Прага, 7 мая 1938 года

Этот день у президента Эдуарда Бенеша начался с неприятностей. С самого утра к нему явились один за другим послы Англии и Франции. Оба посла заявили, что их правительства, как и вся демократическая общественность, с большим вниманием и тревогой следят за борьбой немецкого меньшинства в Чехословакии за получение равных прав с остальными народностями этой страны. Послы также напомнили о соглашении, подписанном 30 мая 1918 года в Питтсбурге, и в заключение передали настоятельные требования своих правительств максимально удовлетворить требования немецкой диаспоры.

Эти встречи привели президента Бенеша в ярость: Англии лучше было бы подумать о предоставлении прав ирландцам, а не совать нос в чужие дела, а Франции стоило бы вместо этого позаботиться о коренном населении Алжира. Но сказать всего этого послам он не решился: если начнется война, то главные его надежды будут на помощь со стороны именно этих держав. И все же, похоже, что, невзирая ни на какие договоры, эти державы его предали. Фактически пронацистски настроенные немецкие союзы от имени всей немецкой диаспоры требовали одного: присоединения к Германии, а сейчас, после аншлюса Австрии, эти требования стали еще громче и настойчивей. В Судетах немецкая молодежь бесчинствует и провоцирует его ввести туда войска, но именно этого и ждет Германия. Войска в Судетах могут вполне стать поводом для войны, а этого президент Бенеш не хотел всем сердцем. От этих невеселых дум его оторвал секретарь, который сообщил, что в приемной ожидает полковник Моравец.

— Пусть зайдет, — сказал президент.

В кабинет вошел невысокий полноватый мужчина средних лет в довольно хорошем, но мешковато сидящем на нем костюме. Президент вышел из-за стола и поздоровался с Моравцем за руку.

— Какие на сей раз невеселые новости вы принесли? — спросил он полковника, грустно улыбнувшись.

— А новости действительно невеселые, — ответил Моравец, — Мой агент «А-54» сообщает, что в ближайшее время Германия предпримет попытку присоединить Судетскую область. В ближайшие дни к нашей границе будут подтянуты германские войска: двенадцать дивизий уже получили приказ о новой дислокации. Абвер вовсю собирает данные о наших укреплениях в том районе.

— Это можно было предполагать, — устало сказал Бенеш. — Только что английский и французский послы объявили демарш по поводу притеснения немецкой диаспоры.

— Англия и Франция очень не хотят втягиваться в военные действия против Германии, — вздохнул Моравец, — поэтому-то они вовсю и подпевают немцам. Они не понимают, что следующими будут они сами.

— Может, и так, — согласился Бенеш, — но в данном случае это ничего не меняет. Мы находимся в безвыходном положении — любой наш шаг приведет только к ускорению начала войны. У вас есть связи с зарубежными странами. Начинайте подготовку почвы для создания там чешской армии на тот случай, если дела пойдут совсем плохо и вся Чехословакия попадет в руки немцам.

— Слушаюсь, господин президент.

— Извините за нескромность, но ответьте мне на такой вопрос: вашему агенту можно доверять на все сто процентов? — Заметив недовольство на лице Моравица, Бенеш поднял руку и добавил: — Я совершенно не хочу знать, кто он, я просто интересуюсь достоверностью той информации, которую он вам предоставляет.

— Я понимаю, — кивнул Моравец, — мой агент — старший офицер абвера. За те два с половиной года, которые он работает на нас, у меня не было к нему никаких претензий. Конечно, он это делает в первую очередь из материальных соображений: мы ему хорошо платим, но он бы мог найти и кого-нибудь другого для такой информации. Просто он сторонник вермахта и монархии, а потому противник нынешнего правительства Германии.

— Понятно, — кивнул Бенеш, — постарайтесь не потерять его — сейчас наступают такие времена, что он нам будет особо дорог.

— Слушаюсь, господин президент.