Глава 5 «Первый в СССР командующий войсками ПРО и ПКО»

В 1990 году в обычных столичных жилых домах, даже в престижных районах, еще не устанавливались во входных дверях подъездов домофоны или кодовые замки. Большинство москвичей еще и не думали обзаводиться в целях безопасности стальными дверями с хитроумными замками. В подъезд старого кирпичного дома послевоенной постройки в районе метро «Университет», где находилась квартира генерал-полковника в отставке Юрия Всеволодовича Вотинцева, я вошел беспрепятственно. Холл был довольно чистый. Правда довольно неприятный едкий запах красноречиво указывал на наличие мурлыкающих и мяукающих хвостатых-полосатых и усатых, возможно, даже не слишком желанных жильцов из подвала, которые в подъезде устраивали по ночам тайные гулянки с душераздирающими хоровым пением не для слабонервных законных жителей этого подъезда. Но кошек не было видно. Их время еще не наступило. После солнечной улицы на лестнице было сумрачно. Из опасения наступить на широкой лестнице на кошачий хвост или лапку на первых ступеньках, пока к полутьме не привыкли глаза, я внимательно смотрел себе под ноги. Но с каждой преодоленной ступенькой, почему-то все меньше хотелось подниматься дальше. Пока добирался на метро и рейсовом автобусе в этот обжитой московский район, не испытывал беспокойства или каких-то сомнений насчет своего визита к отставному военачальнику. Заранее составил примерные вопросы для беседы с генерал-полковником Юрием Всеволодовичем Вотинцевым. У приятеля журналиста из газеты «Красная Звезда» расспросил о характере Юрия Всеволодовича. Контактный ли он человек, как с ним вести себя? Таким образом, считал, что, в общем-то, подготовленным для предстоящей беседы. Но в подъезде почему-то влажными стали ладони рук, несколько учащенно забилось сердце, даже мысль возникла не идти в тот день к Вотинцеву. Потом извиниться по телефону, мол, работа помешала, и сослаться на срочное редакционное задание. Однако тут же прогнал эту трусливую мыслишку. Сам себе мысленно сказал, что генерал вполне может обидеться и второй раз к себе домой уже не позовет. Поэтому с несколько учащенным дыханием поднялся на указанный этаж и решительно надавил на кнопку звонка на двери с известным мне номером квартиры. Очевидно, меня уже ждали. В старых записях есть отметка о том, что генерал-полковник Вотинцев довольно быстро открыл дверь. На порог квартиры вышел ниже среднего роста, плечистый, мужчина. Седые волосы на голове были аккуратно зачесаны назад. Это делало его лицо каким-то открытым, приветливым.

– Очевидно, вы журналист, прошу, — предложил он мне войти в квартиру и тут же, еще не закрыв входную дверь, протянул руку, — будем знакомы — я — Вотинцев Юрий Всеволодович.

При этом он довольно энергично пожал мою руку. Про себя я подумал, что, несмотря на обильную седину в волосах, генерал-полковник выглядит значительно моложе своих лет. Он так пожал мне ладонь в приветствии, что хрустнули костяшки. По коридору Вотинцев провел меня в небольшую, примерно двенадцать квадратных метров комнату. Очевидно, она была одновременно и рабочим кабинетом и местом для отдыха. Одну из стен до потолка занимал книжный шкаф, целиком составленный из модных в тот период застекленных книжных полок. На полу потертая ковровая дорожка. Простенькие, небольшие рабочий стол, пара кресел и тахта — вот, пожалуй, и вся мебель. Откровенно говоря не ожидал встретить такую почти спартанскую обстановку в рабочем кабинете отставного военачальника. Ее скрашивало только обилие всевозможных книг в импровизированном шкафу из пары десятков стандартных полок. Даже в 2007 году, невольно возникают мысли о том, что, как небогато в 1990 году жил бывший командующий ПРО, от мнения и решения которого зависело в свое время выделение гигантских сумм из госбюджета на туже боевую систему ЗГРЛС. А ведь газета «Советская Россия» генерал-полковника Вотинцева, правда косвенно, обвиняла в волюнтаризме при строительстве ЗГРЛС и разбазаривании огромных государственных средств.

– Итак, товарищ майор, вас интересует история нашей боевой загоризонтной системы, — обращаясь ко мне, первым заговорил генерал-полковник Вотинцев, — еще в шестидесятых годах главный инженер научно-исследовательского института дальней радиосвязи, или сокращенно НИИДАР, Франц Александрович Кузьминский пригласил меня приехать в Николаев. И там, в небольшом деревянном домике он и его коллеги-сотрудники показали мне удивительные данные объективного контроля работы опытной загоризонтной радиолокационной аппаратуры. Именно опытной загоризонтной аппаратуры, а не радиолокационной станции. Такой РАС тогда еще и в помине не было. На фотопленках, фотографиях были зарегистрированы, с указанием конкретного времени, очень своеобразные сигналы. Отметки в виде круга показывали запуски ракет с территории США, а в виде прямой черточки — пуски наших ракет с полигонов. Пуски были зафиксированы на очень большом расстоянии. Это впечатляло. В тот день Кузьминский предложил мне создать боевые загоризонтные локаторы, принцип действия которых основан на эффекте, открытом советским ученым Кабановым. Со своей стороны я проконсультировался со специалистами, рядом известных ученых и убедился в том, что в Николаеве Франц Кузьминский и его коллеги по НИИДАРу показывали мне не какие-то веселые картинки, или заведомо ложные данные. Многие факты убедительно говорили сами за себя, что вполне можно создать мощные дальние наземные боевые загоризонтные локаторы. Такие РАС могли стать самым эффективным наземным разведывательным средством против американских стратегических ядерных ракет. Ведь космические спутники больше подвержены внешним воздействиям. Поэтому по сравнению с наземными мощными радарами системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) космические спутники менее надежное боевое средство.

После соответствующих консультаций Кузьминскому были выделены определенные средства. Через два года он мне представил в Николаеве сокращенный образец опытной ЗГРЛС. Как лицо, заинтересованное в таком эффективном радиолокационном вооружении, я был назначен председателем государственной комиссии по рассмотрению проекта боевой загоризонтной радиолокационной системы. Во время испытаний того сокращенного образца ЗГРЛС я лично наблюдал, как опытный и еще маломощный локатор обнаруживал пуски наших баллистических ракет из района Читы по полигону на Новой Земле. ЗГРЛС обнаруживала ракеты с очень большой вероятностью, где-то 07 — 0,8. Оставалось совсем немного до единицы, то есть стопроцентного обнаружения. Однако и такая довольно высокая техническая готовность опытного радара не устраивала главного конструктора Франца Кузьминского. Кстати, впоследствии, я его стал называть, как и все ближайшие соратники, Александром Александровичем. Он почему-то не очень любил имя Франц. Так вот Кузьминский, несмотря на явный успех в Николаеве убедительно доказывал, что у опытной аппаратуры есть предел возможностей, а вот на реальном боевом радиолокаторе ему наверняка удастся еще больше повысить вероятность обнаружения баллистических ракет. Такая убежденность главного конструктора в правоте конструкторского решения построения будущей боевой ЗГРЛС привлекала многих. Конечно, это помогло Кузьминскому отстоять проект по созданию боевой загоризонтной системы. Именно отстоять в спорах на различных научно-технических совещаниях, советах, в кабинетах высокопоставленных военных и гражданских чиновников, а не протащить, как указано в статье в газете «Советская Россия».

Этот монолог в начале нашей беседы о трагедии советской боевой системы ЗГРЛС с Юрием Всеволодовичем Вотинце-вым был записан в моем рабочем блокноте. А дальше я, судя по характеру записей в рабочем блокноте, спросил у генерал-полковника разрешение и включил диктофон. Очевидно, мы беседовали не один час. Запись нашего разговора распечатана на двадцати двух страницах. Далее она будет приведена полностью. Однако в моем старом блокноте после первого длинного монолога Вотинцева есть еще довольно любопытные пометки, касающиеся самого Юрия Всеволодовича. Вероятно, перед включением диктофона я задал несколько вопросов, так сказать, не по теме своего визита. Для журналиста было бы непростительной ошибкой побывать в гостях у легендарного в Войсках ПВО страны командующего ПРО, ПКО, СПРН генерала Вотинцева и не расспросить о некоторых подробностях его уникальной жизни. И вот спустя 18 лет в 2007 году, читаю эти свои старые записи и понимаю, что они реально показывают, какой это был человек, так сказать, из какого теста он был слеплен. А главное мог ли он заниматься волюнтаризмом, как писала газета «Советская Россия» в 1990 году, при принятии решения о создании боевой системы ЗГРЛС и выделении на это дело огромных народных средств. Ныне об этом легендарного командующего уже не спросить. Наш мир Юрий Всеволодович Вотинцев покинул в 2005 году. Думается, читателям будет интересно узнать, каким был человеком первый в истории нашего государства и Вооруженных Сил командующий войсками противоракетной и противокосмиче-ской обороны Войск ПВО страны.

– В армии о вас говорят, мол, что вы, Юрий Всеволодович, из казаков, даже внук казачьего атамана. Как можно было с такой биографией в Советской Армии стать генерал-полковником и к тому же командующим самыми засекреченными войсками нашего государства? — примерно такой задал я Во-тинцеву первый вопрос.

– Мой прадед еще во времена царствования Александра II был выбран атаманом части Донского казачьего войска, которое по приказу самодержца была направлена на границу с Китаем для защиты границ России и населения от набегов воинственных банд. Мой пращур вместе со своими однополчанами по-казачьи односумами заложили крепость Верный. В 1921 году она была переименована в Алма-Ату. А в далеком 1867 году Верный стал административным центром Семире-ченского казачьего войска. Мой прадед был геройским казаком и атаманом. Погиб он в одном из сражений на границе, порубленный бандитскими саблями. Он был похоронен по казачьему обычаю в бурке в крепости Верный. Тому есть документальные свидетельства. Но могила прадеда, к сожалению, не сохранилась.

После прадеда казачья булава войска в Верном досталась моему деду подполковнику Семиреченского казачьего войска Дмитрию Вотинцеву. Однако умер он рано в 1897 году. В семье осталось четверо детей. Поэтому мой отец Всеволод Вотинцев за казенный счет был определен на учебу в ташкентский кадетский корпус. Блестяще его закончил в 1911 году и сразу же поступил в Петербургский политехнический институт имени Петра Великого. Студент-политехник еще до 1917 года вступил в партию большевиков. А после октябрьской революции он был направлен в Туркестан для укрепления там советской власти. Он стал председателем Туркестанского исполнительного комитета партии большевиков. Вечером 18 января 1919 года белогвардейцы из подпольной «Туркестанской военной организации», которую материально поддерживали консул США в Ташкенте Тредуэл и другие официальные представители стран Антанты, подняли в Ташкенте вооруженный мятеж. Участником этого мятежа был даже военный комиссар Туркестана бывший царский офицер Осипов. Он под предлогом экстренного совещания вызвал в расположение 2-го Сибирского полка моего отца и многих других ответственных работников правительства республики. Ночью они были убиты.

О царских казаках — моих прадеде и деде уже никто не вспоминал. Я был сыном геройски погибшего за Советскую власть государственного деятеля. По собственному желанию я стал курсантом Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября. В 1938 году по первому разряду был выпущен лейтенантом и получил назначение командиром взвода в Тбилисское горно-артиллерийское училище. Служил честно. Был награжден орденом «Знак Почета». Потом стал командиром батареи в Пензенском артиллерийско-миномет-ном училище. Возможно, что именно за командирские и педагогические качества меня упорно не хотели отпускать на фронт. В моем личном деле до сих пор находятся 20 рапортов с просьбами отправить в действующую армию. Только в 1942 году я был назначен командиром дивизиона в 295 минометный полк, который формировался в Рыбинске. В дивизионе в основном были солдаты и сержанты после госпиталей. А еще более 130 человек условно-дословно выпущенных из рыбинской тюрьмы. За редким исключением все они имели сроки по 10 и более лет за грабежи, разбои. Но дрались они в тяжелейших боях вместе с остальными товарищами отчаянно. Через полгода судимости были сняты со всех. Почти до самого конца войны был на переднем крае. Дослужился до командующего артиллерией 90-й гвардейской дивизии.

После войны в 1947 году закончил Военную академию имени М.В. Фрунзе. Имел право выбора места службы. Но поехал на Дальний Восток в Приморский военный округ. В 1950 году по приказу командующего войсками округа генерал-полковника Сергея Семеновича Бирюзова, будущего маршала Советского Союза, трагически погибшего на Байконуре, был в служебной командировке в Северной Корее. Видел начало войны между Северной и Южной Кореями, взятие Сеула северокорейскими войсками, бегство американских и южнокорейских войск, массированные бомбардировки авиацией и артиллерией 7-го флота США Северной Кореи, горящий Пхеньян.

В 1955 году я артиллерист окончил Академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и был назначен заместителем командующего отдельной зенитной ракетной армии по боевой подготовке. На вооружении были новейшие зенитные ракетные комплексы системы С-25 «Беркут». Вместе с командующим особой армией ПВО по противовоздушной обороне Москвы мы стали осваивать новое для нас вооружение. Для меня в тот период, так же было главной задачей форсированными темпами обучить личный состав воинских частей обнаруживать, сопровождать и сбивать любые воздушные цели в небе над столицей. Ведь международная обстановка была очень противоречивой. Например, еще в 1957 году радиолокационная станция дальнего обнаружения. А-100 под Смоленском обнаружила на высоте 20 тысяч метров неизвестную цель. Высотный самолет-нарушитель шел прямым курсом на Москву. После этого происшествия министр обороны СССР маршал Малиновский приказал в особой армии поставить на боевое дежурство зенитные ракеты, снаряженные боевыми частями и заправленные компонентами топлива.

– А верно, что именно вы впервые вывезли советские зенитные ракеты на ноябрьский парад на Красную площадь, — не удержался я от давно интересующего вопроса.

– Было такое, — ответил Вотинцев, — только я не вывозил боевую технику, а был командиром особой ракетной группы на параде. В сентябре 1957 года командующий особой армией генерал-полковник Константин Петрович Казаков, ее еще в войсках называют «Первой конной», огласил мне приказ о назначении начальником особой ракетной группы, которая будет на параде в честь 40-й годовщины революции впервые всему миру демонстрировать советское зенитное ракетное вооружение. Честно скажу, что это не очень меня обрадовало. Честь то большая, но и служебных дел в тот период было невпроворот. Шло боевое слаживание частей нашей особой армии. Неделями наши офицеры не покидали боевых позиций. А тут парад на Красной площади. Чрезвычайно ответственное дело. Предстояло готовить к параду личный состав, боевую технику, которой было довольно много. На парадную площадку на аэродроме на бывшем Ходынском поле были завезены 62 зенитные ракеты со всех Видов Вооруженных Сил СССР. Лично под моим руководством проходили интенсивные тренировки особой ракетной группы по прохождению на Красной площади.

В 9 часов утра за час до парада ракеты были расчехлены в колонне за Манежной площадью. И сразу же открылись многие окна в гостинице Метрополь, в которой проживали иностранные журналисты, дипломаты, представители многих государств мира. Наверное, больше полутора часов наша колонна была под объективами сотен фотоаппаратов и кинокамер. Еще бы впервые открыто в Москве демонстрировалась совершенно секретная ракетная советская техника, к которой ранее иностранцев не подпускали и на пушечный выстрел. Наша колонна на Красной площади была встречена аплодисментами. Вечером в Грановитой палате Кремля, в которой были собраны военные на праздничный прием в Кремле, Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев сказал мне, что за руководство особой ракетной группой при подготовке и участии в параде ЦК объявляет благодарность. Так впервые я встретился с руководителем нашего государства, да еще и был им поощрен.

– В армии рассказывают о том, что вы не ломали шапку ни перед главнокомандующим Войск ПВО маршалом Советского Союза Батицким, которого в Вооруженных Силах СССР многие высокопоставленные военачальники откровенно побаивались, ни даже перед самим Генеральным Секретарем ЦК КПСС — Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Ильичем Брежневым.

– Если бояться своих руководителей, то это не воинская служба будет, а угодничество и сплошное мучение. Из угодливого, который только и делает, что смотрит в рот вышестоящему руководителю, ничего путного не выйдет. Я на любой должности, прежде всего, старался честно и в полном объеме выполнять свои обязанности. А всевозможным начальникам в рот не смотрел, мол, что изволите. Не та родословная и не то воспитание.

В 1963 году я командовал 12 отдельной армией ПВО. Ее части располагались в республиках Средней Азии и прикрывали южные воздушные границы СССР. Летом того же года Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев прибыл в Иран с официальным визитом. Во время его выступления в меджлисе нашу воздушную границу нарушил иранский разведывательный самолет. В воздух было поднят дежурное звено из 156-го истребительного авиационного полка. Наши летчики Степанов и Судариков условными сигналами предложили нарушителю следовать за ними. Однако пилоты иранского самолета развернулись и пошли в сторону госграницы. После этого воздушный разведчик был атакован и подбит. Но все же самолет перелетел иранскую границу и упал в районе города Моминабада. В меджлис поступило сообщение о том, что советские летчики над территорией Ирана сбили иранский гражданский самолет. Так в течение очень короткого времени возникли предпосылки к международному скандалу. Шахиншах Ирана предложил Леониду Брежневу прервать выступление до выяснения причин чрезвычайного происшествия. Вскоре стало известно, что самолет пересек границу с СССР без заявки и разрешения иранских властей. Шахиншах Ирана извинился перед Брежневым и тот продолжил выступление в меджлисе. Несмотря на то, что я и мои подчиненные действовали безукоризненно и в интересах своего государства, тем не менее, я подвергся очень серьезному дисциплинарному взысканию в Вооруженных Силах СССР — предупрежден о неполном служебном соответствии. За этим взысканием уже следует снятие с занимаемой должности, снижение в воинском звании. Более того, на военном совете в Москве бывший главнокомандующий Войск ПВО — заместитель министра обороны СССР, Герой Советского Союза, маршал авиации Владимир Александрович Судец весьма тенденциозно подошел к разбору этого происшествия и потребовал отдать под суд военного трибунала летчиков Степанова и Сударикова. Маршалу я сказал, что тогда под трибунал надо отдавать и генерала Вотинцева, который приказал сбить иранский самолет-шпион и что готов подать рапорт об отстранении меня от занимаемой должности командующего 12-й армией ПВО/Военный совет Войск ПВО не поддержал предложение главкома.

А Брежнев после завершение официального визита в Иран прибыл в Ташкент и на аэродроме командующему Туркестанским военным округом генералу армии Ивану Ивановичу Федюнинскому и мне посоветовал быть на границе поаккуратней. Мол, отношения СССР с Ираном только налаживаются и такие происшествия не идут им на пользу.

Ну, а с главкомом Войск ПВО маршалом Павлом Федоровичем Батицким тоже были разговоры буквально на грани фола. Так в апреле 1967 года главком неожиданно вызвал меня на Государственный центральный научно-исследовательский полигон в районе озера Балхаш. Оттуда полетели в Алма-Ату. В самолете Батицкий сообщил, что Военный совет Войск ПВО страны рекомендует меня на более высокую должность. На это я возразил и попросил оставить командовать 12-й армией ПВО. Такого от меня Батицкий не ожидал. Было видно, что он крайне раздражен моим отказом. Не привык главком Войск ПВО страны к независимому поведению подчиненных. Тем не менее, армию пришлось оставить.

В мае того же года после сдачи армии своему преемнику прибыл в Москву. Главком Батицкий принял меня довольно радушно. Мне предстояло под его руководством создавать совершенно новые войска противоракетной и противокосмиче-ской обороны. Главком доверительно перешел на «ты» в разговоре со мной и спросил, как сдал армию, не буду ли я по ней скучать. В свою очередь, такой несколько фамильярный тон военачальника меня покоробил. Не удержался и ответил, что ко всем подчиненным обращаюсь на «вы», поэтому товарищ главнокомандующий прошу и ко мне обращаться на «вы». После моих слов маршал Батицкий очень крупный мужчина буквально вскочил с кресла, побагровел и сказал, что если он кому-то «тыкает», то такой человек ему нужен и он его любит, а кому-то «выкает», то такого подчиненного выгоняет. Острую ситуацию в кабинете разрядил член Военного совета Войск ПВО страны — начальник политуправления генерал-полковник Иван Халипов. Политработник поднялся с кресла и сказал Батицкому, что Вотинцева уже не переделать, мол, он ко всем подчиненным обращается только на «вы» и при этом никогда не ругается матом. Главком Войск ПВО страны маршал Батицкий, наверное, с минуту пристально смотрел то на меня, то на генерала Халипова. Было видно, что он размышлял, как ему поступить со мной. Но сумел взять себя в руки и через минуту стал обсуждать со мной многочисленные вопросы по формированию нового рода войск.

В старом журналистском блокноте с трудом из-за многочисленных сокращений читались записи. На пожелтевших уже листках так и осталось немало нерасшифрованного из рассказанного о себе Вотинцевым. Теперь остается лишь сожалеть, что по какой-то причине не включил тогда диктофон. Возможно, что сам командующий не разрешил записывать на пленку подробности его биографии. Мол, я тебе рассказываю подробности о жизни и службе для понимания кто же это такой генерал-полковник Юрий Вотинцев, поэтому слушай. А мне же пришлось шариковой ручкой делать пометки в блокноте. Генерал приводил примеры, упоминал множество фамилий. Одни удалось записать полностью, а другие лишь сокращенно в надежде, что сразу после беседы по памяти восстановлю текст. Так, в общем-то, журналисты и работали, когда еще не было диктофонов. Но по причине объема журнального материала, и его жанра во время подготовки публикации в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» ограничился лишь некоторыми подробностями о судьбе ЗГРЛС, которые Юрий Вотинцев дал записать на диктофон.

Расшифровка диктофонной записи беседы с бывшим командующим ПРО и ПКО Войск ПВО страны ВооруженныхСил СССР Героем Социалистического Труда генерал-полковником Вотинцевым Ю.В.

«В начале 60-х годов я с рядом специалистов несколько раз был на опытном образце РЛС загоризонтной локации под Николаевом. Там получил подтверждение, что по научному принципу, который обосновал еще в 40-х годах советский ученый Кабанов, существуют в определенном диапазоне частот условия для реального обнаружения стартов баллистических ракет на территории США. Электромагнитные колебания отражались от ионосферы в виде скачков. Один такой скачок был примерно на три тысячи километров. Таких скачков во время работы радара могло быть несколько. Электромагнитное излучение с ЗГРЛС могло распространяться на гигантские расстояния и даже опоясывать весь Земной шар. Такие радиолокаторы для Войск ПВО страны были просто находкой. Правда, от скачка к скачку электромагнитный импульс значительно ослабевал по мощности. Кроме того, сам принцип распространения сигналов был изучен не до конца. Были и другие научные и технические проблемы. И никто не знал их решения. С одной стороны манили фантастические возможности, которые могли дать обороноспособности государства новые боевые ЗГРЛС, а с другой было много неясного, как их строить. Одни загадки рождали другие. Это уже в настоящее время точно установлено, что 60 процентов электромагнитной энергии ЗГРЛС отражается от ионосферы и падает в скачке на землю. Остальная же энергия просто уходит в космос. Эти и другие данные ныне позволяют достаточно точно определять условия функционирования приемной и передающей аппаратуры радара при работе на среднеширотных трассах и относительно спокойной ионосфере. А в середине 60-х годов никто из ученых и конструкторов и понятия не имел, как будет работать ЗГРЛС на гигантской трассе через Северный полюс с его возбужденной ионосферой. Однако СССР был буквально на пороге третьей мировой войны, причём уже ракетно-ядерной. И нужно было принимать какие-то решения по созданию глобальных боевых средств по предупреждению ракетного нападения на нас со стороны США. Мне, как командующему ПРО и ПКО Войск ПВО страны, было по данным разведки хорошо известно, сколько американских ракет на 9 ракетных базах нацелены на советские города, военные и гражданские объекты. Так же были известны и наши возможности по отражению такой агрессии. Американцы и не скрывали, что для них главной задачей было уничтожить наши баллистические ядерные ракеты. Таким образом, максимально ослабить советский ответный удар по США. Угроза внезапного американского разоружающего удара висела над страной, как дамоклов меч. Поэтому в государстве предпринимались буквально титанические усилия по созданию противоракетной обороны. Конечно, при этом были ошибки, неверные научные и конструкторские решения. Но без этого ни в одной развитой стране мира не обходится создание особенно сложных систем вооружения и техники.

Весьма показателен пример создания противоракетной системы А-35 для обороны Москвы. Еще в 1953 году семь маршалов Советского Союза вместе с начальником Генерального штаба Вооруженных Сил СССР маршалом Соколовским направили в Центральный Комитет КПСС служебную записку, в которой предлагали в ответ на разработку в США межконтинентальных баллистических ракет создать в СССР средства противоракетной обороны. Предложение маршалов было поддержано. Один из создателей системы ПВО С-25 для обороны Москвы талантливый ученый и организатор Григорий Васильевич Кисунько взялся за сложнейшее дело по созданию боевой системы ПРО. Через 8 лет 4 марта 1961 года на Балхашском полигоне противоракетой с обычным осколочным зарядом генерального конструктора Павла Дмитриевича Грушина был уничтожен боевой блок баллистической ракеты. В 1962 году было начато строительство уже боевой системы А-35 для Московского округа ПВО. В начале 70-х годов после конструкторских и совместных военных и промышленности испытаний эта боевая система вошла в состав ПРО, то есть попала в мое подчинение. Однако система могла уничтожать только одиночные цели, состоящие из носителя и боевой части. Причем ядерная боеголовка не выделялась. К моменту принятия А-35 на вооружение американцы уже создали ракеты наземного и морского базирования «Минитмэн-3», «Посейдон С-3», «Поларис А-ЗТ», которые имели от 3 до 10 боевых ядерных блоков. А у нас в проекте А-35 было записано, что эта система создается для уничтожения моноблочных ракет типа «Титан-2», «Минитмэн-2», которые были приняты на вооружение в 1963 — 1965 годах. На заседании Совета Министров СССР были долгие споры по А-35. Против принятия на вооружение А-35 выступили начальник четвертого главного управления вооружения Минобороны СССР генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков, генеральный конструктор противоракетной техники, академик АН СССР Петр Дмитриевич Грушин, заместитель министра радиопромышленности СССР, генерал-лейтенант Владимир Иванович Марков. Они откровенно говорили, что А-35 уже создается почти 15 лет. За это время система морально устарела. Ее не целесообразно принимать на вооружение. Против выступило руководство Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР. Но все же было решено боевую систему принять войскам ПРО только в опытную эксплуатацию. Но практически она была возвращена промышленности для модернизации, чтобы после нее поражать баллистические ракеты с разделяющимися боеголовками противоракетами с обычными осколочными зарядами. В 1973 году генеральный конструктор Кисунько обосновал научно-технические решения по модернизации А-35. Уже повелись соответствующие работы. Но через два года, когда уже были созданы боевые алгоритмы поражения сложных баллистических целей, значительно усовершенствован аппаратурный комплекс, министр радиопромышленности СССР Петр Степанович Плешаков при поддержке заведующего оборонным отделом ЦК КПСС Сербина снял с должности Кисунько. Буквально в расцвете таланта из-за интриг в Минрадиопроме был отстранен от дела выдающийся конструктор и организатор. Так что мои войска ПРО в середине 70-х годов не имели эффективного вооружения по уничтожению баллистических ракет. Поэтому многие военные и государственные деятели в СССР понимали, что надо сосредоточить основные усилия на создание такой системы предупреждения о ракетном нападении, которая могла бы в любое время с высокой точностью обнаруживать внезапное ракетно-ядерное нападение на Советский Союз, как с территории США и других государств, так и регионов мирового океана. С высокой достоверностью устанавливать места старта баллистических ракет, места и время их падения на территории СССР для того, чтобы верховное руководство государства могло принять решение на ответно-встречный ядерный удар по агрессору.

В тот период над боевой системой предупреждения о ракетном нападении (СПРН) работал Радиотехнический институт Академии наук СССР, которым руководил академик АН СССР, Герой Социалистического труда Александр Львович Минц. В этом научном центре были созданы первые довольно мощные РЛС для обнаружения межконтинентальных баллистических ракет. Гигантские радары стали возводиться в различных регионах государства. (Примечание автора книги. Генерал-полковник Вотинцев в 1990 году не захотел лично раскрывать журналисту места базирования РЛС советской боевой СПРН.). Однако эти радары по своим тактико-техническим характеристикам могли лишь обнаруживать цели на конечном участке траектории полета. Поэтому у них время предупреждения было крайне ограниченным. Значительная же часть советских межконтинентальных баллистических ракет в то время работала на жидком топливе. Для приведения их в готовность к пускам и проведения самих пусков уже после принятия решения на ответно-встречный удар требовалось тоже значительное время. Так что американцы своим неожиданным и массированным ракетно-ядерным ударом вполне могли разрушить советский ядерный щит. Последствия для нашего государства и народа могли быть катастрофическими. Перед руководством государства, Вооруженных Сил, АН СССР стояла острейшая проблема, как увеличить время для принятия решения об ответно-встречном ударе. Главное найти возможность обнаруживать американские ракеты уже в момент старта. А далее примерно 30 минут сопровождать их до падения на территорию Советского Союза. Эта сложнейшая научно-техническая задача решалась по двум направлениям — создание РЛС загоризонтной локации, создание космических средств предупреждения. Очень большие были трудности. Неразвитой были экспериментальная и производственная база, не хватало специалистов нужной квалификации. Одним словом, всюду были различные проблемы. Но мы понимали, что все трудности надо преодолеть и, как говорил главный конструктор боевой системы ЗГРЛС Франц Кузьминский «надеть наручники на американский империализм», а вернее накрыть постоянным радиолокационным полем ракетные базы США.

В научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) был в 1969 году разработан аванпроект создания боевой загоризонтной системы из трех ЗГРЛС. Но потом, после проведения различных экспериментов на сокращенной опытной ЗГРЛС под Николаевом и получения там положительных результатов, в целях сокращения расходов оставили всего два локатора. Создавались очень перспективные станции. Я сам в Николаеве на экране локатора видел, как на первом Скачке, это примерно 2-3 тысячи километров, взлетала пара истребителей. Они садились на аэродром, потом взлетали, расходились в воздухе. У меня не возникало никаких сомнений в том, что меня вводят в заблуждение и показывают какие-то мультики. Потом довольно внушительная комиссия, куда входили представители Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, Академии наук, Минобороны, промышленности, приказом от 29 сентября 1969 года определила целесообразность создания боевой системы ЗГРЛС. В проекте было отмечено, что ЗГРЛС на третьем скачке, на расстоянии примерно 10 тысяч километров будут фиксировать старты МБР с ракетных баз США. Так что ЗГРЛС создавалась не по чьему-то злому умыслу, или корпоративным соображениям. Проект был просто потрясающий, фантастический. Ни одно государство мира в тот период не обладало такими сверхмощными боевыми радиолокаторами. А вот мы взялись за это сложнейшее дело. Кроме того, в случае удачи в дальнейшем ЗГРЛС вполне можно было бы использовать и для мирных целей, например в системе управления воздушным движением. Но это, так сказать, перспективное использование загоризонтной локации, которое мы обсуждали с главным конструктором системы Францем Александровичем Кузьминским. Кстати, он не любил своего иностранного имени. Предпочитал, чтобы его особенно друзья называли Александром. Чудачество прижилось. В паспорте Франц, а зовут Александр. Некоторые даже забывались и звали его вовсе запросто Сашей.

Головная станция боевой системы ЗГРЛС возводилась в районе Чернобыля, недалеко от Чернобыльской АЭС. От первого атомного энергоблока на локатор поступала электроэнергия. Вторая станция строилась в районе Комсомольска — на — Амуре. Была определена научно-промышленная кооперация, которая должна была реализовать этот грандиозный проект. По тем времена на него выделялись огромные средства. Так, стоимость Чернобыльского узла ЗГРЛС, включая приёмную и передающую позиции, военные городки, составляла 150 миллионов рублей, под Комсомольском-на-Амуре — 250 млн. рублей, а сокращенного опытного Николаевского образца — 200 млн. рублей. Общая стоимость этих объектов — 600 млн. руб. Гигантские средства выделяло государство на стратегические оборонные цели.

Узлы создавались. Вместе с заместителем Председателя Совета министров СССР — председателем Военно-промышленной комиссии при Совмине, Героем Социалистического Труда Леонидом Васильевичем Смирновым мы летали на места размещения гигантских радаров и оперативно решали различные вопросы. Например, убедили секретаря Хабаровского крайкома КПСС Черного в необходимости скорейшего ввода в строй ЛЭП. На год раньше по тайге и бездорожью протянули ее на 200 километров до объекта.

Очень большие трудности возникали с элементной базой. Советская промышленность сильно в этом отставала от западной. Я сам видел, в каких условиях на заводах Минрадиопро-ма производились платы для нашей аппаратуры. Инженеры под микроскопом слой за слоем рисовали схемы. Кустарщина, да и только. Качества от такой элементной базы ждать не приходилось. Один из наших ученых предложил ее промышленное производство. На первых порах было до 70 процентов брака. Но отступать было нельзя. Наконец было налажено производство аппаратуры. Она потоком пошла с заводов. Но так же потоком, например, по части ЭВМ, стали блоки выходить из строя. На двух ЗГРЛС их скопилось очень много. И никто не знал, что делать с этим массовым браком. И тогда, не видя другого выхода, я пошел на крайность. На одно из совещаний у министра обороны пришел с плакатом и повесил его в кабинете на специальной стойке. Дмитрий Фёдорович Устинов это заметил. Он подошел и стал рассматривать мастерски изображенную гору различных блоков аппаратуры и надпись «Ни капли крови». Маршал удивленно посмотрел на меня, мол, что это ты себе позволяешь. Я объяснил причину, которая побудила меня на столь неординарный поступок на совещании в Минобороны СССР. Тут же Устинов дал команду одному из конструкторов. Буквально через месяц был для нас изготовлен специальный проверочный стенд. Неисправный блок вставлялся на проверку. На табло высвечивалась неисправность. Это существенно облегчило задачу по вводу в строй новых ЭВМ для ЗГРЛС.

Но особая сложность состояла в новизне самих ЗГРЛС. Особенно Чернобыльскому узлу предстояло обнаруживать цели в США, посылая сигналы через так называемую шапку полярной ионосферы. То есть диаграмма направленности этой ЗГРЛС была ориентирована через Северный полюс со всеми вытекающими физическими проблемами. Мы уже знали, что в регионе Северного полюса постоянно происходят возмущения ионосферы. Ее состояние непредсказуемо и сильно отличается от среднеширотных трасс. Определенные закономерности, определяющие состояние ионосферы, существуют только лишь в одиннадцатилетнем цикле активности солнца. А в любой текущий момент времени плотность и другие характеристики ионосферы на трассе распространения сигналов являются слабо прогнозируемыми. Это отрицательно сказывалось на эффективности загоризонтного радара. И получалось, что час назад радар видел цели, а потом вдруг слеп. Чернобыльский узел таил в себе множество научных проблем и загадок. Их то и брался решать Александр Александрович Кузьминский. Длительное время велись наблюдения, были созданы специальные подразделения, которые анализировали состояние ионосферы.

В 45-м СНИИ Минобороны под руководством начальника управления этого института генерал-майора, доктора технических наук Або Сергеевича Шаракшане был разработан опытно-теоретический метод проведения испытаний сложных систем, базирующийся на сочетании натурных испытаний и математического моделирования. Была создана модель ионосферы, учитывающая, насколько это возможно, закономерности её изменения и влияния на отражённые от целей сигналы. Для проверки правильности функционирования боевых алгоритмов и программ разрабатывались комплексные испытательные моделирующие стенды (КИМС), работающие в реальном масштабе времени. КИМСы калибровались по результатам натурных испытаний и позволяли имитировать на входе приёмников РАС сигналы от реальных целей. За разработку и реализацию опытно-теоретического метода испытаний Або Сергеевич с коллективом соавторов был удостоен Государственной премии СССР.

Для получения необходимых данных из района Читы в северном направлении запустили 4 группы ракет. Об этом предварительно, конечно, уведомили МИД США. Обнаруживал пуски ракет Николаевский узел. Данные этого эксперимента позволили откалибровать математическую модель Шаракша-не для испытаний боевых ЗГРЛС. Откровенно скажу, что результаты тогда порадовали. Вероятность обнаружения одиночной цели оказалась 0,4, групповой 0,5-0,6, а массового старта 0,9. Однако дело состояло в том, что только на основании использования математической модели руководство Минобороны и я, как командующий ПРО и ПКО, не могли принять у промышленности систему боевых ЗГРЛС. Для полной уверенности в их боеспособности надо было реально подтвердить, что они могут обнаруживать старты баллистических ракет с территории США с высокой вероятностью.

В тот период американцы, как нам было известно из различных источников, периодически проводили запуски своих ракет «Минитмэн» с западного полигона Ванденберг в район острова Кваджелейн в Тихом океане. Вот мы разработчикам и порекомендовали доработать Комсомольскую ЗГРЛС. Довернуть диаграмму направленности ее антенны на американский ракетный полигон. Мы знали, что американцы не случайно интенсивно пускали ракеты. Они их дорабатывали, внедряли комплексы средств преодоления ПРО, усовершенствовали головные части. Неоднократно американцы по разным причинам переносили старты «Минитмэнов». Но вот 24 февраля 1980 года ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре впервые в автоматическом режиме реально обнаружила старт баллистической ракеты с территории США. Это документально отражено в выводах работы государственной комиссии под моим руководством.

На испытания Комсомольского узла специально приехал из Москвы председатель Военно-промышленной комиссии Леонид Васильевич Смирнов. Он увидел информацию о массовом старте ракет на экране локатора. Тут же потребовал, чтобы вся информация с Комсомольского узла была выведена на КП СПРН.

Существует мнение, что, мол, создание космических систем предупреждения о ракетном нападении опережало наземные загоризонтные средства. Должен заявить, что именно загоризонтные радары развивались с опережением. Так в июле 1983 года с борта космического аппарата поступила информация, по которой был сделан ложный вывод о массовом старте американских ракет, направленных против Советского Союза. Сработал «терминатор». Оказалась недоработанной программа ЭВМ для функционирования космического аппарата в условиях повышенной солнечной активности. Последствия этой ошибки могли оказаться катастрофическими. Верховное руководство государства, Вооруженных Сил могли принять ошибочное решение на ответно-встречный ракетно-ядерный удар по США. А это всеобщая ядерная война. Но в тот день, к счастью, на командном пункте системы оперативным дежурным был настоящий профессионал, заместитель начальника отдела боевых алгоритмов полковник С. Петров. Он каким-то шестым чувством, что ли, почувствовал ошибку. Очень быстро проанализировал ситуацию и не выдал ложную информацию на командный пункт системы предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны.

Для разбора этого чрезвычайного случая была создана комиссия. Ее председателем был назначен первый заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР генерал-полковник Валентин Иванович Варенников. Его заместителями были назначены генеральный конструктор космической системы предупреждения и системы противокосмиче-ской обороны, академик АН СССР Анатолий Иванович Савин и я — командующий ПРО и ПКО. Мне довелось присутствовать на совещании, когда Варенников делал доклад по этому чрезвычайному происшествию члену Политбюро ЦК КПСС, министру обороны СССР маршалу Дмитрию Федоровичу Устинову. Атмосфера в зале заседаний была весьма накаленной. Устинов, как-то весьма жестко разговаривал с руководством Генштаба. Однако доклад Варенникова он принял без каких-то организационных выводов. Видно маршал хорошо знал, с какими трудностями приходится сталкиваться при создании космических подсистем СПРН, и какая работа необходима по их доводке до нужных кондиций.

Так же с большим трудом продвигалась и загоризонтная система. Уже во время дальнейших испытаний оказалось, что так обнадежившая нас было Комсомольская ЗГРЛС способна обнаруживать американские баллистические ракеты лишь при благоприятных условиях в ионосфере.

В тот непростой период как-то еще в ходе конструкторских испытаний главком ПВО Павел Федорович Батицкии сказал разработчикам, что вы мне покажите хотя бы один раз, как эта ЗГРЛС обнаруживает пуски ракет с территории США, тогда я смогу сказать чего эти станции стоят. А без этого нам эти ЗГРЛС не нужны. А в газетах договорились до того, что сами военные вкупе с заинтересованными производственниками пытались подсунуть государству негодное и весьма дорогостоящее вооружение. Чушь я вам скажу, товарищ журналист. (Прим. автора. При этом Вотинцев весьма выразительно посмотрел на меня, словно это я написал в газете «Советская Россия» материал, где обвинялись создатели ЗГРЛС и военные в круговой поруке, разбазаривании сотен миллионов рублей и в других смертных грехах).

Четыре года велись испытания боевых ЗГРЛС по реальным стартам. Ведь надо было набрать статистику по их работе в различное время года, суток, в наиболее неблагоприятное время наибольшей солнечной активности, когда крайне возбуждена ионосфера. С 1977 по 1981 годы с западного и восточного побережья США было проведено значительное число запусков боевых баллистических ракет и ракет со спутниками. Об этом официально поступали сообщения из Государственного департамента США.

Статистику по групповым пускам ракет мы набирали по запускам с западного ракетного полигона США многоразовых космических кораблей Шаттл. Это весьма мощный носитель.

В момент старта у него образуется достаточно большая эффективная отражающая поверхность от пламени работающих двигателей. Все запуски американских космических ракет-носителей Шаттл советские ЗГРЛС обнаруживали. В том числе и тот, который окончился катастрофой. На экранах ЗГРЛС под Чернобылем в реальном времени на траектории полета очередного Шаттла «Челленджер» операторы увидели большую вспышку. После этого цель исчезла с траектории полета и с экранов радара. Я немедленно об этом доложил главнокомандующему Войсками ПВО страны главному маршалу авиации дважды Герою Советского Союза Александру Ивановичу Колдунову. Вскоре из США поступило подтверждающее сообщение о катастрофе Шаттла.

В определённый момент у меня, как у председателя государственной комиссии по приему боевой системы ЗГРЛС, да и у других товарищей, возникли сомнения в эффективности математической модели Або Сергеевича Шаракшане. Долго шли различные препирательства относительно этой модели. Но я настоял на ужесточении ее критериев и потребовал повторную калибровку. А это огромная работа. Ведь в первоначальном варианте математическая модель основывалась на эффекте Кабанова. А согласно ему падающая электромагнитная волна зеркально отражается от ионосферы. Известно и школьнику, что угол падения равен углу отражения. На самом же деле, механизм распространения декаметровых волн значительно сложнее. Часть энергии распространяется в ионосфере как по волноводу, часть расходуется на её «разогрев», а 20-30 процентов уходит в космическое пространство.

Генерал Шаракшане провел повторную калибровку математической модели. В результате требования по критерию сигнал/помеха удалось повысить на 15 децибел для Чернобыльского узла и на 5 децибел для Комсомольского узла. По этой модели, повторно, оценили вероятностные характеристики обнаружения стартов американских баллистических ракет и получили: по одиночной цели 0,1-0,2, по групповой — 0,4-0,5, по массовому старту — близка к единице. По массированному старту вероятность была весьма приличной. Тем не менее, эффективность обнаружения ЗГРЛС при испытаниях с использованием математической модели понизилась. С этим не согласился генерал-майор Шаракшане. Он ушел из 45-го СНИИ Минобороны и стал работать в другом месте. Так что специально для газеты «Советская Россия» скажу, что и в среде военных были довольно жесткие разногласия по части боевых характеристик системы ЗГРЛС. И не надо всех оптом обвинять в волюнтаризме и разбазаривании народных денег. Мы такое сложнейшее вооружение создавали впервые. И очень все переживали за результаты. Не боялись за свои кресла и погоны, а именно переживали за рождающуюся боевую систему, которой не обладала в тот период ни одна армия мира, ни одно государство. Локация наземными радарами целей за 10000 километров это просто фантастика. Конечно, к сожалению, не все удалось у разработчиков и промышленности, у главного конструктора Александра Александровича Кузьминского. Но все же, американцы почувствовали силу наших ЗГРЛС на своих ракетных базах. Разработчикам была поставлена задача, определить степень затухания излученной радиолокационными узлами волны на расстоянии 9000 тысяч километров прямо в США. Было решено излучаемую энергию не распределять по всей территории США, а сосредоточить на девяти американских ракетных базах. Это было вполне реально. Ученые и конструкторы с этой задачей справились. Мы получили данные, что американцы на своих 9 ракетных базах постоянно замеряют уровень электромагнитного поля. Они реально ощущали, что находятся под воздействием облучения каких-то мощных советских боевых радаров. Иные государства не могли так, как Советский Союз, своими боевыми радиолокационными средствами облучать ракетные базы США. У всех в мире не было таких мощных боевых систем предупреждения о ракетном нападении, как в то время у СССР и США

После всесторонней проверки системы из двух ЗГРЛС по реальным стартам ракет и по откалиброванной модели Шаракшане, прежде всего я, как председатель государственной комиссии, вынес решение, что эти оба радара нельзя принимать на вооружение СПРН и в целом Войск ПВО страны. Так что за мной в истории ЗГРЛС было решающее слово. А что мне оставалось делать. Зачем войскам вооружение с низкими тактико-техническими характеристиками. Конечно, разработчики и главный конструктор Александр Александрович Кузьминский сильно сопротивлялись. Но зачем боевой системе ПРН еще недоработанное вооружение? Поэтому, несмотря на давление на меня буквально со всех сторон, в том числе и из Военно-промышленной комиссии, было решено Чернобыльский узел вернуть промышленности. Его радиолокационная трасса лежала через полярную шапку ионосферы, и это само собой подразумевало необходимость разгадать тайну прохождения через нее энергии радара. Была разработана так называемая «Полярная программа» доводки Чернобыльского радара, которая предполагала конструктивную переработку гигантского передатчика локатора. Одновременно с этим намечался комплекс мер по исследованию самой ионосферы. Предполагалось даже использовать спутник со специальной аппаратурой, который бы регистрировал, сколько электромагнитной энергии от излучения ЗГРЛС попадает на территорию США в различные периоды времени. Это было сделано с тем расчетом, чтобы доработки Чернобыльского узла апробировать в реальных боевых условиях по реальным целям. А узел под Комсомольском-на-Амуре поставить в опытную боевую эксплуатацию и продолжить с помощью него наблюдение за западным ракетным полигоном США. В ходе этого постоянного наблюдения набирать статистическую информацию о запусках и обнаружениях американских баллистических ракет.

Наступал самый ответственный период работы на уже созданной боевой, но не принятой пока на вооружение системе ЗГРЛС. Казалось еще немного и мы, как любил говорить Александр Александрович Кузьминский, «накинем наручники на американский империализм». Тем самым он подразумевал, что все ракетные базы США окажутся под нашим электромагнитным колпаком. Старты американских баллистических ракет будут обнаружены прямо над ракетными шахтами. Это даст существенный выигрыш по времени руководству Советского Союза для принятия решения на ответно-встречный удар по агрессору. Под ним, конечно, понимался, прежде всего, США и весь блок НАТО. Однако в этот период из-за интриг в Минрадиопроме Франц Александрович Кузьминский был вынужден уйти с должности главного конструктора. Об этом сейчас можно только сожалеть.

Доработкой Чернобыльской ЗГРЛС занялись специалисты НИИДАРа, под руководством Федора Федоровича Евст-ратова. На радаре поставили мощную и современную по тому времени вычислительную машину серии «ЕС». Выполнялась доработка боевых программ, разрабатывались и внедрялись алгоритмы адаптации параметров излучаемых сигналов, которые бы соответствовали состоянию ионосферы в данный конкретный период времени. Специалисты НИИ-ДАР добились устойчивого обнаружения американских многоразовых космических кораблей Шаттл на дальности 9000 километров. Результаты доработки аппаратуры с этого узла оперативно передавались на радар под Комсомольском-на-Амуре. Такова была общая методика доводки боевой системы.

Узел на Дальнем Востоке после существенных доработок аппаратурного комплекса 30 июня 1982 года был поставлен на боевое дежурство. В 1983 году 15 июля Комсомольский узел ЗГРЛС вводится в состав системы предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны. Одновременно он следил за запусками ракет с западного полигона США Ванденберг.

Об эффективности боевой системы ЗГРЛС, наверное, стоит привести такой пример. В Минрадиопроме работал крупный ученый и конструктор в области системотехники и радиолокации, главный конструктор РЛС «Неман» Юрий Григорьевич Бурлаков. В этой РЛС были заложены по тому времени поистине новаторские идеи. Она предназначалась для селекции боевых блоков на фоне ложных целей в системах ПРО. Вот маршал Колдунов и обратился к Бурлакову. Помню его вопрос почти дословно.

– Юрий Григорьевич, мне вот тут докладывали результаты работы комиссии по системе ЗГРЛС, — задал тогда вопрос маршал Колдунов, — заданным характеристикам ЗГРЛС не соответствуют. На вооружение их принимать нельзя, радары надо дорабатывать. А как вы оцениваете эти РЛС?

– Я хорошо с ними знаком, — ответил Юрий Бурлаков, — по обнаружению одиночных стартов эффективность их может быть повышена, но достичь результатов обнаружения стартов одиночных баллистических ракет 0,7- 0,8, думаю, не удастся. Однако информацию о массовом старте БР эти ЗГРЛС дадут достоверную. Массовый старт они не пропустят, — добавил он весьма убежденно.

С мнением Бурлакова маршал Колдунов считался.

Очень жаль, что Александра Александровича Кузьминского убрали из института. Если бы за ним была сохранена возможность продолжать дорабатывать свое детище, то он, наверное, смог бы еще многое сделать по совершенствованию ЗГРЛС. Но его убрали. И делу это не послужило. Даже наоборот. При этом особую роль здесь сыграл директор НИИДАР, бывший заместитель министра радиопромышленности Владимир Иванович Марков. Во время Великой Отечественной войны он был партизаном. Потом стал одним из руководителей Минра-дйопрома. В НИИДАРе, когда Марков им руководил, были созданы неплохие РАС дальнего обнаружения. Однако он был несколько консервативен по отношению к системе ПРО. Уже не скажу точно когда мы узнали о том, что США настойчиво работают над созданием системы ПРО, в том числе с космическим эшелоном. Но тогда я помню, что именно Марков в присутствии заместителя Председателя Совета Министров СССР — председателя Военно-промышленной комиссии при Совмине Смирнове и еще нескольких министрах и военачальниках сказал, что мы, то есть военные и предприятия промышленности, ведем по ПРО ненужные и пустые разработки. В тот период у нас не хватало средств для полномасштабных опытно-конструкторских работ по тематике ПРО, не было соответствующей вычислительной базы. А Марков, вместо того, чтобы всемерно поддерживать такие изыскания возьми и скажи, что при усложнении американцами своих баллистических ракет, при оснащении их комплексами средств преодоления ПРО и разделяющимися головными частями, советские системы ПРО будут бесполезны. В ответ Владимиру Ивановичу я сказал, что его заявление не что иное, как идеологическая диверсия. Против самого страшного оружия на планете Советский Союз должен иметь надежное противооружие. Надо не сворачивать работы по ПРО, а наоборот, помогать их вести, создавать для этого соответствующие условия. Если США первыми создадут более-менее устойчивую национальную систему ПРО, то для них может быть весьма заманчивой мысль первыми нанести превентивный удар по Советскому Союзу. При этом советские ракеты, запущенные в ответно-встречном ударе, уничтожить ещё до подлета к территории США, а может быть еще во время старта.

К сожалению, приход Маркова на должность заместителя министра радиопромышленности СССР вызвал перетруску кадров специалистов, которые вели работы по тематике ПРО. Он убрал очень талантливого ученого и конструктора Григория Васильевича Кисунько. Пришлось ему в 45-м СНИИ Минобороны специально создать должность, выделить маленький кабинет для работы по подготовке кадров. Именно Марков убрал очень талантливого конструктора РАС дальнего обнаружения Александра Николаевича Мусатова. Его радар в то время был самым перспективным для ПРО. По проекту строился всего за три года. Имел высокие тактико-технические характеристики. Состоял из блоков контейнерного типа, в которых еще на заводе монтировалась вся аппаратура. Но Мусатов выступил против действий Маркова и тот его убрал. Марков бесспорно хороший организатор. Но то, что он сотворил с многими талантливыми конструкторами, научными кадрами не делает ему чести. Потери оказались невосполнимыми. В том числе НИИДАР потерял личности. На их место пришли, может быть более послушные, но не такие яркие личности. Ушли люди, которые прекрасно знали свое дело, были буквально влюблены в него и боролись за свое детище отнюдь не за награды.

Я скажу откровенно, если бы Александр Александрович Кузьминский остался главным конструктором ЗГРЛС, то о радаре под Комсомольском-на-Амуре говорили бы совсем по-другому и мы и американцы. Если бы Мусатов продолжал работать над своими станциями, то не надо было бы строить по 10 лет «пирамиды Хеопса» в виде огромных надгоризонтных РАС СПРН. Мы вполне могли создать еще в середине 80-х годов отличные мобильные радары с достаточно дешевыми, компактными антенными системами. Но мы, благодаря в том числе и Маркову, пошли иным путем. Наши надгоризонтные РАС дальнего обнаружения строились примерно по 10 лет. Каждая из них обходилась бюджету где-то под миллиард рублей. Их обслуживали примерно по полторы тысячи человек, из которых 700-800 офицеры. В США же строили РАС дальнего обнаружения, как раз по блочному принципу всего за 2-3 года. Тратили на каждую по 300-400 миллионов долларов. Обслуживали их до 400 человек. Американцы буквально в разы делали свою систему предупреждения о ракетном нападении дешевле, чем в Советском Союзе. Вот такая невеселая арифметика.

На всех уровнях именно Марков провозглашал, что объекты ЗГРЛС следует как можно быстрее передавать войскам. Там, мол, в ходе боевой эксплуатации выявятся все слабые места радаров, а потом промышленность будет их совершенствовать. Так зачастую и происходило. Но нам военным от этого было не легче. Нести боевое дежурство на несовершенных станциях, да еще устранять огрехи промышленности, это я вам скажу очень большой труд. Например, на одной из ЭВМ по техническому описанию время безотказной работы блоков до ремонта было всего 76 часов. Военные инженеры смогли этот показатель довести до 600 часов. У конструкторов от удивления глаза на лоб полезли, как такое возможно. Для войск это была надежная школа подготовки кадров. Ту же ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре мы приняли в опытную эксплуатацию. Для ее совершенствования получали информацию из первых рук с Чернобыльского узла. Вместе с представителями НИИДАРа внедряли все новшества. На практике изучали, как радар будет вести себя на разных режимах работы, как будет обнаруживать цели.

Статья Григория Васильевича Кисунько в «Советской России» откровенно говоря, показывала широкой общественности государства неверную систему приема в эксплуатацию войсками такого сложного вооружения, как ЗГРЛС. Например, когда завершались конструкторские испытания, начинались совместные испытания промышленности и военных. Но их уже проводили только боевые расчеты из войск. Выявлялись все недоработки. Составлялся объемный план первоочередных работ по их устранению. На эти работы, как правило, уходило около года. В течение этого года военные специалисты эксплуатировали ЗГРЛС и контролировали проведение доработок. И только после того, как все работы были завершены и военные инженеры убеждались в том, что они принесли положительные результаты, принималось соответствующее Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о постановке РЛС на боевое дежурство.

Но все же дамокловым мечом в системе заказов вооружения для Советской Армии был монополизм производителей. Я постоянно с ним боролся. Резко ставил вопросы перед руководством Войск ПВО страны. Меня в этом поддерживали главкомы Батицкий, Колдунов. Нам удавалось с середины 70-х годов согласованные тактико-технические требования для разработки выдавать двум-трем разным фирмам. Например, по системе ПРО мы, по существу, имели три проекта. Два отклонили. Из-за этого Кисунько был страшно обижен. И только один проект советской системы ПРО с существенными поправками, изменениями, дополнениями приняли к реализации. Американцы давно идут по такому пути создания вооружений. Они по каждой разработке на конкурсной основе выдавали заказ нескольким ведущим фирмам. Потом выбирали то, что наиболее надежно и эффективно. У них основными критериями являются сроки создания и стоимость вооружения. В наших же условиях монополизма Минрадиопрома такого добиться порой было невозможно. Поэтому советская радиолокационная техника ПРО, СПРН была гораздо дороже американской. В условиях перехода к рынку, безусловно, все это скажется на возможности разрабатывать радиолокационное вооружение такого класса. Если раньше эти разработки финансировались из госбюджета и бюджетов министерств, то в рынке все это по идее должно оплачиваться только из бюджета Минобороны. В этих условиях для того, чтобы исключить бесполезные траты средств и создавать наиболее эффективные вооружения, чрезвычайно важно определить стратегические направления. Какие уже созданные боевые системы необходимо дорабатывать, а какие еще только создавать. При этом особенно важно ужесточить требования к создаваемым системам вооружения. Вести разработку проектов только на конкурсной основе. Иметь как минимум 2-3 альтернативных проекта. Каждый проект должен быть подкреплен математическим моделированием и макетами отдельных наиболее сложных подсистем. Не позволять промышленности, как мы делали раньше, наиболее сложные блоки и устройства создавать через два-три года, то есть после того, когда вся аппаратура в целом уже изготовлена. Это был настоящий долгострой вооружения, которое с каждым просроченным годом безнадежно устаревало. Должно быть, одно неукоснительно выполняемое всеми правило — внедрять такие вооружения, которые смогут эффективно использоваться в течение 20 лет с учетом перспектив развития техники вероятного противника. К сожалению, в истории с ЗГРЛС пришлось сполна испытать все негативы, существовавшие при создании сложных боевых систем в Советском Союзе.

Чернобыльский узел был возвращен промышленности для доработки. Комсомольский узел принят войсками в опытную эксплуатацию, потом поставлен на боевое дежурство. Но вся система ЗГРЛС не принята на вооружение. Такое решение государственной комиссии по приему боевой системы ЗГРЛС очень расстроили руководство Минрадиопрома и НИИДАРа. За титаническую работу по ЗГРЛС никому не сказали даже спасибо, не говоря уже о государственных наградах и премиях. К сожалению, у меня в тот период были серьёзные разногласия с главным конструктором Александром Александровичем Кузьминским. Обусловлены они были тем, что во время дебатов по приему ЗГРЛС он каждый довод комиссии о несовершенстве станций пытался как-то смягчить. Думаю, что такое поведение Кузьминского можно объяснить большим переживанием за многолетний труд. Но ведь мы военные не отвергали его ЗГРЛС, а давали возможность их доработать. Но видно, как говорится, судьба к главному конструктору оказалась очень неблагосклонной. Правда, Кузьминской даже после того, как покинул НИИДАР, продолжал работать по теме ЗГРЛС. У него появились некоторые идеи по повышению надежности и эффективности боевой системы. Об этом он сообщил мне. Но я уже в тот период был в отставке и ничем помочь не мог. В НИИДАРе идеи Кузьминского тоже оказались невостребованными. К сожалению, НИИДАР в тот период ослабил внимание к боевой системе ЗГРЛС. Ко времени ввода в опытную эксплуатацию Комсомольского узла, изделие «Круг«, которое ранее специально было создано для набора статистических данных по работе радара в различных режимах и временных периодах, оказалось ненужным. Появилась возможность набирать такие данные непосредственно на аппаратуре ЗГРЛС во время опытно-боевой работы. Военные специалисты и представители НИИДАРа «Кругом» перестали интересоваться. Его попросту забросили в тайге. Бесхозный «Круг« стали грабить разные проходимцы. В конечном итоге этот своеобразный большой радиолокационный комплекс сгорел. Это позволило Григорию Васильевичу Кисунько написать известную, якобы разоблачительную статью в газете «Советская Россия».

Работы на Чернобыльском радаре продолжались до катастрофы на Чернобыльской АЭС. Узел попал в зону отчуждения и был законсервирован. Ситуация с ним понятна. А вот то, что НИИДАР дал согласие снять с опытного боевого дежурства Комсомольский узел ЗГРЛС, я считаю большим просчетом. Сейчас нет угроз нашей стране из вне. Однако условия, в которых оказалось государство, не позволяют расслабляться. Весьма опрометчиво было прекращать работы по боевой системе ЗГРЛС. Ведь наши традиционные средства обнаружения СПРН удара баллистических ядерных ракет с подводных лодок не обнаружат. Не пора ли боевые узлы ЗГРЛС развернуть на периферии государства и контролировать районы патрулирования атомных подводных лодок в мировом океане? Американцы ведь весьма опасаются именно ЗГРЛС. Когда начал работать Чернобыльский узел, произошел инцидент, спровоцированный США заявлением о том, что Советский Союз «задавил» их помехами в KB диапазоне. Для разрешения конфликта была назначена комиссия, которая определила частоты «бедствия». Мы исключили эти частоты и тем самым ослабили накал обстановки между двумя супердержавами.

Путь, который я прошел вместе с разработчиками боевых ЗГРЛС был неизведанным и трудным, особенно применительно к североширотным трассам загоризонтного обнаружения стартов американских баллистических ракет. На ошибках учатся. Но нельзя поддаваться нажиму отдельных чиновников и вообще закрывать работы по ЗГРЛС. Когда у государства есть совокупность средств, работающих на различных физических принципах, пусть даже с невысокими характеристиками, то общая эффективность их работы повышается. Так не только я считаю. Сейчас боевая система ЗГРЛС находится в критическом состоянии, из которого ее надо выводить. Одна космическая подсистема все задачи по предупреждению о ракетном нападении, видимо решить не сможет».

На этом запись беседы с бывшим командующим ПРО и ПКО Войск ПВО страны на диктофонной кассете закончилась. По записям в блокноте я примерно восстановил наш дальнейший разговор. Меня уже тогда очень интересовал бывший заместитель министра радиопрмышленности СССР Владимир Иванович Марков. Поэтому, пользуясь, случаем, спросил у Вотинцева номер телефона Маркова. Юрий Всеволодович взял со стола небольшую записную книжку. Открыл нужный лист и продиктовал мне номер домашнего телефона Маркова. Его я записал в свой рабочий блокнот. Там он отображен и поныне. Наша беседа явно затянулась. За окном на улице уже зажглись фонари. Надо было уходить. На прощанье генерал-полковник Вотинцев подарил мне на память красную папку с замочком, на которой белым шрифтом было помечено — «Делегату партийной конференции». В этой папке я лет десять хранил особо ценные документы, письма пока не сломался маленький замок, и окончательно не порвалась на сгибах искусственная кожа. Папка отслужила свой век, а вот разговор с Вотинцевым перекочевал с магнитной пленки на бумагу и до поры оставался в моем архиве.

Из квартиры генерал-полковника в отставке Юрия Всеволодовича Вотинцева я вышел на лестницу и стал спускаться на первый этаж. Лестница хорошо освещалась. На свежеокрашенных панелях отражались ярко горящие под потолком лампочки. Только общую картину чистоты и ухоженности портил резкий запах кошек. Видно в этом старом доме они давно обосновались и жили припеваючи на прокорме жильцов подъезда.

Рассказ генерал-полковника Вотинцева меня буквально переполнял. Хотелось поскорее добраться домой и засесть за расшифровку беседы на магнитофонной кассете. Уже на улице глубоко вдохнул полной грудью заметно посвежевший сентябрьский воздух, пахнущий опавшими листьями и еще многими другими столичными запахами. Запрокинув голову, посмотрел на глубокое осеннее небо, на котором уже ярко горели звезды. Где-то там, в бездонной высоте буравили ионосферу электромагнитные лучи могучих ЗГРЛС. Из-под Николаева, Чернигова (Чернобыля), Комсомольска-на-Амуре импульсы ЗГРЛС взмывали в ионосферу, за секунды достигали ракетных баз на территории США и возвращались обратно на свои загоризонтные узлы. Дежурные расчеты за индикаторами анализировали обстановку и докладывали о ней на командный пункт системы ПРН. Так мне представилось после беседы с замечательным человеком, первым командующим войсками ПРО и ПКО генерал-полковником Юрием Всеволодовичем Вотинцевым. Однако, тогда, в сентябре 1990 года, могучие советские ЗГРЛС уже бездействовали. На них зря были потрачены сотни миллионов полновесных советских рублей. И мне еще дальше предстояло разбираться, почему это произошло и кто виноват в трагедии советской боевой системы ЗГРЛС.