Как мы знаем, простые люди не разделяли религиозных концепций знати. Их практика богослужения была аналогичной, но менее формальной и не столь пышной. Жизнь простолюдина сопровождала целая сеть ритуалов, требующих постоянного внимания. То, что мы называем духами, неодушевленные объекты, естественные силы или феномены, существующие вне вещей, во множестве роились вокруг, не признавая различий или отвлеченных мыслей. Нужно отметить, что и сегодня индеец никогда не ругается, не богохульствует, так как духи могут слышать его и наказать.

В таких условиях всем событиям, даже незначимым, придавалось определенное значение: в дом залетела летучая мышь, в урожае маиса созрел двойной початок, послышался шепот неизвестного происхождения. Здесь незамедлительно включается система самообороны. Чтобы нейтрализовать плохое предзнаменование, нужно танцевать всю ночь и тщательно подбирать слова песен. Чтобы прогнать ненастье, нужно бряцать оружием и издавать дикие крики. В соответствии с традицией следует соблюдать тысячи других требований такого рода.

Само собой разумеется, что любой сон, каким бы непонятным он ни был, считался предвестием. Если беременной женщине снятся змеи, у нее родится мальчик, если снятся жабы – родится девочка. Если снились животные – это опасно, так как новорожденный может быть похожим на них. Какие же предосторожности необходимо предпринять, чтобы не обидеть никого и ничего вокруг! Как важно установить взаимность! Перед обработкой поля его необходимо удобрить кокой и чичей, чтобы благодарная земля принесла хороший урожай. Перед тем как переправиться через реку, нужно испить немного воды и вежливо попросить реку не препятствовать переправе. Благоразумно прочитать молитву неизвестному духу, который может проживать в пещере, куда необходимо войти. Это нужно сделать, чтобы не вызвать его неудовольствия. Переходя через вершину горы, в знак уважения там следует положить камень. Даже сегодня можно видеть эти кучи камней (ачачила) в наивысших точках горных дорог. И эти кучи постоянно продолжают расти.

В случае несчастья можно обращаться ко всем духам, но более полезно выбрать подходящее божество, подобно тому, как сейчас в Европе выходцы из Латинской Америки выбирают святых, которые специализируются на возвращении потерянных предметов или на излечении конкретных заболеваний. Сегодня в Аякучо пострадавший отправляется на вершину холма, дух которого, по всей видимости, является большим защитником частной собственности.

Простой индеец чувствовал себя ближе к божествам своей семьи, чем к могущественным идолам из храмов. Боги – хранители очага, конопа, являлись его личными вещами. Он расставлял их в нишах дома или хранил тщательно завернутыми, доставая лишь тогда, когда хотел помолиться. Иногда он делал им подарки. Духи вещей также не были забыты. Как мы уже говорили, полая внутри статуэтка небольшой ламы из обожженной глины устанавливалась в нише. Ее угощали зернами маиса. У каждого духа был свой вкус, поэтому древние знания передавались в семье от родителей к детям. Например, было известно, что духи благосклонно относятся к чиче, если в нее добавить эспинго, лесное растение с очень острым вкусом.

В качестве особо ценных предметов индейцы хранят большое количество талисманов. Черные и красные бобы из тропических долин, статуэтки людей и животных, зерна маиса, картошка и особенно «безоаровые» камни, которые образуются в желудках лам и обладают большой магической силой. Среди наиболее эффективных объектов, почитаемых индейцами аймара, была свастика.

За пределами дома располагались конопа, имевшие свое особое значение. Поклонение уака занимало большую часть свободного от работы времени индейцев. Вызывают удивление огромные списки уака, которые можно встретить в многотомных трудах отца Б. Кобо. Туда вписано все: горные вершины, камни, духи, реки, даже озеро Титикака и императорский дом в Тамбо Мачае! Священные камни особенно многочисленны. В Мачу-Пикчу в каждом квартале имеется свой камень и религиозный центр. Девятый уака по дороге в Чинчайсую имеет не менее пяти камней. Кроме того, в многочисленных легендах говорится о людях, превращенных в камни.

Читая хроники, можно убедиться, что значение слова уака очень расплывчато. Перуанцы присваивали это название всему, что могло быть реинкарнировано в любой объект и само могло стать продолжением этого объекта. Трудно сказать, генерализирован ли этот термин до уровня индонезийского Мана, безличного и неопределенного, эмиссии вне всех проявлений космоса, действующего на расстоянии, этой перемещающейся жизненно важной силы, которая может воздействовать на людей, и потому контакты с ней опасны – табу. Уака утратил личностность еще в доколумбовы времена. Есть упоминание о чанка уака, представлявшем собой вазу, завернутую в женские одежды, закрепленные золотыми булавками. В конце концов это слово стало означать могилу или просто топографическую точку.

Типичным подношением уака была чича. Нам уже известно, как молился индеец. Зачастую он ограничивался молитвой и протягивал раскрытую ладонь в направлении святого места, никогда не становясь на колени. Жертвоприношения были настолько частыми и дорогостоящими для бедной страны, что их дальнейшая эволюция стала неизбежной. Ритуалы остались неизменными, однако подношения минимизировались до крохотных моделей, непригодных для другого рода использования. Эти миниатюрные копии можно найти в гробницах, куда по обычаю следовало помещать предметы, необходимые в беспредельной загробной жизни. Постепенно экономия стала превалировать над религией, и реальность приобрела форму символов.

Неудивительно, что в мире, где естественное и сверхъестественное так тесно переплетены, ясновидящие пользовались огромным уважением. Об этом вкратце рассказывает нам Пома де Айяла в своей красочно иллюстрированной рукописи. Благодаря ему мы становимся свидетелями появления демона огня с рогами и огромными когтями, видим магический акт в трех стадиях, узнаем сон и его интерпретацию демоном, наблюдаем за высасыванием болезни, когда демон впоследствии выполняет роль ангела, и, наконец, перед нами предстает сам предсказатель в окружении птиц, змей, бабочек и т. д.

Существовало несколько категорий ясновидящих, некоторые из которых были большими специалистами своего дела. Например, целитель, избавитель от чар, специалист по сердечным делам, продающий травы, способные вызвать амурное чувство, или фрукт, одно присутствие которого может отогнать вашего преследователя.

Сегодня в отдаленных деревнях Андского плато миссионеры и инженеры зачастую приравниваются к этим магам и становятся объектом страха и недоверия.

Этим волшебникам приписывались большие и разнообразные возможности. Считалось, что они могут превращаться в зверей и покидать свое тело. Различные части их тела могли существовать независимо по желанию индивидуума, а иногда даже и без его ведома. Этот любопытный феномен обычно происходил во сне. Предсказатель пользовался такой возможностью и посылал свою голову куда пожелает. В случае с женщиной голова передвигалась, используя волосы в качестве крыльев, издавая при движении свистящий звук, пугавший окружающих. В случае с мужчиной голова передвигалась скачками, издавая при этом сухой и ритмичный звук, который называли тактак – звукоподражание.

До сих пор рассказывают историю про индейца, который пошел в дом к соседу за лекарством и нашел там обезглавленное человеческое тело, лежащее на полу без каких-либо следов крови на месте отрезанной головы. Через некоторое время он услышал характерный звук тактак, который издавала сбежавшая голова.

Еще более шокирует история об индейце, который, не ведая об этом, женился на женщине-предсказательнице. Однажды ночью он заметил, что рядом с ним лежит ее обезглавленное тело. Рассердившись, он укрыл его одеялом. Когда голова вернулась, не зная куда приткнуться, она из мести прикрепилась к плечу мужа, который, таким образом, стал двуглавым.

Если целителю не удавалось вылечить болезнь с помощью простых лекарств и песнопений, он прибегал к гипнозу. Маг становился перед больным человеком, смотрел ему прямо в глаза, читал молитву, ругал злого духа, а затем медленно проводил руками над телом больного, как бы собирая в кучу все флюиды. После этого он стряхивал с рук то, что ему удавалось собрать.

Наиболее замечательной из всех магических операций было разрушение чар. Все начиналось с определения жертвы посредством представляющего ее предмета, или, другими словами, духа. Это могла быть кукла или животное, обычно лягушка. Куклу изготавливали из тряпок, а внутрь вкладывали предметы, принадлежавшие жертве, например волосы, ногти или экскременты. Лягушку заворачивали аналогичным образом. После молитвы и песнопения ясновидящий брал колючки и колол объект в те места, где жертва впоследствии должна была ощущать боль. Он должен был сильно сосредоточиться, чтобы спровоцировать злой дух и направить всю силу своего желания в нужном направлении. Это условие было особенно важным, так как вынуждало духа принять участие в этой игре, отчего зависел весь успех переноса действия.

По завершении этих операций колдун брал объект и, не оглядываясь, уходил из дома. Если удавалось, он прятал объект в доме жертвы, если нет, то в месте, мимо которого часто ходила жертва, либо забрасывал этот объект на крышу. Когда жертва понимала, что стала целью колдовского обряда, она призывала другого предсказателя, который, читая молитвы и распевая, бегал вокруг дома, пока не находил куклу или лягушку, которых выбрасывал в водный поток.

Фокус также заключался в том, чтобы каким-то образом известить жертву о нависших над ней чарах. Человек впадал в ужас и посредством самовнушения становился «пособником палача».

На побережье наведение чар заключалось в помещении духа жертвы в сосуд и последующего перемещения его в тело животного. Таким образом, жертва становилась мучеником.

Так случилось, что астролог занимал высокое положение в иерархии магов, считаясь ученым. Вместе с тем существовала и популярная астрология, о которой мы практически ничего не знаем.

Пома де Айяла рассказывает, что прежде боги жили на земле, где изменили свою суть и были поглощены «идеологической протоплазмой», в которой все было тесно переплетено. Но в конце концов они вернулись обратно на небеса, где были идентифицированы со звездами. Этот факт подчеркивал важность изучения звезд.

В свою очередь эти божества трансформировались в идеализированных животных, наделенных сверхъестественными силами, а иногда, но гораздо реже, в человеческих героев. А разве звезды не принимают форму животных? Плеяды представляют собой сверхсущество, проявляющее себя в грозе и способное поглотить солнце и луну (затмение). Змея служила точным линейным олицетворением молнии, кондор символизировал солнце, так как по наблюдениям индейцев эти птицы охраняли наше светило. Более спокойная и холодная рыба символизировала луну. Орион превратился в ламу, которая переходит через земную твердь каждую ночь, чтобы напиться из моря, предотвращая таким образом разлив океанских вод и спасая землю от наводнения.

Пришедшая из лесов и распространенная среди определенных районов плато одна из наиболее известных легенд посвящена близнецам и объясняет формирование солнца и луны. Индианка, символизирующая мать-землю, природу и плодородие, производит на свет близнецов различных полов. Она была женой бога Пача Камака или кошачьего бога (ягуара). По первой версии ее муж утонул в море и превратился в остров, а вдова, блуждая в темноте, окутавшей землю, попадает в пещеру, где злой дух по имени Ва Кон пытается ее соблазнить, но, потерпев неудачу, сжирает ее. По второй версии именно ягуар пирует над телом несчастной женщины. Близнецов спасает либо семья лисиц, которая хитростью сталкивает злого духа в бездну, где тот погибает, либо мать ягуара, которая прячет детей в глиняном сосуде в ворохе тряпок или в каком-то другом месте, где они и вырастают. Потом птица сообщает им о совершенном преступлении, и они убивают монстра. Во всех этих версиях близнецы заканчивают свой путь на небесах, иногда поэтически, использовав для этого лиану, и превращаются там в солнце и луну, доброжелательные небесные тела, защитников человечества.

Индейцы чаще молились Луне, чем Солнцу. Луна была ближе им, более доступна и менее официозна, чем строгое Солнце, считавшееся официальным богом. Непререкаемое и всегда одинаковое, это божество было более навязчивым и имело огромное число храмов. Луна же, напротив, была нежнее, более женственна, часто меняла свой облик, и каждая ее фаза имела свое значение. Тот, кто сеял кукурузу при полной Луне, считался неучтивым. Мудрым был тот, кто спешил прочитать молитву, как только лик Луны окружал оранжевый ореол, признак несчастья.

Этот сельскохозяйственный народ уважал землю даже больше, чем звезды. Мама Пача, мать-земля, мать-кормилица. На полях в землю закапывались камни, чтобы сделать ее плодородной. На некоторых из них высекались изображения опасных животных, чтобы обезвредить их. Так на камне Яльяа в районе Аябака вырезаны змеи, весьма многочисленные в окрестностях.

Народный фольклор донес до нас две популярные молитвы. Первая:

«О Создатель! Тот, кто находится на краю земли, кто дает жизнь и душу человеку, говоря ему: «Будь мужчиной», а каждой женщине: «Будь женщиной». Тот, кто так говорит, сотворил человека и дал ему жизнь. Защити тех, кому ты дал жизнь, сделай ее здоровой и безопасной, сохрани их от опасностей и ниспошли на них мир. Где же ты? Высоко на небесах или в глубине грозовых и штормовых туч? Я слушаю тебя, ответь мне, отнесись ко мне благосклонно, дай мне вечную жизнь, сохрани нас в своих руках и прими от нас это подношение, где бы ты ни находился, о Создатель!»

В следующей молитве упоминается император:

«О Создатель! Пусть подданные Инки, подчиненные ему народы, его слуги пребудут в безопасности и мире под началом твоего сына, Инки, которого ты ниспослал нам в качестве государя. Пока продолжается его правление, позволь людям размножаться, жить в безопасности, пошли им благосостояние, пусть растет число людей, полей и зверей под началом монарха, которому ты дал жизнь, о Создатель!»

Происхождение большинства молитв, дошедших до наших времен, неизвестно. Можно встретить аналогичные идеи и слова, но расположенные в другом порядке. В этой сфере словарный запас весьма ограничен, а некоторые достаточно часто повторяющиеся термины, похоже, имеют соответствующее магическое значение, направленное на объект молитвы.

Природа Андского плато заставила человека быть исключительно изобретательным. Индейцы обладали широкими знаниями в области растений, выращивали шесть сортов зерновых, семь разновидностей фруктов, четыре сорта корневых или клубневых культур и две специи. Подобное окультуривание закончилось задолго до нашего времени. «Ни один другой народ мира, – пишет современный историк, – не культивировал большее количество овощных культур с такими высокими питательными свойствами, чем в Перу».

Мы уже называли основных животных и основные овощи, встречающиеся на плато. Изготавливаемые из них продукты обрабатывались соответствующим образом для длительного хранения. Это было очень важно, чтобы не быть застигнутым врасплох и создать семейные запасы в преддверье сезонных изменений. Для этого маис и зерно кину а мололи в муку, из корнеплодов делали чуньо, а многочисленные травы под общим названием йойо варили в двух или трех водах и высушивали на солнце. Такие продукты хранились в глиняных чанах, в корзинах из маисовых стеблей или, за неимением ничего лучшего, в глубоко вырытых ямах. Чтобы размолоть зерно, индейцы насыпали его на плоский камень и, взяв в руки полукруглый камень, перекатывали его справа налево.

В состав чуньо, о котором мы уже рассказывали, входили картошка, юка и ока.

Как правило, лам не забивали на мясо, они использовались для получения шерсти и служили транспортным средством. Остается назвать еще одомашненную морскую свинку, которую можно есть только спустя двенадцать часов после забоя, а также дичь, убитую только по специальному разрешению. Все мясо резали на полосы, солили, сушили и хранили. Этот продукт назывался чарки.

В качестве наполнения супов служили птицы, лягушки, съедобные черви, насекомые типа оводов и грибы.

К этому списку можно добавить некоторое количество фруктов, особенно кактусы, туна, сушеных улиток, а в прибрежных районах морей и озер – рыбу, которая в избытке водилась у побережья и обменивалась рыбаками на продукты с плато. У народности уру с озера Титикака она служила единственным предметом бартера.

Получали ли индейцы достаточно питания? Изобретательность и напряженная работа обеспечивали им минимальный прожиточный уровень в стране, где, по словам Поло де Ондегардо, земли приходилось держать под парами в течение шести или семи лет и где три из пяти урожаев гибли от заморозков.

Как отмечается, если бы подданные Инки были ленивыми и слабыми, им бы никогда не удалось решить так много колоссальных задач. Однако все эти результаты легко объяснить совершенством организации, строгостью дисциплины и, более того, отсутствием размышлений по поводу стоимости человеческой жизни и затраченных усилий.

Последние расчеты показали, что с точки зрения количества калорий питание индейцев было недостаточным. Если сегодня индеец получает 3400 калорий в благодатные периоды, то во времена инков эти цифры были гораздо ниже. Технические специалисты преувеличивают, когда приводят общую цифру в 2000 калорий ежедневно, объясняя это неполноценностью темнокожего человека по сравнению с его бледнолицыми врагами времен конкистадоров.

Баланс питательных веществ также точно не определен. Чиньо содержит 76,5 процента Сахаров, 8,5 процента – протеинов и 0,5 процента жиров, в результате чего уровень углеводов слишком высок. Протеины встречаются реже. Их можно найти в кинуа, каньиуа и маньи (26,5 процента). К сожалению, индейцам не хватало молока, яиц и мяса, широко используемых в диете европейца. К счастью, недостатка в витаминах не было: А в изобилии содержится в апичу; А, В и С имеются в маисе, А, В, В₂ и С достаточно в картофеле. Кальций и железо индейцам давало кинуа и съедобная глина, используемая в качестве приправы (чакко). О достаточном количестве этих витаминов свидетельствуют прекрасные зубы индейцев.

Методы хранения продуктов заключались в следующем: во влажных долинах продукты помещались в небольшие деревянные ящики с большим количеством мунья, сходного с мятой растения с инсектицидными свойствами. В сухих районах продукты хранились солеными в корзинах, полностью покрытыми мунья. Сохраненный таким образом картофель был вполне съедобным через девять или десять месяцев.

Знаменитый и почитаемый всеми напиток чича изготавливался из маиса стариками и даже старухами, которые были менее заняты на работе, чем взрослое население. Они жевали маис, и слюна ускоряла процесс ферментации. Затем продукт заливали водой в глиняных сосудах и закапывали в землю, чтобы сохранить тепло. Крепкие алкогольные напитки были запрещены, а для простого люда под запретом была даже кока.

На плато одежда была абсолютно необходима, в то время как на побережье и в восточных лесах она выполняла лишь защитные функции, покрывая только определенные чувствительные части тела. Таким образом, одежда служила знаком социального положения. Вопросы морали в расчет не брались. Нагота не унижала и ни в коем случае не оскорбляла. Как мы уже знаем, плененных врагов несли совершенно голыми на носилках в триумфальной процессии победителей.

Одежду простого народа определяли строгие правила. В день свадьбы индеец получал из общественных хранилищ два костюма из шерсти ламы: один для работы, другой – для праздников. Он носил их, пока не снашивал до конца, залатывая все дыры по всем правилам современных специалистов. Покрой и расцветка были одинаковыми для обоих полов. Различные одежды, о которых мы уже упоминали, рассказывая об Инке, его подчиненные носили в упрощенной форме. Мужчины надевали штаны (уара), белую безрукавку наподобие мешка с тремя вырезами – один для головы и два для рук (кушма или онку), коричневую шерстяную накидку, набрасываемую на плечи и завязанную узлом на груди (яколья), а прическа, как мы уже знаем, варьировалась в зависимости от провинции. Женщины носили длинную, подвязанную поясом тунику с разрезами по бокам (анаку), что упрощало ходьбу, и серую накидку, закрепленную на груди булавкой с большой головкой (льиклья). Оба пола обычно ходили босыми или иногда обувались в сандалии (усута) очень практичного покроя. Подошву изготовляли из шкуры ламы с шеи, где она была наиболее толстая, и делали короче ступни человека, что позволяло при ходьбе по склонам цепляться за неровности почвы выступающими над подошвой пальцами. Ярко раскрашенный шерстяной шнур прикреплялся к носку сандалии, покрывавшему большую часть ступни, и завязывался, грациозно извиваясь вокруг икр.

Все было просто и единообразно. Что-либо изменять строго запрещалось без специального разрешения высоких начальников. Следует отметить, что при этом руки и ноги оставались обнаженными. Это свидетельствует о стойкости индейцев, поскольку воздух на высокогорном плато довольно холодный, а временами просто ледяной.

Жилища простых людей были довольно примитивными. Коммуна строила небольшой дом, который отдавали молодой паре после свадьбы. Стены делались глинобитными, а на побережье из кирпича и только в исключительных случаях из камня, когда дом строили для индейца, занимающего более высокое положение, чем простой пахарь. Крышу всегда покрывали соломой. Из-за отсутствия стекла окон не делали. В любое отверстие проходил холод и ветер. Вход был низким, как у печи, и завешивался одеялом.

В этом темном и зловонном убежище, иногда разделенном пополам небольшой перегородкой, дети и морские свинки ютились вокруг небольшого глиняного очага среди блюд, горшков и другого кухонного скарба. Сложенные вдвое и брошенные на землю шкуры лам служили постелями: одна половина – матрасом, другая – покрывалом. В доме вождя под шкуру клали матрас из соломы или сушеной травы. Одежда развешивалась на выступавших деревянных перекрытиях или складывалась в глиняные горшки. Индианки хранили свои вещи в тростниковых корзинах – шерсть, веретено и иголки, сделанные из колючек. В стенных нишах лежали ножи, ложки, булавки, украшения и идолы.

Семья редко собиралась вместе в этой берлоге, лишь после полуночи или в дождливые дни. Люди либо занимались каждый своим делом, либо сидели, скрючившись, на пороге в своей обычной позе: конечности согнуты, ступни скрещены, колени под подбородком.

Дважды в год эти скромные жилища посещали с проверкой официальные лица. В обеденное время покрывало со входа должно было быть убрано, чтобы инспекторы могли убедиться в том, что все правила четко соблюдаются. Все, что могло бы сделать жилище более красивым и удобным, запрещалось, чтобы ничто не отвлекало внимания индейца от выполнения экономической и утилитарной задачи, предписанной ему государством.

Теперь, когда мы знаем условия семейной жизни, мы можем проследить за всем ходом существования подданного Инки.

Как только индианка беременела, она начинала молиться конопа и увеличивала свои подношения, однако ее трудовая деятельность при этом не менялась. Когда срок родов приближался, изготавливали колыбель. Это была доска с загородками по обе стороны на четырех очень коротких ножках. Две ножки в изголовье были немного длиннее других, и поэтому новорожденный не лежал в абсолютно горизонтальном положении. Эти ножки возвышались над колыбелью, соединяясь в виде дуги, что позволяло матери накрывать колыбель покрывалом, не задушив при этом ребенка. На доску под новорожденным также стелили одеяло. Все сооружение было максимально легковесным, так как матери приходилось часто переносить колыбель, о чем мы узнаем позже.

Не меняя распорядка дневной работы, женщина рожала там, где начинались схватки. Роды обычно проходили довольно легко. Мать перерезала пуповину глиняным черепком или собственным ногтем и, когда это было необходимо, ускоряла заживление раны с помощью замазки. Она омывала ребенка в ближайшем ручье и мылась там сама. Такое омовение проходило в холодной воде, чтобы ребенок привыкал к трудностям с того момента, как увидел свет. Мать выказывала свою любовь, перестав окунать ребенка в воду. Она набирала воду в рот и обрызгивала нежное тельце новорожденного.

Завернув в одеяло, мать привязывала ребенка к колыбели и фиксировала на его голове два куска дерева, необходимые для деформации черепа, как того требовал обычай. Существовало несколько методов выполнения этой задачи. Деревянные планки укреплялись на лбу и затылке и связывались веревкой, сделанной из шерсти или растительных волокон. В другом случае ребенок лежал в колыбели на спине, и его голова фиксировалась к деревянному концу колыбели. Иногда для изменения формы черепа было достаточно наложить круговую повязку в нужном месте. Во избежание незамедлительных осложнений мать затягивала эти варварские инструменты понемногу каждый день, пока не добивалась нужной формы, как правило, уже в возрасте ребенка от 3 до 4 лет.

Поскольку ребенок считался главным достоянием семьи, выкидыш всегда рассматривался как огромное несчастье. Как только возникала такая опасность, вызывали ясновидящего, и тот проводил довольно сложную церемонию. Он брал конопа, разворачивал покрывало и помещал на живот женщины. Затем, взяв два или три камня размером с кулак, он натирал их куском серебра, который носил в кожаной сумке, с небольшим количеством коки, толченой киновари или порошка из морских раковин. Провидец высыпал порошки на камни, помещал рядом морских свинок, чаши с чичей и небольшим количеством тейти (чича, смешанная с маньи). Маис, из которого изготавливалась чича, должны были жевать молодые девственницы или женщины, которые в процессе подготовки соблюдали воздержанность и не ели ни соли, ни перца. После этого предсказатель помещал конопа на чистую подстилку и долгое время молился. Затем он начинал игру в «орел – решка», подбрасывая в воздух некоторые предметы. Прежде всего он спрашивал, чем недовольно Солнце. Если ответ был отрицательным, он продолжал подбрасывать предметы и спрашивал, чем недоволен тот или иной уака. И так продолжалось до тех пор, пока ясновидящий не получал четкий ответ. На этой стадии источник зла был уже определен. Оставалось прочитать молитву, сделать подношения и пожертвования. Порошок киновари или толченых раковин он развеивал вокруг, подув на них. Морскую свинку убивали и по состоянию ее легких определяли, принято ли пожертвование. Если нет, приходилось убивать еще одну морскую свинку, и так до тех пор, пока не будет получен нужный результат. Чичу выливали на землю и приносили в жертву еще одну морскую свинку.

Отец семейства содействовал успеху этих операций с помощью поста. Он должен был находиться около жены в течение первых дней лечения или найти другого члена семьи себе на замену, чтобы таким образом отгонять злых духов. Через несколько дней после рождения ребенку давали предварительное имя, основываясь на каких-либо физических характеристиках или конкретных обстоятельствах, например «большая голова», либо в честь того места, где произошло это событие, – «мелкий песок». Поскольку это имя было предварительным, на его выбор не тратили особых усилий. Если новорожденный был слабым, рекомендовалось дать ему пососать пуповину, которую его дальновидная мать благоразумно припрятывала.

До трех месяцев руки ребенка оставались скрученными пеленками. Правилами запрещалось под каким бы то ни было предлогом брать ребенка на руки, так как это непременно сделает его капризным и плаксивым. Ребенка перемещали вместе с колыбелью, благо она была легкой. После испанского завоевания индианки ходили на мессы, неся своих детей в колыбелях.

Чтобы накормить дитя, мать наклонялась над ним. Кормить разрешалось не более трех раз в день: утром, в полдень и вечером. Если только она не болела, мать полностью заботилась о ребенке, даже если это была знатная семья. Ребенка отнимали от груди в возрасте двух лет.

Правители стремились к тому, чтобы с самого рождения подданный империи был связан по рукам и ногам подробным сводом правил, от которых ему никогда уже не избавиться и к которым он должен привыкнуть.

Чтобы родители не брали ребенка на руки, когда придет время для него вылезти из колыбели, колыбель ставили в яму, покрытую одеялами. Когда ребенок начинал ползать, он сосал материнскую грудь, стоя на коленях на земле, а мать наклонялась над ним.

Когда ребенок достигал определенного возраста, который варьировался в зависимости от региона и составлял примерно 5-12 лет, устраивалась торжественная церемония. Семья собиралась вместе и выбирала крестного отца, который проводил первое обрезание ногтей и волос. Вооружившись кремневым ножом, он начинал операцию, а затем передавал этот инструмент другим членам семьи, которые продолжали начатое дело. Волосы и ногти тщательно хранились, чтобы никто другой не мог оказывать влияние на ребенка, воспользовавшись ими. После этого подносились подарки и выбиралось окончательное имя.

Имя состояло из двух частей. Первая означала принадлежность ребенка к определенной коммуне, более или менее соответствующей айлью, вторая указывала на индивидуальные особенности или напоминала о конкретной ситуации. Отец Арьяга называет имя Паукар Либьяк. Первая часть говорит об уака, а вторая напоминает о грозе, потому что однажды ребенка нашли возле места, в которое ударила молния, однако он не пострадал. Историк добавляет: «Нет ни одного ребенка, каким бы маленьким он ни был, который не знает имени уака и о своем айлью». В некоторых регионах срезанные волосы относились к уака и подвешивались там.

Эта церемония уходит корнями в далекое прошлое и имеет большое значение. Со дня этого праздника ребенок полностью сознавал свою принадлежность к группе, он лично ощущал все трудности, с которыми сталкивается его айлью. А после смерти его хоронили на месте погребения предков. Он должен был полностью подчиняться своему отцу, как и его отец должен был полностью подчиняться государству. По обычаю, празднество заканчивалось танцами, песнями и выпивкой.

Если ребенок был мальчиком, его основной обязанностью было теперь охранять маисовые поля от птиц. Ему предоставлялся шанс попрактиковаться в стрельбе из пращи. Потом он пас лам, которые становились его лучшими друзьями и объектами сильной привязанности. Если это была девочка, она помогала по дому, училась прясть и ткать.

Второй раз семья собиралась вместе по поводу еще одной торжественной церемонии. Это случалось тогда, когда ребенок достигал 12, 13 или 14 лет в соответствии с местным обычаем. После интеграции в айлью в возрасте половой зрелости молодой человек становился частью нации. Старики хлестали юношу по ногам, напоминая ему об обязанностях перед родителями и вышестоящим начальством, а затем дарили что-то вроде набедренной повязки (уара).

Девушка проходила подобную церемонию во время своей первой менструации, однако ее будущее могло полностью измениться, если ее замечали посланники Инки и зачисляли в один из «домов избранных женщин», о чем мы уже рассказывали.

Чтобы подготовиться к церемонии, девушка соблюдала абсолютный пост в течение сорока восьми часов, на третий день она съедала немного сырого маиса, на четвертый мылась, получала новую одежду и расчесывала волосы. Теперь ей присваивалось конкретное звание женщины.

Теперь мы рассмотрим свадебные обычаи. Моногамия не была установлена законом, однако она существовала фактически, так как у каждого индейца было достаточно земли только для того, чтобы прокормить двух людей. Поэтому он мог позволить себе вторую жену только в том случае, если получал дополнительный надел земли. Между женой и другими предметами, составлявшими часть приданого, проводилась некоторая параллель. Для всех подданных империи был установлен общий минимум. Это было вызвано банальной необходимостью. Сверх этого минимума могли быть только предметы роскоши, иногда достававшиеся тем, кто их заслужил.

Может быть, полигамия для одной части населения означала нехватку женщин особенно в связи с тем, что «девственницы Солнца» были весьма многочисленны? Возможно, напротив, это был способ достижения равновесия между полами, поскольку по численности женщин было больше, чем мужчин. Виной этому были постоянные войны, некоторые из которых, подобно войне в Эквадоре против кара, были длительными и кровопролитными.

Бракосочетание в доколумбовы времена очень напоминало свадьбу в Андах в наши дни – экономическое предприятие, или, другими словами, утилитарное спаривание. Современный юрист дал этому явлению следующее определение: договор о деторождении и взаимной помощи, продолжительность которого определяется по желанию и любви обеих сторон.

С древних времен на Андском плато обычай определял испытательный срок или период супружества (сервинакуй). Помолвленная пара вела совместную жизнь в течение нескольких дней или нескольких лет, в зависимости от срока, установленного обычаем. По этому поводу родители заключали договор. Этот испытательный срок давал юноше возможность проверить свои способности к будущей жизни, а также способности жены, которой предстояло готовить пищу, шить одежду и помогать мужу в сельскохозяйственных работах. Кроме того, что также немаловажно, это была возможность для девушки оценить характер ее спутника, чтобы не оказаться связанной пожизненно с пьяницей или грубияном.

Если пара не подходила друг другу, девушка возвращалась к своим родителям, совершенно не чувствуя себя морально ущемленной. Если в результате этого кратковременного союза рождался ребенок, он оставался с матерью, а отец страдал от понесенного ущерба, так как таким образом лишался ценного помощника.

Следует понимать, что сервинакуй ни в коем случае не был простым внебрачным сожительством и мог существовать только в системе «экономического супружества». Получить приглашение на испытательный супружеский срок было и остается честью для девушки. Девственность никогда не превозносилась индейцами тихоокеанских государств ни в прошлом, ни сейчас. Вступавшая в связь с мужчинами девушка доказывала таким образом свою привлекательность, и ее престиж повышался. Отец Кобо поясняет, что «девственность рассматривалась как недостаток женщины, а индейцы считали, что девственницей остается та, которая не смогла никого заставить себя полюбить».

Историки приводят много типичных примеров периода испанского нашествия. Один индеец выступал против свадьбы своей сестры и уважаемого претендента, объясняя это тем, что молодые люди еще не совокуплялись друг с другом. Во время ссоры муж упрекает жену в том, что у нее до свадьбы не было любовников.

Во времена инков, когда мужчина женился, он покидал родительский кров и получал надел земли и хижину.

После испанского нашествия церемония бракосочетания приняла другую форму. Прежде это была чисто административная, но не религиозная формальность. Представляющий Верховного Инку инспектор прибывал в район в указанный срок и приказывал юношам и девушкам встать в две шеренги лицом к лицу. Он спрашивал, кто из них уже договорился о свадьбе и прошли ли они уже испытательный срок. Обычно вопрос уже был решен, родители заблаговременно подготовились к свадьбе либо девушка уже рассказала им о своих отношениях с молодым человеком и о принятом решении.

Теперь остались лишь одинокие юноши. Инспектор приглашает каждого из них, начиная с того, кто стоит выше на лестнице административной иерархии, выбрать себе девушку. Если они сомневаются, инспектор силой данной ему власти выбирает для него девушку сам.

Как явствует из этого, в определенном смысле супружество было обязательным.

Безбрачие не признавалось. Население представляло собой фактор экономической и военной мощи. Никому не удавалось избежать выполнения своего долга как производителя рабочих и солдат. Империя напоминала фабрику по производству людей.

По завершении официальной церемонии юноша направлялся в дом к родителям девушки и сообщал им о результате. После этого все зависело от местных обычаев. Иногда мужу предстояло торжественно надеть сандалию на правую ногу жены, как это делал Инка, потом предложить подарки ее родителям, возможно еще сохранившиеся от прошлой свадьбы.

Другого рода церемоний существовало огромное множество. Некоторые из них можно видеть и сегодня, но в измененном виде. У племени пакасмайо на разожженный костер ставили сосуд с маисом и жиром, а крестный отец произносил следующие слова: «Вы поженились, вы должны работать вместе, вы должны готовить пищу и вы будете любовниками, так как один не может оставаться холодным, когда другой испытывает страсть». Обычно старики напоминали молодой паре о ее обязанностях, и семьи обменивались подарками. Естественно, при этом чича лилась рекой, и многие напивались.

Вышедшая таким образом замуж девушка считалась законной женой, а узы брака становились обязательными. Отказаться от брака можно было только в течение испытательного срока. Измена и изнасилование карались смертью, однако во втором случае наказание не было столь жестоким, если в результате жертва находила себе мужа. Здесь общий принцип уступал экономической точке зрения, считавшейся наиболее важной, поскольку дело не оканчивалось безбрачием, что было бы уже нарушением общенациональных интересов.

Давайте теперь заглянем в жилище индейца, «которое можно назвать избой, хижиной или домом», – рассказывает нам отец Кобо. Чтобы не задеть головой о верхний косяк двери, входящему приходилось сгибаться, а иногда даже становиться на четвереньки, что часто действовало на нервы миссионерам.

Поначалу в темноте невозможно было ничего разглядеть, так как дверь, через которую вы попали внутрь, – единственное отверстие, пропускавшее свет и воздух. Внутри стоял удушливый запах мочи, навоза и дыма. Стены были покрыты слоем грязи, пыли и копоти. Когда испанцам нужно было вызвать из дома некоторых глухих индейцев, они колотили палками по соломенной крыше, с которой в комнату падало так много грязи, что внутри уже невозможно было оставаться.

Перед сном индеец снимал только свою яколья, а индианка – льиклья, и оба растягивались на расстеленных на земле шкурах, о чем мы уже рассказывали. «Таким образом, им не приходилось одеваться по утрам», – с юмором отмечает отец Кобо и добавляет, что вся одежда была в пятнах, а у людей не было ни салфеток, ни носовых платков.

Индейцы ели два раза в день: рано утром и на закате солнца. Пищу готовили на семейной глиняной печи, верхняя часть которой была пронизана дырками, а сверху ставили глиняную посуду. Огонь добывали трением и разжигали очаг, в котором горели дрова, но чаще всего – помет ламы. Блюда расставлялись на земле, каждый член семьи садился на корточки и брал в одну руку ложку, в другую – половину горшка, которая служила тарелкой. Муж и жена сидели спина к спине. Часто пища была недоваренной и неаппетитной, поэтому ее обильно приправляли солью и перцем. Мужчину очень обижало, если жена ела из одной с ним тарелки, в которую, однако, свободно могли тыкать свои носы морские свинки и собаки.

Никто не пил из деревянного кубка мужа, пока тот не закончит есть. В некоторых провинциях наиболее утонченные индейцы использовали для питья пакча, деревянный предмет на двух ножках, состоявший из чашки с ручкой с одной стороны и длинного носика – с другой. Носик заканчивался длинным извивающимся каналом, и жидкость потихоньку выливалась из него в рот через маленькую дырочку, проделанную на дне чашки в конце этого канала. Употребляемая таким образом чича превращалась в божественный напиток!

Дома индейцы ели мало, но, попадая на пирушку, объедались, как все регулярно недоедающие люди. Католические миссионеры сделали вывод, что их обычная трезвость объясняется бедностью, а не воздержанием. Один из них презрительно отмечает, что в таких случаях индейцы пьют, пока не свалятся замертво.

Если в хижине была вторая комната, она открывалась в первую и служила хранилищем для горшков с продуктами. Здесь также сновали свинки, помет которых покрывал пол, источая невероятную вонь. На животных было множество блох и клещей, которые распространялись по всему жилищу и забирались в одежду. Эти насекомые присоединялись ко вшам, заставлявшим обитателей жилища постоянно чесаться.

Не следует забывать о двух важных членах семьи, вносивших определенную долю элегантности и знатности в эту малоприятную атмосферу, – паре лам, содержавшихся на общем дворе. «Это единственное животное, – с улыбкой отмечает отец Кобо, – которое не деградировало в процессе одомашнивания и соглашается помочь, только когда его просят, а не когда приказывают».

Несомненно, мы нарисовали довольно печальную картину, но она тут же меняется, когда мы начинаем подниматься по социальной лестнице. У вождей, хотя и подчиненных, дома были больше и чище. Кроме этого, наше описание относится лишь ко временам инков и началу колониального периода. Развитие гигиены во многом изменило сегодня эту картину, исключая, возможно, лишь некоторые очень отдаленные места. Вместе с тем жилище индейца остается убогим и некомфортным, возможно, потому, что самого индейца это не очень беспокоит.

В индейском доме доколумбовых времен женщина по своему положению стояла ниже мужчины. «Она была вещью, – рассказывает летописец, – и с ней обращались соответствующим образом». Это наблюдение было ошибочным, поскольку женщина составляла часть наследства и передавалась в таком виде. Полностью порабощенная своим мужем, она была перегружена работой: заготавливала топливо, собирала травы и фрукты, готовила пищу, смотрела за детьми и животными, обрабатывала фруктовый сад, пряла и ткала материалы для одежды, следила за соблюдением ритуалов, помогала в полевых работах и время от времени обменивала продукты на ближайшем рынке.

Когда ребенок покидал колыбель, но еще не мог ходить самостоятельно, женщина носила его на спине, завернув в одеяло. Этот обычай сохранился до нашего времени и представляет собой умилительную сцену, когда широко открытые глазенки на маленьком личике с любопытством взирают на постороннего, если в этот момент их не закрывают волосы матери. Когда поход продолжался более половины дня, женщина брала с собой продукты для семьи, кувшин чичи, посуду и маленькие сухие щепки для разжигания огня. Если при этом ее руки оставались свободными, она во время ходьбы сучила нити или жевала маис, чтобы не терять времени даром. Когда же, вконец измотанная, она присаживалась у порога своего дома, то сразу же начинала бороться со вшами у детей, раздавливая насекомых зубами либо натирая головы детей настоем себадилья.

В таких условиях у женщины практически не оставалось времени для ухода за собой. Будучи еще девушкой и сразу же после замужества, она еще следила за собой, стирала белье и чистила одежду, натирая ее остро пахнущими листьями кабуйа, которые, к сожалению, окрашивали одежду в красный цвет, застегивая ее с помощью отполированной булавки с большой головкой, причесывая волосы, пользуясь колючками кактусов вместо расчески и зеркальцем из обсидиана. Женщина удаляла жир с волос с помощью мочи, а для депиляции пользовалась золой, смешанной с теплой мочой.

Однако с возрастом, согнувшись под тяжестью семейных забот, она забывала о себе, редко мылась и еще реже чинила свою одежду, для чего пользовалась большим количеством булавок, запас которых всегда хранила на груди. Как правило, женщина была настолько грязной и нечесаной, что вызывала жалость, и настолько усталой от жизни, что в тридцать лет выглядела на все пятьдесят.

Мужчины мылись не чаще, но красили волосы и носили их длинными или короткими в соответствии с обычаем: короткие в Куско, длинные в племенах колла и рукана. Мужчины никогда не носили бороду. Индейцы и их император Атауальпа презрительно называли испанцев «бородатыми». Летописцы возражали им, утверждая, что борода является признаком «отваги, постоянства и мудрости».

Нам известно, что у индейцев были хорошие зубы. Чтобы сохранить десны здоровыми, они использовали особый процесс, особенно распространенный среди женщин. Для этого к слизистой прикладывали еще теплый настой трав. Он вызывал настолько острую боль, что в последующие несколько дней люди могли принимать только жидкую пищу. После этого омертвевшая кожа отпадала, а десны становились здорового красного цвета.

Если по истечении рабочего дня для отдыха оставалась лишь незначительная часть времени, это компенсировало большое количество праздничных дней. Как правило, в месяц было три праздника, к которым прибавлялось еще несколько, поэтому торжества длились довольно долго. По подсчетам одного писателя, в году было 158 праздничных дней. Определенные праздничные дни предназначались для знати. Мы уже рассказывали о некоторых из них, но ряд других представлял интерес для всего населения.

Во время второго месяца года (который начинался после зимнего солнцестояния), приблизительно в конце января и в течение большей части февраля, в заранее определенный день орехоны направлялись к резервуарам с водой, расположенным высоко над Куско. Они бросали в воду золу от жертвоприношений, принесенных за прошедший год, и открывали запруды. И тогда два небольших потока пробегали по столице к рекам Уатанай и Тулумайу и в конце концов попадали в Урубамбу, в которую стекались все воды из долины и которая уносила прочь эти неприглядные подношения. Несколько индейцев располагались вдоль извивающегося русла Урубамбы вплоть до Ольянтайтамбо, чтобы убедиться в том, что поток унес все головешки.

На пятый месяц отмечали праздник маиса. Индейцы пели и три ночи кряду наблюдали за кучками маиса, насыпанными на тряпку, пока ясновидец проводил свои песнопения.

В шестом месяце праздник Солнца разворачивался во всем своем величии.

Седьмой месяц был специально посвящен женщинам, поскольку это был праздник императрицы. Уже описанный нами праздник Ситуа проходил как раз в это время.

Все эти церемонии сопровождались пирами, приглашенные гости приносили свою собственную еду, ставили ее на землю и рассаживались двумя рядами. Хурин и ханан обычно сидели лицом к лицу.

Губернатор провинции, курака или какой-либо другой высокопоставленный чиновник возглавлял пиршество, восседая на троне в конце одного из двух рядов. Затем начинались песни и пляски, а также повествование различных историй. Собравшиеся за столом предлагали друг другу выпить, как это делал Инка во время праздника Солнца.

Не следует думать, что из-за своей обычной сдержанности индейцы оставались такими в обществе и избегали лишних жестов и слов. Напротив, их разговоры были полны эмоций, индейцы сопровождали свои слова соответствующей выразительной мимикой. Если верить брату Доминго де Санто-Томасу, глаза и руки индейцев больше помогали им в выражении чувств, чем слова. При этом они часто пользовались восклицаниями, а именно «гуа!», которыми жители Лимы пользуются и по сегодняшний день.

Для исполнения народных танцев часто требовались специальные костюмы, а танцоры раскрашивали лица или надевали маски. На побережье для украшения танца пользовались веером из перьев. Некоторые танцы состояли сплошь из прыжков. Их исполняли мужчины. Некоторые имели религиозную направленность, а мотивом большей части других служили события повседневной жизни. И это логично, так как танцы были отражением проделанной работы и стимулом для будущей. Как мы уже отметили в отношении знати, танцы все в большей степени принимали форму мимических пародий с оттенками истории, сожаления, насмешки или надежды.

Танцы, о которых мы собираемся рассказать, существуют и в наше время. Медленный и торжественный танец пастухов лам исполняется под нежную музыку флейт и происходит вокруг животных, украшенных ремнями и кольцами, покрытых материей, изготовленной из их собственной шерсти, а животные выполняют роль безразличных ко всему богов.

Танец пулис-пулис рассказывает об охоте и поимке птиц аналогичного названия, а его участники украшены перьями. Аналогичным образом участники танца парьянес (род цапли) прячутся под накидками, изготовленными из красных перьев этой птицы. В старые времена этот танец сопровождал одну из самых важных церемоний года: открытие ирригационного канала вождем айлью. Как и многие другие, он имел мифологическое значение, подчеркивая божественность воды.

Для исполнения танца чако пары становились вокруг музыкантов, как будто окружая диких зверей на императорской охоте: мужчины – вооруженные пращами, женщины – палками.

Для исполнения танца обработки земли каждый брал с собой лопату, а во время военного танца разыгрывалась потешная битва. Значение танца картофеля ясно – женщины держат накидку двумя руками и, встряхивая ею, разбрасывают семена по земле.

И наконец, уайлья – наиболее известный национальный танец. Шаги легкие и быстрые, достигающие бешеного темпа. Создается впечатление, что ноги утрамбовывают землю после того, как в нее были посажены семена.

Кроме танцев, во время празднеств индейцы увлекались играми. Детских игр было очень мало, так как детям приходилось выполнять возложенные на них обязанности, о чем мы уже говорили, и у них оставалось слишком мало времени, чтобы собраться вместе и предаться удовольствиям, соответствующим их возрасту. Оставались только дни празднеств, когда их родители ели и пили. Летописцы весьма осторожно касаются этой темы. По праву старшего Пома де Айяла заявляет: нам неизвестно, существовал ли в это время мяч или баллон, мы даже не знаем, делали ли маленькие девочки кукол, как это принято во всем остальном мире. Надеемся, что да, но, возможно, взрослым не нравилось видеть в руках своих детей эти завернутые в тряпки модели человека, которые они сами использовали для колдовских заговоров, о чем свидетельствуют находки, сделанные в захоронениях.

Существовали спортивные игры для взрослых: бег, прыжки, борьба, потешный бой и бросание айлью.

Азартные игры: кости делались из костей или дерева, и каждая сторона обозначалась соответственно: один, два, три, четыре, пять и двадцать.

В игре вайру каждый игрок подсчитывал очки, полученные при передвижении камешков или бобов в углублениях, сделанных в плоском камне. По словам отца П. Х. де Арьяги, это была ритуальная игра, однако в действительности все могло обстоять совершенно иначе. Даже ее название пошло от имени наложницы Инки Тупака Юпанки, которая однажды присутствовала в загородной резиденции Юкай при игре, в которой участвовал сам император. Он одержал блестящую победу и, отнеся ее на счет присутствия этой красавицы, подарил девушке украшения, которые были на кону, и повелел называть эту игру ее именем.

В чункара использовались пять отверстий, значения которых увеличивались десятками от 10 до 50. Тот, кому первому удавалось достичь последней цифры, выигрывал, однако подробности этой игры нам неизвестны. В ней использовались разноцветные бобы, несомненно имевшие цифровые значения.

Говорят, что апайталья придумала жена Инки Пачакути. Игрок вставал и вылущивал семена бобов из стручков. Выигрывал тот, чей боб отлетал дальше всех и делал при этом больше шума. Может быть, эта игра была изобретена чиму, так как иллюстрирующие ее рисунки можно встретить на некоторых вазах. Трудно себе представить, что эти рисунки являются какими-то духовными знаками, как утверждают некоторые.

Определенные ритуальные игры сводятся к хлестанию веревкой по своим собственным ногам. «Истинные перуанцы, – утверждает знаток этих вопросов, – любили поколотить себя». Подробнее о ритуальных играх мы расскажем в главе, посвященной похоронным церемониям.

И вот мы достигли конца жизни. Похороны также проходили в соответствии с обычаем. В центральных районах империи труп одевали и выставляли напоказ семье и друзьям в течение последней ночи. Женщины обрезали себе волосы, бросали их через голову, рыдали, выли и восхваляли усопшего. Гостям предлагали еду и напитки, после чего исполнялись грустные песни, переходящие в танцы. Эти религиозные танцы впоследствии преобразились в обычные. Сегодня во многих поселениях индейцев танец смерти зачастую заканчивается на кладбище или том месте, где только что был похоронен усопший.

Между делом люди приступали к распределению личных вещей умершего, которые он не мог забрать с собой в могилу. Игра в кости, которую они для этого использовали, приобретала магическое значение: словно сам усопший определял, кто выиграет ту или иную вещь.

Труп помещали таким образом, как будто он находился в утробе матери – цикл жизни завершен, и человек пришел к тому, с чего начал. Его заворачивали в его же собственные одежды. На побережье труп помещали в гробницу. В Хаухе труп заворачивали в шкуру ламы, а на внешней стороне рисовали лицо. Все это выглядело как сверток или как мумия.

Захоронения сильно отличаются друг от друга в зависимости от региона. Для этого на плато часто делали углубления в скалах, куда помещали несколько трупов. В Коллао строили мавзолеи, вход в которые ориентировали на восход солнца. Их руины напоминают башни, квадратные, как в Акоре, или круглые, как в Силлустани. В Паракасе на побережье гробница имела странную форму, напоминая бутылку с широким горлышком, которую засыпали землей, а входное отверстие огораживали небольшой круглой стеной.

В могилу умершего клали его любимые вещи, счастливые талисманы, орудия труда, немножко маиса и крынку с чичей. После завершения погребальной церемонии люди разделяли совместную трапезу, а потом мылись. Через несколько дней они опять собирались вместе, чтобы помолиться и предложить немного еды усопшему. У этой церемонии имеется множество вариаций, однако ее всегда сопровождают слезы, песни, торжества и выпивка.

Знающий социолог писал, что у Инков наследование собственности проходило по государственному закону, а у простого народа – по частному праву. В последнем случае традиция диктовала те же правила, что и закон. Единственная собственность, не включенная в этот список, – это вещи, полученные от Инки. Их судьбу определяло специальное правило, о котором мы уже рассказывали.

Наследство сводилось к весьма скромным пожиткам, поскольку право индивидуальной собственности было ограниченным. Некоторая степень свободы при составлении завещания существовала лишь у нескольких народов, например у чинча, где отец выбирал наследника из числа своих сыновей или, если таковых не было, среди родственников или друзей. Следы матриархата прослеживаются там, где брат или сын сестры наследует материальную часть, и еще реже там, где существовала традиция наследования по женской линии.

Устное завещание оглашалось перед свидетелями.

В число семейных обязательств включался патронаж детей и содержание ближайших родственников.

Смерть не прерывала существование индейца. Жизнь умершего в невидимом мире была общепринятой истиной. Что-то наподобие «двойника» продолжало жить в атмосфере земли со своими идеями и желаниями. В этой связи поклонение предкам имело огромное значение.

«После уака, объектов великого поклонения, следовали малки», – пишет П. де Вильягомес. Это имя присваивалось могилам предков. К ним приносили еду, могилы украшали тканями и перьями, чтобы вторая жизнь усопших протекала с максимальным комфортом.

Следует понимать, что «двойники» оставались тесно связанными со своим земным телом, которое покинули. Труп, как утверждалось, продолжает жить. Но для этого тело должно сохраняться в хорошем состоянии. Это послужило основной причиной бальзамирования и объясняло лучше всего, почему индейцы боялись быть сожженными. Атауальпа согласился принять католицизм (от которого приходил в ужас), после того как ему было обещано, что его не сожгут заживо. Таким образом он избежал уничтожения и обеспечил себе выживание.

Прежде всего индейцы были землепашцами. Обработка земли, посев и уборка урожая проходили по следующему календарному плану.

Первый месяц года всегда начинался с 21 декабря по лунному календарю, о значении которого мы уже упоминали. Даже месяц назывался «луна» – килья на языке кечуа. Люди собирали картошку, маис и оку, очищали поля. Потом они отправлялись на рыбалку или, вооружившись пращами, помогали детям отгонять зверье от полей, как и женщины, стучащие в барабаны. Это время года – дождливое, и семьи были вынуждены проводить много времени в домах, где занимались починкой одежды и очищали душу молитвой, воздержанием и пожертвованиями. Это было время созерцания и подготовки. Питание обеспечивалось из запасов хранилищ и состояло из маиса и раннего картофеля, трав и фруктов, а также, по возможности, из рыбы.

Второй месяц года, приблизительно февраль, был месяцем надежды на будущий урожай. Земля пропиталась дождем, и разбивать новые участки было проще. Каждый старался увеличить свой обрабатываемый участок земли с помощью соседей. Шла починка дорог и каналов.

Третий месяц был месяцем созревания урожая. Маис уже взошел, и детям с трудом удавалось прогнать птиц с полей. На побережье рыба появлялась в большом количестве и в сушеном виде поступала по торговым путям в самое сердце сьерры.

Апрель, четвертый месяц, приносил изобилие цветов и фруктов. В это же время устраивался праздник в честь императора.

Пятый месяц, май, справедливо считался самым важным месяцем года. Крестьяне убирали маис, обдирали листья, вылущивали зерно, сортировали его и предусмотрительно откладывали часть на посев. Этот еще нежный маис с удовольствием ели, однако он не годился для производства чичи. Затем собирались и сушились травы и готовилась чарки, так как май был сезоном охоты.

В июне приходила очередь картошки и оки. Урожай собирали и готовили из него чуньо. Вместе с этим крестьяне собирали кинуа, чинили свои жилища, дороги и каналы. Сновавшие повсюду инспекторы следили за тем, чтобы каждая семья сделала необходимые запасы продуктов, и подготавливали статистические данные по численности населения, скота и т. д.

Уборка зерновых происходила в июле; индейцы работали на землях Инки и Солнца. Они разбрасывали навоз и вспахивали свои собственные клочки земли, сеяли на них маис. В это же время происходил передел общественных земель.

В августе нужно было сеять маис и сажать картошку. С помощью молитв и жертвоприношений люди пытались задобрить богов и выпросить у них хороший урожай. Проходил сбор овощей, заготовка соли и перца.

Посев семян продолжался и в сентябре, когда праздновался праздник императрицы. Если начиналась засуха, люди пытались бороться с ней посредством религиозных церемоний.

Октябрь был месяцем подготовки: замачивались семена, собирался хворост, вились веревки и чинились соломенные крыши. Если дождь задерживался, молитвы становились интенсивнее, а жертвоприношения многочисленнее.

В ноябре и декабре, посвященных соответственно мертвым и Солнцу, людям приходилось питаться запасенными ранее продуктами. Однако в декабре было уже много фруктов. Перед концом года вновь сажали картофель, овощи и оку.

Земля, о работе на которой мы только что рассказали, принадлежала аграрной коммуне. Ее размеры мало-помалу расширялись, чтобы соответствовать росту населения, сперва произвольно по индивидуальной инициативе, а во времена инков – под руководством государства. В обоих случаях процедура была одинаковой. Работы проводились сообща, и при этом использовались удобрения.

Работа по расширению площадей обрабатываемых земель состояла в сооружении террас и прокладывании каналов.

Террасы, которые можно встретить во всех частях мира, представляли собой горизонтальные полосы земли на склонах гор. Эту землю можно было обрабатывать. Таким образом, некоторые долины Анд превратились в лестницы. Их края сдерживались каменными стенами, высота которых варьировалась в зависимости от угла наклона горы. Стены были слегка наклонены в сторону горы, чтобы лучше противостоять напору земли на террасах. Дождевая вода стекала с холма по проложенным заранее водостокам.

Каналы являлись еще одной достопримечательностью. Достигая временами длины в 9 миль, они пересекали горы и долины, составляя систему орошения, о которой один историк писал: «Они не хуже, чем в Мурси или Милане».

У перуанцев всегда были проблемы с водой. Ее большая ценность объясняет то, с какой тщательностью строились водосборники. В нескольких легендах доколумбовых времен рассказывается, на что готовы были пойти люди, чтобы получить воду. Говорят, что Инка Пачакути ухаживал за девушкой, которая отвергла его, так как уже любила одного юношу. Монарх не рассердился, а восхитился ее поведением и спросил, чего бы она пожелала. В ответ девушка сказала, что у нее самой нет никаких желаний, но она была бы счастлива, если бы ее деревня была обеспечена водой. Тогда по приказу самодержца 40 тысяч солдат его армии отложили в сторону оружие, взялись за лопаты и выкопали канал, который обеспечивал долину водой.

Еще одна легенда весьма похожа на эту, но менее трогательна. Это произошло в районе Чачапояс. Когда правитель Куско покорил эту провинцию, он влюбился в дочь вождя, курака, который также попросил воду. К большому сожалению жителей деревни, император догадался, что у принцессы был бурный роман с сыном соседнего вождя, и, оказавшись менее добрым, чем Пачакути, приказал прекратить работу и в ярости так сильно ударил землю, что та треснула. Индейцы и по сей день показывают эту трещину и рассказывают, как город страдал от недостатка воды по вине кокетливой любовницы.

Работа по сооружению террас и каналов проводилась членами сообщества, разделенными на бригады (минка). Как правило, те, кто принимал участие в этой общественной работе, вместо того чтобы трудиться на свое собственное благо, получали питание от заказчика на протяжении всего срока работ. Если строительство имело государственное значение, рабочие получали содержание через официальных лиц из государственных хранилищ.

Интенсификация сельскохозяйственных работ проводилась с помощью удобрений. Раньше на плато с этой целью использовали человеческие и животные экскременты. Племена на побережье применяли для этого голову рыб, которые пошли в пишу, а также помет птиц – гуано. Инки организовали методическое использование этого удобрения, разделив острова чинча, где накопились целые горы этих экскрементов, между провинциями империи, определив точные сроки, когда индейцы должны были делать запасы для себя. Того, кто убьет птицу или потревожит стаю в период гнездования, приговаривали к смерти.

Когда урожай возрастал благодаря применению интенсивного и экстенсивного земледелия, район разделяли между подданными императора под присмотром официальных лиц и в соответствии с рациональным планом, составленным в Куско. В принципе индейская коммуна находилась на самообеспечении, но, поскольку нейтрализация непредвиденных обстоятельств была делом государства, последнее забирало все, что превышало необходимый прожиточный минимум, чтобы иметь возможность выполнения возложенной на него задачи.

Если строго следовать этому принципу, произведенные коммуной продукты должны храниться сообща и разделяться в соответствии с потребностями каждого, а избыток возвращаться государству. Эта система, коммунистическая по своей сути, могла бы разрушить местные обычаи. Руководители государства разумно отбросили принципы внутреннего рационализма и разделили земли, а не урожай. Они сочли более благоразумным оставить индейцам определенную долю инициативы и ответственности. Их лишили собственности на землю, но позволили владеть продуктами своего труда. Таким образом удалось избавиться от одного из наиболее характерных последствий коммунистической системы, нарушающей связь между индивидуумом и продуктом его труда. В противном случае перед властями стояло бы два выбора: либо заинтересованность в труде совершенно исчезала, поскольку каждый человек независимо от его труда был бы уверен в получении прожиточного минимума, что почти неминуемо привело бы в конце концов к голоду, либо властям пришлось бы вводить систему насильственного труда, диктаторскую и тоталитарную.

Благодаря принятым во времена инков законам ленивые наказывались, так как не могли получить на выделенной им земле необходимые для своего существования продукты и рисковали остаться голодными. Прилежные работники вознаграждались тем, что могли не только иметь все необходимое для собственной жизни, но и распоряжаться излишками урожая по своему усмотрению, обменивая их на другие продукты. Вполне понятно, что благоприятные погодные условия способствовали увеличению урожайности, а бури и заморозки не находились под контролем императора. В любом случае, если наказание было суровым, компенсация оставалась скромной. В этом и заключалась мотивирующая сила национальной экономики.

Теперь вы понимаете, почему каждая новая семья получала во владение надел земли, достаточный для обеспечения ее существования. Он назывался тупу. Размер надела зависел от качества земли, что вполне логично. При рождении каждого сына семья получала дополнительный надел, а при рождении дочери – половину. Таким образом, семье гарантировался минимум, необходимый для существования. Когда все семьи коммуны оказывались таким образом обеспечены, избытки земли отдавались Инке и Солнцу, то есть государству и религии. Так гарантировался избыток производства, благодаря работе, организованной самодержцем из Куско под управлением его представителей.

При этом ничего не изменилось в древнем тройственном разделении аграрного сообщества. Леса и пастбища остались в общем пользовании, дома и приусадебное хозяйство принадлежали семьям, культивируемая земля перераспределялась среди членов сообщества каждый год с учетом полей, находящихся под парами. Глава каждой семьи имел право владеть двумя ламами, навоз и шерсть которых забирал себе, мог использовать животных в качестве транспорта, но не имел права забивать их. Исключением являлись большие стада в некоторых районах (племена колья). Иногда на коммунальных пастбищах паслись общие животные, шерсть которых впоследствии распределялась между членами сообщества.

Кроме своих собственных земель, индейцы должны были обрабатывать земли, принадлежащие старикам, инвалидам, вдовам или сиротам (по-нашему, служба социального обеспечения), земли курака в соответствии с местной традицией, а также земли Инки и Солнца.

Размеры земель, принадлежавших Солнцу, варьировались в соответствии со значимостью храмов и уака, которых необходимо было обеспечить продуктами. Размер наделов зависел от числа жрецов и объема жертвоприношений.

Землевладения Инки были единственными, размеры которых не определялись по уже существовавшим правилам, они составляли остаток земель. В этих условиях вполне понятна заинтересованность государственных чиновников в осуществлении всех мер, способных увеличить урожайность этих наделов. Минимум гарантировался всем. Экономическая и религиозная основа была четко определена. Излишки уходили государству. Земли Инки охраняли специальные живущие на них стражи, которые могли и не принадлежать к местной коммуне.

Сложности возникали тогда, когда из-за роста населения или засушливой погоды сообщество не могло обеспечить себе прожиточный минимум. Как мы уже знаем, в таких случаях по распоряжению государственных властей определенное число семей могло быть переселено в другое место, но иногда принималось и другое решение, особенно в тех случаях, когда не хватало лишь определенных продуктов. Коммунальные наделы земли в прибрежных долинах брались под контроль центральной администрацией, которая объясняла населению необходимость тщательно соблюдать правила посева и сбора урожая.

В государственные хранилища поступали продукты, полученные не только на землях Инки и Солнца, но также шерсть лам, стада которых принадлежали этим двум божествам и содержались только в высокогорных районах. Шерсть животных, пойманных во время императорских охот, и особенно шерсть викуньи, тоже поступала в эти хранилища.

Давайте представим себе, что мы находимся во времена инков, и проследим за индейцем, направляющимся на работу погожим июльским утром. По неоспоримому закону земли Инки и Солнца надлежало обрабатывать прежде других. Трудно себе представить что-либо более справедливое. На рассвете этого дня трубач взбирается на холм у деревни и начинает трубить в витую раковину, созывая обитателей. Приходят все. Жены собираются семейными группами, с лопатами на плечах и в праздничных одеждах. Служить богу Света или его представителю на земле – это не работа, а удовольствие. Более того, все знали, что император лично ежегодно в это время выходит на поле Колькампата, отведенное для почитания Солнца, и пашет землю в честь своего Создателя.

Когда все собрались, чиновники ставят задачи перед руководителями групп, а те в свою очередь дают указания своим подчиненным. Каждому дается по длинной и узкой полоске земли. Руководитель двигался с краю, а вся группа шла параллельно ему. Эта система, подобно другим типам распределения между членами сообщества, четко определяла перед каждым его задачу. Тот, кто закончил работу, не помогал другим, иначе, как поясняет один юрист, они бы ничего не сделали. На деле никто не вырывался вперед и не отставал от других, индейцы двигались линией, каждый по своей полоске земли. Люди пели песню, равномерно обрабатывая свою полоску в такт с ней. Регулирующий общую скорость движения припев означал «победу» – хайльи над природой, над злыми духами, над голодом и смертью.

Для возделывания земли использовался довольно простой инструмент – таклья, палка из твердого дерева немного длиннее трех футов. В Эквадоре он делался с канавкой в центре, чтобы легче было держать его левой рукой. В Перу второй кусок загнутого твердого дерева привязывался в центре. Его держат правой рукой, а левой берутся за основной стержень сверху. В обеих моделях чуть выше заостренного конца фиксировались две небольшие скрещенные палки, на которые работник наступал ногой, чтобы вогнать деревяшку в землю, подобно лопате. Таклья не только выворачивала куски земли, но и крошила их. Пома де Айяла приводит великолепный рисунок Адама, работающего этим инструментом.

При обработке земли индеец поднимал свой инструмент и с силой вгонял его в землю, затем придавливал ногой и руками, двигая инструмент вперед-назад, чтобы раскрошить землю. Его жена подбирала камни и разбивала комья земли. Работа заключалась в выкапывании целой серии ямок, в которые закладывались семена. Это не была сплошная полоса вспаханной земли. Вырыв ряд таких ямок, группа приступала к рытью следующего ряда под прямым углом к первому.

Иногда вместо двух людей работали трое: двое мужчин и одна женщина, чтобы сделать углубления более глубокими. Присутствие женщины имело не только экономическое, но и магическое значение. Поскольку земля имела женское начало, будучи матерью-кормилицей, то индианка должна была иметь с ней более тесный контакт, чем ее отец или муж.

Рабочие инструменты варьировались в зависимости от региона. У арауканов таклья имела вид трезубца, а укрепленный на рукоятке просверленный камень придавал ей больше веса. На островах Чилое инструментом работали сразу двое: один вгонял его в землю, а другой с помощью палки выворачивал из земли острый конец инструмента вместе с огромным куском дерна.

Для выкапывания картофеля фермер использовал бронзовый тесак с изогнутой деревянной рукояткой.

После обработки земель Инки и Солнца индейцы работали на наделах тех, кто сам был не в состоянии сделать это. Об этом мы уже упоминали. На этот раз люди одевались в рабочие одежды. За их работой следили официальные лица. Но когда в конце концов они возвращались на свои собственные наделы, люди работали по своему собственному усмотрению. Обычно работа начиналась с аккуратной разметки земли с помощью камней или кактусов. Затем определялся сам порядок работ.

Для охраны своих полей индейцы использовали очень практичный метод: они поручали эту задачу определенным камням. Поскольку все на земле было одушевленным, специальные благонадежные камни лучше всех выполняли эту задачу. Их называли уанка. В некоторых местностях их можно встретить и сегодня. В Пируро, в провинции Уануко, с незапамятных времен поля охраняла каменная плита. Она также оберегала животных от ударов молнии. Чтобы завоевать благосклонность камня, индейцы украшали его цветами и поливали чичей. Существование этих молчаливых часовых, нетребовательных, но бдительных, отмечалось еще испанскими миссионерами во времена их охоты за идолами.

На берегах озера Титикака и тихоокеанском побережье рыба была основой питания семьи. Индейцы пользовались крючками, сетями, ловушками и ночными факелами, при свете которых они искусно убивали привлеченную их светом рыбу с помощью стрел.

Рыбацкая лодка на озере Титикака напоминает ту, которую нынешние туристы могут видеть с борта парохода, курсирующего между Пуной в Перу и Гуаякилем в Боливии. Ее строят из плотно связанных стеблей тростника тотора. Лодка имеет пять или шесть футов в длину и примерно два фута в ширину. На ее желтом корпусе крепятся две небольшие мачты, поддерживающие парус, также изготовленный из тотора. Она, подобно угрю, петляя, плывет через заросли тростника, которыми поросло устье Десагуадеро. Создателями лодки, как и прежде, являются знаменитые уру, о древних истоках и упадке которых мы уже рассказывали.

Челн, используемый рыбаками тихоокеанского побережья, также изготавливался из тростника, но более примитивно. Он имел форму сигары, центр напоминал седло с приподнятой задней частью, поэтому испанцы называли его «маленькая тростниковая лошадь». Оседлав его и опустив ноги в воду, рыбак управлял лодкой с помощью весла.

Для более серьезной рыбалки жители побережья используют тихоокеанский плот. Судно, иногда внушительных размеров, делают из базальтовых стволов. Эту твердую и легкую древесину можно без труда найти в лесах, покрывающих тихоокеанское побережье к северу от Тумбеца. Стволы одинакового размера, но разной длины укладывают один к другому и крепко связывают. В центре находится самый длинный ствол, а справа и слева от него бревна уменьшаются по убывающей, подобно пальцам на руке. Сверху делается палуба и каюта из тростника. Полотняный парус позволяет использовать ветер, а привязанный на веревке большой камень служит якорем. Весьма изобретательно между бревен вставляются доски, действующие как киль, заменяющий руль. В результате, когда кормовые доски оказывают большее сопротивление, чем носовые, напор ветра на парус поворачивает нос судна, а при противоположных обстоятельствах поворачивается корма. Таким образом, достаточно поднять или опустить доски, чтобы совместными усилиями получить нужный результат.

Племя чанго в районе Тарапака из-за отсутствия леса заменило бревна надутыми воздухом шкурами, связав их вместе.

По всем рекам бассейна Амазонки в восточных лесах на задворках империи по водной глади скользили классические индейские пироги.

Подданные империи предоставляли не только товары, но и определенные услуги. Подавляющую часть населения составляли ремесленники, если они не находились на какой-то конкретной службе. Официальные лица распространяли среди них основные материалы из государственных хранилищ в соответствии с заказами правительства, сделанными, в свою очередь, на основе статистических данных. Изготовленная продукция затем возвращалась в хранилища. Вот почему испанцы нашли там для себя такие огромные богатства.

Можно только удивляться, каким образом изготавливались все эти товары в условиях дефицита нужного оборудования. Повсеместно использовались бронзовые тесаки и медные топоры. Зажатый в руках тяжелый камень служил молотком, а отполированный кусок кремня – ножом. Уровень делали из полого внутри куска дерева, внутреннюю часть которого заполняли маленькими круглыми камушками, напоминавшими стеклянные шарики, которыми играют сейчас дети. Индейцы не пользовались гвоздями, а связывали вещи вместе. Веревки делались из волокон алоэ и были очень крепкими.

Отсутствие колеса кажется поразительным среди людей, знавших круг и правители которых использовали на практике суперрационализм, о результатах которого мы уже рассказывали. Это еще раз доказывает, что, несмотря на все свои усилия, перуанцы все еще находились под сильным влиянием природы, как указывалось в первой главе этой книги. Другими словами, колесо рационально, но противоестественно. Многочисленные примеры этому можно найти и в нашей собственной физической и биологической предыстории. Еще раз следует признать, что основными факторами производительности труда, ныне весьма неопределенными, являлись дисциплина и погода.

Давайте рассмотрим обычные методы работы в основных областях экономической деятельности.

Мы уже несколько раз упоминали о совершенстве и разнообразии керамики в Перу. Здесь ремесленники еще раз продемонстрировали свои навыки при отсутствии гончарного круга. Мастеровой изготавливал различные части, соединял их вместе и добавлял горлышко и ручки, составляя таким образом единый объект. При этом в глину часто замешивали истолченную солому маиса, чтобы она не трескалась во время обжига или сушки. Как выяснилось, некоторые гончары Наска пользовались деревянными покрытиями, чтобы копоть из печи не повредила роспись во время обжига.

Эти методы были довольно сложными. Хлопок и шерсть служили основными материалами, и, хотя местный хлопок до сих пор сохранил отличное качество, он произрастает только в жарких районах запада (на побережье) или востока (Тукуман в Аргентине, Санта-Крус-де-ла-Сьерра в Боливии). Хлопковая одежда для императорской семьи поставлялась из государственных хранилищ в этих провинциях или поступала в качестве даров вождей этих районов, расположенных далеко от столицы. На плато индейцы изготавливали одежду из шерсти ламы.

Женщины пряли хлопок и шерсть, используя веретено, иногда украшенное гравировкой. Они занимались этой работой все свое свободное время, особенно по дороге, когда шли куда-то, если только их руки не были заняты колыбелью, горшком или другими предметами, которые обычно носили за спиной.

Нитки наматывались на небольшие палочки или обрезки тростника либо сматывались в клубки. Большинство тканей, найденных в гробницах, вытканы из двойной нитки. Ткацкий станок был небольшим и, как правило, вертикальным. Основа ткани натягивалась на две параллельные палки, укрепленные в земле, или одна вешалась на ветвь дерева или столб, а другая крепилась на поясе согнувшейся или стоявшей на коленях работницы, которая регулировала натяжение нити, наклоняя корпус в ту или другую сторону. Между этих палок, также параллельно, вставлялись еще две деревянные палки. Нечетные нити основы пропускались поверх одной и другой палки, а четные – наоборот. Между разделенных таким образом нитей работница пропускала деревянную иглу, делая таким образом уток.

Для окрашивания хлопка и шерсти с большим вкусом подбирались искусственные красители, при этом окрашивались нити, а не сама ткань. Обычно для этого применялись растительные краски. Нитки должны были быть прочными и пористыми, для чего применяли глиноземную протраву, силикат глинозема, силикат извести или окись железа.

Многие виды тканей сохранились до нашего времени, свидетельствуя о глубоких знаниях мастериц. Иногда качество и оттенок основы отличаются от утка, иногда уток имеет различные оттенки, иногда золотые или серебряные нити очень красиво переплетаются с другими. Порой регулярные отверстия придают ткани вид вышитого изделия.

Изучив образцы текстильного производства Перу, один писатель пришел к выводу о невозможности составить список всех использовавшихся методов, так как они были весьма разнообразны.

Особо следует упомянуть об узелковых нитях. Узелки делались очень просто, пальцами, и располагались близко друг к другу наподобие макраме. Эта работа требовала много времени. Дизайн ткани был весьма сложным. Для него характерно множество размытых линий, создаваемых путем подбора ярких красок. На этом основываются прекрасные традиционные методы, которыми мы восхищаемся.

Кисейные ткани изготовлялись классическим методом натягивания нити основы на соседние основные нити. Эта работа тоже занимала много времени.

Для вышивания тоже использовались различные стежки: основной, перекрестный, обратный для горизонтальных линий, перехлестный – для вертикальных. При изготовлении разноцветных материалов требовалась заранее обдуманная модель, обычно состоявшая из сложного и гармоничного набора красок. Например, лучше всего смотрелась комбинация красного и черного на белом фоне.

Для верхней одежды шерсть подходила больше, чем хлопок, и ее гораздо проще было окрашивать. В Паракасе приятный серый цвет получали путем сплетения кремовых и коричневых волокон, которые пряли вместе. Индейцы долины Чинча славились своим умением ткать тонкие хлопковые материалы.

Во времена последнего Инки производство материалов стало столь интенсивным, а простые люди так долго носили свою одежду, что государственные хранилища просто ломились от тканей, и потому установленные количественные нормы были благоразумно снижены.

Из плетеных изделий следует назвать прежде всего пращу. У каждого ребенка была своя. Их делали из волокон алоэ, покрытых шерстяными нитками, зачастую окрашенными.

В завершение следует упомянуть о методе изготовления материалов из перьев птиц. Основным материалом служили перья различных размеров и окраски. Самые маленькие были от колибри из сьерры, самые большие – от длиннохвостых попугаев из леса. Они упоминаются в списке предметов, собранных в виде дани.

Индейцы восточных лесов были настолько дикими, поясняет историк, что у них не было постоянного места жительства, а земля была настолько скудной, что государственным чиновникам удавалось собирать с них дань только в виде перьев птиц. В лесу водилось множество длиннохвостых попугаев, которых они приручали и использовали в качестве сторожевых собак. Птицы громко гортанно орали, завидев незнакомца, поэтому никто не оставался незамеченным. В хранилищах имелись большие запасы перьев. Педро Санчо рассказывает, что в некоторых из них можно было насчитать до 100 тысяч высушенных птиц.

Мастеровые работали и в этом направлении. Конец роговой трубки сгибался в обратном направлении и для сохранения формы обвязывался ниткой в основании. Конец нитки протягивали в петлю, и таким образом подвешивали перо. Перья соединяли горизонтально вместе, ряды накладывались один на другой так, чтобы не было пробелов.

Один из писателей описывает церемониальный жезл, покрытый перьями трех цветов: нежно-оранжевого, пурпурно-черного и ярко-желтого. Другой жезл подобного рода был украшен красными и голубыми перьями. С его точки зрения, это были настоящие произведения искусства, где самые маленькие перья 11 миллиметров длиной и 6 миллиметров шириной были связаны на расстоянии одного миллиметра друг от друга. Невероятно, как ремесленник мог выполнить эту работу без пинцета или увеличительного стекла. Перья, как правило, использовались для украшения и не предназначались исключительно для Инков. Они могли стать личной собственностью и переходить по наследству.

Кроме того, перья использовали для украшения и в качестве плюмажей головных уборов вождей, как и маскапайча. Интересно отметить, что в качестве украшения Инка предпочитал перья скромной окраски от птиц с плато ярко окрашенному оперению длиннохвостых попугаев. На побережье делали веера с ручками из стеблей тотора, которые использовались в ритуальных церемониях.

Все эти предметы не могли не вызывать восхищения испанцев. Индейские ремесленники умели создавать плавные переходы нежных цветов, что никогда не удавалось европейским художникам. Блистающие праздничные материалы и великолепные плюмажи, о которых мы уже упоминали, еще надолго останутся в памяти людей.

Подданным империи приходилось выполнять и другие работы, связанные с обработкой камня, кожи, дерева, кости, веревок или металла.

В музеях Европы и Америки выставлены ступки, сосуды для жертвоприношений, молотки, всевозможные топоры и дубинки из полированного камня. Из шкуры ламы получалась весьма полезная кожа. Все индейцы знали, как ее сушить и сохранять в горшках, наполненных мочой. Затем шкуры мяли и изготавливали курдюки для воды либо резали ее на подошвы для сандалий.

Дерево использовалось для производства некоторых видов оружия, таких, как дубинки и эстолики, ткацких станков, веретен, носилок и перекрытий для крыш. Красивые деревянные чаши украшались ярким красочным орнаментом. Из костей делали флейты, челноки ткацких станков, ложки и украшения. Для изготовления веревок индейцы вымачивали волокна кабуйа в реке, как это делается в некоторых местах и сейчас. Выстроившись в ряд, с пением или под разговор, они вымачивали и отбивали эти волокна, потом сушили их на солнце и выправляли. Из такой веревки делались сети и гамаки.

Среди металлов, известных в доколумбовскую эпоху, можно назвать золото, серебро, медь, свинец, платину и олово. Железа индейцы не знали. В этом есть определенные сомнения, но последнее открытие подтвердило этот факт. Высокие чиновники из свиты Атауальпы незадолго до пленения своего императора планировали захват бледнолицых пришельцев и их казнь. При этом один из знатных людей заявил, что испанского военного кузнеца нужно оставить живым, чтобы он поведал индейцам секреты своего мастерства.

В небольших количествах платина встречается на побережье Эквадора к северу от залива Гуаякиль. Сегодня мы знаем, что она использовалась в сплаве с золотом и серебром. Индейцы из района Эсмеральдас брали примерно 7 процентов золота, 18 процентов платины и 12 процентов серебра для получения белого золота, о котором упоминается в списке трофеев после захвата Куско под названием «лист белого золота, тяжелее, чем что-либо еще». Испанцы не понимали, что это за белое золото, почему оно такое тяжелое и почему правители Куско так испортили свое золото, которое считалось наиболее ценным и почти священным металлом, изменив таким образом его ценность. Но здесь нужно учитывать религиозный аспект. Рассматриваемый кусок золота был помещен в храме Луны и в противоположность Солнцу должен был быть изготовлен из драгоценного металла одного цвета с Луной. Что же касается веса, то в упоминаемых нами списках указывается, что слиток весил более 500 фунтов. Это неудивительно, если учесть, что кусок металла был примерно 9 футов длиной. Не существовало и весов, на которых его можно было взвесить. Вес можно было определить только во время переплавки. Использование платины и изготовление сплава показывает, до каких крайностей древние люди были доведены Инками, стремившимися пополнить свои запасы основных материалов. В то время страны, где встречалась платина, не входили во владения Куско на постоянной основе.

Олово использовалось только для получения бронзы, известной племени аймара еще до времен инков.

Медь, которая становится острой, если ее утончить и отполировать, можно видеть в наших музеях в форме больших иголок, нагрудных доспехов, топоров и ножей. Ножи обычно имеют полукруглую форму, а ручка укреплена в середине вогнутой части. Они скорее напоминают какой-то современный инструмент, чем настоящий нож. Естественная эволюция топоров мало-помалу сделала их непригодными для изначального применения, и их стали использовать в качестве украшений или, ввиду прогрессирующей стилизации, в качестве товара для обмена. Процесс этой эволюции ясно виден в Перу, где они изменялись бок о бок с большими и тяжелыми боевыми топорами. В итоге легкие и тонкие топоры изготавливались исключительно в виде «сувениров» и использовались для торговли. Это характерно для всей Америки, а не только для инков, так как подобные предметы находят в Мексике, Бразилии и Эквадоре.

Металл плавили различными способами. Измельченную медную руду достаточно было положить в глиняный горшок и поставить на огонь. Олово добавляли для производства бронзы. Для этого применялись глиняные или каменные плавильни.

Гораздо сложнее было работать с серебром, которое при нагревании не плавится. С этой целью добавляли свинец, и оба металла клали в огромные глиняные круглые горшки. Толстые, примерно 3 футов шириной и 15 дюймов в диаметре, горшки наполняли углем или сухим навозом лам. В отверстия по бокам проходил воздух, а одно отверстие в стороне заделывали глиной. Под каждым горшком на подставках тлели угольки, наполнявшие печи теплым воздухом. Эти примитивные плавильни обычно помещали на возвышенностях, продуваемых ветрами, подобно склону холма Потоси. Расплавленный металл собирался в приемники под горшком. Оставалось только отделить олово от серебра путем нескольких последовательных плавок, которые индейцы делали уже у себя дома. Металлургическое производство располагалось в нескольких центрах Перу, в Наска на южном побережье, в Ламбайеке и Чавине на севере и в Тиауанако.

Золото добывали в рудниках, но чаще в наносах. Шахты представляли собой углубления в рост человека либо узкие, низкие и темные галереи. Шахтеры рыли землю с помощью деревянной мотыги с медным наконечником и грузили золотоносную породу в мешки из шкур лам. Породу высыпали на плоские камни, и текущая тонкой струйкой по маленькой канавке вода постепенно вымывала землю, оставляя один металл. Установленная у входа и вокруг шахты охрана следила за тем, чтобы никто не смог унести золото с собой.

Здесь мы опять же сталкиваемся со смесью примитивной технологии и современных процессов, которую можно встретить в доколумбовском Перу. Если металл добывали довольно простыми методами, то производство предметов было весьма сложным. Индейцы умели разравнивать металл молотками, инкрустировать один металл в другой, умели смешивать серебро с различными материалами (например, разноцветными раковинами). Им также была известна чеканка. Некоторые регионы славились своими золотых дел мастерами, и не только в Перу, а и в районах, где это искусство развилось еще в доинковские времена, например Чорделег (сегодня Эквадор) и страна Чибча (сегодня Колумбия). В последнем возникла легенда о человеке или районе, богатом золотом (Эльдорадо), а история о выкупе Атауальпы разнесла легенду о перуанском золоте по всей Европе.

В империи индианки на протяжении всей жизни надевали по праздникам браслеты, кольца, подвески, а также художественно изготовленные булавки в пределах, разрешенных правилами. Обычно они обладали лучшим вкусом, чем мужья, да и как работницы были более искусными.

На плато существовало весьма специфическое и сложное искусство – бальзамирование. Оно отсутствовало на побережье, поскольку сама сухость воздуха сохраняла тела. Но во влажном воздухе долин Кордильеров для этого приходилось использовать мелиссу из Перу и Толу, ментол из мяты и сладкого клевера, солончак, танин и мыло из так называемого панамского дерева. Завернутая в хлопковый материал и обмотанная несколькими слоями материи в форме посылки, мумия украшалась круглым грубым изображением человеческого лица из дерева, металла или ткани. Из-за сложности исполнения этот процесс применялся только для трупов высокопоставленных людей.

Ремесленники Наска славились своим умением изготавливать трофейные головы. Простейший способ производства этого «антиквариата» заключался в высушивании кожи, очистке черепа и соединении губ с помощью колючек. Затем головы укрепляли на пращи, чтобы их владельцы могли носить свои трофеи с собой.

Умельцы знали также, как уменьшить эти головы, чтобы их легко было подвешивать на одежду и оружие. Для этого череп вычищали через горловое отверстие и наполняли теплым песком. Лицо натирали теплыми и плоскими камнями. Как только песок внутри остывал, процедуру повторяли. Через два дня такой работы голова усыхала, не утрачивая своих черт. Индейцы живаро по сей день используют аналогичный метод для производства своих знаменитых высушенных голов.

Вместо производства товаров индейцы могли быть привлечены на службу вдали от дома и семьи. Они уже традиционно занимались этим, помогая соседям не в качестве выполнения взаимных обязательств, а в виде уважения к обычаю, основанному на принципе всеобщей взаимности.

Такая взаимопомощь в форме равнозначных услуг называлась айне. В работах современных историков ее трудно отличить от минка. Обе представляли собой коллективную работу, однако первая относилась к одноразовым мероприятиям (например, необходимая помощь при строительстве дома для новобрачных), а вторая – к коллективной работе на общее благо с разделением на бригады, сменяющие одна другую, особенно на строительстве государственных объектов. Коллективные интересы доминировали над индивидуальными, и минка не входила в общее понятие айне. Скорее она была другой разновидностью, однако мы не можем это точно утверждать.

В рамках государственной службы особо учитывалась специализация. Ее принцип заключался в том, что каждый человек может принести больше пользы, работая в той области, к которой наиболее подготовлен.

В недавно опубликованном манускрипте из индейских архивов перечисляются работы, выполнявшиеся в провинции Чукуито на благо Инки. Этот район, имевший особое экономическое значение в связи со своим географическим положением (он находится на берегах озера Титикака), был одним из наиболее богатых в регионе. По подсчетам 1567 года число налогоплательщиков, то есть компетентных работников, составляло там 15 400 человек. Это были мужчины в возрасте от 30 до 60 лет. Янакона и митимае, составлявшие примерно 1000 человек, не вошли в общее число и были разбросаны в пределах Хаухи, Пакари, Куско и даже отдаленного Кито. По расчетам испанцев, во времена инков число налогоплательщиков провинции превышало 20 тысяч, однако эти люди понесли большие потери во время войны между Уаскаром и Атауальпой. Помимо этого, определенное число индейцев было направлено на работы в шахты Потоси, и многие бежали в горы, чтобы спастись от этой повинности. От указанных 20 тысяч подданных Инка требовал следующих услуг: три тысячи солдат, неограниченное число рабочих для сооружения монументов в Куско, слуг для Инки, придворных, охранников для тамбо, девушек для услужения Солнцу, шахтеров для работ в Чукьяабо (золото) и Порко (серебро) и, наконец, мужчин, женщин и детей для жертвоприношений Солнцу.

Давайте рассмотрим некоторые из этих служб. Службы по обустройству дорог подразделялись на две категории: курьерская служба и содержание мостов.

Курьеры использовались только правительством. Туда брали самых здоровых мужчин, которых готовили с юношества. Они жили в чоса или в хижинах, расположенных вдоль дорог. В зависимости от важности дороги правилами предписывалось иметь от 4 до 6 человек на каждом отрезке эстафеты. Система работала следующим образом: два индейца постоянно сидели на пороге хижины, и каждый смотрел в свою сторону дороги. Как только один из них замечал бегуна, он отправлялся ему навстречу и бежал рядом, получая устное послание или узелковое письмо. После этого он продолжал бежать как можно скорее к следующей чоса, где, в свою очередь, передавал послание следующему курьеру аналогичным образом. Курьеров можно было легко распознать издалека по белым плюмажам на голове. О своем приближении они оповещали, дуя в трубы. Курьеры давали клятву не разглашать секреты и были вооружены дубинкой и пращой.

Благодаря этой системе эстафеты скорость передачи сообщений достигала примерно 200 миль в день по самым надежным расчетам. Через два дня Инка в Куско получал рыбу с озера Титикака при скорости передвижения примерно 190 миль в день. Курьеры, которых называли часки, переносили разнообразные небольшие посылки, например улиток для стола Инки. Доставка больших посылок поручалась специальным носильщикам, которых называли хатун-часки («большие курьеры»). Каждый из них шел по полдня. Все эти служащие получали содержание из государственных хранилищ, а их начальником был высокопоставленный чиновник.

Если послание было особо важным и исходило от самого монарха, его помечали красной ниткой из лауту или палочкой с пометками, значение которых нам неизвестно. Ими также пользовалось племя каньяри из южного Эквадора.

Возле каждой чоса наготове были костры, которые зажигали по приказу начальника, когда происходило какое-либо важное событие, восстание или нападение, и каждый дежурный курьер вдоль дороги зажигал свой собственный костер, за который нес ответственность. Таким образом, сигнал быстро распространялся и достигал столицы, предупреждая императора и его двор. Подготовка начиналась еще до того, как становилась известной причина тревоги, и армия была готова выступить в направлении провинции, откуда был подан сигнал.

Мостовая служба следила за состоянием всех частей этого сооружения, сильно подверженных влиянию природных факторов, и при необходимости незамедлительно производила их ремонт. Для этой цели у смотрителя всегда был запас древесины и веревок. Иногда ему поручали собирать пошлину в виде части перевозимых для продажи товаров. Это делалось на мосту через Мантаро к югу от озера Бонбон.

Работа в шахтах была организована по принципу ротации (мита). Испанцы сохранили эту систему, но в большей степени применяли ее в качестве наказания.

Во время их нашествия имели место многочисленные злоупотребления. На большой высоте при сильном морозе работы длились полдня (с полудня до заката и только в течение четырех месяцев в году). На личную службу императорской семье привлекалось много людей. Во дворце Инки работало неисчислимое количество слуг, не получавших никакой зарплаты, кроме содержания. Никто из них не смел входить в апартаменты монарха без разрешения, а если входил, то только босым.

Определенные древние племена предоставляли ему особые услуги, соответствовавшие их навыкам. Чумбивилька поставляли в Куско танцоров, кольяуйа – целителей, рукана – носильщиков императорского паланкина.

Исключительной и наиболее рациональной данью облагались самые бедные группы населения, такие, как пасто, жившие на самом юге империи. Эти племена должны были посылать своим правителям рог, наполненный блохами, пересчитанными налогоплательщиками. Мы уже упоминали об этом, рассказывая о победах Инки Тупака Юпанки. При этом никто не мог похвастаться, что не платит налоги. Таким оригинальным способом государство держало под контролем самую бедную часть населения и одновременно способствовало проведению весьма важной санитарной работы.

Хотя рыночная торговля и была весьма ограниченной, но все же играла значительную роль в жизни индейцев с психологической точки зрения. Она напоминала о прошлом, о временах достаточно отдаленных, когда еще не существовало униформистской системы Инков. Кроме того, она вносила приятное разнообразие в монотонную повседневную жизнь. Для мужчины, а особенно для женщины было большой радостью отлучиться на несколько дней вместе с ближайшими соседями и с разрешения вождя, чтобы продать несколько незначительных вещей на рынке ближайшего города. В каждом городе, независимо от его значимости, два раза в месяц устраивался рынок.

Отправлявшийся на это мероприятие индеец должен был захватить с собой все необходимое для жизнеобеспечения на это время. Он не имел права питаться за счет тамбо, но мог обменять свои товары на другие, более нужные, и, если потребуется, провести там ночь. В противном случае он проводил ночь под звездами, положив под голову плоский камень.

Иногда путь был долог, а ноша тяжела, особенно когда приходилось нести с собой продукты и чичу на несколько дней, но когда рыночный день совпадал с праздником, на рыночной площади можно было получить много удовольствия от песен и танцев. Следует заметить, что на таком рынке без профессиональных торговцев товарообмен имел небольшое значение. Он происходил в виде бартера, как это было до нашествия инков и после оккупации испанцами. Индианка сидела на корточках, разложив перед собой зерно, картофель, муку, кинуа или перец, и неподвижно наблюдала за всем, что происходит вокруг, таким непривычным для сельской жизни.

Вот прохожий рассматривает выложенный для продажи товар. Он садится на корточки перед продавцом, вынимает из сумки подготовленный для обмена товар и высыпает горстку соли возле кучки перца. Продавец, похоже, не замечает этого и продолжает оставаться в полудреме. Покупатель добавляет еще горстку соли. В этот момент продавец просыпается, забирает предложенное и позволяет покупателю забрать свой товар. При этом обе стороны бартерной сделки не произносят ни слова и даже не приветствуют друг друга.

Такая «молчаливая торговля» иногда длится довольно долго, так как индейцы никогда не спешат. Но не всегда дела обстоят именно так, поскольку, несмотря на единообразное окружение и жизнь, в характере каждого сохранились определенные черты предков, определенным образом разнообразя психологию людей. Потребности и реакции варьируются в зависимости от групп, к которым они принадлежат. Всем в Куско было известно, что жители Аукайлью всегда скрупулезно просчитывают условия сделки, учитывая качество каждого предмета, чтобы не просчитаться. В то же время народ чинчеро обменивает товар большими партиями, невзирая на мелочи.

Некоторые, не доверяя себе, пользовались весами. Долгое время их применяли на северном побережье империи для взвешивания драгоценных металлов. Это довольно простой прибор. Оператор держал в руках подвешенный за середину рычаг с двумя мешочками на концах. В один клали взвешиваемый товар, в другой – груз. Использовались также весы так называемого римского типа с мешочком на одном конце и грузом на другом. Оба эти прибора нужно было держать в руках.

Они достаточно чувствительны и точны, что имело большое значение при взвешивании довольно тяжелых товаров (драгоценных металлов) или товаров особого характера (ядовитые лечебные травы). Гирями служили камушки, подобранные таким образом, чтобы показывать различные значения. В найденном возле Уачо мешочке имелось два набора таких гирек, один состоял из девяти камней, другой – из четырех.

Некоторые индейцы, не найдя нужных им товаров, принимали к обмену приравненные к деньгам тонкие медные топоры или раковины необычной формы из тропических морей, которые потом можно было нанизать на нитку и использовать в качестве украшений.

Все предлагаемые на продажу предметы раскладывались на земле, а торгующие совершали сделки, сидя на корточках. Когда же индеец поднимался и бродил вокруг, он получал полное представление о рынке и мог оценить его красочность, если был на то способен. Привычка все делать медленно избавляла его от риска сокрушить разложенные кругом товары. Он наслаждался разнообразием сложенных в маленькие кучки товаров, создававшим у него иллюзию богатства, которая сохранялась на протяжении всего дня.

Детеныши лам, по праву принадлежавших каждой семье, лежали возле мешков с чуньо и мотков веревок, напоминавших клубки змей, в то время как их родители, используемые для транспортировки всех этих богатств, гордо подняв голову, медленно брели между желтоватыми сосудами и терракотовыми чашами, украшенными причудливыми росписями. Клиенты ожидали своей очереди, чтобы получить совет целителя, сидевшего в окружении мешочков, наполненных целебными травами. Украшения из красочных перьев птиц, прибывшие из далеких лесов, смотрелись экзотически рядом с сандалиями и ремнями, разложенными в пыли.

Все это приносило лишь мизерную прибыль. И как могло быть иначе, когда «микроскопическая торговля», как ее называет один из современных писателей, сводилась к обмену избыточными продуктами, добытыми с большим трудом посредством сверхнормированного труда либо благодаря исключительно благоприятным погодным условиям.

Вместе с тем всюду царило веселье, блистали яркие краски, можно было пообщаться с представителями других районов, и, кроме того, существовала надежда на танцы и выпивку. Несмотря на обилие людей, здесь не было суеты, громких разговоров, и в приглушенном шуме голосов хорошо были слышны тяжелые шаги лам. Ощущаемое здесь чувство расслабления делало рынок источником счастья. Строгий ритм повседневной жизни моментально ломался.

Простые индейцы не имели никакого представления о международной торговле. Они лишь туманно представляли себе смысл этого выражения. Только солдаты могли понимать суть этой концепции, так как участвовали в военных походах. Иностранец был для них врагом, с которым нужно сражаться, или варваром, о захвате земель которого они и не мечтали, так как были слишком бедны.

Знать получала товары из дальних стран методом бартера, особенно из пограничных районов, где простое население все еще поддерживало связи с соседями, поскольку они были установлены еще до инков и имели весьма древние корни.

Лоцман Руис, один из первых испанских конкистадоров, по пути в Тумбес встретил в Тихом океане плот, на котором подданные везли груз тканей, зеркал, раковин, драгоценных камней и металлов.

Торговля в недавно покоренных территориях и вдоль всей границы процветала до тех пор, пока законы не зажали ее, и мало-помалу она потеряла свое значение. Разрушать ее полностью было не в интересах самодержца, так как он сам был заинтересован в получении товаров, неизвестных на Андском плато. Более того, Инка использовал торговцев в качестве добровольных шпионов. На юге империи в качестве примера можно назвать племя пеуенче из Мендосы, которое торговало солью, шкурами животных, сушеной рыбой, наконечниками стрел и бусами из зеленых и голубых камней, перьями морских птиц и съедобной морской травой. Вместо денег они использовали маленькие раковины, пропиленные и нанизанные в виде бус.

Вместе с товарами циркулировали и новости. Если простые оседлые индейцы мало знали о внешнем мире, то соседние с империей народы, кочевники южных пампасов, неукротимые арауканы, жители бразильских лесов или западной части сегодняшнего Эквадора, знали практически все о событиях, происходящих в империи. Положение в этой великой, монолитной стране внушало всем окрестным народам либо восторг, либо страх.

Таким образом через границу просачивались слухи об империи, о ее триумфальных победах, чудесах архитектуры и совершенстве статистики. Мощь и богатства империи обрастали легендами. За блеском ее славы никто из соседей не мог рассмотреть всех трудностей повседневной монотонной жизни простого народа.