Наверное, не стоит удивляться, что относительно происхождения масонства в Америке существует больше мифов, легенд и слухов, чем точных фактов и достоверной информации. По преданию, определенная форма масонства, или его прототип, появилась в Новом Свете еще в 1607 году вместе с поселением Джеймстаун и обосновалась в Вирджинии, направляя свои усилия на создание некоего идеального общества, описанного двадцать лет спустя Фрэнсисом Бэконом в «Новой Атлантиде». Такую возможность полностью исключать нельзя. Розенкрейцеры начала семнадцатого века прекрасно осознавали потенциал Америки для претворения в жизнь тех планов идеального общества, которыми изобиловали их работы. Понимали это и члены «Невидимого колледжа», который в конечном итоге был преобразован в Королевскую академию. Было бы крайне удивительным, если бы одна из их идей не проложила себе путь через Атлантику. В любом случае трансплантация масонства в Америку – независимо от того, где и когда это произошло – была делом неизбежным, обычным, предсказуемым и не повлекла никаких немедленных последствий, точно так же, как перенос других английских социальных установок и институтов. Никто не мог предвидеть той огромной роли, которую в недалеком будущем сыграет эта трансплантация.

Что касается документально подтвержденных данных, то первым масоном, поселившимся в американских колониях, считается Джон Скин. Его имя было внесено в список братьев абердинской ложи в 1б70 году, а в 1682 он эмигрировал в Северную Америку. Скин обосновался в Нью-Джерси, где впоследствии стал заместителем градоначальника. Однако масонство, которое он привез с собой, в Ныо-Джерси оказалось в вакууме. Здесь не было ни братьев, с которыми мог бы общаться, ни структуры, в которую он мог бы влиться. Не создал он и собственной организации. Во всяком случае, об этом не сохранилось никаких документальных свидетельств.

Скин стал масоном до отъезда в Америку. Первым американским поселенцем, принятым в братство, был Джонатан Белчер, который во время визита в Англию в 1704 году стал членом масонской ложи. Через год Белчер вернулся в колонии, сделался процветающим торговцем, а в 1730 году был назначен губернатором Массачусетса и Нью-Гемпшира. К тому времени масонство твердо стало на ноги в колониях, и активное участие в его распространении принял сын Белчера.

Вероятно, в те времена было множество людей, похожих на Скина и Белчера – тех, которые уже были масонами к моменту эмиграции в колонии, или тех, кто во время визитов в Англию вступал в масонские ложи. Сохранился даже документ 1719 года, в котором упоминается о судне с названием «Масон», выполнявшем каботажные рейсы у берегов Америки. Однако до конца 20-х годов восемнадцатого века не встречается никаких упоминаний о масонских ложах на территории американских колоний. 8 декабря 1730 года в «Пенсильванской газете» Бенджамина Франклина появилось первое упоминание о масонстве в Северной Америке. Статья Франклина, в которой содержалось в основном общее описание масонства, предварялась замечанием, что «в этой провинции появилось несколько масонских лож…».

Сам Франклин стал масоном в феврале 1731 рода, а в 1734 году его избрали Великим Провинциальным Магистром Пенсильвании. В том же году он отдал в печать первую масонскую книгу в Америке, «Конституции» Андерсона. Тем временем в Филадельфии была основана первая американская ложа. Ее самые ранние документы, обозначенные как «вторая книга протоколов», датируются 1731 годом. Таким образом, первая книга – если предположить, что она существовала – должна была охватывать как минимум предыдущий год.

Многие из первых лож в Америке – включая, вполне возможно, те, документальных свидетельств о которых не сохранилось, и мы ничего о них не знаем – были, выражаясь языком масонов, «нерегулярными». Для того чтобы стать «регулярной», ложа должна была стать «уполномоченной», то есть получить патент от высшего органа – от Великой Ложи или, так сказать, от материнской ложи. Так, например, Великая Ложа Англии выдавала такие патенты собственным филиалам или новым ложам в американских колониях. Однако полномочия выдавали и другие масонские организации, к примеру, Великая Ложа Ирландии, предлагавшая так называемые «высшие градусы» и другие аспекты якобитской ветви масонства, которое после 1745 года утратило политическую ориентацию на Стюартов, но сохранило присущие только ему рыцарские черты.

Первой официально уполномоченной ложей в Америке стала бостонская ложа св. Иоанна, основанная в 1733 году и получившая патент от Великой Ложи Англии. Как отмечалось выше, в том же году Великая Ложа собирала средства для своих братьев в колонии Оглеторпа в Джорджии, хотя нет никаких документальных свидетельств о существовании там лож, как регулярных, так и-нерегулярных, до 1735 года, когда масонская ложа была основана в Саванне. Тем временем в Массачусетсе уже существовала уполномоченная Провинциальная Великая Ложа, магистром которой был Генри Прайс. Его помощником стал Эндрю Белчер, сын Джонатана Белчера, который был инициирован в Англии в 1704году.С 1733 по 1737 год Великая Ложа Англии выдала патенты Провинциальным Великим Ложам Массачусетса, Нью-Йорка, Пенсильвании и Южной Каролины. Не сохранилось никаких документов по Вирджинии, но там, вполне вероятно, имелись ложи, уполномоченные не только Великой Ложей Англии, но и Великой Ложей Йорка, исповедовавшей якобитскую систему масонства.

Одновременно с распространением масонства в колониях – почти исключительно при содействии Великой Ложи Англии – имел место и другой процесс, оказавший гораздо более сильное влияние на историю Америки. Начиная с 1732 года масонство начало распространяться в британской армии в виде полковых лож. Эти ложи были мобильными и перевозили свои регалии и снаряжение в сундуках вместе с полковыми знаменами, серебром и другим чисто военным имуществом. Очень часто командир полка выступал в качестве первого мастера ложи, а затем его на этом посту сменяли другие офицеры. Полковые ложи оказали огромное влияние на армию в целом. Они обеспечивали коммуникационный канал для обмена мнениями и настроениями. Точно так же, как гражданские ложи объединяли людей различного происхождения, принадлежавших к разным социальным слоям, военные ложи объединяли офицеров и рядовых, подчиненных и начальников. Следствием этого явилось создание такой атмосферы, в которой энергичные молодые офицеры – такие, к примеру, как Джеймс Вулф – получали возможность продвижения по службе независимо от касты, к которой они принадлежали.

Первая ложа в британской армии была организована в 1-м пехотном полку (впоследствии королевский шотландский полк) в 1732 году. В 1735 году таких лож было уже пять, а к 1755 году – двадцать девять. Среди подразделений, имевших собственные масонские ложи, были Королевские нортумберлендские стрелки, Королевские шотландские стрелки, Дорсетский полк и многие другие известные подразделения.

Особо следует подчеркнуть тот факт, что эти ложи не были уполномоченными Великой Ложи Англии. Они получили патенты от Великой Ложи Ирландии, которая предлагала «высшие градусы», характерные для якобитской системы масонства. Более того, это произошло еще до 1745 года, когда «высшие градусы» впервые начали освобождаться от ориентации на якобитов.

Одновременно масонство укрепляло свои позиции в высших эшелонах армии и государственного аппарата. Масонами были многие видные фигуры того времени. Так, например, младший сын Георга II герцог Камберленд был масоном. То же самое можно сказать и о генерале сэре Джоне Лигоньере, самом известном британском военачальнике в 40-е годы восемнадцатого века. Во время якобитского восстания 1745 года Лигоньер командовал английской армией в центральных графствах Великобритании. Через год его перебросили на континент, где он сыграл ключевую роль в войне за Австрийское наследство. Точно неизвестно, к какой ложе принадлежал Лигоньер, однако еще в 1732 году его имя появляется среди первых подписчиков книги Джеймса Андерсона рядом с такими известными масонами, как Дезагюлье, граф Аберкорн и граф Далкейт, которые в разное время были Великими Магистрами Великой Ложи.

Среди подчиненных Лигоньера был человек, который впоследствии стал самым выдающимся британским полководцем той эпохи. Это будущий лорд Джеффри Амхерст, который займет видное место в нашем повествовании. Амхерст был направлен в 1-й гвардейский пехотный полк под начало Лигоньера, и вскоре он стал адъютантом командира. Прежде чем отправиться в Америку, он служил вместе с Лигоньером в Европе во время войны за Австрийское наследство. В 1756 году он стал подполковником в 15-м пехотном полку, где взял на себя руководство полковой масонской ложей, созданной двумя годами раньше. Затем его назначили командиром 3-го пехотного полка (известного как «буйволы») и 60-го пехотного полка (впоследствии королевские стрелки). В обоих подразделениях при его содействии были созданы полковые масонские ложи.

Покровителем Амхерста – человеком, который платил за офицерские патенты – был друг семьи Лайонел Сэквилл, первый герцог Дорсет, товарищ герцога Уортона, вместе с которым в 1741 году он стал кавалером ордена Подвязки. У Сэквилла было два сына. Старший Чарльз, граф Мидлсекс, в 1733 году основал масонскую ложу во Флоренции. Вместе с сэром Фрэнсисом Дашвудом он также являлся основателем «Общества дилетантов», членами которого являлись многие масоны. В 1751 году и он, и Дашвуд стали членами известного сообщества масонов при дворе принца Уэльского Фредерика, который сам был членом братства.

Младший сын Сэквилла Джордж тоже принимал активное участие в делах масонов. В 1746 году он стал полковником 20-го пехотного полка (впоследствии ланкаширские стрелки), принимал активное участие в деятельности полковой ложи и даже стал ее мастером. Одним из двух надзирателей ложи был подполковник Эдвард Корнуэльс (брат-близнец будущего архиепископа Кентерберийского), который в 1750 году занял пост губернатора Новой Шотландии и основал там первую масонскую ложу. Среди подчиненных Корнуэльса был молодой капитан Джеймс Вулф, который уже завоевал репутацию блестящего и смелого офицера, служа в Европе под началом герцога Камберленда, а затем сэра Джона Лигоньера. Вместе с Армхерстом Вулфу было суждено сыграть важную роль в истории Америки.

Тем временем, сам Джордж Сэквилл в 1751 году был избран Великим Магистром Великой Ложи Ирландии. Восемь лет спустя во время Семилетней войны его обвинили в трусости в битве при Миндене, отдали под суд и отправили в отставку. Однако дружба с Георгом III позволила ему восстановить свою репутацию в правительственных кругах. В 1775 году он, получив титул лорда Сен-Жермена, стал военным министром. Именно в этом качестве он прошел всю войну за независимость Америки.

Вскоре события выдвинут американское масонство и его отделения в британской армии на первый план истории. Значительная часть подразделений британской армии тесно сотрудничала с колонистами, обучая их военному делу и попутно передавая многие другие вещи, в том числе и систему «высших градусов» масонства (ранее считавшуюся якобитской). Именно масонство стало идеальным каналом распространения чувства общности и братства, которое формируется у товарищей по оружию.

Разумеется, в Америке и раньше велись военные действия, поскольку колониальные интересы Англии и Франции сталкивались с начала восемнадцатого века. Во время войны за Испанское наследство (1701 – 1714) была успешно отбита атака объединенных испанских и французских войск на Чарлстон, штат Северная Каролина. Небольшие стычки между британскими и французскими колонистами происходили в районе канадской границы; французская территория, именовавшаяся Акадией, была захвачена англичанами и получила название Новой Шотландии. Четверть столетия спустя во время войны за Австрийское наследство (1740 – 1748) военные операции в Америке возобновились, на этот раз в несколько большем масштабе. В 1745 году колонисты из Новой Англии захватили французскую крепость Луисбург на острове Кейп-Бретон, которая охраняла вход в залив св. Лаврентия. Однако военные действия в Америке считались второстепенными, и целые подразделения перебрасывались на более важные театры военных действий в Европу. В американских операциях, которые оставались преимущественно мелкими стычками, было задействовано немного людей, и руководство ими осуществлялось, как правило, младшими офицерами.

В 1756 году в Европе разразилась Семилетняя война, и полномасштабные сухопутные и морские военные операции распространились далеко за пределы континента – не только в Америку, но и в Индию. Британские войска тоже участвовали в военных действиях на континенте, но их численность значительно уступала численности армий Франции, Австрии и Пруссии. Главным театром военных действий для Англии была Северная Америка; леса и реки Нового Света стали свидетелями столкновений между крупными силами тренированных и обученных европейских армий, причем масштаб этих столкновений казался немыслимым всего за четверть века до этих событий.

С 1745 по 1753 год английское население Северной Америки значительно увеличилось, и не только за счет высланных или беглых якобитов. Еще в 1754 году Бенджамин Франклин предложил план объединения всех колоний, но этот план был отвергнут британским правительством. Но если политическое объединение было отвергнуто, организационные структуры, средства связи и торговля продолжали развиваться быстрыми темпами, а необходимость экспансии на запад становилась все очевиднее. Когда колонисты из Вирджинии стали продвигаться в долину Огайо на западе Пенсильвании, они стали угрожать сообщению между французскими территориями в Канаде в районе залива св. Лаврентия и колониями на Миссисипи. После того, как подразделение милиции колонистов под командованием юного Джорджа Вашингтона было отправлено в этот регион для строительства форта, произошло настоящее сражение. Первые четыре года войны были отмечены военными поражениями, некоторые из которых оказались достаточно серьезными и вызвали шок не только в Америке, но и в Англии. В апреле 1755 года колонна английских войск – она состояла из регулярных частей и милиции – под командованием генерала Эдварда Брэддока была атакована французами и их союзниками индейцами в окрестностях форта Дюкен. Колонна была буквально уничтожена, сам Брэддок получил смертельное ранение, а Вашингтону, который был его адъютантом, с трудом удалось спастись. За этим поражением последовали другие. Один за другим терялись британские форты на территории современного штата Нью-Йорк, а выполненная по всем правилам европейского военного искусства массированная атака на форт Тикондерога окончилась неудачей и стоила огромных жертв. Среди погибших были сам командующий английскими войсками генерал Джеймс Аберкромби и лорд Джордж Хоу, один из самых талантливых молодых офицеров британской армии той эпохи. До своей смерти Хоу считался одним из изобретателей партизанской тактики ведения войны, которая станет основной при проведении операций в Северной Америке. Вместе с Амхерстом и Вульфом он внес огромный вклад в дело адаптации армии и перехода ее от отработанных на европейских полях сражений маневров к более гибкой и современной тактике, диктуемой дикими лесами, в которых предстояло сражаться.

По словам известного военного историка: «[Хоу] отбросил все казарменные правила и методы подготовки, присоединил иррегулярные войска с их разведывательными отрядами… оделся, как они, и стал одним из них. Пройдя такую подготовку, он стал внедрять в войсках то, чему научился… Он заставил офицеров и солдат… выбросить все бесполезное и ненужное, он укоротил полы их мундиров и волосы, зачернил стволы их мушкетов, обтянул ноги гетрами, чтобы защитить от колючих кустарников, а освободившееся в их ранцах место заполнил тридцатью фунтами продуктов, чтобы они могли быть независимыми от обозов в течение нескольких недель…»

Гибель Хоу у Тикондероги лишила британскую армию одной из самых творческих и отважных личностей, человека, имевшего задатки великого полководца. В то же время Тикондерога стала последним серьезным поражением британцев в этой войне. В Англии министром иностранных дел назначили Уильяма Питта, впоследствии графа Чатема, который начал крупномасштабную реорганизацию британской армии и британского флота. Придерживавшиеся старых взглядов, узколобые и косные офицеры были отправлены в отставку, понижены в должности или обойдены следующими званиями, а командные посты перешли к более молодым, энергичным, гибким и восприимчивым к новым идеям командирам. В Северной Америке такими людьми были Джеймс Вулф, которому исполнился тридцать один год, и сорокаоднолетний Амхерст, который по совету своего бывшего командира сэра Джона Лигоньера был произведен в генерал-майоры и назначен главнокомандующим английскими войсками в колониях. Среди наиболее талантливых подчиненных Вульфа и Амхерста были Томас Дезагюлье, сын известного масона, и Уильям Хоув, младший брат Джорджа Хоува, ставший впоследствии центральной фигурой в войне за независимость Америки.

Как главнокомандующий Амхерст имел больше возможностей для внедрения в армии новых приемов и новой тактики ведения войны. Он принял инновации Хоу и ввел дополнительные нововведения: одел подразделения стрелков и снайперов в зеленые мундиры, сформировал отряды рейнджеров для разведывательных и партизанских операций, а также легкую кавалерию. Один из отрядов легкой кавалерии, созданный специально для разведки и вылазок, был одет в коричневые мундиры без фалд, кружев и каких-либо украшений. Некоторые подразделения даже были одеты как индейцы.

Многие офицеры в колониях учились военному делу у Амхерста, и эти люди впоследствии станут заметными фигурами во время войны за независимость Америки. Именно у Амхерста учились дисциплине профессионального военного и тактике, подходящей для условий Северной Америки, такие известные командиры, как Чарльз Ли, Израэль Патнам, Этан Аллен, Бенедикт Арнольд и Филип Джон Снайлер. И хотя Вашингтон в то время уже уволился из армии, он тоже испытал на себе глубокое влияние Амхерста.

В июле Амхерст и сопровождавшие его одаренные молодые офицеры вернули англичанам форт Луисбург, который был сначала захвачен во время войны за Испанское наследство, а затем потерян. Три месяца спустя еще одна британская колонна захватила форт Дюкен; англичане сравняли его с землей, а потом построили на его месте форт Питт – современный Питтсбург. В следующем году Амхерст перешел в наступление в штате Нью-Йорк, отбивая у французов один форт за другим, в том числе и Тикондерогу. В сентябре 1759 Вулф, авангардом которого командовал Уильям Хоу, совершил один из самых блестящих маневров в истории войн, с 4-тысячным отрядом поднявшись на судне вверх по заливу св. Лаврентия, а затем вскарабкавшись по отвесным скалам высот Авраама в окрестностях крепости Квебек. В завязавшемся сражении погиб и Вулф, и командир французов маркиз де Монкальм, но в войне наступил перелом. Спорадические военные действия продолжались весь следующий год, а затем, в сентябре 1760 года, капитулировал Монреаль, осажденный войсками Амхерста и Уильяма Хоу. Франция уступила Британии свои колонии в Северной Америке.

Приток регулярных британских частей в Северную Америку привел к распространению масонства, и особенно масонства «высших градусов», находящегося под покровительством Великой Ложи Ирландии. Из девятнадцати пехотных подразделений, находившихся в подчинении у Амхерста, как минимум в тринадцати действовали масонские ложи. Подполковник Джон Янг – он командовал батальоном 60-го пехотного полка, который находился в личном подчинении Амхерста и под Луисбургом, и под Квебеком – еще в 1736 году был назначен сэром Уильямом Синклером из Росслина заместителем Великого Магистра Великой Ложи Шотландии. В 1757 году он стал Провинциальным Великим Магистром всех шотландских лож в Америке и Вест-Индии. В 1761 году Янга в 60-м пехотном полку сменил подполковник (впоследствии генерал-майор) Августин Прево. В том же году Прево стал Великим Магистром всех масонских лож британской армии, находящихся под покровительством еще одной масонской организации, Древнего и Принятого шотландского обряда.

В 1756 году полковник Ричард Гридли был уполномочен «собрать всех Свободных и Принятых масонов в поход против Кроун-Пойнта [впоследствии взятого Амхерстом] и сформировать из них одну или несколько лож». Когда в 1758 году был захвачен Луисбург, Гридли основал в нем еще одну ложу. В ноябре 1759 года, через два месяца после взятия Вулфом Квебека, шесть полковых лож из подразделений, расквартированных в крепости, собрались вместе. Поскольку в гарнизоне Квебека насчитывалось такое количество лож, было принято решение объединить их все в Великую Ложу и выбрать Великого Магистра. В соответствии с этим решением Великим Магистром провинции Квебек стал лейтенант Джон Гине из 47-го пехотного (впоследствии ланкаширского) полка. Через год его сменил полковник Саймон Фрэзер, командир 78-го пехотного полка. Весьма примечательно, что Фрэзер был сыном лорда Ловата, известного якобита, который принимал участие в восстании 1745 года и приобрел печальную славу последнего человека, казненного в Тауэре. В 1761 году Саймона Фрэзера на посту Великого Магистра Квебека сменил Томас Спан из 47-го пехотного полка. За Спаном последовал капитан Милборн Уэст из того же полка; в 1764 году Уэст стал Великим Магистром всей Канады.

Одним их самых интересных аспектов этого процесса можно считать относительно низкие чины, невысокое происхождение и неприметность людей, занимавших такие высокие посты. Большая часть из них не были аристократами, никогда не приобретали известность в обществе и не сделали блестящей карьеры в армии. В основном это были «простые солдаты». Из назначения таких фигур, как лейтенант Гине и капитан Уэст, можно понять, каким образом функционировали военные ложи, как они сосуществовали с субординацией, и почему они были такими популярными. Младший офицер, такой, как лейтенант Гине, ежедневно общался с рядовым составом, который внутри ложи мог держаться с ним на равных. Одновременно как Великий Магистр Квебека он стоял выше старших по званию офицеров. Таким образом, военные ложи обеспечивали гибкость взаимодействия и общения, которая в те времена являлась необычным, а возможно, и уникальным общественным явлением.

Неудивительно, что масонство, столь распространенное в британской армии, проникло в среду колониальных чиновников, а также в возглавляемые ими учреждения. Американские командиры и чиновники использовали любую возможность, чтобы стать не только братьями по оружию, но и объединиться в масонское братство. Поощрялись связи между регулярными британскими войсками и их коллегами в колониях. Ложи процветали, а масонские ранги и титулы раздавались направо и налево подобно медалям или повышениям в должности. Такие известные люди, как Израэль Патнам, Бенедикт Арнольд, Джозеф Фрай, Хью Мерсер, Джон Никсон, Дэвид Вустер и, разумеется, сам Вашингтон, снискали себе не только воинскую славу. Они также – если до этого не состояли в братстве – были приняты в масонские ложи. И даже тот, кто непосредственно не стал масоном, постоянно испытывал влияние масонства, распространявшегося из британской армии и смешивавшегося с уже основанными в колонии ложами. Таким образом, масонство пронизало всю колониальную администрацию, все общество и культуру американских колоний.

Это относится не только к самому масонству – то есть обрядам, ритуалам, традициям, возможностям и привилегиям – по и к атмосфере, менталитету, иерархии взглядов и ценностей, для которых масонство было чрезвычайно эффективным каналом распространения. Масонство того времени стало прибежищем волнующего и энергичного идеализма, который был заразителен сам по себе. Большинство колонистов не читали Локка, Юма, Вольтера, Дидро или Руссо – как, впрочем, и английские солдаты. Однако через систему лож философские идеи, ассоциировавшиеся с этими мыслителями, становились доступны всем. Именно через ложи «простые» колонисты узнавали о таких возвышенных понятиях, как «права человека». Именно через ложи они знакомились с идеями совершенствования общества. Новый Свет, казалось, представлял собой чистый лист, нечто вроде лаборатории для социальных экспериментов, в Которой принципы, проповедуемые масонством, можно было применить на практике.

Один из ключевых вопросов войны за независимость Америки заключается в следующем: каким образом и почему Британия умудрилась потерять свои колонии. Дело в том, что война была не столько «выиграна» американскими колонистами, сколько «проиграна» Британией. Британия могла – независимо от усилий колонистов – в одиночку победить или проиграть в этом конфликте. Если она активно не выбрала победу, то своим бездействием обрекла себя на поражение.

В большинстве конфликтов – к примеру, в войне за Испанское наследство, в Семилетней войне, в войнах наполеоновской эпохи, в Гражданской войне в Америке, во Франко-прусской войне и двух мировых войнах двадцатого столетия – победу или поражение одной из противоборствующих сторон можно объяснить с военной точки зрения. В большинстве таких конфликтов историки могут назвать один или несколько конкретных факторов – тактические или стратегические решения, те или иные кампании, сражения, вопросы тылового обеспечения (такие, как пути подвоза или объем промышленного производства) или просто истощение ресурсов. Любой из этих факторов, по отдельности или в сочетании с другими, способствует поражению одного из противников или делает его неспособным продолжать борьбу. Однако в войне за независимость Америки нельзя найти подобных факторов, на которые мог бы указать историк. Даже два сражения, которые обычно считаются «решающими» – под Саратогой и Йорктауном – могут рассматриваться как решающие только с точки зрения боевого духа американцев или с высоты нашего времени в смысле неуловимого «водораздела» истории. Эти сражения ни в коей мере не подорвали силы Британии и не лишили ее способности продолжать войну. В них участвовала лишь малая часть британских войск, размещенных в Северной Америке. Война продолжалась еще четыре года после битвы под Саратогой, и за это время поражение Британии было компенсировано серией побед. А когда Корнуоллис капитулировал под Йорктауном, большая часть британских войск сохранилась. Более того, они были способны к продолжению военных действий на всей территории колоний, а также обладали стратегическим преимуществом и перевесом в численности. В войне за независимость Америки не было ни одной решительной победы, сравнимой с Ватерлоо, и ни одного неотвратимого «поворотного пункта», сравнимого с Геттисбергом. Как будто англичане просто устали – им стало скучно, они потеряли всякий интерес к войне, собрались и отправились домой.

В американских учебниках истории приводятся стандартные объяснения поражения Британии – разумеется, причины эти носят военный характер, что является доказательством доблести американских солдат. Так, например, часто высказывается предположение, а иногда и открыто утверждается, что вся Северная Америка взяла в руки оружие и оказала сопротивление Британии – ситуация, подобная наполеоновскому или гитлеровскому вторжению в Россию, когда весь народ объединился, чтобы дать отпор агрессору. Чаще, однако, говорится о том, что британская армия в Диких лесах Северной Америки чувствовала себя как рыба, вытащенная из воды, что она не была подготовлена к тактике партизанской войны, которая использовалась колонистами и диктовалась характером местности. Нередко можно слышать утверждение, что британские командиры были некомпетентны, глупы, ленивы, коррумпированы, что их перехитрили и обыграли при помощи искусных маневров. Стоит остановиться на каждом из этих положений в отдельности.

В действительности британская армия не сталкивалась с целым континентом или народом, объединившимся против нее. Из тридцати семи газет, выпускавшихся в колониях в 1775 году, двадцать три поддерживали восставших, семь оставались преданными Британии и семь были нейтральными или не определились в своих симпатиях. Если эти цифры отражают настроение населения колоний, то целых 38 процентов колонистов не были готовы поддержать восставших. На самом деле значительное число колонистов сохраняли тесные связи со страной, которую они считали своей родиной. Они добровольно становились шпионами, передавали информацию, предоставляли пристанище и провиант английским войскам. Многие из них взяли в руки оружие и присоединились к регулярной британской армии, выступив против своих соседей по колониям. Во время войны насчитывалось не менее четырнадцати подразделений «роялистов», действовавших в составе британской армии.

Нельзя признать обоснованным и заявление, что британская армия не была готова к тому типу войны, которая шла в Северной Америке. Во-первых – и вопреки широко распространенному мнению – большая часть военной кампании не включала в себя партизанских действий. В основном боевые действия представляли собой детально спланированные сражения и осады городов – как раз то, что имело место на европейских театрах военных действий, и в чем была сильна британская армия и входившие в ее состав гессенские наемники. Но даже в условиях партизанской войны британские войска не оказывались в проигрышном положении. Как мы уже видели, Амхерст, Вулф и их подчиненные еще за двадцать лет до этих событий применяли точно такую же тактику, вытесняя французов из Северной Америки. В действительности британская армия первой освоила тактику, которую диктовали леса и реки, заставлявшие отказаться от приемов и боевых порядков, использовавшихся на полях сражений Европы. Возможно, гессенские наемники действительно оказались уязвимыми для подобной тактики, но такие британские подразделения, как 60-й пехотный полк – самое первое стрелковое подразделение Амхерста – были способны побить колонистов их же собственным оружием, то есть теми методами, которым военные лидеры восставших научились у британских командиров.

Остается обвинение в некомпетентности и глупости британских командиров. В отношении одного из них – сэра Джона Бергойна – эти обвинения, возможно, справедливы. Что касается трех высших военачальников – сэра Уильяма Хоу, сэра Генри Клинтона и лорда Чарлза Корнуоллиса – это не соответствует действительности. Хоу, Клинтон и Корнуоллис были не менее компетентны, чем их американские противники. Каждый из этих троих выиграл больше сражений с колонистами, чем проиграл, причем победы эти были более значительными. Все трое уже продемонстрировали свое воинское искусство и имели возможность вновь подтвердить его. Двадцать лет назад Хоу сыграл ключевую роль в войне против французов и индейцев. Он перенял партизанскую тактику у своего брата, погибшего под Тикондерогой, служил под командованием Амхерста под Луисбургом и Монреалем, шел в авангарде войск Вулфа на высотах Авраама под Квебеком.

С 1772 по 1774 год он отвечал за оснащение регулярных войск отрядами легкой кавалерии. Клинтон родился на полуострове Ньюфаундленд, вырос в Ньюфаундленде и Нью-Йорке, служил в милиции Нью-Йорка, а затем вступил в гвардию и принимал участие в боевых действиях в Европе, где приобрел блестящую репутацию. Корнуоллис также проявил себя во время Семилетней войны. После этого во время войны в Мисоре он одержал ряд побед, которые позволили Британии получить контроль над южной Индией. Одновременно он выступал в качестве наставника юного сэра Артура Уэллесли, будущего герцога Веллингтона. Во время восстания 1798 года в Ирландии Корнуоллис показал Себя не только опытным стратегом, но и мудрым и гуманным человеком, который постоянно обуздывал чрезмерную жестокость своих подчиненных. Этих людей никак нельзя было назвать некомпетентными или глупыми.

Но если высшее командование британских войск во время войны за независимость Америки не было некомпетентным или глупым, то оно проявило странную медлительность, бестолковость, апатию и даже бездеятельность, причем в такой степени, что этому не могут найти объяснения историки. Игнорировались благоприятные возможности, за которые с радостью ухватился бы гораздо менее квалифицированный человек. Военные операции проводились крайне вяло и равнодушно. Война просто-напросто не велась с той решительностью, которая необходима для победы – решительностью, которую проявляли те же самые командиры в борьбе против других врагов.

На самом деле причины поражения Британии носили совсем не военный характер. Война была проиграна в результате действия совсем других факторов. Это была абсолютно непопулярная война, как война во Вьетнаме для Соединенных Штатов два столетия спустя. Против нее выступало британское общество, почти все британское правительство и все британские силы, принимавшие в ней непосредственное участие – солдаты, офицеры и военачальники. Клинтон и Корнуоллис сражались по обязанности и с явной неохотой. Хоу проявил еще большую неуступчивость, постоянно выражая свой гнев, недовольство и разочарование теми приказами, которые он получал. Его брат адмирал Хоу испытывал точно такие же чувства. Колонисты, заявлял он, были «самыми притесняемыми и несчастными людьми на земле».

Позиция Амхерста была еще более непримиримой. Когда начались военные действия, ему исполнилось пятьдесят девять лет – Амхерст был на пятнадцать лет старше Вашингтона и на двенадцать лет старше Хоу, но все еще мог руководить войсками. После успехов в Семилетней войне он стал губернатором Вирджинии и продолжал оттачивать свое искусство в ведении партизанской войны во время восстания индейцев под руководством вождя Понтиака. К моменту начала войны за независимость Америки он был главнокомандующим британской армии и с раздражением отзывался о бюрократии и скуке «канцелярской работы», которой ему приходилось заниматься. Если бы Амхерст принял па себя командование войсками в Северной Америке и (вместе со своим бывшим подчиненным Хоу) принялся за дело с такой же энергией, какую он демонстрировал в войне против французов двадцать лет назад, события могли принять совсем другой оборот. Но Амхерст проявил такое же отвращение к этой войне, как и те, кто принимал участие, хотя и неохотно, в боевых действиях. Высокий чин Амхерста давал ему возможность отказаться. Первое предложение поступило в 1776 году, и Амхерст отклонил его. В январе 1778 года к нему обратились снова. На этот раз его даже не спрашивали. Король Георг III просто назначил его главнокомандующим британскими войсками в Америке и потребовал, чтобы он взял военные действия под контроль. Угрожая подать в отставку, Амхерст отказался выполнять прямой приказ короля. Попытки убедить его, предпринятые некоторыми членами парламента, оказались такими же безрезультатными.

Амхерст, Хоу, большая часть британских военачальников, а также подавляющее большинство всего британского общества воспринимала войну за независимость Америки как разновидность гражданской войны. В сущности, они, к собственному неудовольствию, чувствовали, что их натравливают на противника, которого они могут считать соотечественником, связанным с ними не только общим языком, историей, традициями и взглядами, но и во многих случаях родственными узами. Существовал, однако, и еще один аспект. В восемнадцатом веке масонские ложи в Британии представляли собой настоящую сеть, пронизавшую все общество и особенно его культурные слои – людей свободных профессий, государственных служащих и чиновников, преподавателей, то есть людей, которые формировали и определяли общественное мнение. Кроме того, масонство определяло общий психологический и культурный климат, атмосферу, которая характеризовала мышление той эпохи. С особой силой это проявлялось в армии, где полковые ложи служили скрепляющей силой, привязывающей людей к своим подразделениям, к своим командирам и друг к другу. В еще большей степени этот процесс был заметен для «простых солдат», у которых не было кастовых и семейных связей, как у офицерского клана. Во время войны за независимость Америки большинство участвовавших в ней офицеров и солдат – как с той, так и с другой стороны – либо сами были масонами, либо разделяли взгляды и ценности масонства. Широкое распространение полковых лож приводило к тому, что даже не члены братства постоянно соприкасались с идеалами организации. И многие из этих идеалов явно совпадали с тем, за что сражались колонисты. Принципы, которые провозгласили колонисты и за которые они сражались, были – возможно, случайно – преимущественно масонскими. И поэтому британское командование вместе с рядовым составом оказалось втянутым в войну не просто с соотечественниками, а с братьями-масонами. В таких обстоятельствах нелегко быть безжалостным. Конечно, это не означает, что британских командиров можно обвинить в измене. В любом случае они были профессиональными военными, готовыми, хотя и с неохотой, исполнить свой долг. Но они изо всех сил старались максимально сузить круг своих обязанностей и не делать ничего сверх этого.

К сожалению, не сохранилось никаких реестров, поименных списков или других документов, которые позволили бы точно сказать, кто из высшего британского командования был действительным членом масонской ложи. Как правило, большинство военных вступали сначала в полковые ложи. известные своей крайней небрежностью по части ведения протоколов и передачи их вышестоящим ложам. Получив официальный патент, полковая ложа обычно теряла связь с ложей, которая взяла ее под свое крыло. Особенно сильно эта тенденция проявлялась у тех полковых лож, находившихся под покровительством Великой Ложи Ирландии, у которой хватало забот с собственными протоколами. Большинство первых полковых лож относилось именно к Великой Ложе Ирландии. В некоторых случаях одни полковые ложи выдавали патенты другим, а вышестоящая ложа ничего об этом не знала. По мере того как армейские подразделения расформировывались или сливались, полковые ложи мигрировали, видоизменялись, перемещались, а иногда переходили под патронаж другой вышестоящей ложи. Даже вне армии сохранившиеся документы носят крайне отрывочный характер. Известно, к примеру, что все трое братьев Георга III были масонами, а один из них, герцог Камберленд, в конечном итоге стал Великим Магистром Великой Ложи Англии. Однако до нас дошли лишь документы, свидетельствующие о том, что 1 б февраля 1766 года в масонскую ложу был принят герцог Глостер. Нет никаких указаний на то, когда, где и кем был принят в братство герцог Йорк, который к тому времени уже был масоном. Один из историков, правда, вскользь упоминает, что он «был посвящен за границей». Если даже в отношении принцев королевской крови документальные свидетельства случайны и беспорядочны, то что уж говорить о военных.

Поэтому неудивительно, что невозможно достоверно установить, были ли Хоу, Корнуоллис и Клинтон масонами. Однако есть масса оснований полагать, что были. Из четырех полков, в которых служил Хоу, прежде чем стать генералом, в трех имелись полковые масонские ложи, и как командир полка он должен был если и не руководить ими, то хотя бы закрывать глаза на их деятельность. Более того, Хоу служил под командованием Амхерста и Вулфа в армии, где масонство получило широкое распространение. Во время войны за независимость Америки его позиция и взгляды в точности совпадают со взглядами масонов. Из тридцати одного полка, находившихся в его подчинении в Северной Америке, в двадцати девяти действовали масонские ложи. Даже если сам Хоу и не был масоном, он никак не мог избежать влияния братства вольных каменщиков.

Все вышесказанное справедливо и в отношении Корнуоллиса, у которого сложились особенно близкие отношения с Хоу. Корнуоллис служил в двух полках, прежде чем получил звание генерала, и командовал одним из них. В обоих полках имелись масонские ложи. Дядя Корнуоллиса Эдвард, который впоследствии был произведен в генерал-лейтенанты, стал губернатором Новой Шотландии и в 1750 году основал там масонскую ложу. Практически все члены семьи Корнуоллисов на протяжении восемнадцатого и девятнадцатого века были известными масонами.

В отношении Клинтона имеющиеся сведения не позволяют сделать такого же определенного вывода. До производства в генералы он служил не в строевых частях, а в гвардии, где в то время еще не было полковых лож. С другой стороны, во время Семилетней войны он был адъютантом герцога Брауншвейгского Фердинанда, одного из самых активных и влиятельных масонов своего времени. Фердинанд стал масоном в 1740 году в Берлине. В 1770 году его избрали Великим Магистром герцогства Брауншвейгского, находившегося под покровительством Великой Ложи Англии. Через год Фердинанд перешел в систему «Строгого послушания». В 1776 году вместе с принцем гессенским Карлом он основал престижную ложу в Гамбурге. В 1782 году он созвал Конвент в Вильгельмсбаде, большой конгресс всех масонов. Будучи адъютантом Фридриха, Клинтон не мог не соприкасаться с масонством и его идеалами. Более того, сохранился документ с описанием празднования дня св. Иоанна, которое устроили мастер и братья ложи № 210 25 июня 1781 года, когда британская армия заняла Нью-Йорк. Во время праздника провозглашались тосты:

«За короля и за братство,

За королеву… и леей масонов.

За сэра Генри Клинтона и всех верных масонов.

За адмирала Арбетнота… и всех попавших в беду масонов.

За генералов Книпхаузена и Райдезеля… и приезжих братьев.

За лордов Корнуоллиса и Роудена… и древнее братство».

Таким образом, масонство было распространено как в британской армии, так и в мятежных колониях. Здесь следует особо подчеркнуть, что все приведенные выше факты ни в коем случае не свидетельствуют о существовании организованного «масонского заговора». До сих пор в отношении масонства большинство историков, занимавшихся изучением войны за независимость Америки, делились на два противоположных лагеря. Некоторые – их не очень много – рассматривали войну исключительно как «масонское событие» – движение, которое было задумано, организовано и осуществлено кучкой масонов в соответствии с тщательно разработанным планом. Такие историки в качестве доказательства обычно приводят длинный список масонов, который ничего не доказывает, за исключением того, что недостатка в таких списках не было и нет. С другой стороны, большинство специалистов, придерживающихся традиционной точки зрения, вообще обходят вопрос о роли масонов в этом конфликте. Они регулярно ссылаются на таких философов, как Юм, Локк, Адам Смит и французские мыслители семнадцатого века, но игнорируют масонское окружение, которое подготовило почву для появления этих идей, которое служило им питательной средой и популяризировало их.

В действительности не существовало никакого масонского заговора. Из пятидесяти шести человек, поставивших свои подписи под Декларацией независимости, только о девяти точно известно, что они были масонами, а еще десять могли принадлежать к братству вольных каменщиков. Судя по сохранившимся документам, из семидесяти четырех армейских генералов и офицеров членами масонских лож являлись только тридцать три.

Не подлежит сомнению, что масоны имели, как правило, больше возможностей влиять на ход событий, чем их не принадлежавшие к братству коллеги. Но они не предпринимали никаких согласованных действий по выполнению заранее составленного грандиозного плана. Такое было бы просто невозможно. Общественное движение, которое привело к независимости Америки, в сущности представляло собой непрерывную цепь импровизаций – то, что на современном языке называется «критическим управлением». В соответствии с неожиданным свершившимся фактом проводился необходимый анализ и принимались те или иные решения – до тех пор, пока новый свершившийся факт не диктовал новую последовательность изменений и действий. В этом процессе масонство в целом играло роль сдерживающей и смягчающей силы. Так, например, в 1775 году некоторые радикалы начали агитировать за разрыв всяких связей с Британией. Генерал Джозеф Уоррен, будущий командующий войсками колонистов при Банкер-Хилл, будучи масоном, делал заявления, похожие на заявления современных юнионистов Ольстера – он не признавал власть парламента, но оставался верным короне. Точно такую же позицию занимал Вашингтон. Даже в декабре 1777 года, через год после подписания Декларации независимости, Франклин был готов отказаться от мыслей о независимости, если несправедливости, предшествовавшие войне, будут устранены. Глупо говорить о «масонском заговоре», но не менее глупо вообще отрицать влияние масонства. В конечном итоге идеи, распространяемые масонами, оказались более важными и долговечными, чем само масонство. Республика, которая образовалась в результате войны, не была в буквальном смысле «масонской республикой», то есть созданной масонами, для масонов и в соответствии с идеалами масонов. Однако она вобрала в себя эти идеалы, она испытала влияние этих идеалов и она в гораздо большей степени была обязана этим идеалам, чем это принято считать. Один из масонских историков писал:

«..масонство оказало гораздо большее влияние на формирование и развитие этого [американского] правительства, чем на любой другой институт власти. Ни историки, ни члены Братства со времен первого Конституционного Конвента не осознавали, чем Соединенные Штаты обязаны масонству, и какую огромную роль оно сыграло в рождении нации и формировании основ этой цивилизации…»

Как уже отмечалось выше, «ортодоксальная», или «официальная», форма масонства, представленная Великой Ложей Англии, предлагала, как правило, только три «цеховые» степени. Так называемые «высшие градусы» обычно связывались с более старой якобитской ветвью масонства. После восстания 1745 года «высшие градусы» масонства не исчезли. Они просто утратили свой сугубо якобитский, политический характер и продолжали существовать. Очищенные от связи со Стюартами, они больше не рассматривались Великой Ложей как подрывные. В конечном счете Великая Ложа постепенно, хотя и неохотно, стала официально признавать «высшие градусы». Вскоре для лояльного, честного и обладающего чувством гражданского долга английского джентльмена стало считаться респектабельным после специального обучения получить степень Мастера Метки, Царственного Свода или Мореходов Ковчега. Это можно было сделать в Великой Ложе Ирландии, Великой Ложе Шотландии или в системе «Строгого послушания» барона фон Хунда. Именно Хунд впервые открыто заявил о том, что масоны являются преемниками тамплиеров.

До начала Семилетней войны (или войны с французами и индейцами) большинство масонов в Северной Америке принадлежали к ортодоксальному, лояльному к Ганноверской династии направлению, которое олицетворяла Великая Ложа Англии. Однако во время Семилетней войны «высшие градусы» масонства благодаря полковым ложам проникли в американские колонии и быстро укоренились там. Ярким примером этого процесса и трений, которые он иногда вызывал, может служить Бостон – колыбель американской революции.

Первые масонские ложи появились в Массачусетсе в 1733 году, когда Генри Прайс, имевший полномочия от Великой Ложи Англии, стал Великим Магистром основанной им Массачусетской Великой Провинциальной Ложи св. Иоанна. Его помощником был Эндрю Белчер, сын губернатора провинции. К 1750 году в Бостоне существовали уже две другие ложи. И они, и их головная ложа св. Иоанна собирались в таверне «Гроздь винограда», расположенной в районе современных улиц Стейт-стрит и Килби-стрит. Полковые ложи британских войск, находящиеся под покровительством Великой Ложи Англии, тоже собирались в этом помещении. Следовательно, ложа св. Иоанна взяла под свое крыло более сорока лож. Тем временем в 1743 году Великая Ложа Англии назначила видного бостонского торговца Томаса Окснарда Великим Провинциальным Магистром Северной Америки. Таким образом, Бостон превратился в масонскую столицу британских колоний за океаном.

Однако в 1752 году была основана еще одна, «нерегулярная» ложа, не имевшая патента от Великой Ложи Англии. Эта ложа собиралась в другой таверне, которая называлась «Зеленый дракон», а в 1764 году была переименована в Дом Масонов. Возмущенные члены ложи св. Иоанна начали жаловаться, и тогда «нерегулярная» ложа получила соответствующий патент, но не от Великой Ложи Англии, а от Великой Ложи Шотландии, которая предлагала своим членам «высшие градусы». Уполномоченной ложа смогла стать только после 1756 года, когда в Америку начали прибывать британские войска, в которых действовали полковые ложи, уполномоченные Великими Ложами Ирландии и Шотландии. «Нерегулярная ложа» вскоре была официально зарегистрирована как ложа св. Андрея. Затем она стала выдавать патенты новым ложам и потребовала для себя статуса Великой Провинциальной Ложи – под эгидой Великой Ложи Шотландии. Таким образом, в Бостоне одновременно действовали две соперничающие Великие Провинциальные Ложи: ложа св. Иоанна, которой покровительствовала Великая Ложа Англии, и ложа св. Андрея, гарантом которой выступала Великая Ложа Шотландии. Поэтому неудивительно, что возникали противоречия, вспыхивали ссоры, а разделение на «их и нас» привело к своего рода гражданской войне между оскорбленными масонами. Ложа св. Иоанна с подозрением смотрела на ложу св. Андрея и с мстительной страстью постоянно принимала резолюции, направленные против соперницы. Однако эти резолюции не оказывали должного эффекта, и ложа св. Иоанна продолжала сердиться и запретила своим членам посещать собрания ложи св. Андрея. На такого рода склоки многие видные граждане Бостона тратили массу времени и сил.

Не обращая внимания на все выдвигавшиеся против нее обвинения, ложа св. Андрея продолжала собираться и привлекать новых членов, и даже переманивала к себе некоторых членов ложи св. Иоанна. 28 августа 1769 года ложа св. Андрея объявила о введении новой масонской степени, получившей название Градуса Рыцаря Храма. Точно неизвестно, откуда была позаимствована эта степень. Никаких документов на этот счет не сохранилось, но считается, что этот градус масонства был привезен в Бостон 29-м пехотным полком, полковая ложа которого получила полномочия от Великой Ложи Ирландии за десять лет до этого события. Первое упоминание об этом градусе содержится в уставе Старой ложи Стерлинга от 1745 года. В любом случае наследие тамплиеров, которое присвоили себе якобиты и которое пропагандировалось Хундом, стало приобретать сторонников за пределами их ритуалов.

Однако введение степени рыцаря Храма – это не единственное достоинство ложи св. Андрея. В 1773 году она заняла позицию в авангарде бурно развивавшихся событий. В этот период ее Великим Магистром был Джозеф Уоррен, которого Великая Ложа Шотландии назначила Великим Магистром всей Северной Америки. В числе прочих членами ложи были Джон Хэнкок и Пол Ревир.

В течение восьми лет, предшествовавших 1773 году, противоречия между Британией и ее американскими колониями заметно усилились. Практически обанкротившись в результате Семилетней войны, Британия стремилась пополнить свою казну за счет колоний, обложив их еще большими налогами и пошлинами. Эти действия вызвали новый взрыв негодования и сопротивления в колониях. В 1769 году ассамблея Вирджинии по предложению Патрика Генри и Ричарда Генри Ли (оба были известными масонами) выдвинула официальные обвинения против английского правительства и была распущена губернатором провинции. В 1770 году случилась известная «бостонская резня». Британский караул, окруженный враждебно настроенной толпой, открыл стрельбу, в результате чего погибли пять человек. В 1771 году восстание в северной Каролине было подавлено войсками, а тринадцать мятежников были обвинены в измене и казнены. В 1772 году два известных масона, Джон Браун и Эйбрахам Уиппл, начали на судно таможенников у Род-Айленда и сожгли его.

Ситуация стала критической после издания «закона о гербовом сборе», который был предназначен для того, чтобы спасти Ост-Индскую компанию от банкротства. В соответствии с этим актом компании предоставлялось право беспошлинного ввоза чая в колонии Северной Америки. Эта мера ставила под удар как легальных торговцев чаем, так и контрабандистов, а также устанавливала монополию на рынке. В сущности, колонистов вынуждали покупать чай только у Ост-Индской компании, причем в количестве, превышавшем их желание и потребность.

27 ноября 1773 года первый из трех торговых судов Ост-Индской компании прибыл в Бостон с большой партией чая. 29 и 30 ноября состоялись массовые митинги протеста, и «Дартмут» не смог разгрузиться. Больше недели судно простояло в порту. Затем, в ночь на 1 б декабря, группа колонистов (по разным оценкам, их было от шестидесяти до двухсот человек) грубо и демонстративно раскрасив себя на манер индейцев из племени могавков, проникла на корабль и выбросила весь его груз – 342 тюка с чаем стоимостью около 10 тысяч фунтов стерлингов – в Бостонский залив. Это было знаменитое «Бостонское чаепитие». Действия колонистов больше походили на хулиганскую выходку, чем на революционный акт. Сами по себе они не были связаны с насилием и не стали причиной насилия. На протяжении следующих четырнадцати месяцев не наблюдалось никакой вооруженной борьбы. Тем не менее именно «Бостонское чаепитие» знаменует собой начало войны за независимость Америки.

В тот период ложа св. Андрея регулярно собиралась в так называемой «длинной комнате» Дома Масонов, бывшей таверны «Зеленый дракон». Ложа делила эту комнату с большим количеством политических тайных обществ и подпольных квазимасонских братств, ставивших своей целью сопротивление британскому налоговому законодательству. Среди организаций, собиравшихся в «длинной комнате», были «Лонг-рум Клаб», членом которой являлся Великий Магистр ложи св. Андрея Джозеф Уоррен, «Корреспондентский комитет» (членами этой группы, занимавшейся согласованием действий местной оппозиции с действиями оппозиционеров в других американских городах, таких, как Филадельфия и Нью-Йорк, были Уоррен и Пол Ревир), а также «Северная фракция», объединявшая под своим крылом многих масонов, в том числе и Уоррена. Более радикальной была организация «Сыны свободы», и особенно ее ядро, так называемая «Loyal Nine», которая являлась сторонником насильственных действий и организовывала мятежи, демонстрации и другие формы неповиновения еще с 1765 года. Видное положение среди «Сынов свободы» занимал Сэмюэл Адаме, не принадлежавший к масонскому братству. «Сыны свободы» также не проводили свои собрания в «длинной комнате» Дома Масонов. Тем не менее многие члены организации также являлись членами ложи св. Андрея. Так, например, активную роль в деятельности «Сынов свободы» играл Пол Ревир. Не менее трех членов «Loyal Nine» были также членами масонской ложи св. Андрея.

Показателен протокол собрания ложи св. Андрея накануне «Бостонского чаепития». 30 ноября 1773 года, на второй день массовых протестов против прибытия судна «Дартмут», состоялось собрание ложи, но на нем присутствовало только семь человек. Судя по сохранившимся записям, было решено перенести собрание ложи на вечер следующего вторника – из-за отсутствия большинства братьев, которые «отдали свое время получателям чая».

Во вторник, 2 декабря, на собрании ложи, где присутствовали пятнадцать братьев и один гость, было избрано руководство ложи. Через неделю, 9 декабря, на ежемесячном собрании ложи присутствовали четырнадцать членов и десять приглашенных, но все внутренние вопросы были отложены на неделю, до 1б декабря. Именно в эту ночь произошло «Бостонское чаепитие», и на собрании ложи присутствовало всего пять братьев. В протоколе после имен пришедших на собрание имеется запись о том, что ложа закрывается до завтрашнего вечера вследствие малого числа присутствующих.

Вопреки многочисленным утверждениям и легендам, «Бостонское чаепитие» не планировалось на собрании ложи св. Андрея. Скорее всего, его планы разрабатывались Сэмюэлом Адамсом и «Сынами свободы». Тем не менее доподлинно известно, что не менее двенадцати членов ложи принимали участие в «чаепитии». Более того, двенадцать других участников вылазки впоследствии были приняты в ложу св. Андрея.

Кроме того, «Бостонское чаепитие» не могло бы произойти без активного содействия двух подразделений колониальной милиции, которые должны были охранять груз «Дартмута». Капитан одного из этих отрядов Эдвард Проктор являлся членом ложи св. Андрея с 1763 года. Трое его подчиненных – Стивен Брюс, Томас Нокс и Пол Ревир – также были членами ложи, а трое других входили в «Loyal Nine». Во втором отряде милиции еще трое были членами ложи св. Андрея. Доподлинно известно, что из сорока двух человек в двух подразделениях милиции девятнадцать оказали помощь в уничтожении чая, находившегося на борту «Дартмута». Из этих девятнадцати шесть, включая командира одного из отрядов, были членами масонской ложи св. Андрея, а еще трое входили в «Loyal Nine».

На следующий день после «Бостонского чаепития» Пол Ревир отправился в Нью-Йорк, откуда новости о произошедшем событии распространились по всем колониям и были с радостью встречены населением. Когда три месяца спустя новость достигла Лондона, власти отреагировали быстро и жестко. Был принят закон, в соответствии с которым накладывалось эмбарго на любую торговлю с Бостоном, а бостонский порт объявлялся закрытым. Гражданская администрация города – ас ним и всей колонии Массачусетс – упразднялась, а в городе и провинции вводилось военное положение. Губернатором Массачусетса назначался военный, генерал Томас Гейдж. Через год, в 1775 году, Гейдж получил серьезное подкрепление в виде английских регулярных войск под командованием сэра Уильяма Хоу.

Медлительность трансатлантического сообщения по-прежнему тормозила развитие событий, но они уже получили внутренний импульс. 5 сентября 1774 года в Филадельфии собрался первый Континентальный конгресс. На нем председательствовал Пейтон Рэндолф, видный адвокат и Великий Магистр провинции Вирджиния. Среди бостонских делегатов были Сэмюэл Адаме от «Сынов свободы» и Пол Ревир. Вопреки последующей традиции, на конгрессе не наблюдалось единодушия мнений и взглядов. Большинство делегатов отнюдь не жаждали независимости от Британии, и даже не помышляли о ней. Предложенные конгрессом меры носили не политический, а чисто экономический характер. Кроме того, они были в высшей степени временными – сочетание поспешных действий и блефа. Так, например, была образована «Ассоциация» – номинально для того, чтобы ограничить или вообще оборвать торговые связи с Британией и с остальным миром, закрыть экономику колоний и сделать ее самодостаточной. Подобный проект вряд ли можно было воплотить в жизнь, однако его обнародование должно было подтолкнуть английский парламент к действию.

Однако находившийся за 3500 миль от Америки парламент не понимал действительной ситуации или не интересовался ею, и поэтому отреагировал совсем не так, как следовало бы. Ситуация продолжала ухудшаться, и собравшийся в феврале 1775 года массачусетский Провинциальный конгресс объявил о планах вооруженного сопротивления. Парламент ответил тем, что объявил Массачусетс мятежной провинцией. Среди бурной риторики, которая за этим последовала, Патрик Генри в речи перед Провинциальной ассамблеей Вирджинии произнес свои знаменитые слова: «Свобода или смерть».

Однако кризис уже перерос границы риторики – и даже гражданских и экономических акций. В апреле 1775 года 700 английских солдат были направлены в Конкорд, в окрестностях Бостона, для захвата находившегося там склада оружия местной милиции. Пол Ревир предпринял свой знаменитый рейд, чтобы предупредить о приближении войск. Отряд англичан был встречен в Лексингтоне семьюдесятью семью вооруженными колонистами. В ожесточенной стычке – «звуки выстрелов были слышны по всей округе» – восемь колонистов были убиты и десять ранены. На обратном пути в Бостон колонна англичан с конфискованным оружием была атакована отрядом из 4000 стрелков и потеряла 273 человека убитыми и ранеными. Колонисты потеряли девятнадцать человек.

22 апреля собрался Третий провинциальный конгресс Массачусетса, на котором председательствовал Джозеф Уоррен, Великий Магистр Северной Америки, уполномоченный Великой Ложей Шотландии. Уоррен санкционировал мобилизацию 30 тысяч человек. В то же время в своем «Обращении к Великобритании» он писал:

«В этой колонии уже давно ведутся военные действия войсками под командованием генерала Гейджа… Это, братья, является местью правительства за отказ, вместе с другими колониями, стать рабами; но им еще не удалось отторгнуть нас от нашего монарха. Мы заявляем о том, что остаемся его верными подданными… но тем не менее мы не станем покорно смиряться перед гонениями и тиранией его правительства».

Многие из непокорных колонистов, не принадлежавших к масонскому братству – такие, как Джон и Сэмюэл Адамсы – уже требовали более радикальных мер. Однако Уоррен, объявляя о своей верности королю, но не парламенту, выражал мнение большинства масонов. Именно эта позиция оказалась преобладающей на втором Континентальном конгрессе, собравшемся 10 мая 1775 года. Конгресс – под председательством сначала Пейтона Рэндолфа, а после его смерти Джона Хэнкока из ложи св. Андрея – санкционировал создание полноценной армии. Командующим был назначен Джордж Вашингтон, известный масон из ложи Вирджинии, Великим Магистром которой был Рэндолф. Некоторые историки высказывали предположение, что этим назначением Вашингтон обязан своим связям среди масонов. Разумеется, в распоряжении конгресса имелись и более опытные в военном деле люди, причем все они тоже были масонами. И действительно, в самом начале войны высшее командование колонистов почти полностью состояло из масонов. Стоит вкратце остановиться на их биографиях.

Среди тех, кого могли назначить главнокомандующим вместо Вашингтона, был генерал Ричард Монтгомери.

Монтгомери родился в Ирландии, в окрестностях Дублина. Во время войны с французами и индейцами он был офицером регулярных частей английской армии и служил под командованием Амхерста. При осаде Луисбурга он воевал в 17-м пехотном полку, а затем был переведен в Лестерширский полк, входивший в бригаду Вулфа. После окончания войны Монтгомери поселился в колониях и женился на дочери Роберта Р. Ливингстона, который в 1784 году станет Великим Магистром Великой Провинциальной Ложи Нью-Йорка, а в 1789 году будет принимать клятву у Вашингтона на церемонии инаугурации первого президента Соединенных Штатов. Считается, что Монтгомери вступил в масонскую ложу 17-го пехотного полка во время осады Луисбурга. Разумеется, о том, что он масон, знали его современники. «За Уоррена, Монтгомери и Вустера!» – именно так звучал распространенный масонский тост в память известных братьев, которые стали одними из первых жертв разгоревшегося конфликта.

Во время войны с французами и индейцами Дэвид Вустер был сначала полковником, а затем бригадным генералом. Он служил под началом у Амхерста под Луисбургом и, как полагают, там же стал членом полковой ложи – вместе с лордом Блейни, который впоследствии станет Великим Магистром Великой Ложи Англии. Еще в 1750 году Вустер организовал в Нью-Хейвене первую ложу Хирама и стал ее первым магистром.

Генерал Хью Мерсер служил фельдшером в армии якобитов Карла-Эдуарда Стюарта. После Куллодена он бежал в Филадельфию, где десять лет спустя служил под началом Брэддока и был ранен у форта Дюкен. Через год его перевели в 60-й пехотный полк, где активно действовала масонская ложа. После того, как на месте форта Дюкен был построен форт Питт, Мерсера назначили его начальником в чине полковника. Он был масоном с большим стажем и входил в ту же ложу Фредериксберга, что и Вашингтон.

Генерал Артур Сен-Клер родился в Кейтнессе и был потомком сэра Уильяма Синклера, строителя часовни Росслин. Как и Монтгомери, Сен-Клер вступил в британскую армию, служил в 1756 – 1757 годах в 60-м пехотном полку, а затем в бригаде Вулфа под началом Амхерста при осаде Луисбурга. Через год он вместе в Вулфом участвовал в захвате Квебека. В 1762 году он вышел в отставку и поселился в колониях. Известно, что Сен-Клер был масоном, хотя подробности его вступления в братство или название его ложи не сохранились.

Генерал Горацио Гейтс также был строевым офицером британской армии. Он также сражался под командованием Амхерста под Луисбургом. Гейтс считался одним из ближайших друзей Вашингтона и был женат на дочери Великого Магистра Новой Шотландии. Точно неизвестно, к какой ложе принадлежал Гейтс, однако он часто посещал Великую Провинциальную Ложу Массачусетса.

Генерал Израэль Патнам служил под началом лорда Джорджа Хоу и находился рядом с ним в момент его гибели во время катастрофической лобовой атаки на форт Тикондерога. Впоследствии Патнам служил под командованием Амхерста. Масоном он стал в 1758 году, вступив в полковую ложу в Кроун-Пойнт после того, как Амхерст взял этот форт.

Генерал Джон Старк вместе с лордом Джорджем Хоу служил в нерегулярном партизанском соединении «Рейнджеры Роджерса», сражался вместе с Хоу под Тикондерогой, а затем служил под командованием Амхерста. Возможно, он стал масоном именно в этот период, но никаких свидетельств о его вхождении в масонскую ложу до 1778 года не сохранилось.

Это лишь несколько имен из длинного списка, который может быть без труда продолжен. Генерал Джон Никсон воевал вместе с лордом Джорджем Хоу под Тикондерогой, затем вместе с Амхерстом под Дуйсбургом. Точно такой же путь прошел и генерал Джозеф Фрай. Генералы Уильям Максвелл и Элиас Дейтон сражались вместе с Джорджем Хоу под Тикондерогой, а затем вместе с Вулфом брали Квебек. Все они были масонами.

Единственным, кто резко возражал – настолько, что в конечном итоге стал предателем – против назначения Вашингтона, был Бенедикт Арнолд. Он тоже служил под командованием Амхерста и, по всей видимости, вступил в братство примерно в это же время. В 1765 году он присоединился к первой ложе Хирама, основанной Дэвидом Вустером в Нью-Хейвене. Приятель Арнолда полковник Этан Аллен служил с Джорджем Хоу под Тикондерогой, а затем с Амхерстом. В июле 1777 года он был посвящен в масонскую степень ученика в одной из лож Вермонта, но, похоже, так и не продвинулся дальше.

В тот же день, когда собрался Второй континентальный конгресс, Этан Аллен вместе с Арнолдом, который служил у него лейтенантом, предпринял неожиданную атаку на Тикондерогу, тот самый форт, который приобрел печальную славу у предыдущего поколения. Были захвачены склады с амуницией и оружием, в том числе артиллерией. Пять недель спустя колонисты, действуя под покровом ночи, упредили англичан, намеревавшихся укрепить Бостон, и построили собственные огневые позиции на двух гребнях гор, господствовавших над городом, Бридс-Хилл и Банкер-Хилл. Официально ими командовал бригадир Артемус Уард, еще один ветеран войны с французами и индейцами, но вдохновлял колонистов Джозеф Уоррен из ложи св. Андрея.

Впоследствии во всем, что случилось, обвиняли генерала Томаса Гейджа, но на самом деле вся ответственность лежит на сэре Уильяме Хоу, который непосредственно командовал войсками. Именно у Хоу были полномочия – после того, как ситуация прояснилась – изменить план сражения или придерживаться первоначальной стратегии, неминуемо заплатив за это высокую цену. Для ветерана, служившего под командованием Амхерста и Вулфа, Хоу повел себя очень странно.

Несмотря на удушающую жару, Хоу приказал своим войскам прямо под огнем колонистов перейти в наступление со всем снаряжением, которое весило более сотни фунтов, и штыковой атакой взять их позиции. Огонь колонистов, который они вели организованными залпами – эту тактику применяла британская армия во время войны с французами и индейцами, – оказался губительным для наступающих, и солдатам Хоу потребовалось четыре атаки, чтобы захватить позиции противника. Когда им это удалось – потери составили 200 человек убитыми и 800 ранеными из 2500 принимавших участие в штурме – ни о каком милосердии не могло быть и речи. От английского штыка погиб Уоррен, а те из колонистов, кто не смог спастись бегством, были буквально уничтожены. Потери колонистов превысили 400 человек.

Значение боя у Банкер-Хилл состоит в том, что это было первое открытое столкновение между колонистами и регулярной британской армией. Кроме того, это было первое полномасштабное сражение войны, коренным образом отличавшееся от стычек в Лексингтоне и Конкорде. Примечательно оно также странным поведением Хоу, проводившим эту операцию. Не следует забывать, что Хоу изучал тактику партизанской войны под руководством своего старшего брата Джорджа, а также Амхерста и Вулфа. На протяжении всей своей военной карьеры – как до, так и после Банкер-Хилл – он тщательно избегал дорогостоящих лобовых атак на укрепленные позиции противника. Как бы то ни было, а именно в такой атаке у форта Тикондерога в 1758 году погиб его старший брат. В сражении у Банкер-Хилл в его распоряжении имелись альтернативные варианты действий. Он мог выбить колонистов с занятых позиций артиллерийским огнем. Он мог просто отрезать их от линий снабжения и ждать, пока у них закончится вода, продовольствие и боеприпасы. Он имел возможность использовать отряды гренадеров и легкой кавалерии, проявив выдумку, которой он научился у Амхерста и Вульфа еще двадцать лет назад; именно так он использовал кавалерию в последующих сражениях этой войны. Более того, сражаясь бок о бок с отрядами колонистов во время войны с французами и индейцами, он лучше других знал, какую стойкость они способны проявить и насколько хорошо они владеют приемами залпового огня, разработанными самой британской армией.

Своими действиями при Банкер-Хилл Хоу, неоднократно высказывавший нежелание сражаться против колонистов, как будто бы посылал сигнал своим начальникам в Лондоне: «Вы хотите, чтобы я воевал? Прекрасно, я буду воевать. Но это вам дорого обойдется. Посмотрите, во что вы ввязались. Вы действительно хотите продолжать это безумие?»

Вряд ли это было проявлением цинизма со стороны Хоу. Не похоже, чтобы он ради красивого жеста бездумно пожертвовал тысячами солдат. Наоборот, Хоу, прекрасно понимавший, во что ввязывается Британия, мыслил стратегически. Возможно, именно стратегические соображения заставили его прийти к выводу, что лучше принести в жертву тысячу человек, но предотвратить гибель гораздо большего количества людей в последующих столкновениях.

Но если сражение у Банкер-Хилл и было уроком, который Хоу хотел преподать Лондону, этот урок не был усвоен. Возможно, поначалу Хоу даже думал, что добился своей цели – с него самого сняли обвинения за огромные потери при Банкер-Хилл. Во всем обвинили Гейджа, и британская армия покинула Бостон. Но затем Хоу оказался в положении, к которому меньше всего стремился – он сменил Гейджа в должности главнокомандующего и был обязан продолжить военные действия против колонистов. Больше никогда он так расточительно не обращался с войсками, как при Банкер-Хилл. Наоборот, во всех последующих кампаниях он постоянно пытался сберечь жизни как своих солдат, так и колонистов. Его действия больше не казались ни двусмысленными, ни странными.

Несмотря на большие потери при Банкер-Хилл – а возможно, благодаря им – колонисты под влиянием многочисленных масонов в их рядах по-прежнему стремились избежать окончательного разрыва с Британией. 5 июля Континентальный конгресс принял так называемую «Петицию оливковой ветви» к Георгу III, призывая к мирному разрешению противоречий. Через день за петицией последовала еще одна резолюция, в которой заявлялось, что колонисты не жаждут независимости, но «не потерпят рабства». Однако 23 августа «Петиция оливковой ветви» была отвергнута, и король объявил, что британские колонии в Северной Америке подняли открытый мятеж. Таким образом, события стали развиваться согласно своей внутренней логике, независимо от того, что предполагали или желали их участники.

9 ноября был сформирован специальный комитет конгресса – «Комитет секретной корреспонденции» – с целью установления контактов «с нашими друзьями за границей». В состав комитета входили Роберт Моррис, Джон Джей, Бенджамин Харрисон, Джон Дикинсон и Бенджамин Франклин. Комитет должен был активно использовать масонские каналы и в конечном итоге создать разветвленную шпионскую сеть. Одновременно – причем совершенно случайно – эта сеть частично пересекалась с британской шпионской сетью, которая действовала параллельно по тем же самым масонским каналам. Обе сети базировались, преимущественно, в Париже, который стал центром разветвленной паутины шпионажа, интриг и предательств.

К этому моменту Франклин был уже масоном со стажем; он вступил в ложу почти полстолетия назад, в 1731 году. В 1734-м, а затем повторно, в 1749 году, он избирался Великим Магистром Пенсильвании. В 1756 году Франклин стал членом Королевского общества, которое в то время тоже в значительной степени ориентировалось на масонство. С 1757 по 1762-й, а затем с 17б4по 1775 год он много времени проводил за границей, в Англии и во Франции. В 1776 году, после того, как конфликт в колониях превратился в полномасштабную войну за независимость, Франклин стал, по существу, американским послом во Франции и продолжал выполнять эти обязанности до 1785 года. В 1778 году в Париже он становится членом особенно престижной и влиятельной французской ложи «Девять сестер», в которую также входили такие выдающиеся личности, как Джон Пол Джонс (впервые ставший членом ложи в Шотландии в 1770 году) и Вольтер. Годом позже, 21 мая 1779 года, Франклина избирают магистром «Девяти сестер», а в 1780 году он переизбирается на этот пост. В 1782 году он становится членом более таинственного и загадочного масонского объединения, «Королевской ложи командоров Храма западного Каркассона».

С 1750 по 1775 год Франклин был помощником министра почты в американских колониях. На этой должности он подружился с британским министром почты сэром Фрэнсисом Дэшвудом и графом Сэндвичем. Неизвестно, был ли Дэшвуд масоном. Вполне возможно, что он являлся членом ложи, основанной в 1733 году во Флоренции его близким другом Чарльзом Сэквиллом, графом Мидлсекским. И он, и Сэквилл входили в узкий кружок масонов, объединившихся вокруг принца Уэльского Фредерика. Впоследствии он основал собственную масонскую ложу.

В 1732 году Дэшвуд был одним из основателей квазимасонского «Общества дилетантов». Во время путешествия за границу с 1739 по 1741 год он вращался в кругах якобитов и стал близким другом и верным сторонником Карла-Эдуарда Стюарта. Это позволило ему установить связи с видными якобитами в Англии, такими, как Джордж Ли, граф Личфилд, который помог его кузену Чарльзу Рэдклифу бежать из ньюгейтской тюрьмы и который вместе с другим влиятельным масоном и убежденным якобитом герцогом Уортоном основал «Клуб адского пламени». В 1746 году Дэшвуд совместно с графом Сэндвичем и двумя другими людьми основал общество, иронически названное «Орден святого Франциска», которое затем стало известно под тем же именем, что и первая организация Личфилда и Уортона. И действительно, в настоящее время имя Дэшвуда нередко ошибочно связывают с «Клубом адского пламени» – правда, его «францисканцы» были замешаны в таких же неоязыческих и оргастических делах.

В 1761 году Дэшвуд стал членом парламента от Уэймута. В 1762 году он был канцлером казначейства под руководством графа Бьюта. Год спустя он стал вице-губернатором Бакингемшира, а также начальником милиции Бакингемшира, в которой одним из его подчиненных был еще один инакомыслящий, пользовавшийся сомнительной славой, член парламента Джон Уилкис. В 17бб году Дэшвуда назначили министром почты. Его первым коллегой на этом посту стал Уиллис Хилл, лорд Хилсборо, который вместе с герцогом Уортоном и графом Личфилдом был основателем первого «Клуба адского пламени». Впоследствии Хилла сменил граф Сэндвич.

Сэндвич познакомился с Дэшвудом примерно в 1740 году, и дружба их продолжалась всю жизнь. Неудивительно, что Сэндвич стал членом сначала «Общества дилетантов» Дэшвуда, а затем «Ордена святого Франциска». Сэндвич оставался министром почты до 1771 года, а затем был назначен военно-морским министром и занимал этот пост на протяжении почти всей войны за независимость Америки. В этой должности он проявил выдающуюся некомпетентность – даже такой взвешенный и сдержанный источник, как Британская энциклопедия отмечает, что «коррупция и некомпетентность администрации Сэндвича не имеют себе равных во всей истории британского флота».

Во время летних месяцев 1772, 1773 и 1774 года Франклин жил в доме Дэшвуда в Западном Уайкомбе. Они сотрудничали при подготовке сокращенного издания сборника общей молитвы.

«Проскомидия и службы были составлены Дэшвудом и отредактированы Франклином, а катехизис и псалмы составлял Франклин и редактировал Дэшвуд. Законченная работа была отпечатана на средства Дэшвуда…»

Франклин – этот «табачного цвета маленький человечек», как называл его Д. X. Лоуренс, лицемерный автор «Альманаха бедного Ричарда», поборник терпимости, скромности, трудолюбия, умеренности и чистоты, призывавший своих читателей не «поддаваться похоти» – стал членом «Общества францисканцев» Дэшвуда. Франклин, бывший дома образцом моральной чистоты, в Англии, вероятно, «снял парик», и пещеры в окрестностях поместья Дэшвуда в Западный Уайкомб превратились в будуар для шалостей сладострастных министров почты.

Судя по письму Сэндвича к Дэшвуду, отправленного в сентябре 1769 года, у них практически не было других занятий.

«Мне почти стыдно писать вам по поводу служебных дел после практического бездействия в течение всего лета. Однако так мало дел требуют нашего присутствия, и нам настолько повезло пребывать в согласии почти во всем, что требует нашего мнения, что нам почти не приходится причинять себе беспокойство личным присутствием на службе».

Однако дело было не только в этом. Должность министра почты открывала доступ практически ко всем письмам и другим средствам связи, и поэтому предполагала участие в шпионаже. Во время войны за независимость Америки опыт, приобретенный на этой должности, сослужил Франклину и Дэшвуду хорошую службу.

Франклин, игравший двойную роль шпиона и посла колонистов во Франции, сделал центром своей деятельности Париж. Его сопровождали еще два человека, назначенных комитетом конгресса, Сайлас Дин и Артур Ли. Брат Ли обосновался в Лондоне. Там же проживала сестра Франклина, которая, как полагают, тоже была замешана в шпионаже. Она была близким другом брата Хоу, адмирала лорда Ричарда Хоу, командовавшего морскими операциями на американском театре военных действий. В 1774 году она свела вместе адмирала и Франклина – якобы на партию в шахматы – и они с тех пор часто обсуждали проблемы колонистов. В 1781 году было опубликовано письмо за подписью «Цицерон», в котором братья Хоу обвинялись в принадлежности к фракции, тайно пытавшейся помочь колонистам в борьбе за независимость. «Все поведение Вашингтона, – заявлял «Цицерон», – демонстрирует уверенность, основой которой могла быть только информированность». Он открыто обвинял адмирала Хоу в «тайном сговоре с доктором Франклином». Адмирал ответил через газету, заявив, что «Цицерон» точно излагает факты, но делает из них неверные выводы. В то же время он признался, что скрывал информацию о своих встречах с Франклином от высшего командования флотом, и этот факт заставляет предположить, что ему действительно было что скрывать.

Одним из самых ценных агентов колонистов в Англии был бывший друг Дэшвуда, товарищ по клубу и коллега по парламенту Джон Уилкис. Уилкис вступил в масонское братство в 1769 году, а в 1774 стал лордом-мэром Лондона. Пребывая на этом посту, он публично выступал в защиту колонистов. Вместе с тем, начиная с конца 60-х годов он являлся тайным представителем в Британии бостонской организации «Сыны свободы», которая сыграла ключевую роль в «Бостонском чаепитии». Всю войну Уилкис тайно собирал деньги для армии колонистов и передавал их в Париж Франклину. Из Парижа денежные средства отправлялись в Америку или использовались на месте для закупки оружия и амуниции. Датируемое 1777 годом письмо отражает довольно странный факт: шпионская организация Уилкиса была раскрыта, но никаких действий против нее больше не предпринималось.

Центром британской шпионской сети тоже был Париж, и официально руководил ею Уильям Иден, лорд Окленд, еще один видный человек, подробности взаимоотношений с масонством которого историкам не известны. В 1770 году он стал Великим Стюардом Великой Ложи, но не сохранилось сведений о том, когда, где и кем он был принят в братство.

Шпионская сеть Окленда функционировала в основном через капитанов торговых судов, курсировавших между Францией и Америкой, включая тех, которые перевозили корреспонденцию между Франклином и конгрессом. 10 декабря 1777 года один из таких капитанов, некий Хинсон из Мэриленда, сообщал о Франклине следующее: «Если Англия проявит стремление к миру, то он будет первым, кто откажется от независимости». По свидетельству самого Франклина, Сайлас Дин придерживался такого же мнения. Однако Хинсон сообщал, что у Франклина имелись разногласия с Артуром Ли, который «жил в неподобающей роскоши и был очень самолюбив». Ли боялся лишиться своего статуса и хотел, чтобы война продолжалась.

Помимо агентов на море, у Окленда были свои люди в Париже. Самым ценным из них считался доктор Эдвард Банкрофт, выдающийся натуралист и химик. До войны Банкрофт был близким другом Франклина, а в 1773 году он содействовал принятию американца в Королевское общество. Кроме того, он дружил с Сайласом Дином. Не зная, что Банкрофт является английским агентом, направленный в Париж Дин тут же связался с ним. Банкрофт или его хозяева разыграли целый спектакль, согласно которому он вынужден был «бежать» из Англии, чтобы в Париже присоединиться к Дину. Здесь он стал доверенным лицом не только самого Дина, но и Франклина. В 1777 году он даже занял должность личного секретаря Франклина, а в 1779 году стал членом престижной ложи «Девять сестер», магистром который в том году избрали Франклина.

Через Банкрофта английское правительство получало сведения не только о действиях колонистов, но и о планах Франции вступить в войну. Таким образом, Британия – по крайней мере, теоретически – имела возможность предвидеть и помешать таким событиям, как вклад французов в победу колонистов при Йорктауне. Однако военно-морские силы Великобритании, руководимые военно-морским министром лордом Сэндвичем, командующим североамериканским флотом адмиралом Ричард Хоу, проявили такую же медлительность, как и сухопутная армия.

Оглядываясь назад, следует признать, что Банкрофт передавал весьма ценные разведывательные данные. В 1785 году парламент в знак признания его заслуг пожаловал ему монопольное право на импорт в страну одного из растительных красителей, используемых при производстве ситца в процессе, изобретателем которого был сам Банкрофт. Тем не менее, король, лично знакомившийся с его докладами, не доверял ему, подозревая, что он является двойным агентом колонистов. Особенно сомнительной выглядела тайная миссия Банкрофта в Ирландии в 1779 году. В марте 1780 года английский посол во Франции лорд Стормонт писал королю, что в декабре прошлого года в Париж прибыла тайная делегация ирландцев, состоящая из католиков и сторонников независимости, и эта делегация имела встречу с Людовиком XVI. По словам Стормонта:

«…их целью является создание в Ирландии независимого государства, в котором будет некий парламент, но не будет короля, и в котором государственной религией станет протестантская… но католики будут обладать всеми правами. Делегаты тесно связаны с Франклином, и эта связь, как считает мой информатор, поддерживается через сестру Франклина Миссис Джонстон, которая сейчас находится в Лондоне и снимает небольшую квартиру в Фаунтен-Корт в Стрэнде».

Эти семена взошли через двадцать лет, когда под покровительством лорда Эдварда Фицжеральда и Вулфа Тоуна была создана новая, похожая на масонскую, организация, общество «Объединенные ирландцы». Наиболее активно она проявила себя во время ирландских восстаний 1798 и 1803 года.

Тем временем английская шпионская сеть под руководством лорда Окленда продолжала внедряться в такую же сеть колонистов. В этом процессе ключевой фигурой был сэр Фрэнсис Дэшвуд, занимавший должность министра почты. Он постоянно вскрывал корреспонденцию колонистов и передавал ее содержание Окленду. Но самым необычным можно считать тот факт, что все это время Дэшвуд и Франклин, похоже, поддерживали личный контакт при помощи каких-то тайных каналов связи. Так, например, один из агентов Дэшвуда, некий Джон Норрис, в письме от 3 июня 1778 года сообщает: «Сегодня передал гелиографическое донесение от доктора Франклина в Уайкомб». Из этого некоторые комментаторы делают вывод, что Франклин был британским агентом! Если это правда, то контакты между Франклином и Дэшвудом обязательно нашли бы отражение в бумагах лорда Окленда, других представителей английских властей и даже самого короля. Отсутствие подобных свидетельств говорит, по крайней мере, о том, что эти контакты не были санкционированы британской разведкой или даже не были известны ей. Скорее всего, что Дэшвуд и Франклин – старые друзья и коллеги – играли в свою собственную безобидную игру, обмениваясь слухами, сплетнями и (или) просто дезинформацией. Несмотря на то, что Дэшвуд был противником войны, нет никаких оснований подозревать его в предательстве. С другой стороны, он достаточно добросовестно – хотя бы на минимально необходимом уровне – исполнял свои обязанности. В этом отношении его поведение ничем не отличается от поведения высшего командования британской армии и британского флота.

В Северной Америке события стремительно набирали обороты. К тому моменту, когда был сформирован Комитет секретной корреспонденции конгресса, колонисты уже предприняли амбициозное и ошибочное наступление. Крупные силы под командованием генерала Монтгомери попытались осуществить вторжение в Канаду.

13 ноября 1775 года им удалось захватить Монреаль. Монтгомери, служивший под началом Амхерста и Вулфа, тем не менее попытался взять Квебек штурмом. Атака колонистов была отбита, и они понесли тяжелые потери. Был убит и сам Монтгомери. Однако главнокомандующий британскими войсками в Канаде сэр Гай Карлтон был близким другом Хоу и разделял его негативное отношение к этой войне. Карлтон не только не стал преследовать разбитую армию колонистов, но даже отпустил пленных.

В начале 1776 года в конгрессе ведущую роль по-прежнему играли более умеренные масонские фракции. Их позиция была еще раз озвучена в декабре прошлого года, когда Конгресс повторно отказался повиноваться английскому парламенту, но заявил о своей верности короне. Но теперь настроения стали меняться, и на первую роль выдвинулись более радикальные элементы. Большую роль в поляризации мнений сыграл памфлет Томаса Пейна «Здравый смысл»; после его появления многие прежде лояльные колонисты стали выступать за независимость от метрополии. 7 июня брат Артура Ли Ричард Генри Ли выдвинул официальное предложение, чтобы колонии стали «свободными и независимыми штатами». К этому времени посольство Франклина стало также приносить плоды. Французский король Людовик XVI передал в долг колониям амуниции на сумму в миллион ливров, и примерно такой же вклад внесла Испания, другой главный соперник Британии в Европе. Этой амуниции армии повстанцев хватило почти на два года.

11 июня конгресс сформировал комитет по составлению декларации о независимости. Из пяти членов этого комитета двое – Франклин и тесть Ричарда Монтгомери Роберт Ливингстон – точно были масонами, а один, Роджер Шерман, по неподтвержденным данным тоже принадлежал к братству вольных каменщиков. Двое других – Томас Джефферсон и Джон Адаме – не являлись масонами, несмотря на многочисленные заявления историков об обратном. Текст декларации написал Джефферсон. Она была представлена конгрессу и принята 4 июля 1776 года. Из подписавших ее конгрессменов девять были масонами, а еще десять могли ими быть. В их число входили такие влиятельные фигуры, как Вашингтон, Франклин и, разумеется, сам президент конгресса Джон Хэнкок. Более того, армия практически полностью оставалась в руках масонов. Первоначально и в конгрессе, и в армии масоны выступали как противники полной независимости. Но после того, как жребий был брошен, они начали воплощать собственные идеалы, нашедшие отражение в институтах нарождавшейся республики. Наиболее заметно влияние масонства проявилось в конституции Соединенных Штатов.

Обнародованная Декларация о независимости поначалу казалась экзотическим жестом и совершенно безнадежным предприятием. И действительно, положение колонистов в этот момент было незавидным, а вскоре ухудшилось еще больше. В марте Хоу занял Бостон, а 22 августа Нью-Йорк. В бруклинском сражении (иногда его называют битвой на Лонг-Айленде) его потери составили 65 человек убитыми и 255 ранеными, в то время как потери противника доходили до 2000 человек. Однако он не стал преследовать разбитую армию колонистов и позволил ее остаткам спастись бегством. В последовавшей за этим военной кампании Хоу проявил точно такую же апатию. Так, например, на Гарлемских высотах – там, где теперь расположен Колумбийский университет – он тянул время на протяжении четырех недель, прежде чем приказал атаковать позиции колонистов. После взятия форта Вашингтон гессенские подразделения начали штыками убивать колонистов, и Хоу в гневе обрушился на немецких наемников.

Но даже джентльменское поведение Хоу не смогло спасти армию колонистов от поражения. Вынужденный оставить Бруклин, Вашигтон отступил на Манхэттен, но затем ушел и оттуда, и 15 сентября Хоу занял Нью-Йорк. Последующие столкновения заставили Вашингтона отступать через Нью-Джерси и Делавэр в Пенсильванию. К этому моменту численность армии колонистов упала с 13 тысяч человек до 3 тысяч. Только у форта Ли они лишились 140 пушек. И вновь Хоу проявил странную нерешительность, продолжая медлить и терять время, что позволило разбитому противнику спастись бегством. Показательно, что весь следующий год – год наиболее серьезных поражений Вашингтона – наступал именно он, а не Хоу. Не Хоу лекал встречи с ним, а он с Хоу. Когда столкновение становилось неизбежным, Хоу реагировал довольно странно – почти как человек, во сне отмахивающийся от мухи и снова погружающийся в сон.

26 декабря 1776 года Вашингтон совершил свой знаменитый рейд, форсировав Делавэр и неожиданно напав на отряд гессенских наемников в Трентоне. Избежав столкновения с главными британскими силами, которыми командовал Корнуоллис, 3 января 1777 года он одержал свою вторую победу, разбив в Принстоне уступавший ему по численности контингент противника. Однако Хоу никак не отреагировал, и его армия, более многочисленная и лучше вооруженная, просто оставила Нью-Джерси и передислоцировалась в Пенсильванию. 11 сентября он отбил атаку Вашингтона под Брэндиуайном. И опять Хоу не стал преследовать противника, а вместо этого занял Филадельфию – откуда поспешно бежал конгресс – и расположился там на зимние квартиры. Три недели спустя, 4 октября, Вашингтон предпринял новую атаку, на этот раз в Джермантауне. Хоу вновь отбил атаку колонистов, на этот раз нанеся им тяжелый урон. Континентальная армия колонистов страдала от болезней, дезертирства, низкого морального духа и плохого снабжения, и Вашингтон стал на зимние квартиры в Вэлли-Фордж. С благородством истинного джентльмена Хоу оставил его в покое, позволив зализать раны и восстановить разбитую армию.

В этом процессе восстановления Континентальной армии большую роль сыграли масоны. Соблазненные идеями, пропагандировать которые помогали масоны, многие профессиональные военные пересекали Атлантику и присоединялись к колонистам. Среди них был, к примеру прусский ветеран барон Фридрих фон Стубен, которого привлекли на свою сторону Франклин и Дин, и который стал у Вашингтона инструктором по строевой подготовке. Принеся с собой дисциплину и профессионализм армии Фридриха Великого, Стубен практически единолично превратил отряды неопытных добровольцев в боеспособные вооруженные силы. Среди добровольцев из Европы был также француз Иоганн де Кальб, еще один ветеран войн в Европе, ставший одним из самых компетентных и надежных подчиненных Вашингтона. Среди них был беззаветно преданный делу свободы поляк Казимир Пуласки, которому было суждено умереть от ран, полученных при осаде Саванны, а также другой уроженец Польши, Тадеуш Костюшко, построивший сложные фортификационные сооружения Уэст-Пойнта и ставший ведущим военным строителем и инженером армии колонистов. И наконец, среди них был маркиз де Лафайет, чей титул и харизма компенсировали отсутствие военного опыта и оказали огромное воздействие на моральный дух солдат, а дипломатическая активность принесла реальные результаты. Именно он внес наибольший вклад в то, что в войну вступила Франция – событие, сделавшее возможным окончательную победу колонистов при Йорктауне. Принадлежность всех перечисленных выше людей – за исключением Костюшко, сведений о котором не сохранилось – к масонскому братству либо документально подтверждена, либо вполне вероятна. Лафайет и Стубен сами считали, что вносят вклад в создание идеальной масонской республики.

После поражений при Брэндиуайне и Джерментауне, а также деморализующей зимовки в Вэлли-Фордж 1777 год стал самым неудачным для Вашингтона. Однако на северном фронте произошло событие, которое с наших сегодняшних позиций выглядит единственным решающим сражением войны. Но ни Вашингтон, ни Хоу не принимали в нем непосредственного участия. Самим этим фактом Хоу еще раз продемонстрировал странную нерешительность и апатию, которые характеризовали его поведение в этом военном конфликте. Дошедшие до нас свидетельства указывают на то, что он мог – по крайней мере в данном конкретном случае – вести себя иначе.

Мы уже упоминали, что эта война была крайне непопулярной у британского военного командования в Северной Америке – братьев Хоу, Корнуоллиса и Клинтона – а также у членов обеих партий в самой метрополии. Так, например, Эдмунд Берк открыто высказывался против притеснения колонистов. Такой же точки зрения придерживался Чарльз Фокс. Уильям Питт, граф Чатем, который руководил захватом Америки у французов двадцать лет назад, произнес несколько пламенных речей в парламенте, призывая к примирению – и умер во время завершения одной из них. Сын Питта, служивший адъютантом сэра Гая Карлтона в Канаде, получил указание отца выйти в отставку, но только не сражаться против колонистов. В отставку вышел также граф Эффингем Адмирал Август Кеппел, сменивший Сэндвича на посту военно-морского министра, во всеуслышанье объявил, что не будет участвовать в военных действиях против людей, которых он считает соотечественниками. Насколько нам известно, один из величайших флотоводцев той эпохи Джордж Родни не делал подобных публичных заявлений, но и он придерживался той же точки зрения и упорно уклонялся от любых операций в водах Америки до окончания войны за независимость, и только потом его флот вошел в Карибское море и нанес сокрушительное поражение французам. Как мы уже видели, главнокомандующий частями британской армии Амхерст, имевший большой опыт боевых действий в Северной Америке, тоже отказывался принимать участие в войне. В Канаде сэр Гай Карлтон проявлял такую же нерешительность, как его друг сэр Уильям Хоу. Среди правящих кругов Великобритании, как военных так и гражданских, сопротивление войне было практически единодушным – как и антипатия к ее главному стороннику в Англии лорду Джорджу Жермену. Нашелся лишь один влиятельный человек, который заискивал перед Жерменом и оправдывал безжалостное притеснение колонистов – сэр Джон Бергойн («джентльмен Джони»), известный денди, писавший не пользовавшиеся особой популярностью пьесы, Бергойн до начала военных действий в 1775 году никогда не был в Северной Америке. Из всех британских командиров для него одного Америка оставалась чужой. Во время Семилетней войны он не покидал Англии и принимал участие лишь в серии нерешительных рейдов на французское побережье. Затем он сформировал собственный отряд легкой кавалерии и отправился с ним в Португалию, где они сражались в качестве добровольцев во время конфликта с Испанией. После разгрома испанской армии при Вилла Велья Бергойн вернулся в Англию с репутацией находчивого и решительного человека. Он никогда не был масоном.

К моменту сражения при Банкер-Хилл он служил под началом Хоу в Бостоне. Затем, в феврале 1776 года, получил назначение на пост заместителя командующего к сэру Гаю Карлтону в Квебек и был свидетелем событий, которые происходили во время неудачного вторжения Монтгомери в Канаду. Бергойн категорически не одобрял очевидной «нерешительности», с которой Карлтон – так же, как и Хоу – вел военные действия. Как мы видели, Карлтон отпустил военнопленных, захваченных во время штурма Квебека. В другом случае он отпустил 110 пленных колонистов, в том числе одного генерала, снабдив их продовольствием и обувью и разрешив вернуться домой. Еще один раз – как минимум – он сознательно издавал такие распоряжения, которые давали возможность колонистам бежать. Бергойн считал такое поведение непростительным. Он с презрением относился ко всему «чужому» и к «чужакам», и единственный из британских командиров распространял это определение на колонистов. Он считал, что они представляют собой нечто среднее между вредителями и испорченными детьми, которые крайне нуждаются в том, что в наше время называется «шоковой терапией». Относясь с высокомерным пренебрежением к их жалобам, он без всякого сожаления обращался с ними с той жестокостью, какую только позволяли обстоятельства. По его убеждению, они не заслуживали джентльменского отношения, которое проявляли Карлтон и Хоу.

В ноябре 1776 года Бергойн вернулся в Англию, где он еще больше сблизился со своим другом и покровителем лордом Джорджем Жерменом. Благодаря Жермену он также стал доверенным лицом короля. Это позволило ему действовать за спиной своих непосредственных начальников в Северной Америке и разрабатывать собственный амбициозный план покончить с войной одним решительным ударом. Бергойн должен был лично воплотить этот план в жизнь и насладиться лаврами победителя.

План требовал тщательной организации, подготовки и точного выбора времени. Он предусматривал, что мощная колонна британских войск под командованием Бергойна нанесет удар в южном направлении с территории Канады и двинется к Олбани через старые форты Тикондерога и Кроун-Пойнт по холмистой, покрытой лесами местности, где двадцать лет назад прокладывали себе дорогу Амхерст и Вулф, и о которой Бергойн не имел ни малейшего представления. Тем временем Хоу лишат самостоятельности в управлении войсками. Он поведет находящиеся под его командованием части сначала к Манхэттену, где организует базу, а затем на север, чтобы соединиться с Бергойном у Олбани. Таким образом:

«…две армии, одна с севера, с территории Канады, а одна с юга, соединятся вместе, разделив колонии на две отдельные зоны, после чего контроль над каждой зоной будет устанавливаться отдельно».

По существу от южных колоний будет отрезана вся Новая Англия. По словам одного из историков, Бергойн был уверен, что «завоюет себе славу, положение, честь и видное место в истории».

Вне всякого сомнения, план Бергойна был в высшей степени амбициозным. Неизвестно, мог ли он быть осуществлен более компетентным человеком, но даже в этом случае ценность его была бы сомнительна, поскольку к 1777 году основной театр военных действий сместился к югу, и Новая Англия потеряла свое стратегическое значение. Тем не менее, Жермен и король приняли этот план. В марте 1777 года Гаю Карлтону был вручен приказ, что на должность главнокомандующего канадской армией вместо него назначен Бергойн. Карлтон тут же вышел в отставку, но оставался в Квебеке достаточно долго, чтобы снарядить Бергойна и отправить его в поход. Помня о прошлых разногласиях, Бергойн был удивлен готовностью к сотрудничеству, которую проявил Карлтон. Сэр Гай, писал Бергойн, «не мог проявить… большего рвения, чтобы удовлетворить мои желания и потребности в части снаряжения экспедиции». На самом деле Карлтон просто торопился сбыть Бергойна с рук и самому полностью устраниться отдел. Кроме того, Карлтон прекрасно сознавал, что чем раньше Бергойн отправится в поход, тем скорее он придет к своей гибели. Хорошо понимая, что должно произойти, Карлтон ускорял не успех предприятия Бергойна, а его неизбежный крах.

Успех плана Бергойна целиком зависел от усилий Хоу, который в это время был занят операциями в районе Манхэттена. Для достижения успеха Хоу должен был выполнить свою часть задачи, двинув свою армию на север и соединившись с Бергойном в Олбани. Бергойн предполагал, что лорд Жермен, его английский друг и покровитель, издаст соответствующий приказ, который заставит Хоу подчиниться несмотря ни на какие возражения. Это входило в обязанности Жермена, и поэтому именно на нем лежит вина за то, что произошло.

Вне всякого сомнения, Жермен виновен в небрежности. Не желая, чтобы карета ожидала его на улице, он поспешно подписал приказы, касающиеся Бергойна, но просто не заметил те, которые предназначались Хоу, потому что они не были должным образом скопированы. Вот как писал об этом граф Шелбурн, выдвигая одно из стандартных обвинений в адрес Жермена.

«Среди многих особенностей его характера была и такая: он не любил, чтобы нарушались его планы. Он предполагал уехать в Кент или Нортгемптоншир в определенное время и по дороге подписать в канцелярии уже составленные приказы, предназначавшиеся обоим генералам. По какой-то ошибке приказы для генерала Хоу не были должным образом скопированы, и при виде его растущего нетерпения помощник, известный своей ленью, пообещал прислать их в деревню. Тем временем другие приказы будут отправлены генералу Бергойну, причем предполагалось, что все распоряжения отплывут на одном корабле, но в результате еще одной ошибки приказы для Бергойна отправились одни, а ветер задержал прибытие судна с приказами для Хоу. Результатом стало поражение Бергойна, французская декларация и потеря тринадцати колоний. Это может показаться невероятным, но данный факт подтвердил мне его собственный секретарь и другие ответственные лица в его канцелярии».

Лорд Шелбурн в своем рассказе не совсем точен. Случившееся можно объяснить и по-другому, или, по крайней мере, добавить новые аспекты в версию Шелбурна. Дело в том, что хотя Жермен и не подписал лично необходимые распоряжения, они все равно были подписаны и отправлены Хоу. Под ними стоит подпись человека по имени Д'Ойли, помощника секретаря военного министерства. Известно, что Хоу получил их 24 мая 1777 года. Совершенно неважно, что под распоряжениями не было личной подписи Жермена. Теоретически Хоу все равно был обязан выполнить их.

Более того, Хоу уже заранее знал, что от него потребуют.

«Даже учитывая то обстоятельство, что лорд Джордж не вызывал ни любви, ни уважения, его непростительная небрежность, когда он не удостоверился, что его приказ дошел до сэра Уильяма, это лишь одна сторона злосчастной ошибки. Другая же заключается в том, что генерал Хоу не мог не знать, что американцы окружают двигавшегося на юг Бергойна».

И действительно, Хоу был настолько уверен в том, как будут развиваться события, что даже снабдил Бергойна разведывательными данными на этот счет. Он

«… сообщил Бергойну, что северная армия американцев усилена свежим пополнением из 2500 человек. Хоу также знал… что генерал мятежников Израэль Патнам с отрядом более 4000 солдат находится в Пикскиле, между Клинтоном в Нью-Йорке и Бергойном в Форт-Эдварде».

Если вкратце проследить последовавшие за этим события, то становится ясно, каким образом Хоу и Карлтон вместе способствовали неудаче Бергойна – неожиданная небрежность Жермена позволила им переложить всю вину на него. В начале 1777 года Хоу решил отдать Нью-Джерси Вашингтону и наступать на столицу американских колоний Филадельфию. Он уведомил Жермена о своих намерениях и 3 марта Жермен одобрил их.

Тем не менее 26 марта произошло описанное выше недоразумение. Жермен издал официальное распоряжение, предписывающее Бергойну двигаться маршем на юг, а Хоу должен был соединиться с ним у Олбани. Эти приказы за подписью Жермена были отправлены Бергойну. По данным военного министерства, они были также отосланы – за подписью Д'Ойли – Хоу, который получил их 24 мая. Однако за семь недель до этого, 2 апреля, Хоу уже писал Карлтону в Канаду, что не сможет оказать должной поддержки Бергойну, поскольку, «вероятно, будет в Пенсильвании». Другими словами, Хоу за семь недель до получения приказа уже знал, что от него потребуют, и уже решил не делать этого. Карлтон получил письмо Хоу до того, как 13 июня Бергойн покинул Квебек и двинулся со своей армией на юг. Тем не менее Карлтон не только не потрудился предупредить Бергойна, но даже ускорил его отправку – с «рвением», удивившим благодарного Бергойна. Совершенно очевидно, что Хоу и Карлтон, воспользовавшись медлительностью связи и общей расплывчатостью приказов, стремились снять с себя всю ответственность, одновременно позволяя Бергойну двигаться к неминуемому поражению. Л Жермен, продолжая издавать туманные указания, невольно помогал им найти оправдание своим действиям.

18 мая Жермен написал Хоу. Как это ни странно, он одобрил наступление Хоу на Филадельфию – «веря, тем не менее, что задуманное вами будет осуществлено в сроки, позволяющие оказать поддержку армии, которой приказано наступать из Канады…». Удивительно, как мог Жермен быть таким наивным и полагать, что Хоу способен наступать на юг в Пенсильванию, а затем двинуться на север и вовремя соединиться с Бергойном. Сам Хоу не проявил подобной наивности. Он даже не сделал вид, что торопится. Наоборот – его действия были откровенно неспешными. 16 августа письмо от Жермена застало его на борту судна в Чесапикском заливе на пути в Филадельфию. В этот же день отряд гессенских наемников, двигавшийся в авангарде колонны Бергойна, вступил в бой с колонистами в районе Беннингтона и был уничтожен.

«После того, как Хоу решил не помогать Бергойну… трудно представить, как он мог думать, что Бергойну удастся достигнуть Олбани… не остается почти никаких сомнений, что сэр Уильям Хоу – независимо от приказов Жермена – предполагал, что Бергойн находится на пути к серьезным неприятностям, но не предпринял ничего, что могло бы спасти Бергойна от жестокого, даже сокрушительного поражения».

30 июля Бергойн, двигавшийся через покрытую непроходимыми лесами северную часть штата Нью-Йорк, отправил Жермену обеспокоенное письмо, в котором жаловался, что ничего не знает о намерениях Хоу. Похоже, он впервые задумался об опасности. 20 августа, через четыре дня после поражения под Беннингтоном, он отправил второе письмо. К этому времени армия Хоу уже двигалась в Пенсильванию. 30 августа Хоу откровенно писал Жермену, что «у него нет ни малейшего намерения помогать Бергойну». 11 сентября он нанес поражение Вашингтону под Брэндиуайном. 27 сентября Хоу занял Филадельфию, а неделю спустя, 4 октября, вновь разбил Вашингтона, на этот раз в Джерментауне. Тем временем Бергойн все глубже погружался в яму, вырытую собственными руками. 7 октября, через три дня после сражения у Джерментауна, его колонна столкнулась с главными силами колонистов под командованием генерала Горацио Гейтса. Получив отпор и понеся тяжелые потери, Бергойн отступил в свой лагерь в Саратоге, но Гейтс контратакой выбил его оттуда. В конечном итоге 17 октября Бергойн – полностью окруженный с отрезанными путями к отступлению и без всякой надежды на помощь извне – капитулировал, а вместе с ним капитулировала и его шеститысячная армия. Через пять дней Хоу, устроившийся на зимние квартиры в Филадельфии, писал Жермену, отвечая на его письмо от 2 апреля (позволяя себе вольно толковать его смысл): «Я совершенно определенно указывал, что южная армия не в состоянии оказать никакой непосредственной поддержки».

Из всей этой цепочки событий становится ясно, что Хоу еще в марте решил не идти на помощь Бергойну. Он даже сообщил об этом в письме Карлтону. Тем не менее ни тот, ни другой, прекрасно сознавая последствия этого решения, не сделали никаких попыток предотвратить их. Хоу, который был явным противником экспедиции Бергойна, никогда не выражал протеста своим начальникам в Лондоне и не пользовался своим положением главнокомандующего, чтобы доказать несостоятельность плана Бергойна. А Карлтон, ускоряя выступление колонны Бергойна, способствовал ее неминуемой гибели. Однако и Хоу, и Карлтон имели возможность найти себе оправдание, используя медлительность коммуникаций и всем известную некомпетентность Жермена, а также преднамеренно давая неопределенные ответы на невольную неопределенность приказов начальства.

Однако существовал еще один участник драмы, на которого историки не обратили никакого внимания. Не следует забывать, что главнокомандующим всей армии в то время был Амхерст. Он прекрасно знал местность, по которой предполагал двигаться Бергойн, и мог без труда оценить как опасность планируемой затеи, так и некомпетентность Бергойна. Он был не только командиром Хоу на полях сражений, но и его старым другом, и любая жалоба от Хоу находила у него понимание и сочувствие. Теоретически все приказы должны были проходить через руки Амхерста. Строго говоря, они должны были исходить именно от него, а не от Жермена. По крайней мере, он был обязан быть в курсе событий. Тем не менее на протяжении всех этих событий, закончившихся катастрофой под Саратогой, Амхерста как бы не существовало вообще. Не сохранилось никаких свидетельств о его комментариях, предложениях или советах. Он также не издал ни одного приказа. Подобное «отсутствие» говорит о многом. Если Хоу и Карлтон действительно желали Бергойну поражения, то Амхерст должен был участвовать в этом или, по крайней мере, дать свое молчаливое согласие. В любом случае – и независимо от роли Амхерста – выводы однозначны. Нет никакого сомнения, что Хоу и Карлтон хотели, чтобы планы Бергойна провалились. Почему – вот главный вопрос. Была ли это просто личная неприязнь к Бергойну и мстительное желание дискредитировать его? Маловероятно. Совершенно очевидно, что и Хоу, и Карлтон сильно – и не без оснований – недолюбливали Бергойна. Но совершенно непостижимо, чтобы они решили пожертвовать целой армией из-за личной неприязни – и особенно с учетом того, что это жертва затруднит им выполнение собственных задач. Как бы Хоу и Карлтон ни относились к Бергойну, они никогда не бросили бы его на произвол судьбы, если бы для этого не существовало более серьезных причин, связанных с общей политической оценкой этой войны. С учетом отношения Хоу и Карлтона к войне их действия выглядят вполне логичными. Историки склонны рассматривать отказ Хоу оказать поддержку Бергойну как чудовищную ошибку, возникшую в результате путаницы в приказах, или как невероятную и загадочную небрежность. В действительности – и это ключевой момент – это укладывалось в схему поведения Хоу (а также Карлтона и Корнуоллиса) на протяжении всего военного конфликта.

Сокрушительное поражение Бергойна дало Хоу ту возможность, которую он давно искал – предлог выйти в отставку, не запятнав себя позором. Он так и сделал – через месяц после сражения под Саратогой. Еще через месяц его примеру последовал брат, адмирал Ричард Хоу.

Как уже отмечалось выше, с чисто военной точки зрения сражение под Саратогой никак нельзя назвать решающим. Оно не привело к ослаблению военной мощи Британии и не уменьшило численность войск, задействованных на главных театрах военных действий. Оно не повлияло на способность других британских командиров проводить операции против колонистов. Наоборот, армия Хоу полностью сохранилась, и ее общее стратегическое положение ничуть не ухудшилось. Если бы Хоу хотел, то он продолжал бы наносить поражения Вашингтону.

Сражение под Саратогой обозначило поворотный пункт в войне за независимость Америки. Во-первых, оно подняло боевой дух колонистов, причем именно в тот момент, когда это было крайне необходимо. Во-вторых, победа под Саратогой подтолкнула Францию не только признать мятежные колонии независимой республикой, но и вступить в войну на ее стороне. Это привело к серьезному изменению стратегической расстановки сил. В Северной Америке появились регулярные французские войска, а военно-морской флот Великобритании столкнулся в североамериканских водах с равным по силе французским флотом. Возникла опасность – правда, временная – морской блокады Британии. Военные действия в Европе заставляли держать в Англии значительные силы, которые в противном случае могли быть, по крайней мере, теоретически, направлены в колонии. Британия была вынуждена укреплять свои подразделения в таких удаленных районах, как Гибралтар, Мальорка и Индия. Короче говоря, результатом явилось распыление ресурсов Британской империи – военных, морских и экономических – что делало войну в колониях контрпродуктивной.

Разумеется, все эти последствия проявились не сразу. Тем временем конфликт продолжался в течение еще двух лет. В 1778 году Франклин, Сайлас Ди и Артур Ли сумели добиться от Франции формального военного союза. Однако в Северной Америке положение колонистов оставалось отчаянным. В мае месяце Хоу сменил сэр Генри Клинтон, а лорд Корнуоллис формально находился у него в подчинении, но фактически обладал независимостью в принятии решений. Армия Вашингтона практически развалилась. Она пережила еще две зимы, не менее трудные, чем в Вэлли-Фордж, и после каждой зимы в ней возникали бунты, ослаблявшие ее боеспособность. Но ни Клинтон, ни Корнуоллис не сделали попытки воспользоваться ситуацией. Тем временем центр военных действий переместился на юг.

В декабре 1778 года английские войска захватили Саванну и в октябре следующего года сумели удержать ее, отбив яростную атаку колонистов. На протяжении почти всего 1779 года активных боевых действий не велось, но в мае 1780-го Клинтон захватил Чарлстон в Южной Каролине, нанеся колонистам самое чувствительное поражение за всю войну. Одновременно Бенедикт Арнольд вступил в тайные переговоры с Клинтоном, намереваясь вернуть Уэст-Пойнт и Хадсон-Вэлли англичанам. 1б августа 1780 года войска Корнуоллиса столкнулись с армией Горацио Гейтса – победителя битвы под Саратогой – у Камдена. Колонисты вновь потерпели поражение. В бою погиб заместитель Гейтса барон де Кальб. Сам Гейтс бежал с поля боя и всю оставшуюся жизнь так и смог смыть с себя этого позора. Военные действия все больше принимали отрывочный характер. За исключением еще одной победы англичан в битве у здания Гилфордского суда 15 марта 1781 года, война превратилась в серию партизанских набегов. Наконец, 7 августа 1781 года Корнуоллис, который совершал рейды по Вирджинии, устроил свой опорный пункт в Йорктауне и позволил себе задержаться там. 30 августа французский флот временно установил контроль над морскими коммуникациями и высадил на побережье войска под командованием Лафайета и барона фон Стубена. Примерно через три недели подошла армия Вашингтона, и Корнуоллис с 6-тысячной армией оказался в окружении 7000 колонистов и 9-тысячное французов. Он держался до 8 октября, а затем капитулировал – даже несмотря на то, что 7-тысячное подкрепление под командованием Клинтона находилось всего в неделе пути от него. Совершенно очевидно, что к этому времени высшее военное командование Великобритании утратило всякий интерес к этой войне.

Как и сражение под Саратогой, победа у Йорктауна не была решающей с военной точки зрения. Армия Клинтона сохранилась, а в апреле 1782 года адмирал Родни загнал в угол французский флот в Вест-Индии и наголову разбил его. Если бы Британия хотела продолжать войну, то могла бы помешать Франции оказывать дальнейшую помощь мятежным колониям. Но 27 февраля парламент принял резолюцию, запрещающую дальнейшие действия против колонистов, и начались мирные переговоры. Они продолжались почти год, и в это время все боевые действия – за исключением морских операций против остатков французского флота – были прекращены. Наконец 4 февраля 1783 года новое британское правительство официально объявило о завершении войны. 3 сентября был подписан Парижский договор, согласно которому мятежные колонии признавались независимой республикой, Соединенными Штатами. К ноябрю последние британские части были выведены с территории нового государства, и Континентальная армия колонистов была расформирована. 23 декабря Вашингтон оставил свой пост главнокомандующего.

Влияние масонов на ход войны за независимость Америки было как прямым, так и косвенным, как общим, так и конкретным. В некоторых случаях масонство служило каналом для политический и даже революционной активности. Так, например, ложа св. Андрея в Бостоне сыграла важную роль в «Бостонском чаепитии», а также дала Континентальному конгрессу председателя в лице Джона Хэнкока. Масонство внедрило свои взгляды и ценности в формировавшуюся Континентальную армию колонистов и, вполне возможно, повлияло на назначение Вашингтона главнокомандующим. Кроме того, оно способствовало установлению братских отношений с добровольцами из-за границы, такими, как Стубен и Лафайет.

Труднее оценить помощь масонов в создании общей атмосферы, психологического климата, или обстановки, которая формировала мышление не только таких активных масонов, как Франклин и Хэнкок, но и тех, кто не был членом братства. Без масонов восемнадцатого века идеи, лежавшие в основе конфликта – свобода, равенство, братство, терпимость, «права человека», – не получили бы такого широкого распространения. Эти идеи абсолютно справедливо приписываются Локку, Юму, Адаму Смиту и французским философам, но большинство этих мыслителей, если не все, либо сами были масонами, либо вращались в масонских кругах и испытали на себе влияние масонства.

Однако масонство проникло и в среду «простых» людей.

Оно не только помогло сформулировать идеи, лежавшие в основе войны за независимость Америки, не только оказало влияние на мышление политиков и государственных деятелей высшего эшелона, которые занимались стратегическим планированием и принимали решения. Оно не только определило позицию таких людей, как Хоу, Карлтон, Корнуоллис, Вашингтон, Лафайет и Стубен. Оно также проникло в среду «простых солдат», которые находили в нем объединяющие узы и идею солидарности. Особенно заметно это было в Континентальной армии, где в отсутствие полковых традиций масонство стало основой для таких понятий, как «жизненная сила» и «честь мундира». И в британской армии масонство не только сплачивало солдат, но и обеспечивало контакт между рядовыми и офицерами. Так, например, масонская ложа 29-го пехотного полка (впоследствии Вустерширского полка) состояла из двух подполковников, двух лейтенантов и восьми рядовых. Ложа 59-го пехотного полка (впоследствии Ланкаширского полка) состояла из подполковника, майора, двух лейтенантов, военного врача, музыканта, трех сержантов, двух капралов и трех рядовых.

Однако влияние масонства не ограничивалось личным составом внутри двух противоборствующих армий. Связи поддерживались и с противником. История войны за независимость Америки полна примеров преданности масонскому братству, которая иногда даже пересиливала другие обязательства.

Одними из союзников британской армии во время войны с французами были индейцы из племени могавков во главе со знаменитым вождем Джозефом Брантом. Сестра Бранта еще до начала войны за независимость вышла замуж за сэра Уильяма Джонсона, Великого Провинциального Магистра Нью-Йорка и приятеля Амхерста. Во время визита в Лондон в 1776 году Брант сам стал масоном. В том же году во время неудачного вторжения колонистов в Канаду соплеменниками Бранта был захвачен в плен некий капитан Маккинстри. Капитана привязали к дереву и обложили хворостом, собираясь поджечь, но он подал «масонский знак», и Брант приказал отпустить его. Маккинстри передали масонской ложе в Квебеке, которая организовала его возвращение на родину.

Среди военнопленных, захваченных во время взятия Хоу Нью-Йорка, был местный масон по имени Джозеф Бернхэм. Ему удалось бежать и он, передвигаясь пешком, в одну из ночей нашел укрытие на досках, которые служили потолком помещения местной масонской ложи. Не прибитые гвоздями доски раздвинулись, и Бернхэм с грохотом упал прямо на испуганных британских офицеров, собравшихся в комнате внизу. Они обменялись масонским приветствием, и британские офицеры «проявили благородство по отношению к брату Бернхэму, который впоследствии был тайно и быстро переправлен на побережье Джерси».

В другом случае масон Джозеф Клемент из 8-го пехотного полка (впоследствии Ливерпульского полка), принимая участие в разведывательной вылазке, увидел, что после стычки с противником один из индейцев собирается снять скальп с пленного колониста. Пленник подал масонский знак Клементу, прося его защиты. Клемент приказал индейцу отойти, а затем переправил раненого на ближайшую ферму, где его вылечили и отправили домой. Через несколько месяцев на севере штата Нью-Йорк Клемент сам попал в плен и был помещен в местную тюрьму. Оказалось, что его тюремщиком был тот самый человек, которому он недавно спас жизнь. В тот же вечер «к нему пришел друг и по секрету сообщил, что на рассвете дверь камеры будет открыта, а снаружи его будет ждать лошадь, на которой он сможет добраться до границы».

Если такое взаимопонимание существовало среди офицеров и простых солдат, то его не могло не быть и среди командиров. 1б августа 1780 года армия Корнуоллиса в сражении при Камдене столкнулась с силами колонистов под командованием Горацио Гейтса и барона де Кальба. Когда ряды колонистов были опрокинуты, Гейтс бежал с поля боя впереди своей армии. Кальб, который, как полагают, принадлежал к масонскому братству, был смертельно ранен. Его нашел заместитель Корнуоллиса Фрэнсис Роуден, граф Мойра, который десять лет спустя станет Великим Магистром Великой Ложи Англии. Кальба перенесли в палатку Мойра, где Мойра лично ухаживал за ним на протяжении нескольких дней. Когда Кальб умер, Мойра организовал его похороны в соответствии с масонским ритуалом.

В составе обеих армий масонские ложи выполняли роль апелляционного суда, рассматривавшего жалобы и занимавшегося восстановлением справедливости. Так, например, в 1793 году полковая ложа 14-го драгунского полка отправила петицию с просьбой к Великой Ложе Ирландии «вступиться перед лордом-наместником или главнокомандующим» за некоего Дж. Стоддарта, полкового квартирмейстера. Петиция была переслана полковнику Крэдоку, командиру полка и члену масонской ложи, с «просьбой Великой Ложи, чтобы он употребил свое дружеское и братское влияние на пользу вышеупомянутого брата Стоддарта».

Во время войны за независимость бывали случаи, когда патенты и регалии полковых лож попадали к противнику, который возвращал их хозяевам. В одном таком случае регалии 4б-го пехотного полка – впоследствии второй батальон легкой кавалерии герцога Корнуольского – были захвачены колонистами. По распоряжению Джорджа Вашингтона их отправили назад в сопровождении белого флага и записки, в которой говорилось, что ни он, ни его люди «не ведут войну с благородными организациями». В другом случае в руки колонистов попал патент ложи 17-го пехотного полка (впоследствии Лестерширского полка), который тоже был отправлен назад с сопроводительным письмом генерала Сэмюэла Парсонса. Это письмо может служить ярким примером того духа, который поощрялся масонами в обеих армиях.

«Собратья!

Когда честолюбие монархов или столкновение интересов противоборствующих государств приводят к войне, мы, масоны, безоружны перед этими событиями, которые ведут к неисчислимым бедствиям, но независимо от своих политических убеждений, которые могут вовлечь нас в публичные дискуссии, мы остаемся братьями, и (каков бы. ни был наш профессиональный долг) обязаны способствовать счастью и благополучию друг друга.

Поэтому позвольте вернуть вам устав ложи №18 17-го британского полка, который в результате ваших последних неудач оказался в моих руках.

Остаюсь вашим братом и преданным слугой,

Сэмюэл X. Парсонс».

В ноябре 1777 года, вскоре после сражения под Саратогой, Континентальный конгресс пришел к соглашению – по крайней мере, в общих чертах – по поводу того, каким должно быть правительство становящейся на ноги республики. Новое государство представлялось в виде союза штатов, каждый из которых был обязан официально ратифицировать Договор об образовании конфедерации. Споры относительно границ штатов замедлили процесс подписания документа, и все тринадцать колоний ратифицировали договор только к началу марта 1781 года, через семь месяцев после капитуляции британских войск в Иорктауне. Но прошло еще шесть лет, прежде чем дело продвинулось дальше.

Пауза длилась 1783 по 1787 год – как будто колонисты сами изумились тому, что им удалось сделать, и им требовалось перевести дух и критически оценить сложившуюся ситуацию. Выяснилось, что за время войны население колоний уменьшилось на 211 тысяч человек. Это было вызвано в основном тем обстоятельством, что верные британской короне колонисты бежали домой в Англию или – чаще всего – в Канаду.

Наконец, 25 мая 1787 года в Филадельфии открылся Конституционный Конвент, направивший свои усилия на выработку механизма управления новым государством. Первым выступлением, которое обратило на себя всеобщее внимание, было типично масонское заявление, и принадлежало оно Эдмунду Рэндолфу. Почти вся семья Рэндолфа осталась верной британской короне ив 1775 году вернулась в Англию. Однако сам Рэндолф, член масонской ложи Уильямсберга, был адъютантом Вашингтона. Впоследствии он стал сначала главным прокурором, а затем губернатором Вирджинии, а также Великим Магистром Великой Ложи Вирджинии. Во время президентского срока Вашингтона он был первым генеральным прокурором Соединенных Штатов, а потом первым государственным секретарем.

Во время работы Конституционного Конвента Вашингтон не принимал участия в дебатах, хотя и был избран его председателем. Вполне вероятно, что именно Рэндолф – по крайней мере, до известной степени – являлся выразителем его мнения или доверенным лицом. Рэндолф внес предложение, чтобы Конвент не просто пересмотрел, исправил или переделал Договор об образовании конфедерации, который до этого времени удерживал вместе только что получившие независимость колонии. Он предложил создать новую основу для центрального правительства. Это предложение было принято Конвентом, и началась работа по превращению рыхлой конфедерации бывших провинций в единую нацию.

Разумеется, в истории человечества и раньше были республики. Сама идея республики возникла в Древней Греции и Древнем Риме, еще до превращения его в империю. Однако делегаты Конституционного Конвента слишком хорошо знали, что все предыдущие республики точно так же страдали от хронических проблем, как и монархии. Вероятно, самой главной из них была склонность республиканских правительств попадать в руки отдельных людей или династий с диктаторскими замашками и превращаться в тирании, не менее, а иногда и более жестокие, чем любая монархия. Вследствие этой склонности сама идея республики была сильно дискредитирована в сознании философов восемнадцатого века, размышлявших о социальном устройстве общества. Даже самые передовые мыслители эпохи выражали серьезное сомнение, является ли республиканская форма правления жизнеспособной. Юм, к примеру, отбрасывал ее как «опасное новшество». Он говорил, что предпочтительнее абсолютная монархия – даже несмотря на всю ее одиозность. Именно этими проблемами и занялись делегаты Конституционного Конвента. Они выработали и особо подчеркнули два принципа, которые легли в основу создания уникального для своего времени политического института. Первый из этих принципов заключается в том, что властью должна быть обличена должность, а не человек, и что люди посредством голосования должны регулярно сменяться на руководящих должностях. Отдельный человек, занимающий тот или иной политический или государственный пост, исполняет обязанности, связанные с данной должностью, но не является неотделимым от нее. Конечно, этот принцип нельзя назвать новым. Опять-таки, каким бы привлекательным этот принцип ни выглядел в теории, на практике он так часто нарушался, что был полностью дискредитирован. В отношении правительства теоретическое разделение личности и должности игнорировалось настолько часто и настолько чудовищно, что не могло вызвать ничего, кроме цинизма. Такие мыслители, как Локк, Юм и Адам Смит даже не потрудились упомянуть о нем. Однако масонство представляло собой одну из немногих организаций восемнадцатого века, в которых этот принцип действительно соблюдался и пользовался определенным уважением. Магистры и Великие Магистры выбирались из членов ложи на определенный срок. Они не получали единоличной власти. Наоборот, во многих случаях эта должность была подотчетной. А если они не соответствовали требованиям должности, на которую они были избраны, то их смещали или отправляли в отставку, причем не при помощи революции, «дворцового переворота» или другими насильственными методами, а просто в соответствии с установленной процедурой. Престиж самой должности ни в коем случае не страдал.

Чтобы обеспечить отделение человека от должности, Конституционный Конвент разработал второй руководящий принцип, и именно он стал уникальным вкладом в развитие политических институтов эпохи. В результате так называемой системы «независимости и взаимоограничения» власть была распределена между двумя различными ветвями – исполнительной в лице института президентства и законодательной в лице двух палат Конгресса. Благодаря своей независимости каждая из этих ветвей была способна воспрепятствовать чрезмерной концентрации власти в руках другой ветви. Отделение человека от должности в каждой из ветвей власти обеспечивалось регулярными и обязательными выборами – как в системе лож. Такие выборы получили довольно широкое распространение в восемнадцатом веке, но применялись лишь по отношению к законодательной ветви власти, которая нередко не обладала никакими полномочиями и только проштамповывала решения исполнительных органов. В новой американской республике этот принцип распространился и на исполнительную ветвь, то есть на главу государства. Влияние масонства здесь тоже очевидно.

Не подлежит сомнению, что масонство внесло определенный вклад в формирование структуры и механизмов нового американского правительства. И действительно, эти структуры имеют явно схематический и геометрический характер, напоминающий оригинальные механистические модели, разработанные «Невидимым колледжем» и Королевским обществом за столетие до этого. Они также представляют собой приложение к политике специфических архитектурных принципов. Но если масонство повлияло на структуру американского правительства, то еще большее влияние оно оказало на общую форму этого правительства. По словам одного из комментаторов:

«Получив свободу, мы еще не сумели объединиться. «Сырой» Договор об образовании конфедерации не обеспечивал существование сильного национального правительства, общей валюты или стройной судебной системы. Дальновидные люди понимали, что необходимо двигаться дальше, чтобы слабая Конфедерация американских штатов превратилась в сильную, единую нацию. И вновь масонство дало примеры идеологии и форм. Поскольку федеративная система масонских лож была в то время единственным образцом эффективной организации, действовавшей во всех тринадцати штатах, патриотически настроенные братья, естественно, настаивали, что усиление и сплочение нации должно проходить на основе, образцом которой являются ложи. Независимо от других сил, оказавших влияние на разработку конституции во время работы. Конституционного Конвента в 1787 году, факт остается фактом: федерализм, заложенный в гражданском правительстве и конституции, идентичен федерализму Великой Ложи масонов, предусмотренному в «Конституциях» Андерсона 1723 года».

Это утверждение вышло из-под пера американского масона, который одновременно допускает преувеличения и излишне упрощает ситуацию. Реальность была не столь определенной, гораздо более сложной, и конечный результат выкристаллизовывался постепенно в ходе ожесточенных дебатов. Тем не менее, общий характер сделанных выводов верен. Масонство в то время действительно служило образцом эффективной федеративной системы. Этот факт был более очевиден для делегатов Конвента, чем для нас сегодня, когда федеративные системы существуют во многих организациях и воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. В восемнадцатом веке масонство предлагало убедительные доказательства работоспособности федеративной системы. Оно создавало такой необходимый прецедент. Если подобная система явно доказала свою осуществимость в масонской организации, то имелся, по крайней мере, образец для ее применения в отношении правительства.

Как мы уже видели, события первого периода войны за независимость Америки – скажем, с «Бостонского чаепития» до принятия Декларации о независимости – имели свою внутреннюю пружину развития. Люди почти ежедневно сталкивались со «свершившимися фактами», из которых требовалось извлечь максимальную пользу и на которые нужно было опираться в дальнейших действиях. Это требовало постоянной импровизации, в которую были вовлечены различные организации – не только масоны, но и такие радикальные братства, как «Сыны свободы». Среди выдающихся личностей этого периода лишь немногие были масонами. Масонство играло роль некоего демпфера, но это было лишь рабочее влияние; масоны не обладали ни властью, ни свободой действий, чтобы направлять события в соответствии со своими идеалами. Декларация независимости, к примеру, никак не может быть названа масонским документом – за исключением некоторого сходства риторики и фразеологии.

Совсем другое дело – конституция. К тому моменту, когда для выработки конституции нового государства был созван Конвент, влияние масонов стало преобладающим и, вне всякого сомнения, решающим. Другие организации, такие, как «Сыны свободы», были распущены после того, как выполнили свою задачу. Расформировали даже Континентальную армию. Ко времени созыва Конвента масонство оставалось не только единственной организацией, которая «продержалась до конца», но единственной реальной организационной структурой, которая функционировала, невзирая на границы штатов, во всех получивших независимость колониях.

В своем окончательном виде конституция – это результат усилий многих людей, и не все они были масонами. Текст самого документа составил Томас Джефферсон, который, несмотря на уверения в обратном, по всей видимости, не был масоном. Однако среди всех вдохновителей конституции ведущая роль принадлежала пяти людям – Вашингтону, Франклину, Рэндолфу, Джефферсону и Джону Адамсу. Из этих пяти человек первые трое не только были масонами, но и воспринимали свою принадлежность в братству очень серьезно. Они целиком и полностью разделяли масонские идеалы, определявшие их мировоззрение. Взгляды Адамсона, о принадлежности которого к масонскому братству нет никаких сведений, практически совпадали с их взглядами. Став президентом, он назначил известного масона Джона Маршалла на пост председателя Верховного суда. Именно Маршалл впоследствии добился для суда статуса, равного статусу Конгресса и президента.

В спорах и дискуссиях, сопровождавших рождение конституции, Адаме – хотя он и не присутствовал на Конвенте – выступал на стороне Франклина и Рэндолфа. И только Джефферсон был «чужаком». Именно Джефферсон в конечном итоге уступил, приняв позицию масонов. Новая республика, сформировавшаяся вместе с конституцией, соответствовала их идеалам, которые были отражением идеалов масонства.

17 сентября 1787 года проект конституции был принят, одобрен и подписан тридцатью девятью из сорока двух присутствовавших делегатов Конвента. С 7 декабря по 2 5 июня следующего года он был ратифицирован всеми штатами. Мэриленд, согласно конституции, уступил десять квадратных миль своей территории Конгрессу, и эта земля – округ Колумбия – стала местом для новой федеральной столицы.

4 февраля 1789 года первым президентом Соединенных Штатов был избран Вашингтон, а Джон Адаме стал его вицепрезидентом. Инаугурация состоялась 30 апреля. Президентскую клятву принимал Роберт Ливингстон, Великий Магистр Великой Ложи Нью-Йорка и тесть погибшего генерала Ричарда Монтгомери. Руководил церемонией другой масон, генерал Джейкоб Мортон. Еще один масон, генерал Морган Льюис, входил в состав эскорта Вашингтона. Библия, на которой давал клятву президент, принадлежала нью-йоркской ложе №1 св. Иоанна. Сам Вашингтон в то время был магистром ложи № 22 в Александрии, штат Вирджиния.

За тринадцать дней до инаугурации умер Франклин, и половина Филадельфии приняла участие в его похоронах. Через пять дней после инаугурации Вашингтона в Версале собрались французские Генеральные Штаты и 17 июня сформировали Национальную ассамблею, объявив себя, а не короля, истинным представителем французского народа. 14 июля революционная парижская толпа штурмом взяла Бастилию. 14 декабря Александр Гамильтон выдвинул предложение об учреждении Национального банка. Джефферсон выступил против, но Вашингтон подписал соответствующий указ. На американском долларе появилось изображение «Большой государственной печати» Соединенных Штатов. Это явно масонский символ – всевидящий глаз в треугольнике над тринадцатиступенчатой треугольной пирамидой, под которой свиток объявляет о приходе «нового гражданского порядка», давней мечты всех масонов.

18 сентября 1793 года был официально заложен первый камень Капитолия. Церемонией руководила Великая Ложа Мэриленда, и Вашингтону предложили взять на себя обязанности магистра. Присутствовали и другие ложи, находящиеся под юрисдикцией Мэриленда, а также ложа самого Вашингтона из Александрии, штат Вирджиния. Состоялся большой парад, в котором принимала участие даже артиллерия. Потом шел оркестр, а за ним Вашингтон в сопровождении чиновников и членов лож в полном облачении.

Когда Вашингтон дошел до траншеи, куда должен был закладываться юго-восточный угловой камень фундамента, ему подали серебряную мемориальную пластинку, на которой были перечислены присутствующие на церемонии ложи. Раздался артиллерийский залп. Вашингтон спустился в траншею и положил пластину на камень. Рядом он поставил сосуды с зерном, вином и маслом – обычные символические принадлежности масонского ритуала. Все присутствующие произнесли молитву и спели масонский гимн, а затем артиллерия дала еще один залп.

Вашингтон и сопровождавшие его лица передвинулись к восточной части камня, и президент, взойдя на традиционную для масонов трехступенчатую трибуну, произнес речь. За речью последовали масонский гимн и финальный залп из орудий.

Молоток, серебряный мастерок, угольник и уровень, которые Вашингтон использовал во время церемонии, в настоящее время хранятся в Потомакской ложе № 5 округа Колумбия. Фартук и пояс Вашингтона хранятся в его собственной ложе № 22 города Александрии.

Впоследствии Капитолий и Белый дом стали центрами сложной геометрической структуры, лежащей в основе планировки национальной столицы. Эта геометрия, первоначально разработанная архитектором по имени Пьер Ланфан, впоследствии была видоизменена Вашингтоном и Джефферсоном, чтобы получить характерные восьмиугольные формы, вобравшие в себя специфический крест, использовавшийся тамплиерами.

Через шесть лет и три месяца, в декабре 1799 года, умер Вашингтон. Он был похоронен у себя дома в Маунт-Вернон со всеми масонскими почестями александрийской ложей № 22, члены которой несли его гроб.