ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Едва Карфангер успел вернуться из Испании, как получил приказ сопровождать китобойную флотилию в Северном море. В августе «Леопольд Первый» благополучно привел китобойцев в родной порт; Карфангера ожидал новый приказ: еще в сентябре отплыть с караваном «купцов» в Испанию. В марте следующего года он вернулся — и снова китобойная флотилия подняла паруса. Оказывается, китобойцы ждали только возвращения Карфангера, так как Мартин Хольсте ушел на «Гербе Гамбурга» с караваном в Испанию.

Три недели ушло на ремонт и подготовку «Леопольда» к плаванию; снова встал вопрос о замене попорченного такелажа, и на этот раз не обошлось без препирательств с прижимистыми господами из казначейства.

С женой и детьми Карфангер виделся, как всегда, лишь урывками. В Гамбург пришла весть о том, что курфюрст занял Штеттин и готовит осаду Штральзунда. Гамбург по-прежнему задерживал выплату очередных субсидий и отказывался выслать из города французского посланника. Отто фон Герике посоветовал Карфангеру остерегаться французов: для них он такое же бельмо на глазу, как и для совета города. И французы, и гамбургские ратманы с раздражением реагировали на настойчивые требования адмирала встать наконец на сторону империи и покончить с двуличной политикой.

Карфангер поблагодарил бранденбургского посланника за доверие и, сердечно простившись с Анной и детьми, вновь отправился на свой фрегат.

Убедившись, что «Леопольд Первый» в полном порядке, он отплыл с пятьюдесятью китобойцами к берегам Шпицбергена.

В этом году было крайне важно заблаговременно прибыть в район промысла, в те места, где водилось особенно много китов, — ведь шотландцы, баски и голландцы тоже не дремали. Добыча оказалась богатой: более пятидесяти китов удалось загарпунить и разделать. А поскольку в этих заполярных широтах летом солнце не уходит за горизонт, гамбургские китобои старались тратить как можно меньше времени на сон и отдых. В конце августа были задраены последние люки доотказа набитых трюмов, и китобойная флотилия стала собираться в обратный путь.

За время их отсутствия ситуация успела обостриться. Под давлением императора и курфюрста Бранденбургского Гамбург был вынужден выслать французского посланника, правда, отцы города при этом выразили ему свое глубочайшее сожаление и принесли искренние извинения, ссылаясь на необходимость подчиниться высочайшему соизволению. Посланник, в свою очередь, дал понять, что Гамбургу в скором времени придется, возможно, раскаиваться в этом решении. Тогда владельцы китобойных судов и некоторые из старейшин капитанской гильдии потребовали от адмиралтейства выслать навстречу «Леопольду Первому» и китобойной флотилии подмогу. Но где ее взять? «Герб Гамбурга» еще не вернулся из Испании, а Томас Утенхольт лишь разводил руками: его конвойный фрегат «Пророк Даниил» ушел с «россиянами» в Архангельск, остальные стояли на ремонте, который в лучшем случае потребует нескольких недель. Утенхольт посоветовал обратиться за помощью к бранденбуржцам.

Скрепя сердце, Рихард Шредер и Дидерих Моллер послали за господином фон Герике. Однако тот отнесся к просьбам о поддержке весьма холодно.

«При всем желании Бранденбург в настоящее время не имеет возможности оказать вам помощь, — сказал фон Герике, — поскольку его милость курфюрст сам нуждается сейчас в военных кораблях, даже в тех, что в настоящее время крейсируют возле Штральзунда.»

Тем временем китобойная флотилия в сопровождении «Леопольда Первого» шла вдоль норвежского и датского побережья, держа курс зюйд. Над морем висело серое, пасмурное небо. Крутой норд-вест гнал волну в устье Эльбы.

Корабли китобойной флотилии шли сомкнутым кильватерным строем; справа по борту вздымались крутые гранитные скалы Гельголанда, как бы прикрывавшего караван с запада. Пенные гребни волн перехлестывали через фальшборты и растекались по просмоленным доскам палубного настила. Хотя гамбуржцы и промокли до нитки, это обстоятельство не портило им настроения: в Северном море погода была похуже. Все предвкушали близкое завершение плавания, еще более приятно было возвращаться домой с полными трюмами. Завтра они смогут забыть холод, шторм и льды полярных широт, получат причитающееся им жалованье и неплохие премиальные. Уже сегодня ночью, идя с приливом в фордевинд, они увидят фарватерные огни Эльбы.

На следующее утро фор-марсовый окричал: «Прямо по курсу башня нового бастиона! «

Спустя несколько минут раздался новый крик:

— Парус прямо по курсу!

Вскоре с палубы «Леопольда Первого» можно было разглядеть пять парусников, лавировавших против ветра возле самого входа в устье Эльбы на большом расстоянии друг от друга. Карфангер разглядел в подзорную трубу флаги с лилиями на топах мачт. До сих пор конвойный фрегат шел только под малыми парусами: иначе неповоротливым и медлительным китобойцам было бы за ним не угнаться. Теперь Карфангер приказал поднять все паруса, и фрегат, вспенивая форштевнем воду, помчался навстречу противнику. Под напором ветра корабль сильно кренился, волны то и дело захлестывали его бак. Из темноты орудийных портов грозно глядели жерла пушек. Мачты, стеньги и реи гнулись и скрипели.

Все ближе французские корсары. Их корабли размерами уступали гамбургскому фрегату, однако вполне могли состязаться с ним в маневренности и мощи орудийного залпа. Самый крупный из пяти парусников нес не менее тридцати шести пушек. Карфангер внимательно следил за тем, как французы, лавируя длинными галсами, борются с ветром и течением.

Он задумал атаковать корсарские фрегаты поодиночке, чтобы не дать им объединить силы: в этом случае их перевес по корабельной артиллерии был бы подавляющим. Канониры «Леопольда» уже стояли возле пушек наготове; готлангеры раздували мехи горнов, в которых докрасна калили ядра. Такелажный мастер собрал своих подручных на главной палубе и давал им последние наставления:

— Ребята, не подкачайте! От вас зависит, насколько хорошо «Леопольд» сможет маневрировать.

— Ясно, мастер! — дружно гаркнули в ответ подручные.

Карфангер отдавал последние приказания своим офицерам, готовясь к предстоящему сражению:

— Таранить — только в самом крайнем случае! Фрегат должен оставаться боеспособным до тех пор, пока последний китобоец не войдет в устье Эльбы.

Тем временем два корсарских фрегата, описав широкую дугу, вышли на траверз «Леопольда Первого» и теперь неслись в фордевинд. Над круто выгнутыми парусами реяли белые флаги с золотыми лилиями Бурбонов. Из борта шедшего первым метнулся сноп пламени, облачко порохового дыма пронеслось вдоль корабля. Перед самым форштевнем конвойного фрегата ударилось об воду ядро, запрыгало, словно мячик, по поверхности и исчезло в волнах: французы требовали убрать паруса, спустить флаги и сдаться на милость победителей.

В следующий момент «Леопольд Первый» отвернул на несколько румбов.

Француз быстро приближался, пока еще не подозревая, что мчится навстречу гибели. Грянул бортовой залп гамбургского фрегата — и почти все ядра угодили точно в ватерлинию корсарского корабля. Его ответный залп пришелся в такелаж «Леопольда», крепкий бриз засвистел в продырявленных парусах, некоторые из них лопнули. Рвались тросы, хлопая, словно мушкетные выстрелы.

Французский фрегат тонул; но с противоположного борта уже подбирался другой. Настало время действовать такелажному мастеру и его подручным.

Словно кошки, карабкались они по вантам наверх, сплеснивали разорванные концы, рубили болтающиеся на ветру; рядом с ними хладнокровно и сноровисто работали матросы, менявшие порванные паруса на новые. Давно уже им не приходилось так быстро управляться, тем не менее, когда другой француз подошел на расстояние пушечного выстрела, такелаж был отремонтирован.

Новые залпы прогремели над волнующимся морем, раскаленные ядра вгрызались в дубовую обшивку фрегатов, поджигая дерево, сея смерть и разрушение. В зияющие пробоины со зловещим шипением устремлялась солоноватая вода. Град картечи хлестал по палубам «Леопольда Первого», сцепленные ядра в клочья рвали только что поставленные новые паруса.

Призывая на головы французов все кары небесные, такелажник с подручными вновь полезли на ванты. Они были еще на полпути, когда одно из ядер перебило брам-стеньгу; увлекая за собой парус и такелаж, она с треском и грохотом рухнула на бак.

— Руби концы!! — что было сил завопил такелажник. — Руби!!

Адмирал по-прежнему спокойно стоял на квартердеке, командовал сражением, изредка поглядывая в сторону китобойцев, которые, подняв малые паруса, устремились, было, в устье Эльбы, но три остальных французских фрегата помчались им наперерез.

— Идем на них! — коротко бросил Карфангер своему лейтенанту; тот приказал поворачивать. Оставив французский корабль, из орудийных портов которого уже валил черный дым, фрегат тяжело развернулся, уваливаясь под ветер. В этот момент у француза взорвались крюйт-камеры, столб пламени взметнулся к небу адская сила пороха разворотила палубу, и разбойничий фрегат вскоре скрылся под водой.

Со всей скоростью, какую только позволяли изорванные паруса, «Леопольд Первый» летел к каравану, настигая корсарские корабли. Поняв, что им не уклониться от схватки с конвойным фрегатом, французы оставили первоначальный замысел наброситься на беззащитный караван и повернули свои корабли против гамбургского флагмана.

Солнце перевалило зенит. Карфангер и его люди сражались уже несколько часов, и силы их были на исходе. Такелажник со своей командой все еще возился с фок-мачтой, приводя в порядок стоячий такелаж. Самый крупный из оставшихся тридцатишестипушечный французский фрегат попытался занять выгодную для атаки наветренную сторону и на несколько секунд повернулся к «Леопольду» своей широкой кормой. Залп пушек правого борта конвойного фрегата последовал незамедлительно; восемнадцатифунтовые ядра ударили прямо в кормовые окна француза, но он уже завершал маневр и через минуту открыл по гамбуржцам огонь из всех стволов левого борта. Карфангер мог ответить только залпами легких орудий с верхней батарейной палубы.

Подбежал такелажник и доложил, что фок-мачта в порядке. Карфангер приказал немедленно поворачивать, чтобы ударить по французу из орудий левого борта. Однако тот благоразумно решил прекратить схватку с «Леопольдом Первым», тем более что два других легких фрегата держались поодаль и явно не собирались искушать судьбу.

— Видать, им не по себе стало оттого, что мы отправили на дно двоих из ихней компании, — сказал Михель Шредер.

— Нам тоже досталось как следует, — отозвался Карфангер. — У меня такое чувство, будто с кораблем творится что-то неладное.

Словно услышав его слова, появился старший боцман в промокшей насквозь одежде и доложил, что фрегат получил три пробоины ниже ватерлинии и в трюме полно воды.

— Что вы предприняли? — спросил адмирал.

— Пробоины мы залатали, но воды в трюм попало столько, что помпы не успевают откачивать.

Карфангер приказал взять курс на Ритцебюттель. Когда с последними лучами заходящего солнца «Леопольд Первый» бросил якорь в ритцебюттельской гавани, на берег перенесли двух погибших и пятерых раненых гамбуржцев.

Китобойная флотилия, воспользовавшись попутным ветром на всех парусах ушла вверх по течению Эльбы, в сторону Гамбурга. «Леопольд» не мог последовать за ней. Вначале предстояло откачать всю воду из трюма: иначе корабль не прошел бы по мелководному фарватеру Эльбы. Потребовались целые сутки, прежде чем конвойный фрегат наконец ошвартовался в родном порту.

Весть о победе Карфангера над каперами в устье Эльбы, принесенная китобоями, с быстротой молнии разнеслась по городу. Толпы народа повалили в порт, встреча победителей вылилась в подлинный триумф.

Зал городской ратуши. Под высокими готическими сводами стоят Карфангер и его офицеры; первый бургомистр вольного города Гамбурга держит речь. Однако он ничего не говорит о блестящей победе над французскими корсарами, о той славе, которую принесли отважные гамбургские моряки родному городу и всей империи. В словах бургомистра слышится скорее завуалированный упрек в адрес Карфангера, который-де своими опрометчивыми действиями может навлечь на город беду.

— Кажется, не видать вам второй золотой цепи, — прошептал Михель Шредер своему адмиралу. — А жаль, в этот раз вы ее заслужили, как никто другой.

— Отставить разговоры, лейтенант! — так же шепотом одернул его Карфангер.

Иоханн Шульте вручил адмиралу Карфангеру «за выдающиеся заслуги при спасении китобойной флотилии» награду — триста талеров.

Это было неслыханно! Триста талеров за пятьдесят китобойных судов с полными трюмами, за несколько сотен моряков, благополучно возвратившихся в родной город? Победу над французскими корсарами отцы города оценили всего лишь в триста талеров?

После окончания торжественной церемонии адмирал и офицеры с «Леопольда Первого» отправились обратно к месту стоянки конвойного фрегата, сопровождаемые ликующей толпой.

Карфангер приказал построить всю команду фрегата на берегу. Фейерверкеры и канониры-наводчики, матросы и юнги, боцманы и мааты, солдаты и барабанщики, подручные такелажного и парусного мастеров… Адмирал прошел вдоль строя, вглядываясь в лица своих людей. Затем он обратился к ним со словами благодарности за проявленные в бою отвагу и сноровку, без которых победа над численно превосходящим противником была бы невозможна.

— Я желал бы всем немцам, — сказал он напоследок, — отныне и навсегда держаться сообща и горой стоять друг за друга так, как эта делает команда «Леопольда Первого». Только тогда империя сможет одолеть всех врагов и на суше, и на море!

Затем адмирал сообщил о полученной им награде в триста талеров. Сгрудившаяся на берегу толпа зашумела: большинству из этих людей никогда не приходилось держать в руках больше шиллинга, для них это было целое состояние. Но последние слова адмирала повергли в изумление всех без исключения:

— Всего на борту «Леопольда Первого» нас двести пятьдесят человек, и каждый внес свою лепту в победу над корсарами, каждый сделал все, что мог. Поэтому награду совета города следует разделить на всех.

С этими словами Карфангер взял из рук корабельного писаря, исполнявшего одновременно и обязанности казначея, большой кожаный кошелек и пошел вдоль строя, вручая каждому, невзирая на чины и возрасты, по серебряному талеру. Оделив таким образом всех, он сунул серебряный талер и в карман своего синего камзола, а изрядно опустевший кошелек вернул писарю со словами:

— Остальное разделите поровну между семьямибоих погибших в бою!

Толпа гнула дружное «Ура! „, «Виват адмиралу Карфангеру! « — кричали матросы «Леопольда Первого“. Михель Шредер тут же пробил найденным на пирсе гвоздем отверстие в своем талере, продел сквозь него кусок каболки троса и повесил талер, словно медальон, на шею.

Увидев это, Венцель фон Стурза проделал то же самое со своим талером.

— Ну хорошо, раз уж вам так хочется, — махнул рукой Карфангер. — Только прошу вас — носите его под колетом, иначе кое-кому это может показаться вызовом.

На пирсе появилась Анна, ведя за руки детей, и Карфангер поспешил им навстречу.