ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Снова потянулись недели изнурительного крейсирования между Английским каналом и Эльбой, на этот раз в постоянном окружении целых эскадр бранденбургских каперов, которые, впрочем, держались на почтительном расстоянии от «Леопольда Первого». Время от времени Карфангер вызывал на флагман Иоханна Кестера и Петера Ноймана, держал с ними короткий совет — и все опять шло своим чередом. Вскоре подошло время отправляться навстречу китобойной флотилии.

Когда Карфангер обнаружил ее на траверзе Бергена, к ней уже успели присоединиться несколько «россиян», не рискнувших идти дальше на юг без надежного конвоя. Растянутым кильватерным строем шел караван за «Леопольдом Первым», держа курс на Гамбург. Еще несколько дней хода оставалось до Ритцебюттеля. Они уже почти достигли Ютландии, когда дозорные обнаружили на горизонте одинокий парус. Вскоре из «вороньего гнезда» на фокмачте прокричали:

— Ого-го! Ахой! Господин адмирал! Слева на траверзе «Дельфин»!

Корабль глубоко зарывался форштевнем в волны, их пенные гребни временами захлестывали бак. На топах всех мачт гордо реяли гамбургские флаги.

— Лейтенант, семь залпов салюта! — приказал Карфангер. — Казначейство пускай хоть лопнет от злости.

Почти одновременно загремели и пушки «Дельфина»: семь залпов приветственного салюта адмиралу Карфангеру и его флагману. От флейта отвалила шлюпка и направилась к конвойному фрегату, ныряя в волнах. Вскоре Карфангер уже обнимал Венцеля фон Стурзу и Яна Янсена; шлюпка тотчас направилась обратно к «Дельфину», который мог теперь занять свое привычное место в кильватерном строю.

Карфангер велел принести шампанского. Венцель фон Стурза рассказал, что в конце июня курфюрст заключил в Сен-Жермене мир с французами и шведами, вернув им при этом все завоеванные Бранденбургом территории, среди них остров Рюген, Штеттин, Грайфевальд и Штральзунд. Лишь часть Померании восточнее Одера осталась во владении курфюрста.

Карфангер просто не верил своим ушам, поэтому вновь и вновь переспрашивал:

— И Бранденбург действительно пошел на такое?

— В этой истории что-то нечисто, — сомневался Михель Шредер.

Венцель фон Стурза стал рассказывать о том, как бранденбуржцы неожиданно изменили свою позицию: не успели еще просохнуть чернила, которыми были подписаны договоры, как они заключили союз с Францией против Испании. Франция обязалась выплачивать курфюрсту сто тысяч ливров в год и предоставлять убежище и защиту фрегатам его каперов во всех французских портах Европы и Вест-Индии. Курфюрст, в свою очередь, предложил в военное время поддерживать французский флот эскадрой из шести фрегатов и нескольких брандеров. От испанцев он потребовал уплаты чудовищной суммы в два миллиона талеров, в сравнении с которой долги Гамбурга выглядели сущей мелочью.

— Испания не сможет уплатить два миллиона, — сказал Карфангер, — и красные орлы курфюрста отныне будут долетать до самого Гибралтара и до ВестИндии. Не будет больше мира на морях. Велика опасность и того, что красный орел нацелит свои когти и на наши «испанские» караваны. Вот вам еще одно подтверждение тому, что в немецких землях каждый правитель думает только о своей собственной выгоде. Впрочем, имперские города в этом недалеко от них ушли… «

В это время начинали намечаться разногласия между Гамбургом и Данией по поводу судоходства в нижнем течении Эльбы. Вызывающе-враждебная позиция датчан позволяла предположить, что они не остановятся даже перед нападением на гамбургские конвойные фрегаты. Несколько датских военных кораблей уже перебазировались из Балтийского моря в Глюкштадт. Поэтому Карфангер получил от адмиралтейства приказ отправиться в один из укромных голландских портов, где «Леопольд Первый» мог перезимовать, а заодно и дождаться улучшения отношений с Данией.

Хотя Карфангер и настаивал на проведении кое-какого ремонта на фрегате, находившемся в море с самой весны — тщетно. Ему пришлось уйти в плавание даже не повидавшись с женой и детьми. Вопрос выплаты компенсации за его корабли, захваченные бранденбургскими каперами, по-прежнему оставался открытым.

В Медемблике на севере Голландии «Леопольд Первый» нашел приют, удобный еще и тем, что поблизости находилась верфь. Следуя указанию как всегда крайне бережливого адмиралтейства, Карфангер списал большую часть команды на берег, оставив на фрегате лишь самых необходимых людей. Однако ни один из отправленных на берег не мог пожаловаться на адмирала: каждому была выдана на руки приличная сумма, а кроме того, за всеми сохранялось место в команде.

Но вскоре из Гамбурга посыпались упреки и обвинения, что-де адмирал Карфангер транжирит талеры из городской казны, раздавая их матросам направо и налево, хотя никакого распоряжения казначейства на этот счет не поступало, как не было разрешения и на ремонт «Леопольда Первого» на верфи в Медемблике.

Недолго думая, Карфангер передал фрегат на попечение Михеля Шредера, а сам отправился в Гамбург, чтобы внести ясность во все эти дела, что и произошло, едва лишь он переступил порог адмиралтейства.

Рихард Шредер выразил ему свое сожаление по поводу действий отцов города.

— Спасибо на добром слове, господин Шредер, — ответил Карфангер. И не беспокойтесь: моя жизнь и без того состоит в основном из неприятностей.

Одной больше, одной меньше — для меня безразлично.

Адмирал Берент Карфангер все же кривил душой: все эти препоны и проволочки давным-давно ему осточертели. Рихард Шредер заметил это и попытался хоть как-то отвлечь адмирала от мрачных мыслей, однако без особого успеха. В конце концов он пожелал Карфангеру и его семье веселых рождественских праздников, счастливого Нового года и поменьше неприятностей в нем.

Быстро пролетели рождественские праздники с их пирогами с орехами, пламенем свечей, сияющими лицами счастливых детей; наступил новый год — и вдруг Анна неожиданно слегла. Она без конца надрывно кашляла, мучилась колотьем в боку, по ночам ее кидало то в жар, то в озноб. Встревоженный Карфангер послал за лучшим лекарем. Тот явился, осмотрел краснобурую сыпь на теле больной, сделал серьезное лицо и прописал всевозможные микстуры, мази и влажные компрессы. Но ничего не помогало. Днем и ночью не отходил Карфангер от постели жены, одновременно пытаясь утешить плачущих детей, без устали расспрашивая лекаря и с надеждой вслушиваясь в его туманные обещания скорейшего выздоровления больной, пытаясь улыбаться, когда Анна, пересиливая боль, шептала ему слова благодарности за трогательную заботу. Иногда у ее постели неслышно появлялся Венцель фон Стурза и тихонько наигрывал на лютне, стараясь хоть чем-нибудь облегчить ее страдания. Почти каждый день приходили Юрген Тамм и Ян Янсен, чтобы справиться о состоянии Анны.

Так тянулась вереница серых дней и бессонных ночей.

Однажды вечером Карфангер вышел из комнаты, где лежала Анна, осторожно прикрыл за собой дверь и тихим голосом проговорил, обращаясь к Венцелю фон Стурзе и детям:

— Кажется, кризис миновал… Жар заметно спал, и она спокойно уснула.

Осторожно ступая, он вернулся в комнату жены. Когда через несколько часов Вейна, обеспокоенная долгим отсутствием отца, проскользнула в комнату, то увидела его плачущим у постели матери.

Бесстрашный и несгибаемый адмирал Берент Карфангер не нашел в себе сил сказать детям, что их мать уснула навеки…