ОГНЕМ И МЕЧОМ

На вопрос: «Добровольно ли крестилась Русь?», который уже неоднократно ставился исследователями, трудно ответить однозначно. Как отмечает советский историк И. Я. Фроянов^{3}, мнение киевлян имело важное значение в крещении полянской земли. По поводу крещения в Киеве собиралось вече, которое выразило свое согласие. Хотя даже в пределах полянской общины принятие новой веры не было безболезненным. Некоторые киевляне вступали в Днепр под угрозой князя считать их своими врагами, другие — бежали из города. По этому поводу существует оригинальная гипотеза известного русского ученого О. Миллера, согласно которой разбои, участившиеся в киевской округе в 90-е годы XI в., являются делом рук наиболее закоренелых язычников (позднейшая аналогия — наиболее ревнивые староверы XVII в.). К такой мысли толкает и настойчивость церковников в применении к ним казней, в то время как в других случаях церковь старалась смягчить наказания. Безусловно, что и в полянской общине были недовольные низвержением язычества, несмотря на то, что принятие христианства объективно должно было способствовать усилению в первую очередь полянской (киевской) общины в целом.

Понимая это, киевская верхушка во главе с князем сразу же после крещения проводит ряд мероприятий для закрепления христианства в Киеве. Летопись сообщает, что Владимир «повеле рубити церкви». И стали строить церкви сначала деревянные и в Киеве и в других русских городах, о чем свидетельствуют археологические раскопки. До середины XII в. каменных храмов на Руси было мало, а их сооружение отмечалось летописцами как значительное событие общественной и церковной жизни. Такой деревянной церковью была киевская церковь св. Василия, построенная князем в 988 г. Она находилась «на холме, иде стояше кумир Перун и прочии, где творили требы князь и людье». Сооружение церковных построек на месте языческих капищ является характерным приемом «просветителей» языческих народов. Оно сопровождало христианизацию и символизировало в облике сокрушенных кумиров низвержение языческой религии не только у восточных славян, но и у многих народов других частей Европы. Подобные акции приветствовались высшими сановниками церкви. Один из римских пап по этому поводу писал: «если эти храмы хорошо выстроены, то доброе дело будет обратить их от демонских обрядов на служение истинному богу, а народ, видя целость прежнего своего поклонения, по привычке пойдет туда охотнее для поклонения истинному богу».

Владимир строил церкви не только в Киеве. Он «нача стазити по градом церкви и попы, и люди на крещенье приводити по всем градом и селом». О каких городах идет здесь речь? Было бы ошибкой думать, что просветительская деятельность «Святого» Владимира охватила все земли Руси. Первоначально религиозные новшества коснулись, вероятно, узкого территориального «треугольника» — Киев — Переяславль — Чернигов, т. е. Приднепровья и Подесенья — областей, непосредственно примыкающих к Киеву. В X–XI вв. этот регион назывался «Русской землей». «Русская земля» являлась политическим и территориальным ядром всего Киевского «сверхсоюза» X–XI вв. Именно эту область митрополит Иларион (первая половина XI в.), говоря от лица князя Владимира, называет «всей областью своею». Ее крещение, видимо, как и в Киеве, произошло без особых столкновений. Это обусловливалось и близостью к Киеву территориально, и общими историческими судьбами. Во всяком случае, в XI в. здесь идет уже активная церковная жизнь, в Переяславле и Чернигове функционируют епископии, имеются внушительные церковные постройки. Летописи сообщают о церковном значении этих городов, о существовании в них якобы собственных митрополий, зависящих не от Киева, а прямо от Византии. Однако эти источники противоречивы. Но существование митрополий представляется вполне реальным, если допустить, что целью образования новых митрополий было продолжение христианизации северовосточных земель — из Чернигова и южных — из Переяславля, причем гораздо большими силами, чем только одной киевской митрополии. По неизвестным нам причинам черниговская и переяславская митрополии, «эфемерные», по выражению польского историка А. Поппэ, распались, просуществовав всего несколько десятилетий (конец XI — начало XII вв.). В начале XI в. епископии были образованы также в построенных князьями городах: Белгороде и Юрьеве. Последняя образовалась, по предположению советского историка М. Н. Тихомирова, возможно, с миссионерскими целями обращения в христианство соседних кочевников. Эти факты характеризуют состояние христианизации уже после смерти Владимира. При нем же новая вера укрепилась на указанной выше компактной территории, прилежащей к Киеву. Но и здесь не все города и «веси»^{4} уверовали в «Христа и Богородицу», ибо церковный устав Владимира распространялся только по тем «городам и погостам, где христиане суть». Значит, оставались еще и некрещеные районы.

Для людей XI в. торжество христианства было связано с именем одного из сыновей Владимира — Ярославом, получившим прозвище Мудрый. Колоритным языком об этом сказано в Повести временных лет. «Яко же бо се некто землю разореть, другий же насееть, они же пожинають и ядят пищу бескудну, такось Ярослав ж: отец бо его Владимир землю взора и умягчи, рекше крещеньем просвети; сь же насея книжными словесы сердца верных людей, а мы пожинаем, ученые приемлюще княжное». Таким образом, «только третье поколение считало себя по-настоящему христианами»^{5}. Только при Ярославе Мудром «нача вера христианская плодитися и расширяти». Он продолжал «церкви ставити по градом и по местом». Главной же его заслугой было то, что при нем произошло окончательное оформление церкви как социальной организации. В 30-х годах в Киеве организуется митрополия, появляется первый достоверный русский митрополит (Феопемт — грек по национальности), строится митрополичий храм — киевская святая София, созывается первый общерусский церковный собор. Собор сделал попытку ликвидировать церковную зависимость от Византии. С желанием «национализации» русской церкви связано и установление праздника первых русских святых — князей Бориса и Глеба. Но при всем при том следует отметить, что русская церковь делала только первые шаги. Успехи ее, несмотря на «покровительство» Византии, в действительности преследовавшей свои цели, были в высшей степени скромными. Такое невысокое положение русской митрополии зафиксировано в греческих церковных источниках. В них русская митрополия является только одной из церковных провинций Константинопольской патриархии, занимающей в своеобразной «табели о рангах» вначале 61-е, а затем 52-е место. Русский митрополит приравнивался только к автокефальным (самостоятельным в некоторых действиях) архиепископам. Подчеркивая это, патриарх свои послания ему скреплял свинцовой печатью, а не восковой, как настоящим митрополитам. А на церковных соборах в Константинополе митрополит из Руси согласно существовавшим, так сказать, «местническим» законам занимал последние места по рангу.

Безусловно, такое положение не устраивало киевскую знать. Одной из проблем христианизации было отсутствие необходимого количества священнослужителей. Первыми церковниками на русской земле были греки. Так, Владимир для крещения Киева привел священников из завоеванного им Корсуня. В дальнейшем епископы и другие церковные иерархи присылались из Византии. Итак, священнослужителей было недостаточно. К тому же выяснилось, что священникам, не знающим языка страны, христианизацию которойони должны были проводить, эта миссия трудна. И уже при Ярославе стали «умножища прозвутери». Основным поставщиком миссионеров стали монастыри. Зарождение монастырского движения приурочено ко времени Владимира (при нем «монастыреве на горах сташа»), но при Ярославе «черноризьци почаша множитися, монастыри починаху быти». Крупнейшим и авторитетнейшим был Киево-Печерский монастырь, основанный в середине XI в. «на горах» Киевских. Именно из него вышло большинство «христовых» подвижников — рядовых миссионеров, распространителей слова божьего; и высших церковных чинов, занимавших епископские кафедры во многих древнерусских городах. Но «ославянивание» духовенства — черта русской жизни уже второй половины XI и последующих веков. В X и начале XI вв. в города Руси отправлялись греческие миссионеры, как правило, в сопровождении княжеских дружинников.

В ближайшие годы после начала крещения «Русской земли» предпринимаются попытки расширить влияние христианства. Часто полыхание пожаров и звон мечей сопровождали христианизацию местного населения: рядом с «попином» шли сквозь лесные дебри, плыли по рекам княжеские дружинники, а то и сами князья. Более столетия длится вооруженная конфронтация церкви и язычников, не желающих расстаться со своими идолами, своим укладом жизни, своей независимостью. Не только оружием насаждалось христианство. «Слово божье» также должно было способствовать этому. О сопротивляющихся язычниках писал митрополит Иоанн еще в XI в.: «подобает всяким образом направлять, и отвечать на их злобу наказанием (церковным, конечно, — А.Д.) и ученьем возвращати на правоверное учение», и только в крайнем случае прибегать к угрозам.

Логично предположить, что из «Русской земли» христианство стало внедряться в землях, которые или соседствовали с ней, как западные (Владимир, Туров), или находились в сфере киевского влияния (Новгород, Полоцк, Смоленск), где сидели посадники или князья, собирающие дань. О введении христианства в некоторых из них ничего не известно по летописям, кроме того, что Владимир, крестив сыновей, отправляет их в некоторые из указанных городов. Молчание летописей понятно, ибо летопись, как правило, выступает в качестве официального, церковного в первую очередь органа. Поэтому на ее страницах не нашлось места для описания невыгодных ей подробностей крещения. Другое дело — предания или жития. Первые бытовали в народной среде, вторые — распространялись святыми отцами и тем больше, чем больше подвигов они совершали на ниве насаждения новой веры. Нигилистическое отношение к ним вряд ли оправданно. Существование независимых друг от друга в различных регионах Руси такого рода источников доказывает реальность их общей основы — методов крещения населения русские земель.

Существует известие, что земли Волыни ходил крестить сам Владимир. Считается, что там был довольно рано основан епископат и возник монастырь в окрестностях Владимира. С введением христианства в Туровской земле и с методами его распространения связана местная легенда, рассказывающая, что по реке приплыли каменные кресты, а когда они остановились напротив городских стен, вода в реке покрылась кровью. На эти земли (до Буга и Стыри) претендовала и Пражская епископия, что известно из грамоты императора Оттона II и папы Венедикта VI. Однако, очевидно, желания католической церкви в данном случае расходились с возможностями. Во всяком случае, приоритет принадлежал русской церкви. Тайной остаются обстоятельства крещения Смоленска и Полоцка. По некоторым данным известно, что принятие новой веры в Смоленске произошло в 1013 г., т. е. через четверть века после киевского. Это наводит на размышления, что и здесь насаждение христианства столкнулось с противодействием. В Полоцк, возможно, новая вера проникла из Новгорода. На основе упоминания о местных епископиях только в начале XII в. с достаточной уверенностью можно сказать, что и в этих землях процесс христианизации растянулся на весь XI в.

Более обширные и яркие сведения имеются о крещении новгородцев. В местной новгородской летописи подробно рассказывается о том, как пришедший из Киева в 989 г. епископ Иоаким Корсунянин (в летописи он титулован как архиепископ) первым делом «требища разруши, и Перуна посече», а затем, избивая его «жезлеем», поволокли к Волхову и бросили его в реку. При этом «заповеда никому же нигде не прияти». По этой версии новгородцы послушались этого приказания. Один из них, выйдя рано на реку и увидев приставшего к берегу кумира, оттолкнул его от берега и со злорадством изрек: «ты… Перушице, досыти еси пил и ял, а ныне поплови прочь». Таким образом, по летописной традиции умалчивается о каких-либо волнениях при крещении древнерусского населения. В других же текстах сохранились лишь глухие отголоски сопротивления жителей Новгорода, даже вооруженного. Описывается сопротивление, например, Перуна, кричавшего: «Ох, ох мне, достахся немилостивым сим рукам». А проплывая «сквозе великии мост», соединявший берега Волхова в пределах города, он закидывает свою палицу на мост. Действительно, в последующее время соперничающие новгородские группировки бились на этом мосту. Еще один факт, косвенно свидетельствующий о немирном крещении Новгорода, заключается в том, что церковь первый новгородский епископ ставит не на месте языческого капища, как принято, а на территории Кремля, где было безопасней. О настоящем побоище при христианизации Новгорода написано в Иоакимовской летописи. До последнего времени ее повествование считалось не заслуживающим доверия. Но раскопки, проведенные известным советским археологом В. Л. Яниным, доказывают возможность описанных событий. Согласно этому рассказу в Новгород вместе с епископом был направлен дядя Владимира — Добрыня (ранее он осуществлял здесь языческую реформу). Горожане, узнав об этом, на вече решают не дать войти в город дружинникам и священникам и разрушить свои святыни. Центром сопротивления стала Софийская сторона, куда не мог перейти Добрыня из-за того, что новгородцы предусмотрительно «разметавше мост великий» через Волхов. Поэтому «удар» миссионеров в первые два дня принимали на себя жители Торговой стороны. Однако несмотря на то, что священники «ходихом по торжищам и улицам, учахом люди, елико можахом», крещеными стали только «неколико сот». Только в результате военной хитрости тысяцкого Путяты удалось 500 мужам «носчию» высадиться на территории Людиного конца Софийской стороны. И тогда «бысть между ими сеча зла». «Софьяны» разорили и разграбили дом Добрыни, убили его родственников. Разрушили они и церковь Преображения существовавшей до крещения общины христиан-новгородцев. По распоряжению переправившегося на рассвете Добрыни у берега Софийской стороны были подожжены дома. Необходимость тушить пожар прервала битву. Пожар, по свидетельствам археологов, уничтожил все сооружения на большой площади (только в пределах раскопа площадь превышала 9000 м²). По завершении крещения церковь наряду с другими постройками была восстановлена, что также подтверждается археологическими раскопками. На пожар указывают брошенные и не использованные после 989 г. клады, спрятанные под полом сгоревших домов. Возможно, что владельцы этих сокровищ погибли. С того времени появилась в народе пословица: Новгород «Путята крести мечом, а Добрыня огнем».

Несмотря на такое ожесточенное сопротивление, христианская церковь здесь смогла стать на твердую почву. Новгородский епископ Иоаким развернул широкую деятельность. Сразу после крещения был построен тринадцатиглавый деревянный собор св. Софии, а вскоре и каменная церковь. В 1030 г. был произведен набор в священнослужители «от старост» и «от поповых детей».

Еще в конце X в. христианство проникло во Псков — «молодший брат» Новгорода. Заметной была роль новгородской епископии и в общерусской церковной жизни. Таким образом, в Новгороде христианство пустило корни уже в XI в. Это не означает, конечно, что поголовно все новгородцы стали истинными «ревнителями» веры. В неурожайные годы поднимаемая волхвами, которые связывали все беды с отступлением от истинной веры, городская община — бояре, богатые купцы, ремесленники и прочий люд — вставали под знамя языческих верований против князя и епископа. Так было в 70-х годах XI в., рецидивы проявлялись и в более позднее время. Если в самом городе язычество держалось долго и прочно, то новгородская округа сохраняла языческие обряды и представления еще многие века. Новгородский архиепископ Макарий в 1534 г. писал о том, что «прелесть кумирская» «в длину болши 1000 верст, а в широту до Великого Новгорода за 60 верст, а инде за 50 и за 40». Гораздо медленнее, чем в рассмотренных областях, проходила христианизация «крайцех в рустеи земли»: в Ростово-Суздальских и Муромо-Рязанских землях. Отгороженные от «Русской земли» лесными массивами и непроходимыми болотами, достичь которые можно было только обходными путями (Ростов в объезд через Новгород, а Муром и Рязань в лучшем случае «полем»), эти земли отражали до половины XI в. все атаки миссионеров. Местные жители, основной элемент которых уже к концу X в. составляло кон лонизаторское славянское население (вятичи, кривичи, новгородские словене), хотя и впитавшее черты материальной и духовной культуры ассимилированных угро-финских племен (мери, муромы, мордвы и др.), были связаны с центральными русскими землями только необходимостью платить дань, не признавали постоянной киевской администрации. Они и от крещения пытались тоже откупиться большими, чем обычно, данями, вероятно понимая, к чему может привести утверждение церкви. Колонизация территории здесь шла параллельно с христианизацией. В свите сборщиков даней непременно находился священник.

По одному из преданий первым просветителем Ростовской земли был князь Борис. Он «благочестиво властвуя, обращал неверных к святой вере». Рука об руку с ним действовали епископы. В конце X в. была построена первая дубовая церковь в Ростове. Однако большего миссионерам достичь не удалось. Жития святых, объективно оценивая обстановку, констатируют, что епископы Федор и его преемник (очевидно, уже при Ярославе) Иларион «невозможе терпети многаго ради неверьствия и досаждения людьскаго и не можаще их до конца утвердити, еже отвратити их от льсти идольскыя». Им обоим ничего не оставалось делать, как поспешно удалиться обратно «к Царюграду ничтоже успе», чтобы не быть убитыми. Недолго там находился и Борис. Князья и в дальнейшем выступают проповедниками, сеющими зерна новой веры в этом крае. Так, Ярослав заканчивает свое посещение Суздаля в 1024 г. назидательной христианской моралью о всеведении бога и ничтожестве людей. Люди же здесь — «поганые языци» поклонялись «скотьему богу Велесу», сообщает «Сказание о построении града Ярославля» — памятник, содержащий отголоски древних легенд, имеющих реальную основу. Опять «благоверный князь поучи людей оних, како жити и обиды не творити никому же, а наипаче, дозна богомерзку веру их, моли их креститися. И людии сии клятвою у Волоса обеща князю жити в согласии и оброци ему даяти, но точию не хотяху креститися». Князь проявил упорство — через некоторое время он вновь появился в Медвежьем углу (так тогда назывался будущий Ярославль) вместе с «епископом, со пресвитеры, диаконы и церковники, мастеры и с воины». При впадении Которосли в Волгу был заложен Ярославль, была построена и церковь «святого пророка Илии». В самом же городе появилась христианская община, так как князь «насели его христианами». Но даже и тогда «насельницы Медвежияго угла не приощашеся граду, живяше особь и кланяшеся Волосу». В целом же можно сказать, что миссионерская деятельность Ярослава и его предшественников не дала ощутимых результатов. Князья вынуждены были мириться с языческим образом жизни местного населения. Какая-либо организованная и массовая христианизация даже городов Залесского края была невозможна. И не случайно именно в Ярославле в 1071 г. «всташа два волхва», как и в Новгороде, привлекавшие население края вплоть до Белоозера языческими представлениями и обрядами. В бою со сборщиком даней Яном Вышатичем, также выступавшим с миссионерскими целями, волхвами и их сообщниками был убит «попин», рискнувший среди них проповедовать. Некоторые специалисты-историки предполагают, что им был первый достоверный ростовский епископ Леонтий, деятельность которого приходится в Ростовском крае на 70-е годы. Посвященное ему Житие рассказывает, что, придя в город, он увидел множество народа — «обдержимых многым неверьством». Когда он попытался внедрить христианское учение, его изгнали «вон из града». Пришлось ему устроиться не в соответствующих его положению условиях. Он расположился вне городских стен, на берегу ручья Брутовщицы. Поставив «церковь малу», он начал проповедовать, сочетая проповедь с обильным церковным угощением. Он имел некоторый успех только среди младенцев и старцев. Поэтому при возвращении его опять на епископский стол, «устремишася невернии на святопомазанную главу овии с оружием, а друзии с дреколием». Одни источники оканчивают его деятельность торжеством новой веры, «Киево-Печерский патерик» — его мученической смертью от неверных, язычников. В «Повести о водворении христианства в Ростове», события которой выдающийся русский историк В. О. Ключевский относит к 70-м — 80-м годам XI в., также взволнованно сообщается о борьбе с язычеством. Преподобный Авраамий ведет борьбу с каменным идолом Велеса, которому поклонялись жители «чюдского конца». Только с помощью божественной и военной силы святому удалось одолеть «беса». На месте идола «келии постай», куда «мнихи призва». Все же несмотря на основание христианской общины в Ростове, в городе продолжали преобладать «неутвержденные в вере». Их и упрочивает в вере следующий епископ Исайя. Его Житие, построенное на «надежном основании» (В. О. Ключевский), распространяет христианскую миссию уже на весь край. Исайя «обходит прочие города и места в ростовской и суздальской области», и где «находит идолов, всех придает огню». О более широком проникновении христианства свидетельствуют каменные церковные постройки в Суздале, относящиеся к концу XI — началу XII вв. По одному из сказаний, когда христианство стало брать верх над язычеством, часть населения «ушлецы языка словенского, земли Ростовския, ушедше бо от святого крещения во идолопоклонение, и тамо кочевное житие татарское, веры безсерменския изволиша». Вероятно, они переселились в земли Волжской Болгарии. В середине XII столетия Ростово-Суздальские земли становятся христианизированными.

По-иному происходит в соседней с ними земле вятичей. Вятичи — наиболее отсталые из восточнославянских племен, возглавлялись еще своими племенными вождями и всячески сопротивлялись любым попыткам освоения их территории. Путь по их землям был опасен. Недаром Владимир Мономах, пройдя «сквозе вятиче», а не обходным путем через Новгород, вспоминает об этом как о чем-то героическом. Насаждение христианства в XII в. у вятичей закончилось трагически. Монах Киево-Печерского монастыря «блаженный» Кукша и его ученик после многих мучений были убиты. По легенде о крещении жителей одного из вятичских городов Мценска до половины XV в. были «мнози неверующе во Христа Бога нашего». Окончательно там христианство водворилось в 1445 г. великим князем Василием и митрополитом Фотием с применением воинской силы.

Аналогично происходил процесс крещения Муромо-Рязанской земли. О нем повествует «Повесть о водворении христианства в Муроме». Несмотря на запутанность во времени крещения и выдуманное имя главного героя, а также позднейшую литературную обработку, важнейшие факты вполне реальны и имеют «чисто историческую основу» (В. О. Ключевский). Большинство исследователей сходятся в том, что крещение Мурома нельзя связывать с именем князя Константина (начало XIII в.). Можно отнести эти события к концу XI — началу XII вв.

Как уже отмечалось, этот край также к XI в. был колонизованным. В основном, он заселялся вятичами и кривичами, которые входили в соприкосновение с муромой, черемисой, мордвой и мещерой. В XI в. сюда хлынули потоки южного древнерусского населения, теснимого кочевниками. Какую-то прослойку составляло и тюркское население, поскольку велась оживленная торговля по Оке и Волге с Волжской Болгарией, исповедовавшей мусульманство. Конечно, эти «бесерменские» наслоения еще более осложняли христианизацию.

Вот к этим «неверним Муромстим народам» в начале XI в. направился князь Глеб (один из сыновей Владимира). Но муромцы отказались и принять его на княжение и креститься. Поэтому он расположился в 12 «поприщах» от города на реке Ишне. Видимо, он смог организовать какую-то христианскую общину, ибо после него происходили «кровопролития безчисленна, с верными содевающе и обиду творяще велию» им язычники. Следующий этап связывается с неким князем Константином, под которым, вероятно, разумеется княживший там в конце XI в. Ярослав Святославич. Но горожане вновь отказываются принять святую веру, несмотря на обещание дать им более легкие повинности («оброки легкие»). Более того, коварные муромцы убивают сына князя. А вот, увидев его войско, они повиновались и впустили князя в город, «точию не хотяще креститися». Только ценой больших усилий и, вероятно, вооруженным путем (так как ни объяснения христианских обрядов и правил, ни льготы, ни угрозы, «иногда муками и ранами претяще им», не действовали) удалось сломить их сопротивление. Только силой оружия «идолы попраша и сокрушиша и без вести сотвориша».

Итак, процесс распространения христианства на Руси растянулся на многие десятилетия. Это объясняется тем, что христианство было орудием в руках сил старого отживающего родоплеменного общества. Оно, по замыслам киевской верхушки, должно было сыграть роль тормоза, задержать расползание «сверхсоюза» с центром в Киеве. Вот почему новая религия «огнем и мечом» навязывалась из поднепровской столицы. Но остановить ход исторического развития было невозможно. Христианство и нарождающаяся церковная организация должны были или приспособиться к новым условиям или исчезнуть с исторической сцены. Инстинкт самосохранения толкнул христианскую церковь на первый путь.