Польша, 25 июня 1938 года

Вот уже пятый день Моисей Гриншпан жил в Польше. Неделю назад он еще жил в Берлине, содержал небольшую зеленную лавку и ни на что не жаловался. Но вот рано утром в его квартире появились здоровенные парни и коричневых рубашках и вручили ему извещение, что они с женой должны в двадцать четыре часа, оставив все свое имущество на произвол судьбы и взяв с собой только минимум, достаточный на то, чтобы прожить один день, покинуть Германию и выехать в Польшу. Парни вернулись через три часа, они объявили, что поезд отходит через час, и буквально пинками вышвырнули их из дома, в котором Гриншпаны прожили около пятнадцати лет. Всю дорогу один из парней пытался поддать Берту ногой под зад, а когда Моисей хотел было возмутиться, то получил от второго такой удар, что еле устоял на ногах.

Их привели на товарную станцию, где стоял состав с вагонами для скота. Когда Моисей попытался заикнуться, что эти вагоны для людей не предназначены, один из парней заржал и сказал: «Твою телку и на живодерню уже не возьмут, а тебя, старого козла, надо бы вообще сзади к вагону привязать — и так добежишь. Так что считай, что вам достались билеты в поезд-люкс». И снова заржал как ненормальный.

Вместе с тысячами таких же несчастных он с женой в товарном вагоне добрался до Польши. Там, на границе, творилось что-то страшное: никто не знал ни что делать, ни куда идти. Первую свою ночь в Польше они провели под открытым небом, прямо в поле недалеко от железнодорожной станции, где их буквально выпихнули из вагона. На следующий день на станции появились люди из какой-то еврейской организации и попытались хоть как-то пристроить беженцев. Тех, кто был помоложе и попроворней и оказался в первых рядах, отправили в города, а вот его с женой определили в деревню, на хутор, где жила и без них довольно многочисленная еврейская семья. Таким образом, вот уже второй день Моисей работает фактически сезонным рабочим на поле. Он с детства не жаловался на здоровье, но и физическим трудом никогда не занимался, а поэтому его новое занятие было для него, в его возрасте, а ему было уже за пятьдесят, сущей каторгой. Не лучше было и его жене.

Сегодня Моисей после работы едва добрел до хутора, поужинал вместе с хозяевами кашей с молоком и хлебом и, чтобы не путаться под ногами у хозяев, вышел на улочку, сел на камешек у дороги и предался своим невеселым думам. От них его оторвал звук приближающейся машины. Он поднял голову и увидел, что по дороге из ближайшего города к хутору приближается небольшая легковая машина. За последние годы жизни в Германии у Моисея появился страх перед подъезжающими машинами: в Германии на таких машинах очень часто за людьми приезжало гестапо. Но на этот раз машина была какой-то незнакомой марки, явно не немецкая.

Когда машина поравнялась с Моисеем, она остановилась и оттуда высунулся рыжеватый молодой человек с веснушчатым лицом.

— Я ищу семью Гриншпан, — крикнул парень на ломаном даже для Моисея польском языке.

— Я — Моисей Гриншпан, — ответил старик на таком же ломаном польском и с интересом уставился на водителя машины.

У него в голове мелькнула мысль, что, может быть, эти активисты из сионистской организации уже подыскали ему местечко получше?

Парень вылез из машины. Он был одет в довольно хороший костюм, узел галстука был ослаблен, пиджак не застегнут. Парень размашистым шагом подошел к старику и протянул руку.

— Пауль Фогель, — представился он на немецком.

Моисей с удивлением пожал протянутую ему руку.

— Я — приятель вашего сына Герши, — начал парень, — Мы с ним постоянно видимся в Париже. Когда он узнал, что я буду в Германии, то попросил меня заехать к вам и передать кое-какие подарки, — при этих словах парень полез в машину и достал оттуда пакет, — Я заехал к вам в Берлине, но мне сказали, что вы уехали в Польшу. Насилу вас здесь нашел. Если хотите, то можете черкнуть ему пару строк: завтра я опять уезжаю в Париж.

— Кто вы? — спросил Моисей, так и не понимая до конца то, что ему говорили.

— Я же сказал, Пауль Фогель, — широко заулыбался парень, — Я друг вашего сына. У вас ведь есть сын в Париже, Гершель? — Услышав имя сына, Моисей кивнул головой, а парень продолжал: — Ну так вот, я сам — американец, занимаюсь тут в Европе коммерцией. Так все время и болтаюсь туда-сюда. У нас кое-какие совместные дела с Гершелем. Вот он и попросил вас навестить. А тут такая свистопляска. Насилу, говорю, вас нашел.

— Говорите, что американец, а говорите как баварец, — с сомнением сказал Моисей.

— Ну, нагнали на вас страху эти наци, — снова рассмеялся парень, — Так я и есть вообще-то баварец. У меня еще дед уехал в Америку. Но дома мы всегда говорили по-немецки. Отец-то на работе весь день, я все с бабкой да с дедом дома сидел, а они только по-немецки. А вы хотите по-английски поговорить?

— Нет, нет, — быстро замотал головой Моисей, у которого особых лингвистических способностей никогда не наблюдалось.

— Ну так будете писать сыну письмо? — спросил парень, — А то, вы уж извините, у меня времени в обрез. Надо еще проверить, как погрузили товар, а с утра в дорогу, в Париж.

— Я с женой… Она может тоже… — скороговоркой заговорил Моисей, — Вот только пригласить мне вас некуда… Сами здесь так…

— Да я все понимаю, — сказал парень, махнув рукой. — Мне все рассказали, — он достал из заднего кармана плоскую бутылку с шотландским виски, открутил крышку и спросил Моисея: — Хотите?

Тот быстро замотал головой.

— Ну, как хотите, — произнес парень и сделал большой глоток из бутылки, — Идите, пишите, а я здесь у машины подожду.

Моисей вернулся через полчаса в сопровождении жены, у которой глаза были красными от слез. В руках у Моисея был толстый конверт.

— Вот, — протянул он конверт парню, — к сожалению, послать ничего не можем. Мы ведь чуть ли ни в чем мать родила оттуда уехали — все осталось там.

— Да знаю я, — махнул рукой парень, он достал из кармана бумажник, вынул оттуда стодолларовую купюру, протянул ее Моисею и сказал: — Возьмите хоть это пока. Мы там с Герши сочтемся. А больше, извините, дать не могу.

— Спасибо, огромное спасибо, — затараторил Моисей. — Вы нам так поможете. Мы ведь здесь, как бедные родственники. Ничего с собой нет.

— Да не беспокойтесь вы, — успокоил их парень, — Я Герши все расскажу, в следующий раз сюда приеду, где-нибудь месяца через полтора, опять к вам заеду, наверное, завезу что-нибудь от Герши. Ну, до свиданья, а то меня уже время поджимает.

Парень напоследок еще раз приложился к фляге, и машина уехала. А Берта и Моисей еще долго стояли у края дороги и смотрели ей вслед.