Берлин, 17 ноября 1938 года

Гейдрих сидел в кабинете Гиммлера и внимательно слушал указания своего шефа. Он никогда не делал никаких записей, полагаясь на свою память профессионального разведчика, к этому его приучил еще Канарис.

— Я согласен, — говорил Гиммлер, — что с Чехословакией теоретически покончено. Но это только теоретически. Практически нам еще предстоит много работы. Теперь весь упор надо перенести на Рутению и Словакию. Главное же сейчас освободить из заключения доктора Войтеха Туку. Его ненависть к чехам известна всем, а авторитет его в Словакии очень высок. Он сделает для нас больше, чем целая армия агентов. Поручите Шелленбергу заняться этим. Я уже переговорил с министерством иностранных дел: они тоже приложат все усилия для его освобождения. Нынешний президент Чехословакии доктор Гаха труслив и безволен, а нам от него нужны решительные действия. Надо подтолкнуть его к этому.

— Мы уже сделали первые шаги к этому, — заметил Гейдрих, — На днях доктор Тука выйдет на свободу и займется политической деятельностью. Мои люди сумели внушить ему, что только благодаря тому, что мы хотим видеть Словакию свободной и независимой, мы не дали венграм захватить ее во время Судетского кризиса, чем осложнили отношения с ними. Это его подстегнет.

— Неплохо, — согласился Гиммлер, — Эту же идею надо вдолбить в голову и нынешнему премьеру Словакии. Активизируйте эту работу.

— Слушаюсь, рейхсфюрер.

— А теперь перейдем к более неприятным вещам, — продолжил Гиммлер. — Фюрер очень недоволен тем, как идет расследование дела о покушении на его жизнь. Ему очень хочется громкого процесса. Сегодня он приказал подключить к допросам Эльзера гипнотизеров.

— Честно говоря, я не вижу в этом особого смысла, — возразил Гейдрих, — хотя, конечно, если это приказ, то я его выполню. Эльзер ничего не скрывает: он признался, что подложил бомбу, признался, что сделал ее сам, опознал Беста и Стивена, как людей, которые дали ему взрывчатку. Что еще надо? Другое дело Бест и Стивен, которые категорически все отрицают. Однако нам, думаю, вполне достаточно того, что их опознал Эльзер и что они являются офицерами английской разведки.

— Так-то оно так, — согласился Гиммлер, — но фюрер требует, чтобы Эльзер показал на них как на организаторов, а от англичан жаждет услышать покаянные заявления.

— Они дали взрывчатку, они и организаторы. А то, что Эльзер поет про своего брата, — мотив того, почему он согласился. Так что громкий процесс можно устраивать хоть сегодня.

— Ты это фюреру объясни, — мрачно заметил Гиммлер.

— Хорошо. Гипнотизеров так гипнотизеров, — согласился Гейдрих. — Но, думаю, от этого ничего не изменится.