Глава 4.

"Ты бы удивилась, узнав, что здесь творится"

Лейтенант Харуо Такеда - тридцатилетний авиатехник с тяжелого крейсера "Тоне" - чувствовал, как его все сильнее охватывает беспокойство. Крейсер "Тоне" вместе со всем соединением Нагумо продолжал полным ходом двигаться в южном направлении, находясь уже менее чем в 250 милях от острова Оаху.

Беспокойство и тревога лейтенанта Такеда были вызваны неожиданным приказом запустить в 5.30 с катапульты тяжелого крейсера разведывательный гидросамолет, который вместе с таким же самолетом, выпущенным с крейсера "Тикума", должен был провести окончательную разведку дислокации американского флота в гавани Перл-Харбора. Такеда, будучи офицером, отвечающим за запуск катапультных самолетов, волновался, как бы они не столкнулись при взлете с катапульт. Действительно, стояла кромешная темнота, а оба корабля находились всего в восьми милях друг от друга. Кроме того, в особо ответственные моменты человеку всегда свойственно волноваться более обычного.

Но все прошло отлично. Самолеты благополучно взлетели с катапульт и исчезли в темноте - два маленьких буревестника огромной армады, которая должна была последовать за ними. Адмирал Нагумо планировал выпустить для удара по Перл-Харбору 353 самолета, разделив их на две могучих ударных волны. В первую волну, которая должна была стартовать в 6 часов утра, должны были входить: 40 торпедоносцев, 51 пикирующий бомбардировщик, 49 горизонтальных бомбардировщиков и 43 истребителя для обеспечения их прикрытия. Во вторую волну, взлет которой был намечен на 7 часов 15 минут, входили:

80 пикирующих бомбардировщиков, 54 горизонтальных бомбардировщика и 36 истребителей. 39 самолетов решено было оставить для прикрытия соединения на случай ответного удара американцев.

На авианосцах все были заняты последними приготовлениями к взлету самолетов. Палубные команды, поднятые за час до пилотов, на ангарной палубе вели предполетный осмотр машин, выкатывая их на лифты для подъема на взлетную палубу. Готовые к взлету машины ревели запущенными двигателями. Механики опробовали моторы. На авианосце "Хирю" капитан 2-го ранга Амагаи, бегая от самолета к самолету, вынимал из-под радиоключей кусочки подложенного туда картона.

Пилоты в свежем нательном белье и в новой отглаженной форме собирались в помещениях для инструктажа. У многих на головах белели традиционные боевые повязки хашамаки. Небольшими группами они подходили к походным синтоистским алтарям, чтобы выпить церемониальную чашку саке и помолиться за свой успех.

Летчикам был подан праздничный завтрак. Вместо обычных соленых макрелей и перемешанного с ячменем риса, сегодня им был подан "секихан" Это японское блюдо из парового риса с крошечными красными бобами готовилось лишь в исключительно церемониальных случаях. Затем всем вручили коробки со специальным рационом для дальнего полета, содержащие обычные рисовые шарики и сушеные сливы плюс неприкосновенный запас шоколада, галет и специальных таблеток от усталости. Затем начался последний инструктаж.

На "Акаги" капитан 2-го ранга Футида - ведущий первой ударной волны и координатор второй - доложил адмиралу Нагумо: "К выполнению задачи готов!" "Я полностью верю в ваш успех", - ответил адмирал, пожимая руку Футиды.

На всех авианосцах происходили одни и те же сцены. Тускло освещенные помещения для инструктажа; пилоты, собравшиеся там или толпящиеся в коридорах; грифельные доски, показывающие дислокацию американских кораблей в Перл-Харборе на 10.30 утра 6 декабря. Последний взгляд на схему расположения кораблей противника. Последние пометки на картах и полетных схемах. Последние данные о скорости и направлении ветра, вычисления расстояния и полетного времени до Гавайев и обратно. Затем строжайший приказ: никто, исключая капитана 2-го ранга Футида, не смеет прикасаться к радиопередатчику до начала атаки. И наконец прощальное напутствие командиров кораблей, а на "Акаги" - самого адмирала Нагумо.

Первые лучи рассвета уже пробивались на востоке, когда пилоты высыпали на полетную палубу, один за другим занимая места в кабинах самолетов, взмахами рук прощаясь с остающимися на кораблях.

Двадцатисемилетний Иппеи Гото с авианосца "Kaгa" в новенькой форме младшего лейтенанта... спокойный Фусата Иида с авианосца "Сорю", сходящий с ума от бейсбола... артистический Мимори Судзуки с авианосца "Акаги", чья кавказская внешность всегда была предметом шуток о "смешанной крови". Лейтенант Хаита Мацумура, все еще в респираторе, подошел к своей машине и только там его сдернул. Все увидели, что он тайно отрастил прекрасные усы.

Капитан 2-го ранга Футида направился к своей машине ведущего, отмеченной красной и желтой полосами на хвосте. Когда он влезал в кабину, авиатехник самолета подал ему специальный "хашамаки" и с поклоном сказал: "Примите это в подарок от техников и механиков. Мы просим вас взять этот священный символ с собой в Перл-Харбор".

В машинном отделении "Акаги" капитан 2-го ранга Тенбо попросил разрешения подняться на взлетную палубу, впервые за весь поход. Он хотел быть очевидцем великого момента. Вдоль всей палубы толпились офицеры и матросы, крича приветствия, прощаясь, желая удачи. Лейтенант Эбина - юный медик с авианосца "Секаку" - дрожал от возбуждения, видя, как моторы самолетов набирают обороты, выбрасывая голубое пламя из выхлопных труб.

Все глаза следили за мачтой флагманского авианосца "Акаги", с которого должны были дать сигнал о начале взлета первой волны. Комплект сигнальных флагов был поднят до половины, призывая к готовности. Их подъем до клотика и быстрый спуск означал приказ о выпуске самолетов.

Огромные корабли медленно развернулись под ветер. Океан волновался, крупные волны с шумом разбивались о форштевни авианосцев. Брызги залетали на взлетную палубу, продольная качка достигала 15 градусов, вызывая сомнение по поводу безопасности взлета. Но отступать уже было некуда. Ударное Соединение находилось в 230 милях севернее и чуть восточнее острова Оаху.

В 6.00 сигнальные флаги на мачте флагманского авианосца "Акаги" взлетели до клотика и опустились. Прощальные взмахи рук и фуражек, напутствия, тонущие в грохоте моторов. Оглушительно ревя, самолеты срывались с полетной палубы и исчезали в предрассветных сумерках. Только по огням можно было следить за их построением...

Один за другим с палуб шести авианосцев в воздух поднялись 183 самолета. Кружась над кораблями, они строились в походный ордер и исчезали за южным горизонтом.

Для адмирала Кусака было страшным нервным напряжением следить за взлетом самолетов в условиях почти штормовой погоды. Внезапно наступившая тишина и облегчение чуть не сломали его. Он потерял контроль над собой, дрожа, как лист. Адмирал был очень удивлен, поскольку всегда гордился своими знаниями "бусидо" и "кендо" (Путь меча), знаниями, которые всегда помогали человеку сохранять спокойствие именно в подобных ситуациях. Кусака устало опустился на палубу - вероятно, он думал, что в кресло - и стал медитировать, зовя на помощь Будду. Он полностью пришел в себя, когда самолеты скрылись в южном направлении.

А в мирно спящем Перл-Харборе, к которому неслись сквозь предрассветную мглу армады японских бомбардировщиков, единственным признаком жизни была одинокая легковушка, ехавшая по дороге в порт. Пожилая домохозяйка везла своего мужа на работу. Миссис Блэкмор проехала через главные ворота порта мимо часовых морской пехоты, проверивших пропуск на ветровом стекле ее машины, и вырулила к пирсу, где обычно швартовались вспомогательные суда. Уилльям Блэкмор, проработавший 16 лет на вспомогательных судах флота, в настоящее время был старшим механиком буксира "Косанква". Он спешил на свое судно, которое в 6 часов утра должно было выйти в море, чтобы встретить транспорт "Антарес" и принять от него баржу, буксируемую из Пальмиры. Когда Блэкмор выходил из машины, первые лучи солнца осветили ряды стоявших без каких-либо признаков жизни боевых кораблей, придав им какой-то сверхестественно-призрачный вид.

- Такого сонного царства, - заметила Блэкмору жена, - я, кажется, не видела никогда.

- Ты бы вообще удивилась, если бы знала, что здесь творится, - весело ответил ей муж, прыгая на борт своего буксира.

"Косанква" вышел из порта через длинный, узкий канал, пройдя сквозь все еще открытые ворота в противолодочном заграждении, которые теперь решили не закрывать до возвращения буксира. Было 6 часов 30 минут утра. Транспорт "Антарес" уже находился в видимости, буксируя баржу примерно в 100 метрах за собой. Примерно в миле от них маячил эсминец "Уорд", а летающая лодка "Каталина" патрульной авиации флота кружилась над ними, что-то высматривая внизу.

Рулевой "Уорда" матрос Рейнбиг также увидел нечто необычное. Когда "Антарес", появившись с юго-запада, пересек курс эсминца, рулевой внезапно заметил странный черный объект, казалось бы, привязанный к буксирному концу между "Антаресом" и его баржой. Эсминец находился примерно в миле от транспорта, и Рейнбиг указал на подозрительный объект вахтенному сигнальщику старшине Гирину.

Взглянув на объект в бинокль, старшина сразу же увидел, что тот не висит на перлине (перлинь - пеньковый корабельный трос толщиной от 10 до 15 см по окружности), а просто находится на одной линии с ним. В действительности, объект находился в воде далеко в стороне от "Антареса". Сигнальщик доложил об этом вахтенному офицеру лейтенанту Гепнеру, который, поглядев в бинокль, сказал, что это, по всей видимости, буек и ничего больше, но все-таки следует за ним понаблюдать. Продолжая наблюдать за объектом в бинокль, лейтенант минутой позже заявил, что это, по его мнению, рубка подводной лодки. Объект двигался на пересекающемся курсе с "Антаресом", как бы желая пристроиться позади баржи. В этот момент над ним стала кружиться патрульная "Каталина", у которой, вероятно, черный объект также вызвал подозрение. Вахтенный офицер решил снова вызвать на мостик командира эсминца.

Услышав крик "Командира на мостик!", Аутбридж спрыгнул со своего диванчика в штурманской рубке и появился на мостике, кутаясь в японское кимоно. Едва взглянув на подозрительный объект, он приказал пробить боевую тревогу. Было 6 часов 40 минут.

В кубрике под полубаком второй за последние три часа сигнал боевой тревоги сорвал с койки матроса Сиднея Нобля. Борясь со сном, он натянул рабочие брюки, сунул ноги в ботинки, не надев носков, накинул форменку и помчался на свой боевой пост.

Старшина-комендор Луис Гернер немного задержался внизу, задраивая люк, ведущий к шпилевым машинам, а затем кинулся за остальными на боевой пост. Комендоры уже разворачивали орудие No 1 на носу, наводя его на рубку неизвестной подводной лодки.

На корме младший лейтенант Хейни готовил к бою орудия No 2, 3 и 4, крича комендорам, чтобы те обеспечили подачу боеприпасов. Его беспокоило орудие No 3 - заряжающий матрос Эмбрус Домежелл находился на вахте в качестве рассыльного. Но с первыми звуками боевой тревоги тот бросился к орудию, открыл замок и с трехдюймовым снарядом в руках ждал, когда остальные комендоры присоединятся к нему.

- Полный вперед! - скомандовал Аутбридж, и старенький "Уорд" рванулся к цели, за пять минут доведя скорость с 10 до 25 узлов. - Лево на борт! приказал командир рулевому.

Корпус эсминца постройки 1918 года отчаянно заскрежетал и завибрировал в крутом развороте влево. Аутбридж направил корабль между баржой и рубкой подводной лодки, имея теперь цель справа по носу примерно в 400 метрах.

В этот момент, видимо, проснулись на "Антаресе". Его прожектор замигал, запрашивая, что случилось? На транспорте полагали, что эсминец гонится за ними.

Кружащаяся над ними "Каталина" сбросила две дымовых шашки, чтобы обозначить место подводной лодки.

Пилот летающей лодки лейтенант Билл Тэннер руководствовался самыми добрыми побуждениями. Он первым обнаружил подводную лодку, находясь в обычном предрассветном патрульном полете. Он знал, что в этот район американским подводным лодкам запрещалось заходить без эскорта, и его первой мыслью было, что лодка терпит бедствие.

Затем - Тэннер увидел, что к лодке устремился "Уорд". Летчик быстро снизился и сбросил дымовые шашки. По его мысли они должны были помочь "Уорду" при спасательных работах. Больше Тэннер ничем не мог помочь терпящим бедствие.

"Уорд" не нуждался в дымовых шашках для обнаружения лодки. Та все еще находилась по правому борту эсминца, двигаясь прямо на него. Она шла в крейсерском положении, с рубкой, возвышающейся фута на два над поверхностью воды. Среди волн моряки "Уорда" на какое-то мгновение заметили ее маленький сигарообразный корпус. Все, как зачарованные, смотрели на нее. Вестовой кают-компании Минтер заметил, что лодка покрашена в темно-зеленый цвет. Старшина Гирин увидел, что на рубке пристроилась небольшая морская курочка. Рулевому Рейнбигу показалось, что верх рубки обложен мхом. Большинство моряков считали, что лодка выглядела скорее ржавой. Однако все сходятся на том, что на низкой овальной рубке не было никаких опознавательных знаков. Странно, но лодка, казалось, вообще не замечала "Уорд" Она все еще продвигалась за "Антаресом" со скоростью 8 или 9 узлов.

- Открыть огонь! - приказал Аутбридж.

Эсминец находился теперь всего в 100 метрах от цели, и старшина Арт, командир орудия No 1 - понял, что дистанция слишком мала, чтобы использовать прицел. Он прицелился в лодку, как будто стрелял из ружья по белкам - и выстрелил.

Было точно 6 часов 45 минут, когда первый снаряд пролетел над рубкой подводной лодки и упал в море.

Более удачливыми охотниками на белок оказались комендоры орудия No 3. Командир орудия Рассел Непп скомандовал "Залп!" на тридцать секунд позже, когда цель находилась менее чем в 50 метрах от "Уорда". Снаряд попал в основание рубки. Лодка подпрыгнула в воде, но продолжала движение. Теперь она находилась прямо у правого борта эсминца - в какое-то мгновение комендор Луис Гернер заметил блеск линз в перископной трубке - и лодка осталась за кормой, сбиваясь с курса и подпрыгивая в кипящей кильватерной струе несущегося полным ходом "Уорда".

Четыре быстрых и коротких сигнала сирены послужили приказом старшине-минеру Маскцавилцу сбрасывать глубинные бомбы. Одна... две... три... четыре глубинные бомбы исчезли в бурлящей пене за кормой эсминца. Огромные гейзеры воды, поднявшиеся над морем, совершенно скрыли лодку. Минер успел заметить, что "уже первый взрыв, казалось, переломил лодку пополам".

В кабине "Каталины" лейтенант Тэннер был совершенно сбит с толку. Помочь терпящей бедствие лодке - это было, конечно, хорошее дело, но летчик имел строгий приказ: "Забросать глубинными бомбами и утопить любую подводную лодку, появившуюся без предварительного уведомления в запрещенном районе". Теперь, глядя вниз, Тэннер видел, что "Уорд" именно этим и занимается. Продолжая мучиться сомнениями, Тэннер направил "Каталину" на лодку и сбросил несколько собственных глубинных бомб.

За всем этим фейерверком с диким интересом наблюдала команда буксира "Косанква", дымящего примерно в миле от "Уорда", все еще ожидая "Антарес", чтобы принять от него баржу. Подобно всем другим на буксире механик Блэкмор был уверен, что стал свидетелем каких-то учений.

На "Уорде" лейтенанта Гепнера одолевали более мрачные мысли. Он приходил в ужас от одной мысли, что атакованная лодка могла быть американской. Конечно, американская лодка не могла и не должна была находиться в этом районе, да и не похожа она была ни на одну из американских лодок, которые лейтенанту приходилось видеть. Но мало ли что могло случиться? Вдруг это свои?!

В кабине "Каталины" лейтенанту Тэннеру не давали покоя те же самые сомнения. Он и его второй пилот, младший лейтенант Кларк Гриви, правда, согласились друг с другом, что приказ - есть приказ, но легче от этого не стало. Если потопленная лодка была своей, то собственное будущее представлялось лейтенанту Тэннеру весьма мрачным. Он уже видел в этом будущем военный суд и пожизненный ярлык "человека, утопившего свою подводную лодку". На волне юношеской мнительности он даже подумал, как он будет жить дальше после позорного увольнения из морской авиации? Кто возьмет его на работу с таким ярлыком? Окончив патрульный полет, он уныло доложил дежурному об инциденте с лодкой, пришел к себе и, рухнув на койку, стал ожидать неминуемого конца своей военно-морской карьеры. И только капитан-лейтенант Аутбридж был абсолютно уверен в правильности принятого решения и действий своего корабля.

Он беспокоился только об одном - его рапорт о случившемся, радированный на базу в 6.51, был, по мнению командира "Уорда", недостаточно полным и ясным: "Забросали глубинными бомбами подводную лодку, находившуюся в запрещенном районе". Это могло означать, что самой лодки они не видели, а просто заметили что-то, похожее на перископ, или были сбиты с толку неверной интерпретацией сигналов гидролокатора. Слишком много подобных рапортов приходило в штаб почти ежедневно, чтобы там обратили на него особенное внимание.

Но с "Уорда" видели лодку визуально, и это обстоятельство было наиболее важным из всего случившегося!

Необходимо было послать такое сообщение, которое побудило бы командование к каким-нибудь действиям вместо обычной резолюции: "Проверить и доложить".

Поэтому Аутбридж быстро составил новую радиограмму, которую в 6.53 снова передал в штаб 14-го военно-морского округа: "Атаковали, обстреляли, забросали глубинными бомбами подводную лодку, находившуюся в запрещенном районе, предположительно уничтожив ее". Аутбридж считал, что слово "обстреляли" было ключевым в радиограмме. Теперь командование поймет, что эсминец вел артиллерийский огонь по лодке, то есть видел ее. И все-таки капитан-лейтенант Аутбридж мог поступить еще лучше. Он мог доложить о своем поединке с лодкой открытым текстом, не используя код, и тем самым сэкономить несколько минут командованию для принятия решения. Он мог использовать свой прожектор, чтобы передать сообщение прямо на КДП базы. Он мог отправить более подробное сообщение, начав его так: "Обнаружили рубку странной подводной лодки и обстреляли ее двумя снарядами с дистанции прямой наводки..." Черновик такого неоконченного донесения позднее был найден в радиожурнале "Уорда".

Но, по крайней мере, Аутбридж хоть что-то сделал! Он, в отличие от других, совершенно загипнотизированных мирным временем людей, проявил решимость, не побоявшись взять на себя огромную ответственность: ведь именно его эсминец произвел первые боевые залпы в долгой и кровавой войне на Тихом океане.

Однако и эта лодка не была той, которой командовал младший лейтенант Сакамаки. В 6.30 он и Инагаки все еще предпринимали отчаянные попытки выправить дифферент у своей "малютки". Это была нелёгкая работа. Только один человек мог протиснуться ползком в узкий лаз, ведущий из центрального поста в носовую и кормовую части лодки. Они ползали взад-вперед, перетаскивая тяжелые балластины, продувая и вновь заполняя цистерны. Прошел час, прежде чем им удалось снова поставить "малютку" на ровный киль.

Наконец все было в порядке и подводники нашли даже время позавтракать. Сидя лицом друг к другу в крошечном помещении центрального поста, они жевали шарики с рисом и поочередно прикладывались к бутылке вина. Окончив завтрак, они, пожав друг другу руки и пожелав удачи, принялись за дело. Через 10 минут, взглянув в перископ, Сакамаки с ужасом убедился, что его лодка отклонилась от курса чуть ли не на 90 градусов. Не имея гирокомпаса, Сакамаки полностью зависел от вспомогательного компаса, надеясь, что тот хотя бы укажет правильное направление. Но, видимо, и вспомогательный компас также вышел из строя. Сакамаки пытался держать лодку на курсе, глядя в перископ, но это мало помогло. Ослепшая лодка постоянно рыскала, сбиваясь с заданного курса. Сакамаки прошиб пот. Было уже около 7 часов утра, а его лодка все еще находилась очень далеко от входа в Перл-Харбор.