|
||||
|
ШЕСТОЙ АРЕСТЯ искал "дела". Надо было выдумать такое, которое могло бы меня обеспечить на долгий срок. И подвернулся случай… Мне предложили достать "клад". Владелец его передал мне это дело в таком виде. В начал революции он жил в одном из особняков на "Каменном острове". Во время повальных обысков, в саду {107} особняка, он зарыл две несгораемых шкатулки. В одной из них было 70.000 шведских крон, а в другой документы и 1000 крон. После большевицкого переворота особняк перешел в распоряжение одного из заводов, там поселились коммунисты и шкатулок он отрыть не успел. Сам он эти деньги доставать боялся и предлагал мне половину, если я выкопаю шкатулки. "Дело" это мне нравилось и устраивало во всех отношениях. Были и деньги и спорт… Я ознакомился с деталями. Сад метров 75 в длину и 50 в ширину. С двух сторон окружен каменными стенами соседних больших домов. Дорожки заросли травой. В глубине сада старый, деревянный, двухэтажный особняк. Владелец мне показал между какими деревьями зарыта шкатулка с 70-ею тысячами и около какого куста и в каком направлении зарыта 1 тысяча с документами. Я начал "дело". Ткнулся к управдому и предложил сдать сад в аренду. Не прошло… Пошел другим путем. Познакомился с одним из жильцов, по профессии водопроводчиком, на вид растяпистым парнем, и обещал ему работу. Раза два я крепко поил его в пивной. Сидели мы с ним часа по два по три… Не веселы были эти беседы, но в них я вставлял два-три нужные мне вопроса и получал ответ. Жил он в этом доме с начала его заселения рабочими и знал всех жильцов. Мне нужно было узнать, не показал ли кто-нибудь денег, т. е. не найден ли уже клад. Но оказалось, что все рабочие живут здесь давно и сравнительно бедно, никто не выезжал и значит клад на месте. Взяв от него все, что мне было надо, я начал наружную слежку. Несколько ночей подряд я следил за домом. Узнал когда тушатся огни, когда ложатся спать, кто в каких комнатах живет, когда возвращается. Все это я сообщил доверителю и еще раз получил от него точные указания расположения клада. Надо было действовать… Я запасся маленькой лопатой и в темной одежде, в темную дождливую осеннюю погоду вышел в первый раз на работу. Странно было поначалу лезть в чужой сад… Я выбрал момент, когда на улице не было прохожих и быстро перемахнул через забор. От улицы меня отделял один шаг, но {108} почему то все сразу изменилось… Сад, казавшийся таким знакомым снаружи, вдруг стал совершенно чужим. Пошел. Под ногами шуршат листья… Окна дома приблизились. Стало жутко… Слышны шаги — по тротуару идут… Присел у дерева. Прошли… Пошел дальше. В окне зажегся свет. Опять притаился… Свет погас. Выждал и двинулся… Дошел до места. Отсчитал шаги. Начал копать… Лопата визжит… я нажимай… Туда-сюда… Клада нет… Кажется, что прошло сто лет. Времени не чувствуешь. Пошел к кусту с документами… Тоже ничего. Заровнял землю, накрыл ее листьями и начал выбираться… Было обидно и непонятно… Но надо продолжать работу. Говорят, что ко всему привыкаешь… Тяжело только начало, Привык и я лазить через забор и рыться в чужом саду… Второй и третий раз проделал я эту операцию и все безуспешно. Но мастера учит дело. Выучился и я… И приволок "щуп".. Такой, как бывает на кладбищах у гробовщиков… Начал "щупать". Опять ничего… Взяла досада. Нельзя было ходить каждую ночь. Приходилось выбирать темные, дождливые ночи. Время шло — подходила осень… Я упорно лазал… И вот, когда все дело уже начало казаться блефом, мой щуп наткнулся на что то твердое. Это было шагах в пяти от того места, которое мне было указано. Случалось это часто и, обыкновенно это оказывался камень. Но щуп звенел каким то особенным металлическим звуком. Сердце застучало… Наконец то… Я схватился за лопату, Копнул раз, другой, земля была рыта… Лопата шла легко… Яма стала в пол аршина глубиной… Пощупал рукой… Гладкая металлическая поверхность… Руками я докопал остальное и зубами вытащил шкатулку. Большая, тяжелая. Зарыл яму, засыпал листьями, снял плащ, завернул в него ящик, с трудом перелез через забор и пошел… Нести было тяжело. Но я не шел, а танцевал… Было часа 4 утра… Я пришел домой. Взломать? Нет инструментов…. И я невольно "растянул удовольствие". Удовлетворенный, лег спать… На утро разочарование… Взломал и нашел… документы. {109} Выругался. Но разобрав их, на дне увидел бумажку в 1000 крон. Она уже тлела, но я ее все таки продал. Денег не было но появилась уверенность, что дело не блеф. Прибавилась сила и энергия. Но поздно… Мое дело — "сезонное". Выпал снег. И я остался без работы… Да видно и не судьба была на этот раз довести его до конца… На дворе стоял крепкий мороз. Было около часу ночи, когда я, вернувшись домой, начал раздеваться, чтобы лечь спать. Стук в дверь… Громкий, настойчивый… Затем маленький перерыв и опять стук. — Обыск! — сразу понял я. — Но по какому делу? Контрреволюция или недавние "дела"? Первое лучше, но если второе, то крышка… Я открыл дверь. Впереди управдом и за ним… человек 10 с винтовками. Конвой велик! Берут за "дела"! Предъявили ордер на обыск и арест. Перерыли все, забрали переписку. — "Одевайтесь"! Я оделся и мне дали только двух конвоиров. Остальные отправились в другом направлении. Сразу стало легче. Но в чем дело, я все таки не понимал. Если бы мне за полчаса до ареста сказали, что я сегодня буду арестован, то я бы рассмеялся. Когда для этого были все основания, то я находился на свободе. А теперь, арестован? Раскрыто?. Не может быть. Но сердце все таки екало… Мы пошли по Невскому, свернули на Литейный. Ясно, что ведут на Шпалерную… Неприятны эти первые моменты после ареста. Особенно ценишь в это время свободу. Явилась усталость, вспомнилась квартира, кровать, захотелось раздеться и лечь спать… А тут в перспективе опять старое. Отвык я от этого. Привели на Шпалерную… И картина стала ясней. В приемной уже толкалось несколько сонных физиономий и все время приводили новых. Но я был удивлен тем обществом, в которое я попал. Это были по большей частью люди Нэпа, и только изредка попадались знакомые по Петрограду лица. Приемная набивалась все полней и полней, ее начали разгружать. Часов в 6-ть утра я попал в камеру. Охать и ахать было нечего. Надо {110} поставить на всем крест, во что бы то ни стало бежать, достать клад и довольно, надоело… Надо уходить за границу. Было досадно, что взяли тебя, как рябчика. Ну ничего, все равно я уйду… А теперь немедленно спать… "Чем крепче нервы, тем ближе цель". Я откинул койку, лег, и быстро заснул под разговор, суды и пересуды, оханье и аханье той компании, в которую, по воле Г. П. У., я попал на этот раз. На следующий день из газет выяснилось, что в Петрограде арестована вся накипь Нэпа. Были перечислены все категории — тут были спекулянты валютой, торговцы спиртом и кокаином, кабатчики, шулера, клубные арапы и прочие, "социально опасный" элемент Советской России. Я был страшно обижен. Ни к одной из этих категорий я себя причислить не мог. Но присмотревшись, я увидел, что и вся компания совсем не то, что ей хотят приписать. Среди нас оказалось несколько офицеров Гвардейских полков, затем несколько почтенных людей, пользовавшихся уважением и в прежнее и в настоящее время. Дальше шли самые официальные советские маклера советской фондовой биржи, владельцы патентованных ресторанов и люди, бывавшие в клубах, которые не только утвердило, но и держало само правительство. Петроград мал и все эти люди, которых Советская власть называла спекулянтами, кабатчиками, шулерами, кокаинистами — были, по большей части, люди знакомые между собой. Из более или менее откровенных разговоров, я выяснил, что каких-нибудь действительных поводов для их ареста не было. Многие из них были арестованы из-за каких-нибудь личных счетов с отдельными чекистами или просто с провокаторами.. И мне вспомнился случай, который произошел со мной незадолго до ареста: Из Москвы в Петроград приехали известные Клоуны Бим и Бом. На концерт, который они устраивали, пела моя знакомая. Мы пошли на него большой компанией и сидели в разных местах. Четыре места были в 5-м ряду и на них сели две дамы, мой приятель и я. Впереди одной из дам сел какой то тип в новом пальто и шляпе. На сцену вышла наша знакомая певица. Одна из дам, сидевших рядом со мной, хотела ее посмотреть, повертелась {111} на стуле, но не увидев ничего из за шляпы впереди сидящего типа, вежливо обратилась к нему с просьбой: "Будьте добры, снимите шляпу". Он не двинулся… Она, думая, что он не расслышал, немного громче повторила свою просьбу. — Опять никакого движения. Тогда другая дама обратилась к нему и громко, и отчетливо сказала: "Вас дама просить снять шляпу"… Сомнений не было, он слышал, но не хотел исполнить просьбы. Я не выдержал: "Видал хамов, но такого не встречал"… Громко, так, чтобы он уж наверное слышал, произнес я. После этого он быстро повернулся ко мне, и я увидел физиономию, у которой прямо на лбу написано: "Я с Гороховой". "Мы с вами потом поговорим". Со злобой сквозь зубы процедил он. Настал антракт. Концерт был испорчен, и дамы настаивали, чтобы уйти… Но было интересно в какой форме этот тип потребует у меня удовлетворения. Он не замедлил это показать… Мы отошли в сторону и видели, как он прошел куда то и вернулся в залу с двумя милиционерами. Встал в дверях и глазами начал осматривать зал… Такой формы удовлетворения я конечно, ему не дал и мы немедленно вышли. На всякий случай, чтобы убедиться нет ли за нами слежки, мы сделали несколько петель и пришли домой. Через несколько дней один из моих приятелей, который тоже был на этом концерте, был остановлен на улиц каким то типом, который по приметам был схож с моим "противником", и тот, предъявив ему свой документ, спросил как бы желая только удостовериться: "На концерт Бим-Бом вы были с Бессоновым"? Конечно, упираться было нечего, и он ответил, что был со мной. На 10-ый день нашего сидения начались допросы… Допрашивали день и ночь. Часов в 5-ть утра вызвали меня. Следователь оказался мальчишка, одетый щеголевато в военную форму. Принял меня молча, уставился, и не спускал глаз. Я тоже молчал. Так сидели мы друг против друга. Вероятно, на лице у меня мелькнула улыбка… Он понял, что этот прием для {112} меня не подходит и начал допрос. Я совершенно не знал в чем меня будут обвинять и что ему про меня известно, поэтому на этот раз я изменил своему правилу держаться правды. Я начал ему рассказывать, что кончил гимназию, затем пошел в университет, потом война, на который был вольноопределяющимся, сказал ему полк, в котором служил, в каких сражениях участвовал и т. п. В общем врал складно, но нюхом чувствовал, что я расшифрован. Он все это записывал, и видимо злился. Сдать занятую позицию первым мне не хотелось, может быть он еще не наверное знает, что мои показания сплошная ложь. Но вот, он окончательно обозлился и начал хамить. "Чем же вы были у начальника дивизии"? — "Ординарцем". "Что такое Ординарцем? Что это значить? Лакеем?" — "Если вы не будете вести себя прилично, я вовсе перестану вам давать показания". Ответил я. "Ну, может быть довольно", спросил он, берясь за пачку лежащих перед ним бумаг. — "Может быть и довольно", ответил я ему в тон. Он порылся в деле. Вытащил маленькую бумажку и прочел ее мне вслух. "В таком о то году вы окончили корпус, тогда то Кавалерийское училище. Вышли в полк. Бывали в обществе, посещали рестораны и т. д. Теперь довольно?" — "Прибавьте…" "Были у белых". — "Ну вот теперь довольно…" "Будете ли вы давать правильные показания"? — "Да". "Ну подпишите", и он мне протянул лист с моими показаниями. — "Благодарю вас…" и я отодвинул его обратно. "Ну напишите, что вы дали ложные показания". Я еще раз поблагодарил его. "А что же я буду с этим делать?" — "А сделайте вот так"… И я показал ему как рвут бумагу. "Ну это у нас не принято"… {113} — "А у меня не принято подписывать бумажки против себя". Мы еще поторговались, я не подписал, и затем уже сам писал свои показания. О моих "делах", конечно, не было сказано ни звука. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Вверх |
||||
|