Вступивший на престол старший сын Николая I цесаревич Александр был красив, умен, образован. Француз А. Кюстин писал о нем так:
Выражение этого взгляда – доброта. Это в полном смысле государь. Вид его скромен без робости. Он прежде всего производит впечатление человека, превосходно воспитанного. Все движения его полны грации. Он прекраснейший образец государя из всех, когда-либо мною виденных.
Легкий и подвижный, в молодости он был прекрасным наездником, смелым, отважным и хладнокровным человеком, что проявлялось не раз во время покушений на императора. Александр был лучше многих других из семьи Романовых подготовлен к «ремеслу королей». Один из его наставников, поэт В. А. Жуковский, сказал родителям цесаревича, что будет готовить из наследника не командира полка, а просвещенного монарха, который должен видеть в России не плац и казарму, а нацию. В общем, так и получилось, хотя Александр II, человек средних способностей, по своей природе не был реформатором. По характеру Александр Николаевич отличался от волевого, целеустремленного отца, императора Николая I. Еще будучи цесаревичем, он не раз говорил, что предпочел бы семейную тихую жизнь публичному бремени власти. Однако он, как человек долга, не колеблясь подчинился своему жребию. Став императором, Александр II почувствовал, какая огромная ответственность легла на его плечи. При этом с самого начала Александр стал сторонником кардинальных преобразований: отмены крепостного права, реформы армии и флота, финансов, суда и местного управления. Возможно, молодой император, как и окружавшие его люди, сначала не представлял себе трудностей на этом пути, не раз он выказывал сомнения, многое из созданного заново ему было не по душе. Однако он не видел иного способа разрешить угрожавший России внутренний кризис и вернуть империи прежний статус великой державы.
Для этого он обладал необходимыми данными: получил хорошее образование, долго и серьезно готовился к тому, чтобы занять престол, а поэтому хорошо знал реальное положение дел, часто бывал и за границей, имея возможность сравнивать российские порядки с иностранными. Знание нескольких европейских языков этому благоприятствовало.
Александр вовсе не собирался изменять унаследованный им от отца старый порядок. Но он понимал необходимость перемен во всех сферах русской жизни. К решительности его подвигло крымское унижение России. Со слезами на глазах он читал донесения из Крыма, был вынужден одобрить сдачу Севастополя, тяжелейший Парижский мир, согласно которому Россия лишалась флота на Черном море и утрачивала там все свое влияние. Шок от поражения был так силен, что император, несмотря на опасения, свою нерешительность, отчаянное сопротивление консервативного окружения, последовательно осуществлял реформы, поддерживая либеральную группировку в верхах, как раз и проводившую реформы.
Н. Борель. Император Александр II.
Приход Александра II к власти воодушевил многих. Царь чувствовал, что общественное мнение на его стороне. Выражая мнение современников, Герцен из Лондона обратился к нему со словами:
Государь, Ваше царствие начинается под удивительно счастливым созвездием. На вас нет кровавых пятен, у Вас нет угрызений совести. Весть о смерти отца Вам принесли не убийцы его (намек на Александра I. – Е. А.). Вам не нужно было пройти по площади, облитой русской кровью, чтобы сесть на трон. Вам не нужно было казнями возвестить народу Ваше восшествие (намек на Николая I – Е. А.). Летописи Вашего дома едва ли представляют один пример такого чистого начала.
Эпохой гласности стали 1856—1861 годы. К ней призывал царя Герцен:
Государь, дайте свободу русскому слову. Уму нашему тесно, мысль наша отравляет нашу грудь от недостатка простора, она стонет в цензурных колодках… Дайте нам вольную речь… Нам есть что сказать миру и своим…
И вскоре, к ужасу консерваторов, в прессе можно было прочитать то, за что при Николае I волокли в полицию. Вдруг все изменилось разом: смягчилась цензура, были отменены военные поселения, один за другим стали сниматься запреты, начали выдавать паспорта для поездок за границу! В обстановке всеобщего смятения, отчаянных диспутов, споров о путях, средствах и темпах преобразований формировалось общественное мнение. Оно было на стороне молодого императора, которого не только придворные льстецы, но и народ называл «Царем-Освободителем».
Программа реформ долго вызревала в недрах власти. Александр подавил сопротивление непримиримых противников реформ из дворян и чиновников и поддержал сторонников либеральных взглядов в обществе. В сложном деле преобразования страны у царя были хорошие сподвижники и помощники: брат царя великий князь Константин Николаевич, Я. И. Ростовцев, Н. А. и Д. А. Милютины, П. А. Валуев и др.
Отмена крепостного права стала центральным событием начавшихся реформ, названных позже Великими. Манифест об этом начинался словами о любви государя ко всем без различия подданным:
Мы положили в сердце своем обет обнимать Нашею Царскою любовию и попечением всех Наших верноподданных всякого звания и состояния, от благородно владеющих мечом на защиту отечества до скромно работающего ремесленным орудием, от проходящего высшую службу государственную до проводящего на поле борозду сохою или плугом…
И далее шли слова об изменении старого, веками утвержденного порядка: «Крепостное право на крестьян, водворенных в помещичьих имениях, и на дворовых людей, отменяется навсегда». Одновременно с Манифестом царь подписал «Положение о крестьянах», в котором утверждалось, что в продолжение первых двух лет все будет по-старому, а помещичья земля останется в их собственности.
Великий князь Константин Николаевич.
Действующие лица
Константин Николаевич
Младшего брата Александра II, великого князя Константина Николаевича, консерваторы ненавидели больше других сподвижников императора. Они считали, что именно Константин из своего «змеиного гнезда» – Мраморного дворца в Петербурге – настраивал императора «погубить Россию», воодушевляя его на проведение реформ. Действительно, реформы рождались в спорах и обсуждениях различных проектов. Не миновали споры и царской семьи. И Константин оставался самым последовательным, самым ярым сторонником реформ. Он был моложе Александра на 9 лет (родился в 1827 году), но это не мешало их дружбе. В свое время Николай I решил, что Костя пойдет по морской части. Поэтому мальчик получил морское образование (его учителем был выдающийся мореплаватель и ученый Ф. П. Литке), стал отличным смелым моряком. В 17 лет Константин уже командовал бригом «Улисс», совершал плавания в дальние моря. Как и многие морские офицеры, он был разносторонне образован и талантлив, прекрасно играл на виолончели, рисовал. Местом, где чаще всего жил великий князь, был Большой дворец в Стрельне. Его подарил ему отец, император Николай еще в 1831 году, и тогда дворец получил название Константиновский. Дворец был великолепно отстроен архитектором А. И. Штакеншнейдером, украшен множеством произведений искусства. Здесь, как и в Мраморном дворце, куда семья великого князя перебиралась на зиму, часто устраивались спектакли, концерты и балы, в которых участвовали не только придворные, но и многие выдающиеся люди – писатели, музыканты. Великий Иоганн Штраус написал посвященную красивым окрестностям дворца кадриль «Терраса Стрельны» и для хозяйки сочинил вальс «Александра».
И хотя Константин был одних взглядов с Александром II, он порой проявлял излишнюю радикальность – в этом во многом сказывался его неуравновешенный, импульсивный нрав. Великий князь был не просто кадровым морским офицером, во всем блеске этого высокого в русском обществе звания, но и выдающимся морским министром, генерал-адмиралом. С именем Константина связано возрождение русского военно-морского флота, строительство нового типа кораблей – броненосцев. Первый из них Константин заказал в Англии, остальные начали строить в России. Он же впервые привлек к службе в Морском министерстве знаменитых писателей – А. Н. Островского, Д. В. Григоровича и И. А. Гончарова. Они писали записки о походах русских кораблей, а гончаровская книга очерков «Фрегат “Паллада”» даже пережила свое время.
После Манифеста 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян Константин возглавлял Главный комитет по устройству сельского хозяйства – ведущий орган аграрной реформы.
Волевой и решительный, Константин Николаевич не раз вдохновлял сомневающегося Александра II на продолжение преобразований. В 1866 году Константин подал государю записку о создании при Государственном совете, которым он руководил, совещательного органа из выборных от земства и городов, чтобы «донести голос сословий прямо до престола». И хотя проект Константина не был осуществлен, влияние его на императора сохранялось до самой смерти Александра II.
С приходом 1 марта 1881 года к власти Александра III все переменилось. Новый император по приезде в Зимний дворец сразу же, показывая на стоявшего на коленях и рыдавшего возле тела отца дядю Коко (домашнее прозвище Константина Николаевича), в гневе потребовал: «Выгоните отсюда этого человека, он сделал несчастие моего отца, омрачил его царствование». Да и раньше они, дядя и племянник, были антиподами во всем. Александр III не захотел терпеть рядом с собой этого либерала и «развратника». Дело в том, что Константин был несчастлив в браке с принцессой Фредерикой Саксен-Альтенбургской, ставшей в православии Александрой Иосифовной, и при живой жене, родившей ему шестерых детей (один из них – великий князь Константин Константинович, знаменитый поэт «К. Р.»), почти открыто жил с балериной Мариинского театра А. В. Кузнецовой, имея от нее двоих дочерей. Вторая семья великого князя жила в купленном для нее особняке, который позже, в 1891 году, цесаревич Николай Александрович выкупил у Кузнецовой и подарил своей возлюбленной балерине М. Ф. Кшесинской. Оскорбленный великий князь записал в дневнике, что «меня хотят выкинуть прочь, как старую, негодную перчатку!» В мае 1881 года он навсегда покинул свою жену и государственную службу и уехал с Кузнецовой и детьми в крымское имение Ореанду, где и жил до самой смерти в 1892 году.
И тем не менее принятие Манифеста и Положения было подлинным прорывом в политической и экономической жизни страны. А. И. Герцен в своем «Колоколе» выразил мнение прогрессивно мыслящего общества:
Первый шаг сделан!.. Александр II сделал много, очень много; его имя теперь уже стоит выше всех его предшественников. Он боролся во имя человеческих прав, во имя сострадания, против хищной толпы закоснелых негодяев и сломил их. Этого ему ни народ русский, ни всемирная история не забудут… Мы приветствуем его имя освободителя!
Б. Кустодиев. Освобождение крестьян.
Заглянем в источник
Правительство опасалось народных волнений. Э. П. Перцов писал, что «накануне 19 февраля было заготовлено в каждом съезжем доме (а их в Петербурге тринадцать) по нескольку возов, от двух до шести, розог. Полицейские, когда их спрашивали, зачем им вдруг понадобились розги в таком огромном количестве, не запинаясь, хотя и шепотом, отвечали: “Для сечения дворовых людей, которые перестанут слушать своих господ”».
В каждый съезжий дом была секретно введена рота солдат с заряженными ружьями под командой офицера, которому было приказано повиноваться полицейскому начальству и стрелять, в кого оно велит. Полиция созвала дворников со всех домов и приказала им наблюдать, чтобы ни внутри дворов, ни на улице перед домом не собиралось более трех человек и чтобы они подслушивали, не говорит ли кто об освобождении помещичьих крестьян, а также присматривали бы, не окажется ли у кого гостей более трех человек, хотя бы и за карточным столом, и обо всем этом немедленно давали бы знать надзирателю своего квартала. При этом полиция обещала 5 рублей за донос и 200 розог в случае, если о чем-нибудь из сказанного сама узнает мимо дворника». Впрочем, если в столицах отмена крепостного права не вызвала беспорядков, то в ближайшие два года они охватили всю страну. Крепостные крестьяне были недовольны условиями освобождения от крепости, а более – решением земельного вопроса. По стране было зафиксировано более тысячи бунтов, причем весной 1861 года в селе Бездна Казанской губернии произошло настоящее восстание, которое власти подавили вооруженной рукой.
Отмена крепостного права затронула огромную часть населения, разрушила столетиями установленную систему общественных отношений. Она повлекла за собой другие реформы в области управления, суда, армии, финансов, образования. Освобождение крестьян потребовало перемен в управлении на местах. С 1864 года в стране были введены земства – выборные местные учреждения, которые занимались хозяйственными вопросами. Земская реформа, разработанная министром внутренних дел П. А. Валуевым, предусматривала введение альтернативного помещичьему управления, хотя в земские начальники выбирали преимущественно дворян. Земства заведовали земскими имуществами и капиталами, раскладывали и собирали сборы, строили и содержали дороги, обеспечивали население продовольствием, содержали в деревнях больницы и школы, заботились о предотвращении эпидемий и эпизоотий. Землевладельцы, городские обыватели и крестьяне избирали уездные земские собрания, которых назначали земские исполнительные органы. Значение земства в русской жизни трудно переоценить, это были сильные ростки гражданского общества. Толпы крестьян шли в земство за помощью и в поисках справедливости и часто получали и то и другое. Земские врачи и учителя стали символом русской интеллигенции, самоотверженно отдававшей свои силы и знания народу.
В 1870 году было принято «Городовое положение», определившее черты нового общественного управления жизнью городов. В ведении выборных городских дум было избрание городского головы и членов городской управы, а также обширные дела по управлению городским хозяйством, благоустройство городов, забота о соблюдении противопожарной безопасности, норм санитарии, попечение о развитии торговли и промышленности, бирж и кредитных учреждений, а также больниц, благотворительных, просветительских организаций. «Городовое положение» привело к выходу русского города из средневекового состояния.
Люди больше всего жаловались на беззакония, царившие в судебной системе. С 1864 года, когда были утверждены новые Судебные уставы, началась судебная реформа, цель которой Александр формулировал как стремление создать «скорый, правый, милостивый, равный для всех» суд. Суд окончательно отделялся от администрации. Судья, назначаемый пожизненно, формально не зависел от произвола чиновников. Новый суд был гласным, он состоял из присяжных. В его основе лежала состязательность сторон, вводилось право на защиту и самостоятельная адвокатура. Мелкие дела единолично разбирал выборный мировой судья. Среди юристов появились талантливые судьи и адвокаты. Тогда особенно блистал юрист А. Ф. Кони. В 1877 году он выступал судьей на процессе революционерки Веры Засулич, которая ранила петербургского градоначальника Ф. Трепова. Суд присяжных оправдал Засулич, а публика ликовала. После этого процесса Александр II добился издания закона о слушании политических дел в особых присутствиях – без присяжных. Так впоследствии судили всех революционеров, в том числе и народовольцев, убивших самого императора. Но суд присяжных в России сохранился и со временем стал важнейшей чертой правосудия и законности.
«Петр Великий»
В 1869 году был заложен первый русский броненосец «Крейсер» (с 1872 года он носил название «Петр Великий»). Построен корабль был по проекту А. А. Попова на верфи Галерного острова в Петербурге, окончательно вступил в строй в 1877 году. Прототипом для него послужили американские мониторы (военный корабль с сильной артиллерией, предназначенный для операций у морских берегов и на реках. – Е. А.): посредине низкосидящего корабля возвышалась бронированная «цитадель».
Первоначально «Петр Великий» числился монитором, а в 1873 году стал называться броненосным кораблем. Долго был одним из лучших российских кораблей, отличался хорошей мореходностью, считался одним из сильнейших кораблей мира в своем классе, хотя в боях не участвовал. С 1906 года стал учебно-артиллерийским кораблем, в годы Первой мировой войны служил базой подводных лодок. Удивительно, но корпус первого броненосца дожил до 1959 года, когда был разобран на металлолом.
Разбитая в Крымской войне русская армия также остро нуждалась в преобразованиях, причем коренных. С 1861 года реформой армии занялся генерал Д. А. Милютин, ставший военным министром, а потом фельдмаршалом. Суть реформы вооруженных сил состояла в переходе от рекрутских наборов к всеобщей (всесословной) воинской повинности, изменении системы управления войсками, реорганизации военного министерства, создании новых учебных заведений, перевооружении армии и флота. Генералитет упорно и долго сопротивлялся переменам в армии – старая рекрутская система и николаевская школа подготовки войск казалась старым генералам незаменимой. Лишь в 1874 году удалось издать закон об отмене рекрутчины и об обязанности всех сословий служить в армии в течение 6 лет (на флоте – 7 лет). Одновременно на вооружении войск стало появляться современное стрелковое нарезное оружие; артиллерийские заводы стали лить пушки, которые были не хуже английских. В открытых новых учебных заведениях готовилось новое поколение образованных офицеров. Армия была переодета в новую униформу, более удобную, чем раньше. Она чем-то напоминала униформу американской армии времен Гражданской войны в США.
Флот нуждался в реформировании не меньше, чем сухопутная армия. Его предстояло возрождать, строить заново на паровой тяге, с новым вооружением и броней. В реформе флота несомненна заслуга великого князя Константина Николаевича, о котором шла речь выше. Он прекрасно знал нужды флота, был сторонником развития броненосных кораблей и создания быстроходных парусно-паровых крейсеров для операций в океане. Россия не оставляла идею борьбы с Британией в Мировом океане. Возрождение флота в 1860-е годы началось с создания мониторов – низкосидящих в воде броненосцев. Благодаря усилиям Константина и других адмиралов корабли вооружались нарезной артиллерией, развивалось минное дело, ставили опыты с подводными лодками. Однако строительство флота шло медленно – не хватало денег. Так, сооружение знаменитого броненосца «Петр Великий» затянулось на 8 лет!
В 1864 году было принято «Положение о начальных народных училищах».
Этот документ определил новую систему начального и среднего образования. Начальные земские училища давали элементарное образование, затем шли всесословные семиклассные мужские гимназии, которые делились на гуманитарные (классические) и технические (реальные). Гимназисты классических гимназий без экзаменов поступали в университеты, а реалисты – в технические институты. Причем в становлении среднего образования шла упорная борьба. Министр народного просвещения Д. А. Толстой был сторонником классического образования и считал вредным преподавание естествознания и других естественных наук. В конечном счете его взгляды закрепились в принятом в 1871 году гимназическом уставе. Зато реформа университетов, благодаря А. В. Головину, была проведена в либеральном духе. Устав 1863 года возрождал уничтоженную в николаевское время автономию университетов, устанавливал при замещении должностей и кафедр главным принципом выборное начало. В университетах даже вводился независимый суд для универсантов.
Как часто бывало в России – многонациональной стране, – реформы привели к обострению национальных проблем. Смягчение Александром II прежней политики репрессий в Польше, амнистия польским политическим заключенным не только не умиротворили Польшу, но привели к усилению освободительного движения. В 1863 году началось вооруженное восстание, которое с трудом удалось подавить расстрелами и виселицами генерал-губернатору Вильно М. Н. Муравьеву, получившему прозвище «Вешатель». О его зверствах в Польше помнили долгие годы. Но Польша была «укрощена» вооруженной рукой и подчинилась русскому владычеству.
Заглянем в источник
Бои польских повстанцев с правительственными войсками были упорными, кровопролитными и неравными: противопоставить регулярной армии что-либо, кроме мужества, поляки не могли. Вот цитата из статьи в газете «Северная пчела» от 8 июня 1863 года:
«При местечке Томашеве. В м. Томашев, занятое сильною партиею инсургентов, была двинута из Замосцья подвижная колонна, при которой состояло одно орудие… По прибытии к Томашеву из отряда были высланы две сотни казаков, которые обложили местечко справа и слева. Чтобы привести мятежников в смущение и облегчить пехоте возможность выбить их из Томашева, было произведено из орудия два выстрела обыкновенными гранатами в дома, занятые мятежниками под казармы, от одного из этих выстрелов загорелась казарма. Затем, когда значительная часть мятежников бросилась по юзефовской дороге, они наткнулись на штуцерный казачий взвод, остановились и завели с ним перестрелку. Из орудия сделан был еще один выстрел обыкновенною гранатою, от разрыва которой они разбежались и направились к таможне с целью пробиться к австрийской границе, но встреченные там казаками, мятежники почти все погибли; оставшиеся в казармах надеялись удержаться, но пехота взяла казармы штурмом и уничтожила мятежников».
Так случилось, что эта заметка попалась мне в тот момент, когда я собирал материал по русско-польской войне времен императрицы Анны Иоанновны. И в газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 28 февраля 1734 года описывается стычка польских повстанцев и русских войск под местечком Корселец: польские стрелки были атакованы казаками, которые хитростью вызвали огонь поляков, а потом внезапно повернули назад, тем самым прибегнув к известному приему кочевников – заманить противника ложным отступлением. И в это время поляки не заметили, что «российский подполковник мост при мельнице сломал и им дорогу в лес, откуда они вышли, пресек», а казаки «все места, где убежать можно было, захватили, отчего (поляки) напоследок принуждены были в житницу уйти». Казаки и драгуны, окружив житницу со всех сторон, здание подожгли, «причем не хотевших сгореть от казаков копьями были переколоты. Еще ж там примечено было, что два стрелка, увидя своих товарищей заколотых, перекрестясь, опять в огонь побежали и в оном с своими товарищами сгорели». Между двумя статьями прошло 129 лет! Изменился формат, шрифт газет, язык, на земле сменили друг друга четыре-пять поколений русских и поляков, а отношение к полякам и Польше не изменилось. Если бы на сопоставлении 1734 и 1863 годов можно было закончить эту кровавую летопись…
После крымского поражения внешнюю политику приходилось строить заново. Ведь Россия была побежденной стороной, и заключенный после Крымской войны Парижский мир 1856 года унизил страну, лишив ее флота на Черном море. «Венская система» во главе с Россией, созданная некогда императором Александром I, разрушилась сама собой. Приходилось кардинально пересматривать все привычные начала внешней политики, что было горько, но необходимо. Своим первым циркуляром новый министр иностранных дел князь А. М. Горчаков уведомил все державы, что Россия снимает с себя моральные обязательства перед членами «Священного союза» и сосредоточивается на «развитии внутренних сил страны».
Это не было шагом к самоизоляции. Наоборот, Горчаков пытался найти для России союзников. Сделанная им ставка на Францию оказалась несостоятельной, поэтому после поражения французов в войне с Пруссией в 1870 году России пришлось искать дружбы с недавно образованной Германской империей и Австро-Венгрией. Для этого в 1873 году был заключен так называемый Союз трех императоров (Вильгельма I, Франца-Иосифа и Александра II), но все же это не упрочило положения России в мире.
Светлейший князь Александр Михайлович Горчаков (1798—1883), лицеист и друг А. С. Пушкина, был опытным дипломатом, сделавшим карьеру на службе в посольствах России в европейских странах. Роль Горчакова в дипломатическом возрождении России после позора Крымской войны была огромна. Он умел быть смелым и настойчивым, твердым, но не грубым, имел хорошие личные отношения со многими государственными деятелями Европы, в том числе и с Бисмарком. Он искал для России союзников, и главной целью политики Горчакова стал пересмотр Парижского мира, чего он в конечном счете и добился. Горчаков ушел в отставку в 1879 году глубоким стариком. Он был непростым человеком, оригинальной личностью, оставившей яркий след в истории русской дипломатии.
При Александре II закончилась полувековая Кавказская война. Шамиль, несмотря на весь его государственный талант, мудрость вождя, умение сделать невозможное – объединить в борьбе с русскими многие веками враждовавшие горские народы и племена, не смог справиться с огромной силой России. Выросло новое поколение русских офицеров и генералов, научившихся отлично воевать в горах. Среди них были настоящие «кавказцы», хорошо знавшие природу гор и психологию горцев. Особенно прославились полковник барон Григорий Засс и выходец из донских казаков генерал Яков Бакланов, наводивший ужас на горцев. Они взяли на вооружение тактику горцев, хорошо поставили разведку и действовали на опережение, не давая горцам даже собраться в отряды для набега, заодно сжигали и грабили «немирные» аулы.
Заглянем в источник
По словам мадам Дрансе, попавшей к горцам в заложницы, горский вождь был человеком «высокого роста, черты лица его спокойны, не лишены приятности и энергии. Шамиль похож на льва, находящегося в спокойном положении. Русая и длинная борода его много придает величественности его осанке. Глаза его се ры и продолговаты, но он держит их полуоткрытыми, на восточный манер. Губы у него алы, зубы очень красивы, руки малы и белы, походка тверда, но не медленна; в нем обнаруживает человека, облеченного высокой властью».
Большим знатоком горцев слыл фельдмаршал князь А. И. Барятинский. Начав карьеру на Кавказе в 1845 году, он прославился отчаянной храбростью и в 1856 году стал главнокомандующим Отдельным кавказским корпусом. После множества неудачных попыток победить Шамиля Барятинский применил тактику давления на территорию имамата с трех направлений, что не позволило Шамилю наносить концентрированные удары по силам русских. Окруженный в 1859 году в селении Гуниб, Шамиль 26 августа сдался на милость победителя. В этот день с курьером на Симферопольскую телеграфную станцию была доставлена короткая телеграмма Барятинского царю: «Гуниб взят. Шамиль в плену и отправлен в Петербург». Война, унесшая 77 тыс. русских жизней и сотни тысяч жизней горцев, завершилась. Пленного Шамиля поселили в Калуге.
Летом 1861 года в Царском Селе Шамиля принимал император Александр II. Шамиль поздравил царя с освобождением русского народа от рабства и попросил, чтобы его отпустили совершить хадж в Мекку, но император отказал. Второй раз он попросился в Мекку в 1866 году, когда присутствовал на свадьбе наследника престола Александра Александровича. Чтобы убедить царя в том, что он вернется, Шамиль вместе с сыновьями принял российское гражданство, ему было даровано потомственное дворянство. Наконец, в 1868 году ему разрешили хадж, и вместе с сыновьями он двинулся в путь. Он посетил Мекку и Медину, там он и умер 4 февраля 1871 года. Похоронен он в Медине. Старший сын Шамиля, Гази-Магомед, в Россию из хаджа не вернулся и с началом Русско-турецкой войны возглавил турецкую дивизию, отличился при осаде Баязета, стал потом маршалом турецкой армии и умер в Медине в 1902 году. Другой сын Шамиля, Магомед-Кемаль, тоже служил в турецкой армии, стал также маршалом, дожил до 87 лет и умер в 1951 году.
Неудачи в борьбе за Проливы привели к тому, что с середины XIX века Россия стала уделять особое внимание своим владениям на Дальнем Востоке. В 1849 году была организована Амурская экспедиция, которой руководил адмирал Г. А. Невельской. Он обосновался в устье Амура, вел большую картографическую работу, которая позволила достаточно точно установить границу с Китаем. По Айгунскому договору с Китаем 1858 года к России отошел Амурский край, а по Пекинскому миру 1860 года – Уссурийский край. В 1860 году в бухте Золотой Рог основали военный пост Порт-Мэр, переименованный потом во Владивосток. Такое вызывающее название городка с населением 200 жителей говорило об амбициозных планах России в этом районе (вспомним название другого города – Владикавказ, то есть «владею Кавказом»).
Еще активнее Россия действовала в Средней Азии. Завоевание Кокандского и Хивинского ханств и Бухарского эмирата тянулось много лет – с 1863 по 1881 год. Инициатива походов исходила от военных, обещавших царю одним ударом покорить «азиатцев». Их противниками выступали дипломаты, опасавшиеся осложнений отношений с Англией из-за столкновения русско-английских колониальных интересов на подступах к британской Северной Индии. Победила точка зрения военных.
Легенды и слухи
Навечно ли мы продали Аляску?
Продажа Аляски вызывает до сих пор массу слухов и легенд. До 1967 года говорили, что Аляска была продана только на сто лет. Многие считают, что при покупке Аляски американцы давали русским чиновниками гигантские взятки и т. д. Что же было на самом деле? Подписав договор о продаже Аляски, США обещали России выплатить 7,2 млн долларов в течение 10 месяцев. Срок подходил к концу, денег не было, а в Америке разворачивался грандиозный скандал – палата представителей проголосовала за импичмент президента-демократа Эндрю Джексона, при этом начиналась очередная предвыборная кампания. Бурлила и пресса. Как сообщал русский посланник в Вашингтоне барон Стекль, «вся пресса высказывалась против этого территориального приобретения. Газеты всех направлений заявляли, что Соединенные Штаты, которые обладают территорией, способной прокормить население численностью в 200 миллионов, не имеют никакой необходимости расширять свои границы за счет районов, лишенных ресурсов и не подходящих для сельского хозяйства, особенно в момент, когда страна обременена колоссальным долгом» – следствием Гражданской войны. Но Стекль явно передергивал – подобные взгляды в прессе не были преобладающими. И демократы и республиканцы во главе со своим лидером Стивенсом стояли за покупку Аляски. Стекль сознательно сгущал краски и убеждал Петербург, что необходимо дать взятки лидерам конгресса и крупным чиновникам, чтобы договор о продаже Аляски беспрепятственно прошел через Сенат.
Александр II, живший в реальном мире, одобрил намерения посланника дать взятку представителям высшей администрации. В итоге Россия получила за Аляску не 7,2 млн долларов, а 7,035 тыс., т. е. на взятки у Стекля ушло 165 тыс. долларов – сумма по тем временам огромная. Естественно, ему верили на слово – ведь расписок в получении взяток ему никто из американцев не давал. Между тем известно, что он заплатил только адвокату Уокеру за ведение дела в конгрессе необыкновенно большую сумму – 20 тыс. долларов, а лидеру республиканского большинства в палате представителей Стивенсу 10 тыс. долларов, хотя все знали, что Стивенс, несмотря на свою ненависть к президенту Джонсону, был и так двумя руками за присоединение Аляски. Словом, Стекль, кроме наградных, полученных из Петербурга, скорее всего, прикарманил не менее 100 тыс. долларов из суммы, заплаченной за Аляску, после чего он вышел в отставку с русской службы и благополучно исчез на просторах Германии, откуда он был родом.
В. Верещагин. Апофеоз войны.
Начатые завоевательные походы оказались трудными и кровопролитными. В итоге независимость Коканда была ликвидирована, а Хива и Бухара попали под русский протекторат. В 1881 году с боем удалось овладеть и ключевой туркменской крепостью Геок-Тепе. Россия, окончательно отказавшись от заморских колоний (в 1867 году состоялась продажа Аляски США), создавала свою огромную континентальную империю, тянувшуюся через всю Евразию от Балтики до Тихого океана.
Эта война 1877—1878 годов, вопреки ожиданиям прибывшего в армию Александра II и его генералов, оказалась жестокой и кровопролитной. Как и в Гражданской войне в США, здесь проявилось явное отставание тактических построений военных, привыкших воевать как во времена малоэффективного гладкоствольного оружия, от быстрого прогресса творческой мысли оружейников и развития металлургии и металлообработки. Поэтому войны 1860—1870 годов были исключительно кровопролитными. Ярче всех это выразил в своих картинах очевидец Русско-турецкой войны художник Верещагин.
Но сначала армия, поднятая в поход во имя освобождения восставших против турок балканских славян, форсировав Дунай, быстро продвигалась вперед. Румыны и болгары встречали ее с цветами. С боем выбив турок с Шипкинского перевала, русские полки открыли себе дорогу на Стамбул. Однако неожиданно с запада (из Сербии) начала наступление турецкая группировка Осман-паши. Она заняла ключевую крепость Плевну и стала угрожать тылам русских. Трижды наши полки штурмовали Плевну, неся огромные потери. Пришлось перейти к осаде. На Шипке турки яростно штурмовали перевал, стремясь уничтожить засевших там русских и болгар. С наступлением зимы на Шипке замерзло почти 10 тыс. попавших там в блокаду русских солдат! Тяжело было и туркам в Плевне, и наконец Осман-паша сдал крепость.
Потери армии были так велики, а война столь тяжела, что бывший в походе император Александр в отчаянии писал Екатерине Долгорукой: «Господи, помоги нам окончить эту войну, обесславливающую Россию и христиан. Это крик сердца, который никто не поймет лучше тебя!»
В декабре 1877 года армия генерала И. В. Гурко, выступив из Плевны по обледенелым горным дорогам, в дождь и снег перешла Балканы и заняла Софию. М. Д. Скобелев разблокировал осажденный отряд на Шипке. В январе 1878 года армия Скобелева достигла местечка Сан-Стефано в нескольких километрах от Стамбула. Начались переговоры. По условиям мира балканские страны получили независимость, позже несколько урезанную на Берлинском конгрессе 1878 года.
1866 год считается важным этапом в истории Великих реформ. В это время усилилось сопротивление консерваторов, которые особенно воспряли духом после покушения Дмитрия Каракозова на Александра II в начале апреля 1866 года возле Летнего сада. Начатые в стране реформы взбаламутили общество. Одни люди с радостью приветствовали их, другие негодовали, глядя на крушение освященных веками устоев. Обиженными и обделенными земельной реформой считали себя и помещики, и крепостные крестьяне. Дело в том, что согласно «Положению о крестьянах», помещичьи земли по-прежнему находились в их собственности, а крестьяне, получая свой надел, были обязаны выплачивать деньги или отбывать рабочую повинность. Это положение уже не называлось крепостным, но «временнообязанным». За неподчинение помещику крестьян, как и прежде, пороли розгами. «Положение» предусматривало лишь постепенное юридическое оформление новых отношений помещиков и крестьян. Суть его состояла в том, что помещики оказывались в более выгодном положении, чем крестьяне. Государство выплачивало помещику стоимость выделенной крестьянам земли, а для крестьян выделяло ссуду, чтобы эти земли купить. Но потом крестьяне в течение 49 лет были обязаны ссуду погасить, внося ежегодно (да еще с процентами) «выкупные платежи».
Большинство помещиков не смогли приспособиться к новой экономической реальности и роптали на свое положение, считая, что плата за землю, введенная вместо оброка или барщины, для них мала. Уделом крестьян стала бедность, причем сохранялось общинное земле владение, которое не позволяло вести собственное хозяйство. Крестьяне считали платежи за землю несправедливыми и с завистью посматривали на обширные помещичьи земли, требуя часть их для себя. По стране прокатились многочисленные крестьянские бунты – за два года их было более тысячи. Часть «нигилистов»-радикалов думала, что наступил момент для восстания против самодержавия, по стране стали распространяться прокламации с призывами к насилию. Власти почти сразу же прибегли к репрессиями: начались аресты авторов и распространителей прокламаций, была ограничена свобода слова. В 1862 году были закрыты журналы «Современник» и «Русское слово». Стало ясно, что реформы не встретили всеобщей поддержки в стране. Многие либералы начали разочаровываться в действиях власти, которая (как им казалось) проявляла медлительность и непоследовательность при осуществлении преобразований. Однако император Александр II не отступал, и после нескольких лет колебаний и сомнений в 1878 году он начал последний этап реформ. Главным лозунгом либералов (и в первую очередь земцев) стало требование введения конституции. Александр колебался, но все же склонялся на сторону реформаторов. Идея конституционного устройства России активно обсуждалась в правительстве. Все это происходило в обстановке террора народовольцев, развязанного ими против императора. Главой правительства в 1880—1881 годах был граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов (1825—1888) – боевой генерал, опытный администратор, ловкий политик. Александр II испытывал к нему глубокую симпатию, доверил ему руководство чрезвычайным органом власти – Верховной распорядительной комиссией и поставил перед ним две задачи: твердой рукой обуздать террористов и подготовить конституционную реформу. Вторую задачу Лорис-Меликов решал успешнее первой. Рассмотрев проекты реформы, подготовленные им, 1 марта 1881 года Александр сказал окружающим, что сегодня он сделал «первый шаг к конституции». Согласно легенде проект будущей конституции России лежал у него на столе. Но в тот же самый день императора убили террористы. России опять не повезло.
Народничество, возникшее в конце 1860-х годов, спустя десятилетие переживало кризис. Провалилась попытка народников вести революционную пропаганду среди крестьян. Народ, который так превозносили народники, дружно сдавал агитаторов в полицию. В среде революционеров начались жаркие споры о будущем революционной борьбы. Эти споры проходили на конспиративных квартирах, под видом дружеских вечеринок.
Заметки на полях
История «охоты на царя» поражает нас своеобразным трагическим, роковым несогласованием. Бесспорно, народовольцы были фанатиками, слепо идущими к своей цели – убийству царя. Но при этом они оставались честными, бескорыстными людьми. Никто из народовольцев не мечтал о власти, не рвался к ней с бомбой в руках, да и партия их была создана только для организации терактов. И цели народовольцев были благородны и конкретны: введение парламентского строя и гарантии основных свобод. Так случилось, что в том же направлении, к свободам и конституции, двигался и Александр II. Убив его, народовольцы не достигли своей цели (народ безмолвствовал), но тем самым они не дали царю довести до логического конца (конституция и парламент) и свои политические реформы.
Заглянем в источник
Исполнительный комитет партии «Народная воля» 10 марта 1881 года обратился к Александру III с письмом, начав его словами:
«Ваше величество! Вполне понимая то тягостное настроение, которое Вы испытываете в настоящую минуту, Исполнительный комитет не считает, однако, себя вправе поддаваться чувству естественной деликатности, требующей, может быть, для нижеследующего объяснения выждать некоторое время. Есть нечто высшее, чем самые законные чувства человека: это долг перед родной страной, долг, которому гражданин принужден жертвовать и собой, и своими чувствами, и даже чувствами других людей».
И далее народовольцы утверждают, что кровавая трагедия на Екатерининском канале – не случайность и не неожиданность, что совершенное Гриневицким и другими – не действие «шайки злодеев», что, выловив одних революционеров, власть не остановит движение. На место повешенных придут новые люди, ибо «революционеров создают обстоятельства, всеобщее неудовольствие народа, стремление России к новым общественным формам. Весь народ истребить нельзя, нельзя и уничтожить его недовольство посредством репрессалий: неудовольствие, напротив, растет от этого. Поэтому на смену истребляемым постоянно выдвигаются из народа все в большем количестве новые личности, еще более озлобленные, еще более энергичные».
У России два возможных пути: «или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу. В интересах родной страны, во избежание напрасной гибели сил, во избежание тех страшных бедствий, которые всегда сопровождают революции, Исполнительный комитет обращается к Вашему величеству с советом избрать второй путь».
Для этого необходимо два условия: общая политическая амнистия и «созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями… Наша партия, со своей стороны, безусловно подчинится решению народного собрания, избранного при соблюдении вышеизложенных условий, и не позволит себе впредь никакого насильственного противодействия правительству, санкционированному народным собранием. Итак, ваше величество, решайте. Перед Вами два пути. От Вас зависит выбор».
Новый император Александр III сразу же сделал выбор: он сошел с пути западнических преобразований отца в сторону репрессий, националистического и авторитарного, как тогда писали, «теплого народного самодержавия». В революционное же движение, понесшее страшные потери, действительно пришли другие люди, с иным мировоззрением, иными целями. Как известно, они «пошли своим путем»: партия как секта, демагогия, вранье о так называемой «гегемонии диктатуры ролетариата». И все ради захвата власти, а уж там как получится – все средства хороши, только чтобы удержаться наверху.
Когда в 1878 году суд присяжных оправдал террористку Засулич, то у части революционеров возникла иллюзия, что их поддерживает народ и нужно только подтолкнуть революцию убийством царя. Партия «Земля и воля», имевшая разветвленную сеть по всей стране и даже свою печать, в августе 1879 года раскололась: сторонники мирной пропаганды объединились в партию «Черный передел», а сторонники террора стали партией «Народная воля», которая вынесла «приговор» царю и приступила к его осуществлению. Впрочем, в первый раз в царя стрелял в 1866 году Каракозов, через год в Париже Александра II пытался убить поляк А. Березовский.
Княжна Е. М. Долгорукая-Юрьевская.
Легенды и слухи
Тайный брак императора
Канва этого потрясшего покой царской семьи романа довольно проста. В 1866 году 47-летний император завел себе очередную любовницу – а они стали регулярно появляться у него с начала 1860-х годов. На этот раз избранницей государя стала 17-летняя княжна Екатерина Михайловна Долгорукая. Через год выяснилось, что это не просто адюльтер, а глубокое и сильное чувство, внезапно поразившее немолодого государя. Долгорукая стала в сумерках приходить в Зимний дворец, открывала своим ключом дверь, входила в апартаменты, принадлежавшие некогда Николаю I, и там ждала своего возлюбленного…
Как бы разгневался отец Александра император Николай I, увидев, что его сын, как будто в насмешку над ним, хранителем семейной морали Романовых, избрал местом любовных встреч с девицей именно его комнаты! Николай считал, что морганатические браки оскверняют трон. Да и сам Александр в 1865 году, незадолго до начала своего романа, поучал сына Сашу (будущего императора Александра III): «Не давай разрешения на морганатические браки в твоей семье – это расшатывает трон… В нашей семье не было ничего серьезней гостиных интрижек». И вот такое произошло с ним самим! В чем же дело? Чем покорила государя молоденькая смолянка?
Возможно, она привлекла его именно своей юной невинной чистотой. Известно, что как-то, посетив Смольный, государь увидал Екатерину Долгорукую, которую знал с 10-летнего возраста, и был поражен расцветшей красотой девушки. Он помнил ее еще девочкой, которая смело сидела у него на коленях, когда он как-то раз посетил имение ее родителей под Полтавой… А дальше – достаточно намека, и в дело вступили придворные сводники. Дама, вхожая ко двору и в дом Долгоруких, организовала «случайную» встречу царя с княжной в Летнем саду, потом еще где-то… А Екатерина все не понимала, как же можно без любви? И потом – ведь это сам государь, особа священная… Словом, в отличие от других женщин, она не сразу подпала под его чары. Удивленный странным упорством девицы, император вдруг всерьез ею заинтересовался, взглянул на нее другими глазами и увидел в ней личность, человека… Увлекшись ею всерьез, государь, как юный корнет, стал страстно искать с Екатериной свиданий в парках и иных уединенных местах, потом тронул ее какой-то своей внутренней беззащитностью (или сыграл удачно) и так постепенно завоевал ее любовь. В первую их ночь в июле 1866 года во дворце Бельведер, что под Петергофом, император якобы сказал Екатерине: «Увы, я сейчас несвободен. Но при первой же возможности я женюсь на тебе, ибо отныне я навеки считаю тебя своей женой перед Богом». Он сдержал слово.
Ждать «первую возможность» пришлось 14 лет, до весны 1880 года, когда умерла жена Александра II императрица Мария Александровна. Все эти годы она с необыкновенным достоинством и смирением несла свой крест, не устраивая скандалов и не упрекая неверного мужа. Даже тогда, когда, вернувшись в конце 1877 года с Русско-турецкой войны, он поселил Долгорукую над своими покоями в Зимнем дворце, так что его жена, государыня Мария Александровна, могла слышать, как над ее головой бегают побочные дети ее мужа. Это отравляло ей некогда счастливую и спокойную жизнь. Много лет спустя ее сын Александр III, когда в одном разговоре зашла речь о канонизации в России, вдруг воскликнул, что если кто-то достоин причисления к лику святых, так это его мать! Его понять можно – вся семейная трагедия разворачивалась на его глазах.
Неизвестно, что стало причиной такого грустного финала некогда лучезарного брачного союза юной (она родилась в 1824 году) принцессы Гессен-Дармштадтской Максимилианы Вильгельмины Августы Софии Марии и цесаревича Александра Николаевича, родивших в горячей любви шестерых детей. Эта любовь вспыхнула с первого взгляда в 1837 году в Дармштадте, куда приехал 23-летний Александр и впервые увидел эту прелестную 15-летнюю девочку. Родители Александра, получив письмо сына с просьбой одобрить его выбор, неохотно пошли навстречу своему влюбленному сыну. Все давно знали, что девочка эта была не родной дочерью великого герцога Гессенского Людовика II, а плодом тайной любви его супруги герцогини Вильгельмины и придворного кавалера. Однако они дали согласие и в 1840 году сыграли пышную свадьбу Александра и Марии Александровны – так стали называть молодую супругу наследника. Молодые долго жили счастливо. Но к моменту встречи императора с Екатериной Долгорукой его брак с Марией давно «омертвел». Возможно, что в жене он уже не видел того, что нашел в юной Екатерине как в женщине (известно, что существовали эротические рисунки императора с изображением Екатерины). Став императрицей, Мария Александровна оказалась в плену неизменного придворного этикета, сделалась рабой внешних привычек, ритуала. Между тем жизнь Александра II стала другой. Начатые им Великие реформы изменили все его существование. Он с головой погрузился в пучину проблем, которые не давали ему покоя ни днем, ни ночью. При этом оказалось, что император одинок в своей семье. Мария Александровна, занятая привычными придворными делами, часто больная и унылая, не могла ничем помочь ему. Погруженная в придворные и семейные дела, проникнутая глубоким религиозным чувством, она была далека от государственных проблем, терзавших государя. Так незаметно она осталась за пределами того мира, в котором бурно жил теперь ее муж, а также его брат Константин. И тут, начав роман с Екатериной Долгорукой, он неожиданно для себя встретил понимание и отклик…
Некоторые современники утверждали, что царь смотрит на мир глазами Долгорукой, говорит ее словами. Но, кажется, дело обстояло сложнее. Александру был нужен слушатель, живой, сопереживающий ему человек. И княжна Долгорукая постепенно вошла в суть многих дел, которые волновали государя, выслушивала его, задавала вопросы, высказывала свое мнение. Если в чем-то царь и повторял мысли своего «карманного советника», то это были его же собственные мысли, усвоенные ею ранее от него! К тому же Долгорукая жила уединенно, вся ее семья кроме, пожалуй, сестры, от нее демонстративно отвернулась, поэтому царь знал наверняка, что за спиной Екатерины не стоял влиятельный клан алчных родственников-интриганов и хитроумных сановников.
Так, с годами, Екатерина и царь становились все ближе и – в равной степени – остро необходимы друг другу. Из многочисленных поездок Александр слал ей каждый день письмо (а то и не одно в день, а два-три). Всего их сохранились тысячи три! Письма императора к Долгорукой неформальны, нефальшивы, и в них порой резко пробивается нечто неординарное, наболевшее, плоды его долгих и мучительных размышлений и страданий.
Александр II, находясь на вершине власти, был убежден, что он, как и каждый человек, может иметь свою, закрытую от всех прочих людей жизнь, свой, недоступный для других частный мир. Но в этом-то он как раз заблуждался: ведь всякий правитель живет на виду, и каждый его шаг, жест, слово замечают, обсуждают, превращают в событие, облекают сплетнями. Его связь с Долгорукой, свидания, тайные поездки вместе с ней, встречи за границей и в Крыму быстро стали секретом Полишинеля, вызвали страшное смятение, печаль, возмущение в его собственной, раньше столь дружной семье. Особенно удручен был наследник, цесаревич Александр Александрович. Человек простой, но прямой, честный, добрый, он искренне любил отца, восхищался им и поэтому не смел осуждать поступки государя и батюшки. При этом он мучительно переживал за мать, которая чувствовала себя униженной и брошенной. Она якобы сказала в конце жизни: «Я прощаю оскорбления, наносимые мне как императрице. Но я не в силах простить мучений, причиняемых супруге».
Естественно, что в глазах Александра Александровича Долгорукая была главной виновницей всех бед матери и семьи. Как-то раз Долгорукая присутствовала в Петергофском дворце как фрейлина и танцевала на балу. Император Александр не дождался конца танцев и, когда начался котильон, сел в экипаж. Его провожал наследник Александр Александрович. Затем цесаревич вернулся в зал и между танцующими парами прошел к эстраде, на которой играл оркестр Преображенского полка. Современник пишет:
«Несмотря на то, что среди танцующих была и цесаревна Мария Федоровна, он (Александр Александрович. – Е. А.) громким голосом крикнул: – Спасибо, преображенцы! Домой! – Танцы резко оборвались. Наследник удалился с цесаревною во внутренние покои, смущенные гости поспешно разъехались».
Вероятно, в этот момент наследник не мог вынести даже мысли, что эта женщина, принесшая им, и особенно матери, столько горя, может тут весело танцевать вместе с порядочными людьми. Своим резким поступком – прервав бал – будущий царь показал свое отношение к факту участия в официальных придворных празднествах фаворитки своего отца.
Многие люди не понимали, как важна для царя связь с этой женщиной и почему он так решительно ее защищает. Попытки коснуться этой болезненной темы Александр II всегда резко пресекал, ибо для него это было грубейшим вмешательством в его личную и, как он думал, запретную для всех остальных частную жизнь. В апреле 1872 года Екатерина родила в Зимнем дворце сына Георгия, а следом, в 1873 году, дочь Ольгу. Рождение детей было для Долгорукой и радостью, и печалью: отец любил их, часто играл с ними, но ведь они считались бастардами. При этом Александр гордился сыном, говорил, что в этом мальчике много русской крови – такая редкость для Романовых! Но в 1874 году статус бастардов – Георгия и Ольги – резко изменился. В указе императора Сенату от 11 июля 1874 года им было даровано дворянство, «княжеское достоинство с титулом светлейших». Получили они и фамилию – Юрьевские. Фамилия эта происходила от имени Георгий, или Юрий. Позже, в 1876 году, родился умерший в младенчестве Борис, а в 1877 году – дочь Екатерина.
Сама же Долгорукая стала княгиней Юрьевской только после того, как весной, 20 мая 1880 года, умерла Мария Александровна. Бесспорно, супруг был жесток и даже бессердечен с ней до конца. Даже в последние дни жизни Марии Александровны, когда она уже не вставала и всем было видно, что она умирает, Александр тем не менее каждый вечер покидал дворец и уезжал ночевать в Царское Село, где ждала его Долгорукая и дети. В одну из таких ночей Мария Александровна так тихо ушла из жизни, что этого даже не заметила задремавшая у ее постели сиделка. Императрица как будто чувствовала, что муж только и ждет ее смерти, чтобы узаконить свои отношения с Долгорукой.
Так это и было. Брак с Марией Александровной казался императору тюрьмой. Уже после венчания с Екатериной он сказал: «О, как долго я ждал этого дня. Четырнадцать лет. Что за пытка! Я не мог ее больше выносить, у меня все время было чувство, что сердце не выдержит более этой тяжести». Шестого июля 1880 года, когда еще не закончился 40-дневный траур, государь обвенчался с Долгорукой в Царском Селе. Как и в своих отношениях с Марией Александровной, которая для него была в тягость, но с которой он жил-таки под одной крышей, в отношениях с Екатериной император не был последователен. Он так спешил узаконить перед Богом свой брак, что пренебрег церковным 40-дневным траурным обычаем, но при этом венчался тайно, в присутствии всего лишь нескольких человек (среди них не было ни наследника престола, ни его жены), будто он стыдился своего поступка. Есть и другая странность: в тот же день он подписал указ Сенату о присвоении княжне Долгорукой в связи со вступлением в брак «имя княжны Юрьевской с титулом светлейшей». Зачем это? Ведь она вступала в законный брак с императором и становилась не Юрьевской, а некоронованной, но женой государя из рода Романовых. Впрочем, возможно, император хотел сохранить свой брак в тайне до момента предполагаемой коронации Екатерины. Он приказал навести справки о короновании Петром Великим Екатерины Алексеевны в мае 1724 года – это был первый и последний случай, когда правящий самодержец короновал свою супругу.
Придворные, получавшие приглашения на чай к молодоженам, были изумлены той фамильярностью, с которой Долгорукая обращалась к государю. И вообще, манеры Юрьевской показались им вульгарными, провинциальными, как и ее наряды. Возможно, отчасти так и было. Ведь Екатерина после Смольного почти все годы провела в изоляции, вдали от светских салонов. Она так и не успела «обтесаться» там, приобрести лоск безупречно воспитанной придворной дамы. Но, может быть, в этом и заключались для царя ее достоинства: не приобретя салонного лоска, она не стала фальшивой. В общении с Александром в присутствии других она была, вероятно, так же проста, как и без них. А это коробило придворных, привыкших к довольно жестким нормам ритуала, который, как известно, распространялся даже на обычное чаепитие на «собственной половине» царской семьи.
Кажется, что царь спешил с оформлением бумаг не зря: годы, тяжесть короны делали свое разрушительное дело, да и охота, которую устроили на него террористы, была в самом разгаре. Летом 1880 года он подписал указ о выделении капитала для детей, который мог бы обеспечить их будущее. Как бы предчувствуя свою гибель и зная отношение сына и наследника Александра к княгине Юрьевской, он просил его не оставлять жену и детей без защиты в случае его, императора, гибели. Вместе с тем известно, что Александр хотел передать трон наследнику Александру III и уехать вместе с Екатериной и детьми во Францию, купить виллу в Ницце и там, на свободе, встретить старость и смерть… Впрочем, в указе Сенату о присвоении Екатерине Юрьевской, а также детям от нее (Георгию, Ольге и Екатерине) титула светлейших сказано, что титул этот имеют право получить и те дети, «которые могут родиться впоследствии». Значит, царь думал о своем с Екатериной семейном будущем…
1 марта 1881 года государь, как гласит легенда, якобы пообещал Екатерине, что после развода караула в Михайловском манеже он вернется во дворец и они отправятся гулять в Летний сад. Она ждала мужа, уже одетая для прогулки, как вдруг услышала вдали взрыв… Этот взрыв погубил императора и их будущее, их жизнь. Юрьевская какое-то время жила в Петербурге, а потом уехала за границу, в ту самую Ниццу, о которой они мечтали с Александром. Ее жизнь тянулась еще долго-долго, до 1922 года.
Однако с 1879 года народовольцы открыли уже настоящую охоту на царя. В том же году на Дворцовой площади в него пять раз выстрелил А. К. Соловьев, но Александр, как профессиональный военный, уклоняясь на бегу от пуль влево-вправо, сумел спастись. Осенью того же года под Москвой царский поезд проехал над бомбой, подложенной под полотно, незадолго до ее взрыва. Пятого февраля 1880 года Степан Халтурин взорвал столовую в Зимнем дворце в 6 часов вечера, но царь случайно опоздал к столу. Народовольцы были честными и бескорыстными людьми, но опасными фанатиками. Они ни во что не ставили не только свою жизнь, но и жизнь окружающих невинных людей – тех, которые гибли при покушениях на царя. Так, Халтурин, подкладывая бомбу в Зимнем дворце, прекрасно знал, что взрыв неминуемо убьет много солдат в караулке прямо под царской столовой, но это его не остановило. В итоге от взрыва погибло 11 и было покалечено 56 человек.
Народовольцы раз за разом пытались привести в исполнение «смертный приговор» царю. Руководил группой террористов Андрей Желябов. Однако судьба хранила Александра II, и покушения на него срывались. Царь не был трусом и, несмотря на опасность, не изменял своим привычкам. Ему была нестерпима мысль о том, что он, император, в своей стране, в собственной столице будет прятаться и бегать от преступников. Этим и пользовались террористы.
Между тем полиция неуклонно шла по их следу и накануне 1 марта 1881 года арестовала руководителя Исполнительного комитета «Народной воли» Андрея Желябова, но тот не выдал намерения организации осуществить в ближайшее время убийство царя. Было задумано взорвать его экипаж с помощью мины, заложенной в подземном ходе под Малой Садовой – по ней царь обычно возвращался во дворец, или взорвать царскую карету при выезде ее из Михайловского дворца. Помощница и возлюбленная Желябова Софья Перовская довершила начатое дело.
Первого марта, увидев, что карета царя с конвоем двинулась из Михайловского дворца к набережной Екатерининского канала, Перовская взмахнула белым платком. По этому сигналу бомбисты Н. Рысаков и Н. Гриневицкий приготовились к нападению. И как только карета Александра с казачьим конвоем выехала на канал, Рысаков бросил под нее бомбу. Однако царь не пострадал от взрыва, а на панели погиб мальчик – случайный прохожий. Когда Александр вышел из кареты, стоявший в толпе Гриневицкий бросил бомбу уже прямо под ноги императору. Когда рассеялся дым от взрыва, глазам свидетелей предстала страшная картина: около двадцати человек было ранено и убито, «среди снега, мусора и крови виднелись остатки изорванной одежды, эполет, сабель и кровавые куски человеческого мяса».
Заглянем в источник
Участник покушения на царя Фроленко вспоминал о памятном дне 1 марта 1881 года:
«…На канале же было так. Когда Александр II выехал на канал, то его встретил первый метальщик и бросил бомбу. Бомба попала в переднюю часть кареты, но царя не тронула. Он выскочил и подошел к раненому бомбой прохожему. К нему подвели и метальщика – Рысакова, которого успели схватить. “Хорош, нечего сказать!” – заметил царь. – “Слава Богу, что не удалось!” – добавил он. “Ну, еще кто его знает, слава ли Богу!” – будто сказал Рысаков (так откуда-то идет молва про его ответ). Но дело не в этом, а в том, что в это время подошел второй метальщик – Гриневицкий и, встав вблизи царя, бросил бомбу между собой и царем; бомба упала у ног царя и взорвалась; и царь и Гриневицкий упали, у них обоих ноги были оторваны. Царя подхватили и стали тащить на сани. Тогда третий метальщик, забыв, что у него под мышкой бомба в виде портфеля, бросился помогать усаживать царя в сани…»
Портрет В. Фигнер.
Перевязка царю не была сделана, кровь лилась неудержимо, она заполнила дно саней, пока императора везли в Зимний дворец. Вскоре Александр умер. Он был похоронен в преображенском мундире, без короны и орденов – незадолго перед смертью он говорил Юрьевской, что не хочет в гробу иметь вид «цирковой обезьяны». На месте покушения позже была построена церковь Спаса-на-Крови.
Действующие лица
Вера Фигнер
Вера Николаевна Фигнер родилась под Казанью, в дворянской семье, в доме лесничего Николая Фигнера. Все четыре дочери лесничего и его тихой жены – Вера, Лида, Женя и Ольга – «ушли в революцию». Но зато двое сыновей пошли другим путем. Петр был крупным инженером и руководил металлургическим заводом, а Николай стал певцом и с годами превратился в мировую знаменитость. Его выдающимся тенором восхищались Верди и Пуччини, он блистал на императорской сцене в то самое время, когда его сестра Верочка отбывала пожизненную каторгу в Шлиссельбургской крепости…
Вера закончила закрытый женский институт в Казани первой ученицей – «с золотым шифром», потом вернулась к матери в небольшое поместье и затосковала от унылой провинциальной жизни. Вера была девушкой эффектной, красивой. К тому же она отличалась веселым нравом, была своевольна и капризна, а посему имела забавное прозвище «Верочка-топни ножкой». Естественно, возле нее увивались женихи. В 1870 году она вышла замуж за почтенного судебного следователя Александра Филиппова, который был без ума от своей жены и согласился оставить службу и поехать с ней в Швейцарию. Верочка была честолюбива и решила во что бы то ни стало выучиться на врача. В России же это было невозможно, так как власти считали, что высшее образование – не для женщин. В Цюрихе Вера с трепетом переступила порог медицинского факультета университета и со страстью взялась за учение. У четы Филипповых появилось множество знакомых из числа русских эмигрантов – Цюрих был местом, куда приезжали из России учиться сотни русских девушек. В кафе Цюриха и на съемных квартирах горячо обсуждались самые разные проблемы, и Верочка, раньше далекая от политики, увлеклась феминизмом и социализмом и со свойственной ей безапелляционностью стала высказывать самые радикальные взгляды. Но тут официальный Петербург потребовал, чтобы все русские студентки Цюриха, которые занимаются там якобы только революцией и развратом, немедленно покинули Цюрих. Многие девушки (в том числе учившаяся там же сестра Веры Лидия) подчинились грозному окрику власти и вернулись домой не доучившись, но полные революционной злости и тираноборческого энтузиазма. Вера перебралась в Берн, чтобы закончить медицинское образование. Какое-то время она колебалась, выбирая между медициной и революцией, но, получив известие об аресте сестры Лиды в России, Вера, не окончив курса, в 1875 году вернулась в Петербург…
Что же руководило в жизни всеми этими людьми? В первую очередь – огромное чувство вины перед народом: мы, такие удачливые, успешные, богатые, живем в довольстве, барствуем, все делает прислуга (кстати, однажды арестовали типографию народовольцев – они не тащили сами чемоданы со свинцовым набором, а наняли для этого носильщиков и дворников, которые, заметив страшную тяжесть ноши, бдительно стукнули в полицию), а народ страдает. Тут и появились идеи «Земли и воли». Смысл всего этого движения был прост: не нужно ничего выдумывать, нужно идти с народом, крестьянством, жить его чаяниями. Что для него важнее всего? Земля – кормилица и поилица. Реформа же 1861 года ограбила крестьян, и они жаждали получить землю. Далее, крестьяне мечтают о воле. Это народники понимали, как стремление к гражданским свободам. Нужно идти в народ в качестве учителей, землемеров, фельдшеров и вести пропаганду, толкать народ к революционной борьбе за землю и волю.
Верочка с Женей уехали в глухую самарскую деревню. Женя стала учить детей, а Вера, получившая в Казани диплом фельдшера, стала лечить крестьян. За 10 месяцев работы она, по ее воспоминаниям, приняла 5 тыс. больных! Не прошло и года после начала хождения в народ, как почти все народники разочаровались в предпринятой акции. Просвещение и лечение народа дело нужное, но долгое – так просидишь всю жизнь в деревне, не дождавшись всеобщего восстания. Юрий Трифонов очень точно назвал свой роман о народовольцах – «Нетерпение». А тут подвернулось техническое открытие по имени «Его величество Динамит». Нужно взорвать царя, обрушить тот стержень, на котором держится вся система, и тогда народ, как один человек, поднимется по всей стране. Словом, отколовшаяся от народников партия террористов «Народная воля» начала охоту за головой Александра II. Вера, естественно, была вместе с нетерпеливыми.
Хотя все революционеры публично отрекались от Сергея Нечаева, убившего товарища, заподозренного в измене, тем не менее им восхищались и старались жить по его «Катехизису революционера»:
«Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей. Он знает только одну науку, науку разрушения. Он презирает общественное мнение… общественную нравственность. Все изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены единой холодной страстью революционного дела».
Нечаев разбивает «все это поганое общество» на несколько категорий. Первые две – «особо зверские злодеи», которых следует уничтожать по списку, с расчетом, исходя из пользы революционной партии. Третья категория – влиятельные «высокопоставленные скоты», которых нужно сбивать с толку и, проникая в их «грязные тайны», делать своими рабами. Такая же судьба должна была постичь чиновников-честолюбцев, либералов, болтунов и доктринеров. Наконец, отдельная группа – женщины. Из них большинство – пустые, бессмысленные, бездушные кокетки. Но есть в обществе также дамы «горячие, преданные», но без революционного понимания. Всеми ими можно пользоваться для нужд революции. И наконец, «женщины совсем наши, драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно», боевые подруги. Такой и была Вера Фигнер.
Действительно, без женщин невозможно представить подполье народовольцев. Только пары, выдававшие себя за супругов и снимавшие так называемые «общественные квартиры» (в них любой из бомбистов мог найти стол, кров, новый паспорт), не вызывали подозрения полиции и дворников. Вера не раз использовала свою красоту, обаяние, чтобы сбивать с толку «высокопоставленных скотов», вербовать в партию влюбленных в нее офицеров и гражданских. Она, писала Л. А. Тихомирова, «сама по себе была очень милая и до мозга костей убежденная террористка. Увлекала она людей много, больше своей искренностью и красотой… Она была незаменимая агитаторша. В полном смысле красавица, обворожительных, кокетливых манер, она увлекала всех, с кем сталкивалась». Другой современник, Н. Михайловский, отмечая ум и красоту Веры, подчеркивал, что «никаких специальных дарований у нее не было. Захватывала она своей цельностью, сквозившей в каждом ее слове, в каждом ее жесте: для нее не было колебаний и сомнений. Не было, однако, в ней и той аскетической суровости, которая часто бывает свойственна людям этого типа». Фигнер не была теоретиком, ее стихией была организационная, подпольная работа, хотя, как писал тот же Тихомиров, «в голове ее был большой сумбур… и как заговорщица она хороша была только в руках умных людей (как А. Михайлов или Желябов)».
Как бы то ни было, без ее участия вряд ли состоялось бы покушение на царя 1 марта 1881 года. Получив весть об убийстве Александра II, Вера вместе со своими товарищами плакала от радости. Она писала, что наконец-то все их страдания «искупала эта минута, эта пролитая нами царская кровь, тяжелое бремя снялось с наших плеч, реакция должна была кончиться, чтобы уступить обновлению России». Но нет! Крестьянская Россия не поднялась. В день казни народовольцев, 3 апреля 1881 года, Фигнер ехала в конке по Петербургу, и вдруг вагон заполнила толпа, возвращавшаяся с Семеновского плаца, где только что казнили товарищей Веры. Она смотрела на этих шумящих людей и видела:
«Многие лица были возбужденные, но не было ни раздумья, ни грусти». Особенно ей запомнился один красавец-мещанин, чье «прекрасное лицо было искажено страстью – настоящий опричник, готовый рубить головы», и ее тоже… Это был тот народ, ради которого боролась Фигнер. Перед лицом этой удручающей реальности нужно было продолжать свое дело. Фигнер металась по стране, собирала разрушенную репрессиями властей организацию.
Ее схватили в Харькове. Фигнер сдал новый лидер «Народной воли» Сергей Дегаев, завербованный охранкой. Вообще, только с помощью предательства можно было взять Веру. Все время ее будто берегла судьба: не раз и не два Фигнер уходила от ареста буквально за день, за час до появления полиции. И при этом, как пишет Тихомиров, у Фигнер было «полное отсутствие конспиративных способностей. Страстная, увлекающаяся, она не имела понятия об осторожности. Ее близким другом сделался Дегаев, который впоследствии выдал ее самым бессовестным образом». Действительно, приехав в Харьков, он встретился с ней и в разговоре выведал, что Фигнер выходит из дома в 8 утра и совсем не опасается ареста. Здесь, мол, ее никто не знает, только разве вдруг ей навстречу попадется Меркулов – бывший член организации, запятнавший себя изменой еще в Петербурге. Дегаев уехал, прошло несколько месяцев, и как-то в 8 утра Вера вышла из дома и вдруг увидела, что ей навстречу идет Меркулов…
А дальше был арест, многомесячное сидение в Петропавловской крепости, в мертвой тишине, редкие свидания с матерью, суровый суд и с 1884 года – бессрочная каторга в Шлиссельбурге. Там Вера и ее товарищи продолжали свою борьбу. Раньше врагом было самодержавие, теперь – тюремщики. С годами узники все больше и больше расширяли свои права: прогулки, книги, общение, работа в мастерских, огороды, переписка. Все узники подчинялись Фигнер, ее называли «матерью-командиршей». Она казалась сделанной из стали – столь непреклонна была ее воля. Один из тюремных начальников писал о ней:
«Арестантка № 11 составляет как бы культ для всей тюрьмы, арестанты относятся к ней с величайшим почтением и уважением, она, несомненно, руководит общественным мнением всей тюрьмы, и ее приказаниям все подчиняются почти беспрекословно; с большой уверенностью можно сказать, что проявляющиеся в тюрьме протесты арестантов в виде общих голодовок, отказывания от гуляния, работ и т. п. делаются по ее камертону».
Когда в 1889 году в тюрьме началась голодовка узников, спустя несколько дней все ее участники сдались, и только Фигнер голодала в одиночку, страшно разгневанная на своих слабых товарищей.
В 1904 году, после двадцати лет заключения, Фигнер выпустили на свободу. Ее мать, которой сказали, что она «узнает о своей дочери, когда она будет в гробу», сумела пробить глухую стену. Уже смертельно больная, в прошении на имя государя Николая II она умоляла его освободить дочь, чтобы попрощаться с ней навсегда. «Николай Кровавый», «внемля к мольбам» несчастной женщины, заменил Фигнер бессрочную каторгу на 20-летнюю, которая как раз вскоре и истекла. Вера не хотела получать от царя никакой милости, даже сначала противилась освобождению, но любовь к матери пересилила гордость революционерки. Она вышла на свободу, но матери в живых уже не застала. После недолгой ссылки ее выпустили за границу, где она и засела за свои мемуары «Запечатленный труд»…
Вернувшаяся в Россию в годы Первой мировой войны, Фигнер знала цену обещаниям большевиков. В сентябре 1917 года она писала: «Все утомлены фразой, бездействием и вязнем в трясине наших расхождений. Только большевики плавают, как щука в море, не сознавая, что своей необузданностью и неосуществимыми приманками темных масс постыдно предают родину немцам, а свободу – реакции». Словом, Фигнер не приняла большевистского переворота, осуждала недостойную цивилизованных людей практику захвата заложников. И в советские времена она осталась такой же упрямой и несгибаемой, как и в Шлиссельбурге, хотя порой отчаянно бедствовала и голодала. Когда в 1932 году Е. М. Ярославский предложил Фигнер вступить в Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, находившееся в теплых объятиях партии, старуха была непреклонна: «Нет!» Как можно вступать в организацию, которая одобряет смертные приговоры? Она писала, что «не зная современного метода политического расследования дел, в которых на карте стоит свобода и жизнь человека, не зная, чем вызываются признания подследственных виновности своей при полном отсутствии ее, Общество… ставится в необходимость давать резолюции, одобряющие деятельность ГПУ и, увы, дает одобрительную санкцию».
И далее – обвинения большевиков в монополизации политической власти, слова о «подъяремном большинстве, именуемом беспартийным». За такие речи тогда можно было загреметь в лагерь или дальнюю ссылку… Но Веру Николаевну не тронули. Она умерла в 1942 году в возрасте 90 лет…
