независимости от Аббасидов и основал династию Саманидов (годы правления 874 – 999). В 892 году основатель династии Саманидов Исмаил ибн Ахмад (годы правления 874 – 907) захватил столицу Западных Караханидов – Тараз, вынудив их правителя Огулчака перенести столицу в Кашгар. Затем Исмаил ибн Ахмад отвоевал в 903 году у Саффаридов Бактрию, тем самым заcтавив их суровых правителей отступить в центральную часть Ирана.

Саманиды способствовали возвращению традиционной иранской культуры, но оставались политически преданными арабам. Они первыми стали записывать персидский язык с помощью арабской письменности и многое сделали для развития персидской литературы. На пике их правления, при Насре II (годы правления 913 – 942), в Согдиане и Бактрии возобладал мир и высокий уровень культуры.

Саманиды были суннитами, однако Наср II оказывал поддержку шиистскому и исмаилистскому движениям. Кроме того, он был терпим к буддизму, о чем свидетельствует то, что в этот период в столице Саманидов Бухаре по-прежнему изготавливались и продавались резные изображения Будды. Саманиды даже проявляли сочувствие ко всюду преследуемым манихеям, многие из которых нашли приют в Самарканде во время правления Саманидов.

Единственной нежелательной религиозной группой были зороастрийцы, последователи религии, которой придерживался основатель династии Саманидов до перехода в ислам. Большое их сообщество переселилось в Индию, прибыв в Гуджарат морем в 936 году. Здесь они стали известны как парсы. Вскоре после этого преемник Насра II Нух бин Наср (годы правления 943 – 954) стал сурово преследовать последователей исмаилитского течения ислама.

Тем временем халифы Аббасидов в Багдаде становились все слабее. Вскоре после падения Саффаридов в 910 году свою династию основали Буиды, которые стали править большей частью Ирана (годы правления 932 – 1062). Буиды были шиитами и в период своего правления по сути контролировали багдадских халифов. Однако при этом они продолжили поддерживать интерес Аббасидов к иноземным знаниям, особенно к науке. В 970 году группа багдадских ученых, известная как «Братья чистоты» (Ikhwanu's-Safa), опубликовала энциклопедию в пятидесяти томах охватывавшую все области современного знания, включая переводы греческих, персидских и индийских источников.

Между тем, на юго-западе Маньчжурии возникла еще одна важная империя, впоследствии повлиявшая на расстановку сил в Центральной Азии. Это была империя киданей. Их предводителем был Абаоцзи (годы правления 872 – 926), который объединил различные племена киданей Маньчжурии и в 907 году, спустя год после падения китайской династии Тан, объявил себя «ханом». Кидани следовали смеси ханьской и корейской буддийских традиций с их исконной формой шаманизма. Еще в 902 году Абаоцзы построил киданьский буддийский храм, а в 917 году он объявил буддизм государственной религией.

Карта №24: Центральная Азия, начало X века.

Кидани были первой известной группой людей, говорившей на монгольском языке. Они имели высокоразвитую цивилизацию и особенно были искусны в изготовлении изделий из металла. Желая сохранить самобытность своего народа, Абаоцзы ввел в 920 году письменность для языка киданей, созданную по образу ханьского алфавита, но гораздо более сложную. В последующие столетия она стала основой для письменности чжурчжэней и тангутов.

В 924 году хан Абаоцзы нанес поражение киргизам и завоевал Монголию. Однако он был человеком широких взглядов и терпимо относился к манихеям и несторианам, оставшимся на территории Монголии после ухода орхонских уйгуров. Кроме того, он распространил свою власть на территорию коридора Ганьсу и на север Таримской впадины – желтые уйгуры и уйгуры Кочо сдались мирно и стали вассальными государствами. В 925 году он принял уйгурскую письменность в качестве второй, упрощенной формы записи киданьского языка. Он даже пригласил обе группы уйгуров (уйгуров Кочо и желтых уйгуров) вернуться в их степи. Однако переняв оседлый городской образ жизни и, возможно, также опасаясь, что во время их отсутствия кидани полностью захватят Великий шелковый путь, уйгуры Кочо и юйгу (желтые уйгуры) отказались от предложения.

Империя киданей быстро разрасталась во многих направлениях. Вскоре в ее составе оказалась вся территория Маньчжурии, часть севера Кореи и значительная часть северо-восточного и северного ханьского Китая. Приемник Абаоцзы назвал династию киданей династией Ляо (годы правления 947 – 1125). Династия Ляо стала постоянным соперником и врагом китайской династии Северная Сун (годы правления 960 – 1126). Последняя преуспела в воссоединении остальной части ханьского Китая после полутора столетий раздробленности.

Хотя знать киданей, поселившаяся на территории ханьцев, в значительной степени китаизировалась, кидани, жившие вне ханьского Китая, сохранили свои традиции и культурную самобытность. Правители киданей всегда держали свой императорский двор и сосредоточение военной силы на юго-западе Маньчжурии. Они только на словах следовали конфуцианским ритуалам, вместо этого уделяя особое внимание буддийским ритуалам, направленным на обретение силы, которые они смешали со своими исконными шаманскими верованиями. Постепенно буддийские ценности стали преобладать. Последняя запись о человеческих жертвоприношений во время императорских похорон киданей была сделана в 983 году. Император киданей, Син Цзун принял буддийские обеты (пять обетов мирянина) в 1039 году и в 1043 году запретил жертвоприношения лошадей и волов во время похорон.

Поскольку кидани были знакомы с буддизмом ханьцев на протяжении столетий до основания своей династии и так как наиболее распространенная буддийская литература была доступна на китайском языке, цивилизация ханьцев вскоре затмила собой уйгурскую как основной источник иностранного влияния на общество киданей. Уйгуры Кочо и желтые уйгуры стали чувствовать себя все более отчужденно. Впоследствии, поддерживая дипломатические и торговые связи со своими повелителями – киданями, они стали следовать более независимым курсом. Однако они никогда не поднимали восстаний: скорее всего, у этого был целый ряд причин. Кидани превосходили их в военном плане. Уйгуры и юйгу (желтые уйгуры) не только были неспособны победить их: напротив, они смогли бы извлечь выгоду из того, что кидани их защищали. Более того, обе группы уйгуров, хотя и приняли буддизм, несомненно, продолжали смотреть в сторону священной горы Отукан в Монголии, находившейся под властью киданей, и не желали терять с ней связи. Буддизм уйгуров, как и их предшественников, древних тюрок, и похожей киданьской формы, существовавшей в тот же исторический период, вобрал в себя элементы тенгрианства и шаманизма.

В тридцатых годах X века Наср ибн Мансур, видный представитель царской семьи Саманидов, перешел на сторону Западных Караханидов и был назначен наместником Артуча – небольшого района к северу от Кашгара. Несомненно, он пытался проникнуть на территорию Караханидов, чтобы содействовать дальнейшему расширению империи Саманидов. Саманиды, будучи искренними мусульманами, приказали построить в Артуче первую в окрестностях Таримской впадины мечеть. Сатук – племянник Огхулчака, правителя Западных Караханидов, – посетив этот регион, заинтересовался новой религией и перешел в ислам.

Согласно исламским историческим описаниям, когда Сатук попытался убедить своего дядю сменить религию, последний отказался, что привело к длительному конфликту между ними. В конце концов племянник сверг своего дядю и взял титул Сатук Богра-хан. Он объявил суннитский ислам государственной религией, и Западные Караханиды Кашгара стали первым тюркским народом, официально принявшим мусульманскую веру. Это произошло в конце тридцатых годов X века.

Хотя действия Сатука могли быть мотивированы религиозным рвением, несомненно, у него была и другая причина – стремление к власти. Чтобы стать правителем Караханидов, он заключил союз с лазутчиком Саманидов, преследовавшим похожие цели. Чтобы добиться его доверия, Сатуку необходимо было бы выработать некую стратегию.

Иранские Саманиды следовали арабской традиции обращения тюрок в рабов и мобилизации их на военную службу в свою армию. Хотя Саманиды были очень терпимы к другим религиям, они стали предлагать условную свободу своим рабам только в случае их добровольного перехода в иcлам. Больше тысячи Караханидов, живших во владениях Саманидов, сменили религию именно таким образом. Если бы Сатук и его последователи добровольно приняли ислам, ему было бы несложно завоевать доверие Саманидов и заключить военный союз.

Более того, если Сатук стремился вернуть Западным Караханидам потерянные ими земли и установить власть тюрок в регионе, ему помогло бы объединение его народа вокруг новой религии. Это была проверенная временем схема успеха, которой ранее воспользовались тибетцы, восточные тюрки и уйгуры. Смесь буддизма с шаманизмом оказалась несостоятельной в предоставлении сверхъестественной поддержки его дяде для сохранения власти над территорией, лежащей за горами Тянь-Шань; тогда как пользуясь поддержкой ислама, Саманиды смогли одержать победу. Выбор новой религии был очевиден.

Уйгуры Кочо в то время процветали, будучи приверженцами буддизма и правителями северной ветви Великого шелкового пути, огибавшей Таримскую впадину. Их этнические братья – желтые уйгуры, тоже убежденные буддисты, владели коридором Ганьсу, где Великий шелковый путь, после того как его северная и южная ветви сливались в Дуньхуане, шел в ханьский Китай. Чтобы сплотить тюркские племена вокруг себя и отвратить их от уйгуров, Сатуку нужна было религия, которая будет не только отличаться от буддизма, но и позволит ему вернуть к жизни альтернативную южную ветвь Великого шелкового пути и сместить центр торговли и контроль над ней с восточных в западные участки торгового пути.

Поскольку западная часть Великого шелкового пути в Согдиане находилась во власти последователей ислама, складывается впечатление, что Сатук планировал захватить Согдиану. Затем, двигаясь на запад от Кашгара, он смог бы использовать ислам, чтобы постепенно добиться культурного единства вдоль южной ветви торгового пути и далее через коридор Ганьсу; при этом сам он стал бы защитником мусульман и властелином. Подобно тому как под флагом буддизма уйгуры одержали победу и укрепили свою власть вдоль северной таримской ветви Великого шелкового пути, Сатук, несомненно, надеялся добиться того же для Караханидов вдоль южной ветви под флагом ислама. Однако сначала, чтобы повести за собой тюркские народы, ему нужна была священная тюркская гора, чтобы заручиться сверхъестественной поддержкой.

В 942 году Сатук Богра-хан, при поддержке союзников – Саманидов, попытался завоевать Восточных Караханидов и получить власть над горой Баласагун. Не добившись успеха, он восстал против Саманидов, помогая местным оппозиционно настроенным группам подорвать власть Саманидов в Содиане. Это еще одно свидетельство того, что его политические амбиции перевешивали любые чувства религиозного братства, которые он мог питать к своим братьям-мусульманам.

На протяжении последующих десятилетий преемники Сатука не только завоевали Баласагун и объединили Караханидов, но и отвоевали у Саманидов Самарканд и Бухару. Как правители и защитники священной тюркской горы к концу столетия они приняли титул каганов. Теперь они могли заняться главным – завоеванием южной таримской ветви Великого шелкового пути.

В 962 году Алп-тегин, плененный Саманидами тюркский военачальник, получивший условную свободу в обмен на обращение в суннитское течение ислама, вытеснил своих владык из Газны – района на юго-востоке современного Афганистана. Его зять Себук-тегин (годы правления 976 – 997) основал здесь независимую от Саманидов династию Газневидов (976 – 1186 гг.), находившуюся в подданстве лишь у Аббасидов. Его государство стало вторым в Центральной Азии исламским государством тюрок. Он отвоевал у правителя индуистских Шахов Джайяпалы (годы правления 964 – 1001) Кабульскую долину, оттеснив индуистских Шахов назад в Гандхару и Уддияну, и распространил свою власть до северо-восточного Ирана. Он также вторгся на территорию Синда, принадлежавшего Мукрану (Балочистану) и аннексировал некоторые из его западных территорий.

Власть персидских Саманидов в дальнейшем слабела, и в конце концов в 999 году они были свергнуты. Тюркские рабы-солдаты, состоявшие у них на службе, предпочли свой собственный этнический образ жизни и помогли Газневидам и Караханидам сместить Саманидов. Сын Себук-тегина и его преемник Махмуд Газневи (годы правления 998 – 1030) поделил с каганом Караханидов оставшиеся земли в Cогдиане и Бактерии, ранее принадлежавшие Саманидам. Кроме того, он занял Хорезм – регион, соответствующий современной северо-западной Туркмении и западному Узбекистану – и большую часть Ирана.

Карта №25: ранние империи Караханидов и Газневидов, середина X века

Хотя Махмуд был тюрком, он прославлял империю иранских Сасанидов и покровительствовал их культурным традициям, как и Саманиды до него. Он призвал в Газну персидских ученых и писателей из Хорезма. Например, он пригласил к себе на службу в качестве дворцового астролога Абу Райхан Мухаммада ибн Ахмада аль-Бируни (годы жизни 973 – 1048). Он поощрял использование персидского языка на завоеванных им территориях и, несомненно, оценил бы по достоинству изображения планет и знаков зодиака, выполненные в иранском стиле Сасанидов на стенах монастыря Субахар, который был найден в Кабуле его отцом.

Итак, хотя исламские царства тюрок теперь впервые в истории владели Согдианой и Бактерией, они имели характерные отличия. Караханиды были сторонниками тюркских традиций, тогда как Газневиды отдавали предпочтение иранской культуре. Правители первых добровольно перешли в ислам, главным образом преследуя экономические и политические цели, тогда как правители вторых приняли ислам, чтобы получить условную свободу, будучи рабами-военачальниками, служащими иноземному мусульманскому правителю. И те и другие распространили ислам за пределы Западного Туркестана, когда расширяли свои империи военным путем: Караханиды принесли ислам на территорию Восточного Туркестана, тогда как Газневиды – на север Индии. Давайте подробнее исследуем их мотивы, чтобы понять, действительно ли их усилия были частью священной войны против других религий или же их действия только формально были джихадом, фактически же являясь скорее политическими и экономическими по своей природе.

Хотан, располагавшийся восточнее Кашгара – твердыни Караханидов, был богатым буддийским государством. Его шахты служили основным источником нефрита для всех государств на территории Великого шелкового пути, особенно для ханьского Китая. Временами хотанские цари даже посещали ханьский Китай, например в 755 году, чтобы предложить военную помощь в подавлении восстания Аня Лушаня. Тем не менее, после того как Тибет восстановил свою власть над Хотаном в 790 году, все связи между царскими дворами Хотана и ханьского Китая были прекращены. Хотанцы не пытались восстановить эти связи, даже когда в 851 году вернули свою независимость. Торговый путь вдоль южной границы Таримской впадины не использовался на протяжении почти полутора столетий, и тибетские племена, поселившиеся на этой территории, часто нападали на Хотан.

Однако в 938 году, вскоре после того как Сатук Богра-хан узурпировал трон Караханидов, царь Хотана послал дань и торговую миссию в ханьский Китай именно по южному Таримскому пути. Несмотря на слабость ханьского Китая из-за его раздробленности на семь царств в период правления Пяти династий (907 – 960 гг.), Хотан испытывал насущную потребность восстановить отношения. Несомненно, царь предпринял этот шаг, поскольку опасался политической нестабильности на западе, в Кашгаре.

Карта №26: Центральная Азия во времена захвата Хотана Караханидами, приблизительно 1000 г. н.э.

Хотя на протяжении предыдущих полутора столетий Хотан напрямую не торговал с ханьским Китаем, он по-прежнему активно вел торговлю с другими регионами. При этом все торговые пути из Хотана шли либо через Кашгар и далее в Западный Туркестан или Таримскую впадину, либо через Яркенд, лежащий на пути в Кашгар, через горы Каракорум в Кашмир и далее на равнины Индии. Если бы Кашгар или его окрестности были политически нестабильны и небезопасны для торговых перевозок, Хотану было бы трудно выжить экономически. Это, несомненно, было одной из первых и основных причин восстановления южной таримской ветви Великого шелкового пути в ханьский Китай, чтобы восстановить альтернативный рынок для хотанского нефрита и других товаров.

Кроме того, поскольку Караханиды продолжали следовать политике экспансии, хотанцы, безусловно, чувствовали угрозу своей территории. Поэтому дополнительной причиной восстановления отношений с ханьским Китаем была надежда на возобновление военного союза между двумя странами, как это часто было в прошлом.

С момента возобновления торговли по южному Таримскому пути и до 971 года хотанцы отправили множество миссий с дарами нефрита ко двору ханьского Китая, так как искали защиты своей территориальной целостности. Однако непохоже, чтобы кроме торговой выгоды они когда-либо получили какую-либо военную помощь от своих бывших союзников, даже после объединения ханьского Китая в 960 году и образования династии Северная Сун.

Войска Северной Сун почти постоянно воевали со своими западными соседями – тангутами. Хотя, путешествуя из ханьского Китая в Центральную Азию, можно было обойти этот конфликт, пройдя через юго-восточную часть царства Цонгка и далее на север в коридор Ганьсу, Северная Сун была слишком слаба, чтобы отвлечься от конфликта с тангутами и предпринять прямое военное вторжение в Восточный Туркестан. Хотанцам пришлось бы противостоять любому возможному вторжению без помощи ханьцев.

Как правило, миссии хотанцев в ханьский Китай, и с данью и торговые, сопровождали буддийские монахи. Это было обычным для буддийских стран, поскольку монахи зачастую были наиболее высокообразованными и грамотными представителями общества. Государства часто вовлекали их в миссии в качестве дипломатов.

В целом, в то время буддисты были очень активны в Хотане. Царь Хотана Виша Шура (годы правления 967 – 977) финансировал перевод множества санскритских буддийских текстов на хотанский язык и отправил много буддийских учителей к уйгурам Кочо. Хотя хотанцы начали переводить буддийские тексты на свой язык к середине VI столетия, почти одновременно с тохарийцами, наибольшие усилия в этой работе предпринимались именно в это время.

Согласно исламским историческим описаниям, местные жители Кашгара, не принадлежавшие к тюркскому народу, отказывались переходить в ислам под началом Караханидов. Их поддерживали их союзники – буддисты Хотана, которые помогли им на время свергнуть правление тюрок-мусульман в 971 году, когда военные силы Караханидов были заняты кампанией в Согдиане против Саманидов.

Позже четыре имама отправили Юсуфа Кадыр-хана, брата кагана Караханидов, на священную войну, с целью вернуть Кашгар. Хан не только преуспел в этом, но и продвинулся дальше на восток, присоединив к империи Караханидов Яркенд и обратив его жителей в ислам. Затем он осадил Хотан на двадцать четыре года. Несмотря на помощь, полученную хотанцами от своих бывших правителей и братьев-буддистов – тибетцев, в 1006 году город-государство пал.

Вскоре после этого хотанцы подняли восстание против ислама и четыре имама были убиты. Но Юсуф Кадыр-хан вернулся из сражения с Газневидами и подавил восстание. После чего Хотан стал частью владений Караханидов, а его жители раз и навсегда были обращены в исламскую веру.

Такое описание сразу же поднимает важный вопрос. Если буддийское население Кашгара противилось обращению в ислам от рук Караханидов, поскольку они не были тюркским народом, не означает ли это, что причиной их противодействия была не их буддийская религия, а их этническое индо-иранское происхождение? Это описание косвенно говорит о том, что Караханиды-тюрки Кашгара, следовавшие буддийской вере, не противились переходу в ислам. Местные кашгарцы пытались свергнуть правление Караханидов, а не исламскую религию их иноземных захватчиков как таковую.

Даже если мы допустим, что восстание кашгарцев до определенной степени имело религиозные причины и что религиозная принадлежность была влияющим фактором в кампаниях хотанцев и Караханидов в Восточном Туркестане, геополитика и экономика, несомненно, тоже играли важную роль. Основной заботой, всегда имевшей значительный вес в политических решениях почти всех среднеазиатских правителей, было стремление владеть Великим шелковым путем или хотя бы получать выгоду от прибыльной торговли. Восстание хотанцев против кашгарцев и ответный шаг Караханидов необходимо рассматривать в этом контексте.

Религиозные исламские исторические источники описывают эти события так, будто бы Хотан начал буддийский эквивалент джихада – священную войну против мусульман Кашгара, – чтобы защитить в Кашгаре чистую практику буддийской веры. Караханиды, столкнувшись с подавлением буддистами ислама, законно ответили своим собственным джихадом, против Хотана. Однако такое объяснение не только однобоко в том, что не принимает в расчет какие-либо мотивы этих событий, кроме религиозных, но также, похоже, проецирует понятия, относящиеся к исламской культуре, на буддизм, для которого они не свойственны.

Единственный буддийский священный текст, говорящий о религиозной войне, – это «Тантра Калачакры». В своей милленарной версии будущего этот текст пророчит апокалипсическую битву в XXV веке н.э., когда неиндийские захватчики попытаются уничтожить какие бы то ни было возможности духовной практики. Победа над ними возвестит начало нового золотого века, в том числе для буддизма. Хотя этот текст также рассматривают как призыв к личной духовной битве каждого человеке против внутренних сил тьмы и невежества, он никогда не воспринимался как призыв к внешней битве, когда бы буддийское сообщество ни находилось под угрозой.

Даже если кто-то воспринимал «Тантру Калачакры» таким образом, под неиндийскими силами, возглавляемыми Махди, не имеются в виду мусульмане в целом. Хотя приводимое в тексте описание обычаев этих сил указывает на принадлежность к исламу, например халяльный (разрешенный) забой скота и обрезание, список их пророков включает восемь учителей. Семь составляют традиционный исмаилитский шиитский список, а дополнительная фигура Мани указывает, возможно, на связь с манихеями и манихейскими шиитами, перешедшими в исмаилитский шиизм. Другие шиитские, а также суннитские течения говорят о двадцати пяти пророках, и их список не включает Махди, входящего в исмаилитский список.

С точки зрения западной науки исторические ссылки и по крайней мере несколько моментов в «Тантре Калачакты», скорее всего, были составлены в Кабульском регионе восточного Афганистана и в Уддияне во второй половине X века. Обе территории изначально находились во власти индуистских Шахов, а затем, в 976 году, Кабул был захвачен Газневидами. На то, что тексты «Тантры Калачакры» (прим. пер.: сама тантра и основные комментарии к ней) возникли в Кабульском регионе, указывает факт, что символическая вселенная (мандала), изображаемая в «Тантре Калачакры» повторяет мотивы, характерные для империи Сасанидов, найденные на фресках в одном из храмов в монастыре Субахар, заново отстроенном в Кабуле, после того как в 879 году Саффариды нанесли поражение индуистским Шахам. На всех трех есть круг, представляющий планеты и знаки зодиака, окружающие центральную царскую фигуру, считающуюся, например как во дворце Сасанидов – Такдисе, «Властителем пространства и времени (замин у заман)». «Калачакра» буквально значит «круг времени», где «круг» иногда объясняется как пространство вселенной.

В 968 году исмаилитское царство Мултан (северный Синд) стало вассальным государством исмаилитской империи Фатимидов (годы правления 910 – 1171 н.э.), основанной в Северной Африке. В 969 году Фатимиды захватили Египет и вскоре из своей новой столицы Каира расширили империю вплоть до западного Ирана. Мессианские исмаилиты Фатимиды угрожали захватить исламский мир до ожидавшегося в начале XII века – спустя пятьсот лет после Пророка – апокалипсиса и конца света. Вассальные государства Аббасидов, включая окрестности Кабула, где правили Газневиды, опасались вторжения Фатимидов и их союзников.

Манихеи, манихейские шииты и манихеи, перешедшие в исмаилитский шиизм, после того как они были объявлены еретиками и угрозой правлению Аббасидов, бежали из империи Аббасидов. Разумно предположить, что многие искали приют в Мултане. Поскольку первое время переход в исмаилитский шиизм позволял синкретизм, новообращенным разрешили бы добавить Мани к списку исмаилитских пророков. Таким образом, предупреждение Калачакры о вторжении, скорее всего, относится к исмаилитам Мултана, ставшим еретиками и еще более опасными из-за того, что они включили элементы манихейства в свою веру. Афганские буддийские ученые, несомненно, могли встречаться с манихейскими шиитами Аббасидского двора, когда работали в Багдаде в конце VIII века. Как наследие того времени, буддисты могли путать всех исмаилитов с манихейскими шиитскими, перешедшими в исмаилитский шиизм.

В любом случае, «Тантра Калачакры» изображает захватчиков как врагов всей духовной практики – не только чистой практики буддизма или индуизма, но также и ислама, поскольку этот текст призывает последователей всех религий оставить различия и объединиться, чтобы противостоять угрозе. Во время правления индуистских Шахов население Кабульской долины состояло из буддистов, индуистов и мусульман обоих течений, сунны и шии.

Даже если кто-либо воспринимал «Тантру Калачакры» как призыв к внешней борьбе против всех мусульман, а не с фанатичными мессианскими течениями, было бы ошибкой утверждать, что Хотанцы были вдохновлены этими учениями на объявление буддийского джихада против Караханидов Кашгара. Самые ранние упоминания о присутствии учений Калачакры на полуострове Индостан говорят, что они появились в Кашмире в конце X – начале XI столетия. Индуистская критика медитативной системы Калачакры в XVI главе кашмирского шиваистского тантрического текста «Освещение тантр» (санскр. Тантралока), написана кашмирским пандитом Абхинавагуптой. Согласно некоторым ученым, Абхинавагупта написал этот текст между 990 и 1014 годами, а умер в 1025 году. Однако нет свидетельств того, что полная система Калачакры, включая учение о вторжении, была доступны в Кашмире в то время или ранее, в 971 году, когда Хотан оказал военную поддержку кашгарскому восстанию. Даже если этот аспект учения Калачакры был доступен в Кашмире в то время, ничто не указывает на то, что «Тантра Калачакры» когда-либо достигла Хотана, несмотря на географическую близость Кашмира и Хотана и значительный культурный и экономический обмен между странами.

Поэтому, поскольку в буддизме нет обычаев или традиций ведения священных войн в том смысле, как это понимается в исламе, вероятнее всего, Хотан использовал кашгарское восстание как удобный повод, чтобы начать наступление с целью свержения Караханидов. Это было сделано, чтобы обеспечить более стабильное политическое пространство для торговли в западной части Великого шелкового пути. Поскольку у хотанцев не было проблем с их товарами на исламском рынке в Западном Туркестане, маловероятно, чтобы они чувствовали религиозную угрозу со стороны Сатука Богра-хана, объявившего ислам государственной религией Кашгара.

Что касается Караханидов, четыре имама, определенно, были историческими фигурами: гробницы этих мучеников почитались в Хотане даже в XX веке. Более того, они могли провозгласить джихад, восприняв помощь хотанцев кашгарскому восстанию как буддийскую священную войну. Тем не менее, маловероятно, что четыре исламских священнослужителя имели власть самостоятельно начинать военные миссии, имеющие исключительно религиозные причины.

Каганы и генералы Караханидов сами были могущественными военными лидерами и, имея сильное стремление расширить империю за счет мусульманских и немусульманских государств, они лично разрабатывали кампании своих войск и руководили ими. Они начали священную войну не против всех своих буддийских соседей, например против уйгуров Кочо, а только против Хотана. Давайте исследуем обстановку в соседних царствах, чтобы понять геополитические условия, которые могли влиять на военные решения кагана.

После того как в 947 году кидани основали в Монголии, Маньчжурии и северной части ханьского Китая династию Ляо, а Северная Сун в 960 году объединила оставшуюся часть ханьского Китая, тангуты оказались под давлением с севера и с востока. В южных Ганьcу, Нинся (Ning-hsia) и в западной Шэньси (Shan-hsi) они оккупировали стратегическую область, лежащую на прямом пути из Центральной Азии в Чанъан – восточный конечный пункт Великого шелкового пути, находившийся во власти Северной Сун. Хотя торговые караваны с запада могли обойти тангутов, пройдя из коридора Ганьсу через царство Цонгка, самая прямая дорога шла через земли тангутов, и многие стремились захватить эту территорию. Однако тангуты выдерживали все атаки. После длительных войн с киданями и Северной Сун правитель тангутов Цзицянь (Chi-ch'ian) (годы правления 982 – 1004) объявил себя в 982 году первым императором независимой династии тангутов (годы правления 982 – 1226), известной в Китае как Си Ся (Hsi-hsia), а в Тибете как Миньяг (Mi-nyag).

На протяжении последующих пятидесяти лет тангуты, желая расширить свою империю на запад и контролировать Великий шелковый путь на большей его протяженности, вели непрерывные войны против союза своих непосредственных соседей – желтых уйгуров и тибетцев царства Цонгка. Двор Северной Сун был дружественно настроен и к тем и к другим, пытаясь привлечь обоих на свою сторону, добиваясь, чтобы они не попали в сферу влияния киданей. Соответственно, тангуты продолжали враждебно относиться как к ханьцам, так и к постоянно угрожавшим им с севера киданям.

Изначально буддизм пришел к тангутам в VII веке из танского Китая. Три тибетских монаха, бежавших от начатого императором Лангдармой (годы правления 836 – 842) преследования буддизма в Тибете, прибыв в царство Цонгка, дали одному из местных буддистов религиозные наставления и духовное имя Гевасанг (dGe-ba gsang). Для дальнейшего обучения он отправился в земли тангутов, и это говорит о том, что буддизм к тому времени стал достаточно распространен среди тангутов, по крайней мере среди аристократии.

Традиционно религией тангутов была смесь неконфуцианского типа поклонения предкам с формами шаманизма и тенгрианства, которым следовало большинство связанных с монгольскими степями народов Центральной Азии. Как и у тюрок, у тангутов был культ священных гор: тангуты верили, что горы были местами силы их правителей. Хотя император тангутов Цзицянь, заняв императорский трон, почтил родную традицию: он построил храм предков, что было с восторгом поддержано народом, – он также уважительно относился и к буддизму. К примеру, по его распоряжению его сын, будущий император Деминг (Te-ming) (годы правления 1004 – 1031), ребенком изучал буддийские тексты.

Тем временем центральный Тибет медленно восстанавливался после гражданской войны, последовавшей за убийством Лангдармы в 842 году. В 929 году, после нескольких недель правления приемного сына и наследника последнего императора, Тибет распался на два царства. Первое – политически слабый наследник центрального Тибета, а второе – династия Нгари (mNga'-ris), основанная на западе, на исконной территории царства Шанг-Шунг. Вскоре оба царства стали проявлять интерес к возрождению буддийской монашеской традиции при поддержке монахов царства Цонгка.

Буддизм в царстве Цонгка не был затронут преследованиями Лангдармы и продолжал процветать. В 930 году тибетцы из царства Цонгка начали помогать переводить буддийские тексты со своего языка на уйгурский. К тому времени прошло пять лет с тех пор, как кидани переняли уйгурскую письменность в качестве второй письменной системы, и, следовательно, в это время влияние уйгурской культуры на киданей достигло своего пика. Неясно, было ли данное религиозное сотрудничество тибетцев царства Цонгка с уйгурами исключительно сотрудничеством с их непосредственными соседями на севере – желтыми уйгурами или они также сотрудничали с уйгурами Кочо, чья территория располагалась дальше на запад. Эти две тюркские группы имели общий язык и культуру.

Во второй половине X века, особенно в то время, когда тибетцы и желтые уйгуры были союзниками в войне против тангутов, укрепилась религиозная связь между тибетцами и уйгурами и было переведено больше текстов. Паломник из ханьского Китая Ванг Янде (Wang Yen-te), посетивший столицу желтых уйгуров в 982 году, в год основания империи тангутов, свидетельствовал о более чем пятидесяти монастырях.

Буддийская монашеская традиция принятия монашеского сана была восстановлена в центральном Тибете в середине X века благодаря трем монахам из центрального Тибета, перебравшимся из царства Цонгка в Кхам. Впоследствии нгарийские цари из западного Тибета приложили значительные усилия для восстановления буддизма до его прежнего уровня и дальнейшего его развития. В 971 году царь Еше О (Ye-shes 'od) отправил Рингчена Зангпо (Rin-chen bzang-po, годы жизни 958 – 1055) с двадцатью одним подростком в Кашмир за наставлениями по религии и иностранным языкам. Они также посетили монашеский университет Викрамашилу в центральной части северной Индии.

В то время правление династии Утпала (годы правления 856 – 1003), управлявшей Кашмиром после династии Каркота, близилось к завершению. В годы правления династии Утпала Кашмир стал жертвой гражданских войн и насилия. Некоторые аспекты буддизма смешались с шиваитской формой индуизма. Тем не менее к началу X века изучение буддийской логики в монашеских университетах севера Индии возродилось, и благодаря этому начался новый этап развития кашмирского буддизма. Короткий спад пришелся на период правления царя Кшемагупты (период правления 950 – 958 гг.), когда этот ревностный индуистский правитель разрушил много монастырей. Однако ко времени визита Рингчена Зангпо буддизм начал постепенно восстанавливаться.

Хотя незадолго до этого в Хотане, который на протяжении столетий поддерживал тесные связи с западным Тибетом, буддизм достиг своего пика, в год, когда Рингчен Зангпо покинул западный Тибет, между Хотаном и Караханидами началась вооруженная борьба в Кашгаре. Хотан перестал быть безопасным местом для изучения буддизма. Кроме того, тибетцы хотели изучать санскрит у носителей языка на полуострове Индостан и самостоятельно переводить тексты с языка первоисточников. Перевод хотанцами буддийских санскритских текстов зачастую был пересказом, тогда как тибетцы, обеспокоенные заблуждением относительно буддийских доктрин, хотели большей точности. Поэтому, хотя буддизм в Кашгаре также переживал трудные времена, это было единственное относительно безопасное и сравнительно недалеко расположенное место, где тибетцы могли получить заслуживающие доверия наставления.

Только Рингчен Зангпо и Легпе Шераб (Legs-pa'i shes-rab) остались живы и вернулись после обучения в Кашмире и на Индо-Гангской равнине. Ко времени возвращения Рингчена Зангпо в западный Тибет в 988 году Еше О уже успел основать несколько переводческих центров, где работали кашмирские и индийские ученые-монахи, которых Рингчен Зангпо отправил назад в Тибет с многочисленными текстами. Монахи, приглашенные из Викрамашилы, начали вторую линию передачи монашеских обетов.

В последние годы X столетия Рингчен Зангпо построил в западном Тибете несколько монастырей. В то время территория западного Тибета включала части Ладакха и Спити, в наши дни составляющие часть трансгималайской Индии. Кроме того, он дважды посетил Кашмир, чтобы пригласить мастеров украсить эти монастыри и вызвать тем самым благоговение простых тибетцев. В то время в Кашмире сменилась правящая династия: была основана первая династия Лохара (годы правления 1003 – 1101). Смена династий произошла мирным путем и не повлияла на положение буддизма в Кашмире.

Караханиды осадили Хотан в 982 году, за шесть лет до возвращения Рингчена Зангпо. По его прибытии многие буддисты уже перебрались в западный Тибет в качестве беженцев, что, несомненно, тоже помогло в возрождении здесь буддизма. Вероятно, они пришли из Кашгара и областей между западным Тибетом и Хотаном, лежащих вдоль пути подвоза, которым пользовались Караханиды. Хотя большинство беженцев на своем пути в Тибет должны были пройти через Ладакх, они не повернули на запад и не осели в соседнем Кашмире, что было бы гораздо менее сложным и менее длительным путешествием. Возможно, это произошло потому, что царство Нгари, которым правил сильный правитель и покровитель буддизма Еше О казалось политически и религиозно более стабильным. Другой причиной могли быть давние культурные связи между этим регионом и Тибетом. В 821 году, спасаясь от преследования, хотанские монахи также бежали в западный Тибет.

Западному тибетскому царству Нгари было всего несколько лет, когда в тридцатых годах X века Караханиды Кашгара приняли ислам. Возникнув как отдельная от центрального Тибета политическая единица из-за проблем с наследованием престола в 929 году, у царства Нгари первое время не было сильной армии. Вряд ли оно рискнуло бы враждовать с Караханидами из-за религиозных различий. Чтобы выжить, ему необходимо было поддерживать дружеские отношения со своими соседями.

Тем не менее, согласно поздним тибетским буддийским историческим описаниям, приблизительно в начале XI века царь Еше О оказал помощь осажденному Хотану. Несомненно, причиной тому было серьезное опасение, что Караханиды продолжат расширять свое политическое влияние, а не забота о защите буддизма. Хотя тибетцы и карлуки-Карханиды были союзниками на протяжении столетий, они никогда не угрожали территории друг друга. Более того, Тибет всегда считал Хотан своей законной сферой влияния. Поэтому, так как Караханиды преступили границы этой сферы, отношения между двумя народами изменились.

Согласно традиционной буддийской истории, царь Еше О был взят Караханидами (тиб. Gar-log, тюрк. карлук) в плен, однако не позволил своим подданным заплатить за себя выкуп. Он посоветовал им дать ему умереть в тюрьме, а средства потратить на то, чтобы пригласить с севера Индии новых буддийских учителей, а именно Атишу из Викрамашилы. В начале XI века западный Тибет посетило много кашмирских мастеров, и некоторые распространяли здесь ошибочное понимание буддийской практики. Поскольку ситуация в Тибете усугублялась уже довольно низким уровнем понимания буддизма из-за разрушения во времена правления Лангдармы центров обучения монахов, Еше О хотел рассеять эти заблуждения.

В этом религиозном описании самопожертвования Еше О содержится много исторических несоответствий. Осада Хотана завершилась в 1006 году, тогда как Еше О издал последний указ, регулировавший переводы буддийских текстов, в 1027 году, находясь в своем дворце. Следовательно, он не умер в тюрьме во время войны. Согласно биографии Рингчена Зангпо, царь умер от болезни в собственной столице.

Как бы там ни было, это апокрифичное свидетельство косвенно указывает на то, что западные тибетцы в то время не обладали сильной военной мощью. Они не смогли помочь Хотану разбить осаду Караханидов и не представляли серьезной угрозы дальнейшему распространению тюркской династии вдоль южной Таримской ветви Великого шелкового пути. Они не были бы способны защитить живших там тибетских кочевников.

Уйгуры Кочо контролировали северную ветвь Великого шелкового пути. Хотя эти соперники тюркского народа не были особенно воинственны, они были вассалами киданей, имевших в то время значительную военную мощь. Если бы, к примеру, Караханиды напали на земли Кочо вблизи Кучи, кидани, несомненно, оказались бы втянуты в войну. В то же время Хотан, где также не было военных традиций, был гораздо более уязвим. Хотя он и посылал миссии к нескольким царским дворам ханьского Китая, пытаясь заручиться поддержкой, в основном он был изолирован. Царство Нгари вряд ли могло предоставить эффективную защиту.

После того как южная ветвь Великого шелкового пути не использовалась почти полтора столетия, в 938 году она была заново открыта хотанцами и снова торговые караваны с нефритом пошли по ней в ханьский Китай. Однако по большей части эта дорога была безлюдна, за исключением небольшого числа тибетских кочевников, и слабо защищена. Захват северной ветви пути потребовал бы нескольких сражений, необходимых, чтобы завоевать каждый из оазисов уйгуров Кочо, от Кучи до Турфана, тогда как южную дорогу можно было захватить, выиграв всего лишь одну битву – с Хотаном.

Если бы Караханиды смогли захватить Хотан и присоединить его к своей империи, простиравшейся на запад от Хотана через Кашгар и далее до главных городов Согдианы, они бы стали править всей южной частью центральноазиатского шелкового пути вплоть до Дуньхуана, в котором сливались северная и южная ветви пути. Тогда бы они контролировали торговый путь, альтернативный тому, который шел по северу Таримской впадины и находился во власти уйгуров Кочо, что было бы невероятно прибыльно и престижно. Им не надо было бы начинать военную кампанию, чтобы превзойти уйгуров Кочо: они могли занять их место, добившись экономического превосходства – вытеснив их из торговли по Великому шелковому пути. Тем не менее, решающее значение при разработке Караханидами военной стратегии по захвату южной ветви Великого шелкового пути были предполагаемые ответные действия восточных государств.

Желтые уйгуры правили Дуньхуаном – восточным конечным пунктом южной ветви Таримского пути, где он сливался с северной ветвью, – с девяностых годов IX века, когда они захватили независимое государство Гуйиджун. Территория желтых уйгуров, находившаяся под сюзеренитетом киданей с тридцатых годов X века, простиралась на юг до коридора Ганьсу, по которому шел Великий шелковый путь. Затем торговый путь шел через занятый тангутами южный Ганьсу, прежде чем войти в ханьский Китай или повернуть на юг, в регион Коконор – конечную цель арабо-тибетской торговли, находившийся в то время во власти тибетского царства Цонгка.

Поскольку тангуты в то время были очень враждебны к Северной Сун, они задерживали все торговые караваны, шедшие по их территории в ханьский Китай, и сами стали основными покупателями товаров. В результате торговый путь в Чанъан был повернут южнее, в обход тангутов: с территории желтых уйгуров в царство Цонгка, а затем в ханьский Китай. Таким образом в 982 году, основав свою династию, император тангутов Цзицянь сразу же начал военным путем расширять свою территорию, чтобы захватить земли желтых уйгуров и царства Цонгка и перекрыть доступ Северной Сун на запад, в Центральную Азию.

Следуя классической стратегии «враг моего врага – мой друг», Караханиды быстро установили дружеские отношения с тангутами. То, что последние отдавали предпочтение буддизму, похоже, не мешало дипломатическим переговорам. Когда на карту была поставлена экономическая выгода, геополитические соображения, судя по всему, оказывались важнее религиозных.

Хотя нет явных тому свидетельств, кажется разумным предположить, что Караханиды и тангуты заключили соглашение, так как Караханиды начали осаду Хотана также в 982 году. Одно из возможных соглашений могло заключаться в том, что тангуты не препятствуют Караханидам в захвате Хотана и южного Тарима, а Караханиды в свою очередь не мешают вторжению тангутов в оставшуюся часть Ганьсу и регион Коконор. Если кидани попытаются защитить желтых уйгуров, тангуты будут в гораздо более выгодном положении, чем Караханиды, чтобы дать им отпор. Если бы Караханиды напали на желтых уйгуров и одновременно сражались бы с киданями, им бы потребовалось подвозить продовольствие и оружие через южную часть Таримской пустыни.

Если бы и Караханиды, и тангуты преуспели в своих военных операциях, они получили бы полную власть над южной ветвью Великого шелкового пути от северо-восточного Тибета и границ с ханьским Китаем до Самарканда, фактически лишив Северную Сун и уйгуров Кочо какой-либо доли в торговле по Великому шелковому пути. Хотя хотанцы-буддисты вполне могли оказать поддержку кашгарцам в сопротивлении исламу, несомненно, это лишь послужило бы Караханидам оправданием для начала осады. Однако в те времена народам не нужны были предлоги для военного наступления.

Кроме того, можно объяснить ход событий, не пользуясь предположением о пакте ненападения между Караханидами и тангутами, касающемся Хотана и коридора Ганьсу. Хотя этим двум народам необходимо было поделить власть над Великим шелковым путем, каган Караханидов, как вождь всех тюркских племен, несомненно, также хотел включить желтых уйгуров в свою сферу влияния. Если прямое военное противостояние с уйгурами Кочо и с желтыми уйгурами было слишком рискованным из-за возможного вмешательства киданей, существовали другие способы добиться преданности этих народов.

Если бы, к примеру, каган Караханидов добился великого военного или экономического успеха, завоевав южную ветвь Таримского торгового пути и соединив его со своими территориями в Западном Туркестане, две уйгурские группы убедились бы в его высшей духовной власти (куте). Увидев в победе кагана наглядную демонстрацию его законной власти над всеми тюрками в качестве защитника священной горы Баласагун, они могли отказаться от всех своих надежд на то, чтобы вернуть находящуюся во власти киданей гору Отукан, и вместо этого повернулись бы к своему законному вождю. Видя, что каган верно выбрал религию, приняв ислам и при помощи его сверхъестественной силы завоевав Баласагун и южный Тарим, они бы тоже легко перешли из буддизма в ислам – в знак повиновения не Аллаху, а кагану Караханидов.

Таким образом, безусловно, главной целью кампании в южном Тариме было не распространение ислама по причине праведности кагана или его желания отомстить за мучеников. В ближайшей перспективе он стремился, скорее всего, получить экономическую и территориальную выгоду, а в долгосрочной – добиться религиозного обращения тюрок. Последнее было средством получения их объединенной политической поддержки благодаря сплоченности вокруг иноземной веры. Такой вывод следует из исторического сравнения с предыдущими тюркскими правителями, которые вели свой народ к обращению в буддизм, шаманизм и манихейство. Однако, безотносительно к мотивам кагана, многие тюрки были, несомненно, искренни в своем переходе в ислам.

Свидетельства об оккупации Караханидами Хотана, произошедшей после осады и последовавшего восстания, ничего не говорят о местном населении. Спустя год после подавления восстания хотанцы отправили в ханьский Китай торговую миссию, которая также везла дань. Она, состояла только из тюрок-мусульман. Тюркский язык Караханидов заменил хотанский, государство стало полностью исламским, и буддизм здесь исчез.

Тибетцы утратили связь со своими бывшими владениями настолько, что тибетское название Хотана, Ли, потеряло свое первоначальное значение и стало означать долину Катманду в Непале в качестве акронима ее бывшей правящей династии – Личчави (годы правления 386 – 750). Все буддийские мифы о Хотане также были перенесены на Катманду, например миф о том, что Катманду основал Маньчжушри, который осушил озеро, расколов своим мечем горы. Тибетцы забыли, что когда-то этот миф относился к Хотану. Таким образом, тибетские буддийские исторические свидетельства о самопожертвовании царя Еше О, плененного «гарлогами», то есть Караханидами-карлуками, странным образом происходят в Непале. Несмотря на то что в период между 1039 и 1045 годами в Непале была гражданская война, вряд ли в то время там были какие-либо тюркские племена, не говоря уже о карлуках.

Из этих свидетельств, добавленных к нашему предыдущему исследованию, складывается впечатление, что исчезновение буддизма в среде хотанцев было следствием истребления населения на протяжении двадцати четырех лет осады и последующего подавления восстания выживших, а не обращение буддистов в ислам силой. Когда Караханиды, как хранители священной горы Баласагун, прилагали усилия по объединению всех тюркских племен под своим началом, в первую очередь Караханидов интересовали тюрки, а не другие находившиеся в их власти народы. К примеру, в 1043 году они провели массовое обращение в ислам десяти тысяч тюрок. Оно сопровождалось жертвоприношением двадцати тысяч голов крупного рогатого скота, что указывает на обращение к шаманским традициям и, соответственно, на этническую значимость этого события.

Караханиды следовали примеру Омейядов, Аббасидов и Саманидов, предоставляя статус защищаемых подданных нетюркам, исповедовавшим другие религии. В случае с христианами-несторианами это хорошо документировано. В Самарканде в период правления Караханидов по-прежнему была несторианская митрополия. Более того, после свержения империи Караханидов в 1137 году, в Кашгаре также появилась митрополия, что свидетельствует о присутствии там несториан и терпимом к ним отношении в период правления Караханидов. Можно предположить, что это было справедливо и в отношении буддизма на их территории, особенно с началом правления следующего правителя Кашгара, покровительствовавшего буддизму. В период его правления в Кашгаре появилось несколько политических деятелей-буддистов.

То, что до осады в Хотане было небольшое сообщество несториан и две церкви, не упоминавшиеся после осады, несмотря на терпимое отношение Караханидов к христианству, добавляет веса к выводу, что большая часть местного населения Хотана – христиане и буддисты – погибла во время военной оккупации. В противном случае хотанцы-несториане, несомненно, упоминались бы в исторических свидетельствах, как в случае с их собратьями в Кашгаре.

После падения Хотана Караханиды не могли продолжать кампанию по завоеванию оставшейся части южного Тарима на востоке. С юга на них напал Махмуд Газневи, и между двумя тюркскими народами началась война, тянувшаяся с 1006 по 1008 год. Юсуф Кадыр-хан оставил Хотан, чтобы сразиться в этой войне, и успешно отразил Газневидов. Потом он вернулся в Хотан и подавил восстание. Сразу после этого, в 1009 году, он возобновил миссии, торговые и с данью, ко двору Северной Сун. Это ясно свидетельствует о том, что контроль над торговлей по Великому шелковому пути имел для него большое значение.

В последовавшие годы Караханиды были заняты внутренней борьбой за престол, в результате которой в 1024 году Юсуф стал каганом. Хотя у Караханидов не было возможности на протяжении этого периода захватить южный Тарим, находившийся к востоку от Хотана, торговля между Китаем и Хотаном, которую вели тюрки-мусульмане, не прекращалась.

Карта № 27: Расцвет империй Караханидов, Газневидов и тангутов в первой половине XI века

Тем временем тангуты начали разрабатывать собственные военные планы по расширению империи. В 1006 году, спустя два года после падения Хотана, второй император тангутов Деминг (годы правления 1004 – 1031) заключил мир с китайской династией Северной Сун. С тех пор двор тангутов следовал конфуцианским ритуалам и церемониям двора Северной Сун, что льстило последним, так как подчеркивало высокий уровень развития их цивилизации, и значительно повысило эффективность работы двора тангутов.

До этого Северная Сун находилась в дружеских отношениях с желтыми уйгурами и с царством Цонгка. Тем не менее, мирная инициатива тангутов быстро положила конец этой дружбе. Больше не беспокоясь за свой восточный фланг и не опасаясь вмешательства Северной Сун в свои военные планы, тангуты, начав свою кампанию в 1028 году, напали на царство желтых уйгуров и захватили его. Жившие там тибетцы бежали в царство Цонгка, также подвергшееся нападению тангутов.

К этому времени тангуты стали настолько сильными, что у Караханидов не было возможности продолжать экспансию на востоке Таримской впадины. В период правления великого царя тангутов Юаньхао (Yuan-hao) (годы правления 1031 – 1048), тангуты не только завершили завоевание желтых уйгуров, но и захватили территорию от Дуньхуана до границы Караханидов – Хотана. Однако они так и не смогли отвоевать у местных тибетцев царство Цонгка.

Несмотря на мир с двором Северной Сун, тангуты облагали большими налогами торговые караваны, направлявшиеся в ханьский Китай, и запрещали им проходить по своей только что завоеванной территории. Царство Цонгка вскоре стало вместо Центральной Азии основным торговым партнером китайской Северной Сун, поставляя по большей части не только свой основной продукт – чай, – но также и лошадей, высоко ценившихся в военном деле.

Кроме того, ряд вторжений Ганзевидов в Гандхару и северо-восточную Индию в 1001 – 1021 годах и завоевание этих территорий, которые сопровождались разграблением и уничтожением богатых индуистских храмов и буддийских монастырей, фактически положили конец религиозным путешествиям по Великому шелковому пути в Индию и из Индии. На протяжении столетий паломники отправлялись из Центральной Азии и ханьского Китая в монастыри Индии, чтобы пригласить буддийских учителей и привезти назад религиозные тексты и реликвии. Последние такие путешествия, записи о которых есть в исторических источниках Северной Сун, были совершены Дхармашри и Суманасом, прибывшими в ханьский Китай в 1027 и 1036 годах соответственно. С тех пор совершать религиозные путешествия в Индию и из Индии стало невозможно.

Буддийский канон ханьцев впервые был напечатан между 972 и 983 годами под патронажем первых двух императоров династии Северной Сун. До этого канон существовал только в виде рукописных текстов. В 1029 году, спустя год после начала завоевания тангутами желтых уйгуров, император тангутов Деминг, изучавший в детстве буддизм, отправил делегацию ко двору Северной Сун с подношением семидесяти лошадей, прося копию этого канона. Возможности получить этот текст в Индии не было. Император Северной Сун Жэнь Цзун (годы правления 1023 – 1064) удовлетворил его просьбу, действуя в духе мирного договора, заключенного его предшественником, который вел переговоры с правителем тангутов.

С тех пор императоры тангутов отправляли неоднократные миссии в ханьский Китай за другими буддийскими текстами. Это было вызвано не только тем, что наиболее полное собрание буддийской литературы существовало на китайском языке, но так же и тем, что тангуты вели войну с желтыми уйгурами и царством Цонгка, являвшимися теперь основными альтернативными источниками священных текстов: возможности путешествовать в Индию больше не было. Хотя императоры Северной Сун могли продолжать удовлетворять просьбы тангутов по религиозным причинам, они, несомненно, также ценили возможность иметь новый источник поставки столь необходимых лошадей. Также они, безусловно, надеялись, что тангуты ослабят ограничения в торговых отношениях с Центральной Азией.

Влияние на тангутов культуры юйгу (желтых уйгуров) и уйгуров начало расти после того, как в 1034 году Юаньхао завершил завоевание желтых уйгуров. Во время правления тангутов буддийские монастыри желтых уйгуров продолжали процветать. Образованные монахи – юйгу и уйгуры – путешествовали по всей территории тангутов, и вера в буддизм среди простого народа значительно возросла. Некоторые тангуты поселились в землях уйгуров Кочо. Хотя время от времени между тангутами и уйгурами Кочо возникали политические конфликты, отношения между двумя народами в основном были мирными. Уйгуры занимали в этих отношениях подчиненное положение, как и ранее – с киданями в Монголии.

Хотя тангуты и позаимствовали многие прагматичные стороны культуры ханьских китайцев, они не хотели полностью ассимилироваться. Они стремились поддерживать самобытность, как и многие другие неханьцы, правившие частями северного Китая до них. Подобно древним тюркам, уйгурам и киданям, они хотели обособиться с помощью своей письменности и переводов на родной язык. Поэтому в 1036 году для записи родного языка тангуты переняли иероглифическую письменность. Созданная на основе иероглифов киданей, эта письменная система была наиболее сложной из когда-либо созданных в Азии.

Пользуясь этой письменностью, юйгу и уйгуры, уже имевшие подобный опыт с киданями, помогли тангутам перевести на их язык не только буддийские тексты ханьцев, но и полезные для управления государством конфуцианские тексты. Поскольку этот письменный язык был трудным для изучения, первое время тангуты транслитерировали свои буддийские тексты с помощью тибетского алфавита, как это уже было ранее с уйгурскими и ханьскими версиями, использовавшимися на этой территории. Таким образом, тибетская культура также еще присутствовала в этом регионе.

В 1038 году император Юаньхао объявил буддизм государственной религией тангутов. Поскольку семья тангутских императоров считала себя потомками правителей северо-китайской Тоба Вэй (годы правления 386 – 534), это было очень важным шагом для восстановления политики государственного регулирования буддизма, которая проводилась династией Тоба. Поэтому в 1047 году император принял закон, обязывающий чиновников и население совершать буддийские ритуалы и молитвы. Таким образом, государство сыграло значительную роль в распространении буддизма среди тангутов. Однако строгий государственный контроль позволил постоянно поддерживать в тангутских монастырях строгие и высокие учебные и литературные стандарты.

Четырехлетняя война между империей тангутов и китайской Северной Сун разразилась в конце правления Юаньхао, в 1040 – 1044 годах. Двор Северной Сун, несомненно, стремился расширить торговлю с народами Великого шелкового пути, но повлиять на тангутов было сложно. В 1048 году Юаньхао был убит своим сыном, которого он ранее наказал за изучение ханьского даосизма вместо родного тангутского буддизма. Затем последовала череда слабых императоров. Они занимали тангутский трон на протяжении половины столетия, при этом зачастую бразды правления держали матери императоров. Военная мощь тангутов могла до определенной степени ослабнуть, и торговля Центральной Азии с ханьским Китаем продолжалась с меньшими ограничениями.

На протяжении этого периода тангуты, кидани и китайсткая Северная Сун часто нападали друг на друга. Северной Сун никогда не удавалось превзойти остальных и, будучи самым слабым из трех государств, она согласилась в 1082 году платить ежегодную дань тангутам и киданям для сохранения мира. Тем не менее тангуты отправляли миссии в ханьский Китай за буддийскими текстами как до, так и после этого соглашения. Некоторые из тангутских императоров и матерей императоров даже участвовали в их переводе. Юйгу и уйгуры продолжали помогать в религиозных делах, переводя на тангутский дополнительные буддийские тексты – с санскрита и тибетского и лишь иногда с уйгурского.

Положение буддизма во владениях уйгуров Кочо по-прежнему было устойчивым. В 1096 году, к примеру, правитель уйгуров Кочо подарил императору Северной Сун нефритового Будду. Тем не менее, религия здесь никогда официально не навязывалась населению и не находилась под строгим контролем государства, как это было в государстве тангутов. В то время буддизм также процветал и в царстве Цонгка. Миссии двора царства Цонгка ко двору Северной Сун возглавляли буддийские монахи.

На протяжении XI века тибетцы непрерывным потоком направлялись в Кашмир и на север Индии, чтобы изучать буддизм. Многие возвращались назад вместе с учителями из этих регионов, чтобы те помогли возродить буддизм в нововозведенных монастырях. Хотя первые шаги в этом направлении предпринимались западно-тибетским царством Нгари, вскоре их примеру последовали и в центральной части страны, где в 1040 году был основан монастырь Шалу (Zha-lu).

Каждый из прибывших в Тибет индийских учителей или вернувшихся тибетцев-учеников приносил с собой линию передачи определенного направления буддийской практики. Многие из них построили монастыри, ставшие центрами не только религиозных, но и светских сообществ. Только в XIII веке группы этих линий передачи учений объединились и образовали различные течения так называемых школ тибетского буддизма нового периода – кадам (dKa'-gdams), сакья (Sa-skya) и несколько линий кагью (bKa'-rgyud).

Другие буддийские мастера XI века начали открывать тексты, которые для сохранности были сокрыты в центральном Тибете и Бутане в беспокойные годы конца VIII – начала IX веков. Найденные буддийские тексты стали основой школы старого периода, или ньингма (rNying-ma), тогда как те, что относились к исконной тибетской традиции, открытые немного ранее, образовали основу организованной религии бон. Некоторые мастера обнаруживали тексты обоих типов, которые зачастую были очень похожими. На самом деле организованная религия бон имеет много общих черт как со школой новых, так и со школой старых переводов буддийских текстов, причем последующие учителя каждой из традиций обвиняли другие традиции в плагиате.

Царская семья династии Нгари продолжала играть важную роль в финансировании не только переводов буддийских текстов, только что привезенных из Кашмира и с севера Индии, но и в пересмотре прежних переводов и разъяснении заблуждений относительно некоторых тонких моментов. Совет Тхолинга (Tho-ling), созванный царем Цеде (rTse-lde) в 1076 году в монастыре Тхолинге, собрал переводчиков из западных, центральных и восточных регионов Тибета, а также несколько кашмирских мастеров и мастеров с севера Индии, и имел большое значение для координации работы. В 1092 году указ принца Шива О (Zhi-ba 'od) установил стандарты для определения заслуживающих доверия текстов.

На протяжении этого периода Караханиды отправляли торговцев-мусульман из Хотана в столицу Северной Сун по южному Таримскому пути, находившемуся во власти тангутов. Между 1068 и 1077 годами было отправлено так много миссий – по меньшей мере две в год, – что Северная Сун была вынуждена установить ограничения на их размер и частоту. Эта торговля продолжалась до падения Караханидов в 1137 году.

Складывается впечатление, что твердая буддийская вера тангутов, тибетцев, уйгуров Кочо и ханьцев никоим образом не сдерживала рвение Караханидов в получении экономической выгоды. Если бы целью их международных отношений было исключительно обращение неверных в ислам, они бы, несомненно, бойкотировали торговлю с буддистами и напали бы на тангутов, уйгуров и тибетцев царства Нгари, когда те были ослаблены. Однако, как это часто происходило в истории отношений мусульман и буддистов Центральной Азии и полуострова Индостан, завоевание мусульманами территории отмечалось быстрым разрушением институтов местных религий, тогда как последующая оккупация сопровождалась экономической эксплуатацией. Именно экономическая эксплуатация, которая всегда требовала от мусульман некоторой степени религиозной терпимости, после оккупации играла решающую роль в определении политического курса.

После того как в 1008 году было отбито нападение Махмуда Газневи на располагавшуюся севернее империю Караханидов, он привлек на военную службу тюрок-сельджуков из южной Согдианы и Харезма, чтобы защитить свое царство от возмездия Караханидов. Сельджуки были порабощенным тюркским племенем, которое Саманиды использовали для защиты государства. В девяностых годах X века сельджуки были обращены в ислам. Обеспечив защиту своих владений, Махмуд снова обратил внимание на полуостров Индостан.

Несколькими десятилетиями ранее, в 969 году, Фатимиды (годы правления 910 – 1171) захватили Египет и сделали его центром своей быстро растущей империи. Готовясь к приходу исмаилитского мессии, апокалиптической войне и концу света – все это, согласно предсказаниям, должно было произойти в XII веке, – они стремились объединить весь мусульманский мир под знаменем своего исмаилитского течения. Их крупнейшая морская держава, владения которой простирались от северной Африки до восточного Ирана, отправляла дипломатов в дальние страны, чтобы распространять свое влияние и веру. Они были основными соперниками следовавшим суннитской вере Аббасидам в борьбе за лидерство в исламском мире.

Остатки мусульманского правления в Синде после завоевания его Омейядами были крайне слабы. Правители-сунниты номинально подчинялись халифу Аббасидов, тогда как фактически делили власть с местными правителями-индуистами. Ислам мирно сосуществовал c буддизмом, индуизмом и джайнизмом. Тем не менее, миссионеры-исмаилиты нашли здесь восприимчивую аудиторию среди тех суннитов и индуистов, которые были не удовлетворены текущим положением вещей. К 959 году правитель Мултана, расположенного на севере Синда, перешел в исмаилитский шиизм, а в 968 году Мултан был объявлен независимым от Аббасидов вассальным государством исмаилитов-Фитимидов. К этому времени Аббасиды, к которым присоединились их вассалы Газневиды, были окружены с востока и запада своими соперниками Фатимидами и опасались неминуемого вторжения с двух фронтов. Чтобы напасть на Газневидов, исмаилитам Мултана понадобилось бы всего лишь пройти по территории врагов Газневидов – индуистских Шахов.

Хотя отец Махмуда Газневи отдавал предпочтение шиитской форме ислама, сам Махмуд следовал cуннитской – преобладавшей вере не только среди Аббасидов, но также среди Караханидов и Саманидов. Он пользовался дурной славой за нетерпимость к другим формам ислама. После восхождения на трон в 998 году и закрепления своей власти в Афганистане, в 1001 он году напал на индуистских Шахов в Гандхаре и Уддияне и нанес поражение врагу своего отца – Джайяпале (Джаяпале), которого он также считал потенциальной угрозой. Хотя Уддияна по-прежнему оставалась главным центром буддийской тантры – именно оттуда еще до правления индуистских Шахов были призваны царь Индрабхути и Падмасабхава, – здесь не было процветающих буддийских монастырей. С другой стороны, индуистские храмы Уддияны изобиловали богатством. И поэтому Махмуд разграбил и уничтожил их.

Тогда преемник Джайяпалы Анандапала (годы правления 1001 – 1011) заключил союз с Мултаном. Однако к 1005 году Махмуд разбил их объединенные силы и захватил Мултан, устранив тем самым опасность вторжения Фатимидов-исмаилитов, угрожавших суннитскому миру Аббасидов с востока. Махмуд называл свои войска «гази» – воинами за веру, а свои кампании – «джихадом», целью которых была защита традиций правоверных суннитов от ереси исмаилитского шиизма. Хотя частично его мотивацией могло быть религиозное рвение, в гораздо большей степени, несомненно, Махмуд стремился доказать, что он защищает Аббасидов – вождей исламского мира. Такая роль узаконила бы его собственное правление как вассала Аббасидов, а награбленное помогло бы ему финансировать кампании Аббасидов против Фатимидов в других регионах. К примеру, по общему мнению, древний индуистский храм солнца Сураж Мандир в Мултане был самым богатым храмом полуострова Индостан. Его сокровища только увеличили жажду Махмуда к еще большему богатству, расположенному дальше на востоке.

После неудачной кампании Махмуда против Караханидов он вернулся на полуостров Индостан и в 1008 году нанес поражение союзу Анандапалы и правителей-раджпутов, которые владели территориями современных индийских штатов Пенджаб и Химачал-Прадеш. Он изъял огромное количество драгоценностей индуистских Шахов в Нагаркоте (современный город Кангра) и на протяжении последующих лет разграбил и уничтожил богатые индуистские храмы и буддийские монастыри этого региона, в том числе буддийские монастыри в Матхуре, к югу от современного Дели.

В 1010 году Махмуд подавил восстание в Мултане и либо в 1015, либо в 1021 году (в зависимости от исторического источника) напал на следующего правителя индуистских Шахов Трилочанапалу (годы правления 1011 – 1021), собравшего свои войска в форте Лохара в западных предгорьях на пути к Кашмиру. Однако Махмуд так и не смог ни взять этот форт, ни вторгнуться в Кашмир. Неясно, какой была роль индуистского основателя первой кашмирской династии Лохара (годы правления 1003 – 1101) раджи Самграмы (годы правления 1003 – 1028) в поражении Махмуда. Согласно традиционным буддийским историческим источникам, правитель Газневидов был остановлен буддийскими мантрами, читаемыми учеником Наропы Пражняракшитой.

Ущерб, причиненный войсками Махмуда буддийским монастырям в индийском Пенджабе и Химачал-Прадеше, был столь велик, что многие буддисты искали убежище в других странах. Однако, поскольку атаки войск Газневидов велись в направлении Кашмира, большинство беженцев не считали его безопасным. Вместо этого они пересекали Гималаи через Кангру в Нгари (западный Тибет). Беженцев было так много, что в двадцатых годах XI века царь Нгари издал указ, запрещавший иноземцам оставаться в стране дольше трех лет.

Итак, джихад Газневидов на полуострове Индостан изначально был направлен против исмаилитов, а не против буддистов, индуистов или джайнов. Тем не менее, как только Махмуд достиг своих политических и религиозных целей, победа побудила его к захвату большего числа территорий и особенно к добыче трофеев из богатых индуистских храмов и буддийских монастырей. Как и в случае кампаний Омейядов тремя столетиями ранее, захватывая территории, тюркские войска грабили, а потом разрушали храмы и монастыри, однако при этом они не стремились обратить в ислам всех своих новых подданных. Махмуд был прагматичен и использовал не обращенные в ислам индуистские войска и даже индуистских генералов против мусульман-шиитов, оказывавших ему сопротивление в Иране Буидов. Его главной целью оставались шииты и исмаилиты.

Аль-Бируни – персидский историк, присутствовавший при вторжении Махмуда на полуостров Индостан, хорошо отзывался о буддизме и писал, что индийцы называют Будду «Пророком». Возможно, это свидетельствует о его знакомстве со среднеперсидским термином бурксан, что значит «пророк», – который использовался для обозначения всех пророков и в Согдианских, и в уйгурских буддийских текстах, а ранее – в манихейских текстах. Однако это также может указывать и на то, что буддистов – вместе с индуистами и джайнами – признавали «людьми Книги» и предоставляли им статус защищаемых подданных дхимми, после причиненных во время вторжения разрушений.

Дополнительным свидетельством в поддержку второго вывода является то, что Газневиды не преследовали буддизм в ранее завоеванных ими землях: Согдиане, Бактрии и Кабуле. В 982 году буддийские фрески все еще можно было видеть в монастыре Нава Вихара, а гигантские статуи Будды, вырезанные в скалах в Бамиане, по-прежнему были неповрежденными. Аль-Бируни сообщил о многих все еще действующих на рубеже тысячелетий буддийских монастырях на южных границах Согдианы.

Подобно предшествовавшим им Саманидам, Газневиды поддерживали персидскую культуру. С IX по XII век персидская и арабская литература изобиловали ссылками на красоту буддийских памятников, и это говорит о том, что монастыри и мечети мирно сосуществовали рядом друг с другом. К примеру, Асади Туси описал в своем труде 1048 года «Гершасп-наме» великолепие монастыря Субахар в Кабуле. В персидской поэзии часто встречается сравнение, используемое для мест: они были прекрасны, как «Навбахар» (Нава Вихара).

Будды, в особенности грядущий будда Майтрейя, изображались в Нава Вихаре и Бамиане с лунным диском позади головы. Благодаря этому появился поэтический эпитет для чистой красоты – «лицо будды, подобное луне». Поэтому в персидских поэмах XI века, таких как «Варка и Голшах» автора Айюки, пехлеванское слово бот, происходящее от раннесогдийского термина пурт, использовалось в его положительном смысле – «будда», а не во втором, уничижительном смысле – «идол». Оно означает не ассоциирующийся с сексуальностью идеал красоты, применимый одинаково и к мужчинам, и к женщинам.

Остается неясным, произошло ли арабское слово аль-будд от персидского или оно появилось непосредственно во время завоевания Омейядами Синда. Изначально Омейяды использовали этот термин для обозначения и буддийских, и индуистских изображений, а также храмов с такими изображениями. Иногда они использовали этот термин и для обозначения любых немусульманских храмов, включая храмы зороастрийцев, христиан и иудеев. Однако позже этот термин обрел как положительный, так и отрицательный смысл, подобно слову бот, которое означало «будда» и «идол».

Все эти ссылки указывают либо на то, что буддийские монастыри и изображения присутствовали в регионах иранской культуры в XIII веке в начале монгольского периода, либо, по меньшей мере, на прочное буддийское наследие, остававшееся на протяжении столетий в среде буддистов, которые приняли здесь ислам. Если Газневиды были терпимы к буддизму в своих неиндийских землях и даже покровительствовали литературным произведениям, восхвалявшим буддийское искусство, представляется маловероятным, что их долгосрочной политикой на полуострове Индостан было насильственное обращение в ислам. Как и Омейяды, Газневиды грабили и разрушали монастыри при завоевании новых земель, но вели себя совершенно иначе, когда речь шла об управлении захваченными территориями.

Несмотря на военный успех на полуострове Индостан, Газневиды были неспособны контролировать подвластных им сельджуков, и в 1040 году последние восстали. Сельджуки отвоевали у Газневидов Харезм, Согдиану и Бактрию, а в 1055 году захватили Багдад, в котором располагался трон халифов Аббасидов.

Карта № 28: империя Сельджуков во второй половине XI века

Как и Газневиды, Сельджуки были суннитами и непреклонными противниками шиитов и исмаилитов. Они стремились прекратить влияние шиитов-Буидов Ирана на халифов. В 1062 году они наконец завоевали царство Буидов, а на следующий год провозгласили собственную империю. Остатки империи Сельджуков просуществовали до их подчинения монголам в 1243 году.

Видя неотвратимость поражения в войне с Сельджуками, Газневиды отступили к востоку от гор Гиндукуш. Под их властью остались лишь Газна, Кабул и Пенджаб. Они поддерживали численность своих войск, принимая в армию различные тюрко-мусульманские горные племена, проживавшие в их владениях, а также, чтобы финансировать свое государство, обложили налогами богатых немусульман полуострова Индостан. Политика Газневидов в связях с Кашмиром ясно иллюстрирует их отношение к другим религиям.

Начиная с 1028 года и до окончания в 1101 году правления первой династии Лохара в Кашмире происходило неуклонное снижение экономического благосостояния. Из-за этого буддийские монастыри были вынуждены довольствоваться лишь минимальной финансовой поддержкой. Более того, так как Газневиды перекрыли легкий доступ к великим буддийским монашеским университетам центральной части северной Индии, уровень образования в Кашмирских монастырях постепенно снизился. Последний царь династии Лохара Харша (годы правления 1089 – 1101) начал очередное религиозное преследование, на этот раз как против индуистских храмов, так и против буддийских монастырей.

В период правления второй династии Лохара (годы правления 1101 – 1171) и особенно во время царствования Джайясимхи (Джаясимхе, годы правления 1128 – 1149) обе религии благодаря поддержке правителей снова возродились. Однако экономическая ситуация в царстве в целом стала еще хуже, и она продолжила ухудшаться во время правления их преемников (годы правления 1171 – 1320), которые были индуистами. Несмотря на обеднение монастырей, буддийская деятельность процветала по крайней мере до XIV века, а учителя и переводчики время от времени посещали Тибет. Все же, несмотря на слабость Кашмира на протяжении более чем трех столетий, ни Газневиды, ни их мусульманские преемники в Индии не стремились завоевать его до 1337 года. Это еще одно свидетельство того, что исламские правители были больше заинтересованы в изъятии богатств из буддийских монастырей, чем в их обращении в ислам. Бедные монастыри их не интересовали.

Тем временем Сельджуки расширили свою империю на запад, завоевав в 1071 году Византию. Султан Сельджуков Мелик-шах (годы правления 1072 – 1092) распространил свое господство на бывшие земли Караханидов в Фергане, на севере Западного Туркестана, Кашгаре и Хотане. Под влиянием его министра Низама аль-Мулька Сельджуки построили религиозные школы (медресе) в Багдаде и по всей Центральной Азии. Хотя медресе, впервые появившиеся в IX веке в северо-восточном Иране, предоставляли исключительно теологическое образование, новые медресе были направлены на подготовку хорошо разбирающихся в исламе гражданских чиновников для Сельджуков. Подход Сельджуков к религии был весьма прагматическим.

Начав заселять полуостров Анатолию (Малую Азию), сельджуки отправились в поход на Палестину. В 1096 году византийцы обратились к Папе Римскому Урбану II, объявившему первый крестовый поход, чтобы заново объединить Западную и Восточную Римские империи и отвоевать назад Святую землю у «неверных». Однако Сельджуки отнюдь не были противниками христианства. Они, к примеру, не искореняли несторианское христианство в Центральной Азии.

Тем более Сельджуки не были настроены против буддизма. В противном случае они должны были бы либо вести священную войну, либо поддерживать своих вассалов Караханидов в их священной войне против тангутов, уйгуров Кочо и тибетцев царства Нгари – убежденных буддистов, слабых в военном отношении. Наоборот, во время своего правления в Багдаде Сельджуки позволили аль-Шахрастану (годы жизни 1076 – 1153) опубликовать здесь свой труд «Китаб ал-милал ва нихал» («Книга о религиях и школах») – философский текст на арабском языке, который включал буддийские учения и, подобно аль-Бируни, называл Будду Пророком.

Крайне отрицательный для европейских и византийских христиан образ Сельджуков и ислама в целом сложился частично из-за ошибочного отождествления всего ислама с низарийской ветвью исмаилитского течения, известного крестоносцам как «Орден ассасинов». Начиная приблизительно с 1090 года низариты возглавили террористическое восстание на территории Ирана, Ирака и Сирии, когда молодежь, опьяненную гашишем, отправляли убивать военных и политических лидеров. Ассасины хотели подготовить мир к приходу их предводителя Низара, который должен был стать не только халифом и имамом, но и Махди – последним пророком, который возглавит исламский мир в милленарной войне против сил зла.

На протяжении последующих десятилетий Сельджуки и Фатимиды вели священные войны против низаритов, во время которых многие из них были перебиты. Движение низаритов в итоге потеряло поддержку населения. Священные войны оказали разрушительное влияние и на Сельджуков: в 1118 году империя Сельджуков раскололась на несколько независимых частей.

Тем временем власть Газневидов продолжала слабеть. Им недоставало людей, чтобы управлять царством, даже несмотря на то, что оно уменьшилось. Власть Караханидов также ослабла. Из-за этого Газневиды и Караханиды были вынуждены стать государствами-данниками автономной провинции Сельджуков в Согдиане и северо-восточном Иране.

Чжурчжэни были тунгусо-маньчжурским народом, чья родина находилась в северной Маньчжурии и граничащей с ней юго-восточной Сибири, лежащей за рекой Амур. Они были жителями леса и практиковали ритуальную охоту, поэтому кидани призывали их на военную службу. На чжурчжэней оказывал влияние буддизм Северной Сун и корейского государства Коре (годы существования 918 – 1392). В 1019 году они попросили у императора Северной Сун копию только что напечатанного буддийского канона, а к 1105 году ханьские китайские монахи проводили буддийские церемонии при дворе чжурчжэней. Однако основное влияние на них оказывал буддизм киданей.

В 1115 году чжурчжэни основали династию Цзинь (годы правления 1115 – 1234) и продолжили расширять свои владения, создавая империю. В 1125 году они разгромили киданей, а в следующем году захватили остальную часть ханьского Китая. Столица ханьцев была перенесена южнее. Таким образом, правление династии Северной Сун подошло к концу и началось правление династии Южной Сун (годы правления 1126 – 1279). Чжурчжэни правили Маньчжурией, юго-восточной Сибирью, северным и центральным ханьским Китаем и Внутренней Монголией. Тангуты располагались на северо-западе, а Монголия распалась на много мелких племенных областей.

Карта № 29: Расцвет империй каракитаев и чжурчжэней во второй половине XII века

Форма буддизма, которой следовали кидани, по-прежнему была распространена в захваченной чжурчжэнями Внутренней Монголии. В более поздний период правления династии Цзинь больше распространилась ханьская форма буддизма. Это соответствует развитию чжурчжэньской письменности. Сначала чжурчжэни переняли и изменили иероглифическую письменность киданей, однако позже стали также использовать и ханьские иероглифы.

Первые императоры чжурчжэней оказывали буддизму большую поддержку. Они построили множество храмов в своих владениях, в том числе в столице – Пекине. К середине XII века в империи Цзинь было более тридцати тысяч монахов, причем монахи занимали более высокое положение, чем придворные чиновники. Теперь тангуты стали обращаться с прошениями прислать им новые ханьские буддийские тексты не к Северной Сун, а ко двору чжурчжэней.

Отношения между царством Цонгка и их прежним торговым партнером – китайской Северной Сун – иcпортились после произошедшей на рубеже XII века короткой гражданской войны в царстве Цонгка. Войска Северной Сун напали, воспользовались неспокойной обстановкой. Начиная с 1102 года они несколько раз захватывали, теряли, а затем снова захватывали царство Цонгка. Это заставило бывших врагами – царство Цонгка и тангутов – не только заключить мир, но и создать в 1104 году военный альянс против китайской Северной Сун. Война продолжалась до тех пор, пока в 1126 году чжурчжэни не свергли Северную Сун. Войска ханьцев полностью покинули царство Цонгка, снова ставшее независимым вплоть до в 1183 года, когда оно было завоевано чжурчжэнями. Тангуты заключили союз с чжурчжэнями и продолжали воевать против Южной Сун, которая теперь платила ежегодную дань тангутам, чурчжэням и преемникам киданей – каракитаям.

Между тем в других регионах тибетской культуры к концу XI века, когда оборвалась линия нгарийских царей, буддийская активность в основном сместилась из западного в центральный Тибет. На протяжении первой половины XII века в царстве Нгари правил нетибетский кочевой народ – кхасы – значительно менее приверженный буддизму. В середине столетия царь кхасов Нагадева потерял власть над этой территорией, но, завоевав западный Непал, восстановил там свое правление. Впоследствии западный Тибет распался на несколько царств, причем все они продолжали возрождать и поддерживать буддизм, но в гораздо меньшей степени, чем это было в предыдущем столетии.

В то время центральный Тибет также был разделен на множество маленьких независимых регионов. Зачастую их центрами были новые буддийские монастыри, большинство из которых были построены как крепости. Единая власть пришла в этот регион только в 1247 году, когда центральный Тибет был реорганизован под сюзеренитетом монголов. Тем не менее, несмотря на политическую разобщенность в XII веке буддизм в Тибете достиг новых вершин. Тибетцы не только продолжали переводческие работы, в основном с санскрита, но также начали составлять большое собрание комментариев. Каждый из монастырей имел собственную специализацию и отличительные особенности.

Из-за того что теперь союзником тангутов стало царство Цонгка, а не Северная Сун, основное влияние на буддизм тангутов в XII веке оказывал не ханьский Китай, а Тибет. Тангуты переводили все больше текстов с тибетского языка и начали писать собственную буддийскую литературу, строго следуя модели тибетских комментариев. Многие тангутские монахи отправлялись учиться в центральный Тибет. Одним из них был Миньяг Гомринг (Mi-nyag sGom-ring), ставший учеником Пхагмо Друпы (Phag-mo gru-pa, годы жизни 1110 – 1170), который считается основателем многих школ кагью. В 1157 году тангутский монах основал монастырь Дрикунг Тхил ('Bri-gung mthil), который позже стал центром традиции дрикунг-кагью ('Bri-gung bKa'-rgyud).

Другой тангут – мастер перевода Цами Лоцава (rTsa-mi Lo-tsa-ba) также в середине XII века отправился на север Индии, стал там настоятелем монастыря Ваджрасаны (Бодхгайя) и принес назад в Кашмир одну из линий передачи «Тантры Калачакры». Учителя из Кашмира и Тибета были приглашены к тангутам, где они стали наставниками императора. Сотрудничество этих государств в религиозной сфере продолжало процветать.

Несмотря на непрерывные сражения с китайской Северной Сун, тангуты продолжали перенимать некоторые особенности ханьского сообщества. Например, в 1146 году они переняли образовательную систему подготовки чиновников в конфуцианском стиле. Несмотря на усилия тангутов по сохранению культурной целостности, китаизация продолжалась. Этот процесс шел под влиянием матери императора Жэнь Сяо (годы правления 1139 – 1193) – этнической китаянки.

В конце концов тангуты стали одним из наиболее высококультурных народов Центральной Азии. К примеру, в 1170 году император Жэнь Сяо издал обширный свод законов, охватывавший гражданскую и религиозную сферы. Он выделил в тангутских буддийских монастырях этнические группы: тангутские, тибетские, ханьские и смешанные тангутско-ханьские – по происхождению монахов. Монахи уйгуры и желтые уйгуры не упоминались, возможно, из-за того, что в 1124 году уйгуры Кочо подчинились каракитаям. Все монахи, независимо от их происхождения, были обязаны изучать санскрит, тангутский, тибетский и ханьский языки и литературу. Чтобы занять монашескую административную должность, необходимо было сдать экзамен на мастерство в нескольких буддийских текстах, переведенных на тибетский. Это соответствовало гражданскому праву, перенятому из ханьского Китая, которое требовало от кандидатов на пост чиновника в правительстве сдать строгий экзамен по конфуцианской классике.

В 1124 году, когда чжурчжэни напали с юга, правитель киданей Елюй Даши потерял власть над Монголией и бежал со своими войсками в летнюю столицу уйгуров Кочо – Бешбалык. Мирные уйгуры, традиционные вассалы киданей, приняли его хорошо, устроив праздничный прием. Видя стремление Елюя Даши выкроить для себя новую территорию, уйгуры добровольно подчинились могущественному правителю киданьских беженцев. Он провозгласил свою династию каракитаев, или Западного Ляо (годы правления 1124 – 1203), и присвоил власть над Джунгарией. Возможно, уйгуры Кочо подчинились с такой готовностью, поскольку боялись нового союза чжурчжэней и тангутов, угрожавшего им с востока, и, как и прежде, искали защиты у киданей.

В 1137 году Елюй Даши завоевал Караханидов, присоединив к своей империи их земли – Кашгар, Хотан, Фергану и северные части Западного Туркестана. В 1141 году он нанес поражение сельджукам в Самарканде и расширил свои владения за счет Согдианы, Бактрии и Харезма. Государство сельджуков в Иране рухнуло из-за внутреннего восстания, после которого Иран распался на несколько маленьких государств, власть в которых перешла ко множеству непродолжительных династий, пока эту территорию не завоевали в 1220 году монголы. Главной цитаделью сельджуков стала Анатолия.

Елюй Даши следовал традиционной для киданей смеси буддизма, даоcизма, конфуцианства, тенгрианства и шаманизма. Он был очень терпим ко всем релегиям в своих владениях, включая ислам, и защищал их. Христианское несторианство процветало и имело митрополии в Самарканде и Кашгаре, что свидетельствует о том, что различные религии в Центральной Азии до этого сосуществовали в основном мирно.

Суфийское движение ислама, уделяющее особое внимание личному познанию божественной реальности, возникло во второй половине IX века из учений Абуль-Касима аль-Джунайда (годы жизни 830 – 910) в Ираке и Абу Язида Тайфура аль-Бистами (ум. 874) на северо-востоке Ирана, в Хорасане. Странствующие учителя стали распространять их по Центральной Азии начиная с XI века, в период правления Караханидов, Газневидов и Сельджуков. Их суфийские учения отвечали здешним духовным потребностям, которые возросли из-за подавления течений шиитов и исмаилитов, особенно после завоевания в 1055 году сельджуками Багдада.

Ключевой фигурой, благодаря которой суфизм стал известен тюркским кочевым племенам, был Ахмед ибн Ибрагим ибн Али аль-Ясави (ум. 1166). Орден Ясавия, основателем которого считается аль-Ясави, пользовался популярностью благодаря включению в ислам традиционных тюркских культурных и особенно шаманских элементов. Аль-Ясави носил тюркское одеяние, позволял использовать тюркские языки в религиозных целях – во всех случаях, кроме чтения молитв, а также прибегал к жертвоприношениям крупного скота в определенных ритуалах. Кроме того, он разрешал женщинам участвовать в практиках, направленных на достижение духовного экстаза. Тюркской кочевой традиции была близка по духу суфийская традиция строить вблизи проживания религиозных учителей духовные гостиницы (ханаки), открытые для всех путешественников. Не только отдельные духовные искатели кочевали из одного такого дома в другой: все сообщество ханака, включая учителя, отправлялось в совместные духовные путешествия, которые длились по нескольку месяцев.

Благодаря всему этому популярность ислама среди тюркских народов неизменно росла. Таким образом, в то время ислам быстро распространялся в Центральной Азии не из-за обращения мечем, а благодаря тому, что несколько великих учителей искусно адаптировали религию к тюркской культуре. Распространение ислама произошло не за счет буддизма и не встретило враждебной реакции с его стороны. На самом деле в основном оно проходило во время буддийского правления каракитаев и получило их поддержку.

В 1148 году Ала уд-дин (Алауддин), выходец из кочевых тюрок-гузов c гор Афганистана завоевал регион Гур в восточном Иране, в честь которого и была названа его империя Гуридов (годы правления 1148 – 1215). Далее он захватил у каракитаев Бактрию, а в 1161 году – Газну и Кабул у Газневидов, вынудив последних перенести свою столицу в пенджабский город Лахор, большую часть населения которого в то время по-прежнему составляли индуисты. В 1173 году основатель династии Гуридов назначил своего брата Муиз-уд-дина Мухаммада (Мухаммад Гури, годы правления 1173 – 1206) наместником Газны и поощрял его набеги на полуостров Индостан.

Карта № 30: полуостров Индостан во времена завоевания Гуридами, конец XII века

Как и его предшественник Махмуд Газневи, Мухаммад Гури начал с захвата в 1178 году располагавшегося на севере Синда исмаилитского царства Мултан, которое к тому времени восстановило свою независимость от Газневидов. Исмаилитов всегда подозревали в укрывательстве низариев и других подобных милленарных террористических движений. Затем, в союзе с местным индуистским правителем, вождь Гуридов сверг династию Газневидов, захватив в 1186 году Лахор. Получив власть над всем Пенджабом, он не остановился и в 1193 году занял Дели. После этого Гуриды распространились по всей Индо-Гангской равнине северной Индии. Сам Мухаммад захватил земли вплоть до покоренного в 1194 году Бенареса. Он отправил одного из своих капитанов, Бахтияра Халджи, вместе с Ихтияром уд-дином Мухаммадом продолжать завоевывать земли на востоке.

Таким образом, кампания Гуридов на полуострове Индостан не была священной войной с целью обратить в ислам неверных: в основном это было просто завоевание территорий, как мусульманских, так и немусульманских. Хотя первоначальная военная цель – захват царства исмаилитов в Мултане – могла называться джихадом, и Гуриды могли использовать идею священной войны, чтобы сплотить свои войска, энтузиазм мусульманских лидеров, скорее всего, подпитывался перспективами добычи и власти, а не обращением неверных.

Династия Пала в Бихаре и Бенгалии, во время правления которой на севере Индии было построено большинство великих буддийских монашеских университетов, была мирно свергнута. Династия Карната (годы правления 1097 – 1324) первой образовалась в Митхиле, территория которой включала Бихар севернее реки Ганг и область Тераи южного Непала. К концу XII века в Бенгалии и Магадхе – части Бихара южнее реки Ганг – появилась династия Сена. Хотя правители Митхилы были шиваитами, они продолжили традицию династии Пала поддерживать буддизм и оказывали серьезное сопротивление Гуридам. В 1206 году, к примеру, они остановили попытку вторжения Гуридов в Тибет. Династия Сена была слабее Карнаты в военном плане и более приверженной индуизму.

Продвигаясь на восток, Гуриды обошли стороной Митхилу и напали на Магадху и Бенгалию. Царь династии Сена разместил в монастырях Одантапури и Викрамашиле защитные гарнизоны, которые возводили обнесенные стеной цитадели непосредственно на пути наступления Гуридов. Считая их военными крепостями, Гуриды полностью сравняли эти постройки с землей между 1199 и 1200 годами. Более того, поскольку монастырь Одантапури занимал хорошее стратегическое положение, на его месте, рядом с современным Бихар Шарифом, военные наместники Гуридов разместили свои административные штаб-квартиры, откуда управляли регионом.

В 1206 году Мухаммад Гури был убит, что положило конец нападениям Гуридов на полуостров Индостан. Поскольку у Мухаммада Гури не было явного преемника, его военачальники сражались между собой за власть над завоеванными ими провинциями. В конце концов один из них одержал победу и стал султаном Лахора, но вскоре, в 1210 году, он умер. Его освобожденный раб Илтутмыш (годы правления 1210 – 1237) взял на себя правление и перенес столицу в Дели, положив начало государству, которое впоследствии стало известно как султанат династии рабов (годы существования 1210 – 1325).

Гуридам удалось захватить север Индии не только из-за превосходства в силе и тактике, но и благодаря постоянному соперничеству между многочисленными местными индуистскими правителями-раджпутами. Хотя последние не могли выступить единым фронтом и предотвратить захват власти Гуридами, им хватило сил на то, чтобы позже, после того как иностранные войска двинулись дальше, восстановить свое правление, вернувшись из джунглей и гор. Позже Гуриды и их преемники смогли сохранить за собой лишь незначительные административные посты, и то лишь в крупных городах, где их основной задачей был сбор налогов. Тем не менее, их правление было стабильным, так как сопровождалось процветанием экономики.

Хотя Гуриды полностью разграбили и разрушили монастыри Одантапури и Викрамашилу, они не уничтожили все буддийские институты в своих владениях. Так, монашеский университет Наланда – самый крупный на севере Индии, – хотя и находился в Магадхе, не лежал на пути наступления Гуридов. Тибетский переводчик Чаг Лоцава Дхармасвамин (Chag Lo-tsa-ba, 1197 – 1264 гг.), посетивший в 1235 году северную Индию, обнаружил, что монастырь был поврежден, разграблен и практически заброшен, но по-прежнему существовал и действовал: в нем училось семнадцать человек. Чтобы полностью разрушить этот университет, Гуридам потребовалась бы еще одна экспедиция, но это явно не было их основной целью.

Тибетец также обнаружил, что в шри-ланкийском монастыре Махабодхи, недалеко от Наланды, в Ваджрасане (современной Бодхгайе), все еще находились триста монахов из Шри-Ланки. Здесь Будда достиг просветления, поэтому это самое священное место для буддийских паломников. Более того, неясно, пустовал ли в то время Сомапура – самый большой монашеский университет в Бенгалии, располагавшийся на севере современной Бангладеш. Тем не менее, тибетский переводчик свидетельствовал о том, что Джагаддала на севере Западной Бенгалии все еще процветал и был полон монахов.

Таким образом, Гуриды разрушали буддийские монастыри, лежавшие на пути их наступления, а также те, которые были укреплены на манер крепостей. Кроме того, Гуриды назначали своих военных командиров наместниками завоеванных ими областей и, предоставив им значительную автономию, использовали принятую Аббасидами систему вознаграждения икта. Иными словами, султан Гуридов вместо финансовой поддержки со стороны государства оставлял военным наместникам все доходы, какие они могли собрать со своих земель. Поэтому уничтожать все, что им досталось, противоречило бы личным интересам военачальников. Военная тактика Гуридов напоминала действия Омейядов, Аббасидов и Газневидов: они грабили и причиняли серьезные разрушения главным религиозным сооружениям, когда захватывали территории, но затем, оказавшись у власти, даровали защищаемый статус своим немусульманским подданным и собирали с них подушный налог.

Несмотря на возможность получить статус защищаемых подданных, многие буддийские монахи бежали в Бихар и в некоторые северные регионы Бенгалии, ища убежище в монашеских университетах и центрах на территориях современных Ориссы, южной Бангладеш, Аракана на западном побережье Бирмы, а также южной Бирмы и северного Тайланда. Тем не менее, большинство из них, включая многих буддистов-мирян, направлялось в непальскую долину Катманду, взяв с собой множество манускриптов из обширных монастырских библиотек, которые были разрушены.

В то время положение буддизма в Катманду было прочным. Индуистский царь из династии Тхакури (годы правления 750 – 1200) поддерживал буддийские монастыри. Кроме того, в Катманду было несколько монашеских университетов. С конца X века многочисленные тибетские переводчики посещали их по пути в Индию, а непальские мастера из этих университетов сыграли решающую роль в возрождении буддизма в центральном и западном Тибете. Ранние индуистские правители династии Малла (годы правления 1200 – 1768) продолжили политику своих предшественников – династии Тхакури.

Более того, буддизм распространялся в другие регионы современного Непала. В середине XII века Нагадева – вождь нетибетского племени, правивший западным Тибетом, – утратил власть над этой территорией и завоевал западный Непал. Здесь он основал царство Кхаса, также известное как Западная Малла, следовавшее тибетской форме буддизма.

Хотя индуизм и джайнизм пережили вторжение Гуридов на север Индии, буддизм так никогда полностью и не восстановился. Он стал постепенно исчезать. Предполагая, что его исчезновение было сложным явлением, давайте исследуем некоторые факторы, которые могли бы его объяснить.

У индуистов и джайнов не было университетов и больших монастырей. Их монахи жили уединенно или маленькими группами в удаленных районах, обучаясь и медитируя отдельно от других, не проводя общинных ритуалов. Поскольку они не представляли никакой угрозы, захватчики не считали, что стоит тратить время и силы на их уничтожение. Ущерб был причинен только обнаруженным в крупных городах индуистским и джайнитским храмам, которые посещали миряне. В то же время у буддистов были большие, величественные монашеские университеты, окруженные высокими стенами; об их укреплении заботились местные цари. Очевидно, эти университеты были разрушены с военными целями.

Хотя Гуриды и называли свои кампании священной войной, они на самом деле не стремились обращать неверных в ислам: в частности, повреждения были нанесены только буддийским институтам, и в основном только тем, которые лежали на пути наступления войск. В противном случае они бы в одинаковой степени преследовали религиозные общины индуистов, джайнов и буддистов, безотносительно к размеру этих общин или месту их нахождения.

Для мирян в Индии буддизм был в основном религией поклонения, сосредоточенной вокруг больших монастырей. Хотя существовала лесная традиция усиленной медитации, те, кто хотел изучать буддизм глубже, становились монахами или монахинями, принявшими обет безбрачия. Домовладельцы подносили монахам еду и оказывали финансовую поддержку. Они дважды в месяц посещали монастыри – в дни соблюдения обетов этической дисциплины, когда давались наставления, основанные на священных текстах. Тем не менее, они не считали себя группой, отдельной от индуистского большинства. При проведении церемоний, сопровождающих изменения в их жизни – рождение, бракосочетание и смерть, они полагались на индуистские ритуалы.

Когда индуизм объявил Будду проявлением своего верховного бога Вишну, буддисты не возражали. На самом деле, на территории северной Индии, Кашмира и Непала буддизм уже был смешан со многими элементами религиозного индуизма. Поэтому, когда были разрушены главные монастыри, большинство буддистов легко приняли индуизм. Они могли считаться хорошими индуистами, продолжая почитать Будду. Индуизм и джайнизм, в свою очередь, были больше направлены на домашнюю религиозную практику мирян и не требовали монашеских институтов. Когда индуистские теологи признали перерождением Вишну и Джину Ришабху, одну из главных фигур в джайнизме, джайны выразили протест.

Кроме того, индуисты и джайны были полезны мусульманским завоевателям. У индуистов была каста воинов, которую можно было призвать на военную службу, тогда как большинство местных торговцев, плативших налоги, были джайнами. Буддисты же как народ в целом не имели характерного рода занятий или службы. Они больше не играли никакой роли в межрегиональной торговле, как несколько столетий назад, когда буддийские монастыри располагались вдоль Великого шелкового пути. Поэтому именно их и обращали в ислам.

Кроме того, в индийском обществе большинство буддистов считались принадлежащими к низшим кастам, и при индуистском правлении к ним относились с предубеждением. Многих из тех, кто принял ислам, несомненно, привлекло обещание равного к ним отношения и братства со всеми, принявшими эту веру. В то же время, индуистов, перешедших в ислам, другие индуисты считали отверженными, независимо от их касты по происхождению. Поскольку буддистов и так считали отверженными, при смене веры они не страдали от изменения социального статуса в сообществе, где преобладали индуисты.

Итак, хотя большая часть населения севера Индии оставалась индуистами, а местами преобладали джайны, все больше людей в Пенджабе и Восточной Бенгалии принимали ислам, так что в конечном счете эти регионы стали мусульманскими. Больше всего связей между буддистами и мусульманами было в Пенджабе, в основном благодаря исламским мастерам из Ирана и Среднего Востока, искавшим там спасение от вторжения монголов, начавшегося в начале XIII века. Кроме того, в Восточной Бенгалии всегда было много бедных крестьян, которые, вероятно, были готовы перейти в ислам из-за предлагаемого им равенства.